Полуночный маскарад

Глава 1

Обычно Мелисса Сеймур искала уединения в библиотеке Уиллоуглена, но не в это солнечное утро весны 1814 года. По прихоти дядюшки Джоша ей пришлось оказаться в центре неприятной сцены, что ужасно ее рассердило. Но если уж Джош Манчестер решил что-то высказать, он это непременно сделает.

Бросив быстрый взгляд на дядю, стоявшего в другом конце комнаты и всем своим видом выражавшего протест, на его гневно пылающее лицо над белым галстуком, она вздохнула. Мелисса любила дядю Джоша, по-американски энергичного и жизнерадостного, и они с братом всегда ждали его приездов; любили они и его жену, тетю Салли, единственную сестру их покойного отца, но теперь…

— Ну, Лисса? — строго спросил Джош. — Что это я слышу? — И, не ожидая ответа, продолжал:

— Я не поверил собственным ушам, когда один из моих самых старых и дорогих друзей, богатейший плантатор Верхней Луизианы, сказал, что ты отвергла предложение его сына Джона! — Разочарование и откровенное негодование сверкнули в его голубых глазах, а в голосе слышалось огорчение. Помолчав, Джош спросил девушку:

— Может, это какая-то ошибка? Не могла же ты вновь наплевать на столь заманчивое предложение?

Вопрос о замужестве Мелиссы, вернее, отказе от него, не был чем-то новым, и раньше Джош относился к нему снисходительно. «Но, к несчастью, — подумала Мелисса, — все изменилось: дядюшка перестал ее понимать». В конце концов, полагал он, разве каждая уважающая себя девушка не стремится выйти замуж? Разве не единственное предназначение женщины — воспитывать детей и ублажать мужа? Разве его собственные три дочери не вышли замуж за тех молодых людей, которых выбрал для них отец, и не стали заботливыми женами? Так почему же его красивая, веселая племянница не делает то же самое, особенно теперь, когда этот шаг мог бы спасти положение…

Мелисса снова вздохнула и не в первый раз пожалела, что ее дед оставил эту проклятую доверенность на управление имуществом, связавшую их в такой тесный запутанный клубок. И еще эта глупая война с Англией, расстроившая корабельные дела Джоша.

Но Мелисса не тратила много времени на размышления о войне между Англией и Соединенными Штатами, начавшейся в 1812 году, о ее глупости и бессмыслице: у нее были проблемы поважнее. В данный момент она хотела бы понять, чего ради ее дед решил увязать долю наследства Салли с долей их с братом воедино.

Дед Мелиссы, Джефри Сеймур, умер и был оплакан пятнадцать лет тому назад. После себя он оставил хорошее состояние для Салли: Мелисса и Захарий были еще детьми. Салли удачно вышла замуж за весьма преуспевающего Джоша Манчестера, и никто особенно не нуждался в большой сумме денег, благоразумно отложенной Джефри на далекое будущее.

Но прошли эти пятнадцать лет, и, хотя Салли по-прежнему состояла в счастливом браке с Джошем, многое изменилось с тех пор. Мелиссе исполнилось уже двадцать два года, Захарию девятнадцать, он уже не был ребенком, хотя сестра частенько размышляла о том, что характер у брата нелегкий. Но самая большая перемена произошла с Уиллоугленом и плантациями на крутом берегу Миссисипи, близ небольшого городка Батон-Ружа в Верхней Луизиане, заложенными прадедом Мелиссы еще в 1763 году.

«Кто тогда мог подумать, что ее горячо любимый отец окажется столь расточительным и настолько опрометчивым и бездумным, — печально думала Мелисса, — что после его смерти, последовавшей восемнадцать месяцев назад, вместо процветающего имения он оставит двум детям в наследство истощенные земли и долги? Кто мог предположить, что трезвый и расчетливый Джош так поведет свои дела, как он повел их, и что два неурожайных года приведут к тому, что Манчестеры окажутся на мели, а деньги, оставленные дедом, станут так необходимы?»

Но Мелиссе вовсе не хотелось платить такую цену: она упрямо напомнила себе, что нынешнее финансовое положение Манчестеров — не ее вина и следствие не ее неудачи. Джош Манчестер не должен посягать на их с Захарием наследство. Пока тетя Салли льет слезы из-за того, что элегантную гостиную Манчестеров в Дубовой Лощине не удастся обновить до женитьбы Даниэля, их младшего сына, намеченной на ноябрь, Мелиссе и Захарию предстояло подумать о том, чем прокормить их преданных слуг и как сохранить животных в случае неурожая. Что до роскоши… Мелисса грустно усмехнулась. Она и Зак почитали за счастье, что у них есть собственный дом, а многие из долгов Хью уже оплачены. Остались последние кредиторы, доставлявшие Мелиссе немалое беспокойство.

Девушка посмотрела на свое старое выцветшее платье и подумала о сундуке, набитом шелками и кружевами, купленными тетей Салли совсем недавно за большие деньги в Нью-Орлеане. И впрямь трудно поверить, что Манчестеры в таком уж стесненном положении. Неплохо, если бы тетя Салли была немного экономней.

Мелисса молчала, и Джош нахмурился, потом со злостью выпалил:

— Тебе что, нечего сказать? И ты не собираешься мне ничего объяснять?

Гневные огоньки зажглись в золотисто-карих глазах девушки, и Мелисса с яростью взглянула на дядю, прежде чем ответить:

— Мы уже достаточно спорили об этом, дядя Джош, и я снова повторяю вам: я не хочу выходить замуж! — Уперев руки в бока, она резко добавила:

— И уж, конечно, не по вашей с тетей Салли указке!

Джош еще сохранил способность краснеть, его нельзя было назвать неразумным человеком, а слово «тиран» не подходило для веселого Джоша Манчестера. Он явно тяготился разговором, поскольку любил свою племянницу, и с большим удовольствием прекратил бы этот обмен язвительными репликами. Но всю жизнь у него были деньги, которые он с радостью тратил на своих обожаемых жену и детей, а теперь, когда ему почти шестьдесят, вдруг обнаружилось, что ситуация изменилась. Это глубоко ранило его: как же так — его жена не может обновить гостиную, а сам он не в состоянии купить породистую охотничью собаку, о которой мечтает его сын? Его просто выводило из себя, что он больше не может позволить себе делать дорогие подарки своим замужним дочерям. И все вернулось бы на круги своя, если бы… Если бы только Мелисса согласилась выйти замуж!

С неудовольствием Джош посмотрел на девушку. Молодая и привлекательная: длинные каштановые локоны ниспадали на изящные плечи, глаза потрясающего цвета — золотистого топаза, ярко сверкающие из-под густых ресниц, черные дуги бровей подчеркивали миндалевидный разрез глаз. А ее маленький носик и полные, красивого рисунка, губы делали ее просто неотразимой. Ничего удивительного, что сыновья многих плантаторов из благополучных семей искали ее благосклонности. Конечно, Джош понимал, что наследство, которое отойдет Мелиссе, тоже немаловажно, но и без него она, бесспорно, притягательна для многих. Высокая, стройная, девушка двигалась с непринужденной грацией. Когда она улыбалась, большие глаза сияли и сердца многих мужчин начинали биться быстрее. Да, Джош был вынужден признать, что, когда племянница в ударе, она абсолютно неотразима.

Но сейчас она была в другом настроении. Яростные взгляды, которые она кидала на Джоша, заставляли его нервничать. Он всегда знал, чего ему ждать от своих покорных дочерей, как себя держать с ними. Но Мелисса… Он вздохнул. «Да, во всем виноват ее отец, — думал Джош мрачно. — Если бы Хью воспитывал ее должным образом! Мелиссе было десять лет, когда умерла ее мать, а Хью вырастил ее неуправляемой и дикой, как цыганка. Похоже, Хью наслаждался своенравием и непокорством дочери, совершенно не сдерживая ее порывы».

Список недостатков Хью-воспитателя мог быть бесконечным. Настроение Джоша совсем упало. Нравилось ему или нет, но Мелисса такая, какая есть, и он понимал, что слишком поздно пытаться сделать из нее леди. Но в одном дядюшка стоял на своем: Мелисса должна понять, что выйти замуж — это дело чести и что не только он и Салли выиграют от этого, но и она сама, и Захарий. «Кроме того, — подумал Джош с гневом, — если Лисса вскоре не выйдет замуж, ее станут называть старой девой!» Его собственные дочери вступили в брак до того, как им исполнилось двадцать лет, и ни одна нормальная женщина не захотела бы, подобно его племяннице, сидеть в девицах до двадцати двух!

Продолжая атаку, Джош начал было приводить новые аргументы в пользу замужества, когда вдруг дверь библиотеки распахнулась и грохнулась о стену. Удивленно обернувшись, Джош увидел на пороге молодого человека, неприязненно смотревшего на него. Захарий!

Сходство брата и сестры было явным, разве что жесткие черные волосы Захария и некоторые черты лица отличали его от Мелиссы. В девятнадцать лет он выглядел зрелым мужчиной: широкоплечий, с бронзовыми от загара руками, которые были видны из-под закатанных рукавов белой рубашки, с тяжелой челюстью и сердитым взглядом карих глаз. Джош внутренне вздрогнул:

Захарий явился спасать сестру. В нем было что-то грубоватое, первобытное, когда он вот так стоял в дверях, высокий, готовый ринуться в любой момент в атаку.

Коричневые бриджи обтягивали мускулистые ноги, соломинки прилипли к ним и к ботинкам: было ясно, что он явился прямо из конюшни.

Нахмурившись, он заявил с раздражением:

— Если вы снова ругаете Лиссу за то, что она не выходит за этого нахала Джона Ньюкомба, мне придется принять свои меры, дядя Джош! Я не позволю вам поднимать шум вокруг сестры!

Джош вспыхнул:

— Я никогда не поднимал шума вокруг твоей сестры!

В глазах Мелиссы запрыгали чертики, и она сладко пропела:

— А кто же тогда ко мне придирается, дядюшка?

Как бык, оказавшийся между двумя хищниками, Джош растерянно переводил взгляд с брата на сестру, потом гневно воскликнул:

— Не желаю разговаривать с вами в подобном тоне. Я вернусь завтра и посмотрю, способны ли вы рассуждать, как взрослые люди.

Захарий бесцеремонно расхохотался прямо дядюшке в лицо, и Мелисса с сожалением увидела, как Джош Манчестер повернулся и с чувством оскорбленного достоинства удалился: девушка ненавидела эти схватки, искренне любя его, и ей было трудно противиться его воле.

Плюхнувшись в одно из залатанных кожаных кресел и перекинув ногу через его подлокотник, Захарий сказал:

— И почему дед не мог оставить деньги Салли отдельно?

— Потому, — сухо ответила сестра, — что он не хотел, чтобы состояние было промотано, прежде чем тебе исполнится двадцать один год.

Брат посмотрел на нее:

— Или до тех пор, пока ты не выйдешь замуж, моя дорогая.

Мелисса поморщилась:

— Я знаю. И черт с ним. Если Джошу не повезло в его делах, а отец оказался таким неудачным плантатором… — Она махнула рукой.

Оба помрачнели. Два года — срок ожидания небольшой. И тогда деньги по закону станут их. Но если каждый день приходится думать, не рухнет ли крыша над головой, — то это слишком долго…

Мелисса тихо спросила:

— Как ты думаешь, мне следует принять предложение Джона Ньюкомба?

— Этой вороны? Да никогда, — взорвался Захарий. — Если ты не хочешь выходить замуж за какого-то парня, то тебя никто не заставит этого сделать. А его я просто не выношу, он…

Мелисса улыбнулась. Что бы она ни делала, Зак всегда был на ее стороне. Но иногда она думала: а в глубине сердца не хотел ли он сам, чтобы она вышла замуж? Конечно, ее замужество решило бы многие проблемы.

На какой-то миг девушка представила себе, что было бы, если бы это случилось. Дядя Джош и тетя Салли не станут больше смотреть на нее с упреком. Кредиторам будет заплачено. Они с Захарием смогут спокойно спать по ночам, зная, что Уиллоуглен в безопасности. Появятся деньги на слуг, на ремонт дома и всех хозяйственных построек…

Мелисса отвернулась от Захария и посмотрела в окно. Там виднелись конюшни, тянувшиеся от высоких дубов, беспорядочно растущих на большом участке, покрытом травой. Если бы с доверенностью все было в порядке, можно было бы построить новые конюшни, ее любимец, породистый гнедой жеребец, содержался бы в достойных условиях. В конце концов, разве не Фолли спасает их от полного разорения? Разве не победы молодого жеребца на соревнованиях в Вирджинии и Мэриленде в прошлом году спасли Уиллоуглен от продажи со всем имуществом, вплоть до наковальни?

Горько улыбнувшись, Мелисса вспомнила, как весной 1809 года, вопреки мудрым советам знатоков, Хью поехал в Англию покупать лошадей, взяв с собой шесть лучших кобыл, чтобы случить их с породистым жеребцом. Он мечтал возместить семье состояние, которое промотал, путем разведения в Уиллоуглене превосходных скаковых лошадей. Но, как и большинство планов Хью, его замысел не удался.

Многочисленные развлечения в Лондоне закружили его, и он растратил все деньги, с которыми приехал. Вернувшись в Луизиану, он не только не привез английских кобыл, которых собирался купить, но даже из своих племенных привез только одну. Это была лошадь Мелиссы, по кличке Мундаст, она происходила от Сан-Легер, победительницы 1795 года в Хамблтоне, и внука Эклепса, одного из самых замечательных жеребцов тех лет.

Мелисса и Захарий разделяли мечты отца и с волнением ждали его в Уиллоуглене, страстно желая увидеть новых лошадей, радуясь, что когда-нибудь их животные достигнут уровня известной английской чистой породы. Для них было настоящим ударом, когда они узнали, что результаты предприятия свелись к одному жеребенку, которого вынашивала Мундаст. К счастью, почти с самого рождения Фолли показал и скорость, и характер своих известных предков, а мечта Хью перестала казаться столь уж недосягаемой.

Тень сожаления набежала на лицо Мелиссы, из ее груди вырвался слабый вздох. Услышав его, Захарий ласково спросил:

— Ты что? Из-за чего переживаешь? Уж, конечно, не из-за стычки с дядей Джошем? Мелисса печально повернулась к нему.

— Нет, не из-за него, хотя мне совсем не нравится с ним спорить. Я просто думала об отце, и мне так захотелось, чтобы он был жив и увидел успехи Фолли! Он бы очень обрадовался его последней победе.

Гораздо менее сентиментальный, чем сестра, Захарий ехидно заметил:

— Будь благодарна, что он сохранил хоть несколько жалких лошадей и скот, а наш Уиллоуглен не пошел с аукциона. Хорошо, что отец заставил адвоката составить документы так, что вся живность принадлежит тебе, иначе мы сейчас тут бы не сидели. Животные — твоя собственность, и, слава Богу, они не могут быть проданы за его долги. Вот за это я страшно ему благодарен. — Захарий посмотрел на Мелиссу с кривой усмешкой. — Единственный раз в жизни наш отец поступил разумно. Уиллоуглен — это мое наследство, а Фолли и все животные — твое. Но он знал, что ничто на свете не заставит нас разделить это имущество.

Мелисса по-прежнему хранила молчание, и его улыбка исчезла. Захарий поднялся, пересек комнату и встал перед сестрой: в его голосе была слышна горячность.

— Лисса, если бы ты только знала, как я завидую твоим лошадям и прочей живности. Ведь ты не захочешь разделить наше наследство еще с кем-то? Ты оставишь Уиллоуглен? — Его губы скривились. — Хотя это было бы так естественно, — Бог знает, что может тебя здесь удержать.

Возмущенная словами брата. Мелисса побледнела.

— О, Зак! Не говори так! Мы поклялись, что осуществим мечту Хью, и мы это сделаем!

Успокоенный заявлением сестры, Захарий расслабился и, слегка оттолкнув ее, улыбнулся:

— Да, мы это сделаем, если кредиторы не помешают.

— Нет, почти всем заплачено, а тех, кто остался, я смогу уговорить подождать.

— И англичанина? — спросил Зак. Мелисса покраснела:

— Ты знаешь, у нас нет таких денег. Наше счастье, что он еще «не давит. Расписка Хью просрочена…

Речь шла об еще одном неприятном последствии путешествия Хью в Англию: расписке за проигранные в карты деньги. Двадцать пять тысяч долларов. Дети Хью узнали о ее существовании только через несколько месяцев после его смерти. Это был удар, который Захарий перенес хуже, чем Мелисса.

Мелисса вела хозяйство очень бережливо, и Захарий стыдился за себя — он мало чем мог помочь в денежных делах. Его юное лицо выражало смущение.

— Если бы нашелся какой-то выход с этой проклятой доверенностью! Ты все потеряешь, пытаясь спасти имение для меня!

Мелисса уже привыкла, что всегда начинался яростный спор, когда она, заработав хоть какие-то деньги, пыталась поддержать плантации, завещанные Заку, и спокойно сказала:

— Хорошо. Поместье может быть продано, но ведь это ужасно. Из Уиллоуглена мог бы получиться прекрасный конный завод. Неужели не ясно, что с помощью побед Фолли мы дотянем до окончания срока доверенности? Нам необходимо использовать любую возможность для общего блага.

Захарий невольно засмеялся:

— О, Лисса! Ты всегда умеешь так разумно объяснить! Если бы я когда-нибудь смог тебе отплатить за все! Может, и впрямь Уиллоуглен снова будет приносить прибыль?

— А разве ты сомневаешься? — тихо спросила Мелисса. — Неужели мы не сумеем этого добиться?

— Сумеем, — кивнул Захарий чуть смущенно. — Просто мне жаль, что тебе приходится тратить на меня свои деньги, — его лицо потемнело, — думать о том, что ты вынуждена выдерживать бой с дядей Джошем и тетей Салли, которые всяческими путями пытаются выдать тебя замуж за кого угодно.

Громко расхохотавшись, Мелисса сказала:

— Не за кого угодно. Только за богатого и из хорошей семьи. Кем они могли бы гордиться. Вдруг заинтересовавшись, Зак спросил:

— А сама ты хотела бы за кого-то выйти замуж? Я могу понять, почему ты отказываешь Джону Ньюкомбу, но есть и другие, получившие от тебя отказ.

Мелисса нетерпеливо вздохнула:

— Так трудно объяснить. Я сама не понимаю. Думаю, что просто еще никого не встретила, кто бы заставил меня чувствовать нечто подобное тому, что тетя Салли к дяде Джошу. Они обожают друг друга, и он для нее готов на все, да и она способна умереть за него. Мне хочется такой любви. Не просто теплых чувств, которые через несколько месяцев или лет испарятся, и останется только семья. Муж заведет в городе любовницу, а я буду каждый год рожать детей и обмениваться рецептами настоек с тетей Салли. — Вдруг смутившись, Мелисса покраснела и добавила:

— Я знаю, тебе смешно это слушать, но ты сам спросил.

Захарий обнял ее за плечи и улыбнулся:

— Хорошо, я все же надеюсь, что рано или поздно ты действительно влюбишься в достойного человека, богатого и порядочного.

Увидев возмущенный блеск в глазах сестры, Захарий широко улыбнулся:

— Ну ладно, ладно. И слова сказать нельзя. Давай, сестренка, пошли работать. — А если мы не хотим, чтобы стадо отвергнутых поклонников увеличивалось, надо что-то сделать с твоей внешностью. Даже я вижу, насколько ты соблазнительна.

У Мелиссы поднялось настроение от его шутки. Вместе с Захарием она, улыбаясь, вышла из комнаты, но некоторое время спустя, чистя Фолли, девушка вспомнила утренний спор. Положив голову на сильную шею коня, она принялась медленно перебирать пальцами его густую черную гриву.

— Может быть, я просто дурочка и зря жду этой «настоящей любви»? — спросила она тихо.

Фолли, казалось, понял, о чем хозяйка спрашивает его. Жеребец повернул к ней свою красивую голову и потерся о ее плечо. Мелисса улыбнулась, и на некоторое время печальные мысли оставили ее.

Она вышла из стойла и невольно оглянулась, любуясь высоким мощным телом гнедого жеребца. Красивое, хорошо сложенное животное на длинных стройных ногах; его шкура блестела, точно отполированное красное дерево, а грива и ноги были черные. Как будто чувствуя на себе взгляд Мелиссы, Фолли выгнул шею, красуясь перед хозяйкой.

Между ними была какая-то связь, и это понятно. Она присутствовала при его рождении, видела его первые попытки встать на тоненькие ноги. Мелисса учила его самым простым командам, и он всегда радостно выполнял все ее приказания. Другим Фолли тоже подчинялся — он был слишком деликатен, чтобы этого не делать, но тогда в его поведении не было такого желания доставить человеку удовольствие, которое проявлялось при выполнении команд своей хозяйки. Девушка отвечала ему такой же преданностью, порой удивляясь — неужели она любит коня больше, чем многих людей? И уж, конечно, Мелисса находила, что он гораздо лучше, чем вздыхатели, просившие ее руки.

Слегка поглаживая Фолли, девушка нахмурилась. Иногда ей приходило в голову, что она просто ненормальная: почему она, предпочитает компанию коня, а не мужчины? Почему не испытывает ни малейших чувств к Джону Ньюкомбу и некоторым другим молодым соседям, недвусмысленно выражавшим ей свою глубочайшую симпатию? Ей искренне нравился Джон Ньюкомб, ей было приятно, что его руки задерживались на ее теле, когда он помогал ей слезать с лошади или выйти из экипажа. Но девушка никогда не чувствовала желания испытать нечто более интимное; никто не возбудил в ней страстного желания укрыться с молодым человеком от глаз старших и разделить восторженные тайные поцелуи, о которых рассказали ей кузины, испытавшие, что такое любовь.

«Может быть, — думала она печально, — если бы Уиллоуглен был в безопасности и не было такой кучи дел, она бы обратила свои мысли в другую сторону. Но желала ли она, чтобы какой-то человек стал хозяином ее жизни, всего ее существа, контролировал бы ее поступки?»

Хью предоставил Мелиссе полную свободу, и даже если бы Захарий был старше ее, ему никогда бы не удалось запретить сестре делать то, что она хочет, или командовать ею, указывать, что можно, а чего нельзя; но что касается мужа… Девушка перевела дух — муж имеет на это право, и не только по отношению к ней, но и ко всему, чем она владеет. Как только она выйдет замуж, ее свобода улетучится, она перестанет быть хозяйкой своей жизни. Душой и телом она будет принадлежать мужу, хотя, впрочем, предполагается, что и он будет принадлежать ей.

Мелисса слабо улыбнулась. Найдется ли когда-нибудь человек, который понравится ей, кто безумно полюбит ее? Кто будет принадлежать ей и кому — она? Человек, который не захочет выпускать ее из своих объятий, разбудит в ней страсть и желание?

Такого она еще не встретила. А пока не найдет, она не собирается выходить замуж и не позволит дяде Джошу и тете Салли заставить ее выйти за нелюбимого лишь для того, чтобы тетя Салли смогла получить деньги по оставленной дедом доверенности. А если она никогда не встретит такого человека? Плохо ли это? Мелисса подумала, что, пожалуй, нет, ее устраивает ее жизнь. Что касается любви — это, возможно, выдумка, хотя замужество без взаимных чувств — сплошной ад.

Глава 2

Доминик Слэйд, навестивший своего брата Моргана в гостеприимном Шато Сент-Андре, что в нескольких милях к югу от Нью-Орлеана, целиком бы согласился с рассуждениями Мелиссы о любви. Он согласился бы и с ее оценкой брака! Это, считал он, ловушка, в которую он ни за что не попадет, сколь бы искусно ни была насажена приманка.

Доминик не был против брака вообще, просто для него самого женитьба представлялась невозможной. В свои тридцать два года он очень хорошо умел распознавать, когда матери горят желанием пристроить своих дочерей. Доминик Слэйд был весьма недурен собой, и, будучи лакомым кусочком в матримониальном плане, приучил себя к осторожности в общении с молодыми леди, с которыми его знакомили.

Однако Морган, его старший брат, попытался совершить трюк, равносильный предательству. Как только обед в Шато Сент-Андре закончился и братья остались наедине, Доминик немедленно высказал брату свои подозрения. В его холодных серых глазах мелькнула насмешка. Губы Доминика изогнулись в иронической улыбке, и он протянул:

— Что, Морган, ты взял на себя роль свахи? Или я ошибся? Тогда почему ты заставил меня переворачивать этой мисс нотные страницы, когда она музицировала?

Молодые люди сидели в удобном кабинете Моргана в новом крыле дома, пристроенном, когда брат десять лет назад женился на Леони. Морган разлил понемногу бренди. Насмешливая, слегка лукавая улыбка скользнула по его лицу, и он пробормотал:

— А мне казалось, я все так умно сделал… — Вручив Доминику рюмку, он добавил:

— Я сказал Леони, что ты сразу догадаешься. Но она так хотела тебя перехитрить!

— Я сразу понял, что твоя жена приложила к этому делу руку. Она так счастлива с тобой, что не понимает — как можно не стремиться к браку. — Помолчав, Доминик недовольно сказал:

— Если бы я хотел жениться, то обошелся бы без непрошеных сватов.

— Без сомнения, — кивнул Морган. И со смешинкой в голубых глазах добавил:

— Но до сих пор ты не обошелся.

— Бог мой! — взорвался Доминик с раздражением и удивлением. — Да ты перешел в стан моих врагов! Неужели я больше не могу чувствовать себя в безопасности даже с тобой!

Морган засмеялся:

— Только не начинай паковать вещи! Я обещал Леони, что сделаю все, чтобы заставить тебя понять, что ты на неверном пути. Но у меня нет ни малейшего намерения бросать тебя на растерзание волкам! Ты должен гордиться интересом Леони к твоей особе. Она беспокоится о тебе, считает, что тебе пора остепениться, ведь семья — это единственное, что способно сделать человека счастливым.

— Не думаю, — сказал Доминик, — что я очень несчастлив. Или я выгляжу таковым?

«Нет, брат отнюдь не выглядит несчастным», — подумал Морган, бросив взгляд на стройную, мускулистую фигуру Доминика, широкие плечи под превосходно скроенным темно-синим жакетом. Лицо над батистовым жабо рубашки светилось добрым юмором. Развалившись в большом, с широкой спинкой кресле, Доминик выглядел весьма довольным жизнью, явно наслаждаясь ароматом бренди, который вдыхал, держа бокал перед собой.

Моргану трудно было смотреть на брата глазами женщины, но даже у него возникала гордость при взгляде на этого очень красивого молодого человека. Доминик без труда завоевывал симпатии людей, а его огромное состояние добавляло ему притягательности, и не удивительно, что кандидатки в невесты прямо-таки охотились за ним. И вполне понятно, что женщины его собственной семьи не находили себе места от того, что он не проявлял никакой склонности изменить свое одинокое существование.

Слэйды были благополучной, одной из тех богатых семей, которые жили около Натчеза, вниз по Миссисипи, ближе в Нью-Орлеану. Кроме Моргана и Доминика, в ней был сорокалетний брат Роберт, на два года моложе Моргана, а также старшая сестра, жившая в Теннеси. Еще были младшие брат с сестрой, двадцатипятилетние Александр и Кассандра. Все они очень любили друг друга, все были женаты или замужем, за исключением Доминика и Александра. Но к Александру из-за его молодости никто с женитьбой не приставал.

Морган мог понять нежелание Доминика жениться. Не чувствовал ли он то же самое, пока Леони не ворвалась в его жизнь? Конечно, признавался он себе, у него были тогда причины с предубеждением смотреть на брак. Первая жена бросила его ради другого, забрав с собой ребенка, и все трое пали от рук бандитов. После этого удара Морган долго приходил в себя, и лишь после того, как встретил Леони, начал понимать, что не все женщины обманщицы. Но у Доминика не было такого горького опыта. И, насколько понимал Морган, глядя на смуглое лицо брата, Доминик ничего не имел против представительниц слабого пола. Доминик нарушил затянувшееся молчание:

— Вот что я тебе скажу. Леони хочет меня женить на той, которая нравится ей, кого выбрала она. Посмотри, как ей это удалось с Робертом и Иветт.

Не отрицая склонности Леони к сватовству, Морган сказал:

— Да, но должен признаться, ей пришлось не много потрудиться в этом случае. Роберт влюбился в Иветт с первого взгляда. И только из-за ее нерешительности пришлось так долго ждать со свадьбой.

Вспоминая те дни, Доминик вынужден был согласиться со справедливостью слов Моргана. Черт побери! Он признался себе, что и сам был немного влюблен в красивую Иветт, и ухмыльнулся:

— Было время, когда ты сам не был так уж расположен к женитьбе.

Морган засмеялся в ответ. Слэйды были очень похожи. Густые черные волосы, черные брови, глубоко посаженные глаза, твердые упрямые подбородки, унаследованные от их отца Мэтью. Смуглый цвет лица достался им от матери-креолки Ноэль, и от нее же — твердый характер и чувство собственного достоинства.

Улыбнувшись на замечание Доминика, Морган пробормотал:

— Да, ты прав. Но мы говорим сейчас не обо мне, а о тебе.

— О Боже! Неужели это так важно! — театрально простонал Доминик. — Почему? Похоже, все решили меня женить! — В его голосе послышалось раздражение.

— Да просто жаль, — зря пропадает такая мужская особь! — саркастически заметил Морган и серьезно добавил:

— Но, может, есть какая-то причина, связанная с наследством?

— Ты действительно решил довести меня! — не сдержался Доминик.

Засмеявшись, Морган покачал головой:

— Нет, клянусь. Я больше никогда не затрону столь болезненный для тебя вопрос. Просто Леони хотела убедиться, правду ли я ей сказал, что ты твердо решил остаться одиноким холостяком.

— Одиноким! — насмешливо воскликнул Доминик. — С этой кучей мальчишек, которой вы с Леони намерены заселить ничего не подозревающий мир, да? А как насчет Роберта и Иветт? Сколько у них? Пять? Шесть? А остальные? Легион племянников и племянниц! Я уверен, что, когда придет время, у меня не будет проблем с выбором наследников. — Улыбнувшись, он продолжил:

— Ты можешь сказать Леони, что у меня есть намерение превратиться в толстого старика, окруженного обожающими меня дамами в летах. Но я оставлю все, что у меня есть, одному из твоих детей. Теперь, — взмолился Доминик, — можем ли мы прекратить обсуждение этого предмета?

Братья оставили тему и целый час болтали о разном — о невиданном медведе, которого неделю назад завалил Доминик, о паре несравненных французских дуэльных пистолетов, которые купил Морган, и, конечно, об урожае и лошадях…

— Ты серьезно решил основать свой конный завод. Дом? — спросил Морган: они перешли к теме, более всего интересовавшей Доминика.

— Гм, гм… Думаю, да, — ответил брат, ставя рюмку на маленький столик. Посмотрев на Моргана с лукавой улыбкой, он продолжал:

— Видишь ли, я думаю о своем будущем и частично согласен с Леони, что пора «остепениться». Стало быть, мне надо чем-то заняться. Лошади для этого очень хороши. И я их люблю, ты знаешь. — На его приятном лице мелькнула досада. — И если бы не эта проклятая война мистера Мэдисона, я бы отправился в Англию, нашел там достойного жеребца и привез сюда. Но поскольку…

Для многих американцев эта война была слишком далекой. Она шла вдоль границы между Соединенными Штатами и Канадой и на морях. Американцев она мало волновала и почти не влияла на их жизнь. Но порой она все же досаждала. И тогда от них доставалось президенту Джеймсу Мэдисону, конгрессу и, конечно, Британии. Доминик вдруг очень серьезно спросил:

— Ты знаешь что-нибудь насчет предложения Британии о прямых переговорах? Морган пожал плечами:

— Мэдисон принял предложение. И это вполне возможно, хотя я не думаю, что это случится скоро. Необходимо побыстрее определиться. В прошлом году Наполеон потерпел поражение, и через несколько месяцев Веллингтон и другие британские союзники полностью раздавят Францию. И вот тут-то нас ждут неприятности. Когда закончится война в Европе, Англия всю свою мощь сможет направить против нас. И я бы не стал держать пари — чем это кончится.

Доминик мрачно кивнул. Война между Штатами и Великобританией была ему особенно неприятна. У него были друзья на обеих конфликтующих сторонах, и ему совсем не нравилось делать выбор.

Для самого Доминика не было вопроса — на чью сторону он встал бы при необходимости. Он жил в Англии, когда летом двенадцатого года в Лондоне стала известна Декларация о войне. Доминик не колеблясь сел на корабль и отплыл к берегам Штатов. У семьи Слэйдов были прочные связи с Англией. Старший брат отца жил там, и почти все младшие Слэйды жили у дяди. Доминик оставался в Англии дольше всех, Лондон и его окрестности были его домом на протяжении почти трех лет, и война прервала его приятную жизнь там.

Нельзя сказать, чтобы Доминик сильно огорчился из-за отъезда. Еще перед войной он начал ощущать какую-то неудовлетворенность, поняв, что ему наскучили бесконечные балы, рауты, азартные игры, дрянной джин. Он не занимался ничем серьезным, и на передний план выступили вопросы покроя сюртука, скорость его лошади и развлечения с любовницами. Все это щекотало нервы, как и волнение перед дуэлями, нередко случавшимися из-за его гордости и темперамента. Но это мало разнообразило дни.

Безделье не было свойственно натуре Доминика. Ему, одному из младших сыновей, не приходилось смотреть за плантациями и вообще нести какие-либо обязанности. Когда юноше исполнился двадцать один год, Мэтью, по своему обыкновению, дал ему немного денег, выделил несколько сотен акров хорошей земли в Луизиане. Доминик распорядился деньгами весьма разумно и сумел получить большую прибыль. Урожай был хороший, скот, лошади и правильные вложения капитала принесли ему немалые деньги. За десять лет Доминик более чем утроил сумму, некогда полученную им от отца.

Судьба была благосклонна к нему. Она наградила его высоким гибким телом, красивым лицом и необыкновенным очарованием. Доминик был любимчиком всей семьи, радушным и щедрым другом. Он не был испорчен, но, руководствуясь чувством превосходства, всегда стремился добиться желаемого, повернуть ход событий так, как ему было надо.

После возвращения из Англии почти два года назад его жизнь пошла так, как он хотел. Семья и друзья были счастливы его видеть. Он проверил все деловые бумаги, отчеты о доходах от плантаций, удостоверился, что земля становится более плодородной и урожаи растут. Доминик был рад вновь оказаться дома, в семье, и возобновил старые знакомства. Но потом… Потом ему стало казаться, что в его жизни чего-то не хватает, что он упускает что-то. Беспокойство и недовольство росли. Циничное выражение все чаще появлялось на его лице. Леони, к которой он очень хорошо относился, сочла, что это — результат его холостяцкого существования, однако Доминик вовсе не собирался связать себя супружескими узами. Он видел причину в отсутствии жизненной цели и решил посвятить себя разведению лошадей. И не просто лошадей, а животных самых лучших кровей.

Поднявшись из кресла и налив еще рюмочку бренди себе и Моргану, Доминик сказал:

— Ну что ж, я вовсе не собираюсь беспокоиться насчет этой чертовой войны, пока она не постучится ко мне в дверь. А теперь расскажи о гнедом жеребце, который, как ты говорил, произвел такое впечатление на Джейсона.

Прежде чем Морган ответил, резная дверь кабинета открылась и в комнату вошла Леони, шурша шелками юбок.

— Мой дорогой, — поинтересовалась она, — ты всю ночь собираешься провести здесь?

Лицо Моргана смягчилось, как всегда при виде жены. Он поставил рюмку, поднялся и весело сказал:

— Нет. — И, блестя голубыми глазами, хитровато добавил:

— Особенно если ты требуешь моего внимания.

— Морган! — воскликнула Леони со смехом, и ее глаза тоже заблестели; насмешливо и с кокетливой скромностью она добавила:

— Что может подумать о нас твой младший братец?

В тридцать один год Леони мало изменилась. Ее рыжеватые волосы, завитые на шее, были такие же блестящие, как и тогда, когда Морган впервые увидел ее. Веселые искорки в глазах миндалевидной формы по-прежнему озорно плясали, и только несколько раздавшаяся фигура Леони говорила о прошедших годах. Она была небольшого роста и хорошо сложена, но после рождения четверых детей за десять лет замужества ее стройность чуть нарушилась.

Супруги были до сих пор влюблены, это читалось в их взглядах; они испытывали удовольствие в обществе друг друга. Не было сомнений, что Морган и Леони обрели глубокое и продолжительное счастье.

С улыбкой Доминик встал.

— Мне пора оставить вас. Развлекайтесь. Леони чуть раздраженно посмотрела на него.

— Я думаю, мне стоит рассердиться на тебя, дорогой. Ты предложил мадемуазель Лей прокатиться на лошадях завтра утром?

Нежно обняв Леони за талию, Доминик легонько коснулся губами ее волос.

— Дорогая, я знаю, что мои интересы ты воспринимаешь близко к сердцу. Но я действительно не хочу думать ни о какой мадемуазель Лей.

— Но, Доминик! — воскликнула Леони. — Она же такая красивая, такая добрая и нежная. А ее отец очень богат. — Нахмурившись, она спросила:

— Неужели она тебе совсем не нравится?

— Нет, нравится. Но, видишь ли, я не думаю, что она примет мое предложение о покровительстве.

— Я думаю, ты ошибаешься, — начала серьезно Леони, но резко осеклась, увидев насмешку в глазах Доминика. — Ах, ты хочешь сказать, что предложил бы ей только «покровительство», но не руку?

— Именно так, моя дорогая, — со сводящей с ума сердечностью ответил Доминик.

Леони не обратила внимания на смех Моргана, сощурилась и, уперев руки в бока, сказала:

— Когда-нибудь, Доминик, — и это мое искреннее желание, — ты влюбишься в молодую леди, которая сведет тебя с ума. Я надеюсь, что она заставит тебя побегать за ней и твое безграничное самодовольство поубавится. Запомни мои слова, дорогой. Рано или поздно это случится, помяни мои слова.

Со смехом прощаясь, Доминик сказал:

— Все ругаешься, Леони? Но подумай, каково тебе будет узнать, что мое сердце разбито.

— Зато это пойдет тебе на пользу, — ответила Леони.

Глядя на брата, Доминик пожаловался:

— Ты недостаточно часто ее наказываешь, Морган. Тебе разве не говорили, что женщина, особенно с острым языком, нуждается в твердой руке?

Морган улыбнулся и, притянув к себе Леони, заметил:

— У меня свои методы. А теперь я намерен поцеловать жену, и если ты не хочешь оказаться свидетелем столь интимной сцены…

Доминик, улыбаясь, разглядывал стоявшую перед ним пару: голова Леони склонилась на широкое плечо Моргана, а тот нежно полуобнимал ее плечи.

— Бесстыдники. Называется уважаемая женатая пара. — Он вышел, улыбаясь, и бесшумно закрыл за собой дверь.

Когда Доминик шел по широкому коридору в главную часть дома, он вдруг понял, что завидует. И завидует по-настоящему.

Несмотря на ранний час, Морган был уже на галерее, допивая последнюю чашку кофе и раздумывая, с чего начать трудовой день плантатора.

Галерея была приятным местом, и семья любила проводить там время. Здесь стоял большой стол и несколько стульев с яркими подушечками на них. Отсюда сквозь деревья была видна Миссисипи, а за ней — зеленые лужайки с мшистыми дубами, магнолии, усыпанные большими белыми цветами.

Поздоровавшись, Доминик налил себе кофе из серебряного кофейника и взял еще теплую булочку.

— Относительно того жеребца, о котором ты вчера говорил. Что конкретно сказал о нем Джейсон?

— Что эта лошадь — самое красивое и сильное животное из всех, которых он когда-либо видел.

Доминик присвистнул:

— Да, нечто достойное, Джейсон редко хвалит.

— Пожалуй, — ответил Морган. — Жеребец без усилий прошел всю дистанцию и показался самым обещающим из молодых. — Морган улыбнулся. — Но Джейсон не обрадовался, он не любит проигрывать.

Оба хорошо знали того, о ком говорили. Родственник Джейсона, Адам Сент-Клер, был самым близким другом Доминика в Натчезе, а сам Джейсон — товарищем Моргана еще с мальчишеских лет, когда они учились в Хэрроу, в Англии. Доминик знал Джейсона и хорошо понимал, как тот раздосадован проигрышем, тем более что такое вообще случалось с ним крайне редко.

— А что ты еще знаешь об этой лошади? Чей это жеребец, где его найти? — спросил Доминик. Морган посмотрел на младшего брата:

— А ты что, намерен его купить? Тот пожал плечами:

— Вполне возможно. Если он действительно таков, как говорят.

— Да уж можешь мне поверить. Я был на скачках и видел его. Если ты серьезно собираешься заняться разведением лошадей, он создал бы тебе племенной табун.

— Для этого я сюда и приехал, а не только повидаться с тобой, с Леони и всей кучей родственников, — сказал Доминик, а потом поспешно добавил:

— А не продашь ли ты мне дом в Тысяче Дубов и землю вокруг него? Я бы хорошо тебе заплатил.

Морган напрягся, его лицо окаменело. Тысяча Дубов — плантация, подаренная отцом к его первому браку со Стефани, на полпути между Натчезом и Батон-Ружем, в девственно зеленых диких местах вдоль Миссисипи. В свое время Морган думал сделать имение изысканно красивым. Много месяцев провел он там, строя дом, следя за тем, как обрабатывают землю под хлопок, мечтал, что привезет туда жену и маленького сына… Но пока он занимался Тысячью Дубов, его жена нашла другого мужчину.

Воспоминания Моргана о Тысяче Дубов не было радостным. После смерти Стефани и его первенца, сына Филиппа, он ни разу не был там. Он нанял экономку с мужем, чтобы присматривать за домом, работников для ухода за землей, не вспоминая об этом имении и прежней семье… До сегодняшнего дня.

Посмотрев на Доминика и заметив его волнение, Морган вздохнул:

— Не беспокойся. Я не собираюсь кипятиться от одного упоминания о Тысяче Дубов, — он вымученно улыбнулся. — Но я не буду продавать тебе имение. Ты получишь его с моего благословения.

— Ну уж нет! — отрезал Доминик. — Или ты продашь мне его за настоящую цену, или…

Они продолжали состязаться в благородстве насчет цены, когда стайка племянников Доминика, «куча отпрысков», как он их называл, вдруг ворвалась на галерею в сопровождении смеющейся Леони.

Старший сын Моргана, Джастин, был очень похож на отца, и только глаза цвета морской волны, как у матери, были не отцовские. Он тотчас уселся на стул возле Доминика и начал беседу о пантере, которую видел прошлым вечером в заболоченных местах близ Шато Сент-Андре.

Восьмилетняя Сюзетта тоже походила на Моргана; она была робкой, до болезненности стеснительной девочкой, — ей очень хотелось сесть поближе к Доминику, как Джастин, но она стояла в стороне, возле матери, и зачарованно смотрела на смуглое лицо своего дяди.

Пятилетняя Кристин с медно-рыжими локонами и смеющимися зеленоватыми глазами хотя и не была очень бойкой, но сразу кинулась к Доминику на колени. Был здесь еще и четырехлетний Маркус, любимец Доминика. Худенькие маленькие ножки топали так быстро, что он поспел за Кристин и вместе с ней кинулся к Доминику; его черные волосы еще были растрепаны после сна, а голубые глаза искрились смехом.

С первого взгляда было совершенно ясно, что всю эту «кучу отпрысков» Доминик очень любил, и они отвечали ему тем же. Он остановил Маркуса, убедил Кристин, что ей вовсе не хочется тянуть его за жакет, продолжал беседу с Джастином и даже успел насмешливо подмигнуть Сюзетте.

Наблюдая, как легко и просто он общается с детьми, Леони вздохнула: каким прекрасным отцом мог бы он быть! Она хотела что-то сказать, но перехватила взгляд Моргана, его едва заметное предостерегающее движение головой и прикусила язык. Доминик тратил свою жизнь на женщин и карты, а мог бы стать исключительным мужем и отцом. Если бы он только отказался от своей рассеянной жизни!

В оставшиеся дни в Шато Сент-Андре больше никто не заводил разговор о женитьбе. Доминик отдыхал с Морганом и его семейством, и наконец после долгих споров они с братом договорились о продаже Тысячи Дубов.

Он также поговорил с Джейсоном Сэвэджем, выяснил все о жеребце Фолли, которого следовало искать где-то к северу от Батон-Ружа. Имени владельца узнать не удалось, но он был уверен, что выяснит это без труда: животное наверняка пользуется известностью в округе.

В последний вечер в Шато Сент-Андре братья сидели за бутылкой бренди. На этот раз — на главной галерее дома, при свете луны, серебрившем верхушки дубов. Беззаботно положив ноги в бутсах на белые перила, Доминик тихо сказал:

— Я надеюсь, твои воспоминания о Тысяче Дубов не помешают навещать меня иногда? Морган слабо улыбнулся:

— Конечно, нет. Все случилось слишком давно, и с тех пор как Леони вошла в мою жизнь, ничто, кроме счастья с ней, меня больше не волнует. Моя единственная боль — смерть Филиппа. Что до Стефани — ее измена принесла мне много горя. Но время лечит все раны.

На секунду Доминик вспомнил, как выглядел брат, узнав о гибели жены и сына. Ужасное время для всего семейства Слэйдов. Они старались облегчить горе Моргана. Те дни оставили след в душе каждого из них. Доминик, который преклонялся перед братом, особенно тяжело воспринял трагедию. Его лицо посуровело, когда он вспомнил трагедию Моргана и свое собственное несчастье — года три назад, в Лондоне, он влюбился в очаровательную Дебору…

Вдруг он мрачно произнес:

— Женщины — прелестные создания. Но если ты влюблен в них — они становятся опасными.

Глава 3

В то время, когда Доминик неспешно беседовал с Морганом, Мелисса, лежа без сна в своей постели, думала, как ей избавиться от внимания Джона Ньюкомба. Было бы здорово уехать на скачки в Вирджинию в конце апреля. Но как там избежать его присутствия? Недели две тому назад, вернувшись домой, она увидела, что у них на плантации новый гость — Джон.

Мелисса вздохнула. Да, приятный молодой человек. Но не любит она его! Ей не хотелось причинить ему боль, но как поступить, чтобы отвадить его и всех будущих поклонников?.. Она не была тщеславной и не слишком-то думала о неотразимом действии своей внешности на мужчин. Если бы она родилась косоглазой или кривой Вдруг ее осенило, и девушка улыбнулась. Может, все же найдется способ…

На следующее утро, наслаждаясь майским теплом, Мелисса стояла посреди комнаты и, сосредоточенно хмурясь, смотрела на себя в потускневшее от времени большое зеркало. Ее удовлетворило то, что она в нем увидела. Сморщив красивого рисунка губы. Мелисса вытянула их в тонкую ниточку и еще раз посмотрелась. Отлично! Противнее не бывает. Приняв еще кое-какие меры, она танцующей походкой вышла из спальни. Захарий растянулся на диване в залитой утренним солнцем комнате, и девушка весело закружилась перед ним.

— Ну? — спросила она. — Как я тебе? Он молчал, оторопело глядя на ее перекошенное лицо.

— Ну скажи что-нибудь! Я сделала все, что могла. Неужели мало?

— Мало? — проговорил Захарий. — Дорогая, ты превзошла самою себя! Ты похожа на… — он поперхнулся на полуслове, а затем весело расхохотался. Он пытался остановиться, но приступы смеха одолевали его. — Ты выглядишь…

— Ужасно? — подсказала Мелисса с надеждой, пока Захарий искал слово, способное выразить внешность сестры.

Ужасно. Может, это слишком сильно, но теперь Мелисса ничем не напоминала симпатичную молодую леди, с которой дядя Джош беседовал в библиотеке. Единственное, от чего ей не удалось избавиться, — так это от золотисто-карего цвета глаз. Вряд ли кто признает хорошенькую племянницу Джона Манчестера в этом чучеле! Густые вьющиеся волосы Мелисса убрала с лица, стянув в чопорный тугой узел на затылке, отчего миндалевидные глаза превратились в щелки. Черты лица заострились. Но особый расчет Мелисса делала на старомодные очки, которые откопала на чердаке в отцовском сундуке.

Эти два колеса на носу просто посланы Богом. Они не только отвлекали внимание от прекрасных глаз и черт лица, они заставляли девушку щуриться, когда она пыталась что-то разглядеть сквозь маленькие линзы. К довершению всего среди кучи барахла на чердаке она отыскала безвкусное платье, которое висело на ней, как на палке, скрывая упругую грудь и тонкую талию. Серо-зеленая ткань придала ее золотистой коже нездоровый бледный оттенок, а уж когда она кривила губы — картина выглядела совершенно законченной и безнадежной: классическая старая дева.

К сожалению, Мелисса не могла удерживать губы в таком положении, когда смеялась (а она это делала часто), и образ рассыпался. Но Мелисса была довольна собой: ее внешность плюс к ней плачевное состояние дел Сеймуров отвадят докучливых поклонников.

— Ну и как? — снова спросила Мелисса. — Теперь Джон Ньюкомб отстанет от меня!

— Бог мой! Конечно! Он только взглянет на тебя, и — конец! — Захарий задорно засмеялся. — Но мне интересно, как дядя Джош воспримет тебя в таком виде.

— Его может хватить апоплексический удар, и он тоже от меня отстанет.

— Надеюсь, — ответил Захарий. — Ваши с ним споры после твоего отказа Ньюкомбу совершенно ужасны. Вы так ругаетесь, — удивительно, что вас не слышат в Батон-Руже.

— Я что-то не заметила, чтобы и ты говорил тихим голосом. А вчерашняя перебранка была еще хуже, чем та, что ты устроил, когда я отказала Джону. Тогда ты просто сказал, что он мне надоедает, а вчера — вчера ты кричал на него и велел убираться из дома. Захарий смутился:

— Я не выношу, когда он говорит с тобой в такой манере. Ты вправе отказать Ньюкомбу и кому угодно, и я просто потребовал, чтобы Джош не принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь. — Потом, волнуясь, добавил:

— Он ведь не может меня выдворить из Уиллоуглена, правда? Я имею в виду — он не мой опекун?

Веселость Мелиссы улетучилась, и с тревогой в голосе она призналась:

— Я знаю только, что по воле отца Джош и я разделяем опеку над тобой. Но я не знаю, что будет, если Джош потребует, чтобы я жила под его опекой. Я буду бороться, но…

Они выглядели обескураженными, не понимая, как далеко простирается опекунство Джоша над Захарием. Однако все — вплоть до местного судьи — друзья дядюшки. Но вряд ли он способен причинить вред своим племянникам: с детства он и тетя Салли поздравляли их с днями рождения, хотя сам Хью не помнил, когда родились его дети. Именно дядя Джош подарил Мелиссе первого пони. Он часто занимался с Захарием, когда тот в тринадцать лет сломал ногу. Дядя Джош был человеком, к которому они прилепились после смерти Хью, он стремился оградить их от несчастья, которое свалилось на них по вине отца: разорения Уиллоуглена.

Джош Манчестер был хороший человек, и Мелисса знала, что он любит их с Захарием и хочет, чтобы им было как можно лучше. Поэтому затянувшееся противостояние приносило ей боль. «Был бы он злой, — думала она горько, — было бы легче». Но всякий раз у них шел один и тот же спор. Из-за отказа выйти замуж за Ньюкомба она чувствовала себя виноватой, девушка не хотела обижать дядю — она с радостью влюбилась бы в этого парня или в любого другого, нравящегося Джошу, но не могла. Даже не желая огорчать дядюшку, она не собиралась вступать в брак с тем, с кем не хотела.

А вдруг дядя Джош выложит последнюю карту? Если он поставит условие — или замужество, или опекунство над Захарием? В горле у нее пересохло, и Мелисса почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Но дядюшка за долгие месяцы ни разу не упомянул об опекунстве, до вчерашнего дня.

Вспоминая неловкость Джоша во время последней стычки, Мелисса почувствовала, как его разрывает на части. Ему претило угрожать ей, что заберет Захария из-под ее опеки, но было ясно, что Джош уверен: замужество Мелиссы — единственное, что вызволит их из сложившейся финансовой ситуации. И он снова подчеркнул, что не только Манчестеры выиграют от этого.

Страдая, Мелисса все время напоминала себе, что Джош не желает ей зла, он хочет, чтобы она вышла замуж за доброго, приятного молодого человека из хорошей семьи. Что в этом плохого?

Ее охватило чувство вины. Неужели она такая тупоголовая эгоистка? Может, выйти замуж за Джона и разом покончить со всеми неприятностями? Но она же не любит этого человека. Ее сердце противилось этой мысли. Манчестеры, несмотря на их жалобы и стенания, не были в таком уж бедственном положении, хотя сейчас для них нелегкое время. И Мелисса полагала, что именно поэтому у нее нет необходимости жертвовать собой ради семьи. Если бы Манчестеры оказались в отчаянной ситуации, над ними нависла угроза утраты плантаций и всего остального, тогда бы она не колебалась. Она бы вышла замуж за Ньюкомба и попыталась стать ему хорошей женой. Но девушка знала, что, если в следующем месяце хотя бы одному из кораблей Джоша удастся пройти сквозь британские кордоны, его положение сразу улучшится, а ее жертва окажется напрасной. Кроме того, кузен Ройс вполне обеспеченный человек, он не оставит своего отца в беде. И если Джош смирит свою гордость и попросит старшего сына помочь, то…

Незаметно к Мелиссе подошел Захарий и обнял сестру за талию, отвлекая от печальных мыслей.

— Я бы хотел, чтобы дядя Джош был настоящим чудовищем. Тогда было бы проще, — мне очень не хочется ссориться с ним. Но я ему не позволю досаждать тебе. Потом, когда пройдет время, Джош первый будет хохотать, вспоминая об этом.

Слабо улыбнувшись.

Мелисса кивнула и вздохнула:

— Нам надо убедить себя: то, что мы сейчас делаем, в его же интересах. Наш милый дядя всегда жил очень легко, а сейчас ему надо перенести превратности судьбы.

Настроение Мелиссы слегка поднялось, Зак улыбнулся ей:

— Да, дорогая, с тобой не поспоришь. — С улыбкой превосходства на красивом лице Зак посмотрел на сестру сверху вниз. — Выйди мы из этой ситуации с легкостью, то отнеслись бы к ней, как к шутке. Она развлекла бы нас.

С порога раздался хриплый голос с явно французским акцентом:

— И что это за шутки, дети мои? Одна из них — когда молодой мосье положил холодный пудинг в мою лучшую пару обуви, а другая — когда одна мадемуазель насыпала перца в мой кофе?

— Этьен! — хором воскликнули Мелисса и Захарий и радостно повернулись к невысокому элегантному французу, входившему в комнату.

Возбужденная, с сияющими глазами. Мелисса тараторила:

— Ты вернулся? Все в порядке? Ты привез их? Где они, где?

Этьен предупреждающе поднял руку:

— Пожалуйста, малышка! По одному вопросу! — И, взглянув на Мелиссу, Этьен разинул рот:

— Боже мой! Что с тобой случилось, пока меня не было? Почему ты так выглядишь? Так… — Его глаза сощурились. — Ах, ну, конечно, твой дядя вынудил тебя нарядиться старой каргой.

— Да! — горячо ответила Мелисса, улыбаясь догадливости Этьена. От него вообще редко что ускользало.

Сколько девушка себя помнила, Этьен Мартон всегда был частью их жизни. Когда дядя Джош подарил ей первого пони, то Этьен поддерживал ее, когда она падала, пока не научилась ездить верхом.

Небольшого роста, субтильный, Этьен был лучшим лошадником из всех, кого она знала. В его теле была особая мускулистая сила, позволявшая изящным рукам без всякого труда усмирить даже мощного Фолли. Возраст Этьена и его происхождение оставались тайной для обоих Сеймуров. Иногда Мелисса думала, что ее отец знал о предках Этьена, ведь тот появился в Уиллоуглене сорок лет назад. Тогда Этьен был молод, а его речь и манеры указывали на благородное происхождение. Он много знал о лошадях, и дед Мелиссы, Джефри Сеймур, взял его к себе управлять конюшнями и целиком полагался на его советы, когда дело касалось лошадей.

На вид Этьену можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Мелисса считала, что ему лет шестьдесят пять. В его волосах не было и намека на седину, они были черными и густыми, и девушка иногда думала, что Этьен очень горд этим обстоятельством, так как он просто выходил из себя, когда она подтрунивала над ним, отыскивая на его висках седой волосок. Загорелое, смуглое лицо тоже скрывало возраст, а умные черные глаза всегда смотрели молодо и живо, поэтому Мелисса с Захарием относились к нему как к сверстнику. Но когда дело касалось конюшни. Мелисса безоговорочно признавала его авторитет. И когда во время поездки в Вирджинию он предложил на деньги, заработанные Фолли, купить несколько молодых кобыл, Мелисса без колебаний последовала его совету.

Мелисса и Захарий уже почти две недели с нетерпением ждали Этьена. По мере того как шли дни, чувства Мелиссы достигли предела. У нее руки чесались начать конное дело. От волнения ее глаза потемнели, когда она вдруг вспомнила, чем кончилось путешествие Хью в Англию.

— Ты, конечно, — начала она осторожно, — привез хорошие новости? Этьен мягко улыбнулся:

— Малышка, я не могу тебя подвести. — И предостерегающе погрозив пальцем, добавил:

— Не все мужчины похожи на твоего отца. Тебе надо учиться доверять людям.

Мелисса скорчила гримасу и пожала плечами. Это был их старый спор, который ей не хотелось сейчас продолжать. Сняв очки и положив их на стол, она сказала:

— Не пытайся уйти от разговора. Когда же, дорогой мосье, мы сможем увидеть, на что вы потратили наши деньги? Я надеюсь, что вы мудро распорядились ими.

Этьен засмеялся:

— Ну ты и зануда, душа моя. Но очаровательная зануда. Пошли. Посмотришь, что ждет тебя на конюшне.

Дважды ему повторять не пришлось. Мелисса и Захарий вылетели из комнаты, а за ними не спеша следовал Этьен. Они заглянули внутрь конюшни, желая поскорее увидеть то, что должно стать началом их процветающего конного завода, но в стойлах было пусто.

Смущенные, они ждали Этьена.

— Где же они? — спросил Захарий. — Разве ты не привез их? Этьен улыбался:

— Кажется, одна из вновь прибывших леди жаждала встретиться с новым мужем, и, боюсь, она — с Фолли. Удивлен, что вы не слышали, как он громко возвестил о своем удовлетворении.

Смеясь, все трое быстро пошли к большому кругу за конюшней. Облокотившись на свежевыкрашенные белой краской перила, они уставились на пять лошадей, лениво щипавших пробивающуюся зеленую траву.

Фолли легко было заметить среди новичков. Он стоял, подрагивая холеными мощными мускулами, могучий на фоне изящных кобылиц. Впервые жеребец равнодушно отнесся к Мелиссе, когда та пристально рассматривала четырех кобыл в круге. Некоторое время все молчали, потом взгляд Мелиссы обратился еще к двум новым животным, гнедым арабской крови: небольшие, прекрасной формы головы и невероятно длинные, стройные ноги определенно указывали на их происхождение. И девушка с благодарностью признала: все они великолепны — то, что она хотела.

С облегчением выдохнув, Мелисса быстро взглянула на Этьена:

— О, Этьен! Это то, что надо! Как ты их нашел? И как тебе удалось купить столько лошадей на деньги, которые я тебе дала? Их могло хватить максимум на двух.

Хитро сощурившись, Этьен ответил:

— Малышка, ты забываешь, что я — француз. А французы известны своей прижимистостью. Просто я очаровал одного не слишком компетентного плантатора, у которого был целый табун, и сумел совершить выгодную сделку. За двух других мне пришлось заплатить побольше, но я считаю, что получилось удачно. — Кротко улыбнувшись, он добавил:

— Я же очень хороший, правда? Я молодец, правда?

Как было известно Мелиссе и Захарию, скромность не являлась самой яркой чертой Этьена. Но он и впрямь был молодец.

Довольные, все пошли к дому: стройная Мелисса, высокий Захарий и маленький франтоватый француз.

Радость не покидала Мелиссу до вечера. И только в среду, когда ей пришлось надеть чердачное платье, настроение девушки изменилось. Она пыталась убедить себя, что это — плата за вчерашнюю радость: ведь ни одна молодая женщина не захочет добровольно одеться так ужасно. Но она знала, что дело не только в наряде, и в конце того же дня Мелисса, сидя на куче сена у ворот конюшни, призналась себе, что ей многого не хватает для хорошего настроения. Последние победы Фолли на скачках не только дали деньги на новых лошадей, но она сумела и кое-что выкроить на Уиллоуглен, но на них висел еще один долг Хью.

Мелисса какой была, такой и осталась. Все, что она выделила на Уиллоуглен, пошло на конюшни. Не только на забор вокруг загона Фолли, но и для двух других. И что самое главное — на манеж и примыкающие к нему помещения. Мелисса пыталась подбодрить себя, что если какие-нибудь знатоки-лошадники захотят приехать, ей не придется краснеть. В последние недели их .финансовые дела чуть улучшились, но будущее оставалось все еще достаточно туманным.

Оставался только один человек, которому она была должна, и это должно было бы радовать девушку. Но, к сожалению, последний долг Хью составлял огромную сумму, и это все больше ее беспокоило. Основные долги, с которыми она расплатилась, были в Батон-Руже, несколько — в Нью-Орлеане. Но ведь отец еще ездил в Англию! Владелец расписки Хью в последние годы написал несколько вежливых писем, требуя заплатить двадцать пять тысяч американских долларов. На эти письма Хью не обращал внимания. Это было так похоже на отца! Ее и Захария пугал этот долг, но их несколько успокаивало то, что Роберт Уэзербли, владелец злосчастной расписки, был в Англии. А это значит, что они могут не выплачивать долг, пока не кончится война.

Несмотря на войну. Мелисса немедленно написала в Лондон, сообщая мистеру Уэзербли о смерти отца, и попросила отсрочки. Она была потрясена, когда через шесть месяцев пришел ответ от представителя Уэзербли, сообщившего о смерти последнего и неприятную весть о том, что его наследник, Джулиус Латимер, в данный момент вне Англии. Симпатии мистера Латимера к Америке и к ее делу побудили его посетить эту страну: на время войны он поселился где-то в северной части Соединенных Штатов. Мистер Латимер взял с собой расписку, намереваясь лично получить принадлежащий теперь ему долг, который и так слишком просрочен. Поверенный выражал надежду, что ему ответят, а он переправит письмо мистеру Латимеру, хотя надо иметь в виду военные обстоятельства…

Это был удар. Теперь Мелисса и Захарий жили в постоянном страхе. В любой день мистер Джулиус Латимер может появиться на пороге и потребовать деньги, принадлежащие ему по праву. Это и случилось накануне поездки в Вирджинию. К счастью, все оказалось не так плохо, как они опасались. По крайней мере,

так подумала Мелисса.

Мистер Латимер оказался сама доброта и вежливость, истинно английский джентльмен. Мелисса с интересом обнаружила, что он моложе, чем она предполагала, что-то около тридцати. Он был симпатичный, с золотистыми волосами, и восторженные дамы-соседки были от него без ума. Мелисса особенно не разглядывала его сестру, которая путешествовала вместе с ним, но Латимеры ей понравились, и она была благодарна, когда Джулиус сообщил, что готов подождать с выплатой долга.

Очаровательнейшая улыбка появилась на его лице, когда он неожиданно добавил:

— В конце концов, дорогая мисс Сеймур, мой дядя ждал несколько лет, и, я думаю, у вас было время, чтобы собрать эту сумму.

Мелисса испытала большое облегчение, когда он немедленно не подал в суд, требуя продажи Уиллоуглена, чего так боялась после таких слов. Потом она почувствовала, что при нем ей как-то неловко, что ей не нравится, и как он на нее смотрит — на ее губы, грудь, и его какая-то особенная улыбка.

— Не беспокойтесь о расписке… Я уверен, что мы сможем найти способ ее оплаты, который удовлетворит нас обоих.

Ничего зловещего не было в его словах, но что-то Мелиссе не нравилось…

Она качала головой. Ну не простофиля ли она? Ищет подвоха там, где его нет и быть не может! Разве у нее нет других забот? Упрямо сжав губы, она заставила себя думать о другом.

Несмотря на некоторые успехи, Мелисса понимала, что они мало чего достигли, чтобы сделать Уиллоуглен по-настоящему доходным предприятием. Деньги, заработанные Фолли, утекали с невероятной быстротой, они давали возможность лишь поддерживать Уиллоуглен.

Мелисса не позволяла себе думать о неудачах. Но сегодня был какой-то особенный день, она никак не могла справиться с дурным настроением. Радость от возвращения Этьена угасла, — ведь положение имения почти не изменилось. Уиллоуглен продолжал ветшать, отчаянно были нужны деньги, мужские руки и ремонт. Единственный источник дохода — Фолли. Мелисса стала бояться, как бы с жеребцом не случилось чего-нибудь недоброго.

И, конечно, ее тяготили отношения с дядюшкой Джошем.

Девушка тяжело вздохнула. Вряд ли настанет день, когда ей удастся вырваться из тесного круга неразрешимых вопросов. Наверное, никогда. Слишком много препятствий, каждое из которых способно обернуться катастрофой.

— Я должна была догадаться, где тебя искать. — Резкий голос прервал ход ее мыслей. — Молодая леди, я полагала, что вы помогаете Марте мотыжить, а не сидите, развалившись, на сене.

Не обращая внимания на деланную резкость тона говорящего. Мелисса улыбнулась:

— Да, мэм. — Ее глаза с любовью обратились к маленькой седой даме, стоящей перед ней.

Ни улыбка, ни ласка во взгляде Мелиссы, казалось, не произвели на женщину никакого впечатления. Но в глазах, похожих на глаза газели, появился заметный отблеск доброты, когда она сказала:

— Тебе не удастся умаслить меня своим кротким ответом. Я знаю тебя с рождения, и твои штучки меня не проведут. Ни твои, ни твоего брата!

В то время, как Этьен отвечал за все, связанное с конюшней, эта маленькая англичанка управляла домом и всем, что вокруг него. Фрэнсис Осборн появилась здесь лет двадцать тому назад, — мать Мелиссы привезла ее из Англии в качестве горничной, но со временем ее роль изменилась, смерть хозяйки превратила ее из горничной в няню двух малышей и хозяйку дома у вдовствующего Хью. Несмотря на неопределенность ситуации, Фрэнсис не подумала оставить свои обязанности и дом, в котором столько прожила. Она как-то сказала Мелиссе:

— Твоя дорогая благочестивая матушка не простила бы мне этого. Я любила свою хозяйку Анну, люблю тебя и твоего брата. Только смерть может разлучить меня с вами.

Дела Фрэнсис не противоречили ее словам, и Мелисса была благодарна ей за умелые руки. Эта женщина прекрасно вела хозяйство. Несмотря на свою физическую хрупкость, она была несколько деспотична, даже в любви к брату и сестре.

Между нею и Этьеном шла постоянная борьба, и Мелиссе иногда думалось: а не получают ли они удовольствие от своих схваток? Оба ревностно относились к собственному влиянию на других. Но с момента смерти Хью между ними установился мир. Этьен признал, что Мелиссе не стоит проводить так много времени на конюшне, а Фрэнсис, хотя и неохотно, согласилась исполнять роль бонны, когда Мелисса, Этьен и Захарий ездили на скачки.

Однако перемирие было хрупким, и каждая сторона Начинала борьбу не на жизнь, а на смерть, когда «чужак» заходил на его территорию. Так что Мелисса удивилась, что Фрэнсис отыскала ее здесь, у Этьена.

Грациозно поднявшись, она сказала:

— Нам лучше поторопиться, а то Этьен тебя здесь увидит.

Фрэнсис недовольно топнула:

— Могу тебя уверить, что этому маленькому важничающему выскочке и в голову не придет искать меня тут.

Представив себе сцену, которая разразилась бы, услышь Этьен эти слова. Мелисса схватила Фрэнсис за руку, чтобы побыстрее оттащить ее на нейтральную территорию.

Майское утро было ласковым, и они медленно подходили к дому, обсуждая планы Фрэнсис на день, которые были вполне обыденными — прополоть в огороде, выбить выцветшие ковры во дворе. Марта вовсю уже полола, и Мелисса, поприветствовав негритянку, нашла мотыгу и принялась за сорняки. Наблюдая за ней. Марта воскликнула:

— Мисс! Вы свалитесь, если на этой жаре будете так работать.

Мелисса улыбнулась. Марта была рослая девушка восемнадцати лет, ее круглое лицо, казалось, всегда сияло. Марта и ее семья были единственными рабами, которых Сеймуры не продали после смерти Хью.

Семья Марты была большая: родители — Мартин и Ада, старший брат Стэнли и сестра Сара, два младших брата — Джозеф и Харлан, которым было шестнадцать и двенадцать. Ада всегда готовила на кухне, сколько Мелисса себя помнила, а Мартин был главным конюхом у отца. Вся семья хорошо и дружно работала, за что Мелисса и Захарий были им весьма благодарны.

Обе девушки — белая и черная — молча трудились, пока Ада не позвала их поесть. Мелисса с радостью отложила мотыгу и поспешила к дому.

Захарий уже сидел в столовой, на своем обычном месте во главе стола. Они поздоровались, и когда Мелисса села и отпила из высокого стакана глоток лимонада, то с явным удовольствием призналась:

— Как вкусно! Особенно после целого утра с мотыгой. Я умирала от жажды! Ненавижу мотыжить.

— Не жди, что я тебе посочувствую, — сказал Захарий. — Я все утро чистил конюшню, и поверь, что дышал куда менее ароматным воздухом…

Девушка насмешливо сказала:

— Какие мы неблагодарные! Ведь Уиллоуглен все еще остается нашим, — она кинула взгляд на большое мокрое пятно на потолке и постаралась не замечать старых, выцветших на жарком солнце занавесок на окне. — И, — продолжала она, — у нас, наконец, есть Фолли!

Но она бы так не радовалась, если бы знала, что в этот момент некто Доминик Слэйд только что прибыл в Батон-Руж, и цель его приезда — купить гнедого жеребца.

Глава 4

Оказавшись в маленьком городке, расположенном на левом берегу Миссисипи, Доминик снял номер в очень чистой и уютной гостинице и принялся расспрашивать, где живут владельцы Фолли. Хозяин гостиницы, Джероми Дэнхэм, старался всячески ему помочь, с пониманием кивая.

— Человек, которого вам надо найти, это Джош Манчестер, — сообщил он, ставя перед Домиником пенящийся эль. — Он ведет все дела семьи. Вы найдете его в Дубовой Лощине, это милях в трех по дороге вдоль реки на север от города.

Доминик был и рад, и удивлен. «Странно, — подумал он, — но Ройс никогда не упоминал, что его отец занимается разведением лошадей». Короче говоря, Доминик настрочил короткую записку, объяснил в ней цель своего появления в этих краях и просил встречи с мистером Манчестером. Младший сын мистера Дэнхэма, Том, был тут же послан вручить записку адресату.

Быстрый ответ от мистера Манчестера вдохновил Доминика, и он отправился спать, с удовольствием думая о том, что своими глазами увидит животное, получившее столь высокие отзывы от знатоков. Как понял Доминик из ответа, завтра вечером он уже сможет собой гордиться как собственник Фолли…

Джош очень хорошо знал, что этого не случится по той причине, что Фолли не его жеребец; хотя он и являлся опекуном Мелиссы и Захария, но ни секунды не сомневался, что у него не хватит власти над Мелиссой заставить ее расстаться с Фолли. Так зачем тогда Джош ввел в заблуждение Доминика?

Для Джоша имя Слэйда было знакомо. Его сын, Ройс, часто упоминал его, и сам Джош много лет назад посещал старших Слэйдов в Боннэре. Он хорошо знал, как они богаты, как уважаемы в обществе. Старший брат, Мэтью, носил титул английского барона, а Ноэль Слэйд происходил из одной из самых богатых креольских семей в Нью-Орлеане, что не могло не импонировать Манчестеру. Хотя Джош не знал Доминика лично, он слышал, что тот молод, красив, богат и — что самое важное — холост. Поэтому Джош был весьма заинтересован в появлении Доминика в Батон-Руже: если Мелиса воротила нос от местных кавалеров, то, может быть, Доминик Слэйд привлечет ее внимание. Поэтому-то он не счел нужным сообщить Доминику Слэйду о том, что хозяйка лошади — племянница: иначе мистер Слэйд отправился бы в Уиллоуглен к Мелиссе, которая — Джош ни секунды в этом не сомневался — отправила бы мистера Слэйда ко всем чертям, заявив, что Фолли не продается.

Однако… Если бы Джошу удалось подготовить мистера Слэйда к встрече с Мелиссой… Будь у него побольше времени, думал Джош, он бы направил события в нужное русло. Он принялся ходить взад-вперед по кабинету, перебирая массу вариантов, составляя план такой встречи Мелиссы и Доминика, при которой Доминик заинтересовался бы его племянницей.

Во-первых, надо отсрочить их первую встречу, а за это время получше подготовиться. Во-вторых, присмотреться к молодому человеку, увидеть, таков ли он, как о нем говорят. Если Доминик не будет соответствовать представлению о нем Джоша, тогда пусть едет прямиком к Мелиссе. Но, окажись Слэйд человеком, подходящим для роли зятя, он придумает, как задержать его на несколько дней в Дубовой Лощине. Ройс, конечно, обрадуется, узнав, что его друг оказался в их краях. Пусть мистер Слэйд увидит, что Манчестеры такие же аристократы, как и его семья, что их имение безупречно, как и Боннэр с сотнями акров плодородной земли, так что их положение в обществе сходно.

На секунду Джош замер и уставился на сверкающую поверхность письменного стола красного дерева. Первая часть плана проста для выполнения, а ввернуть имя Мелиссы в беседе — проще простого. Можно ненавязчиво упомянуть о приятной наружности племянницы, ее хорошем характере, о том, как она старается сохранить Уиллоуглен. Но здесь следует быть очень осторожным. Молодой Слэйд не должен заподозрить, что Мелисса нуждается, что, по мнению Манчестера, ей просто необходим богатый муж. Нет, надо все очень тщательно подготовить. С одной стороны, необходимо предупредить о том, что Слэйд может увидеть в Уиллоуглене, а с другой — сделать это как бы невзначай. Следует также упомянуть, что Мелисса отказалась выйти замуж за богатого Ньюкомба, дать понять, что жалкое состояние дел в Уиллоуглене проистекает не из-за того, что не находятся претенденты на руку Мелиссы; упомянуть, не заостряя особого внимания на этом моменте, и о мотовстве Хью.

Джош вздохнул. Побольше хитрости — и все будет в порядке. Но тут ему пришла в голову неприятная мысль о том, что все это походит на сводничество. Однако, вспомнив о доверенности и о неприятной беседе с банкиром на прошлой неделе, он расправил свои массивные плечи и отбросил возникшие сомнения. Да, Джош не видел препятствий для осуществления плана относительно Доминика Слэйда. Он уверен, что следует только направить в нужное русло ход мыслей молодого человека, а красота Мелиссы довершит начатое. Мистер Слэйд, только взглянув на нее, падет к ее ногам, как и другие. Реакцию Мелиссы на его план предвидеть было нетрудно, но дядюшка решил, что пришло время покончить с ее упрямством, с нежеланием поступить, как все нормальные девушки, — влюбиться и выйти замуж. Нахмурившись, Джош налил себе приличную порцию хлебной водки и медленно выпил. Не было смысла пытаться взывать к логике племянницы, поскольку она ее начисто лишена. Бесполезно объяснять ей преимущества брака. Как это все неприятно!

Джош снова заходил по кабинету, думая о Мелиссе, но ничего толкового не мог придумать. Как только он упомянет имя мистера Слэйда, девушка тотчас насторожится. В конце концов, решил он, любая попытка с его стороны представить Слэйда в благожелательном свете вызовет глубочайшее подозрение племянницы, этой продувной бестии. Но вдруг его лицо просветлело. Идея! Ему не следует даже заикаться о положительных качествах мистера Слэйда, наоборот — посоветовать Мелиссе держать ухо востро с этим парнем. Пусть она думает, что он не слишком одобряет этого молодого человека из Натчеза, считая его пройдохой. И если похвалы перспективных кавалеров ни разу не сработали, не попытаться ли использовать противоположную тактику?

Довольный собой, Джош пошел искать Салли. Его жена сидела в маленькой гостиной на удобном диване из розового дерева, обитом роскошным шелком. Она рассеянно просматривала коллекцию эскизов, оставленных ей белошвейкой.

При появлении мужа она подняла на него глаза и улыбнулась:

— А, вот и ты, дорогой. Я сижу и думаю, когда же ты придешь?

Было большое сходство между молодыми Сеймурами и их тетушкой. Салли Манчестер в пятьдесят четыре года не выглядела на свой возраст: хорошенькая, пухленькая, чем-то похожая на курочку, женщина. Захарий удачно пародировал ее голос, напоминающий квохтанье. Но при всем этом даже заклятый враг не смог бы отрицать приятности склада ее характера. Несмотря на то что Салли родила пятерых детей, она сохранила остатки красоты и свежести. Большие бледно-голубые глаза красивого разреза, нежная кожа, не потерявшая эластичности. Темные волосы слегка серебрились сединой, она носила их на прямой пробор, а локоны вились у шеи. Брошь-камея украшала жабо из кружев, синий шелк платья гармонировал с цветом глаз. Джош считал, что она прелестна. Опускаясь рядом, он взял ее за руку и радостно сказал:

— Салли, ты знаешь, я думаю, этот молодой Слэйд может попасть в ловушку к нашей Лиссе. — Он помолчал и задумчиво добавил:

— Во всяком случае, мы должны этому содействовать. Когда он завтра появится, я хочу, чтобы ты пригласила его погостить у нас несколько дней.

Джош немного поколебался. Даже любя Салли, он не питал особых иллюзий относительно ее интеллекта и подумал, что из его планов стоит ей открыть, а что — нет. И решил — как можно меньше. Он даже пожалел, что упомянул имя Слэйда вместе с именем Мелиссы. Поэтому Манчестер счел необходимым предупредить супругу:

— Будет лучше, если ты ничего не скажешь о Мелиссе молодому Слэйду. Ему и в голову не должно прийти, что мы ищем богатого мужа для своей племянницы. Просто мило пригласи его погостить у нас.

Салли выразила недоумение по поводу такой скрытности:

— Но разве мы не хотим, чтобы Мелисса вышла замуж? А если он приятный джентльмен?

— Да, все так, но он не должен этого знать, — ответил Джош слегка раздраженно. — Нельзя допустить, чтобы Слэйд об этом догадался: слишком многое приходится поставить на карту.

— О, разве мистер Слэйд любит играть в карты? — спросила с сомнением Салли. — Мне кажется, это достаточно глупый способ привлечь внимание молодой женщины.

Потрепав ее по щеке, Джош ласково сказал:

— Не беспокойся, дорогая. Как обычно, будь хорошей хозяйкой, чтобы мистер Слэйд чувствовал себя как дома.

На следующее утро, когда Доминик в назначенный час прибыл, Манчестер встретил его с бьющим через край радушием. Оно было искренним: уже при первом рукопожатии Джошу понравился этот приятный молодой человек. Все в Доминике импонировало Джошу. Красиво завязанный галстук, аккуратный сюртук из прекрасной голубой материи отлично сидел на широких плечах, желтоватые панталоны безупречно облегали стройные ноги в гессенских высоких сапогах, сверкавших так, что Джош видел в них свое отражение. Жилет Доминика тоже понравился Джошу: своей неяркой расцветкой он выгодно отличался от безвкусных вышитых жилетов, столь любимых его младшим сыном. Очевидно, молодой мистер Слэйд понимал толк в моде, да и держался на манер английского денди, так что Джош почувствовал надежду, что Мелисса не устоит перед его элегантностью. После нескольких минут вежливой беседы за кофе стало ясно, что все, прежде слышанное об этом джентльмене, раскованно сидящем напротив него, было правдой. Доминик Слэйд и на самом деле красив, обаятелен, прекрасно воспитан. Джош облегченно вздохнул. Теперь оставалось убедить в этом Мелиссу.

Первая часть плана осуществилась неожиданно легко: Доминик без малейшего неудовольствия воспринял извинения Джоша, что тот не может показать Фолли прямо сегодня. Он улыбнулся:

— Это неважно, сэр. Я намерен пробыть здесь несколько дней и не спешу. Мы можем поехать посмотреть жеребца на этой неделе или на следующей, выбрав время, которое устроит нас обоих.

Джош сиял, едва не потирая руки от радости, и любезно пригласил гостя присоединиться к семейной трапезе.

Поблагодарив, Доминик сказал:

— Я хорошо знаком с вашим сыном Рейсом. Мы встречались в Англии несколько лет тому назад, а потом некоторое время переписывались. Мне хочется увидеть его, и ваше великодушное предложение помогает мне соединить приятное с полезным.

Джошу не верилось, что все складывается настолько удачно. Он не мог скрыть своей радости, ведя Доминика к Ройсу, который был счастлив увидеть друга по Лондону. Несколько минут они обменивались шутками, упрекали друг друга, что оказались ленивы на письма. Джош Манчестер был вне себя от удовольствия, видя, какие у них дружеские отношения; однако его сердце едва не оборвалось, когда Ройс вдруг спросил:

— Да, а что тебя привело сюда? — И, смеясь, добавил:

— Уж, конечно, ты явился не только ради встречи со старым другом.

— Фолли, — просто ответил Доминик.

— Фолли? Ведь Мелисса… Больше Ройс ничего не успел сказать, так как отец перебил его:

— Это неважно. Главное — твой друг здесь, и я слышу голос матери: она зовет нас в столовую. Пойдемте, позднее поговорите.

Ройс удивленно посмотрел на отца, но, заметив многозначительное выражение на его лице, пожал плечами и, ничего больше не спрашивая, взял Доминика под руку:

— Пойдем, я поближе познакомлю тебя с матушкой.

Следующие несколько часов прошли так, как Джош мог только мечтать. Доминик оказался приятным гостем, от его комплиментов щеки Салли Манчестер рдели от удовольствия. Предложение погостить несколько дней в Дубовой Лощине было принято тепло и непринужденно, хотя Доминик поначалу колебался. Ройс настойчиво повторил просьбу матери:

— Останься, Дом. Нам есть что вспомнить. И я уверен, тебе здесь понравится больше, чем в городской гостинице.

Пожав плечами, Доминик сдался:

— Я съезжу с тобой в Батон-Руж, — добавил Ройс. — Но прежде мне надо поговорить с отцом. — Он бросил на Джоша острый взгляд.

Оказавшись в своем кабинете наедине со старшим сыном, Джош немного волновался. Ройс прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди, его красивое лицо ничего не выражало. Он ждал объяснений. В первую секунду Джош хотел было отшутиться, но потом вздохнул: сын сразу бы почувствовал неискренность.

Ройс Манчестер был очень похож на своих молодых родственников, Мелиссу и Захария, и еще больше — на деда, Джефри Сеймура, когда тот был в таком же возрасте. Густые, с бронзовым отливом волосы, красивая голова, черные, четко очерченные брови и топазовые глаза, цвет которых он. Мелисса и Захарий унаследовали от деда. Ройс был широк в плечах, а по натуре — проказник, что отнюдь не означало, что он лишен проницательности: ничто не ускользало от его внимания. Посмотрев на своего родителя, Ройс требовательно спросил:

— Что все это означает?

Джош неловко откашлялся и пробормотал:

— Доминик думает, что я хозяин Фолли. Он не знает про Мелиссу. Я подумал… — он вдруг умолк, боясь проболтаться о своем плане.

Но Рейсу ничего не надо было объяснять, он все сразу понял и с насмешливым блеском в глазах резюмировал:

— Итак, ты решил попытаться умаслить его, прежде чем представить нашей разборчивой кузине. — И, покачав головой, добавил:

— Смотри, Доминик далеко не простак. Услышав о Мелиссе, он сразу распознает твой замысел. У него отличный нюх на сводничество.

Не желая спорить с Рейсом, Джош спросил:

— Надеюсь, ты ему ничего не скажешь? Пусть он думает, что Фолли мой.

Помолчав несколько мгновений, сын ответил:

— Нет, не скажу. Если он прямо обо всем не спросит. — Улыбнувшись, он добавил:

— Вообще-то, кто знает? Твой план может оказаться и успешным. Интересно посмотреть, как Доминик будет пикироваться с Мелиссой. Я уверен, он никогда не встречал девушку, подобную ей. И она тоже вряд ли устоит перед дьявольским очарованием Слэйда.

Хотя реакция Ройса была не совсем такой, на какую рассчитывал Джош, он все же вздохнул с облегчением, и, когда молодые люди поехали в город, он не стал тратить время попусту и отправился в Уиллоуглен. Первая часть задуманного осуществлена, и пора приступить ко второй.

Встретившая Манчестера Фрэнсис Осборн сообщила ему, что Мелисса занята на конюшне, и Джош прямиком направился туда.

Войдя с яркого света в полутемную конюшню, он немного постоял, чтобы глаза привыкли к сумраку, и увидел Мелиссу, которая чистила стойло.

На ней было какое-то старое платье, волосы собраны в пучок. Дядюшка окликнул ее, девушка повернулась к нему лицом, и тот оторопел, всматриваясь в ее новый облик. Веселое настроение Джоша быстро улетучилось — отвратительные очки, ужасный наряд, дурацкая прическа… Ему не понадобилось много времени, чтобы понять, чего ради девушка так изменила внешность: конечно, она решила таким образом оградить себя от дальнейших предложений руки и сердца. Неподготовленный к подобному повороту событий, Джош уставился на племянницу в мрачном молчании, Видя его реакцию и догадавшись о ее причине, Мелисса пожалела дядю. Она думала, что он разозлится, но Джош был поражен и разочарован, и в душе девушки угрызения совести боролись с желанием повеселиться, глядя на его оторопелое лицо; ее наружность произвела должный эффект. Она готова была увидеть гнев дядюшки, который бы встретила достойно и твердо. Но Джош, мужественно пытающийся пережить поражение… Робкая улыбка тронула ее губы. Перемена была такой разительной, что Даже гладко зачесанные волосы и очки не могли скрыть естественного очарования девушки. Джош начал приходить в себя. Как знать, может, Доминик получит особое удовольствие в том, чтобы раскрыть красоту, прячущуюся за маской старой девы, и Манчестер решил действовать по намеченному плану. На него внезапно снизошло вдохновение, и он мрачно сказал:

— Я приехал кое о чем тебя предупредить.

— Предупредить? — тихо повторила она. — Предупредить о чем?

— Относительно Доминика Слэйда. Мелисса пристально посмотрела на дядю. Она ничего не знала о появлении джентльмена, чье имя так небрежно он произнес, но почувствовала какой-то подвох и осторожно спросила:

— Доминик Слэйд? А кто он такой?

— Ты хочешь сказать, что никогда о нем не слышала? Но ведь он живет по соседству. А я думал, что ты так приоделась специально для него.

Заинтригованная, ничего не понимая. Мелисса пыталась сообразить, о чем речь, но только пожала плечами, делая вид, что ей все понятно.

— А, Доминик Слэйд! — И, чувствуя себя круглой дурой, добавила:

— Кто-то упоминал, что он сейчас здесь. И я подумала, что лучше, если я…. — Она не закончила фразу и, одарив дядю очаровательной улыбкой, спросила:

— Так вы одобряете?

— Да, моя дорогая! Я не могу передать, как я счастлив, что ты обладаешь столь здравым смыслом и способна защитить себя от возможного и нежелательного внимания с его стороны. Ты поступила весьма разумно, скрыв свое неотразимое очарование. — Засмеявшись, Джош продолжал:

— Мало кто из мужчин приблизится к женщине, похожей на тебя в данный момент. И уж, конечно, не Доминик Слэйд. Ему подавай только самых хорошеньких кобылок, да побольше.

Чувствуя себя оскорбленной словами Джоша, хотя и получила то, чего добивалась. Мелисса тем не менее гордо кивнула:

— Вполне возможно. Но, может, эти самые кобылки — не единственное, что способно заинтересовать мистера Слэйда?

— Здесь ты, дорогая, ошибаешься. Он дьявольски хорош собой, и его семья — он из Слэйдов, живущих на Натчезе, — очень уважаемая. Мало кто из наших соседок, незамужних девушек, отказал бы ему. Я имел удовольствие встретиться с ним сегодня и должен сказать, что молва не преувеличивает его достоинства.

Мелисса презрительно надула губы;

— Я полагаю, что он о себе весьма высокого мнения.

— О нет, вовсе нет! Это очаровательный, скромный молодой человек. О том, что он из такой замечательной семьи, можно догадаться только по, его манерам и безупречной внешности.

Мелисса испытывала недоумение: ведь дядя давно пытался выдать ее замуж за джентльмена типа Доминика Слэйда, и нахмурилась. В какую игру играет Джош, и если играет, то почему? Она не удержалась от вопроса:

— Если он так хорош, почему вы рады, что я нарядилась таким чучелом? Вы должны были бы быть заинтересованы, чтобы я сделала все, чтобы привлечь его внимание!

Джош почувствовал, что едва не оскандалился.

— Он не для тебя, дитя мое. Доминик слишком возвышенный и светский человек. Кроме того, — задумчиво пробормотал дядюшка, — я не знаю, может ли из него получиться хороший муж… Говорят, он увлекается, ну, как бы это сказать, определенным типом женщин. И еще эта его страсть к азартным играм… — Джош с сожалением покачал головой:

— Нет, нет. Он не тот человек, который тебе нужен.

Мелисса испытывала противоречивые чувства.

Ей даже хотелось топнуть ногой. Как осмеливается дядя Джош решать: подходит ей мистер Слэйд или нет? Как осмеливается так вольно называть Доминика Слэйда слишком аристократичным, слишком светским для нее! А может, мистер Слэйд понравился бы ей, и даже очень, если бы она его увидела? Слишком унизительно слушать, как Джош так бесцеремонно отмел ее шансы привлечь внимание красивого, богатого и обаятельного мужчины. Вдруг осознав, куда завело ее негодование, Мелисса сощурилась и внимательно посмотрела на дядю. А не трюк ли это? Не пытается ли он ее провести?

Джош невозмутимо встретил подозрительный взгляд племянницы и приложил все усилия, чтобы на его лице не дрогнула ни одна жилка. Чтобы усыпить бдительность Мелиссы, он предпринял отвлекающий маневр:

— Кстати, в последние дни ты видела молодого Ньюкомба? Насколько я понимаю, он по-прежнему не прочь на тебе жениться.

После таких слов все сомнения Мелиссы о возможной двойной игре дяди испарились.

— Ах, он «не прочь»! Томится и чахнет! Это ради него я так нарядилась, чтобы вы знали! Равно как и для мистера Слэйда, — добавила она поспешно, — я сделала из себя такое чучело. — Взглянув на дядю, девушка заговорила почти умоляюще:

— Ну, пожалуйста, дядя Джош! Ну перестаньте уговаривать меня выйти замуж. Я знаю, что у вас проблемы. Но и у меня тоже. И если я не хочу выходить замуж только ради того, чтобы улучшить свое положение, почему я должна это сделать чтобы изменить ваше? Я никогда не пойду за Джона Ньюкомба! И была бы вам чертовски благодарна, если бы вы прекратили вмешиваться в мои личные дела!

Нежно потрепав ее по руке, Джош ласково сказал:

— Хорошо, хорошо, моя дорогая. Я понял. Поверь, больше я не буду приставать к тебе с этим.

Мелисса безмолвно уставилась на дядю и, не поверив своим ушам, на всякий случай переспросила:

— И вы всерьез это обещаете?

— Даю тебе слово. — И потрепав Мелиссу по щеке, Джош простился.

Девушка провожала его полным удивления взглядом, абсолютно не понимая, почему он так легко отступился. «Похоже, он все-таки ведет двойную игру», — подумала Мелисса. Иначе как понять его замечание насчет Доминика Слэйда, нахмурившись, размышляла она. Видимо, мистер Слэйд как раз тот тип джентльмена, который, по мнению Джоша, подходит на роль ее мужа.

Рассказывая о разговоре с дядюшкой брату, девушка заметила:

— Его слова должны были отвратить меня от мистера Слэйда. Но он совершенно ясно дал мне понять, что тот красив, богат и его репутация безупречна. Нет ли тут какого-то подвоха? Знаешь, что я думаю? Заявляя, что он не хочет, чтобы я понравилась мистеру Слэйду, Джош надеется, что я буду вести себя, как положено, отнесусь к нему любезно только для того, чтобы поступить по-своему. И тогда его план осуществится!

Захарий посмотрел на нее и после паузы тактично спросил:

— А… Ты думаешь, он такой умный? Мелисса вздохнула:

— Не знаю. Возможно, я слишком подозрительно отношусь к перемене в нем.

— Я думаю, дети мои, вам не о чем беспокоиться, — заявил присутствующий при разговоре Этьен. — Где бы ни была зарыта собака, радуйтесь, что сейчас вы вновь в хороших отношениях с Джошем. Что касается Доминика Слэйда… — Он подмигнул и насмешливо сказал:

— А кто знает, моя красавица? Может, он и разрешит все наши проблемы. Может, его послал нам сам Бог.

Глава 5

Доминик не знал, разрешит ли он чьи-то проблемы. Но он знал другое: после десяти дней в Дубовой Лощине, очень приятных, его собственные проблемы, связанные с покупкой жеребца, остаются нерешенными. Сколько бы он ни пытался завести разговор о лошади, Ройс ловко менял тему беседы. А что касается Джоша Манчестера…

Стоя у окна своей уютной спальни, Доминик хмуро глядел на распростершуюся перед домом зеленую лужайку. Мистер Манчестер становился странно уклончивым, когда речь заходила о Фолли; Нет, он был сердечным, услужливым хозяином, Доминику приятно было проводить время с Рейсом. Но никаких разговоров о жеребце! Доминик до сих пор его не видел, и его терпение начало иссякать. «К тому же, — подумал он раздраженно, — ему все уши прожужжали о племяннице Джоша Мелиссе Сеймур». Джош говорил, как она хороша, весела, независима, как старается помочь брату. Доминик начал подозревать, что его куда-то втягивают. А когда он услышал, что девушка жертвует собой, отвергая многие выгодные предложения о браке, его последние сомнения рассеялись.

Улыбаясь, Доминик подумал, что, должно быть, мисс Сеймур настоящая фурия. Иначе как писаная красавица могла засидеться в девушках? И уж, конечно, она относилась к тому типу женщин, которых он не выносил: подражавших манерам жокеев и предпочитавших главенствовать во всем.

Ройс по-прежнему уклонялся от бесед о кузине, и это тоже показалось подозрительным Доминику. Похоже, тот забавляется происходящим и с юмором наблюдает за хитроумными усилиями инициатора сватовства.

Доминик ухмыльнулся. Ну что ж, он будет делать то же самое. Но шутки шутками, а дело делом. Слэйду надоело, что его столько времени водят за нос, и он с решительным видом отправился искать хозяина. Его нигде не было. Это еще больше разозлило Доминика: что бы они себе ни думали, он должен увидеть жеребца и обговорить условия его покупки, а на мисс Сеймур ему наплевать.

Джоша удалось в конце концов отыскать в библиотеке, где он сидел в уютном кресле. Без всякого предисловия Доминик заявил:

— Мне кажется, что было бы неплохо посмотреть Фолли сегодня. Я не могу больше злоупотреблять вашим гостеприимством. — Он вынул из нагрудного кармана жилета золотые часы и, глянув на них, сказал:

— Может быть, мы отправимся минут через тридцать?

Джош, застигнутый врасплох, не мог придумать вежливого отказа. Пытаясь оттянуть ужасный для него момент, заикаясь, нервничая, он что-то бормотал, но Доминик был непоколебимо настойчив, и наконец, припертый к стене, Джош рассказал ему правду.

Пораженный Доминик не знал — ругаться ему или смеяться. Наконец он произнес:

— Так, значит, хозяин Фолли не вы, его настоящая хозяйка — ваша племянница, Мелисса Сеймур? И все эти чудесные десять дней вы меня обманывали?

В крайнем смущении Джош заерзал в кресле, после чего был вынужден признаться, что дело обстоит именно таким образом. Он опасливо посмотрел на хмурое лицо молодого человека, внезапно испытав глубокое сожаление по поводу того, что придумал этот план.

— Понятно, — спокойно сказал Доминик; ни выражение его лица, ни интонация голоса ничего не говорили Джошу. — А не будете ли вы так добры сказать мне, к чему были все эти оттяжки? Почему вы мне не сказали правду сразу, как только я появился у вас в доме?

Джош нервно откашлялся, лихорадочно соображая, что ответить, как объяснить свои действия, и начал на ходу импровизировать:

— Я хотел как лучше. Мне надо было убедиться, что вы действительно настоящий джентльмен, прежде чем представить вас племяннице.

Я, в конце концов, опекун ее и ее брата, и чувствую большую ответственность за Мелиссу. — Бросив быстрый взгляд на лицо Доминика и не обнаружив на нем признаков гнева, Джош вдохновенно продолжал:

— С тех пор как умер их отец, они оба видели во мне свое доверенное лицо, защитника их интересов. Так что моя обязанность — оградить их от тех, кто хотел бы воспользоваться их неопытностью и неискушенностью.

Доминик задумчиво глядел на Джоша. Что-то в его словах вызывало сомнение, но оно не успело разрастись до критических размеров: внимание Слэйда заострилось на мысли, что все эти дни Джош его проверял. Его гордость была задета: ведь тот осмелился наблюдать за ним и размышлять о степени его порядочности! Доминик насмешливо спросил:

— И вы удовлетворены? Вы уверены, что я не собираюсь дурно обойтись с вашей племянницей?

— О да! — тороплива ответил Джош и, понимая, что гость может обидеться, добавил:

— Нет, я не сомневался в вас. Понимаете ли… Это просто… — И он умолк. Отчаянно пытаясь выпутаться из этой неловкой ситуации, он продолжал:

— Надо было успокоить Мелиссу. Надо было предупредить вас, что она вообще не хочет продавать жеребца. Она вбила себе в голову создать свой собственный конный завод. — Он развел руками. — Я ей, объяснял, как это смешно. Но я вам уже говорил — она бывает ужасно упрямой.

— Если она не хочет продавать животное, значит, я вообще зря потратил время! — раздраженно воскликнул Доминик. — Почему же вы не сказали мне, что жеребец не продается?

— Но… — запнулся Джош, не смея раскрыть до конца свой план и вместе с тем не желая полностью отказаться от него особенно теперь, когда, казалось, самое страшное позади. И он вновь вступил на скользкую стезю лжи:

— Животное может быть продано, если моя племянница уверится, что вы станете ответственным хозяином и будете хорошо к нему относиться.

— Так я же хочу купить его, а не жениться на нем! — вскричал Доминик, теряя терпение. Но заявление Джоша обнадеживало, и ему не терпелось хотя бы взглянуть на жеребца. — Если все, что вы говорите, — правда, с вашего разрешения я отправлюсь в Уиллоуглен и встречусь с этой вашей племянницей. Если она столь сильно привязана к Фолли, может, мне удастся убедить ее, что жеребцу будет хорошо и в моей конюшне. Джош просиял в ответ широкой улыбкой:

— Прекрасно! Конечно же, поезжайте с Богом, вы нам стали как родной, как член семьи!

Доминик насмешливо поднял брови: иметь Джоша Манчестера в числе своих родственников — это совсем не то, о чем он мечтал.

Покинув дядюшку Джоша, Доминик встретился в прихожей с Рейсом. Окинув его мрачным взглядом, он прорычал:

— Я сейчас еду смотреть Фолли. Лошадь мисс Сеймур. А ты… Ну ладно, с тобой мы поговорим после, когда я вернусь.

— А! Теперь тебе все ясно! Я не переставал удивляться, сколько же времени должно пройти, чтобы ты догадался!

Доминик не смог удержаться и расхохотался:

— Черт тебя побери, Ройс! Мог бы все-таки предупредить!

Ройс засмеялся в ответ:

— Да, но тогда это не было бы так смешно.

Доминик, улыбаясь, покачал головой и пошел на конюшню.

Очень скоро он добрался до Уиллоуглена. Пока он ехал, в его голове мелькали недобрые мысли, иронические и едко-насмешливые. Нет, не Джош вызывал его гнев, а мисс Сеймур. Доминик почему-то был уверен, что это она потребовала, чтобы Джош разыграл дурацкий спектакль и задержал его в Дубовой Лощине. Сквозь раздражение он чувствовал, как против своей воли проявляет интерес к мисс Сеймур и, конечно, к ее жеребцу.

Первый взгляд на Уиллоуглен его не вдохновил. С язвительной улыбкой на красивых губах он подумал, что Джош намеренно преувеличил временность трудностей, которые переживает имение. Некогда красивый двухэтажный дом находился явно не в том состоянии, в каком ему надлежало быть. Он стоял среди мшистых дубов, гигантских мимоз и мирт, безусловно, приятных для взора, но было совершенно очевидно, что уже многие годы ни на дом, ни на сад денег не тратилось. Краска на стенах вспучилась и облупилась, железная ограда была покрыта ржавчиной. Просторная лужайка, прилегающая к дому, не ухожена, заросла сорняками, и вообще вся усадьба выглядела неприглядно. Нет, угрюмо заключил Доминик, это не временные трудности, и удивился, как далеко Джош увел его от правды о мисс Сеймур и ее брате.

Когда молодой человек постучал в дверь главного дома, никто не ответил. Он огляделся — нигде никого. Сеймуры запустили свой дом и, похоже, распустили слуг. Заметив маленькое кирпичное строение вдали от главного дома, он направился туда. Возможно, кто-то есть на кухне.

На его стук открыла Ада. Ее руки были по локоть в муке, а лоснящееся черное лицо выражало досаду. Она неприветливо сказала, что мисс Сеймур тут нет и что она может быть только на конюшне. Ада сопровождала свою речь движениями, как будто продолжала месить тесто. Терпение Доминика таяло с каждой минутой. Он пошел туда, куда указала негритянка: его желание увидеть мисс Сеймур дошло до пика! Ни одну из знакомых дам он еще не искал на кухне или тем более на конюшне!

Мелисса была действительно там. Она усердно работала лопатой, выгребая навоз из стойла, недавно построенного для молодых кобыл. И уж, конечно, у нее в мыслях не было никакого мистера Слэйда, хотя нельзя сказать, что у нее вовсе не было интереса к этому джентльмену. За те дни, которые Доминик провел в Дубовой Лощине, Джош дважды побывал у племянников и, боясь переиграть, очень осторожно заводил беседу о мистере Слэйде. Имя Доминика было упомянуто всего несколько раз: он гостит у них, интересуется лошадьми и тоже собирается создать собственный конный завод в имении Тысяча Дубов, что в двух днях езды отсюда. Случайно ли это совпадение? Кто знает, может быть, он хочет купить Фолли для своего конного завода?

Мелиссе не понравилось, что этот незнакомец посмел появиться в их местах и, став ее конкурентом, бросить ей вызов. Дело было вовсе не в том, что Уиллоуглену грозила опасность с его стороны. Но девушку мучила мысль — Джош обмолвился о продаже Фолли. Она никогда не продаст жеребца, тем более какому-то выскочке, который встал на ее пути в попытке создать собственный конный завод. Мелисса с неприязнью думала о его богатстве, успехах и была настроена против него. Слишком несправедливо, что судьба так щедро наградила одного человека. Но ей хотелось взглянуть на этого пижона, который болтается где-то в округе; однако девушка вовсе не готова была увидеть его в собственной конюшне, в этой жаре и навозе.

Мелисса энергично вычищала грязь, ей ужасно хотелось глотка холодной воды, а еще лучше — искупаться. Увидев, что кто-то вошел в конюшню, она выпрямилась во весь рост и оказалась лицом к лицу с красивым незнакомцем. Что-то подсказало девушке, что перед ней — мистер Доминик Слэйд собственной персоной.

После яркого солнечного света Доминик стоял несколько минут, давая глазам привыкнуть к темноте. Осмотревшись, он отметил, что конюшня поддерживается в приличном состоянии. Однако трудно было поверить, что лошадь такого разряда, как Фолли, содержится в таком убожестве. Столь дорогая лошадь здесь — это что, шутка?

Заметив движение в глубине конюшни, он направился туда.

— Извините меня, — сказал он, подойдя ближе, — вы не могли бы сказать, где мне найти мисс Сеймур?

С ужасом вспомнив о своем виде — пучке на голове, очках, сползающих с носа, о бесформенном одеянии с чердака и лопате с навозом в руках, — Мелисса готова была провалиться сквозь землю. И то, что на Доминике был прекрасно скроенный жакет голубого цвета, подчеркивающий ширину его плеч и объем груди, не улучшило ее настроение. Мучаясь от обиды за себя и невольно восхищаясь им, она посмотрела на темно-желтые бриджи, облегавшие стройные сильные ноги, потом подняла глаза на белоснежный галстук, оттеняющий смуглое красивое лицо, и подумала, что это нечестно и Доминик Слэйд не может выглядеть так. Какие густые вьющиеся черные волосы, какие длинные прекрасные ресницы, какие серые глаза, а рот…

В ярости от своей неожиданной реакции на этого Слэйда она посмотрела на него и резко отчеканила:

— Я мисс Сеймур. — Мелисса была предупреждена о невероятно распутном поведении стоявшего перед ней молодого человека, ей сразу вспомнились все дядюшкины слова, и она решила, что чем скорее этот тип уберется отсюда, тем лучше. — И вообще, кто вы такой, чтобы являться сюда? — спросила девушка, не придавая своим словам излишней любезности.

Доминик оторопел от такой встречи. Внешность хозяйки Фолли удивила его, а враждебность вывела из себя. «Да уж, — подумал он изумленно, — это чучело, которое злобно щурится сквозь смешные очки, весьма мало соответствует восторженному описанию Джоша». Ее резкость смыла вежливую улыбку с его лица, и доброжелательный юмор в серых глазах погас.

— Вы действительно мисс Сеймур? — не удержался Доминик.

Отдавая себе отчет в том, как ужасно она выглядит, ощущая на взмокшей спине прилипшую ткань, сквозь сжатые зубы девушка с вызовом заявила:

— Да, именно мисс Сеймур! Мелисса! — Прекрасно понимая, кто перед ней, она спросила:

— А вы кто такой?

— Доминик Слэйд. Ваш кузен Ройс и я старые друзья. Я провел в имении вашего дяди несколько дней.

— И?.. — враждебно взглянула на него Мелисса, которой так не хотелось пасть жертвой его вероломного очарования. Но она ничего не могла с собой поделать — ей отчаянно захотелось быть сейчас в своем лучшем платье, с чисто вымытыми и вьющимися, ниспадающими на плечи волосами!

Доминик поджал губы. Ну и фурия! Едва удерживаясь от страстного желания повернуться и уйти, он мрачно сказал:

— Я слышал, что вы владеете гнедым жеребцом Фолли. Мой брат Морган видел животное на скачках в Нью-Орлеане несколько недель назад, и оно произвело на него впечатление своей резвостью и красотой. Если вы не против, я бы посмотрел на него и, может быть, купил.

Мелисса была вне себя. После всего, что они с Захарием испытали, после всех мечтаний, как осмеливается этот щеголь говорить о покупке ее любимой лошади! Как вообще хватило у него наглости безо всякого предупреждения явиться в ее конюшню и с видом денди вести себя так, как будто все, что он захочет, тут же осуществится!

Девушка смутно сознавала, что отчасти ее враждебность происходила от смущения за свой вид, но здравая мысль, что гость ни в чем не виноват, не помогала. Но и не только это подогревало ее раздражение: еще ни разу в жизни с Мелиссой не случалось, чтобы вот так, сразу, мужчина понравился ей. «Но этот слишком уж хорош, — подумала она свирепо, — и чересчур самоуверен и самонадеян».

Все же испытывая неловкость за собственную резкость и, кроме того, памятуя о предупреждении дяди относительно молодого человека, девушка решила немедленно избавиться от присутствия Доминика, решительно выпалив:

— Если вы явились сюда посмотреть на Фолли — не тратьте время — ни мое, ни ваше. Ни при каких обстоятельствах, никогда в жизни я не соглашусь его продать. Ни за какую цену.

Отдав должное любезности мисс Мелиссы Сеймур, Доминик заявил:

— Тогда нам больше нечего обсуждать. — И он насмешливо кивнул на ее полную ароматного навоза лопату:

— Я вижу, у вас есть дело поважнее, и не смею вам мешать.

На прощание Слэйд еще раз оглядел девушку. Его взгляд медленно перемещался с пучка волос неопределенного цвета к старомодным очкам, тонким злым губам, и он невольно подумал, что, видимо, Джош и Ройс, живя в этой глуши, спятили. Красавица?! Если у них такие понятия о красоте, то им неплохо было бы провести некоторое время в сумасшедшем доме!

Пожав широкими плечами и не уставая удивляться странности человеческой натуры, он готов был повернуться и уйти, когда услышал голос:

— Лисса! Хочешь лимонада?

Мелисса швырнула лопату, немного не долетевшую до отполированных сапог мистера Слэйда, и внезапно теплая улыбка осветила ее лицо.

. — Зак! — воскликнула она очень приятным голосом, которого Доминик не предполагал от нее услышать. — Тебя просто Бог послал! Я умираю от жажды!

Брат засмеялся и подошел с кувшином лимонада в руках. Взглянув на Доминика, он дружески улыбнулся:

— Привет. Вы, должно быть, Доминик Слэйд.

Доминик не сразу осознал, что слова юноши обращены к нему, — он все еще не пришел в себя от необъяснимой перемены, которая произошла с лицом Мелиссы, осветившимся улыбкой. Не без труда он оторвал глаза от очаровательных ямочек на щеках девушки и, глядя на Захария, вежливо сказал:

— Да, вы угадали. — С легким смущением на красивом лице он спросил:

— А откуда вы знаете? По-моему, мы с вами не встречались.

Зак ухмыльнулся:

— Дядя Джош, — коротко ответил Зак. — Он с таким возбуждением рассказывал нам о вашем визите!

Лицо Мелиссы помрачнело. Ей совсем не нравилось, как дружески эти двое беседуют.

— Ну, ладно, мистер Слэйд, — резанула она. И, оставив без внимания ошеломленный возглас Захария: «Лисса!», девушка отправила содержимое полной лопаты навоза к ногам Доминика и заявила:

— Поскольку вы собираетесь уходить, мы вас не задерживаем.

Улыбка сошла с лица Доминика, он холодно кивнул Мелиссе темноволосой головой и, повернувшись к ней спиной, дружески посмотрел на Захария.

— Очевидно, я пришел в весьма неподходящее время, — сказал он молодому человеку. — Может быть, вы будете так добры присоединиться к нам с Рейсом в «Белом Роге» в Батон-Руже для ужина… Приятно проведем время в компании без этих юбок?

Вызывающе посмотрев на сестру, Захарий решительно кивнул:

— С большим удовольствием, сэр. Когда? Оба джентльмена, похоже, забыли о сердитой Мелиссе. Они обсудили время встречи, и, не сказав ей больше ни слова, даже не посмотрев в ее сторону, Доминик вышел из конюшни.

Хотя Уиллоуглен остался далеко позади, языкастая мисс Сеймур не выходила у Доминика из головы. Похоже, что она — самое несносное существо, которое ему приходилось встречать. Без всякого сомнения — она настоящая фурия, но… Да, она его заинтриговала. «Конечно, — признался он себе, — дело в ее чудаковатости, странности и резкости манер». Но тут на память ему пришла ее улыбка, смутившая его и напомнившая слова Джоша о красоте племянницы. Но одежда! Прическа! Эта желчная манера говорить, вытаращенные глаза, будто она не в себе! Доминик направил лошадь к плантации Манчестера. Да, такой образчик человеческой породы ему внове.

Категорический отказ разрешить хотя бы взглянуть на Фолли вывел Слэйда из себя. Он приехал сюда, лелея надежду украсить свою конюшню этим жеребцом, и теперь — фиаско из-за этой Мелиссы Сеймур! Надо же такому случиться, что именно эта девица — владелица животного! Ах, она не продаст его ни за какую цену? Ха-ха! Он его купит! Он заставит ее подавиться собственными словами!

Настанет день, поклялся себе Доминик, когда Фолли будет его, и неважно, во сколько ему это обойдется. Он заплатит больше, чем стоит животное, но утрет нос этой мисс Мелиссе Сеймур!

С некоторым сожалением Доминик признался себе, что приглашение Захария на ужин было спровоцировано грубостью его сестры, а не искренним желанием продолжить знакомство с юношей. Внешне Захарий ему понравился (чего он никак не мог сказать про мисс Сеймур), но вряд ли само по себе присутствие Захария доставит удовольствие, однако в активе — раздражение мисс Сеймур, вызванное согласием брата на это приглашение. Тем не менее Доминик отдал распоряжение по подготовке к вечеру, а Ройс, узнав о том, что на него приглашен Захарий, остался доволен.

— Хорошая идея. Я мог бы и сам об этом догадаться, — сказал Ройс, когда они выходили из конюшни имения Дубовая Лощина. — Пора оторвать Захария от юбок Лиссы. А то она квохчет над ним, как курица.

Доминик поднял на него серые глаза и насмешливо сказал:

— Кстати, о Лиссе. Не объяснишь ли ты мне, что за игра ведется? Я не хотел тебя обидеть, но если кузина — твой идеал красоты, то я сильно подозреваю, мой дорогой друг, что ты тут, в глуши, одичал! — И, пожав плечами, Доминик продолжал:

— Да она просто мегера! Я от нее в шоке! Никогда в жизни не встречал никого противней!

Зная от отца, что с собой сотворила Мелисса, Ройс загадочно усмехнулся:

— А, в Лиссе много чего, только надо глубоко копнуть…

— Да, очень! Слишком глубоко! — насмешливо ответил Доминик, теряя интерес к разговору. Потом, вспомнив, что у них есть другая тема для пикирования, он спросил с обманчивой вежливостью:

— Не будешь ли ты любезен объяснить мне, почему вы с отцом водили меня за нос насчет лошади?

— А, это…

— Да, именно «это». Ройс пожал плечами:

— Не могу же я предать своего отца, правда? Доминик хмыкнул. Войдя в дом, он сказал:

— Похоже, что Фолли недосягаем для меня, и, поскольку я провел здесь куда больше времени, чем предполагал, утром я возвращаюсь в Тысячу Дубов. — И, повернувшись к Ройсу, который шел рядом, спросил:

— Не поедешь ли ты со мной? Я, конечно, не могу гарантировать тебе высший уровень комфорта, но знаю, что у Моргана прекрасные слуги. И они остаются таковыми, годами не видя хозяина.

Ройс задумчиво посмотрел на него и после минутной паузы принял предложение друга:

— А почему бы и нет? А то ты уедешь, и будет скучно.

Доминик рассмеялся, и они расстались, чтобы переодеться к ужину в «Белом Роге». Надевая свой элегантный темно-синий жилет с позолоченными пуговицами, Доминик хмурился. Дерзкую мисс Сеймур, решил он, надо проучить. Преподать ей урок за то, как она позволила себе обойтись с ним. Он доставит себе удовольствие! Уж он развлечется!

Глава 6

Ужин в «Белом Роге» прошел Очень приятно:

Доминик заказал отдельный кабинет, и никто их не беспокоил.

Первое впечатление Слэйда о молодом Захарии Сеймуре подтвердилось, и он вновь задумался, как могут уживаться этот очаровательный молодой человек и его мегера-сестра. Слушая его рассказ о годовалом жеребенке, которого воспитывает знаток конного дела Этьен, Доминик улыбнулся. Он вспомнил себя в возрасте Захария. Уже тогда он сходил с ума по лошадям.

Закончив ужин, молодые люди сидели, потягивая отличный французский бренди, контрабандой доставлявшийся из Франции. Разговор от лошадей перешел к текущим делам, а потом — к известному пирату Жану Лаффиту и его притонам на побережье.

Ставя на стол рюмку, Доминик небрежно заметил:

— Я полагаю, мы должны быть благодарны ему и его людям. Если бы не они, мы бы не пили такой бренди. Меня удивляет, что наш губернатор Клерберн не в состоянии справиться с ними. Конечно, он делает все, что может, но, похоже, никто всерьез не хочет их останавливать. Должен признаться, меня беспокоит, что у Лаффита такая хорошо вооруженная шайка. Если англичане смогут завербовать Лаффита и его людей… — Доминик задумался, а потом очень серьезно закончил:

— ..Бог знает, сколько неприятностей они, способны навлечь на Луизиану. Ройс кивнул:

— По крайней мере, — сказал он задумчиво, — генерал Джексон довольно успешно действовал на Хорсшоуденте. И мы больше не боимся мародеров-индейцев из бухты. Помнишь, что было прошлым летом в Форт-Мимс? Я рад, что генерал сумел дать отпор британцам.

Возбужденно блестя глазами, Захарий выпалил:

— Бог мой! Посмотрел бы я на британцев, которые захотели бы атаковать Луизиану! Здорово бы им досталось!

Доминик поднял голову:

— А ты не забыл, что многие думают не так, как ты, и были бы рады англичанам? Там осели многие британцы. Ты ведь тоже по происхождению британец. Разве твой дед — не британский офицер?

На лице Захария появилась растерянность.

— Да, пожалуй. Но это было так давно. И Лисса, и я — мы американцы и не храним верность Англии.

— Ты напомнил мне, — вмешался Ройс, посмотрев на Доминика, — нашего знакомого из Лондона — Джулиуса Латимера, который часто бывает в Америке. И сейчас он здесь, у друзей, которые живут неподалеку от Батон-Ружа.

При упоминании имени Латимера лицо Доминика переменилось: с него слетела благодушная веселость, а в глазах зажглись недобрые огоньки; его лицо словно внезапно окаменело.

— Джулиус Латимер здесь? — повторил он тихо. — И ты только сейчас говоришь мне об этом? В канун моего отъезда?

Наблюдая за Рейсом и Домиником, Захарий подумал, что они забыли о его присутствии. Он удивленно смотрел на замкнувшееся, потемневшее лицо Доминика, в котором трудно было узнать приятного джентльмена, который очаровал его в этот вечер: Захарию он напомнил гибкую пантеру, готовую к прыжку. Нервно сглотнув, юноша проговорил в напряженной тишине:

— А вы знаете мистера Латимера? Словно только сейчас заметив его присутствие, Ройс и Доминик уставились на молодого человека. Лицо Слэйда изменилось: красивые черты его лица расслабились и вновь стали привлекательными. Он ответил:

— Да. Можно сказать, я знаком с Латимером. Однако, — добавил он насмешливо, — в последний раз, когда я с ним виделся, я смотрел на него сквозь мушку дуэльного пистолета.

Захарий задохнулся от такого ответа, и немой вопрос застыл у него на лице. Но он был слишком воспитан, чтобы высказать его, и Доминик пожалел его:

— Несколько лет назад мистер Латимер и я не сошлись во мнении по поводу одной, ну, скажем, леди. Мы решили дать отдушину нашим чувствам на поле чести.

— И Доминик проделал аккуратненькую дырочку на правой руке Латимера, — сказал Ройс с явным удовлетворением. — Но, к несчастью, этим дело не кончилось. Через два дня Дому устроили засаду и напали на него, когда он возвращался из игорного клуба. Его сильно избили. Мы подозревали, чьих рук это дело, но доказательств не было.

— Ox, — выдохнул Захарий и, робко взглянув на Ройса, сказал:

— А я всегда удивлялся, почему вы так пренебрегали Латимером. Он был так вежлив с Лиссой и со мной, несмотря на то что мы должны ему деньги. А ваше отношение к нему ставило меня в тупик.

— Вы должны этой свинье деньги? — резко спросил Доминик.

— К сожалению, — кивнул Захарий, слегка покраснев. — У мистера Латимера расписка моего отца, давно просроченная. И Латимер был так любезен, что не требовал немедленной платы, хотя имел на то полное право. Но если он потребует деньги, я понятия не имею, где мы возьмем столько.

— Пока не беспокойся, — сказал Ройс, — а если он начнет приставать, давить, приходи ко мне.

— Или ко мне, — протянул Доминик. — Латимер мне кое-что задолжал, и мне будет нетрудно заодно уладить и ваши дела, — он натянуто улыбнулся, — так что доставь мне такое удовольствие.

Благодарный и смущенный, Захарий, почти заикаясь, сказал:

— Спасибо, но Лисса говорит, что мы все свои проблемы должны решать сами.

— А ты ничего не говори ей о моем предложении, — посоветовал Доминик, а потом, меняя тему беседы, насмешливо добавил:

— Да, что касается твоей сестры: почему, в конце концов, она не разрешает мне даже взглянуть на ее лошадь, на Фолли?

Захарий ухмыльнулся; улыбка омолодила его и без того юное лицо.

— Вы вывели ее из себя, — признался он. — После вашего ухода она была в ярости. Ни Этьен, ни я не могли близко подойти к ней в тот день.

— Разве это не обычное ее состояние? — спросил недоверчиво Доминик.

— О нет! — засмеялся Захарий. — К Лиссе не подходи, когда она не в начищенных перышках или если речь заходит о продаже Фолли. — Лицо его стало серьезным. — Если бы мы даже не зависели от заработков на этом жеребце, Лисса все равно никогда бы его не продала. Это ее конь, она его воспитывала с самого рождения и слишком его любит!

— О, это звучит так сентиментально! — не без иронии сказал Доминик. — Я не знаю точно, что вы задумали, но без больших денег вам не поможет даже такая лошадь, как Фолли. — Он с сочувствием посмотрел на Захария и продолжил:

— Ни один уважающий себя коневод не пригонит своих лучших кобыл в Уиллоуглен. Я не хотел бы вас обидеть, но до тех пор, пока это имение не будет приведено в порядок, вы не сумеете привлечь тех, кто разводит лошадей. — Улыбка затаилась в уголках его губ. — Особенно если их станут приветствовать лопатами, полными навоза, и словами, которые мне довелось выслушать сегодня утром.

Доминик, конечно, задел Захария за живое. Но тот не мог отказать ему в справедливости его слов и в итоге признался:

— Все так, но у нас нет другого выхода, как попытаться. Лисса говорит…

— «Лисса говорит», — повторил за ним Доминик, — а что ты сам думаешь?

Не привыкший высказывать свое мнение, Захарий вдруг начал длинную речь.

К сожалению, его старшие товарищи не подумали, что возможности их юного сотрапезника намного уступают их собственным, и с удивлением обнаружили, что Захарий совсем захмелел. В таком состоянии он не мог ехать домой, даже если бы усидел в седле.

Ройс и Доминик заспорили, кто проводит начинающего пьяницу. Наконец последний заявил:

— Нет нужды тащиться обоим, и поскольку мои чемоданы уже собраны, а твои нет, возвращайся в Дубовую Лощину.

Ройс успел влить в себя изрядное количество бренди и потому несколько осоловело посмотрел на Доминика:

— Ты думаешь, мне следует заставлять слуг в час ночи упаковывать вещи?

— Нет, но я думаю, что ты выпил больше меня. И если бы я не знал, что у тебя крепкая голова и ты доберешься домой без приключений, то не был бы за тебя спокоен.

Ройс обиженно развернулся на горячем мерине:

— Я, — заявил он, стараясь заставить повиноваться ставший неповоротливым язык, — совершенно, совершенно не пьян. Но коль уж ты решил проводить моего кузена, я тебя не удерживаю.

И он пустил лошадь галопом. Улыбнувшись про себя, Доминик тронул поводья своего коня, не спуская глаз с Захария, весьма нетвердо сидящего в седле, что вызывало у Слэйда серьезные сомнения в том, что они доберутся до Уиллоуглена прежде, чем юноша свалится на землю.

К счастью, Захарий оказался лучшим наездником, чем думал Доминик, и они прибыли в Уиллоуглен без приключений. Ночной воздух отрезвил юношу, и его шаги были достаточно твердыми, когда Доминик помогал ему подняться по лестнице в дом, надеясь, что ему удастся тихо уложить подопечного в постель. Но он сделал всего два шага, как одна из дверей распахнулась, и появившаяся на пороге Мелисса взволнованно проговорила:

— О Зак! Как хорошо, что ты наконец дома! Я так беспокоилась. Ты понимаешь, что уже три часа?

Захарий слегка пришел в себя и начал бормотать маловразумительные извинения; Мелисса не замечала Доминика до тех пор, пока тот не прервал бессвязную речь Захария.

— Я думаю, он сейчас слишком пьян и все объяснит вам утром.

Была лунная ночь, и с минуту Мелисса пыталась в сумерках разобрать, кто, кроме Захария, находится на галерее. По тому, как вдруг зачастил ее пульс, она поняла — Доминик. Но ее первой заботой был брат, и она сердито отчеканила:

— А кто виноват? Не ваша ли испорченность и распущенность?

Доминик чувствовал себя смущенно с того момента, как открылась дверь и вышла девушка. Было довольно темно, но он ясно видел высокую стройную фигуру, окутанную чем-то светлым и воздушным. Силуэт, точно привидение, едва различался в слабом лунном свете, распущенные волосы ниспадали на плечи, и на лице Мелиссы не было этих отвратительных очков. Слэйд не различал черт лица, но ему страшно захотелось рассмотреть его, и он приблизился к девушке. Однако ее слова разозлили Доминика, и он, наклонившись, крепко схватил ее за нежную руку и резко притянул к себе.

— Испорченность? — прорычал он. — Если вы хотите знать, что такое испорченность…

Вероятно, во всем было виновато бренди, потому что ничем иным Доминик не мог объяснить, как неведомая сила заставила его прижаться к ней губами; сильные руки легко сломили слабые попытки Мелиссы вырваться. Он вовсе не собирался ее целовать, и уж, конечно, не ждал никакого удовольствия от этого поцелуя. Но, к его удивлению, ее губы оказались нежными и податливыми, а тело — теплым и мягким. И его охватила волна безрассудства.

Мелисса была совершенно не готова к тому, что ее руки окажутся сжатыми его руками, и не ожидала объятий: происходящее было полной неожиданностью, в том числе и горячая волна возбуждения, прокатившаяся по ее телу, когда его рот пьяняще прижался к ее губам. Она сделала попытку освободиться, но ничего не вышло. Шли секунды, Доминик все теснее прижимал ее к своему крепкому телу, а девушка все больше теряла уверенность, что хочет этого избежать…

Доминик понятия не имел, что он собирается делать дальше. Он только ощущал нежные дрожащие губы и длинные стройные ноги, прижавшиеся к его ногам; ее упругие груди вздымались от учащенного дыхания. Его руки гладили ее бедра, все крепче притягивая к себе, вжимая их в свое теплое тело. Он почувствовал желание…

В забытьи от проснувшейся впервые в жизни страсти Мелисса не думала ни о чем, кроме Доминика. Его близость заставила девушку потерять голову. Ее руки сцепились вокруг его шеи, губы робко приоткрылись, словно в требовательном ожидании его поцелуев. Казалось, по венам Мелиссы пробежал огонь, и она задрожала от возбуждения, когда его руки коснулись ее бедер, поняв, что он хочет ее всем существом. Не об этом ли пытался предупредить ее дядюшка Джош? Но сейчас ей хотелось, чтобы все это длилось, чтобы его руки продолжали

свою магическую работу над ее телом…

Но тут внезапно очнувшийся Захарий заплетающимся языком поинтересовался:

— Доминик, ты целуешь мою сестру? Как ошпаренные кошки Мелисса и Доминик отскочили друг от друга, когда до них дошло, что, считая Захария бесчувственным телом, они допустили оплошность. Пристыженная и смущенная, Мелисса немало удивила Доминика, влепив ему такую пощечину, что едва не сбила с ног.

— Вы чудовище! — яростно выпалила она. Ее голос дрожал от гнева, кулачки колотили по его груди. — Как ты осмелился дотронуться до меня! Как ты осмелился напоить моего брата!

Еще минуту назад такая сладкая и пылающая в его руках, а теперь — дикая шипящая кошка! Доминик остолбенел. Бренди и внезапная страсть, возбужденная Мелиссой, мешали ему соображать. Ее пощечина отбила все его желание. Он был потрясен. Как могла эта женщина, эта некрасивая, жуткая зануда, так быстро воспламенить его? Такой горячечной страсти он не испытывал ни к одной женщине в своей жизни!

Почти бессознательно Доминик коснулся пылающей щеки. Куда девалась его быстрая реакция? Он тупо стоял и смотрел, как девушка бушует от гнева. «Что же случилось? Она ведь ему даже не нравится, — думал он, — так почему вдруг он так захотел ее?»

Мелиссу явно не мучили противоречивые чувства. Злясь на себя и на него, она пыталась достойно выйти из этой, более чем сомнительной, ситуации. Сильно толкнув Доминика, девушка гневно заявила:

— Вы, сэр, мерзавец! И если когда-нибудь еще подойдете ко мне или моему брату, я вас просто пристрелю!

Доминик стоял на краю лестницы, и, когда Мелисса толкнула его еще раз, он затопал вниз, поскользнулся на предпоследней ступеньке и растянулся, грохнувшись с глухим стуком спиной о землю. В полном изумлении он уставился на девушку снизу вверх.

В это время Мелисса, давая отдушину своему гневу, затолкала Захария в комнату и захлопнула дверь.

Доминик полежал несколько секунд, потом медленно принимая вертикальное положение, почесал у себя в затылке:

— Ничего себе! Будь я проклят!

Когда Мелисса закрыла за собой дверь, она вдруг вся ослабела, руки ее дрожали; она хотела выйти посмотреть, не расшибся ли Доминик, но передумала — поделом ему. У него нет права обращаться с ней, как… как… с девкой в борделе!

Захарий громко икнул, и девушка вспомнила, что не одна.

— Иди, иди, — сказала она тихо. — Вот ступеньки.

— Я должен тебе сказать, — бормотал Захарий с настойчивым упрямством пьяного человека, — что Доминик — мой друг, и я не позволю с ним так обращаться!

Возмущенная Мелисса резко ответила:

— Да, хорош друг! Напоил тебя и полез ко мне целоваться!

Захарий пытался разглядеть ее лицо в темноте, но не смог и проницательно констатировал:

— Это мое, дело, что я напился. Я уже не маленький. А что касается поцелуев, то, по-моему, ты была совсем не против…

Подавив желание заткнуть уши. Мелисса подтолкнула брата к спальне и яростно отчеканила:

— Все, хватит. Я не хочу, чтобы ты и дальше имел дело с мистером Домиником Слэйдом.

— А я буду! Он настоящий джентльмен и многому может меня научить. Он много чего знает о лошадях.

Мелисса, сдерживаясь из последних сил, подвела Захария к дверям спальни и оставила его, предоставив ему самостоятельно отправиться ко сну.

Потом девушка долго ворочалась в постели и не могла заснуть. Почему она себя столь предосудительно повела? Она, так гордившаяся стойкостью по отношению к мужчинам, остававшаяся спокойной с самыми пылкими поклонниками? Застонав, Мелисса перевернулась на живот, чтобы прогнать видения, возникавшие перед ее глазами. Что с ней случилось? Ведь дядя Джош предупреждал. Разве она забыла? А Доминик только коснулся ее, и она упала в его объятия, как спелая груша. Какой позор! И как она посмотрит завтра утром в глаза своему брату?

К счастью, на следующий день Захарий почти ничего не помнил из того, что было накануне: он проснулся со страшной головной болью и дал себе обещание никогда в жизни так больше не напиваться. Какой позор! Дом и Ройс наверняка теперь думают, что он зеленый птенец, и больше не пригласят в свою компанию.

Обнаружив, что от малейшего движения голова болит так, что вот-вот развалится на части, Захарий стал осторожно спускаться по лестнице. Чашка черного кофе, приготовленного симпатичной Адой, и бисквит — все, что он смог проглотить за завтраком. Зная, что у него полно работы, Захарий направился в конюшню, пытаясь превозмочь симптомы похмелья. Прогулка не помогла, и, увидев Мелиссу, — под огромным дубом она чистила кобылу, — он виновато улыбнулся сестре.

То, что ему нехорошо, было ясно по серому цвету лица, по неуверенной походке. Мелисса почувствовала, как тает ее сердце: девушка так любила своего брата! Отбросив обиду и неловкость, она сочувственно улыбнулась ему.

Осторожно опустившись на траву, подальше от сестры, Захарий обхватил голову руками и сказал:

— О Боже! Мелисса, я ужасно чувствую себя. Я не знаю, как добрался до дома. Это ты уложила меня в постель?

— А ты не помнишь? — спросила сестра, надеясь, что он действительно все забыл. Он медленно покачал головой:

— Я помню, что выехал на лошади из таверны. — Потом нахмурился. — Наверное, Дом привез меня. Но я не уверен.

Поджав губы, Мелисса снова принялась чистить кобылу, которая и так уже блестела.

— Да, это он тебя привез… Я встретила вас на галерее.

Нервничая, Захарий посмотрел на нее:

— Я не опозорился, а? Я бы не хотел, чтобы Доминик и Ройс подумали, что я не подхожу для их компании.

Сердитые огоньки заплясали в глазах Мелиссы. Она медленно повернулась к брату:

— Так тебя волнует только это? А не то, что они могут подумать, что ты ведешь непристойный образ жизни?

— Ты все преувеличиваешь, — решительно сказал Захарий. — Тебе не нравится Доминик, — что он ни сделает, все не по тебе.

Мелисса с удивлением покачала головой:

— Не в этом дело. Разве ты забыл, как дядя Джош предупреждал нас о нем? Он говорил, что ему нельзя верить.

— Ас каких это пор ты обращаешь внимание на дядины слова?

Мелисса покраснела, отвернулась от Захария и принялась играть прядями шелковой гривы стоявшей рядом лошади. Ей трудно было возразить Захарию. Как ему объяснить, какой хаос чувств поднял в ней Доминик? Как объяснить, какую радость испытала она в его объятиях, какое наслаждение от его поцелуя, какое возбуждение? Он притягивал ее и вместе с тем заставлял держаться настороже… Смущенная, как никогда в жизни, девушка посмотрела на брата.

— Ты прав, обычно я не слушаю Джоша. Но на этот раз, похоже, к его словам стоит прислушаться. Что-то есть в этом Слэйде такое… — Она запнулась и торопливо закончила:

— Да, он мне, не нравится, Зак. Он слишком самоуверен, надменен, считает, что все должны исполнять его малейшие желания.

Захарий удивленно поднял брови. Дом не произвел на него подобного впечатления.

— А, мне он нравится, и я хотел бы с ним дружить… — Хмуро помолчав, юноша добавил:

— Если после вчерашнего это возможно.

Впервые брат с сестрой разошлись в чем-то серьезном; девушке не удалось повлиять на отношение Захария к Доминику. Однако, сдержавшись, она не стала настаивать на своем. Захарий вполне взрослый человек, она не может руководить им, как ребенком, и она сказала с наигранной беззаботностью:

— Да тебе не о чем беспокоиться. Ты ничего ужасного не совершил, и я уверена, что и твой кумир Доминик Слэйд не раз напивался в стельку.

Мелисса пошла на уступку, ибо не хотела, чтобы в их отношениях с братом возникла трещина, понимая, что любая попытка удержать его от стремления чаще видеть мистера Слэйда только приведет к разладу между ними. Деланно улыбнувшись, девушка с наигранной заинтересованностью спросила:

— А как тебе понравилось в «Белом Роге»? «Интересно, — подумала она, — вспоминает ли мистер Слэйд о ней и вчерашнем инциденте? Вряд ли! С какой стати будет он придавать значение какому-то поцелую».

Однако Мелисса была бы тронута, если бы узнала, что Доминик все это утро думал о ней, вспоминая тот момент, когда держал ее в своих объятиях.

Всю дорогу в Дубовую Лощину он пытался объяснить себе свое странное поведение и реакцию на эту девушку, вызывавшую в нем такую неприязнь. Ее очарование можно сравнить только с очарованием искусанного мухами верблюда, хмыкнул он. Но ее теплое, мягкое, столь желанное тело в своих объятьях он забыть не мог. И Доминик подумал: может, он просто стареет, или же во всем виновато выпитое бренди? В эту ночь он проворочался с боку на бок и сон пришел к нему лишь под утро.

Когда Слэйд проснулся, голова его не болела, но, подобно Захарию и Ройсу, он проспал чуть ли не до полудня, и это вызвало его раздражение: ведь он собирался как можно раньше отправиться в Тысячу Дубов. Полежав несколько секунд, он вновь вспомнил прошлый вечер. Бог ты мой! Что на него накатило! Единственный интерес к мисс Сеймур — ее лошадь. Положение и так непростое, а тут еще осложнение с этой малоприятной девицей! А что до вчерашнего… Это было какое-то наваждение. И он не позволит этому повториться.

С такими мыслями он стал одеваться. К его удивлению, Ройс, хотя и пребывал в дурном настроении после вчерашнего, но был уже готов и ждал Доминика внизу.

— Ты доставил нашего ягненка домой? — спросил он с сарказмом, безуспешно борясь с тупой болью в висках.

— Доминик знал, каков Ройс после попоек, и весело рассмеялся:

— Конечно. Я подозреваю, что он сейчас испытывает еще менее приятные ощущения, чем ты. Ройс пожал плечами:

— Без сомнения. Моя кузина сейчас основательно промывает ему мозги, уж я-то знаю Мелиссу. Доминик насмешливо улыбнулся:

— Что я слышу? А твой отец говорил о милой красавице с прелестным характером… Ройс хмыкнул:

— Оставь свои шутки на потом, мне сейчас не до них. — И, повернувшись к приятелю, сказал:

— Давай-ка попрощаемся с моими родителями и поедем.

Улыбаясь, Доминик последовал за ним. Вежливое прощание с хозяевами с обещанием вновь посетить их заняло несколько минут, и оба молодых человека в сопровождении трех лошадей, которых вел слуга Ройса, с уложенными сундуками и чемоданами, были готовы в дорогу.

Когда они выехали из Дубовой Лощины, Доминик почувствовал странное нежелание покидать это место… Не именно Дубовую Лощину, а вообще уезжать отсюда, не взглянув еще раз на мисс Мелиссу Сеймур. Мысленно он снова и снова возвращался ко вчерашнему вечеру, и ему было не по себе.

Повернувшись к Ройсу, он медленно проговорил:

— Я бы хотел проехать мимо Уиллоуглена… Я думаю, что это не слишком удлинит наш путь. Ройс удивленно посмотрел на него:

— Почему бы и нет?

Доминик полагал, что давно разучился краснеть, но это оказалось не совсем так. Слегка зардевшись, он сказал несколько скованно:

— Я хочу убедиться, что Захарий после вчерашнего пришел в себя.

Ройс многозначительно посмотрел на него.

— Хорошо, — сказал он без особого энтузиазма. — Но я предупреждаю тебя, Дом, что, если я обнаружу, что ты собрался приударить за Мелиссой, я за себя не отвечаю.

— Приударить за Мелиссой? — негодующе процедил Доминик. — Ты с ума сошел?

Разговор на этом прервался, но, когда они повернули на дорогу к Уиллоуглену, Доминик мрачно подумал: а кто из них, собственно, на самом деле сошел с ума?

Мелиссу и Захария они нашли под раскидистым дубом возле конюшни. Захарий отлеживался в тени, а Мелисса чистила и без того уже безупречно чистую кобылу.

Доминик и Мелисса чувствовали себя стесненно, а Захарию было лестно, что два старших друга вспомнили о нем и не разочарованы его обществом. Все четверо беседовали на ярком солнце, и понемногу скованность исчезла. К тому моменту, когда они распрощались, Ройс совсем пришел в себя, голова его уже не болела и ему не терпелось отправиться из Уиллоуглена в Тысячу Дубов.

Доминик сидел на прекрасном черном мерине, но его настроение лучше не стало. Разговаривая с Мелиссой и Захарием, он исподтишка изучал девушку, пытаясь разобраться: что же случилось с ним вчера, почему в нем вдруг вспыхнула эта ошеломляющая страсть, но так ничего и не сумел понять, всматриваясь в неприятное лицо девушки. Очки сверкали на солнце, и невозможно было различить цвет ее глаз. А волосы? Они стянуты в пучок так же туго и выглядели столь же неприглядно, как и при их первой встрече.

С облегчением он наконец простился с Сеймурами и направил коня прочь. Видимо, во всем виновато бренди!

Глава 7

К своему удивлению. Мелисса обнаружила, что с отъездом Доминика время потянулось невероятно медленно. Ей не хотелось себе признаться в этом, но мысль о нем неотступно преследовала ее, и она пыталась представить, что он делает в тот или иной момент и когда вернется. Если вообще вернется.

По мере того как теплые майские дни сменялись еще более теплыми июньскими, Мелисса со злостью пыталась убедить себя, что она вовсе не скучает по этому проклятому мистеру Слэйду! Но потом вынуждена была признать, что его присутствие даже по соседству наполняло ее существование каким-то новым содержанием. Девушка осознала, что все время чего-то ждала, а когда Доминик уехал, ждать стало нечего. Захарий тоже жалел об отъезде Доминика и не скрывал этого, повторяя вслух ее собственные мысли:

— Интересно, когда вернутся Доминик и Ройс? Без них такая скука…

Конечно, Мелисса никак не выказывала своих чувств по поводу отсутствия Слэйда, решив, что лучше выкинуть из памяти сладостные воспоминания той ночи. Она скорее бы умерла, чем позволила Захарию узнать, что и она все время думает о том, вернется ли мистер Слэйд. Почему ей так хочется, чтобы он появился, почему мысли о нем неотступно преследуют ее?

Про себя девушка решила, что попалась на удочку этого красавца, против чего ее предостерегал дядюшка Джош. Но и это не принесло утешения, не помогало избавиться от игры воображения по ночам, и Мелисса не знала, что с собой делать; а время между тем шло.

Ей было чем занять свои мысли: полно дел, которые требовали ее внимания, и девушка убедила себя, что случившееся — нечто странное и необъяснимое, со всяким подобное может случиться, но — это уж точно — с ней такого никогда больше не произойдет.

Постоянная борьба за сохранение Уиллоуглена опустошила и без того тощий кошелек. В конце второй половины июня перед ней возникла проблема: что же делать дальше. Ведь они с Захарием так и не сумели приблизиться к своей мечте — завести конную ферму. Захарий передал сестре слова Доминика, сказанные по этому поводу в «Белом Роге». Мелисса, конечно, была вне себя от них, но не могла не согласиться с их справедливостью. Действительно, дело не в отсутствии энтузиазма, а в том, что на них до сих пор висел долг. Мистер Джулиус Латимер не будет ждать своих денег вечно. Долг просрочен, и даже слишком.

В то по-особому яркое солнечное утро Мелисса сидела в конюшне и чистила старую уздечку, размышляя об их денежных обстоятельствах и о том, как все же хорошо, что мистер Латимер соглашается ждать. Похоже, что ее мысли материализовались, и тот собственной персоной предстал перед ней на пороге сарая. Его появление было настолько внезапным, что девушка вздрогнула от испуга.

— Ах, моя дорогая, вот вы где! Мисс Осборн посоветовала мне заглянуть сюда.

Придя в себя, Мелисса отложила уздечку и вскочила.

— Я действительно провожу здесь большую часть времени, — ответила она.

Улыбнувшись Латимеру, она смотрела на него, а тот стоял в дверях, не пытаясь отодвинуться и дать ей пройти. Девушка вопросительно посмотрела на него и, заметив в его глазах странное выражение, поняла, что этот человек неспроста появился в Уиллоуглене. Вспомнив о своем маскараде, она смутилась и пробормотала:

— Вас удивляет мой вид?

Его губы дрогнули, и он покачал светловолосой головой, рассматривая некрасивый пучок на затылке, отвратительные очки, съезжавшие с красивого носика; не сумев сдержать смеха, Латимер заявил:

— Да, вы меня просто сразили! Я с трудом вас узнал. Но зачем вам это? Готовится бал-маскарад, о котором я еще не слышал?

Мелисса тоже засмеялась. Иногда ей нравился этот англичанин, привлекательный и симпатичный, когда хочет. Несмотря на рост в шесть футов, Джулиус Латимер обладал тонкой фигурой, хотя и широкими плечами; в нем не было ничего слабого или женоподобного. Нередко Мелиссе он казался похожим на рапиру — тонкий, элегантный, опасный. Но когда Латимер был в хорошем настроении. Мелиссе было приятно его общество.

Девушка шестым чувством ощутила, что он не был так безвреден, как могло показаться. Никогда раньше ей не приходилось оставаться с ним наедине, и она ощутила неловкость, поняв, что сейчас они совсем одни. Зак и Этьен с утра уехали в Батон-Руж, Фрэнсис в доме, Адель занята делами, а другие слуги — на хлопчатнике, далеко отсюда. И то, что Латимер загораживал собой выход из сарая, почему-то нервировало Мелиссу. Не то чтобы она опасалась, что он нападет на нее, но ей было бы спокойнее, если бы выход был свободен или чтобы рядом кто-нибудь находился. Слегка обеспокоенно улыбнувшись, она сказала:

— Нет, никакого бала не будет. Просто дядя надоел мне с разговорами о замужестве, и я решила сделать из себя чучело, чтобы претендентов на мою руку было как можно меньше.

— Хм… — протянул насмешливо Латимер. — Однако подобные ухищрения могут вызвать у мужчины желание раскрыть ту красоту, которая спрятана под этим маскарадом. — Он протянул руку, и его длинные пальцы легонько коснулись подбородка девушки. — Вы очень, очень хорошенькая, и даже сейчас я не могу изменить свое мнение. — Казалось, он колебался, будто обдумывая, что делать дальше, потом в его глазах зажглось любопытство. — И, как вы понимаете, бывают предложения разного сорта, — добавил он тихо. — Совсем не обязательно предлагать брак такой девушке, как вы…

Гневно посмотрев на него, Мелисса отстранила его пальцы от своего подбородка.

— Девушке, как я? — в ее голосе слышался вызов. — Что вы имеете в виду?

На лице Джулиуса появилось страдальческое выражение. Смахнув несуществующую пылинку с элегантного жилета цвета бутылочного стекла, он протянул:

— О Мелисса! Вы должны понимать, о чем я говорю. Я столько раз намекал на это, — что же, мне вам прямо сказать?

Сердце Мелиссы заколотилось, в горле пересохло, но она проговорила ровным голосом:

— Да, скажите прямо!

Аристократические черты его лица напряглись, глаза заблестели неприятным блеском.

— Хорошо, дорогая, — произнес он обвораживающим голосом. — Вы должны мне крупную сумму денег. И я был терпелив. Но боюсь, что терпение иссякло, к тому же мое пребывание в Америке подходит к концу.

Мелисса нахмурилась:

— Вы уезжаете?

Холодная улыбка скривила губы Латимера:

— Не раньше осени, а может, и зимы… Все зависит от… — Он резко остановился, прежде чем закончить. — Во всяком случае, я начал улаживать свои дела и вынужден был прийти к вам.

Не обращая внимания на то, что она избегает его прикосновения, он вновь взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

— Я нахожу вас очень желанной. Мелисса, даже в этом жутком тряпье. И ваши прелести могли бы помочь решить проблему с распиской вашего отца. — Он опустил веки и пристально посмотрел на ее губы. — Я хочу, чтобы вы стали моей любовницей. Мы проведем вместе несколько месяцев, и, я уверен, они будут стоить этих денег.

Мелисса попыталась высвободиться, но Латимер положил другую руку на ее талию и притянул к себе. Желание светилось в его глазах.

— Я буду с вами великодушным, дорогая. И если вы, как мне думается, девушка, я готов возместить вам потерю. Вы с самого начала нашего знакомства возбуждаете меня, а недели ожидания еще больше растравили мой аппетит.

Вне себя от ярости, оскорбления и страха Мелисса действовала не раздумывая: она вцепилась зубами в его руку и испытала огромное удовлетворение, когда Латимер, грубо выругавшись, отпустил ее. Резко отстранившись от него, девушка вскочила на ноги, ее грудь гневно вздымалась под выцветшей материей, и она процедила сквозь зубы:

— Считайте, что вам повезло, если это будет единственная памятка от сегодняшнего дня.

Он посмотрел на нее оценивающе, с мрачным выражением на красивом лице, и, потирая укушенное место, растерянно пробормотал:

— Я думал, что мы обсудим это как цивилизованные люди, но вижу, что ошибся.

«Невероятно», — думала Мелисса, глядя на него.

— «Цивилизованные»! — в ярости повторила она. — Ваше гнусное предложение — это грубое оскорбление!

— Сожалею, что вы восприняли его так. Но если оно вам не по вкусу, тогда заплатите мне долг. Золотом. Ровно через неделю.

Мелисса глубоко вздохнула, у нее чесались руки звонкой пощечиной сбить с Латимера спесь. Пытаясь сдержаться, она сказала:

— Вы знаете, что это невозможно. Столь крупную сумму за такой срок мне взять негде. Он чуть приподнял бровь:

— Вы хотите отсрочки? Ну что ж, я разумный человек. Хорошо, до первого июля. Но если у вас не будет денег и к этому сроку и вы не согласитесь на предложенный мной вариант, придется начать судебный процесс, который неотвратимо приведет к продаже Уиллоуглена. — И, безжалостно улыбаясь, Латимер добавил:

— Я всегда добиваюсь своего. Мелисса, любыми путями. И если вы хотите, чтобы ваш дом был продан, — он пожал плечами, — что ж, это ваш выбор.

С чувством отвращения и брезгливости Мелисса смотрела на него. Ни один из вариантов ей не подходил. Она и подумать не могла, что было бы с ней и Захарием, если бы Латимер выполнил свою угрозу. Но другой путь, предлагаемый им, еще хуже. И если раньше она испытывала симпатию к элегантному мистеру Латимеру, то сейчас она полностью испарилась. Перед ней стоял подлец. Мысль о том, чтобы стать чьей-то любовницей, не говоря уже об этом человеке, которого она презирает, невероятна. Но что ей делать?

Манчестеры не могут дать ей денег. И банк, конечно, не предоставит такую сумму. Девушка горько усмехнулась: даже если бы нашелся человек, готовый немедленно жениться на ней, она не смогла бы сразу получить наследство. Должны пройти еще две недели. Мелисса лихорадочно перебирала разные варианты, один невероятней другого. И остался единственный выход, который мог ее спасти.

— Фолли стоит хороших денег. Но даже их недостаточно, чтобы заплатить по расписке отца. Пока я могу оплатить лишь часть долга.

— Лошадь? В качестве частичной платы, моя дорогая? Нет, это не выход, — протянул Латимер и резко добавил:

— И я думаю, что вы переоцениваете достоинства жеребца. Нет, должен быть заплачен весь долг. Или золотом, или вами. И это произойдет первого июля.

Мелисса почувствовала облегчение, когда он отверг ее предложение о Фолли. Потеря лошади — утрата единственной надежды сохранить дом. Но что остается — потерять свою честь?

Отчаяние охватило Мелиссу. Что делать? Она должна все хорошенько обдумать. И девушка невольно спросила:

— У меня есть время, чтобы обдумать ваше предложение?

Слегка расслабившись, Латимер ответил с самоуверенной улыбкой:

— Конечно, дорогая. Я же не бессердечный монстр. — Его голос стал тихим и хриплым. — Лисса, я хочу тебя, очень хочу. Я буду относиться к тебе очень хорошо. Мы чудесно проведем вместе несколько месяцев… Я буду осторожен, никто не узнает о наших свиданиях!

Она молчала, отвернувшись, и он, осмелев, приблизился к ней.

— Есть один домик недалеко отсюда, в миле.

Там будет безопасно. Там и будут проходить наши свидания, и никто не увидит нас…

Мелисса с ужасом вслушивалась в его слова. Над ней и Захарием нависла угроза, и поскольку она вообще не собирается выходить замуж, какая разница — останется она девственницей или нет?

Латимер коснулся ее, и Мелисса вернулась к реальности. Внезапно ее чувства резко переменились. Она уставилась на его изящную руку с бледными пальцами и, представив их ласкающими ее тело, с отвращением отбросила ее и в страхе и гневе схватила мотыгу.

— Вон отсюда! — закричала она, ударив его мотыгой по плечу. — Вы отвратительны! Я не хочу больше слышать ваших гадких предложений!

Он стоял злой и пораженный настолько, что даже не пытался защищаться. Не спуская глаз с мотыги в руках девушки, Латимер мрачно сказал:

— Я бы посоветовал вам быть со мной осторожней. Я даю вам шанс подумать над моим предложением. Но если вы ударите меня еще раз, — его глаза угрожающе заблестели, — то вам придется сильно об этом пожалеть, милочка. Мало ли что может случиться… Пожар, искалеченная лошадь… Словечко здесь, словечко там…

Мелисса побелела и уставилась на него, будто видела впервые; только сейчас она ощутила всю беспредельность его жестокости.

Повисло неприятное молчание, потом Латимер сказал:

— Подумайте о моих словах. Мелисса. У вас неделя на размышления. Но первого июля — или золото, или вы. — Он с издевательской вежливостью поклонился. — До свидания, моя дорогая, приятных сновидений.

Потрясенная, Мелисса смотрела, как он уходит, и не могла поверить в то, что сейчас произошло. Она медленно опустилась на землю, уронила голову на руки. Боже мой! Что делать? Как избежать угроз Латимера?.. Не жертвовать же тем, ради чего они с Захарием столько трудились! Положение было настолько отчаянным, что Мелисса всерьез подумала о предложении Латимера.

Может, все не так плохо, печально размышляла она. Он сказал, что всего несколько месяцев… Что будет внимателен к ней… И никто не узнает… Они с Захарием наконец освободятся от этого давящего отцовского долга. Но, ужаснувшись своим мыслям, девушка вздрогнула и сжала губы. «Нет, из любой ситуации есть выход», — сказала она себе.

Неделя шла к концу, а Мелисса не могла высвободиться из расставленных ей силков. Подавив гордость, одевшись во все лучшее, она поехала в город к банкиру. Девушка не могла ему объяснить, для чего ей столько денег, и не удивительно, что мистер Смитфилд, знавший ее с детства, доброжелательно сказал:

— Мелисса, если бы я мог тебе помочь, я бы помог. Но ты просишь о невозможном. Я бы дал небольшую сумму, зная, что ты очень точна в возвращении долгов отца. Но такие деньги… — Он печально покачал головой. — Даже если их ссудить тебе под Уиллоуглен, все равно они не будут обеспечены. И будь плантации плодородными…

— А что, если лошадь? — спросила Мелисса беспомощно. — Фолли стоит многих тысяч долларов. И у нас восемь прекрасных кобылиц.

— Дорогая, я знаю, какие надежды ты связываешь с лошадьми. Но я занимаюсь банковским делом, а не конным. Фолли и другие — хорошее вложение. Но у тебя нет имущества под заем, который ты просишь.

Стараясь нащупать хоть какой-нибудь выход, девушка склонилась над дубовым столом мистера Смитфилда.

— А как насчет доверенности по наследству? Если бы я доказала, что скоро выхожу замуж? Под это я могу взять деньги?

Обеспокоенный отчаянием, которое, несмотря на все усилия Мелиссы его скрыть, явственно читалось на ее красивом лице, мистер Смитфилд нахмурился:

— Мелисса, я чувствую, что ты и впрямь в трудном положении. Но все, что я могу, — это ссудить тебе несколько тысяч долларов.

Мелисса горько засмеялась. Мистер Смитфилд был хорошим человеком, знавшим, как она боролась за Уиллоуглен, как много денег должна Латимеру и каким порядочным человеком оказался этот англичанин, не требующий немедленной платы. Расскажи она толстяку Смитфилду о последнем визите Латимера, она ничего бы не добилась, просто о скандале узнали бы все. Банкир пришел бы в ярость от вероломства Латимера, но ничем бы не смог ей помочь.

Да, положение ужасное. Понурив хрупкие плечи, девушка вышла из банка. Оставалась еще одна попытка, пожалуй, тоже обреченная на провал. Тем не менее Мелисса направила свою маленькую повозку в Дубовую Лощину.

Беззаботно улыбаясь, она уселась в кабинете дяди и выпила большой стакан лимонада. Джош был рад ее видеть, любящий взгляд его глаз не отрывался от каштановых волнистых волос, обрамляющих лицо племянницы. Мелисса отложила в сторону соломенную шляпку с широкими лентами, которую носила от солнца и, поставив стакан на стол, начала:

— Я думаю, вы знаете, зачем я приехала. Джош неуверенно улыбнулся:

— Ну давай, Лисса, может быть, у тебя действительно серьезная причина навестить нас?

Улыбка затаилась на губах Мелиссы. Она покачала головой. Красивые глаза умоляюще смотрели на Джоша, и девушка, затаив дыхание, спросила:

— Вы могли бы дать мне двадцать пять тысяч долларов?

— Лисса, побойся Бога! Ты с ума сошла! — оторопело ответил Джош; вся его веселость исчезла. — Ты знаешь, что у меня нет таких денег. — Потом ворчливо добавил:

— Если бы были, то неужели я стал бы приставать к тебе с замужеством?

— Нет, думаю, что нет… И… Я и не рассчитывала, что вы мне сможете помочь. Я просто спросила.

Джош пристально уставился на нее и увидел напряженные морщинки вокруг глаз Мелиссы, сжатые губы. Что-то тут было явно не так.

Он ласково спросил:

— Лисса, что случилось, дитя мое? В последнее время мы часто с тобой спорили, но ты должна понять, что я хочу тебе только добра. Однако сейчас не в моих силах тебе помочь.

В какой-то момент у девушки возник порыв броситься Джошу на грудь и рассказать,

рыдая, о подлом предложении Латимера. Она понимала, что, узнав об этом, дядюшка сделал бы все, чтобы проучить подлеца. Но, хотя Мелиссе было известно, что дядя — опытный стрелок, он вряд ли превзошел бы Латимера в случае дуэли. Нет, устало отказалась от этой мысли Мелисса, она не может пойти на это. Если бы Джош узнал о намерениях Латимера, Ройс, конечно, тоже… Да и Захарий. Образ брата, стоящего под прицелом пистолета Латимера, вызвал у нее волну страха. Нет, она никому ничего не расскажет.

Мелисса старалась скрыть за спокойным выражением лица сковавший ее ужас.

— Ничего, дядя. Я просто надеялась, что ваши дела получше моих и вы помогли бы мне деньгами для конной фермы.

Джош слишком хорошо знал Мелиссу, чтобы до конца поверить ее объяснению. Но девушка сумела обмануть его сомнения, принявшись убеждать, что не такая уж у нее безвыходная ситуация, и не прошло и часа, как сияющий и успокоенный Джош провожал любимую племянницу. С ослепительной улыбкой девушка сказала ему на прощание:

— Думаю, что в конце концов я воспользуюсь вашим советом, дядя. Найдите мне богатого-пребогатого мужа. Я чувствую, что не могу больше жить в бедности. — У нежного рта появились очаровательные ямочки. — Тем более что это может разрешить все проблемы.

Безмерно довольный Джош помог ей усесться в коляску и с одобрением поднял на нее свои голубые глаза:

— А что ты думаешь о молодом Слэйде? Он ведь был в Уиллоуглене, говорил с тобой о Фолли?

Радуясь, что дяде неизвестен другой визит Доминика, Мелисса с раздражением ответила:

— Похоже, что он именно таков, как вы говорили: повеса и юбочник.

— А-а, — запинаясь начал дядюшка. — Так он тебе не понравился?

— Ни капельки — отрезала Мелисса, сжав зубы.

Поняв, что он переиграл, пытаясь очернить Доминика, Джош, шагая к дому, решил, что следует быть осторожнее. Но не мог же он резко изменить тон высказываний о Слэйде и начать превозносить парня до небес?

Джош был целеустремленным человеком, и если он задумал выдать племянницу за Доминика Слэйда, то эту мысль вытравить было непросто. «Мелисса, — думал он, — должна выйти замуж за такого человека, как Доминик. Кроме того, что он красив и богат, есть и кое-что другое». Были поклонники такого разряда у Мелиссы, но Джош хотел, чтобы племянница выбрала этого, и никого другого.

Усевшись за стол, Джош потянулся за чернилами и бумагой. Надо написать письмо Ройсу, чтобы осторожно выведать, когда тот собирается домой и не намерен ли приехать вместе с ним мистер Слэйд. Ранним утром следующего дня слуга был отправлен в Тысячу Дубов с письмом Джоша, аккуратно засунутым в седельную сумку. Но, оказывается, не только письмо Джоша Ройсу должно было быть получено в Тысяче Дубов:

Мелисса в своем великом отчаянии тоже написала Доминику Слэйду.

К этому решению ей было нелегко прийти. И даже когда она стояла у высокого окна библиотеки в Уиллоуглене, формулируя предложение, она сомневалась, получится ли эта авантюра. Но время шло, первое июля неумолимо приближалось, а денег для Латимера не было, и у Мелиссы оставался единственный выход — стать его любовницей; и хотя девушка знала, что никогда и ни за что на это не пойдет, она не видела никакого иного выхода из безнадежного положения, в которое была поставлена. Для нее стало совершенно очевидно, что все было запланировано еще тогда, когда Латимер устанавливал с ней дружеские отношения, не требуя немедленного возврата денег, усыпив ее бдительность. Она с горечью подумала, что, попавшись на его удочку, дала ему время узнать о положении дел в Уиллоуглене. Латимер, как она теперь поняла с беспомощной яростью, выяснил, как она относится к дому и что все сделает для его сохранения. Но стать его любовницей?!

Мелисса отвернулась от окна. Чувство страха и безысходности охватило ее, но она, как всегда, старалась не упустить ни единого возможного варианта. Если бы дело касалось только ее, она бы заставила Латимера разжевать и проглотить его подлое предложение. Но были Зак, Этьен, Фрэнсис, Ада… без Уиллоуглена они бы все остались бездомными. Их судьба всецело лежала на ее хрупких плечах. Когда Захарию исполнится двадцать один год или когда она выйдет замуж, им станет легче. Но сейчас…

Девушка сжала кулаки. Нет, она не позволит Латимеру разрушить жизни близких ей людей. А что касается ее — женщины веками пользовались своим телом, как товаром, но ей будет легче, — ведь она будет знать, что потеряла свою честь во имя других.

Мелиссе так хотелось рассказать обо всем Захарию, разделить с ним тяжесть давящего ее кошмара, но девушка не осмеливалась это сделать: кто знает, на что тот пойдет, защищая честь любимой сестры?

Но есть еще одна, пусть слабая надежда, наконец призналась себе Мелисса. Доминик Слэйд интересовался Фолли. Может быть, будучи человеком богатым, он согласится заплатить за жеребца непомерную сумму. Она не уверена, что он пойдет на это, и, вспомнив свое самоуверенное заявление, что она никогда не продаст Фолли ни за какие деньги, испытала чувство унижения… Тем не менее это был последний вариант.

Ведь срок, отпущенный Латимером, кончался через пять дней.

Глава 8

Местность, где располагались плантации Уиллоуглена и Тысяча Дубов, очень отличалась от болотистых топей нижних районов штата. Здесь были высокие места, рос густой лес, перемежающиеся с болотами красивые зеленые долины и поля, сверкающие голубизной чистые ручьи и озера. В лесах росли толстые, ветвистые буки, тополя, ароматные магнолии и огромные дубы.

В этих местах было много хлопковых полей. В годы войны англичане стали осваивать эти земли, очарованные роскошной зеленью и плодородием Филисианы. Они хотели бы остаться здесь, построить дома и выращивать хлопок. Даже когда Испания сумела взять эту территорию под свой контроль и она стала известна как Западная Флорида, англичане остались на обжитых местах и возделывали поля, а французские и испанские поселенцы осели в болотистых низинах.

Когда в 1803 году США купили Западную Луизиану у Франции, Филисиана осталась под властью испанцев, но те уже чувствовали, что их будущее предопределено отношениями с усиливающимися Соединенными Штатами. Английские поселенцы сбросили узы испанского правления. За семьдесят четыре дня на небольшой территории была установлена независимая республика. Жители Филисианы связали свою судьбу с «выскочками-американцами», и страна расцвела.

Сначала у молодого Моргана Слэйда возникла идея выращивать хлопок в верхних районах Филисианы, и дом, который он выстроил для первой жены, стоял на высоком скалистом берегу, обращенный фасадом в сторону бурых вод Миссисипи. У Моргана были тысячи акров, некоторые его земли тянулись по обоим берегам широкой темноводной реки. И хотя к тому времени значительные площади были уже обработаны, большая часть земель являла собой девственные леса, полные дичи и порхающих птиц с ярким, алым, желтым, пестрым оперением.

Доминика очаровала эта земля, когда он впервые побывал здесь много лет назад. Правда, тогда идея выращивать хлопок его не увлекала. Теперь же он с той же страстью, как некогда Морган, связывал свое будущее с собственной землей. К счастью, как и у брата, у него были деньги и решимость быстро осуществить задуманное. Именно поэтому за краткое время имение Тысяча Дубов совершенно изменило свой вид.

Став хозяином, Доминик послал в имение рабочих, чтобы построить новые конюшни и загоны для прекрасных лошадей, которых он приобретет в долине реки. Доминик и Ройс, приехав в Тысячу Дубов, обсуждали, как и что надо сделать.

На глазах вырастали загоны, сараи и конюшни; чуть позже — великолепный трек для выездки. Быстро строились небольшие кирпичные домики для рабов. Поля хлопка, овса, пшеницы, ячменя дали хорошие всходы. Куда ни кинь взгляд — повсюду были видны следы большой работы. Имение Тысяча Дубов стряхнуло с себя сон и оживилось благодаря созидательной энергии Доминика.

Только дом Доминик решил сохранить в первоначальном виде. Мисс и мистер Томас, которых нанял еще Морган, уже несколько лет содержали его в чистоте и порядке; впрочем, это было нетрудно, все комнаты пустовали.

В свое время Морган проследил, чтобы дом был построен таким, как ему хотелось. Но он намеренно не закончил интерьер, чтобы жена получила удовольствие, выбирая вещи для него. В результате только кухня неподалеку от главного дома — в то время кухни строились отдельно из-за опасности пожара — была обставлена полностью.

Слуги быстро приготовили две спальни для Доминика и Ройса, в длинной столовой поставили маленький стол и стулья, несколько дубовых кресел и письменный стол в комнате Доминика. Два холостяка, проводившие большую часть дня вне дома, и при такой скудной меблировке чувствовали себя прекрасно. Миссис Томас была великолепной поварихой, готовила вкусную еду, а ликер, который Морган хранил в винном погребе, был в избытке. Все это с лихвой заменяло отсутствие привычного комфорта.

Доминику было чему радоваться: он видел, как его мечты обретают форму, но в подсознании ощущалась некоторая неудовлетворенность. И хотя у него были все основания быть довольным собой и жизнью, он никак не мог понять, в чем дело. Неприятное чувство внутренней пустоты, которой он раньше никогда не испытывал, мешало ему радоваться происходящему в Тысяче Дубов.

Слэйд никогда бы не признался даже себе, что причина испытываемого им дискомфорта кроется в его одиночестве. Однако Ройс оказался прекрасным компаньоном, и они провели вместе много веселых часов, страстно обсуждая планы развития имения, охотились в лесах, полных дичи. Все шло так, как и хотел Доминик.

В скором времени в конюшне появились первые лошади, известные специалисты-коневоды присылали ему поздравительные письма и выражали интерес к прекрасных кровей животным, которых Слэйд собирался разводить в Тысяче Дубов.

Так откуда же у Доминика было это чувство, которое преследовало его… преследовало… «Что именно преследовало?» — спрашивал он себя не раз. Разве он не делал то, что задумал? И хотелось ли ему чего-то другого в жизни? Ведь все шло так, как он планировал…

Да нет, все было вроде бы нормально. Разве что события развивались гораздо быстрее, чем он предполагал. Так откуда же это чувство душевной неудовлетворенности? Доминика раздражала странная пустота внутри. Чертовски раздражала! Не выходили из головы и странные чувства, связанные с воспоминаниями об этой мисс Мелиссе Сеймур.

К своему изумлению, он никак не мог расстаться с воспоминаниями о той ночи. Он не мог забыть вкус ее губ, все время ловя себя на мысли, что думает об уродливо одетой, странной мисс Сеймур. Осматривая только что построенные конюшни с широкими проходами и просторными свежевыбеленными стойлами, пристройку, заполненную дорогими кожаными седлами и другими принадлежностями, наблюдая, как суетятся аккуратно одетые мастера, быстро и четко выполняя порученное им дело, он чувствовал, что все это не идет ни в какое сравнение с обшарпанными конюшнями мисс Сеймур. Но по какой-то странной причине Доминик не испытывал удовольствия от этой разницы. Он видел, как напрягались мускулы на широкой спине одного из рабов, который лопатой выскабливал пол в новом стойле. И невольно Доминик вспомнил первую встречу с мисс Сеймур, ее хрупкое согнувшееся тело, когда она чистила конюшню в Уиллоуглене. В ярости он пытался избавиться от этого, ставшего навязчивым, воспоминания, к которому уже примешивалось сочувствие к борьбе за свое дело владелицы Уиллоуглена. «Эта девушка упряма и груба, слишком остра на язык, — напоминал он себе, — и, очевидно, вполне довольна своей судьбой». Ведь если бы она уступила ему Фолли и получила деньги, которые он готов был заплатить, она смогла бы значительно облегчить свою жизнь и ей не пришлось бы работать вместо служанки; но Мелисса с яростью отвергла такую возможность. Нет, она просто глупая маленькая зануда, не позволившая ему даже взглянуть на жеребца. Ну и пусть прозябает, если ей хочется. Доминик больше не будет думать о ней. Но легко сказать, да трудно сделать. По ночам, когда он ворочался без сна, его преследовали воспоминания о ее теплых губах, с такой страстью ответивших на его поцелуй, о том, как ее гибкое тело покорно приникло к его. Эти образы изводили и мучали его, и порой Слэйд начинал подумывать: может быть, и на самом деле существуют ведьмы, чары которых способны привораживать беспечных мужчин? А иначе почему, целиком поглощенный делами в Тысяче Дубов, он не в силах выкинуть это из головы?

Злясь, Доминик стремился направить свои мысли в другое русло… Необходимо продумать, как завершить преобразование Тысячи Дубов, а если уж ему так хочется размышлять о женщине, почему бы не вспомнить смешливую молоденькую девицу с легким характером, которую он посетил в небольшом домике в Натчезе?.. Улыбнувшись, Доминик подумал: да, Иоланда — это не демоническая мисс Сеймур.

В один прекрасный июньский вечер он и Ройс сидели на широкой галерее и, потягивая хороший портвейн, приканчивали остатки обеда, приготовленного умелыми руками миссис Томас.

Заметив отрешенную улыбку на лице Доминика, Ройс поинтересовался:

— Что означает эта твоя странноватая улыбочка?

Поставив стакан, Доминик весело ответил товарищу:

— Я вспомнил об одной голубке в Натчезе — не пора ли ее посетить?

Ройс хмыкнул, заметив знакомый блеск в глазах Доминика:

— Да, я заметил, что в последнее время ты ведешь весьма целомудренный образ жизни, чем немало удивлен. Может, ты дал какой-то обет? Насколько я помню, ты был всегда не прочь пообщаться с женщинами.

— Однако, насколько помню я, ты от меня не отставал. Вспомни хотя бы ночь в Ковент-Гардене и ту рыжую милашку, которую ты проиграл в карты.

Ройс расхохотался, и какое-то время пикантный разговор вертелся вокруг минувших дней в Лондоне. И все время звучали вопросы: «Ты помнишь?», «А ты помнишь?» Но вот воспоминания коснулись стычки Доминика с Латимером, и радость теплого вечера померкла: Доминик весь напрягся, как только услышал имя своего недруга. Однако он тихо сказал:

— Я рад, что ты завел этот разговор. Мне казалось странным, что ты так долго не упоминал о Латимере.

— Я знал твой горячий характер и не хотел, чтобы возникла новая дуэль, если ты узнаешь, что он здесь.

— А теперь, когда я узнал, что он здесь? — сдержанно спросил Доминик со скрытой угрозой в голосе. — Теперь ты не боишься, что я его вызову?

Наклонившись вперед, Ройс сказал:

— Я знаю кое-что, что доставит тебе большее удовольствие, чем проделать дырку в подлом сердце Латимера, хотя и не отрицаю, что он того заслуживает. Но этим тебе не изменить прошлого, уж тем более того, что произошло между вами с Деборой.

Лицо Доминика побледнело, но он спокойно заявил:

— Я не желаю говорить о Деборе. Что бы я к ней ни чувствовал, это было очень давно. И если эта сволочь, ее брат, сумел заставить ее выйти замуж за человека, который вполне мог сойти ей за дедушку, значит, она не та женщина, за которую я ее принимал.

— Она такой и не была, — тихо сказал Ройс. — Ты увидел приятное личико и влюбился, сразу решив связать себя узами брака. И не заявляй, что это не так. Я собственными глазами видел, что ради нее ты был готов на все.

Доминик неловко заерзал в кресле. Правда, прозвучавшая в словах Ройса, была ему слишком неприятна. Он действительно был на грани того, чтобы по-настоящему глубоко влюбиться в Дебору Латимер в Лондоне, намеревался сделать ей предложение… Но Джулиус все расстроил.

Репутация этого человека в Лондоне была дурной. Очень многие двери в высшем свете были закрыты для него и для его сестры, хотя Латимеры являлись дальними обедневшими родственниками известного аристократического семейства. Большинство членов светского общества ничего не имели против мисс Латимер — робкой, приятной молодой леди, но ее брат, Джулиус…

Помимо того, что Латимер был готов продать подороже свою сестру, существовало нечто еще более неприятное, связанное с его именем. Доминик очень хорошо помнил скандал по поводу того, что Латимер убил на дуэли молодого человека, селянина, зеленого мальчишку, сумевшего распознать в Латимере опытного и нечистого на руку игрока. Ходили также слухи о нищенке, погибшей под колесами экипажа этого человека…

Доминик задумчиво уставился в темноту. С первого взгляда он невзлюбил Джулиуса; между ними сразу возникла некая завеса враждебности. О, конечно, они были вежливы друг с другом, но держались на расстоянии, как осторожные коты, всегда готовые к прыжку… В конце концов Латимер прожужжал сестре все уши, наговаривая ей грязную ложь о Слэйде. Доминик быстро понял, почему Дебора внезапно отвергла его, но предпринять что-либо было уже поздно: правда и ложь в нем переплелись так, что распутать их было невозможно. И он решил, что единственный выход для него — вызвать Латимера на дуэль. Когда они встретились, ярость застилала глаза Слэйда; впервые в жизни Доминик дал свободу своим чувствам. Поэтому его выстрел пробил Латимеру руку, а не сердце.

Нарушив молчание, Доминик внезапно сказал:

— Я не должен был упустить эту сволочь! Ройс не мог не согласиться с другом:

— Если бы еще не нанятые им подонки, которые избили тебя.

Доминик поморщился. Этот инцидент доставил ему не только физическую боль, — ее бы он стерпел, — но и оскорбил его гордость. Он не мог забыть о том, что, если бы его друзья не оказались поблизости, дружки Латимера просто убили бы его. А вслух он сказал:

— Это жжет меня до сих пор. Я знаю, что это его работа, но не могу доказать, и поэтому бессилен что-либо сделать.

— Каково же мне встречаться с ним в гостиной матери, — сказал Ройс. — Все, что я могу, — это вежливо здороваться с ним. Я пытался осторожно предупредить отца, что ему следует отказать от дома, но мне нечего сказать ему, кроме того, что в Лондоне у него дурная репутация, а то, что он известен как повеса, только придает ему импозантность, и мое нежелание иметь что-либо общее с этим человеком воспринимается как ревность. Наши соотечественники спят и видят в нем настоящего английского джентльмена. Они верят каждому слову этого подонка и считают его арбитром в спорах о моде и манерах. То, что он якобы сочувствует нам в этой дурацкой войне с Англией, укрепляет его репутацию. А что касается дам, они просто обожают Латимера.

— Кто, мисс Сеймур, что ли? — неожиданно для себя спросил Доминик, и оба приятеля при этом вопросе вздрогнули.

Глаза Ройса заинтересованно заблестели, и он спросил Доминика:

— А для чего тебе это знать? Проклиная свой язык, тот пожал плечами:

— Просто любопытно. Мне показалось, он нравится Захарию, и я подумал…

На лице Ройса появилось выражение такого лукавства, что Доминик вдруг вспылил:

— Все это чушь! Мне осточертели разговоры о Латимере, о его Деборе, и я надеюсь, что, выйдя замуж за старого и богатого графа Боудена, она получила то, чего хотела, и пусть это будет достойной ценой за жизнь с полоумным мужем!

Поколебавшись секунду, Ройс вдруг спросил:

— Дом, а ты действительно поставил крест на своей телячьей любви к Деборе?

Доминик удивленно уставился на друга:

— Бог мой, ну конечно! То было легкое затмение разума. Все прошло.

— Я рад это слышать, потому что рано или поздно тебе придется встретиться с Деборой в свете. — И без видимой связи Ройс добавил:

— Возможно, ты не знаешь, но граф Боуден внезапно умер, до неприличия быстро, после заключения брака с Деборой. Несчастный случай. Он как-то выпил вечером, упал с лестницы и разбился. Мгновенная смерть.

— А не был ли дорогой братец Латимер у них в гостях?

— Ты спросил это с какой-то странной интонацией.

Глаза друзей встретились, и стало ясно, что они подумали об одном и том же. Ройс сказал:

— Говорят, Джулиус приехал к графу в тот вечер и именно он, обнаружив тело, сообщил эту печальную весть дорогой сестре.

Доминик возмущенно проговорил:

— Значит, Латимер снова получил, что хотел, — не только сестру, но и контроль над ее наследством!

— Не совсем. Друг написал мне из Англии об этой истории. Большая часть состояния графа завещалась его брату, потому что детей у него не было. Что до леди Деборы, то граф предусмотрел для нее небольшую пенсию, выплата которой прекращается, если она снова выходит замуж.

Рот Доминика скривился в иронической улыбке, и он воскликнул:

— Все-таки существует справедливость!

— Да, пожалуй, — кивнул Ройс. — Но, как и все коты, Латимер падает на четыре лапы. Графское наследство ему заполучить не удалось, но и теперь он имеет виды на одно состояние, хотя и поменьше.

Нахмурившись, Доминик спросил:

— Кстати, Захарий сказал, что… Впрочем, может быть, это не мое дело? Просто я не совсем понял связь между Латимером и Сеймурами. Основное, что мне известно о Латимере, так это то, что у него никогда не было больших денег.

— Вообще-то настоящим владельцем расписки был дядя Латимера. Но после его смерти племянник унаследовал и этот просроченный документ, и я полагаю, что он останется таковым, пока… Пока Мелисса не решится выйти замуж.

Прочитав в глазах Доминика полное непонимание, Ройс коротко объяснил ему суть условий наследства, которое его дед оставил Мелиссе, Захарию и его матери, Салли.

Выслушав объяснения приятеля, Доминик спросил:

— И ты полагаешь, что Латимер согласится ждать этих денег еще два года?

— Не обязательно, — сказал холодно Ройс. — Он может сам жениться на Мелиссе.

По необъяснимой для Доминика причине мысль эта ему не понравилась. Свое, чувство он отнес за счет того, что Латимер слишком легко приобретет целое состояние, хотя, вне сомнений, мисс Мелисса Сеймур, которую тот получит в придачу, заставит его раскаяться в своем поступке. Тем не менее мысль о ее браке с Латимером засела занозой в мозгу Слэйда, и даже когда после взаимных пожеланий спокойной ночи они с Рейсом разошлись по своим комнатам, неприятное ощущение оставалось. Проснувшись утром, Доминик сразу же вспомнил о словах приятеля и встал в дурном настроении, неотступно преследуемый мыслью о мисс Сеймур.

Боже мой! Да он сам готов жениться на этой противной зануде, лишь бы она не попала в лапы мерзавца Латимера!

Войдя в столовую, он увидел Ройса, попивавшего черный кофе и читающего письмо.

Ройс поднял глаза на Доминика и улыбнулся;

— Отец пишет, что мне следует пригласить тебя вернуться к нам вместе со мной.

Доминик улыбнулся и покачал головой:

— Нет, спасибо. Слишком много дел здесь. Кроме того, я знаю, что такое брачные узы, и когда вижу, что меня хотят ими опутать, — а в глазах твоего отца эта мысль читается четко, — это мне действует на нервы.

— О да, конечно! — С лукаво-невинным лицом Ройс вдруг добавил:

— А я сижу и удивляюсь, с чего это вдруг Мелисса написала тебе письмо?

— Мелисса? Мне?! — изумился Доминик. — Да ты бредишь!

— Не знаю, но письмо адресовано тебе, и оно от Мелиссы, его принесли через несколько минут после моего. Чем удивляться, лучше прочти. Оно возле твой тарелки.

Поспешно и от того неровно Доминик надорвал конверт; его сердце учащенно билось. Когда смысл письма дошел до него, он помрачнел и раздраженно заявил Ройсу:

— Твоя кузина просто спятила! Предлагает мне — и это после того, как она не разрешила даже взглянуть на свое сокровище! — купить жеребца за двадцать пять тысяч долларов!

Ройс в недоумении поднял брови:

— Интересно, что это с ней произошло? — задумчиво протянул он.

— Понятия не имею, что! — рявкнул Доминик. — Но мы сегодня же едем в Батон-Руж. Я хочу посмотреть на эту проклятую лошадь, прежде чем она переменит свое решение, и сказать ей, что я думаю по поводу этого идиотского предложения. Двадцать пять тысяч долларов! — он хмыкнул. — Да она спятила!

Глава 9

Пока друзья упаковывали вещи и седлали лошадей, Доминик без устали ругал причуды Мелиссы. Через час они были готовы тронуться в путь. Доминик оставил всем кучу инструкций, поговорил с Томасами, давая им карт-бланш в делах, и нетерпеливо вскочил на лошадь.

Весь путь, пролегавший по грязной дороге, друзья проделали молча. А когда Ройс пригласил спутника остановиться все же в Дубовой Лощине, а не в гостинице, тот насмешливо пробормотал:

— Я лучше остановлюсь в гостинице, где мы ужинали с молодым Сеймуром. Я не собираюсь оставаться здесь дольше, чем надо.

Посмотрев на усталое от путешествия лицо Доминика, Ройс извиняющимся голосом сказал:

— Понять не могу, почему это вдруг Мелисса переменила свое решение насчет продажи жеребца. Она возлагала на него такие надежды…

Однако у Доминика имелась догадка относительно странного поведения девушки, поставившей всех в тупик. Она пришла ему в голову еще при чтении письма. И даже когда Слэйд давал указания экономке, мысли его были заняты мисс Сеймур и Джулиусом Латимером. Стараясь говорить равнодушно, он сказал:

— Я полагаю, что твоя кузина это делает, чтобы подразнить меня! Но странно не только то, что она предлагает продать лошадь за такую чудовищную цену, но и то, что сумма, которую она запрашивает, равна долгу Сеймуров Латимеру.

Ройс оторопел на секунду, но когда смысл сказанного дошел до него, его глаза потемнели от гнева.

— Ты думаешь, за этим может стоять Латимер? И он вынуждает Мелиссу продать лошадь? Доминик медленно кивнул:

— Уж кто-кто, а мы прекрасно знаем, что Латимер — жадная сволочь. — Невесело улыбнувшись, Слэйд продолжал:

— Он ненавидит нашу страну и всех презирает. Латимер — денди и жеманный щеголь. Ему нужно лондонское светское окружение, а не провинциальный городок типа Батон-Ружа. По его вкусу — Нью-Орлеан, он остановился бы там, будь у него деньги, — сказал уверенно Доминик. — Их отсутствие держит его здесь, и он требует от Мелиссы платы.

— Значит, — рассуждал Ройс, — единственная ценность Мелиссы — это лошадь, и она пытается продать ее, чтобы расплатиться. — Он задумчиво посмотрел на Доминика, потом закончил свою мысль:

— Конечно, она могла бы выйти за него замуж, получить деньги по доверенности и сохранить лошадь.

— Да, но тот факт, что Мелисса написала мне, указывает, что она не хочет выходить за него замуж.

Ройс хмыкнул:

— Мелисса вообще этого не хочет. Отец пристает к ней с тех пор, как ей исполнилось семнадцать лет.

— И есть еще одно обстоятельство, — тихо сказал Доминик, — Латимер мог поставить твою кузину в безвыходное положение. Ты сам-то можешь представить его женатым? Скорее он предложит ей стать его любовницей, а не женой.

— Бог мой! — вспыхнул Ройс. — Если этот, мерзавец хоть пальцем дотронется до Мелиссы.

Разговор прервался. Они оба подстегнули лошадей, желая поскорее добраться до Уиллоуглена. Для Ройса все выглядело просто. Если Латимер осмелился сделать Мелиссе бесчестное предложение, он просто его убьет. Что касается Доминика, то он пока не знал, как ему поступить; в душе его клокотали ярость и раздражение. Слэйд никогда не испытывал волнения или страстного желания защитить кого-то. И впервые ему захотелось сделать это, когда он прочитал письмо Мелиссы, представив себе, до какого состояния была доведена девушка, если решилась обратиться к нему. Доминик был взбешен, хотя это могло показаться смешным: ведь эти чувства пробудила девушка, которая ему ни капельки не нравится. Проклиная и ее, и себя, Доминик скакал в сторону Батон-Ружа и с каждой минутой ощущал все большую решимость помочь Мелиссе.

Ройс и Доминик уже в сумерках следующего дня приехали на место. Несмотря на протесты Доминика, Ройс настоял, что доедет с ним до гостиницы.

— Я посмотрю, как ты устроишься. Отец огорчится, что ты не приехал со мной, и я должен уверить его, что с тобой все в порядке, — сказал он, улыбаясь.

Доминик насмешливо посмотрел на друга:

— Надеешься, что в гостинице не будет свободных комнат? Ройс рассмеялся:

— Ну, ты видишь меня насквозь!

У Доминика не возникло трудностей, и вскоре друзья расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Слэйд обещал, что, как только встретится с Мелиссой и выяснит, в чем дело, сразу даст знать Ройсу.

Доминик написал записку Мелиссе, что он в Батон-Руже и прибудет в Уиллоуглен завтра в одиннадцать утра, чтобы взглянуть на Фолли, если она еще не передумала его продавать. С насмешливой улыбкой на губах он отдал письмо вместе с монетой мальчишке и велел доставить послание мисс Сеймур в Уиллоуглен.

Мелисса удивилась, как быстро пришел ответ на его отчаянное письмо, но не подала вида. С тех пор как Мелисса обратилась к Доминику, прошло четыре дня, и все они были наполнены предчувствием беды. Безнадежность положения была такова, что девушка обреченно ждала первого июля. Четыре ночи она лежала без сна в поисках спасительного варианта. Ей могла помочь только доверенность на наследство, и Мелисса во второй раз поехала к мистеру Смитфилду, желая подробнее узнать о действии доверенности в связи с замужеством или предложением о нем; ей удалось узнать только одну новую подробность: доверенность кончается с ее замужеством, но деньги не могут быть выданы раньше, чем через тридцать дней после заключения брака. Итак, если бы даже нашелся человек, захотевший на ней жениться, это уже ничего не могло изменить… Интересно, известна ли Латимеру эта деталь, учел ли он ее при составлении своего коварного плана…

Ее тревогу стали замечать окружающие, девушка стала нервна, на лбу залегла глубокая складка, под глазами от бессонных ночей появились тени. На взволнованные вопросы Мелисса отвечала:

— А в чем дело? Все в порядке. Не спалось. Бог мой, ну что могло случиться.

Три пары взволнованных глаз тревожно смотрели на нее. Она явно что-то скрывала, но никто не мог догадаться — что. Когда Мелиссе вручили записку от Доминика, все заметили, как бледная искра надежды вспыхнула в ее топазовых глазах, но она, ничего не объяснив, отвернулась и пробормотала нечто невразумительное.

Честно говоря. Мелисса не ожидала, что Доминик ответит на ее письмо, и она никому не сказала о возможной продаже жеребца, поэтому сейчас думала, как ей объяснить свое решение. Захарий не глуп, как и Этьен, и Фрэнсис. Но догадаются ли они о выборе, перед которым поставил ее Латимер? Вряд ли, но как иначе мотивировать необходимость расстаться с их надеждой на будущее? И Мелисса нашла решение: необходимо ошеломить близких так, чтобы им не захотелось задавать вопросы.

Встав рано утром, она тщательно оделась для предстоящей встречи с мистером Слэйдом. Выбрав платье черного траурного цвета, девушка посмотрела на себя в зеркало и тяжело вздохнула. Казалось, она собралась на похороны. Бледность кожи подчеркивалась черным цветом, а дни и ночи страшного напряжения сделали свое дело, оставив следы на прекрасном лице Мелиссы.

Она вновь посмотрела на свое отражение в зеркале, потом, одернув платье, вышла из комнаты с таким чувством, будто идет на казнь.

Она все еще ничего не сказала Захарию и Этьену, оттягивая объяснение до последнего. И только когда в сопровождении двух мужчин Мелисса шла к конюшне, она деланно небрежным тоном спросила:

— А вы вычистили Фолли? Поставили его в большой загон?

Что-то в ее голосе заставило спутников внимательно посмотреть на нее. Девушка не умела лгать, и, заметив, как слегка покраснели ее щеки, Зак подозрительно спросил:

— А зачем?

Мелисса вздохнула и отвела взгляд:

— Мистер Слэйд приезжает сегодня утром.

— Что?! — в один голос произнесли Захарий и Этьен.

Француз первым пришел в себя. Он тихо спросил:

— В чем дело?

Мелисса, не глядя ему в глаза, ответила:

— Я собираюсь продать Фолли. Если мистер Слэйд даст хорошую цену.

Наступило гробовое молчание. Девушка взглянула на двух самых дорогих для нее мужчин. Ее сердце оборвалось — на лице Захария пылал гнев, а Этьен смотрел на нее так, будто она сошла с ума.

Первым опомнился Захарий.

— А ты не подумала, что нам следовало бы обсудить этот вопрос? — спросил он, невольно сжав кулаки. — Фолли — основа нашей конюшни. У нас ничего нет, кроме нескольких прекрасных кобыл, но без Фолли они ничто.

Стараясь не выдать своего собственного состояния, Мелисса вздернула подбородок и отчеканила:

— Теперь меня это не беспокоит. Мы свели всех кобыл с Фолли, и с деньгами, которые я намерена заработать на его потомстве, мы все сделаем. — Помолчав, девушка резко добавила:

— А разве не ты, Захарий, говорил, что без денег не имеет значения то, каким жеребцом мы владеем? Что в имение, находящееся в таком состоянии, не приедут коневоды и покупатели? Захарий проворчал:

— Это говорил не я, а мистер Слэйд.

— Ну вот, ты же ему веришь, — сказала Мелисса с искусственной веселостью. Но несчастное выражение на лице Захария болью отозвалось в ее сердце, и она попыталась успокоить его:

— Когда-нибудь мы выкупим Фолли обратно… Со временем, может быть, все уладится…

Захарий скептически смотрел на сестру.

— Продажа Фолли выручит нас сейчас, — продолжала Мелисса. — Конечно, я не хочу делать этого, но у нас нет выбора.

— Странно, ты никогда не говорила об этом, — грустно сказал Захарий. — Я думал, что дела идут неплохо, а теперь мы должны продать нашу единственную реальную ценность, Фолли, который помог бы нам осуществить наши планы и мечты. Лошадь с такими достоинствами попадается раз в жизни. Упустить его из рук! Продать! — Захарий в волнении гордо сжал губы, боясь в раздражении обидеть сестру. Отвернувшись от Мелиссы, он с горечью сказал:

— Я пошел к Фолли. Похоже, я не стою даже того, чтобы со мной советовались; так, просто мальчик на побегушках…

Боль исказила лицо Мелиссы, когда она смотрела вслед уходящему брату; ее нежная рука протянулась к нему в попытке удержать, но потом бессильно упала. Иначе поступить она не могла. Распрямившись, Мелисса посмотрела на Этьена и срывающимся голосом спросила:

— Ты на его стороне?

Этьен покачал головой. Его черные глаза по-доброму смотрели на нее:

— Нет, малышка. Я не стану добавлять тебе горя. Я знаю, ты все продумала. Конечно, Фолли великолепное животное, и если ты его продашь, нет гарантии, что, даже достигнув благополучия и добившись замечательных успехов, вы сможете выкупить его обратно.

В ответе девушки прозвучали тоска и боль:

— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю и что, будь у меня иной выход, я бы им не воспользовалась?

Нахмурившись, Этьен приблизился к Мелиссе:

— Лисса, в чем дело? Я чувствую, что ты о чем-то умалчиваешь.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезала девушка; не могла же она рассказать Этьену, что продажа Фолли связана с Латимером…

Француз что-то говорил ей, но, видя отсутствующее выражение на лице Мелиссы, пожал плечами и ушел в том же направлении, что и Захарий. Глядя влажными глазами ему вслед, девушка так хотела позвать его обратно, обо всем рассказать, но она взяла себя в руки.

Войдя в сарай. Мелисса почувствовала, как ее сердце свинцовым комком застыло в груди. Она ступила в загон, куда Захарий поместил Фолли, и с гордостью и отчаянием в последний раз смотрела на жеребца, радостно приветствовавшего хозяйку веселым ржанием. Подойдя поближе, Мелисса, борясь с рыданиями, обвила руками шею животного и уткнулась лицом в его шелковистую черную гриву. С Фолли было связано слишком много надежд. Он должен был стать производителем большой конюшни, которую они с Захарием мечтали завести. Он должен был привести им процветание, а его потомство — прославить конный завод Уиллоуглена. А теперь им приходилось расстаться с ним. Губы девушки задрожали: стоит ли ради этого блюсти свою честь?

Вспомнив о Латимере и о его гнусном предположении, Мелисса еще крепче сцепила пальцы на гриве Фолли и с ненавистью произнесла:

— Черт бы его побрал! Пусть сгорит в аду!

— Я очень надеюсь, что это не обо мне, — тихо проговорил Доминик за ее спиной.

Испуганная Мелисса быстро повернулась, и глаза ее расширились, когда она увидела Слэйда. Пытаясь взять себя в руки, она нервно оправила черную юбку и вымученно улыбнулась ему.

Доминик был одет, как всегда, со вкусом. Сюртук из отличной темно-серой ткани сидел на плечах, как влитой, стройные ноги были обтянуты бежевыми бриджами. Над аккуратно завязанным белым галстуком — смуглое лицо, непокорные черные локоны спустились на лоб, а насмешливая улыбка изогнула губы. Мелисса думала, что умело скрывает свое подавленное состояние, но Доминик заметил блестки слез в глазах мисс Сеймур, ее дрожащие губы, и у него пропало всякое желание произносить заготовленное саркастическое заключение, предназначенное вместо приветствия. Слэйду непреодолимо захотелось успокоить девушку, и он тихо сказал:

— Судя по сцене, которую я только что видел, и по тому, что говорил Ройс, Фолли действительно для вас значит очень многое. Обещаю, что если я его куплю, то буду о нем хорошо заботиться.

Искра надежды зажглась в груди Мелиссы, и, забыв предупреждения дядюшки Джоша о коварстве Доминика, она спросила его, затаив дыхание:

— Вы хотите сказать, что готовы дать мне за него ту сумму, которую я прошу?

— Сомневаюсь. Но надеюсь, что, по крайней мере, я смогу посмотреть, чего он стоит?

На лице Мелиссы вновь появилось выражение глубокого отчаяния, и Доминик был готов забрать свои слова обратно, сказать, что подумает о цене. Злясь на себя за слабость и дивясь собственным чувствам, он напомнил себе со злостью, что незачем платить эту безумную сумму, что он приехал сюда не для утешения Мелиссы, а чтобы с иронией дать понять хозяйке Фолли, что на свете нет лошади, стоящей таких денег. Доминик бесстрастно рассматривал Мелиссу и вновь задавал себе вопрос: что именно в ней так влечет его? Бог знает, ведь она никакая не красавица, с удивлением подумал он, оглядывая фигуру девушки, ее прическу, очки старой девы. Но его глаза против воли задерживались на рисунке ее рта, на нежном овале подбородка, и Слэйду безумно захотелось сорвать с нее очки и распустить волосы, чтобы посмотреть, как она может выглядеть без этих уродующих деталей облика.

Почувствовав, что Доминик напряженно разглядывает ее, Мелисса взяла себя в руки, сощурилась, сжала губы и, подняв подбородок, холодно сказала:

— Очень хорошо, мистер Слэйд. Я покажу вам жеребца.

Развернувшись, Мелисса распахнула дверь, взяла веревку, висевшую на столбе, и вошла в стойло. Через секунду она вывела жеребца из стойла.

Фолли был прекрасен. Голова идеальной формы, гордо изогнутая шея. Длинные стройные ноги без всяких усилий несли пропорционально сложенное тело, когда он гарцевал рядом с Мелиссой. Доминик зачарованно смотрел на жеребца и думал, что редко доводится встречать таких прекрасных особей. Но лицо его оставалось бесстрастным.

Он уверенно приблизился к Фолли: жеребец не проявил признаков дурного характера. Опытным движением Доминик прошелся рукой по спине и сильным ногам. Фолли спокойно стоял, его уши ловили мягкий голос Мелиссы, и, казалось, он не обращал никакого внимания на незнакомца. Даже когда Доминик проверял его зубы, жеребец не выказывал беспокойства. Взглянув на Мелиссу, потеплевшим голосом Доминик признался:

— Он действительно джентльмен. Забыв на время, что этот человек ей ненавистен, и испытывая гордость за жеребца. Мелисса улыбнулась:

— О да! Фолли действительно безупречен, сущий ангел. Даже когда ему был год, он… — но тут девушка вспомнила, зачем Доминик здесь, и гордая улыбка сошла с ее лица; она только сказала:

— Это прекрасная лошадь. Да вы и сами видите.

Пораженный тем, как улыбка меняет ее лицо, Доминик подумал: почаще бы она улыбалась. Но он снова увидел ее сощуренные глаза и вздохнул.

Похоже, все же он слишком много выпил в ту ночь, иначе как понять, почему она произвела на него такое впечатление.

Покачав головой и осуждая собственное безрассудство, Слэйд сказал:

— Да, прекрасный конь. Но насколько он быстр?

Оскорбившись выраженным Домиником сомнением в талантах Фолли, Мелисса взглянула на него. Ей очень бы хотелось, чтобы мистер Доминик Слэйд не был столь привлекательным и не вызывал в ней такой интерес. Но она не могла не замечать, какой он высокий и гибкий и какое красивое у него лицо. В очередной раз напомнив себе, что он повеса, привыкший разбивать сердца женщин, и что единственная причина, почему он здесь, — это покупка Фолли, девушка холодно ответила:

— Если вы согласны подождать, мистер Доминик, я его оседлаю, и Этьен продемонстрирует вам его скорость.

Доминик молча кивнул, изумленно глядя вслед Мелиссе, выводившей пританцовывающего жеребца; скоро она вернулась в сопровождении Захария. Захарий был сдержанно вежлив, но по его сжатым губам было видно, что он крайне огорчен.

Доминик задумчиво проследил, как брат и сестра повели Фолли к треку за главной конюшней. С первого взгляда было ясно, насколько они несчастны из-за необходимости расставаться с животным, и Слэйд окончательно уверился в мысли, что в этом деле замешан Латимер. Ведь Ройс рассказывал ему, что через два года, а то и раньше, если Мелисса выйдет замуж, — что, впрочем, он считал делом сомнительным, — Сеймуры получат свое состояние, и после уплаты долга Латимеру, денег останется достаточно. Так что же заставило Мелиссу принять решение о продаже коня? Причина могла быть только одна: Латимер потребовал долг или что-то такое вместо него, в чем девушка ему отказала. Это или требование продать дом, или… или просто Мелисса показалась ему лакомым кусочком.

Доминик сжал губы, посмотрел на ее изящную фигуру в потрепанном черном одеянии и почувствовал себя не в силах отстраниться от мисс Мелиссы Сеймур с ее проблемами. С отвращением к себе он признался, что даже если бы Фолли плохо стоял на ногах и бегал не скорее улитки, он все равно готов был отдать за него огромную сумму, лишь бы выручить девушку.

Поражаясь собственному идиотизму, Слэйд стоял возле забора, ограждающего трек. В следующий миг он уже не отрывал взгляда от Фолли под седлом у Этьена. Жеребец вырвался на круг и мчался, едва касаясь земли копытами. Он продемонстрировал и стиль, и скорость, принесшие ему известность. Его мощь и грация чувствовались в каждом движении; без сомнения, он был великолепен во всех отношениях. Фолли показал невероятную скорость, и не надо было смотреть на часы, чтобы убедиться в этом. Да, такая лошадь — одна на миллион.

Этьен перевел его на рысь. «Фолли украсит его конюшню», — подумал Доминик. Его радовала перспектива завладеть такой лошадью, но тут его взгляд упал на лицо Мелиссы, которое воплощало несчастье и отчаяние.

Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Доминик услышал собственный голос и решил, что солнце окончательно расплавило его мозги:

— Он стоит гораздо больше, чем вы просите. Но если мы станем его совладельцами, — то есть сумма, которую вы упомянули в письме, составит половину, — я сочту, что совершил выгодную сделку.

Если эти слова поразили самого Доминика, то Мелисса просто лишилась дара речи. Она уставилась на Слэйда, отчаянно боясь прочитать на его лице насмешку.

Доминик спокойно встретил ее взгляд, впервые заметив длинные шелковистые ресницы, обрамлявшие миндалевидные глаза. Мелисса забыла о своей маске, и ее мягкий рот расслабился, а нежные губы стали полными и притягивали взгляд; Доминик вновь ощутил неодолимое желание снять с нее очки, распустить волосы. Это пучок старой девы был совершенно непонятного цвета, а ему вдруг захотелось узнать, каковы цвет и фактура ее волос.

Надежда, как бутон, распустилась у девушки в груди, она заставила ее судорожно сцепить перед собой руки. Наконец, заикаясь, Мелисса проговорила:

— А… вы… это серьезно? Это не шутка?

Темная бровь Доминика поднялась:

— Дорогая моя! Я не шучу, когда речь идет о таких деньгах. — И, стараясь выглядеть суровым, добавил:

— Но я не заплачу ни пенни больше, так что не пытайтесь вздувать цену.

Мелисса судорожно проглотила слюну. Видение того, как она швырнет деньги в лицо Латимеру, возникло в ее воображении, и радость от дознания того, что Фолли хотя бы наполовину останется ее, заставила затрепетать губы девушки.

— О нет! Я не могу себе этого представить! — честно призналась она. — Поверьте, я не запросила бы такую высокую цену, если бы не чрезвычайные обстоятельства. — Она собиралась сказать что-то еще, но прикусила губу и отвернулась.

Захарий, который молчал все это время, медленно проговорил, обращаясь к Доминику:

— Это означает, что вы собираетесь быть нашим партнером, и Фолли все еще наш, да?

— Наполовину ваш, — ответил Доминик, ломая себе голову над тем, как он объяснит эту сделку Ройсу.

Глава 10

Кончилось тем, что Доминик остался на ужин. Еда оказалась удивительно вкусной. Он познакомился с Фрэнсис Осборн, и она показалась ему очень приятной женщиной. К Этьену, понявшему, что Доминик не собирается забирать столь любимого Мелиссой Фолли из Уиллоуглена, вернулись его оживление и дружелюбие; радостный Захарий старался увлечь Доминика беседой. Только Мелисса силилась не поддаваться чарам Слэйда, хотя после того как он оказал ей столь неоценимую услугу, освободив от кабальной зависимости от Латимера, делать это было весьма нелегко.

Иногда Доминик обращал в ее сторону теплый взгляд или насмешливую улыбку, и его серые глаза то и дело встречались с ее взглядом. Девушка употребляла все усилия на то, чтобы не забыть предостережения Джоша, стараясь не обращать внимания на вьющиеся волосы гостя, красивой формы нос, мужественную линию губ. Она поклялась себе, что не станет еще одной дурочкой, позволившей этому повесе вскружить себе голову. Но то была трудная борьба, особенно при воспоминании о его объятиях. Уничтожая остатки цыпленка. Мелисса призналась себе, что, конечно, все было бы проще, если бы мистер Слэйд не был так привлекателен.

Заметив напряженность девушки, Доминик прервал разговор с Захарием и спросил ее:

— Что-то в моем предложении о партнерстве вам не нравится?

На Мелиссу устремились все взгляды, и горячая волна залила ее щеки.

— Нет, — быстро ответила она. — Просто я думаю, что прежде чем вы уедете, нам следует обсудить некоторые моменты.

На лице Доминика появилась насмешка:

— А ваш брат или дядя не смогут вас заменить в этом щепетильном вопросе? Мне кажется необычным уже то, что владелица лошади — вы. Но если уж так случилось, может быть, мужчины вашей семьи возьмут на себя решение финансовой стороны соглашения?

Мелисса прикусила язык. Она и сама уже давно поняла, что отец избаловал ее своим воспитанием, позволяя ей делать слишком многое. Но после его смерти она поняла, в сколь малой степени способна предопределить течение собственной жизни. Ее раздражение нарастало. Итак, мистер Слэйд тоже полагает, что она не способна распорядиться своими деньгами? Не так ли?

Топазовые глаза девушки гневно сверкнули, и Мелисса ответила на вопрос Доминика официальным тоном:

— Мистер Слэйд, Фолли — моя лошадь. И я полагаю, что независимо от того, нравится вам это или нет, именно я должна обсудить условия сделки, если вы собираетесь покупать Фолли.

Уже привыкший к резким переменам настроения девушки, но не в силах отказать себе в удовольствии лишний раз поддразнить ее за самоуверенность, Доминик вежливо напомнил:

— Половину его.

Но у Мелиссы не было желания шутить, и лишь намек на улыбку появился у нее на губах. Грациозно поднявшись из-за стола, она сказала:

— Пойдете со мной?

Ни слова не говоря, заинтригованный Доминик последовал за ней; когда они спускались вниз, его глаза задумчиво смотрели на ее худенькие плечи и тонкую талию. «Маленький гордый тигренок», — подумал он удивленно.

Слэйд зашел в комнату, которую она указала, и огляделся. Видимо, это была библиотека. Везде, куда бы ни посмотрел Доминик, было заметно состояние дел Сеймуров — от заплатанных кожаных кресел до выцветших бархатных портьер, обрамляющих высокие окна. Мелисса уселась на диван, обшитый мебельным ситцем, Доминик — в кресло напротив. С легкой улыбкой на полных красивых губах он спросил:

— И что же именно в моем предложении вам хотелось бы обсудить?

Оскорбленная полунасмешливой улыбкой Слэйда, Мелисса резко заявила:

— Я не ребенок. И была бы вам очень признательна, если бы вы вели разговор серьезно и не обращались со мной как со слабоумной.

Он сощурился и гораздо менее дружелюбно сказал:

— Поверьте мне, дорогая, что, когда я говорю о двадцати пяти тысячах долларов, я очень серьезен!

Мелисса закусила губу, понимая, что ей лучше не вступать с Домиником в прения. Ситуация, в которой она оказалась, — не его вина. Но ее раздражали безупречная одежда и красота этого человека. Ее взгляд невольно притягивался к его смуглому лицу, гордому разлету бровей, серым глазам, мужественной линии рта и подбородка. С трудом она заставила себя вернуться к делу. Итак, вопрос о сделке.

Пока Мелисса изучала Доминика, он тоже проводил свое собственное исследование: пристально рассматривая ее лицо и стараясь представить ее без очков и с красивой прической, он все же никак не мог вообразить Мелиссу не такой, какой она выглядела сейчас — неряшливой старой девой. Ну почему она так завладела его вниманием? Ответа на этот вопрос не было. А Доминик очень не любил неразрешенных вопросов.

Положение все еще было смешным. Комедия! Она не красотка, ничуть ему не нравится, однако он готов потратить уйму денег только потому, что, как он догадывался, у нее могут быть неприятности с Латимером. Доминик про себя даже фыркнул — что он за дурак в конце концов! Он же не филантроп, он никогда особенно не беспокоился по поводу материальных затруднений своих приятелей. Но эта девушка почему-то взволновала его и вызвала в нем желание ее защитить! Какая-то дьявольщина! Он только что выразил готовность купить половину прав на проклятую лошадь за огромную сумму денег и сделал это лишь потому, что увидел, как она любит этого Фолли, как страдает от необходимости с ним расстаться. Вдруг его осенила неожиданная мысль: если они с мисс Сеймур становятся партнерами, то они неизбежно будут проводить в компании друг друга довольно много времени. Доминик наконец осознал, что именно этого-то он и хочет!

Признавшись себе в собственном идиотизме, Доминик предложил несколько вариантов использования животного. Мелисса проявила разумность, высказав всего несколько замечаний, и у Слэйда возникли некоторые подозрения по поводу ее кротости, — что у нее на уме?

Девушка вполуха слушала, о чем он говорил, но в голове у нее сидела мысль: как убедить Доминика заплатить всю сумму в течение двадцати четырех часов. Поэтому, стоило ему умолкнуть, как она выпалила:

— А могли бы вы мне отдать деньги завтра? Золотом?

Если у Доминика и были сомнения, что за этой историей стоит Латимер, то после этих слов они рассеялись как дым. Латимер явно требовал уплаты, и первое июля — последняя дата, когда он готов получить эти деньги, или… Зная Латимера, Доминик догадывался, чего тот добивается. Но он был не в силах понять — почему? Почему Латимер оценивал столь непривлекательную девушку в такую значительную сумму? Потом вдруг ухмыльнулся про себя: если она смогла так приковать к себе его, так почему Латимер должен избежать ее чар?

Однако просьба Мелиссы завтра же выложить деньги озадачила его. Доминик был богат, но держать на руках такую сумму? Помолчав, он медленно сказал:

— Я очень сомневаюсь, что смогу так быстро приготовить деньги. Но я вас уверяю, что вы их получите до конца недели. — Он бросил на нее быстрый проницательный взгляд, потом, подбирая слова, добавил:

— Я уверен, что человек, которому вы должны такую сумму, вряд ли успеет сделать что-то плохое за столь короткое время.

Глаза Мелиссы широко раскрылись, в них читались страх и удивление. Девушка нервно проглотила слюну и тихо спросила:

— А откуда вы знаете, что мне нужны деньги именно для того… чтобы отдать долг? Доминик беззаботно ответил:

— Просто догадался, моя дорогая. Пусть вас это не беспокоит. — Движимый необъяснимым порывом, он встал перед девушкой, поднял ее руку с колен и, взяв в свою, тихо сказал:

— Если я могу еще чем-то вам услужить… В его словах было столько искренности, что на какой-то безумный миг Мелиссе захотелось рассказать ему все о гнусном предложении Латимера. Ее рука чувствовала тепло и силу его руки, а пальцы горели от прикосновения Доминика. Ее сердце заколотилось в безумном ритме; испуганная, что ее выдадут волнение и смятение, девушка — нервно выдернула свою руку и, заикаясь, сказала:

— О, спасибо вам, но… в этом нет необходимости…

Доминика не убедили ее слова, но не мог же он заставить ее рассказать о своих проблемах. Пожав с явным недоверием плечами, он отступил от нее.

Секунду спустя в комнату вошел Захарий.

Все трое еще поговорили, потом Доминик и Мелисса подписали договор об условиях сделки и, аккуратно уложив бумагу в карман жилета, Доминик уехал. Он был доволен собой и взволнован. Сомнений не осталось — именно Латимеру пойдут деньги от его партнерской сделки с мисс Сеймур, и Слэйд принялся размышлять, каким образом выведать планы Латимера.

Вернувшись к себе, Доминик застал ожидавшего его Ройса и кратко рассказал ему о сделке. Понимающая улыбка на губах Ройса заставила Доминика стиснуть кулаки, но, спустя секунду, он сам невольно улыбнулся.

— Да, я спятил! — признался он. — И ты можешь мне этого не объяснять!

Ройс кивнул, давая понять, что тут спорить не о чем, и в течение нескольких минут добродушно выслушивал безжалостные филиппики Доминика по поводу своих свихнутых мозгов и бараньей башки, а потом объявил о причине своего появления.

— Отец приглашает тебя на ужин. — Улыбнувшись другу, Ройс добавил:

— Он недоволен, что ты остановился здесь, а не у нас. Но, я думаю, если ты приедешь, все утрясется.

Доминик принял приглашение, и друзья собрались в дорогу. Они уже вскочили на лошадей, когда Доминик вдруг заметил какого-то джентльмена, входящего в гостиницу. Сдвинув брови, он пристально всмотрелся в его лицо, и Ройс, заметив озабоченность приятеля, спросил:

— В чем дело? Что-то случилось?

— Пожалуй, — сквозь зубы ответил Доминик. — Я могу поклясться, что в гостиницу вошел Латимер.

Ройса передернуло:

— Ну, если это и так, что ты собираешься делать? В конце концов, он вправе войти в эту чертову гостиницу.

Доминик поморщился, сознавая, что Ройс прав, и молча развернул лошадь в сторону Дубовой Лощины. Но его продолжал мучить вопрос: действительно ли человек, которого он видел, Джулиус Латимер? И, что еще важнее, не собирается ли он сегодня вечером встретиться с Мелиссой. И на оба вопроса он ответил себе «да». Доминик видел Латимера, который остановился в третьем номере, отделенном от его пятью комнатами по коридору. Но еще неприятнее Доминику было узнать, что, едва обосновавшись в гостинице, тот написал записку мисс Мелиссе Сеймур.

Предвкушая грядущие события, он сообщал, что находится в Батон-Руже. Неприятная улыбка играла у него на губах, когда он торопливо водил пером по бумаге. Латимер писал Мелиссе, что, прежде чем возбудить дело о выплате долга, он хотел бы встретиться с ней, дабы обговорить окончательные условия. Уверенной рукой выведя номер своей комнаты, он приписал, что в ее интересах было бы увидеться сегодня же вечером.

Это было оскорбительное послание. Мелисса, читая его, дрожала от ярости. Она ждала его приезда, но только после получения этой записки поняла, сколь бесконечно признательна должна быть мистеру Слэйду, благодаря великодушию которого Латимер лишился власти над ней. Страшно подумать, что было бы, если бы Доминик не отозвался на ее письмо, или замедлил с ответом, или не захотел бы платить такую цену… Во рту Мелиссы пересохло, когда она представила, что испытывала бы сейчас, получив записку Латимера и зная, что у нее нет денег.

Она еще долго сидела, уставившись на письмо этого негодяя, понимая, как близко была к катастрофе. Она благодарно улыбнулась, вспомнив о Доминике и его щедрости, представив себе, как он улыбается, какие у него глаза, когда он шутит. Потом со вздохом сожаления девушка заставила себя думать о другом.

Мелисса еще раз перечитала письмо Латимера. Он писал, что хотел бы увидеть ее сегодня вечером. Зачем? С какой стати? Разве что хотел бы позлорадствовать, в каком трудном она положении оказалась… Глаза девушки сверкнули гневом, и она было решила: пусть этот негодяй прождет ее хоть всю ночь, но глубоко задумалась. Она не могла оставить без внимания его просьбу, ведь Латимер, если она не приедет, может появиться здесь, в Уиллоуглене… По телу пробежали мурашки. Если у Захария возникнут какие-то подозрения… Мелисса вновь взглянула на письмо, пытаясь разобраться в каракулях Латимера, какая у него комната — номер три или восемь, и решила — восемь.

Отложив в сторону письмо. Мелисса встала, подошла к окну, рассеянно расчесывая волнистые волосы. Она вымыла их после отъезда Доминика, и теперь они ниспадали на плечи золотистыми локонами. Щетка ритмично ходила по густой копне волос, а мысли Мелиссы вращались в заколдованном кругу, очерченном запиской Латимера.

Почему бы ей не встретиться с ним? Какое удовольствие взглянуть на выражение его лица, когда она решительно отвергнет его гнусное предложение? И чем дольше девушка думала, тем больше ей нравилась эта идея. Он ее оскорбил, поставил на грань разорения, так почему бы ей не заставить его выслушать то, что она готова ему сказать? Зачем ждать до завтра?

Мелисса впервые за последние дни слабо улыбнулась, представив себе кислое лицо Латимера, узнавшего, что Мелисса не собирается стать его любовницей.

Итак, она решилась. Несколько минут девушка думала, как ей уехать незамеченной и пробраться в комнату Латимера, не вызвав скандала своим поведением. Страшно вообразить, что будет, если раскроется, что она на ночь глядя отправилась в гостиницу, в комнату мужчины для встречи наедине!

Едва ли Мелиссе удалось бы пройти незамеченной в номер Латимера через большое здание гостиницы, но она вспомнила о наружной лестнице. С довольной улыбкой девушка посмотрела в зеркало старого шкафа красного дерева, в котором висело несколько платьев, но ни одно из них нельзя было назвать верхом изящества. Улыбка ее слегка увяла, сегодня ей хотелось выглядеть как можно лучше. Пусть Латимер больнее ощутит, что он теряет! Разве нельзя назвать естественным желанием заставить его помучиться после всего пережитого? Поэтому чем соблазнительнее она будет, тем лучше.

Мелисса вынула из шкафа платье янтарного цвета, приложила к себе и посмотрелась в зеркало. Оно не новое, еще отец привез его из Англии, но очень ей шло: своими плавными линиями оно привлекало внимание к плечам цвета слоновой кости, к красивой форме груди, а янтарный цвет шелка оттенял темно-золотистый цвет волос и блеск глаз. Мелисса покружилась перед зеркалом, наслаждаясь, как вздымается юбка вокруг талии… Да, именно в этом платье она отправится сегодня вечером.

Все складывалось удачно. Девушка, сославшись на головную боль, уединилась в спальне, переоделась, потом, накинув поношенный плащ с капюшоном из коричневого бархата, открыла наружную дверь и выскользнула. Быстро сбежав по лестнице, в минуту она долетела до конюшни и оседлала кобылу; ее сердце неистово колотилось, когда она выехала на главную дорогу, но постепенно Мелисса успокоилась. Итак, из дома ей удалось ускользнуть незамеченной. Теперь встреча с Латимером…

По дороге в Батон-Руж девушка старалась держаться теневой стороны, чтобы никто не узнал ее; к счастью, гостиница стояла на краю городка. Соскользнув с, лошади, Мелисса торопливо привязала животное к молодому дубку и быстрыми шагами направилась к зданию.

Ее сердце гулко билось в груди, когда она, обойдя его, обнаружила ту самую лестницу, ведущую наверх. Одно дело предстать перед Латимером у себя дома, в полной безопасности, и совсем другое — войти к нему в комнату. Она заколебалась, внезапно испугавшись того, что делает, и уже готова была отказаться от задуманного. Но, вспомнив, что Латимер может явиться к ней сам, девушка решительно поставила ногу на ступеньку лестницы. Никто не должен видеть ее. Кстати, Латимер тоже должен быть заинтересован в этом, иначе дело получит скандальную известность, а он предпочитает, чтобы его считали «очаровательным англичанином».

Стараясь сдерживать неистовое биение сердца, Мелисса поднялась по лестнице. Дверь скрипнула, когда она толкнула ее, и этот звук заставил ее вздрогнуть. Скрывая лицо под капюшоном плаща, девушка вступила в узкий коридор. Комната номер восемь, к ее облегчению, была первой от входа. Представив себе, как собирался поступить с ней Латимер, она со сверкающим взором решительно распахнула дверь в его номер.

К ее разочарованию, комната была темна и пуста. Смутившись, Мелисса вошла в нее и, найдя свечу, зажгла. Осмотрелась. Помещение было небольшое, оно скорее напоминало чулан, а не спальню. Но постель была приготовлена для постояльца и покрыта одеялом с желтыми и зелеными цветами. Грубый сосновый стол с подсвечником дополнял меблировку.

Мелисса рассеянно поставила свечу и опустилась на стул; теперь, когда она находилась у цели, ее нервозность понемногу исчезла, зато гнев на обитателя этого номера все больше разгорался. Девушка перебирала в уме все обвинения, которые она бросит в гнусное лицо мистера Джулиуса Латимера, когда тот появится. Но время шло, а его все не было; Мелисса устало сидела на стуле, стиснув кулаки на коленях, и ждала. Она не знала, который час, но понимала, что времени прошло уже немало: у девушки возникли сомнения, правильно ли она прочла записку, однако ошибки быть не могло. Она зевнула и с тоской посмотрела на кровать. Он что, ночью приедет?

Может, Латимер специально заставляет ее ждать так долго, рассчитывая ослабить ее волю? Зевнув еще раз, Мелисса решилась прилечь на кровать, не опасаясь заснуть: уж слишком она была взволнована.

Девушка укрылась плащом, пригрелась, и сама не заметила, как ее веки смежились, золотисто-каштановые волосы волной легли вокруг головы, а ткань плаща очертила ее стройную фигуру.

Тем временем внизу, в таверне, Доминик, Джош и Ройс уютно сидели за грубым деревянным столом, наслаждаясь последними за этот вечер порциями бренди… После ужина в Дубовой Лощине мужчины отправились в таверну, чтобы отпраздновать сделку, заключенную Домиником. Джош был доволен тем, как разворачиваются события: ведь Слэйд и его племянница станут теперь совладельцами Фолли, и это их в известной мере свяжет, что Джоша очень устраивало.

Вечер шел к концу, и Доминик, принявший уже немалую дозу, пытался сосредоточиться на том, что говорил Ройс:

— Не могу поверить, что она действительно продала тебе лошадь. Даже половину. Слэйд ухмыльнулся:

— Сомневаешься в моем очаровании и умении вести дело с леди?

Улыбнувшись в ответ, Ройс покачал головой.

— Никогда не сомневался. Дело не в этом. Если ты что-то решил — никто не устоит, будь то мужчина или женщина.

— Возможно, — ответил Доминик. — Я ведь еще тогда решил, что твоя кузина все равно продаст мне жеребца.

— Но за такую цену?! — воскликнул Джош.

— Как бы то ни было, я выполню все обязательства по этой сделке. Кто знает, может, мне и не придется в конце концов выплачивать всю сумму.

Это заявление было не более чем праздной болтовней подвыпившего джентльмена, но Джош за него уцепился.

— Что? — спросил он. — Почему? Какие-то планы насчет моей племянницы? — Ну, конечно, молодому Слэйду не придется платить всю сумму, если он женится на Мелиссе! Хорошо бы заполучить его в семью!

Ройса не заботили планы Доминика относительно Мелиссы или отсутствие таковых, и,

наклонившись через стол, он насмешливо спросил:

— А где соглашение, которое вы с Мелиссой подписали? Я хочу посмотреть на него собственными глазами, чтобы убедиться, что это правда.

— Да оно наверху, у меня в комнате. Но если ты хочешь его посмотреть, я принесу, хотя не думаю, что в этом есть нужда.

Однако Доминик забыл, как упрям может быть Ройс, напившись. И поскольку тот настаивал, что хочет увидеть это соглашение собственными глазами, Слэйду пришлось сдаться. Поднявшись, он сказал:

— Сейчас принесу. Закажи нам еще бренди, пока я хожу.

Доминик поднялся наверх, зашел в свой номер и потянулся к портмоне, когда вдруг обратил внимание на свет свечи. Не веря своим глазам, он смотрел на прекрасное создание, беззаботно спящее на его кровати.

Очарованный необыкновенной красотой девушки, освещенной мерцающим пламенем свечи, он смотрел на пышные медовые волосы, беспорядочно лежавшие на подушке и одеяле, на полуобнаженные груди, манящую ложбинку цвета сметаны между ними. Наконец Доминик с немалым трудом оторвался от завораживающего зрелища, еще раз взглянув на округлый подбородок, полные соблазнительные губы, на красивый вздернутый носик. Ресницы, как два черных веера, лежали на щеках девушки. «Она действительно прелестна», — как в тумане подумал он. Но какого юрта, что она делает в его постели?