Весна в этом году выдалась на редкость теплой. Нет необходимости кутаться в огромные шали, спасаясь от не щадящего мартовского ветра, и отказывать себе в удовольствие пощеголять по оживающим улицам в любимых сапожках, опасаясь увязнуть в грязи коричневой замшей дорогой обуви. Даже птицы в этом году поют иначе. Словно сама природа решила вдоволь надо мной посмеяться, идя вразрез с моим душевным состоянием. Внутри, за показной улыбкой и блеском серых глаз, бушует буря смятения и полнейшего непонимания, как я умудрилась настолько запутать свою жизнь.
Останавливаясь перед окном, я придирчиво вглядываюсь в свое отражение, проверяю не выбились ли непослушные пряди из высокого хвоста, задерживаю свои пальцы на раскрасневшихся щеках, и несколько раз жмурюсь, пытаясь отогнать мысли о разговоре, который стоит в моей памяти, мелькая разнообразными картинками перед взором. Я захожу в дом крадучись, словно не имею никакого права осквернять это жилище своими мрачными думами, как-то воровато оглядываюсь по сторонам, отмечая, что Сергей уже вернулся из своей затяжной поездки и водрузил куртку на резную вешалку из белого дерева. Вокруг ни звука. Семен, как всегда, пропадает на тренировке, а Софья осваивает цвета в квартире моей свекрови, наверняка выслушивая от нее, как же ей не повезло с матерью. Я так и вижу, как Светлана Викторовна склоняет свою голову набок, недовольно цокает языком и выдает нечто, вроде: «Бедное дитя! Не волосы, а воронье гнездо! Вся в мать!». Для нее я всегда не так причесана, не так одета, не то говорю... Или устраивает ее на своих коленях, прижимая маленькую головку к груди, и, начиная поглаживать детские плечи, громко вздыхает. О чем она думает в этот момент? О том, что, как бы она ни любила свою внучку, смирится с тем, что единственный сын, достигший высот в строительном бизнесе, держащий в страхе своих конкурентов и твердо знающий, чего хочет, вопреки здравому смыслу предпочел связать свою жизнь с обыкновенной торговкой. Именно так она меня называет. И не спасает ни то, что я владею небольшим магазином, пользующимся популярностью, ни то, что по образованию я инженер-конструктор… Для нее я навеки - рыночная баба, коей она считает меня с той минуты, как впервые увидела за прилавком.
Огромное зеркало, перед которым я так часто задерживаюсь перед выходом, сегодня являет мне жуткую картину: губы поджаты, в глазах стоит страх, а руки потряхивает. Замерев перед дверью в гостиную, где я, наверняка, застану супруга, я сжимаю ладони в кулак, набираю побольше воздуха в лёгкие и, наконец, касаюсь рифлёной ручки, вздрагивая от скрипа дверных петель. Титов сидит в кресле, играя с бокалом, наполненным янтарной жидкостью, а по нездоровому блеску его глаз, отчего-то сейчас кажущихся черными, я явственно понимаю, что он уже изрядно принял на грудь. Сколько мы не говорили? Неделю? А у меня такое чувство, что в последний раз я видела его очень давно, в какой-то параллельной реальности…
- Пришла, — зло пронзая меня своим взглядом, то ли спрашивает, то ли констатирует факт моего присутствия. В голове звенит тревожный звоночек, но я не произношу ни слова, останавливаясь в центре комнаты. Что мне ему сказать? – Как отдохнула?
Я слежу за тем, как он отставляет бокал на журнальный столик, не выпуская меня из виду, неторопливо встает, засовывая руки в карманы брюк, и как хищник, медленно, с осознанием собственного могущества и превосходства, подходит ко мне, останавливаясь лишь в паре сантиметров.
- Ну и как? Он все так же хорош, как и прежде? – холодная сталь его голоса, заставляет меня вздрогнуть от осознания, что ему прекрасно известно, с кем я сегодня встречалась. Я цепляюсь взглядом за пульсирующую венку на его шее, скольжу своим взором по напряженной линии скул, так и не находя в себе сил заглянуть в глаза. Передо мной тот же Сергей, каким я впервые его увидела: жесткий, уверенный в своей правоте и не признающий никаких компромиссов…
- Не говори ерунды, — единственное, что приходит мне в голову.
Прекрасно зная, что ни к чему хорошему наш разговор не приведет, я разворачиваюсь, чтобы покинуть комнату, но грубые пальцы, сомкнувшиеся на моем предплечье, не позволяют мне удалиться, с силой возвращая обратно.
- Что? Даже не поцелуешь? – злая усмешка искажает его лицо, после чего губы жадно впиваются в мои. Он хочет меня наказать, хочет заставить страдать от этой близости, и мне ничего не остается, кроме, как подчиниться и обмякнуть в его руках, словно я тряпичная кукла. Наверно, проходит минута, прежде, чем он отталкивает мое тело на стоящий позади диван, и, тяжело дыша, возвращается к оставленному на столе стакану.
- Сереж, — знаю, что мой голос больше похож на писк, но никак не могу унять разрастающееся в животе предчувствие неминуемой бури.
- Лучше заткнись, - вновь наполняя бокал, командует он не оборачиваясь.
Сцепив свои пальцы в замок, я рассматриваю замысловатый узор диванной обивки и, больше не предпринимая попытки заговорить, начинаю считать в уме утекающие секунды.
- Чего тебе не хватает? – так и не развернувшись в мою сторону, спрашивает уже тише, взяв себя в руки за прошедшие десять минут молчания.
- Что? – удивляюсь нелепости его вопроса.
- Я спрашиваю, чего тебе не хватает?
- Не понимаю…
- Не понимаешь? — стремительно преодолев разделяющие нас метры, нависает надо мной и опускает свои ладони по обе стороны от моих бедер. – Денег? Внимания? Заботы? Скажи! Я всю голову сломал, пытаясь понять, чего еще ты от меня ждешь! Четыре года! Четыре года, я как какой-то юнец потакаю твоим капризам, исполняю твои желания. Ничего не прося взамен. Нет любви?! К черту, я готов мириться и с этим! Не хочешь светиться в прессе? Пожалуйста! Мне не привыкать эпатировать публику и плевать, что обо мне думают люди, когда я раз за разом прихожу один на эти чертовы светские сборища! Может, луну тебе с неба достать, чтобы ты перестала вспоминать своего бывшего?
Семь с половиной лет назад.
Несмотря на то что развод между мной и Андреем был вполне ожидаем и закономерен, если учесть, что ему напрочь снесло голову внезапно вспыхнувшим чувством к подающей надежды художнице, я так и не нахожу в себе сил перестать впиваться взглядом в потолок своей спальни. Теперь она уже только моя… не наша… Отныне – это моя кровать, и она настолько холодная и огромная для моего хрупкого тела, что я сворачиваюсь в клубок, обхватывая колени, всякий раз, когда на город опускается вечер. Хотя… Кому я вру? Я лежу постоянно: с утра, когда сын увлеченно играет в свои машинки на полу перед моей постелью, днем, когда он, съев приготовленный мной обед, устраивается рядом с планшетом, вечером, когда Сема вновь возвращается к машинкам… От этого еще больнее. Тяжело признавать, что я вдруг опустила руки и как последняя рохля свалилась под тяжестью выпавших на мою долю неурядиц. Если говорить откровенно, то до той минуты, когда Дмитрий Арсеньевич протянул мне свидетельство о расторжении брака, приближающийся раскол нашей семьи казался немного мифическим, подогреваемый запрятанной на самое дно души надеждой, что Андрей все же вернется. Можно было представить, что муж просто слишком увлекся бумагами, сведя наши встречи к минимуму… Словно это лишь сон, и стоит мне распахнуть глаза, как первое, что я увижу — его широкую спину, скрытую тонким верблюжьим одеялом… А вмиг, когда в мои пальцы попала эта злосчастная бумага, разделяющая жизнь на «до» и «после», мои иллюзии с шумом разбились о суровую реальность, в которой любимый мужчина в мгновение ока перестал быть любящим…
Прошло две недели с тех пор, как я официально стала свободной женщиной, которая никогда и не мечтала об этой чертовой оторванности от родного и необходимого мужчины. За эти неимоверно длинные четырнадцать дней, я постоянно балансирую на тонкой грани, между непрекращающимися потоками слез и, неизвестно откуда берущейся, ожесточенностью, когда мне хочется крушить все вокруг. Главный вопрос «За что?» сменился на не менее волнующий «Почему?». Поэтому, предоставленная сама себе, я анализирую нашу совместную жизнь, начиная чуть ли не с первого свидания. Пока безрезультатно…
- Мама, давай ты со мной порисуешь? – обращается ко мне Сема, от чего-то потупив взгляд, будто под его ярко-зелеными носками лежит что-то более интересное, чем вид изнуренной постоянным копанием в себе матери.
- Эй, — касаясь его нежной кожи своими тонкими пальцами, заставляю взглянуть на меня. – Что это ты свой нос повесил?
- Просто… — он вновь отводит глаза и его щеки мгновенно заливаются краской. – Просто я знаю, что ты мне откажешь… Мне скучно, а ты со мной не говоришь. И гулять мы с тобой вместе не ходим. Мама, ты умрешь? – удивляет меня своим вопросом, поспешно вытирая рукавом бегущие по щекам слезы.
- Господи, что за глупости? С чего ты это взял? – подхватываю его под руки и устраиваю на постели перед собой.
- Дедушка говорит, что ты приболела, поэтому ты грустишь. Я же неглупый! – еще сильнее заливаясь слезами, открывает мне Семен терзающие его детскую душу жуткие подозрения. – Мама, ты только не умирай, и я всегда буду тебя слушаться! Хочешь, я даже стану мыть посуду! – его плечи начинают трястись от рыданий, и я не придумываю ничего лучше, кроме как крепко прижать его к себе.
- Нет, что ты! Я и не планировала! Просто немного простыла, и… Хочешь, мы прямо сейчас пойдем и будем кататься на той огромной горке в центре? – чересчур оживленно предлагаю я, наглаживая его хрупкую спину.
- Хочу! И мы не будем сейчас ложиться спать? – вмиг успокаивается сын, недоверчиво глядя на меня широко распахнутыми глазами. Я бегло прохожусь своим взором по часам, стоящим на прикроватной тумбе, мысленно ругая себя за эту глупую идею, рожденную моим воспаленным мозгом, но так и не могу отказать малышу, во взгляде которого так хорошо читается надежда.
- Не будем! Но только сегодня! Так что сильно не рассчитывай, что так будет всегда!
- Хорошо! Мне уже одеваться? – с восторгом интересуется Сема, уже приготовившись бежать в свою комнату.
- Да, только дай мне минут десять. Как насчет молока с печеньем, пока я приведу себя в порядок? – зная его слабое место, хитро улыбаюсь ребенку, и через минуту ставлю перед ним стакан и вожделенное овсяное лакомство.
Опираясь на раковину, я разглядываю свое лицо в зеркало, отмечая, что вряд ли когда-то выглядела ужасней. До чего я себя довела, если даже мой сын начинает всерьез задумываться о возможности моей скоропостижной кончины?
- Вот ведь черт, — обдавая щеки ледяной водой, обращаюсь к своему отражению, от внезапно пронзающей мысли. Что я за мать, если настолько увлеклась жалостью к самой себе, что совершенно не замечала, как шестилетний мальчик, терзается ничуть не меньше? Боже, ему ведь куда труднее: отец с головой окунулся в любовь, а мать только и знает, как предаваться воспоминаниям, раскидывая на каждом шагу намокшие бумажные салфетки… Когда через двадцать минут мы оказываемся на свежем воздухе, я ежусь под ворсом своей коротенькой шубы, стараясь придать выражению своего лица хотя бы малую толику беспечности. Прохожих на улице не так много. Если учесть, что сегодня среда, а стрелки часов перевалили за девять вечера, такая немноголюдность не кажется удивительной.
В стенах родительского дома, где каждый уголок еще помнит мои детские проказы и отчаянное нежелание есть на завтрак овсяную кашу, каждый мельчайший осколок моего разбитого сердца, медленно, но верно, склеивается теплом и заботой семьи. Я чувствую, как на месте зияющей раны, где-то в районе груди, разрастается ощущение целостности, негативные мысли о бесцветном будущем постепенно сменяются манящими перспективами, открытыми перед каждой молодой женщиной. Нет, я не допускаю мысли о головокружительном романе, не собираюсь кидаться на первого встречного в стремлении поделиться с ним накопленной лаской, не планирую проводить вечера в ресторанах, ликуя от осознания собственной привлекательности. Я просто впустила в свою голову мысль, что завтра наступит новый день, на смену которому вновь придет вечер, темная ночь и очередное утро. Я составила план, небольшое пособие по возвращении к жизни. Простой тетрадный листочек, исписанный моим замысловатым почерком, придерживаясь которого я намерена перекроить свою жизнь до неузнаваемости. Больше никаких слез, никакой жалости и уныния. В меню – сдоба и шоколад, с помощью которых я намерена вернуть своему телу желанные изгибы. Уход супруга больно ударил по моему естеству, забрав шесть килограмм веса и сотни литров слез, которых бы мне хватило с лихвой до конца моих дней, не окажись Андрей бессовестным предателем. Далее, волосы. Когда я так усердно расчёсываю вьющиеся локоны перед зеркалом, услужливая память то и дело посылает мне картинки, как Медведев пропускал их сквозь пальцы в минуты, когда мы нежились в объятьях друг друга в нашей совместной спальне. Я твердо решила с ними расстаться. Состричь, перекрасить, выпрямить или сделать химическую завивку – все одно, лишь бы не видеть довольную улыбку Медведева перед глазами.
- Что это ты такая задумчивая? – прерывает мои размышления мама, внезапно появляясь в дверях комнаты.
- Как считаешь, может, мне стоит перекраситься в блондинку? – делюсь с ней своими мыслями.
- Не думаю, что морально готова к таким разительным переменам, — она устраивается на диване рядом со мной, внимательно вглядываясь в мое озабоченное лицо. – Может быть, для начала, просто подравняешь концы?
- Мама, — смеюсь над ее нерешительностью. – Боюсь, этого мало. Хочется чего-то новенького. Каких-то перемен. Безрассудности… В последнее время, моя жизнь походит на слезливую мелодраму. Полагаю, без встряски мне не обойтись.
- Господи, только не говори, что надумала прыгнуть с парашютом или набить татуировку на пояснице! – округляет свои глаза, сидящая рядом женщина.
- Нет. Парашют – это слишком. А идея с татуировкой довольно заманчива, — не могу удержаться, чтобы ее не подразнить.
- Пойду-ка, скажу отцу, чтобы сменил замки… Посидишь взаперти, пока вся дурь с головы не выйдет… — демонстрируя явное намерение воплотить в жизнь озвученную угрозу, мама решительно направляется к двери.
- Я шучу. Хватит с меня заточения в четырех стенах.
- Ладно, пошли уже обедать, тебе еще Сему на хоккей везти.
***
Я сижу в кафетерии на первом этаже недавно выстроенного ледового дворца в ожидании, пока тренировка Семена подойдет к концу. Отделанные красным кафелем стены и ярко-желтая мебель бьет по глазам буйством красок, и я не нахожу занятия лучше, кроме как уткнуться взглядом в стоящий передо мной пластмассовый стаканчик с кофе. Рядом, сбившись в компании, восседают другие мамочки, решившие скоротать свое время за чашечкой чая с пирожным и веселой трелью несмолкаемых разговоров. Мне легко. Легче, чем почти два года назад, когда Андрей вдруг признался в своих чувствах к другой женщине. Или когда перестал сражаться за нашу семью, второпях покидав в дорожную сумку необходимые на первое время вещи. Легче, чем в декабре, когда я официально утратила право считать его своим супругом, или когда два месяца назад сошла с поезда дальнего следования на перрон родного города. Нет, гармонии я так и не достигла, и также порой позволяю себе минутную слабость. Чаще всего, это происходит в душе, когда тонкие струйки воды смешиваются с солеными слезами, создавая иллюзию их полного отсутствия.
В тот день, когда в моей жизни произошли непоправимые перемены, я и подумать не смела, что когда-то, смогу размышлять о будущем, не связывая свои планы с мужчиной, любовь к которому до сих пор, словно яд, отравляет мое существование. Как странно устроен человек… Как просто порой разлюбить того, кто окутывает тебя своим вниманием, и как трудно забыть мужчину, всадившего тебе нож в спину…
- Самойлова? – раздается голос над моей головой, вынуждая меня обратить внимание на говорящую. – Да ладно?!
Я удивленно взираю на нарушившую мое уединение девушку, с трудом узнавая в ней свою соседку по парте.
- Маринка! – вскакивая со стула, распахиваю свои объятия для слегка пополневшей подруги детства.
- Какими судьбами? Я думала, ты после университета так и не вернулась? – устраиваясь на соседнем стуле, начинает свои вопросы Канева.
- Да вот, решила навестить родителей! Господи, сколько лет мы с тобой не виделись? – не могу убрать с лица довольную улыбку, отчего мои скулы сводит чуть ли не судорогой.
- Лет десять, наверное! Ну, как ты? Рассказывай!
- Потихоньку. Вот сына жду. Он у меня в группе у Виктора Парфенова. Говорят, тренер от Бога.
- Ну, ничего себе, подруга, - сдобрив свое удивление тихим свистом, оценивает меня Света. – Может, мне тоже выскочить замуж, чтобы потом развестись? Если в итоге я стану выглядеть также хорошо, я, пожалуй, готова пожертвовать своей фамилией.
- Светка! – шипит на нее Иринка и освобождает мне место рядом с собой, устраивая свою сумку на спинке стула. – Но выглядишь ты и вправду отлично!
- Нужно было раньше подстричься, может быть и Андрей не ушел бы к своей Марго, — весело щебечет Иванова.
- Какая же ты змеюка, — беззлобно одергивает ее подруга, в то время как я лишь улыбаюсь, следя за их перепалкой.
- Ладно, хватит петь мне дифирамбы! Я жутко по вам соскучилась! Ты надолго приехала?
- На неделю. Нужно решить кое-какие вопросы, — возвращая меню официанту, отвечает мне Света, кидая беглый взгляд на внезапно потупившую взор Иру.
- Что? – не могу сдержать удивление, видя их озабоченные лица.
- Ничего. Как работа? – явно пытаясь сбить меня с толку, беззаботно интересуется моя одногруппница.
- Ну… Все ни так страшно, как сначала казалось. Коллектив небольшой, и я там самая молодая… Так что, если вдруг захотите заняться вязанием – смело обращайтесь ко мне. Благодаря Вере Станиславовне, я теперь хорошо разбираюсь в пряже…
- Ууу, звучит до ужаса скучно!
- А вот и нет! Ты большая умничка, что решила устроиться в это бюро! Уж лучше разговоры о вязанных носках, чем сидеть в четырех стенах.
- Брось! Могла бы заняться шоппингом, каждый день пропадать в салонах красоты. Или путешествовать! – Света, как всегда, в своем репертуаре. – Мне бы твои возможности, я бы не стала прозябать за компьютером. Кстати, как там по мужской части?
- Ты неисправима! Самый завидный жених мне в отцы годится.
- Вот! И это лишний раз подтверждает, что ты совершенно не знаешь, как распорядиться своей свободой! – безапелляционно вещает девушка.
- Я бы с тобой согласилась, если бы стремилась ее заполучить. А так, простите. Дома, под боком у мужа, мне было вполне комфортно.
- Ну, знаешь! Сколько вы уже не вместе?
- Год и три месяца, — поедая пасту, отвечаю на заданный мне вопрос.
- Это приличный срок. Ты молодая красивая женщина! Неужели тебе не хочется ласки?
- Не думаю, что готова к другим отношениям…
- Плевать! Не хочешь серьезности, заведи мужика для здоровья!
- Света! — подавившись куском пиццы, встревает в наш разговор Ира. – Неужели ты никогда не перестанешь говорить всякие… непристойности!
- «Говорить всякие непристойности», — скривив лицо, цитирует Иванова, чем еще больше смущает подругу. – И не подумаю. Если бы вы чаще ко мне прислушивались, жили бы куда счастливей! А ты, — тыкая в меня зажатой между пальцами вилкой, — подумай на досуге! Будешь потом кусать локти, осознавая, что упустила пару лет горячего бурного…
- Замолчи! – затыкая уши ладонями, прерывает ее Ирина, вызывая во мне волну смеха.
- Как там Лева? – увожу разговор в мирное русло.
- Отлично! Маленький ловелас! Влюбился сразу в двух одноклассниц, поэтому по вечерам я получаю гневные СМС от родительниц двух белокурых кокеток. Думаю, он пошел в отца! Мама Юли, одной из его возлюбленных, выставила мне счет за оторванные им банты…
- Господи, нам это только предстоит пройти…
- Готовься заранее. Тем более что Семкин папаша постоянством не отличается… Кстати, как он там со своей художницей?
- Отлично. Переезжает в Москву.
- Да ты что? А как же его бизнес? – уронив на стол насаженный на вилку кусочек мяса, изумленно таращится на меня Иринка.
- Анна Федоровна говорит, что Антон останется здесь управляющим. А Медведев решил расширяться, что-то там приобрел и решил покорять столицу. Я не расспрашивала.
- А что же его Марго? Поедет за ним?
- Ты так округляешь глаза, словно его отправляют в ссылку в Сибирь! – Света нетерпеливо ерзает на стуле, недовольно глянув на сидящую рядом девушку. – Я бы и минуты не думала! Какая ей разница, где писать свою мазню!
- Едет с ним. И, отдадим ей должное, она неплохая художница… Он звонил мне вчера. В эти выходные я отправлю Семена к нему. С ночевкой. Когда он утрясет все дела на новом месте, ребенок будет проводить у них каникулы, — чувствуя горечь на языке, торопливо делаю глоток апельсинового сока.
- И ты согласилась?
- Разве у меня был выбор? Сема скучает по папе. Пары часов в неделю недостаточно…
За столом повисает молчание. Даже Иванова, никогда не отличающаяся деликатностью, не пытается больше шутить, сосредоточив свое внимание на бифштексе, прекрасно зная, какую боль мне доставляет осознание, что субботнюю ночь мой ребенок проведет в квартире разлучницы. Ира, кажется, еле сдерживает слезы, чем несказанно меня удивляет, отвлекая от горестных дум.
- Я никогда тебе этого не прощу, — в сотый раз обращаюсь к сияющей рядом подруге, утонувшей в бесчисленном множестве кружевных оборок ее свадебного платья.
- Ты мне еще спасибо скажешь, когда вдоволь насладишься восхищенными взглядами собравшихся в ресторане мужчин. Господи, — переключая свое внимание на девушку, уже час старательно подцепляющую невидимками завитые локоны, нервно заявляет невеста, — можно поаккуратней? Я же не йоркширский терьер, которого вам привели на стрижку! Вы мне уже половину волос выдрали!
Я, как, впрочем, и мастер по прическам, с пониманием отношусь к ее нервозности, старательно избегая своего отражения в зеркале, и устраиваюсь на мягком кремовом пуфике, отгоняя нерадостные мысли о том, что в выбранном Светкой наряде, я, скорее, похожа на дорогую стриптизершу, нежели на благочестивую мать первоклассника. В глазах до сих пор рябит от яркого красного цвета моего откровенного платья, которое я бы вряд ли позволила себе выбрать на такое торжественное мероприятие, если бы в свое время не разрешила Ивановой самой спланировать мое одеяние. Единственный аргумент, который она сумела привести в защиту такого провокационного наряда – его прекрасное сочетание с цветовой гаммой, в которой будет оформлен банкетный зал.
- Так как я выгляжу? Только честно! Возможно, я больше никогда не пойду под венец, так что для меня безумно важно быть на высоте! – вставая в самом центре гостиничного номера, где мы с ней провели минувшую ночь, интересуется у меня девушка, приводя окружающих в ужас подобным заявлением. – Что? Не надо делать такое удивленное лицо! В отличие от тебя, я не собираюсь жить в ванильных фантазиях о нерушимости брачного союза с мужчиной, который хоть и довольно неплох, но все же ничем не отличается от любого другого самца!
- Ты невыносима!
- Я реалистка! От появления любовницы никто не застрахован. Так что? Как думаешь, он упадет от одного моего вида?
- Очень на это надеюсь… Иначе, я ему не завидую!
- Слушай, Медведева, не думала, что когда-то тебе это скажу, но ты ужасная зануда! Благодари Бога, что он свел нас с тобой, иначе ты бы покрылась плесенью в своем углу в полном одиночестве! Время?
- Двенадцать, нам нужно выходить через пять минут, — вставая со своего места, сообщаю Свете, и все же бреду к огромному зеркалу, проверить безупречность своего макияжа. – И я не скучная, а вполне обычная вменяемая женщина! А вот тебе не мешало бы провериться…
- Глупости, со мной все в порядке. Хотя, мое отрицание вечной любви и способно вызвать подозрения…
- Знаешь, когда ты каждую неделю влюблялась в нового парня, ты мне нравилась куда больше.
- Мне было двадцать, — обнимая меня за плечи, защищается девушка, растягивая губы в улыбке. – И мой самый головокружительный роман закончился двумя полосками на тесте. Так что, прости, но Лешин побег меня отрезвил…
- Ладно, Иванова, поехали в загс, пока твой жених не понял на какой змее решил жениться.
- С удовольствием, — целуя меня в щеку, весело смеется она, направляясь к двери, чтобы через сорок минут, наконец, распрощаться со своей девичьей фамилией, незаметно смахивая слезы с ресниц, под чуткими взглядами присутствующих…
***
- По-моему, они здорово смотрятся вместе, — обращается ко мне Егор, свидетель со стороны жениха. – Я думал, что Дима так и умрет заядлым холостяком.
- Не поверишь, Светкин брак и для меня — удивление.
Я отпиваю шампанское, чувствуя, как меня оставляет смущение и зажатость, смело расправляю плечи, прекрасно зная, что мое декольте оставляет слишком мало места для фантазии, и ловлю себя на том, что впервые за долгое время хочу танцевать и ни о чем не думать.
- Ну что, повеселим толпу? – словно прочитав мои мысли, протягивает мне руку мужчина. – Все, кому довелось со мной танцевать, уверенно заявляли, что у меня обе ноги левые.
- И что, тебя это совсем не пугает? – принимая его приглашение, отмечаю, насколько мозолистые ладони у моего кавалера. – Или ты надеешься, что все они заблуждались?
- Нет просто я уже много выпил, — смеется Егор, привлекая меня к себе и начиная неуверенно покачиваться в такт музыке. – Когда я под градусом – мне море по колено.
Я прикрываю глаза, вдыхая терпкий запах мужского парфюма, невольно задумавшись над тем, как давно не чувствовала горячих пальцев на своей спине, и позволяю ему вести меня в танце, не обращая внимания на то, что он уже трижды наступил на мою туфлю.
- Прости, я тебя честно предупредил, — вновь задевая носок моей обуви своим кожаным ботинком, улыбается рядом с моим ухом, посылая по коже мурашки своим теплым дыханием.
- Брось, все не так страшно, как сначала казалось.
- Я всегда знал, что мою неповоротливость явно преувеличивают, — смеется Егор, сбиваясь с ритма. – Так, как давно вы со Светой знакомы?
- Двенадцать лет. Мы вместе учились и делили комнату в общежитии. А вы с Димой?
- У нас все куда банальней – выросли в одном доме, так что считай, что мы дружим с пеленок. После развода с Алиной, я уже и не надеялся, что когда-нибудь буду отплясывать на его свадьбе. Думал, что брак с первой женой оставил настолько неизгладимые впечатления, что его и на пушечный выстрел к загсу подойти не заставишь.
Он целует меня так, словно я фарфоровая статуэтка, способная рассыпаться в стеклянную крошку от одного неосторожного прикосновения. Неспешно спускаясь к вырезу моей блузки своими влажными губами, он попеременно поглаживает мое бедро и скрытую шифоном спину, делая рваные вдохи в те крошечные мгновения, когда оставляет в покое покрасневшую под непрекращающимися ласками кожу. Я старательно отгоняю кишащие в голове мысли, пытаясь сконцентрироваться на происходящем, но в своих тщетных попытках отыскать хоть малейшую искру внизу своего живота довожу себя до нервного оцепенения, не позволяющего ответить мужчине с должным пылом. Наверняка он замечает мое замешательство, но не отстраняется, а лишь теснее прижимает меня к своей груди, пытаясь справиться с перламутровыми пуговицами на моей одежде. Когда не расстёгнутыми остаются лишь две небольшие бусины, я твердо решаюсь прекратить эту пытку, веруя в то, что, отвечая согласием на его приглашение, допустила большую ошибку.
- Егор, пожалуйста, — слегка отталкивая навалившееся на меня тело, пытаюсь остановить его, однако, достигаю противоположной реакции. Словно перестав себя сдерживать, он крепче впивается пальцами в мои оголенные ноги, и неистово осыпает поцелуями кружевную ткань моего бюстгальтера.
- Егор! – строго, с хорошо читаемыми нотками нервозности, взываю к его здравомыслию, уже более решительно отстраняя его от себя похолодевшими пальцами. С трудом сфокусировав взгляд на моем раскрасневшемся лице, мужчина запускает пятерню в свои волосы, недовольно сверкнув глазами, и откидывается на спинку дивана.
- Прости, — торопливо запахивая свою блузку, говорю как можно мягче.
Он не произносит ни слова, все еще шумно вдыхая воздух, отчего его грудь вздымается так часто, словно он только что пробежал марафон. Я никогда прежде не оказывалась в подобной ситуации, и теперь мну край своей юбки в попытке хоть чем-то занять руки. Мое общение с мужчинами сводится к многолетней близости с мужем и неопытным первокурсником, считающим себя успешным дон Жуаном. Так что мне не известно, что говорят человеку, которого сначала поманили ухоженным пальчиком, с черным лаком на аккуратно обработанных ногтях, а после прервали в ту самую секунду, когда его мозг, опережая игру огрубевших от работы пальцев, дорисовал картину в самый ярких красках, доступных воображению.
- Я закажу такси, — так и не решив, уместно ли будет сейчас извиниться или сделать вид, что не произошло ничего серьезного, я предпочитаю поскорее покинуть его квартиру, успокоившись лишь тогда, когда двери лифта смыкаются передо мной, оставляя Егора на шестом этаже панельной многоэтажки. Дура, и мне с этим как-то дальше жить… Что я творю? Знаю, что устрой он мне скандал – был бы абсолютно прав, ведь на протяжении нескольких недель я всячески поощряла его на дальнейшие действия, писала глупые СМС с пожеланиями сладких снов, весело делилась с ним событиями, произошедшими за день, словно крича ему: «Посмотри, я настроена очень серьезно!». А на деле сбежала от него как последняя трусика, так и не найдя нужных слов, чтобы хоть собственным раскаянием немного потешить его задетое самолюбие. Прислонившись лбом к холодному окну вечернего трамвая, я раздумываю над тем, что с самого начала повела себя абсолютно не правильно. Вместо того чтобы заняться саморазвитием, я пошла по пути наименьшего сопротивления – устроилась на рутинную работу, завязала роман с тихим и неприметным ухажером, посвящая оставшееся время бытовым заботам. Будь я мировой знаменитостью, я была бы позабыта своими верными фанатами, закрывшись в дальней комнате трехэтажного особняка, где бы в обнимку с семейным альбомом оплакивала девять лет жизни, в которой был Андрей Медведев. Света оказалась права – я выбрала ни ту работу и подпустила к себе ни того мужчину. Заблуждалась она лишь в одном – дело не в толщине его кошелька, а в полном несоответствии выстроенным в моей голове стандартам. Окажись он сантехником из местного ЖКХ, но обладай при этом должной харизмой, я бы закрыла глаза на то, что он не водит меня по дорогим ресторанам. Да и, вообще, это никогда не было для меня важным… Не закрутись тогда карьера моего мужа так удачно, мы, может быть, до сих пор были бы вместе, растили Семена и не допускали мысли о расставании.
- Чего это ты так рано вернулась? Я сегодня тебя не ждала, — встречая меня в прихожей, удивляется Анна Фёдоровна, вызвавшаяся посидеть с внуком во время моего отсутствия.
- Голова разболелась и дико захотелось домой… Вы уж простите, что зря оторвала вас от домашних дел, — снимая верхнюю одежду под ее цепким взглядом, стараюсь казаться как можно беззаботней. – Выпьем чаю? На улице жуть, как холодно.
Свекровь не дает мне заняться приготовлением, собственноручно заваривая ароматный напиток и ставя вазу с печеньем в центр стола.
- Ты ведь знаешь, что я всегда готова тебя выслушать? Дать совет, если понадобиться, — пытливо меня изучая, начинает она разговор.
- Знаю, — киваю, делая небольшой глоток горячего чая.
- Так, говори… Вижу ведь, что тебя что-то мучает.
- Анна Федоровна, у меня, правда, все хорошо. Не стоит обо мне беспокоиться.
- Знаешь, Маша, я никогда тебе этого не говорила, но, думаю, сейчас самое время. Как бы я ни хотела, чтобы рядом с Андреем была именно ты, как бы я не мечтала, чтобы вы подарили нам еще одного внука, вместе старели и любили друг друга, как прежде, я думаю, что без него тебе будет лучше. Ты молодая, красивая женщина, достойная куда лучшей жизни, нежели ждать вечно занятого супруга у окна. Он всегда тебя недооценивал, принимал, как должное твою любовь, ставя на первое место свои желания. А эта Рита – прекрасное средство спустить Андрюшу с небес на Землю. Думаешь, он не взвоет, когда окажется на твоем месте? Будет локти свои кусать, вспоминая, какой заботой был окружен и какую женщину потерял…
- Где ты пропадаешь? – отпуская покупателя, интересуется Ирина, чей живот уже настолько огромен, что она с трудом втиснулась за стойку. – Я тут, как слепой котенок, даже не знаю где что лежит!
- Прости, опять эта мегера устроила мне разнос! Если с возрастом я впаду в маразм, как моя соседка снизу, определите меня в какую-нибудь богадельню на отшибе! Не хочу мучать ни в чем неповинных людей своей разыгравшейся фантазией!
- Что на этот раз? Опять слишком громко смотрела телевизор?
- Нет, теперь ее не устраивает мой будильник! Господи, вот это слух в шестьдесят лет! Я сама-то его через раз слышу, а этой дамочке хоть бы что! Цербер, а не человек! Только дай повод и вцепиться в тебя мертвой хваткой! Очень жаль, что в округе не нашлось более привлекательно жилья. Лучше бы она купила себе квартиру в другом районе! За три месяца, что она въехала, я, кажется, поседела!
- Ужас какой! Может тебе самой обратиться в правоохранительные органы? Наверняка, ее можно приструнить с помощью закона!
- Участковый на этой неделе приходил уже дважды, но лишь покрутил пальцем у виска, желая мне терпения и крепких нервов! К черту ее, лучше расскажи, как тут дела?
- Четыре покупателя за два часа… Не густо, но сейчас лишь половина двенадцатого!
- Ладно, я принесла тебе пончики! Что бы я без тебя делала!
- Не говори! Помни о моей доброте, когда я попрошу тебя посидеть с моей дочкой.
- Можешь на меня рассчитывать, - улыбаюсь, погладив ее выпирающий животик. – Для тебя я свободна в любое время дня и ночи.
- Что там Егор?
- Не оставляет надежды, что у нас еще может что-то, да получиться. Только, мне кажется, что это утопия. Он прекрасный друг, чуткий ухажер и порядочный мужчина, но, как бы это прискорбно не звучало, герой не моего романа.
- Жаль, мне он понравился… - откусывая кусочек от принесенного мной лакомства, заявляет Иринка, устроившись на стуле. – Все-таки, у тебя здорово! Ты большая молодец, Машка!
Я не могу не улыбнуться, озираясь по сторонам и задерживаясь взглядом на оформленных мной витринах, теперь прекрасно понимая, почему Андрей так светился, доводя до ума купленные боксы.
- Что насчет твоего дня рождения? – вырывает меня из размышлений Ирина, делая глубокий вдох, когда отправляет в рот последний пончик. – Я скоро лопну.
- Соберёмся у меня. Посидим втроем: ты напьешься апельсинового сока, а мы со Светой опустошим бутылку текилы. Так что, не смей рожать ближайшие два дня!
- Как скажешь, хотя я бы с удовольствием уже отправилась в роддом. Хочу поспать на животе!
***
Сегодня мне тридцать один. Вроде, все как всегда: то же солнце сияет в небе, те же деревья отбрасывают тени на пол сквозь окно моей спальни, соседка, как и всегда, стучит по батареи, призывая меня отключить сработавший будильник… И лишь я стала на один год мудрее, во что мне очень хочется верить… Раньше, казалось бы в таком далеком прошлом, я бы проснулась от ощущения губ на своем оголенном животе, и долго бы нежилась в кровати, старательно делая вид, что все еще пребываю в сонной неге, давая Андрею возможность изучить каждый потаенный уголок моего тела. Позже, я получила бы подарок - цепочку, браслет, новый мобильный – не важно, и отправилась бы на кухню, где Медведев уже накрыл завтрак. Это был единственный день в году, когда он соответствовал всем критериям заботливого супруга. Теперь же, оставив позади все бюрократические проволочки бракоразводного процесса, я удостаиваюсь смс с его нового московского номера, с сухим пожеланием всего наилучшего. «Будь счастлива!» - вот, что он написал, проснувшись в постели со своей маляршей.
- Обязательно, - откидывая в сторону смартфон, обещаю не столько неверному бывшему мужу, сколько самой себе. Если учесть, что я не раздаюсь рыданиями, как поступила в прошлом году, проснувшись в своей одинокой постели, возможность наконец обрести женское счастье уже не кажется такой заоблачной.
- Мама! – кричит Семен, стрелою врываясь в спальню. – С днем рождения!
Прыгая на кровать, мальчишка вручает мне созданную собственными руками открытку из цветного картона и маленький сверток, обернутый подарочной упаковкой, поместившийся на моей ладони.
- Ух, вот это прекрасное начало дня! – улыбаюсь, разворачивая свой первый подарок. – Вот это да!
Любуясь яркой сливовой помадой неизвестной мне марки, я крепко обнимаю своего мужчину, наверняка, пожертвовавшего своим школьным обедом, чтобы приобрести эту диковину.
- Нравиться? Я сам выбирал!
- Еще бы! – подхватывая его на руки, семеню к туалетному столику, вознамерившись прямо сейчас испробовать его дар.
- Ты у меня самая красивая мамочка в мире! Когда я выросту, я смогу на тебе жениться?
- Нет, Семка! Мы подберём тебе невесту получше, а я буду печь вам пирожки, договорились?
- Хорошо! Тогда можно, я женюсь на Катьке Андреевой? Мы с ней за одной партой сидим!
- Конечно, только лет через двадцать, когда ты будешь уже совсем взрослым!
- Я и так большой!
- Бесспорно, но боюсь до брака ты еще не дорос! И потом, если ты женишься на своей Катьке, с кем буду жить я?
- С нами! Я же не стану тебя выгонять из дома! Накрасишься ей на работу?
Я довольно киваю, получая лучезарную улыбку Семена взамен. И плевать, что этот цвет мне совсем не идет, а текстура настолько неоднородная, что губы словно покрыты коркой…
***
- Не беги, смотри под ноги! – преодолевая лестничный пролет, поучаю сына, углубившись в прочтение поздравительных сообщений в соцсети.
- Я могу перепрыгивать через две ступеньки! Смотри, - вынуждая меня обратить на себя внимание, дергает меня за рукав ребенок, но первое, что попадается мне на глаза, мужская фигура, стоящая под дверью небезызвестной мне соседки. Он разворачивается на шум, устремляя свой темный взор на нашу с Семеном парочку и ехидно ухмыляясь над выражением моего опешившего лица.
- Бред какой-то, — качая головой, повторяю уже в третий раз за прошедшую минуту. – Кто в здравом уме тратит такие суммы на ремонт ванной?
- Люди, знающие толк в хорошей сантехнике, — мгновенно реагирует Светлана Викторовна, а именно так, как оказалось, зовут мою соседку.
- Вы что покрыли стены золотой плиткой? – бросая на кухонный стол предоставленную мне смету, взираю на неугомонную даму.
- Ее доставили прямиком из Италии. И, уж простите, я и предположить не могла, какую свинью мне подложил бывший владелец этой квартиры! Я была уверена, что въезжаю в элитный дом, жители которого в состоянии держать под контролем состояние своего водопровода.
- Ладно, но мне до сих пор непонятно, почему я должна вам за нее заплатить? Она никак не пострадала! – гну свою линию, стараясь спрятать под столом трясущиеся ладошки. – Я готова возместить вам затраты на потолок, но никак не планирую потакать вашим прихотям, финансируя смену кафеля.
- Мне лучше знать, был ли нанесен урон стенам.
- Вздор! Пригласим компетентные органы и пусть уж они решают, за что мне стоит платить!
- Ты изуродовала мои обои в прихожей! Мне же теперь и гостей принимать стыдно!
- С трудом вериться, что кто-то добровольно готов переступить порог вашего логова!
- Она еще и хамит! – возводя глаза к потолку, сокрушается женщина, над моим высказыванием.
- А чего вы ждали, подсовывая мне это? – тыча пальцем в бумаги, повышаю свой тон. – Обои и потолок, на этом — точка!
- Да, что ты говоришь? — мгновенно подобравшись, оказывается рядом со мной, сверкая своими глазищами. – Сынок! — услышав шум в прихожей, громогласно вещает она. – Хорошо, что пришел! Эта пигалица смеет меня оскорблять!
Сергей материализуется в дверном проеме, без единой эмоции на лице оценивает царящую в комнате атмосферу, расстегивает свое пальто, так и не сбросив его в прихожей, и усаживается по правую руку от меня.
- Ваш муж не придет? Мы бы с ним все решили куда спокойнее, — обращается ко мне, не мигая вглядываясь в мое раскрасневшееся лицо.
- Нет. Мы в разводе, — пытаясь создать впечатление собранной и непоколебимой женщины, привыкшей решать свои проблемы самостоятельно, стараюсь смотреть ему прямо в глаза.
- И немудрено! Видать, он далеко не глуп, раз вовремя от тебя слинял! – привлекает мое внимание Светлана Викторовна.
- Мама! – пресекает поток ее болтовни мужчина, не оставляя ни малейшего сомнения, что давно привык к производимому своим командным тоном эффекту. Женщина, молча, устраивается на стуле, но вновь заговорить не пытается, пока ее более сдержанный отпрыск пытается найти пути решения нашего конфликта.
- Тогда, может быть, ваш отец или сожитель? Кто-то, хоть отдаленно напоминающий спокойного рассудительного человека?
- Это вы так ненавязчиво назвали меня истеричкой? – вскакивая со стула, готова рвать и метать.
- Нет, просто не привык решать вопросы с женщинами…
- А придется, потому что я не намерена никого отвлекать только лишь потому, что у вашей матери проблемы с социальной адаптацией!
- Видишь? – направляя на меня свой указательный палец, кричит соседка. – В моем же доме!
- Вместо затрат на покупку жилья, лучше бы потратились на мозгоправа! У вас явные проблемы, если она думает, что я подпишу это соглашение!
- Как миленькая подпишешь! Иначе встретимся в суде!
- И пожалуйста!
- Замолчите! Обе! – гаркает так, что волосы на затылке начинают шевелиться, и мы беспрекословно прекращаем свою баталию, одновременно усаживаясь на места.
- Как проходят твои каникулы?
- Отлично! Сегодня мы с папой идем на хоккей! – жадно поедая спагетти, щебечет Семен, пытаясь отвести со лба отросшую челку. – Когда-нибудь я стану таким же знаменитым, как Владимир Тарасенко, и ты сможешь мной гордиться!
- Ух, завидная перспектива! Обещаешь брать меня с собой на все интервью? Я бы не отказалась покрасоваться на обложке журнала, — улыбаюсь его довольному выражению лица, чувствуя ощутимый укол в районе груди от безумной тоски по сыну.
- Спрашиваешь!
- Привет, — присаживаясь рядом с ним, здоровается со мной бывший муж, с которым мы не виделись так давно, что я сразу подмечаю разительные перемены в его внешности. Волосы стали значительно длиннее, но я не могу не отметить, что подобный беспорядок на голове делает его визуально моложе. Словно передо мной не взрослый состоявшийся мужчина, а беззаботный мальчишка, едва переступивший порог двадцатилетия.
- Сменила прическу? – видимо, так же, как и я, с интересом разглядывая мое лицо на экране своего ноутбука, подмечает внесенные мной коррективы. – Тебе идет.
- Спасибо, — вежливо благодарю, словно мы добрые приятели, не видевшиеся пару лет, а не расставшиеся со скандалом супруги. – Надеюсь, ты не позволяешь ему засиживаться допоздна за компьютером?
- Что ты, в десять он уже в кровати! – заговорщески переглянувшись с нашим ребенком, пытается сдержать улыбку.
- Мама! Ты закончила ремонт моей комнаты? – едва ли не подпрыгивая на стуле, вновь овладевает моим вниманием Семен.
- Да, так что возвращайся скорее, а то я уже жуть, как соскучилась!
- Я тоже! Мам, нам уже пора идти! Я позвоню тебе завтра!
- Ладно! И давайте там поаккуратней, — махая своей ладонью на прощание, скидываю вызов, сворачивая приложение.
Это трудно. Какой-то нездоровый эгоизм и отнимающее все мои силы чувство неуемной ревности – это то, с чем мне приходится бороться всякий раз, когда я провожаю семейство Медведевых на вокзал, и оставшись одиноко стоять на перроне, гляжу вслед отъезжающему составу. Прошлым летом, когда мы впервые расстались с Семеном на такой длительный срок, я похудела на три килограмма – неотъемлемая реакция моего организма на жуткий стресс, вызванный невозможностью обнимать малыша, когда возникает острая необходимость вдохнуть запах его яблочного шампуня. Мне можно смело вручать медаль за проявленную стойкость, поскольку лишь одному Богу известно, чего мне стоит не звонить своему ребенку каждую свободную минутку.
Итак, спустя почти три года после расставания, четыре поездки Семена к отцу и один неудавшийся роман, я готова подвести неутешительный итог. Жизнь моего бывшего бьет ключом, поскольку, если верить моей свекрови, Рита оказалась довольно своенравной и страстной натурой, взявшей за правило где-то раз в полгода устраивать шумный скандал и собирать чемоданы, чтобы после недельной разлуки, вновь возвращаться к Андрею для страстного (как я подозреваю) примирения, в то время, как я все свое время трачу на работу и поездки в ледовый дворец, где из моего восьмилетнего мальчика упорно стараются взрастить закаленного хоккеиста. Наши отношения с Егором изжили себя так и не перейдя на новый уровень, звонки раздавались все реже, а СМС и вовсе больше не приходили. Наверное, он, наконец, осознал, что наши свидания ни к чему не ведут, и все-таки решил бросить свои тщетные попытки меня покорить. Я же немного скучаю по нашей ежедневной болтовне, как скучал бы любой другой человек, вдруг лишившийся друга, тем более такого, с которым допускалось иногда целоваться. Позеленевшая от бессонных ночей Иринка, пополнившая ряды молодых мамочек как раз в то время, когда мой роман потерпел полное фиаско, уверяла меня, что я на подсознательном уровне отвергаю любого кандидата на мое сердце. По ее мнению, мне трудно довериться представителю сильного пола, после того удара, что мне нанес любимый супруг. Я не решалась с ней спорить, поскольку постоянно плачущая Танюшка и изнуренный вид мужа, превратили подругу в один огромный комок нервов, так что позволив взять надо мной верх инстинкту самосохранения, я лишь кивала на ее речи, не забывая томно вздыхать, закатывая глаза к потолку. Бог его знает, что чувствуют тысячи женщин, как и я, разочаровавшиеся в своих половинках, но лично я не могу утверждать, что потеряла веру в людей. Просто за прошедшие годы, я так и не встретила подходящего мужчину. Казалось бы, сотни, тысячи представителей сильного пола бродят по этим улицам, на любой изыскательный вкус, но внутри ничего не екает. Знаете, в чем весь ужас жизни после развода? В том, что рано или поздно, наступает момент, когда ты вдруг привыкаешь к своему одиночеству… Обнаруживаешь в себе способность самостоятельно вкручивать лампочки в туалете, без посторонней помощи забиваешь гвоздь в стену для очередной фоторамки, где ты обнимаешься отнюдь не со своей половинкой, а с мальчишкой, как две капли воды похожим на мужчину, разбившего твое сердце. Ты больше не кричишь, обнаружив под ванной паука, в надежде, что муж, бросив все свои дела, прибежит тебя спасать, а лишь плотно стискивая зубы, читаешь про себя молитвы всем известным богам, замахиваясь на насекомое тапкой. Приучаешь себя оставлять включенным настенное бра в коридоре, открываешь для себя всю прелесть хлопкового белья, отложив кружево в дальний ящик, и даже самым близким подругам не признаешься, что порой забываешь побрить ноги… Нет, я не запустила себя, отдав предпочтение мешковатой одежде, и вовсе не наплевала на свое отражение в зеркале, а лишь устроила небольшие каникулы, позволяя себе ходить по квартире растрепанной в любимой пижаме с амурским тигром на груди.
Наша шумная компания расположилась на террасе. Веселая женская болтовня, перемешиваясь с мужскими разговорами о росте курса валют, ничуть не мешает мне отстраненно вглядываться в небо, где уже начинают загораться звезды.
- Медведева, не кисни, — обращается Иванова, обнимая меня за плечи, укрытые клетчатым пледом. — Наслаждайся отдыхом. Когда еще так соберёмся?
- Я просто немного устала, — касаясь пальцами ее ладони, мягко улыбаюсь я.
- Ты в сто раз лучше этой Леры, — усаживаясь на подлокотник занятого мной плетеного кресла, говорит она абсолютно серьезно.
- Глупости, меня совершенно не задевает, что он, наконец, нашел себе подружку, — бросая взгляд в сторону Егора, на коленях которого устроилась пухленькая девчонка лет двадцати, отвечаю на ее дружеское подбадривание. — С ней он смотрится вполне гармонично.
- Что и требовалось доказать... Вы из разных лиг. Он чувствует себя комфортно, тиская своими сальными пальцами необремененную интеллектом девицу, а ты...
- Не продолжай! — останавливая ее рассуждения, плотнее запахиваю шерстяное покрывало. — Который час?
- Двенадцать, — встревает в наш разговор Вика — жена одного из сослуживцев Светкиного мужа. — О чем говорите? Я уже устала слушать, как правильно запекать индейку. Ваша Ирина просто ходячая кулинарная книга!
- Мы рассуждаем над тем, как некоторые женщины сознательно становятся заложницами собственных принципов...
- Все, пойду-ка я спать! — вставая с нагретого места, не желаю и дальше слушать ее нотации. — И не будите меня раньше двенадцати!
Дача четы Гордеевых являет собой современное двухэтажное строение, со всех сторон обнесенное высоким кирпичным забором. Не скрытое шторами французское окно выделенной мне спальни не чинит препятствий лунному свету, и я, как завороженная, слежу за отбрасываемыми на пол бликами. Несмотря на долгое празднество и бесконечно длинный день, потраченный на приготовление угощений, сон не идет. Я несколько раз взбиваю подушки, то сбрасываю, то вновь натягиваю до подбородка тонкое одеяло, пытаясь как можно удобнее устроиться на кровати. Сколько я так лежу? Не спасает ни электронная книга, ни льющаяся из наушников музыка, ни бесцельное разглядывание потолка... Я пропала. В каждой моей мысли присутствует тот, кому я меньше всего бы хотела посвящать свои предрассветные думы. Он везде: в глупых слащавых песнях в моем плей-листе, на страницах романа, страстно целующий главную героиню, и даже на этих треклятых досках, которыми обиты стены, я отчетливо вижу его лицо с самоуверенной ухмылкой на пухлых губах... Боже, где же прославленная справедливость? Почему спустя три долгих года после тяжелого развода, единственным, кто сумел пробудить во мне ответные искры, стал самоуверенный и до раздражения неотесанный Сергей Титов. Неужели я не заслужила простого, воспитанного и чуткого романтика, чьи фразы и действия не будут приводить меня в бешенство? Бывает, что, встретив мужчину, нам хватает мгновения осознать, что мы готовы родить от него ребенка, готовить завтраки и собирать по дому разбросанные им носки. Мы можем говорить с ним без умолку, впитывая, как губка, казалось бы, совершенно не нужные детали, стараясь запомнить за какой футбольный клуб он болеет, чему отдает предпочтение — книгам или кинематографу. Мы получаем удовольствие от его запаха, можем часами отгонять сон, рисуя в своей голове картинки совместного будущего. А можем сразу определить, что перед нами человек, который никогда не прокрадется в сердце, пройдет стороной, так и не коснувшись заветного уголка нашей души, в лучшем случае оставшись в памяти, как мимолетное увлечение. С кем-то мы заводим приятельские отношения, развеивая бытующее в народе мнение, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна, даем друг другу советы и дико скучаем, когда не имеем возможности поговорить. А кого-то мы даже не рассматриваем ни как партнера, ни как товарища, сбрасывая со ступеней жизненного экспресса как случайного и совершенно ненужного пассажира. В случае же с Сергеем Титовым все, оказывается, куда сложнее... Меня дико злит его улыбка, приводит в бешенство каждое слово, что он мне сказал, выводит из себя его наглость и прожигающий взгляд... Он невыносим, невоспитан, напорист и до неприличия груб... И я до сих пор ощущаю вкус его губ и аромат свежего парфюма, исходящего от его смуглой кожи. Помню каждую секунду его внезапной ласки и, к собственному стыду, мечтаю о повторении.
- Черт, — скидывая одеяло и вставая с постели, желаю выкинуть из головы его образ. В доме тихо. Скрип половиц под моими ногами звучным эхом разносится по коридору, сопровождая каждый сделанный мной шаг в направлении к кухне. Спустившись на первый этаж, где брошенная гостями посуда с остатками недоеденного шашлыка и оставленными на столе бокалами наводит на меня ужас, я решаюсь скоротать время за уборкой. Знаю, что получу нагоняй от подруги за то, что вместо отдыха отмывала ее фужеры, но все же терпеливо орудую губкой, смывая пену со столовых приборов.
- Не спиться? — хриплым ото сна голосом, заставляет меня вздрогнуть Егор. Одетый лишь в одни джинсы, он начинает отыскивать в навесных шкафах кружку, наверняка мучаясь от жажды, и, с благодарностью принимает протянутый мной стакан с водой.
- Спасибо, — устраиваясь на стуле, начинает меня разглядывать. — Ты изменилась.
- Разве? Неужели за время, что мы не виделись, я постарела? — с явно читаемой в голосе улыбкой, спрашиваю я, выбрасывая в ведро остатки салата.
- Нет, стала еще красивее.
- По-моему, в постели тебя ждет подружка. Так что, ограничимся одним комплиментом.
- Ревнуешь? — отставляя в сторону осушенный бокал, смеется мужчина.
Я разворачиваюсь, цепляясь взглядом за его заспанное лицо, единственным украшением которого можно считать лишь белозубую улыбку... С трудом вериться, что еще совсем недавно находила его привлекательным. Наверное, он появился в моей жизни от безысходности, от душащего и не отпускающего меня с уходом Андрея чувства всепоглощающего одиночества.
- Вот еще. И не думала, — отвечаю абсолютно честно.
- Знаю. Хотя, надеялся, что хоть что-то в тебе всколыхнётся.
- Разве, что только чуть-чуть. Мне казалось, мы неплохо понимали друг друга.
- Еще непоздно все исправить, — становясь серьезным, сообщает Егор, поправляя пальцами взъерошенные волосы. — Вакансия друга еще открыта?
- Специально для тебя забронировала это место, — чувствуя разрастающуюся внутри радость, улыбаюсь еще шире.
- Отлично. Только пообещай, что не заставишь таскаться с тобой по магазинам и давать советы по поводу платьев на очередное свидание.
- Договорились, — бросая ему кухонное полотенце, киваю в сторону вымытой мной посуды.
- Как ты? Слышал, что твой магазин пользуется популярностью.
- Ну, это слишком громко сказано... Хотя, все и вправду складывается неплохо. Наняла девушку и теперь могу больше времени посвящать рукоделию... В скором времени выкуплю помещение, которое сейчас арендую. Осталось лишь подготовить бумаги.
- Значит, ты у нас успешная бизнес-леди?
- Выходит, что да, — смеюсь, поддевая его плечом. — Лучше расскажи о себе. У вас все серьезно?
- С Лерой? Трудно сказать. Ей двадцать два, и на ее фоне я ощущаю себя престарелым занудой... И она не умеет готовить.
- У нее впереди вся жизнь, чтобы научиться...
- Знаю. Но всерьез ее не рассматриваю. А ты до сих пор одна?
- Да, — отчего-то краснея, признаюсь я, ощущая привкус горечи на кончике языка.
- Ты просто феномен. Надеюсь, ты познакомишь меня с тем, кто сумеет пробиться через твою броню. Если такой человек, вообще, существует, — раскладывая вилки, смотрит на меня в упор.
- Как я раньше не замечала твоей язвительности?
Над городом зарядил дождь. Крупные капли спадают на землю затяжными ливнями, лишь изредка беря передышку. Хмурое небо, отсутствие солнца и огромные лужи — антураж наших серых будней последние несколько дней. Невзирая на неприглядную картину за нашим окном, жизнь не стоит на месте. Работу, тренировки, поездки к родным еще никто не отменял, и, прячась под огромным зонтом, мы вместе с Семеном стремительно преодолеваем расстояние от подъезда до нашей машины. Мой сын заметно вытянулся, слегка похудел, а волосы, спрятанные под серой кепкой, купленной ему отцом, и с которой он не желает расставаться даже в квартире, щеголяя по дому в бейсболке и яркой желтой пижаме, заметно выгорели на солнце. Я ловлю каждое его слово, пытаясь заполнить каждый пробел, каждое малейшее упущение, вызванное его отъездом, и не могу отказать себе в удовольствии наблюдать за тем, как он сладко спит, закидывая ногу на одеяло.
- Мам, после тренировки, отвезешь меня к деду Мише? Он обещал, что когда я приеду, мы сходим с ним в парк. Я взял с собой ролики!
- Обязательно, только с прогулкой придется повременить. Не думаю, что дождь прекратится, — внимательно следя за дорогой, стараюсь аккуратно лавировать между мчащимися автомобилями.
- Тогда, мы поиграем в приставку! Ты же не забирала ее домой?
- Нет, — перестраиваясь в другой ряд, улыбаюсь ему в зеркало заднего вида. — Только не думай, что сможешь играть до рассвета. Ты не прочитал и пары книг, заданных Еленой Геннадьевной.
- Рита говорит, что лето дается детям для отдыха. Перескажешь мне содержание, а я запишу в свой читательский дневник, — как ни в чем не бывало, заявляет мне мой малыш.
- Давай оставим советы Риты для ее собственных детей, — пытаясь подавить раздражение, отвечаю ребенку. — Отсутствие интереса к литературе еще никому не пошло на пользу.
- Тогда я завидую своей сестренке! Ее не заставят заниматься такой ерундой! — недовольно надувает губы Семен.
- Сестренке? — останавливаюсь на светофоре, разворачиваясь к сыну. Мой ошеломленный вид остается им незамеченным, и он весело начинает делиться со мной новостями.
- Да, папа сказал, что в феврале у меня появится сестра! Мы же поедем к ним на свадьбу?
Я с опозданием трогаюсь, игнорируя недовольные сигналы клаксона следующих за мной машин, и лишь молчаливо киваю, все еще пребывая в прострации. Итак, к чему мы пришли? Мой дорогой бывший муж все же решил узаконить свои отношения, обзавестись семейным гнездышком, сдобренным топотом детских ножек и даже не посчитал нужным поставить меня в известность, перекладывая эту ответственность на хрупкие плечи нашего сына. Не знаю, возможно, для разведенных пар это считается нормой, но неприятный осадок в душе сводит мой позитивный настрой к нулю.
- Привет, — уже не испытываю трепета, когда Андрей отвечает на мой звонок.
- Здравствуй, — надеюсь, истеричные нотки не проскальзывают в моем голосе. — Может быть, объяснишь, почему твоя Марго забивает голову моего ребенка разными глупостями?
- О чем ты? — наверняка перебирая бумаги, принесенные секретаршей на подпись, удивляется Медведев.
- О том, что теперь я должна заставлять нашего сына заниматься уроками. Возможно, ей с лихвой хватило природного дара, чтобы бездумно махать своей кисточкой, но мне претит мысль, что из Семена вырастит безответственный неуч!
- Я ничего не понимаю...
- Отлично! Объяснить тебе более доходчиво? Пока ты с энтузиазмом исполняешь роль заботливого воскресного папы, ошибочно полагая, что пары недель в году вполне достаточно для чувства выполненного долга, я сутками прилагаю усилия, чтобы вырастить из него порядочного человека! Будь добр, потрудись объяснить своей пассии, что дети в таком возрасте нуждаются в дисциплине!
- Ты решила меня отчитать? Марго никогда не позволяет себе лишнего в отношении нашего сына...
- Странно, потому что на протяжении недели я слушаю дифирамбы Семена в адрес замечательной тети Риты, не считающей нужным заниматься учебой и вовремя ложиться спать!
- Маш, у меня куча работы и твои необоснованные претензии меня...
- Не смей класть трубку! Когда ты собирался мне сообщить, что в октябре Семе нужно вновь ехать в Москву?
- Так, ты поэтому бесишься? Мы еще не определились с датой, собирался тебе позвонить, как только все станет известно... Я планирую приехать на Семкин день рождения. Там и обсудим...
- Андрей, мне абсолютно безразлично, что происходит в твоей личной жизни, но я прошу уважать мои решения и не подрывать мой авторитет, как матери, глупыми уступками. Иначе, в следующий раз, тебе придется сесть в самолет, оставив свою империю, и встречаться с ребенком под моим чутким контролем, — сама непроизвольно вздрагиваю от холода, сквозящего в моем голосе.
- Только не нужно мне угрожать. Я имею полное право видеть своего сына, — не менее раздраженно отзывается бывший супруг.
- Тогда начинай приучать себя к мысли, что любоваться им будешь лишь на фото в моих соцсетях!
Я скидываю вызов, переводя телефон в автономный режим, и роняю голову на руль, чувствуя, как мое тело трясет от переизбытка эмоций. Это невыносимо трудно... Больно и неприятно осознавать, что человек, с которым ты строила совместные планы, поддерживала в каждом его начинании, радовалась покупке собственного жилья, с восторгом сжимала в руках путевки на первый совместный отдых заграницей, любила его, окутывая своим теплом и заботой, на деле оказывается эгоистичным мерзавцем, ни в грош не ставящим приложенные тобой усилия. Не знаю, что больше заводит меня: его нежелание признавать негативное влияние женщины, мало что смыслящей в вопросах заботы и воспитания, или дикая безответственность по отношению к ребенку... Словно и не было между нами ни чувств, ни уважения, ни малой толики душевной привязанности... Когда Семен, все еще раскрасневшийся от затяжной тренировки, плюхается на сидение, делясь со мной впечатлениями, я молча разглядываю его юное лицо, узнавая в каждой черте присутствие Медведевских генов. И всю дорогу до дома моих родителей, пытаюсь найти для себя ответ, в какой же момент чувства к любовнице сумели вытеснить с пьедестала такие незыблемые ценности, над которыми ни должно быть властно ни время, ни жизненные обстоятельства.
- Как ты могла так со мной поступить?! — моему возмущению нет предела, когда на выходе из бара, я замечаю на парковке знакомую Ауди. Ее владелец, в светло-сером спортивном костюме, вальяжно устроившись на лавке, неторопливо курит, с наслаждением выдыхая дым из своих легких. В это позднее время, улица почти безлюдна, и спортивная фигура, окутанная полумраком, выглядит немного пугающе. Словно он отъявленный хулиган, поджидающий свою жертву под сенью разросшихся веток ивы.
- А что мне оставалось? Позволить тебе начать вязать носки и тратить все сбережения на кошачий корм? Дорогая, ты ведь не молодеешь! Пока твой бывший размножается, ты все больше и больше порастаешь пылью! — шипит мне в ответ подруга, вскидывая руку в тщетной попытке словить такси. Я не знаю, как поступить: обрушить на ее голову свое недовольство или позволить себе рассмеяться над голосующей женщиной, одиноко стоящей у поребрика, переминаясь с ноги на ногу.
- Перестань махать своим пальцем! Если ты не заметила, дороги абсолютно пусты! — сложив руки на груди, все же перехожу в наступление. — Может, попросишь Титова? Уверена, он будет только рад тебя подвезти! Не зря же прикатил сюда в два часа ночи?
- Вот еще! Здесь он явно не из-за меня! — начиная вытрясать содержимое сумки на тротуар в поисках мобильного, заявляет мне Света, тяжко вздыхая от навалившейся на нее усталости, вызванной отнюдь не беспрерывным трудом. — Где этот чертов телефон?
Ее изрядно покачивает, а тонкие шпильки и вовсе трудно назвать пригодными для ходьбы, когда ты влила в себя изрядное количество алкоголя, поэтому я с опаской наблюдаю, как Иванова из последних сил пытается устоять на месте. Мне ничего не остается, кроме как торопливо вернуть все ее безделушки в маленький кожаный клач, и поддерживая под локоть, довести мою закадычную подругу до фонарного столба, на который она незамедлительно опирается, посылая мне подобие улыбки.
- Я хочу спать, Маш... И мне нужен аспирин...
- Скорее, тебе стоит задуматься о собрании анонимных алкоголиков, — накидывая ей на плечи свой пиджак, не отрывая взгляда, слежу за приближающимся к нам мужчиной.
- Не вздумай сказать что-нибудь вздорное, — последнее, что успеваю ей посоветовать, когда в паре шагов от нас останавливается моя ночная фантазия.
- Здравствуйте, Сергей! — прикладывая к голове свою руку в глупой попытке отдать ему честь, заходиться смехом Света. — А мы тут ждем такси. По-моему, это свинство... делать женскую обувь такой неудобной, — со стоном стягивая со ступни свою красную лодочку, еле удерживает равновесие, цепляясь пальцами за толстовку Титова. Я испытываю жуткое чувство стыда за всю неприглядность ситуации и торопливо отвожу глаза, стоит мне встретиться с его горящим взглядом. Мне хочется оттянуть вниз свою юбку, чтобы хоть немного прикрыть оголенные коленки, заменить мой укороченный топ, на что-нибудь мешковатое, закрывающее кожу до самого горла, поскольку внезапно я ощущаю себя полностью раздетой и кричаще-доступной. Его ползущие вверх уголки губ, и уверенная поза, словно он непоколебимая скала, а повисшая на его локте женщина сродни пушинке, заставляют меня задуматься над тем, как часто среди ночи в его квартире раздаются звонки от захмелевших незнакомок и ко всем ли он приезжает, наверняка наспех нацепив спортивные треники...
- Раз уж вы меня разбудили, готов протянуть руку помощи, — кивая в сторону своего авто, и подхватывая полуспящую Светку, предлагает он, а я никак не могу разгадать, сквозит ли в его голосе холод или наш вид его забавляет.
- Куда ехать? — выруливая на проезжую часть, проходиться по моему лицу мимолетным взглядом.
- Проспект Просвещения, рядом с Центральной библиотекой, — откинувшись на сидение, я начинаю следить за дорогой. Из его магнитолы льется тихая музыка и нежный голос зарубежного исполнителя невольно навевает на меня сон. Когда мои веки закрываются, а дыхание становиться размеренным, горячие пальцы водителя заставляют меня проснуться, вздрогнув от внезапного покалывания от соприкосновения нашей кожи.
- Только не вздумай заснуть. Нет ничего хуже, чем колесить по городу с полуживыми женщинами на сидении. Я что единственный мужчина в твоей записной книжке? Напомни, когда я был настолько мил, что предложил тебе свои услуги извозчика?
- Выскажешь свои претензии ей, — отвечаю я, указывая пальцем на заднее сидение, и, устроившись поудобнее, вновь закрываю глаза. — Поверь, я не сгорала от желания увидеть тебя среди ночи с этой раздражающей ухмылкой на губах.
- Так, это что, одолжение? Мне начинать тебя благодарить за то, что ты оказала мне великую честь подвезти тебя до подъезда?
- Нет, что ты, обойдусь... Просто не хочу, чтобы ты думал, что я весь вечер о тебе грезила, — улыбаясь самой обаятельной улыбкой, на которую я способна после такого долгого дня, поясняю мужчине, чьи загорелые руки уверенно сжимают руль.
- И в мыслях не было! Это ведь так обыденно, после посиделок с подружкой за бутылкой вина названивать среди ночи мужчине, который тебе совсем неинтересен, — он даже не пытается скрыть усмешку, уверенно глядя в мое покрасневшее лицо, всем своим видом демонстрируя, что не верит ни единому слову.
- Я тебе не звонила.
- Конечно, ты же слишком труслива для того, чтобы самой на такое решиться... Зато не постеснялась подбить подругу на подобную авантюру.
Как часто в своей жизни мы совершаем ошибки, расплата за которые неминуемо следует по пятам? Переступаем через собственные желания, теша себя заверениями, что иначе поступить невозможно, чтобы после корить себя за проявленное малодушие и, сцепив зубы, устранять учиненные разрушения. Имеем ли мы право распоряжаться жизнью собственных детей, лишая их возможности самостоятельно принимать решения, считая, что общение с теми, к кому ваш малыш тянется всеми фибрами своей души, недопустимо, лишь потому, что с высоты прожитых лет нам отчетливо видно, что подобные связи губительны? Теперь я смело могу ответить, что порою черствость и категоричность принесут куда более положительный результат, чем податливость и неуемное желание поступать по совести.
- Не буду! Я не хочу есть кашу, мама! - заходясь в истерике и топая ногами по полу так, словно он не будущий третьеклассник, а посетитель ясельной группы детского сада, отказывается от завтрака сын. - Почему я должен ее есть?
- Потому что она полезна, Семен, - пытаюсь говорить, как можно мягче.
- Я хочу печенье!
- Это не еда. Будь добр, вернись за стол, - уже с трудом сдерживаю негодование, раздражаясь от не прекращающего визга. Наверное, я плохая мать, раз не способна повлиять на собственного ребенка?
- Папа никогда меня не заставляет! - покраснев от собственного крика, Сема никак не может совладать с дыханием, с трудом выдавая свои мысли. - Тебе все равно: нравиться мне или нет! Я уже не маленький! Могу я сам выбирать, чем мне завтракать?
- Вернись за стол! - я встаю со своего места, наверняка выглядя устрашающе, указывая пальцем на пустующий напротив стул. - Немедленно!
- Нет! Ты меня не любишь! Я не хочу с тобой жить! - падая на диван и безостановочно колотя кулачками о подушку, обрушивает на меня свое недовольство. - Не хочу! Пусть лучше папа меня заберет!
- Отлично! Может быть позвоним ему прямо сейчас? Пожалуешься, как тяжело тебе приходиться! Как я заставляю тебя нормально питаться, как ты устраиваешь истерики, не желая прибирать за собой беспорядок, как ты отказываешься готовиться к школе, как огрызаешься и совершенно меня не слушаешь? Давай, это ведь так по-взрослому! - протягивая ему свой мобильный, все же перехожу на крик. - Я дико устала Семен! Устала от наших с тобой препирательств! Неужели, я требую чего-то непосильного?
- Да! - Сема безжалостно растирает свой нос, размазывая влагу по своему лицу, глядя на меня с хорошо читаемой обидой в карем взгляде.
- Тогда звони! Только не думай, что после этого я буду относиться к тебе, как к взрослому! Настоящий мужчина никогда не станет обижать собственную мать, а после трусливо прятаться за спину отца!
- Я не трус! - возмущается он, вскакивая с дивана.
- Тогда и веди себя подобающе! Перестать уже реветь и усядься, наконец, на стул!
Ребенок замирает, все еще душимый рвущимися из груди всхлипами, но так и не собирается идти у меня на поводу. Его плечи потряхивает, нос покраснел и распух, а по щекам все еще продолжают бежать соленые дорожки. Я делаю глубокий вдох, на секунду прикрывая глаза и медленно подхожу к его хрупкой фигурке, устраиваясь на корточках перед ним. Взяв в свои руки его дрожащие ладошки, я и сама с трудом сдерживаю слезы:
- Сема, я очень тебя люблю. Люблю больше всего на Свете. И я не пытаюсь тебя обидеть, не совершаю чего-то назло... Я просто хочу, чтобы ты понял, что все, что я делаю, я делаю лишь для того, чтобы ты вырос здоровым воспитанным человеком.
- Тогда почему ты меня ругаешь?
- Потому что любовь - это не только постоянное поощрение. Я не могу каждый раз закрывать глаза на твое баловство или позволять тебе забывать о правилах...
- Папа никогда на меня не кричит! - вырывая свои пальчики из моего слабого захвата, упирается сын. - Не требует собирать игрушки, вместе со мной играет в приставку и не варит овсянку!
- Если бы папа мог находиться рядом всегда, он бы так же, как и я, делал тебе замечания...
- Нет! С ним все по другому!
- Дело ведь вовсе не в завтраке. Это мелочь, пустяк... Проблема в том, что ты перестал ко мне прислушиваться. Разве я в чем-то перед тобой виновата? Чем я заслужила такое к себе обращение?
Мы долго смотрим друг другу в глаза: моя душа разрывается от боли и холодности самого дорого мне человека, а он закусывает свою нижнюю губу, наверняка, не желая верить в мою искренность.
- Я хочу, чтобы папа вернулся... - вновь начиная обливаться слезами, говорит так, словно это проще простого. - Пусть он опять живет с нами!
- Эй, - касаясь его подбородка, прошу взглянуть на меня. - Мы уже говорили об этом. Ты знаешь, что это невозможно... У папы работа и...
- Тогда поехали к нему!
- Сема, у папы... Мы с папой... Боже, - прижимая к себе малыша, вытираю скатившиеся по щекам слезы, не желая, чтобы он стал свидетелем моей слабости. Каждый раз, когда мы касаемся этой темы, сердце норовит выскочить из груди от понурого вида моего ребенка. - Ты ведь уже большой мальчик, - отстраняюсь я, продолжая сжимать его плечи, - Ты знаешь, что у папы есть тетя Рита. Мы больше не можем жить с ним, как и прежде.
- Но я скучаю! Я хочу, чтобы он отвозил меня на тренировки... Чтобы мы вместе ходили гулять...
- Знаю, и папа скучает ничуть не меньше. Но в нашей жизни не всегда все складывается так, как нам бы того хотелось. Есть вещи, над которыми мы не властны.
Он перестает плакать, просто покачивается на носках повесив голову и безжалостно теребя край своей футболки. О чем он думает? Пожалуй, я бы многое отдала, чтобы заглянуть в его мысли, отбросить в сторону ненужные ожидания, а потом долго, долго сжимать его в своих объятиях, покрывая поцелуями его еще влажные от слез щечки. Я делаю попытку вновь коснуться его плеча, но пара горящих обидой детских глаз пригвождает меня к полу, и я лишь смотрю вслед уходящему в комнату сыну, с тягостным вздохом пряча лицо в своих ладонях. Я думала, что предпочтя мне красивую любовницу, Медведев нанес мне самый сокрушительный в жизни удар. Когда я корила себя за то, что не сумела заранее распознать происходящие в нем перемены, я была уверена, что хуже и больнее уже никогда не будет. Ведь что может быть страшнее мужней измены? Сейчас же, все произошедшее кажется таким вздором, такой пустой суетой... Видеть, как твой ребенок страдает от тоски по родному отцу, знать, что лежа на своей кровати он оплакивает те дни, что мы уже никогда не проведем втроем, куда больнее, чем представлять своего любимого мужчину в объятиях бессердечной воровки...
- А это что? - глядя в вечернее небо, интересуется Сема, устроив голову на моих коленях.
- Не знаю... Может быть, Малая Медведица? - к сожалению, все мои познания в астрономии, сводятся к определению Ковша на темном небесном полотне. - Пора нам ложится, - с трудом подавляя зевоту, перебираю пальцами густые локоны своего ребенка.
- Мам, я бы хотел стать космонавтом... Летал бы на большой ракете и рассматривал звезды вблизи.
- Тогда тебе нужно хорошо учиться. Уверена, с тройками тебя в космос не пустят, - улыбаюсь, плотнее запахивая свой кардиган, которым укрыла своего мальчишку.
- Я буду, - поразмышляв пару секунд, видимо, взвешивая все за и против, твердо решает он.
- А как же хоккей?
- А что, думаешь космонавты в хоккей не играют?
- Ну, разве только для развлечения...
- Жаль. Я мог бы летать между матчами, - вздыхает он, переворачиваясь на живот и болтая поджатыми в коленях ногами. - Мам, давай заведем собаку? Женьке Тихонову недавно лабрадора купили!
- Собаку? - я удивленно приподнимаю бровь. - Уверен, что справишься с такой ответственностью?
- Конечно. Я буду ее кормить и водить в парк. Пусть папа подарит мне ее на день рождения, - глядя на меня искрящимися глазами, просит ребенок.
- А ты дотерпишь? До него еще больше месяца...
- Да! - довольно улыбаясь, он резко садиться, начиная тараторить. - Пусть это будет большой-большой пес. Я назову его Татошкой! И буду сам расчесывать его шерсть!
- Какая-то несолидная кличка для огромного пса, - смеюсь, складывая в пакет разбросанных по покрывалу солдатиков. - Может быть, обойдемся чихуахуа? Или тойтерьером?
- Нет! - присоединяясь к моим сборам, он торопливо сгребает в кучу свои игрушки, прижимая богатство к груди. - Собака должна быть большой! Ты в этом ничего не понимаешь!
- Сема-а-а, - я не могу удержаться и тормошу ему прическу. - Времени впереди - вагон. Давай потом вместе поищем в интернете подходящие породы?
Когда мы добираемся до спальни, в которой всегда ночуем, приезжая на дачу Медведевых, Семен с трудом находит в себе силы, чтобы тщательно вычистить зубы, и через минуту после того, как его голова касается подушки, погружается в крепкий сон.
- Набегался? - протирая вафельным полотенцем влажные после мытья посуды руки, Анна Федоровна встречает меня в дверях кухни.
- Да. Мгновенно уснул, - я устраиваюсь рядом со своей мамой, разливающей чай по расписным кружкам. - Попросил, чтобы Андрей подарил ему пса. И, желательно, огромного!
- Ты в детстве тоже мечтала. Как он там назывался? Мохнатый такой и гигантский, как медведь...
- Ньюфаундленд... Боже, это была моя голубая мечта!
- Мишка долго не мог ей втолковать, что в нашей квартире такая махина просто не поместиться, - смеясь, поясняет мама моей свекрови. - Слез было море.
- Не говори, мои мальчишки тоже нас донимали. Правда, лет десять с нами все же жила овчарка. Так что, ты дала добро? - она разворачивает конфету, тут же отправляя ее в рот. Вообще, я всегда удивляюсь, как Анна Федоровна умудряется сохранять свою стройность, поскольку сладкое - ее главная слабость.
- Я не против. Главное, чтобы Медведев подошел к выбору с умом. Я не желаю оттирать слюну от обивки дивана.
- В последнее время я сомневаюсь в его здравомыслии...
- Мама, - одергиваю ее, скосив взгляд на поедающую шоколад женщину.
- Ничего, Маш. Лена права. У моего сына поехала крыша... С этой беременностью он словно сам не свой. Только и знает, что ходить за своей Ритой по пятам... Я и сама его не узнаю, ребенка как подменили!
- Это любовь, Анют... Нам простым смертным и не понять, - хихикнув, моя мать касается руки хозяйки дома. - В этой высокой материи мы полные пройдохи.
- Это сумасшествие... Не будь я таким скептиком, решила бы, что Маргарита его приворожила. Малыш - это, конечно, счастье, но называть Риту невесткой у меня язык не повернется. Скользкая, как улитка! Эти ее ужимочки, сладкие речи - от одного вида зубы сводит!
Я безучастно прислушиваюсь к их разговору, и, почувствовав вибрацию в кармане своих брюк, тихонько встаю из-за стола, плотно прикрывая за собой дверь.
- Я стою под твоим окном, - уставшим голосом сообщает Титов, поселяя улыбку на моих губах.
- Зачем? Хочешь, чтобы Светлана Викторовна потеряла сон, гадая, кого поджидает ее сын в такое позднее время?
- Ты же не думаешь, что я стану от нее прятаться?
- Если честно, я на это надеюсь. Боюсь представить во что она превратит мою жизнь, если вдруг что-то заподозрит, - честно отвечаю я, и вправду с легкой опаской пытаясь предугадать реакцию моей «любимой» соседки.
- Плевать. Закалишь свой характер, - смеется Сергей, приглушая звуки, льющиеся из магнитолы. - Мне подняться, или выйдешь сама?
- Ни то и ни другое. Я за городом. Наслаждаюсь последними летними деньками в компании родственников.
- Нашла время. Я заехал попрощаться. Лечу в Питер на пару дней... Может быть, дашь адресок и я подъеду на дачу?
- Только не говори, что не сможешь уехать без прощального поцелуя... Не думала, что ты такой романтик, - отшучиваюсь я, раздумывая, стоит ли сообщать свои координаты.
- Ты еще многого обо мне не знаешь. Так что?
- Не думаю, что это хорошая идея. Давай лучше встретимся, когда вернешься?
- Ладно, завалюсь тогда спать. И Маша...
- Что?
- Пообещай, что не станешь названивать каждые пять минут. Влюбленные женщины уж очень навязчивы...
- Дурак, - смеюсь я, скидывая вызов.
- Давай, дорогая, рассказывай, - вперив в меня две пары вопрошающих взглядов, стоит мне лишь переступить порог, устраивают мне допрос с пристрастием.
- Что это за таинственный ухажер у тебя появился? - уже убрав со стола посуду, деловито интересуется Анна Федоровна. - Волков никогда не умел держать язык за зубами...
Любовь бывает разной. Кто-то тихо томиться от переполняющих его чувств, не смея высказать объекту воздыхания своих переживаний, а кто-то сворачивает горы в попытке достичь желаемого, преодолевает преграды, идя к своей цели, чтобы в награду иметь возможность касаться губ своей половинки. Кто-то способен убить, предать и наплевать на свои принципы, а кто-то так и уйдет, побоявшись сделать малейший шаг навстречу своей судьбе. Я не знаю какой была моя любовь к Андрею... Наверное, самоотверженной, всепрощающей и жертвенной... Она окрасила мою жизнь всеми известными миру цветами, позволяя мне радоваться собственной глупости и полнейшему нежеланию замечать очевидные вещи. Она ослепляла меня своей магией, позволяя идеализировать мужа, скрывая в своем густом тумане малейшее несовершенство Медведевской натуры. И, знаете, что она оставила после себя вместо приторной сладости и ностальгии по прожитым вместе дням? Едкую горечь от осознания, что я отдала свое сердце тому, кто никогда бы не смог по достоинству оценить всей ценности дарованного мной чувства... И дело вовсе не в этой измене, побеге из нашей семьи и проявленной жестокости... Не появись на его пути Маргарита, мы прожили бы долгую жизнь, на протяжении которой я всегда отдавала бы намного больше, чем получала взамен.
Весь день, что я провожу в магазине, подменяя приболевшую продавщицу. Я раздумываю над тем, во что мы превращаем детство ребенка, который вынужден расплачиваться за неспособность родителей оградить его от последствий разрыва своими горючими слезами. И больше всего меня пугает то, что, как бы я ни старалась навести порядок в наших с Андреем отношениях, Семен в любом случае станет той жертвой, что мой бывший муж возложит, хотя кого я обманываю, уже возложил, на алтарь своей любви к Маргарите Скрипник. Он никогда не бросит работу, не оставит лишившую его рассудка женщину на столь длительный срок, чтобы сын хоть немного сумел притупить чувство тоски по отцу, наслаждаясь его визитами, а я никогда больше не решусь посадить своего ребенка в поезд дальнего следования...
- Знаешь, к какому выводу я пришел? - вырывая меня из раздумий, спрашивает представительный мужчина в тонком бежевом джемпере.
- Понятия не имею, - старательно сдерживая улыбку, пытаюсь не выдать охвативший меня восторг от его появления.
- В разговорах с тобой, нужно взвешивать каждое слово. Ты слишком буквально понимаешь мои просьбы, - Сергей облокачивается на прилавок, бесцеремонно взяв в руки комок серой шерсти, в скором времени грозящийся обрести очертания кота.
- Мог бы и сам позвонить... Мы не так хорошо знакомы, чтобы я имела представление, где проходит тонкая грань между навязчивостью и беззаботной болтовней. Перестань, - прошу его не сжимать в кулаке заветный комок, пытаясь забрать свою недоделанную игрушку, но он позволяет ему упасть на столешницу, захватывая мои пальцы своими.
- Могла бы сказать, что скучала, - с присущей ему ухмылкой, он поглаживает мою ладонь, не сводя глаз с моего лица. Где это видано, чтобы взрослая женщина, смущалась от такой невинной ласки? - Закончила?
- Да... Нужно только закрыть магазин, - вру, ведь до конца рабочего дня еще целый час.
- Тогда я готов подвезти тебя до дома.
- Я на машине, - улыбаюсь, хоть и готова бросить ее в центре города, ради тридцати минут в компании этого мужчины.
- Плевать. Могу позвонить Руслану, и он пригонит ее к тебе во двор.
- Светлана Викторовна очень внимательно следит за моими передвижениями. Боюсь, мне не избежать разговоров, если твой водитель подгонит мой автомобиль к ее окнам.
- Скажи, что у тебя с ним роман, - веселиться Сергей, начиная разглядывать убранство помещения. - Хотя, нет ничего глупее, чем прятаться от моей матери. Она как ищейка, всегда на шаг впереди.
- Не пугай меня, - снимая кассу, качаю своей головой, мысленно уже распрощавшись со своей относительно спокойной жизнью.
- Да брось, на самом деле она милашка.
- Ага, это у вас семейное.
- Что делать, наследственность... Поужинаем?
- Давай...
За три с небольшим года одиночества, я впервые завидую своей удачливости. Сидящий рядом мужчина, сегодняшним пасмурным днем на редкость веселый и разговорчивый, действительно, заслуживает поцелуя и откровенного признания, которому я все же не даю сорваться с языка, в том, что за прошедшие четыре дня я успела немного подзабыть, каким волнительными и приятными бывают минуты, проведенные в его обществе. Я не спрашиваю, куда мы едем, не слежу за дорогой, слушая его рассказ о непродолжительной командировке, даже не пытаясь понять и половины из того, что он успел переделать за время отсутствия. Андрей никогда не посвящал меня в свои дела, то ли не считая нужным тратить свои силы на подробный отчет о своих успехах, то ли не находя во мне благодарного слушателя, способного разобраться в этих жутких экономических терминах...
- Ты ничего не поняла, да? - добродушно смеется Титов, останавливая автомобиль.
- Да, - довольно отзываюсь я, ничуть не смущаясь своей неосведомленности в том, как люди приумножают хранящиеся на счетах строительной фирмы финансы. - Приехали?
Я оборачиваюсь к окну, чувствуя, как по позвоночнику проходиться дрожь, оставляя после себя холодную испарину, когда на глаза мне попадается знакомая вывеска.
- Мы что, будем ужинать здесь? - ошеломленно интересуюсь у Сергея, желая очутиться где угодно, но лишь бы не в этом злосчастном кафе, когда-то заставившего меня лицезреть не лучшие качества отца моего ребенка.
- Да. Довольно приличное место, - не обращая внимания на мое замешательство, мужчина уверенно выбирается наружу.
- Сядем у окна, - держа меня за руку и уверенно направляясь к выбранному столику, даже не смотрит на чертово панно, в которое я уже впилась глазами. Я отмечаю малейшие изменения: цвет стен стал на несколько тонов темнее, привычные живые цветы на столах сменили пластиковыми табличками с прикрепленной к ним рекламой новых блюд, а в дальнем углу оборудовали стойку, где молоденькая девушка, с уставшим отрешенным видом терпеливо ждет, пока кто-нибудь из посетителей решит полакомиться мороженым, разложенным по лоткам в начищенной до блеска камере.
- Куда ты в такую рань? - сонно протирая глаза, хватает меня за руку Сергей, возвращая обратно в постель.
- Забыл? Сегодня великий день! - пытаясь выбраться из медвежьих объятий, смеюсь от его порхающих по моему телу поцелуев.
- Машка, пять утра! Уверен, ребенок в таком возрасте спит, как сурок! - навалившись на меня всем телом, с трудом фокусирует взгляд, так до конца и не проснувшись.
- Это лишь подтверждает, что ты ничего не смыслишь в детях! Поверь, в семь он уже подскочит с кровати! Пусти уже, мне ехать двадцать минут! Еще и шары надувать! - я все же одерживаю верх и ступаю на пол своими голыми ногами, придерживая отвоеванное покрывало. - Когда ты вернешься?
- Недели через две. Мне взять с тебя клятву, что ты не станешь искать кого-то, более подходящего для совместных ночей? - со всей серьезностью интересуется Титов, выставляя напоказ свой обнаженный торс.
- Что ты! Мои биологические часы тикают, - постукивая указательным пальцем по запястью, спешу успокоить своего мужчину, - так что, пожалуй, я все же дожму тебя.
Я счастлива. Абсолютно и бесповоротно. Нет ничего приятнее, чем встретить рассвет под боком у Сергея Титова, способного одним взглядом заставить мой пульс участиться. Я быстро заканчиваю свои сборы, и вернувшись в комнату, застаю его спящим, с умиротворенным выражением лица и мерно вздымающейся грудью. Вот сейчас он идеален. Когда молчит. Не вгоняет меня в краску своими пошленькими шуточками. Не хмурит лоб, когда находит идею, рожденную в моей голове, бредовой. Когда не читает нотации, пытаясь наставить меня на путь исправления, даже не стараясь прикрыть свое неодобрение моих способов ведения бизнеса за дружеским участием, говоря в лоб, что ничего глупее еще в жизни не слышал. Когда не критикует мое платье, находя его чересчур откровенным или уж слишком закрытым. Когда не пугает меня своей напористостью или бесконтрольным проявлением своих чувств, заметьте отнюдь не романтических, целуя меня, когда у него возникает подобное желание… Неважно, будь то ресторан, оживленная улица или, что еще хуже, парковка в моем дворе. Когда не называет меня Марусей, наслаждаясь моей реакцией, которая никогда не заставляет себя ждать, обрушиваясь на его голову неконтролируемым потоком гневных речей, ведь каждому близкому мне человеку известно, что я просто терпеть не могу, когда над моим именем издеваются подобным образом.
- Я поехала, - аккуратно касаясь его губ, шепчу ему на ухо и потихоньку выбираюсь из его апартаментов.
Мы вместе чуть больше месяца. И этого времени мне с лихвой хватило, чтобы принять неоспоримый факт - в наших с ним отношениях не будет места романтическим ужинам с зажженными свечами и нежной мелодией, льющейся из проигрывателя. Что он не станет называть меня "заей”, “малышкой” или “солнышком”, каждое совместное утро начиная с принесенного в постель завтрака. Напротив, он в свойственной ему манере, настоятельно рекомендовал заваривать для него чай и отваривать одно яйцо всмятку, иначе утро без столь необходимой атрибутики грозит вылиться в хмурый наполненный недовольством день. “Тиран,” - скажете вы? “ Душка,” - не задумываясь, отвечу я. При всей своей требовательности и полном отсутствии сентиментальности, он подкупает меня своей честностью и щедро даримыми ощущениями. Ему не нужно давать мне обещаний, ведь кому как не мне, знать, что слова порой ничего не стоят, какими бы трогательными и приятными они ни были. Он предпочитает действовать: вовремя приходить на помощь, бросая дела и решая мои проблемы с внезапно обрушившейся на магазин проверкой, молчаливо меня обнимает, когда я расстраиваюсь, не высмеивает мою странную просьбу забирать меня по утрам из соседнего двора, когда на протяжении трех дней возит меня по делам, вовсе не возмущаясь, что я отвлекаю его от работы, пока над моим автомобилем трудится опытный механик, выбранный, кстати, также Сергеем. И каждое утро он шлет мне смс с пожеланием хорошего дня. И пусть за нашими плечами не так много совместных ночей, каждая минута, проведенная рядом с ним, для меня бесценна и пропитана нежностью, которую он умело мне дарит, являясь внимательным и нежным любовником. Мы, не сговариваясь, приурочили все наши встречи к вечеру субботы, плавно перетекающему в воскресный полдень. На неделе мы вместе обедаем, что не может не подкупать, поскольку мне доподлинно известно, что у любого представителя сильных мира сего довольно плотный график. Он не расспрашивает меня о причинах развода, не интересуется личностью бывшего мужа, не заставляет меня познакомить его с сыном, прекрасно понимая, что на столь серьезный шаг я никогда не решусь, не убедившись в серьезности и долгосрочности нашей связи.
***
- Разбудила? - шепчу, застав в комнате Анну Федоровну.
- Нет, - тепло улыбается женщина, пряча свою хлопковую сорочку под цветастым халатом. - Это уже возрастное - встаю с первыми петухами. Чего ты так рано? Я бы и сама все украсила.
- Нет уж, это моя почетная миссия, - вручая ей пакеты с необходимой атрибутикой, целую ее теплую щеку. - Но от вашей помощи не откажусь. Во сколько Андрей прилетает?
- Должен быть здесь к двенадцати, - помогая мне прикрепить поздравительную гирлянду к стене своей гостиной, сообщает свекровь. - Переживаешь?
- Немного. Не представляю, как пройдет встреча. В последнее время мы никак не можем прийти к согласию, - как и всегда, делюсь с женщиной своими переживаниями.
- Андрей говорил... Ты уж прости нас, стариков. Извечная проблема бабушек в том, что мы привыкли баловать своих внуков. Наверное, поэтому не одергивали Андрея, видя, что он на многое закрывает глаза. Я не стану тебя винить, если ты все же решишь дожать эту ситуацию. Матери всегда виднее, что вредит ее ребенку, а что пойдет ему на пользу. Тем более что хорошая встряска Андрюше не повредит.
Я в тысячный раз за все время нашего знакомства смотрю на эту хрупкую женщину с благодарностью.
Андрей
Она спит. Как всегда, с головой укрывшись одеялом, она мирно сопит, иногда выставляя напоказ ногу, пытаясь таким образом хоть немного спастись от тепла, согревающего ее тела кокона. Время близиться к полудню, но я и не думаю ее будить, прекрасно зная, что в этом вся Рита - спит до обеда и немного расходившись садиться за свой холст. Что она теперь рисует? Какие-то абстрактные непонятные силуэты, предпочитая насыщенные оттенки серого, синего и зеленого… Никогда не пойму, с чего она вдруг решила, что подобные цвета неплохо сочетаются между собой. В квартире тихо, и я наслаждаюсь покоем, давая себе передышку…
- Встал? - сухо интересуется Марго, стоя на пороге спальни в своих короткий бежевых шортиках. Ее волосы беспорядочно спускаются по плечам, а пальцы потирают заспанные глаза.
- Как видишь, - без всякого интереса переключая каналы, отвечаю я, провожая взглядом ее хрупкую фигуру, беременность в которой выдает разве что округлый живот. - Поешь? Я заказал еду из твоего любимого ресторана…
- Не хочу, - как всегда, мгновенно заводясь, пресекает мою попытку, усадить ее рядом и встает у окна. - Только не нужно сочувствующих взглядов! Терпеть не могу, когда ты так на меня смотришь!
- Я лишь предложил тебе пообедать. Ты собираешься и дальше воспринимать каждое мое слово в штыки?
- Не делай вид, что тебя это волнует! - от сквозящей в ее голосе злости, воздух вокруг заметно сгущается, делая невыносимым каждый последующий вдох.
- Я не могу не ехать, - я устало прохожусь ладонями по лицу, прекрасно зная наперед все, что она собирается мне сказать.
- Конечно! Зато ты можешь спокойно оставить беременную жену, недавно потерявшую отца, на новогодние праздники!
- Мы это уже обсуждали. Я вернусь тридцать первого утром, и твоя мама согласна побыть с тобой эти три дня.
- Прекрасно! Как хорошо ты устроился! Передашь меня матери, пока сам будешь наслаждаться компанией бывшей жены!
- Не неси ерунды!
- Я что, по-твоему, дура? Думаешь, я не заметила, как ты изменился в лице, увидев газету? Конечно, наверное, тяжело осознавать, что она отряхнулась и пошла дальше? Да еще и нашла вариант побогаче? - ехидно бросает Марго. - Думаешь, я не знаю, что ты постоянно ей названиваешь?
- Я лишь пытаюсь добиться встречи с ребенком! И перестань орать! Тебе нельзя нервничать! - вставая с дивана, решаюсь уйти в кухню, чтобы она хоть немного поуспокоилась.
- Я сама буду решать, когда мне орать, а когда нет! Думал, что я буду молчать, видя, как ты наглаживаешь свои рубашки перед встречей с Машей? Черта с два! - обгоняя меня и перекрывая собой проход в столовую, выставляет передо мной кулак, со сложенными в фигу пальцами. - Не думай, что я так просто отдам тебя ей!
- Рита, - закатывая глаза к потолку, не знаю, как достучаться до своей женщины. - Я лишь хочу повидаться с сыном!
- Пусть он приедет сюда! С чего вдруг такая принципиальность? Она просто решила воспользоваться моментом и отомстить мне за твой уход!
- Прекрати!
- Нет! Только попробуй поехать и можешь проваливать ко всем чертям! - толкая меня в грудь, заливается слезами, даже не задумываясь над тем, что врач настоятельно рекомендовал ей покой. - Ненавижу! Как я вас всех ненавижу!
- Успокойся! - я прижимаю ее к себе, сдерживая руки, которые она старательно пытается освободить, чтобы замахнуться на меня своей трясущейся ладонью. - Тшш…
- Нет, нет! Скажи, что не поедешь! Скажи, что останешься! Это низко, так поступать со мной в такой момент! - теперь вцепившись в мою футболку, рыдает уже навзрыд. - Я прошу, давай съездим вместе, когда я рожу! Только не оставляй! Хочешь, я сама с ней созвонюсь, буду ее умолять, чтобы она пустила ребенка к тебе! Андрей, ну, пожалуйста!
- Ритка, прошу, прекрати, - начинаю покрывать ее лицо беспорядочными поцелуями. - Какая же ты дура, Ритка!
- Дура, потому что боюсь тебя потерять, - отвечая мне, еще крепче прижимает к себе. - Я прошу, не уезжай, не сейчас, когда папа ушел…
И я киваю, подхватив ее на руки, устраиваюсь с ней на кожаном кухонном диванчике, поглаживая по волосам, пока она старается подавить последние отголоски истерики… Мы вместе четвертый год, казалось бы, пора научиться давать ей отпор, закрывая глаза на ее срывы, но я по сей день не в силах сопротивляться, видя катящиеся крупным градом слезы по ее щекам…
- Поедем покупать коляску? Я, наконец, определилась, - обвив мою шею руками, спрашивает Марго, шмыгая носом и заглядывая в глаза.
- Ладно, только поешь для начала, - помогая ей слезть с моих колен, одергиваю задравшуюся на животе майку, на некоторое время задерживая пальцы на ее округлившейся талии.
- Ну, уж нет! Ты же не хочешь заставить меня разогревать это, - демонстрируя мне контейнеры с ее любимым лососем, удивляется девушка. - Заедем куда-нибудь по пути. Нальешь мне чай, пока я приму душ?
***
- Ты не говорила Маше, что я собираюсь приехать? - устроившись в своем кресле, листаю стопку бумаг.
- Нет, ты же просил… Вы так и не поговорили?
- Нет, за эти три месяца, она отвечала на мои звонки лишь пару раз…
- А Семка?
- Семка, - горько вторю своей матери. - В последнее время, он говорит со мной не больше минуты.
- Что ж ты творишь, сынок? - не скрывая боли, сетует пожилая женщина, еще больше ковыряя рану в моей груди, своим тихим голосом.
- И сам знаю, что кругом виноват…
- Дай бог, чтобы вы с Машей сумели пообщаться… Рита прилетит с тобой?
- Мам, тут все не так просто… - закрывая папку с документами, тру свою переносицу.
- Андрей! Только не говори, что и в этот раз поездка откладывается!
- Рита сама не своя. После смерти Олега Ивановича она просто, как с ума сошла. То кричит, то заливается слезами, то часами не говорит со мной. За эти три недели я уже дважды вызывал ей врача… - меня невольно передергивает от воспоминаний, как побледнело ее лицо от известия о смерти папы, как она горько плакала, завывая посреди больничного коридора, осев на каменный пол. Я не понаслышке знаком с той болью, что приносит с собой утрата родного любимого человека, как твою душу разрывает на части от невозможности все исправить, крепко вцепиться в руку своего близкого, не давая ему возможность оставить этот мир. И пусть позади было два долгих месяца, в течение которых врачи боролись за здоровье моего будущего тестя, и прогнозы их были неутешительны, к безвременному уходу своего родственника, друга или знакомого, никогда не успеешь подготовиться. Даже если все вокруг будут пытаться настроить тебя на столь неблагоприятный исход — потеря отца все равно выбьет почву из-под твоих ног, навсегда поселяя в душе ноющую тоску и скорбь.