Глава 1
- Я в душ, - недовольно кидает муж, и я киваю, помогая снять пиджак.
Степа только что пришел с работы, снова нахмуренный, и сразу скрылся в ванной. Слышу, как льется вода, и хочу присоединиться к нему, приласкать. Но отметаю спонтанное желание, лучше вкусно накормлю.
Только делаю шаг к двери, но меня отвлекает звук уведомления, в брошенном на кровати смартфоне.
Не знаю, зачем беру телефон мужа, просто захотела переложить его по привычке на комод. Но в следующий миг застываю над ним, всматриваясь в изображение младенца. Видео включилось неожиданно, я уже занесла палец, чтобы выключить, но так и застыла с телефоном в руках.
- Вот какой у тебя сыночек, милый! – воркует женский голос, смутно знакомый. – Поздоровайся с нашим любимым папочкой, малыш.
Не могу оторваться от экрана, с маниакальной жадностью вглядываюсь в маленькое сморщенное личико. Моя мечта будто воплотилась в жизнь. Я мечтала родить любимому сына, и записать такое видео. Я мечтала…
Но это не мой малыш. Боль растекается черным сгустком в груди. Выдохнуть не могу. Кажется, что вспыхну. Сгорю дотла. Если выдохну, то сгорю.
- Что там у тебя? – интересуется муж, вытирая влажные волосы полотенцем. – Что это?
Я без слов отдаю телефон ему. Включается повтор записи, и я снова слышу приторно-сладкий голос. Вдруг осознаю, чей он.
Хочу кричать, но из горла только шипение вырывается клочками. Хочу рухнуть на пол и умереть. Не хочу объяснений. Не хочу оправданий.
- Дыши давай! – чувствую, как горло орошает лекарство и спазм отпускает. – Сдохнешь ведь, идиотка.
Падаю на кровать, обессиленная, опустошенная. Муж стоит с ингалятором в руках, всматривается в мое лицо.
− Почему она, Степ? Почему дочь моей старшей сестры? Чтобы мне больнее было? – едва могу шептать, а кажется, кричу.
- Ну вот, теперь можем и поговорить, - говорит жестко, присаживаясь рядом на кровать.
На нашу кровать. Здесь мы столько раз пытались зачать наше дитя. Бесполезно. Надежда появлялась и таяла, с каждой попыткой. И так четыре года.
- Ты же понимаешь, что нам нужно развестись? – любимый мужчина грубо разворачивает меня к себе, хочет понять, слушаю, или в ступор впала. – У меня родился долгожданный сын, и я должен быть с ним. Фирму я тебе не отдам, сама понимаешь, что не потянешь. Да и я ее с нуля поднимал.
- На мои деньги! – взрываюсь вдруг.
Мне не жаль денег. Мне не жаль терять фирму. Мне жаль потерянного времени. Жаль преданные чувства.
- Да, на твои. Но я тебе их давно вернул. На твое дорогостоящее лечение. На твои все эти процедуры бесполезные. На то, чтобы оживить твое пустое нутро. А с… с моей любимой женщиной все само собой получилось. У меня сын родился.
Муж встает и достает чемодан, складывает в него вещи.
- А как же я? – едва могу вымолвить.
Острый ком не дает говорить. Боль от предательства давит как пресс, сминая меня.
- Ты? А что ты? Ты шлак, Катя. Отработанный материал. Живи, как жила. У тебя же ничего не изменилось. Почти. Я давно уйти хотел, но ты же постоянно стонешь, умираешь. То приступ, то неудачная попытка тебя расстроила. Хватит!
Как сквозь вату продираются его обидные слова. Но они справедливы отчасти.
- Ты же забросила себя, Катя, вся помятая и растрепанная. Достала эта постоянная гонка за беременностью! То нельзя, то не время для зачатия. То работаем над зачатием в усиленном режиме, хочешь или не хочешь. Устал или нет сил, но надо! У нас же этот гребанный график. Овуляция же у нас! Достало все! У нас в доме смеха не стало, музыки. Траур у нас будто.
- Степ… я бы исправилась… - лепечу, оглядывая себя. Он прав, старый спортивный костюм не красит меня. – Но я же старалась… я думала, нам ребенок нужен…
- Ребенок нам нужен? Ты уверена? Ну родила бы ты, быстро интерес потеряла бы и нашла себе новую неразрешимую проблему. Тебе просто скучно. Ты перестала следить за собой, потерялась, как женщина. Где та веселая и красивая Катенька, от которой крышу сносило? Нет ее… погребена под тоннами шлака. Ты сама стала шлаком.
Каждое слово как удар ножа. Я чувствую кровь, которая струится из ран, забирая мое тепло. Холод наполняет мою душу. Хлопнувшая дверь отозвалась взрывом в голове. Просто падаю на кровать, мечтая лишиться сознания.
Я шлак. Отработанный материал.
Меня больше нет…
Дорогие мои читатели, буду безмерно всем вам благодарна, если поддержите книгу нажав на значок "мне нравится" и подпишитесь на автора, чтобы не пропустить новые проды... Не забывайте забирать книгу в свою библиотеку))

День или ночь сейчас?
У меня нет сил встать с кровати и посмотреть хотя бы в окно.
Степа ушел… не ожидала я от него такой подставы. И от любимой племянницы тоже не ожидала.
Вспоминаю, как она росла, на моих глазах, как любила ее, воспитывала вместе с сестрой. Юлька, средоточие семейного счастья. Моя маленькая копия…
А как она всегда восхищалась моим мужем. Я думала, что это просто юношеская влюбленность, мимолетная. Ей всего восемнадцать.
Я предпочла думать, что ошиблась. Это не может быть ее голос на видео. Полгода назад моя любимица уехала в Англию, учиться в школе социальных наук. Мы ею гордились.
Но, сомнения развеялись, когда старшая сестра Ольга позвонила и радостно проорала, что стала бабушкой.
− Ты не представляешь, какой малыш хорошенький! Юлька говорит, что он на отца похож… вот только отца этого не показывает, а то бы сравнили, − щебетала в трубку, а мне и сказать нечего было в ответ.
− Поздравляю, − поздравила сестру, стараясь сделать голос радостным. – А я даже не знала, что она беременная была… в Англии же.
− Да нет, здесь она. Я тоже не думала, дочь ошарашила меня новостью. Вот какая дочь у меня скрытная, матери хоть могла бы сказать. Не понимаю, что за секреты такие. Видео мне прислала, с малышом… сейчас тебе скину тоже.
Я подскочила с кровати. Я не хочу! Не хочу марать свой смартфон этим видео. Я видела его уже!
Прокричала все мысленно. Сестра не виновата, что родила и вырастила мою разлучницу. И я помогла ее растить…
Кто же знал…
Сестра сбросила вызов и через несколько секунд в вотсапе пришло сообщение. Злополучное видео, которое я не хотела смотреть. Оно и так крутится в моей голове постоянно, с той самой минуты, как увидела в телефоне мужа.
Открыла, не глядя. И сразу вышла из чата. Потом вернулась. Сестра ждет ответа, восторгов. Ждет счастливых смайликов.
Негнущимися пальцами набрала все это и ткнула в стрелку, отправляя.
Мне так хотелось написать сестре – это мой муж отец ребенка. И он ушел к ней. К любимой женщине его.
Когда я потеряла статус любимой женщины? Даже не заметила.
Долго лежу на кровати без движения. Я не думаю, как мне жить дальше. Пытаюсь уложить предательство родных и любимых у себя в голове. Все сном кажется.
Рядом на подушке смартфон на беззвучном сигнале и ингалятор. Шторы закрыты со вчерашнего вечера. Не знаю, день или ночь. Неинтересно…
Лежу с закрытыми глазами, в позе эмбриона. Кровать периодически освещается мобильником, приходят сообщения, кто−то звонит. Но мне все равно. Хочу раствориться, перестать существовать.
Но если телефон можно поставить на беззвучку, или вообще отключить, то с дверью такое сделать невозможно. Сначала кто−то трезвонит, я лежу, засунув голову под подушку.
Это не Степа. У него ключи есть. А больше никого видеть не хочу.
Но тут начинают стучать в металлическую дверь. Шуму на весь подъезд. Встаю, когда колотят уже ногами, похоже. Сейчас соседи повылазят и полицию вызовут. Тороплюсь открыть, даже в глазок не смотрю.
− Живая! – выдыхает подруга Настенка и падает на мою грудь, стоя за порогом. – Глупышка моя… ты чего на звонки не отвечаешь? Мы подумали, что тебе плохо… или вообще… вдруг ингалятор закончился.
Муж подруги стоит рядом и так смотрит, что я понимаю – они все знают.
Впускаю гостей в квартиру, подруга сразу пробегается по комнатам, включая свет. Потом берет меня за руку и тащит в кухню, что−то говорит, включая чайник. Артем уходит в гостиную и оттуда слышится звук телевизора.
− Откуда знаете? – задаю вопрос, он кажется непонятным, но Настена печалится и садится рядом на стул.
− Степу видели, он переживает, что ты одна и на звонки не отвечаешь. Ну и он сказал… что вы расстались.
Надо же, переживает за меня.
− Мы? Он ушел. К Юльке моей… − вдруг начинает щипать глаза. Я вспоминаю, что даже не оплакивала его уход. Их предательство. Не было слез. – Насть, что ему не хватало? Почему так?
Подруга вскакивает с места и обнимает меня, прижимает так крепко, что я физически чувствую ее поддержку.
− Кто ж знает, что им надо… − шепчет она, поглаживая по спине.
− А как я теперь? Я выйти из дома боюсь, вдруг встречусь с ней… или с ним. Или с сестрой. Живем же неподалеку…
− Тебе уехать надо. Прийти в себя, − Настена отходит от меня и начинает разбирать пакеты, которые с собой принесли.
Впервые за сутки я чувствую что−то наподобие голода при виде желтого брикета сыра. Ощущаю запахи и не удерживаюсь, отламываю кусочек прямо так, руками.
− Куда уехать… от себя же не убежишь, − маленький сырный кусочек встает поперек горла. – Даже мыслей нет, куда податься.
− Мы на Алтай едем, − слышу голос Артема от двери. – Поехали с нами. Там как раз сезон открывается. А у тебя там горнолыжная база, ты не забыла?
− Так Степа ею заведовал. Я даже не знаю, что теперь с ней делать.
Горнолыжная база не совместно нажитое имущество, мне она досталась в наследство от дяди. База – слишком громко сказано, так, пара трасс и канатная дорога, да пункт выдачи инвентаря. Но я все свалила на мужа, он там заведовал, уезжал каждый год к началу сезона, налаживал работу базы на сезон.
А я бегала по врачам, здесь, пытаясь забеременеть.
− Катюша, тебе теперь деньги нужны будут, обеспечивать тебя некому. Или продай базу, или сама ею рули. Степа сказал, что не поедет в этом году на Алтай.
− Мы завтра утром выезжаем, − присаживается за стол Артем, его жена наливает нам чай, подвигает ему большой бокал. Степин. – Едешь с нами. Нечего сидеть одной и грызть себя. Делом займись.
− Еду.
Степа не вернется. Он не бросит своего долгожданного сына. От любовницы просто вернулся бы… Но не от ребенка.
Пусть… я не смогу простить, если вернется. Не смогу больше так доверять, безоглядно.
Так тошно, что выть хочется. Жизнь под откос…
Друзья уезжают домой, чтобы собраться перед дальней дорогой. Настя улыбается – думала я тут утопилась в слезах, а я просто грустная немного, как она сказала. Да, держусь. Но мне так плохо…
Внутри будто ледяной соленый ком, который постепенно тает и отравляет меня. Хочу сменить обстановку, воздуха хочу. Так что, поездка оказалась как нельзя кстати.
Ловлю себя на мысли, что все еще жду мужа с работы, прислушиваюсь, не щелкнет ли дверной замок. Никак не могу поверить, что так все… Включаю музыку, она помогает мне, почти всегда.
Итак, вещи нужно собрать. Ищу большую спортивную сумку, потом вспоминаю, что Степа собрал в нее свои вещи. И чемодан забрал тоже. Где−то есть еще сумки и чемоданы. Иду в кладовку. Везде натыкаюсь на его вещи.
Первый порыв прижаться, вдохнуть его запах, но тут же накрывает осознание – он предал! Срываю вещи с вешалок, достаю их из ящиков комода, кидаю их на покрывало, потом завязываю огромный узел.
Тащу его к балкону и швыряю через порог. Захлопываю дверь балкона, опираюсь об нее спиной. Не могу выдохнуть, в горле спазм. Нащупываю в кармане олимпийки ингалятор. Через несколько мгновений облегчение.
Оборачиваюсь и смотрю на узел. С балкона бы вышвырнула, но перед соседями стыдно. Я не любительница семейных драм. Вдыхаю полной грудью. Теперь свои вещи можно собрать. Сначала кидаю все подряд и только потом доходит, что нужно брать с собой теплую и удобную одежду.
Смеюсь сама над собой, вытаскивая обратно сарафаны и босоножки. Ну куда в них, по горам в ноябре?
Один купальник оставляю. В городке есть бассейн, и спа, я там всегда по полдня зависала, когда приезжали с мужем на горнолыжную базу. Он делал дела, а я отдыхала. Но вот уже два года не летала на Алтай, все по врачам и по врачам…
Ребенка очень хочу. Просто очень−очень. Моя бриллиантовая мечта. Особенно после того, как Настена родила сынишку Матвейку. Я стала малышу крестной.
Помню, как целовала его маленькие кулачки, щекотала пяточки. И завидовала подруге. Но от души. Они с Артемкой заслужили свое счастье.
А теперь все. Больше никаких врачей. Хватит тешить себя несбыточными надеждами. Займусь бизнесом, который получила в наследство. Может быть, когда−нибудь усыновлю ребенка. Я выживу. Без него.
Собираю аптечку и несколько ингаляторов рассовываю везде – в сумочке и чемодане, в карманах куртки и утепленных джинсов. Я не так давно астматиком стала. Все от нервов, как сказал врач.
А может, от разочарования в себе. Не состоялась, как мать. А теперь и как жена.
В десять часов утра стою с вещами у подъезда, жду друзей. Мимо проезжает белая иномарка, я сначала не обращаю на нее внимания. Но она делает круг по двору и снова проезжает мимо меня. Наверное, человек заблудился, не может определиться, какой подъезд нужен.
Машина паркуется у соседнего подъезда, но шофер не выходит. Ждет кого−то? Но за десять минут никто не появляется из дома. Мне уже интересно, что происходит, но узнать окончание истории не судьба.
За мной заезжают Артем с Настей. На заднем сидении в детском кресле мой крестник. Ему уже три годика исполнилось, такой общительный мальчик.
− Прив−е−е−е−т, − радостно тянусь к малышу, целую теплую ароматную щечку. Жалею, что не припасла для него гостинец или игрушку. Упустила из виду, расстроенная. – Как ты, мой маленький?
− Привет, я большой, − четко возражает Матвейка и утыкается в смартфон, где крутятся мультики про паровозик. – Ты с нами поедешь?
− Да, − устраиваюсь на заднем сидении, пока Артем складывает мои вещи в багажник. – Ты не против?
− Нет. Мы будем с тобой играть!
Он говорит уже чисто, только букву «р» произносит раскатисто, недавно ее научился выговаривать. Артем открывает дверцу и подает мою сумку, чемодан уместился в багажник, больше места нет.
Мы проезжаем мимо белой иномарки. Возле нее стоит высокий мужчина, разговаривает по телефону. Все это мельком откладывается в моем сознании. Я бы, может, разглядела его получше, только для того, чтобы сконцентрировать мысли на чем−то другом.
Чтобы не думать о Степе и его нынешней пассии.
Меня отвлекает звонок телефона. Сестра звонит. Либо узнала, кто отец ее внука, либо снова хочет поделиться своими радостями. Ни то, и ни другое не хочу сейчас слушать. Нет, я не собираюсь совать голову в песок, как страус.
Просто салон машины не лучшее место для телефонных разборок.
При выезде из двора, та самая белая иномарка нас обгоняет. Она быстро скрывается в потоке машин, которыми запружена улица.
− Вот бешеный, − ворчит Артем, − куда торопится? Даже выехать не дал.
− Может, человек опаздывает, − успокаивает мужа Настена, гладит по плечу.
− Торопится… подрезать обязательно было?
Дальше я не слушаю. Смотрю мультики с Матвейкой, он мне объясняет, что делает паровозик по имени Томас. Он любит персонажа, рассказывает о нем взахлеб, а я подогреваю азарт малыша, расспрашивая его про то, что творится на экране.
− Он заболел! И доктор его лечит… я тоже болел, − хвалится мальчик, ерзая в креслице.
Боже, как я люблю этого маленького мужичка! Все горести отходят на задний план.
В аэропорту нам ждать вылета два часа. Я сбрасываю вызов сестры, когда сдаем багаж, а потом решаюсь с ней поговорить.
− Настя, я отойду, Ольга названивает. Не теряйте меня, − предупреждаю подругу, и иду в кафе неподалеку.
Посетителей в кафе почти нет, один парень только входит вслед за мной и сразу идет к стойке. Я заказываю себе чай и устраиваюсь в дальнем углу, чтобы никому не мешать. Набираю сестру.
− Оль, ты чего−то хотела? – я не хочу ее приветствовать, не хочу разговаривать по−доброму. Это она мать моей разлучницы. Знаю, что не виновата, но все равно неприязнь теперь даже к ней. – Говори быстрее, я в аэропорту, скоро посадка.
− Ты решила сбежать от проблем, дорогая сестричка? – голос сестры прохладен, понимаю, что она все узнала, и тоже косвенно обвиняет меня. Степа ведь мой муж, стало быть я за ним не уследила. – Куда ты собралась?
Руслан
Да уж, влип в историю. С утра еще не ожидал, что буду сидеть в самолете рядом с хозяйкой горнолыжной базы и пытаться познакомиться с ней. Мне срочно нужно наладить с ней контакт.
Я тот еще авантюрист, бросил все, и налегке отправился на Алтай. Потому что она летит туда. С собой только ноутбук, даже запасных трусов нет, не говоря уже о теплой одежде.
Горный Алтай – это вам не Сочи, где еще почти лето.
Контакта не получилось.
− Привет. Я Руслан, − протягиваю руку красотке, которая сидит на самом краешке кресла, того гляди сорвется с места и сбежит.
Хотя, куда из самолета сбежишь?
Она долго смотрит на мою руку, потом в глаза. По ее лицу бродит растерянность. Оно и понятно, этот придурок ее ушел к другой пару дней назад. Идиот, бросить такую…
− Я не знакомлюсь в самолетах, − выдает вдруг блондинка и горделиво приосанивается.
Серьезно? Она даже руку мою не пожала! Уютно устроилась в кресле и отвернулась от меня, стала рассматривать облака в иллюминатор.
Я поворошил свою шевелюру. Со мной такого еще никогда не было.
Я всегда имел успех у женщин. Независимо от возраста и статуса. Как моя сестра говорит – «у тебя такая харизма, что мимо не пройдешь». И так она не о моем природном обаянии даже. Это о физиономии.
Я – красавчик. Природа наделила меня располагающей внешностью, необычными глазами, на которые залипали все женщины, без исключения.
И вот когда блондинка посмотрела в мои глаза, я подумал – ну все, поймал. Ага, хрен там!
Да уж, впервые получил облом. Но я ожидал, если честно. Ее только что предали, я думал, что придется выслушивать истерику с рыданиями, до икоты. Ей сейчас хреново, а тут я, как успокаивающее средство.
Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. Устал так, что рад нечаянному перелету. Могу продрыхать целых четыре часа. А потом уже буду окучивать эту красотку. У меня выхода нет.
Мне нужна ее горнолыжная база.
Вернее, моя. Но не по закону. И за это спасибо другу, Степану Елецкому. Деньги я уже отдал за полуразрушенную горнолыжку, собрался восстанавливать ее, ждал, когда он уломает свою жену и та подпишет доки.
А он жену бросил. Придурок.
Два дня назад я приехал к нему на работу, в клинику, чтобы решить вопрос с долгом. Либо пусть деньги отдает, либо документы на базу. Но Степан снова мялся и пытался сбежать. Судом не хочется решать такое дело.
− Понимаешь, нет денег. Моя только что сына родила… да и вообще. Да и ты же хотел базу. Катя успокоится, я с ней поговорю. Потерпи.
Куда потерпи? Сезон открывается, надо горнолыжку успеть восстановить, пока туристы не понаехали. Она должна деньги приносить, а не разваливаться дальше.
Высказываю ему все, а тот предлагает ехать и восстанавливать, типа все равно бывшей жене база не нужна, никогда ею не занималась. А как я не свою по закону собственность буду восстанавливать?
Он реально идиот. Зря я занял деньги ему в прошлом году. Мне эта база нравилась всегда, приезжал и катался на лыжах зимой. Или на сноуборде. Трассы там супер, ровные, живописные. Когда она стала разваливаться без должного ухода, мне стало жаль.
Когда понял, что долг друг не отдаст, предложил отдать его по−другому. Я бы восстановил это дело на радость туристам. А теперь, что делать?
Решил сам поговорить с бывшей женой Степки. Пусть только доки подпишет, а потом сами разберутся. Но когда сегодня утром приехал к ней, не смог подойти с таким серьезным вопросом.
Девушка явно куда−то собралась, стояла возле подъезда с чемоданами. Не на улице же решать дела. Проехал мимо, разглядывая красавицу. И как такую бросить решился? Я бы ни за что не бросил.
Потом подумал, что ошибся, не она это. Попросил друга прислать ее фотку. Припарковался у соседнего подъезда, пока ждал. Но по его описанию, это точно она. Когда Степан сбросил фото, понял, что не ошибся.
Залипаю на невысокую стройную фигурку. Такие в моем вкусе, люблю длинные светлые волосы и выразительные глаза. Серьезная. И немного грустная, думает о чем−то своем. И ей так идет элегантное красное пальто и кепи ему в тон.
У подъезда останавливается черная иномарка, понимаю, что сейчас она уедет и я снова останусь ни с чем. Выхожу из машины и звоню другу, мысленно обкладывая его матами.
− Она уезжает. И что делать? – рявкаю. Может он в курсе планов своей бывшей.
− Куда уезжает? С чемоданами?
− Да, с вещами. За ней друзья, наверное, заехали, в машине еще женщина и ребенок на заднем сидении, а высокий блондин ее чемодан в багажник положил.
− Вот черт! – вопит Степка, даже голос стал не сонный. – Это они туда, на Алтай… черт! Катя же не собиралась… надо тебе тоже с ней ехать.
− В смысле – «с ней ехать»? – ишь, какой шустрый, прямо вот все бросил и помчался.
− Нужна тебе база – езжай на Алтай. Я тоже приеду. Завтра свою с сыном из роддома заберу и подгребу. А ты пока присмотри там за ней, познакомься. Разберемся!
− Смотри мне, Степ, я уже год жду. Могу в суд подать. Расписка твоя в надежном месте.
− Да все нормально будет, обещаю… − не совсем уверен друг.
Я не угрожаю. Я так реально сделаю. Вот если за неделю ничего не изменится, если этот идиот не решит вопрос…
И вот благодаря другу я лечу в самолете на заснеженный морозный Алтай, в легкой ветровке и с ноутом наперевес. Супер!
Ладно хоть время выделил, сделал себе типа отпуска, оставив строительную фирму на гендиректора. Все равно собирался в горы. Люблю лыжи и снег.
Поворачиваюсь немного в неудобном кресле, уснуть не получается. У Кати такой вкусный аромат, что скулы сводит, а мысли резко меняют направление. Моя рука соскальзывает, и я нечаянно задеваю ее плечо.
− Да хватит уже копошиться! – вспыхивает блондинка, опаляя меня ярко−голубым злючим взглядом. – Вы тут не у себя дома, в кровати, рядом люди сидят.
− Извините, − немного отодвигаюсь.
Зря она про кровать, которая у меня дома. Я мужик с богатым воображением, теперь вообще не засну.
Катя
До городка добираемся только вечером. Артем взял машину напрокат, на несколько дней. Друзья пока только на открытие сезона приехали, это уже традиция. Вот с ними назад и уеду.
У меня есть несколько дней, чтобы решить, что делать дальше. Развод – дело уже решеное, и я хочу, чтобы он прошел как можно быстрее. Детей у нас нет, имущество только и денежный счет.
Пока ехали в горный городок из аэропорта, я все думала, с чего начинать. Встретиться со Степой все равно придется, этого не избежать, пока не разведемся. Да, еще неделю назад я была уверена, что счастье впереди. А оказалось, оно уже позади.
Я даже не хочу вникать как долго продолжается его связь с Юлей. Скорее всего, почти год. Почему он сразу не ушел? Скрывал все так тщательно, что я ничего не заметила.
− Ты согласишься на развод? – интересуется Настя, когда готовим ужин.
− Да… все серьезно, даже если… если он вдруг захочет вернуться, я не смогу его простить, − кручу в руках помидорину, и не знаю, что делать с ней. Настя подвигает ко мне доску с ножом, тогда понимаю, что нужно порезать овощ на салат. – Меня пугает развод. Это же сейчас затянется дело, все через суд, дележка имущества…
− Да, если бы делить нечего было, то через месяц ты свободна была бы уже, − соглашается подруга. – Слышала истории, где бывшие супруги годами из судебных разбирательств не вылезали. Тут нужно идти на уступки. Договориться полюбовно – тебе квартира, ему дом на Алтае, например. До суда договориться. Иначе, если Степа начнет возражать, то суд перенесут.
Да уж, обрадовала подруга. В этот момент я хочу все отдать, только чтобы не видеть того, кого три дня назад еще любила беззаветно. Смешно, даже мысли не было, что он может меня предать.
А сколько раз слышала от знакомых их истории об изменах мужей, и ни разу не примерила это на себя.
Ну как же, Степушка святой! Любящий и заботливый.
Чувствую, как во мне просыпается злость и не хочу, чтобы друзья видели меня в таких чувствах. Да и я их видеть не могу. Артем ласково разговаривает с Настей, а мне подвох кажется. Да и зависть. Настя поцеловала мужа, а мне плакать охота, мне−то уже некого целовать.
И на Матвейку смотрю, у меня такого малыша никогда не будет. Потому что я пришла в лечении к финишной черте, врач сказала, что вероятность забеременеть равна девяноста процентам, нужно только овуляции дождаться.
По подсчетам доктора овуляция должна быть через четыре дня. Но теперь не с кем мне использовать шанс. Степа себе уже родил сына. А я и тут осталась ни с чем.
− Пойду я, Насть, − встаю со стула, вытирая руки полотенцем.
− Ну куда ты на ночь глядя?
− Домой. У меня здесь дом же есть. Вернее, теперь половина дома.
− Я тебя не отпущу, − преграждает путь подруга, встает в позу, хоть дерись с ней. – Там отопления нет еще, завтра Артем разберется. Да и ужинать нечем.
− Отопление должно быть, я лично три дня назад по просьбе Степы звонила соседям, которые присматривают за домом, чтобы они отопление запустили. Он собирался на открытие сезона приехать. А ужинать… аппетита нет все равно.
− Ну Катю−ю−ш… я не смогу спать, зная, что ты там одна в огромном доме, − обнимает меня Настена, но я ее отодвигаю в сторону.
− Настен, я уже большая девочка, − смеюсь заботе подруги, любит всех опекать. – Завтра прибегу с утра. Спи спокойно.
Но я не успеваю выйти из кухни, как звонит мой смартфон. Эта мелодия у меня на мужа поставлена, теперь уже бывшего. Первая мысль – сбросить вызов. Не хочу разговаривать. Не хочу слышать голос предателя. Не хочу его представлять… Не хочу!
− Да, − отвечаю равнодушно. – Что тебе нужно?
− Ты на Алтай уехала? Ты где сейчас? У Артема с Настей? Ты у них?
− Да, − односложно отвечаю сразу на кучу вопросов. Давлю злые и обидчивые эмоции в зародыше.
− Ты у них оставайся, хорошо? Не надо тебе быть одной сейчас…
Это что? Переживания за шлак? За отходный материал? И почему я не верю ему?
− Давай я сама решу, где мне оставаться, − рявкаю в трубку, − ты потерял право беспокоиться обо мне и что−то советовать. Ты – ушел!
− Нам поговорить нужно, − голос так дружелюбен, и даже нежен, но этот факт заставляет меня задуматься. С чего бы это?
− Ты уверен, что нам стоит встретиться и поговорить?
− Уверен. Я приеду, скорее всего послезавтра. Ты пока у Насти оставайся, не надо тебе одной… мало ли, приступ накроет…
Я не дослушиваю, отключаюсь. Внутри клокочет вулкан, того и гляди рванет. Оставайся у Насти? Ну уж нет. Я правильно решила, пойду домой. Сделаю наперекор.
Я ему больше не подчиняюсь!
Прохожу в гостиную, там мой чемодан и сумка. До дома идти недалеко, он в конце улицы, почти у самых гор. Но уже стемнело, все равно страшновато. Летом ночью иногда и медведи бродят по городку, или другая живность.
Но сейчас поздняя осень, медведи спят. Беру вещи и тащу их к выходу. Артем отбирает мой чемодан.
− Я отвезу, а то поздно уже, − идет впереди меня, а Настя сует в руки пакет, и велит поужинать хоть немного.
Когда доезжаем, я почти успокаиваюсь. Артем ждет, пока я войду в дом. Открываю дверь и машу ему рукой с крыльца, провожаю взглядом красные стоп−сигналы, когда машина притормаживает на повороте.
В доме тепло, и в прихожей горит свет, видимо соседи выключить забыли, когда отопление запускали. Снимаю пальто и вешаю его в шкаф, на плечики. На меня сразу нахлынули воспоминания о счастливых днях, проведенных с мужем в этом доме.
Будто призраки обступили со всех сторон. Я даже будто слышу свой счастливый смех, шутки Степы, музыку, под которую частенько дурачились и танцевали. Но так было до того, как мы поженились и еще не мечтали о ребенке.
Беззаботность и юность.
Интересно, а кроме Юльки у него были еще женщины? Хотя нет, не интересно.
По ногам тянет холодом, дверь на балкон открыта, занавеска взлетает от сквозняка. Тороплюсь закрыть ее, содрогаясь от неприятного холодка и страха. Жутко одной в таком огромном доме. Только закрываю защелку и делаю шаг к камину, собираясь разжечь его, как в балконную дверь что−то врезается с громким стуком.
Руслан
Провожаю взглядом арендованную серебристую иномарку, которая увозит от меня хозяйку вожделенной горнолыжки. Надеюсь, к утру она станет более сговорчивой, если выспится, конечно. Вид у красотки замученный.
Она затравленно оглянулась, прежде чем сесть в машину, будто чувствует мой пристальный взгляд. Меня увидеть не может, я в здании аэропорта, стою чуть в отдалении от окна. Когда иномарка скрывается за поворотом, иду одевать себя в местный магазинчик.
− Девушка, − обращаюсь к пухляшке лет пятидесяти. Та сначала недоуменно на меня смотрит, типа – «какая я тебе девушка?», но я цепляю на физиономию самую очаровательную свою улыбку и повторяю:
− Девушка, подберите мне пожалуйста шмутье, начиная с носков и кончая курткой. Оденьте бедолагу, который лишился багажа, − подмигиваю, получая в ответ добродушную усмешку.
«Девушка» начинает суетиться, периодически ослепляя меня искристым серым взглядом. На бейдже, который мотается на пышной груди имя – Наталья. Я вспоминаю песню с ее именем, и мурлычу в полголоса:
На−та−ли−и, утоли мои печали, Натали,
Натали−и−и, Я прошел пустыней грусти, полземли…
Натали, я вернулся, чтоб сказать тебе «Прости»
Натали, от судьбы и от тебя мне не уйти
Утоли мои печали, Натали
Натали, Натали
За это время передо мной на прилавке вырастает ворох тряпья. Натали показывает мне спортивную сумку, и я киваю. Не в руках же все это тащить.
− Тапочки нужны? – спрашивает, улыбаясь.
Пытаюсь припомнить, есть ли в доме у меня тапочки, машинально киваю, и целлофановая упаковка летит в сумку. Ладно, лишними не будут. Через несколько минут я полностью упакован и направляюсь в сторону проката машин, чтобы арендовать колеса на время пребывания в этом снежном раю.
Натали с грустью вздыхает за моей спиной. Она так заботливо выбирала мне трусики−носочки, что я щедро отблагодарил пухляшку чаевыми. А еще мне понравился выбранный ею белый пуховик, с отороченным белоснежным мехом капюшоном.
Всегда мечтал о белой куртке и вязаной шапке в ей тон. Но я владелец крупной строительной фирмы, надо держать марку. Поэтому, выбор падал всегда на черное пальто. А здесь, я могу себе позволить отступить от дресс−кода.
Приехал в Горноснежинск уже по темну, но домой не торопился, ведь там меня никто не ждет с вкусным ужином. Но я знаю, где ждут. В кафе «Снежный пик». Заруливаю на стоянку, представляя, как обрадуются сейчас девчонки−официантки.
− А вот и я! – ору, подхватывая и кружа девчонку в униформе. – Ну что, накормишь меня, златовласая Марго?
− Я Арина, − смеется юная прелестница и показывает на барную стойку, − Марго у нас она.
Делаю приветственный взмах Марго, получая в ответ воздушный поцелуй.
− Ариш, тащи мои любимые блюда. Не забыла, какие?
− Двойной салат из спаржевой фасоли с яйцом и грецким орехом? – сияет девчонка, напоминающая мою сестру Эльку.
− Верно! И можно стейк или пару котлет, если есть.
Вскоре я сыт, как тот кот из мультика. Да, нас и здесь неплохо кормят. Обещаю нагрянуть к обеду и тороплюсь к тачке. Устал жутко. А тут еще объелся вкуснятины, так и тянет теперь приложиться к подушке.
Но не успеваю завести мотор, как вопит мобильник, и высвечивается имя – Степан Елецкий. В груди что−то неприятно сжимается. Постепенно этот друг переходит в статус неприятного человека, с которым не хочется общаться.
− Да, − говорю сухо, давая понять, что радости его звонок не вызвал.
− Рус, там это… кароч, бывшая не знает, что дом я тебе продал, может припереться. Ты это…
− Что? Ты совсем дятел что ли? – не сдерживаясь ору, припечатывая ладонью руль. – Ты ей хоть что−то оставил? И как я должен с ней теперь разбираться? Почему она не в курсе?
− Да как−то времени не было, все рассказать…
− Степ, ты серьезно?! Я год назад у тебя дом купил, и ты за это время не нашел возможность рассказать все жене? Ну ты… слов нет.
− Рус, я ей позвоню сейчас, и уговорю у друзей остаться. Она побоится ночевать одна в огромном доме, знаю я ее… А потом приеду и все решим.
− Ты уж реши, а то у меня терпелка уже переполнилась, − рявкаю на друга, теперь бывшего. Сбрасываю вызов. Раскипятился, даже сон как рукой сняло. Пока еду до дома, примеряю все матерные словечки к этому дятлу.
В доме тихо, никого нет. Значит, Екатерина осталась у друзей. В подтверждение моих мыслей прилетает смс от ее мужа, уверяющая меня, что девушка не нагрянет среди ночи нежданно−негаданно.
Все еще раздраженный, кидаю сумку с новыми вещами на кровать и иду в душ. Потом обматываю полотенце вокруг бедер, испытывая жгучее желание закурить.
Сук, я почти бросил эту заразу, одышка стала одолевать. Но сейчас это просто успокоительное для меня.
Надеваю старые тапки, которые дожидались меня в спальне, спускаюсь в прихожую. Надеваю пуховик и выхожу на балкон через гостиную. Дверь оставляю приоткрытой, в доме натоплено, для меня слишком душно.
Меня привлекают стоп−сигналы какой−то тачки, исчезающие за поворотом. Сама машина мелькнула серебром в свете фонаря, но я не придаю этому значения. Мало ли машин катается по вечерним улицам горнолыжного курорта?
Стою, пыхая в морозный воздух, успокаиваюсь, отчитывая себя за то, что сорвался. Копаюсь в смартфоне, читая отчет от гендиректора.
Ладно, завтра окончательно брошу эту вредную привычку. Оглядываю мрачный в темноте горный массив. Здесь красиво, люблю просто постоять на балконе и полюбоваться заснеженными горами. Днем. Или лучше утром, когда розовый рассвет искрится на склонах.
Вдруг резко захлопывается балконная дверь и проворачивается замок. Она все−таки приехала!
Стучу в стекло, блондинка пугается и отступает к выходу.
− Эй! – ору, чувствуя, как мороз пробирается под полотенце и холодит бедра, аж волосы становятся дыбом и превращаются в хрупкие ледышки. Еще пара минут и я без наследников останусь. – Эй! Не смей уходить! Открой чертовую дверь!
Катя
Этот мужчина спас мне жизнь. Таких приступов со мной еще не было. Я уже умирать настроилась, понимая, что не смогу даже добраться до телефона и вызвать «неотложку». Или хотя бы позвонить Артему, он же врач.
Я так перепугалась, когда за балконной дверью кто−то орал и рвался в дом. Потом осветилось его лицо, которое показалось мне таким ужасным. Свет фонарика исказил красивое лицо Руслана до неузнаваемости.
Горло сразу спазмом перехватило и мысль – я так надоела мужу, что он убийцу подослал наемного. И сейчас эта мысль не отпускает, неспроста же этот человек пытался познакомиться со мной в самолете.
Хотя, странно, что палач пытается познакомиться со своей жертвой. Да еще и вытаскивает ее с того света… Вот и сейчас следит за моим лицом, прислушивается к дыханию, держа ингалятор наготове. Он достал баллончик из шкафа, но я не болела еще, когда в последний раз была в этом доме.
Да и не мое оно, мне прописали другой препарат.
− Вы врач? – задаю не тот вопрос, который хотела.
Сначала надо спросить, что он делает в моем доме и почему преследует меня весь день. Ведь и в той белой иномарке, которая проезжала мимо, когда я ждала друзей у подъезда, он был. Я его узнала.
− Нет, я не врач.
− Странно, помощь оказали… профессионально, − откашливаюсь после приступа.
Такая усталость, будто вагоны разгрузила. Мне всегда после приступа спать хочется.
− Я курсы проходил по оказанию первой помощи астматикам. У меня мать давно болеет. И это, − показывает ингалятор, − ее лекарство. Оно у нее везде, в каждой комнате, в каждом кармане. А ты почему не носишь с собой?
− У меня тоже в каждом кармане, − достаю баллончик из заднего кармана джинсов. – Растерялась… напугалась Вас. Нельзя так людей пугать! Залезли в чужой дом, и…
− Так, дамочка, я в своем доме. Я купил его год назад, так что это ты влезла в чужой дом и чуть не лишила меня будущего, − смеется Руслан, да так обаятельно, на щеках ямочки задорные. – Чуть хозяйство не отморозил по твоей милости, а мне, знаешь ли еще детишек надо наделать. Мать замучила, внуков хочет.
Оглядываю его. Ноги волосатые, но босые, в домашних тапках, полотенце, обернутое вокруг бедер, едва держится, того и гляди без штанов останется… то есть…
И все та же белая куртка, что так напугала меня. Странный видок у мужчины. Меня разбирает смех, показываю на полотенце.
− Штаны хоть наденьте. А потом поясните про то, как купили дом этот. Я ничего не продавала.
− Да уж, муженек у тебя тот еще прохиндей, − вздыхает и ставит передо мной бокал с кофе. – Выпей, пока переодеваюсь. Кофе тоже спазм снимает.
− Да что Вы мне «тыкаете»? – злюсь на его панибратство. – Мы даже не знакомы!
− Руслан Нечаев, владелец строительной компании «Морстрой», − протягивает мне руку как в самолете, и я снова зависаю, разглядывая огромные шоколадные глаза. – А ты Екатерина Елецкая, жена моего друга Степана. И хватит мне «выкать», нам теперь во многом предстоит разобраться вместе. Чую, нам предстоит ночь откровений.
Он уходит, а я глотаю горький кофе и отбиваюсь от роя «почему?» и «как так?».
Руслан Нечаев… тот самый, о котором говорит с придыханием каждая женщина в моем городе. Это он построил клинику, в которой я лечусь, пытаясь забеременеть. Я часто слышала благословения в его адрес. Эта клиника многим женщинам подарила счастье стать матерью.
Да и вообще, он знаменит в нашем городе, но я никогда с ним не встречалась. И вот, чуть не заморозила на балконе. Усмехаюсь. Я чуть не убила миллиардера. Ведь уже присмотрела возле камина железную кочергу, которой собиралась размозжить голову ужасному чудовищу.
Как же резко изменилась моя жизнь. Я теперь не жена, и нет у меня дома в горах, оказывается. Не удивлюсь, если Степа разорил и фармацевтическую фирму, которую поднимал на мои деньги. У моих родителей мебельный бизнес был, не такой большой. Когда ушли на пенсию, продали фирму и поделили деньги между мной и сестрой.
Вскоре папа умер, а мама живет с Ольгой, которая отдала свою квартиру дочери и переехала в родительский дом. Я свою часть отдала мужу на новое дело три года назад. Ольга на обучение своей дочери собиралась тратить, которая, похоже, не была ни в какой Англии. И не училась.
От брата мамы нам с Ольгой досталось наследство семь лет назад. Горнолыжная база и кафе «Снежный пик». Мы сами разделили наследство. Ольге хотелось быть хозяйкой кафе, а меня безумно привлекала горнолыжка.
Там и познакомились со Степой. Я очень любила снег и лыжи, рулила базой весьма успешно и даже была инструктором в свободное время. Пока муж не сказал – бизнесом должен рулить мужчина, а прямое женское предназначение – рожать детей. Он отстранил меня от дела, а я с воодушевлением взялась за «женское предназначение».
И что получаем по итогу? Детей нет, мужа тоже. Не знаю, осталось ли что от бизнеса.
− Так, чтобы не возникло вопросов по купле этого дома, − появляется в кухне Руслан, отвлекая меня от воспоминаний и горьких мыслей. – Вот, смотри.
Он поворачивает ко мне ноутбук, который принес с собой. На экране какой−то документ. Нечаев увеличивает текст, я читаю договор купли−продажи. Потом увеличивает подписи.
− Твоя подпись?
− Не знаю… моя, кажется…
− Извини, с собой нет оригиналов, в сейфе хранятся, в моем доме на побережье. Но если нужно, я слетаю и привезу.
− Не нужно. Моя подпись, − разглядываю коричневатое пятно на листке с подписями.
***
Мне названивает врач, подошла очередь на очередную дорогостоящую процедуру, я ее не могу пропустить, ждала долго, и от нее многое зависит. А тут Степа со своими какими−то документами, не отпускает меня, просит подписать. Читать некогда, слишком много текста и все мелким шрифтом, а очки куда−то запропастились, как нарочно.
Муж уверяет, что это договор на доставку лекарств для нашей фирмы, ничего серьезного. И я размашисто ставлю свою подпись, торопясь. На столе Степина кружка с черным кофе, нечаянно опрокидываю ее и немного попадает на лист. Я бы не запомнила, но кофейная клякса похожа на маленькое сердечко, треснувшее напополам.
Руслан
Отпустить мою ночную гостью я никак не могу. Только что два раза приступ накрыл. Я с ней, кажется сегодня спать буду в одной комнате. А то вот так накроет, она и пискнуть не сможет. И как живая до сих пор?
Запираю входную дверь на запасной замок и прячу ключ в карман штанов. Потом отбираю чемодан у девушки, закидываю его на антресоль. Без меня ни за что не достанет.
− Вы что делаете?! – топает возмущенно красотка, толкая меня в грудь. Когда злая, то еще красивее становится, любуюсь неистовым сверканием бирюзы в ее глазах. – Отдайте мои вещи!
− Ты бы успокоилась лучше, а то снова приступ накроет. У тебя психогенный вид астмы, похоже, так что, поменьше эмоций, дорогая, − усмехаюсь, протягивая к Катюшке руки. – Давай обниму, положительные эмоции успокаивают. Растопалась тут.
− Я тебе обниму, − отшатывается от меня к стене, забывая, что только что «выкала» мне. – Я не останусь в этом доме… с тобой.
− Так ты определись, тебе дом не нравится или я.
− Ты!
− Хорошо, обещаю не мозолить глаза. Я сейчас спать до утра завалюсь, представь, что меня нет здесь и будь как дома, − иду к лестнице, намереваясь наконец выспаться.
Горнолыжная база уплыла от меня, я ничего Кате предъявлять не буду. Хватит с нее и того, что муж−дятел ободрал, как липку. В соседнем районе продается лыжная база, ее и куплю себе душу потешить. Правда там местность отстойная, не такая живописная, ну ничего, летом сам лично елок разных понатыкаю, вырастут со временем.
А Степан пусть спит спокойно. Последнюю ночь. Потому что завтра я вернусь в город, найду эту падаль и душу из него вытрясу. Долго спать спокойно не сможет.
За все ответит – и за долг, и за обман. И за Катю. Потому что нельзя так с женщинами поступать. Особенно с любящими и доверчивыми.
− Эй… − слышу, когда уже почти поднялся на второй этаж. – У меня пижама в чемодане…
Вздыхаю и спускаюсь вниз. Мне сегодня выспаться удастся?
Снимаю чемодан с полки, потом тащу на второй этаж. Толкаю дверь свободной спальни, ставлю чемодан возле кровати. Делаю приглашающий жест застывшей в дверях блондинке.
− Если что, стучи по стене, я там, − показываю в изголовье кровати. – Если снова накроет.
− У меня ингалятор есть. Спокойной ночи.
Киваю и ухожу. Вырубаюсь сразу, как только голова касается подушки. А просыпаюсь, за окном уже светло. Быстро принимаю душ и ищу ноут, чтобы заказать билет на самолет. Здесь мне делать нечего, даже на открытие сезона не хочу оставаться. Пропало желание.
Ноутбука нигде не видно, только пустая сумка от него валяется на комоде. Потом вспоминаю, что показывал доки Кате, и не забирал ноут из кухни. Интересно, где сейчас девушка, я ведь обещал не мозолить ей глаза.
На весь дом пахнет блинами. «Мать приехала» − проносится в голове. Моя старушка всегда меня вкусно кормит, хлопочет у плиты по нескольку часов. Поначалу я спорил с ней, доказывая, что с ее «букетом» полежать бы, приняв какое−нибудь лекарство, но потом понял – заботясь обо мне, она получает положительные эмоции и чувствует себя лучше.
Чувствуя, как радуется моя ненасытная утроба, издавая нетерпеливые рычащие звуки, я толкаю стеклянную дверь в кухню и застываю на пороге. Не могу отвести взгляд от прекрасного видения, пританцовывающего возле плиты.
Катя не сбежала. Она стоит у варочной панели, подпевала смартфону и переворачивая блин на сковороде. Рядом высится внушительная стопка готовых блинов на плоской тарелке, попутно она макает кисточку в растопленное сливочное масло и смазывает румяный кругляш.
Откуда она знает, что я с маслом люблю?
Небрежно собранный светлый пучок на макушке будто светится. В ушах наушники, тонкий проводок вьется к заднему карману джинсов, из него чуть торчит смартфон. Задерживаю взгляд на аппетитной попке, которая двигается в такт.
Домашняя фланелевая рубашка в красно−белую клетку расстегнута на две пуговицы, и я мельком вижу белые полукружия груди в черном бюстике. Непроизвольно сглатываю и делаю шаг. Будь это обычная девица, тут же смял бы в объятиях, облапал бы по полной. Но это Катя.
Девушка еще не привыкла, что ее бросили, выкинули из привычного образа жизни, поэтому настроение приподнятое. Чуть поворачивается, краем глаза замечает меня и сразу преображается.
Лихорадочно застегивает пуговицы и поправляет одежду, вынимает наушники, пряча их в карман. Улыбка пропадает с красивых губ и меня это немного задевает. Обычно улыбка появляется на губах женщин, когда я появляюсь в поле их зрения.
Катя выключает панель, хватает тарелку с блинами и ставит ее на середину стола. Когда я усаживаюсь на любимое место у окна, на столе уже стоят пустые тарелки, рядом с которыми ножи и вилки. Креманки с клубничным вареньем и сгущенкой появляются внезапно.
− Доброе утро, − кивает мне девушка и ставит перед носом любимую кружку с кофе.
− Доброе… как спалось? Приступов не было больше? – хватаю руками блин из стопки, игнорируя столовые приборы. Наливаю на свою тарелку тягучей сгущенки. Макаю блин в сгущенку и откусываю сразу половину.
Обалденно!
− Приступов не было, спалось хорошо, − Катя терзает блин ножом и вилкой, деля его на мелкие кусочки, потом чуть прикасается огрызком к варенью и отправляет в рот.
− Не ожидал получить такой шикарный завтрак, спасибо, − благодарю, уничтожая уже третий блин. – Думал, ты ушла.
− Да вот… я много размышляла… ты заслужил благодарность. Ты очень добрый… не дал уйти ночью, от приступа спас.
− Ты меня плохо знаешь, детка. Если меня задеть, то проснется злой Руслан, который долго разбираться не будет.
− Я тебе не верю, − смеется вдруг девушка, − человека сразу видно.
− Считаешь? А чего же ты Степку−то сразу не разглядела?
Катя сразу сникла, а я мысленно врезал себе по лбу.
− Руслан, помоги мне развестись? Я думаю, у тебя есть знающие люди, и… вот только сразу заплатить не смогу, мне сначала Горнолыжку продать нужно, раздобыть денег…
Катя
Я оделась и жду Руслана в прихожей, сидя на пуфике. Разглядываю знакомый мне интерьер. За год он не сделал ремонт и даже мебель не поменял. Все мне как родное.
Сначала я хотела пойти к друзьям и попросить Артема отвезти меня в «Айсберг». Но потом решила, что не хочу приплетать сюда друзей. Тем более хочется услышать предложения нового знакомого.
Он задерживается в своей комнате, а мне становится жарко. И выйти не могу на крыльцо, Руслан закрыл дверь еще вчера и до сих пор ключ у него.
− Заждалась? – появляется в прихожей Нечаев, снова в той же белой куртке. – А я договорился со своим юристом, он найдет тебе хорошего адвоката, так что, скоро ты станешь свободной женщиной.
− И нищей, − вздыхаю, деланно закатывая глаза к потолку.
− Как знать, примешь мое предложение – станешь миллионершей скоро, − подмигивает парень, открывая дверь.
Интересно, что же это за предложение такое?
Пока едем на базу я смотрю в окно, понимая, что соскучилась по этим местам. Я действительно выпала из жизни, в погоне за желанной беременностью. Все, что любила, осталось за бортом. Все, чем жила раньше.
В груди начинает колоть, как иголками. Это боль от предательства, разочарование шипы распустило. Понимание, что любимый мужчина уже не любимый, удивляет. Думала, всю жизнь его любить не перестану.
− И вот, когда мы уже губу раскатали на банные процедуры, нас тупо обломали – банщик упился и не затопил баню, − смеясь, что−то рассказывает Руслан. Я не совсем понимаю, о чем речь, но улыбаюсь. Он же для меня старается. – Тогда мы решили сами растопить баню. Кутнули знатно, некоторые лыка не вязали к полуночи. Мы с Серегой снежную бабу слепили, на скамью ее посадили и одели в куртку и шапку, в доме нашли. Так Гора заклинило, он ее за настоящую принял и полночи в любви признавался… Так−с, приехали.
Я выскакиваю из машины и застываю от шока, вцепившись в дверцу.
Базы практически нет!
− Ну… я предупреждал.
Руслан подходит сзади, и только тогда отмираю, отрываюсь от дверцы машины, захлопывая ее. Иду к пункту выдачи инвентаря. Дверь мотается на одной петле, скрипит сиротливо. Внутри будто ураган пронесся. Пустые полки и крепления для лыж, которые валяются переломанные. Стойка администратора разрублена или разодрана медведем.
Прохожусь по комнатам, пиная мусор. Ни одного целого окна нет. Множество окурков, пустых пивных бутылок и смятых жестяных банок. Смотрю на Руслана, встречаясь с его напряженным шоколадным взглядом.
− Видимо местная шпана порезвилась, − отвечает на мой немой вопрос. – Твой муж даже сторожа уволил в прошлом году.
Обхожу мужчину, хочу посмотреть на канатную дорогу. Попутно пытаюсь поправить красочную вывеску «Айсберг». Он у меня внутри. Заледенела душа. Но не мысли. Они кипят.
Степа угробил то, что было дорого мне. И он знал об этом. Мало того, он еще и продать пытался мое наследство, без моего ведома.
Сжимаю губы, чтобы не выпустить ярость и ненависть, которая клокочет в горле. Был бы бывший муж сейчас рядом, убила бы его! Сбросила бы вниз, чтобы кубарем летел по лыжной трассе, заваленной снегом…
Тварь!
Я ему семь лет отдала, любила так, что теперь противно. Заботилась, жизнь свою поменяла ради него. А он…
С тоской смотрю на провисшую канатную дорогу. Железные сиденья еще висят кое−где, там мародеры не смогли достать, на высоте, чтобы сдать на металлолом. Железный оградительный забор покорежен, не смогли выкорчевать или отпилить.
Хватаюсь за забор и шумно дышу, всхлипывая. Вспомнился дядя Егор. Это и его любимая горнолыжка. Я была совсем девчонкой, когда он открыл базу. Все происходило на моих глазах. И название мы вместе с любимым дядей придумали – «Айсберг».
Здесь же впервые встала на лыжи. Мне было десять лет. Я влюбилась в снег, в лыжню… в ветер, который бил в лицо. Здесь особый, вкусный воздух.
Семь лет назад дядя погиб в горах, он был знатным скалолазом. Любил горы безумно. Даже семью не завел, все время проводил здесь. Оборудование подвело, сорвался со скалы.
Вспомнились его слова…
− Придет время, Катюха, ты станешь здесь хозяйкой, может со мной, а может и… Только тебе доверить могу «Айсберг». Ты посмотри, какая красота вокруг, малыш!
Мы стояли на этом самом месте, у забора, и смотрели на лыжников, на лес, на заснеженные ели. Уже смеркалось и зажглись фонари вдоль трасс. Так красиво было…
А сейчас уныло. Те же заснеженные ели, только грустные, с опущенными ветками. Те же фонари, но безглазые, разбитые и покореженные. Нет туристов, не слышно восторженных криков и смех не разносится по склонам гор.
Только ветер свистит, и воронье орет. И моя душа трещит по швам… рвется на лохмотья.
Я не оправдала доверие дяди. Память подкидывает его образ. Шоколадные глаза смотрят с укором. Светлый чуб выбился из−под лыжной шапочки, игривые пряди падают на глаза. Ветер треплет их, лохматит.
Я доверила дело его жизни человеку, которого любила. А он…
− Мерзавец! – ору, сотрясая забор. – А−а−а−а−а−а−а! Ненавижу! Подонок! А−а−а−а−а−а−а−а…
Горы повторяют мой вопль, даже вороны вспорхнули и унеслись прочь. А я все кричу, давая выход ярости и отчаянию. Бью по забору ногой, раз, другой, трясу его, теряя силы.
− Ну все, хватит, − слышу мужской голос, будто дядин. – Еще покалечишься или снова приступ… хватит, Катюшка.
Меня резко разворачивают, и я утыкаюсь носом в мягкий свитер, от которого исходит изумительный мужской аромат. Полы куртки укрывают от ветра, так уютно.
− Прости меня, дядя Егор… − шепчу, глотая слезы.
− Я Руслан. Успокаивайся и будем решать твою проблему, малыш, − у мужчины такой добрый мягкий голос. И говорит почти как мой дядя, тот тоже был весельчак.
Но он чужак. Почти незнакомец и сдались ему мои проблемы. Отталкиваюсь от теплого тела в мягком свитере из кашемира. Но Руслан только сильнее меня стискивает в объятиях, вжимает в себя, укрывая своим белым пуховиком.
Руслан
Долго сидим в машине. Катя как статуя, не шевелится, молча смотрит на ели через лобовое стекло. Так хочется знать, о чем она думает сейчас, но не трогаю ее. Только недавно успокоилась. Она так крепко меня обнимала, а я укрывал ее трясущееся тело от ветра.
Нужно купить ей пуховик, в тонком пальто продрогла сразу же.
Хоть в машине тепло, но хочу увезти девушку отсюда. В кафе, где люди и пахнет выпечкой. Завожу мотор, но Катя трогает меня за руку.
− Подожди.
Глушу мотор. По лицу ее видно, что она решает что−то важное для себя. Жду, когда сама скажет. Включаю тихо музыку в стереосистеме, не люблю тишину, гнетет.
Катя мнет тонкие пальцы, переживая. Она тяжко вздыхает и поворачивается ко мне.
− Ты сказал, что можешь предложить мне что−то… если это продажа базы, то сразу нет. Я не продам. Даже за долги мужа. Ты не имеешь права требовать их с меня.
− Это был один из вариантов, − киваю, ожидал такой ответ. – За долги мужа не переживай, я стрясу с него по−другому. Что ты собираешься делать?
− Разводиться. Потом продам свою половину квартиры и на эти деньги буду восстанавливать базу.
− Не хватит тебе денег от половины квартиры.
− Значит, я отсужу всю квартиру, − рычит Катюшка, чем радует. Боец!
− Вот и молодец, не сдавайся, − подбадриваю словами, а так хочется протянуть руку и коснуться ее красивого лица.
Вот как таких женщин бросают? Идиоты. Жаль, не встретилась она мне раньше, я бы сделал ее счастливой. А сейчас она разочаровалась в мужиках, и не факт, что ей захочется новых отношений. Может через пару лет, когда соберет себя по осколкам.
− Дядя эту базу любил, это его дом родной был. Он жил даже в домике сторожа. Всю зиму, пока сезон… а потом переезжал в палатку, в горы. Все по скалам лазал. И долазался…
Девушка прерывисто выдыхает и по губам ее бродит легкая улыбка. Спокойная такая, решила для себя, что делать завтра.
− Я предлагаю тебе сотрудничество, чтобы любимое дело твоего дяди быстрее восстановить и расширить, − играю на ее чувствах. Если так любит дядю, то должна согласиться. – Он же наверняка хотел здесь организовать инфраструктуру, а не только лыжные трассы и канатную дорогу.
− Да, − оживляется Катя, преображается. – Он и участок этот купил с перспективой на будущее. Но денег хватило только на то, чтобы склоны разгрести и сделать их удобными. Он мне показывал сколько здесь места, мечтал построить гостиницу и кафе… и шале, для тех, кто хочет побыть наедине с природой. Я свои деньги хотела пустить на все это, на что хватило бы. Но отдала их Степе на фармацевтическую фирму, муж мечтал о ней…
Снова замолкает, съеживается на сиденье, становится такой маленькой и беззащитной, что хочу сгрести ее и спрятать в своих объятиях. Никогда еще такого желания не возникало к своим женщинам.
Или знакомился не с теми. Или просто не встретилась такая.
− Чего теперь жалеть, о том, что сделала или не сделала. Делать нужно, − говорю сухо, скрывая эмоции. – И у меня в планах было построить все это, а еще спортзал и бассейн, массажный салон. Даже детский комплекс, чтобы детишкам, приехавшим с родителями было чем заняться, пока они катаются на лыжах и сноубордах.
Катя смотрит на меня с интересом и удивленно. Ее бирюзовый взгляд бродит по моему лицу, а ощущение, что кончиками пальцев касается. Вот зацепился за мои губы, похоже девушке подсознательно хочется, чтобы я ее поцеловал.
Улыбаюсь неожиданно для себя, и она тут же отворачивается, по щекам румянец разливается. У меня есть шанс, нравлюсь все−таки. Еще бы не напугать напором, пусть спокойно разведется.
− Хорошо рассказываешь, только это денег нужно столько… мне никогда их не найти.
− У меня есть деньги. И опыт. И даже парочка архитекторов, именно тех, которые по горному строительству, − приближаюсь к ней, насколько это позволяют кресла и тесное пространство салона. Нависаю над Катей, любуясь огнем, загоревшемся в бирюзе ее глаз. – Соглашайся на сотрудничество.
− И что ты хочешь за такое сотрудничество? – интересуется, не отводя взгляда от моих глаз.
Сказал бы честно, чего хочу. Реакция на эту красотку такая, что дышать сложно. Но я поджимаю губы и хмыкаю.
− Сделаешь меня совладельцем. С перспективами на будущее. Я вкладываюсь по полной, ты командуешь.
− Не знаю… вот так соглашусь, а ты потом приберешь все это к своим рукам, − она с лаской смотрит на пейзаж за лобовым стеклом, мечтательно улыбается. – Один вон меня уже обобрал.
− Не понял? Ты меня со Степкой сравниваешь что ль? – возмущаюсь, реально задевает такое сравнение. – Я как он никогда в жизни не поступлю.
− Да−да, все вы такие любезные, а как дело касается… − зло выплевывает блондинка, встряхивая веселыми золотистыми завитками волос.
Я молчу, пусть выскажется. Мое дело что ли? Потом донесу, что не я ее обидчик и не надо всех под одну гребенку. Катя еще что−то то хочет сказать, но тут у нее в сумочке звонит телефон.
− Мама… вот же ж… − почему-то испуганно смотрит на меня, будто поддержки просит. – Да, мамулечка…
Девушка берется за ручку дверцы, собираясь выйти из машины, но я останавливаю ее.
− Я сам выйду, там ветер, − многозначительно оглядываю модное красное пальтишко.
Минут десять хожу вокруг арендованной иномарки, то проверяю колеса, то сбиваю ледышки с брызговиков. Заодно поглядываю через окна в салон. Разговор на повышенных тонах, Катя руками машет, что−то объясняя родительнице, то вдруг закатывает глаза, таким образом выражая несогласие с ней. Или, скорее, так сдерживает эмоции.
За ней интересно наблюдать. Такие яркие эмоции. Представляю, как мы с ней ссоримся. А потом так же бурно миримся. У меня от скуки видимо такие картинки приходят. Или от долгого воздержания.
До тридцати лет я был неразборчив в связях, пока не почувствовал, что все эти куклы надоели. Хочется чего−то настоящего. Хочется создать семью, чтобы вот такая хозяюшка, как Катюшка ждала меня дома. Страстно любила бы.
Катя
Ну вот, цепная реакция пошла. Мама винит во всем меня и моего мужа. Закрываю лицо рукой, слушая крики в динамике.
− Куда ты смотрела, Катя?! Девочке голову закрутил твой кобель, вот как теперь быть? – стонет мама.
− Мам, я−то причем? Степа ушел от меня. Я отпустила его. Пусть живут с Юлей, растят малыша, что не так? Не я разве пострадавшая сторона? Это я осталась без мужа, если что…
− Ольга выгнала Юленьку из дома, даже не разрешила из роддома в родной дом с малышом приехать. Со мной разругалась вчера и уехала куда−то… ох… и телефон отключила, не дозвониться… а как я одна? И Юленька, бедняжка, скитается теперь где−то, с малышом на руках.
− Мам, не преувеличивай, нигде твоя бедняжка−внученька не скитается, − злюсь, надоел разговор, на нервы действует. – У нее благоустроенная квартира имеется. Если у тебя все, то… некогда мне.
− Вот так всегда! Мать тебе не нужна! Грубиянка! Нет бы приехать, родной матери помочь…
− Мамуль, я не дома, − смягчаю голос, стараюсь говорить ласковей. – Не смогу пока приехать, прости…
− Что за дела у тебя, что навестить и помочь матери не можешь? Все по врачам бегаешь, деньги тратишь? Бросила бы уже это бесполезное дело, толку−то нет… да и мужа нет. Все у тебя сквозь пальцы, Екатерина. Непутевая ты какая−то у меня, − стенает мама, а я закусываю губу, чтобы не сорваться.
Вот так, получила в нос… даже поддержать меня некому, кроме Артема и Насти. Но и им не до меня, своя семья, своя жизнь.
Поднимаю голову, возле капота стоит Руслан и наблюдает за мной через лобовое стекло. Лицо серьезное, брови сведены к переносице, в глазах тревога. Цепляюсь взглядом за его красивые шоколадные глаза. Ему так идет белая вязаная шапка, что смотрела бы и смотрела.
Он тоже не отводит взгляда. Губы кривятся в легкой улыбке. Эта игра в гляделки придает уверенности. Вдыхаю глубоко, слушая претензии мамы, которые сыплются как из рога изобилия.
− Мамуль, я не в городе. Я улетела на Алтай. Буду базу восстанавливать. Извини. И пусть тебе поможет любимая и единственная внученька. Я пас. Мне нужно теперь свою жизнь наладить как−то, так что…
Прерываю разговор на полуслове, кинув короткое «пока». Хватит высказываний. Я всегда была на втором месте. Даже на третьем. Только с Ольгой отношения более−менее нормальные, были. Но и теперь натянутые, из−за всей этой ситуации.
Неловко мне, неловко ей… Кстати, если она уехала и отключила телефон, то я знаю, где искать сестру. Убираю мобильник в карман, предварительно поставив его на беззвучный режим. У мамы есть привычка перезванивать и вываливать кучу новых претензий и жалоб. А мне сейчас так не хочется все это выслушивать.
Руслан садится за руль, дует на руки, растирая озябшие пальцы. Мне даже стыдно, ему пришлось мерзнуть на улице. Смотрю, как на его пушистых черных ресницах тает изморозь и чувство, что сто лет знакома с этим мужчиной.
Едва сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не смахнуть несколько бисеринок растаявшего снега с красивых шелковистых бровей. Его улыбка как родная, согревает и успокаивает.
− Я согласна, беру тебя совладельцем. Помоги восстановить и отстроить «Айсберг»… Хочу, чтобы было так, как ты описал.
− Хорошо, − снова нависает надо мной, упираясь одной рукой в приборную доску. Другую кладет на спинку моего сиденья, и я сразу под его защитой будто. – Значит, поеду домой, нужно напрячь юриста, составить договор и решить прочие проблемы. Обещаю, что через неделю твой «Айсберг» откроется для лыжников. А строительством гостиницы и шале займемся летом.
− Отлично. Только ты ошибся. Не мой «Айсберг», а наш. Теперь наш с тобой.
Может быть я снова обманываюсь, но в душе растет чувство надежности. Я уверена, что этот мужчина не поступит со мной как бывший муж. Снова смотрю на склон с заснеженной лыжной трассой, на полуоборванную канатную дорогу и вижу, как лихо несутся вниз лыжники и сноубордисты. В своем воображении.
Сердце радостно колотится, и я сжимаю губы, потому что улыбка непроизвольно растягивает их. Все, что произошло три дня назад кажется таким далеким. И мне уже не так больно, отчаяние и обида растворяются, уже не стоят ледяным комом внутри.
− Поехали в «Снежный пик», я должна с сестрой поговорить, − прошу мужчину, и он отворачивается от меня, заводит машину. – Это кафе в городке.
− Да, я знаю, вчера ужинал там. Проголодалась? Да уж, эмоции они такие, выматывают, − смеется, выруливая на расчищенную от снега дорогу.
Наверное, ее приказал расчистить Руслан, иначе сюда и на танке не смогли бы проехать. Он поглядывает на меня, будто спросить о чем−то хочет, но не решается. А мне не хочется разговоров, так и едем молча.
У кафе парковка забита, обеденный перерыв как раз. Оставляем иномарку на стоянке местного отеля, где более свободно, идем с полсотни метров. Снег выпал ночью, еще убрать не успели с улиц, месим его ногами.
Я застреваю, провалившись одной ногой в какую−то дыру под снегом. Руслан тут же приходит на помощь, ворчит, что какой−то дятел не закрыл решеткой ливневку. Вытаскивает мою ногу из сапога, потом берется вызволять и мою обувку. Я стою как журавль посреди болота, на одной ноге, поджав другую.
− Держись, Катюшка, − советует, подставляя плечо, и я хватаюсь за него, теряя равновесие.
Наконец мой сапог в его руках, вытряхивает из него снег, помогает надеть. Берет за руку, крепко сжимая мои пальцы. Так и идем дальше, держась за ручки.
− Правильно мама сказала, непутевая я у нее, − ворчу, поскальзываясь на нижней ступеньке кафе, − вечно попадаю куда−то… если бы ты не держал меня, то сейчас бы нос разбила.
− Просто надо высказать хозяевам кафе, не следят за порядком. Нос – это ерунда. А вот если кто башкой приложится…
− Я сейчас скажу сестре, чтобы дворнику выговор устроила. Она же здесь хозяйка, − заявляю своему партнеру, и у того удивленно приподнимаются брови. – А ты не знал?
− Нет, − открывает передо мной дверь, запуская в теплое уютное нутро помещения, стилизованного под джунгли.
Сестра провожает меня до вип−кабинки. Или не верит, что я пришла с Нечаевым, или поздороваться решила. Стол уже накрыт, ломится от блюд, причем сервирован на две персоны. А я просила только чай.
− Здравствуйте, я хозяйка этого заведения, Ольга Зорина, − представляется сестренка, пока я усаживаюсь в ротанговое кресло напротив мужчины. – И родная сестра этой красотки.
Одариваю Ольку скептическим взглядом и тоскливо вздыхаю, чем вызываю усмешку у Руслана.
− Руслан, − протягивает сестре ладонь, − вот, забежали пообедать в ваше замечательное кафе. Здесь очень вкусно кормят.
− Обед за счет заведения, − светится хозяйка от похвалы, − не буду вам мешать. Приятного аппетита!
− Оль, погоди, − подскакиваю с кресла, и иду за сестрой, которая уже успела выйти за дверь, − я на постой попроситься хотела… можно я здесь у тебя переночую? А завтра найду съемное жилье.
− Конечно можно, только диван один, со мной будешь спать, − смеется сестра, − как в детстве.
Когда Ольга приезжает на Алтай, то живет в своем кафе, оборудовала маленькую комнатку на втором этаже. Она надолго не задерживается, обычно ей хватает двух−трех дней, чтобы проверить работу заведения и работников. Есть управляющий, из местных.
Возвращаюсь за столик и сразу натыкаюсь на осуждающий карий взгляд. Руслан так смотрит, будто я натворила что−то плохое.
− Что? – спрашиваю, раскладывая на коленях льняную салфетку.
− Зачем просишься ночевать к сестре? И жилье снимать собралась? Чем мой дом тебе не угодил?
− Я не могу злоупотреблять твоим гостеприимством, − беру вилку и нацеливаюсь на кусочек нежной сочной телятины в кисло−сладком соусе. – И возвращаться домой пока не хочу. Да и не могу. Была у меня одна мечта, которая не сбылась, теперь другая мечта, более реальная. И я все силы приложу, чтобы она осуществилась.
Сказала и выдохнула. Если Нечаев не понял мой сумбур, то пусть, объяснять ничего не собираюсь. Но для себя решила – не получилось стать матерью, стану успешной в горнолыжном бизнесе. Поселюсь в этих горах, но своего добьюсь.
− Я так понял, ты теперь в этом городке жить собираешься? – интересуется мужчина, и я киваю. – Тогда нужно купить теплую одежду, а то в этом пальтишке ты не протянешь долго. И на ноги что−то более теплое, чем твои сапоги на рыбьем меху. А еще нужна тачка, вездеход, желательно. Умеешь водить? Права есть?
− Права есть, и джип был здесь, в гараже стоял, − горько усмехаюсь еще одной потере. Конечно же, и машину муж продал. – И я бы надела пуховик, когда собралась лететь сюда, но думала, что у меня здесь есть дом, в котором хранятся мои теплые вещи.
− Значит так, − приосанивается Рус, откладывая вилку в сторону. Он прикончил сочный стейк и на очереди какой−то салат с креветками. – Джип я куплю, он нам нужен будет по работе. Доверенность на тебя сделаем… Жить будешь в моем доме, места предостаточно, а снять жилье в это время все равно нереально, сезон же начинается. И твои вещи по−прежнему в доме, в кладовке, мы ничего не выкидывали. Я Степке несколько раз напоминал, чтобы забрал их, но он так и не приехал. Сейчас поедем и поищем твой пуховик.
Я слушаю, сложив руки на груди. Настоящий мужчина. Все решил за меня, раскомандовался. Я бы с радостью окунулась в его заботу, позволила бы окружить меня лаской и опекой. Но я хочу побарахтаться сама. Чтобы почувствовать себя живой.
Я странно себя ощущаю, знакома с ним пару дней, а будто он мой муж любимый, а со Степой будто незнакома уже. Провалилась во времени. Любуюсь почти незнакомым мужчиной. Ветки папоротника свисают со стен, касаясь его широких плеч.
Здесь так уютно, среди зелени, где вместо одной стены огромный аквариум с необычными крупными рыбами. Уходить не хочется. Хочется говорить и говорить… рассказать все этому красавчику, выплеснуть все, что накопилось за годы замужества.
Это единение душ, наверное. Мне комфортно с ним, ему со мной. Это видно. Руслан все время пытается меня коснуться. Если не пальцами, то ласковым взглядом. Не помню, чтобы такое было со Степой.
Руслан тянет ко мне руку, убирая с лица прядь волос, а у меня будто дэжавю. Будто было так уже, какой−то флешбэк, легкое воспоминание. Он рассказывает о своей матери, а я будто в транс погружаюсь от его бархатистого голоса.
Мне так хорошо, спокойно. Со Степой я будто всегда должна была сделать что−то, обязана. Напряженность росла с каждым днем. Сейчас это понимаю. И чувство вины росло, давило на плечи. За то, что беременность не наступала. За то, что я не работала, а он пропадал в клинике до ночи.
Даже за то, что он приезжал открывать сезон лыжный, а я бегала по врачам вместо этого. А сейчас будто гора с плеч упала. Никому ничего не должна. Никому ничем не обязана.
− Вот такая у меня маман, вы подружитесь, уверен, − смеется Нечаев, а я все прослушала и не пойму, с какой стати я должна подружиться с его матерью. – Я завтра уеду, нужно все подготовить и прислать свою бригаду рабочих. А ты следи здесь за работой. Завтра с утра техника придет, трассы укатывать будут, фонари восстанавливать, и прочее.
− А когда вернешься? – вырывается у меня, не хочу оставаться без его поддержки.
− Думаю, дня через четыре приеду, с договорами. Все прочитаешь внимательно, и если не будет вопросов, то подпишешь. Если что−то не устроит, то переделаем. И бывшего твоего притащу, чтобы с разводом все уладить. Он, кстати, звонил, пока ты была у сестры.
− Он же завтра приехать должен был. Значит, не приедет… − я даже рада этому факту.
− Он сказал, что заявление на развод подал вчера. Но вот нужно договориться о разделе имущества, чтобы потом не подавать в суд. Пусть отдает тебе квартиру целиком, раз дом продал, и фирму либо поделить, либо пусть деньги отдает.
Вздыхаю. Я не хочу судиться. И вообще вся эта возня с разделом остатков имущества бесит. Была бы моя воля, вообще бы больше не встречалась с Елецким. Но придется.
После обеда едем домой, и пока Руслан решает дела в кабинете по скайпу, я собираюсь порыться в кладовке, поискать свои вещи. Но застываю у камина в гостиной. Сейчас светло и можно разглядеть фотографии, которые стоят на каминной полке. Раньше здесь наши со Степой свадебные снимки стояли, в элегантных рамочках.
Руслан
Обсудив дела по скайпу, иду искать Катюшку. Я ее почти полчаса не видел, и прямо соскучился. Странное дело, мне от нее отрываться не хочется. И уезжать завтра тоже. Заранее тоскую будто. Втюрился, похоже.
Обхожу дом, но ее нет нигде. Сердце недобро сжимается, когда слышу хрипы у лестницы. Из кладовки просачивается свет и я дергаю дверь на себя. Девушка сидит на полу, среди кучи порванных фотографий и хрипит. Одной рукой хватается за горло, в другой держит ингалятор.
Падаю возле нее на колени, обнимаю, поглаживая по спине. Постепенно успокаивается, кашляет, но дышит полной грудью.
− Ну ты чего? Вот как я тебя одну оставлю? – заглядываю в слезящиеся глаза. – Зачем ты сюда без меня полезла?
− Куртку свою искала… а тут…
Искала куртку, а нашла свою прошлую жизнь. Фотки, безделушки всякие, напоминающие о былом счастье. Катя берет из кучи подранных снимков один, целый, похожий на палароидный. Я видел такие снимки на столе у сестры, в ее кабинете в клинике. На них эмбрионы.
− Откуда он здесь? – сиплым шепотом спрашивает у меня, а я и сказать не могу, откуда. И вообще, чей. Не помню, чтобы складывал снимок с Узи в коробку.
− Может, ты сама положила?
− Нет, я никогда не была беременна, − так затравленно смотрит на меня, будто обвиняя. – Это ее снимок… это будущий ребенок Елецкого. Он приезжал сюда весной?
Беру снимок, на нем написано – «Первое фото нашего малыша, любимый мой Степушка!»
Охренеть.
Вдруг вспоминаю, что мать говорила в мае, будто в доме были чужие, когда она приехала, то от двора отъехала машина и в ней пара, блондинка и блондин. И в кухне бардак, чайник горячий. Я еще тогда подумал, что Степка там был, позвонил ему, и тот подтвердил, что приезжал с женой. После этого случая я попросил соседей не давать ключи ему.
− Катюш, вы же с ним приезжали в мае… − напоминаю, но Катя меня обрывает, подскакивая.
− Я два года здесь не была! С ней вот он был, − выхватывает из кучи обрывков еще одну фотку.
Разглядываю девчонку, которая обнимает Елецкого. Будто Катя, но юная совсем. Похожи очень.
− Это моя племянница… любимая. Юлька. Это она родила ему сына недавно.
Катюшка говорит тихо и устало, приваливаясь к полкам со всякой всячиной. А я пытаюсь переварить чудовищную новость. Получается, Катюшку предали сразу двое любимых людей. Смотрю на нее и не могу найти слова, которыми успокоил бы.
− Знаешь, забей ты на него, − пытаюсь шутить, она качает головой, отчего светлые кудри рассыпаются по плечам.
− Я два года по врачам… ради вот такого снимка, − снова берет снимок Узи, разглядывает. – Но не судьба… Элина Эдуардовна сказала недавно – один шажочек еще, и у нас все получится… а не с кем теперь шажочек этот сделать… Степа будто нарочно ждал, чтобы нанести мне удар в самый решающий момент… завтра у меня день особый был бы, чтобы сделать еще одну попытку, самую удачную… и все прахом…
Я не совсем понимаю, про что она шепчет с таким отчаянием, но слышу имя сестры, все сопоставляю, и до меня доходит, что Катя лечилась от бесплодия и завтра у нее был бы шанс забеременеть.
А почему «был»? Он будет!
− Не реви, − вытираю мокрые щеки девушки пальцами. – Думаешь, мы без этого прохвоста не справимся? Завтра, говоришь… так, я никуда не еду. Или едем вместе. Ты решить должна. Если согласна на тесный контакт со мной, то я остаюсь. Если контакт исключается, то едем к Эльке, она тебе поможет. А я сдам необходимый биоматериал… ну… ты меня поняла?
Катюшка сидит на коленях и неосознанно перебирает пальцами клочки порванных ею фотографий, а взгляд прикован к моему лицу. Вдруг сглатывает и мотает головой.
− Я так не могу… еще несколько дней назад я была замужем и любила мужа… это же как…
− Ты еще скажи – как измена, − усмехаюсь, поднимаясь на ноги, чтобы принести пакет и убрать весь этот мусор. – И тебе нормально, что твой… любимый муж уже год по крайней мере ходит налево за твоей спиной? Кому ты собралась верность хранить? Элька тебе что сказала? Один шажок до твоей мечты? И ты все похерить решила, только чтобы Степке верность хранить? Или ты только от него планировала детей иметь?
Закидав Катюшку вопросами, иду в кухню. Шарюсь по ящикам, в поисках мусорных пакетов. Даже не в курсе, где мать их держит. Догадываюсь заглянуть под мойку и там на дверце шкафа с внутренней стороны нахожу их, в контейнерах.
Катя все так же сидит на полу в кладовой. Поднимаю ее на руки и несу в гостиную. Она дрожит, сломленная внутренней борьбой со своей совестью и моралью. Это мне легко, я мужик, и могу интрижку на счет раз замутить.
А она женщина, которая хранила верность одному идиоту. И собиралась хранить ее до конца дней своих. Понимаю, как ей тяжело осознать все и переступить через себя.
Собираюсь прижать ее к себе и приласкать, но Катя переползает на диван, подтягивает ноги к себе, обнимая свои колени. Ладно, может, на второй вариант согласится.
− Значит, Элина Эдуардовна твоя сестра? – всхлипывает слегка, кивая на каминную полку. – Так странно, что я к ней попала… и потом с тобой познакомилась.
− Ничего странного. В позапрошлом году моя сестра и мать попали в аварию. Степка ее с того света считай вытянул, день и ночь дежурил в реанимации. Я ему за это благодарен. Он узнал, что Элька хороший женский врач, вот и направил тебя к ней.
− Да, сам и отвел…
− Давай так – ты забываешь о бывшем, и принимаешь решение. Либо меня используешь в роли отца для будущего ребенка, либо едем к Эльке, утром. Она сделает тебе процедуру нужную. Нечего опускать руки. Раз дошла в лечении до конца, то сделай этот шажок. Понимаю, что могу не нравиться тебе как мужчина, поэтому не настаиваю на тесном контакте. Ну ты поняла, о чем я... но уж раз взялся помогать, то помогу и в этом деле.
− Зачем тебе это?
− Знаешь, я уже не пацан, пора обзавестись семьей, детишками. Мать давно меня трясет – женись, внучат хочу. Почему бы не с тобой? – приободряю девушку улыбкой. – Ты мне сразу понравилась, когда у подъезда с чемоданом тебя увидел. Честно сказать, не понимаю твоего Степку. Я бы такую не променял на другую.
Катя
Заманчивое предложение от Нечаева обдумываю весь вечер. Я бы даже не стала ждать до ночи. Вот только одно гложет – мы знакомы всего два дня. Быстрое сближение немного пугает, и я снова взвешиваю все «за» и «против».
Красавец, здоров, умен и заботлив.
Вместе готовим ужин, но мне хочется бросить все, залезть на колени к мужчине и спрятаться в его объятиях. Пусть несет меня в свою спальню. Пусть поможет сделать явью мою мечту. Почему−то уверенность, что у нас все получится, заполняет грудь. С мужем такого не было.
Почти всегда я была уверена, что снова ничего не получилось и не удивлялась, когда наступали критические дни. Сейчас чувство совершенно противоположное. Руслан очень уверенный в себе мужчина, и меня заряжает будто решительностью, наполняет верой.
Наблюдаю за ним, за его движениями. Мужчина быстро разделывается с мясом, берется за овощи. Мне совершенно безразлично, что мы готовим, больше привлекают его мускулы на руках, веселый непринужденный смех и голос, пробирающий до мурашек.
− Ну как там дела обстоят с салатом? – спрашивает, а я смотрю в пустую миску, а потом на огурец, который сжала в руке, собираясь порезать. Минут десять назад. – Тебе помочь?
− Да… помоги… − откладываю овощ в сторону и встаю со стула, намереваясь приласкаться к Нечаеву. – Я хочу, чтобы помог…
Делаю к нему шаг. Руслан понимает, о какой помощи прошу, опускает нож на стол, вытирает руки о фартук. Его глаза не отпускают меня, они становятся черными, острыми. Еще сделать шаг, и он подхватит меня.
Дышу с трудом от нахлынувшего желания. Умру, если не поцелую сейчас же. Наши руки встречаются, его горячие пальцы стискивают мои, прохладные. Цепляюсь за его футболку, тону в шоколаде его глаз. Я словно пьяна от близости этого мужчины, голова слегка кружится.
− Руслан… − шепчу, обнимая его за шею.
Звонок в дверь сбивает с толку. Меня будто в холодную воду окунули. Отскакиваю от Нечаева, но он ловит меня за руку.
− Катюш… позвонят и уйдут, − так смотрит, что душу выворачивает.
Качаю головой, не соглашаясь.
− Это Ольга, наверное. Я забыла ей позвонить и сказать, что остаюсь у тебя.
Он отпускает мою руку, плотно сжимая губы, чтобы не вылетели нечаянно слова разочарования. Такой момент упущен. Руслан снимает фартук и комкает ни в чем не повинную вещь. А я иду открывать.
− Катюшка! Ну разве так можно? – с порога наскакивает Настена. – Звоню−звоню, а ты не отвечаешь, приезжали сюда, а тебя дома нет. Ты куда пропала? Мы с Темкой волновались за тебя.
Впускаю семейство Ведениных в прихожую, помогаю раздевать Матвейку, который хвалится новой игрушкой. Потом достаю мобильник из кармана пальто. После разговора с мамой отключила звук, в итоге куча пропущенных от подруги и сестры.
− Здравствуйте, − в дверях появляется Нечаев и подруга застывает, держа в руке сапог. Она смотрит на Руслана так, будто он инопланетянин. – Я Руслан.
− Артем, − представляется друг, пожимая протянутую руку.
− Это Настя… и Матвейка, мой крестник, − продолжаю я знакомство.
Рада видеть друзей, хоть они и не вовремя решили заглянуть к нам. Всей толпой проходим в гостиную, делимся новостями. Из кухни тянет ароматом жареного мяса, и я вспоминаю про ужин, мы с Настеной идем его доделывать.
− Кать, а что происходит? Кто он, Руслан? – любопытничает подруга, и я рассказываю ей про базу и проданный дом, про будущее партнерство. – Очуметь…
− Да, Степа всю мою жизнь перевернул… а самое гадкое то, что я долечилась, осталось только зачать ребенка, и вот… теперь все насмарку.
Я уже решила, что делать, но хочется знать мнение любимой подруги. Пусть скажет, что думает.
− И ничего не насмарку, − подскакивает Настена. – У тебя такой экземпляр имеется под боком, чего теряешься?
Я смеюсь. Не ошиблась в ней. Вот так всегда, быстро все на места ставит.
− Мы знакомы всего пару дней…
− И что? А как у нас с Артемом получилось? Ох, было дело! – хохочет Настена, тюкая ножом по ломтикам огурца и скидывая нарезку в миску. – Я тогда бар разгромила, в котором работала. Артем заплатил за погром и залог в полиции. А ночью я ему долг отдавала, сама понимаешь, каким образом. Злая была на весь мир за измену жениха, отомстить еще хотелось… и вот… та ночь принесла плоды, у нас сын родился. И знала я Артема на тот момент чуть меньше суток, так что… Два дня – это уже много!
− Ну, тебя−то Темка давно приметил, все не решался подойти, − напоминаю ей, присаживаясь рядом. Легко с ней, всегда успокоит, приободрит.
− Я же не знала. Он тебе нравится? Руслан?
− Очень… не понимаю, он будто родной стал, быстро так. Будто Степы и не было в моей жизни, − нарезаю хлеб, складываю ломтики в плетеную хлебницу. – Так что, мы теперь партнеры. Будем отстраивать «Айсберг», возможно скоро прокатимся по склонам на лыжах.
− Отлично же! – радуется Настенка. – Все к лучшему. Как говорит моя подруга Маришка, которая так вовремя избавила меня от Андрея. Иначе бы счастье мимо меня прошло. Я счастлива с Артемом. Так что, лови момент, подруга!
Мы идем звать мужчин к столу. Нам предстает прелестная картина – мой крестник оседлал Нечаева и тот ползает по полу, взбрыкивая, на радость маленькому наезднику. Попутно мужчины обсуждают план Руслана на постройку базы.
− Из него выйдет замечательный отец, − шепчет подруга, сверкая глазами цвета морской воды, − ты только посмотри на них.
После ужина провожаем гостей. Кажется, у Артема появился еще один друг. Мужчины с таким увлечением общались, даже договорились обкатать новую лыжню, когда база откроется. Друзья обещали помочь привести в порядок пункт выдачи инвентаря. Завтра же решили ехать на базу.
− Классные у тебя друзья, − с улыбкой говорит Руслан, как только их машина скрывается за поворотом.
− И у тебя теперь, − провожу пальчиком по мужской груди, обтянутой черной футболкой. – Мне нужно Ольге позвонить, а то тоже примчится.