Elza Mars Полночная злодейка

Пролог

Греция, Аргос.

1808 год.

В центре темницы, отбрасывая мерцающие тени на каменные стены, в углублении горело пламя огня. Чёрный дым поднимался вверх, отчего воздух, в котором и так пахло потом, сыростью и отбросами, был ещё более смрадным.

Полуголая капитанша Рей Уитос, прикованная цепями на весу за руки и ноги, старалась выпрямиться, что было сил. Её мучитель в который раз задавал один и тот же вопрос.

Капитанша сипло ответила и вновь её безжалостно ударили. Из коридора слышались стоны, и закованная подняла голову. Допрос продолжался.

– Знаете, капитан Уитос, моё терпение кончается. Хватит отпираться. Это вы продали корабль с грузом пиратам?

Лицо капитанши было избито и залито кровью, что невозможно даже узнать, а в глазах виднелась невыносимая мука.

С силой воли, Уитос заставила себя ответить ему:

– Я не продавала никакой груз. Это была ловушка… Они поджидали нас там… У нас не было никакого шанса…

– Вы врёте, капитан. Вам не верит и губернатор Клейборос и другие владельцы кораблей. Наш скептицизм обоснован: за последнее время в Греческом заливе и в лагуне моря Аргоса без следа исчезло много британских кораблей. Мы подозреваем, что вы и ваша первая помощница, единственные, кто выжил в этом странном происшествии, были найдены целыми и невредимыми на одном из островов, который популярен среди пиратов нашей страны.

– Нас нашли в море, а затем бросили на том острове, чтобы мы сами… как сможем… вернулись назад…

– Мы узнали и то, что именно вы владеете секретным посланием о грузе, пути его следования и времени отплытия трёх из пяти кораблей, исчезнувших в прошлом году.

– Они друзья… капитаны этих кораблей были моими друзьями…

– А я думаю, это не так. Скажу, что губернатор Клейборос знает меня как честного человека и ценит мои личные и юридические советы. И поскольку именно я, Жером Пуанти, поддерживаю пострадавших владельцев этих таинственно исчезнувших кораблей, он поручил лично мне допросить вас и заставить сказать правду. И я намерен твёрдо выполнить эту задачу, капитан. Цена не важна.

– Я вам уже сказала… Виноват Гамбирос.

– Лгунья! – Лицо Пуанти покраснело от злобы: – Винсент Гамбирос капер и у него есть оформлённое свидетельство! Он, как и остальные капитаны Лафитоса нападают только на греческие суда.

– Это был Гамбирос…

– Знайте, что ваше упорство не доведёт до добра!

– Гамбирос…

Разозлившись, Пуанти дал знак вынуть из огненного пламени раскалённое железо.

Металл был раскалён до предела, а сам Пуанти понизил голос до ясного шёпота:

– Впечатляет инструмент, а, капитан? Всё это – и железо, и темница – осталось от британского правления и в последнее время нигде не использовалось. Примесь моей британской крови толкает меня в их пользу. Такие пытки очень эффективны… они помогают выявлять правду. Я считаю, что моя цель стоит этого, и не вижу нужды докладывать губернатору Клейборосу о временном использовании этих орудий пыток. Ну что, вы поняли ситуацию? Повторю свой вопрос, капитан: с кем вы сговорились, продавая корабль?

– Это была ловушка… Это был Гамбирос.

От неимоверной ярости выражение лица Пуанти ещё больше ожесточилось. Блики огненного зарева отразились в его тёмных глазах демоническим отблеском.

Он дал знак приблизить железо, шипя при этом:

– Как вы, наверное, уже заметили, на этом раскалённом железе стоит печать, обозначающая букву «П». Эта буква навсегда заклеймит вас как пиратку. Добавлю, что буква – начальная от Пуанти, фамилии человека, который вас уничтожит! – Повернув голову к стражу, Пуанти резким тоном приказал:

– Заклеймить железом!

Капитанша закричала не своим голосом, стоило железу тронуть её плечо. Запахло горелой кожей. Узница замерла.

– Капитан Уитос! Дьявольщина!

Пуанти в возмущении нахмурил брови и развернулся к стражу.

– Она лишилась чувств. Оттащите её на кровать. Она ещё заговорит. Это вопрос времени.

***

Боль была невозможной, проникая через тьму, которая окутала её сознание. С большим трудом распахнув глаза, капитанша Рей Уитос опять очутилась в мире реальности – грязная кровать и пропитавшийся от сырости потолок, к которому за пару дней после начала допросов она уже привыкла. Сознание возвращалось.

Громкие отрывистые стоны из камеры, в которой раньше допрашивали её саму, эхом разносились по коридору. Уитос поняла, что пытают её первую помощницу. Ненавидя голос Пуанти, она заставила себя встать на ноги и прислониться к решётке.

– Скажите мне правду, госпожа Дуганис.

Опять стон женщины.

– Я повторяю – правду!

Стали слышны хрипы женщины в агонии.

– Правду!!!

Неожиданно послышался придушённый вопль.

И всё стихло.

Рей вцепилась в решётку и расслышала, как Пуанти произнёс с отвращением в голосе:

– Она мертва. Уберите её! Она мертва.

Немного шатаясь, Рей сделала пару шагов и завалилась на кровать. Она мертва. Уитос опять лишилась чувств.

***

Тёплая ночь была благоухающей, но Жером Пуанти ступал по вонючему коридору, спешно покидая его. Сложенный, как атлет, он вдохнул ночной воздух, держась прямо и высоко задрав голову. Пряча улыбочку, Пуанти, злорадствуя, вспоминал свою последнюю беседу с губернатором Клейборосом. Таким человеком было легко манипулировать. Секретом было то, что Вильям Клейборос был чистокровным греком, который видел то, что должен очищать Аргос от разных пороков. Он терпеть не мог пиратов, нарушающих законы, разбогатевшим в морях Аргоса. Неприязнь стала сильна после провала с Лафитосом и каперами, обитавшими в крепости Гранд мира разбойников. Этих пиратов, которые действовали как бы по закону, признали большинство жителей Аргоса неотъёмлемой частью своей жизни.

Необъяснимое исчезновение британских кораблей в прошлом году со всеми людьми, оказавшимися в море при полном шторме, проявило интерес губернатора. Он поставил себе цель выловить преступников и дать им ответный удар окончательно и бесповоротно.

Именно в то время на Крите нашли капитаншу Уитос и её первую помощницу… Жером Пуанти издал глубокий вздох и замедлил шаги – в мыслях опять и опять звучал настойчивый ответ капитанши Уитос: Гамбирос. Да, это был Гамбирос. Он знал это лучше, как никто другой.

Шаги Пуанти обрели твёрдость, а борода взметнулась вверх. Когда, вернувшись в Аргос, Уитос произнесла имя Гамбироса при губернаторе, он выглядел растерянным, но взять ситуацию под контроль ему помог Лафитос. Его строгий приказ не трогать британские корабли был хорошо известен.

Узнав о том, что заявляет капитанша Уитос, Лафитос впал в злобу. Он разозлился от того, что его лояльность по отношению к властям ставят под сомнение. Он самолично приехал в Аргос, чтобы убедить многих и влиятельных друзей в том, что ни в чём невиновен. Лафитос бесстрашно появился в тот миг, когда капитанша Уитос выдвигала обвинение против одного его капера, что стало в глазах большинства доказательством тому, что он никоим образом непричастен к данному преступлению. Ни жители города, ни губернатор Клейборос не подумали головой, что, хотя сам Лафитос, возможно, не прикладывал руку к нападению, но ведь и Гамбироса это совсем не реабилитирует. Гамбирос олицетворял сам порок. Он мог сделать любую подлость, сулящую ему выгоду. Он никогда не оставлял в живых свидетелей своих грязных дел, которые ловко проворачивал. Не смотря на это, Пуанти знал, что сейчас Гамбирос по самые уши в долгах из-за рискованных дел, в которые он всегда ввязывается, гоняясь за лёгкой наживой. Пуанти кивнул самому себе. Да, губернатор Клейборос достойно внял его совету. Хотя, чему удивляться? Почему бы не внимать к мнению одного из самых богатых и удачливых коммерсантов Аргоса? Его семья прибыла в Аргос около восьмидесяти лет назад. И он был известен как ревностный служащий Аргосу житель, вдобавок с очень приличным доходом. Из-за этого его совсем никто ни в чём не подозревал. Жером Пуанти снова улыбался губами при мысли о том, что никому не удалось увидеть его порочную натуру. Он занимался противозаконной и аморальной деятельностью и это безнаказанно доставляло ему наслаждение. Губернатор всецело верил ему, потому и оставался в дураках. Он достиг нужной цели, сам ведя допросы капитанши Уитос и её первой помощницы. Он утвердил мысль о невиновности Гамбироса в глазах губернатора и во мнении людей. Удовлетворившись, он был убеждён и в том, что капитанша Уитос, как стало ясно, даже не подозревает о его столь выгодном партнёрстве с Винсентом Гамбиросом. Пуанти улыбался самому себе.

Только сейчас он возвратился от губернатора, сказав ему о смерти Дуганис. Конечно же, с глубочайшим прискорбием. Так сожалеть…

Больное сердечко молодой морячки не сумело вынести тюремные пытки. Что же до капитанши, то у него имелся такой план: эта девка внезапно сбежит завтра ночью, когда все будут на балу у губернатора. Конечно, ни сама капитанша, ни то, что от неё останется, никогда не найдётся.

***

Пуанти зашёл в центральную часть темницы, чувствуя неладное. Чувство неиссякаемого довольства собой испарилось, стоило лишь стражникам повернуться к нему. Их лица выражали взволнованность.

– Что случилось, Бентерий?

– Заключённая, господин Пуанти… – Призёмистый стражник вспотел, невольно отступая назад. – Она… исчезла!

– Исчезла?!

– Сбежала! Когда мы пришли её проверить, в темнице никого не было!

Ярость обуяла Пуанти и он помчался по коридору к темнице капитанши Уитос. Миг спустя он остановился у пустой кровати, куда лишь не так давно кинули бессознательное тело капитанши. От бешенства холёные ладони Пуанти сжались в кулаки. Сомнений не было в том, что капитанша Уитос привнесёт в его жизнь немало проблем.

***

– Уложите её сюда, скорее!

Два крепких мужика, поддерживавших капитаншу Уитос, в молчании выполнили приказ. Пока она лежала на мягкой постели, её туманное сознание начало постепенно проясняться. Рей сумела осмотреться вокруг.

Мягко освещённая спальня была насыщенна пряными запахами, где её разместили спасители, а постель была застелена шёлком и кружевами. Из-за многих дверей доносились звуки, когда её проносили мимо по коридору, поэтому она поняла, что оказалась в борделе.

Капитанша Уитос взглянула на стройную молодую женщину, которая расплачивалась с теми, кто приволок её сюда. Операция по освобождению прошла без проблем и без всяких сложностей. Другого и нельзя было ожидать от той, кто её спас.

Как только остались одни с молодой женщиной, Рей сказала:

– Берта, я в неоплатном долгу перед тобой.

Пышные и навьюченные волосы Берты блестели в свете луны. Выражение её лица было сдержанным.

– Кому быть в долгах, а кому за них платить – об этом мы сегодня говорить не будем. Значение имеет лишь справедливость.

– Ты хорошая морячка… И верная товарка.

Невозмутимое выражение лица Берты осталось прежним.

– И та, кто это сказала, смогла оставить меня на берегу, когда Винтер ушла в море в последний раз…

– … Зато теперь тебя никак не обвинят в том, что этот корабль исчез, как и другие британские посудины, на которых ты ходила.

В туманных мозгах Рей путались обрывочные мысли. Она отчего-то вспомнила о позорной метке, которую унаследовала Берта от мамы-британки, которую прокляла самая могущественная ведьма в Аргосе. Наверное, проклятие будет передаваться в её роду из поколения в поколение. Оно чуть не кончило жизнь Берты, до того, как она встретила Рей.

В голове Рей немного прояснилось, и она продолжила:

– На «Винтер» все погибли. Смогли спастись лишь Дуганис и я. Теперь она мертва.

Берта кивнула:

– Я знаю.

– Пуанти… Это его вина… он бы и меня убил, – выговорила Рей.

– Почему?

Но сознание уже покидало Рей, её дыхание стало всё более хриплым. Она не успела ответить на вопрос Берты. Тьма опуталась вокруг неё.

– Почему?

Вопрос повис в воздухе.

***

– Ничего?! Ваши осведомители не знают, где находится капитан Уитос? Уже целая неделя прошла с того дня, как она сбежала.

Жером Пуанти стал бледным от упорной словесной атаки губернатора Клейбороса. Но стоило им остаться одним в тишине кабинета, губернатор смягчил тон. В его глазах мелькнуло сожаление о несдержанности, которую он проявил в отношении своего дорогого друга и советчика. И Клейборос поспешил первым помериться с ним.

– Я извиняюсь перед вами, Жером. Побег капитана Уитос никак не отразится на нашу дружбу. Вы не обязаны нести ответственность за её поимку. Это всё лежит полностью на мне. Я всего лишь надеялся, что вам может улыбнуться удача и вы сумеете узнать место её нахождения по своим каналам, ведь попытки, которые предпринял я, не дали никаких результатов. Я очень огорчён, ведь рассчитывал очень много узнать от этой сбежавшей Уитос.

Лицо Жерома Пуанти выразило интерес.

– Извините меня, Вильям. Я вас подвёл.

– Подвели меня? – Вильям Клейборос отрицательно качнул головой. Голос его звучал ещё мягче. Внезапно он показался старше своих тридцати четырёх лет: – Кому и не улыбнулась удача в этом деле, так это мне. Аргос, Жером, в огромной опасности. Отношения между Британией и Грецией с каждым днём осложняются. Вопиющее пренебрежение к греческому морскому праву…насильственная вербовка греческих моряков… Мне ясно одно, что война близка. А стратегическое положение этого города вблизь его залива не оставляет сомнений, что так или иначе его атакуют. И мы все совершенно беззащитны: если, как поговаривают, соседние племена при конфликте встанут на сторону британцев. Добавлю, что наши корабли заперты в заливе пиратами, которые очень эффективно уничтожают наши торговые связи, хотя Лафитос дал гарантию, что им нечего опасаться. Наши связи с внешней цивилизацией висят на волоске, как и наша свобода!

– Вы, конечно же, не верите в то, что Лафитос виноват в эти нападения. Каперские документы, которые есть у его капитанов…

– К дьяволу эти каперские документы! Они не мешают Лафитосу доставлять в город контрабандные товары, добытые его кровавыми делами, по таким ценам, которые разоряют честных бизнесменов, и это частично позволяет ему порабощать горожан нашего городка.

– Согласен. У меня бизнес тоже пострадал от его нелегальной торговли.

– А теперь, когда у нас в руках был человек, владевший нужными сведениями, которого наверняка можно было бы заставить свидетельствовать против Лафитоса, лишь бы мы сумели принять против него законные меры…

– Мне очень жаль, Вильям. – Жером Пуанти подтянулся своей мускулистой фигурой перед официальным заявлением. – Если вы хотите, я мог бы сам принести публичное прощение за…

– Ну что ты, Жером. В этом нет никакой необходимости. – Губернатор улыбнулся. – Я не намеревался принуждать вас отвечать за получившуюся ситуацию. Нет ничего хорошего в том, чтобы очернять честных людей, ведь совершенно видно, кто настоящий преступник. Нет! – Внезапно губернатор Клейборос хлопнул ладонью по столу, а его узкое лицо напряглось. Он заявил: – У меня нет иного выхода. Хоть я терпеть не могу взывать к гражданскому долгу при помощи денег, вознаграждение в этом случае станет незаменимым действием. Мы предложим заманчивую сумму за поимку капитанши Рей Уитос. Тогда у неё станет не слишком много друзей. Я уверен, что вскоре она снова будет у нас в руках. И потом расскажет нам всю правду про то, как именно затонуло британское судно. А затем мы, не медля, наведём порядок на море.

Спустя минуту Жером Пуанти, прикрыв за собой дверь, поспешил направиться к лестнице.

Награда… Идя по улице, он чувствовал, как яркое полуденное солнце пригревает ему спину.

Пуанти улыбался, приподнял шляпу перед идящей навстречу дамой. В течении всего пути его позабавила мысль, что губернатор – круглый дурачок. Вознаграждение за поимку капитанши Уитос? Это ничего не даст. Отдавая отчёт губернатору, он не стал говорить о том чрезмерно сильнейшем давлении, которое уже старался оказывать на граждан, имеющих какую-либо связь с той тёмной стороной его жизни, которую могли знать только немногие.

Несмотря на это, целая неделя поисков без устали ни к чему не привела. Причина видна – капитанши Рей Уитос уже нет в Аргосе. Пуанти кивнул мысленно самому себе, подтверждая эту догадку. Уитос, наверное, нашла убежище на первейшем же корабле, который отчалил от порта…или наняла лодку, поднявшись по речке вверх…или умерла, ведь была слишком плоха.

Как бы не сложилась её участь, Пуанти был убеждён: капитанши нет в городе, и она впредь не представляет для него угрозу. Это избавило от дополнительных проблем, но, конечно же, он организовал всё возможное, чтобы при возможной поимке капитанша не выжила. Эта женщина знала чересчур много и была для него опасна, а Жером Пуанти не терпел ничего такого, что могло бы представлять опасность для него самого…или для того, кем он дорожит.

Да, особенно для одного человека, которым он слишком дорожит…

***

Капитанша Рей Уитос мерила шагами тесное пространство затянутой шёлком комнаты, в которой она провела длительную неделю своего выздоровления. Она немного похудела, но держалась уже прямо; распухшее от побоев лицо стало нормального оттенка, тёмные кровавые подтёки побледнели – она поправлялась. Только боль души сжигала её сердце. Жуткие вопли её первой помощницы до сих пор эхом отдавались у неё в ушах, и она знала, что будет слышать их днями и ночами ещё долгое время. Она вспомнила последние часы «Винтер» – палящие пушки, трещащие ружья, сверкающие и ломающиеся кинжалы, лязганье мечей и раздававшиеся стоны раненых и умирающих. Она слышала отдававшийся болью трещание борта протараненной «Винтер», горестный скрежет судна, когда оно начало крениться под её ногами. Она ясно видела бушующий на корабле огонь и опять ощутила последний оглушительный взрыв, из-за которого её помощницу Дуганис выкинуло за борт, как и её саму, отправившую «Винтер» и команду, оставшуюся на судне, в пучину, где они и нашли могилу. Ярость душила её. Рей вспомнила, как этот мерзкий Винсент Гамбирос орал, распоряжаясь теми безбожниками, находившимися под его командованием. А те хватали шлюпки, в тёмной воде отыскивая тех, кто выжил, и отыскав, добивали их. Ночная пелена окутала место трагедии, заставив людей Гамбироса остановить поиски. Она и Дуганис чудом спаслись, зацепившись за обломок судна. Она вспомнила те ужасные часы, которые провела в тёмной воде, но страдания от своих ран перекрылось той болью, которую она испытала при этих ничем не оправданных убийствах. Рей знала, что эта боль мучений будет с ней долгие годы. Перед её взглядом показался сам Гамбирос, его лицо… Его освещал фонарь, когда он склонился над бортом своего корабля и командовал кровавым разбоем. Он был хорошо виден – грубовато собранный, а кожа до черноты обугленна на солнце. Образ дополняли огромные усы, повязанная вокруг головы бандана и золотая серьга в ухе. Он впечатлял своим видом. Его лицо походило на маску дьявола. Эту рожу, исказившуюся ненавистной яростью, трудно забыть. Рей вспомнила, как этот мерзавец Винсент Гамбирос кричал, Рей дышала с перерывами. Она сознавала, что не угомонится, пока не отомстит за этот бой. Завидя в витиевато обрамлённом зеркале своё отражение, она замерла. Её карие глаза загорелись жаждой мести. Поначалу она верила, что кара за это преступление свершится немедля, как только она достигнет Аргоса и скажет властям, какую судьбу постиг её корабль. Но только её словам никто не поверил.

Буквально после этого Жером Пуанти взялся сам вести эти дела. Почему? Она повторяла этот вопрос много раз, ведь он неотступно преследовал её. Почему Жером Пуанти с сильным упорством выгораживал Гамбироса и отвергал те обвинения против него? Почему Пуанти с сильной ненавистью налетел на Дуганис за правдивые слова и замучил её до смерти? Почему она сама пребывала в абсолютной уверенности, что если бы Берта не помогла ей вовремя бежать, Пуанти прибил бы и её? И почему она убеждена, что не Гамбирос, а именно Жером Пуанти сыграл роковую роль во всех этих кровавых делах? Она стянула с плеча белую рубашку и дотронулась до болезненной контурной буквы, выжженной на её плече.

Заслышав шаги в коридоре, Рей обернулась и сняла с ближней полки пистолет. Она нацелила дуло на дверь, которая, спустя миг, открылась, и на пороге показалась Берта со стройной блондинкой.

Опустив оружие, Рей подождала, пока они зайдут и захлопнут за собой дверь, и лишь после спросила:

– Вы что-то узнали?

Берта передала ей свежий лист и, щуря глаза, стала наблюдать, как отреагирует Уитос.

– «Объявление. Разыскивается полицией». Предлагают награду в тысячу динар. – Лицо Рей напряглось. – Чувствуется мне, что скоро весь Аргос будет вести на меня охоту. Не сомневаюсь, Пуанти убедил губернатора, что я виновна.

Вместо Берты ответила молодая девушка. В её мягком голосе чувствовался едва заметный акцент, который был знаком Рей за последнюю неделю, пока та бескорыстно вылечивала её и буквально спасла жизнь.

– Кто бы не был за этим объявлением, оставаться вам тут дальше не безопасно, моя подруга. До сего дня моё положение привилигированной и самой дорогостоящей девушки мадам Люсиль, и даже то, что тут никому не известно моё настоящее имя, оберегали вас до сего мига от преследователей. Никто и ничто не сумеет принудить меня предать вас, потому что вы всегда были доброй подругой моей сестры, – Клара Буш выдержала паузу, потом продолжила, глядя на Берту. – Но есть девки, работающие здесь, которые не могут устоять перед соблазном получить настолько внушительную сумму лишь за пару слов шёпотом в нужное ушко.

Рей пристально смотрела на девушку, чьи деликатность и сострадание помогли ей пережить часы, полные боли, и преодолеть все муки ада. Эта миниатюрная, хрупкая, с золотистыми волосами и ярко-голубыми глазами красотка не походила на свою суровую сестру. Изящные манеры и речь выказывали сильное воздействие её мамы-британки. Она являлась самой высокооплачиваемой проституткой в Аргосе, ставшей для неё ангелом-хранителем, которого она всегда будет помнить…

– Клара… – Голос Рей вдруг осип. – Сумею ли я когда-либо расплатиться с вами за всё?

– Моя подруга, – глаза Клары заблестели. – Я желаю лишь одного – знать, что вы в безопасности вне Аргоса.

Высокая фигура Рей окаменела.

– Я не могу уехать… до того времени, пока не отомщу.

– Рей, моя дорогая… – Клара приблизилась, ласково коснулась её руки, шепча: – В жизни есть такой миг, когда нужно принять компромиссное решение, и желательно быстро. Моё покровительство слабеет с каждым мигом, что мы тратим на болтовню. Вы ещё не окрепли настолько, чтобы рисковать жизнью в той битве, которую так желаете. Вам нужно уехать и приготовиться вернуться, когда обстоятельства поменяются в вашу пользу. Лишь так вы будете в силах добиться справедливости.

– Нет.

Изящная рука Клары крепко сжала ладонь Рей:

– Вы задали вопрос, что вы можете сделать, чтобы отплатить мне за помощь? Я отвечу: покиньте Аргос вместе с моей сестрой прямо сейчас. «Вояж» отплывает через час. Моя подруга поможет вам незамеченной проскользнуть на борт корабля и покинуть город.

– Клара…

– Первый причал в порт где-то в Индийском океане. Там вы сумеете сойти на берег и решите, куда направиться дальше.

– Нет, я…

– Если вы не покинете город сию же минуту ради своей безопасности, я попрошу вас уехать ради Берты, ведь, моя дорогая, она разделит вашу судьбу, если останется тут рядом с вами. Она моя единственная сестра, и я не хотела бы, чтобы вас обеих поймали.

– Клара, вы требуете от меня большой жертвы. Я слышу голоса моих матросов, призывающих меня к немедленному возмездию.

– Я прошу не больше, чем необходимо.

Рей замолкла, видя озабоченность на прекрасном лице, что склонялось над ней днём и ночью, пока она в беспамятстве боролась с лихорадкой и отчаянием. Милая и бескорыстная… Она рисковала абсолютно всем ради подруги своей сестры… Ещё миг она смотрела прямо ей в глаза, потом резко повернулась к стоявшей рядом Берте.

– Ты согласна с планом сестры?

Берта кивнула, и Рей снова повернулась к ней.

На её безобразном от кровавых подтёков лице появилась улыбка.

– Благодарю, Клара, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

Клара встала на цыпочки и лёгким поцелуем отблагодарила Рей, не обратив внимания на её распухшие губы. Её глаза наполнились слезами, говоря больше, чем слова. Спустя минуту Рей стояла в дверях задрапированной шёлком комнаты и смотрела в коридор. Ещё миг – и они с Бертой исчезли.

***

В бесконечных гранях света множества свечей в хрустальных канделябрах отражался смех, звон бокалов, а пары танцевали, беспечно кружась под бравую музыку оркестра. Жером Пуанти, улыбаясь, проходил вдоль зеркальных стен бального зала, любуясь своим отражением. На улицах, вне пределов этого шикарного дома, до сих пор разыскивали капитаншу Уитос, но Пуанти потерял к поискам интерес, считая, что опасность для него исчезла. Больше ему не угрожали и со своими делами он покончил. Оглядев зал, Пуанти поймал взгляд губернатора Клейбороса, который разговаривал со своей молодой супругой. Улыбаясь, он отвесил поклон.

Клейборос дурачок, безумно любящий эту девушку. У самого Пуанти женщины в жизни играли слишком скромную роль. Если какая-либо леди привлекала его внимание, то временно, а потом и вовсе уходила из сознания после постельных утех. Конечно, лишь одна девушка, ни на кого не похожая, была своего рода частичкой самого Пуанти и его судьбой.

Вдруг перед глазами встал другой облик, вызывая кривую ухмылку Пуанти: с побитого, кровавого лица на него напряжённо глазеют карие глаза, грозно предрекая ему… Пуанти громко засмеялся. Угрожать ему?.. Капитан Рей Уитос навсегда заклейменна его знаком и даже живая либо мёртвая, но она никогда впредь его не потревожит. Жером Пуанти – победитель! И так будет постоянно. Опять заиграла музыка.

Поворачиваясь и изящно кланяясь красавице гречанке, Пуанти пригласил её на танец.

***

Во тьме чёрной ночи Рей Уитос прокралась на палубу из укромного укрытия под устаревшими парусами, где они с Бертой притаились. Горечь не давала ей спать, отдыхать, опять охватывая её. Сомкнув глаза, она ошеломлённо и ясно услышала вопли погибающих матросов, оружейную битву и оглушительный взрыв, из-за которого её судно погрузилось в пучину моря.

Горечь понемногу стала злостью. Аргос был уже позади – но прошлое не отходило. Рей размышляла о своём прекрасном корабле, вспоминала погибших друзей, думала об их вдовах и осиротевших детях, понимая то, что страна, которой она так безропотно служила, заклеймила её как своего врага, – всё эти мысли заставляли сжимать сердце в холодный ком. Лицо Жерома Пуанти появилось перед её мысленным взором, лицо, которое она ненавидела.

«…Эта буква – начальная от Пуанти, фамилии человека, который вас уничтожит!» – вспомнила она его слова.

Рей невольно дотронулась до плеча и нащупала клеймо. Пуанти жестоко ошибся! Этот знак на коже не станет знаком отверженности и унижения, этот штамп на коже будет вечным напоминанием о зле, которое должно быть отомщено. Сердце колотилось, когда она, всматриваясь в темноту ночи, устремила мысленный взгляд на давно скрывшийся из вида берег. Рей выпрямилась, стойко стоя возле парапета. Она говорила, хрипло шепча, обращаясь к всемогущему морскому ветерку, который обдувал ей лицо, ко всем невидимым свидетелям кровавой бойни и к замученной пытками Дуганис, призывая их подтвердить правду.

– Это ночью… этим часом… этим мигом я даю клятву принести возмездие за гибель моих людей, за убийство моей подруги и потерю прекрасного корабля. Я даю клятву, что справедливость случится. Чего бы я не лишилась, но человек, виноватый в злодеянии, поплатится за всё. И я даю клятву, что это будет главной целью моей жизни… Даю клятву ценой своей чести, своей жизни и своего сердца!

Ночной ветер подул сильнее, словно соглашался со словами клятвы. Рей Уитос приняла на себя все тяготы морального долга, намереваясь уничтожить заклятого врага и не думая о том, куда это её заведёт.

Глава 1

Аргос 1811 год.

– Габриэль…

Сестра Мадлен звала её голосом, который, словно осиное жало, заполнял ей ухо, принуждая Габриэль Дибос перестать смотреть на судно, показавшегося на дальнем горизонте.

Его контур ясно выделялся в окошке классного помещения женской монастырской школы.

Габриэль изобразила на лице фальшивую улыбочку и повернулась к одетой во всё чёрное монашке, готовясь услышать наставление, которое непременно последует.

– Да, сестра Мадлен.

– Продолжи перевод поэмы с того абзаца, на котором остановилась Селеста.

Без запинок, Габриэль ответила ей:

– Я не знаю, сестра Мадлен, на каком абзаце Селеста закончила. Я её не слушала. Я глядела в окошко.

Все ученицы дружно захохотали, услышав её ответ, но лицо сестры Мадлен не дрогнуло ни одним мускулом.

– Ясно.

Упитанная монахиня ощутила в глазах Габриэль брошенный вызов. Пауза затягивалась, говоря о большем, нежели слова.

– Сколько лет ты у нас, Габриэль?

Мадлен лишь глубже вонзала в неё свой голос.

На лице сестры монашки виднелась глубокая морщина между жидкими бровями, а поджатые губы говорили о серьёзном предостережении.

Габриэль еле удержалась, чтобы невольно не застонать. Она умела понимать настроение монашек так же, как и у себя! Чуть косящие глаза сестры Маргарет дёргались, говоря о том, что день для неё не удачлив. Плечи сестры Джулии дрожали, только ей казалось, что она не справляется с ответственностью, лежащей на ней. Сестра Джоанна… Габриэль сумела бы написать про них книжку, если бы ей хотелось.

Но для чего ей это делать, раз она чувствует внутренний дискомфорт с самой собой?

Габриэль могла бы сказать, что монашки не любят её, но если быть правдивой до конца, то стоит признать, что частенько она сама специально провоцирует их.

– Габриэль…

Сестра Мадлен напомнила, что ожидает услышать то, что та ей ответит.

И Габриэль произнесла:

– Я учусь в монастырской школе Святой Урсулины уже шесть лет, сестра Мадлен.

– Шесть лет… И до сих пор не соблюдаешь правила, которые другие девушки придерживаются без всяких проблем… Ты не знаешь разницу между временем для обучения, и временем для любых занятий по своему желанию.

– Проблема в том, сестра Мадлен, что свободных часов слишком мало.

– Габриэль!

– И чем взрослее учащиеся девушки, тем ухудшается их положение, – продолжала она.

– Хватит, Габриэль! Немедленно иди в свою келью.

Настроение Габриэль моментально улучшилось, стоило лишь ей представить себе свою маленькую келью с большим окошком, которое выходило на речку, стекающую в море.

– Когда будешь в комнате, задёрни шторку, чтобы не тратить впустую время, смотря на корабли, как ты это всегда делаешь. Лучше помолись на коленях. Проси у Господа, чтобы он послал тебе упорство для учёбы. То необходимое упорство, которое, очевидно, ушло от тебя. – Габриэль потупилась, застонав про себя, а наставляемый голос монашки продолжал: – А во время свободного времени, которого тебе так не хватает, сегодня вечером, когда остальные девушки пойдут отдыхать, ты отправишься поработать в нашем монастырском полисаднике… С комарами.

Стоило Габриэль встать, как со всех концов класса стал слышен негромкий смех. Она сознавала, что со стороны ситуация забавная, но самой быть вечерней закуской для летающих монстров вовсе её не обрадовала.

– Теперь иди, Габриэль.

– Конечно, сестра Мадлен. – Габриэль немного замедлилась, а потом, выдавив ещё одну улыбочку, договорила: – Всего наилучшего, сестра Мадлен.

Выйдя в коридор, Габриэль закрыла за собой дверь. А возможно, всё не так и плохо? Она освободилась из классного помещения, которое осточертело ей в последние дни. Что и говорить, сама возможность сменить одно помещение другим в той же самой темнице казалось замечательным. Окинув быстрым взглядом коридор, Габриэль лихо подалась к лесенке, расположенной в его конце. Добежав до ступеней, девушка задрала до колен свою тёмную юбку и начала перепрыгивать через каждые две ступени, поднимаясь наверх. За те шесть лет, которые прошли, она провела довольно много часов, смотря на корабли, показывавшиеся на горизонте, и теперь с незримой точностью могла узнать любой корабль. Если сейчас она не ошибалась, то в этот миг к порту приближалось судно Ниберия. Девушка была в курсе, что именно на этом торговом корабле прибудет её долгожданное платье, в котором она впервые отправится на бал к губернатору. По другому и быть не может, ведь через пару месяцев ей будет уже восемнадцать лет! Запыхавшись, Габриэль доскакала до верхней ступени лестницы. Откинув за спину копну пышных волос, она мигом забежала в келью. Прожив в монастыре уже много лет по неизменным правилам и сохраняя чувство своего достоинства она заставила себя приблизиться к окошку, задёрнуть шторку и опуститься на колени. Перекрестившись и сложив ладошки, как надо было для молитвы, она приступила к делу. Спустя миг наклонилась вперёд, чтобы лукаво скося ясные серые глаза, начать в маленькую щель в шторке следить за вошедшим в порт кораблём.

Молитвенная речь и разные мысли беспорядочно текли в её голове, перемежаясь между собой:

– Присвятая Дева Мария, прошу благословения… – Это точно «Намибия». – И Бог с… – Он опустит якорь через час. – Благословлённа будь среди жен… – Папа, конечно же, возьмёт платье, которое он заказал мне. – Пусть благословится чрево твоё и плод его Иисус… – Он же знает, как нетерпеливо я ожидаю его. – Святая Дева Мария, Божья Матерь… – Он тот час же принесёт его мне. – Молись за нас, грешных… – Я должна хорошо потрудиться сегодня в полисаднике, чтобы ко мне вернулось расположение сестры Мадлен. – И теперь, и даже в смутный час… – Я стану примерно учиться с завтрашнего дня. – Аминь. – Игра того стоит. – – Отец наш, правящий на небесах… – Всё равно после того, как мне исполнится восемнадцать, я покину этот монастырь. – – Да святится имя твоё… – Если от меня что-либо останется после того, как комары расквитаются сегодня со мной. – – Приди, Бог наш… – Чёрт бы их побрал! .

***

Лёгкий туман стелился над прерией. Высокая трава в человеческий рост, с разными оттенками жёлтого, голубого и зелёного, скрывала полосу, которая отделяла сушу от поверхности воды. Куда ни глянь, в речку впадали узкие ручейки, внезапно обрушивая водные потоки. Речные рукава либо резко расходились, становясь озёрами, либо сужались до едва заметных проходов, ведущих в никуда. Это не мешало высокой, крепко сложенной женщине держать руль плоскодонной лодки, уверенно прокладывая маршрут под жаркопалящими лучами послеполуденного солнцепёка. Не обращая внимания на крокодилов, которые переодически плюхались в воде, она вела свою лодку легко, ведь обладала хорошей практикой.

Только выражение её глаз могло сказать о том, что она настороженна. Неожиданно Рей Уитос притормозила судно, останавливая его и прислушалась к внезапному звуку. Чёрные длинные волосы, убранные за спину, лежали на её мускулистых плечах, оттеняя черты лица, потемневшего от загара. Она не шелохнулась, что дало мощь мужественному телу, и осмотрелась вокруг. С той поры, как она сбежала из Аргоса, этот лес, полный таинственности, давал ей укрытие. За три года она смогла ознакомиться с его многочисленными тропками.

– Капитан…

Рей обернулась на двоих, что стояли за ней.

Держа мечи наготове, они ожидали приказа.

Два оленя показались у края воды и вся троица повернулась в их направлении. Олени, издавая шум и треск, который секундами ранее встревожил их, ринулись назад в высокую траву. Рей заметила безраличие на лице стройной светловолосой морячки. Бесстрашная перед лицом опасности, Берта была прекрасной товаркой, успевшей доказать это тысячи раз с того момента, как они сбежали из Аргоса на Вояже. Она бесповоротно была предана Рей и выказывала необходимые способности, исполняя обязанности первой помощницы.

Вторым был парень – Портерий, крепкий и выносливый тип, обладающий особенным даром моряка, бесценным, чтобы выполнить план, который завёл их сюда. Рей направила судно вперёд, держась за руль двумя руками и вспоминая, сколько раз они с Бертой уже протаскивались тут. Крепко сжимая зубы, она отдалась воспоминаниям. Рей с наслаждением выбросила бы из сознания вынужденное плавание в Индийском океане на грозном Вояже. Беглецы не смогли попытаться усидеть в укромном местечке, ведь это оказалось безуспешным и в скором времени их с Бертой нашли. Недруги расправились с ними незамедлительно. Деньги, вручённые Кларой сестре перед отъездом, у них отобрал капитан судна, грубо применив свою власть, а их, беззащитных перед опасностью и без единого динара, выкинули в первом же порту. Пошли месяцы сложностей. Физические раны, нанесённые ей в темнице, причиняли муку, но настоящая мука была связана с голосами умерших людей её команды, которые слышались в её голове всегда. За это время к Рей вернулись силы, а отчаяние от краха всех мечтаний отошло. Она отлично помнила, как стало легко, стоило им с Бертой наконец-то простыми матросками пуститься в море на быстром корабле Сити Айленд. Радость длилась недолго. Сити Айленд не пробыла в море и пары недель, когда британское судно под флагом с черепом и скрещёнными костями показалось вдали горизонта. Пиратский британский корабль запустил пушку и погибли капитан и его первый помощник. Потом началась суматоха и Рей взяла на себя командование. Уитос действовала решительно, что пираты, попав в замешательство, вынужденно отступили. Сити Айленд воспользовалась положением и постаралась исчезнуть в тумане. Когда стемнело, те, кто выжили, собрались на разкорёченной палубе.

Они молчали. И вот до восхода солнца судно получило новое имя – Раптор, а Рей избрали капитаншей. Заново родившаяся команда после пиратского столкновения и кровавой бойни, полноценно подчинилась её приказам.

Рей вспомнила клятву, которую дала тем днём этим людям: она обещала, что под её командованием они больше не будут в положении жертв. Она сдержала сказанные слова. Рей без проблем получила каперский документ, который делал легальным атаки Раптора на британские корабли. Её судно стало бедой для британцев, на которых Уитос-мореходка обрушивалась как с небес, а сама Рей заимела два имени. Одни прозвали её Раптором, не зная, что она женщина, а британцы – Хищником. Эти имена ей не нравились, но давали возможность утаивать настоящее имя от недругов. Люди её команды хранили безграничную преданность ей, не раз доказывая, что сохранят тайну, даже если придётся заплатить за это молчание ценой своей жизни. И Рей было на руку, что прозвище Хищника создаёт вокруг неё ауру загадочности в среде британцев, подверженных разным суевериям. Это дало Рей гарантию уважения, на которое она навряд ли смогла бы рассчитывать, когда впервые дерзко пришвартовалась в порту Лесбоса и сошла на берег, который был твердыней каперских владений Лафитоса. С той поры она близко узнала этого на удивление молоденького и образованного грека и сама убедилась в том, что Лафитос ни при чём в отношениях к частым нападениям на британские корабли. Рей чётко помнила, как на Лесбосе она впервые лицом к лицу столкнулась с Винсентом Гамбиросом. Она застыла на месте неподалёку от юркого, с внешностью дьявола парня, и позже поняла, что Гамбирос её не узнал. В этот момент Рей по-настоящему открылись перспективы её положения инкогнито. Она стремилась к тому, чтобы все, имеющие отношение к гибели «Винтер» и остальных греческих кораблей сполна заплатили за свои злодейские преступления.

Она решила выждать, чтобы тщательно проработать все детали дела. Солнце заходило за горизонт, сбрасывая на берег длинные тени, когда Рей со своими товарищами спрятала судно в кустах у воды, и шагнула наконец-то на землю. Спустя пару мгновений они пробирались через густые заросли к городу, храня немое молчание. На лице Рей застыла мрачная улыбка – она думала, что конец уже близок…

***

Габриэль продвигалась по вдавленным в землю камням к полисаднику, ежеминутно махая и хлопая руками, стараясь отогнать от себя кучу свирепых комаров, которые окружили её с каждой стороны. Разнообразные цветы, отличавшие аргосовский ландшафт в этом полисаднике был не шибко заметен. Тут повсюду росли розы. Прекрасные кусты шли вдоль дорожки, их роскошные бутоны распространяли одурманивающий запах, привлекая разных насекомых. Вечер был трудным. Изгнанная днём из классного помещения, после молитвы она наполнилась решимостью возвратиться назад и вести себя послушно: не разговаривать и не отводить глаза с сестры Джулии. Вышло так, что монашка решила проверить её домашнее задание по литературе, и все благочистивые намерения Габриэль исчезли задаром. Теперь ей невозможно избежать наказания. Когда вечерняя трапеза кончилась, её отправили в дальний конец полисадника, где хранились садовые инструменты. Хоть у неё и было своё мнение, Габриэль уважала своих учительниц – монашек. Девушка ценила бескорыстных, которые отдавали себя делу, каждый день неся знания в просветлённые юные души. Её лишь угнетало такое долгое пребытие в монастырской школе. Девушка тосковала по папе, ей не хватало того домашнего уюта, в котором пролетело её детство. Габриэль знала, что папа тоскует по ней и никогда бы не отправил её в монастырь, если бы сильно не презирал невежественных аргосовских дам.

Поразительно, но Габриэль с раннего детства интуитивно ощущала его скрытное пренебрежение к девушкам. При ней папа никогда не выказывал этого презрения.

Наоборот, с леди он постоянно был внимателен до предела и обходителен. Но все его улыбки, раздариваемые красивым дамам, которых он держал под руку, не могли обманывать её.

Габриэль пребывала в уверенности, что папа никогда не женится, несмотря даже на то, что считается одним из самых завидных холостяков в городке. Девушка понимала, что его скрытная неприязнь к девушкам есть нечто ещё, не поддающееся верному определению, углубляясь по мере того, как она становилась старше… Но в том, что он любит её как отец, никогда не стояло под сомнением. Но даже так его глубокая женоненависть (он даже не догадывался, что она знает это) стало причиной того, что Габриэль, не сопротивляясь, словно искупая вину, пошла в монастырь, хотя по тенденции молоденьких людей, которые вырасли в обеспеченных семьях, посылали учиться в Европу. Девушку душила монотонность правил монастыря. Лишь судна на горизонте, за которыми она постоянно наблюдала, были для неё знаком свободы, которая будет у неё, когда ей стукнет восемнадцать лет. Смотря на красивые паруса, Габриэль грёзила наяву, как кренится палуба под ногами, как лицо окутывает солёный бриз.

Она знала, что рядом с ней есть жизнь, наполненная разными приключениями, а тут было абсолютно скучно. Габриэль нахмурила брови. Её тёмно-огненные волосы указывали на нетерпение и порывистость. Глаза светло-серые, в них, по словам немногих, изредка мерцает лёд, свидетельствовавший о том, что она сможет постоять за себя, если ей бросят вызов. Лицо нежное, но иногда становится смелым, показывая всё силу её мечтаний. Это последнее свойство Габриэль считала лучшей или даже худшей чертой своего характера. Не уставая, девушка подготавливалась к настоящей жизни, горела желанием скорее в ней очутиться! И пусть монашки настоятельно не допускали за стены монастыря ничего из людского мира, все проведённые годы её любимым делом было рассматривание себя в своей келье перед маленьким зеркалом, которое установили по приказу её папы и против воли главной монахини. Временами Габриэль стояла голая перед серебристым зеркалом, созерцая, как помаленьку взрослеет, становясь женщиной. Поначалу взросление в физическом плане выразилось в росте: девушка стала выше, и это было уже слишком даже для женщины. Но именно это ей нравилось. Потом округлились формы тела: поначалу бёдра, а затем грудь. И вся эта великолепная красота надёжно скрывалась под тёмной бесформенной одеждой, которую в насмешку называли школьной формой! И такую паранжу она обязана носить до сих пор! Но скоро она освободится! Она горячо жаждала ходить в шелках и бархатах, носить красивые платья, доставленные из других греческих городов, в которых уже щеголяли знатные дамы. Габриэль нетерпелось окунуться в тот день, когда она будет ездить на балы, званые вечера, про которые очень восхищённо шепчутся ученицы. Из таких вот разговоров она узнала, что мужчинам в Аргосе можно всё, а ей предётся ограничить себя зауженными рамками того, что можно женщинам! Габриэль заранее и твёрдо про себя решила, что не будет терпеть никаких домогательств от противоположного мужественного пола.

Габриэль жгуче нетерпелось покинуть монастырь, но пока это не представлялось возможным. Никто и не думал, что знания, полученные ею в монастыре, только разбудили неугомонный интерес к хлопотам, находившимся за пределами школьного обучения. Габриэль хотела знать больше, чем нужно знать девушке. Она хотела понять причину конфликта между Британией и её страной, где большинство чувствовали, что война вот-вот вспыхнет в любую минуту.

Габриэль надо было понять, как допустили то, что пираты продолжают безнаказанно атаковывать честных торговцев. Девушка не понимала, как именно каперы уживаются в мире с законом, ведь на самом деле они настоящие бандиты. Сестра Мадлен, конечно, пожалела девочку после того, как прогнала из классной комнаты… А вдруг сестру Мадлен замучила совесть и она поняла, что жестоко наказала её? Отдать девушку на съедение комарам, в то время, как остальные ученицы отдыхают… Всё равно надо постараться хорошо впечатлить сестру Мадлен, чтобы завтра опять весь вечер не мучиться с мотыгой.

Девушка начала долбить тёмную землю, мысленно произнося:

Сестра Мадлен, видишь, как я рвусь и упорно работаю? .

– Габриэль…

Услышав, что зовут, она подняла голову от работы и увидела стоявшую поодаль сестру Джулию. Монашка была бледна и её узкое лицо было ещё прозрачнее, чем всегда, а плечи невольно дрожали.

– Тебе необходимо сейчас же пойти со мной. Пожалуйста. К тебе посетитель.

В серебристых глазах Габриэль запрыгали зайцы.

– Ко мне посетитель?

–Да.

Габриэль схватила в одну руку ведро, а во вторую – мотыгу, и пошла в дальний конец полисадника, к сарайчику.

– Нет, сделаешь это после.

Послушно развернувшись, девушка отправилась за монашкой. Они покинули полисадник, Габриэль шагала проворно, и не почувствовала тайный взгляд, внимательно следивший за ней, пока она не исчезла из поля зрения. В пустынной приёмной монастырской школы бродил, нервничая, стройный мужчина, выглядевший, как атлет. Его шаги эхом отдавались в помещении. Он, наконец-то замер, злость испортила его красивое бородатое лицо.

Он приосанился, дёрнул плечами. Жером Пуанти поправил своё хорошо сшитое пальто, перед тем, как плотно поджать губы и повернуться к двери. Ему уже удалось напугать своей злобой главную монашку до такой степени, что она отправила побледневшую сестру Джулию бегом, как летучую мышь, застигнутую врасплох, выполнять приказ! Его удовлетворение никак не проявилось из-за смягчения правил монастырской школы, разрешавших ему поздно приходить. Эти порядки его не касались по веской причине.

Семья Пуанти оказывала влияние, чтобы поддержать монастырь Святой Урсулины с той поры, когда из Британии больше восьмидесяти лет назад сюда приехали первые несколько монашек. Пуанти после гибели родителей внушительно приумножил свой капитал и на сегодня являлся самым крупным частным пожертвователем на монастырь. Жером коротко засмеялся. Он не относил себя к почитателю церкви. Только фальшивость и лицемерие церкви постоянно вызывали у него неприязнь! Он никому не позволял себя оставить в дураках при помощи тех религий, которые церковь держала в себе вечно. Небо…

Господь, всё видящий…присмертная исповедь – всё это Пуанти расценивал как отлично продуманная и сработанная система, которую довели за долгие века до идеала жаждущие власти снобы. Одна цель этой системы – руководить толпами. Но не Жеромом Пуанти!

Губы Жерома растянулись в широкой улыбке.

Конечно же, он не был претендентом на то, чтобы играть роль спасителя человеческих душ.

У него был безусловный и превосходный интеллект, позволявший ему управлять людьми в своих интересах. И в этом успехе ему помогла дружба с губернатором Клейборосом, которая достаточно способствовала успеху разыгрываемых им головоломок. Он завоевал по-настоящему малообразованный аргосовский свет лишь благодаря своему двуличию. При этом Пуанти хитро внешне сохранял постоянную доброжелательность, отчего многие восхищались им, и это давало ему свободный доступ в высокие слои аргосовского общества. Он превосходно сознавал, что опасное лавирование между добродетелью и рискованными делами, которые предавали особенный вкус его жизни, производит неимоверное впечатление на те малоразвитые умы, которые его окружают. Но Жером твёрдо понимал, что есть одна голова, которая совсем не пуста, и одно сердце, которое владеет им полностью. Он решил доверить эту голову заботам монастырской школы Святой Урсулины, которая, к сожалению, являлась единственной школой научных знаний в городе.

Причиной уступки стала его слабость и неготовность перенести тяготу долгого расставания, неизбежного, если задать цель дать достойное образование в Европе. Но даже решившись доверить единственную драгоценность монастырской школе, он принял нужные меры. С самого начала Пуанти выделил особое положение Габриэль. У неё должна быть отдельная от других учениц келья, применяться особая программа обучения, чтобы можно было преуспевать в соответствии с личными способностями. На самом деле он дал понять монахиням, что её необходимо признать особенной и не похожей на всех других воспитанниц. Жером, усмехаясь, припомнил, как главная монахиня пыталась держать выражение своего лица, не решаясь перечить ему, когда он перечислял ей условия содержания девушки. Дверь приёмной распахнулась. Пуанти резко обернулся и увидел лишь наводящую печаль лица сестры Джулии и приготовился уже чертыхнуться, как в помещение залетела стройная девушка в монастырской одежде, которую здесь называли формой. Она промчалась мимо монашки и кинулась к нему. Сердце Пуанти дрогнуло, испытав колоссальное несравнимое ни с чем наслаждение. Он вытянул руки, и девушка рухнула в его объятия.

– Габриэль…

Жером долгое время держал свою любимицу, потом, чуть отстранив её, начал отыскивать хотя бы любые следы плохого обращения.

– С тобой всё хорошо? – Он заметил красные пятна на нежных щеках и лёгкую неуверенность, мелькнувшую в серых глазах, таких же, как и у её мамы, и опять почувствовал незащищённость перед болью потери и тихо зашептал: – Впредь ты больше не станешь мучиться от унизительной надобности ковыряться в грязи, словно рабыня! Я уже выговаривал свои претензии на это матери-настоятельнице!

Он уловил колебание Габриэль до того, как она решилась ответить:

– Папа, я хочу, чтобы ты не вмешивался в это.

– Ты хочешь, чтобы я не вмешивался? – Жером на миг отступил.

Габриэль повела плечами.

– Если бы ты не прознал об этом происшествии, я бы даже не подумала вспомнить о нём. – Она улыбнулась и договорила: – Это моя вина, ты ведь знаешь… Как обычно. – Улыбка Габриэль при таком почти что детском признании была лишь очаровательнее. Она продолжила: – Я всего-то заснула на занятии, не закрывая глаз, и захотела сыграть на нервах сестры Мадлен, хоть и знала, что не должна так поступать. Я признаю, что время от времени бываю несносна, а иногда у меня получается превзойти даже саму себя.

– Я не желаю, чтобы ты унижала себя такими словами, Габриэль. – Жером впал в тихую злобу: уже долго его прекрасная Габриэль находится под присмотром этих стухших девственниц, которые обучают её идиотскому самопознанию. Он решительно продолжил: – Если ты ведёшь себя высокомерно с другими, то это оправдано твоим несомненным превосходством над ними.

– О, папа, ты судишь самоуверенно!

– Я не хочу больше слушать твои необдуманные речи, Габриэль!

– Папа, умоляю, – радость Габриэль постепенно таяла. – У меня и в мыслях не было расстраивать тебя.

Пытаясь возвратить самообладание, Жером продолжил уже мягче:

– Я перестал наказывать тебя с той поры, как много лет назад ты стала моей подопечной, и я не позволю другим— никому – наказывать тебя!

Серые глаза Габриэль едва заметно наполнились тревогой.

Она протянула ладонь к его щеке и погладила, а затем прошептала:

– Папа, я временами забываю… – Она сделала паузу, продолжив ещё тише: – Извини, я сделала тебе больно лишь за то, что ты любишь меня.

Жером затих, поразившись, как точно слова Габриэль совпали с мольбой, проговорённой другими губами много лет назад. Те слова до сих пор отдавались в его сердце.

…Извини, я сделала тебе больно, Жером, лишь за то, что ты любишь меня….

Дорогая женщина всплыла в его сознании…

Шеннон Обреонис с рыжими волосами и большими серебристо-серыми глазами, которая покорила его ещё в детстве. Как он любил её!

Шеннон – очень добрая, честная, порывистая и волевая! Они оба родились с разницей в несколько лет в семьях богатых купцов, которых разделяло друг от друга всего несколько миль. Они были похожими друг на друга… и настолько разными. Шеннон была слишком умна, чтобы подчиниться ему, и как другие, относилась к нему, как к равному. С раннего детства ей не нравилась из ниоткуда появлявшаяся в нём жестокость, и осуждала его, если он пренебрегал моральными устоями, которые старался внушить ему папа. Она случайно узнала об участии Жерома в незаконных махинациях и, смотря ему в глаза, осудила его неправильное поведение. Но она не сумела отвернуться от него…потому что любила его и понимала, что он её любит, лишь её. Она уверовала, что любовь будет его единственным шансом спастись. Шеннон любила его, но…

Пуанти припомнил их далёкую беседу.

– Тёмная сторона твоей сущности пугает меня, Жером. Мне страшно, что я могу стать свидетелем твоих дел, но не смогу сделать против них что-либо. Мой дорогой Жером, неужели ты не понимаешь меня? Я никогда не смогу вынести такую муку!

– Я люблю тебя, Шеннон.

– И я люблю тебя, Жером.

– И ты не любишь Филиппа Дибоса!

– Люблю. Его я тоже люблю.

– Ты не станешь его женой!

– Стану.

– Нет!

– Я должна, Жером.

А затем случилось много чего… День свадьбы Шеннон… Та боль, что он пережил, пряча её от всех, но только не от Шеннон. И та мучительная ночь, когда Шеннон родила Филиппу Дибосу ребёнка, прекрасную девочку, которая могла быть его дочкой… Дружба, наполненная страданиями, ведь вместо неё должна пылать страсть… Пуанти тщётно пытался забыться в тайных оргиях, без устали заботился об увеличении капитала, укреплял положение в обществе, но ничто из помогло ему вынести потерю Шеннон… А затем… Пожар! Дом Дибосов за один час поглотился пламенем, стоило ему уехать оттуда после обеда. Он стремглав возвратился назад, увидел, как Шеннон помчалась в горящий дом, куда за секунды до неё вбежал её муж, ища ребёнка…

Пуанти вбежал в часть дома, где ещё ни разу не бывал и там отыскал ребёнка… Шеннон спасти не удалось, жизнь покидала её, но он будет помнить до смертного одра конец Шеннон и те слова, сказанные ею…

– У Габриэль не осталось никого, кроме тебя.

– Нет!

– Заботься о ней, Жером… береги её…

– Моя дорогая Шеннон!

– Она полюбит тебя, как любила я. Но не допусти, чтобы она узнала о твоих махинациях… Жером…

– Папа…

Жером вернулся её голосом в реальность, с трудом владея собой. Да, он папа Габриэль. Она единственная, кого он может любить. Он будет защищать своё миловидное дитя, как хотела её мама, от всех и от всего. Жером прервал свои мысли, увидя свежие следы на руках Габриэль.

Ссадины портили её нежную кожу. В душе его снова закипела ярость.

– Я опять буду разговаривать с матерью-настоятельницей.

Габриэль проследила его взгляд, без труда установив, что он подразумевал под последними словами.

– Это всего-то маленькие царапины. Я едва чувствую их.

– Из-за такого вот пустяка ты подверглась унижению, создающего тебе невыносимые условия проживания!

– Папа, наказание мне заслужено.

– Нет!

– Ах, папа! – Габриэль готовилась свести беседу к шутке и улыбнулась мягкими губами. – Ты, не думая, назовёшь дьявола ангелом, если он спрячется в моём теле.

– Ты настоящий ангел.

– Нельзя так говорить! – Габриэль казалась сейчас шибко обеспокоенной. – Мне трудно жить с такими высокими требованиями.

– Ты уже живёшь так! Неужели не видишь этого?

Габриэль широко раскрыла серебристо-серые глаза, в которых промелькнул взгляд её мамы Шеннон.

У Жерома засаднило горло, когда он продолжил:

– Твоя учёба кончена, а что касается этого монастыря, то с меня хватит. Ты сей же миг поедешь домой вместе со мной.

Габриэль замерла от неожиданности. Он ощутил, что её разрывают противоречия.

Колеблясь, она ответила:

– Это странно, лишь мгновение назад я была уверена, что не прозвучат такие слова, которые я хотела бы услышать больше, чем-то, что ты сказал сейчас. Но…

– Дальше продолжать бесмысленно. Собирай свои вещи, – проговорил он.

– Нет, папа. Умоляю, пойми. Несколько минут назад я разозлилась, как и ты сейчас, потому, что меня послали работать в полисадник. Но внезапно я осознала, что сестра Мадлен научила меня многому, чем это входило изначально в её намерения. Она принудила меня подумать над моими поступками. И видя теперь, что ты огорчился, я благодаря ей, осознала, насколько ответственна привилегия быть любимой. Эту ответственность, как и счастье, человек может дарить вместе с любовью…

– Габриэль…

– Я отчего-то думаю, что этот урок станет намного полезнее многих остальных, которые я получила в прошлом. А что касается уехать сейчас… Поступить так при сложившейся ситуации станет равным признанию поражения. Я не терплю поражений, папа.

– Габриэль…

– Я хотела бы доказать, что я сильная, нежели слабая, и имею характер, чтобы довести это дело до конца. Осталось всего несколько месяцев… – Габриэль внезапно замолчала, а глаза заблестели. – Я думаю, что мама одобрила бы то, как я поступаю.

Тёплая волна окутала Жерома, и опять горло засоднило. Габриэль до крайней степени близка по духу своей мамы, хотя едва помнит…

Он не мог ей отказать и прошептал:

– Если ты так хочешь. – Габриэль порывисто поцеловала его и он вынудил себя улыбнуться. – А вот что… зачем же я приехал…

– Да, да! – К нему вернулась прежняя Габриэль. – Ты привёз то, что давно обещал?

Пуанти не сказал ни слова, пока она распаковывала большую коробку, которую он вытащил из укромного уголка, а потом, крича от радости, рассматривала сшитое в Британии роскошное платье из шёлка и бархата. Жером смотрел, как она приложила платье к себе и возбудившись, тараторила о том вечере, когда впервые наденет наряд. Он попрощался с Габриэль, стоя в приёмной монастырской школы и смотря, как она удаляется по лестнице.

Как только она поднялась по ступеням, он приказал ожидавшему его кучеру забрать коробку с платьем. Неторопливо и решительно Пуанти пошёл в кабинет главной монахини. Он постучал, потом вошёл, услышав тихий ответ.

Мать-настоятельница с торжествующим лицом ждала его.

– Чем могу служить вам теперь, господин Пуанти?

– Вопрос не касается того, можете ли вы служить мне. Вопрос касается того, смогу ли я теперь служить вам. – Его лицо резко превратилось в злобную маску, и он заскрежетал: – Не пришёл бы я внезапно сегодня увидеться с дочкой, ваше отношение к ней так бы и оставило меня в неизвестности. Мне страшно представить, сколько раз вы или ваши сёстры подвергали Габриэль подобным обращениям, ведь лишь теперь до меня дошло, что некоторые трудности, связанные с пребыванием тут, она утаивала от меня. – Жером выдержал паузу, стараясь держать себя в руках, а потом продолжил: – Габриэль убеждена, что заслужила унижение, которому вы подвергли её сегодня. Но я думаю по-другому! Я требую убрать подобные перепалки, если монастырская школы и дальше рассчитывает на мою поддержку и помощь тех благотворителей, которых я привлёк!

– Господин, я уверена, что Габриэль превосходно понимает справедливость такого наказания.

– Она – моя дочь, и только я имею право судить об этом! Я привёл её к вам, чтобы она получила образование, а не подвергалась унижению!

– Господин Пуанти, пока Габриэль состоит на нашем попечительстве, мы в ответе за её благополучие. Мы могли бы заслужить упрёк в небрежном к ней отношении, если бы не приучали её к дисциплине, которая нужна для достижения подлинного взросления.

– С Габриэль не должны обращаться, словно она обыкновенная рабыня!

– Мы обязаны трудиться ради нашего спасения.

– Но не Габриэль!

– Господин, прошу понять меня и сестёр, мы слишком любим Габриэль, чтобы портить её, ослабив попечительство, – тихо произнесла мать-настоятельница.

Бешеная ярость виднелась на его лице, когда он зарычал:

– Я не хочу больше обсуждать это! Хватит и того, что я вас предупредил!

Жером Пуанти молча выдержал несколько секунд, чтобы важные произнесённые им слова в полной мере отразились в напрягшемся лице монашки, и стремглав вышел, оставляя за собой разлитую по воздуху ярость.

***

– Она в одиночестве работала в полисаднике, капитан.

Рассказ матроса Портерия был встречен молчанием. Капитанша лежала на завешенной шелками большой кровати. Спальня Клары Буш по-прежнему служила ей единственным относительно безопасным убежищем в городе.

Худой, жилистый моряк невольно замер, подмечая, как напряжённо смотрит на него взгляд капитанши Уитос. У неё был настолько мрачный взгляд, что от него пробирала дрожь, а спина покрывалась каплями пота. Раптор, Хищник… Да, капитанша заслуживала это прозвище в большей степени, чем сама представляла себе. Некоторые из команды ощущали себя спокойно под её пронизывающим взглядом, хотя все, безповоротно, уважали эту женщину. По лицу Портерия промчалась тень, когда в его сознании возникло судно «Сити Айленд». Его опять ужаснула картина паники, охватившей корабль в момент боя с британскими пиратами и гибель капитана и первого помощника. Уитос, которая раньше была простым матросом, решительно приняла на себя командование и так повела орудийный огонь, что они сумели отбить атаку и скрылись. «Сити Айленд» обратилась в бегство, но страх поверг людей в состояние, близкое к безумию. Все знали, что ещё ни одно судно не уплыло невредимым от британских пиратов, и они обречены погибнуть.

В этот миг над ними сгустился туман, давший надежду на спасение. Новый капитан сумела окончательно развеять страх и силой своего примера вселила в их сердца мужество. Она обещала, что под её управлением им гарантирована справедливость, которой они никогда бы не увидели при действовавшем морском праве. Дисциплина и строгое выполнение взаимных обязательств стали нормой жизни на судне с того дня. Люди с начала уже знали, что капитаншей руководит жажда отомстить, очень глубокая, личная и не всегда ясная другим, но они положились на неё.

С той поры прошли годы, которые показали, что их судьбы находятся в верных руках. Любой из них без колебаний последует за ней до конца, даже если очутится в пекле ада. Да, капитан Уитос стала Раптором. Ну что ж… благородная хищница, подкрадывающаяся к беззащитной жертве.

– Она работала в полисаднике в одиночестве так поздно вечером? – переспросила она.

Неожиданный вопрос капитанши прервал мысли Портерия, и он поспешно ответил:

– Молодая госпожа не ладит с порядками в монастырской школе, так считает мой друг, который прислуживает там на кухне.

Портерий не уточнил, что его «друга» зовут Жанна Лу Синклер, и это милое имя принадлежит бабе с короткими ногами и без признаков талии, которая выполняет в монастырской кухне самую грязную работу, чтобы освободить монашек для более важных дел. Он также не добавил, что Жанна была без ума от него, и понадобилось подкинуть лишь пару слов о том, что его интересует, как она поведала всё, что знает. Получалось, что Габриэль Дибос не слишком нравилась Жанне.

– Мой друг сказал, что леди Дибос пользуется особыми привилегиями, и так с того момента, как поступила в монастырскую школу. К примеру, эта девка не спит в общей келье, потому что её папаша считает, что она чересчур хорошенькая для остальных воспитанниц. Он настоял, чтобы она проживала в отдельной спальне.

– И монашки разрешили это?

– Ха! Одна из монашек уступила ей свою комнату. Это крайняя келья на втором этаже, в самом углу школы. Приятель говорит, что девушка ведёт себя так, словно все эти привилегии ей дозволены, и что господина Пуанти боятся в школе гораздо больше, чем уважают, и ни у кого не хватает смелости возражать ни ему, ни его доченьке, опасаясь последствий.

– Последствий?

– Говорят, что он попросту помешан на девушке. «Крепкий орех» – это всё, что кто-либо может сказать о ней, хотя всем известно, что она настоящая дикарка и суётся в такие рискованные дела, на которые остальные девки никогда не решатся. Она позволяет себе чуть ли не дразнить монашек. Мой друг уверен, что все только обрадуются, когда через пару месяцев девчонка уедет из школы.

– Она уедет из школы?

– Да. Ей скоро восемнадцать, и её обучение завершается. Большинство монашек не любят её, несмотря на то, что она ни разу не нажаловалась папаше на многие случаи, когда в качестве меры наказания её отправляли работать в полисадник. Мой друг не назвал бы эту девушку благородной или как-либо в этом духе. Просто девица строит из себя знатную госпожу, а что у неё на уме, никто не в курсе.

Капитанша кивнула.

– Я выполнил всё, как вы сказали, капитан. Я хорошо рассмотрел её. Хотя стемнело, но ошибиться с ней трудно. Она выше остальных, с огненно-рыжими волосами, а глаза светящиеся, как фонарики. И видно, неглупая. Время от времени мне казалось, что она чувствует, как я за ней слежу.

– Ты уверен, что она тебя не видела?

– Конечно, уверен! Если судить по тому, как она сама с собой болтала, пропалывая сор и одновременно сражаясь с комарами… Ей и в голову не пришло взглянуть вверх, на деревья, где я расположился.

Карие глаза капитанши сузились, а спина Портерия вновь взмокрела. Он вспомнил случай, когда видел такой же взгляд капитанши. Тогда на Лесбосе Уитос встретила того парня, Гамбироса. У капитанши было крайне напряжённое выражение лица, а сама она – высокая, с могучими плечами – являла собой мощь, представлявшую почти смертельную угрозу. Портерий бессознательно поёжился. Он подумал, что никакая сила на свете не сможет помешать капитанше осуществить то, что задумала. И матрос до чёртиков обрадовался тогда, так же как и сейчас, что этот взгляд устремлён не на него… В коридоре раздался шум, заставивший их двоих обернуться на дверь до того, как она открылась. Вошла Берта и обворожительная Клара. Портерий как всегда лишился дара речи.

Он никогда не видел девушки красивее. Клара Буш обладала дивными золотистыми волосами и белоснежной кожей, несмотря на её профессию, заставляющую вспоминать ангелов. При взгляде на Берту, молча стоявшую около неё, невольно крутилось в голове, что ничего общего, кроме похожего цвета волос, у двух сестёр нет. Клара Буш приветливо улыбнулась, и сердце Портерия забилось чаще.

Возможно, она и продажная особа, но, безусловно, необычная. Как утверждали, лишь трое были допущены в её кровать, трое уважаемых греков Аргоса, которые готовы платить за то, чтобы она была только их.

Красавица повернулась к Уитос, её улыбка стала ещё шире, и Портерий поник. Без надобности было объяснять ему, что капитанше нужно лишь поманить Клару пальцем, и она будет с ней без всяких денег.

– Портерий…

Нет, никогда в жизни он не встречал такой девушки, как Клара Буш. Он даже не мечтал, что когда-нибудь…

– Портерий!

Портерий очнулся:

– Да, капитан!

– Ты хорошо поработал сегодня и до завтрашнего утра мне не нужен.

– Есть, капитан!

Повернувшись на каблуках, Портерий вышел из обитой шёлком спальни, раздумывая о том, каково это – лежать на такой кровати с шёлковыми простынями… и с такой… Он готов биться об заклад, что капитанша имела бы возможность узнать это, если бы захотела…

Клара легко поцеловала щеку Рей, на миг прильнув к ней, стоило лишь за Портерием закрыться двери.

– Может, это поддержит тебя, моя дорогая.

Её голубые глаза искрились, напоминая сапфиры. Взгляд ласково скользил по её лицу, и Рей почувствовала знакомый прилив тепла. В это мгновение она подумала, что если бы жизненные обстоятельства Клары сложились не так трагично, она могла бы блистать в высшем свете Аргоса. Она была умна и воспитанна. Красота её несравненна, а тёплая улыбка делает её неотразимой. Наконец, Клара спасла ей жизнь, и она навсегда останется её должницей и подругой, если её расположение к ней не поменяется. Клара задержала на ней свой взгляд.

– На мой взгляд, сегодня тебе очень нужна поддержка, моя милая.

Рей задумалась над этим.

– Наверное, я кажусь слишком озабоченной, но мне приятно… я безмерно рада. Похоже, наш визит в Аргос оказался куда более удачливым, чем я могла ожидать. Портерий замечательно выследил нашу птичку и получил нужные сведения. Это даёт возможность без труда убрать последние препятствия на моём пути.

Улыбка Клары сошла.

– Рей, моя дорогая, извини меня, пожалуйста. Меня, кажется, зовёт мадам.

Рей в сомнении нахмурила брови и заметила:

– Из того, что мы с Бертой тут обсуждаем, я не делаю секрета от тебя, Клара.

– Да, я знаю, но умная девушка чувствует, когда другим девушкам необходимо побыть одним. А Клара Буш обязана превосходно понимать то, что касается других женщин. Особенно тех женщин, которые занимаются мужской работой.

Проследив за вышедшей Кларой, Рей задумалась над скрытым смыслом её последней фразы. Оно было не в её духе, как и этот внезапный уход. Но следует перевести внимание на более животрепещущие вопросы.

Она обернулась к Берте.

– Сегодня вечером Портерий её видел. Он сказал, что по внешности её легко отличить от остальных девиц, но мне не хочется возлагать это дело только на него одного. Я хочу, чтобы вы с Портерием завтра ещё раз посетили монастырскую школу. – По мере того как Рей продолжала свою речь, её голос становился твердее. – Вы доставите в школу льняные ткани от анонимного дарителя в ящиках, которые будут чересчур тяжелы для монашек, и вам придётся донести их до кладовки на втором этаже, которая находится около кельи Габриэль Дибос… – Рей заметила в глазах Берты всполыхнувшие искры, когда добавила:

– Ждать осталось недолго.

***

Клара ощутила внезапно, что дрожит, и замерла посреди холла. Вокруг неё кипела жизнь, настолько осуждаемая строгими моралами.

Она забеспокоилась, что теряет над собой контроль, и постаралась взять себя в руки и с напускным спокойствием заправила выбившуюся прядь за ухо. Утончённость, изящная фигура и сочетание золотистых волос с яркими-голубыми глазами создали ей репутацию самой видной из женщин мадам Люсиль. Внутренняя сила помогла ей сохранить достоинство, несмотря на сомнительное положение проститутки. Так прошли четыре года, за которые многие из её товарок дошли до крайней степени падения. Клара прикрыла глаза и продолжила ступать по коридору. Из-за дверей, мимо которых она прошла, слышались стоны любви. Она давно привыкла относится к ним безразлично. Но в последние дни звуки преобретали для неё новое значение. Три года…

Она полюбила Рей с того мгновения, когда Берта приволокла её сюда. Избитая и окровавленная, она оставалась при этом настоящей женщиной. Клара распознала в ней горечь обид, желание мести и ту неодолимо притягательную женскую силу, которая временно таилась в этой изломанной особе.

Клара выходила Рей, она выздоровела, раскрылась перед ней, и она поняла, что первое впечатление было безошибочным. Её любовь крепла с каждым днём. Свои чувства она утаивала, тайно надеясь, что в один прекрасный день Рей посмотрит на её профессию как на прошлое и оценит её нежное, искреннее чувство к ней. За минувшие годы Клара примирилась со всякими превратностями в любви, живя теперь надеждами. Ревность разрывала душу на части.

Другая занимала мысли Рей. С девицей из монастыря связаны теперь её мечты – даже и мечты о мести. Глаза Клары заполонили слёзы отчаяния. Ей хотелось, чтобы Рей думала лишь о ней и ни о какой другой девушке! Она желала, чтобы только с ней воплощались её мечты! Она хотела… лишь Рей и никого больше. Стараясь восстановить дыхание, Клара на миг задержалась у кабинета почитаемой хозяйки борделя. Мадам Люсиль в своё время приняла Клару, несмотря на проклятие, которое отвергло от неё других. Мадам помогла ей найти успокоение, сохранить разумность и саму жизнь в такой мрачный миг, что даже теперь воспоминания об этом причиняли мучения.

Мадам бережно относилась к ней, поэтому Клара никогда не была у постоянных клиентов борделя как рядовая куртизанка. Её держали для особых клиентов, щедрость которых разрешала, чтобы она обслуживала только их.

Клара пользовалась великодушием мадам, и смогла поместить в свою спальню Рей, когда Берта доставила её сюда в ужасающем виде три года назад. Именно мадам позволила ей давать Рей убежище, когда в последние годы та бывала в Аргосе. Наконец, мадам была одним единственным человеком, с кем она могла поделиться своей тайной любовью к Рей. Клара постояла у кабинета мадам, ещё раз глубоко вдохнула и тихо постучала. Услышав разрешение войти, она открыла дверь и застыла на месте. Мадам приветливо кивнула ей из-за стола. Тщательно нарумяненные щёки были покрыты морщинами от расплывшейся по лицу улыбки.

Но чуткая Клара сумела понять предостережение, скрытое за дежурными репликами мадам:

– Входи, Клара. У меня нет сомнений, что ты отлично знакома с господином Пуанти. А мы с ним как раз беседовали о тебе.

– Господин Пуанти…

Клара вошла, осторожно закрыв за собой дверь. Сердце ускорило стук. Рей и Берта были рядом, уверенные в безопасности… По спине Клары пробежал озноб, когда Пуанти подошёл, чтобы взять её руку и поднести ко рту.

– Клара, я очарован вами…

Взгляды их пересеклись, и Клара моментально ощутила слабость. Чёрные глаза, оценивая, глядели на неё. Тёмные волосы, едва тронутая сединой и изящно состриженная бородка, классические черты лица с морщинами, говорящими не столько о возрасте, сколько о его исключительности. Стройная фигура, как у атлета и хорошо сидящий, сшитый по последней моде костюм дополняли портрет эффективного красавца в расцвете лет. Она знала, что прячется за этой привлекательной внешностью. Если не говорить о его злодействе, сделанном против Рей и её первой помощницы, она много чего почерпнула из болтовни с девушками, которых Пуанти иногда посещал наряду со своей любовницей. У Клары не было сомнений, что за этими тёмными глазами таится сам демон зла, который получает наслаждение от извращений, оскорбительных даже для видавших виды куртизанок. Она знала, что ему весело, когда наносит другим телесную или душевную муку.

Все девицы её профессии знают о его извращённости и порочности, но ни у кого не хватает смелости ему отказать. Пуанти галантно предложил ей стул. Клара вопросительно посмотрела на мадам.

Та, до сих пор улыбаясь, продолжила своим отлично поставленным тоном:

– Господин Пуанти очень заинтересовался тобой, моя дорогая. Он признался, что давно неравнодушен к тебе. – Тихо засмеявшись, она договорила: – Я давно уже посвящена в этот маленький секрет, но, к своему глубочайшему сожалению, лишена возможности позволить господину Пуанти посещать тебя. Твои покровители… они большие собственники.

Светлые брови Клары поднялись.

Она повернулась к мужчине, который сжирал её похотливым взглядом, и тихо произнесла:

– Мне лестно, что мужчина такого ранга обратил на меня внимание, господин Пуанти.

Пуанти пододвинулся ближе. Он нежно погладил её белоснежное плечо. Его рука прикоснулась к ней, а сухая кожа, казавшаяся неживой, оставила у Клары ощущение некомфортности.

А он задал вопрос:

– Ваши клиенты самые влиятельные люди в Аргосе, да?

– Господин.– Клара отпрянула с видом настоящего ужаса. – Вы, конечно же, не ожидаете от меня, что я дам ответ на ваш вопрос. Это будет нескромно!

– Нет, моя дорогая, ни за какие блага не захотел бы я, чтобы вы поступили нескромно.

Пуанти окинул жарким взглядом лицо Клары, несколько дольше задержав глаза на её губах, а потом резко повернулся и захрипел:

– Какую вы хотите за неё цену? Какой бы она ни была, я оплачу!

– Господин… – Мадам встала со стула своим внушительным телом и, сделав тайный знак Кларе, с улыбкой приблизилась к нему. – Моё положение слишком трудно. Хотя я не в праве открыть имена покровителей Клары, могу лишь заверить вас, что это слишком влиятельные люди и они непреклонны в своём желании не расширять список клиентов.

Пуанти взбесился и с треском ударил кулаком по столу, отчего две женщины вздрогнули, а он прошипел:

– Вы уверены, что поступаете правильно, отказывая мне, мадам? Мне стоит нашептать кое-кому слово, и ваш бордель немедленно закроют.

– На следующий день вас посетят много друзей, слишком сердитых вашим поступком, господин. – Самообладание полноценно возвратилось к ней, и мадам громко засмеялась. – Послушайте, не думаете ли вы, что Клара – одна единственная девушка в моём борделе, которую можно хотеть?

– Вы стараетесь обольстить меня, мадам?

– Клара, – взгляд мадам сказал красноречивей слов, – неужели ты не в состоянии заверить господина Пуанти в том, что сильно расстроена необходимостью ответить отказом на его предложение?

Клара почувствовала во рту привкус желчи, вскочила со стула и с трудом развернулась к разозлённому мужчине. И куда делась переполнявшая его секундой раньше предупредительность? На месте взыскательного кавалера, будто выражая вероломство своей сущности, стоял грубоватый мужлан с крепко сжатыми кулаками.

Его грудь вздымалась от ярости, когда Клара мягко сказала, обращаясь к нему:

– Жером… понимаете, перед вами девушка, потерявшая свободу выбора в отношениях любви. Я дала слово не нарушать условия устного договора. И мадам заверила клиентов в том, что будет наблюдать за мной. Целостность её борделя, как и условия проживания всех девиц, находящихся здесь, зависят от твёрдого выполнения этого контракта. – Твёрдо намеревшись пробить оборону, Клара придвинулась к Пуанти и договорила: – Но теперь мне хочется сообщить вам, что я восхищена вами с того мига, как узнала, что вы покровительствуете этому заведению. Мне глубоко жаль, что я не могу пригласить вас пойти в мою спальню прямо сейчас, что могло бы доказать, что слова мои искренни. Обещаю вам, мой дорогой, и мадам будет свидетельницей, – Клара едва вымолвила из себя эти слова, – когда я обрету свободу от договора, срок которого скоро истечёт, то покорно предложу себя вам… и, больше того, стану просить, что навсегда снимет то расстройство, которое вы можете чувствовать теперь от моего вынужденного отказа.

Клара пыталась дышать спокойно, наблюдая, сколько противоречивых эмоций отражается на лице Пуанти.

В ответ он швырнул ей в лицо:

– Чертовка!

Она едва не упала в обморок. Клара отскочила назад, едва держась на ногах, и опёрлась об угол стола.

Пуанти приблизился вплотную и, высокой горой возвышаясь над ней, с горячностью и с налившимся от притока крови лицом, зарычал:

– Вы ещё будете жалеть об этом. – Он метнул злобный взгляд на мадам, и добавил: – Вы обе будете жалеть!

Дрожа от ужаса, который навёл на неё Пуанти, за которым уже громыхнула дверь, Клара посмотрела на мадам и зашептала:

– Рей… Вдруг она выйдет в коридор…

Спустя минуту Клара подлетела к своей спальне, собралась раскрыть дверь, но замедлилась, услышав спокойно звучащий низкий голос Рей и едва приглушённый Берты.

Из её глаз хлынули слёзы. Они даже не имели понятия, как близко были от опасности. Ради них обеих она не должна ничего рассказывать им о том, что случилось сегодня вечером.

Клара подняла глаза вверх, прошептав:

– Спасибо, Боги… уберегли.

До слуха донеслись шаги и, резко повернув голову, Клара увидела мадам Люсиль, которая стояла в проёме коридора. Мадам заговорила спокойным и едва безразличным голосом, но на её полном лице виднелось горькое сожаление.

– Клара, к тебе явился господин Делос и хочет тебя увидеть. Я уже сообщила, что ты с радостью развлечёшь его, но тебе необходимо чуточку времени, – улыбнулась она. – Он ожидает тебя в голубой спальне. Не заставляй его тосковать чересчур долго, моя дорогая.

– Хорошо, мадам.

Клара уже через минуту овладела собой и слегка стукнула в свою дверь, а потом распахнула её.

Два человека пристально поглядели на неё, когда она произнесла короткую речь:

– Я прощаюсь с вами на сегодняшний вечер, меня зовут мои обязанности.

Её сердце ёкнуло в груди, когда она заметила, что карие глаза долго задержаны на ней.

– Эта спальня мне без надобности, так что вы можете находиться здесь, сколько будет угодно, – преодолевая нерешительность, она договорила: – Сохраняйте осторожность. Сегодня вечером на улицах полным полно людей губернатора.

Она закрыла за собой дверь прежде, чем они успели ей что-либо ответить, и торжествуя, прошла через коридор.

Сегодня голубая спальня… Петроний Делос…

Отлично….

***

Рей оглядела тёмную улицу, которая примкнула к весёлому заведению мадам Люсиль. Около неё затаилась, держа ладонь на пистолете, заткнутом за поясом штанов, Берта.

…Сегодня вечером на улицах полным полно людей губернатора….

Рей не могла выбросить из мыслей слова Клары. Она произнесла их не просто так.

Красавица Клара, вынуждена была стоять на этом ужасном пути, но не позволявшая никому раздавить себя… Уж более честна и благородна, нежели её судьи… Рей принудила себя выкинуть эти мысли из головы, и принялась тщательно изучать прилегающий участок местности. Она не могла отправиться на риск и пересечься с людьми губернатора. Ни в коем случае… Сейчас – когда цель достаточно близко… Она жестом предложила Берте следовать за ней, выйдя на улицу. Спустя миг их поглотила ночная тьма.

***

– Это дар монастырской школе. Человек изъявил желание остаться неизвестным… – повторяла Берта заученную речь.

Утренние лучи солнца осветили двух монашек, которые стояли у входа в монастырь. Первая из них внимательно слушала её с каменным лицом. Вторая, бледная и хрупкая девица, чуть спрятала испуг, смешанный с брезгливостью.

Обе изучали с недоверием её лицо. Берта подавила вспыхивавшую в ней волну вражды, но ощущение неловкости и сердечная мука остались. Она давно свыклась с тем, что глубокая метка, безобразно рассекавшая её щеку от брови до конца щеки, вызывает шумную реакцию у незнакомых людей. Она понимала, что не в силах вернуть тот день, когда вертлявая молодая куртизанка накинулась на неё в борделе и парочкой быстрых ударов кинжала навсегда изуродовала симпатичное лицо. Она визжала, что это она напустила порчу, когда старалась уложить её в постель, и освободиться от порчи, по словам ясновидящей, можно, лишь пролив её кровь, а иначе проклятие передастся и ей. Тот миг изменил всю её жизнь. С того дня на ней осталось клеймо порченной девицы. Она буквально задыхалась от ужасных сплетен, которые лишали её возможности честно трудиться и усугубляли травму души. То происшествие значимо повлияло на решение Клары самой зарабатывать на жизнь. Так она очутилась у мадам Люсиль. Куртизанка… Берта помнила те годы, когда это позорное слово постоянно ассоциировалось у неё с обликом распутной, отверженной и дурно пахнущей особы, которую забывают в то самое мгновение, когда удовлетворена мужская похоть. Клара совершенно переменила это.

Призренная специальность не помешала ей жить достойно и пользоваться уважением всех окружающих. Жизнь Берты в корне поменялась лишь счастливой встрече с Уитос. С помощью капитанши, которая однажды поверила в неё, она снова обрела самоуважение и освободилась от грязи, которая затягивала её всё глубже. Судно «Винтер» стало новым домом Берты, а все матросы, принявшие её, стали друзьями. Смерть любого из них была для неё утратой настолько же горькой, как и гибель этого великого корабля. При этом Берта прекрасно понимала, что её боль, несмотря на остроту, не сравненится с муками капитанши Уитос, и мыслями, что она обязана была спасти «Винтер» при любом раскладе событий. Когда Берта узнала об аресте капитанши и её первой помощницы Дуганис, то не на миг не сомневалась в том, что любой ценой спасёт Уитос и разделит её судьбу. С тех пор миновали годы, но она ни разу не пожалела об этом.

Монашки между тем продолжали её внимательно изучать. Берта удовлетворённо отметила, что лицо старшей из них ни в какой степени не выказывает ощущение отвращения.

И тут монахиня переспросила:

– Дар? – Она приоткрыла крышку ящика, щупая находившиеся внутри вещи. – Очень хорошие, но я не уверена…

У Берты усилилась тревога, когда позади из коридора послышался мягкий, хорошо поставленный голос:

– Чем могу быть вам полезна, госпожа?

В голосе третьей монашки ощущались нотки власти, не оставлявшие никаких сомнении относительно её положения в монастыре. Берта намерилась уже ответить, но вторая монашка опередила её.

– Эта женщина заявляет, что принесла постельные принадлежности в качестве дара, но она либо не знает, либо не хочет сообщить, кто является человек, пожертвовавшим нам.

Главная монахиня посмотрела на ящик, который Берта едва удерживала на весу, а потом на такой же в руках у Портерия и задала вопрос:

– В обоих ящиках постельное бельё?

Берта повела плечами:

– Так сказал человек, который заплатил нам, чтобы мы отнесли эти ящики в этот монастырь… Но раз они вам не нужны…

Главная монахиня изучающе поглядела на Берту своими голубыми глазами, цвет которых напоминал поверхность водного озера.

– А этот человек, заплативший вам, он кто – торговый купец?

– Наверное, да.

Монашка ненадолго смолкла, а потом резко спросила:

– А вы уверены, что эти дары добыли праведным путём?

– Нас наняли доставить эти ящики у всех на глазах, – ответила Берта.

– Раз так, то мы берём их.

Берта едва сдержала вздох облегчения.

Она усмехнулась про себя, когда главная монахиня опять обратилась к ней, выждав небольшую паузу:

– Я буду вам очень признательна, если вас не затруднит отнесли их в бельевую келью на втором этаже.

Берта кивнула. Взвалив коробку на плечо, она взглядом велела Портерию идти за ней.

Бледная монахиня повела их в самый дальний конец монастыря. Берта с пустым выражением на лице внимательно приглядывалась ко всему вокруг, мысленно составляя план монастыря.

Добравшись до второго этажа, она специально перепутала маршрут: отстав от монашки, которая указывала дорогу, Берта повернула налево и пошла по коридору.

– Нет, госпожа! Ступайте за мной!

Вместо того чтобы возвратиться, она подняла голову, услышав звук открывшейся в конце коридора двери, и ощутила в душе неимоверное торжество – из кельи появилась изящная женская фигура, одетая в монастырскую форму.

Эту девицу невозможно было перепутать с другими. Её волосы полыхали как огненное пламя, а ясные глаза, с интересом замеревшие на ней, были чудного серого цвета. То, что у Портерия перехватило дыхание, когда она прошла мимо них, послужило ещё одним доказательством её неординарности.

– Госпожа…

Берта ещё раз окинула взглядом коридор, яснее запоминая расположение комнат…

– Госпожа…

Она уже повернула назад в сторону бледной монашки, как девица замерла и, обращаясь к ней подчёркнуто и высокомерно, заметила:

– Сестра Джулия зовёт вас, госпожа! Да, именно она, и никто больше.

Берта пустым взглядом скользнула по Габриэль Дибос, и развернулась на зов монашки.

***

Всё объялось тишиной ночи. Три человека, придерживаясь тени, бесшумно крались возле стен монастыря. Рей благодарила кирпичную стену, укрывавшую их от любопытных глаз.

Шепча, она давала указания Берте и Портерию, мысленно же сосредоточившись на предстоящем деле. Они не могли допустить ошибок. Лестницу приставили к стене монастыря, и Рей начала взбираться. Берта следовала за ней, а Портерий был внизу, как караульный. Они пролезли в открытое окно без колебаний. Отыскав нужный коридор, они разделились. Берта притаилась на карауле, а Рей ушла дальше и замерла перед нужной дверью. Сердце бешено стучало, когда она повернула круглую дверную ручку, приоткрывая её настолько, чтобы протиснуться внутрь, и вновь же закрыла за собой. Из глубины тёмной кельи было слышно спокойное дыхание.

Напрочь невидимая в ночной тьме, потому что оделась в чёрные одежды, она устремила свой взгляд на девицу. Та чётко выделялась на фоне кровати. Её лицо освещал серебристый лунный свет, прорезывающий тьму ночи.

Слова Берты, вернувшейся утром из школы, опять зазвучали у неё в сознании:

Портерий был прав, капитан, девицу невозможно не узнать.

Волосы, цвета огня, раскиданные по подушке, прозрачная кожа, тонкие черты лица… Серые глаза?.. Ей надо удостовериться. Рей подкралась ближе. Она опустилась около постели на колени, легонько коснулась плеча девушки. Та едва шелохнулась и опять засопела. Рей коснулась ещё раз и услышала протестующее бормотание… увидела, как затрепетали, а потом открылись веки. Серые глаза широко распахнулись! Серые глаза…

Рей зажала ладонью рот Габриэль Дибос, заглушив её пронзительный вопль, предупреждая:

– Будешь тихо себя вести и никто тебя не обидит.

Девушка брыкнулась, задёргалась, пыталась убрать руку со своего рта.

Рей шёпотом предупредила ещё раз:

– Тише!

Та продолжала отбиваться. Рей молниеносно ударила её в челюсть, и девица обмякла. Не теряя мгновений, Рей укутала её в одеяло и взвалила девушку на плечо. Спустя минуту она вышла во двор, а ещё через миг вся группа растворилась во мраке ночи. Карие глаза во тьме… Кошачьи глаза. Нет… Не то! Охрипший голос… сильная рука, удерживавшая её… А после ужас, паника, удар и боль! Забвение.

Опять чувство движения, и Габриэль уплыла в какой-то странный мир, без уверенности в том, что когда-либо придёт в сознание…

Глава 2

Ей больше не ощущалось, что она куда-то уплывает. Мир понемногу становился стойким, но чувство заменилось острой болью. Болела челюсть. Габриэль не сознавала, что стонет, неторопливо распахивая глаза. Темнота… глубокая темнота. Где тот ласковый серебристый лунный свет, который освещал её кровать с первой ночи, когда она стала проживать в маленькой келье школы монастыря? Запах лаванды, витавший в её келье, заменился каким-то странноватым и омерзительным ароматом, похожим на плесень, и она… Габриэль заметила, что над ней склонилась непонятно чья тень и в один миг сомкнула веки. Она снова окуналась в полузабвение. В голове перемешались отрывочные воспоминания. Ей не хотелось лежать на какой-то жёсткой поверхности в чужой и дурно воняющей комнате, и ей не понравилась женская тень, которая склонилась над ней. В скором времени она опять поднимет веки и снова очутится в келье монастырской школы, и всё возвратится на свои круги. Через закрытые глаза Габриэль начало светлеть, тогда ей облегчённо подумалось, что солнце уже восходит. Утро настаёт, а пугливые видения заканчиваются. Всё что ей необходимо теперь – поднять веки и кошмары ночи рассеются навечно. Она собрала всю свою смелость и посмотрела через приоткрытые глаза, испугавшись лишь сильнее: утра не было, как и её кельи! Девушка увидела тусклый свет лампы, и к ней так и склонялась тень… Вновь перед её глазами появились эти странноватые, с золотым отливом, кошачьи глаза. Нет и нет!

Такие глаза не напоминали глаза кошки, пусть даже сияя тайным злым блеском. На девушку смотрела женщина. Привидение пододвинуло лампу ближе, и у Габриэль свело дыхание. Она ни разу за свою жизнь не видела таких широких плеч и такой массивной фигуры. Свет раскрыл темноту границ. Из тени чётко стало видно лицо: строгие мужественные черты, волевой подбородок, длинные густые чёрные волосы как крыло вороны, чёрные изгибы бровей, которые окаймляли глаза с золотым отливом, будто у хищницы.

Игнорируя боль, которая пронзала её губы при первой попытке хоть что-то сказать, Габриэль едва слышно захрипела:

– Кто вы такая? И где я? Я требую объяснение тому, что произошло?

– Вы требуете моих объяснений? – Лицо женщины осветилось подобием улыбки, она продолжила: – В вашем положении навряд ли можно что-то требовать.

– Что вы говорите? Ничего такого!

Габриэль постаралась встать, но женская рука легла ей на грудь, придавливая назад к жёсткой поверхности.

Стараясь оттолкнуть руку, она выдохнула:

– Не смейте трогать меня своими руками!

– Дурочку не гоняйте! – Сильная ладонь не сдвинулась. – Не вам указывать мне, что делать, но не бойтесь, насилие вам не грозит. У меня на вас другой план!

– Я спросила, кто вы такая?

– Мой ответ вы будете ожидать слишком долго!

– Неужели?! Буду ожидать?

В Габриэль вспыхнула злость, спаляя все страхи. Дьявол бы побрал эту особу! Как смеет она так обращаться с ней?! Пусть она физически сильна, но не сумеет её ни подчинить, ни запугать! Габриэль старалась противиться ледяному ужасу в сердце, глубоко вдохнула.

– А вы хоть знаете, кто я такая?

– Габриэль Дибос…

– А точнее леди Дибос!

Глубокий голос женщины покрасился в такой тон, что по спине Габриэль промчался озноб:

– Неужели вы действительно считаете, что я пошла бы на риск, похищая ночью вас из монастырской школы, если бы не знала, кто вы?

Габриэль ощутила, как в жилах застывает кровь:

– Не понимаю вас.

Женщина отдёрнула ладонь и быстрым движением пальцев стянула блузу с плеча, буквально впившись в девушку пронзающим взглядом. Стараясь не испугаться, Габриэль вскинула голову выше, когда незнакомка стянула блузу с плеча, оголяя выжженную на коже букву.

– Этим символом на память наградил меня ваш отец, а я никогда не принимаю таких даров, не отвечая подарившему достойным способом.

Габриэль еле удержалась, чтобы в ужасе не отскочить при виде безобразного шрама, и холодно проговорила:

– Вы говорите, что это сотворил мой папа? – В ответ её одарили только холодящим душу взглядом. – Я не верю вам.

– Мне безразлично, верите вы мне или нет, – бросила женщина.

Она вернула блузу обратно на плечо, прикрыв тканью шрам, когда в дверях жалкой хижины появилась ещё одна женщина. Габриэль громко охнула, узнав в ней ту особу, которая утром принесла в монастырскую школу коробки с тканями.

– Смотрю, вы узнали Берту.

– Как же мне её не узнать!

Лицо вошедшей омрачилось, и Габриэль пожалела, что ответила, не подумав.

А та сказала:

– Портерий дежурит снаружи, как вы приказали, капитан. Я тоже пойду покараулю.

Габриэль посмотрела на свою похитительницу, вставшую в полный рост и кивнувшую на слова женщины.

Потом она добавила:

– Мы уходим, как только заблещет рассвет.

– Уходим? Куда? – Габриэль села. – Я требую…

– Ляжьте.

– Что? – вскричала Габриэль, неожиданно разозлившись на непонятное для неё распоряжение капитанши. – Я не одна из ваших матросов, капитан, чтобы вы так со мной разговаривали!

– Ляжьте, как я сказала, или мне придётся вынужденно принять меры пожёстче.

– Я не стану подчиняться вашим командам, капитан! А если бы даже и стала, но лишь не вашим!

Две женщины пересеклись взглядами, и Габриэль, несмотря на браваду, стала тихо дрожать. Та, что была моложе, исчезла в дверях, потом опять появилась, держа в руках грубую верёвку.

Габриэль застыла, и с её губ невольно слетело:

– Вы же действительно не станете…

– Ляжьте.

– Я уже сказала вам, что я…

Капитанша приблизилась к ней, держа в руках верёвку, и заявила:

– У вас два выбора: или вы станете спать связанная по рукам и ногам, а потом путешествовать на моём плече, как связанный поросёнок, или вы станете выполнять всё, что я вам буду приказывать.

– Вы не имеете права так поступать со мной!

Нет ответа. Ещё как имеет! Габриэль крепко стиснула зубы и легла назад на жёсткую поверхность, закрыв глаза. Она бы всё отдала на свете, лишь бы больше её никогда не видеть!

До Габриэль донёсся звук удалявшихся шагов молодой женщины и вместе с этим она ощутила, что её обдало воздухом от одеяла, которое расстелили около неё прямо на полу. У неё не имелось желания открывать глаза, она только подглядела за ней втихую. Капитанша с омрачённым выражением на лице легла на свою, самодельную постель и сбавила свет в лампе. Миг спустя стало слышно её ровное дыхание. Уснула! Как она могла! Габриэль осмотрелась кругом. Маленькая хибара с грязным полом и тростниковой крышей.

Наверное, кроме них обеих в доме никого нет, и если она сумеет достичь лампы…

– Не трогайте её.

– Что?

Нет ответа. Да в нём нет нужды. Габриэль смежила веки. Маленькая дикарка закрыла свои глазки. Рей только хмыкнула на это. В доме было жарко и душно, воздух вообще не двигался. От прекрасной девушки исходил чуть улавливаемый аромат, щекоча ноздри и отгоняя сон. Уитос даже не сумела предположить, что леди Дибос сможет вызвать в ней сильную раздражительность. Это не вписывалось в её план, который она выкраивала на протяжении премногих месяцев.

Рей подумала, что девчонка, которую вырастил Жером Пуанти, независимо от того, является ли она его родной дочкой или нет, несмотря на молодость, не может не быть надменной и высокомерной. Рей повернулась на бок и начала рассматривать Габриэль Дибос. В туском свете лампы она изучала её, без изъяна, черты. Она припомнила теплоту её округлённых грудей под хлопковой ночнушкой. Нет, Габриэль Дибос уже не дитя. Но и не наивная девчонка, которая отдала себя служению Господа. Если Рей верна в своей догадке, то леди Дибос с первого дня, как поступила в монастырь, имела строптивый характер, что тем самым делало невыносимой жизнь несчастных монашек.

Портерий обмолвился, что девица обязана покинуть школу через пару месяцев, лишь стукнет восемнадцать лет. Рей не сомневалась, что отъезд девушки стал бы большинством воспринят облегчённо. Рей не усомнилась даже в том, что несовершеннолетняя пока что молодая Габриэль имеет житейскую хватку, которой могут позавидовать девушки, которые уже перешагнули эту возрастную категорию. А теперь эта девушка принадлежит ей… Рей попристальнее смотрела на Габриэль Дибос.

Эта юная особа смогла бы воспользоваться тем, что красива, и успешно вошла бы в развращённый свет Аргоса, куда постоянно тянет её папашу. Копна густых и блестящих волос раскинулась беспорядочно вокруг её лица… Нет сомнений, многие мужчины захотят коснуться её волос своими пальцами, почувствовать её нежную кожу на своих губах или покрыть поцелуями правильные черты её лица. Она многих сведёт с ума. А её груди под её рукой, которых она невольно коснулась, командуя ей… Рей вздохнула глубже. Она благодарила судьбу, что ей не грозили такие девичьи мучения. Став взрослой, она заимела лишь одну цель, которая подчинила себе всю её жизнь, научившись получать наслаждение, не привязывая себя к партнёршам. К её услугам было предоставлено много борделей, которые Лафитос имел на Лесбосе. Рей могла пересчитать по пальцам одной ладони всех шлюх, которые были в её сознании не больше минуты после того, как она расходилась с ними.

Она сама встала на такую тропу. Она считала, что честное потребление порядочнее, нежели показная страстность в отношениях такого типа между двумя женщинами… Она заранее сохраняла уверенность, что такая надменная дикарка Дибос живо бы расправилась с любым молодым парнем, угодившим в её любовную ловушку. Рей знала такой тип девиц. Такие никогда не насладятся меньшим, нежели безраздельным обладанием душой и телом парня. Похожие слухи переходили по Аргосу и о любовных походах её папаши. Рей невесело усмехнулась губами. Слишком уж много она думает об этой девице, не так ли? Её пальцы невольно тронули шрам, оставленный на плече.

Она давно и твёрдо решила не просто отомстить Жерому Пуанти за все его преступные злодеяния. Она обязана расквитаться с ним так, чтобы он признал то, что сотрудничает с Гамбиросом в атаках на греческие торговые корабли. Причин тому много. Пуанти должен признать, что виновен, тем самым доброе имя Рей Уитос восстановится и с неё снимут всю вину, и ещё Пуанти обязан выплатить компенсацию тем, кто пострадал от его жестокого двуличия. Но и тут ещё не всё. Как только Пуанти сознается, то последствия станут далеко идущими.

Неистовая сущность Лафитоса возьмёт своё, только лишь всплывёт на поверхность сговор Гамбироса с Пуанти и будет обнаружено, что он нарушил строгий запрет нападений на греческие корабли. Гамбироса изгонят с Лесбоса и он лишится покровительства Лафитоса, которое даёт ему полную неуязвимость. У Рей не осталось сомнений, кто победит в этой игре, лишь она получит возможность встретиться с Гамбиросом на равных, и отмщение наконец-то станет полноценным. Ситуация сложна тем, чтобы найти уязвимые стороны Пуанти, затронув которые, можно будет лишить его возможности к сопротивлению. За годы поисков выявилось лишь единственное слабое звено. И теперь Габриэль Дибос была у неё. Рей Уитос ещё раз внимательно поглядела на затихшую девчонку.

Ей надо быть готовой к встрече с этой горячей и высокомерной маленькой бестией – но почему-то готова к этому она не была. Она вспомнила бъющееся сердце под её ладонью. Только его ритм выдавал сильный испуг, который во всём остальном девчонка очень удачно таила. С такой будет трудно, но Рей сможет удержать её в руках. Возможно, с течением времени ей даже понравится это. Такая неожиданная мысль пришла в голову против её воли. Рей закрыла глаза и чутко заснула.

***

– Вставайте.

– О-ох…

Габриэль в один миг проснулась, слыша такой слишком грубоватый крик. Девушка удостоверилась, что над ней склонилась всё та же огромная женщина, и без звука, стоная, опять смежила веки. Это не приснилось…

– Я сказала, вставайте!

Габриэль, ни в чём не уверенная, села, осматриваясь вокруг. Гримаса отвращения исказила её лицо. Хибара выглядела ещё более примитивной, чем девушка могла себе представить.

– Поднимайтесь на ноги, леди!

Суровая незнакомка схватила её за руки и резко подняла с кровати. Поначалу Габриэль изумилась тому, как же легко она всё это проделала. Хотя чему удивляться? Женщина была высокой, широкоплечей и даже ужаснее, чем девчонке показалось во тьме. Но и она была не из тех, кого можно напугать. Разные планы бегства тут же вероломно устремились в её голову.

– Нет необходимости тратить напрасно время, чтобы со мной хитрить. Со мной это не выйдет, – сказала капитанша, словно прочла её мысли. – Вы не сумеете убежать, да тут и идти-то некуда. В окрестных болотах нет ни одного места, где слабая девушка сумела бы быть без посторонней помощи. В воде много крокодилов и водяных змей, а на суше – медведей и диких кошек, не говоря уже о…

– Вы думаете, что я дура, капитан? – Габриэль не сумела не усмехнуться. – Вы считаете, что меня можно напугать, рассказывая об опасностях, которые подстерегают за каждым кустиком и за каждым уголком? Я всю свою жизнь прожила в Аргосе!

– Конечно, вас холили, лелеяли в доме вашего папаши. Там, не сомневаюсь, крайне снисходительно относились к любым вашим капризам, потакая любым прихотям. Даже строгие монашки не сумели противостоять влиянию вашего папаши, да? Конечно же, личная спальня… – Она хрипло засмеялась. – Ваш заботливый отец даже не ведает, насколько это помогло нам. Вы ещё узнаете, что тут – совсем иной мир. – Она перестала смеяться. – Довольно, надо уходить.

Она подтолкнула Габриэль вперёд, на выход.

Раскрыв дверь, Габриэль, изумляясь, замерла на пороге. Где же они находятся? Никакой цивилизации вокруг. Лишь их маленькая хибара, одиноко стоящая посреди буйно разросшихся зарослей и очень высокой травы.

Воздух, пропитавшийся запахом неясных цветов и ароматом болотного гнилья. Всё это стало угнетать девушку. Не признавая свою растерянность, Габриэль приосанила спину и резко развернулась к возвышавшейся над ней капитанше.

– А где здесь путь к удобствам, не покажете ли?..

Капитан подняла руку и широким жестом обвела доступную взору округу:

– Везде, можете выбрать…

Дьявол бы побрал эту мужланку! Она ещё и потешается! Габриэль посмотрела на двух моряков, которые стояли рядом. Молодая девушка со шрамом на лице ответила на её взгляд с таким же безразличием, с каким смотрела на неё в коридоре монастырской школы. Габриэль припомнила, что посчитала её за идиотку. Теперь-то она понимала что заблуждалась. Девушка вспомнила и второго.

Тот нёс тяжёлую коробку в бельевую келью, а Габриэль про себя захихикала над его неуклюжими действиями. Теперь же они хохотали над ней!

Габриэль вскинула голову и отправилась к ближайшим зарослям, а спокойный голос капитанши долетел до её ушей:

– Если вы обладаете хоть каплей здравого ума, не заходите очень далеко.

Габриэль не удостоила её ответа. Ей хотелось так сделать, но было боязно. В раннем детсве ей рассказывали страшные сказки про тех, кто забредал очень далеко в болота и пропадал там беследно. Спустя пару минут Габриэль показалась из зарослей. Девушка морщилась, когда наступала босиком на острые камни. Она подняла глаза и уловила оценивающий взгляд капитанши. Габриэль тот час же обдало жаром, стоило лишь осознать свою незащищённость перед ними. Хлопковая ночнушка её резко отличалась от других, которые принято было носить обычным послушницам монастырской школы. Папе удалось настоять на том, чтобы её не заставляли отказываться от роскошных вещей, к которым она привыкла до того, как поступила в монастырь. Отец вносил достаточные суммы, в которых, помимо платы за учёбу, давались ряды привилегий и в простых условиях обитания в школе.

Параллельно с общими предметами для всех – чтение, письмо, математика, история – Габриэль индивидуально учила литературу, языки, музыку. Помимо этого, ей готовили еду по особенному меню, которое нельзя сравнить с питанием остальных воспитанниц. Дьявол её возьми, эта противная капитанша права!

Настаянные требования сохранять к ней особенное отношение встало против неё и было на руку похитителям. Габриэль попала в дурацкую ситуацию, полностью оказавшись во власти этой безжалостной хищницы, чьи глаза проходили сквозь неё. Да будь она три раза проклята! Но от чего она так на неё глядит?

Габриэль Дибос показалась из густых зарослей, и сердце Рей сжалось в груди. Она знала, что и два матроса, стоящих за ней, перестали дышать, тоже глядя на неё, особенно Портерий.

Проклятая юная чертовка! Девица превосходно сознаёт, что творит, стоя в свете солнечных утренних лучей, которые проскальзывают многими бликами через густые листья над её головой. Лучи солнца, сверкая, заигрывали с её густыми огненно-рыжими волосами, струившихся волнами по спине, высвечивая концы длинных ресниц, за которыми притаились необычные чистые и ясные глаза, осветили её молочную белоснежную кожу.

Больше всего восхищали изящные женские округлости, откровенно просвечивавшиеся сквозь прозрачную ткань ночнушки: длинные стройные ноги, мягкие прогибы тела, округлые холмы, вздымавшиеся над грудной клеткой…

Рей резко оборвала настолько бурный ход мыслей, стоило этой дерзкой дьяволице двинуться прямиком к ней. Габриэль задрала подбородок высоко и гордо, но стоило сделать один шаг, как она внезапно споткнулась и запрыгала на одной ноге. Рей бросила взгляд на её босые ступни, выглядывавшие из-под ночнушки, и нахмурилась. Надо позаботиться об этом без промедлений. Она повернулась к Берте. Молчаливая первая помощница всё поняла без слов, протянула ей пару изношенных сандалий из кожи. Рей почувствовала раздражение, поняв, что и Берта, и Портерий следили за ходом её мыслей.

Она взяла сандалии из рук Берты и швырнула их к ногам девчонки, резко дав приказ:

– Наденьте их!

Нежные щёки Габриэль залились краской:

– Извините! Вы сказали это мне? – Когда Габриэль брезгливо повела своим изящным носом, у Рей от напряжения свело скулы. – Ни за что! – воскликнула она. – Я никогда не носила обувь рабынь и не буду.

– Нас впереди ожидает длинная дорога. Мы будем идти до наступления ночи, почти не отдыхая. Можете пойти в этой обуви или без. Выбирать вам.

Красивое лицо опять исказило омерзение.

Габриэль ничего не ответила, оставшись несклоняемой.

Рей повернулась к друзьям:

– Отлично, идём.

Берта и Портерий подняли нехитрые пожитки и пошли вперёд, а Рей подтолкнула упрямую заложницу, ставя её перед собой.

– Что вы творите?

Рей сверху вниз посмотрела в ясные глаза, устремлённые на неё:

– У меня нет времени и желания отвечать на глупые вопросы.

Габриэль мгновенно ответила:

– Но мы же с утра ничего не кушали!

Рей раздосадовал её протест и она попыталась подтолкнуть её вперёд, но Габриэль отскочила в сторону и без запинок объявила:

– Я проголодалась!

Рей едва не зарычала. Она схватила её за руку, опять поставив её перед собой. Габриэль окинула её величественным взглядом.

Рей с каменным лицом снова приказала:

– Ступайте!

Она едва не засмеялась, как только Габриэль всё-таки сделала один шаг, но нахмурилась, потому что девчонка сразу напоролась на острый камень, но двинулась вперёд. Упрямая маленькая плутовка! Она ещё хлебнёт сполна!

Рей крепко стиснула зубы, когда её взгляд замер на копне рыжих локонов, распавшихся вдоль узкой спины Габриэль. Волнистые локоны доходили почти до ягодиц, которые рельефно выступали под тонкой тканью. Она проголодалась. Рей плотней свела зубы. К собственной досаде, она обнаружила, что её собственный аппетит тоже понемногу разжигается. Габриэль снова споткнулась. Её ноги, расцарапанные, словно она шагала по густым зарослям травы не пять минут, а целую вечность. Габриэль хлопнула по неизвестному насекомому, которое вцепилось в её бровь, и подумала, что сваляла дуру, гордо отказавшись надеть обувь, которую ей предлогали. И видно, что это только начало её испытаний.

Этим символом на память наградил меня ваш отец, а я никогда не принимаю таких даров, не отвечая подарившему достойным способом .

Утро выдалось слишком жарким, холодный пот струился по спине Габриэль при воспоминании о словах капитанши. Кто же такие эти люди, державшие её жизнь в своих руках? А капитанша – каково бы ни было её настоящее имя – просто ошибалась, утверждая, что это сотворил папа, или она… сумасшедшая? Какую цену придётся заплатить за предполагаемое отмщение? Цену её жизни или ещё что хуже?..

Габриэль подавила приступ приближавшегося отчаяния и, остановившись, осмотрела местность.

Загрузка...