Глава 1, ознакомительная

- Твоя дочь дефективная, и ни о каком поступлении в Академию не может идти речи! – вынесла вердикт громогласная госпожа Корнелия. Женщина, чье негласное одобрение пытались заслужить все семьи, в которых рождались девочки с магией. По сравнению с городскими оценщиками, она брала за «честную» оценку совсем немного – у кого порося, у кого несколько золотых, а у кого услугу, но какова цена той услуги будет – ясно дело, никто не знал.

Я стояла, шаркая лаптем и сминая руками подол платья, что едва прикрывал коленки – срам не иначе, но носить-то нечего. Вот и носила сестринскую одежду, Изольда ведь замуж собралась, а платья ей должны вот-вот сменить. Правда, если меня не удастся сдать за сходную цену, то не видать сеструхе новой одежки. Не видать.

Почесав переносицу, подняла взгляд на женщину, в который раз восторгаясь ее объемами – большая, в обхвате, пожалуй, не меньше трех меня! Сразу видно, в еде она себе не отказывает, да и посты вряд ли блюдет. А одежда ее была из тканей, что доставлялись из городов с обозами – блестящая, манящая погладить. И каждый раз, протянув руки к ней, я получала розгами – негоже парчу марать.

Вот и сейчас, спрятав ладошки, от греха так сказать, наблюдала, как солнечные лучи играли на платье.

- Ну чего смотришь так, дефективная? – усмехнулась она. – Нравлюсь? – дождавшись моего кивка, она продолжила: - Вот и мне нравится!

Она повернулась к зеркалу, взбила парик рыжего конского волоса и вновь повернулась к тяте, вопросительно приподнимая бровь. Тоже рыжую.

- Ну как … что же делать мне, госпожа? – тятя прокашлялся и подал голос.

- Ох и не знаю, много за нее не дадут, - пройдя вокруг меня, задумчиво она произнесла. – Но немного магии есть…

Тятя засиял, но сразу же был остановлен:

- Либо в посудомойки пойдет, либо постельной грелкой. Сколько годков?

- Так молодка она еще для грелки то, - поканючил в ответ. То-то и понятно, за постельные грелки много не дают. Как и за посудомойки, впрочем.

- Ох, Степаныч, я ж уж в долг с тобой работаю!

- Матушка Корнелия, смилуйся, младшенькую замуж выдаю, приданое собрать надо…

- А старшую, значит, в откуп, - понятливо кивнула тетка. – Не жалко?

Тятя брезгливо сморщился и ответил, словно сплюнул:

- Не пропадет! Хоть пользу принесет.

- Всё злость носишь под сердцем…

Тятя стоял угрюмо, не смея перечить, иначе ведь ничего не получит.

- Оставляй девчонку здесь, ее завтра заберут, - и, не давая себя перебить, Корнелия сразу же ответила: - Деньги завтра и получишь. Я вперед не плачу!

- А как же я…?

- Много не жди, даст Единый, пристрою в обслугу при Академии.

Тятя выходил, спиной пятясь, и согнувшись в поклоне.

Вновь почесав переносицу, перевела взгляд на госпожу Корнелию, и едва хлопнула дверь, спросила:

- А меня, правда, того… в Академию?

- Тебя?! – воскликнула и расхохоталась женина. – Ой, уморила, деточка! Тебя и в Академию… Даст Единый, тарелки там мыть будешь! Но смотри, не посрами меня завтра! А сейчас ступай в сарай, там лохань, искупаешься и там же, на тюках, спать ложись. Я по зорьке подниму.

Склонившись в легком поклоне, выскочила в коридор, а затем по памяти прошмыгнула в сени, и, не обращая внимания на слуг и обстановку, оказалась позади дома, возле сарая. Тихонько толкнув калитку, зашла в полумрак – в нос ударил запах скошенного сена, собак и лошадей. У самой стенки стояла большая лохань, накрытая холщовой тканью, и чуть дальше колодец. Вот уж, что считалось настоящим богатством – собственная вода! В нашем селении двадцать дворов, и всего четыре колодца! А тут свой собственный…

Не много удовольствия купаться в ледяной колодезной воде, когда каждую косточку сводит и скручивает, словно зерно на мукомольне, но чистоту я ценила всегда и потому, каждый день до петухов, бегала к дальней речке. Натерев кожу до скрежета и покраснения, постирала нехитрое платье сестры и развесила тут же. Укутавшись в стянутую с лохани ткань, соорудила себе лежанку из соломы и сена, и, наконец, смогла выдохнуть.

Крыша в сарае хоть и худая, но летний зной в наших краях был даже ночью, поэтому замерзнуть или попасть под дождь мне не грозило, а вот полюбоваться звездами всегда любила. Их подрагивающее мерцание заставляло мечтать, придумывать что-то вне нашего селения. А еще вспоминать едва теплое касание, ласку и улыбку матушки – ее почти не помнила…

Изольда на два года младше меня - этой весной ей исполнилось пятнадцать годков, а мама умерла почти сразу после ее родов. Так мы остались у тяти вдвоем. Иза была вылитая наша бабка – невысокая, сбитая, русые косы до пола, и невозможно голубые глаза тяти. Наверное, поэтому более толстый кусок хлеба, новый сарафан или соломенная кукла всегда доставались ей. Я же была в материнскую родню, как говаривал тятя: худая, высокая, что промокшая цапля, с зелеными глазами и длинными иссиня-черными волосами.

И совсем неудивительно, что сваты пришли к сестре – краше девки на всю деревню не найдешь. И я, может, приглянулась бы кому-нибудь, только вот дар проснулся. А с этим у нас здесь строго: это у мальчиков дар к магии приветствуется, а у девочек…

Глава 2, о желаниях и покупках

Утро пришло, как и полагается, с петухами. Умывшись и напившись колодезной воды, я сидела на соломенных тюках, в ожидании госпожи Корнелии, не смея выйти во двор. Но вот тень от дородной фигуры упала на землю, тут же хлопнула калитка и раздалось громогласное:

- Поднялась уже? Хорошо, - тут мне на колени упал сверток. – Надень, не надо раньше времени коленками светить, - и вышла во двор.

Осторожно развернув грубую мешковину, уставилась на празднично расшитый сарафан – такие у нас девки на смотрины одевали. Это что же, грелкой что ли…? Зажмурилась, сжав ткань, и выдохнула: а какая, впрочем, разница? Мне бы только за околицу выбраться…

Сарафан был в пору, голубой с золотой вышивкой, а приятная ткань так и льнула к телу – такого у меня никогда не было.

- Оделась, вот и славненько! - быстро оглядев меня, госпожа Корнелия осталась довольна. – А скажи-ка мне, Аиша, ты же девица еще?

Кровь невольно бросилась к щекам, едва поняла, о чем речь, а женщина довольно крякнув, сказала:

- Тогда и в цене вырастешь! Выходи уже, там все собрались.

И хотя в сарае было светло, яркий солнечный свет все равно резанул по глазам, едва уставилась на кучки людей. И кого здесь только не было: трое пострелят меньше меня ростом, в кепках на одно ухо, да в наспех заправленных рубашках в широкие штаны и в сбитых ботинках, явно не по размеру. Рядом с ними томилась тройка женщин разодетых… весьма, так сказать раздетых, что даже срамные места едва прикрывались тонкой блестящей тканью. А дальше мужики наши, рабочие: высокие, тяжеловесы – этих точно быстро расхватают. Я замыкала ряд.

Стояли мы так не долго, но солнце, несмотря на рань, уже начало припекать, и если еще постою так, то к вечеру пойду пятнами. От раздумий меня отвлек нараставший шум: открылись главные ворота, и во двор дружно въехало несколько богатых телег: закрытых и открытых. Госпожа Корнелия расплылась в улыбке, и поплыла навстречу прибывшим. Изящная походка, легкое покачивание пятой точки – кажется, я стояла, открыв рот. Одумалась лишь тогда, когда получила подзатыльник и услышала шипение «голову опусти, оборванка!».

Как оказалось, едва повозки въехали во двор, весь люд дружно сделал шаг назад, кроме меня. И потому, сейчас я, одинешенька, стояла впереди всех, с любопытством взирая на госпожу Корнелию и ее гостей.

- И что же ты нам приготовила, голубушка? – из первой закрытой телеги вышел седовласый мужчина, опиравшийся на палку. Пальцы его были унизаны разноцветными перстнями. Несомненно, богатей, вон как оглядывает нас, да пальцами по деревяшке перебирает. И хотя увидеть не могла, готова была поклясться, что госпожа, наверняка, расплылась в еще большей улыбке, после чего низко склонилась:

- Я весьма рада видеть вас, господин Шарэз! Надеюсь, товар вам по душе придется, - она еще раз склонилась и, извиняясь, отправилась встречать других, и это помешало ей увидеть, как при последних словах мужское лицо скривилось в недовольной гримасе.

Вслед за мужчиной показалась пожилая женщина. Она была слегка полноватой, в простом, но добротном сером платье, без каких-либо украшений, но с такой же гримасой, что и у господина, а оглядев нас - взгляд наполнился еще и брезгливостью. Вздернув голову, она странно посмотрела на мужчину. Жена?

Между тем госпожа Корнелия раскланивалась и что-то говорила молодому мужчине, статной наружности и девушке, что цеплялась за его локоть. Но у этой изысканной молодки на лице застыл такой безмерный ужас, словно она увидела перед собой мышей и слизней, нежели людей. Что-то с ней было явно не так…

Наконец, из третьей кареты вышла она. Красивая, в багряном платье, по-настоящему яркая женщина. Даже не понимая, что мной движет, подалась вперед, жадно всматриваясь в нее: тонкая талия, высокая прическа, белое-белое лицо и губы алые, словно кровь. Кажись, я даже забыла, как дышать. К ней бы я пошла в услужение!

И пока все это крутилось в моей голове, госпожа Корнелия подплыла к ней.

- Корнелия, дорогуша, а почему так мало? – голос гостьи звучал мелодично, но недовольно.

- Я выбрала для тебя троих, Бланка. Больше не нашлось, - да и госпожа Корнелия довольной не выглядела. Держалась она с ней, совсем, что с моим тятей.

Госпожа Бланка оглядела разодетых девушек и брезгливо отметила:

- Этих? Да это же дешевые…

- Отмой, одень и они буду красавицами! – госпожа Корнелия принялась разглядывать свои ногти, то и дело, потирая их о блестящую ткань на бедре.

- А я нашла еще одну, - между тем госпожа Бланка, остановив взгляд на мне, обогнула мою госпожу, и направилась ко мне. – Как зовут тебя, дитя?

- Бланка, это девочка слишком мала для…, - как? Как Госпожа Корнелия так быстро оказалась рядом с нами?!

Госпожа Бланка, не обратив на ее слова и внимания, вязала меня за подбородок и потянула наверх, всматриваясь:

- Определенно, у малютки большие перспективы, - ее хватка оказалась неожиданно крепкой. – Как зовут тебя, малышка? – а у меня дыхание пропало от ужаса, страха и … надежды.

- Аиша, - робкий голос был едва слышен мне самой.

- Редкое имя, старое, - одобрительно кивнула госпожа Бланка. – Сколько ты хочешь за нее, Корнелия? – не отпуская мой подбородок, она посмотрела на женщину.

Глава 3, о странных поворотах судьбы

Меня усадили в богатую закрытую телегу! Правда, первые два раза я порывалась пересесть в телегу к мужчинам, но рассердившийся господин Шарэз был непреклонен:

- Маленьким девочкам не место среди взрослых мужчин, если они не приходятся ей братьями или близкими родственниками!

Во завернул, так завернул! Я стояла, хлопая ресницами и не понимая: у нас дворы, что делили колодцы, мылись всегда вместе и ничего…

- Ступай в карету, к госпоже Вирджинии, у нее точно найдутся для тебя леденцы, - и я не сразу поняла, что «карета» и была той самой телегой.

Я аккуратно, боясь что-либо сломать или замарать, залезла туда, где уже сидела госпожа ключница. Села на край мягкого сидения и, сложив ладони на коленках, уставилась в пол.

- Повтори, дитя, как тебя зовут и сколько тебе лет? – ее голос был немного хрипловатым, но в нем звучала неподдельная доброта. Уж это-то в своей жизни я научилась различать…

- Мама назвала меня Аишой, остальные звали Айкой. Зимой мне будет восемнадцать, - медленно, стараясь говорить правильно, как когда-то меня обучал церковный служка, прежде чем сбежать с заезжими шутами.

- Тебе уже семнадцать, а магия только проснулась? Как это произошло?

Тут я поморщилась и очень медленно произнесла:

- Наши пацаны топили суч…, в смысле, собаку: подвязали камень к шее и на лодке отволокли на середину речки. Я увидела, нырнула за ней. Испугалась дюже, а когда меня на самое дно заволокло, да еще и суч..., в смысле, собака эта до крови руку прикусила. В глазах потемнело, а потом мы очнулись на берегу, а ладони светились синим цветом, - все, в общем-то, было именно так. За исключением того, что прежде чем кидаться в воду, я обматерила последними словами пацанов, накидала им в лодку камней, что дно пробила. Я и в воду-то прыгала, потому что их больше было…

- И руки не прекращали светиться, верно? – на губах госпожи была легкая улыбка.

- Ага, в смысле, да, госпожа.

- А почему тебя продали родные?

- Да у меня-то из родных, почитай только тятька и сестра. Изу, сестру мою, замуж позвали, платьёв ей нужно просто страсть, как много! А свободными денежками не располагаем. Вот тятя и решился отдать меня госпоже Корнелии, раз у меня еще и магия проснулась…

- То есть он бы все равно отдал…

Я только кивнула.

Мы недолго помолчали, как вдруг госпожа всплеснула руками и запричитала:

- Ты же совсем голодная! Когда последний раз кушала?

- Так вчера, наверное, - приврала. Почитай, два дня и не ела ничего.

- Сейчас-сейчас, как хорошо, что Аргус собрал еды нам, как знал, как в воду глядел! – она начала перебирать руками под сидением и очень быстро достала плетеную корзинку, накрытую белым платком. И пахло от нее безумно вкусно!

Судорожно сглотнув, я сильнее сжала ткань сарафана. Это не укрылось от госпожи Вирджинии:

- Ну, вот что, Аиша: я взяла тебя в помощницы, а работа предстоит тяжелая, и потому - помощница должна быть крепкая…

Она еще не договорила, а я уже стояла на коленях у ее ног и судорожно просила:

- Я буду помогать! Знаете, какая я сильная? Я все-все делать буду! Вы только меня в грелки никому не отдавайте… Пожалуйста, - мне было стыдно и очень горько, но ничего другого сказать не могла.

- Поднимись с колен, Аиша, - потребовала она и подождала, пока я выполню ее требование. – Сядь ровнее, выпрями спину и посмотри на меня!

Неуверенно подняла взгляд на нее.

- Если бы я хотела отдать тебя кому-нибудь в … грелки, то отдала бы госпоже Бланке…

- Да, она красивая, - кивнула, припоминая белоликую госпожу.

- Если бы все дело было в красоте, - презрительно хмыкнула госпожа Вирджиния и продолжила: - Ты, когда умом подрастешь, то сама все и поймешь. А уж я-то возьмусь за твое воспитание, уж я-то возьмусь! А теперь, - добавила она непререкаемо, потрясая пирожком, - бери эту булочку, бери бутыль парного молока и ешь! Ешь, я сказала!

Я кивала, не переставая благодарить. И дожевывая вторую булку под строгим взглядом уже двух господ, поймала себя на том, что улыбаюсь…

Оказывается, я задремала. И едва меня растолкали, даже не сразу сообразила, где нахожусь.

- Аиша, девочка, просыпайся, мы уже подъезжаем, - до меня едва доходил смысл ее слов, но я понимала, что все это не сон. – Шарэз, с проректором я сама буду объясняться.

- Ну, еще бы, Вирджи, - добродушно усмехнулся мужчина. - Мы же ехали за мужиками-работягами, а везем девочку с магией, которую ты не собираешься ей перекрывать. А это нарушение: по уставу Академии, да что там, по Агадарским Законам – женщина, наделенная магией…

- Шарэз! – вот не думала, что голос этой маленькой пухленькой женщины может быть таким зычным. – Ты слишком много болтаешь! Я же сказала, разговор с тер Ассаном предоставь мне…

- Вирджи, ты недооцениваешь его, - голос господина стал тихим, но серьезным. – И он вмешается…

- Шарэз, я разберусь, - она обернулась ко мне, словно ничего не произошло. – Аиша, слушай и запоминай все, что скажу внимательно. И никакой самостоятельности, поняла меня?

Глава 4, о том, что можно и чего нельзя

Сказать, что все увиденное было в новинку – ничего не сказать! Едва мы подошли ко вторым воротам, ключница приложила руку к стене: один из камней тускло засветился, а она сказала:

- Наша Академия находится практически в центре Загорья. В целях защиты окружена двумя стенами, первую ты уже видела. Через нее разве что драконы перелетят, и ни приступом, ни осадой взять невозможно. Вторые ворота – магические, - она остановилась, а я во все глаза смотрела, как дверцы открываются сами. – И открыть их может только тот, у кого стоит печать нашей Академии, - это, что получается, госпожа тоже наделена магией и она не запечатана?!

Мы вошли внутрь арки, прошли совсем немного и вышли на большую мощеную площадку, посреди которой стояла огромная, каменная постройка…

- Добро пожаловать в Академию Искусств, - услышала довольный голос госпожи Вирджинии. Но даже посмотреть на нее не смогла: меня занимали огромные окна, блестевшие от солнечных лучей, серые каменные фигуры людей, что стояли на самой крыше и флюгера, в виде странных фигур. У нас в селении был всего один такой, в виде петуха, и то на крыше дома старосты.

- Пойдем, Аиша, посмотришь на главное здание изнутри, - госпожа ключница потянула меня за руку. – О нем я расскажу позже, как и о тех постройках, что за ним, сразу после небольшого сада, - о чем говорила женщина, понимала слабо: меня одурманивали окружающие запахи, которых не понимала. Щипали глаза от яркости нового окружения: белые блестящие лестницы и стены, ковры и ткани, цветы в высоких горшках. Картинки с людьми в смешных позах и чудной одежде…

- Аиша, чему это ты улыбаешься? – строгий голос госпожи вторгся в мои мысли.

- К-картинкам, - для достоверности я ткнула пальцем в ту, что разглядывала: на ней изображался мужчина, в очень странной позе: прикрывающий одной рукой лицо, а другой словно отталкивал спутницу. Неужели женщина была настолько страшна? Судить не бралась, к нам она стояла спиной…

- О, - только и раздалось сбоку. – Не думала, что обратишь внимание на картины, - тут она перешла на шепот: - Это наш проректор, во время своего выступления. Его необычайный взлет и неожиданное падение. Тогда, он был совершенно другим человеком, - она еще раз взглянула на картину и продолжила: - Пошли, время не терпит лени.

Все-таки место странное, но интересное. На нашем пути даже встретилось несколько «студентов», как назвала их госпожа Вирджиния. А по мне ряженые. И если на девочек еще можно было смотреть и думать «а срам-то едва прикрыт», то глядя на расхаживающих мальчиков, у которых…срам да и только! От этих я вообще отворачивалась. У них, что нормальной одежды вообще нет?! У девчонок сплошные короткие юбки, от цвета которых рябит в глазах, а мальчики вообще словно обтянуты просто кожей…

И потому, время, что мы добирались до наших комнат, я провела, разглядывая дорогое серое платье госпожи. Интересно, у меня будет такое же?

- Вот мы и пришли, Аиша, - остановившись, проговорила она. – Это твоя комната, моя следующая, - мне указали на соседнюю дверь. – А теперь отпирай дверь, и я тебе все покажу, - едва в мою ладонь попал оловянный ключ, вскрикнула, и тут же услышала:

- Так вещь привязывается к хозяину. Никогда не потеряется и в руки дастся только тебе, - пояснила она то, что ключ впитал в себя мою кровь.

- Хорошо, - то, что никто не сможет проникнуть в мою комнату, радовало.

Открыв дверь, оказалась в небольшой, но светлой комнате. Хоромы. Моя личная кровать. Мой личный стол и стул. Мой личный шкаф и какой-то ящик с углублением. Все мое. Я подошла ближе к окну и отдернула занавесь: зеленый фруктовый сад. Снова оглядев комнату, подошла к госпоже Вирджинии и, не сдержавшись, обняла:

- Спасибо. Большое спасибо.

- Ну-ну, деточка, нечего сырость разводить! Вот, - она подошла к шкафу и открыла дверцы. – Здесь найдешь все необходимо из одежды. Все новое, домовые постарались, едва я им весточку отправила. Сама справишься?

- Научусь, - уверенно кивнула, продолжая внимать пояснениям женщины.

- Отлично. Купальня с туалетом через одну дверь после моей, - она немного покрутилась, потерла виски и пробормотала: - Так, ты осваивайся, искупайся и переодевайся. Я зайду скоро за тобой, будем осваивать новую работу и знакомиться с ректором. Благо, Единый, он сегодня вернулся в Академию, - госпожа уже собиралась выйти из комнаты, как остановилась и, развернувшись ко мне, добавила: - И чуть не забыла, услышишь Шатуна, не бойся, он хоть и вредный, но в целом безобидный призрак, - и, подмигнув мне, вышла.

- Ёжки-поварёшки, целый призрак! - только и смогла выговорить, опустившись на мягкую кровать. Попрыгала на ней. Потом еще. И снова. А затем раскинула руки и упала навзничь. Это же, Единый, целая комната! И вся моя! Видели бы меня сейчас тятя с Изой, а еще лучше мама…

Итак, шкаф. В нем целых три платья, два бежевых и одно зеленое, длинные. Исподнее. Банные вещи и белье для постели. Подхватив полотенце, мыло и заперев дверь, направилась в купальню. Отсчитала третью дверь и толкнула. Купальня оказалась такой же странной, как и все, что я уже видела. Узкая длинная комната, вся белая и блестящая. У них тут много белого, да. В конце прозрачная кабина, напоминающая наше отхожее место, только дырки посередине там не было. А вот торчащий в стене штырь с дуршлагом, напоминал поникший подсолнух. Чуть ниже два колесика – красное и синее. Странно.

Глава 5, о новых знакомствах

Я направилась вслед за ключницей, решив стать ей самой лучшей помощницей. Столовая находилась на том же этаже, что и наши комнаты, только в противоположной стороне. По дороге к ней госпожа Вирджиния вновь начала рассказ об Академии:

- Академия Искусства находится на Агадарских Землях, а именно в Загорье. И это единственное учебное заведение в этих местах, где магия переплетена с искусством. Отсюда выходят лучшие стихоплеты, художники, танцоры и менестрели. Они прославляются на всех территориях Агадара, и многие хотят сюда попасть, что надо заметить, не так уж и легко. Сейчас мы находимся с тобой в главном здании. Здесь четыре этажа. На первом этаже, столовая, кухня, несколько общих залов, библиотека, и пара бальных залов, где принимаются гости и проходят торжественные мероприятия, - тут госпожа ключница мило улыбнулась, покраснела и добавила тихим голосом: - Мы принимали даже самого короля! – А затем вновь стала серьезной: - Это все левое крыло. В правом же крыле находятся преподавательские комнаты, в том числе и наши с тобой. Мы дальше всех, что удобно во всех отношениях.

Я шла, внимательно вслушиваясь в ее спокойный голос, подстраиваясь под размеренный, даже чуточку неспешный шаг. Ключница едва заметно кивала головой встречающимся людям в длинных одинаковых халатах – мантиях, как она объяснила, это преподаватели и это их рабочая одежда. Она улыбалась некоторым студентам, и как оказалось, ни капли не смущалась их одежде. Кстати, это тоже оказалось нормой:

- Так одеваются танцоры, лишняя одежда им мешает, но не ходить же совсем голыми, - пожав плечами, она продолжила: - Итак, второй этаж отведен под кабинеты для студентов, что учатся танцам. С первого по седьмой курс. Это очень сильные ребята и девушки, способные не просто танцевать, а вплетать магию, и таким образом совершать волшебство. Третий этаж отдан художникам, с ними много проблем – творческие детки всегда норовят нарисовать именно там, где посетило их озарение: будь то стена, стекло или даже мебель. Мы иногда с трудом переносим их работы на мольберты и делаем выговоры, но «против искусства не попрешь», как они любят нам заявлять. На их этаже уборки больше всего. И четвертый – это наши рифмоплеты с менестрелями, те самые стихоплеты, и даже прозаики. Чего они только не делают: вплетают магию во все слова, переговорить их очень сложно, да и не весь преподавательский состав с ними справляется. Зачаруют так, что и сам не поймешь! Вроде книжку читают, а глядишь ты уже и сам в этой книжке находишься. Таланты, одним словом!

Я слушала ее и поражалась: здесь кругом чувствовалась магия, я видела разноцветные линии и шарики, и еще что-то, чего не могла определить, но не видела ни одной печати, а уж чего-чего на это добро в нашем селении насмотрелась.

- А девушки тоже могут магичить?

- Не магичить, Аиша, а колдовать, - поправила меня госпожа Вирджиния. – Конечно, могут. В этом и состоит их учеба: научиться творить магию так, чтобы рождалось искусство, - сказала она пока непонятную мне тарабарщину. – Я тебе позже расскажу, уже на наших с тобой занятиях, откуда происходит понятие «Печать Запрета» и почему сейчас оно так исковеркано, - на этих словах, она недовольно поджала губы и проговорила: - А пока забудь, мы уже пришли. Внимательно следи за тем, что делаю я и повторяй.

Мы оказались в огромной зале, где размещалось такое количество столов и лавок, что сосчитать было трудно, да я бы сбилась попросту! Столы были разноцветными, сидели за ними студенты в разноцветных одеждах и спустя несколько мгновений, поняла, что у меня рябит в глазах от них.

- Столы учащихся по правую руку, - она указала на них, - а этот проход отделяет столы преподавателей, - ключница кивнула на широкий коридор, где, могла проехать пара телег.

Преподавательские места - простые деревянные столы и стулья, за которыми сидели мужчины и женщины в темных мантиях.

- Но мы с тобой есть будем не здесь, а на кухне, - госпожа Вирджиния потянула меня за руку влево, мимо длинных и широких столов, на которых стояли дымящиеся кастрюли, подносы и чистая посуда. - Студенты обслуживают себя сами, а как только доедят, посуда исчезает сама, переносясь на кухню.

Госпожа Вирджиния толкнула едва заметную дверь и воскликнула:

- Аргус, бросай свои погремушки и дуй сюда, погляди, кого твоя стряпня сегодня спасла от голодной смерти, - я во все глаза уставилась на госпожу. Это что такое она говорит? Словно базарная бабка в нашем селе, торгующаяся за последний шмат сала…

- Да как ты, женщина, посмела назвать мою божественную кухню, стряпней?! - я с ужасом повернулась на гулкий голос, словно отражающийся от всех поверхностей, а потому казавшийся бездонным. - И ведь откажу тебе от добавок, лиса, ты эдакая!

И перед нами предстал господин Шарэз номер два. Они братья что ли? Этот будет того же росту, но шире в кости и сложении, с большими веселыми глазами, кстати, ни разу не гневливыми, черными волосами и густыми усами. Я перевела взгляд на свою госпожу ключницу, и едва не присвистнула! У нее имелся кавалер, и питала она к нему самые нежные чувства - это же ясно по раскрасневшимся щекам, блестящим глазам и улыбке, не сходящей с ее губ. Расцвела-то как! Аж неудобно стало. Потихоньку отодвигаясь от этой парочки к двери, я уже почти скрылась, когда меня настигло:

- Ты куда, немочь бледная, свои мосла наметила? – тот же гулкий голос приковал меня к месту. – Повернись-ка, я должен знать, кого еще пригрею на своей груди.

Зажмурившись, осторожно повернулась. Сначала приоткрыла один глаз, потом второй и чуть не заорала, когда передо мной появилась усатая морда этого повара.

Глава 6, о больших и малых обязанностях

Мы прошли совсем немного по узкому и немного темному коридору, прежде чем оказаться перед большой, но красивой дверью. Легкий, едва слышимый стук и мы вошли в большой светлый кабинет, который был заставлен полками с книгами, усыпан бумагами и разными вещами, о существовании которых я не имела понятия, как и то, как они называются.

- Моя дорогая госпожа Вирджиния, очень рад вас видеть, - услышала я немного хрипловатый голос и, передо мной предстал Ректор. Как и описывала его ключница: не очень высок, седовлас, полноват, с немного трясущимися руками. Добрые, но очень серьезные и какие-то уставшие темные глаза. Куча морщинок разбегалось от глаз – этот человек не чурался смеха. И, тем не менее, я чувствовала тоже, что и от проректора: силу. Он был магом.

- Господин ректор, я не хотела вас отвлекать, но необходимость…

- Аиша, девочка, не бойся и подойди ближе, - вдруг проговорил этот человек. – Мои глаза уже не такие, как прежде.

- Здравствуйте, господин тер Торро, - и не знаю, но почему-то я поклонилась до пояса этому человеку.

- Да, Вирджиния, давно ты меня так не озадачивала, - спустя некоторое время услышала я. – И ты вновь права, ставить на нее печать Запрета нельзя. Но ей нужно учиться. Погоди-погоди, - я почувствовала, как моя госпожа была готова возразить ректору, - то, что ты займешься ее обучением, это прекрасно, но помимо этого - ее природа, - он замолчал, внимательно вглядываясь в меня, - ох, Вирджи, напомнила ты мне о старых ранах. Ну да ничего…

Я прибывала словно во сне, слушая, но, не понимая, да и слова сказать не могла.

- Протяни руку, Аиша, - вдруг услышала, и послушно протянула левую руку. – Я принимаю тебя в Академию Искусства. Отныне, ты являешься ее частью, - произнес он чуднЫе слова, а я словно очнулась. На моем запястье горело странное клеймо в виде листика, не причиняя боли.

- Она вскоре растворится и будет невидима. Это твой самый сильный оберег от неприятностей, - проговорил господин. - А теперь можете ступать.

- До свидания, господин ректор, - проговорила госпожа ключница, склонившись, и я тут же повторила за ней, и так же прошептав «до свидания», поспешила скрыться за дверью. Слишком сильным было внутреннее потрясение от этой встречи. У меня разболелась голова, в горле пересохло от того, что хотела спросить, но не знала как, да и что спрашивать-то?!

- Итак, ты познакомилась с ректором. Как я говорила, выполнять ты будешь в основном мои поручения, иногда ректорские и еще реже проректорские приказы, - но глянув на меня, добавила: - хотя, в этом я уже не уверена.

- Госпожа Вирджиния, а что за обучение? - я очень старалась выражаться верно, как и она, но получалось у меня с трудом и с заминками. – О чем это он? Из меня не выйдет хорошей помощницы?

- Аиша, свои прямые обязанности ты выучишь очень скоро, как и остальное, - мы вновь оказались возле моей двери. – А теперь ступай спать. Я зайду за тобой утром, будем осваивать первое задание, - потрепав меня за плечо, она развернулась и, даже не заглянув в собственную комнату, направилась обратно по уже темному коридору.

Оказавшись в своей комнате, еще раз огляделась - это не сон и теперь я жила здесь! От переполнявшей радости стало тоскливо – мне не с кем ею поделиться! Аккуратно, боясь смять или, не дай Единый, зацепить и порвать тонкую ткань, стянула платье и развесила на спинке стула. Отошла на пару шагов: полюбовалась платьем, потрогала ткань. И, тихо взвизгнув, залезла на мягкую кровать, глядя в потолок. Я не пыталась уснуть, да и сон не шел, все больше слушала ночные трели насекомых…

Я привыкла вставать еще до рассвета: сначала на озеро сбегать, а потом уже приниматься за работу: подоить коров, выгнать скотину в загон, приготовить еду и собрать обед тяте в поле, стирка и готовка – все это было на мне. И по старой привычке, на следующий день проснулась еще до восхода. Но теперь не было озера, а в купальню идти не хотелось. Убрала кровать, осторожно натянула платье, заплела косу и повязала лентой того же цвета, и посмотрела на себя в зеркало.

Это была и я, и не я. Чудная, что даже рукой потрогала. Худое, скуластое лицо, большие зеленые глаза, сейчас казавшиеся совсем темными. Черные волосы аккуратно зачесаны в длинную толстую косу, а не торчат в разные стороны. Вчерашнее бежевое платье до самого полу обтянуло мою угловатую фигуру. И оно же делало меня похожей на водяниц, что жили на болоте близ нашего села, только что глаза не светились.

Я подошла к окну, открывая створки и выглядывая наружу, вдохнула запах сада. И едва присела на широкий подоконник, раздался едва слышимый стук. Подбежав к двери, отворила:

- Доброй зорьки тебе, Аиша, - госпожа ключница окинула меня быстрым цепким взглядом и, кажется, осталась довольна. – Позавтракаем, и я расскажу о твоих обязанностях.

По знакомому коридору мы вновь пришли к столовой, где царил полумрак, но едва мы оказались на кухне, как пришлось зажмуриться. Тут же был бедлам: шипело масло на сковородах, мэтр Шарэз нещадно ругался на веники, метелки и швабры, и если верно разглядела, то несчастные совки и прихватки старались скрыться по стеночке от взгляда хозяина. Но едва несчастные веточки метелок потянулись к нам, как гнев мэтра отступил, чтобы стать радостным воплем:

- А вот и кумушки мои пожаловали! – он куда-то в сторону шикнул и перед нами опять стоял накрытый стол.

- Итак, Аиша, для начала ты, - аккуратно усаживаясь за стол, произнесла госпожа ключница, - наладишь работу мэтра Шарэза, - я удивленно на нее глянула: что-что сделать?! Единый, хорошо хоть сидела, а то бы рухнула, где стояла.

Глава 7, желаниям свойственно сбываться

Эта медитация должна была показать мой дар, его направление, но что-то пошло не так и выдало крайне странные три строчки…

- Предположим, - задумчиво накручивая вокруг меня круги, проговорила госпожа наставница, - в тебе есть дар Чтеца, не сильный, нет, но все же есть. Ведь, как иначе понять: «Тебе дана память, но ты не скажешь и слова»? Нет, это точно, про Чтеца, - она кивнула, соглашаясь с собственными мыслями. - А дальше? – женщина вновь осмысленно посмотрела на меня. – «Лишь тонким пальцем на стекле нарисуешь пару» - это может художничество? Но почему окно, а не мольберт или листок, на худой конец? А третья строка вообще странная, - я все также молчала, но была с ней полностью согласна, - «Их любовь привела к смерти» - что это? Можно подумать, что тебе дали дар, который должен сводить людей в могилу! – она даже рассмеялась, но как-то дергано.

- Госпожа Наставница, - тихо протянула и, - а мне как-то совсем того… никого убивать не хочется… Может ну его, дар этот, а, госпожа? – с большой надеждой посмотрела на нее.

- Не говори глупости, девочка, - недовольно ответила она. – Дар дан не просто так, а для чего-то! Даже если это «чего-то» сразу и не поймешь. Поднимайся. Будем разбираться постепенно…

В общем, когда на следующий день я коротала время за съестными списками мэтра Шарэза, из головы по-прежнему не вылезали слова госпожи Вирджинии:

- Пока не поймем к чему эти слова, попробуем все, - наставница вновь была спокойна и собрана, – ты почувствуешь, к чему тянет тебя больше всего, и на том мы и остановимся.

- Чтобы не стать грелкой, - поддакнула я.

- Аиша, - мне достался строгий взгляд, - ты прямо сейчас забудешь это слово. Ты в Академии, тут и грелок-то нет, разве что на чердаке пару каучуковых завалялось. Поняла меня? – под таким взглядом только и оставалось быстро кивать головой.

Кажется, госпожа, была довольна. Ну и хорошо, ну и Слава Единому.

Я поднялась с пола и спросила:

- И с чего теперь начинать? А как же моя работа на вас? – тут немного помолчала и второпях добавила: - Можно я не буду учиться с остальными?

Вспомнились срамные одежды студиозов. Хоть режьте, такое на себя не одену!

- Нет, работать будешь, как и условились, - госпожа, на мой взгляд, находилась где-то далеко, и слышала в пол уха. – Утром и днем ты помощница ключницы, а по вечерам моя ученица, - я довольно кивала головой, со всем соглашаясь.

- А теперь спать-спать-спать! – всполошилась она. – Эту седмицу ты еще неотлучно с мэтром, а дальше перепоручу тебе пару дел. Одно из них: помощь в подготовке грандиозного празднества, на которое прибудут самые сильные маги!

Сие грандиозное событие состоится через три седмицы, а я уже четвертый день тружусь ради спокойствия и блага нашего прекрасного, но такого вспыльчивого мэтра Шарэза:

- Аиша, деточка! - вот и сейчас, пойди-пойми, зол он или вполне благодушно настроен? - Подбирай юбчонки, пойдем общаться с торговцами, - ого, судя по всему мэтр определенно доволен. – Я говорю, а ты проверяешь по спискам, - добавил он и сунул бумаги, едва я показалась на кухне.

Мне оставалось лишь кивнуть, выражая полную готовность помогать во всем, чем заслужила его довольное сопение, и практически неслышный, но явно облегченный вздох кухонной нечисти.

Последние, кстати говоря, оказались вполне себе сметливыми ребятками: любвеобильные метелки перестали пытаться меня обнять по поводу и без, совки с вениками дружно подбирали за мной мусор, когда случайно что-либо роняла вдребезги, а половички и тряпочки ловили особо ценные вещицы, которые были дороги нашему громогласному мэтру.

С меня же требовалась сущая мелочь: сушить, выбивать, стирать и чистить их – все то, что раньше делал мэтр с бранными словами и страшными угрозами в адрес несчастных помощников. Но самыми наглыми из них оказались пузатые мочалки: ворсистые заразы быстро пронюхали, что я не подниму на них руку, а значит, и почесывание их ворсистых тел теперь тоже лежало на мне. Хорошо хоть мэтру мы еще не попались…

- Аиша, сейчас я кое-что тебе покажу, - едва мы подошли к задней двери, что вела в подвал, а оттуда сразу за стену Академии в город, мэтр Аргус остановился и, повернувшись ко мне, заговорщицки подмигнул, - но об этом кроме нас с тобой и Вирджинии никто больше знать не должен. Поняла? – я на всякий случай кивнула и сделала шаг назад. Мало ли…

Но повар, утвердившись в моей искренности, вновь повернулся спиной, чуть отодвинувшись, чтобы и я видела происходящее. Сначала он медлил. Потом потянулся к круглой белой ручке. Сама дверь особо интересной не была: старая, обшарпанная со сбитыми косяками и паутиной по углам. Интересно, почему тут не убираются метелки? Но, как оказалось, совсем не это было самым интересным. Взявшись за дверную ручку, повар сделал один полный поворот до щелчка и потянул дверь на себя:

- Смотри, Аиша, - произнес он, чуть отодвинувшись. – Ну же подойди, не бойся!

А я даже двинуться не могла, да и осесть захотелось на том же месте. Ведь до этого бывала только один раз за стеной Академии: на большой торговой площади, чтобы увидеть, где располагаются телеги со снедью.

А тут…

Целый мир. Другой мир. Здесь была ночь. Ярко светила Луна, я слышала стрекот цикад и видела танцующих светлячков. А запах… Прикрыла глаза, чтобы вдохнуть полной грудью ночной летний зной, когда воздух как парное молоко. Услышала шелест камыша, тихое течение воды и … тоскливый призыв земли. Открыла глаза и ошеломленно уставилась на довольного мэтра Шарэза:

Глава 8, о хорошем слухе и прекрасных связках

До празднества оставалось едва ли более двух седмиц, когда госпожа Вирджиния забрала меня у мэтра, бросив ему короткое «Не переживайте мэтр, она будет к вам забегать!». Господин Шарэз отнесся благосклонно, а вот его собственная нечисть… В панике они пытались нас задержать: в ход шли острые прутья (я порвала подол платья), мокрые полы (наставница растянулась на полу самым неприличным образом) и мэтр, сидящий на полу с наливающимся синяком на удивленном лице (это он пытался подхватить госпожу, но напоролся на швабру, потом наступил в ведро, а затем поскользнулся на мокрой тряпке, уже пытаясь удержать равновесие). Каких сил мне стоило сдержать рвущееся хрюканье, знает только Единый!

Только после самых горячих заверений, что я буду их проведывать как минимум пару раз в день (это не считая завтрака, обеда и ужина) нас отпустили. Мы ушли, оставив мэтра на попечении метелок, которые пытались тонкими прутиками придерживать толстый кусок сырого мяса на лице по-прежнему обескураженного повара. Это никакая не смиренная нечисть, а вполне себе боевая!

Мы сильно опаздывали, и теперь на ходу я слушала все приказания госпожи ключницы:

- Ты должна подготовить комнаты для гостей. Проследить, чтобы было убрано, светло, стояли свежие цветы, застелена чистая постель, необходимое белье…

Поток слов был нескончаемым, но я старательно все записывала набегу, а потом до меня вдруг дошло:

- Госпожа Вирджиния, то есть я того…этого?

- Аиша, - ключница немного скривилась. – Выражайся четче, чему я тебя учила?

- Госпожа ключница, я сама буду все это делать, без вас? – страх напортачить сейчас был как никогда силен.

- Сама, - кивнула женщина, - но тебе будут помогать элементали, не переживай, - она потрепала меня по волосам и продолжила: - Итак, на чем я там остановилась?

Я была ошеломлена, как выражается моя наставница, хотя мне хотелось употребить словечко куда покрепче. Мне поручили обеспечить удобства всех гостей во время их пребывания в Академии! Знали бы знатные господа, что в моем понимании «удобства» - это закрытая кабинка нужника с дыркой посередине! Вот это я понимаю, удобства! А то, что им нужно, называется просто «зажрались», но, конечно же, этого госпоже Вирджинии я сказать не могла.

И вот теперь, с самого утра до позднего вечера, я металась между двумя этажами, где располагались гостевые комнаты. Никакой пыли, выстиранное до зубного скрежета белье, отмытые окна… И так до самого вечера. Приветственный поклон учителям при встрече, иногда проректору, который, слава Единому, меня не замечал, и дальше бегом по ступенькам. Перекусы были благословенным отдыхом, когда мэтр кипел над вариантами своих блюд, подкармливая нас изысками с будущего стола. Мы с госпожой ключницей кивали, отклоняли, обсуждали, мэтр же, веселым самоваром с половником наперевес, кружил вокруг нас…

А потом были вечера учебы. Мне с трудом давалось стихоплетство. Да что там, с очень большим трудом, что госпожа наставница даже засомневалась в даре Чтеца! Ведь раньше читала я только свитки при сельском храме, и было их всего два. О плохом и хорошем. Как сейчас помню, садился на скамью старый прислужник, а рядом пристраивалась я. Он читал, а я повторяла. Вот и вся наука, а я ведь считалась грамотной в селе! Да нихухры я не знала! После каждого урока чтецов у меня раскалывалась голова, я была готова больше танцевать и рисовать картинки, но наставница вновь уперлась, сказав, что читать и говорить я должна хорошо. И даже сама напоминала мне про грелку, что подстегнуло меня к учениям лучше всякого! И я впивалась в учебники, старательно все зубря, иногда до сильнейших головных болей…

- Все, Аиша, на сегодня достаточно, - массируя виски, проговорила наставница устало. – Иди спать. Завтра к танцорам пойдем.

Попрощавшись, я вышла в пустой коридор - залы стихоплетов были огромными и пустыми, от стен отражался любой шорох, а коридоры наоборот были узкими и такими же длинными. Шла легко, пританцовывая, вспоминая движения госпожи наставницы, и мечтая о мягкой кровати. Но едва вышла на улицу, ступила на дорожку, как услышала тихое-тихое едва слышное завывание.

Прислушалась. Нет, не кажется, кто-то, словно побитая собака, завывал в ближайших кустах. К ним и направилась, вдруг помощь нужна? Шла я, громко шаркая ногами, давая знать о своем приближение, но вой не уменьшался, а как будто наоборот – становился лишь протяжнее. На самой высокой ноте, когда уже потянулась рукой, чтобы отодвинуть ветви, он оборвался.

- Эй! Кто здесь? Кому плохо? – но никого не увидела. Обошла пару раз кусты, но ничего не заметила. И все-таки было как-то тревожно.

Уже развернувшись и ступив на дорожку, что вела к дому, заметила свечение. Едва заметное, сильно дрожащее, как свет лучины на ветру. Оно мигало и пропадало, и едва слышный скулеж, казалось, исходил именно от него. Но почему кроме меня никто не вышел? Ведь, если правильно помню, мы совсем рядом с домом ректора и того же проректора.

Ох, не знаю, Единый, была ли я права тогда, но двинулась за огоньком, как завороженная.

Ну, так и есть, спустя пару шагов, во второй раз оказалась возле каменного дома ректора. Только огоньки-светлячки, что зажигались по всей Академии, едва наступали сумерки, тут не горели. Поежилась от внезапного холодного ветра, или это я так тем самым местом чую, что ничего хорошего меня не ждет дальше?

В общем, дверь… она была открыта. И звала, и манила прямо-таки… «войди-и-и», так и слышалось мне. Но будь я дурой, ломанулась бы сразу, а так покружила пару раз вокруг здания. Зачем? Ну просто, если там есть что-то страшное, то пусть оно уйдет раньше, чем со мной встретиться, ну и на улице я могу сбежать куда угодно, заорать громко… А, там… там на меня что-то сверху упасть может, случайно. И все.

Загрузка...