Погоня

Каррикл спортивных обводов уносила за собой упряжка из четырёх великолепных серых коней, а вожжи держал один из самых знаменитых кучеров-спортсменов своего времени, член Клуба четырех коней, Бенсингтонского клуба, победитель более дюжины гонок, – короче говоря, граф Шейн, которого любой, кроме законченного деревенского мужлана, только уловив самым беглым взглядом красивый профиль с полосой чёрных бровей и внушительным орлиным носом, немедленно бы узнал. Однако, к счастью для душевного спокойствия его спутницы, люди, встречавшиеся им по дороге, были исключительно деревенскими мужланами, с тех самых пор как каррикл миновал Ислингтонскую заставу и въехал на длинный, пустынный участок дороги, ведущей к деревне Хайгейт.

Спутницей графа была гувернантка, леди, которая ко всему прочему очень скоро достигла бы своих тридцати лет; она сидела выпрямившись в струнку рядом с ним, одетая в скромное прямое платье из французского батиста под зелёным пелиссом, в соломенной шляпке цвета мха поверх приглаженных русых локонов. Её руки в практичных йоркских перчатках бежевого цвета были стиснуты на изгибе ручки клетчатого зонтика, и она, казалось, страдала от глубокого чувства обиды. Глаза ясного серого цвета, которые обычно искрились остроумием, с каменным выражением вглядывались в дорогу впереди, а рот (великоватый, чтобы считаться красивым) был крепко сжат. На протяжении нескольких миль она, казалось, совершенно не замечала присутствия графа и, за исключением того, что заметным образом вздрагивала каждый раз, когда он подстёгивал лошадей, не обращала ни малейшего внимания на действительно замечательное искусство управления лошадьми, которое он обнаруживал. Хоть он с идеальной точностью вписывался в повороты, прекрасно правил всеми лошадьми разом, объезжал все препятствия, включая огромный фургон, который занял почти всю дорогу, самым непринуждённым образом и управлялся со своим длинным кнутом легчайшим движением кисти, но мог бы с таким же успехом, несмотря на всё вызываемое им восхищение, быть и кучером дилижанса.

Надобно отдать ему должное: у него не было ни ожидания, ни желания, чтобы им восхищались. Его выдающееся мастерство было само собой разумеющимся; кроме того, он был в очень плохом настроении. Его завтрак был прерван на середине из-за того, что у него на пороге появилась гувернантка его подопечной, приехавшая в Лондон из его дома в Суссексе, чтобы самым хладнокровным образом сообщить, что её воспитанница сбежала с лейтенантом линейного полка. Он счёл её отношение чуть ли не бесстыдным. Вместо проявления раскаяния, надлежащего леди, которая столь вопиюще провалилась в исполнении своего долга, она сообщила в своей спокойной манере, что он это заслужил, ибо не дал своего согласия на брак шесть месяцев назад. По её поведению вы бы подумали, что она несомненно подтолкнула молодую пару отправиться к границе (хотя она и клялась, что нет); и она же действительно имела наглость посоветовать ему сделать всё, что в его силах.

Но граф, который поступал по-своему с тех пор, как себя помнил, был отнюдь не тем, кто с готовностью соглашался с нарушением своей воли, и, вместо того чтобы принять совет мисс Фэйрфакс, он, распорядившись насчёт каррикла и упряжки серых, приказал мисс Фэйрфакс взобраться на сиденье рядом с ним, оставшись глухим к её протестам, и погнал с поразительной скоростью в явном намерении настигнуть беглецов и вернуть непослушную мисс Геллибранд назад в город в сопровождении её гувернантки.

Поскольку он управлял бесподобной упряжкой и мог позволить себе менять лошадей так часто, как ему хотелось, на первом этапе путешествия от мисс Фэйрфакс мало зависело то, как бы сбежавшей парочке ухитриться обогнать погоню. У тех двоих действительно было преимущество в несколько часов, но она догадывалась, что мистер Эдмунд Монксли, живущий на жалованье, должен был довольствоваться в поездке только парой лошадей, запряжённых в почтовую карету. Плата за наём лошадей была высокой, путешествие в Гретна-Грин – долгим, а манера езды графа – слишком стремительной для любой наёмной кареты с парой в упряжке, чтобы опередить преследование.

По достижении пустынных просторов Финчли-Коммон слабая надежда на нападение разбойников как-то поддерживала настроение мисс Фэйрфакс, но, когда экипаж достиг Уитстонских ворот без происшествий, она снова впала в уныние.

Её молчание, казалось, злило графа. Он заговорил в язвительном тоне:

– Нам предстоит преодолеть довольно много миль, смею сказать, так что вы вполне можете перестать дуться, мэм. Мне было бы интересно узнать, по какому праву вы воображаете, что вам следует позволять себе этот вид оскорблённой добродетели!

– Я уже говорила вам, сэр, пока совершенно не устала от этого, что не причастна к побегу Люциллы, – холодно отозвалась мисс Фэйрфакс.

– Нет! Вы просто поощряли этого воздыхателя навещать мою подопечную, когда бы он ни захотел и вопреки моему запрету, о котором вы прекрасно знали!

– Я вовсе его не поощряла. Ноги его никогда не было в вашем доме, сэр.

– Тогда где же, чёрт, они встречались? – потребовал ответа его светлость.

– В саду, – ответила мисс Фэйрфакс.

– Очень романтично! – сказал граф с брезгливым фырканьем. – И бога ради, что же делали вы, мэм?

– Смотрела в другую сторону, – беззастенчиво сообщила мисс Фэйрфакс.

– Интересно, как вы смеете сидеть вот там и говорить мне подобное?! Вам остаётся только сказать, что вы одобряете этот треклятый побег!

– Ну, это не так, – ответила она. – Я бы предпочла для них прелестную свадьбу, но поскольку вы были крайне несговорчивы, а полк мистера Монксли отправляют на полуостров, то я действительно не знаю, что ещё они могли сделать, бедняжки!

– Вы понимаете, мэм, – возмутился граф, – что помогли моей подопечной загубить себя в возрасте семнадцати лет ради ничтожества без гроша, целиком зависящего в своём продвижении от опасностей войны? Поскольку я определённо уверен, что у него никогда не будет возможности позволить себе купить повышение в звании!

– Да, боюсь, что нет, – согласилась она. – Я не знаю, конечно, размеров состояния Люциллы...

– Незначительное.

– Тогда, полагаю, вы будете обязаны купить ему должность командира роты, – сказала мисс Фэйрфакс.

– Я?! – воскликнул он, глядя как громом поражённый.

– Вы так богаты, что несколько сот фунтов в конце концов не могут иметь для вас значения.

– Честное слово, мэм! Я не стану делать ничего подобного!

– Очень хорошо, – сказала мисс Фэйрфакс, – если вы решили быть нелюбезным, смею сказать, что Люцилле от этого не будет ни жарко ни холодно. Она дочь военного, и меньше всего похоже, что превратится в светскую юную леди. Я уверена, что она и мистер Монксли будут действовать исключительно заодно.

– Известно ли вам, мэм, что я намерен сам жениться на Люцилле?

Повисла небольшая пауза. Мисс Фэйрфакс сказала довольно осторожно:

– Мне было известно об этом, сэр, но всегда было неловко спросить почему. Вы, верно, на целых шестнадцать лет старше неё и при этом в течение трёх лет, что я заботилась о Люцилле, не проявляли ни малейшего влечения к её обществу. Фактически вы изолировали её в деревне и только навещали с самой нечастой периодичностью.

– Если вы имеете в виду, что я не влюблён в неё, то нет, конечно же, нет! – отозвался граф жёстко. – Брак был желанием обоих наших отцов.

– Как это возвышает – встретить такую сыновнюю почтительность в наши дни! – заметила мисс Фэйрфакс растроганно.

Граф уронил руки и позволил своей упряжке рвануться так, что чуть не сбросил мисс Фэйрфакс с сиденья.

Снова воцарилась тишина. В Барнете, который означал окончание первого перегона, серые все ещё бежали хорошо – обстоятельство, побудившее графа промчаться мимо “Красного льва”, с его форейторами в жёлтых куртках и двадцатью шестью парами добрых лошадей, и гнать ещё девять миль до Хатфилда. Мисс Фэйрфакс, которая никогда в своей жизни не ездила так быстро, начала опасаться, что в любой момент они могут догнать беглецов. Вскоре она рискнула спросить графа, когда он рассчитывает их перехватить.

– Понятия не имею. До наступления темноты, надеюсь.

– В самом деле, я тоже на это надеюсь! – сказала мисс Фэйрфакс с большим чувством. – Но если нет?

– Тогда, мэм, мы остановимся в гостинице на ночь и продолжим наше путешествие утром.

Мисс Фэйрфакс, казалось, сделала усилие над собой, заговорив вскоре с сильным волнением в голосе:

– Я умолчу о неприличии такого плана, милорд, но хочу обратить ваше внимание, что весь багаж, который у меня есть, – это ридикюль!

Он пожал плечами.

– Я сожалею о неудобствах, но тут ничем не поможешь.

Это было для неё уже слишком.

– Позвольте мне сказать вам, сэр, что помочь очень легко, если вы откажетесь от этого преследования и вернётесь, как разумный человек, в Лондон!

– Я вернусь, когда настигну свою подопечную, и не раньше.

– Ну, – сказала мисс Фэйрфакс, сдерживая себя с видимым усилием, – всё это показывает, как можно ошибаться в характере человека. Я привыкла думать, что вы, сэр, несмотря на все ваши недостатки, вполне благожелательны и воспитанны.

– Несмотря на все мои недостатки! – повторил он, удивлённо оглядев её. – Да бога ради, что это за мои недостатки?

– Вспыльчивость, гордость, скрытность, упрямство, бестолковость и самые властные повадки! – без запинки ответила она.

Уголки его рта едва заметно дрогнули.

– Вы откровенны, мэм! Я же, со своей стороны, до сегодняшнего утра думал, что вы безупречная гувернантка.

Мисс Фэйрфакс, казалось, не получила какого-то особого удовлетворения от того, что ей отдали должное, но слегка побледнела и неуверенно сказала:

– Прошу прощения. Я не должна была говорить такое. Я знаю, что, по-вашему, поступила неправильно.

Он быстро глянул на неё со смягчившимся выражением лица, но несколько минут ничего не говорил, полностью занятый лавированием на дороге, дабы избежать череды глубоких ям на ней. Через некоторое время, однако, он сказал более вежливым тоном:

– Ну полно! В конце концов мы ничего не выиграем от пререканий. Никогда не думал, что у меня получится поругаться с вами, Мэри Фэйрфакс!

– Неужели нет, сэр?

– Ну конечно нет! – сказал он, слегка улыбаясь. – Вы всегда казались мне самой смирной из женщин, мэм.

– Полагаю, вы имеете в виду скромной, – сказала мисс Фэйрфакс сердито.

Много часов спустя, когда остатки сумеречного света таяли в небе, каррикл въехал в Грантем, что на расстоянии более ста миль от Лондона. Мисс Фэйрфакс, к этому времени смирившаяся со своей судьбой, была закутана в дорожное, из тускло-коричневого сукна, со множеством пелерин пальто его светлости, а сам его светлость был в настроении опасного раздражения.

Всё прошло гладко в продолжение первой части путешествия. Серые продержались, пока не был достигнут Хатфилд, а там графу посчастливилось заполучить выносливую, резвую упряжку, чтобы добраться до следующей станции. Но чуть дальше за Бигглсуэйдом им повстречалась двуколка, коей правил уткнувшийся в дорогу возница, который вымахнул из-за поворота по неправильной стороне и столкнулся с их карриклом. Сохранив присутствие духа, граф свернул прочь чуть ли не в придорожную канаву, благодаря чему не было нанесено большого ущерба, однако понадобилось произвести починку одного из колёс с правого края в следующем же городе, куда они прибыли. Это означало задержку почти на час, но настроение графа серьёзно не испортилось, до тех пор пока гораздо позже, при пересечении Уитемского выгона, один из коренников в упряжке, нанятой в Стамфорде, напрочь не охромел. Опуститься в конце долгого дня до того, чтобы заковылять спотыкаясь, – вот что скрепило словно печатью раздражение его светлости. Ничего не оставалось, кроме как медленно доехать до следующего постоялого двора. Граф, снова взбираясь на козлы после осмотра ноги коренника, с горечью сказал мисс Фэйрфакс, что вся эта история от начала до конца на её совести, – обвинение, которое она приняла с утомлённым молчанием.

Разговор после этого носил отрывочный характер. В Грантеме гостиница “Ангел и корона” продемонстрировала гостеприимные огни, светящиеся в эркерных окнах; и когда их каррикл проезжал под готической каменной аркой во двор, мисс Фэйрфакс ощутила отнюдь не желание вернуться в Лондон, а глубокую предрасположенность к обеду и свежей постели.

Граф помог ей выйти из каррикла. Она настолько задеревенела, что двигаться ей было достаточно больно, но сумела сбросить просторное дорожное пальто, поправить свою шляпку и с исполненным сознания собственного достоинства видом направиться в гостиницу. Ей почудилось, что служанка, провожавшая её в спальню, с любопытством смотрела на неё, но она чувствовала себя слишком уставшей, чтобы начинать экспромтом какие-то объяснения об отсутствии у неё багажа.

Граф заказал отдельную гостиную и, хотя уже было начало лета, велел разжечь огонь в камине. Он, казалось, пребывал в лучшем настроении, когда мисс Фэйрфакс спустя некоторое время вошла в комнату. Был занят удалением нагара с одной из свечей в канделябре на столе и сказал в своей резкой манере:

– Надеюсь, вы голодны. Здесь хорошо готовят.

– Голодна, – отвечала она. – Но больше на самом деле обеспокоена тем, чтобы суметь отчитаться перед горничной за неимение багажа. Это должно представляться престранным обстоятельством!

– Вам не нужно принимать это во внимание. Меня здесь знают.

Этот беспечный отклик не показался мисс Фэйрфакс попыткой даже в наименьшей степени объяснить её положение, но она воздержалась указать на это его светлости. Пока она переходила к огню, он рассказывал:

– Когда мы меняли лошадей в Стилтоне, я произвёл некоторые расспросы. Из того, что я смог выяснить, мы уже должны были к этому времени нагнать беглецов, если бы не эти злополучные происшествия. Они определённо останавливались в Стилтоне за несколько часов до нас. Путешествуют с одной-единственной парой лошадей. Поскольку луны нет, то, предполагаю, остановятся на ночь в Ньюарке или поблизости.

Подозрение, что парочка может быть в Грантеме, пришло на ум мисс Фэйрфакс. Как будто бы прочитав её мысль, граф сказал:

– Я не смог обнаружить, что они остановились в этом городе. Ничего похожего на них не видели ни здесь, ни в гостинице “Георг”. Это кажется странным, но возможно, конечно, что они меняли лошадей в Гритеме. Хотел бы я там сейчас порасспрашивать о них. Однако они вряд ли тронутся из Ньюарка сегодня вечером. Я поеду туда, когда мы пообедаем.

– Ничто, – сказала мисс Фэйрфакс решительно, – не заставит меня сегодня проехать хотя бы ещё одну милю!

– Этого от вас совершенно не требуется. Я привезу Люциллу назад с собой.

– Если бы вы только позволили им пожениться! – вздохнула мисс Фэйрфакс.

Он проигнорировал это замечание и, когда вошёл слуга, чтобы расставить приборы, только пригласил мисс Фэйрфакс садиться за стол. Она послушалась его, но, хотя ей казалось, что она голодна, а теперь перед ней был самый щедрый обед, всё же признала, что слишком устала, чтобы съесть что-нибудь, кроме самой лёгкой закуски. Граф напрасно предлагал лосося, ягнёнка, молодого гуся и абрикосовые пирожки – ей не захотелось ничего, кроме супа и бокала вина.

– Честно говоря, – откровенно сказала она, – я чувствую, что меня слегка подташнивает.

– Это, как я заключаю, упрёк за принуждение ехать со мной! – сказал его светлость гневливым тоном.

– О нет! – пробормотала она.

Он продолжил обедать с весьма недовольным выражением на лице. Мисс Фэйрфакс хотелось бы узнать, будет ли ей дозволено лечь спать до возвращения графа из Ньюарка с (или без) его подопечной, когда один из слуг вошёл в комнату с сообщением, что в гостиницу сейчас приехали леди и джентльмен и требуют встречи с его светлостью.

– Леди и джентльмен? – повторил граф. – Требуют встречи со мной? – Он посмотрел на мисс Фэйрфакс в живейшем изумлении. – Это безусловно неожиданно! – сказал он. – Может ли быть так, что Люцилла передумала насчёт своей опрометчивости?

Мисс Фэйрфакс, которая встала из-за стола и вернулась к камину, не чувствовала себя способной рискнуть что-либо предположить. Она согласилась, что это действительно неожиданно.

Всё оказалось более неожиданным, чем рассчитывал граф. Вместо мисс Геллибранд и её обожателя в гостиную вплыла матрона, лицом не отличающаяся от попугая, за которой вплотную следовал вялого вида джентльмен в рединготе тусклого цвета.

Граф встал, уставившись во все глаза, со всё ещё сжатой в одной руке салфеткой, а другой рукой чуть придерживая спинку стула. Матрона, помедлив на пороге, качнулась вперёд, – все перья на шляпке-улье колыхнулись в знак сочувствия к её очевидному волнению, – и произнесла дрожащим голосом:

– Мы вовремя!

– Во имя неба, что это значит? – вопросил граф, выглядевший мрачнее тучи.

Мисс Фэйрфакс, которая узнала во вновь прибывших тётю графа и её сына – кузена графа и его наследника, только моргала в изрядном удивлении.

Леди Уилфрид Дрейтон оставила её без внимания, но сказала, обращаясь к своему племяннику:

– Это значит, Чарльз, что я вовремя, чтобы удержать тебя от поступка, в котором ты будешь раскаиваться всю свою жизнь!

– Клянусь, мэм, кто-то, кажется, не терял времени даром! Что за... что вы знаете об этом деле, ради бога?

– Я знаю всё! – заявила леди исчерпывающе.

– Чёрта с два вы знаете! Может, вы будете так любезны, чтобы сказать мне, мэм, кому из моих слуг вы обязаны вашими сведениями?

– Нет смысла об этом толковать! – сказала она, отметая в сторону этот семейный вопрос. – Я в высшей степени официально предупреждаю тебя, Чарльз, что ты совершаешь ужасную ошибку!

Её сын, который был поглощён посасыванием набалдашника своей трости, вынул её изо рта, чтобы сказать:

– Зная, что это дело, близко касающееся нас…

– Я ничего подобного не знаю, – перебил граф, глядя на него с холодным презрением. – На самом деле я не могу уяснить, какого чёрта ты влезаешь в мои дела!

– Твоё поведение касается всей твоей семьи, – объявила леди Уилфрид. – Когда я узнала, каким образом ты уехал с этой женщиной и с какой гибельной целью, то мой долг стал мне ясно очевиден!

Слабый румянец тронул щёки графа.

– Будьте добры, пожалуйста, говорить о мисс Фэйрфакс с уважением, мэм!

– Никогда не поверю, что вся эта история не её рук дело!

– Данный вопрос, мэм, не вам решать!

– Ты можешь говорить что угодно, но я-то лучше знаю. Я распознала в ней коварную особу, как только кинула на неё взгляд, хотя мне никогда не думалось, чтобы она зашла так далеко!

– Поведение мисс Фэйрфакс, – удивлённо сказал граф, – всегда и во всём было безупречным!

– Мой бедный Чарльз, ты был прискорбно обманут! Как мать, как твоя тётя, я самым серьёзным образом заклинаю тебя отказаться от этого плана и вернуться с нами в Лондон! Не допускай, чтобы над твоим здравомыслием взяли верх уловки безнравственной женщины!

– Вы страдаете заблуждением, мэм, – сказал граф, щепетильно учтивый, но с опасным блеском в глазах. – Я настолько далёк от того, чтобы действовать по наущению мисс Фэйрфакс, что она здесь совершенно против своей воли!

Эффект этого заявления едва ли был таким, какого он ожидал. Леди Уилфрид издала пронзительный вопль и вскрикнула «Милосердные небеса!», в то время как её сын обратил на мисс Фэйрфакс пару вытаращенных глаз, приговаривая:

– Боже милостивый! Не говори такого, кузен! Ну это чуть ли не похлеще всего! Как на духу, я бы на тебя и не подумал, нет, будь я проклят, я бы и не подумал!

– Я в это не верю! – сказала леди Уилфрид, оправившись от остолбенения. – Она хотела опутать тебя с самого начала!

– Ой! – воскликнула мисс Фэйрфакс, подняв руку к вдруг вспыхнувшей щеке.

Граф, быстро переводя взгляд с одного из своей родни на другую, сказал:

– Мы, полагаю, говорим о разных вещах, мэм. Сделайте мне одолжение, пожалуйста, объяснив в более точных выражениях, почему вы последовали сюда за мной.

Его тётя обратила к нему взор глубокого упрёка.

– Попытаться отвлечь внимание от этой безнравственной женщины такой степенью почтительности только и остаётся, меня не обманешь! Сможешь ли ты отрицать, что вы едете в Гретна-Грин?

– Ну да, и что? – сказал граф. – Недовольное выражение исчезло, но улыбка, занявшая его место, заставила кузена озабоченно переместиться к другой стороне стола. – Нет, моя дорогая тётя Альмерия, я не отрицаю этого!

У поражённой леди перехватило дыхание.

– Олух! – выдала она. – Ты, закоренелый холостяк (ибо я ни мгновения не верила в твоё нелепое намерение когда-нибудь жениться на своей подопечной!), попал под власть жалкой, ничтожной гувернантки! Это не может быть для тебя всерьёз!

Мисс Фэйрфакс, которая была готова осесть на пол, сделала протестующее движение, но граф заговорил прежде, чем она успела опередить его.

– Я никогда в своей жизни не был настолько серьёзен, – сказал он взвешенно. – Вы предприняли своё путешествие напрасно, мэм: моя решимость жениться на мисс Фэйрфакс неизменна. Что касается вашего беспокойства, то я прекрасно понимаю: мой брак должен стать для моего кузена тяжким ударом, но я уже не раз предупреждал его, что не стоит дожидаться башмаков покойника. Имею честь, мэм, пожелать вам всего самого доброго!

Он шагнул к двери и распахнул её. Однако, прежде чем кто-нибудь успел пошевелиться, эффект был испорчен бурным появлением молодой леди в дорожном плаще, капюшон которого был откинут назад с блестящих растрёпанных локонов. Явно не заметив в комнате других присутствующих, эта девица бросилась на грудь его светлости, воскликнув:

– О, мой дорогой опекун, я так благодарна, что вы здесь! Самая ужасная случайность! Вы должны немедленно пойти со мной!

Потрясённая тишина, встретившая драматическое появление мисс Геллибранд, была прервана голосом леди Уилфрид, пронзительно потребовавшей, чтобы ей рассказали, что Люцилла делает в Грантеме. Никто не просветил её. Граф, освободив отвороты сюртука из хватки своей подопечной, спросил:

– Что произошло? Что этот человек тебе сделал?

– О, ничего, ничего, тупица вы этакий! – сказала мисс Геллибранд, топнув ногой. – Он в глубоком обмороке, а я совершенно растеряна!

– В глубоком обмороке! – воскликнул граф изрядно удивлённым тоном. – Во имя Господа, отчего?

– Я думаю, у него сломана рука, – трагически произнесла мисс Геллибранд.

– Как же так вообще он ухитрился сломать руку? И как вы оказались здесь? Я думал, вы в Ньюарке!

– Так и должно было быть, только эта гадкая карета потеряла колесо сразу же, как мы проехали “Рэм-Джэм”, и нас швырнуло в канаву. А Эдмунд, пытаясь оберечь меня, был резко отброшен к стенке кареты, на разбитое стекло!

– Ой, моя бедная девочка, ты поранилась? – воскликнула мисс Фэйрфакс, устремившись к ней.

– Ой, это вы, Мэри? Нет, только малюсенькая царапинка... И сначала я понятия не имела, что Эдмунд получил какую-то опасную рану, потому что он ничегошеньки не сказал, а в сумятице я не заметила, что он не пользовался левой рукой. Мы думали только о продолжении нашего путешествия, зная, что Шейн и, очень возможно, вы тоже буквально наступаете нам на пятки. Тогда встал вопрос: как достать другую карету? Мы подумали, что смогли бы нанять её в Стреттоне, и сели на повозку, которая там проезжала, в то время как почтальон поскакал за колёсным мастером, чтобы вывезти карету. Только, когда мы добрались до Стреттона, там не оказалось ни кареты, ни любого другого подходящего экипажа. Не оставалось ничего, кроме как отправиться дилижансом в Грантем. И должна сказать, – оживлённо добавила мисс Геллибранд, – если бы я не начинала беспокоиться за Эдмунда, то мне бы это доставило самое большое удовольствие! Только представьте, дорогой сэр, нам пришлось сидеть по четверо в ряд, и противный старик всю дорогу жевал зелёный лук! И такой гам подняли из-за того, что нас не было в списке пассажиров! Эдмунду пришлось подкупить кучера, чтобы он нас посадил. Тот сказал, что если когда-нибудь откроется, что он взял нас, то его, скорее всего, уволят. Однако это не имеет значения. Хотя мы и потеряли так много времени, но не утратили надежды опередить погоню, и моё настроение в конце концов уже поднималось, когда было совершенно сокрушено при виде вас, сэр, проезжающего мимо нашего дилижанса! Я подумала, что всё потеряно, не понимая тогда, как должна была бы радоваться, увидев вас! Ибо когда мы добрались до этого города, то нас высадили на самом захудалом постоялом дворе, и я обнаружила, что Эдмунд страдает от величайших мучений, едва способный стоять! Нельзя было оставаться в этом противном трактире, так что мы пошли к “Ангелу”, при этом Эдмунд опирался на мою руку, а я, как вы можете предположить, пребывала в величайшей тревоге, какую только можно себе вообразить. А потом, в довершение всего, нас попытались прогнать отсюда, заявляя, что это почтовая станция и они не могут пускать пассажиров дилижанса! Я не знаю, что случилось бы с нами, если бы Эдмунд вдруг не упал в обморок! Тогда произошла всеобщая кутерьма и сумятица, но я заметила краем глаза, как ваш каррикл закатывают в каретный сарай, сударь, и, задержавшись только для того, чтобы проследить, как моего мученика Эдмунда вносят в дом, я побежала наверх, чтобы найти вас. Пожалуйста, пожалуйста, пойдёмте к Эдмунду, и объясните всё этому гадкому трактирщику!

Леди Уилфрид, которая в изумлённом молчании слушала это возбуждённое повествование, повернулась к мисс Фэйрфакс, когда граф покинул комнату вслед за своей непутёвой подопечной, и сказала поражённым голосом:

– Так это Люцилла сбежала?

– Да, – ответила мисс Фэйрфакс.

Леди Уилфрид с подозрением посмотрела на неё.

– Тогда я правильно понимаю, что вы не собираетесь замуж за моего племянника?

– На самом деле нет, – сказала мисс Фэйрфакс как-то понуро. – Я сопровождала лорда Шейна, только чтобы забрать Люциллу домой.

– Ну я не понимаю! – вдруг возвестил мистер Дрейтон. – Он заявил, что собирается жениться на вас!

– Думаю, – застенчиво проговорила мисс Фэйрфакс, – что вы заставили его потерять самообладание и он сказал это, чтобы разозлить вас.

– У него всегда была несговорчивая натура, – сказала леди Уилфрид. – Я так заключаю, что он настроен против брака Люциллы, смею сказать, не по каким-либо другим причинам, кроме гордости и своеволия.

– На самом деле, мэм, я считаю мистера Эдмунда Монксли самым безупречным молодым человеком, – ответила мисс Фэйрфакс, постигая, что Люцилла найдёт в леди Уилфрид горячего союзника. – Возражения вызывают только юность Люциллы и отсутствие состояния у мистера Монксли.

Леди Уилфрид устремила на неё сугубо оценивающий взгляд.

– Мой племянник никогда не имел ни малейшего предрасположения сочувствовать мукам страсти, – изрекла она. – Со мной всё иначе. У меня чуткое родительское сердце, и такие вульгарные соображения, как бедность или неравенство по рождению, нисколько не имеют веса для меня. Ничто не может быть трогательнее, чем история Люциллы! Но, впрочем, я ведь сама чувствительность, вовсе не как Шейн, у которого сердце из камня! Я скажу ему, что у него нет права запрещать этот брак.

Достопочтенный Фредерик, который, по-видимому, обдумывал ситуацию, снова перестал посасывать набалдашник трости, чтобы сказать тоном огромного облегчения:

– Ну вот и отлично! Если он не женится на гувернантке и мы сможем убедить его согласиться на свадьбу Люциллы с этим обморочным парнем, я вовсе не отчаиваюсь насчёт удачного исхода.

– Извините меня, – сказала мисс Фэйрфакс, ощущая свои заалевшие щёки. – Думаю, мне следует пойти вниз, чтобы помочь выхаживать мистера Монксли.

К тому времени, как мисс Фэйрфакс добралась до него, мистер Монксли, яснолицый молодой человек с ярко-голубыми глазами и решительным подбородком, уже пришёл в сознание. Обнаружив, что смотрит прямо в лицо опекуна своей Люциллы, он сразу же начал речь, которая, без сомнения, оказалась бы чрезвычайно страстной, если бы граф не оборвал её, заявив:

– Да, вы сможете рассказать мне всё это позднее, но сейчас вам лучше успокоиться, пока хирург не позаботится о вашем плече.

Ласково сжимая одну из рук мистера Монксли, мисс Геллибранд подчёркнуто твёрдо произнесла:

– Ничто, что вы можете сказать, Шейн, не помешает мне отправиться в Гретну, как только Эдмунду станет лучше!

– Вздор! – откликнулся его светлость. – Эти свадьбы в Гретне совсем не дело, и тебе лучше сразу выбросить из головы подобную романтическую фанаберию.

– Поверьте мне, милорд, – слабо сказал мистер Монксли, – ничто, кроме самой суровой необходимости, не могло бы побудить меня предложить такой тайный союз той, к кому я питаю чувство глубочайшего благоговения!

– Мне бы хотелось, чтобы вы не разговаривали со мной словно комедиант, – сказал его светлость досадливо. – Если вам нужно жениться на моей подопечной, пусть это будет по крайней мере в рамках приличий!

– Ангел! – воскликнула мисс Геллибранд, поднимая засиявшее лицо.

Его светлость посмотрел на неё с величайшим неодобрением.

– Если это по-ангельски – более чем охотно избавляться от утомительнейшего попечительства, то я, безусловно, ангел, – произнёс он сухо.

Прибытие хирурга, принёсшего устрашающий чёрный саквояж, стало своевременным отвлекающим фактором. Сломанная рука мистера Монксли была вправлена и надёжно перевязана; двое слуг отнесли его наверх в спальню; и не ранее чем он был удобно устроен в постели, а любящая Люцилла стала кормить его бульоном с ложечки, вот тогда лишь мисс Фэйрфакс освободилась, чтобы отправиться на поиски своего работодателя. Она нашла его внизу в гостиной дающим указания владельцу гостиницы. Когда он увидел её, то улыбнулся и протянул руку – жест, который заставил её почувствовать себя весьма склонной к тому, чтобы разразиться слезами. Когда хозяин, поклонившись, вышел из комнаты, она произнесла тем не менее таким прозаическим тоном, на какой только была способна:

– Мистеру Монксли сейчас намного легче. Вы были так добры, сэр!

– О, да чёрт побери Монксли с Люциллой в придачу! – сказал его светлость. – У нас имеются более важные вещи для обсуждения. Что же, гром и молния, нам делать, Мэри Фэйрфакс? Я сказал этой мерзопакостной старухе, что мы собираемся пожениться в Гретна-Грин. Однако никакие соображения в мире не заставили бы меня поступить столь нелепым образом! Кроме того, я не могу во всяком случае везти вас в Гретну без какой-нибудь другой рогожки-одёжки, кроме той, в которую вы обряжены.

– Сударь, вам не нужно ломать об этом голову, – сказала мисс Фэйрфакс, пытаясь улыбнуться. – Я рассказала леди Уилфрид, что не было и речи о том, чтобы мы отправились в Гретну.

– Вот так вот? – сказал граф, глядя на неё довольно-таки испытующе.

– Да, конечно, сэр. А где... где леди Уилфрид?

– Отбыла устраиваться в гостиницу “Георг”, где, как я искренне надеюсь, она сможет счесть простыни отсыревшими!

– Но... но почему? – запнулась мисс Фэйрфакс.

– Потому что, – сказал граф, – я сказал ей, что мы собираемся пожениться, как только я смогу достать лицензию!

Мисс Фэйрфакс испытала престранное чувство превращения первоначального жара в последующий озноб.

– Вы ведёте себя абсурдно! – сказала она голосом, который, казалось, ей не принадлежал.

– Мэри, – проговорил его светлость, взяв её руки в свои и крепко сжимая их, – неужели эти мои шокирующие недостатки вызвали у тебя отвращение ко мне?

– Нет, – слабо сказала мисс Фэйрфакс. – О нет!

– Не знаю, как я оказался таким дураком (но ты же сама сказала, что я бестолковый), однако – поверишь ли? – пока моя тётка не обвинила меня в этом, я и не понимал, что влюблён в тебя уже много лет!

Мисс Фэйрфакс бросило в дрожь.

– Но вы не можете! Жениться, не считаясь со своей семьёй? О нет, нет!

– Да пропади она пропадом, эта моя семья! – сказал граф. – Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрела на меня, Мэри!

– Так вот, я против, – сказала мисс Фэйрфакс, делая бессильную попытку освободить свои руки. – Я в самом деле замечала, что вы относились ко мне иногда с... с определённым расположением, но я сознаю, даже если вы и нет, насколько скандальным был бы такой брак, и я не выйду за вас замуж. Я стану подыскивать себе другое подходящее место.

– Никто не наймёт тебя без рекомендации, а я тебе её не дам.

– А я думаю, что вы крайне несговорчивы, притом что ещё и помешались! – сказала мисс Фэйрфакс сварливым тоном.

– Да, – сказал граф, обнимая её. – И у меня к тому же самые властные повадки, так что тебе, может, лучше перестать спорить со мной, а вместо этого взять и поцеловать.

Мисс Фэйрфакс, очевидно поражённая этим советом и отказавшаяся от своей нерешительной борьбы, произнесла дрогнувшим голосом: «О, мой милый!» – и смиренно затихла в его объятиях.

Среди высшего общества времен регентства Георга IV популярным был двухколёсный пароконный экипаж каррикл – своего рода «Ягуар» на конной тяге. Лёгкий и скоростной, к тому же как нельзя лучше подходящий для того, чтобы продемонстрировать свое умение обращаться с вожжами, он быстро вошёл в моду в качестве городского экипажа для молодого джентльмена.

Клуб четырех коней (The Four Horse Club), или Четвёрка, был основан в апреле 1808 года в пику существовавшему уже год Бенсингтонскому клубу вождения (B. D. С. = Bensington Driving Club), в котором существовал лимит на членство в 25 человек, и привлекал к себе молодых джентльменов, которые хотели доказать свое искусство в управлении экипажем, запряжённым четвёркой лошадей. Благодаря лимитированному членству (30-40 человек в эпоху расцвета) быть членом Клуба четырех коней считалось привилегией.

Ислингтон теперь район Большого Лондона, в который частично входит Хайгейт — деревня на севере Большого Лондона.

Пелисс – верхняя одежда, с рукавами или без них, изготавливалась из разных материалов и носилась поверх платья.

Суссекс – графство на юго-востоке Англии, на берегу Ла-Манша, в пределах максимум 50 миль (80 км) от Лондона.

Линейный полк – пехотный полк в XVII–XIX веках. С массовым распространением ручного огнестрельного оружия в пехотных частях на полях сражений стала господствовать линейная тактика, согласно которой пехота строилась в длинные тонкие линии и вела интенсивный залповый огонь.

“По её поведению вы бы подумали, что она несомненно подтолкнула молодую пару отправиться к границе” – то есть шотландской границе.

Гретна-Грин – небольшая деревня на юге Шотландии. С 1753 года в Англии и Уэльсе пары младше 21 года могли венчаться только с согласия родителей или опекуна. Это ограничение и ряд других не имели силы на территории Шотландии, где юноши и девушки могли вступать в брак, не спрашивая разрешения, соответственно с 14 и 12 лет. Для этого было достаточно в присутствии свидетеля назвать друг друга супругами. Гретна-Грин была первым населённым пунктом по ту сторону границы на дороге из Лондона в Шотландию.

Финчли-Коммон – общинная пустошь в северном предместье Лондона (11 км от Чаринг-Кросс), на Большой Северной дороге, ведшей из Лондона в Йорк и Эдинбург. Излюбленное место грабителей, нападавших на почтовые кареты и дилижансы. (Сравняться с ней дурной славой могла разве что Хаунслоу-Хит – такая же пустошь, через которую пролегали основные дороги на запад и юго-запад Англии.) Финчли с 1965 года является частью Большого Лондона, это преимущественно жилой пригород.

Уитстонские ворота – дорожная застава на Большой Северной дороге, которая означала, что путь по опасной пустоши Финчли-Коммон завершён.

“...Полк мистера Монксли отправляют на полуостров”. Речь идёт о Пиренейском полуострове (Испания), где в это время англичане с Веллингтоном во главе успешно сражались с наполеоновскими войсками.

Барнет – торговый городок в Хартфордшире, расположенный в 10,5 мили (17 км) к северо-западу от Чаринг-Кросс (условного центра Лондона), обычное место отдыха на Большой Северной дороге. Теперь это часть Большого Лондона.

Хатфилд (20 миль, или 32 км к северу от Лондона) – населённый пункт на Большой Северной дороге в Хартфордшире, на заставе которого взимали дорожный сбор.

Грантем – город в графстве Линкольншир (родина Маргарет Тэтчер) примерно в 100 милях (161 км) от Лондона.

Бигглсуэйд – торговый город в Бедфордшире примерно в 40 милях (64 км) к северу от центра Лондона.

Стамфорд – город в Линкольншире в 92 милях (148 км) к северу от Лондона.

Уитемский выгон – общинные земли в долине реки Уитем в Линкольншире, теперь парк Уитем-Вэлли.

Грантемская гостиница The Angel and Royal("Ангел и корона",точнее “Ангел и королевич”, но это звучит очень уж по-русски) известна с 1203 года, что делает её одной из старейших в мире. Гостиницу в прошлом посетило много королевских особ (royal – разг. член королевской семьи).

Стилтон – это деревня на Большой Северной дороге, в 70 милях (113 км) от Лондона (дала своё имя сыру "стилтон", хотя там его и не разрешено производить).

Ньюарк – селение в окрестностях города Питерборо (75 миль, или 121 км, к северу от Лондона) в Кембриджшире.

Гритем – деревня в 87 милях (140 км) от Лондона в графстве Ратленд.

Редингот (франц. redingote, искажённое от англ. riding-coat – сюртук для верховой езды) – разновидность костюма для верховой езды, представлявшая из себя нечто среднее между пальто и длинным сюртуком с прямыми полами и шалевым воротником. Как правило, редингот был двубортным, отличался прилегающим силуэтом с разрезом сзади, иногда дополнялся пелериной. Был принадлежностью как мужского, так и дамского гардероба.

“...Не стоит дожидаться башмаков покойника” – намёк на пословицу "Кто дожидается башмаков покойника, тот долго ходит босым" (He goes long barefoot that waits for dead man's shoes).

“Рэм-Джэм” – старинный постоялый двор в графстве Ратленд между Стамфордом и Грантемом. К XIX веку выражение ram-jam означало кормёжку до отвала, а также место, полное людей.

Стреттон – деревня в графстве Ратленд, недалеко от Большой Северной дороги, в 88 милях (142 км) от Лондона.