Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов

Глава 1

Призванные из немагических миров волшебники вправе отказаться от обучения и вернуться домой, но их память об Эёране будет стёрта, а магия заблокирована.

Из устава Академии драконов.

– Осторожней с ней: у неё вся семья чокнутая! – на места позади меня садятся. – Это наследственное!

Даже сквозь рокот автобуса узнаю капризные интонации Звездопадовой, и трудно не понять, что она обо мне. Хотя в справке на водительские права написано, что я нормальная.

Проносящиеся гирлянды напоминают о скором празднике. Я крепче обнимаю переноску с Марком Аврелием.

– Мать её якобы потомственная гадалка и ведьма! И зарабатывает этим!

Ну, будущее мама, может, не предсказывает, зато прошлое – как по писаному. В людях разбирается и помогает: где переубедит, где посоветует, да просто поддержит – иногда этого достаточно, чтобы у человека всё наладилось, словно по волшебству.

– Шарлатанка! – уверяет Звезда нашей институтской группы. – И в дурке лежала.

В девятнадцать мама, как это случается со многими моими родными в юности, пропала, а через четыре года вернулась и не помнила о случившемся. Естественно, это повод для обращения к врачу.

Поймав себя на том, что тереблю медицинский браслет со своими данными, раздражаюсь: никуда я не пропаду!

– До сих пор на учёте состоит. И папаша такой же псих!

Морщусь: мама, как и бабушка, не выносит толпу – мол, эмоции людей давят. И мысли чужие будто бы слышит (хотя мои никогда не угадывала). Она наблюдается у специалиста – на всякий случай. И в диспансере они с отцом познакомились, когда он после такой же амнезии наблюдался, чтобы снять обвинения в уклонении от армии. Он нормальный!

Откуда Звезда всё узнала? Я же уехала, чтобы избавиться от славы девочки из семейки чокнутых, в соцсетях присутствую анонимно, и всё равно какие-то доброхоты растрепали. Или в сети нашла? Фамилия-то у нас редкая.

Надеюсь, Звезда не знает, что моя бабушка уверена – её в молодости похитили и оплодотворили инопланетяне.

– А белку держать, – брезгливо продолжает Звезда. – Ну это нормально? Не кошку, не собаку – белку! Вдруг она больная?

Нет, Марк Аврелий не больной. Тоже со справкой. Только что получила.

– Бешенством страдает, – продолжает Звезда.

Бешенством у нас только ты страдаешь!

– Я пожаловалась коменданту, чтобы эту тварь выселили.

Вот стерлядь! Так это из-за неё я отсидела огромную очередь у ветеринара, а потом ловила Марка Аврелия по шкафам! И хорошо ещё, комендант животных любит, разрешила его оставить.

– Ну, белка – это прикольно, – басят сзади.

Да это же Миша! Голубоглазый блондин, спортсмен и просто душка (по его мнению), пригласивший меня на свидание. Чего наша Звезда стерпеть не могла.

– Не понимаю только… – задумчиво тянет Миша. – Зачем ты мне это рассказываешь?

– Что бы ты…

Отставив переноску, поднимаюсь и разворачиваюсь. У Звезды открывается рот, Миша шире распахивает глаза. А я улыбаюсь и доверительно сообщаю:

– Это месть. Нравишься ты ей, она маму мою просила тебя приворожить, а мама отказалась, поэтому Звездопадова дискредитирует меня на случай, если я об этом расскажу. Ты поосторожнее с ней, не ешь и не пей рядом, а то мало ли какие она жидкости подольёт по рецептам из интернета.

– А… это неправда! – Звезда смотрит на Мишу вытаращенными глазами. – Она врёт!

Но Миша в мистику верит, раз после чёрной кошки дорогу задом наперёд переходит, а восхищение собой у него под стать звездопадовскому. А она внимание проявляет, говорит с придыханием. Как не поверить в её влюблённость в него такого замечательного?

Автобус тормозит, и хотя выходить рано, поднимаю переноску и улыбаюсь:

– Ну, хорошего вам вечера. Миша – удачи.

– Я не пыталась тебя приворожить! – взмахивает руками Звезда, но Миша от неё отодвигается.

А я вышагиваю к открывшимся дверям. Спускаюсь следом за парнем в наушниках. Оборачиваюсь помочь хлипкой бабушке с тростью спуститься и перешагнуть через снежную кашу.

Ветер задувает снежинки за шиворот, под пуховик. И в переноску. Прижимаю её к груди и отступаю под укрытие остановки – к другим мёрзнущим в ожидании транспорта.

Вздыхаю: Звездопадова всему институту расскажет. Представит всё в самом мерзком свете. И мамину рекламу покажет, а она там в образе потомственной ведьмы. Всем же не объяснишь, что это для работы!

Подняв переноску, прижимаюсь к холодным прутьям дверцы. Когтистые лапки трогают за нос, цепляют выбившийся из-под шапки рыжий локон.

– Только ты, Марк Аврелий, меня и понимаешь.

Тяжко – хоть кричи. Но толку? Снова начнутся шепотки за спиной, шутки… Ну и ладно, я могу за себя постоять.

– Прорвёмся! – опускаю переноску.

Собираюсь развернуться, но в проёме между домами вспыхивает свет.

Глава 2

Академия драконов – лучшее учебное заведение центрального магического мира Эёран.

Великолепно подготовленные преподаватели.

Индивидуальный подход.

Монополия на обучение иномирян.

Знаменитые соректоры этого древнейшего и сильнейшего учебного заведения решают архиважную политическую задачу – готовят интеграцию демонов в общество через совместное обучение.

Именно соректоры в этот исторический момент закладывают фундамент будущих отношений между двумя отвоевавшими цивилизациями!

– Сложность бытия архивампира в том, что бытие это в какой-то момент становится скучным, – соректор Санаду, он же правитель пятого вампирского кантона, он же декан факультета менталистики и преподающий профессор, отпустив прядь длинных чёрных волос, неохотно кроет шестёрку крестей дамой.

Престарелый профессор Эзалон, второй соректор Академии, поднимает взгляд от своей пары карт:

– Наш мир только что едва не уничтожили, когда ты успел заскучать?

Архивампир Санаду поверх карт смотрит на этого добродушного с виду старичка в идеально сидящем сюртуке.

Они менталисты, и на игру снимают амулеты, сопротивляются считыванию мыслей и чувств исключительно своими силами – это добавляет в противостояние перчинку. 

Разговор – лишь попытка Санаду отвлечь Эзалона от обороны и определить расклад в игре. 

Не дрогнув ни единой эмоцией, Эзалон подкидывает козырную бубновую даму к четырём уже побитым Санаду картам. 

Вздыхая, тот забирает карты, и козырная дама ну никак не утешает его в этой явно проигрышной ситуации.

Эзалон добирает последние три карты колоды, лежащей на папках с предложениями профессоров по программе обучения для демонов.

Это уже пятая партия в подкидного дурака. И Санаду сегодня решительно не везёт.

Он, прикинув, что там остаётся в колоде, отбрасывает свои карты.

– Ничего, – благожелательно улыбается Эзалон, сгребая банк игры в двадцать золотых монет. – Как там говорят на Терре? Не везёт с деньгами – повезёт в любви!

Санаду кисло улыбается:

– Ещё там есть выражение: везёт, как утопленнику.

– Да ладно. Тебе надо отпустить прошлое. Я своё отпустил, – Эзалон постукивает себя по голове, на которой вместо роскошных рогов остались лишь шрамы под седыми волосами, – и отлично себя чувствую!

В дверь стучат, и Санаду вместо ответа взмахивает рукой. Поднятые его силой карты собираются в колоду и ныряют в открытый телекинезом ящик стола.

Эзалон руками открывает папки с предложениями по учебной программе. Одну берёт себе. Санаду забирает другую. Оба делают сосредоточенно-умные лица.

– Ты старше, – напоминает Эзалон, и Санаду, выглядящий едва ли на земные тридцать, щёлкает пальцами.

Дверь открывается.

Волкооборотень Алоиз заглядывает в кабинет для совещаний, и в его жёлтых глазах плещется ужас:

– У нас проблема!

– И какая? – Санаду демонстративно отрывается от чтения документа. – Опять студенты на спор туалет разнесли или запачкали?

– Н-нет, – мотает головой Алоиз. – Мы восстанавливаем магические системы Академии после сбоя из-за битвы…

– А мы-то не знали, – изображает удивление Санаду и продолжает серьёзнее. – Хотя сами подписали распоряжение о проведении этих работ. И что случилось?

– Когда всё заработало, – Алоиз таращит жёлтые глаза, – мы обнаружили, что манок притянул мага из непризнанного мира и ещё какое-то существо. Энергии защитных чар хватило для наведения на них частичного стазиса, а на оповещение о совершении призыва – уже нет.

– Ещё иномирец? – почти возмущён Эзалон. – В середине учебного года? Зачем включили манок?

– Мы манок не запускали, – разводит руками Алоиз. – Спонтанное срабатывание. Кажется, во время разрушения печати между мирами. Наверное.

Печать между миром демонов и Эёраном была разрушена во время великой битвы, закончившей войну тысячелетий. И случилось это не вчера.

– Иномирец так и висит в частичном стазисе? – уточняет Санаду.

Алоиз кивает.

– Кажется, кому-то последнее время было скучнее, чем мне, – тяжко вздыхает Санаду.

Пока соректоры переглядываются, Алоиз выскальзывает в коридор и прикрывает дверь, чтобы ему этого неизвестного иномирца не поручили – этим двоим только возможность дай свои обязанности на кого-нибудь переложить.

– Ты, кажется, скучал? – Эзалон улыбается Санаду.

– У тебя лучше получается иномирцев отваживать.

Они должны убеждать призванных учиться, но после их объяснений многие предпочитают вернуться домой, при этом попечительский совет даже проверкой памяти отказавшихся не выявит нарушений: ну не прониклись объяснениями о прелестях магического мира, бывает.

– И у меня случаются осечки, – Эзалон довольно хмыкает. – Но сегодня твоя очередь избавить нас от бумажной волокиты.

Глава 3

Зависаю в неизвестности… И это не фигура речи: парю в мутном пространстве. Ни пошевелиться, ни вдохнуть. И почему-то это не пугает. Медленно ползут мысли… то ли, как бабушку, инопланетяне приобщают меня к эксперименту оплодотворения, то ли, как предрекали, из-за наследственности у меня крыша потекла. Основательно.

Созерцание неравномерности окружающей мути нарушает смутное движение в ней.

Ну хоть что-то происходит!

Муть вздрагивает. Уплотняется, оседает на коже ощущением сковывающего меня стекла. И только крепче сжав ручку переноски, вдруг осознаю, что снова могу двигаться.

Практически одновременно с этим серая пелена осыпается осколками полупрозрачных кристаллов, и я вместе с переноской оседаю на них, глубоко и резко вдыхаю спёртый воздух.

Перед глазами слегка плывёт, поэтому не сразу удаётся разглядеть стоящего в нескольких метрах от меня… человека?

У моего похитителя чёрные глаза, бледное лицо, костюм в стиле викторианской Англии и поднос с двумя бокалами.

В одном пузырится шампанское, в другом алеет нечто похожее на кровь.

Мы в просторном зале. Похоже, он высечен в скале. С потолка нисходит свет.

Марк Аврелий, возмущённо пища, между прутьев решётки выталкивает осколки серых кристаллов – таких же, как рассыпанные вокруг. Они медленно тают, не оставляя следов. И вместе с ними тает моё ленивое, неестественное спокойствие.

Статный мужчина пронзительно смотрит мне в глаза.

С таким выражением мама и бабушка мои мысли считать пытались. Безуспешно.

– Здравствуйте! – приветствую я: от меня не убудет, зато можно настроить беседу на дружеский лад.

Да и здоровье с таким анемичным цветом лица явно требуется. Мужчине лет тридцать, красивый, а уже так сильно болеет.

Он удивлённо приподнимает брови. Я расстёгиваю пуховик: здесь жара. Мужчина растерянно смотрит на изображение на моей футболке.

– Начинаете со стриптиза? – он вздёргивает бровь.

– Не надо быть таким озабоченным: здесь жарко. О комфорте похищенных вы явно не заботитесь.

Он приподнимает поднос с бокалами:

– Я выпить принёс. С комфортом у нас всё отлично.

И широко улыбается.

Ух, какие клыки!

Похоже, с оценкой цвета лица я поспешила: бледность, возможно, естественное здоровое состояние. Или мёртвое. И он, может, на солнышке сверкает, как бриллиант.

– Зачем вы меня украли?

Смотрю в тёмные глаза и жду рассказа о судьбе родных, невероятных откровений (уж больно схема исчезновения похожа), а он...

– Я вас не похищал, – он вздёргивает подбородок. – Не имею привычки девушек красть. И не надо на меня с таким подозрением смотреть: юношей я тоже не ворую.

Значит, правду рассказывать не хочет. Или не знает. Но мои родные вернулись, значит, и я пройду это испытание.

Осколки скрипят под начищенными ботинками вампира и стремительно растворяются. Жидкости в бокалах даже не вздрагивают от его движения.

– Нам нужно спешить! – Он опускается на колено, нас разделяет поднос с бокалами. Скульптурно чёткое лицо очень близко. Как и завораживающе чёрные глаза. И обволакивающий полушёпотом голос: – От этого зависит твоя жизнь!

Зависит моя жизнь? Поверю на слово – вдруг и правда зависит? А там разберусь. Возмущает одно:

– Так что ж вы тогда время теряли на разглядывание? – Отпустив переноску, поспешно стаскиваю с себя пуховик: вдруг бежать придётся. – Что нужно делать?

На мгновение незнакомец теряется, но тут же продолжает, при каждом слове выпячивая клыки:

– Ты дитя немагического мира. А здесь мир магический. Твоё тело не привыкло к магии, – с театральной трагичностью вещает он. – Увы, она тебя убивает, скоро тебе станет плохо, очень плохо, поэтому ты должна быстро принять решение, которое определит твою дальнейшую судьбу. Решение это важное. Ты должна осознавать, проникнуться им. Верить и желать…

– Что? Что я должна делать? – Смотрю на бокалы между нами. – Выпить?

Оторопев, мужчина отвечает нормальным голосом:

– Ну, в общем, да. Добровольно.

Хватаю бокалы и тяну к губам.

– Эй-эй-эй! – уронив поднос на колено, мужчина перехватывает бокалы поверх моих ладоней. – Тебя разве не учили не пить с незнакомцами?

Кожа у него прохладная, но не ледяная. Подушечки пальцев мягкие. В них бьётся отголосок пульса.

Мы смотрим друг другу в глаза. Чёрные, они затягивают, манят. Не оторваться.

– Так дело жизни и смерти, – неожиданно низким тоном напоминаю я. – Но если для вас это так важно: как вас зовут?

Выпавший поднос соскальзывает с колена мужчины и задевает переноску, недовольно пищит Марк Аврелий, и эти звуки нарушают странное оцепенение.

– Обращайся ко мне Санаду. – Мужчина ослабляет ладонь на бокале с чем-то напоминающим шампанское и крепче сжимает руку на бокале с красным.

Глава 4

– Я догадалась, что у вас не маскарадная вставная челюсть – держится слишком хорошо. И? – не понимаю смысла уточнения: клыки он не скрывал. – Это имеет какое-то значение?

– Ты ведь с Земли, – Санаду указывает на Пушкина на моей груди.

Опять он тянет время!

– Да, с Земли. Как мне спасаться?

– Я вампир. Тебя это не смущает?

Он не только с Пушкиным, но романтическими вампирскими историями знаком? Спешу его успокоить:

– Не волнуйтесь, домогаться не буду.

Санаду приоткрывает рот что-то сказать. Закрывает его. Смотрит на меня странно. Не верит? Опасается, что наброшусь с просьбами любить и обратить?

– Правда не буду, – обещаю я. – Ни вас, ни других вампиров, вы в полной безопасности.

– Прямо успокоили. Кхм! – Прокашлявшись, Санаду как-то слишком по-человечески чешет пальцем над бровью. Вздыхает и повторяет. – Ты должна выбрать.

Стоически молчу. Может, у него не одна тысяча лет за спиной и старческий маразм, поэтому повторяется. Или долгожительство сказывается на восприятии времени, и я не прямо сейчас, а через неделю от магии начну умирать.

– Это, – Санаду кивает на красную жидкость, – позволит остаться здесь. После ряда мероприятий и некоторых ограничений ты сможешь обучиться магии. Обучение придётся отработать. Ты вряд ли сможешь вернуться к родным. Предупреждаю: здесь много разных существ, люди не высшая раса, а иномиряне редко добиваются успеха. А это, – он кивает на тёплый бокал с «шампанским», – освободит от этого всего, и через некоторое время ты вернёшься домой. К родным и близким, к своей привычной жизни. Словно ничего не случилось.

«Словно ничего не случилось» – так он маскирует стирание памяти о всём случившемся? Мои родные вернулись, но их жизнь не была прежней.

В висках бешено стучит: выбор действительно важный.

– Всё понятно? – спрашивает Санаду, и я с мелких пузырьков в бокале перевожу взгляд на него.

На тёмные-тёмные глаза.

– Скажите, я буду помнить об этом выборе?

Мгновение он будто сомневается, отвечать ли.

– Нет, – Санаду вскидывает руки и улыбается. – Никаких неприятных воспоминаний, сомнений. Вернёшься, как будто здесь и не была.

И я даже знаю, как чем это заканчивается.

– И как скоро можно будет вернуться домой? – мой голос тоже становится вкрадчивым.

На этот раз Санаду определённо колеблется – и дольше обычного.

– Точно сказать не могу, – признаётся он, чуть отводя взгляд. – Как правило, иномирян притягивает при схождении миров, и в силу некоторых особенностей обратно отправить без вреда для здоровья вас можно лишь со следующим схождением. Промежутки времени между ними разнятся. Но ты же хочешь вернуться безопасно, да?

– Как скоро? – стискиваю ножки бокалов.

– М-м, между схождениями иногда и год проходил. – Санаду снова потирает пальцем над бровью. – Но может и два-три.

– И пять-семь, – предполагаю я по семейной истории.

– Бывает и такое, – кивает Санаду, окончательно отводя взгляд. – Иномирцы, ожидающие возвращения домой, проживают вместе в отдельном поселении.

В такой ситуации можно влюбиться, забеременеть, а потом вернуться домой и, ничего об этом не помня, решить, что поработали инопланетяне-похитители.

Эх, бабуля-бабуля… а ведь ты оказалась права! Инопланетяне поработали.

– До возвращения к родным у тебя будут комфортные условия, питание, развлечения. Бесплатно…

Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Это как в отпуск съездить, – Санаду продолжает нагло… врать? Нет, зачем-то заманивать меня в ловушку будущего безумия.

– Родные будут волноваться.

– Не переживайте: пока вы здесь, все уверены, что вы в порядке, просто в отъезде.

Так вот почему никто не беспокоился, пока дядя и папа не вернулись с амнезией! Упорно считали, что они от армии прячутся. А ведь у дяди моего семейная история располагает к волнениям о его судьбе, но мои напоминания об этом на остальных не действовали.

Механизм ясен: пока я здесь – все счастливо живут своей жизнью и не понимают, что я исчезла. А как вернусь…

Вернусь – через несколько лет, без образования, с провалом в памяти, в изменившийся за эти годы мир. Уверенная в своём безумии и амнезии. С таким диагнозом о карьере можно забыть...

Внутри всё сжимается.

Сейчас бы выйти в поле и поорать.

Но.

Сначала дело.

Выбор вроде очевиден: здесь можно изменить судьбу. Нет у меня предубеждений против вампиров. Только этот черноглазый франт объясняет всё так, чтобы выгоднее казалось возвращение. Даже бокал с «кровью» держал чуть крепче, чем позволяющий уйти. Словно ему нужно, чтобы я отказалась от магии.

А если вспомнить, что бабушкино ожидание возвращения закончилось беременностью неизвестно от кого…

Глава 5

– Я, конечно, предпочитаю рыжих, – усмехается Санаду, – но кто-то обещал не домогаться. Не стоит давать обещание, если не можешь его исполнить.

Кажется, у кого-то самомнение выше крыши.

– Я не о вас, а о демонах, которых вы мне предлагаете как альтернативу обучению. Вы считаете, что я не смогу здесь учиться, или свахой подрабатываете?

Мгновение Санаду смотрит на меня. Сурово произносит:

– Я скорее анти-сваха. И если мозги есть – учиться можно. Идите за мной.

Вытаскиваю бокал из переноски – Марк Аврелий всё допил!

Протягиваю оба бокала Санаду, но тот лишь головой качает:

– Оставьте здесь. И захватите Марка Антония.

– Это Марк Аврелий! – Отставив бокалы, закрываю переноску. Подхватываю пуховик.

С пуховиком в одной руке и переноской в другой отправляюсь за Санаду в темноту. Слышны только мои шаги. И шелест одежды. Попискивания Марка Аврелия.

Здесь удушающе жарко.

– Как долго придётся отрабатывать обучение? Есть ограничения на права и трудоустройство иномирян?.. И не могли бы вы свет включить. Может, у вас, вампиров, ночное зрение, а у меня нет, и если я споткнусь и упаду вам на спину, не считайте за домогательство.

Громко щёлкают пальцы Санаду. Над его головой вспыхивает шар света. Мы находимся в коридоре с ровным, исключающим спотыкание полом.

Меня перетряхивает от накатившего холода.

Поставив переноску, торопливо натягиваю пуховик. Санаду оглядывается.

– Холодно же, – поясняю в ответ на его непонятный взгляд.

Едва я, подхватив переноску, делаю несколько шагов, нестерпимый жар разливается  по телу.

– Температура воздуха меняется? – уточняю я.

– Здесь нормальная температура. Жар и озноб – побочный эффект зелья. Исключительно субъективное ощущение, смена одежды не поможет.

– Могли бы предупредить, – расстёгиваю пуховик. – А, ну да, я же не спрашивала.

– Совершенно верно, – через плечо улыбается Санаду.

Он явно издевается.

Коридор заканчивается большой тёмной аркой.

В пуховике невыносимо. Снова приходится раздеваться. А когда пытаюсь догнать Санаду, удаляющего вместе со светящимся шаром, ноги внезапно путаются.

– Эм… – я с трудом передвигаю ослабевшие конечности. – Теперь ноги отнимаются – это тоже нормально и чисто субъективные ощущения?

– Да. Это побочный эффект заклинания стазиса, будьте внимательны. И поторопитесь: надо инициировать магический источник. Потом отдохнёте.

Просто чудесно!

Руки тоже начинают отниматься.

– У вас зимы холодные?

Сбившийся с шага Санаду оглядывается:

– Нет, а что?

Роняю пуховик и, следя за руками, заставляю их прижать переноску к груди. Шагаю дальше. 

Санаду, чуть сощурившись, наблюдает за моим приближением.

Тело отнимается. С каждым мгновением всё больше, до панического биения сердца. Жар и холод накатывают попеременно. Одно утешает – это временно.

До Санаду я добираюсь походкой зомби. Изрядно разложившегося. Способного только на «Ы-ы-ы», потому что язык тоже отнимается.

Лишь бы Марка Аврелия не уронить. Только бы не уронить переноску.

Перед глазами всё расплывается.

Зажмуриться бы и постоять немного. А лучше полежать. Но держусь.

Санаду шагает в арку и исчезает за её тёмным пологом. Светящаяся сфера ныряет туда же, мгновенно погружая коридор во тьму.

Ну, прекрасно!

Из тьмы доносится ровный голос Санаду:

– Проходи.

Ковыляю за ним. Прорываюсь сквозь вязкую преграду. В глаза ударяет свет. По мановению руки Санаду сияющий шар взлетает выше, освещая огромный амфитеатр с пустыми рядами сидений.

В центре – стальной цилиндр. Матовая, покрытая медными письменами поверхность раскалывается на равные лепестки и раскрывается, обнажая огромный, метра три-четыре, кристалл. Синие грани вспыхивают в свете сферы.

– Опаздывающим торжественные церемонии не положены, – Санаду искоса посматривает на меня.

Проверяет, устою я или нет? Устою! Удовольствия наблюдать за моим падением не доставлю… Надеюсь.

Мой лоб обжигает внезапно. Щекотный жар разливается по телу, наполняя каким-то странным, чужеродным восторгом. Он ослепляет – я утопаю в сиянии.

***

Из своего многолетнего опыта управления государством и преподавания Санаду знает главное: дерзких надо осаживать сразу. Особенно студентов: они хуже закоренелых преступников! Один раз позволишь взять верх – и потом они раз за разом будут проверять границы дозволенного, чтобы повторить тот единственный успех.

Глава 6

Эзалон, не дождавшись ответа, уныло сворачивает лист со схемой вышивки:

– Не хотел без тебя решение по демонам принимать.

– Да я только за! – Санаду смотрит в потолок. – Ты демон, тебе лучше знать, как их учить. Я всецело полагаюсь на тебя в том, что касается этих новых студентов.

– А документы на иномирца заполнить?

– Не могу: у меня же депрессия! И экзистенциальный кризис личности.

– Это слово даже заклинанием не переводится, – сообщает Эзалон.

– А я разве в этом виноват? – пожимает плечами Санаду.

Некоторое время Эзалон сверлит Санаду недовольным взглядом и бомбардирует всплесками раздражения. Но ментальный щит Санаду спасает его от постороннего влияния.

В конце концов, Эзалон телекинезом отправляет в него бумажный шарик. Но Санаду стремительно перехватывает его у своего лба.

– Я сделал всё, что мог, – поясняет Санаду из состояния глубокой задумчивости: он крутит в голове беседу с Клеопатрой и как нёс её, потерявшую сознание, к целительнице, как устраивал в общежитии, хотя не соректорское это дело!

– Ты должен был подобрать слова, которые испугают иномирца и заставят отказаться от обучения.

– Абсолютный щит, – Санаду обращает пойманную бумажку в прах.

Ментальная защита, полностью скрывающая мысли и чувства. И как тут подбирать пугающие выражения?

Видеть разумное существо, но не чувствовать – настоящая пытка для менталиста. Особенно для того, кто привык злоупотреблять своими способностями.

Это раздражает Санаду.

Заставляет чувствовать себя уязвимым.

Всё внутри него требует разбить эту защиту, проникнуть в мысли, наказать за зуд этого желания.

Впрочем, последнее присуще не каждому менталисту. Но у Санаду проявляется очень остро.

Эзалон с мученическим видом откидывается на спинку кресла:

– Амулеты?

– Никаких амулетов не было, я проверил.

Абсолютный щит значит либо шпиона, либо менталиста с большими проблемами. Неосознанно такая защита возникает, когда последние пугаются дара или интуитивно закрываются от атак других менталистов. Такими студентами занимается лично наставник. И Эзалон почти сочувствует Санаду, покашливает:

– Ничего, подобный опыт у тебя есть, на индивидуальных занятиях разберёшься с этим щитом. 

– Нет.

– Почему?

– Я тут подумал и решил, что больше не занимаюсь со студентками индивидуально.

– Студентками? – с подозрением переспрашивает Эзалон.

– А я разве не сказал, что это девушка? – рассеянно уточняет Санаду.

– Ладно, девушка, так девушка. Документы всё равно надо заполнить, – Эзалон взмахивает рукой. В одном из низких шкафов открывается ящик и оттуда телекинез выносит толстую папку с шестьюдесятью восемью требующими заполнения бланками о принятии иномирянки на обучение. Бросает её на грудь Санаду. – Хорошо, что я заказал и такие бланки. Как чувствовал.

– Раз чувствовал, надо было меры принять. Что мы с ней с середины года делать будем?

– Поставим с демонами учиться.

Обнимая толстую папку с документами, Санаду размышляет. Ситуация безвыходная: ломать щит нельзя – так можно разрушить психику. Наставник менталистов должен в разговорах нащупать причины блокировки, вслепую распутать чужие страхи, чтобы обучить контролю над даром.

А Санаду слишком привык просматривать эмоции и мысли студентов, чтобы делать неприятные, но не убийственные замечания и так держать дистанцию в этой тонкой науке, подразумевающей единение разумов и чувств.

С Клеопатрой будет полная непредсказуемость. Никакого контроля её реакций и возможности чётко выстраивать границы.

«Это точно закончится катастрофой, если не удастся свалить всё на Эзалона», – Санаду косится на него:

– Раз она будет заниматься с твоими демонами, поработай с ней сам.

– У меня не хватит опыта. – Эзалон с печальным вздохом убирает схему вышивки в стол. – И дел много. Демоны опять же. Среди них только стихийники. Займись этой девушкой.

– Нет.

– Послушай, – Эзалон чешет старый шрам на голове. – Эту проблему со щитом надо решать: мы не можем выпустить неподготовленного менталиста.

– Если ментализм будет единственным выраженным талантом – не можем, но если будут другие – мы можем подготовить только по ним. Подобное разрешено уставом Академии.

– Санаду, – выдыхает Эзалон, – но это… это нечестно! Ей же всё равно придётся этому учиться, искать потом менталиста для тренировок, и это обойдётся очень дорого.

Он не горит желанием связываться с жителями непризнанных миров, но уж если те стали студентами – они студенты и имеют право на всё.

Санаду кривит губы. Эзалон продолжает увещевать:

– Разве тебе не интересен этот случай?

Глава 7

Волшебный мир не спешит сражать великолепием и награждать приключениями, наоборот: после роскоши комнаты коридор кажется слишком простым, под стать земному общежитию. Самое примечательное в этом удивительно обыкновенном здании – зеркало во всю стену на первом этаже.

Снаружи интереснее: впечатляют архитектурой здания, их на огороженной замковой стеной территории много.

Но ни одного студента, словно вымерли все.

Путь до административного корпуса предельно прост: выйти на аллею, ведущую к общежитиям, дойти до центральной площади Академии, там он и будет.

На полпути к цели морозом по коже отдаётся звериный рык. Поворачиваю голову: практически на меня бегут волки, а за ними три медведя. Один ревёт, на ходу лапами когтистыми пытается ухватить переднего волка за хвост.

А в следующий миг я уже сижу на дереве, от меня на земле только сапоги зимние остаются, неведомо каким образом сброшенные без расстёгивания молнии. Подо мной два с половиной метра голого ствола, так что непонятно и каким образом я сюда забралась. А ещё не верила, когда подобные истории слышала!

Но сижу на ветке, обняв ствол, в ужасе, с зашкаливающим сердцебиением и непониманием, запоздало соображая, что…

Во-первых, медведи тоже лазают по деревьям, поэтому место спасения неудачное.

Во-вторых, хотя за стеной виднеется лес, в котором могут водиться мишки и волчишки, конкретно эта стайка может оказаться не залётными зверями, а оборотнями. Магический мир же!

Но на дереве как-то спокойнее.

Да и стая меня не замечает: впереди бегут четыре волка, за ними – три медведя, самый крупный из них рычит, а шествие замыкают три волка.

И они уже почти забегают за приземистое здание, когда замыкающий, оглядываясь, замечает меня на дереве и спотыкается. Восстановив равновесие, рыкает. Стая останавливается. Снова он то ли рыкает, то ли тявкает, – на таком расстоянии не разобрать, – и вся компания, позабыв о цели забега, трусит ко мне.

Выглядит жутко, несмотря на догадки об их разумности. Тут и пирожки с чаем на выход нижний грозят попроситься, хотя им ещё рано.

– Ребят, вы оборотни? – интересуюсь сразу на подходе. – Или петы?

Ребята окружают дерево. Поднимаются на задние лапы и превращаются в крепких парней с обнажёнными торсами, доказывая, что оборотни. А какие это торсы! Дух захватывает. У волков глаза остаются жёлтыми-жёлтыми, а у медведей, превратившихся в таких бугаёв, что запросто меня с ветки снимут, глаза кажутся очень тёмными из-за больших карих радужек. И на лица все симпатичные, как на подбор! А я тут такое яблочко наливное – вот-вот упаду. От шока.

– Вау, круто! – хвалю я.

– Ты что, оборотней никогда не видела? – интересуется опасно высокий медведик.

Мотаю головой.

– Из какой же дыры ты вылезла? – изумляется волк.

– А наличие оборотней – это критерий развитости и комфорта места обитания? – уточняю я.

Логичный вопрос у желтоглазого собеседника вызывает ступор.

– Ты бы с дерева слезла: Эзалон запретил их трогать. А если увидит, что ты не просто трогаешь, а залезла, начнётся такое… – другой волк закатывает глаза.

Остальные ребята передёргиваются. Видимо, любитель природы Эзалон может нечто действительно страшное устроить. Не друид ли он, часом?

– Ну, кто поможет мне слезть? – оценивающе рассматриваю медведей. Но вспоминаю, чем в фэнтези порой кончается незнание обычаев, и добавляю. – Принимаю только бескорыстную помощь без матримониальных и интимных планов.

– А что это без интимных? – во все зубы улыбается ещё один волк.

Делаю нарочито мечтательное лицо, закатываю глаза и сообщаю с придыханием:

– Потому что сначала я должна найти любовь всей моей жизни!

Дважды так отпугивала навязчивых кавалеров, но на третий раз метод даёт сбой. Может потому, что меня здесь не считают достаточно чокнутой, даже застав на дереве.

Волк продолжает улыбаться:

– Так, может, тебе настолько понравится, что я сразу стану любовью всей твоей жизни?

– А оно тебе надо? Чтобы я за тобой, таким молодым и ненагулявшимся, везде таскалась, истерики за любой взгляд в сторону устраивала, к другим девицам не пускала, хвост накручивала…

Улыбка сползает с волчьего лица:

– Пожалуй, нет.

– Вот и я так подумала! – Оглядываю медведей. – Ну, парни, кто здесь из вас настоящий мужчина, способный помочь девушке?

Все трое шагают ко мне. Но тот, что побольше, расталкивает конкурентов широченными плечами и встаёт под занятой мной веткой.

– Прыгай! – выставляет руки.

Ох и лапищи у него! В смысле, ладони большие.

Всегда было интересно, как оно по ощущениям, когда на руки ловят. А тут ещё такая гора мышц, что точно поймает и удержит.

Надо пользоваться случаем! А у меня решения с действиями не расходятся, так что падаю на руки.

Глава 8

Несколько мгновений длится немое созерцание, но явление вампиров вынуждает охрану в синих мантиях изобразить невозмутимость. Санаду, оглядев мою притихшую свиту, начинает спускаться по ступеням, а его спутник, косясь на меня, семенит следом:

– Мой господин, нельзя же настолько манкировать своими обязанностями…

Глядя на меня, Санаду останавливает его речь нетерпеливым взмахом руки. И вампир, умолкнув, опять почему-то на меня смотрит. Мрачно так.

Харсан подо мной нервно перебирает лапами, и я успокаивающе поглаживаю мохнатую широкую макушку: не съедят же его, такого большого, эти вампиры.

– Что, решили всё же замуж? – интересуется Санаду, надменно оглядывая «лошадку» и сопровождение. – Кандидатов подбираете?

Ну вот всё бы ему удовольствие испортить: такое приключение, как попадание в другой мир, омрачил своими интригами, чуть не лишил меня учёбы в самой настоящей магической академии, теперь покатушки на медведе представляет в невесть каком свете, а мало ли на ком я ещё покататься захочу!

И, кстати, теперь мы на вы?

– Среди оборотней тоже можно выбирать? – картинно удивляюсь я. – Вы же мне только демонов предлагали.

Закашливается Харсан, остальные парни плотнее скучиваются за нами.

– Кого угодно можно выбирать, – нарочито любезно сообщает Санаду.

– Вы бы осторожнее с предложениями, – предупреждаю я. – А то и на вас кто-нибудь позарится. Когда-нибудь. А я нет, не жениха выбираю, – снова поглаживаю Харсана по макушке, тереблю неожиданно мягкие уши. – Просто общаюсь, наконец, с приятными местными жителями.

Спутник Санаду бегает взглядом от него ко мне и обратно, и губа вампира дёргается. У Санаду дёргается только бровь – демонстративно презрительно.

Он проходит мимо нас (оборотни при этом синхронно смещаются, чтобы мы с несчастным Харсаном их прикрывали).

Отойдя шагов на пять, спутник Санаду оглядывается, чтобы опять на меня странно посмотреть, а на десятом шаге продолжает недовольно:

– Мой господин, вы должны вернуться в кантон…

– У меня нет времени, – отмахивается Санаду, ускоряя шаг.

Ответ его слуги тонет в слаженном выдохе оборотней.

– Пронесло! – выдыхает мишка, превратившийся в человека, чтобы занимать меньше места в укрытии, хотя этот бугай за два метра ростом и «меньше» понятия несовместимые.

– Удивительно даже, – соглашается волкооборотень, согласившийся с тем, что нам с ним взаимный интим противопоказан. – Никого не тронул…

– А что, любит трогать? – тереблю уши Харсана. Не хочется слезать, от слова совсем. – Прямо всех?

– Даже королей и императора не боится… говорят, – с придыханием сообщает обратившийся в человека медведеоборотень, всё ещё не решаясь высовываться.

– Да Санаду у нас, оказывается, тот ещё шалун! – хмыкаю я.

И в ответ получаю дружное:

– Тс-с-с!

Парни с ужасом косятся на охрану, Харсан проседает и так оглядывается по сторонам, словно прикидывает, куда бежать.

Что-то нервные они все, пора слезать.

Слезть нормально не успеваю: Харсан стремительно лысеет и превращается в парня, но остаётся на четвереньках. Так что сцена моего сидения на его спине приобретает новые оттенки смысла. Бедным охранникам трудно сохранить постные лица, но они стараются. Очень.

Харсан наклоняется, и мои стопы упираются в землю, тогда он бочком протискивается между ног и вскакивает.

– Приятно было познакомиться, но нам пора! – так же бочком-бочком Харсан отступает со своими приятелями. – Всего хорошего!

– Мне тоже было приятно, – машу им рукой, а оборотни припускают к углу здания.

За которым благополучно скрываются с удивительной резвостью.

Оглядываюсь: в отдалении стоит Санаду, слуга ему что-то объясняет, трясёт чёрной бумажкой, а скрестивший руки на груди Санаду косится в мою сторону. Ну и ему тоже машу рукой, а то с ним не попрощалась, как-то невежливо вышло.

И со спокойной совестью поднимаюсь на крыльцо-портик. Охранники следят за каждым моим движением.

– Пройти-то можно? – уточняю я. – К Алоизу.

– Да, конечно, – левый охранник взмахивает рукой, из стены выныривает белый каменный диск и преграждает путь к дверям с ручками в виде драконов. – Руку приложи.

– Зачем?

– Да там внутри запутано всё, а путеводный камень метку поставит – и она тебя куда надо приведёт.

Метку поставит – как-то у меня это с клеймом на животных ассоциируется.

– А без метки можно?

Охранники смотрят на меня с сомнением, но левый признаёт:

– Можно. Только под твою ответственность: если заблудишься, задержишься, заглянешь куда нельзя – сама отвечать будешь и наказание отрабатывать тоже.

Как всё строго.

– А наказание какое?

Глава 9

Кошусь на погрызенную палку в углу. У бедного волка, похоже, и так стресс, с пониманием надо относиться. А то ещё шерсть полезет, и я виноватой останусь.

– Только давайте чайку к этим инструкциям, – предлагаю я. – Вам чайку с мятой, а мне бы кофейку для концентрации внимания и улучшения запоминания. Можно с конфетками.

Сощурившись, Алоиз с подозрением смотрит на меня.

– Конфеток нет? – добавляю жалобности в голос.

– Есть, – тихо признаётся Алоиз.

– Ну вот и отлично! – С улыбкой берусь за тонкие тетрадки, скорее даже брошюры. Складываю их в аккуратную стопку. – Начать с драконов?

– М-м, да, – Алоиз, глядя в пол, неловко переступает с ноги на ногу. Похоже, стыдится всплеска эмоций. – А я пока чай и кофе закажу!

И он, подняв своё кресло, усаживается за стол. Касается браслета на запястье – Санаду делал так же. Может, это их вариация волшебной палочки?

– Совсем забыл! – Всё ещё смущённый, Алоиз вытаскивает из стола тонкий золотой браслет. – Это идентификационный браслет студента. Он позволяет связываться с магическим кристаллом Академии, получать оповещения, информацию о расписании занятий. Защищает разум и тело. Жители непризнанных миров не привычны к магическому фону Эёрана, кристалл локально снижает магический фон обладателя браслета, пока тело не будет готово принять всю магию. Защита действует в пределах Академии, поэтому покидать её стены в ближайший месяц – опасно для жизни.

Алоиз подталкивает браслет ко мне. Тот выглядит простенько, вполне возможно, блестит позолотой. Но по весу на золотой похож. Надевая, уточняю:

– А разве мне не вредно было расхаживать без него?

– На вас ещё действует зелье, которое вы употребили при выборе. Читайте.

– Да, конечно!

Перебираю тетради в поисках инструкции по обращению с драконами.

Они здесь самые привилегированные и сильные существа, управляющие большей частью суши, но в целом Алоиз суть правил общения выразил: не трогать, не смотреть, ничего у них не брать, на сокровища не покушаться. А так же не кричать, по фамилиям не называть, от драконов не бегать, ибо это пробуждает в них охотничьи инстинкты, если начали называть по укороченному имени – радоваться и не перечить, признают своей избранной – не сопротивляться.

Закрыв инструкцию, снабжённую многочисленными «нельзя», «ни в коем случае», «ни при каких обстоятельствах» и повторов этого всего, если с первого, второго и третьего раза не дошло, оглядываюсь на внезапно звонкий цокот.

Двери открыты, а ко мне бежит столик. Да! Натурально бежит на тонких резных ножках столик с чайником, вазочкой конфет, низкой фарфоровой чашкой и чашкой повыше с кофе и трубочкой. Я словно в «Красавицу и чудовище» угодила!

Створки двери закрываются сами. Столик тормозит рядом со мной, я ловлю себя на том, что улыбаюсь до ушей, и причина не в чарующем аромате кофе.

– Какая прелесть! – Осторожно беру свою чашку, но она, похоже, просто чашка, по крайней мере, ни прыгать, ни петь не пытается.

Столик, напоследок обдав меня ароматом травяного отвара, цокает к Алоизу. Тот выставляет конфеты поближе ко мне, наливает себе чай. Живой столик отходит в сторону и замирает.

А я всё смотрю на него и смотрю…

– Это голем, – довольно поясняет Алоиз. Кажется, ему приятен мой восторг. – Магический. Управляется кристаллом Академии.

– Здорово! – Наконец, отмерев, делаю пару глотков. – М-м, отлично! Мне здесь нравится всё больше и больше! Особенно если кофе будет бесплатным.

– Питание студентов из непризнанных миров оплачивается из спецрезерва. Как и одежда. Помимо этого вам полагается довольствие на прочие расходы. После завершения оформления вы всё получите. А сейчас читайте – у нас много дел, – Алоиз прихватывает сразу две конфетки.

***

За исключением мелких нюансов, инструкции повторяются и сводятся к «взгляд в пол, не спорь и не отсвечивай – ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах». Прямо правила поведения с господами для крепостного крестьянина. Причём на практике те же оборотни оказались не настолько заносчивыми, как можно подумать по инструкции. Наоборот – парни дружелюбные.

Вывод: правила составили какие-то перестраховщики. Или это дискриминация по признаку происхождения. Поэтому не стоит воспринимать написанное слишком серьёзно.

Надо лишь учесть, что у молодых оборотней от нервов бывают спонтанные трансформации и неадекватное поведение. А для вампиров оскорбительны вопросы о том, пьют ли они кровь. Ишь, нежные какие!

В силу одинаковости писулек пересказать их получается легко и быстро, Алоиз удовлетворённо кивает:

– Экзамен сдан, замечательно! – он довольно улыбается. – Надеюсь, ваше обучение будет спокойным и целостность Академии не нарушит.

Да ладно! Как может быть спокойным знакомство с магией? Это же восторг и феерия! А в остальном – я, конечно, люблю новые впечатления, яркость жизни всякую, но Алоиз видел стены вокруг Академии? А монументальность зданий оценивал? Я разве штукатурку на них поцарапать могу, и то не факт. Да и не представляю ситуации, когда бы мне надо было её царапать… если только написать «Санаду дурак», но смысла не вижу.

Глава 10

Вот ведь козерог незодиокальный, фермерский!

Смотрю на него пристально. Укоризненно так.

– Кхм! – смущённо втягивая голову, Алоиз опускает взгляд на руки, сцепляет их. – В отличие от той же менталистики, некромантия не требует нескольких лет обучения, а если захотите менталистику развить – потом можно в частном порядке обучиться.

– А я совсем не против на довольствии несколько лет пожить. И не вижу смысла платить за то, что должна получить бесплатно.

– А как же свобода и независимость? – Алоиз поднимает на меня взгляд.

– И потом меня как некроманта призовут… куда-то?

– Да нет, что вы! У вас же есть предрасположенность к ментализму! – поспешно отмахивается Алоиз. – Менталисты натуры слишком чувствительные, с тонкой душевной организацией, – он застывает, словно вспоминает что-то, и встряхивает головой. – Кхм, не призывают менталистов в армию. Даже на сражение с Безымянным ужасом менталистов не призывали, а на него гребли всех подряд. Ну и чем вам не нравится некромантия?

Делаю такое же честное лицо, как у Алоиза недавно, ещё и ладони к груди прижимаю:

– Я трупов боюсь.

Секундная пауза.

– Вот и отучитесь их бояться! – радостно предлагает Алоиз. – Они же вам подконтрольные будут. И всегда можно их упокоить.

– Боюсь, – повторяю ещё более проникновенно. – Очень-очень боюсь трупов.

– Так они смирные… кхм, – Алоиз опять как-то подозрительно отводит взгляд. – Если о чистоте переживаете – то совершенно напрасно: заклинания и запахи уберут, и трупы подготовят, а с появлением рабочего зомби о бытовой составляющей профессии можно совсем забыть. С работой потом всё нормально: показания с мёртвых снять, зверей рабочих делать. Посмертие опять же интересным может оказаться. У нас тут профессор Гирол, некромант, даже после смерти лекции читал!

Ага, то есть некроманты и на том свете не отоспятся. Антиреклама какая-то. Жизнь после смерти, конечно, хорошо, но только без работы.

А так вроде привлекательно звучит, но с какой стати меня выбора лишают?

– Менталистов недолюбливают, – добавляет Алоиз. – Быть некромантом престижнее.

Эти уговоры напоминают то, как Санаду убеждал меня домой вернуться. Что такого ценного в этой менталистике, из-за чего меня к ней не подпускают? Наверняка от чтения мыслей защита есть, так что речь не идёт о сверхоружии. Или сопротивляются, потому что я из другого мира? Что-то вроде дискриминации? Надо разобраться, в чём дело.

– Вы не понимаете, – стою на своём. – У меня фобия: я боюсь трупов. Из-за страха не смогу учиться, порушу вам всю статистику успеваемости!

Погрустневший взор Алоиза подсказывает, что подобная перспектива его пугает, поэтому давлю:

– Представьте, я годами буду жить в Академии, всё не сдавая и не сдавая выпускные экзамены. Го-да-ми…

С каждым моим словом у Алоиза взгляд всё затравленнее.

Да-да, даже в кабальном договоре Академии есть пункты, которые можно трактовать в мою пользу – это их обязательство выпустить меня только на поруки мужу или грамотным специалистом своего профиля.

– А если влюбитесь и замуж? – с надеждой предлагает Алоиз.

– А если нет? Да и кто захочет жениться на безграмотной?

Алоиз всплёскивает руками с заострившимися ногтями:

– Ну что вы так себя не цените? Да такая красавица даже безграмотная нужна, и ваше террианское происхождение на брачном рынке может стать огромным плюсом!

Может, я перечитала неудачных и даже кошмарных историй брачных эмиграций своих соотечественниц, но слова Алоиза немного напрягают: не умеющую колдовать чужачку намного проще ломать и гнуть под себя, чем местную профессиональную волшебницу, так что…

– Замужество меня привлекает ещё меньше, чем некромантия. А жизнь в Академии, да ещё на довольствии – чем не вариант? Особенно если у меня будет оставаться много времени, – последнее я тяну мечтательно. – Его же можно тратить всякими интересными способами, экспериментировать с магией. Должна же я научиться защищаться от трупов!

Алоиз сверлит меня мрачным взором, наверное, минуту, после чего с обречённым видом касается золотого браслета на своей руке.

Вытаскивает из стола три результата моей проверки Оком истины. Смотрит на них с сожалением. Приглаживает замявшийся уголок, бормоча:

– Ну и чем вам некромантия не понравилась? Хорошая, уважаемая профессия. И работать по профилю не обязательно: во время обучения можно и другое призвание найти. Замуж, опять же. Одна наша студентка замуж за самого императора вышла! А другая – за наследного принца. Сдалась вам эта менталистика?

– Ну, вы же сказали, что менталисты нежные, с тонкой душевной организацией, моя тонкая и душевная не переносит трупы. Логично же?

– Зато некроманты могут личами становиться, а личи очень и очень уважаемы, их в любом человеческом королевстве с радостью примут ко двору, потому что они у людских правителей атрибут статуса.

Сомнительная перспектива стать статусным атрибутом, хотя… если должность придворная, может, оно и неплохо? С другой стороны, если их с радостью принимают, в деле точно есть подвох. Или их мало.

Глава 11

Тёмной-тёмной ночью, в тёмных-тёмных коридорах настоящей магической Академии… ничего жуткого, кроме атмосферы, нет. Не пасётся трёхголовый Пушок, не ведут странные беседы преподаватели, и студенты не устраивают дуэлей на магических палочках.

Тихо, как в могиле.

Поплутав немного, наконец, выхожу в холл, озарённый тусклыми отсветами уличных фонарей, проникающих сквозь стрельчатые окна. Толкаю массивные двери, лишь сейчас замечая, насколько легко и бесшумно они открываются.

На крыльце, спиной ко мне, стоит охранник в синей мантии.

– Добрый… – начинаю я.

– А! – взвизгивает охранник, отскакивает и, оступившись на краю лестницы, катится вниз.

Я и сделать ничего не успеваю.

Снова наступает тишина. На сей раз действительно мрачная-мрачная. С моего места не видно, шевелится охранник или нет… Вот ведь! Вдруг он шею свернул? А свидетелей того, что он сам грохнулся, нет… Но вроде некроманты могут сделать из него свидетеля в расследовании собственной кончины. Так, отставить мрачные настроения!

Шагаю к краю.

Охранник лежит на спине. Глаза закрыты, бледное лицо почти безмятежно, одна рука придерживает другую.

– Мужчина, вы как, в порядке? – мой голос тонок от нервности.

***

– Ты не поверишь, – сдерживая усмешку, Санаду по-хозяйски свободно и без стука заходит в кабинет Эзалона, – что я только что узнал!

Эзалон поднимает взгляд от документов. Энтузиазма коллеги он не разделяет: слишком много у него дел, и, в отличие от Санаду, Эзалон не может от них улизнуть, сославшись на внезапные срочные дела в своём кантоне за неимением этого самого кантона.

Да ещё и девушка с Терры своим появлением добавляет организационных проблем.

Санаду плюхается в кресло для посетителей, вольготно разваливается в нём и взмахом руки притаскивает из шкафа подставку под ноги.

– И что же ты узнал? – интересуется Эзалон.

– Оказывается, я нежный, и у меня тонкая душевная организация! – радостно сообщает Санаду. – Представляешь?

– М-м… и? – откровенно не понимает Эзалон и невольно постукивает пальцами по папке с документами.

– Тонкая душевная организация. У меня, – повторяет Санаду. – Это Алоиз такое вывез.

Пожав плечами, Эзалон примирительно замечает:

– Не стоит обижаться на правду.

Губы Санаду дёргаются, и оставшаяся на них усмешка больше не весёлая – натянутая.

– В смысле? – настала очередь Санаду не понимать.

– Что «в смысле»?

– Алоиз сказал, что у менталистов тонкая душевная организация, Клеопатра решила, что у меня тонкая душевная организация. У меня. Это же забавно. Но это неправда.

Гнуть брови Эзалон умеет не хуже Санаду – столетия общения сказываются. Эзалон почти деликатно интересуется:

– Как же неправда, если ты девушку обучить не можешь только потому, что она – рыжая?

– Могу, но не хочу. Это разное. И у меня не тонкая душевная организация.

Эзалон с великим трудом сдерживает улыбку, но Санаду замечает её отблески и резко поднимается с кресла:

– Да ну тебя, скажешь тоже! А студентка ещё и некроманткой оказалась, так что незачем ей на мои уроки ходить и провоцировать конфликт магий.

На этот раз Эзалон улыбку не сдерживает, ведь несовместимы только некромантия и вампиризм из-за конфликта богов, а не сами носители способностей. О чём Эзалон и напоминает:

– Конфликт некромантии и вампиризма не помешал тебе общаться с Огнадом, а он был не просто некромантом – личем.

– Ну что ты сегодня вредный такой? У тебя закончился абонемент в любимом заведении, теперь энергию девать некуда, а деньги ты на пожертвования Академии спустил и на мне отыгрываешься?

– Нет, просто кое-кто отлынивает от составления программы, а демоны ждут.

Санаду скептически смотрит на папки на его столе:

– Прими первый попавшийся план обучения и всё. Это же пробная программа, всё равно корректировать придётся.

– Я понимаю, что тонкая душевная организация мешает тебе работать с документами… – наигранно сочувствует Эзалон, и Санаду качает головой:

– И этот демон обвиняет меня в ребячестве?

– Давно известный факт: вампиры морально взрослеют ещё медленнее драконов. Так что все привыкли.

– Пф! – Санаду изображает оскорблённую невинность, хотя прекрасно знает, что и как о нём думает большинство обитателей Академии. – Если у тебя так много нерастраченной энергии, пойдём на полигон разомнёмся.

Эзалон оглядывает документы перед собой. Прибытие юных сородичей его тревожит: демонов воспитывали в ненависти к Эёрану, а теперь, после заключения мирного договора, от первых контактов зависит очень многое. Ему же, как давнему переселенцу, поручили самое сложное: молодняк с его гормонами и юношеским максимализмом. И это теперь, когда ректор – могучий дракон, способный потрепать даже принцев – покинул Академию, оставив её на двух соректоров.

Глава 12

Санаду со своими придирками помогает взять себя в руки. Ну, в самом деле: это магический мир! Не надо шарахаться от всех и всего подряд. Особенно когда стоишь на ступенях лестницы. Даже если увиденное страшнее любого кошмара, в итоге оно может оказаться вполне милым дедушкой.

Вот уж кому точно можно в фильмах ужасов играть без грима.

– Простите, что напугал, – вступает в разговор этот самый дедушка, недавно бывший сотканной из нитей тьмы хренью с алыми всполохами глаз. – Для жительницы немагического мира моя боевая форма выглядит несколько… пугающе.

– Она и для жителя магического мира выглядит не лучше, – возражает Санаду, всё так же сверху глядя на меня. – И не переживай за эту юную мисс: её самомнение намного больше и страшнее твоей боевой ипостаси.

– Да не переживайте вы так, – улыбаюсь я и слезаю с притворяющегося ветошью охранника, – и на вас кто-нибудь когда-нибудь внимание обратит. Хотя, если возникли проблемы, я на вашем месте подумала бы о смене тактики. Какая-то она не впечатляющая.

– Возможно потому, что у меня нет цели вас впечатлить.

– Ну и слава Богу! – Одёргиваю майку. – А то я уже почти испугалась.

– Брак с архивампиром даёт право на вампиризацию, – шепчет суфлёр. Точнее, охранник, немного выходя из прежней роли. – Это очень престижно.

И так смотрит на Санаду, словно мечтает о столь великой чести. Правда, когда Санаду, приподняв бровь, удостаивает его взглядом, парень закатывает глаза и демонстративно обмякает в обмороке. Я его энтузиазма не разделяю:

– И что хорошего делить вечность со странным типом, который даже мысли нормально выразить не может?

– А… – открывает рот Санаду, но старичок хватает его под руку и дёргает в сторону.

– Идём, – старик тянет сильнее. – Иначе вы тут до утра будете колкостями обмениваться, и если тебе ночные бдения по вампирским силам, мисс надо отдохнуть, к новому месту жительства адаптироваться.

Видимо, последний аргумент действует, потому что Санаду всё же сходит с места.

– Судя по активности, этой мисс отдых не требуется. Но ты прав, из нас двоих взрослый и разумный я.

– Просто только сейчас об этом вспомнили, – добавляю я и машу рукой в ответ на сужение тёмных глаз. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – старичок недовольно качает головой и под ручку уводит Санаду на площадку перед зданиями.

В свете фонарей они размазываются тёмными силуэтами и ускользают в пространстве между готичного вида зданиями.

Всё же эффектно магия выглядит.

Охранник лежит на земле расслабленно, прикрыв глаза, будто в обмороке. Шёпотом интересуется:

– Они ушли?

– Да, обморок можешь больше не изображать, свалил клыкастик.

– Ты о Санаду плохо не говори, – парень, покряхтывая, встаёт. – Никогда и нигде: узнает. И отомстит.

– А потом забудет и ещё раз отомстит?

– Ты откуда знаешь? – отряхивающий мантию парень, не разгибаясь, запрокидывает голову, чтобы посмотреть на меня.

– Да бывают такие, – отмахиваюсь я. – Ничего, как-нибудь переживу.

Образование это, конечно, сила, и Академию они в договоре самой лучшей называют, но я здесь ненадолго, зачем бояться обычного преподавателя, пусть даже вампира? Самая страшная его власть закончится за территорией учебного заведения. Почему-то мне кажется, что с таким скверным характером благодарных студентов, готовых поддержать его мелкую мстю мне после выпуска, не найдётся.

Невольно зеваю. Печально сжимается живот. Пора в общежитие возвращаться, может, там Марка Аврелия уже кастрировать хотят за изъятие всякой мелочи, потому что он хоть и белка, но тако-о-ой хомяк.

– Кстати, – окликаю я поднимающегося на крыльцо охранника. – Тут криповые ужасы вроде этого деда в каком количестве по территории бегают?

– Один пока, – отвечает парень и, развернувшись, улыбается. – Ты из другого мира?

– Да. А какова вероятность встретить настоящего медведя или волка, а не оборотней в их звериных ипостасях?

– Нулевая, – поясняет он. – Территория огорожена, защищена магией. Раньше Академия драконов вообще считалась самым защищённым местом в мире, но сейчас уже никто ни в чём не уверен, так что по пути в общагу поглядывай по сторонам, мало ли что.

– Спасибо за предупреждение. Спокойного дежурства! – киваю я и выхожу на центральную площадь, чтобы свернуть на аллею к общежитию.

Дорожку ярко освещают фонари, вдалеке здания женского и мужского общежития весело сияют окнами. Немного прохладно, и я зябко обнимаю себя руками. Но в целом – здесь спокойно, хорошо.

Я уже миную небольшой перекрёсток на полотне аллеи, когда сбоку раздаётся шуршание. Там, в глухой темноте, мерцают слабые огоньки. Подрагивая, приближаются. Ещё пара мгновений, и в круг света выходит процессия из фигур в тёмных балахонах…

Большинство таинственных личностей в чёрных балахонах идёт… как-то дёргано. Это не поступь пьяных, но что-то очень знакомое…