Помпеи. Любовь восстанет из пепла

Когда очень жарко…

Солнечный диск в небе словно застыл. Людям казалось, что солнце не всходило и заходило, как обычно, а сразу с утра выкатывало на самый верх и опускалось только за полчаса перед ночью. В небе ни облачка, забыли, когда дождь шел. Из-за этого невыносимого жара начались пожары. Время неуклонно приближалось к Вулканариям – празднику бога Вулкана, что живет под Везувием. У него там кузница, а когда бог работает, в кузнице очень жарко, и наверху на земле тоже.

Вулканарии будут на следующий день после виналиев. Виналии посвящены виноделию, это праздник сбора винограда. Для Помпей и окрестностей скорее праздник молодого вина, виноград здесь собирают разве что не круглый год. Почва богатая, снизу Вулкан греет, вот все и растет без остановки.

Виноградным лозам мало самих виноградников, они норовят оплести своими плетями с темно-зелеными листьями все, за что только можно зацепиться.

Известен случай, когда из-за недосмотра аквария – служителя акведука – виноград так заплел акведук, что воде не по чему стало течь!

Это, конечно, выдумки, таких аквариев в Риме не бывает, вернее, они долго не живут, потому что к некоторым профессиям отношение особое и спрос тоже.

Такие мысли в голову Калена, отдыхавшего в тени балкона, навеял невыносимо жаркий день. Август в Помпеях всегда жаркий, но чтоб такой…

В этом есть своя хорошая сторона. Говорят, лето, когда был лучший сбор винограда для фалернского, это было еще до Юлия Цезаря, оказалось таким же жарким. Может, и в этот раз повезет и урожай будет лучшим за столетие?

– Это невыносимо! – стонала Клодия, жена Калена Клодия Бальбы, ланисты (владельца) помпейской школы гладиаторов. – Такая жара, а вода словно протухла.

Кален вздохнул. Супруга права, лето этого года выдалось очень жарким, ни одного дождя уже который день. Говорят, обычно многоводная река Сарно превратилась попросту в ручеек, через который перепрыгнет даже ребенок. Вода только в бассейнах и фонтанах, но и ее не хватает. В Помпеях у фонтанов очереди. Но хуже всего то, что вода стала попахивать серой.

Побережье Неаполитанского залива издревле славилось серными источниками, в Стабиях вилл понастроили ради этой вонючей желто-зеленой водицы, которая многое лечит. Но лечиться – это одно, а пить отдающую серой воду не слишком приятно. Да и мыться в ней тоже. Великолепные волосы жены уже несколько дней невыносимо пахнут миром Тартарруса, духа Ада.

Совсем скоро праздник Геркулеса, по поводу которого непременно будут устроены гладиаторские бои, значит, гладиаторы должны быть в хорошей форме, но как этого добиться, если воды не хватает ни для терм, ни даже для кухни? Кален тоже ворчал:

– Скоро придется покупать воду, чтобы умыться. Или умываться гарумом…

Черный юмор, потому что знаменитый помпейский соус гарум, который готовили из рыбки макрели, очень острый и соленый. Кален почему-то подумал о том, каково тем, кто готовит этот соус. Рыба для него должна хорошенько протухнуть на жаре, чтобы стекшая жидкость приобрела пикантно-острый вкус.

Невольно Кален пробормотал:

– Во всем можно найти свои достоинства, даже в жаре.

Клодия вытаращила на него глаза. Совсем с ума сошел из-за этого пекла и усиливающегося запаха серы, что ли?

– Что хорошего может быть в жаре?

– Ветра нет с залива, не несет вонь от оффицин Умбриция Скавра.

– Разве что… – со вздохом согласилась Клодия.

Школа расположена так, что ветер от оффицин, где готовили соус гарум, непременно приносил вонь гниющей рыбы к ним. Придумал же кто-то травить римлян этой вонючей жижей! Но они настолько полюбили гарум, что не представляли без этой пикантной приправы никакое пиршество.

Чужестранцы сначала морщились и отворачивались, а узнав, из чего и как готовят приправу, отказывались даже пробовать, но потом тоже привыкали.

Для настоящего гарума требовалась мелкая макрель, но обычно добавляли еще всякую мелкую рыбешку, которую выкладывали в чаны, обильно солили и оставляли гнить на пару месяцев, часто и тщательно перемешивая. Когда все это превращалось в сплошное месиво, в чан опускали плотную корзину, в которую собиралась едкая мутная жидкость. Это и был гарум.

Иногда его разбавляли вином или уксусом, а иногда для «постного» гарума не только не разбавляли, но и рыбу не чистили, бросая в чан прямо с чешуей. Внутренности, голову и кровь рыбы не удаляли никогда.

Раньше оффицины Скавра и его вольноотпущенников попадались на берегу то и дело, но потом состоятельные римляне возмутились, что из-за вони невозможно прогуливаться, гарум гарумом, но и отдых портить нельзя. Умбриций Скавр вовремя сообразил и нашел выход, устраивавший всех, – оффицины отнесли в сторону так, что ветер доносил вонь разве что до гладиаторской школы.

Сын Скавра стал дуумвиром (соправителем городского управления) Помпей, а спрос на гарум не только не упал, но и вырос.

Первое время, осознав, что страдает больше всех, Кален грозился убить Скавра, но угрозу, конечно, не выполнил. Помпеи были благодарны семейству за благотворительность, да и сам Кален не раз получал от него немалые суммы за участие гладиаторов в боях в праздники.

Скавра можно, конечно, убить, но кто тогда будет заказывать гладиаторские бои? Рядом только Геркуланум и Стабии, остальные вообще не города, а деревушки и отдельно стоящие виллы. А в Помпеях после смерти Скавра-младшего (никто не усомнился в причине его смерти и никого не обвинили) бывшему дуумвиру даже поставили конную статую.

Умбриций Скавр и его вольноотпущенники продолжали снабжать не только Помпеи, но и весь Рим гарумом, вонь из оффицин отравлять жизнь Клодии и Калену, а гладиаторы готовиться к боям. Выпив слишком много неразбавленного вина, Кален потрясал кулаками и грозно обещал Клодии разбогатеть и построить школу вплотную к дому Умбриция, чтобы звон мечей и крики гладиаторов отравляли тому жизнь с самого рассвета и до заката.

Клодия уводила мужа спать, гладя по голове и соглашаясь:

– Да, да, конечно, разбогатеешь…

Построить дом рядом с богатейшим человеком Помпей было невозможно, потому что его окружали дома его собственных вольноотпущенников, которые ни за что не продадут и ладони земли чужому. Все эти Умбриции Абасканты, Умбриции Фортунаты и прочие бывшие рабы Скавра не просто остались в глубине души его рабами, но и зависели от бывшего хозяина, который дал денег на организацию оффицины и теперь получал свою часть прибыли.

Только один человек в производстве гарума не зависел от Умбриция Скавра – Корнелий Гермерот, тоже вольноотпущенник. Тот выпускал свой сорт соуса – ликвамен, более прозрачный, чистый и не настолько вонючий. Но ликвамен не соперничал со Скавровым гарумом, он был слишком дорог.

Наставник гладиаторов школы Калена был каким-то образом связан с этим вольноотпущенником, а потому оффицина Гермерота стояла так, что жить Калену и Клодии не мешала. Кален не интересовался делами Гермерота, как и делами своего наставника Гая за пределами школы. Гай вольный гражданин, когда не тренирует гладиаторов, может делать что пожелает.

Правда, времени для этого у него остается совсем немного, и сам Гай не рвется за стены школы.

Солнце немного опустилось, теперь оно было готово задеть Везувий своим краем, жара чуть-чуть спала, но только чуть-чуть.

Во дворе школы слышались команды охраны, подгоняющей рабов, – это привели новую партию, купленную вчера Каленом в Неаполе. Десять сильных молодых мужчин, из которых Гай отберет тех, кто станут гладиаторами, остальные отправятся в горы добывать камень, чтобы Помпеи наконец смогли полностью отстроиться после разрушительного землетрясения семнадцатилетней давности.

Проведшие целый день на жаре люди были измучены, их мучила жажда, но воды вдоволь не было, а та, что имелась, неприятно пахла. Обычно по прибытии в школу мыли всех, но сейчас Кален крикнул наставнику, что в баню пойдут только те, что останутся в школе.

Предстояло немедленно отобрать самых сильных и ловких, а для этого их нужно заставить сражаться учебными мечами, несмотря на жару и отсутствие воды.

Наставник его гладиаторов Гай получил письмо из Рима, в котором Постумий Асин Порций сообщил, что приедет на праздник Геркулеса и оплатит игры, наняв гладиаторов, а возможно, кого-то и купит.

Первая половина сообщения понравилась Калену, вторая… по поводу второй стоило еще подумать. У него не так много хороших гладиаторов, чтобы их продавать. Но если Гай воспитает новых, то пожалуйста.

Гай гражданин, никогда не был рабом, мало того, он из какого-то патрицианского рода, но скрывает это. Кален не задает вопросов, потому что лучше Гая никто в Помпеях, да и не только здесь, не умеет превращать бестолковых новобранцев в отменных бойцов. Наставник работает с гладиаторами меньше года, но амфитеатр ревет, когда на арену выходят воспитанники Гая. Вот главная ценность школы гладиаторов Помпеи – ее наставник.

Конечно, в школе хороши и врач Коракс, и массажисты Кондил и Рут, да и тренеры тоже, но без Гая это была просто школа, а теперь постепенно становится очень сильной.

– Если Постумий заплатит хорошие деньги за игры и гладиаторов, то я лучше продам нынешних и расширю школу, набрав новых.

– А Гая он тоже купит? – заинтересованно промурлыкала на ухо мужу Клодия.

Они уже стояли на балконе, наблюдая за тем, как Гай отбирает среди приведенных рабов тех, что могут стать гладиаторами. Кален знал, что Клодия не любит Гая, и знал причину этой нелюбви – наставник просто не поддался чарам жены ланисты. Была такая слабость у Клодии – она не могла пропустить ни одного сильного и красивого мужчины без того, чтобы не испробовать на нем свои чары. Клодия хороша собой, прекрасно сложена, потому отказов никогда не бывало, даже примерный семьянин Марк Нонний Бальб из Геркуланума пал жертвой этой страсти, что едва не привело к неприятностям в семье Бальба.

А вот с Гаем не вышло. Ходили слухи, что он до сих пор любит женщину, из-за которой потерял свое положение, хотя сама женщина уже умерла при родах.

– Нет, Гая он купить не может, Гай свободный гражданин. К тому же они приятели, ведь именно Гаю Порций написал о своем приезде.

– И что хорошего в этом Гае? – пожала плечами Клодия.

Ее раздражало все: жара, невозможность принимать ванну дважды в день из-за нехватки воды, неуступчивость наставника гладиаторов и любование им мужа. Да, хорош, умен, сам прекрасно бьется, но разве он один? Что же боготворить этого зазнайку? Он патриций… Нет, Клодия не верила в подобные сказки! Разве патриций может стать почти гладиатором? Зачем ему вот это – целыми днями на солнце наблюдать за тренировками рабов, тем более не в Риме, а в Помпеях?

После неудачной попытки соблазнить Гая Клодия не раз намекала мужу, что происхождение наставника и его прошлые «заслуги» не мешало бы проверить. Кален говорил, что уже проверил, но жене казалось, что его просто обвели вокруг пальца.

Вообще-то, приезд Порция Постумия поможет проверить ту историю, что рассказывали о Гае, и факты, которые он сам излагал Калену. Если Порций написал о своем приезде Гаю, значит, они и встретиться тоже должны.

Муж покосился на Клодию, с недовольной гримасой наблюдавшую за наставником, и усмехнулся:

– Дар наставничества дали ему боги. Он успевает заметить малейшее движение там, где другие видят только блеск мечей. Различает удары, когда даже самые опытные бойцы слышат лишь звон железа и грубые выкрики. Он не восхищается любым боем, выпадом, атакой или защитой, он видит недостатки.

– Разве он один? – Клодии надоел разговор о Гае, и она просто размышляла, как перевести его на более интересные лично ей темы, например, покупку новых тканей и украшений.

– В Помпеях других нет, да и в Неаполе тоже.

– Надоел мне твой Гай! – наконец откровенно призналась женщина, отшвыривая поданную рабыней чашу с напитком. – Но если Порций Постумий придет к нам, его нужно встретить соответственно, а у нас нет запаса хорошего вина, да много чего нет.

– У тебя будет время все организовать, Порций должен прибыть за четыре дня до августовских ид. Успеешь…

Больше разговор с женой Калена не интересовал, к тому же она удалилась, оставив мужа наблюдать за работой наставника.

Гай прохаживался перед десятком крепких рабов, приведенных с рынка, он уже сказал основное, что касалось пребывания в школе, оставался щекотливый вопрос – женщины. Нет, для гладиаторов он вовсе не был щекотливым, понимая необходимость удовлетворения плоти, Кален, как и другие ланисты, поощрял отличившихся, приводя в школу женщин из лупанария, которые знали свое дело, ублажая гладиаторов профессионально. Школа гладиаторов в Помпеях была едва ли ни основным потребителем услуг красавиц из лупанария. Во всяком случае, самым массовым.

Но один из новобранцев, видно, был женат и интересовался, сможет ли его супруга приходить в школу. Он давал понять, что это будет для ланисты выгодней, не придется платить женщине.

Кален невольно усмехнулся: еще и меч в руки не взял, а уже награду требует. Если это раб из должников, то его место сразу на каменоломне, пусть там отрабатывает свои долги, а если вольный, нужно сказать Гаю, чтобы гнал в шею. Если гладиатор так привязан к женщине, от него толка не будет.

Но Гай все понял сам и высказался иначе, что было полезно для всех новобранцев, да и гладиаторов, как обычно с интересом наблюдавших за процессом отбора новичков:

– Да, я знаю: лучшие женщины те, что не кричат от ужаса и не требуют оплаты за свою любовь. Лучшие те, что любят вас сами и кого любите вы, те, что проводят ласковой рукой по щеке не ради подарка, а от желания приласкать, которые стонут под вами не потому, что иначе будут наказаны своими хозяйками, а потому, что действительно испытывают страсть.

Он прошелся вдоль строя, примечая, у кого из стоявших заблестели глаза, а кто и вовсе их опустил. Остановился, усмехнулся:

– Но у гладиатора не может быть такой женщины. Не может! – голос Гая загремел, заставив всех опустивших глаза немедленно вскинуть. – Потому что гладиатор, которого с арены ждет женщина, оттуда не возвращается или возвращается с позором.

Кто-то из новобранцев не выдержал, с изумлением воскликнув:

– Но почему?

– Потому что он будет думать не о бое, а о том, чтобы уцелеть. Арена этого не прощает. Ради чего гладиатор выходит на арену? Ты! – он ткнул в одного из тех, кто глаза не опускал, напротив, смотрел насмешливо, с вызовом.

Тот так же насмешливо ответил:

– Чтобы завоевать себе славу.

– Себе славу завоевывать нужно на поле боя, а на арене гладиатор бьется ради славы своей школы, славы тех, кто его учил, и тех, вместе с кем он учился. Потому что без учебы, без тех, кто встает в пару, кто ценой своих ран и своей боли помогает отрабатывать навыки, не было бы и самого гладиатора. Получить клеймо братства – значит перестать быть самим собой, а превратиться в часть, неотделимую, как пальцы одной руки, и биться во славу братства, а не самого себя. Те, кто бьется во славу школы, свою собственную добывает, а вот те, кто старается ради себя…

– Погибают на арене? – не удержался все тот же новобранец.

– Такие вообще не получат знак братства. Если все, что ты можешь, – болтовня, то пусть ланиста сразу отправит тебя на рудники. Тратить силы на обучение болтуна я не стану.

– Я умею биться не хуже тех, кто выступает на арене Помпей!

Взгляд Гая облил говорившего ледяным презрением:

– Те, кто умеет биться, не болтают языком, а действуют мечом. Покажешь, на что ты способен, когда придет время. Возьмите учебные мечи и разбейтесь на пары. Ты и ты… ты и ты…

Новобранцы наскакивали друг на дружку, как молодые петухи-задиры, бестолково размахивали мечами, вызывая хохот наблюдавших гладиаторов, сталкивались… И все же в бестолковой суете выделились трое, в том числе тот самоуверенный. Как только бывал повержен противник, новобранец по распоряжению Гая начинал биться с победителем в другой паре.

Их действительно осталось трое. Все трое едва держались на ногах. Теперь перед Гаем стоял вопрос: кого поставить в предпоследнюю пару? Ясно, что стычка (это неумелое размахивание мечом назвать боем язык не повернулся бы) будет отчаянной, заберет много сил, потому ожидающий своей очереди будет иметь преимущество.

И все же он решил поставить в первой паре того самого, самоуверенного. Но следующему поединку не позволил состояться ланиста, с балкона послышался голос Калена:

– Достаточно, они еще ничего не умеют, но запал заметен. Эти трое остаются, наставник, присмотри еще троих, и пока достаточно.

– Как скажете, господин. Как ваши имена?

Они назвали себя, но ни одно имя Гаю не понравилось, он покачал головой:

– Имена сменим. Ты будешь Сивер, ты Делор, а ты Альбан.

Как и ожидалось, самоуверенный упрямец возразил:

– Мое имя мне дали родители, и оно мне нравится.

В следующее мгновение он дернулся от звонкого удара кнута, ремень которого рассек кожу на плече. Голос наставника был спокоен:

– Ты забыл, что ты раб и твое мнение здесь никого не интересует. А будет интересовать – спрошу.

Он уже отвернулся – слишком много чести вести долгие беседы с тем, кто пока еще ничего не стоит. Запал бывал у многих из тех, кто стоял перед ним с мечом в руках. Запал еще не все, к нему работоспособность нужна и желание научиться, а у зазнаек такого обычно не бывало.

Гай хорошо умел отбирать людей и прекрасно их учил, потому ланиста даже смотреть не стал, кого именно наставник выберет. В конце концов, ему учить…

Наставник отобрал еще троих и распорядился отвести новобранцев в баню:

– Отмойте их как следует и накормите. Завтра с утра на тренировку.

В Помпеях приезда Порция Асина Постумия ждал не один ланиста Кален. До отъезда в Рим Порций несколько лет жил на вилле между Помпеями и Геркуланумом, потому что его отец в чем-то провинился перед императором Веспасианом. Но опала закончилась, Постумии вернулись в Рим и в Помпеи приезжали редко, даже не каждый год. Сам Порций не видел прежних приятелей, с которыми очень весело проводил время на пирушках и в поисках приключений, уже три года.

Конечно, Флавий, Аллий и Кальв с опасением ожидали перемен, которые наверняка произошли в их друге за время отсутствия, и не были вполне уверены, что дружба возобновится, но надеяться никому не запрещено. Порций писал письма только Аллию и делал это крайне редко, оправдываясь занятостью и забывчивостью.

Ждала бывшая возлюбленная Порция прекрасная Лидия. Когда-то его отец даже слышать не захотел, чтобы сын женился на красивой молодой вдове Лидии Руфы, потому что она не была даже плебейкой, а ее бывший муж Марий Руф был просто богатым вольноотпущенником семейства Руфов. Нет, потомку патрицианского рода Постумиев не пристало знаться с вдовами вольноотпущенников.

За время отсутствия Порция Лидия успела овдоветь еще раз, умножив свое состояние, но все равно не была годна для Постумиев.

Потому Порция ждала еще одна красавица – Юста Кальпурния Пизония. Наследница богатых плебейских родов Кальпурниев и Пизонов по бабушке, она была патрицианкой из рода Юлиев, а потому считалась выгодной партией. Семнадцатилетняя красавица и умница, как отзывались о Юсте все, кто ее знал, совсем девочкой уже была помолвлена, но ее жених, даже не встретившись с невестой, помолвку разорвал. Это была весьма неприятная ситуация для Юсты, и хотя сама она не стремилась замуж, разрыв помолвки еще никому популярности не добавлял.

Несколько лет Юста старалась не привлекать к себе внимания, но полгода назад отец Порция решил, что сыну пора остепениться и взять в жены богатую невесту с хорошей родословной, а отец Юсты – что Постумии вполне подходящая партия для его единственной дочери.

Но Юстиниан был уже болен, и Юста вскоре осталась полной сиротой, потому что мать потеряла в раннем детстве. Девушке пришлось уехать к бабушке, у которой были целых две виллы на Неаполитанском побережье – у Геркуланума и ближе к Стабиям, обе получены по наследству и обе по наследству же переходили в будущем Юсте. Было решено, что в начале лета Порций приедет за невестой и ее бабушкой – Юлией Кальпурнией Пизонией – и увезет их в Рим на свадьбу.

Но сначала Порция задержали неотложные дела, потом умер император Веспасиан, на престол вступил его старший сын Тит, тоже Флавий Веспасиан, потому Порций выбрался в Помпеи только перед самыми идами августа, почти ко дню Геркулеса. Где же праздновать праздник Геркулеса, как не в посвященном ему городе Геркулануме близ Везувия? Заодно и Вулканалии там проведет…

Порций совсем не задумывался о самой женитьбе, ему хватало забот и без этого. Жена – наследница огромных состояний и роскошных вилл? Прекрасно. Красавица? Вот это хуже, потому что на серую мышку не позарится никто, а вот к красавице в Риме найдется кому проявить интерес.

Девушка тоже из Рима, но там Порций никогда не встречался с Юстой (а может, и встречался, но не запомнил), плохо помнил ее отца Юстиниана и вовсе этим всем не интересовался. Он был готов выполнить решение отца, потому что умел обуздывать сердце, не то что его друг, потерявший все из-за сердечного пристрастия. Нет, Порций спокойно уехал из Помпей в Рим и не вспомнил о красавице Лидии, поскольку этого требовал отец. Может, и вспоминал, но не предпринимал никаких шагов, никому не жаловался и не страдал. Даже самые красивые женщины не стоят того, чтобы ради них терять право на наследство.

Теперь так же спокойно был готов соединить свою судьбу с той, которую никогда прежде не видел и которой совсем не интересовался.

Вот такого молодого человека ждали в Помпеях…

В Риме, особенно среди богатых и знатных родов, брак был предприятием деловым, мало кого интересовали чувства будущего супруга, а уж девушки тем более. Она должна иметь хорошую репутацию, хорошую родословную и желательно хорошее приданое.

У Юсты первое, второе и третье было не просто хорошим, а отличным. Со стороны отца она получила просто доброе имя и деньги, а вот со стороны матери все сразу – знатность двух родов, пусть не патрицианских, но есть такие плебейские роды, до знатности которых многим патрициям далеко, огромное состояние, выражавшееся в земле, виллах, домах, рабах, виноградниках, кораблях… просто деньгах… проще было сказать, что не могла наследовать Юста. Хотя ни Юстиниан, ни сама девушка этого не выпячивали. Зачем? Отец, потому что между ним и тещей все время шла невидимая миру борьба за Юсту, а сама Юста просто не придавала этому большого значения.

Она согласна выйти замуж за Порция просто потому, что нужно выходить замуж. Не любит его? Но не любит и никого другого, так легче. Будущее ограничение свободы она еще не осознавала, потому к предстоящему важнейшему событию в жизни относилась равнодушно, повергая в ужас подруг и бабушку – Юлию Кальпурнию Пизонию, у которой и жила в Помпеях или на вилле в ожидании счастливого будущего.

А пока этого не случилось, беспокойная дочь Юстиниана обследовала окрестности.

Юстиниан не слишком строго следил за воспитанием и поведением дочери, его счастье, что Юста сама по себе была скромной и строгой девушкой, не то не миновать беды. Ее бабушка, поняв, что зять воспитал мальчишку в женском обличье, ужаснулась, но пересилить своенравную красавицу не смогла и позволила ей сохранить часть своих привычек, взяв слово, что та не будет злоупотреблять свободой.

Именно потому Юста всю весну и половину лета носилась по окрестностям на лошади в сопровождении всего пары рабов, лазила на Везувий, выходила на утлой лодчонке в море и загорела, словно плебейка. Но ее это волновало мало.

Накануне приезда жениха Юлия решила, что внучку пора ограничивать и приводить в порядок.

Юста ездила с Титом и Тибулом на Везувий и, вернувшись, делилась впечатлениями с бабушкиным секретарем Попилием.

– Гора неспокойна, там внизу что-то происходит. Земля горячая и подрагивает постоянно.

– Юста, это постоянно. Здесь всегда подрагивает, потряхивает и дрожит.

– Нет, Попилий, сейчас иначе. Когда я приезжала в прошлом году, пусть и ненадолго, но хорошо помню, что на горе были птичьи гнезда, много птиц. А сейчас их совсем нет. Понимаешь, не только гнезд, но и птиц. Это ужасно, лес без птиц! И еще запах серы, он настолько силен, что в горле першит.

– Наверное, будет новое большое землетрясение. Такое было в тот год, когда вы родились. Я был мальчишкой, но помню хорошо. Тогда тоже исчезли все птицы, а домашние животные словно сошли с ума, они выли и метались на привязях. Но пока этого нет, собаки хоть и беспокойны, но не воют. Но вы правы, все равно беспокойство чувствуется.

– Вот поэтому, – раздался громоподобный голос хозяйки виллы Юлии Пизонии, – я и продала свои виноградники ближе к горе, даже не дождавшись созревания урожая. Выручила хорошие деньги, которые отправила в Рим. Это тебе на свадьбу мой подарок. Получишь у адвоката, эти деньги муж не сможет потратить без твоего согласия, а ты не будь дурой и согласия своего не давай. Мужья, они приходят и уходят, а деньги остаются.

– Да, бабушка, – рассмеялась Юста.

Она обожала громогласную, внешне грубоватую и резкую женщину, прекрасно зная, что под этой маской командирши скрывается добрая и любящая натура. Бабушка обожала ее в ответ, но спуску внучке не давала.

Она махнула рукой:

– Следуй за мной!

Такому приказу не подчиниться нельзя, Юста за спиной Юлии развела руками, мол, не могу дольше разговаривать, и отправилась следом. Но Попилию можно бы и не объяснять, все особенности своей метрессы он изучил прекрасно, ее приказы не обсуждались, а выполнялись без промедления.

В этом доме не только слуги, но и именитые гости выполняли распоряжения хозяйки с поспешностью. Юста подумала, что и император наверняка поступил бы так же. Родись бабушка мальчиком, и сейчас не Флавии сидели бы на троне, а Юлий Кальпурний Пизоний.

Они жили на вилле на самом берегу, почти у Стабий. К берегу прямо из виллы вел подземный ход, что тоже очень нравилось девушке, это давало возможность ходить на берег почти в любое время дня и ночи. Конечно, за девушкой всюду следовал старый Тит, даже когда она уезжала верхом в Салерно или до самого Сорренто, Юсте приходилось это учитывать, но все равно берег Неаполитанского залива – это не душные, вечно запруженные народом улицы Рима.

Рим хорош только для тех, кто в нем не живет, а занимается делами или надеется заполучить власть или большие деньги. Те, у кого эти деньги есть, из Рима норовят удрать подальше, как вот бабушка Юсты. Это сейчас она живет на вилле почти одиноко в окружении слуг и книг, а раньше в ее домах звучала музыка, слышались многие голоса, бывало множество гостей.

Юлия жестом показала внучке, чтобы та села.

– С завтрашнего дня прекрати все поездки, пора заняться твоим внешним видом. У тебя кожа, как у жены рыбака, загорелая и в пятнах.

Предвосхищая возражения внучки, сделала останавливающий жест:

– Мне лучше видно. Рабыни займутся твоим лицом, телом и волосами. Думаю, Везувий пока поживет без тебя, – насмешливо закончила свою речь Юлия.

Она вовсе не собиралась ни слушать возражения внучки, если таковые появятся, ни что-то объяснять. И без того беспокойная красавица вела себя словно озорной мальчишка, а не девушка перед свадьбой.

Но Юста не возражала, она прекрасно понимала, что бабушка права.

Попилий осторожно заглянул на большую террасу, где беседовали бабушка с внучкой. Не услышав возражений, подошел ближе:

– Принесли письма, госпожа.

– Читай.

– Одно Юсте…

– От кого?! – голос почти загремел, но Попилий был готов к вопросу, быстро пояснил:

– От Флавии Руфы из Помпей.

– А… этой слезливой дурочки? Что ты в ней находишь?

Юста рассмеялась:

– Бабушка, ты путаешь ее с Фульвией. Флавия никогда не плачет.

Но Юлию таким не проймешь, фыркнула:

– Значит, в детстве плакала!

Юста хотела сказать, что та и в детстве никогда не плакала, но Попилий за спиной хозяйки приложил палец к губам, и Юста промолчала. Последнее слово должно принадлежать бабушке, иначе будет буря. И правда, к чему спорить, плакса Флавия или нет, если бабушке все равно.

Флавия приглашала Юсту погостить у них в Помпеях.

Бабушка объявила, что подумает, разрешать ли внучке гостить в «этом городе греха и разврата». Юста даже засмеялась:

– После Рима Помпеи кажутся тихой деревней.

Ей было позволено пожить несколько дней у Флавии, с которой Юста дружила с детства. Главным доводом для бабушки стало то, что Флавия была уже четвертый год замужем за Гавием Флавием Руфом, весьма состоятельным и почетным гражданином Помпей.

Флавия была на последнем месяце беременности, страшно боялась предстоящих родов, ведь это первенец, потому муж старался сделать все, чтобы развлечь супругу, годившуюся ему в дочери. На примере подруги Юста убедилась, что разница в возрасте ничто, если люди любят друг друга.

– Флавия, ты счастливая. У тебя любящий муж, хороший дом, совсем скоро будет ребенок. Как-то сложится моя судьба? – невольно вздохнула Юста.

– Но если ты выходишь замуж за Порция из рода Постумиев, то почему беспокоишься? Он знатен, живет в Риме, а денег у тебя и своих хватит.

– Быть знатным – это не все, я не видела его, даже бабушка не видела. Флавия, Порций жил в Помпеях, вернее, здесь неподалеку на вилле, может, твой брат что-то знает?

По тому, как Флавия быстро отвела глаза, Юста поняла, что знает и не лучшее.

– Расскажи!

Немного поколебавшись, Флавия решила, что пусть лучше Юста знает о давней репутации своего будущего мужа.

– Они раньше много времени проводили с кубками в руках и с продажными женщинами. У Порция был роман с Лидией…

Но это имя ничего не говорило Юсте, которая не знала веселую вдову. Однако то, каким тоном оно было произнесено, объяснило многое. Выдав секрет всего лишь намеками, Флавия все равно испугалась и принялась горячо убеждать Юсту, что за три года, которые Порций отсутствовал в Помпеях, он, несомненно, сильно изменился!

– Рим меняет людей!

Юста рассмеялась:

– Не к лучшему. Спасибо, что предупредила, выбора у меня все равно нет, зато буду знать, чего опасаться. Вот почему он так легко согласился на мое пребывание в Помпеях… Но я уважаю чужие чувства. Это была любовь или просто развлечение?

– Думаю, он был влюблен. Помню, Кальв рассказывал, что, чтобы что-то доказать жестокой вдове, Порций искупался в зимнем море.

– По крайней мере, это означает, что он способен любить.

– Да уж…

– Кто такая эта Лидия?

– Тогда была вдовой вольноотпущенника Скавров…

– А сейчас?

– А сейчас… вдова другого вольноотпущенника.

– Недолго она была замужем, – усмехнулась Юста.

– Да, она очень быстро дважды становилась вдовой. Префект даже распорядился провести расследование, но врач признал, что супруг Лидии умер от разлива желчи, и она сама тут ни при чем.

Неизвестно, чем закончился бы разговор, но пришел муж Флавии и предложил поехать вместе с ним в школу гладиаторов для отбора нескольких бойцов для выступления на предстоящем празднике в честь Геркулеса или на празднике виналии в честь начала сбора винограда. Оба повода годились, и Гавий пока не знал, какой день выберет, но хотел посмотреть на гладиаторов Калена, которого хорошо знал.

– Вы никогда не бывали в школе гладиаторов?

– Конечно, нет, – рассмеялась Юста.

– Тогда поехали.

– Куда? – раздался от входа веселый молодой голос.

– О, Кальв! – Флавия протянула руки к появившемуся в перистиле брату. – Мы едем к Калену в школу гладиаторов.

– Я с вами!

Гавий рассмеялся:

– Куда же без тебя?

– Юста, это мой брат Кальв. Если ты его и видела, то совсем юным, а потому не помнишь. Отъявленный бездельник и насмешник, ему на язык лучше не попадать.

– Не буду, – пообещала Юста. – Приветствую тебя, Кальв.

– И я тебя, Юста. Не верь словам моей сестры, в действительности я куда хуже.

– Ты такой страшный человек?

– Не страшный – испорченный.

– Тогда от тебя и впрямь следует держаться подальше.

– Да, – с серьезным видом кивнул молодой человек. – Не ближе вытянутой руки.

– Болтун! – легонько ударила его по плечу сестра. – Пойдемте, Гавий зовет.

Юста мысленно порадовалась, что все эти речи не слышит бабушка, а еще, что Юлия Постумия не знает, куда отправилась ее внучка. Вот тебе и тихий дом Руфов… Юста тихонько хихикнула, зато настроение поднялось…

Еще до рассвета, пока не жарко, гладиаторы и новобранцы вышли на тренировку.

Гай одним взглядом оценил, насколько слабы мышцы у новеньких, и велел им сначала заняться накачкой мускулатуры. Новобранцы все утро отжимались, носили тяжести, приседали с большим грузом на плечах, пока от напряжения не начали дрожать ноги.

Наставник заметил, что тот самый говорливый новобранец сегодня молчит, но старается больше всех. Подозвав к себе опытного гладиатора Аттика, Гай кивнул на новеньких:

– О чем вчера говорили?

Тот усмехнулся:

– Да так… объяснили, за что и как получают клеймо и право выходить на арену.

– А они туда рвутся? – серые глаза Гая чуть прищурились.

– Этот да, еще как рвется. Похоже, мечтает стать лучшим гладиатором Рима. Знаешь, что-то в нем есть.

– Упорство, а еще болтливость. – Кнут наставника щелкнул, призывая к вниманию. Аттик тихонько добавил:

– Сегодня молчит…

– Почему? – обернулся к нему Гай.

Гладиатор рассмеялся:

– Сказали, что ты терпеть не можешь болтунов.

Так и было, Гай и правда не любил, когда те, кому положено тренироваться, болтали, а еще не терпел самонадеянных, такие всегда проигрывали на арене. Но если этот Децим молчит, только чтобы угодить наставнику, то лучше бы болтал. Тех, кто старается угодить, Гай не любил еще больше.

– Гладиаторы в первую позицию, новички к столбам тренировать руки.

Со всех градом катил пот, смыть и даже смахнуть который не было никакой возможности. Солнце стояло высоко в небе, немного погодя Гай намеревался увести гладиаторов на обед, а потом на тренировку в помещении. Душно и на площадке, и внутри, но там хотя бы солнце не палит.

Наблюдая, как бестолково лупят деревянными мечами по столбу новобранцы, Гай не выдержал, подошел и показал, как поворачивать меч при ударе, чтобы тот не слетал плашмя. Децим только коротко кивнул и принялся отрабатывать показанный удар.

Двигался и вообще работал он хорошо. Если так пойдет дальше, то из него получится хороший гладиатор. Вернее, если к навыкам, которые он легко выработает под руководством Гая, добавится определенный настрой на бои на арене.

Вчера перед Гаем стоял строптивый самонадеянный мальчишка, сегодня это был старательный гладиатор, отрабатывавший движения на совесть. Где Децим настоящий и что у него на уме? Такие люди вдвойне опасны, лучше крепкий дурак, от него хоть знаешь, чего ожидать, а такие двойственные…

Нет, Гай вовсе не любил крепких дураков, предпочитая натуры сложные и даже противоречивые, с ними интересней. Но не сейчас.

«Ладно, разберемся», – решил для себя Гай. Он оставил в покое новобранцев, продолжавших бестолково лупить столбы, и отправился к опытным гладиаторам. С Аттиком следовало поработать над скоростью.

– Аттик, встань в пару с Луцием. Поработайте над скоростью.

Гладиаторы только кивнули и беспрекословно занялись друг другом. Стук мечей заглушил голоса на балконе, гладиаторы и наставник даже не заметили пришедших гостей. Кален не стал останавливать тренировку, пусть Гавий увидит его бойцов в работе.

Гавий и Кальв и впрямь смотрели во все глаза. Ни тот, ни другой меча в руках не держали, разве что в детстве, когда играли, – у обоих для защиты есть обученные рабы. Совсем недетские игрушки, так и мелькавшие в руках у гладиаторов, производили на мужчин впечатление.

Замерли и женщины, но совсем по-разному. Флавия немного испуганно, она даже сделала шаг назад под защиту Клодии, словно кто-то из бьющихся внизу мужчин мог напасть или просто угрожать ей и ее будущему ребенку.

А вот Юста, напротив, шагнула чуть вперед и буквально впилась глазами в… Гая.

Тот не обращал никакого внимания на присутствующих, его дело учить гладиаторов, а не раскланиваться с теми, кого позвал Кален.

– Аттик! Ты высоко поднимаешь щит, когда готовишься контратаковать. Пока донесешь свой меч, тебя вполне можно поддеть снизу. Давай еще раз! И быстрей!

Все видели только мелькание мечей, но Гай снова заметил ошибку:

– Луций, теперь ты все внимание уделил удару, забыв о защите. Повторите все медленно, а потом быстро.

«Медленно» оказалось так, что зрители успели увидеть лишь движение мечей. А вот при «быстро» ничего не уловили вовсе. Луций внезапно оказался на земле.

Гай коротко кивнул:

– Теперь хорошо. Ошибку понял или объяснить? – поинтересовался он, протягивая руку, чтобы поднять лежавшего Луция.

– Понял, – буркнул тот.

Наставник только усмехнулся. Этому объяснять не нужно, сам понял, что слишком развернул корпус, потому и получил удар сбоку, когда не ожидал.

Зрители считают, что главное в бою – атаковать, причем быстро. Но это не так: самая быстрая и сильная атака может быть отбита и вызовет контратаку, если противник умеет защищаться. Нужно научиться защищаться и только потом учиться атаковать. Хорошо, что опытные гладиаторы школы Калена это понимают.

Бой продолжился. Некоторое время Гай наблюдал, потом довольно кивнул:

– А теперь со мной. И так быстро, как только сможете. Оба! – скомандовал Гай.

Остальные остановились, чтобы понаблюдать.

Против Гая бились, пусть и деревянными учебными мечами, два самых сильных гладиатора школы, они со щитами, он без, они спинами к яркому безжалостному солнцу, хоть то и стояло почти в зените, – он против солнца… И все же Гай гонял двоих гладиаторов так, словно они и не опытные бойцы, а простые мальчишки, взявшие мечи забавы ради.

Все прекрасно понимали, что это не так, что только гибкость, ловкость и сила наставника позволяют ему выдерживать натиск двух мечей, а потом атаковать самому. Гай то вдруг отклонялся, уводя лицо или тело от удара меча буквально вполладони от него, то приседал, чтобы меч пронесся над головой, то чуть поворачивался, то, напротив, наклонялся вперед…

Сначала он почти не атаковал сам, только защищался. Но вокруг наблюдали профессионалы, которые прекрасно понимали, что такая вот игра стоит больше, чем прямая атака, и сил и ловкости требует тоже больше.

Продемонстрировав, что с опытным гладиатором даже двое не могут ничего поделать, если он умеет защищаться, Гай перешел к контратакам. Вот теперь раздался стук мечей. Новобранцы завороженно смотрели, как наставник одинаково хорошо владеет и левой, и правой руками.

Вот меч у Луция полетел прочь, Гай отбросил и свой меч в знак того, что будет биться с Аттиком без преимуществ. Какое преимущество, если меч у него остался в левой руке?! Вернее, это оказалось настоящим преимуществом, потому что Аттик просто не знал, что делать со своим щитом. Пока он пытался приспособиться, Гай времени не терял, меч Аттика полетел следом за оружием его друга.

Отдавая свои мечи подоспевшему мальчику-рабу, Гай посоветовал Аттику:

– Научись владеть левой рукой, как правой, и тебе цены не будет на арене.

Сверху раздались аплодисменты.

Только тут гладиаторы обратили внимание, что за боем наблюдали не только мужчины, что было привычно, но и три женщины. К Клодии все уже привыкли, вторая женщина пряталась за спинами мужчин, а вот еще одна стояла, вцепившись руками в балюстраду, ограждавшую балкон, и, широко раскрыв глаза, смотрела на гладиаторов, вернее, на Гая.

Их глаза встретились – его серые и ее синие. Наверное, это длилось всего мгновение, которое обоим показалось вечностью. В ее взгляде восхищение, в его изумление.

Гай когда-то любил по-настоящему… Когда любимая погибла, он решил, что больше никогда в жизни не испытает снова это чувство – остановки дыхания и сердца от простого взгляда. Разве это возможно? Никакие красавицы больше не трогали его сердце, но сейчас… он даже не понял, красива ли девушка, видел только глаза.

Юста смотрела на наставника гладиаторов, поражаясь ловкости сильного тела, великолепию тренированных мускулов, его умению и стати… Но потом их взгляды встретились, и стало совершенно неважно, что у него фигура настоящего атлета, что наставник ловок и силен, какие у него мускулы.

Красив? Наверное… Мужествен? Наверное… Юста видела только глаза. Время остановилось. Серые глаза под черным шелком ресниц словно спросили ее: «Кто ты и откуда?» Она одним взглядом ответила: «Я твоя».

Но вокруг галдели Гавий и Кальв, довольно усмехался Кален, ойкала Флавия и улыбалась Клодия. Внизу возбужденно обменивались впечатлениями гладиаторы и новобранцы.

– Гай, поднимись к нам, – попросил Кален.

Наставник кивнул и скомандовал гладиаторам:

– Отдыхать, пока не спадет жара. Поешьте и немного поспите, будем работать вечером и ночью.

Гай, одетый как гладиатор, выглядел в обществе элегантных мужчин и красивых дам словно дикарь. Но он не стремился никого поразить.

Спокойный взгляд серых глаз, спокойный тон, уверенные движения сильного, тренированного тела и при этом очаровательная белозубая улыбка, от которой становилось светлей даже в карцере, если туда заглядывал Гай.

Разговор шел о делах лудуса, о подготовке новых гладиаторов, о том, сколько пар сможет выставить Кален на играх в честь Геркулеса, о том, сколько еще нужно купить рабов…

Беседовали мужчины, Клодия, не любившая Гая, держалась в стороне, беременная Флавия тоже притихла, молчала и Юста, даже старалась отводить глаза, чтобы не встретиться с его серыми омутами, которые влекли безмерно.

– Гай, ты же вольный гражданин, зачем тебе лудус и гладиаторы?

Наставник в ответ рассмеялся:

– Научить этих парней биться, видеть, как из бестолково размахивающего мечом глупца выковывается настоящий гладиатор, как растет его умение… это же достойное дело.

– Кто из сегодняшних новеньких станет гладиатором?

– Гладиаторами станут все, иначе зачем бы я их здесь держал, а вот выдающимися – Децим и Аттик. Аттик у нас из прошлой покупки, а Децим вообще новенький.

Мужчины вышли на балкон наблюдать за отдыхающими гладиаторами и новичками, а женщины остались судачить о своем.

Юста была рассеянной, ее мысли заняли серые глаза, принадлежащие пусть не рабу, но всего лишь наставнику гладиаторов. Печально, такой красивый мужчина и столь низкое положение. Сама Юста так не считала, она видела, что у Гая грамотная речь, хорошие манеры, словно он воспитан не в каком-то лудусе или на рынке, а в благородном семействе. Вольный… это вовсе не означало, что у него образование, но то, как с ним общались Руф и Кальв, говорило о том, что Гай вовсе не так прост.

Это сочетание внутренней сдержанности, достоинства, даже аристократизма, словно он патриций, и гладиаторской уверенности и выдержки делало и без того заметного Гая особенно привлекательным.

А серые глаза, в которых так легко утонуть?..

Юста вспоминала черты лица наставника, мышцы, буграми перекатывающиеся под атласной кожей, которую так хотелось погладить, небольшие кисти рук, крепко держащие рукояти мечей… и понимала, что больше всего ей хочется, чтобы эти серые глаза смотрели в ее глаза, чтобы эти руки обняли ее, чтобы была возможность погладить атласную кожу, запутаться пальцами в волосах, прикоснуться губами к его губам…

Юста влюбилась сразу и бесповоротно.

Но эта любовь безнадежная и безответная. Они не увидятся, не может же внучка Юлии Пизонии ходить в школу гладиаторов, чтобы украдкой любоваться наставником гладиаторов?

Но перед уходом, уже стоя во дворе, Юста почувствовала на себе его взгляд. Даже не поворачивая головы, она знала, что сейчас встретится взглядом с его глазами. Они о чем-то говорили, даже смеялись, но Юста не могла вспомнить о чем, потому что стояла, потрясенная его присутствием, его близостью, тем, что Гай совсем рядом, что слышится его голос…

Между прочим, Флавия сказала, что они завтра будут на форуме, Юсте интересно посмотреть на форум Помпей.

Ночью Юста спала плохо, а утром, пока еще не очень жарко, они действительно отправились на форум.

Форум есть в каждом городе Римской империи, это удобно, потому что должно быть место, где люди могут встретиться, пообщаться, обменяться новостями, выслушать чье-то мнение. Это не рынок, где стоит немолчный крик торговцев и пахнет чем угодно, форум для многих – место для прогулок, куда приходят поговорить, обсудить дела, на людей посмотреть и себя показать.

Юста с Флавией бродили по форуму в сопровождении всего двух рабов и одной рабыни, оставив лектику далеко на перекрестке. Помпеи не Рим, и пользоваться здесь лектикой просто неудобно. Расстояния небольшие, можно и пройтись.

Большой толчеи на улицах тоже не было, бояться проявления к себе неуважения не стоило, этому помогало распределение тротуаров между мужчинами и женщинами.

По тротуару одной стороны улицы двигались мужчины, они останавливались, громко приветствовали друг друга, обменивались шуточками, не всегда приличными, подзывали своих рабов, отдавали распоряжения, о чем-то договаривались, уходили вместе или поодиночке, взмахивая руками в знак того, что сдержат данное слово…

Женщины вели себя иначе: после приветствия окидывали друг дружку быстрыми взглядами, улыбались, не теряя бдительности и успевая замечать, на кого больше глазеют с той стороны улицы мужчины, горделиво приосанивались, если решали, что на них, или наоборот, презрительно кривились, если выяснялось, что мимо… Здесь разговоры велись тихо, воркующими голосами, казалось, что все женщины Помпей подруги, бесконечно рады встречам и не переживут расставания даже до завтра, но каждая прекрасно знала, что у подруги в душе чаша с соком цикуты, из которой та готова напоить почти каждую, на которую будет брошено слишком много мужских взглядов.

На форуме такого распределения на мужскую и женскую части не было, здесь все вперемешку, а потому двигаться нужно осторожней.

Юста увидела наставника гладиаторов издали, но Гай ее не замечал. Он увлеченно беседовал с каким-то мужчиной.

– Кто это с ним?

Флавия близоруко прищурилась:

– Это Гай, мы вчера видели его у Калена в школе гладиаторов.

– С кем он беседует?

Юста тотчас смутилась из-за того, что подруга не поняла, о ком она спрашивает.

– А… это Корнелий Гермерот.

Юста рассмеялась:

– Ты полагаешь, что я знаю всех жителей Помпей? Имя мне ничего не говорит.

– Корнелий производит отличный гарум, очень дорогой.

Девушка присмотрелась внимательней:

– Посмотри, тебе не кажется, что этот Корнелий разговаривает с Гаем, точно раб с господином. Он что, нищ или в долгах?

– Нет, Гермерот процветает, но ты права, наверное, он чем-то обязан Гаю. Скорее всего деньгами, потому что открыть свою оффицину стоит немалых денег. Возможно, Гай просто вложил свои средства в его оффицину, вот и все.

Деньги Гая Юсту не интересовали совсем, в отличие от самого наставника гладиаторов. Она шагнула ближе:

– Гай!

Возможно, это выглядело не так уж прилично, но, кажется, никто не заметил. Мелькнула мысль, что будет позор, если Гай ее не узнает.

Не просто узнал, в глазах мелькнул огонек радости, но гладиаторы привыкли сдерживать себя в любых ситуациях, потому черный шелк ресниц немедленно этот огонек притушил.

– Юста, Флавия! Привет вам. Отойдите в сторону, на форуме слишком много людей, вас могут затолкать.

Юста облегченно рассмеялась – узнал. Сердце взволнованно колотилось в груди так, что, казалось, его удары слышны на весь форум. Но никто почему-то не обращал внимания.

– Разве это много? По сравнению с Римом…

– Разве можно сравнивать Помпеи с Римом? Но они тем и хороши, что на Рим не похожи.

Шел обычный разговор людей, относящихся друг к другу с симпатией и выросших в приличном обществе. Гай представил подругам Гермерота, они обменялись с Флавией какими-то мыслями по поводу качества производимого в Помпеях гарума. Беседа завязалась нешуточная, Флавия изъявила желание попробовать новый соус и начать продавать его в Неаполе и Капуе, если понравится.

– Мой муж прислушивается к моему мнению, я поговорю с Гавием.

Гай рассмеялся:

– Как можно не прислушиваться к столь мудрой супруге?

Юста снова почувствовала, что Гермерот отличается от остальных, особенно от Гая, хотя тот и не старается выделиться. Снова ее не оставляла мысль, что Гай родился и вырос не здесь, не в этом обществе. В крайнем случае среди тех, у кого виллы на побережье. Может, был рабом у какого-то патриция, а потом сумел выкупить свободу, искусно владея мечом?

– Ты не помпеянка? – поинтересовался Гай у Юсты. – Гостишь у Флавии?

– Я родилась в Помпеях, – рассмеялась девушка мелодичным смехом, поразившим Гая в самое сердце, – потому что здесь на отдыхе была моя мама. Но выросла в Риме. И сюда приехала после смерти отца, чтобы пожить до своей свадьбы у бабушки. Скоро уеду.

– Почему, тебе не понравилось в Помпеях? Здесь климат гораздо лучше, чем на болотах Рима.

– Да, лучше, но у меня скоро свадьба. Мой отец перед смертью завещал мне выйти замуж за Порция. Он скоро приедет за мной, чтобы забрать из дома бабушки.

– Порция Постумия?

– Он тебе знаком?

Гай усмехнулся:

– Знаком, больше чем хотелось бы.

Теперь Гай смотрел на девушку чуть настороженно, что удивило Юсту.

– Ты Юста Кальпурния Пизония, дочь Юстиниана Сцеволы?

– Да, откуда тебе известно мое полное имя?

Он снова загадочно усмехнулся:

– Я же сказал, что знаком с Порцием Постумием. Тебе нравится твой жених?

Что-то неуловимо изменилось в глазах Гая, Юсте показалось, что во взгляде появилась горечь. Флавия болтала с Гермеротом о соусах и их применении, а они с Гаем беседовали уже сами по себе. Почему его так насторожило ее имя?

Девушка попыталась усмехнуться как можно беззаботней:

– Как он может мне нравиться или не нравиться, если я Порция в глаза не видела? Да и слышала о нем мало.

Гай снова смотрел иначе, почти с любопытством.

– Ты с Порцием незнакома, но согласна выйти за него замуж?

– Отец, возможно, и поинтересовался бы моим мнением, но он был слишком болен, чтобы сначала знакомить меня с будущим мужем, а потом объявлять о помолвке. А бабушке и в голову не придет спрашивать согласия невесты.

Она обратила внимание на то, что Гай словно обрадовался таким сведениям. Странный человек, но серые глаза этого странного человека, в котором словно жили сразу несколько совсем разных людей, так притягивали, что Юста испугалась за себя. Казалось, позови он, и девушка пойдет по этому зову куда угодно, забыв о доме и всем остальном.

Мужчины стояли, заслоняя женщин от любопытных глаз форума, рабы топтались чуть поодаль. Рабыня-гречанка Юсты Хиона старательно делала вид, что ничего не замечает. Хиона не болтлива и скорее умрет под плетью, чем выдаст какую-то тайну молодой хозяйки. Рабов Флавии не стоило опасаться, их взяли просто для охраны, и им все равно, с кем и как долго разговаривают хозяева, только бы не задержались до темноты.

Юста забыла о времени, о том, как выглядит со стороны эта беседа, что могут передать бабушке или вообще рассказать Порцию, она видела только серые омуты, в которых тонула, даже не барахтаясь.

Первой опомнилась Флавия:

– Юста, нам пора. Гавий будет беспокоиться из-за моего долгого отсутствия.

– Да, конечно.

– Юста, мы еще встретимся? – в глазах Гая уже была настоящая тревога.

– Наверное.

Девушка почувствовала, что ее охватывает отчаянье. Приезд Порция так близок! Он ни за что не позволит ей вот так беседовать пусть не с рабом, но всего лишь наставником гладиаторов. Да и бабушка не позволит.

– Ты говорила, что часто ездишь куда-то верхом. Не хочешь прокатиться на Везувий?

– Очень хочу, но как это сделать?

– Я придумаю, – губы Гая тронула улыбка, за которую не жаль отдать все богатства дома Пизонов. – Ты живешь в доме Гавия Руфа?

– Да, мне разрешили недолго погостить у Флавии.

– Ты рано встаешь? Сейчас слишком жарко, чтобы ехать куда-то днем, нужно выбраться из Помпей на рассвете, чтобы успеть вернуться до жары.

– Я знаю, так и езжу.

– Куда ездишь?

Гермерот и Флавия уже прислушивались к их разговору. Флавия рассмеялась:

– Могу выдать страшную тайну Юсты. Она ездит на Везувий всего лишь в сопровождении старого раба!

Серые глаза Гая смеялись.

– Ты так безрассудна?

Юста рассмеялась тоже:

– Флавия действительно выдала мой секрет. Надеюсь, вы не расскажете о нем моей бабушке, иначе она посадит свою внучку под замок до самого отъезда, а Тита выпорет за то, что скрывал.

Гай поднял руки:

– Клянусь Юпитером не выдать эту страшную тайну даже под пытками. Но только если ты обещаешь завтра не проспать и поехать со мной. Не бойся, – это уже Флавии, – я буду не один и не только с рабами. Общество организую изысканное, но без тебя.

Флавия беспокойно напомнила:

– Но нужно спросить разрешения моего мужа, ведь Юсте позволили жить в его доме…

– Конечно, Гавий, я надеюсь, тоже поедет. Можешь планировать на утро что-то, что непременно нужно скрыть от супруга.

– Такого не существует, я честна перед ним.

– Я буду вечером у Руфа, – пообещал Гай Юсте, легонько сжав ее пальцы.

Глядя вслед уходящим женщинам, Гермерот осторожно поинтересовался:

– Гай, ты влюблен?

В ответ тот почти горько усмехнулся:

– Знаешь, кто она? Юста Кальпурния Пизония, дочь Юстиниана Сцеволы.

Гермерот ахнул:

– Та самая?!

– Да. А я самый большой осел на свете!

– Слышал бы сейчас тебя отец.

Гай стал мрачен, как туча Громовержца.

– Сейчас уже поздно, послезавтра приезжает Порций Постумий, за которого теперь выйдет Юста. Убить его, что ли?

– Поговори по-хорошему, Порций поймет. Девушка тоже влюбилась, слышишь, Гай? И отец твой поймет и будет рад.

Гай вздохнул:

– Ладно, приедет Порций, увидим, что делать.

– А все потому, что ты не слушаешь советы. Я же тебе говорил, что не стоит торопиться…

– Не все советы стоит слушать, я не жалею, что поступил так, как поступил. И благоволение отца мне не нужно, сам справлюсь.

Они прошлись по форуму еще, беседуя уже о другом…

Флавия была права в своих рассуждениях, оффицина Корнелия Гермерота была открыта на деньги, полученные от Гая, но Гай не требовал никакой доли от своего бывшего раба. Никто в Помпеях не знал, что имя Гая – Гай Корнелий, что он не просто гражданин, а патриций, причем древнего рода. Но из-за отказа жениться по воле отца вынужден зарабатывать на жизнь самостоятельно. У Гая это блестяще получалось даже без выступлений на арене, но свое отношение к семье Корнелиев и к Гермероту Корнелию он скрывал.

А девушка, на которой он отказался жениться… дочь Юстиниана Сцеволы Юста из рода Кальпурниев Пизонов!

Неожиданно Гай расхохотался:

– А знаешь, Гермерот, ведь наша помолвка не расторгнута! Если, конечно, отец в сердцах не уничтожил тот документ. Но он на вилле матери…

– Гай, воспользуйся этим, слышишь, не будь дураком, воспользуйся! Таких девушек в Риме немного.

– Я не буду дураком и не стану торопиться. Посмотрим, что скажет Порций, не зря он тысячу раз поинтересовался, буду ли я в Помпеях, когда он появится. Но главное – Юста, ей решать. Только ей. Я обидел ее, даже не увидев ни разу. Думаешь, она сможет простить? Не она, так ее знаменитая бабушка. Такие оскорбления не прощают.

Юста горела, словно в огне, но на попытки Флавии обсудить произошедшую встречу не откликнулась. Она была словно полная чаша и боялась расплескать свои ощущения, воспоминания, чувства.

Но Флавия не могла успокоиться:

– Знаешь, он влюбился! Да-да, непоколебимый Гай влюблен, как мальчишка. Он даже покраснел. А смотрел-то как!.. Юста, только не говори, что ты не влюбилась тоже! Гавию нужно сказать об этой встрече, иначе получится некрасиво, если он узнает сразу от Гая. Я скажу?

– Скажи.

Юсте не хотелось поддерживать разговор, она ушла к себе в комнату, но Флавии и не требовалось общество подруги, ей было достаточно мужа. У них с супругом наладились очень хорошие доверительные отношения, конечно, не все можно было рассказывать Гавию, как и любому другому мужчине, но очень многое, не опасаясь, что не поймет.

– Гавий, Гай и Юста просто влюбились друг в друга с первого взгляда.

Руф усмехнулся:

– Ты только сегодня это заметила? Они и вчера смотрели друг на дружку так, словно никого вокруг не существовало.

– Правда? Ты увидел? Он пригласил Юсту завтра проехать на Везувий. Она ездила и сама, пока бабушка не прознала, но нельзя же отправиться вдвоем. Гай хочет пригласить тебя или кого-то из нашей семьи.

– Перестань тараторить, говори спокойней.

Гай действительно пришел к вечеру, поговорил с Гавием, они решили съездить рано утром на Везувий, заодно проверить акведук, за которым по собственной воле приглядывал Руф, помогая акварию.

Гай поинтересовался у вышедшей к ним Юсты:

– Ты поедешь с нами? Только мы выедем на рассвете, даже чуть раньше.

Глаза девушки радостно блеснули:

– Поеду! Мне скучно сидеть дома и бродить без дела по форуму.

Мужчина кивнул:

– Хорошо, Гавий будет обучать тебя премудростям работы аквария.

И снова слышался ее звонкий смех…

Когда Юста ушла, Руф поинтересовался:

– Гай, Порций Постумий твой друг?

– Да.

– Ты знаешь, что она помолвлена с Порцием?

– Знаю. – Гай снова был мрачней тучи Юпитера.

– Ты должен сказать ей, кто ты.

– А зачем, ты думаешь, я завтра тащу всех на Везувий? Постарайтесь дать мне возможность поговорить.

Еще не рассвело, когда все они уже были в седлах, даже Юста, которая сидела по-мужски. Все дружно сделали вид, что это их не удивляет, словно в Помпеях каждый день патрицианки ездят верхом, усевшись по-мужски.

– Тебе удобно?

В ответ Юста только улыбнулась Гаю. Она выбрала кобылу поменьше и поспокойней, все же лошадь чужая, а окрестности постоянно трясет. Лошади в Помпеях вообще очень неспокойны в последнее время.

Но кобыла оказалась действительно послушной и хорошо понимающей повод. Если бы осталась в Геркулануме или в Стабиях, обязательно выклянчила бы эту лошадь у Гавия Руфа, отдав ему взамен другую Но вряд ли ей удастся ездить верхом, тем более когда станет женой Порция Постумия.

Юста вспомнила, что жених приезжает уже завтра, и усмехнулась: последний вольный день?

Они ехали не спеша, наслаждаясь просыпающейся природой. Рассветное солнце самое лучшее, оно не обжигает, напротив, вселяет силы. Нужно по возможности каждый день встречать первые лучи солнца, тогда будешь совершенно здоров.

Как-то нечаянно Гай оказался рядом с Юстой, просто Гавий с акварием обсуждали какие-то проблемы Августы – большого акведука, снабжающего водой города побережья. В другое время Юста сунула бы любопытный нос или хотя бы прислушалась к беседе, но сейчас ее куда больше интересовал тот, кто ехал рядом.

– О чем задумалась? Я могу разрешить твои сомнения?

– О рассветном солнце. Отец говорил, что первые рассветные лучи лечат лучше любых докторов. Если каждый день встречать рассвет, будешь здоров.

Гай рассмеялся:

– А что же тогда делать врачам? Они будут не нужны.

– Врачи – единственные, кого не казнят за то, что они сводят людей в могилу.

– Ты так сердита на врачей? – Гай смотрел на девушку с откровенным изумлением.

– Нет, я их услугами не пользуюсь. Предпочитаю рассветное солнце. – Она подставила лицо первым солнечным лучам и вдруг резко выпрямилась. – Гай!

– Что тебя испугало?

– Почему здесь тихо? Где птицы?

Гай прислушался: пения птиц, обычно радостно приветствующих восход, действительно не было слышно.

– Ты права, как-то не по себе…

– Я еще весной заметила одну странность – в лесу на склонах Везувия в этом году не было гнезд и птенцов.

– Правда? Я не обратил внимания.

– Да, это так! А теперь словно совсем нет птиц. Что это?!

Услышав последние слова, к ним обернулся акварий:

– О чем вопрос?

– Лес будто вымер. Птиц не слышно совсем, а ведь рассвет.

Стало жутковато, Руф поморщился:

– Ну вот, хотели хорошо провести время, а получилось наоборот.

Лес действительно стоял тихий, словно затаился перед чем-то нехорошим.

– Будет землетрясение, – вздохнул акварий. – Все неприятности обычно перед ним. Сильное землетрясение, как семнадцать лет назад. Юста и Гай не помнят, а вот мы с Гавием так очень хорошо.

Гай кивнул, в то время он жил в Риме, а Юста рассмеялась:

– Мне кажется, что я помню.

– Ты?

– Я родилась на вилле у Сарно ближе к Стабиям в день землетрясения. Мама сильно испугалась и родила меня раньше срока. Так что меня не испугать.

Они старались разговаривать, чтобы не звенела лесная тишина, чтобы не замечать отсутствия птичьих голосов. Шутили, Юста тоже шутила много и остроумно. Если бы Гай уже не был влюблен по уши, то непременно влюбился бы сейчас.

Акварий тихонько прошептал ему:

– Гай, у тебя прекрасная невеста. Не упусти.

Гай нахмурился, не будешь же объяснять чужому человеку, что Юста вовсе не его невеста.

Понимая, что девушке тяжело целый день провести в седле, они постарались вернуться пораньше, акварий с двумя догнавшими их рабами отправился проверять акведук дальше, а Гавий и Гай проводили Юсту домой.

Когда девушка, тепло попрощавшись и поблагодарив их за приятную поездку, отправилась к себе, Гавий строго поинтересовался: