Пролог

– И эти потоки магического ДАРА пронизывают весь наш мир, – монотонно бубнил учитель, водя пальцем по расстеленной карте. – От северных берегов Безграничных вод до южных. И от восточных берегов до непроходимых Срединных гор. Которые горы, конечно, преодолевали: находились смельчаки. Однако обратно мало кто вернулся! – с непонятной угрозой в голосе провозгласил он.

Будто и сам был причастен к героическому путешествию. Глупцы – скривилась Руана – падки на чужую славу. Читают о героях древности и видят в них себя. Жалкие притворщики – покосилась она в сторону одного из таких любителей примерять на себя славные деяния других.

Впрочем, откуда у него взяться истинным подвигам? Всю жизнь повторяет, как попугай, чужие мысли. Описывает чужие открытия, ради которых истинные учёные преодолели тысячи препятствий на сотнях дорог. А сам с места не двинется – непроизвольно глянула Руана вниз, на крепостной двор, где жизнь била ключом.

Подоконник, на котором она угнездилась, слушая урок, был широким. Беда, что окно низковато. Даже встав на коленки и уткнувшись макушкой в верхнюю притолоку, внизу мало что разглядишь. Впрочем, там и любоваться-то не на что. Кроме разве что ворот с подъёмным мостом.

– И с древности все наши предки умели воспользоваться потоками ДАРА, – теребя явно засвербивший нос, прогундосил учитель.

Достал из рукава платок, высморкался, свернул его, убрал в рукав и… Всё равно чихнул.

– Приношу у таарии прощения за эту неловкость, – степенно извинился он, трижды качнув головой.

– Во здравие, достопочтенный учитель, во здравие, – пробормотала Руана, спустив с подоконника затёкшие ноги.

И решила, что с неё хватит. Бесспорно, учитель – кладезь полезных и не очень знаний. Но какой же он ограниченный и нудный! Сил нет терпеть его зудение – а главное, времени. Ей нужно срочно восполнить утраченную память. И разобраться с дикими снами, где она жила другой жизнью: невероятно увлекательной – просто сказочной.

– Учитель, ты много раз обещал рассказать: почему люди используют магический ДАР по-разному? Откуда пошло разделение на таких, как мы, тааров и яранов? ДАР наделяет тех, кому он даётся, одинаковой силой. Однако наши умения различаются.

Учитель деликатно почесал нос кончиком пальца и признался:

– На самом деле никто уже толком не может разъяснить сей казус. Хотя пытались многие.

– А ты как думаешь? – понукнула Руана несносного канительщика.

Он с подозрением покосился на высокородную ученицу: не насмехается ли таария над таким признанным учёным, как он? Она, конечно же, насмехалась: он был уморителен, свято веря в свою исключительность. Но лицо дочери хозяина поместья являло собой безупречную маску почтительности.

Несмотря на терзавшее Руану лютое раздражение. Ей до зарезу нужно знать: отчего маги поделились на две касты, черпая магический ДАР в одном и том же источнике. И это не праздное любопытство.

Таары – к которым принадлежала её семья – и яраны недолюбливают друг друга. О чём она узнала в числе первых новостей, хлынувших в девственно чистую после падения с быка голову. До смертельной вражды обе касты магов ещё не дожили, однако, та не за горами.

А уж тогда полыхнёт так, что закачается небо. Кастам есть, что предъявить друг другу. И лично ей крайне важно знать: что им делить?

Таары мирно растят хлеб, сады и скот в своих поместьях центральных, восточных и южных уездов империи. На своих исконных землях. У яранов своей полезной земли нет: они родом с северных пустошей. Зато именно они защищают империю: нет воинов свирепей ни в одном государстве известного мира. За это таары содержат своих защитников в достатке.

Все они просто обязаны мирно соседствовать, ибо зависят друг от друга в равной степени. Иначе империю раздерут на части жадные соседи. Так говорят все, кто называет себя родичами Руаны. И прочий народ, с которым она успела познакомиться после долгого пребывания в лихорадке и беспамятстве.

В конце концов, её это лично касается. Женщины магов-тааров никогда не наследуют способность пользоваться ДАРОМ. Почти. Как говорится, раз в сто лет рождается такая счастливица. И не получает никаких привилегий, кроме докуки.

Лишь магам позволяется иметь землю: ими она и держится, и благоустраивается. Женщина – как и обычные мужчины – не может ею владеть. Если только она и сама не маг. Руана имела право на землю, хотя её способность использовать ДАР весьма посредственна. Однако закон есть закон.

Но есть и неприятная сторона: любая таария разделит судьбу всех магов касты тааров. Если между ними и яранами вспыхнет подлинная вражда, её, скорей всего, убьют. Северян по сравнению с прочими народами империи, живущими под властью тааров, что капля в море. Зато у них все без исключения маги: кто-то сильней, кто-то слабей. Даже их женщины. И эти ярании без малейшего страха вступают в битву.

Размышления прервал звук какой-то возни и шуршания. Руана глянула на учителя – его холёные руки безотчётно разглаживали и без того ровный пергамент с картой. Он досадливо косился на девчонку, что сидела на подоконнике, болтала ногой и бессовестно игнорировала его присутствие.

Наверняка думает, что я просто маленькая злобная негодяйка – мысленно усмехнулась она. Насчёт негодяйки можно поспорить, а вот насчёт маленькой… В этом году ей стукнет четырнадцать. А девушки, как она успела вспомнить – или узнать – выходят замуж в пятнадцать-шестнадцать. Перед этим напыщенным болваном юная женщина, а не желторотая дурочка.

Но ему удобней думать иначе: так она гораздо дальше от него. Чем больше между ними расстояние, тем значительней он должен выглядеть в её глазах. Какая скука!

Видимо, учитель догадался, о чём думает ученица, и покривил губы. Поймав себя на опасной выходке, он постарался улыбнуться шире. Дескать, таарии померещилось. И поспешно осведомился:

– О чём твои мысли?

– Всё о том же, – с холодной, но безупречной вежливостью уведомила Руана. – Жду объяснений насчёт ДАРА. Который имеет одну и ту же природу для всех. Так? Так. Однако таары используют его в созидательных целях. В их руках он перестаёт действовать, стоит им попытаться что-то разрушить. Или кого-то убить. Яраны же наоборот: могут убивать или разрушать, но не способны создать элементарный ручеёк. Или избавить дерево от гусениц. Говорят, что пытаясь уничтожить гусениц, они убивают всё дерево целиком. Так, почему ДАР действует столь избирательно?

Глава 1

Бесстыдница

– Ох, ти ж мне! – здохнулась от возмущения старая кормилица, шаря глазами вокруг себя.

Схватила скомканную на кресле ночную рубаху. Ловко скрутила её в тугой жгут и направилась к воспитаннице.

– Бесстыдница! – объяснила зловредная старуха причину своего неудовольствия.

И вытянула Руану вдоль спины.

– Ай! – добросовестно вскрикнула та, нарочно опоздав увернуться.

Кормилица имела право получить удовлетворение: выкормила, вырастила, взлелеяла, а эта поганка чего удумала?!

Собственно, нечего такого уж крамольного Руана не удумала. Просто взяла и обрезала панталоны. Много лет в душе подспудно зрело ощущение досадного неудобства: панталоны ниже колен страшно удручали. Мешали, в конце концов. И кто вообще сказал, будто они должны быть такими ужасными? А вот обрезанные почти под самые ягодицы они просто замечательно сидели на бёдрах. И ногам стало свободней, и… вообще.

Прошло шесть лет с того дня, когда она – по заверениям всех вокруг – свалилась с несущегося вскачь быка. Эти ездовые бестии здоровых мужиков сбрасывают, а тут какая-то тощая соплюшка. Словом, вылетев из седла на полном скаку, Руана разбила голову и потеряла память – дело не такое уж невиданное.

Но – как вечно ворчала кормилица – и память к ней не вернулась, и башка осталась пустой. Как вытекли мозги в дырку на темечке, так домой и не заглядывали. Таария и прежде чудила – не успевали её ругать. А после падения да долгой болезни вовсе умишком повредилась.

Что ни день – новая затея. Что ни затея – сплошное вольнодумство. А то и бесстыдство. Как нынче – насупившись, старательно отходила кормилица тряпкой своё детище.

Больно не было: старая склочница Урпа́ха любила свою девочку до умопомрачения. Но считала своим долгом продолжать направлять её неокрепшую в добродетели натуру вызревшей стервы. В принципе, глядя на них, любой скажет: яблоко от яблони. Ну, да на это у каждого свой взгляд.

Потирая задницу, Руана доковыляла до кровати, где лежало платье, которое она так и не успела натянуть до прихода кормилицы. Выставила напоказ свой так называемый позор, за что и схлопотала. Нырнув в нижнюю шёлковую рубаху, она, как ни в чём не бывало, осведомилась:

– Мамушка, ты не видела Ати?

– Как же не видела? – разворчалась та, аккуратно сворачивая послужившую орудием наказания ночнуху. – Что ж, у меня, глаз нет? Чтобы не видеть, кто тут у нас по дому с утра носится.

– Носится? – рассеянно переспросила Руана, застёгивая ворот. – Ати? Её кто-то укусил?

– Зачем укусил? – не поняла кормилица, вытаращившись на неё с предивным изумлением.

– Ати, – извиняющимся тоном пояснила Руана, – никогда не носится. Она ходит чинно, как учили. Как подобает приличной невесте на выданье.

– Так, вот оно и есть, – отмахнувшись, пробухтела Урпаха, согнувшись и складывая ночнуху в плательный сундук.

– Что оно? – на этот раз не поняла Руана, примеряясь для нырка в верхнее платье.

– То, что на выданье, – пояснила старуха, опуская крышку.

Замки петель на крышке звякнули. Кормилица, разгибаясь, крякнула. Руана, покосившись на неё, заметила:

– Она уж год, как на выданье. Ати ещё лет пять выдавать будут. Если мачеха так и продолжит всем отказывать. Моя сестра, конечно, чистое золото. Как ты там говоришь? С лица краса писанная, характер медовый?

– Ну, ты мне тут не очень, – хмыкнула Урпаха, погрозив языкатой баловнице пальцем. – У неё-то истинно медовый. Подарок божий, а не девка. А ты злыдня и бесстыдница. Панталоны так и не сменила? Зубы заговариваешь, а сама блудодействуешь?

– Мамушка! – деланно опешила Руана, обидчиво вытаращив глаза. – Побойся бога! Какое блудодейство, если я ещё невинна?

– Ты?! – восхитившись, всплеснула та руками и уселась на сундук. – Невинна?!

И захохотала – словно ворона закаркала. Отсмеялась, глаза утёрла и строго вопросила:

– Панталоны сменишь? Или мне тебя запереть?

Она тяжело поднялась и направилась одевать любимицу.

– Не сменю, – ласково возразила Руана, нырнула в платье, вынырнула в широком вороте и добавила: – Взаперти тоже сидеть не буду. За что? Я свои панталоны никому показывать не собираюсь.

Шнуровавшая платье кормилица дала охальнице затрещину и продолжила её снаряжать. Кстати, куда – наконец-то сообразила Руана, что платье не будничное, а нарядное. Ещё и слова эти туманные про Ати.

– Мамушка, у нас гости?

– А то. Они самые. Не крутись ты! Стой, как поставили.

– Ати сватать?

– Ну, не тебя же занозу.

Руану и вправду ещё ни разу не сватали. А ей уже двадцать. И вовсе не потому, что уродина или какая-то кривобокая. Конечно, до Ати ей дальше далёкого: сестра выросла дивной красавицей. Другой такой, как говорится, в целом свете не сыскать. И характер умудрилась сохранить по-детски лёгкий, светлый – добрая девочка, тихая.

Однако Руану сваты обходили не потому, что рядом с сестрой она выглядела бледновато. Даже не из-за её прославленного скверного характера. Просто она была таарией. С полным правом унаследовать землю мужа после его смерти. А кому из его родичей по мужской линии такое понравится?

– Кто на этот раз, – похихикав над подначкой Урпахи, осведомилась Руана.

– Не поверишь, – важно молвила та, затолкав баловницу в кресло и взявшись за её растрёпанную косу. – Сам Таа-Дайбер нас удостоил.

– Он же старый, – обалдев от невероятной новости, брякнула Руана.

– Бестолочь! – дёрнула её за волосы кормилица и наставительно пояснила: – Понятно, что не за себя сватает. Куда ему? Он же ровесник вашего отца. Хотя и вдовствует пятый год. У него два сына младших неженатыми ходят.

– Какой молодец! – восхитилась Руана старым пройдохой, что служил императору одним из трёх верховных советников.

И был, по словам отца, подлинным столпом государства. Что не отменяло его поползновений в сторону усиления своего богатства и могущества.

Глава 2

Подстрекательница

Руана зря рисовала себе унылые картины скучного завтрака, какие обычно устраивает мачеха. Вроде не дура, но воспитание подкачало: уж больно радеет о приличиях. Хотя вкус просяной каши не изменится от того, как ты держишь ложку.

Сегодня Катиалора могла лишь укоризненно смотреть на тебя, напоминая о чести хозяев дома. Причём, гостям такие взгляды не предназначались. Хотя господин Таа-Дайбер порой отпускал довольно фривольные шуточки. И вообще оказался весьма раскованным для верховного советника человеком.

Он засыпал комплиментами хозяйку дома и будущую невесту. Ах! Как они прекрасны – сил нет смотреть и не слепнуть. Руану за красоту резвый старичок не похвалил ни разу. Ати обиделась настолько, что переступила через свою неизжитую с детства робость: попеняла гостю на неучтивость.

На что Таа-Дайбер заявил без обиняков: у магов не принято осыпать друг друга комплиментами. Если юная таария не желает пользоваться ДАРОМ и останется просто женщиной – пускай скажет. И он тотчас наговорит ей гору комплиментов. Руана попросила его не беспокоиться на сей счёт: она обойдётся без живописных похвал.

– То есть, я правильно понял? – резко посерьёзнев, уточнил Таа-Дайбер, устремив на неё оценивающий взгляд. – Ты намерена пользоваться ДАРОМ.

– Во всю силу отпущенных мне возможностей, – осторожно поддакнула бунтарка, покосившись на отца.

Тот был хмур, как обычно – лёгкость и весёлость, посетившие господина Таа-Лейгарда в начале завтрака, прожили недолго.

– А ты выдержишь? – с плохо скрытой иронией осведомился старший из двух младших сыновей Таа-Дайбера, сидящий напротив рядом с Ати.

Честно говоря, он с первого взгляда заинтересовал Руану. Во-первых, своей прямо-таки сказочной красотой – под стать Ати. Огромные чёрные глаза и лоснящиеся кудри по широким плечам атлета. Губы, нос, подбородок – всё идеально пропорционально. Фигура – просто бог. Причём, не просиживающий в креслах, а вовсю тренирующий тело на охотах и в прочих увеселительных затеях.

Однако собственная внешность мало занимала средненького сыночка верховника – лишь на пару-тройку лет старше Руаны. Он был небрежен в одежде, причёске, манерах. Не пытался привлекать к себе внимание – чем грешили многие таары. И что она терпеть не могла в мужчинах.

Во-вторых, Викрат Таа-Дайбер демонстративно не раскрывал рот всё время завтрака. Он слушал, присматривался, приценивался и явно мотал на ус. Что тут у них вызнавать особо важного – Руане было непонятно. Обычное, хотя и обширное крепкое поместье. Рядовое семейство таара – ну, разве что наследником не обзавелись. Что намекает на возможность захвата земель через брак с дочерями.

Словом, Викрат весьма ей заинтересовал. Если Ати сосватают за него…

Руана пыталась отыскать в его глазах хоть искру интереса к любимой сестричке. То и дело пялилась на мужчину, не стесняясь и наплевав на приличия. Ни-че-го. Прелестная скромница интересовала Викрата не больше позапрошлогоднего улова крабов. А возможно и меньше.

Нет – всё больше волновалась Руана – такой муж Ати не сдался. Она достойна большего, нежели прозябать красивой, полезной безделушкой. Пускай сестра и наивная простушка – некоторые вообще называют её дурочкой – она вовсе не так глупа, как кажется. Просто с детства любима и оберегаема семьёй. Случись подвергнуть её серьёзным испытаниям, она ещё всех удивит.

А вот Юбе́йн Таа-Дайбер – что сидел рядом с Руаной – то и дело останавливал на Ати восхищённый взгляд. Красивый мальчик восемнадцати лет был не так эффектен, как брат. И явно не так же умён. Зато он точно знал, в чём главный жизненный выигрыш мужчины: заполучить в жёны прекрасную скромную девушку. Получившую, к тому же, отменное воспитание. Значит, умеющую вести дом, освободив мужа от столь утомительного прескучнейшего занятия.

Судя по тому, как мальчик краснел, поймав ответный взгляд Ати, этот скороспел даже успел влюбиться. Тоже не лучший выбор для сестры: сколько раз он так будет влюбляться с первого взгляда? Хотя…

Руана не исключала, что она просто слишком пристрастна. Заставь её искать для Ати мужа, бедняжка так и умрёт девственницей. Ни один мужчина не будет её достоин – прочитала сестричка в её глазах и лукаво вздёрнула кончики губ. Её глазки сверкнули в понимающей сердечной улыбке. Ну, и какая свинья считает её дурочкой?

– Тебе нечего сказать? – оторвал Руану от размышлений ироничный голос Викрата. – Или ты не желаешь отвечать?

– Сын, – холодно одёрнул его господин Таа-Дайбер.

– Простите, – пожала плечами Руана, ответив приставале слегка насмешливым взглядом. – Задумалась. Понимаю, что девицу это не красит. Ну, так и не я здесь невеста: к чему мне украшаться? Тем более украшением, которого я не имею.

– Чем же это? – выразил до странного живейший интерес господин Таа-Дайбер.

– Скромностью.

И гости снова оценили её чувство юмора непринуждённым смехом. Отец тоже сделал вид, будто смеётся. Но Таа-Лейгарду явно не до смеха. Странно – вдруг поняла Руана – сватают Ати, но отец беспокоится о старшей дочери. Он же не собирается подсунуть вместо сестры её?

Зачем наживать врагов на пустом месте? Вместо юной прелестной паиньки пытаться всучить старую стервозную деву. Особенно такому важному таару, как верховный советник императора.

Сей вопрос дёргал Руану до самого окончания завтрака. После которого Юбе́йн Таа-Дайбер отважно попросил разрешения прогуляться с прекрасной Атиалорой. Дабы, так сказать, насладиться «её обществом». Судя по благосклонному разрешению мачехи, в женихи прочили именно его. Что нравилось самой Ати – её мордаха просто светилась от счастья.

Если он её обидит, убью – самонадеянно пригрозила Руана, стоя на крыльце. И наблюдая, как внизу на брусчатке двора юной парочке подгоняют осёдланных быков для верховой прогулки.

– А как ты относишься к такому времяпрепровождению? – скучным голосом осведомился Викрат, выползая на крыльцо с видом человека, которому дали пинка под зад. – Не хочешь прокатиться верхом? А то выглядишь какой-то унылой.

Глава 3

Умница

Свиданием в библиотеке дело не закончилось. Получив согласие Руаны вступить в сговор, Викрат потащил её в кабинет хозяина крепости. Отец и господин Таа-Дайбер расположились там за бутылочкой – почтительная дочь непочтительно принюхалась – чего-то вонючего и явно крепкого. Видимо, ядрёное пойло северян, которое в приличном обществе неизменно и громогласно осуждалось. Но втихомолку употреблялось не реже изысканных вин.

– Поговорили, – бросив на Руану косой и чуть расплывчатый взгляд, понял господин Таа-Дайбер.

– Договорились, – поправил его сын, дожидаясь, пока дама сядет.

После чего и он сможет опустить свою задницу… на что придётся. Ибо незанятым в кабинете оставался лишь колченогий табурет. Однако дама торчала столбом и не торопилась испытывать это убожество на прочность.

– Ты моя дочь, – посмотрел отец исподлобья каким-то непривычно тоскливым взглядом всё потерявшего человека. – Мой единственный ребёнок.

– Ати моя единственная сестра, – осторожно напомнила ему Руана, приготовившись драться за сделанный выбор.

– Да уж, – буркнул отец.

И принялся цедить бормотуху яранов. Как только не задохнётся от этой гадости – невольно поморщилась она. Вздохнула и аккуратно присела на табурет. Викрат напоказ шумно выдохнул – дескать, дождался – и шмякнулся прямо на пол у стены. Ещё и ноги вытянул, демонстрируя пренебрежение к удобствам – что для таара странновато.

– Полагаю, – сцепив руки на животе, пробормотал старший Таа-Дайбер, – ты понимаешь всю опасность предстоящего?

– Ни малейшего представления, – честно призналась Руана.

Верховник посмотрел на сына с недоумением – тот лишь плечами пожал:

– Я объяснил только результат нашего невмешательства. А саму… проблему…

– Опишу я, – согласился с его действиями Таа-Дайбер. – Может, – весьма благосклонно улыбнулся он замороченной девице, – ты предпочитаешь задавать вопросы?

– Предпочитаю, – тотчас ухватилась Руана за дельное предложение. – И не желаю дожидаться, когда будет подходящее время. Хочу ответов прямо сейчас.

– Имеешь право, – согласился верховник и на это. – Слушаю.

– Викрат намекнул на бесчестье, которое ожидает мою сестру. Я хочу знать имя ублюдка.

Таа-Дайбер с отцом переглянулись. Отец кивнул и верховник буквально оглушил:

– Император.

– Да ну! – оторопело выпучилась на него Руана, пытаясь поверить в сказанное.

– Именно, – совсем уж мрачно буркнул отец и процедил с немыслимой для него ненавистью: – Свинья.

И тут Руана почувствовала в себе непривычную холодную злую сосредоточенность. Которая и породила второй вопрос:

– Это яраны пытаются натравить на нас императора? Или он просто беспринципный сластолюбец?

Пришла очередь Таа-Дайбера вытаращиться на невиданное прежде, казалось бы, невинное создание. Он пошлёпал узкими бледными губами и осторожно осведомился:

– Ма́руш, ты её воспитывал или натаскивал?

– Ни то, ни другое, – проворчал господин Таа-Лейгард, покосившись на дочь.

В его взгляде Руана к своему удивлению обнаружила гордость за полученный результат. Надо же. И они ещё всю жизнь требовали от неё следовать пресловутым правилам приличия. Она старалась, как могла, однако не услыхала ни единой похвалы. А тут разок явила себя наглой, чуть ли не разнузданной девкой – и вот нате вам: гордятся.

– Господин, вы не ответили, – пытаясь скрыть смущение, напомнила Руана.

– Яраны тут не при чём, – деловито продолжил Таа-Дайбер, отставляя чарку, ибо пошёл серьёзный разговор. – Наш император действительно сластолюбец. Пожалуй, это единственный его недостаток. И обычно он никому не мешает. При дворе всегда полно девиц, готовых…э-э…

– Обрести особое положение при императоре, – помогла ему Руана, дабы старик не тратил время на пустую осторожность при выборе слов в присутствие дамы. – Кстати, быть шлюхой императора действительно выгодно?

– Ещё как, – хмыкнув, прокомментировал с пола Викрат. – И, кстати, не так уж позорно.

И вдруг на Руану накатило. Как с ней бывало изредка: откуда-то из немыслимых, а то и несуществующих глубин памяти всплывало то, что она никак не могла видеть или слышать:

«Лариса Дмитриевна, не угодно ли вам ехать со мной в Париж? И полное обеспечение на всю жизнь. Стыда не бойтесь. Осуждения не будет. Есть границы, за которые осуждение не переходит. Я могу предложить вам такое громадное содержание, что самые злые критики чужой нравственности должны будут замолчать»

Походило на соблазнение девицы каким-то значительным человеком. Может даже императором – насупилась Руана, чувствуя, как внутри кристаллизуется ледяная расчётливая ненависть. Вот, значит, как. Императору перестало хватать придворных шлюх? Захотел…

Кстати, о «захотел».

– Послушайте. А где и когда император мог видеть нашу Ати?

– Ещё не видел, – хмуро пояснил отец, так же отставляя чарку. – Но увидит.

Увидит – согласилась она – когда молодожёнов по традиции притащат к нему за монаршим благословением – чтоб ему провалиться!

– И вы уверены, что император обязательно её возжелает? – закралась в душу крохотная полудохлая надежда. – При его-то возможностях и выборе?

– Он возжелает, – уверенно пообещал Викрат.

Руана оглянулась на пророка – тот ровнял ножом ноготь. Аккуратно и сосредоточенно – на неё даже не взглянул.

– А меня, полагаю, не возжелает, – уточнила она, заранее зная ответ.

– Таарию? – удивился Таа-Дайбер её разносторонности, ибо глупости в её речах пока не замечали. – Никогда. Хотя он и предпочитает умных женщин со скверным характером. Для таких даже внешность не преграда: обязательно окажутся… э-э…

– В его постели, – понятливо кивнула Руана.

– Да уж, – опять встрял Викрат со своей невероятно привлекательной ироничной насмешкой. – Вспомнить хотя бы госпожу Таа-Камбла. Вот уж была коровища. Задница, как…

Глава 4

Щеголиха

Руана считала себя слишком разумной, дабы трепетать перед нарядами восторженным попугайчиком. Даже чуть-чуть гордилась этим, находя в своём превосходстве почву для шуток. Верней, подшучивания. Над той же мачехой: вот уж кто вечно беспокоился над тем, как она выглядит в чужих глазах.

Катиалора умна и даже неплохо образована в том, что можно считать образованием для женщин. Нельзя её назвать и ненасытной сорокой, с жадностью летящей на всё блестящее. Просто дочь и супруга тааров должна блюсти свой статус госпожи. Чем нарядней она, тем больше почёта мужчине, способном подать её в лучшем свете.

Мало того, что сама поклонница этой смешной идеи, так и Ати забила голову той же чепухой. А вот падчерице не успела: слишком поздно вошла в её жизнь. Оттого Руана искала в одежде не богатства, а удобства.

Но даже представить себе не могла, что можно ходить в том, что приготовил для неё господин верховный советник императора.

– Это носят избранные? – начисто обалдев от первого же платья из подаренного сундука, позорно пролепетала она.

– Это при дворе носят все, – не скрываясь, наслаждался её провинциальной обескураженностью глава службы королевской охоты Викрат Таа-Дайбер. – Ты что, струсила?

– Конечно, струсила! – рассвирепела Руана, прожигая насмешника взглядом сказочной огнеглазой ведьмы. – Тебя в такое засунь, ты бы тоже струсил!

– Во-первых, – невозмутимо парировал он, – одежда не может быть поводом для страха. Это всего лишь тряпки. А во-вторых, это всего лишь дело привычки. Конечно, в таком платье, уже подол не задрать.

– В таком платье и трёх шагов не ступить, – выплеснув спонтанно родившуюся злость, она почувствовала себя убитой. – Оно весит, как полный доспех конного латника. Который даже яраны не могут носить без помощи ДАРА. А я в нём даже на ноги не встану. Да и ползать вряд ли смогу.

– Чушь! – фыркнул галантный придворный и сделал даме комплимент: – На такую корову, как ты, можно навьючить с десяток мешков зерна. Хватит ныть! Ступай за перегородку и облачайся. Ты зря тратишь моё время.

– А ты куда-то торопишься? – с приторной лаской в голосе осведомилась оскорблённая девица благородных кровей. – Так ступай. Тебя никто не держит.

– Уйду, – тем же манером одарили её слащавой улыбкой, – как только смогу убедиться, что ты правильно экипируешься.

– Моя девочка никогда не наденет платье задом наперёд! – гордо провозгласила доселе молчавшая кормилица. – Её воспитывала благородная женщина.

– Правда? – восхитился Викрат. – Я поражён результатом. Никогда не видал настолько бесстыдной, наглой девицы с гигантским самомнением.

– Это да, – согласилась Руана, ибо редко обижалась на правду.

А все возводимые на неё хулы, честно говоря, неподражаемо талантливо пропускала мимо ушей.

– Поторопись, – раздражённо поморщился наставник в вопросах придворного жития-бытия.

– Куда можно торопиться в чужом доме? – поинтересовалась Руана уже из-за перегородки, куда уволокла Урпаху и платье.

– Взнуздать одну непутёвую тёлку, – преядовито посвятила её кормилица в намерения высокого гостя. – Что перед каждым мужиком раскрывает свои потаённые закрома.

– Он собирается опрокинуть на спину Кролю-давалку? – аж захлебнулась насмешкой Руана, помогая стаскивать с себя платье.

– Кого ж ещё-то? Других шалав в крепости не водится.

– Мамушка, – наслаждалась мщением задетая за живое женщина, – не суди его строго. Кроля поразительно достоверно умеет изображать целомудрие.

– Неплохо, – одобрил Викрат, судя по голосу, ничуть не смутившись. – Во всяком случае, за одно я спокоен: ты не дашь себя в обиду при дворе. Не придётся тебя вечно защищать от наших дам.

– А ваших тамошних дам есть, кому защитить? – пренебрежительно проворчала старуха, связываться с корой боялся даже грозный командир крепостной стражи.

– От твоей воспитанницы? – хмыкнув, уточнил Викрат.

Руана не могла понять: ему просто нравится с ними пикироваться, или он её и вправду проверяет на стервозность? Если последнее, то обидно: она сроду не была стервой. И никогда никого не обижала первой.

А защищаться от нападок велел сам Всемогущий Создатель. В книге божьих поучений и наставлений, которую она одолела лишь до половины. Да и то лишь потому, что читать было нечего, когда её заперли в наказание на целых пять дней.

– Да, куда ты руку пихаешь, бестолочь? – воркотала Урпаха, натягивая на деревенскую простушку придворное платье. – Ниже бери.

– Это же рукав, – пропыхтела Руана, застряв в каком-то отверстии на лифе.

– Это ложный рукав. А тот, что рукав, ниже. Да, ты пройму-то не плющ, не плющ. Я ж тебе её нарочно оттягаваю. Скоро рукав начисто оторву.

Стоило ожидать очередной порции насмешек, однако Викрат молчал. А когда платье всё-таки оказалось на своей хозяйке, деловито уточнил:

– Досточтимая Урпаха отправится с тобой?

Хороший вопрос – раздосадованно признала Руана, что об этом-то и не подумала. Высокородная таария не может явиться ко двору в одиночку – как будто притащилась наниматься кухаркой. Ей нужны служанки. Понятно, что мамушка никакая не служанка – грех такое и думать! Она родней родного – чем Руана дорожила от всей глубины души.

Но приходилось признать и другое: во всей крепости у неё так и не нашлось служанки, завоевавшей доверие. Дуры и пустомели – зло поджала она губы, признав поражение в таком важном вопросе.

– Понятно, – невозмутимо констатировал Викрат. – Ты права: если слугам не доверяешь, тащить их в крепость императора нельзя. Там их купят с потрохами при первой же надобности. И они тебя с лёгкостью продадут. Что самое смешное: за сущие гроши.

– Совершенно не смешно, – поддёргивая слишком низкую пройму рукава, выползла из-за перегородки великая спасительница чести рода с дыркой в башке.

В которую безвозвратно утекла память многих лет жизни. Что мучило Руану все эти шесть лет. Потому что её не оставляло чувство: там, за непроглядной теменью беспамятства осталось нечто крайне важное.

Глава 5

Ученица

– Госпожа Таа-Нугвор не была госпожой Таа-Нугвор, когда на ней остановился влюбчивый взгляд нашего императора, – как-то скучно, без огонька и попытки заинтриговать слушателей излагал Викрат Таа-Дайбер то, что, по его мнению, Руане полезно знать. – Малышка Сти… Простите, достопочтенная Урпаха. Малышка Стиалора была дочерью весьма уважаемой наставницы сестры нашего императора. Которая слыла бедной, однако неподкупной дамой строгих правил. В коих и воспитала дочь.

– Её невинность с неопытностью и соблазнили бедного императора? – голосом, полным законопослушания и почтения к монарху, уточнила Руана.

Они ехали верхами… верней, тащились на быках, которые при такой скорости умудрялись дрыхнуть. Хотя старый неторопливый битюг был только под кормилицей: она вечно не доверяла легкомысленной молодёжи. А пара иноходцев молодых заговорщиков просто загляденье: за таких скакунов убивают.

Темп каравану задавали пять крытых возов, битком набитых всякой всячиной. Во-первых, и главное: подарками венценосцу от счастливых подданных той провинции, где проживало семейство Таа-Дайбер. Во-вторых, подарки провинции, где находилось поместье Лейгард, представительницей которого впервые за его историю стала женщина.

Императорские подарки – как их принято называть – не являлись актом неблагородного подхалимажа, свойственного плебеям. За неимением в империи налогов для знатных сословий магов – ибо это унизительно – те делали добровольные пожертвования в казну.

Размер и форма пожертвований строго регламентировались. Ты не мог прислать в подарок императору курей и сена. Это добро в изобилие производили его собственные обширные поместья – практически десятая часть империи. Ему в подарок шли только золото, серебро, заморские специи, парча, меха, отменное оружие и прочие дорогие подношения – кто что имел и производил на своих землях.

Затем императорские подарки превращались в подарки императора: он щедро раздавал их в оплату и награду особо отличившимся. Причём, независимо от статуса и положения: в обязанности монарха входят справедливость и щедрость. Здесь главная проблема: избежать позорной ошибки. Не вручить какой-нибудь меч именно тому владетельному таару, что прислал в казну этот самый меч. За подобный «позор» приходилось доплачивать.

Наконец, один из возов целиком состоял из предметов имущества верховного советника Таа-Дайбера. Ибо у того в колоссальной цитадели императора был свой домишко. И его требовалось содержать достойно. Хотя старик Таа-Дайбер – по прозвищу Вездесущий хорь или Вездехорь – слыл человеком скромного образа жизни.

Как и его средний сын Викрат по прозвищу Засранец – Руана от души восхищалась демократичностью придворных нравов. Старший и младший сыновья Вездехоря чурались придворной службы, предпочитая жить на приволье в родовом поместье. А этот был прямо-таки рождён для грязных делишек и борьбы с такими же засранцами.

– Точно, – одобрительно кивнул Викрат. – Невинность и неопытность юной Сти соблазнили нашего бедного императора. Не слишком устойчивого к соблазнам такого рода.

– Юной? Это сколько же бесстыднице было? – любила придираться к мелочам Урпаха.

Старуха восседала на быке с величественностью самой императрицы ярании, слывшей непревзойдённой наездницей.

– Бесстыднице было двенадцать, – хмыкнул Викрат, возразив: – И бесстыдницей она ещё не была. Я помню её: как раз в тот год явился ко двору. Она старше всего на три года.

– Ей сейчас… – понукнула его Руана.

– Двадцать девять. А мне, если тебе так интересно, двадцать шесть.

– Ни капли не интересно! – мигом отгавкалась она.

– А ну! – прикрикнула на баловников кормилица. – Цыть! Ишь, какие петухи. Вы ещё подеритесь на забаву обозным. Вы мне, господин Викрат, вот что объясните: неужто наш император не мог найти себе шлюху помоложе? У вас там, при дворе, говорят: каждая вторая потаскуха.

– А каждая первая? – не удержался от подначки Таа-Дайбер, стараясь не заржать.

– А каждая первая: старая потаскуха, – безапелляционно заявила деревенская старуха, обладавшая строгим нравов и языком без костей. – На которую уже никто и не облакомится.

Викрат плохо старался: так и прыснул по-мальчишески – аж скакун под ним проснулся и заплясал. А Руана пояснила:

– Ой, мамушка, у императора тех молодых, что мышей в наших кладовых. Он же бабник.

– Так, чего ж мы тебя везём к этакому развратнику?! – всполошилась старуха. – Маруш совсем стыд потерял?! Отдал свою лапушку…

– Никому он свою лапушку не отдал, – вмиг посерьёзнев, успокоил её Викрат.

Они с Руаной переглянулись: отделаться от кормилицы не вышло, но в истинную причину поездки воспитанницы её пока не посвятили. Решили делать это постепенно: по ходу событий. Видимо, сейчас как раз первое – кивнула Руана, позволяя Таа-Дайберу кое-что объяснить, пока Урпаха не учинила скандал. И не завернула караван – для неё это раз плюнуть.

– Император, конечно, развратник, – степенно молвил Викрат, прямо-таки по-стариковски укоризненно качая башкой. – Но благородных девиц силком в постель не тянет.

– Те сами туда прыгают, – преспокойно констатировала кормилица, точно так же качая головой. – Не трудись, не утешай меня грешную. Я уж поняла, что зазря погорячилась. Моя кровиночка не такая, – гордо покосилась старуха на свою воспитанницу. – Она девушка с понятиями.

– Потому отец её и отпустил, – подхватил Викрат с самым серьёзным выражением на физиономии. – Знает, что Руана не замарает честь семьи подобным позором. К тому же она гостья верховного советника: да её пальцем никто не тронет.

– Ладно-ладно, – проворчала Урпаха, хитро подмигнув потупившейся и сжавшей расплывающиеся губы воспитаннице. – Ишь, застрекотал кузнечиком. Что там с этой твоей юной Сти?

– Сти непросто любовница императора, – продолжил просвещать провинциалок придворный проходимец. – Она его фаворитка. То есть, родила императору сына. Который, в случае смерти законных наследников, без всяких условий и церемоний перестаёт считаться бастардом. Становится законным сыном и наследником.

Глава 6

Новоявленная

То, что принято называть императорской крепостью, на деле переросла таковую лет сто назад. Нет, сама крепость никуда не делась: по-прежнему торчала на вершине бескрайнего почти круглого холма со срезанной макушкой. Но теперь она уже называлась императорской цитаделью. Вокруг которой разросся самый большой в империи город. Когда его обнесли своей стеной, получилась столица.

Если смотреть издалека, красиво. Но въехав через восточные городские ворота, Руана брезгливо поморщилась: грязно и воняет. Отец бы сто шкур содрал за такое свинство. Да и сами обитатели их родовой крепости не лишены стыда и гордости за свою крепость. Как можно гадить там, где живешь? Где бегают твои подрастающие детишки. Куда к тебе приезжает погостить деревенская родня.

Крепость таара не просто центр всего его поместья, сколь бы широко оно не раскинулось: некоторые поместья больше мелких царств на востоке и юге. Крепость – сердце его земель. А тут?

Если этот город – сердце империи, то можно себе представить, какова её задница. Такие мысли не красят благовоспитанную девушку – кривилась Руана, проезжая бок о бок с Викратом по широкой, забитой народом улице. Но пребывание в таком месте её красит ещё меньше.

Даже городские дома – размерами не идущие ни в какое сравнение с крестьянскими – гораздо невзрачней. Стены обшарпаны и заляпаны так, будто в них нарочно швыряют комки грязи. Сточные канавы под стенами забиты всякой дрянью и благоухают. Мусор с одной стороны улицы сметают, а с другой тут же растаскивают ногами, копытами и колёсами.

А дамы – вот уж новость, так новость – ходят, задрав подолы. И после этого её обзывают бесстыжей – покосилась Руана на спутника.

– Что, не нравится? – нагнувшись к ней, усмехнулся придворный, полжизни проведший в столице.

– В цитадели такой же свинарник? – брезгливо осведомилась она.

И покосилась на грязную толстую разносчицу чего-то съедобного. По её лотку ползали жирные мухи – Руана даже на расстоянии могла разглядеть их прозрачные крылышки и жадные хоботки.

– В цитадели полный порядок, – заверил Викрат, выпрямляясь в седле. – А в нашем домишке тем паче. Отец терпеть не может беспорядка. Если тебя воротит от нашей просвещённой столицы, не смотри вниз. Смотри поверх голов и только вперёд. А не хочешь, могу сунуть тебя в возок к Урпахе.

Руана пренебрежительно фыркнула и приняла к сведению разумный совет. Помогло. Отчасти. Путь до ворот цитадели показался вечностью.

Зато ворота монаршего гнезда потрясли своей невероятной высотой. А стены – своей немыслимой толщиной. Императоры умели себя защищать. Хотя за последние лет триста до их цитадели не добрался ни один вражеский воин. Северяне, конечно, весьма неприятный народ. Но своё дело знают: умеют, когда надо, стоять насмерть.

Отец уверял, что империя для них истинный дом: яраны вовсе не чувствуют себя наёмниками. Что ж – согласилась Руана – похоже на правду: так самозабвенно можно защищать лишь собственную вотчину.

Сразу за воротами открывалась гигантская, отменно вымощенная площадь: камушек к камушку. Без зазоров и торчащей из них травы. Далеко впереди высился императорский замок, не представлявший собой ничего выдающегося. Кроме размеров: всё-таки пять этажей. И, пожалуй, непривычно высоких широких окон, обналиченных цветными камнями.

Грубость серых стен из плохо отшлифованного камня скрашивали сплошные водопады плюща. И расставленные на всевозможных выступах каменные вазоны с пышными разноцветными клумбами. Интересно – подумалось Руане – как за ними ухаживают садовники? Неужели их вывешивают из окон на верёвках?

Всю площадь окружали столь же грубо сложенные, но украшенные плющом строения. Дома придворных – пояснил Викрат – и различные чиновничьи службы. Их обоз протащился почти до самого замка, где свернул вправо к одному из каменных склепов.

Домишко верховного советника Таа-Дайбера был именно древней каменной коробкой-гробницей. Которую сложили для защиты от ворвавшегося в крепость врага. Далёким предкам славного магического рода в голову бы не пришло, что когда-то подобная нужда отпадёт. Поэтому чистая функциональность здания заменила собой все остальные нужды: к примеру, приукрасить своё жилище.

Заросли плюща, конечно, скрашивали унылость стен. А вот окна приводили в двойное уныние: они ещё меньше, чем в отцовском доме. Значит, опять жить в потёмках – раздражённо прикусила губу Руана.

– Внутри он гораздо лучше, – спрыгнув с изнурённого быка, пообещал Викрат.

Откуда не возьмись, появилась целая толпа слуг. Они облепили возы и потащили их куда-то за дом. Господин стащил с седла гостью, и быков увели вслед за возами. Туда же, ругаясь, на чём стоит свет, засеменила Урпаха: она требовала вернуть сундуки с их личным барахлом. За кормилицей ковылял низенький щуплый старичок и уговаривал не волноваться.

– Это наш управитель Брублок, – пояснил Викрат, стягивая перчатки. – Не волнуйся, он разберётся с вашими сундуками.

– С какой стати мне волноваться? – проворчала Руана, продолжая разглядывать гробницу, в которой предстояло провести целый месяц. – Этим занимается мамушка. Если обе станем волноваться, только помешаем друг другу.

– Не собираешься войти? – хмыкнув, поинтересовался гостеприимный хозяин и вдруг весь подобрался, неожиданно зло добавив: – Лучше сделать это побыстрей!

Топот копыт по брусчатке за спиной, объяснил его внезапную перемену. Руана решила не оборачиваться. Она, конечно, провинциалка, и это не скрыть. Тем более глупо изображать из себя завзятую горожанку. К тому же роль деревенской простушки гораздо выигрышней: можно кому угодно, что угодно высказать, и тебя не осудят. Ну, ляпнула дурища – и что? Ей простительно: она же вылезла из навоза.

– Мы кого-то боимся? – невинным голоском осведомилась она, вытаращив глаза, полные недоумения.

– Хорошо, – так же внезапно успокоившись, одобрил Викрат её ужимки. – Не знай я тебя, поверил бы.

Загрузка...