Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости

18. Метаморфоза

Не знаю, сколько я проспала, но проснулась отдохнувшей. И первая мысль: почему на меня так внимательно смотрят экономка и Аста?

— Во имя Богини, вы очнулись, лиора! — восклицают они хором, перебивая друг друга.

Я резко сажусь, голова тут же идёт кругом.

— Что... — шепчу, — что происходит?

Сквозь узкую, незадёрнутую щёлку в шторах пробивается свет. Похоже, уже далеко не утро.

— Как вы себя чувствуете? — торопливо спрашивает Аста, подавая мне халат. — Вы не реагировали, и мы…

— Испугались! — добавляет экономка. — Вы проспали три дня.

— Трое… что?! — Я едва не роняю халат. — Вы ошибаетесь. Я просто немного переутомилась. Ну, день, может быть. Максимум два. Не может быть три!

— Доктор приходил дважды, — упрямо заявляет экономка. — Хранитель Рик лично привёз его из Вольного города. Доктор каждый раз говорит, мол, пусть спит, тело само знает, сколько нужно.

— У вас была магическая лихорадка, — добавляет Аста. — На висках ярко светились чешуйки, лиора... Я думала, вас унесёт на небеса, — шепчет она, и у неё дрожит нижняя губа. — Но потом, ночью, свет погас, и дыхание стало ровным.

Вжимаюсь спиной в подушки, чувствуя, как по коже пробегает холодок: магическая лихорадка? Горящие чешуйки?

— С замком творится нечто... странное, — осторожно начинает экономка. — Все ждут вас, лиора. Но ждут с тревогой. Потому что никто не понимает: это дар... или проклятие.

— А-а… что с моим замком?! — я дёргаюсь вперёд, торопливо натягиваю халат, умудряясь продеть только один рукав и тут же падаю обратно. Кажется, сил у меня не больше, чем у сонного котёнка.

— Он меняется, — спокойно отвечает экономка. — Помните, я говорила про стену? Про ту трещину, что мы латали — и она снова расползалась?

— Да.

— Так вот. Её больше нет. Вообще. Камень будто новый.

Я замираю. Ну, это ведь хорошо… или не очень? Наверное, из-за арха — моя связь с замком, магический резонанс и всё такое.

— Каждую ночь по коридорам крадётся магия, — вмешивается Аста. — Что-то движется, сдвигается, перестраивается. Стены другие, пол другой. А мебель… всё та же старая, скрипит, как прежде. Только теперь её почему-то переставляют.

— Кто? — спрашиваю.

— Никто не признаётся, — пожимает плечами экономка. — Но каждое утро что-то стоит не там, где было. А сегодня… сегодня во дворе выросла арка.

Я ошарашенно моргаю.

— Какая ещё арка?

— Обычная. Из земли, лиора, — вставляет Аста, понижая голос. — Камень вздулся, будто изнутри толкнуло. И через час — уже целая арка. Красивая, жуткая... с рунами по бокам.

— Я велела охране не подходить, — говорит экономка. — Но мальчишки-дозорные пытались сунуться. Одного стошнило, второй упал в обморок, третий теперь заикается.

— И что… кто-то ещё это видел? — уточняю я, сидя в полунадетом халате.

— Все! — хором отвечают обе.

— А хранитель Рик?

— Он был там первым, — отзывается Аста. — Долго стоял перед аркой, будто разговаривал с ней. Потом приказал выставить охрану и… ушёл в башню.

— В какую?

— В самую высокую, — снова отвечают они хором.

— А когда вернулся, сказал: «Не трогать. Она проснётся — решит сама», — тараторит Аста.

— Она — это я? — переспрашиваю, чувствуя, как сердце начинает глухо колотиться в ушах.

— А кто же ещё, лиора, — спокойно отвечает экономка. — Хранитель Рик сказал, замок теперь слушается только вас.

— Ладно… замок, похоже, решил жить своей жизнью. — Я провожу ладонями по лицу. Пальцы холодные, чуть дрожат. — А со мной? Всё нормально? — Я вглядываюсь в них, будто пытаюсь поймать подтверждение, что я — всё ещё я.

Они переглядываются. Почти незаметно. Но я вижу. Этого достаточно, чтобы по спине прокатился холод. Неосознанно касаюсь лба, щёк, провожу пальцами по векам. Всё вроде бы на месте… но ощущается по-другому.

— Почему вы так смотрите? — голос срывается. — Что-то с глазами? С кожей? — Смотрю на руки. Цвет нормальный, только пальцы дрожат. — Ну, в жабу я не превратилась… — Пытаюсь пошутить, но ирония звучит фальшиво даже для меня. Снова хватаюсь за лицо, и всё же что-то не так. Или это я схожу с ума?

Аста виновато опускает взгляд.

— Вы… немного изменились, лиора, — осторожно произносит она.

Я судорожно сглатываю.

— Зеркало, — говорю хрипло. — Немедленно.

Зеркало находят довольно быстро — тяжёлое, в старинной, резной раме; Аста колеблется, будто сомневается, стоит ли мне это видеть, но всё же подаёт его.

Господи, да что ж вы так пугаете... Это я. Ну, почти я — разве что немного изменилась. Хотя, признаться, я была уверена, что увижу в отражении что-то совсем жуткое.

Пепельно-чёрные волосы, чуть волнистые, плавно стекают по плечам, а на концах — будто солнечный свет рассыпался в лилово-звёздную пыль: мерцающие пряди переливаются, точно в них вплели космос.

Кожа словно подсвечена изнутри, приобрела тонкое фарфоровое сияние. А в тёмных глазах, если приглядеться, зрачки вспыхивают тонкими пурпурными искрами.

Чешуйки по вискам, как и раньше, едва различимы.

Я медленно отодвигаю сорочку, обнажая плечо. Под ключицами проявились родовые руны, ещё слабые, в покое почти незаметные, но они есть — и я чувствую, как магия в них откликается.

Мда, кажется, экономку и Асту пугают мои космические локоны. Даже не знаю, что это значит. Может, само пройдёт? Последствия магической лихорадки? Кто его знает. Я поднимаю взгляд на притихших слуг.

— Ну что? — спрашиваю, стараясь держаться спокойно. — Сильно чудовищно выгляжу?

Аста поспешно машет руками, экономка мнёт передник.

— Нет-нет! Вы… вы прекрасны, лиора. Просто немного иная, — торопливо бормочет Аста. — Не как раньше. Не как... драконы.

— Да уж. — Я подхватываю прядь, провожу по ней пальцами. На концах отделяются розовые частички магии и растворяются в воздухе. — Наверное... это можно подкрасить.

— Они… как у звезды, лиора, — честно говорит Аста. — Такое обидно закрашивать.

— Голос тоже немного изменился, — наконец говорит экономка.

— Да? — спрашиваю. — Мне казалось, как и был.

— Глубже стал. И когда вы говорите громко, в нём... эхо.

Прекрасно. Я в халате с космическими волосами. В моём мире за такое, наверное, дали бы премию за лучший косплей.

— Я в порядке, — вздыхаю, откладывая зеркало. — Правда.

Они кивают в унисон.

— Принесите воды, — добавляю. — И одежду. И... пусть кто-нибудь подготовит отчёт.

— Отчёт? — переспрашивает Аста.

— Да. О том, что произошло за эти трое суток. Все изменения в замке. Всё до мелочей.

Уже через десять минут в комнате начинается суета. Один приносит поднос с едой, другой — кувшин с водой, кто-то просто заглядывает из любопытства. Весть о том, что я очнулась, разнеслась по крепости мгновенно. Я успеваю поесть, привести себя в порядок и даже переодеться. Как раз в этот момент Аста осторожно кашляет:

— Лиора Аэлина... Там ваш муж.

— Что ему нужно?

Но спрашивать уже поздно — он в моих покоях. С важным видом расхаживает туда-сюда, будто оценивает обстановку. Тоже пришёл поглазеть?

— Разумеется, тебя, дорогая. А кого же ещё? — отвечает Каэль с той самодовольной миной, с какой обычно смотрят на вещь, что по праву принадлежит. Он бросает в сторону слуг короткий, повелительный жест: вон отсюда.

Но те не двигаются, замирают, ждут моей реакции. Я едва заметно киваю. И, пока они пятятся к выходу, скольжу взглядом по комнате — ищу, не завалялось ли чего потяжелее. На всякий случай.

Он перехватывает мой взгляд.

— Брось, Аэлина, — лениво говорит Каэль, заметив, как я поглядываю на статуэтку дракона, сидящего на груде монет. — Я пришёл поговорить... только поговорить, — добавляет он, когда я скрещиваю руки.

Ну вот, уже уточняет. Запусти в него статуэтку — и в следующий раз не только постучит, но ещё и извинится.

Вздыхаю. Думала, после того как получил вазой по голове, Каэль всё поймёт. Уедет. Но прошло три дня и он опять здесь. Интересно, сильно ли я его приложила? На вид — всё цело. Ни бинтов, ни царапин. Хотя… может, доктор подлатал магией мерзавца.

Каэль осматривает меня, внимательно, даже чересчур. И главное он слишком довольный, а это вызывает подозрение.

— Разрешишь? — спрашивает он, но не дожидается ответа и тянет руки к волосам, ловит прядь.

Я тут же хлопаю по пальцам.

— Нет.

Каэль усмехается, но руки убирает.

— Осторожная стала, — тянет он, прищурившись. — Раньше ты так не дергалась.

— Раньше я была дурой, — парирую. — Прошло.

— Да-да. Изменилась. Уже и на драконицу не похожа. Больше… на редкое божество, спустившееся с небес.

Фыркаю.

— Я просто хотел убедиться, что ты в порядке, — говорит Каэль задумчиво.

— Ну вот, убедился. Можешь идти.

Он не двигается. Молчит, потом снова начинает расхаживать по ковру. Резко останавливается и бросает:

— Повторяю: я не дам тебе развода. Даже не надейся.

Смотрю на него с единственной ясной мыслью: пора найти что-то потяжелее этой статуэтки. Тот раз в кабинете, потом в моей спальне, и теперь. Иногда мне кажется, что быть вдовой проще.

Но я всё же беру себя в руки и говорю ледяным тоном:

— Прекрасно. Тогда я подам на развод сама.

— Не трать время, Аэлина. Без рода нет и права ходатайствовать. Только глава может подать прошение. Или муж. А я не одобрю. Так что перестань вести себя глупо.

Он криво усмехается:

— Или ты надеешься очаровать Совет своей… новой неземной внешностью? Напрасно. Там не любят всё необычное. Особенно если не уверены, можно ли это контролировать.

Каэль вдруг вздыхает и, будто спохватившись, добавляет:

— Но я ведь не ругаться пришёл.

Он касается виска — того самого места, куда пришёлся удар тот раз. Потом проводит пальцами по волосам, точно невзначай.

— Я тут подумал… Возможно, я действительно уделял тебе мало внимания. Редко бывал дома, дарил недостаточно подарков, не звал на торжества… — Смотрит на меня как на несостоявшийся проект. — Прости, дорогая. Я исправлюсь… но сейчас мне нужно уехать — император вызывает, как одного из своих генералов, — важно произносит Каэль. — А ты пока останься здесь, поиграй в хозяйку. А через шесть месяцев начнётся новый бальный сезон — и мы начнём всё заново.

Каэль улыбается, будто делает мне великое одолжение.

— И, конечно же, я подготовлю бумаги, чтобы ты вошла в мой род. Так что не волнуйся: как тогда, на тебя в Цитадели уже никто криво не посмотрит. Не принимай близко к сердцу, сама знаешь, как в высшем свете любят скандалы.

Щёки у меня горят, но я не успеваю открыть рот.

— Нет-нет, не перебивай. — Его голос становится мягче. — Что касается моей новой жены… всё останется по-прежнему. Я буду её навещать. Время от времени. Ну, у нас же будет ребёнок. Но, дорогая, жить я буду с тобой.

Он что, всерьёз?

Я снова хочу что-то сказать, но он, отмахиваясь, продолжает:

— Я уверен, что теперь и с твоей беременностью всё получится. Знаешь, я тут подумал: а вдруг раньше твоя спящая магия просто мешала зачатию? Ну сама посуди — если дети наследуют способности родителей, а твои дремали… что им было наследовать? А теперь ты переполнена силой. Слава Богине, я чувствую её прямо сейчас. Надо только поспешить с инициацией, дорогая. Если хочешь — я могу помочь. Хоть сейчас.

Я считаю про себя: раз, два, три... десять. Надо успокоиться. Хорошо, что у нас нет детей. Иначе всё стало бы только грязнее. Раньше я долго корила себя и боялась признаться: это я не справилась. Не смогла дать наследника. А Каэль просто ушёл туда, где было легче. Где не нужно было прилагать усилий. Но теперь я знаю: слабым оказался он. И трусом.

— Ты рехнулся, — наконец говорю спокойно. — Это всё, что ты хотел сказать?

— Не обижайся, дорогая. Просто так будет лучше для всех. — Он протягивает руки: — Ну же, иди сюда. Ко мне. Ты сердишься — я понимаю. Но не виню… К тому же, император не одобрит скандала. А ты у меня умная, не станешь всё портить из-за мимолётной обиды.

Я иду к двери. Нам не о чем разговаривать.

— Считай, что все твои великодушные предложения отвергнуты, — бросаю.

— Аэлина? — Каэль так и стоит с вытянутыми руками. — Что ты говоришь?

— Живи с кем хочешь, — я открываю дверь и не оборачиваюсь: — Посещай кого угодно. А ко мне не приближайся. Ни на шаг. Потому что в следующий раз я не промахнусь.

Я хлопаю дверью громче, чем намеревалась, оставляя мужа в моей комнате. Иду к лестнице и замираю. Наверх поднимается седой, приятный с виду мужчина, а за ним, как ни в чём не бывало, Рик.

— Вот вы где, лиора, — тянет он.

Седовласый незнакомец останавливается, разглядывает меня с немым интересом. Я едва сдерживаю вздох. Нет, так дальше нельзя. Если мои волосы и дальше будут полыхать светящимися искорками, я просто не смогу никуда ходить, на меня будут глазеть, как на чудо с ярмарки. С этим точно нужно что-то делать.

— Позвольте представиться, — негромко произносит седой. — Аргаль Хест. Ваш новый хранитель крепости.

Понимание накатывает, как волна: посох у Рика. А значит, нет больше причин оставаться в крепости.

Хест слегка склоняет голову, а потом, будто спохватившись, добавляет:

— Кстати… вы светитесь. Буквально.

— Временный эффект, — вставляет Рик холодно, с тем самым голосом, которым обрывают лишние комментарии. — Хранитель Хест, давайте обсудим всё позже. Через пару часов, в библиотеке.

— Да-да, конечно, — сразу подхватывает тот. — Лиора. — Хест снова кланяется. На этот раз с пафосом. И, ни на секунду не торопясь, удаляется вниз по лестнице.

— Прекрати меня казнить взглядом, — говорит Рик, не глядя.

— Разве? — я выгибаю бровь. — Мне казалось, я просто стою.

— С лицом, полным трагической поэмы — главы третьей, той самой, про предательство.

— А как ты хотел? — наклоняю голову. — Уезжаешь, подсунув мне седого надзирателя с голосом храмового чтеца. Без предупреждения.

— Хотел, чтобы остался надёжный слуга.

Я хмыкаю, но внутри всё пылает. Не от магии — от обиды.

— Надёжный слуга, говоришь… Тебе или мне?

— Тебе, конечно, — отвечает Рик, слишком быстро.

Смотрю на него с тем самым выражением: "серьёзно?"

— Как трогательно, — начинаю. — Может, тогда поднимемся в библиотеку? Обсудим твоё великодушие там. Без свидетелей.

— Как скажешь, — произносит он, упрямо направляясь вверх, будто это его крепость, его лестница, а я просто гостья, задержавшаяся дольше положенного.

Мы поднимаемся молча. Чувствую, как искры в волосах вспыхивают сильнее, когда он оказывается слишком близко. То ли от злости, то ли от силы, то ли от чего-то более опасного — пока неясно. На верхней площадке Рик останавливается, поворачивается и на миг мне кажется, что он уступит дорогу. Как бы не так. Просто ждёт. Смотрит, как я подхожу.

— Это из-за концентрации. Ты пока плохо контролируешь свою магию, — говорит он, глядя на мои волосы. — После инициации пройдёт.

— А если нет? — спрашиваю я. — Буду светиться вечерами, как фонарь у ворот?

— Тебе идёт. Особенно если цель — всех ослепить.

Я улыбаюсь и прохожу мимо, не сбавляя шага. Сама открываю дверь. Библиотека встречает нас прохладой и запахом старой бумаги. Пока я иду к столу, Рик прикрывает дверь за собой.

— Зачем он? — спрашиваю. — Хест.

— Ты же не думала, что я оставлю тебя совсем одну? — отвечает он.

Мы молчим.

— Ты злишься на меня не из-за Хеста. А из-за последнего испытания. Сейчас тебе подойдёт любой предлог, чтобы излить ярость. Но, Аэлина, пойми — другого пути не было. Да и каждый из нас получил то, что хотел.

Рик приближается к столу, обходит его. Касается моих плеч, наклоняется и шепчет:

— Всё, что было в моей комнате, — правда. Я не лгал, когда предлагал начать всё сначала.

Его ладони всё ещё покоятся на моих плечах: не крепко, но достаточно, чтобы чувствовать их живое, ощутимое тепло.

— Вы хорошо играете, Ваше Величество, — тихо говорю я, не оборачиваясь. — В вас умер весьма одарённый актёр.

Рик медлит, затем убирает руки и отходит в сторону. Тепло отступает вместе с ним, и становится холодно, почти физически больно.

— Я умею быть разным, — произносит он спокойно. — Но с тобой... позволил себе быть настоящим. И если ты решила, что это была игра — что ж, это тоже выбор. Впрочем, оставим это. Времени и так мало. Я хотел поговорить с тобой о твоей магии. Рассказать то, что ты должна знать, прежде чем уеду.

Он обходит меня и встаёт напротив. Не садится, просто стоит прямо, с руками за спиной, будто это не урок, а допрос.

— Магия рода Таль никогда не подчинялась стихиям. Это не огонь, не вода и не молнии. Это воздействие. Приказ. Глас — не звук, а сжатая до предела воля, способная менять саму ткань реальности.

Рик смотрит на меня пристально.

— И у этой воли четыре лица. Одно ты уже знаешь — Глас Команды. Ты использовала его на испытании, когда сказала «Замри». Есть и другие: «Подчинись». «Откройся». Все они работают по одной схеме.

Выпрямляюсь и выхожу из-за стола.

— Хорошо. У меня есть три команды, — повторяю я, подходя ближе.

— Нет, — спокойно парирует он. — Пока у тебя есть только слова . Команды появятся, когда ты научишься вкладывать в них намерение. Глас — это не желание. Не надежда. Это требование. Приказ, которому мир не может возразить.

Он подходит вплотную и касается меня чуть выше солнечного сплетения — кончиками пальцев, точно и без спроса.

— Отсюда. Не из головы. Не из страха. Только из ядра. Воля. А потом слово: короткое, без украшений. Магия не терпит болтовни. Ей нужен импульс.

Рик берёт простой стеклянный стакан со стола, сжимает в ладони.

— Спаси стакан, Аэлина, — говорит он и отпускает.

— Замри! — выкрикиваю я.

Стакан застывает в воздухе. Вокруг него — пульсирующее кольцо пурпурного света.

Я выдыхаю.

— Видишь? — Рик чуть склоняет голову. — Когда ты не сомневаешься, магия подчиняется.

Он возвращает стакан на стол, берёт нож для писем, кладёт его на ладонь и протягивает мне:

— Скажи «Подчинись».

— Но это просто нож.

— В том-то и дело, — кивает он. — Попробуй.

Медлю. Потом принимаю лезвие в свою руку. Оно тяжёлое, прохладное, острое. Я стискиваю нож крепче, чем нужно.

— Подчинись, — произношу.

Команда звучит уверенно. И в следующее мгновение нож вздрагивает. Не в его руке. В моей. Будто отброшенный током, металл дёргается. Вибрация пронзает запястье, отдаётся в грудной клетке. Внутри всё сжимается — магия натыкается на пустоту, ей не за что зацепиться. И она возвращается обратно. По мне. Остро. Прямо в ладонь. Я дёргаюсь. Краем глаза вижу, как по коже расползается тонкая красная царапина. Кровь.

Рик забирает нож. Осторожно, чтобы не коснуться раны.

— Вещи не могут подчиняться. У них нет воли. Только функция. А ты приказала, как будто это человек. Или магический зверь. Или артефакт с собственной сущностью.

Он делает шаг ближе. Говорит тише, но жёстче:

— Магия Гласа требует столкновения. Ей нужно сопротивление. Чтобы кто-то мог сказать тебе «нет». Тогда твоё «да» превращается в закон.

Я смотрю на кровь, на тонкую порезанную полоску.

— Значит, я сама была этим «нет», — бормочу.

Рик смотрит прямо. Не отводя взгляда.

— Да. Магия наказала тебя за ложь. Это был откат. Она не слуга и не слушает пустых слов. Её интересует только правда. Ты приказала — но не поверила. Вот почему она ударила. Чтобы ты больше никогда не смела ей лгать.

Он делает паузу.

— Хотя, думаю, ты и сама всё поняла. Это всего лишь предупреждение. Небольшая демонстрация того, что случится, если ты не будешь верить в свои слова.

Рик берёт мою раненую ладонь, осторожно разжимает пальцы и накрывает её своей второй рукой. От его прикосновения пробегает колючее, живое тепло, будто магия проникает под кожу. Когда он отнимает руку, царапины уже нет — только тонкий след жара. Рик поднимает мой подбородок, мягко, но настойчиво. Приближается. Слишком близко.

— Урок усвоен, — добавляет он, глядя в глаза. — Теперь говори как императрица. Или не говори вовсе.

19. Хроники перестройки

Ответить я не успеваю, потому что в дверь стучат. Она почти сразу распахивается, и на пороге появляется лакей Вин. Завидев нас, он краснеет и испуганно мямлит:

— Лиора Аэлина, хранитель Рик… там это… торговец приехал. Мирвин Гриннер. Говорит… что по делу. И это срочно.

Он кидает быстрый взгляд на Рика и тут же отводит глаза, будто боится, что его за этот взгляд пристукнут.

— Проводите, — говорю я, ощущая, как в голос незаметно прокрадывается твёрдость, которой минуту назад ещё не было.

— Нет-нет, — мямлит Вин, — он просит вас выйти во внутренний двор.

— Скажи, я сейчас буду.

Вин торопливо кивает и исчезает за дверью, прикрыв её почти бесшумно.

Рик разворачивается к двери, но я окликаю его.

— А что с остальными тремя лицами моей магии?

— Южная стена, рядом с четвертым шкафом, — отвечает он и, заметив мой прищур, добавляет: — Под стеклом.

Отлично. Остальное изучу сама.

Он всё же уходит, а у меня в пальцах остаётся лёгкий зуд — уж очень хочется проверить, что ещё умеет моя магия.

Иду к выходу, взгляд цепляется за мелочи: на стене проступили новые линии рун, камень у лестницы стал чуть темнее, а резьба на перилах будто распустилась новыми завитками.

Когда я выхожу во внутренний двор, замираю — замок изменился пока я спала. Арки галерей будто поднялись выше, узоры на камне стали сложнее, словно невидимый мастер переписывал его магию.

Здесь уже собралось несколько любопытствующих слуг — они с интересом следят, как четверо людей торговца выгружают из повозки громоздкий, медно-стальной агрегат с блестящими трубками и круглой стеклянной колбой.

Мирвин громко командует.

— Осторожней! — кричит он, а потом, обернувшись ко мне, добавляет с самодовольной улыбкой: — Лиора, готовьтесь быть очарованной моими чудесами. Через сутки у вас будет собственный сборщик влаги, а через неделю — стабильный запас воды.

— Через неделю? — прищуриваюсь. — Он же дает кружку в день, если я правильно помню.

— Почти запас, — довольно улыбается Мирвин. — Но если хотите сразу много… придётся заплатить за ещё один такой сборщик.

Я слышу, как за спиной тихо усмехается Рик, но не оборачиваюсь. Вместо этого подхожу ближе.

— Обойдемся пока одним. Ставьте.

После долгих споров решено установить его на крыше склада, рядом с хозяйственными постройками. Место вроде бы не бросается в глаза, но и от жилы далековато, что, признаться, мне совсем не нравится. Мирвин же бьёт себя в грудь, уверяя, что лучше места нет, и даже мамой клянётся.

В конце концов дел так много, что я махаю рукой, мол, ладно. По знаку Мирвина его люди принимаются раскручивать крепления, вставляют кристалл в блок и закрепляют конструкцию на крыше. Когда один из парней спотыкается, Мирвин сам лезет на лестницу и, не переставая болтать, закручивает винт так, будто лично спасает мой дом от жажды.

— Видите, лиора, — говорит Мирвин, — магия тут простая: холод кристалла тянет влагу, и та по трубкам стекает в резервуар.

— А если кристалл сломается? — спрашиваю, поглядывая на Рика.

— Тогда вам придётся снова звать меня, — отвечает Мирвин с самой невинной улыбкой.

— И платить, — добавляю я сухо.

— Ну что вы, лиора. — Мирвин разводит руками. — Для вас все мои чудеса, можно сказать, по себестоимости.

За спиной доносится сдержанный кашель Рика, в котором угадывается веселье.

— И всё-таки, — продолжаю я, — кристалл ведь можно зарядить магией?

— Теоретически, — признаётся Мирвин, понижая голос: — Но только не обычной. И уж точно не в этих условиях. Нужен доступ к сильному узлу… или к… ну, — он осекается, заметив, как я прищурилась, — это уже тонкости, лиора. Не женское, как говорится, дело.

Вот, хитрюга. Скользкий, как угорь, но пусть пока думает, что я клюнула. Разговор с ним можно продолжить позже — сейчас в голове крутятся слова горничной и экономки: «Во дворе выросла арка. Камень вздулся, будто изнутри толкнуло. Красивая, жуткая... с рунами по бокам».

Арку нахожу прямо на месте старой клумбы. Камень гладкий, но с тончайшими прорезями, в которых бегут светящиеся линии рун. Они меняются, как строки кода в магическом интерфейсе.

Делаю шаг ближе. Каждая руна, мелькнув, исчезает, уступая место следующей. Похоже на систему команд, где можно «вызвать» любую функцию, если знаешь правильную последовательность.

Пальцы тянутся к камню… и вдруг я замираю. В висках нарастает лёгкое давление, будто арка «смотрит» на меня в ответ.

Что, если её нельзя трогать?

Вдруг эта штука бьёт током? Или вытягивает магию, как пиявка кровь?

И всё же касаюсь кончиком пальца первой линии. Камень под кожей тёплый, почти горячий. Линия вспыхивает, будто ожив, и я едва успеваю отдёрнуть руку, когда символы меняют порядок, перетекая один в другой.

— Так… — бормочу, чувствуя, как азарт поднимается вместе с осторожностью. — Если это интерфейс, значит, последовательность важна.

Методом тыка жму на руны одну за другой. Первая — исчезает. Вторая — гаснет вместе с двумя соседними. Третья вдруг пульсирует и выпускает из арки тонкий световой круг, который бежит по камню, как волна.

За спиной что-то шуршит. Оборачиваюсь и едва не роняю челюсть. Галерея, что тянулась вдоль двора, на глазах меняет цвет: серый камень светлеет, наполняясь золотистым отливом, словно его только что отполировали солнцем. Колонны вытягиваются, на капителях проступают новые узоры: витые драконьи силуэты вместо прежних виноградных лоз.

— О-о… — вырывается у меня.

Либо я нашла демо-режим, либо режим самоуничтожения крепости. Снова что-то щелкает. Кажется, запах поменялся: тянет свежей смолой и чем-то пряным, как в храмах.

Я моргаю, и понимаю — это не иллюзия. Камень действительно меняет структуру: шершавый, обветренный годами, он становится тёплым и гладким, словно его только что выточили из цельного куска светлого мрамора.

За аркой оживает дальняя стена замка. Окна вытягиваются вверх, в них сами собой вставляются витражи: узкие, как мечи, переливающиеся рубиновыми и сапфировыми бликами.

Снова тыкаю наугад. Свет в витражах начинает меняться — в холодных сапфировых бликах проступает глубокий, насыщенный, почти тёплый пурпур. Я узнаю этот оттенок, как узнают собственный почерк: цвет моей магии вплетается в изначальные узоры так, будто был там всегда.

Свет, проходя сквозь узоры, окрашивает внутренний двор в мягкое багряное сияние. Даже серые плиты мостовой под ногами будто оживают, на них проступают тонкие прожилки того же оттенка, сходящиеся в замысловатые круги.

— Я знал, что тебе понравится, — раздаётся за спиной голос Рика.

— Удивительно. Но похоже, мы с крепостью нашли общий язык, — отвечаю, сосредоточившись на рунах. — И, кажется, он на пурпурном диалекте.

Руна, на которую я нажимаю, вспыхивает особенно ярко. Арка словно «продумывает» мой запрос — линии рун быстро меняются, складываясь в сложный узор. И вдруг в воздухе, прямо над моей головой, возникает полупрозрачная схема крепости, будто приглашая меня продолжить игру.

Постепенно начинаю улавливать закономерность рун и увлекаюсь, играюсь башнями, узорами и цветом, пока не свожу всё к одному оттенку, созвучному моей магии. Удобно и, главное, экономно: тратить на ремонт больше не придётся, крепость сама себя чинит.

Единственное «но» — слуг это порядком пугает. Они постоянно шепчут молитвы, складывают защитный знак — два пальца ко лбу — и стараются поскорее юркнуть в замок, будто стены способны укрыть их от самой хозяйки.

Мирвин уже здесь. Он разглядывает арку с благоговейным ужасом и, похоже, одновременно прикидывает, за сколько капель можно продать такое чудо.

Рик всё это время молча наблюдает. Когда же Мирвин, опомнившись, пятится, хранитель произносит:

— Я уеду на рассвете.

Желание играть с рунами тут же исчезает. Я оборачиваюсь.

— Твой муж с его новой женой тоже покидают крепость, — добавляет он.

— Я знаю. Их вызывает император.

— Знаешь, что самое занятное, Аэлина? — голос Рика звучит мягко, почти лениво. — Император редко зовёт кого-то без причины. Если твой муж понадобился при дворе, значит, скоро понадобишься и ты.

— Я надеюсь, что его величество шутит, — цежу я.

Рик смотрит слишком внимательно.

— У нас много незавершённого — посох и связь. Потому приезжай сама к началу сезона. И не испытывай терпения своего императора.

— Я подумаю, — ворчу я.

Ответить Рик не успевает: к нам тихо подкрадывается мой новый хранитель Херст. Пока он таращится на арку, я пользуюсь моментом и просто незаметно ухожу, решив оценить внутреннее убранство замка. Однако, обойдя большую часть помещений, понимаю: магия меняет только внешность крепости. Внутри всё остаётся прежним.

— Я готов показать свой каталог, — раздаётся за спиной голос Мирвина. — О-о, какая там мебель…

Словно мысли мои подслушал.

Я оборачиваюсь. Мирвин уже вытаскивает из кармана чёрный куб. Он кладёт его на ближайший стол и с довольной миной возится. Через мгновение в воздухе появляется полупрозрачный диван: он вращается, меняет обивку, дерево становится то светлым, то тёмным, то и вовсе превращается в металл.

— Каталог? — переспрашиваю я. — У меня замок сам стены перестраивает, а вы мебель предлагаете.

— Тем более, лиора. — Мирвин сияет так, будто предлагает мне трон императора. — Стены можно облагородить, но именно мебель придаёт дому душу. Поверьте, в моём ассортименте такие чудеса, что даже ваша магия позавидует.

Я щурюсь, глядя на его куб и полупрозрачный диван, и понимаю, что после витражей и арок это выглядит как

дешёвый фокус в трактире. Но любопытство берёт верх.

— Ладно, рискну, — говорю я и протягиваю руку к кубу. Тот отзывается мягким сиянием, и иллюзорный диван словно ждёт выбора. Я касаюсь ближайшей руны — обивка меняется на пурпурный бархат.

— О-о, вот это вкус, лиора! — Мирвин хлопает в ладоши. — Такой цвет редко заказывают, слишком дорогой в изготовлении.

Я пробую ещё одну комбинацию, и диван вытягивается, превращаясь в длинный стол с резными ножками. На поверхности проступает рисунок драконьих крыльев, и я невольно усмехаюсь.

— Почти мебель, — бормочу. — Но всё же пока игрушка.

— Мебель будет именно такой, какой вы её сделаете, — шепчет Мирвин, заговорщицки склоняясь ко мне: — Никаких ошибок. Никакой рутины мастеров.

— Хорошо. Давайте проверим ваши чудеса на практике, — произношу я. — Один пробный заказ.

Мирвин аж подпрыгивает от радости, быстро кланяется и торопливо касается куба.

— Я хочу вам предложить нечто такое…

Иллюзии гаснут, оставляя лёгкий след чар. И я понимаю: послезавтра в моём распоряжении окажется новый стол с узором драконьих крыльев, четыре стула и кресло.

Если Мирвин привезёт настоящую мебель, а не «почти вещи», можно будет постепенно обставить весь замок. Хорошо ещё, что жильцы — не мебель: избавляться самой не приходится, исчезают добровольно.

На следующий день, едва рассвело, во дворе сияет полированный бок имперского големобиля. Каэль с новой женой спешат покинуть крепость.

— Отвратительное место, — цедит фарфоровая мимоза, осторожно подхватывая подол, чтобы забраться в салон. — Жить здесь совершенно невозможно.

Я приподнимаю бровь и улыбаюсь. Удивительно, что это хрупкое чудо вообще не рассыпалось после первой же ночи в той комнате.

Каэль, захлопнув дверцу за своей мимозой, подходит ко мне. Его лицо слишком спокойное, будто он всю ночь репетировал.

— Жду тебя к началу сезона, дорогая жена, — говорит Каэль. — И я, конечно же, буду скучать.

— Счастливой дороги, — отвечаю. Пусть скучает. Главное, что делать это ему придётся очень далеко от меня.

Каэль уходит к големобилю, и вскоре тот мягко трогается со двора. Всё это время за моей спиной неподвижно стоит Рик, молча наблюдая. На нём тёмно-синяя дорожная одежда, строгая и безупречная, за плечами — посох, плотно стянутый тканью. Сомнений нет: и отъезд Каэля, и появление имперского големобиля устроил он, чтобы помочь мне.

Я вздыхаю, уголком глаза улавливаю его взгляд — холодный и слишком внимательный. Рик не говорит ни слова, но воздух между нами будто тяжелеет.

— Удобно получилось, — говорю негромко, не оборачиваясь. — Сразу два гостя уехали.

— Трое, — отвечает Рик. — Ещё я.

— По сравнению с остальными гостями ты почти подарок.

Рик хмыкает, но отвечает:

— Я не могу остаться, Аэлина.

— Я знаю.

В этот миг во двор въезжает ещё один големобиль — без имперских знаков, скромный и неприметный.

— Я оставил на твоём столе записку с некоторыми нюансами крепости. — Рик выходит из-за моей спины, обходит и останавливается напротив.

— Спасибо, — киваю.

— Там ещё пометки по поводу твоей магии.

Я молчу.

— И по инициации тоже. — Рик берёт мою руку. Его губы едва касаются пальцев, но прикосновение обжигает сильнее любого огня.

Замираю, не в силах вдохнуть, словно вместе с воздухом он крадёт у меня опору.

Во двор высыпают слуги, дружно склоняясь в почтительном поклоне.

Я произношу нарочито спокойно:

— Счастливой дороги, хранитель Рик.

Он кивает, и я едва слышу:

— Береги себя, Аэлина. — Его пальцы разжимают мою ладонь, и Рик идёт к големобилю.

Слуги движутся следом, будто провожают хранителя шествием. Я остаюсь стоять, чувствуя, что в крепости теперь будут шептаться не только о моём муже и его мимозе.

У самого големобиля с Риком переговаривается Аста, потом он будто наставляет лакея Вина. Я решаю уйти: пора заняться своими делами. Да и проверить, что там оставил Рик. Вскоре оказываюсь в кабинете. Снова вздыхаю. Похоже, в Цитадель всё же придётся вернуться. Разве ты хотела не этого, Аэлина? — спрашиваю себя. Ответа нет, лишь три исписанных листа, оставленные на столе.

Первые касаются крепости: слабые места и узлы рун. Ниже указаны книги, которые стоит найти в библиотеке, о магии и устройстве замка. А про инициацию всего одна строка. Я моргаю, брови ползут вверх: «Не инициируйся без меня».

На самом деле я бы и завтра не прочь взобраться на самую высокую башню. Инициация обычно превращается в праздник: собираются родственники, друзья, знакомые, а то и весь Совет.

Церемония проходит на вершине башни: там подают особый напиток силы — и только потом прыгаешь. Сейчас же звать мне некого, да и напитка не достать. Формально я всё равно под защитой империи… но мне почему-то кажется, что у Рика есть свой план на эту инициацию.

Не скажу, что горю нетерпением, но закрепить силу явно стоило бы. Впрочем, это может подождать — забот и без того хватает.

Я открываю книги, которые показал Рик. Сначала пролистываю по диагонали и понимаю: здесь описаны остальные способности. Глас — сложная магия, она может трансформироваться в разные формы.

Глас Истины: вызывает непроизвольную исповедь; задаёшь вопрос — и ответ всегда правдивый.

Глас Разрушения: действует против магии, рвёт плетения, запирает руны, глушит потоки. Одно слово и бой может стихнуть.

Глас Крови: самый опасный. Требует каплю крови и создаёт клятву подчинения.

Я морщу лоб. Цена у Гласа немаленькая: если приказывать без чувства — магия молчит. Сильная воля врага может сорвать мой голос, расколоть посох или даже заставить исчезнуть крылья. А если солгу или поддамся гневу — удар приму сама. К тому же посоха у меня нет, а он, оказывается, главный атрибут, который ещё предстоит забрать.

Листы шелестят под пальцами. Но чем дальше я читаю, тем яснее понимаю: эта сила вовсе не игрушка. На полях кто-то оставил пометки: неровные строчки, будто писались в спешке:

«Не поддавайся страху. Он хлеще лжи».

«Глас Крови — последний выбор. Никогда не начинай с него».

«Если читаешь это, у тебя больше нет выбора».

Я щурюсь. Почерк чужой, явно не Рика. Значит, до меня этими книгами пользовался кто-то ещё. Становится тревожно. Закрываю книгу. Магия требует осторожности и сил, но жить в этой крепости куда сложнее: здесь опаснее сломанный стул и пустая кладовая, чем любой Глас.

Дни сливаются в круговерть забот, и тут как назло врывается Мирвин со своими столами и стульями, доказывая мне, что справляться с простыми делами порой сложнее, чем с магией.

На удивление, новые вещи оказываются добротными: я-то жду подвоха, а выходит — красивые, крепкие и вовсе недорогие. Поэтому я решаю обновить мою комнату и заказываю кровать с высоким изголовьем, шкаф, пару тумбочек, красивую полку и ещё кучу всякой мелочи — от ковра до ваз и прочей мелочи. Мирвин только записывает, одобрительно цокая языком, а я чувствую себя не заказчицей, а полководцем, ведущим победоносный поход против старой обстановки.

Мебель — мебелью, но жить-то на что-то надо. Мирвин забирает свою партию теплушек, расплачивается до последней капли и тут же заказывает новую. К тому же предлагает открыть производство в Вольном городе Саара: рабочих найдёт сам, а вот учить придётся мне. Условие у него простое — продавать теплушки первым. Взамен Мирвин обещает поддерживать дело и вложиться своими каплями.

А чтобы закрепить сделку, он ещё обещает достать пару сборщиков влаги. Хорошая штука: работает исправно, даёт по кружке воды в день, и мы собираем её в специальную ёмкость для технических нужд.

Я соглашаюсь: сколько можно всё шить своими руками? Мирвин убегает довольный, а я остаюсь с ворохом дел, словно кто-то вывалил корзину прямо на мою голову. И снова заботы, заботы…

Херст исправно несёт службу хранителя: проверяет рунные узлы, следит за патрулями, держит отчёты в порядке. Но стоит случиться чему-то необычному — например, если куры на дворе выстроятся в ряды и перекроют путь, — Херст скорее полезет в устав искать пункт про «боевой строй кур», вместо того чтобы просто разогнать их.

Поэтому мне не хватает Рика. Его холодных взглядов, саркастичных замечаний и той странной уверенности, с которой он входил в любую комнату. При нём даже самые упрямые дозорные поджимали хвосты и делали вид, будто спорить не умеют.

Херст старается держать порядок, но силы в нём нет. При Рике всё вокруг словно становилось чётче — даже хаос имел границы. И тут же злость: зачем я вообще позволяю себе это помнить? Император в роли хранителя? Даже трактирные байки звучат правдоподобнее. Лучше уж думать о делах. Когда водяная жила начнёт приносить доход, вспоминать об императоре не останется времени.

Наконец большая партия теплушек приносит достаточно капель, чтобы нанять мага воды, и с его помощью всё сдвигается с мёртвой точки. Впервые за долгое время у меня есть не только заботы, но и своя опора на будущее. Не чья-то прихоть, не милость рода. И эта мысль греет сильнее любых теплушек. Даже сильнее воспоминания о голосе Рика.

20. Глава рода

Пять месяцев спустя

Меня едва не придавило голубым диваном: по команде Мирвина лакей Вин и хранитель Херст протискиваются с новой мебелью в гостевую, которую я уже мысленно окрестила Синей. За это время я почти свыклась с нескончаемым потоком обновок.

— Сюда, — указываю я. — Спинкой к окну.

Диван, наконец, занимает своё место, и в комнате сразу становится светлее.

— Лиора, — отдуваясь, Мирвин появляется за спиной слуг с резным стулом. — Как вам оттенок? Голубой — цвет воды и мира. Кресло я подберу в том же стиле, с резьбой. Согласитесь, благородно?

— Согласна, — киваю я. — Но если ещё раз попытаетесь прибить меня диваном, наш мир быстро закончится.

— Ах, ну что вы! — Мирвин театрально хватается за сердце. — Я бы скорее сам лёг под диван, чем позволил вам пострадать.

Херст хмыкает.

Вин прячет улыбку.

— Ну-ну, — бурчу я притворно строгим тоном, проходя вдоль комнаты и прикидывая, как диван смотрится со шторами и ковром.— Хм. Всё-таки не зря назвала её Синей. Теперь осталось только фонтан сюда втащить и будет маленький оазис.

— Фонтан? — оживляется Мирвин, мгновенно превращая мою шутку в деловое предложение. — Запросто! С резными рыбками, струёй до потолка, капли будут падать прямо на ковёр — вообразите, какая красота!

— Нет! — в один голос рявкают Херст и Вин, уже представившие себе эту катастрофу.

Мирвин невозмутимо улыбается:

— Шучу-шучу. Но признайте: комната и правда стала другой.

Невольно соглашаюсь. Да, уютнее, мягче. Даже теплее. Правда, диван едва не стал моим орудием казни. Я уже открываю рот, чтобы отплатить Мирвину новой шпилькой, как в дверь раздаётся настойчивый стук.

Херст открывает дверь. Несколько слов на пороге и хранитель оборачивается, лицо каменеет:

— Лиора Аэлина, вестник от его величества.

Вот как?

От Его Величества?

В груди мгновенно закипает злость. Каэль исправно пишет каждый месяц, не уставая засорять бумагу чепухой — то про капли на содержание, то про подготовку дома к новому сезону. А Рик… Рик молчал все пять месяцев. И только теперь вспомнил.

— Пусть проводят в библиотеку, — произношу ровно, хотя голос всё равно выдаёт раздражение.

Херст кивает и уходит, а мне хочется швырнуть бумаги в камин, даже не взглянув. Но, раз это от его величества, придётся открыть. Я выпрямляюсь, приглаживаю складку на платье и направляюсь следом. Коридор кажется длиннее обычного — каждый шаг отдаётся в висках злым стуком.

В библиотеке тихо. Под потолком мерцают магические сферы, их золотые отблески скользят по переплётам книг. Вестник стоит посреди комнаты, вытянувшись по струнке, будто готов отдать честь хоть каменному бюсту.

В руках вестника — конверт, перевязанный алой лентой с императорской печатью. Сургуч вспыхивает в золотом сиянии сфер, и от этого вида злость внутри только сильнее разгорается: слишком уж торжественно для того, кто молчал пять месяцев.

— Ваши бумаги, лиора Аэлина, — голос вестника твёрдый, отрепетированный. — Подлинные и заверенные печатью его величества.

Я принимаю конверт, чувствуя, как ладонь предательски дрожит. Хотелось бы сказать, что мне всё равно. Хотелось бы сжечь это прямо на месте. Но пальцы уже находят сургуч, я поддеваю печать ногтем и вот конверт раскрыт, передо мной родовая грамота.

«Сим удостоверяется: безродная девица, рождённая от дома Фавьен и лишённая оного, признаётся достойной нового имени. Отныне она носит имя Таль, становится во главе одноимённого рода и утверждается как его основательница, с правами и обязанностями, равными иным родам Империи.

В её управление передаются крепость Таль и земли при ней, включая часть Пустоши на пограничье, ныне закреплённых за Империей в составе Четырнадцатого региона. Земли сии признаются спорными и подлежащими освоению; ответственность за их защиту и удержание возлагается на род Таль.

Да будет засвидетельствовано печатью императора Сильрика Пламенорождённого».

Буквы будто вспыхивают золотом на грамоте. Каждое слово жжёт глаза.

«Безродная» — язвительное напоминание о том, как меня выставили на позор.

«Таль» — новое имя, которое придётся заслужить, доказать, что я его достойна.

«Основательница»… от этого слова сердце будто пропускает удар.

И Четырнадцатый. Новый регион в составе Империи? Я поднимаю взгляд: вестник неподвижен, ждёт подписи. Беру ручку и царапаю бумагу, выводя чёткие, аккуратные завитки.

— Лиора Таль, — торжественно произносит вестник, принимая бумагу обратно. — С этого часа вы признаны Империей.

— Благодарю, — холодно отвечаю.

Вестник тихо вздыхает, извлекает из сумки вторую папку с копией грамоты и небольшой камень на тонкой верёвочке. Тот мягко пульсирует светом, и, когда он касается бумаги, тонкая нить магии стекает в неё и оставляет мою подпись. В тот же миг печать императора вспыхивает сама, словно подтверждая моё право на новый род.

Затем вестник протягивает папку с копией, а ту, что с моей подписью, аккуратно складывает в сумку. Я предлагаю ему отдохнуть и принять гостеприимство крепости, но он вежливо отказывается, склоняя голову:

— Благодарю, лиора, но мне нужно немедленно вернуться. В Цитадели… — вестник на мгновение запинается, будто выбирая слова, — …сейчас неспокойно. Ваш новый статус всколыхнул немало споров.

Я поднимаю бровь:

— Правда? А я и не знала. Новости не читаю, знаете ли. Сюда их ветром не заносит.

Он отвечает сухо, но не без уважения:

— Теперь будут заносить. Особенно после того, как Четырнадцатый регион официально вошёл в состав Империи. Некоторые считают это решением… спорным.

Вестник чуть колеблется, затем всё же добавляет:

— Его величество также распорядился, чтобы вы явились в Цитадель к началу сезона. Там вам предстоит пройти инициацию.

Я замираю, ощущая, как пальцы сильнее сжимают папку. Значит, придётся стоять перед другими родами. Доказывать, что я не просто получила имя: за мной есть сила, которая способна удержать земли.

Драконья кровь. Посох. Магия Гласа. Всё это придётся показать.

— Конечно, — отвечаю я, стараясь не выдать мысли. — Новый регион, новый род… новые обязанности.

Вестник кланяется глубже, чем прежде, и в его взгляде мелькает что-то похожее на тревогу.

— Тогда я желаю вам выдержки, лиора Таль. Впереди у вас будут не только земли… но и те, кто попытается отнять их.

С этими словами он разворачивается и уходит быстрым шагом, словно сам спешит вернуться туда, где кипит политика и интриги, оставляя меня с ощущением, что спокойная жизнь в крепости закончилась ещё до того, как я успела привыкнуть к новому имени.

И вместе с тем по губам сама расползается улыбка. Свобода. Завтра же отправлюсь в Вольный город, к архивариусу, который ведает магическими реестрами. Стоит лишь оформить прошение о разводе — и оно уйдёт в канцелярию Цитадели.

Каэль, конечно, взбесится. Попробует оспорить бумаги, пустит слухи, подключит Совет… Ну и пусть. Пусть злится, пусть бьётся, пусть ползает по Цитадели в поисках союзников. А я буду улыбаться. Потому что впервые за долгое время у меня есть право выбирать. И я выберу себя.

Решаю не возвращаться к делам и вместо этого засесть за книги по магии. Бегло перелистываю закладки, отмечая основные плетения Гласа и руны, которые могут пригодиться. До сезона балов меньше месяца — а значит, и до инициации тоже. Она должна их впечатлить.

Утро наступает слишком быстро. Я выбираю платье поспокойнее: ничего вызывающего, но достаточно изысканное, чтобы напомнить каждому встречному — перед ними теперь лиора Таль. Горничная заплетает волосы так, чтобы скрыть светящиеся кончики. В крепости к ним уже привыкли, но в Вольном городе мне, боюсь, и шагу не дадут ступить, будут разглядывать, как редкость из коллекции кнаэра.

Архивариус принимает прошения только в первой половине дня, и если я хочу успеть подать заявление на развод до того, как все узнают о моём новом положении — и Каэль в том числе, — стоит поспешить.

Поэтому я спешу во внутренний двор, где меня уже ждут сопровождение и элементальный конь. Всё-таки теперь стоит прикупить големобиль — не может глава рода разъезжать на магических лошадях, как какая-нибудь простолюдинка.

Каждый раз, проходя мимо хрупкой стеклянной конструкции, что постепенно вырастает на месте бывшего фонтана, под которым скрыта водяная жила, я ощущаю тихую гордость за себя.

Полукруглые стеклянные пластины поднимаются секция за секцией; их удерживают серебристые рунические ободья. В центре закреплён массивный кристаллический сердечник: именно он будет управлять потоком воды, но пока лишь мягко мерцает, накапливая силу. Уже видно, как внутри конструкции блестят первые капли, поднятые с глубины.

Эта технология — разработка мага, которого прислали из Двенадцатого региона, а сам чертёж создан женой Защитника Истока — Ирис Аль’Маар. Говорят, она видит течения воды под землёй и чертит схемы так, будто сама разговаривает с жилой. Ирис считается лучшей в своей области, но даже она предупреждала: конструкция пока нестабильна. Один неверно настроенный рунный обод, и кристалл может уйти в резонанс, уничтожив половину крепости. Именно поэтому строительство тянется и без конца вытряхивает из моих карманов уйму капель.

Я задерживаюсь на мгновение, наблюдая, как искристая капля стекает по стеклу, оставляя сияющий след. Не могу устоять и провожу пальцами по поверхности купола. Магия откликается, словно конструкция чувствует моё присутствие и отвечает лёгкой вибрацией.

Хм. Нужно сегодня заглянуть к рабочим и уточнить, как продвигается синхронизация сердечника. Если запуск состоится без сбоев, это изменит всё — крепость будет полностью обеспечена собственной водой. А значит, скоро мы сможем не только покрывать свои нужды, но и продавать её.

Я взбираюсь в седло элементального коня. Сопровождение выстраивается позади, и мы покидаем внутренний двор. Стены крепости остаются за спиной, а впереди лежит извилистая дорога в Вольный город.

Пока мы едем, я продумываю маршрут. Сначала — архивариус: нужно успеть подать заявление на развод до того, как слухи разлетятся по городу. После него хочу заехать на новое предприятие по производству теплушек — за последние месяцы оно даёт стабильный и высокий доход, сотрудничество с Мирвином оказалось куда полезнее, чем я ожидала. И ещё нужно узнать последние новости: за событиями в Цитадели я почти не следила, раньше в этом не было нужды, но теперь придётся учитывать каждое их решение.

Дорога постепенно спускается вниз. Вдалеке уже блестят белые шпили Вольного города, сияющие под солнцем, как драгоценности.

Вскоре мы въезжаем в город через южные ворота. Пёстрая толпа шумит, но при виде нашего небольшого отряда нехотя расступается. Мы направляемся к зданию архивариата — массивному серому дому с арочными окнами и резными дверями. Там я быстренько подаю заявление на развод: несколько подписей, проверка печатей, холодный взгляд архивариуса и дело сделано. Остаётся только ждать решения Совета.

Когда выхожу из архивариата, ощущаю на себе чужой взгляд. Оборачиваюсь и замечаю у стены мужчину. Стоит ему понять, что я его вижу, и он тут же отворачивается, будто разглядывает витражи. Но ощущение слежки не уходит. Совет? Саар? Или Каэль уже в курсе моего нового положения?

— Простите, — я делаю шаг к нему, но он резко отшатывается и торопливо уходит.

— Лиора Аэлина, — сзади уже маячит дозорный.

Сердце бьётся быстрее. Мужчина исчезает за углом, растворяясь в шуме улиц, но ощущение чужого взгляда не уходит.

Торговцы перекрикиваются, дети гоняются за магическими сферами, забавная цветная птичка ныряет в раскрытое окно лавки пряностей. И всё же сквозь этот шум тянется тонкая, липкая нить тревоги.

— Лиора, путь свободен, — докладывает дозорный, проверяя ближайший перекрёсток.

Я киваю и делаю знак двигаться дальше, но не спешу садиться в седло. Поглядываю на угол здания, за которым скрылся незнакомец, и тихо говорю:

— Отправьте кого-то проверить переулок.

Один из моей охраны склоняет голову и исчезает в толпе. Остальные остаются при мне.

Наконец сажусь в седло. Мы сворачиваем на соседнюю улицу. Чуть ниже, за углом, находится моя «Мастерская уютных чар», где шьются новые модели теплушек.

Ветер приносит запах горячего хлеба и расплавленного воска, а звон колокольчиков на дверях лавок сливается в один сплошной перезвон. Вскоре мы оказываемся у торгового дома — высокого, угловатого, с огромными стеклянными витринами, за которыми виднеются механизмы. Изнутри доносится стрекот швейных чар и шорох ткани. Мирвин уже тут как тут, расхаживает у входа и, заметив меня, встречает низким поклоном.

Провожу в мастерской пару часов: Мирвин показывает чертежи новой модели теплушки, восторженно рассказывает о кристаллах из Четвёртого региона и обещает, что они будут держать тепло дольше прежнего. Я проверяю швы, киваю, но мысли всё время возвращаются к незнакомцу. Когда возвращается дозорный, его слова звучат тревожно: след оборвался в переулке, словно мужчина просто растворился.

Мирвин, заметив мой взгляд, спрашивает, всё ли в порядке, но я лишь отвечаю холодно:

— Продолжайте работать. Заказы важнее.

На обратном пути мне снова кажется, что за мной следят, но дозорные никого не находят. Вернувшись домой, зову капитана Восса — начальника стражи — и приказываю усилить охрану: больше людей, драконов, пост у бывшего фонтана и дополнительное сопровождение. Что-то подсказывает, что лишняя защита скоро понадобится.

Следующую неделю я почти каждый день езжу по делам в Вольный город. Заезжаю к шайрине Элианн за платьями, которые заказала ещё три месяца назад к началу сезона, и в итоге решаю взять ещё пару дорогих вариантов. Иногда захожу в небольшую чайную лавку на площади — там, среди гомона купцов, всегда можно услышать свежие слухи и последние известия из Цитадели.

Сегодня разговоры особенно тревожные. В дальнем углу трое мужчин сидят близко, почти касаясь головами, и спорят вполголоса. Их слова рвутся обрывками, но я различаю главное:

— Род Таль возродился только по личному решению императора, — один из них почти не шевелит губами. — Говорят, цена была слишком высока…

— Совет в ярости, — глухо хмыкает второй. — Шепчут, что Сильрик пошёл против их воли.

— И что теперь? — осторожно спрашивает третий.

— Слухи о перевороте, шайр… Будто его хотят сместить.

Делаю вид, что просто рассматриваю витраж на потолке, но внутри холодеет. Возрождение рода Таль стало моей защитой, моей новой опорой… а теперь оно же может обернуться против нас. От этой мысли хочется ускорить всё, что связано с водой. Рабочие обещают закончить синхронизацию сердечника к концу недели. Если всё пойдёт по плану, запуск даст крепости доступ к собственным ресурсам и укрепит наши позиции.

И пока идут работы, я продолжаю решать повседневные дела. В один из дней снова заезжаю в мастерскую, чтобы проверить, как продвигается подготовка заказов, которые должны быть отправлены в Седьмой регион. Мирвин, заметив меня, быстро подбегает и протягивает запечатанный конверт.

— Мальчишка-разносчик принёс, лиора, — говорит он вполголоса. — Сказал: это важно.

Я принимаю конверт. Печати на нём нет. Сердце неприятно сжимается, но я всё же вскрываю его прямо при Мирвине. Внутри всего лишь сложенный вдвое лист плотной серой бумаги.

На нём всего несколько слов, выведенных быстрым, уверенным почерком:

«За тобой следят, милая. Выйди через чёрный вход, со стороны улицы Сай Лун. — С.»

Я замираю. Этой единственной буквы хватает, чтобы понять, кто прислал записку. По спине скользит холод, дыхание сбивается. Не даю себе времени на сомнения — разворачиваюсь и иду к чёрному ходу.

21. Игры Саара

Я выхожу в узкий переулок, этот ход обычно используют для доставки тканей и кристаллов. Здесь пахнет древесной стружкой. Между стенами теснятся горы деревянных ящиков, и на одном из них сидит Саар.

Ветер играет его золотыми волосами, бросая на лоб непослушные пряди. Длинные ноги небрежно перекрещены, поза кажется ленивой, почти позирующей, но взгляд — цепкий, внимательный, опасно изучающий, скрывающий куда больше, чем кажется.

Интересно, как долго он ждёт. И почему именно здесь.

— Милая, — произносит Саар, медленно поднимаясь. — Ты умеешь выбирать время и место для встреч.

— Сомневаюсь, что выбор был за мной, — отвечаю ровно, хотя сердце всё ещё колотится после записки. — Что за игра, многоуважаемый кнаэр? Это вы за мной следите?

Саар подходит ближе, лениво, как хищник, которому некуда торопиться. Его тень скользит по каменной стене, взгляд становится насмешливым.

— Если бы я следил, ты бы даже не заметила, Аэлина. Но на эту игру у меня совсем другие планы.

— А с чего вы решили, что я чувствую, будто за мной следят? — спрашиваю, стараясь не выдать напряжения.

— Но ты ведь пришла. А я знаю… кто за этим стоит.

— Но не скажете?

— Скажу. В другом месте.

— В чайной?

— Нет, милая, — шепчет Саар. — Нам понадобится более приватная атмосфера.

— Вот как?

— Обед в моём дворце, — его голос приобретает бархатную глубину. — Поговорим без чужих ушей. — Или ты хочешь, чтобы наши тайны обсуждали на каждом углу городской площади?

— А у нас есть тайны? — бросаю я, стараясь звучать дерзко.

— У нас будет их гораздо больше, милая. Особенно если ты признаешь, что боишься меня… хотя бы немного.

— Я вас не боюсь, — отрезаю я.

Саар медленно поднимает руку, кончиком пальца поправляя непослушную прядь у моего виска, задерживаясь чуть дольше, чем нужно. Его прикосновение едва ощутимо, но от него по спине пробегает холодок. Полгода я его не видела и надеялась, что этот рекорд продержится дольше.

— Вот и хорошо, — шепчет он, склонившись ближе, так что тёплое дыхание касается моей щеки. — Потому что страх делает тебя предсказуемой. А предсказуемость так скучна.

На последних словах к переулку плавно подкатывает големобиль с выгравированным на боку гербом кнаэра.

Саар, не теряя ни секунды, ловко распахивает дверцу, жестом приглашая меня внутрь.

— Садитесь, милая.

— А если я откажусь? — спрашиваю, перекрещивая руки.

— Тогда ты узнаешь правду от тех, кто не будет таким… деликатным. Но не жди, что я спасу тебя от последствий.

Мы меряемся взглядами. Сердце колотится так сильно, что кажется, его слышит весь переулок. Я не доверяю Саару. Умоляю себя уйти, не садиться в этот проклятый големобиль, но если этот дракон и правда знает, кто за мной следит — выбора нет.

— У тебя есть пять секунд, милая, — говорит Саар, удерживая дверцу открытой. — Поедешь со мной и услышишь правду… или останешься гадать, пока кто-то не решит, что проще убрать тебя с дороги.

Делаю вид, что колеблюсь, хотя внутри уже всё решено. Я должна знать. Пусть это риск, но другой дороги нет. Теперь у меня есть магия, и я не та беспомощная девчонка, которой была раньше. Если Саар решит перейти границы — я смогу ответить.

— Всего обед, да? — уточняю ровно, но чуть приподнимаю подбородок.

— Всего обед, милая, — его улыбка почти не видна, только ощущается, — и я верну тебя обратно… если, конечно, захочешь.

Делаю шаг к дверце, Саар по-прежнему держит её открытой. В этот момент мы оказываемся слишком близко. « Не смей, Саар…», — думаю я, чувствуя, как сердце стучит в висках. Я поворачиваю голову — и он склоняется ко мне, как будто это движение неизбежно. Его губы едва касаются моих: лёгкое, обжигающе короткое касание, больше вызов, чем поцелуй.

— Для них, — шепчет он с коварной усмешкой. — Пусть им будет что обсудить, милая.

Я отдёргиваюсь, сохраняя лицо спокойным. Губы горят, будто Саар оставил на них метку, и хочется стереть это прикосновение. Но он уже отступает, делая вид, что ничего не происходит, словно это касание всего лишь случайность, игра для публики.

— Садитесь, милая, — безмятежно повторяет Саар.

Вдох. Выдох. Всё равно ощущаю в области лопаток странное давление, будто чьи-то взгляды впиваются в меня.

Сажусь в големобиль. Саар опускается следом, но сохраняет между нами заметное расстояние и негромко приказывает водителю трогаться. Машина мягко скользит вперёд и медленно выползает из узкого переулка.

— Не люблю, когда мной играют, — выдыхаю я, пряча дрожь в пальцах. Смотрю в окно, стараясь не дать ему понять, что задел.

— Ах, милая, — откликается Саар, улыбаясь своей ленивой улыбкой. — Но мы все играем. Одни просто выбирают фигуры. Другие — становятся ими.

— Вы хотите сказать…

— Не додумывай лишнего, — перебивает он с лёгкой усмешкой. — Тебе не нужно меня бояться. Я не трону тебя… пока ты сама этого не захочешь.

Големобиль набирает скорость, гул рунных кристаллов под полом ровный, почти убаюкивающий, но внутри спокойствия нет. За окном проплывают витрины, каменные мостовые, вывески лавок и человеческие силуэты, растворяющиеся в жарком воздухе улиц.

— Тогда зачем этот спектакль? — наконец спрашиваю, не оборачиваясь. — Поцелуй. Слухи. К чему это всё?

— Чтобы все думали то, что мне нужно, — отвечает Саар лениво, но я чувствую, что каждое слово просчитано. — Иногда сплетня полезнее клинка.

— А мне это зачем? — приподнимаю бровь, изображая скуку. Иногда полезно, когда тебя недооценивают.

— Аэлина, не разочаровывай меня. Ты слишком умна, чтобы задавать такие вопросы. Сплетни — твой щит. Пока думают, что ты в моей власти, многие перестанут искать способ ударить в спину.

Звучит разумно, но мысль, что теперь моё имя будет в каждой грязной сплетне, оставляет привкус металла во рту. Нет, от этого не становится легче. Мне не нравится быть пешкой в чьей-то игре, даже если партия временно на моей стороне.

— Посмотри на мой замок, — говорит Саар, будто решив сменить тему. Едва заметная гордость прячется в интонации.

И я смотрю. Ворота медленно распахиваются, и передо мной открывается ослепительный вид. Дворец Саара сияет в солнечном свете, словно созданный из золота: белоснежные стены переливаются тёплыми отблесками, а золотые вставки оплетают арки и колонны, превращая их в драгоценные нити.

По мраморным террасам струятся потоки голубой магии, искрящейся в воздухе, а между колоннами колышутся лёгкие шёлковые драпировки цвета топлёного молока, за которыми виднеются аккуратные горшечные деревца — слишком безупречные, чтобы быть настоящими.

— Голубая магия, водные чары, милая, — мягко усмехается Саар, пока големобиль останавливается во внутреннем дворе. — Драгоценнее капель, дороже крови. Потоки переплетены так, что ни один маг, даже самый сильный, не переступит порог без моего разрешения.

Он бросает на меня быстрый взгляд и добавляет небрежно:

— Здесь я неприкосновенен.

Я провожу пальцами по кровавой обивке сиденья. Слова о защите звучат слишком самоуверенно. Любая магия? Что ж, проверим.

— А если против тебя выйдет магия Гласа? — спрашиваю ровно, словно между прочим.

— А что с ней? — Саар безразлично пожимает плечами. — Магия Талей давно уничтожена. Или ты и правда веришь, что твой император, подарив тебе имя, смог её воскресить?

Он не ждёт ответа: выходит из големобиля, обходит его и открывает дверцу.

— Брось, милая, — протягивает ладонь.

Я медленно выгибаю уголок губ в коварной улыбке, позволяю паузе повиснуть — и только потом касаюсь его ладони.

Саар ведёт меня по длинным роскошным коридорам, стены которых украшены витиеватыми золотыми линиями. В воздухе пахнет специями и чем-то сладким, тягучим.

Мы входим в просторную столовую. Дракон жестом приглашает меня сесть и сам устраивается напротив, намеренно не занимая место во главе стола.

Сервировка безупречна: серебро блестит, фрукты тонко нарезаны, густой гранатовый напиток мерцает в бокалах. Саар поднимает свой, медленно прокручивает в пальцах, наблюдая за мной, и на его лице вспыхивает привычная хищная улыбка.

— За нашу дружбу, милая, — произносит он негромко.

Я не спешу отвечать. В этом драконе всё кажется подозрительно продуманным, от позы до интонации. Пальцы дрожат едва заметно, когда я касаюсь холодного бокала. Я подношу его к губам и делаю осторожный глоток, больше для вида, чем из желания.

Сладкий, бархатный вкус задерживается на языке, но за ним будто прячется что-то терпкое и чужое. Почудилось или нет — не знаю, поэтому ставлю его обратно и делаю вид, что всё в порядке.

Саар, конечно, замечает. Он неторопливо откидывается на спинку стула и улыбается так, будто знает что-то, чего не знаю я.

— Пьёшь так, будто ждёшь, что я тебя отравлю, милая.

Я отвечаю холодным взглядом.

— Разве? Просто…

— Просто думаешь, что я могу что-то подсыпать. Я же говорил, что меня не нужно бояться.

Саар неожиданно меняет наши бокалы местами.

— Пей. Или думаешь, я и себе что-то подмешал?

Под его пристальным взглядом пробую напиток. Саар довольно щурится, продолжая лениво вращать уже мой.

— Знаешь, кто недавно пришёл к моему человеку?

— Кто? — У меня холодеет внутри.

— Дракон от генерала Ретьена.

— От Каэля? — спрашиваю. — Когда? — добавляю почти сразу, не выдержав паузы.

— Буквально пару дней назад, — спокойно отвечает Саар, будто мы обсуждаем погоду. — Оставил каплекарту с весьма щедрой суммой. Ничего сложного: всего лишь присматривать за новоявленной лиорой Таль. А перед самым началом сезона ей… лучше исчезнуть.

Я замираю, уставившись на Саара.

— Не смотри на меня так, милая, — произносит он весело.

— Значит… за мной следят драконы генерала Ретьена?

— Нет, — Саар лениво качает головой.— Мой человек отказал.

— Тогда кто? — спрашиваю.

Саар не сразу отвечает. Лёгкая усмешка, медленный глоток… и только потом он шепчет:

— За тобой слежу я.

— Вы что, издеваетесь? — Всё внутри рвётся вскочить, но я остаюсь сидеть. — И зачем, интересно, вы следите за мной? Хотите знать, сколько чашек чая я выпиваю в день?

— Если бы мне были нужны твои цифры, милая, я бы их уже получил. Нет. Важно другое.

— Например? — спрашиваю холодно, заставляя себя смотреть прямо ему в глаза.

Он медленно подаётся вперёд, опирается локтями на стол, голос опускается до мягкого, обволакивающего шёпота:

— Кто твои союзники. С кем ты встречаешься. Кому улыбаешься чуть дольше, чем положено. Кого опасаешься… и кто осмелился тебе угрожать.

Становится трудно дышать.

— Вы хотите сказать, что защищаете меня?

Саар наклоняет голову чуть вбок, золотые пряди падают на лоб, и его взгляд становится опасно внимательным.

— Нет, милая… — Пауза тянется мучительно долго. — Я решил на тебе жениться.

На миг кажется, что я ослышалась. Мозг отказывается складывать его слова в связное предложение — слишком нелепо. Но, похоже, Саар не шутит.

— Прошу прощения, что? — спрашиваю.

— Ты меня услышала, милая, — отвечает Саар мягко. — Жениться. На тебе. И нет, это не игра.

В этот момент бесшумно входят двое слуг, в руках серебряные подносы. Они скользят между нами, расставляя блюда, и разговор замирает сам собой.

Беру вилку, чтобы занять руки, и накалываю кусочек запечённого мяса. Вкус ощущаю слабо.

— Внезапное предложение. Или дело в том, что мои земли лежат на спорной границе между вашим городом и Империей?

— Ах, милая… Неужели ты думаешь, что всё сводится только к земле? Ты куда ценнее своих владений. — Саар чуть улыбается, играет ножом, будто проверяя его остроту. — Думаешь, я забыл тебя за то время что не виделись? Нет. Я ждал, когда ты станешь дороже. Для всех. И особенно — для меня.

Я не отвожу глаз.

— Тогда придётся вас разочаровать. Ценности не продаются.

Он замирает на секунду.

— Разве я говорил о продаже? Это… союз. Защита. Власть. Всё, что тебе нужно, чтобы выжить.

— Простите, — я медленно опускаю вилку, сцепляю пальцы на столе и наклоняюсь вперёд, — но вы предлагаете мне щит, который сломан ещё до битвы. Совет уже шепчется о перевороте. Императора собираются сместить. Вы уверены, что через месяц будете сидеть на своём троне, кнаэр?

Его улыбка на долю секунды гаснет — настолько, что обычный собеседник бы не заметил. Но я замечаю.

— Вот в чём разница между нами, — продолжаю спокойно, хотя внутри сердце выпрыгивает. — Вы играете в захват территорий. А я играю в выживание...

Я делаю маленький глоток гранатового напитка и позволяю паузе затянуться. Пусть прочувствует каждое слово:

— Так зачем мне ваша защита, если завтра за ней придёте уже вы?

Он медленно ставит бокал, взгляд опасно прищуривается, но уголки губ снова изгибаются в холодной ухмылке.

— Ах, милая… как же мне нравится твоя дерзость. Смотрю, эти пять месяцев сделали тебя острее. Потому дарю совет: укрепи восточные стены. Вольный город Дальрея уже облизывается на твою воду. Как бы не оказалось, что твоя игра закончится раньше, чем началась.

Он накладывает себе салат и между делом сообщает ещё пару интересных деталей, которые можно будет использовать.

Что же, обед не прошёл даром — я узнала гораздо больше, чем рассчитывала.

Дальше мы едим молча. В зале слышен только звон серебра. Кнаэр неторопливо режет мясо, будто ничего не произошло, но его взгляд то и дело скользит ко мне — оценивающий, осторожный, как у хищника, который встретил другого хищника и пока не решил, что с ним делать.

Големобиль подаётся во внутренний двор. Саар выполняет обещание и собирается вернуть меня в мастерскую. Как ни в чём не бывало, он протягивает руку. Я не беру её. Он улыбается чуть шире, как будто это его забавляет.

Зато кнаэр больше не пытается нарушить личные границы и всю дорогу хранит молчание. Привозит меня в мастерскую к тому же чёрному ходу. Кланяется:

— Спасибо за доставленное удовольствие, лиора Таль. Чудесный обед. В следующий раз, я угощу вас хвостом лунного ската. Или жемчужной акулой... Или, может быть, плавником морского лириса? Выберите сами. Я щедрый.

Сухо благодарю и отворачиваюсь.

Саар садится в големобиль, дверь закрывается мягким щелчком, и машина исчезает за поворотом улицы.

Спешу вернуться домой, но вместо привычной тишины меня ждет хаос: в холле, раненый вестник из Цитадели. Его плащ пропитан кровью, дыхание рваное. Он протягивает конверт: приказ через семь дней немедленно явиться ко двору. Только есть одна проблема. Магическая печать сорвана. Кто-то уже прочитал это послание… прежде чем оно попало в мои руки.

22. Рик

— Вы много работаете, Ваше Величество, — говорит один из моих генералов, пока я изучаю донесения, которые с каждым разом становятся всё хуже.

Я не отрываю взгляда от бумаги. Каждое новое сообщение бьёт по нервам, как удар плетью: нарастающее влияние Совета на жрецов, пропавший караван на юге, проблемы с водой в самой Цитадели. Империя трещит по швам.

— Вы думаете, я могу позволить себе отдых, генерал? — спрашиваю холодно, перелистывая страницу.

— Простите, я лишь хотел напомнить… вы не железный.

Не железный. Смешно. Всё вокруг рушится. Каждый тянет руку, чтобы урвать себе побольше власти… А они беспокоятся о моём сне.

Я подписываю пару бумаг и возвращаю их генералам. Они кланяются, выходят. Дверь за ними закрывается.

Пододвигаю к себе стопку приказов и подписываю их один за другим. Доходя до последнего, останавливаюсь — взгляд цепляется за строчки, мысли уплывают прочь.

Всё ли у неё нормально?.. Что с крепостью?.. Святые небеса, зачем я вообще об этом думаю?

Машинально беру остро отточенный карандаш.

Рада ли она, тому, что её вписали в храмовую книгу как главу нового рода?

Пока об этом размышляю, вывожу карандашом под своим именем одно слово:

«Аэлина».

Стираю.

Пишу снова. Будто проверяю, как это имя будет выглядеть рядом с моей подписью… И ненавижу себя за это.

Наконец не выдерживаю.

— Ты собираешься уходить? — произношу негромко, глядя в тёмный угол кабинета, куда не дотягивается свет магических сфер

Тишина. Потом — ленивый смешок.

— А я уже подумал, что ты забыл про меня, — раздаётся голос брата.

— Чего тебе, Ривен? — спрашиваю сухо.

— Хотел почитать тебе перед сном. — Он ухмыляется, и в его ладони загорается серо-голубой огонёк. Пламя растекается по пальцам, отражаясь холодным светом на стенах. Я вижу, как он удобно развалился в кресле, словно у себя дома.

В другой руке — смятая газета. Ривен театрально встряхивает её, разворачивает страницы и, изображая из себя чтеца имперских хроник, начинает громко читать:

— «Император сошёл с ума, возродив проклятый род драконоубийц! Неужели он собирается развязать новую войну между людьми и драконами?»

Братец поднимает брови, многозначительно смотрит на меня и переворачивает страницу.

— «Император продвигает свою любовницу, лиору Таль. Столица шепчется, не пора ли императору наконец жениться?»

— Тебя это развлекает? — спрашиваю холодно.

— Безмерно, — протягивает брат с ленивой усмешкой. — Но тебе, похоже, скучно… Ладно. Как тебе последние донесения моих шпионов?

Он делает вид, что невзначай пролистывает газету, и бросает слова так, будто обронил их случайно:

— Лиора Таль постоянно встречается с разными мужчинами. Недавно обедала с Сааром. В его дворце.

Я не отвечаю.

Он выдерживает паузу, а потом небрежно добавляет:

— И, кажется, они поцеловались.

Газеты пишут про Аэлину. Конечно, будут мусолить её имя. Но… поцелуй? Проклятие, Аэлина. Зачем ты позволила?

Воздух густеет.

Карандаш хрустит в моих пальцах и переламывается пополам.

— Поэтому, — продолжает брат. — Я надеюсь, тебе хватит ума не делать глупостей.

— Глупостей? — повторяю холодно.

— Ты же у нас… импульсивный. Особенно когда дело касается её. А Совету только и нужно, чтобы ты перестал быть холодным, расчётливым императором… и стал влюблённым дураком. Подумай об этом.

— Подумаю.

Пламя в ладони брата гаснет, оставляя кабинет в полутьме.

Ривен встаёт, поправляет воротник и бросает на меня внимательный взгляд.

— Хорошо, — произносит он, почти весело, но голос звучит слишком ровно, чтобы быть беззаботным. — Спокойной ночи, Ваше Величество.

Дверь мягко закрывается. В кабинете снова тишина. Я медленно опускаю взгляд на сломанный карандаш и приказ, где едва заметные буквы складываются в её имя.

Аэлина.

В груди что-то неприятно сжимается, будто сердце сдавили железными пальцами. Я стираю последние следы и откладываю бумагу. Только это ничего не меняет. Слишком поздно.

23. Назад в Цитадель

Аэлина

Имперского вестника пришлось выхаживать своими силами. В Пустоши с этим непросто: доктора сюда не едут — глухомань, опасности, да и платят мало.

Раньше можно было купить раба с лекарскими навыками и освободить. Теперь же южнее кто-то скупает таких оптом.

Зачем? Никто не знает, поэтому пока справляемся своими силами и молимся, чтобы обошлось без осложнений.

Вестник лежит на постели, бледный, с только что перевязанной головой. Рядом молоденькая горничная пытается смотать бинт — пальцы дрожат, но она делает вид, что этого не замечает.

Я хожу взад-вперёд по комнате, чувствуя, как тревога ползёт под кожу, холодит позвоночник.

— Кто напал? — спрашиваю уже в третий раз. — Кто смотрел письмо?

— Простите, лиора Таль, — сиплый голос вестника дрожит. — Лиц не видел. Дорога в горах была завалена камнями… единственный путь — обходить. Я так и сделал. А потом… удар по голове. Когда очнулся — письмо валялось рядом, а плащ был в крови.

Он смотрит рассеянно, будто не понимает, что случилось. Или делает вид.

— Отдыхайте, — говорю я и выхожу в коридор. Там прохладнее, но дышать всё так же тяжело.

Мысли носятся, сталкиваются, рвут голову. Семь дней. У меня семь проклятых дней, и времени нет. Приказ императора я игнорировать не могу, но отправляться в путь в назначенный срок кажется безумием. Если поехать тогда, враги успеют подготовить засаду и перехватить нас, а раньше тоже опасно: нет гарантий, что они уже не следят за дорогой.

Решение приходит быстро. Поеду позже, чем Рик приказал. Соберу надёжную охрану и позабочусь о защите.

Да, никто в здравом уме не рискнёт ослушаться императора… а я всё же сделаю это. И он меня, конечно, убьёт, но, может быть, чуть раньше поймёт, зачем я это делаю. Или не поймёт. И это даже хуже.

Имперского вестника выхаживали несколько дней, и теперь он уже оправился и уехал. С тех пор дни полетели ещё быстрее. Саар прислал открытку с приглашением на обед, но я отказала. Светские беседы подождут, ведь я выбрала работу в крепости, и теперь понимаю, что не зря.

Сегодня я по приказу Рика должна была отправиться в Цитадель.… но если бы я подчинилась приказу Рика, никогда бы не увидела этого.

Первый запуск сердечника — новой технологии, построенной прямо на месте старого фонтана, который когда-то украшал двор.

— Готовы? — спрашивает рабочий. Голос у него дрожит. У всех дрожит. Вокруг тесно — во внутреннем дворе собралась почти вся крепость: экономка, мастера, стража, слуги, даже дети притаились у дверей. Все ждут.

Я киваю и кладу ладонь на холодный купол. Моё прикосновение ничего не изменит, но всё же хочется верить, что это хоть как-то поможет. Ох, только бы не взорвалось… столько труда, столько капель, столько надежд.

Рабочий тянет за рычаг.

Мир замирает.

Сначала — тишина.

А потом из глубины поднимается низкий гул. Земля под ногами едва дрожит. Где-то внутри купола что-то щёлкает, срабатывают магические фиксаторы, вспыхивают первые руны.

— Ну, пожалуйста… — шепчу одними губами.

И вдруг сердечник оживает. Он начинает вибрировать, гул усиливается, и по прозрачному стеклу пробегают живые линии света.

Секунду спустя вода, застывшая внизу, будто слышит зов, и рвётся вверх. Столб чистейшей жидкости взлетает спиралью, и вспыхивают все руны разом — ярко-голубым, как раскалённая молния, заключённая в кристалл.

— Святой Исток… — выдыхает экономка. — И как же теперь им пользоваться, лиора?

Я улыбаюсь, но голос звучит спокойно:

— Основная масса воды уйдёт в подземный резервуар, а оттуда — по трубам. Но можно взять и отсюда.

Рабочий протягивает железную кружку. Я подхожу к серебряному крану, расположенному низко у земли, и поворачиваю его. Тонкая струя стекает в металл. Вода холодная, с лёгким голубым отливом.

Подношу кружку к губам и делаю первый глоток. Вкус… чистый, холодный, свежий, как воздух после настоящего дождя. Наконец-то. Получилось.

Кружки переходят из рук в руки — каждый хочет попробовать. Приходится найти ещё две, людей много. Пока я наблюдаю за торжественной вереницей, тянущейся к заветному кранику, улыбка не сходит с лица. Чувствую себя так, будто мне снова пять, и вдруг Дед Мороз приносит ту самую куклу, которую я видела в витрине магазина.

Кто-то осторожно касается моего локтя. Капитан Восс, начальник дозорных.

— Лиора, — шепчет он и низко кланяется.

Я киваю, и мы оставляем за спиной внутренний двор, уходим в крепость, чтобы гомон и смех не мешали разговору.

Восс идёт рядом, молчит, и эта тишина тревожит.

— Говорите, капитан, — наконец не выдерживаю я.

Капитан останавливается, будто подбирая слова. Его взгляд напряжён, плечи словно каменные.

— Лиора Аэлина, сегодня ночью дозорные заметили драконов на дальних склонах. Двигаются небольшими группами, но слишком близко для простых путников.

— Сколько их? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Не меньше двух десятков. — Восс смотрит прямо, но глаза чуть прищурены, как у дракона, который уже просчитал все варианты. — Думаю, разведка. Наверняка это связано с водой. Так что… придётся выбирать: усилить защиту крепости или готовить ваше сопровождение в столицу.

— Вода или я… — хмурюсь. — Никогда не думала, что придётся выбирать.

— Мы… — начинает Восс, но осекается, словно решая, говорить ли дальше.

— Думаю, большая часть останется здесь, капитан. Вчера я пол-ночи лежала без сна и поняла, что нет нужды тянуть за собой небольшую армию. Поеду с малым отрядом — я и два-три дозорных. Так мы будем менее заметны.

К тому же… раз уж влипла в эту магию Гласа, грех не воспользоваться её преимуществами. Думаю, за себя я постоять смогу.

— Крепости нужна хорошая защита, — всё же добавляю.

— Тогда выделю самых надёжных драконов, лиора, — отвечает капитан после короткой паузы.

— Выступаем на рассвете, — решаю я.

Восс снова низко кланяется и удаляется. Я иду в свои покои доделать последние приготовления.

Утро приходит слишком быстро. Вместо платья надеваю мужской костюм. Намеренно. Если кто-то следит за дорогой, это может сбить с толку. Вещей беру минимум. Важнее всего каплекарта, на ней средства, а остальное я куплю уже там. Всё равно мои платья слишком скромные для столицы.

С первыми лучами солнца мы уже мчимся по дороге на магических лошадях. Под копытами вспыхивают искры, утренний воздух плотный, сухой, будто ещё хранит ночной холод. А я думаю о Рике. Интересно, он уже злится… или ещё только собирается? Глава нового рода пренебрёг всеми условностями... Да и бумаги на развод я так и не забрала у архивариуса — была слишком занята добычей воды.

Чем дальше я удаляюсь от крепости, тем тяжелее становится на душе. Я уже там обжилась, привыкла к каменным стенам, к дозорным, к шуму двора… и главное — мне нравилось. Но выбора нет. Мысли скачут, как пугливые птицы: сначала о воде, потом о Рике, потом снова о воде.

Когда мы останавливаемся в гостинице, взгляд сразу цепляется за големобиль с гербом Саара. Странно. После обеда и короткого отдыха, когда мы выходим во двор, его уже нет. Я пытаюсь убедить себя, что это совпадение, но чувство тревоги не отпускает.

Мы въезжаем в Цитадель под вечер и остаёмся на ночь в гостинице. Завтра всё изменится: встреча с модисткой, а потом — сразу к императору.

В номере долго не удаётся уснуть. Мысли роятся, и я устраиваюсь у окна.

Внизу — огни, шум, роскошь, жизнь, которая не замирает даже ночью. Удивительно, как быстро успела отвыкнуть от всего этого. Чувствую себя девочкой из деревни, случайно забредшей в чужой, блестящий мир.

И вдруг… движение.

Скользящий свет фонаря выхватывает из темноты знакомые очертания — по дороге медленно катится големобиль. Тёмный корпус сверкает, как отполированный обсидиан, окна закрыты, и в зеркальных стёклах отражаются огни улицы.

Лёд тревоги разливается по груди. Саар. Зачем он здесь?

Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу, но машина не останавливается. Скользит по мостовой, уходит за поворот — и растворяется в тени, будто сама ночь прячет его от моего взгляда.

Слишком много совпадений за один день. Големобиль Саара утром, и вот снова… Может, я накручиваю себя. Но тогда откуда это ощущение, что меня опутывают невидимые нити — стягивают, почти душат?

Наконец, отрываюсь от окна и ложусь, но сна нет. Есть лишь смутное предчувствие: завтра принесёт не только встречу с императором, но и то, чего я пока не могу предвидеть.

На рассвете всё тело ноет от напряжения и бессонной ночи, но времени нет. Мы завтракаем наспех — чашка чая, каша с мёдом — и выходим.

Цитадель встречает нас дыханием нового дня. В воздухе запах специй, свежей выпечки и ночной прохлады.

Магические фонари гаснут один за другим, но их кристаллы ещё какое-то время мерцают. Свет переливается по мостовой мягким серебристым блеском, будто кто-то рассыпал по камням лунную пыль.

Мы сворачиваем на широкую улицу, ведущую к торговому кварталу. Здесь уже кипит жизнь: распахиваются ставни, разносчики наперебой выкрикивают цены. Мимо скользят големобили — лакированные, сияющие, каждый с гербом дома на дверце.

И всё же временами я ощущаю, будто чей-то взгляд сверлит спину. Стараюсь не оглядываться и идти дальше. Я выбрала одну из лучших модисток Цитадели, но не ту, к которой ходили мать и сёстры. Не хочу одеваться там же, где они — слишком много воспоминаний о том дне, когда семья отвернулась от меня. Пусть новые платья будут без прошлого.

Мастерская модистки расположена в переулке, вымощенном гладким белым камнем. Внутри — совсем другое измерение. Шёлковые занавеси, лёгкий запах лаванды, десятки манекенов с платьями, похожими на произведения искусства. Моя охрана осматривает помещение, убеждается, что опасности нет, и выходит.

— Чем могу помочь, лиорд? — спрашивает модистка, чуть склоняя голову.

Приняла за мужчину из-за одежды? Я сбрасываю капюшон, и волосы свободной волной распадаются по плечам. Модистка невольно замирает, заметив блестящие лиловые кончики.

— Ах… простите, лиора. Я…

Едва заметно киваю, будто ничего не произошло, и перехожу к делу:

— Хочу заказать одежду на бальный сезон. Срочно нужны три платья с полными комплектами: перчатки и туфли в тон. Всё остальное потом.

Модистка хватается за блокнот и ручку.

Я перечисляю:

— Во-первых, вечернее платье, лёгкое, с вышивкой и без излишеств. Цвет глубокий пурпур, чуть темнее моих волос, с тонкой серебряной отделкой. Во-вторых, парадное, чтобы не уступать жёнам и наследницам старших родов: закрытые плечи, корсет, многослойная юбка, белое золото и дымчатая органза. И третье танцевальное, максимально удобное, с разрезами, лёгкой тканью и минимумом украшений. Пусть сама фактура создаёт впечатление.

Модистка пишет быстро, но она всё чаще поднимает глаза — не просто оценивающе, а осторожно, будто пытается понять, кто я на самом деле.

— Кроме того, — продолжаю, — понадобится плащ для прогулок, светлый, с подкладкой, чтобы держал форму. Ещё нужны два комплекта нижнего белья: один на каждый день, другой для торжеств, только шёлк и никаких кружев. И…

Договорить я не успеваю. Дверь распахивается так резко, что шёлковые занавеси взлетают. В проёме появляются двое дозорных в серых мантиях, их шаги глухо звучат по мраморному полу.

— Лиора Таль, — один склоняет голову, — вам надлежит немедленно явиться к императору.

— Конечно, — спокойно отвечаю, — как только я найду достойное платье.

— Нам приказано доставить вас немедля, — жёстко произносит один из дозорных.

Ах да, немедля. Конечно, могла бы пойти как есть… Но во дворце, а тем более по дороге, я обязательно встречу драконов из других родов. Появиться перед ними в мужской одежде — верх неприличия. Я вздыхаю. И получать мне всё равно придётся от Рика. Так лучше уж за всё… и в красивом платье.

— Нет, — твердо повторяю. — В таком виде не поеду. Исключено.

Дозорные переглядываются. Видно, к спору их не готовили.

— Не вынуждайте нас к крайним мерам, лиора Таль, — говорит второй. В его голосе слышится явное предупреждение.

— Примите совет: мужчины, которые встают между женщиной и красивыми тканями, обычно плохо заканчивают. Подождите снаружи. Как только закончу, отправимся к императору.

Модистка удивлённо приподнимает брови, но тактично молчит.

Я поворачиваюсь к ней:

— Аксессуары тоже закажу у вас, — продолжаю, словно дозорных в комнате и нет. — И перчатки: тонкие длинные для балов и короткие для дневных прогулок.

Секундная пауза. Чувствую, как жжёт между лопаток. Я медленно подхожу к манекену с роскошным изумрудным платьем, касаюсь тонкой ткани, затем добавляю:

— И туфли. К каждому платью. Без этих каблуков-«убийц» — хочу, чтобы в них можно было прожить ночь… и не умереть.

В этот момент один из дозорных резко хватает меня за запястье. Пальцы врезаются в кожу, и внутри что-то щёлкает. Слово срывается с моих губ прежде, чем я успеваю подумать:

— Замри.

Магия Гласа вспыхивает, будто стрела, и ударяет только в тех, кто ближе всего ко мне. Дозорный замирает, второй — тоже.

Модистка же бледнеет, но лишь от ужаса, не от приказа.

Я освобождаю руку из его хватки. Вот не хотела этого… а теперь завтра будет сплетничать вся Цитадель. Поворачиваюсь к модистке.

— Я… я никому не скажу, лиора, — тут же выпаливает она, побелев.

— Сумочки, — произношу ровно, будто ничего не произошло.

— Ч-что? — растерянно переспрашивает она.

Едва слышно вздыхаю и, глядя прямо в её глаза, повторяю чётче:

— Маленькие вечерние сумочки. Подберите к каждому платью.

— П-поняла, лиора, — быстро произносит модистка, лихорадочно делая записи.

— Есть ли у вас сейчас что-то приличное? — спрашиваю, скользя взглядом по ряду платьев.

Она кивает.

— О, лиора… есть. Один единственный наряд, наша гордость… Мы готовили его для принцессы Лионии, которая сейчас гостит в Цитадели. Но… если вы пожелаете, конечно, он ваш.

— Принцессе? — тупо переспрашиваю я, моргая. Какого чёрта здесь делает юная роза из Осколочного драконьего государства?

Модистка вдруг улыбается — наконец, поняла, что убивать её никто не собирается. А посплетничать… очень хочется. Она склоняется чуть ближе, понижает голос и доверительно сообщает:

— Её Высочество приехала на сезон балов. Погостить. Но сплетники шепчут, что между нашим Императором и ней заключён союз. Говорят, свадьба уже обсуждается.

Она делает паузу. Её глаза блестят от удовольствия:

— Но… надо признать, Его Величеству давно пора жениться. Правда? Да и принцесса… такая милая.

Внутри что-то дрожит, натянуто, как струна.

Принцесса. Свадьба.

Отчего так горько? Разве это вообще должно меня касаться? Я натягиваю на лицо лёгкую улыбку и обрываю её восторги:

— Давайте платье.

Потом вспоминаю и добавляю:

— И, пожалуйста, подберите мне шпильки и заколки с драконьими камнями. Никаких вычурных завитков. Пусть смотрятся… просто. Но дорого.

24. Приём у Императора

Модистка щёлкает пальцами, и её помощницы выносят платье — тёмно-изумрудное, словно хвоя в полумраке леса. В ткани мерцают пурпурные драконьи камни, вспыхивающие в унисон с кончиками моих волос. Я замираю: никогда бы не поверила, что эти оттенки могут звучать так гармонично, будто созданы друг для друга.

Это не просто платье… это шедевр. И будто в ответ на эту мысль, доносится приглушённый шёпот помощниц: едва слышные ахи и слова, полные восторга. Но чем ближе девушки подходят, тем слабее становится звук, пока голоса не смолкают вовсе.

Протягиваю руку и касаюсь ткани кончиками пальцев. Шёлк тонкий, прохладный, струится между ними, ловя каждый отблеск света.

Забираю платье и медленно иду в примерочную. Когда надеваю платье, оно садится идеально. Лиф подчёркивает линию талии, длинная юбка мягко скользит по полу, переливаясь оттенками от глубокого изумруда до тёмного пурпура. К наряду прилагается лёгкий плащ из той же ткани, и он так красиво сверкает, что не хотеть его невозможно. И кажется, всё это великолепие создано специально для меня!

Волосы приходится собрать в небрежную причёску — горничных-то нет, а самой плести сложные узоры некогда. Но руки помнят: когда-то, в другом мире, я умудрялась делать прически из разряда «смотрю Ютубчик и повторяю». Эх...

Когда наконец готова, расплачиваюсь с модисткой и едва слышно вздыхаю: наряды обошлись в кругленькую сумму… А ведь я собиралась отложить эти деньги на сад. На сад Святые Драконы — на розочки! Вода же есть. Могу себе позволить. Только теперь вместо клумбы у меня шёлковый плащ. Отличная инвестиция! Надеюсь, император оценит мою жертву и хотя бы заметит, что я, между прочим, сегодня выгляжу неприлично дорого.

Подхожу к дозорным и легко касаюсь плеча одного, затем другого. Они вздрагивают, открывают рты, будто собираясь что-то сказать, и тут же закрывают.

Правильно, мальчики. Дышим ровно, любуемся молча.

— Проводите меня к императору, пожалуйста, — говорю я.

Ответа не требуется. Они синхронно кивают и бесшумно занимают места по бокам. Пока меня сопровождают к имперскому големобилю, я успеваю встретить парочку матушкиных знакомых. Эти драконы словно вырастают из-под земли — улыбаются, кивают, изучают взглядом мой наряд от лифа до подола. Свою охрану отпускаю в гостиницу. Дальше меня сопровождают только дозорные.

Когда мы прибываем во внутренний двор замка, начинается настоящий парад лиц. До самого тронного зала я не успеваю передохнуть — приходится здороваться со знакомыми, изображать радушие и холодно улыбаться.

Сердце замирает на один миг. Двойные белоснежные двери медленно раскрываются. Я уже вижу трон — золотой, величественный. Вижу дюжину драконов, стоящих по бокам, и дорожку, ведущую прямо к императору.

Сейчас увижу его настоящего — без «вуали», без той магии, что скрывала лицо от всех. Мысль об этом щекочет кожу, словно лёгкий ток, обещая что-то опасное и сладкое.

Шаг… и ещё один.

Время будто вязнет, застывает в воздухе.

И вдруг я чувствую его взгляд. Тяжёлый. Жгучий. Он уже видит меня. И я знаю… он тоже ждал этой встречи. Рик сидит на троне, откинувшись чуть назад, будто всё происходящее его утомляет. Пальцы лениво скользят по подлокотнику, взгляд холодный, отстранённый, но только для остальных. Я же вижу больше. В золотистых радужках бушует буря, спрятанная за маской ледяного равнодушия.

На миг мне хочется хмыкнуть. Ещё вчера он был в моей крепости, притворялся хранителем, выполнял поручения и позволял думать, что власть — моя. А теперь… стою перед троном. И, надеюсь: я была очень хорошей хозяйкой, потому что роли вдруг поменялись.

Я кланяюсь низко, ощущая на себе десяток взглядов.

— Лиора Таль, рад вас видеть, — бросает Рик и поднимается с трона.

Сглатываю, стараясь, чтобы это не было заметно. Сегодня он выглядит… слишком внушительно. Не тот Рик, что в крепости — хранитель с ленивой усмешкой. Передо мной император: холодный и отстранённый.

— Вы не слишком спешили исполнить приказ вашего императора, — произносит Рик. Его спокойствие скребётся яростью. — Может, расскажете, что произошло такого важного… что вместо аудиенции вы пошли по магазинам?

В зале кто-то кашляет, пряча усмешку за ладонью.

Я улыбаюсь в ответ. Нет, меня это не задело. Рик ведь не знает, что меня задержало. Хотя странно: разве раненый вестник не доложил? Что ж, придётся пережить его гнев — выхода всё равно нет.

— Ваше Величество поручили мне возглавить новый Четырнадцатый регион, — отвечаю ровно, не поднимая глаз. — Но там слишком много дел, связанных с добычей воды, и…

— Вода? — его голос хлещет, как плеть. — Для вас она важнее приказа императора?

— Важнее люди, — парирую тихо, но так, чтобы слышал весь зал. — Те, кто без неё умрёт.

Рик резко сходит с верхней ступени и оказывается ближе, чем хотелось бы. Его аура власти давит так, что кажется, я задыхаюсь.

— Вас вызвали два дня назад, лиора Таль. Два дня вы игнорировали мой приказ.

— Я его исполняла, — отвечаю и тут же выхожу из себя: — Я не собираюсь управлять регионом, сидя под вашей дверью в ожидании милости!

Рик прищуривается, уголки его губ едва заметно дёргаются.

— Считаете, что можете выбирать, какие приказы исполнять?

— Считаю, что на месте вам нужны те, кто действует, а не просто кланяется, — произношу спокойно, даже немного лениво, будто не замечаю, как у него играют скулы.

Тишина густеет.

В зале можно услышать, как кто-то нервно сглотнул.

— Осторожнее, лиора Таль, — его голос ласковый, но это обманка, он в бешенстве. — Я могу забрать этот регион так же легко, как дал.

— Тогда заберите, — поднимаю взгляд и встречаю его в упор.

Что-то мелькает в его глазах. Гнев. И… боль?

— Я дал вам власть, лиора Таль, — произносит Рик медленно, растягивая слова, будто хочет, чтобы каждое вонзилось в кожу. — Но власть — не право перечить императору.

Рик обходит меня. Его шаги отдают в груди, и тень скользит по мрамору, будто живая.

Он останавливается за моей спиной.

— Давайте поговорим наедине, — шепчу, едва поворачивая голову, и не знаю, слышит он меня или нет.

Рик смотрит поверх зала.

— Вон, — рычит он. — Все!

Шорох одежды и звуки шагов стихают. Двери закрываются. Мы остаёмся одни.

— Что, если я заберу имя и регион… — его голос тихий, но хищный. — Пойдёте к нему, Аэлина?

К нему?

Рик, да что с тобой?

Выходит, я ошиблась: дело вовсе не в приказе.

— Я даю вам род. Даю регион. Я зову вас сюда, чтобы выжечь чужие интриги… — слова Рика становятся всё жёстче, — а вы задерживаетесь, потому что… — он резко склоняется ближе, его шёпот обжигает кожу, — не хотите оставить своего любовника?

Я моргаю, не сразу веря своим ушам. И это обращение — «вы», холодное, отстранённое, — режет сильнее, чем крик. Раньше Рик говорил иначе.

— О чём вы, Рик? — мой голос дрожит, и я ненавижу себя за это.

Он резко отворачивается, но слова обжигают сильнее, чем взгляд:

— Прекрати лгать, Аэлина.

— Лгать? О чём вы, Рик? — я обхожу его, вынуждая встретиться лицом к лицу. — Хотя бы скажите прямо, к кому вы ревнуете? Потому что я не знаю ни о каких любовниках.

Он молчит. Челюсть каменная, взгляд прожигает, но слов нет.

И вдруг меня пронзает догадка. Саар. Его слишком лёгкая близость, касание губ — мгновение, которое я пыталась стереть из памяти, но оно вспыхивает, как раскалённое железо. Я резко вдыхаю.

— Вы что, серьёзно? Про кнаэра Вольного города? — в голосе прорывается сарказм. — Вы, Рик. Император. Верите в грязные сплетни и дешёвые игры?

Делаю шаг ближе, чувствуя, как в груди рвётся злость.

— И раз вы считаете, что имеете на меня право, скажите: разве так поступают с возлюбленными? Их оставляют?

— Достаточно, Аэлина, — его голос холоден. — Аудиенция окончена.

Я моргаю, сбитая с толку. Всё? Вот так?

Рик резко отворачивается, идёт к дверям. Я замираю, не веря, что это закончится без объяснений. И вдруг он останавливается. Плечи напряжены, голос уже не бьёт по сердцу, а властно расставляет условия:

— Завтра дом Нарьен открывает сезон балов. Вы должны там быть. После полуночи откланяетесь и вернётесь в Цитадель. Там вас будет ждать прыжок, подготовленный по всем традициям. Тайная инициация.

Я резко вскидываю голову.

— Почему тайная?

Его взгляд вспыхивает золотом, но тон спокойный:

— В Цитадели ничего не остаётся в тайне. Сплетни пустят нарочно. Драконьи рода подсуетятся. Многие придут — чтобы решить, правда ли вы опасны, как сейчас говорят.

Рик делает шаг ближе, и аура власти накрывает меня, словно шторм.

— Наша алькорл-связь, искусственно созданная во время испытаний в крепости, поможет вам раскрыть крылья. После я верну ваш родовой артефакт. Мы разорвём связь. И вы… будете свободны.

Его губы едва заметно дёргаются.

— Но советую задержаться хотя бы на треть сезона, Аэлина. — Он склоняется ближе, его шёпот обжигает кожу: — Иначе вы просто не выживете.

Рик разворачивается и направляется к дверям. Но, уже на пороге, останавливается и бросает через плечо:

— Запомните, лиора Таль. Завтра на балу вы не имеете права дрогнуть. Ни одного шага назад.

Дверь за ним захлопывается.

Я остаюсь одна. Сердце бьётся слишком громко. Вот и весь разговор. Выхожу следом и сразу натыкаюсь на пять пар драконьих глаз — дозорные стоят под дверью, будто ждут именно меня.

— Лиора Таль, — старший склоняет голову, голос звучит безупречно ровно. — Император распорядился проводить вас в покои.

Я киваю.

Два дозорных идут впереди, трое замыкают почётный эскорт. Внизу, у мраморного коридора, к нам присоединяется хранительница покоев в серо-голубом, с застывшей улыбкой на лице. Именно она открывает передо мной дверь.

— Ваши покои, лиора.

— Спасибо, — отвечаю и вхожу. Дверь мягко закрывается за спиной, оставляя меня в одиночестве… перед роскошным платьем, величественно выставленным на дубовом манекене.

Ткань струится, словно живая: глубокий пурпур, вплетённые серебряные нити, узоры, извивающиеся, как языки пламени, и древние символы. На груди тонкая вышивка в форме распахнутых крыльев дракона, а по подолу мерцают руны. Это не просто наряд, а платье-оберег. Оно стоит невероятно дорого, шьётся только на заказ, и позволить его себе могут лишь единицы. Я же пока могу только мечтать о таком.

Ошибка?

Выхожу обратно в коридор, и там же взгляд невольно упирается в родовой витраж. Свет пробивается сквозь цветное стекло, окрашивая дверь переливами пурпура и золота.

На витраже сияет герб рода Таль: распахнутые крылья дракона обнимающие круглый диск с сияющими рунами. В центре высится древо с огненной кроной и корнями, уходящими в воду.

Нет, комната явно подготовлена для меня. Закрываю дверь и снова смотрю на платье. Кто его купил? Рик? Или… это ловушка?

Подхожу, осторожно поднимаю рукав. Ткань тонкая, дорогая. И магическая.

— Это мой подарок, — раздаётся женский голос позади.

Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь.

Матушка. Конечно. Власти и средств у неё достаточно, чтобы заказать такой наряд.

Боль и злость сливаются в один тяжёлый ком. Я вижу всё — от того бала до сегодняшнего дня. И не понимаю, как можно появиться так буднично, с холодным лицом, и сунуть мне в руки платье, которое стоит дороже, чем вся моя жизнь в изгнании.

— Спасибо, матушка. Но Таль не принимают подарков.

Её губы дрожат в едва заметной усмешке.

— Не будь упрямой, Аэлина. Это не подарок. Инструмент. Ты должна появиться завтра на балу так, чтобы у всех перехватило дыхание. Чтобы даже те, кто шепчутся за спиной, вынуждены были склонить головы, глотая собственную желчь.

— Не понимаю, зачем вам всё это. Разве вы не отказались от собственной дочери?

— А разве я не дала тебе крепость? Капли?

— Дали.

— И я подарила шанс пленить императора. Но, похоже, ты им так и не воспользовалась.

— Я знаю… вы отправили меня туда специально.

— Не совсем. Просто обстоятельства сложились удачно.

— Значит, посох был вашим уговором с императором? — я щурюсь, стараясь уловить малейшее колебание в её голосе.

Матушка легко пожимает плечами, словно речь идёт о корзине фруктов на базаре, а не о древней реликвии.

— Уговором, подарком, наследием… называй как хочешь. Но суть одна: посох должен вернуться обратно к роду Фавьен.

— К роду Таль, — обрываю я холодно. — Я больше не ваша.

— Но ты моя дочь, хочешь того или нет. — В её глазах вспыхивает жёсткий блеск. — Ты кровь Фавьен, и ты слишком упряма, чтобы признать очевидное.

— Очевидное? — я делаю шаг ближе, чтобы она почувствовала жар моей злости. — Очевидное в том, что вы бросили меня на растерзание? Что позволили Каэлю растоптать моё имя, а сами с холодной ухмылкой отвернулись? Вот оно — ваше «очевидное»?

Матушка и глазом не ведёт. Лёд в её взгляде крепче моей злости.

— Ты смотришь слишком узко. Тебя бросили в огонь, и ты выжила. Стала закалённой сталью. Разве это не большее наследие, чем пустая материнская нежность? — её голос мягок. — Это всего лишь платье, Аэлина. Щит, а не подачка. Я не желаю зла своей дочери. Прости, но мне нужно идти.

Она идёт к выходу

— Матушка… откуда у рода Фавьен этот замок? Мой замок?

Её шаг чуть замедляется, но оборачивается она не сразу.

— Мы поговорим, Аэлина. Позже. Когда ты перестанешь видеть во всём лишь обиду.

Дверь мягко захлопывается за её спиной, и в комнате остаётся только я, и это проклятое платье, которое прожигаю взглядом, будто оно виновато во всём.

Впервые хочется — как упрямому ребёнку — топать ногами. Разорвать платье на клочья и свалить обрывки под дверью Фавьен. Но я не имею права на такую слабость. И, чёрт возьми, матушка права: лучше наряда всё равно не найти. Вопрос только один: могу ли я позволить себе воспользоваться этой подачкой?

Велю хранительнице покоев связаться с моими людьми и поручить им навестить модистку. Рик всё равно не выпустит меня из Цитадели. К вечеру выясняется, что к завтрашнему балу модистка не успеет пошить мой заказ. И я снова бросаю испепеляющий взгляд на проклятый «подарок».

Завтра придётся либо явиться в старом платье, которое уже видела половина двора, либо надеть матушкин шёлк. В конце концов, я прошу хранительницу принести иголку и серебряные нитки.

Крылья на груди платья сияют так нагло: хочется содрать их до последнего стежка. Но я не стану этого делать. Я изменю. Вплету в чужой узор своё.

Магическая сфера сияет под потолком, освещая мои движения. Стежок за стежком между крыльями проступает ствол — тонкий, но упрямый, тянущийся вверх, к самому горлу. Я добавляю ветви, пускаю их по ткани. И вот уже крылья не парят в пустоте — они обнимают древо.

Крылья и дерево. Знак Таль.

Я откидываюсь на спинку стула, любуясь своим шитьём. Платье уже другое. Я надену его не ради матушки — ради себя.

25. Бал

И вот наступает вечер бала. Горничные кружат вокруг, словно пчёлы: одна подаёт платье, другая вплетает серебряные шпильки в волосы, третья кистью наносит тонкую пудру из перемолотых лепестков роз.

Думала: буду нервничать. Но не испытываю ничего. Совсем. Ни страха, ни волнения, ни предвкушения. Может, это и есть сила? Когда боль и тревога уходят, уступая место странному спокойствию.

— Лиора, — тихо шепчет одна из горничных, отступая назад, — вы прекрасны.

Поднимаю глаза к зеркалу. Женщина, что смотрит на меня оттуда, не похожа на ту, что ещё недавно сжимала в руках обрывки собственной жизни. На её плечах лежит плащ, на груди вышит родовой знак. Взгляд — твёрдый и уверенный.

Пора. Я встаю. Шёлк платья скользит по полу, словно поток света и тени. Вечер только начинается.

Уже через мгновение колёса имперского големобиля замирают у роскошного особняка Нарьен, где должен пройти первый бал сезона.

Фонари отражаются в полированном корпусе, музыка и свет пробиваются наружу. Я остаюсь сидеть в салоне, разглядывая огни сквозь стекло.

Тяну время. Намеренно. Пусть ждут. Пусть успеют разогреться сплетнями, чтобы потом захлебнуться собственным восторгом.

Достаточно.

Я едва касаюсь дверцы — и лакей, будто ждал сигнала, отворяет её, почтительно склоняясь. Ступени. Коридор. И вот уже позолоченные двери бального зала, которые слуги распахивают передо мной.

Музыка стихает, когда глашатай собирается объявить моё имя. В зале наступает та самая короткая пауза, положенная по этикету. Танцующие оборачиваются, веера на миг замирают. Кто-то из мужчин приподнимается, чтобы разглядеть лучше, дамы обмениваются быстрыми взглядами.

И в эту тишину звучит протяжный голос глашатая:

— Лиора Аэлина Таль, хозяйка Четырнадцатого региона!

Взгляды чистокровок прожигают, скользят по лицу, плечам, символу Таль, вышитому серебром на груди. Это пощёчина всему высшему свету — явиться сюда в знаках рода, который когда-то уничтожал драконов.

Уже вижу, как они перешёптываются за веерами. Но ни одна ядовитая усмешка не появляется открыто. Не осмеливаются. Боятся. И прежде чем музыка вновь оживает, я успеваю уловить одобрительный взгляд матушки.

Иду между рядами драконов, и они, словно ошпаренные, отступают, освобождая дорогу. Замечаю сестёр, вижу Рика — он наклоняется к принцессе Лионии, что сидит на софе и наблюдает за танцующими.

— Дорогая, — раздаётся знакомый голос за спиной, звучащий нарочито громко, — не подаришь ли ты бывшему мужу первый танец?

Вижу, как зал замирает в ожидании. Отказать? Было бы сладко. Но слишком просто. Я протягиваю ладонь Каэлю:

— Конечно, бывший муж, — отвечаю ровно, но губы изгибаются в улыбке, предназначенной залу, не ему.

Он резко тянет меня в центр зала, сжимая пальцы так, что суставы белеют. Шаг задаёт намеренно грубо, разворот — почти рывок.

— Довольна? — шепчет Каэль, сжимая мою руку слишком крепко, когда делаем круг. — Разрушила наш брак. А ведь я старался ради нас. А ты… вот так... почти в лицо, швырнула бумаги.

— Довольна, — отвечаю, скользя шаг в шаг.

Жаль только, что у меня ещё нет собственного экземпляра. Повешу свидетельство о разводе в рамочку над кроватью. Чтобы каждый день помнить: наконец-то удалось избавиться от мерзавца.

Каэль ведёт меня в поворот, склоняясь почти к самому уху:

— Но я рад, что ты всё же прислушалась к моей просьбе и прибыла к началу сезона. — Он не отпускает мою руку даже после окончания па.

Господи… просьба? Это был приказ императора! Но пусть думает, что угодно.

Краем глаза замечаю: Рик уже танцует с принцессой. Его ладонь уверенно покоится на её талии, а весь зал словно зачарован этой парой. Заставляю себя отвернуться.

— Всё кончено, Каэль, — отстраняюсь. — Этот танец лишь ради приличий. И только. Мне не нужны скандалы с бывшим мужем. Отныне каждый идёт своим путём.

Его пальцы грубо впиваются в мою талию.

— Ошибаешься, Аэлина. Лей яд сколько хочешь. Как только Сильрика не станет, я заберу тебя обратно. — Его губы едва шевелятся, чтобы никто вокруг не услышал.

Что?.. Рика не станет? О чём он?

Ответа бывший муж не ждёт: с последним аккордом ведёт меня назад, туда, где я стояла до танца.

Я помню о заговоре, зреющем вокруг Рика, но даже не допускаю мысли, что Каэль может оказаться среди заговорщиков. Он, конечно, мерзавец, но больше трус, чем предатель. Нужно найти императора и предупредить… Но сделать шаг не успеваю: чья-то рука резко перехватывает мою.

— Аэлина! — знакомый голос, и я тону в объятиях. — Я так рада, что ты приехала!

Самая младшая из Фавьен — Тэя. Всё та же: пахнет жасмином, улыбается слишком застенчиво, а лёгкое голубое платье тихо шелестит при каждом шаге. Сестра тут же хватает меня под руку и, не обращая внимания на чужие взгляды, тянет к колоннам.

— Идём, идём! Здесь слишком душно, Аэлина, а я хочу тебя украсть у всего этого сборища. Я улыбаюсь.

— Тише, Тэя. Не кричи.

Мы выскальзываем в галерею, ведущую в сторону сада. Шум зала тонет, остаётся только прохлада и колеблющееся пламя магических сфер под потолком. Тэя держит мою ладнь крепко, будто боится, что я снова исчезну.

— Хочу знать всё, — шепчет она. — Как ты жила всё это время.

Я пожимаю плечами. Мы говорим о дороге, платьях, моей крепости, воде... О пустяках. Так, чтобы не касаться главного. Рода Фавьен.

— Матушка изводит себя мыслями о том бале, — тихо говорит Тэя.

Я отворачиваюсь.

— Не нужно. Не хочу её обсуждать.

Тэя останавливается. А у меня отчетливое ощущение: наша болтовня была прикрытием.

— И… Я волнуюсь за Севелию, — выдыхает она наконец.

— За неё? — я поднимаю бровь. — Она же жена лиорда Эмбрьена. Чего ей бояться? Он влиятелен и сможет её защитить.

Горечь пронзает внезапно: меня, разумеется, не пригласили на свадьбу сестры. Тогда я считалась недостойной появляться в свете.

— Да, но… — Тэя кусает губу. — Я слышала их разговор. Они шептались… о троне. О том, что будет, когда он падёт.

Я вздыхаю. Меньше всего мне хочется участвовать в интригах.

— Если слухи подтвердятся и Севелию поймают — казнят, — холодно замечаю.

— Знаю. Аэлина! Помоги. Матушка говорит о твоей связи с императором, что вы близки…

— Матушка слишком много говорит, — обрываю я.— А ты слишком охотно веришь слухам, Тэя.

Сестра вскидывает глаза, и я вижу в них испуг. Нет, не за себя — за Севелию. За семью. За нас. Она по-прежнему та самая светлая девочка, всегда стремящаяся примирить и защитить.

— Тэя… — я сжимаю её пальцы. — Ты не понимаешь, во что лезешь. Такие разговоры опасны.

— Но что, если это правда? — её голос срывается. — Если Севелия замешана… я не вынесу просто смотреть.

Я перевожу взгляд на колеблющиеся сферы света. Они вспыхивают ярче, словно уловили её тревогу.

— Оставь интриги тем, кто их плетёт, — тихо произношу я и снова смотрю на сестру.

Тэя качает головой.

— Ты ведь сильнее нас всех, сможешь защитить её. О тебе только и шепчутся: и про магию, и про ту историю с мастерской модистки, и про дозорных.

— Болтают — потому что им скучно… — отвечаю и обрываю фразу.

К нам приближаются двое мужчин. Я невольно замираю. Саар?.. Что он здесь делает? Его шаги гулко раздаются по каменному полу. На драконе чёрный камзол с серебряной вышивкой. Завидев нас, Саар останавливается, слегка склоняет голову, но взгляд скользит холодно и оценивающе, задерживаясь на Тэе.

— Какая редкая удача, — насмешливо бросает он. — Две дочери Фавьен, и ни одного свидетеля.

Тэя вздрагивает и прячется за моё плечо. Я выпрямляюсь и встречаю его взгляд.

— Шайр Саар, — произношу ровно. — Неужели вам мало своих дел, раз приходится вмешиваться в чужие?

— Мы лишь искали свежий воздух, лиора Аэлина, — лениво отвечает он. — А нашли куда больше, чем ожидали. Не так ли, лиорд Дарьен?

Тот довольно кивает.

Я перевожу взгляд на бледного юношу рядом с ним, пытаясь вспомнить. Хм… кажется, его род входит в Совет.

— Простите, лиоры, — тут же добавляет юноша, — но нам пора.

Он кланяется, и они уходят к двери в сад.

Я провожаю их взглядом и сжимаю зубы. Господи, что здесь творится?

— Поможешь или нет? — Тэя дёргает меня за локоть. — Если ты не поможешь, никто не сможет.

Я открываю рот, но в тот же миг сквозь гул зала раздаётся звон.

Часы. Полночь. Инициация.

Холод бежит по коже: я задержалась.

— Тэя, помогу. — Я беру её за руку и слегка сжимаю. — Сейчас мне нужно идти.

— Но…

— Потом.

Сестра послушно кивает, и я разжимаю пальцы, отпуская её руку.

Оглядываю зал, быстро нахожу хозяйку бала и спешу к ней. Пара вежливых слов, и я тут же ускоряю шаг, приподнимая подол, чтобы не запутаться в складках платья. У самого порога всё же мешкаю: Рика нигде нет, рассказать о словах Каэля не удастся.

Ещё миг колебаний — и я принимаю решение. Инициация даст не обрывки, а всю силу. Через нашу связь моя магия станет опорой и для Рика. Срываюсь с места и бегу по коридорам.

Лакеи распахивают тяжёлые двери; у ступеней ждёт заведённый имперский големобиль. Один из слуг, заметив меня, поспешно открывает дверцу. Скольжу внутрь и устраиваюсь на сиденье, прижимая к себе сбившийся подол.

— Ну наконец-то, — раздаётся мужской голос из темноты.

Я поднимаю глаза. Внутри темно: после огней улицы передо мной сплошная тень вместо лица.

— Меня зовут Ривен Вейл, — спокойно представляется он.

Брат Рика?.. Что он тут делает? Спросить не успеваю.

— Император просил, чтобы я отвёз вас на место. Он не может. Занят.

Интересно, чем? Заговором или принцессой Лионии?

— Я объясню, что делать, — продолжает Ривен. — Но с вами не пойду: это территория Совета.

Киваю.

Големобиль мягко трогается с места. Постепенно глаза привыкают к темноте, и начинаю различать черты: красивый профиль лиорда Вейла. Я никогда не видела брата Рика так близко. Он редко появляется в свете и совсем не любит балы.

— Едем к башне, которая раньше называлась Эмир’Надор, — комментирует Ривен. — Теперь её зовут просто Первой.

Да уж, они с Риком похожи. Слишком. И это немного пугает.

— Посмотрите, — требует Ривен, указывая рукой.

Сквозь стекло вижу силуэт — тонкий, словно игла, вонзившаяся в небеса. Башня уходит ввысь так далеко, что кажется бесконечной. Серебристый свет скользит по камню, переливается бликами, и у меня перехватывает дыхание: передо мной самое высокое сооружение империи. Отвожу взгляд от башни и ловлю на себе колючий взгляд Ривена.

— Я вам не нравлюсь? — не удерживаюсь от вопроса.

— Не нравитесь, — отвечает он без колебаний. — Я не люблю чистокровок.

Я моргаю, ошарашенная прямотой.

— Прямо в лоб. Даже без попытки сохранить хотя бы видимость приличий?

— А зачем? — Ривен чуть поворачивает голову. — Лесть для слабых. А вы сильная. Или только хотите казаться такой?

Я прикусываю губу. Он мне тоже не по душе — слишком откровенный и в то же время слишком закрытый. Но что-то подсказывает: он близок к Рику. Надеюсь, интуиция меня не подводит, и я решаюсь поделиться:

— Вы… можете передать Рику, что генерал Ретьен замешан в… — я запинаюсь, вновь прикусывая губу.

— В заговоре? — уточняет он сухо.

Молча киваю.

— Мы знаем. — Его голос спокоен, словно речь идёт не о заговоре, а о погоде. — Потому нам и следует поторопиться, лиора Таль. Я должен поскорее вернуться.

Башня становится всё ближе. За стеклом мелькают огни, у меня пересыхает во рту. На секунду представляется, что подо мной разверзнётся пропасть. Тёмная ночь и нужно прыгнуть. Вспоминаю тот раз из другой моей жизни, когда я каталась на аттракционе: грохот цепей, резкий рывок вниз, сердце уходит в пятки. Только там был билет, ремни безопасности и гарантия, а здесь… только моя магия.

Големобиль останавливается.

— Дальше пешком, — произносит Ривен и выходит. Через секунду открывается дверца, и он протягивает руку.

Я выхожу, опираясь на его ладонь, придерживая платье. Башня впереди вздымается чёрной громадой. Вокруг много светящихся магический сфер. Справа угадывается что-то вроде сада: низкие деревца, заросли кустов, каменные дорожки, ведущие в никуда. Но чем ближе к башне, тем больше пустоты.

— У входа, — говорит Ривен, — вас встретит один из членов Совета. Потом подниметесь на самый верх. Там вам поднесут питьё.

— Традиционный напиток силы? — уточняю я, обхватывая себя руками. Холодно, а плащ, как назло, забыла.

— Не пейте его. Сейчас это опасно.

— Но разве… это не часть обряда?

— Часть, — Ривен не отводит взгляда. — Но обряды легко подменить. Сегодня — особенно. Совет раздроблен, слишком много тех, кто хотел бы, чтобы вы упали.

Он задерживает на мне взгляд, будто раздумывает, потом тяжело вздыхает. Снимает с плеч плащ и накидывает на меня — ткань ещё горячая, пахнет железом. Я вздрагиваю от внезапного тепла.

— Спасибо, — шепчу, вцепившись пальцами в край. — Лиорд Ривен, могу я спросить?..

— Только быстро.

Там, в крепости, когда мы с Риком были вдвоём, я просила его инициировать, но он отказался. Сказал, что его магия искажённая, и он не хочет делиться испорченной силой. Я надеялась, что его брат сможет ответить на мой вопрос.

— Ваш брат считает, что его магия с изъяном. Он сказал, что из-за этого ему пришлось надеть корону. Что с ним случилось?

Лиорд Вейл плавно поворачивает меня к башне.

— Идите, лиора Таль, — шепчет он на ухо — Для этого разговора не место и не время. Захочет — сам покажет Исток и корону.

Ривен слегка подталкивает вперёд, и я вынуждена идти, понимая, что выбора больше нет.

26. Инициация

Каблуки цокают в вязкой тишине, и от этого делается не по себе. Я натягиваю капюшон глубже, пряча лицо от ледяного ветра, который то и дело норовит распахнуть полы плаща. Вокруг — десятки магических сфер, их холодный свет режет глаза.

Башня всё ближе. Я уже различаю драконов, сгрудившихся у входа. Даже площадку для приземления выделили: огромный золотой круг сверкает левее дверей. Правда, для «тайного» испытания здесь подозрительно много зрителей. Большинство прячется под капюшонами, надеясь остаться неузнанными.

— Лиора Таль, — голос раздаётся над толпой так резко, что я вздрагиваю.

От входа отделяется фигура и идёт ко мне. Глава Совета. Его шаги неторопливы, нарочито тяжёлые, словно каждый звук каблуков должен врезаться в память.

Глава Совета поднимает руку и стягивает с головы капюшон. Свет ближайшей сферы ложится на его лицо: узкое, с прямым хищным носом, тонкими губами и провалами щёк. Длинные серебряные волосы ниспадают на плечи, сверкая так, будто вобрали в себя свет луны.

Он кланяется. Не низко — чуть меньше, чем велит этикет. Но достаточно, чтобы заметили все. Достаточно, чтобы дать понять: равенства между нами Совет не признаёт.

Я позволяю паузе затянуться.

Ветер рвёт полы плаща, сферы дрожат. Сто капюшонов — сто взглядов из тьмы. И все направлены только на нас двоих.

— Ваш поклон короток, лиорд, — наконец говорю я. — Но понимаю: наследнице рода, что истреблял драконов, кланяться непросто.

Капюшоны шевелятся: кто-то дёргается, кто-то вскидывает голову. Приглушённый, но отчётливый шёпот пробегает по рядам — и я понимаю: удар бьёт точно в цель. Губы Главы Совета дрожат, складываясь в подобие улыбки.

— У вас острый язык, лиора, — произносит он так тихо, что слышу только я. — Жаль, что огня Талей в вас нет, и слова ваши пусты. Они не несут магии, как у ваших предшественников.

Я улыбаюсь. Пусть думает, что прав.

Глава Совета поднимает голос так, чтобы слышали даже последние ряды:

— Вам, конечно, известно о законе Императора: ради сохранения чистоты крови высших родов их наследников запрещено подвергать смертельному риску. Теперь чистокровные драконы не умирают в инициации, даже если не раскроют крылья. Таков приказ, лиора.

Я не знала об этом. Возможно, закон вступил в силу, пока я была в изгнании. Император всё чаще склонял политику в пользу чистокровных: двоежёнство, теперь это.

Глава Совета ждёт моего ответа, но, видя, что я не реагирую, продолжает:

— Вы чистокровка, лиора. Дочь Фавьен по рождению.

Я всё ещё не понимаю, к чему он клонит.

— И по рождению вы попадаете под действие закона. Но…

— Но? — я вскидываю подбородок.

— Но вы сами решили примкнуть к роду, что веками убивал драконов. Совет постановил: истинная преданность требует доказательств. Поэтому для вас сделано исключение. Испытание вы пройдёте на общих основаниях. Без льгот. И если будет воля богов — заплатите жизнью.

— Вот как? Это очень изящный обход закона, — заключаю я.

Толпа вздрагивает, словно единый организм. Сто капюшонов шевелятся разом, в полутьме вспыхивают глаза, и над площадкой прокатывается гул: смесь удивления, страха и предвкушения.

Глава Совета и бровью не ведёт на мою колкость.

— Прошу, лиора. — Его рука указывает на распахнутую дверь башни.

Что же, ясно: меня отсюда живой не выпустят.

Пока я медлю, Глава Совета принимает из чьих-то рук изящный посеребрённый кубок.

— Лиора Риаль заболела и не сможет подать традиционный напиток, — ровно произносит он. — Я сделаю это сам.

Ну конечно. Я уже перестала удивляться всему этому фарсу. Делаю шаг к темноте башни. Из толпы тут же отделяется фигура в капюшоне и бесшумно двигается следом.

— Позвольте? — настораживается Глава Совета, глядя на того самого Капюшона, как я его про себя окрестила.

— Приказ императора, — отрезает тот, не поднимая головы.

Странно, но в груди вдруг становится спокойнее. Если это приказ Рика — значит, меня не оставили одну. Глава Совета едва заметно морщится, но спорить не решается.

Я ускоряю шаг, надеясь, что звон каблуков заглушит собственные мысли. Винтовая лестница уходит вверх, в темноту, и каждое звено цепочки — я, Глава Совета, Капюшон — тянется следом, будто мы уже связаны невидимой нитью.

Значит, Капюшон — друг. Тот, кто присматривает за мной.

Ни Рик, ни его брат не могут присутствовать на инициации: они — действующая власть и никаких поблажек не сделают, особенно когда императора так и норовят заменить мужем Севелии.

К тому же императорская аура слишком сильна: она может вмешаться в ритуал и покалечить крылья. А брат императора и вовсе связан клятвой перед древним драконьим камнем Истоком.

Выходит, надеяться могу только на себя. Ну и на Капюшона… если он в последний момент не решит свернуть мне шею.

Глава Совета кашляет, привлекая моё внимание:

— Ваши шаги звучат слишком поспешно, лиора Таль. Не волнуйтесь. Доктор уже на месте.

— Чтобы констатировать мою смерть? — спрашиваю холодно.

— Ну что же вы, лиора Таль, — говорит он с усмешкой. — К чему такая острота? Речь ведь о простой формальности.

Я фыркаю. Кажется, Глава Совета готов придушить меня прямо на лестнице — жаль, рядом Капюшон. Хотя неудивительно. Я всегда говорю больше, чем следовало бы.

Ускоряю шаг: вот и последняя ступенька. Оказываюсь в просторной комнате, стены которой испещрены старыми символами. Они тускло мерцают под магическими сферами. Камень под ногами холодит до костей, и каждый шаг отдаётся низким, дрожащим эхом. Впереди — балкон с ажурным резным бортиком. А за ним — бездна, ожидающая моего прыжка.

Шагаю к самой кромке. Звёзды подступают ближе, ветер режет острее. Я замираю у бортика и оборачиваюсь. Глава Совета уже здесь, останавливается напротив, а Капюшон маячит за его спиной.

— Давайте зелье. Дальше мы сами, — недовольно кривя губы, Глава Совета разворачивается к собеседнику.

Я слежу за ними, взгляд мечется от одного к другому.

Капюшон раздвигает полы плаща, снимает с пояса кубок и отдаёт его.

— Император приказал мне удостовериться, что в наш кубок попадёт именно то зелье, которое я принёс, — произносит он, доставая из кармана пузырёк с жидкостью. — А после прыжка лиоры Таль — Совет обязан будет сразу подписать документы о подтверждении инициации.

Глава Совета вертит в руках два одинаковых кубка, потом один резко бросает на пол. Тот звенит и катится по каменному полу.

— Хорошо, — произносит он, выставляя второй кубок. — Лейте, лиорд… как там вас?

— Я предпочитаю сохранить своё имя в тайне, — отвечает Капюшон. Пробка с глухим «чпок» вылетает из горлышка, и тягучая жидкость тонкой струйкой стекает в кубок.

— Прекрасно, прекрасно. Ну что же, лиора Таль, это… — Глава Совета поднимает кубок.— Дань традициям. Напиток силы. Его пьют перед прыжком, чтобы отсечь сомнения.

Он делает шаг ко мне, останавливается и продолжает:

— Чтобы тело помнило: оно принадлежит не себе, а роду. Напиток не дарит силу — он лишь показывает, есть ли она в вас.

Глава Совета явно тянет время. Отвлекает, разогревает толпу. Мне же это мешает сосредоточиться на прыжке.

Он мнётся, будто ищет слова, делает шаг… и вдруг, словно ноги запутались в невидимой петле, валится вперёд. Кубок вылетает из его рук, и густая жидкость разлетается серебряными каплями: часть расплёскивается по каменному полу, часть летит прямо на подол моего платья.

Инстинктивно успеваю отдёрнуть край, но немного жидкости попадает на подол. Защитная вязь рун на платье не реагирует — значит, Капюшон всё-таки друг. Напиток был безопасен.

Глава Совета лежит на каменном полу.

Капюшон мгновенно оказывается рядом, помогает тому сесть:

— Ваше сияние, что с вами?

— Ах, простите, лиорд, — слабым голосом отвечает Глава Совета. — Нога подвела. Вот и оступился… зелье зря пропало.

— Простите, лиорды, — вмешиваюсь я. — Мне хотелось бы поторопиться с инициацией, иначе мы застрянем здесь до рассвета.

— Конечно, лиора Таль, — кивает Капюшон, запуская руку в карман. — К счастью, у меня есть запасной флакон.

Краем глаза успеваю заметить, как Глава Совета сжимает губы. А потом его пальцы стальной хваткой обхватывают запястье Капюшона. И тот, не успев выдохнуть, оседает без чувств.

С трудом удаётся сохранить ледяное спокойствие.

— Вы его убили, — констатирую я, глядя на распластанное на полу тело; плащ вокруг него развернулся, словно чёрные крылья.

В голове уже вертятся варианты, как отсюда выбраться. Но всё упирается в одно: мне нужна эта проклятая бумажка Совета, подтверждающая, что я прошла инициацию.

— Ничего подобного. Он жив. — Глава Совета легко поднимается, будто ноги и не думали подводить. Первым делом сдёргивает ткань с лица и хмыкает — видимо, узнал.

Для меня же этот темноволосый мужчина остаётся совершенно незнакомым.

Затем Глава Совета, безо всяких церемоний, шарит в кармане Капюшона, вытаскивает пузырёк с зельем и небрежно бросает:

— Пусть полежит. Отдохнёт... М-м, действительно напиток от Императора. Даже на пробке печать.

Он отворачивается и довольно бодро идёт к своему кубку, что валяется на полу. Я вижу только его спину. Но уверена: негодяй уже подменил флакон на свой. Он не оставляет мне выхода.

Лихорадочно пытаюсь решить — рисковать или нет. Если использовать магию, потеряю часть воли, а значит, крылья могут и не раскрыться: мне просто не хватит сил. И пить нельзя. А вдруг там вообще яд?

Глава Совета уже поворачивается. Снова хлопает пробка флакона.

— Да не волнуйтесь вы так, лиора Таль, — произносит он с ленивой усмешкой выливая жидкость в кубок. — Это же зелье Императора.

Негодяй идёт ко мне и останавливается всего в шаге. Протягивает кубок.

Секунда тянется, как вечность. Его взгляд пронзает, а металл блестит в свете луны.

Была не была.

Я тянусь рукой…

Но в самый последний миг, когда пальцы почти касаются холодного края, резко меняю траекторию. Ладонь захватывает его запястье. Он дёргается — не ожидал.

— Подчинись, — мой голос обжигает, выпуская Глас. Пурпурная энергия накрывает волной.

Глава Совета не двигается. А я боюсь дышать. Время идёт, его взгляд меняется. Он становится стеклянным. Зрачки расширяются, и я понимаю — Глас сработал. Я сжимаю его запястье крепче.

— Скажите, что в кубке, — требую шёпотом.

— Всё, что нужно, — отвечает Глава Совета чужим голосом. — Всё, чтобы вы не взлетели, лиора Таль.

На секунду хочется, чтобы он это выпил сам. Я сдерживаюсь. Слегка наклоняю кубок — пара капель падает на платье. Защитные руны тут же вспыхивают.

Проклятье! Даже сомневаться не стоит: там яд или что похуже.

— Когда отпущу вашу руку, — начинаю я, — вы выльете зелье на пол. Потом вернётесь вниз. А когда я приземлюсь, с самым вежливым видом подадите документ о завершении инициации и очень низко поклонитесь. — Я сужаю глаза. — А ещё... на следующий день расскажете всему высшему свету, как прекрасна лиора Таль в полёте.

Резко отпускаю его руку. Он послушно выливает зелье и уходит.

В груди остаётся пустота после выпущенной силы. Но времени нет. Я присаживаюсь рядом с Капюшоном. Прижимаю два пальца к его шее. Пульс есть. Жив.

— Прости, друг. Не смогу помочь. Потратила слишком много магии, — шепчу и рывком поднимаюсь. Иду к бортику, но у самого края цепляюсь за перила.

Голова кружится, перед глазами пляшут пятна. Ветер рвёт полы плаща, тянет в пропасть. Толпа шумит где-то внизу; звуки доносятся рвано. Нужно прыгнуть. Нужно.

Слёзы подступают, но я сглатываю их. Здесь нельзя плакать. Здесь нельзя быть слабой — даже если вокруг не мой мир. Перегибаюсь через перила. Звон в ушах и... тьма.

Прихожу в себя от боли: запястье жжёт, словно в него вбили раскалённый клин. В голове грохочет мужской голос:

«Аэлина, крылья!»

Медленно моргаю и вижу, как башня стремительно уходит вверх, растворяясь в звёздном небе. Память возвращается молниеносно. Я потеряла сознание, потому что истратила слишком много магии на Главу Совета.

Холодно. Плаща, одолженного братом Рика, на мне больше нет. Ветер рвёт платье, уши закладывает от свиста. Воздух режет кожу, глаза слезятся. Сердце колотится так, что вот-вот пробьёт грудную клетку.

Краем глаза замечаю, как подол задирается, мелькают туфли и белые чулки. Я резко перекатываюсь в воздухе, переворачиваясь лицом вниз.

Теперь земля несётся мне навстречу. Выталкиваю руки в стороны, пытаюсь сосредоточиться.

Крылья!

Но… ничего не происходит.

Пальцы дрожат, руки словно налились свинцом. Земля подступает всё ближе. Ещё миг, и меня размажет о каменные плиты.

В голове снова гремит голос, яростнее прежнего: «Аэлина, крылья!»

— Не выходит. Не знаю как, — выдыхаю я. Закрываю глаза, собираю остатки сил и в следующий миг произношу почти шёпотом: — Крылья.

Слово отзывается не голосом, а заклинанием. Оно уходит в пространство, множится и возвращается обратно. В ушах звучит эхо «крылья… крылья…», похожее на хор невидимых голосов.

На это эхо накладывается магия — воздух дрожит, и с резким хлопком вырываются два прозрачных лиловых крыла. В тот же миг меня подхватывает поток, тело дёргается вверх, будто невидимые крюки вытаскивают из объятий смерти.

Я не падаю! Теперь бы отдышаться.

— Получилось… — шепчу себе под нос. — Рик?

Ведь это он кричал, словно желал расколоть небеса.

Ответа не получаю, но запястье всё ещё горит. Касаюсь места, где прежде была метка: исчезнувшая раньше, теперь она пылает серебряным светом. Похоже, Рику удалось связаться через неё.

Тяжело вздыхаю.

Ещё мгновение назад я думала, что разобьюсь. А теперь… парю. Отсюда открывается завораживающий вид: вдалеке горят огни Цитадели.

Внизу драконы в капюшонах кажутся крошечными — стоят с задранными головами. И лечу прямо к ним, к рунному кругу, начертанному специально для приземления. Мне туда.

Воздух играет со мной: то подхватывает, то резко бросает. Я пытаюсь управлять полётом и вдруг понимаю — крылья слушаются не мышц, а мысли. Стоит только захотеть, и они меняют угол, мягко скользят, выписывают дугу.

Замираю на секунду, позволяя себе последний раз взглянуть на огни Цитадели.

— Красота… — вырывается шёпотом.

И хотя я всё ещё дрожу от ужаса падения, внутри рождается странное чувство… восторг.

Наконец уверенно приземляюсь в центр света. Крылья за спиной переливаются серебром и пурпуром, сияют так ярко, что на миг заслоняют всё вокруг, и лишь затем схлопываются, скрывая обретённую силу. Я чувствую, как эта сила вливается в меня: по венам течёт не кровь, а древняя магия.

Тишина давит.

Все смотрят.

Глава Совета медленно приближается. Он склоняется в низком поклоне, а, выпрямившись, протягивает свиток. Этот свиток — традиция, сохранившаяся с давних времён.

— Поздравляю, лиора Таль, — говорит Глава Совета.

Я принимаю свиток и разворачиваю. На древнем драконьем, которого почти не знаю, тянутся витиеватые строки, наверное, какие-то дифирамбы. А в конце — три корявые подписи, явно поставленные «на коленке», а не за столом в кабинете Цитадели.

— Благодарю, лиорды, — говорю.

Закрываю свиток и шагаю в сторону, откуда пришла. В спину упираются десятки взглядов: выжидательных, жадных, будто все ждут продолжения. Но я держу голову прямо и иду, оставляя их без ответа.

Стоит отойти, как меня начинает бить дрожь: от холода, от пережитого, от всего сразу. Я и не замечаю, как оказываюсь рядом с братом Рика — он стоит у своего големобиля, будто и не садился внутрь.

— Во имя богини, лиора Таль, где вас носит? — сердито бросает Ривен, вынимая при этом руки из карманов брюк.

— Простите, лиорд. Ваш плащ… я его потеряла, — это единственное, что срывается с моих губ.

27. В объятиях императора

Ривен смотрит так, будто я только что призналась в государственном преступлении, а не в потере плаща. Минуту на его лице держится удивление, а затем проступает раздражение — и явно не из-за одежды.

— Куплю новый. Садитесь в големобиль, Аэлина. — Он внезапно называет меня по имени.

Киваю. Устраиваюсь на сиденье, чувствуя, как здесь намного теплее. Кладу свиток на колени и обхватываю себя за плечи, пытаясь согреться.

Брат Рика устраивается рядом.

— Почему так долго? — спрашивает он. — Это же простая формальность. Ничего не должно было произойти.

Я рассказываю ему про Капюшона и Главу Совета. Ривен слушает молча, не перебивая. Только его пальцы на колене постукивают в такт моим словам. Когда замолкаю, он хмыкает, но без всякого веселья:

— Совет, значит, решил поиграть в свои игры прямо под носом у Императора. Смело. И глупо. — Ривен слегка поворачивает голову, и серебряный отблеск сферы за стеклом скользит по его профилю. — Они наивно полагали, что Рика этой ночью убьют. Но этого не случится.

Он вдруг резко наклоняется вперёд и бросает водителю:

— Пожалуйста, в Цитадель.

— Я хочу вернуться на бал… — возражаю.

Големобиль медленно трогается с места.

— Нет. В Цитадель. Будете ждать моего брата в его кабинете. Таков приказ императора.

Повисает молчание. Ривен хмурится и смотрит в окно.

— Ваш брат всегда такой предусмотрительный? — спрашиваю я, пытаясь разрядить тишину.

Ривен усмехается уголком губ, и в этой усмешке нет ни капли тепла.

— Предусмотрительный? Нет. Иногда он пытается просчитать шаги… но слишком поверхностно. Ему бы стоило получше учиться понимать драконов.

— Как-то не слишком лестно вы отзываетесь о брате, — замечаю я.

— Потому что даже сейчас он совершает глупость, — резко бросает Ривен. — Ввязывается в ваши проблемы.

— Так вот почему я вам не нравлюсь?

— Да, — он смотрит прямо, уверенно. — Мой брат слишком много делает для вас. Лицензии на торговлю, магические ткани, тайная инициация, защита… Во имя богини, он даже подписал закон о том, что чистокровки не умирают в инициации. Ради вас! Закон, который несколько лет отказывался утверждать!

Он подписал это ради меня?

— А ещё... возрождение рода драконоубийц... — продолжает Ривен. — Не слишком ли много для одной вас?

— Я не просила этого, — отрезаю я.

— Будет лучше, если вы вернётесь в свою крепость. Дайте моему брату, в конце концов, нормально дышать. И жениться.

— Он... женится на принцессе Лионии?

— Ну не на вас же!

— И слава богине. Ещё не хватало оказаться в его списке невест, — усмехаюсь я.

— Уезжайте. Хотите — я заплачу вам за это.

Замираю на секунду, чувствуя, как жар злости поднимается к лицу. Он и правда думает, что меня можно легко купить?

— Оставьте свои капли при себе, Ваше Сияние. Я дороже, чем ваша милость может себе представить.

— Вы. Чистокровка. Возомнили, что можете…

В этот момент раздаётся нарочито громкий кашель водителя. Ривен резко обрывает речь. Я дышу тяжело и сбивчиво, только теперь замечая: мы уже стоим у входа в замок. Спорили так ожесточённо, что даже не заметили дороги.

— Ну что же, продолжайте, — я прищуриваюсь. — Мне даже любопытно, что я там себе возомнила.

— Выходите, — холодно бросает Ривен.

— С удовольствием.

Дальше мы не разговариваем и даже не смотрим друг на друга. Ривен ведет меня по запутанным коридорам замка и останавливается у незнакомой двери. Он рывком распахивает её, и я, не глядя, вхожу внутрь.

Дверь за моей спиной громко захлопывается. Брат императора явно не утруждает себя вежливостью. Его шаги быстро тают в глубине коридора.

Первым делом я пробую выйти. Но дверь запечатана руной. После нескольких минут бесполезной возни я сдаюсь и начинаю медленно осматривать кабинет Рика.

Медленно осматриваю кабинет Рика. Линии мебели слишком точны, резьба чересчур сложна, чтобы быть делом обычных мастеров. Похоже, всё здесь сделано по индивидуальному чертежу. За десять лет, что я здесь, ничего подобного не встречала.

На письменном столе — аккуратные стопки бумаг и несколько редких томов с потёртыми корешками. За столом стоит узорчатый стул, а прямо над ним на стене висит карта империи, и среди десятков пометок лишь одна бросается в глаза: мои земли проткнуты булавкой с красной ниткой, словно мишень.

Напротив громоздится большое кресло — свет магических сфер сюда почти не добивает, оставляя его в полосе тени. И только за его спинкой угадывается дверь.

Тяну за ручку, сердце замирает, и я заглядываю внутрь. За порогом меня встречают покои императора. Потолок здесь выше, стены покрыты серебристым сиянием — то ли металл, то ли камень, испещрённый тонкими узорами. Линии вспыхивают, словно оживают древние руны. Всё дышит холодным блеском, и кажется, будто я сунула нос не в покои императора, а в чужое святилище.

Среди этого ледяного великолепия взгляд сразу цепляется за кровать у дальней стены. Над ней раскинулся иссиня-серебристый балдахин, мерцающий, словно сотканный из живого света.

Да уж. Слишком большая постель для одного дракона. Она красива, но мертва — от неё мурашки бегут по коже. Я поспешно захлопываю дверь, опасаясь, что странное сияние вырвется следом.

Сажусь в кресло. Дерево скрипит, будто возражает против чужака. Время тянется мучительно долго.

Я пару раз встаю, разминаю ноги. Глоток воды из графина помогает лишь на секунду, а стекло всё время напоминает о сиянии за дверью.

Снова опускаюсь в кресло и не замечаю, как веки тяжелеют. Сначала я просто вслушиваюсь в тишину, стараюсь не думать о постели за дверью, но сон подкрадывается незаметно.

Мягкий полумрак и размеренное потрескивание магических шаров убаюкивают. Я дремлю, то и дело вздрагивая от полуснов, где серебристые узоры тянутся ко мне со стен.

Просыпаюсь резко — от звука шагов. Секунду думаю, что это продолжение сна, но силуэт у стола слишком отчётлив.

Рик.

На нём нет рубашки, и свет магических сфер мягко ложится на его кожу. Я ловлю себя на том, что не могу отвести взгляд. Он двигается уверенно, будто меня тут вовсе нет.

И лишь когда он поворачивается боком, дыхание сбивается. На золотистой коже — тонкая свежая полоса, аккуратный разрез от кинжала. Крови почти нет, зато вокруг расползается багровый след. Так бывает только от магического оружия.

Я поднимаюсь, сама того не замечая. Сердце колотится уже не от страха — в груди растёт другое чувство, горячее, неудобное, от которого хочется отступить, и шагнуть ближе.

— Рик, вы ранены, — слова срываются прежде, чем я успеваю остановиться.

Он оборачивается. Наши взгляды сталкиваются.

— Пустяки, — отвечает ровно. — Прости, не хотел тебя будить.

— Ничего. Потом посплю.

Я подхожу ближе. Ещё шаг, и его горячее дыхание касается моего лица. Рука тянется сама, пальцы почти касаются тонкого следа на его боку, и меня обжигает жар.

Рик перехватывает моё запястье крепко, но не грубо — словно не желает пускать в свой мир. И всё же его ладонь дрожит. Совсем чуть-чуть, но я чувствую, как напряжение проходит по его пальцам, будто он борется сам с собой.

— Отпустите, — шепчу, хотя не уверена, хочу ли этого на самом деле.

Он смотрит прямо. В его взгляде нет ледяной отстранённости — только тяжесть, от которой кружится голова.

— Лучше тебе не касаться, — голос низкий и хриплый, будто Рик говорит не о ране.

— Тогда попросите, Ваше Величество, — отвечаю тихо. — И я не коснусь.

Я чувствую, как сама провоцирую его, хотя стоило бы отступить. Мы смотрим друг на друга слишком долго. Янтарный шторм в его глазах обжигает сильнее любого огня.

Рик отводит взгляд первым.

— Я не стану этого просить, — выдыхает он и отпускает мою руку. — И ты прекрасно знаешь.

В эту секунду кажется, будто я всё-таки вырвала у него признание, которое он не готов был произнести.

— Тогда позвольте мне заняться вашей раной, — говорю мягко.

Рядом на столе замечаю узкий ящик, украшенный драгоценными камнями. Его раньше не было — наверное, Рик достал. Салфетки, флакон с прозрачной жидкостью, бинт, щипчики, и даже иглы. Конечно, у императора аптечка выглядит как дорогущий артефакт.

— Сядьте, — киваю на край стола. — Это займёт пять минут.

Рик подчиняется, хотя и без особого энтузиазма.

Я смачиваю салфетку. В воздухе сразу проступает терпкий запах сосновой смолы, вперемешку с металлической горечью. От него першит в носу и щекочет горло. Значит, средство против магических ожогов.

— Будет щипать, — предупреждаю.

— Я умею терпеть.

— Иногда это самая глупая из добродетелей, — отвечаю без улыбки и прижимаю салфетку к коже.

Рик не шевелится. Крови почти нет, зато кожа вокруг разреза потемнела, будто её облизал огонь. Как странно. Я на миг колеблюсь: может, стоит промыть? С магическими ожогами обычные правила не всегда работают.

— Расскажете, что произошло? — спрашиваю ровно. — Где, когда, чем?

— Бал у Нарьен закончился немного не так, как я предполагал, — небрежно бросает Рик. — Пока мы с Её Высочеством наслаждались садом, из тени выскочил какой-то идиот с зачарованным кинжалом. Зацепил сбоку. Пустяки.

Я сильнее придавливаю салфетку.

Рик сжимает губы.

— Ах да. Принцесса Лионии. Как же иначе, — произношу сухо. — Надеюсь, прогулку ей ничто не испортило?

— Кроме клинка в моём боку? — отзывается он насмешливо. — Нет, всё было безупречно. — Ну раз так, — говорю нарочито спокойно, — то стоит поздравить: бал удался на славу. И компания у вас была… подходящая. — Я замолкаю, пытаясь унять раздражение. — Но рану нужно промыть как следует: с ней что-то не так.

Вспоминаю купальни Цитадели: там всё устроено удобно. Над каменной ванной висит большой бак с водой, в него кладут камень-аквацит — он обеззараживает и окрашивает жидкость в мягкий зелёный оттенок. Стоит лишь повернуть кран, и в купель струится тёплая, чистая жидкость. У нас, на окраинах, всё куда примитивнее: воду таскают вёдрами. А ведь для драконов это не пустяк — их регенерация и так быстрая, но такая вода ускоряет её в несколько раз, а при магических ранах помогает лучше любых снадобий.

— Пойдёмте в купальню, — говорю наконец. Фраза звучит двусмысленнее, чем хотелось бы. Но рассечение на его боку выглядит опаснее, чем мои сомнения.

— Приглашаешь купаться, Аэлина? — Рик смотрит с интересом и на секунду будто раздумывает, стоит ли идти.

— Я приглашаю вашу рану, — парирую и тянусь за аптечкой.

— Осознаёшь, чем всё это может обернуться? — шепчет он после короткой паузы.

— Да. Тем, что вы не умрёте.

Прижимаю аптечку к груди, чтобы занять руки, и иду первой. На самом деле сердце колотится так, будто я и правда пригласила Рика, а не его рану. Останавливаюсь у двери в спальню, не решаясь прикоснуться к ручке.

Он открывает её сам.

Снова этот пугающий свет, разрезающий полумрак спальни.

И всё же Рик ведёт меня в купальню.

— Наверное, вам стоит позвать придворного доктора, — произношу я, думая, что всё идёт куда-то не туда. Я, император, купель. Слишком опасное сочетание.

— Ну уж нет, — Рик усмехается. — У меня уже есть доктор.

Я иду следом, и нас встречает прохладный полумрак купальни. Высокие своды из серого камня отражают эхом шаги, стены переливаются сине-серебряной мозаикой. В центре — глубокая купель из тёмного мрамора, отполированная до блеска. Из пасти каменного дракона тянется металлический носик, откуда должна бежать вода.

— Командуйте, доктор, — произносит Рик и садится на край мрамора.

Я оставляю аптечку на скамье и открываю кран, наполняя купель тёплой жидкостью.

— Вам нужно посидеть в воде какое-то время, — осторожно говорю. — А потом я наложу повязку.

— Откуда у тебя такие познания в исцелении? — спрашивает он.

— Хотела быть хорошей женой, — отвечаю и делаю вид, что занята водой. Аквацит окрашивает её в нежный зелёный оттенок, и свет от поверхности подкрашивает стены.

Рик молчит.

— Хотела знать, чем живёт муж, — продолжаю я. — Какие у него привычки, какие травмы случаются чаще всего. Хотела быть полезной.

— И была?

— Вряд ли. Ведь хороших жён не бросают ради других.

Рик долго не отвечает. Его взгляд уходит куда-то в сторону, и только потом он произносит:

— Знаешь, Аэлина, ты была хорошей женой. Просто не для того мужа.

— Готово. Опускайтесь в воду, — говорю, стараясь не реагировать на его слова.

Если сейчас задумаюсь, расклеюсь. А мне это надо? Конечно нет. Достаточно того, что Рик прав.

— Я не буду смотреть, — выпаливаю и резко отворачиваюсь.

Слышу его тихий смешок, потом глухой стук сапог по мрамору.

— Почему же? Смотри, — тянет он, и тут же раздаётся плеск воды.

Замираю, не решаясь взглянуть, но желание проверить рану сильнее.

— Аэлина, — в его голосе скользит насмешка. — Здесь точно нет зрелища, ради которого стоило бы отворачиваться.

Щёки вспыхивают — не от стыда, а от самой ситуации. От него.

— Я ни о чём таком не думала! — Я резко оборачиваюсь. Рик сидит в воде, в штанах, и выглядит спокойно, будто не он только что свёл меня с ума. Капли медленными дорожками бегут по его груди, а зелёный отсвет аквацита дрожит на коже.

— Иди сюда, — спокойно говорит Рик.

— Я должна проверить рану, — напоминаю сухо, стараясь придать голосу деловой оттенок.

— Вот именно. — Янтарь в его глазах вспыхивает опасным светом.

Подхожу ближе, присаживаюсь на мраморный край. Тёплая вода обволакивает пальцы, когда я касаюсь его бока. Рик не отводит взгляда, и от этого становится трудно дышать.

— Уже лучше. Болит? — спрашиваю тихо.

— Меньше, — отвечает он, но уголок его губ дёргается, будто он всё же чувствует боль.

На мгновение тишина становится густой, только вода шепчет о мрамор. И вдруг Рик зовёт:

— Аэлина.

— Да? — убираю руку.

— Почему ты нарушила мой приказ? — произносит Рик, зачерпывая ладонью воду и позволяя ей скользнуть обратно.

— Вашего вестника ранили, — я слежу за его ленивой игрой, — а письмо перехватили. Опасаясь засады, я решила, что будет безопаснее выехать позже. К тому же мы почти запустили сердечник, и крепость наполнилась водой. — Я замолкаю, встречая строгий янтарный взгляд. — Моя безопасность и вода важнее.

— Важнее императора?

— Важнее приказа. Император — переживёт.

Рик вскидывает бровь, но я специально выдерживаю паузу, прежде чем добавить:

— А вот крепость без хозяйки и воды — вряд ли

— Магазин модистки? Маленькая слабость? Нет-нет, не отвечай. Как ты говорила, когда мы шли за посохом: готова на всё ради магии и власти?

— Только ради магии. Вы и сами понимаете: я не могла явиться в той мужской одежде, в которой ваши драконы меня застали. Я ехала налегке. Разве это дурной поступок? Это была лишь осторожность. Или я не права?

— Права, права.

— Но вы всё равно сердитесь.

— Да.

— И почему же?

Рик не отвечает.

— У меня нет любовников! Нет! — не выдерживаю я. — Довольны?

— Тогда докажи.

— И как я должна это сделать? И главное — зачем? Пусть принцесса Лионии вам что-то доказывает.

— Ты удивительно хладнокровна. Даже когда речь заходит о принцессах, к которым ты ревнуешь.

Ярость поднимается к горлу, сжимает дыхание. И единственное, что хочется — закричать.

— А вы, похоже, слишком много знаете о ревности, Ваше Величество...

Рик тянется ближе. Между нами крошечное расстояние. Вода за спиной дракона гулко шевелится. Горячее дыхание будто стискивает пространство.

— Может быть, — тихо отвечает он, и от его низкого голоса по коже бегут мурашки. — Но у ревности есть одно свойство: она редко рождается там, где нет желания.

Я хочу отстраниться, но не двигаюсь. Его взгляд держит крепче любых рук.

— Я не… — начинаю, но слова застревают в горле.

— Не ревнуешь? — шепчет Рик, его губы почти касаются моих. — Тогда почему твой голос дрожит, Аэлина?

Я заставляю себя встретить его взгляд:

— Потому что вы слишком близко.

— Вот именно, — отвечает он, и его губы накрывают мои.

Зелёное сияние искажает всё вокруг, превращая реальность в зыбкий сон. Для раненого Рик подозрительно ловок: одним рывком утягивает меня вниз с бортика в воду. По залу разносится всплеск. Холодная волна захлёстывает меня, тяжёлая нижняя юбка мешает двигаться, а верхняя всплывает и стелется по воде, словно прозрачный шлейф.

Я должна оттолкнуть Рика… но его объятие крепнет, лишая выбора. Успеваю вдохнуть — и этот воздух уже принадлежит ему. На губах остаётся вкус поцелуя: металл, аквацит и жгучее обещание большего, чем просто желание.

Его пальцы нащупывают шнуровку корсета. От быстрых жадных движений лиф скользит вниз, обнажая мои плечи и грудь. Кажется, ещё секунда — и сама вода воспламенится от этого жара.

Рик наклоняется ближе. Холод больше не имеет значения... А потом мы забываем обо всём. Мир исчезает, остаётся только близость и сбившееся дыхание. Лишь позже оно выравнивается, прикосновения становятся мягче.

Рик закутывает меня в сухую ткань, руной мгновенно высушивает волосы. Он поднимает на руки и прижимает к себе. Ночь не кончилась, а просто переместилась в его постель.

Когда не остаётся сил, я закрываю глаза. Его рука лежит на моей талии.

— Завтра, — произносит Рик тихо. — Я верну тебе артефакт...

— И снова станешь холодным и вредным, — сонно отвечаю я. — А я буду спорить.

— Согласен. А теперь спи, Аэлина, — он поправляет одеяло и прижимает меня к себе.

Я проваливаюсь в сон. В полусне вспыхивают обрывки: головокружительная высота, лиловые крылья и холодный, опасный свет императорской спальни.

Когда открываю глаза, в комнате уже полдень. Я приподнимаюсь — кровать пуста, Рика нет. Падаю обратно на подушки. Ну как так? Всего лишь хотела промыть рану, а обернулось ночью, от которой до сих пор кружится голова.

Хмурюсь, разглядываю потолок и только теперь, при свете дня, замечаю: в центре вырезан рунный круг, а по его бокам вставлены два камня. Какие подозрительные стекляшки... и ведь именно от них идёт этот холодный свет, от которого становится не по себе.

Обматываю одеяло вокруг себя, словно тогу, и направляюсь в самый центр комнаты. Задираю голову, пытаясь рассмотреть украшения поближе.

И вроде бы ничего особенного: магические камни как камни, просто мне они не нравятся. Когда шея начинает ныть, опускаю взгляд — и тут же упираюсь в своё платье. Оно висит на спинке кресла: идеально высушенное и выглаженное. Чудесно. Только сама я его всё равно не надену.

Внезапно раздаётся громкий стук. Я поворачиваюсь к двери, которая ведёт в кабинет. Рик работает? Решаю проверить и подхожу ближе, но замираю: из-за двери доносится приглушённый голос:

— Ты сам знаешь, что я не мог её отпустить этой ночью.

Сердце колотится.

Рик.

Ему отвечает брат, но голос звучит тише, и я не различаю его фраз.

— Это была необходимость, — громко продолжает Рик. — Сам знаешь: первые сутки после инициации драконы уязвимы, и магию в этот момент можно украсть. Я не мог позволить этого. Да и вообще, с каких пор я должен оправдываться? Прекрати меня опекать!

Я вцепляюсь пальцами в край одеяла, сжимая ткань так, что костяшки белеют.

Необходимость? Всего лишь стратегия. А я, дура, думала, это было про нас.

28. Истинная связь

Шум крови в ушах заглушает их голоса.

Да, драконы действительно уязвимы после первого полёта, их берегут, но вчера я об этом не думала. Замираю, прислушиваюсь. Всё в порядке — магия по-прежнему со мной.

Делаю шаг назад. Потом ещё один. Внутри бурлит злость, обида и… желание снова оказаться в объятиях Рика.

— Наивная. Глупая, — ругаю себя.

Больше не хочу подслушивать. Хватит. Дверь, ведущая в кабинет, отдаляется. Я падаю на постель, зажмуриваюсь и жду — скорее бы уйти отсюда. Забыть. Если смогу.

Не знаю, сколько времени утекает, прежде чем дверь хлопает. Рик заходит уверенным шагом. На нём парадный костюм из серебряной ткани, переливающейся мягким светом. Драконьи символы в узорах кажутся живыми, и я ловлю себя на мысли, что хочу коснуться холодной вышивки — проверить, бьётся ли сердце Рика так же стремительно, как этой ночью.

— Как спалось? — он наклоняется, чтобы коснуться моей щеки.

Я отворачиваюсь. На миг его пальцы застывают в воздухе, но он тут же отдёргивает руку. Почему-то от этого жеста становится не легче, а больнее.

— Как рана? — тут же спрашиваю и встаю, крепче вцепившись в одеяло, плотно обёрнутое вокруг меня.

Уголки его губ чуть дёргаются — то ли усмешка, то ли раздражение.

— Всё в порядке. Мой доктор осмотрел и наложил повязку. Ты оказалась права: это не совсем обычное повреждение.

Рик замолкает, но внезапно широко улыбается, так, что у меня внутри всё предательски сжимается.

— И… доктор велел принимать ванны — уверяет, что аквацит ускорит заживление. Жаль только, что не уточнил с кем.

Чувствую, как щеки заливает жар.

— Спросите у Её Высочества, — едко отзываюсь. — Она ведь всегда готова составить вам компанию.

— Что такое, Аэлина? — его улыбка гаснет.

— Позовите горничную. Я хочу уйти.

Рик смотрит на меня долго, слишком долго, будто пытается прочесть мысли.

— Уйти? — наконец произносит он. — Вот так? После всего?

Я сжимаю ткань.

— Именно.

Он, похоже, озадачен.

— Конечно, можешь уйти. Но если помнишь, ты должна забрать свой артефакт...

Рик начинает мерить шагами помещение.

— И не мешало бы разорвать связь, — продолжает он, — ту, что мы заключили ещё в крепости. Думаю, для тебя будет безопаснее сделать это в храме. Пусть служители проведут ритуал и уберегут от ненужных последствий.

— Хорошо, — холодно отвечаю. — Позвольте мне одеться, и я готова.

— Жду тебя через два часа в храме, — бросает Рик и выходит, громко хлопнув дверью.

Через десять минут в его покоях уже моя горничная — она помогает надеть платье. Вернувшись к себе, обедаю, принимаю ванну и узнаю: от модистки доставлены три наряда, которые я просила пошить побыстрее. Из них выбираю тот, что из белого золота.

К условленному времени я стою перед храмом — огромным и роскошным строением, где коронуют императоров, проводят их брачные церемонии и устраивают самые пышные служения.

Поднимаюсь по широким ступеням, толкаю тяжёлую серебряную дверь. Внутри — белый мрамор и стеклянные стены, за которыми непрерывно струится прозрачная жидкость. Но это не вода, а защитная магия служителей.

Император стоит рядом со жрецом; они негромко беседуют, но мои шаги по камню заставляют их смолкнуть. Рик встречает мой взгляд, коротко кивает собеседнику и идёт ко мне. Его пальцы находят мою ладонь, а холодный янтарь глаз затягивает, как омут. И я будто снова проваливаюсь во вчерашний день: его руки, его губы, ночь между нами…

— Аэлина? — голос Рика звучит слишком близко. — Ты слышишь меня?

— Я? Да... — растерянно моргаю, возвращаясь в реальность. Рядом с ним почти невозможно сохранять самообладание.

— Я спросил: ты готова?

— А… да, — смущенно отвечаю.

— Можем начинать, — громко говорит Рик, поворачиваясь к служителям.

И только теперь я замечаю выложенный на полу сияющий круг рун из серебряных пластин. Один из жрецов подаёт знак, и мы становимся внутрь.

— Нельзя ли оставить метку? — спрашиваю тихо.

— Зачем? — шепчет он.

— Просто… — замолкаю.

На самом деле вчера я хотела поговорить с ним про яркий знак на запястье. Но как-то не вышло.

— Аэлина, метка не нужна. Это всего лишь магическое партнёрство. Разрыв ничего не изменит. Ни моего отношения к тебе, ни того, чего я хочу.

Хочется спросить: "А чего ты хочешь?”, но я глотаю слова. В этот миг рунные линии круга вспыхивают серебром. Чувствую, как тонкая нить силы натягивается между нами, стремится к груди, ищет дорогу в самое сердце.

Жрецы читают молитву. Их голоса поднимаются и падают, как волны, и вот — я ощущаю, как связь дрожит, будто её пытаются разорвать. На миг кажется, что получится: нить света вибрирует, искрит. Но вместо того, чтобы исчезнуть, она вспыхивает ярче.

Я вскрикиваю, когда жар пронзает меня, и отступаю, но император крепко удерживает мой локоть.

В храме мгновенно воцаряется тишина. Даже за стеклом вода будто замедляет свой бег.

— Почему вы остановились? — холодно спрашивает Рик.

Жрецы опускают глаза. Лишь один решается сделать шаг вперёд.

— Ваше Величество, понимаете…

Император лишь вскидывает бровь.

— Как бы это сказать…

— Говорите прямо, ваше святейшество, — раздражённо бросает Рик.

— Лиорд Эрьен, — вмешивается другой служитель, — хочет сказать, что разрыв вашей связи невозможен. Узел изменился и больше не подчиняется ритуальным законам. Это не магический союз, заключённый по желанию двух драконов. Это истинная связь. И мы не можем идти против воли богов.

Сердце пропускает удар. Я смотрю на Рика: его лицо словно ледяная маска, совершенно непонятно, что он думает.

— За последнее столетие мы не знаем таких случаев, — раздаётся голос ещё одного жреца. — Истинные связи редки. Их невозможно разорвать ни силой, ни обрядом. Они рождаются там, где совпадают магия, кровь и воля богов.

Рик внезапно снимает серебряный пиджак и бросает его к ногам. Расстёгивает манжет рубашки, закатывает рукав. Он ищет метку. Я пододвигаюсь, чтобы тоже посмотреть, но его запястье пустое.

Император резко оборачивается. Я машинально задираю рукав платья, демонстрируя ему пылающий серебром знак. Рик смотрит — пристально, так, что дыхание застревает в горле. Потом медленно кивает и поворачивается к жрецу:

— В таком случае совершите брачный обряд, ваше святейшество. Сейчас.

Я резко поднимаю на него взгляд:

— Что?

Рик чуть склоняет голову.

— Раз связь истинная, — произносит он, — брачный обряд закрепит то, что уже есть.

Я делаю шаг назад, хотя сияющий круг не даёт уйти далеко. Снова в золотую клетку? Нет. Даже если он император — тысячу раз нет. Даже если кровь и магия твердят о нашей связи.

Здесь, в их мире, союз драконов — это сделка, цепь на шее, клеймо собственности. Один такой у меня уже был с Каэлем, и я едва вырвалась. Теперь, когда Рик произносит слова так спокойно, будто всё решено, во мне поднимается бунт. В моём мире женщина сама выбирает с кем идти рядом. Если нет любви — нет и брака. Истинная связь сама по себе не причина связывать судьбу.

— Я не согласна, — говорю твёрдо.

Император чуть прищуривает глаза. Ледяная маска остаётся на месте, только в уголках губ мелькает тень улыбки.

— Простите, Ваше Величество, — жрец торопливо складывает руки, кланяется, — но я не могу провести обряд, если ваша истинная против.

— Дайте нам десять минут, ваше святейшество, — цедит Рик.

Жрецы склоняют головы и не возражают. Он резко берёт меня за локоть и утягивает прочь из сияющего круга — за высокие колонны, в коридор с десятком дверей. Рик прижимает меня к стене, ставит ладони по обе стороны от моих плеч, и я оказываюсь в кольце его рук.

— Аэлина, что за упрямство?

— Я сказала, что не пойду за тебя.

— А за кого пойдешь? — его лицо меняется, янтарные глаза вспыхивают. — За одного кнаэра из Вольного города?

— И за него не пойду.

— Истинных пар в империи можно пересчитать по пальцам одной руки. Ни один дракон в мире не откажется продолжить такой союз.

Я не отвечаю.

— Ты можешь врать им, — слышу тихий голос Рика, — себе… — его губы касаются моей шеи, и по телу пробегает дрожь, — но не мне.

— Всё равно не выйду… — выдыхаю, но слова тают, когда его губы почти касаются моих.

— Уже вышла этой ночью, — шепчет он. — Всё остальное всего лишь пустые формальности.

Его поцелуй обжигает, как глоток огня, и я сама тянусь навстречу, забывая, что должна сопротивляться. Я цепляюсь за его плечи и ненавижу себя за то, что тело отвечает быстрее разума.

Когда Рик отодвигается, его глаза теплеют.

— Боишься? — спрашивает он.

Я едва киваю.

— Аэлина, я не смогу захотеть кого-то ещё. Значит, и второй жены не будет. Не стану ограничивать твою свободу... Я просто буду рядом.

Нет. Яростно мотаю головой, снова и снова.

Рик вздыхает:

— Я прошу ради нас. Потому что после этой ночи знаю: другой дороги у меня нет.

Он смотрит так, будто просит отдать ему весь мир. И я понимаю: если соглашусь, то должна быть уверена в своём будущем.

Мгновение тишины.

— Брачный договор, — наконец произношу я.

Рик моргает, будто не верит своим ушам:

— Что — брачный договор?

— Я хочу брачный договор, — повторяю твёрдо.

На миг в его глазах вспыхивает что-то тёмное, опасное, но я не отвожу взгляда.

— Мы, Вейлы, их не заключаем, — чеканит Рик.

— Тогда позови принцессу Лионии.

Его губы кривятся в усмешке:

— Зачем? Чтобы нести шлейф твоего свадебного платья?

Мы меряемся взглядами. Глупый. Женись тогда на принцессе… но вместо этого срывается другое:

— У меня нет свадебного платья. Ты хочешь провернуть обряд украдкой, будто мы воры.

— А ты хочешь праздника и тысячи глаз? — уточняет он.

— Нет. Я хочу… — слова застревают в горле. Не договора. Не обряда. Я хочу услышать, что он выбрал меня сам. Что любит вопреки магии и богам.

Рик наклоняется ближе.

— Чего же ты хочешь, Аэлина?

В его голосе нет насмешки, только искреннее недоумение. Для дракона странно само желание отказаться от священной связи — ещё труднее понять, зачем просить слов, когда есть истинность. И как я ему это объясню?

Я закусываю губу.

Рик смотрит на меня, будто на загадку.

— Почему ты злилась утром? — спрашивает он, заметив, что я не собираюсь отвечать.

— Потому что ты лжец.

— Во имя богов, Аэлина. И в чём же я лгал?

Не отвечаю.

— Как же с тобой сложно, — выдыхает Рик. — Неужели тебе было со мной плохо этой ночью?

— Нет.

— Тогда представь, что впереди у нас не одна такая ночь. И я понимаю твои страхи, но, Аэлина… я не твой бывший муж.

Молчу.

Рик раздражённо сжимает губы. Смотрит несколько минут в сторону, прежде чем снова говорит:

— До чего же ты упряма, — он вдруг замолкает. — Знаешь... Мой брат всё рассказал. И я в курсе насчёт Главы Совета... Игра не окончена. На балу заговорщики просто просчитались: Ривен выставил драконов слишком грамотно, поэтому мне досталась лишь царапина. Пустяк. Глупость мальчишки из рода Дарьен. Но опасность ещё не миновала.

Я хмурюсь: он говорит про юного дракона, которого я видела, когда разговаривала с сестрой. Лиорд Дарьен был рядом с Сааром... Но мысль обрывается — Рик наклоняется ближе, и запах его кожи стирает всё остальное.

— Я не могу подарить роскошную свадьбу. Но могу быть рядом. Всегда. И когда Совет падёт — если захочешь, мы устроим такой праздник, какого ещё не видел этот мир.

Я ошарашенно моргаю. Рик и правда считает, что дело в свадьбе?

Для него брак — формальность, связка силы и магии. Для меня это клетка, клеймо, из которого я однажды бежала. Мы смотрим на одно и то же, но видим разное.

Выпрямляюсь и произношу ровно:

— Договор. Брачный. Где будет прописано, что я могу жить там, где захочу.

— И где же тебе хочется?

— В Пурпурной крепости.

Рик прищуривается, его глаза становятся темнее:

— Хочешь, чтобы жена императора прозябала на окраине?

Я выдерживаю его взгляд:

— Хочу, чтобы жена императора имела право жить там, где она сама выберет.

Он долго смотрит на меня, а потом сдаётся:

— Ладно. Пусть будет так, если тебе от этого спокойнее.

— У меня есть ещё условия.

— Ну-ну, — янтарь в его глазах блестит. — Говори же их, Аэлина.

— Муж оставляет за мной все доходы крепости, право назначать людей и драконов в дозор. И ещё одно: мастерские и торговля — под моим контролем. Никто не имеет права вмешиваться в мои дела.

Вижу, как его глаза чуть сужаются.

— Ты собираешься вести дела, будучи императрицей?

— Собираюсь жить, а не сидеть в золочёной клетке. И это тоже войдёт в договор.

— Ты понимаешь, что говоришь это императору?

— Я говорю это мужчине, который сам предложил брак,

Янтарь в его глазах густеет, как мёд в тени.

— Что ещё? — почти шепчет Рик, уголки его губ тянутся в опасную усмешку. — Может, мой личный флот? Моих советников? Армию? Нет-нет, не стесняйся, называй всё сразу, дорогая.

— Это всё, — отвечаю, не отводя взгляда.

— Хорошо. Через три часа мы подпишем договор. Через двадцать четыре — поженимся.

Он берёт меня за руку — крепко, без права вырваться — и ведёт к выходу.

29. Цена доверия

Через пятнадцать минут я в его комнате. Заперта, потому что «так безопаснее». И пока в спешке ищут свадебное платье и составляют договор, я расхаживаю по покоям императора.

Не знаю, сколько времени утекает, прежде чем дверь распахивается. На пороге стоит поверенный с пухлой папкой в руках. Он важно проходит внутрь, кланяется, протягивает бумаги и столь же быстро удаляется.

Я жадно вчитываюсь в договор. Сначала облегчение: доходы крепости мои, но следующая фраза заставляет застыть:

«…все доходы, закреплённые за Её Величеством, сохраняются в полном объёме, однако управление ими осуществляется под покровительством Императора».

Покровительство?

Губы предательски дрожат. Последнее слово всё равно остаётся за ним! Красиво завернул, будто бы ничего не отнял, а на деле сделал вассалом в собственном доме.

Торопливо листаю страницы.

Право жить в Пурпурной крепости?

Да, есть.

Но ниже приписка:

«…только при условии, что Его Величество будет сопровождать супругу…»

— Ах он змей…— шепчу я.

Следующий пункт: торговля. Кажется, хоть здесь победа, однако снова есть подвох:

«…деятельность мастерских сохраняется в управлении Её Величества, но под личной защитой Императора».

Сжимаю листы так, что бумага скрипит. Каждое условие будто бы учтено, и каждое оказывается ловушкой. А следующий пункт и вовсе заставляет задохнуться от его наглости.

«…для укрепления истинной связи Её Величество обязана разделять супружеское ложе с Императором не реже одного раза в два дня».

Чувствую, как в груди поднимается волна ярости. Но договор на этом не останавливается — он перечисляет мои «обязанности» с пугающей обстоятельностью. Жить только там, где укажет Император. Сопровождать его на приёмах и церемониях. Заботиться о наследниках и не разглашать государственных дел. Даже дети, которых я рожу, будут принадлежать не мне, а Императорскому дому.

Дети… Он надеется на наследников, а я не уверена, что вообще смогу их дать. В памяти вспыхивает холодный шёпот Каэля: «Бесплодная».

Моргаю, выдыхая сквозь зубы.

Чёрт!

Я же должна ему это сказать…

Но договору плевать на мои сомнения. В нём всё сухо и чётко. Чувствую себя не будущей женой, а предметом из описи. И хуже всего — я сама настояла на этом. Рик ведь сразу предупредил: Вейлы не заключают брачных договоров. Но я упрямо потребовала бумагу. Вот и получила. Пункты о том, какой должна быть императрица. Она обязана являть пример добродетели, хранить честь рода и поддерживать непорочность трона. Должна сопровождать мужа на богослужениях, улыбаться на праздниках и молчать там, где говорят мужчины. Её голос нужен только для того, чтобы подтвердить слова императора, и ни для чего больше.

Только всё это цветочки. Дальше идёт новый пункт, куда более интересный:

«Каждый новая строка, которую Её Величество пожелает добавить в договор, равнозначен ещё одной ночи, проведённой с Императором, помимо обязательных».

Даже здесь Рик нашёл способ обернуть всё в свою пользу.

— Наглец. Ловкач. Жулик в мантии императора! — шиплю я.

Этот договор — моя капитуляция! Он обвёл меня вокруг пальца. Я готова разорвать страницы в клочья и бросить их ему в лицо, но вдруг взгляд цепляется за самую нижнюю строку. Там, мелким, почти неразличимым почерком, словно тайное послание, написано:

«Договор считается недействительным с того дня, когда Её Величество поверит, что наша связь сильнее любых бумаг, печатей и клятв».

Почти признание…

Злость гаснет, словно её и не было, и от этого становится страшно — я ведь готова ему поверить.

В этот миг дверь распахивается, и входит сам Рик.

— Всё ли тебя устраивает, Аэлина? — спрашивает он мягко и замирает в паре шагов от меня.

— Вы, Ваше Величество, превратили каждое моё условие в цепи.

— Забавно. Большинство женщин сочли бы эти пункты привилегией.

— Привилегией? Делить ложе по расписанию? Сидеть там, где укажет император? Да в списке ваших обязанностей я выгляжу как племенная кобыла на ярмарке!

Жду вспышки гнева, но Рик лишь подходит ближе.

— Ты внимательно читала? До конца?

— Да… — выдыхаю. — И вы хитрец, Ваше Величество. Всё обернули в свою пользу. Даже моё упрямство.

В янтарных глазах мелькает что-то опасно мягкое. Рик резко прижимает меня к себе.

— Я хочу, чтобы ты увидела: никакая бумага не удержит то, что у нас есть.

Листы выпадают сами, рассыпаясь у наших ног.

Я прячу голову у него на груди.

— Хочешь, чтобы я поверила?

— Хочу, чтобы ты наконец решила, — его дыхание касается уха, а пальцы скользят вдоль позвоночника, — кому веришь: договору или мне? Разве я когда-нибудь причинял тебе боль?

— Лишь однажды.

Рик вскидывает бровь.

— Когда хотел поселить меня в комнату с плесенью, — добавляю.

Он вздыхает.

— Тогда я не понимал, в каком ты положении. Полагал, что твоя матушка решила воспользоваться моментом. А потом?

— Нет.

Мы молчим. Его губы касаются моего виска, и кажется, что сердце готово вырваться из груди.

Вдруг ошибусь? И снова будет больно.

Но если рискнуть… то лишь с ним.

— Прости. Ты прав, Рик. Нам не нужен договор, — мой голос срывается. — Я хочу тебе верить.

Он заправляет локон выбившийся из причёски.

— Вот и хорошо.

— Но не думай, что победил, — шепчу упрямо. — Я не твоя собственность.

— Никогда не хотел, чтобы ты была ею. — Рик наклоняется ближе. — Я хочу, чтобы ты стала моей силой.

Я закрываю глаза, подставляя губы в ожидании поцелуя. В этот миг раздаётся стук — дверь распахивается.

Ривен.

Ну конечно, брат императора всегда знает, когда испортить момент.

— Рик, можно тебя? — спрашивает он. Его взгляд останавливается на мне, и в этой ледяной неприязни есть что-то, что пробирает до костей.

— Подожди за дверью, — бросает Рик.

Его брат выходит.

— Прости, Аэлина. — Рик смотрит с нежностью. — Но тебе придётся остаться в моих покоях. Думаю, многие уже знают про истинную связь, и постараются сделать так, чтобы до брачного обряда не дошло.

— Понимаю.

Янтарные глаза на секунду становятся холодными, словно он надевает маску императора.

— Но я вернусь, как только расправлюсь с делами. А пока чувствуй себя как дома.

Он разжимает объятия, и я мгновенно теряю его тепло. Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить его за руку.

— Пришлю горничную, — добавляет Рик, идёт к двери, которая тут же закрывается за ним.

Так и остаюсь стоять на месте, разглядывая разбросанные по полу белые листы.

А что если я сглупила? Может, не стоило спешить?

Чтобы не думать об этом, заставляю себя переключиться. Просто брожу по комнатам, не зная, чем заняться.

Нахожу книги по магии, своды законов, исследования о драконах, руководства по управлению крепостями и самой империей. Часто встречаю на полках и подоконниках бумажные фигурки зверей. Их десятки. У некоторых крылья расправлены, у других — смяты, как будто кто-то сжал их в пальцах.

Беру в руки бумажного дракончика, верчу его, но откладываю, когда в соседней комнате хлопает дверь.

Горничная появляется с подносом еды, и я машинально отдаю распоряжения подготовить другое платье.

После ужина и отдыха хватаю первый попавшийся том. Конечно же — трактат о государственных реформах.

Я обречённо перелистываю страницы. Сухие строки о налогах и распределении земельного фонда лезут в глаза, словно они могут заинтересовать. Через пару абзацев начинаю подозревать, что автор тайно ненавидит читателей: каждое предложение длиннее и запутаннее предыдущего, и к концу абзаца я уже не помню, с чего он вообще начинался.

— Великолепные реформы, — бурчу себе под нос. — То, что нужно невесте накануне свадьбы, чтобы поспать.

Пальцы скользят по краю книги, и я замечаю на полях мелкие заметки — явно императорская рука. Листаю дальше, просматривая комментарии: от серьёзных до забавных, вроде: «Сначала попробуй сам пожить на такой налог, советчик».

Дверь снова хлопает, и я, оставив книгу в кресле, спешу проверить, не Рик ли это. Но передо мной стоит матушка. Она складывает руки перед собой, а за её спиной двое лакеев закатывают манекен, накрытый тканью.

— Аэлина.

— Что вы здесь делаете? — спрашиваю холодно.

— Я пришла к дочери перед её свадьбой.

Упрямо сжимаю губы.

— Не поздновато ли давать наставления?

Матушка на мгновение улыбается.

— Я не пришла с наставлениями. В конце концов, это твой второй брак. Я лишь хочу кое-что отдать...

Что? Я смотрю на манекен. Ещё одно платье?

— Нет, — матушка перехватывает мой взгляд. — Да… Платье тоже.

Впервые вижу, как она нервничает. Её ледяная маска на миг слетает: она мнётся, отводит глаза, дёргает за ткань платья, словно хочет что-то сказать и не знает, как.

Наконец матушка расстёгивает цепочку у горла. Металл едва слышно звенит, когда украшение оказывается в её руке. Подойдя ближе, матушка вкладывает медальон в мою ладонь и резко сжимает мои пальцы, словно опасаясь, что я откажусь принять дар.

— Храни, — едва слышно шепчет она, и в следующую секунду её лицо вновь каменеет. Она отворачивается и возвращается к манекену, накрытому тканью. Её голос снова ледяной, без намёка на слабость: — Это свадебное платье девиц Фавьен. Помнишь?

О да, помню. Я уже надевала его однажды. И теперь меньше всего на свете хотела бы делать это снова.

Металл жжёт ладонь. Не сразу понимаю, что держу. Я раскрываю руку. На ней покоится круглый медальон: распахнутые крылья дракона обнимают диск с сияющими рунами. В центре высится древо с огненной кроной и корнями, уходящими в воду — герб Таль.

Рассматриваю кулон, потом перевожу взгляд на матушку. Та сдёргивает ткань с манекена и аккуратно расправляет складки на белоснежной юбке, усыпанной осколками прозрачных кристаллов, мерцающих при каждом движении ткани.

— У вас украшение дома Таль, — произношу осторожно, поглаживая кулон в руке. — Разве его не опасно носить?

— Опасно, — соглашается она, не поворачиваясь и продолжая возиться с платьем. — Но что, если это единственное, что удалось сохранить с того дня, когда пал мой род?

Внутри всё холодеет.

Она Таль?..

Историю матушки я знаю плохо. Лишь слышала, что Фавьен когда-то принял её под свою защиту. Позже она вышла замуж за младшего сына рода и осталась единственной, кто держит дом.

— Я Марисия Таль, — произносит она громко и отчётливо. — Кулон — знак власти, который из поколения в поколение вместе с посохом переходил к следующему хранителю рода.

Я замираю.

Кровь стынет в жилах.

Помню, Рик рассказывал легенду Талей: последняя из рода, Марисия, исчезла бесследно. А теперь она стоит передо мной?

— Вы это серьёзно? — шепчу я, не узнавая собственного голоса.

Матушка наконец поворачивается. Её лицо спокойно, но в глазах прячется боль.

— Да. Я — та, кто пережила падение дома.

И словно прорвав плотину, слова срываются с её губ. Она говорит о погоне, о том, как магию рода Таль пытались выжечь калёным железом. Тогда в игру вступили Фавьен. Они, хитрецы, предложили помощь, но с условием: Марисия должна была взять новое имя и выйти замуж за одного из отпрысков рода. Ведь редкая сила девицы Таль могла стать шансом для Фавьен усилить собственную магию, но чистокровки ни за что на свете не приняли бы в род полукровку.

Проблема?

Совсем нет.

Не приняли бы — так, чтобы знали остальные чистокровные рода драконов. А если всё устроить в секрете?

Почему бы и нет.

Эту задачу быстро решил глава рода — дед Аэлины. Он «выкупил» один обедневший чистокровный род, подтасовал документы… и появилась лиора Валерисса.

Казалось, всё устроено надёжно. Но когда у них родилась настоящая Аэлина (я-то попала в это тело позже), тайна дала трещину. У девочки не оказалось чешуек на висках — метки чистой крови. Зато проявилась магия Талей.

С этим нужно было что-то делать. Дед Аэлины, глава рода, решил запечатать её силу. Так на ребёнка наложили чары: чешуйки казались на месте за счёт древней родовой магии, а магические потоки были перекрыты.

Аэлина никогда не смогла бы ни пройти инициацию, ни зачать ребёнка. До того самого момента, когда печать всё же окажется снята.

— То есть… — медлю, — выходит, Каэль на балу сыграл вам на руку?

— Этот выскочка, генерал Ретьен, твой бывший супруг, отвратителен, — произносит матушка высокомерно. — Поверь, если бы твой отец спросил моего мнения, я бы никогда не позволила дочери запятнать себя союзом с подобным драконом.

И тут до меня наконец доходит.

— Вы... не отреклись от меня, матушка? Вы просто сняли печать?

— Да. Но, к счастью, остальные чистокровные драконы не в курсе. А узнают — что ж, нам не оставят ни единого шанса.

Ах вот оно что! Потому и драконьи чешуйки исчезли — они были иллюзией.

— Ты вправе злиться, — продолжает матушка. — Но я должна была заботиться о благополучии дочерей. И ты сделала невозможное, Аэлина.

Она вдруг кланяется мне, как равной, как той, чья сила теперь неоспорима.

— Ты возродила род, — продолжает матушка. — Для меня великая честь знать: твой будущий сын, младший из моих внуков, унаследует титул Таль и продолжит его. Я горжусь тобой, Аэлина. Всегда гордилась. И не смей видеть во мне ледяную стерву — я всегда выбирала то, что давало шанс моим детям выжить.

Никогда не думала, что увижу этот поклон. Безупречный, гордый жест… но за ним не оказалось самого важного. Одного слова: «Прости».

Я смотрю на матушку. Впервые вижу не надменную лиору Фавьен, а женщину, которая потеряла всё и ради выживания отказалась от собственного имени. Она любила своих детей, как умела — в цепях долга, в тени страха, в привычке резать, а не ломать. И только теперь понимаю: за каждым её холодным словом всегда стоял один-единственный мотив — сохранить нас любой ценой.

Мне словно легче дышать. Замок, капли, даже платье перестают казаться подачкой. Так матушка любит: холодно, но по-своему.

Она собирается уходить, но я останавливаю её вопросом:

— Если вам так не нравился Каэль, зачем тогда, после того злосчастного бала, вы говорили о нём, о детях?

Матушка пожимает плечами.

— Я говорила то, что следовало услышать дочерям Фавьен. Их место рядом с мужем. И твои сёстры должны помнить об этом.

Значит, все эти слова оказались уроком. Отличный урок: терпеть, пресмыкаться и улыбаться, если муж вдруг решит завести вторую жену.

— Аэлина, двери дома Фавьен всегда открыты для тебя, — продолжает она. — Сделай для меня малость: надень платье. В его изнанку вплетена и родовая магия Талей. Я ведь не предполагала, что одна из моих дочерей когда-нибудь гордо понесёт знамя этого дома.

Я киваю.

— Хорошо, — тихо говорю. — Но не ради Фавьен. Я надену его ради вас.

Её губы едва дрожат, будто она хочет улыбнуться, но вместо этого отворачивается, вновь надевая привычную маску. Матушка уже берётся за ручку двери, но всё же медлит и оглядывается:

— Ты стала сильнее, чем я ожидала. И, возможно, мудрее, чем я когда-то была.

Сказав это, она выходит, мягко прикрыв за собой дверь.

В итоге, не дождавшись Рика, засыпаю одна в его большой кровати. Утро приходит мгновенно, а потом тянется обманчиво спокойно. Я завтракаю в одиночестве, потом долго плескаюсь в ванне, читаю пару страниц из скучного трактата и то и дело ловлю себя на мысли: вот-вот появится Рик. Но он так и не приходит.

А ровно в полдень спокойствие рушится. В комнату врывается целая армия горничных. Они кружат вокруг меня, натягивая корсет, поправляя каждую складку, вплетая в волосы тонкие ленты. Комната шумит, словно улей, и я чувствую себя невестой, у которой украли право на покой.

— Быстрее, милые мои, — торопит старшая горничная, затягивая шнуровку платья так, что я едва могу вздохнуть. — Его Величество ждёт.

Я встречаю свой взгляд в зеркале и на миг не узнаю отражение. Лицо бледное, слегка испуганное, как будто всё происходит не со мной.

Именно в этот момент дверь распахивается. Я замираю, ожидая увидеть Рика, — но вместо него входит его брат. В парадном костюме, с непроницаемым лицом, он окидывает взглядом весь этот хаос кружев, лент и заколок, после чего небрежно опускается в кресло.

— Лиора Таль слишком бледна, — произносит Ривен. — Добавьте румян.

Он командует с невероятной серьёзностью, словно действительно разбирается, и невозмутимо подсказывает:

— Только не ярко-алые. Возьмите персиковые.

Горничные согласно кивают и начинают шуршать коробочками, перекладывать баночки и перебирать кисточки.

Я закатываю глаза.

— С каких пор мужчина разбирается в оттенках румян? — бурчу я, стараясь не шевелиться.

— С тех пор, как мои три дочери подросли, — отвечает он, — они стали требовать привозить краски и пудры из Цитадели.

Я фыркаю, пока кисточка касается щёк.

— Великолепно, — лениво заключает Ривен, когда горничные отступают, любуясь результатом. — Теперь вы выглядите так, будто идёте замуж, а не на казнь.

— Пока не вижу большой разницы, — отвечаю сквозь зубы.

Его губы дёргаются в подобии улыбки. Он поднимается, протягивает мне руку. И всё же, когда я принимаю её, пальцы оказываются тёплыми, не такими холодными, как я ожидала.

— Пойдёмте, лиора Таль. Мой брат не любит ждать.

Мы шагаем по коридорам, и я, желая поддеть Ривена, спрашиваю:

— И как же сиятельный защитник Истока собирается жить с мыслью, что его невестка — чистокровка?

— С трудом. С болью. Но таков выбор моего брата, — отвечает он без тени улыбки.

Я фыркаю. Конечно, не скажу ему правды. Пусть мучается.

Ривен бросает на меня взгляд — короткий, прицельный, как удар.

— И… вы слишком много себе позволяете.

— Я вас дразню.

— Я заметил. Я не могу идти против воли богов. Но моего отношения это не меняет. Наш отец умер, когда Рик был ещё ребёнком, и пришлось быть ему и братом, и отцом. Так что, простите, но я имею право беспокоиться.

Он делает короткую паузу, будто решая, стоит ли продолжать.

— К тому же есть кое-что, о чём он вам не рассказывал.

— И что же?

— Я оставлю это ему, Аэлина.

Пожимаю плечами и замечаю, что мы уже у храма. Бросаю взгляд из-под опущенных ресниц на брата Рика. Какой бы строгий он ни был, кажется, мы всё же найдём с ним общий язык. Когда-нибудь. Возможно. Если он перестанет смотреть так, будто я — личное бедствие его семьи.

Входим в храм. Ни толпы гостей, ни громких речей — лишь род Фавьен, семья Вейлов и несколько гостей,

Пока двигаемся к алтарю, я с интересом рассматриваю жену Ривена, златокудрую Ирис. Она появляется редко, предпочитая воду балам и приёмам. Рядом их старшие дочери и наследник.

Лиорд Эмбрьен стоит вместе с Севелией, а чуть поодаль я замечаю Каэля, прислонившегося к мраморной колонне. Всё то же ленивое выражение, будто происходящее его вовсе не касается. Только глаза выдают напряжение: слишком пристально следят за мной.

Я отвожу взгляд: у алтаря ждёт Рик в свадебном костюме оттенков синего. Обычно для обряда бракосочетания выбирают цвета воды, но я иду в белом: род Фавьен слишком древний и хранит свои традиции.

Стоит мне приблизиться, и император смотрит так, будто весь зал исчез. Ривен бережно вкладывает мою руку в руку брата и отступает.

— Ты прекрасна, — говорит Рик, поднося мои пальцы к губам.

Я улыбаюсь, хотя внутри всё дрожит.

Ритуал проходит быстро.

Жрец произносит привычные слова. Я ловлю себя на том, что не слушаю — всё внимание к ладони Рика, уверенно сжимающей мою, и к сомнению: может быть, я спешу?

Когда нас объявляют супругами, император не спрашивает разрешения. Просто наклоняется и целует — спокойно, без пламени страсти, но так, что я впервые верю: теперь это навсегда.

По завершении церемонии меня не накрывает счастье, как когда-то с Каэлем. Нет магии, молний, ни внезапного озарения. Но я прошу всех богов — своего и богов этого мира, — чтобы подарили нам спокойствие.

И, пожалуй, они слышат.

Недели текут, вплетаясь в привычный ритм императорской жизни. Быть женой Рика оказывается удивительно просто. Порой он слишком серьёзен, слишком замкнут, и кажется, что всё между нами держится только на метке истинных. Но стоит поймать его тёплый взгляд, и я понимаю: он старается не меньше моего.

Да, наша совместная жизнь не сказка. Скорее — танец, где мы то наступаем друг другу на ноги, то наконец попадаем в ритм. По утрам часто застаю его за столом, заваленным донесениями: еда остывает, чернильная ручка скрипит, брови сдвинуты в привычной сосредоточенности.

— Ты хотя бы ел? — спрашиваю.

Рик отмахивается, не поднимая глаз:

— Подпишу указы — и…

Я выдёргиваю ручку.

— Завтракай. Император с пустым желудком — угроза для империи.

Иной раз муж возвращается так поздно, что я почти сплю. Думает, что сможет незаметно лечь рядом, но стоит матрасу качнуться, ворчу:

— Я всё слышу. Бумаги опять важнее сна, да, император?

— Спи, Аэлина, — шепчет он и осторожно касается моих волос. И в этом прикосновении — больше, чем в любых словах.

Знаю, что империя требует его целиком. Но Рик находит мгновения, чтобы напомнить: даже в этом огромном мире есть место для меня. Может отложить доклады и просто прийти в мою комнату, чтобы вместе почитать книгу. Бывает, сорвёт заседание Совета

ради прогулки в саду. Может отказаться от вечернего приёма — и тогда весь мир сужается до тихого разговора у камина. А иногда это выглядит почти смешно: вместо бала или собрания Рик приносит чайный сервиз в мою комнату.

— Император с чаем? — дразню я, откладывая очередную скучную книгу по управлению.

— С женой, — отвечает он и ставит чашку передо мной.

Но бывают и ссоры. В какой-то вечер я не выдерживаю:

— Ты живёшь бумагами! До меня тебе совсем нет дела! Я хочу домой!

Рик злится и уходит. Но через час возвращается. Просто садится рядом и кладёт голову мне на колени.

— Прости, Аэлина. Ты права, — шепчет он. — Порой император должен забывать, что он император.

Я осторожно глажу его по волосам. Готова мириться со всем — с его молчанием и редкими вечерами. Но принцесса Лионии всё ещё здесь. И чем дольше она остаётся, тем чаще я думаю: женился бы Рик на мне, если бы не метка истинных? Если бы у него был выбор…

30. Вальс заговорщиков

Но моё терпение не бесконечно. Сегодня бал в честь договора с Лионией. Если после этого принцесса не уедет, я за себя не отвечаю.

Всю неделю вижу Рика и её — то в саду, то в кабинете, то в коридорах дворца. И каждый раз заставляю себя не сказать лишнего, не показать, как всё это бесит.

Пока готовлюсь к балу, где-то внутри замирает плохое предчувствие. Очень плохое. И хотя сегодня доставили новое нежно-голубое платье, я откладываю его и достаю подарок матери — тот самый дорогой наряд с защитными рунами, который она прислала накануне инициации.

Горничные ахают, когда я велю помочь с корсетом.

— Ваше Величество, — шепчет одна, — но ведь император просил надеть нежно-голубое…

Я улыбаюсь. Просил. Только я тоже просила рассказать про Лионию, а Рик отмахнулся.

— Если Его Величество спросит, — громко говорю, — то передайте, что сегодня я — в цвете своего терпения.

Горничные лишь согласно кивают и носятся вокруг меня: подать перчатки, принести пудру, достать резную шкатулку с украшениями.

Злость всё растёт. Поэтому я делаю то, что умею лучше всего — думаю о делах. Последний отчёт с Пурпурной Крепости мне совсем не нравится — надо выбрать время и съездить. Да и с Мирвином тоже не мешало бы встретиться. Он там что-то придумал с теплушками. И, главное, там как раз фигурировала эта дурацкая Лиония: дескать, нам пора расширять продажи и выходить на Осколочные государства драконов.

— Вам так идут рубины, Ваше Величество, — восторгается горничная, и я сосредотачиваюсь на своём отражении в зеркале.

Хорошо. Выгляжу, как и положено королевской особе. Только мне не нравится, что метка под перчаткой жжёт. Это стало происходить слишком часто. Надо бы спросить у Рика, но доставлять лишние хлопоты не хочется. Поэтому молчу. Думаю, просто связь крепнет — метка чувствует мои эмоции.

Выхожу из комнаты. У дверей уже ждёт целая свита из драконьих девиц самых именитых родов. Кто-то мягко сжимает мою руку. Оборачиваюсь. Сестра, Тэя. Она виновато улыбается: вчера я как раз жаловалась ей, что бесконечная вереница сопровождающих действует мне на нервы.

Но сейчас я приподнимаю подбородок. Пусть смотрят. Пусть шепчутся. Среди них всегда найдётся пара стервозных дракониц, которые только и ждут, когда я наступлю на подол платья или сделаю глупость. Вот и теперь слышу их приглушённые вздохи: ах, император просил нежно-голубое.

Одного взгляда хватает, чтобы разговоры стихли. До меня доносятся звуки оркестра и далёкий гул гостей. Я делаю глубокий вдох, поправляю диадему. Только не сорвись. Улыбайся. Ты Императрица. А не взбешённая девчонка, которую вот-вот выведет из себя одна блондинка с огромным магическим камнем на шее.

Пора. Вместе с лиорами я торжественно двигаюсь к бальной комнате.

— Её Величество Императрица, — объявляет глашатай.

Нас встречает блеск хрусталя, сияние роскоши, запах чёрного лотоса, щедро распылённого по залу. Всё переливается, искрится, звенит — и от этого блеска хочется не улыбаться, а зажмуриться.

Я медленно двигаюсь к трону, где уже стоит Рик. На нём тёмно-синий костюм, почти чёрный, с серебряной вышивкой. Рядом — она. Принцесса Лионии.

Золотые волосы собраны в идеальный узел, губы тронуты вежливой улыбкой. Платье воздушное, почти белое, но по ткани переливается небесное мерцание. И кристалл у горла, тот самый, о котором только и болтают: древний, магический, редкий. Принцесса наклоняется к императору, что-то шепчет. Он отвечает, едва кивнув.

Завидев меня, Рик сразу идёт навстречу. Я протягиваю руку, которую он тотчас подносит к губам и целует.

— Аэлина, — говорит спокойно, будто не чувствует того жара, что вспыхивает между нами. — Танец.

Я вкладываю ладонь в его.

— Конечно, — отвечаю мягко.

Его взгляд на мгновение задерживается на пурпурной ткани, на узоре Талей, словно император понимает: это вызов.

— Прекрасно выглядишь, но я просил голубое, — тихо говорит он.

— Знаю, — улыбаюсь шире. — Но сегодня я не небо, Рик.

— Ты в ярости?

— Именно.

Музыка заливает зал. Мы движемся к центру под взглядами драконьей знати. Первый танец наш, как и всегда: имперская чета открывает бал, давая начало празднику.

— Прости. Злишься из-за вчерашнего? — спрашивает Рик.

Вчера мы собирались провести вечер вместе. Муж обещал прийти после заседания. Я даже велела принести чай, тот, что он любит — с жасмином и мёдом. Отменила свою встречу, зажгла камин. Хотела просто немного тишины. Поболтать о пустяках, посмеяться, вспомнить, как мы когда-то спорили в крепости. Но Рик не пришёл. Я ждала долго. А потом велела горничным всё убрать.

— Я задержался, — произносит он медленно, будто слышит мои мысли. — Долгий разговор с Её Высочеством и послами Лионии.

— Конечно, — легко соглашаюсь. — Работа.

Музыка набирает силу. Он резко притягивает меня ближе, закручивает в танце — юбка взлетает, как крыло. Воздух дрожит от звуков скрипок, а между нами остаётся лишь дыхание. Мы делаем ещё один поворот, и голос Рика звучит у самого уха:

— Я хотел тебе сказать… — начинает он.

— Не нужно. Мы оба умеем делать вид, что всё в порядке.

Его ладонь на моей талии напрягается, но он ничего не говорит. Только ведёт меня дальше, всё так же уверенно.

Последние аккорды. Музыка стихает. Вокруг аплодируют.

— Второй танец, — шепчет он на ухо. — По протоколу с принцессой Лионии.

Конечно, кто бы сомневался. Киваю и отпускаю его руку, чувствуя, как жар метки прожигает перчатку. Ревность — живая, ядовитая. Я почти ощущаю вкус этой горечи на языке.

Рик доводит меня до свиты, кланяется. Все приличия соблюдены, но он всё же задерживается — берёт мою руку и касается её губами, чуть дольше, чем следует.

Ничего не говорю.

Он уходит к принцессе, а я улыбаюсь так, что челюсть сводит. Рядом появляется один из чистокровок, приглашает на второй танец, но я отказываюсь. Музыка снова играет, и я наблюдаю, как мой муж кружит другую. В этот момент слышу знакомый шёпот у самого уха:

— Красивая пара, милая. Правда?

Я резко оборачиваюсь.

Саар стоит за моей спиной. Улыбка на его губах ленивая, почти ласковая, а в глазах пляшет насмешка.

Иссиня-чёрный костюм облегает тело безупречно, ткань поглощает свет, а на лацкане пристёгнута изящная булавка в виде свернувшейся змеи.

— Вы опять здесь, — говорю я и отвожу взгляд туда, где кружатся пары.

— А где же мне ещё быть? — спокойно отвечает Саар. — На балах всегда любопытно наблюдать, как рушатся иллюзии.

— Не поняла. — Я снова оборачиваюсь.

Саар чуть склоняет голову, переводит взгляд на Рика и принцессу, которые, смеясь, проходят мимо в танце.

— А по-моему, поняла, — говорит он после короткой паузы. — Твой император прекрасно танцует. Особенно когда забывает, кто его жена.

Он чуть улыбается, уголки губ опасно приподнимаются.

— Кстати, я должен поздравить тебя, милая? Ты весьма амбициозна. И я впечатлён, как быстро забралась на эту гору власти.

— Осторожнее, шайр, — произношу, отодвигаясь.— Вольные города всё ещё числятся мятежными. После грубости императрице домой могут не отпустить.

Саар смеётся.

— Ах, милая, я скучал по твоим колкостям. — Он вдруг резко шагает ближе, берёт мою руку, закованную в перчатку, и касается губами кончиков пальцев. — Падать будет больно с твоей высоты. Но ведь у тебя есть я, твой верный дракон, который всегда спасёт, правда?

— О чём вы? — Я вырываю руку. Снова накрывает то самое чувство — ужасное, липкое, будто вот-вот что-то случится.

Саар наклоняется ближе, так, что я чувствую его дыхание.

— У принцессы Лионии красивый камень на груди. Один из камней императорской короны.

И тут же он кланяется — изящно, с лёгкой насмешкой, — и отходит, не дожидаясь ответа, смешиваясь с гостями.

Его слова застревают в голове. Камень? При чём здесь драконий артефакт? У императора есть корона: когда-то в ней было двадцать четыре камня, но после распада Империи осталось лишь четырнадцать. Остальные забрали осколочные государства, вышедшие из её состава, — как часть силы Истока.

Допустим, у принцессы действительно есть фрагмент артефакта...

И в тот же миг перед глазами всплывает спальня Рика: камни под потолком — такой же, как у принцессы. Я только сейчас это понимаю.

Я оборачиваюсь к слуге, который несёт поднос с бокалами шипящего напитка со льдом, но взять один не успеваю. Замечаю Севелию: она воровато оглядывается и что-то прячет в складках юбки.

Шепчу Тее, чтобы отвлекла свиту, и бросаюсь за сестрой. Вылетаю в коридор. Прохладный воздух бьёт в лицо, гул зала глохнет за спиной.

— Севелия! — зову.

Она не оборачивается, только прибавляет шагу. Тонкие каблуки стучат по мрамору, лазурная юбка шелестит по полу.

Я подхватываю подол и бросаюсь следом. Коридор тянется слишком долго. За поворотом — развилка.

Кажется, я потеряла Севелию. Бегаю туда-сюда, ловя в воздухе запах её духов, но не понимаю, куда она делась. Проклятье. Даже руна поиска не помогает!

— Аэлина, — звучит за спиной низкий голос мужа.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь.

— Ты почему сбежала? — спрашивает Рик.

В голове хаос. Сотня мыслей мечется, как птицы в клетке, но вместо того чтобы объясниться, я шепчу:

— Вышла подышать. Душно.

— Надо было выйти в сад, а не бродить по коридорам.

Рик уже рядом. Тепло его ладони скользит к моему локтю — осторожно, почти бережно, и всё же властно.

— Пойдём, — произносит Рик, но так, что возразить невозможно. — Нужно вернуться к гостям.

Через пару шагов он останавливается.

— Сердишься?

Я мотаю головой. Одно хорошо — всё это время не думала о принцессе-стерве. Зато размышляла о фрагментах короны.

Этот артефакт хранится вместе с Истоком — драконьим кристаллом, наделённым священной силой. И корона, и сам Исток принадлежат императору. Говорят, кристалл огромен, отливает голубым светом, и прикоснуться к нему могут лишь Рик и его брат.

Когда Королевство Лиония вышло из состава Империи, один из фрагментов короны увезли с собой лионцы — ведь каждый камень несёт крупицу божественной магии Истока. А значит, если вернуть этот фрагмент в корону, сила Рика возрастёт. Он ведь ищет её столько, сколько я его знаю.

Так, может, Рик и пляшет вокруг этой стервы не из-за её красивых глаз, а из-за камня на шее? Думать об этом тошно.

И именно в этот момент муж делает то, чего я меньше всего ожидаю. Он вдруг тянет в нишу между колоннами — тень поглощает нас, скрывая от взглядов. Мрамор за спиной холодный, а Рик слишком близко.

— Да что с тобой, Аэлина? — шепчет он.

Сердце гулко бьётся, дыхание сбивается.

— Я не сержусь, — запоздало отвечаю на его вопрос. — Со мной всё в порядке. Просто устала.

Рик медлит. Его ладонь осторожно касается моей щеки.

— Не верю. Ты дрожишь.

— От холода, — выдыхаю, хотя сама слышу, как глупо это звучит. Здесь довольно тепло, и я дрожу — от ярости и оттого, что не понимаю, во что он играет.

— Лжёшь, — он чуть склоняет голову, и прядь волос падает на лоб. — Ты всегда дрожишь, когда боишься. Или когда злишься. Но бояться тебе нечего…

— А ещё я дрожу, когда ты рядом, — срывается у меня.

Рик замирает. На миг — только тишина и звук его дыхания.

— Не говори так. Иначе я…

Он не заканчивает фразу, просто смотрит так, что внутри всё переворачивается. Потом резко наклоняется, губы обжигают поцелуем — быстрым, почти отчаянным. Когда Рик отстраняется, его голос звучит хрипло, будто каждое слово даётся с усилием:

— Ты даже не представляешь, как трудно держаться, когда ты вот так рядом. Но нам нужно вернуться. Потерпи ещё немного. Клянусь, как подпишем этот договор с Лионией — уедем. Куда угодно. Только ты и я.

Он усмехается едва заметно и заправляет выбившуюся прядь за ухо.

— И да, ты даже не представляешь, сколько может стоить фрагмент короны.

— Сколько? — одними губами шепчу я.

— Два источника воды на юге и два у северных гор. Право прохода по нашим землям. Посольство при дворе, будто мы уже одна Империя.

Рик делает паузу, взгляд темнеет.

— Ещё компенсации, доступ их магов к нашей Академии, торговые пути... И, конечно, союз крови.

— Брак, — выдыхаю.

— Не со мной. С любым из рода Вейлов.

— Всё ради одного камня, — говорю я.

— Ради Истока, — поправляет он. — И ради Империи.

— Рик…

— Да?

— Скажи мне, — шепчу, — а у тебя... В спальне два камня в потолке… это тоже фрагменты короны?

— Аэлина, не здесь.

— А где? А когда? — не выдерживаю я. — Когда у тебя вообще будет на меня время? Когда ты перестанешь прятаться за своими тайнами?

Мы стоим слишком близко, дыхание смешивается, и всё равно между нами пропасть.

— Даже когда я спрашиваю, почему у тебя не проступает метка, — продолжаю я, — ты просто отмахиваешься! Как будто я не жена тебе, а посторонняя! Так, может, наш брак — глупость? Женился бы на принцессе Лионии — выгодный политический союз! Оставь меня в покое, Рик. Хватит... Я уезжаю домой, в Пурпурную Крепость.

Я хочу протиснуться мимо и уйти, но Рик не даёт мне этого сделать. Хватает за запястье и тянет вперёд.

— Куда ты меня тащишь? — упираюсь, но мы уже выныриваем из ниши, и муж явно ведёт не к бальной зале.

— Увидишь, — коротко отвечает он. Шагает быстро, почти стремительно — я едва успеваю за ним, чувствуя, как от его ладони по коже пробегает жар.

Мы сворачиваем. Поворот. Потом ещё один. Коридоры становятся уже, воздух — плотнее.

Оказываемся в запретной части замка. Проходим мимо защитных огненных сфер: они медленно вращаются под сводами, отбрасывая золотые отблески на стены. Я замечаю, как они реагируют на Рика: вспыхивают на миг, а потом гаснут, будто склоняют головы перед своим повелителем.

Да уж, без императора или хранителя Истока сюда лучше не соваться — живой не выйдешь.

— Рик… — зову, но он не отвечает. Только крепче сжимает моё запястье.

И вдруг перед нами открывается зал, такой огромный, что дыхание перехватывает. Потолок теряется в темноте, а из-под арок струится мягкий голубой свет. Блики преломляются в плитах под ногами, будто под нами не камень, а само небо.

— Это… — слова застревают в горле.

— Исток, — произносит Рик. — Сердце Империи.

В центре зала возвышается кристалл.

Рик отпускает моё запястье. Делаю шаг.

Летописи лгут, называя Исток прекрасным: его красота не умещается в это слово. Небесный. Огромный. Выточенный из самого света. Каждая грань переливается оттенками голубого и серебра, будто внутри бьётся сердце мира.

Вскидываю голову: над кристаллом, прямо в воздухе, парит корона.

— Она живая, — шепчу, не в силах отвести взгляд.

Драконья корона медленно вращается вокруг своей оси. Считаю камни: один, два, три… шестнадцать. Похоже, ещё два скрыты в потолке императорских покоев.

Восемнадцать.

Неплохо, если вспомнить: в официальных источниках говорится, будто камней было меньше. Значит, остальные Рик вернул раньше.

— Зачем ты меня сюда привёл? — я оборачиваюсь к мужу.

— Показать настоящий масштаб игры. К тому же здесь мы можем говорить, и нас никто не подслушает.

— Кажется, я уже всё поняла, — произношу, озвучивая свои мысли про фрагменты, корону, Исток и принцессу.

— Да, всё верно, — он подтверждает мои догадки. — Эти камни... они не просто украшение. От них зависит не сила Империи, а моя собственная жизнь.

— Что ты имеешь в виду?

— Как ты догадалась, в потолке моей комнаты действительно вставлены камни из короны. Их свет поддерживает меня каждую ночь. Но через каждые три дня приходится менять пару.

В общем-то, всё просто. Он ставит их на зарядку. Вместо розетки и блока питания — Исток и корона.

Рик делает короткую паузу, проводит ладонью по лицу.

— Но так было не всегда. На магию влияет внешняя энергия. Иногда камни напитываются дольше обычного.

Молчу, боясь перебить.

— Вот почему чем больше у меня камней, тем лучше. А ещё я собираю редкие артефакты — они тоже влияют на скорость насыщения магией.

Когда разбиралась с Гласом в крепости, наткнулась на книгу об Истоке. Тогда пролистала, не вникая, но помню: могущественные реликвии можно жертвовать, усиливая источник.

Посох Таль, по легенде, — божественный артефакт. Неужели, изначально Рик хотел отдать его Истоку? Но... тогда он бы нарушил договор с матушкой.

Впрочем, о родовом наследии нечего переживать — посох спокойно висит в моей комнате, над кроватью. Потому с губ срывается самый важный вопрос:

— Ты хочешь сказать, если перестанешь менять камни, умрёшь?

— Не сразу, — Рик смотрит в сторону, будто не хочет, чтобы я видела его глаза. — Сначала просто исчезает магия. Разве я тебе не говорил, что мои потоки искажены?

Я закусываю губу. Да. Тогда, в крепости, когда я пришла к нему мириться. Мы проходили второе испытание, и Рик сказал, что не станет меня инициировать — его магия с изъяном, и только корона держит его в силе.

— Я помню.

Он кивает и продолжает:

— Камень Лионии важен. Всё это время мы торгуемся и оспариваем пункты договора — в саду, коридорах, кабинете, на балу.

— Почему ты не сказал раньше?

— Что бы это изменило? — спокойно отвечает Рик. — Император, который зависит от собственного потолка, — не самое внушающее доверие зрелище. Совет плетёт интриги, пытается меня убить магическим оружием. Идиоты. Можно было просто подменить камни.

Вздыхаю.

— Если бы ты всё рассказал, я бы перестала злиться на эту проклятую принцессу, что строит тебе глазки. И на тебя.

Он медлит. В его взгляде столько усталости, что на миг забываю об обиде.

— Но почему ты злишься, Аэлина, если я тебя люблю?

Я застываю.

— Ты, я… — слова путаются, и не знаю, что сказать, — не говорил этого раньше, и я думала…

— Что не чувствую? — мягко спрашивает Рик. — Аэлина, я умею управлять империей. Воевать и разрушать города. Но не говорить о чувствах. Я не поэт. Думал, ты поймёшь без слов.

Глупый дракон. Я просто хотела это услышать от тебя. Хотя бы раз.

— В каждом решении, в каждом приказе, — продолжает Рик, — я выбирал не Империю. Тебя. И всё равно, — он замолкает, едва заметно сжимая кулаки, — всё равно хотел бы тебе другого мужа.

— Другого?

— Того, кто не связан камнями, не умирает без света Истока. Кто не держит на плечах полмира и не тратит последние силы, чтобы выглядеть сильным. — Он усмехается. — Того, кто мог бы просто тебя любить, не опасаясь, что камни иссякнут раньше времени.

Не знаю, что сказать. Подхожу, обнимаю его, утыкаюсь в грудь. Через миг поднимаю голову.

— Я всё равно выбрала бы тебя. Люблю тебя, слышишь?

Руки Рика прижимают сильнее. В янтарных глазах играют синие блики кристалла.

— Тогда, может, у нас всё ещё есть шанс, — шепчет он.

И в тот же миг корона над Истоком вспыхивает ярче, будто подтверждая слова мужа.

Где-то вдалеке глухо хлопает, будто взорвалось заклинание. Звук прокатывается по залу, дрожит в стенах, сердце бьётся всё быстрее.

— Что это? — выдыхаю я.

Рик напрягается. Под моими ладонями его мышцы каменеют.

— Оставайся здесь, — он касается моих губ лёгким поцелуем. — Проверю. Потом вернусь за тобой.

— Будь осторожен, — со вздохом размыкаю объятие.

В другой раз я бы, пожалуй, настояла, чтобы Рик взял меня с собой. Но сейчас не хочу разрушать хрупкое перемирие. Ведь если я прошу доверия, должна ответить тем же.

Муж уходит, а я провожаю его взглядом, пока не остаюсь одна с Истоком. Думаю о признании Рика — таком неловком, но таком настоящем. Губы сами складываются в улыбку, пока я любуюсь отблесками камней и гипнотизирующим вращением короны.

Не зная, чем себя занять, приближаюсь к кристаллу. Мои шаги в тишине звучат слишком громко, вызывая лёгкий трепет под кожей. И кажется, будто Исток смотрит на меня. Словно живой. Разве такое возможно?

По камню пробегает блеск, и в тот же миг воздух становится плотным, почти осязаемым. Моя рука тянется к Истоку сама. Ой, зря я это… успеваю подумать, прежде чем накрывает белая вспышка.

Белизна отступает, и я понимаю, что стою не в зале. Узкий коридор, шаги, чужое дыхание. Это не моё тело. Видение.

Впереди молодой мужчина. Сначала думаю, что Рик. Но он слегка оборачивается:

— Поспешим же, — торопит, будто обращаясь ко мне.

Ох, это брат Рика.

Ривен в мантии императора. Ему здесь около двадцати, но взгляд уже тот самый, который потом будет пугать половину Империи. И меня тоже.

В следующее мгновение двойные двери впереди распахиваются, и я слышу чей-то плач.

Воздух тягуч от запаха лекарств. На софе полулежит женщина: тёмные волосы рассыпались по подушке, пальцы судорожно сжимают смятый платок. В её красоте есть что-то болезненное, надломленное — янтарные глаза блестят от слёз, губы дрожат, будто она не решается вдохнуть.

— Матушка, — Ривен вдруг меняется в лице и опускается на колени, — как вы себя чувствуете?

— Они сказали, что Исток ему не поможет, — бормочет женщина, не отвечая на вопрос сына. — Сегодня он умрёт.

— Что говорит доктор, матушка?

— Его магические потоки нарушены. Магия… неправильная. Вместо того чтобы давать силу, забирает её, — она снова начинает всхлипывать. — Я проклята самими небесами. Разве младенцы должны погибать? Рик ведь и не жил толком.

Ривен осторожно гладит её руку, пока она продолжает:

— Едва прошло два месяца, как умер ваш отец, — теперь мой младший сын. Это честно? Разве я этого заслуживаю?

— Не заслуживаете, матушка, — тихо отвечает он, сжимая её руку.

— Какой-то редкий эффект, — продолжает она, устало вытирая слёзы. — Старшие маги называют его обратным откликом. Исток отвергает кровь моего мальчика. Это я виновата. Я… я… я.

Она комкает платок.

— Я просила лиорда Гретьена найти доктора из Пустоши — говорят, они куда лучше лечат, чем наши столичные. Но он сказал… нет смысла.

Ривен медленно поднимает взгляд.

— Нет? — его голос звучит глухо. — Когда жив дракон, смысл есть всегда.

Женщина вздыхает.

— Оставь меня, сын. Я хочу побыть одна и оплакать моего мальчика… другого пути у меня нет.

— Если Исток отверг его, — Ривен резко поднимается, — значит, я заставлю его передумать.

Матушка не откликается, она просто смотрит пустым взглядом в потолок.

Через секунду Ривен шагает к доктору, который подтверждает слова матери.

— Нет силы, способной удержать жизнь вашего младшего брата, Ваше Величество.

Император не отвечает, лишь сжимает губы. Его глаза горят.

Снова следую за ним, и вот мы у Истока. Ривен падает на колени, молится шёпотом. Не разбираю слов.

Тишину нарушают шаги. В зал входит высокий седой мужчина. Я узнаю его, читала о нём в одной из книг по управлению. Это сиятельный Защитник Истока, служивший камню ещё до того, как власть перешла брату Рика.

Мужчина кладёт ладонь императору на плечо.

— Ваше Величество, — тихо произносит Защитник. — Исток не поможет. Не делайте глупостей. Есть вещи, которые нельзя изменить.

— Всё можно изменить, Таэн, — холодно отзывается Ривен. — Вопрос лишь в цене.

— Я всё понимаю, но и вы должны осознать, Ваше Величество: власть удерживают сильные драконы.

— Мой брат силён. Ему нужно лишь немного помочь.

Я невольно восхищаюсь его упрямством. Все прежние суждения о Ривене рушатся.

Сражаться против всего мира в одиночку?

Похоже, у Вейлов это в крови.

— Глупости, — отзывается Защитник. — На инициации вашего брата вы тоже станете просить Исток о помощи?

Ривен поднимается.

— К тому времени Рик справится сам.

— Вы желаете невозможного, Ваше Величество. Одним предначертано жить, другим — умереть. На всё воля богов и Истока. Одумайтесь! Поверьте, всякий раз, когда дракон требует вмешательства кристалла, цена становится непомерной.

Ривен сжимает кулаки так, что костяшки белеют.

— Я не позволю, чтобы мать плакала. Если Исток требует плату, то пусть возьмёт с меня, — он говорит это так громко, что кристалл отзывается: вспыхивает и выпускает волну силы. Драконы едва удерживаются на ногах.

На мгновение всё стихает. Но потом раздаётся тонкий голос — не мужской, не женский, не принадлежащий живому существу. Он звучит на древнем драконьем языке, который больше никто не произносит.

Свет Истока становится мягче. Он пульсирует, будто сердце, и тянется к Ривену, к его груди, к ладоням, к глазам.

Защитник застывает в ужасе.

— Ваше Величество… — шепчет он. — Исток согласен помочь. Но…

— Но что?

— Он хочет, чтобы вы отказались от силы.

— От магии? — голос Ривена становится глухим.

— Исток требует, чтобы вы отреклись от власти. От императорской короны. Уступили её брату. На пять лет ваша и его сила будут запечатаны. После этого потоки переплетутся, магия вернётся… но судьбы станут едины.

Власть для драконов всё. Они не знают слабости, не понимают смирения. Если Ривен решится отказаться, это будет дар, равный подвигу: быть сильнейшим и всё же отойти в сторону.

— Что это значит «судьбы едины»? — спрашивает Ривен.

— Если вы согласитесь, всё, что произойдёт с одним, будет откликаться в другом. Ваши жизни станут похожи, а поступки брата будут влиять на вашу судьбу.

Защитник делает паузу, потом добавляет:

— Если один узнает любовь, другой почувствует раздражение. Один потеряет, другой будет жить с этой болью, не понимая, почему.

Ривен слушает, не отводя взгляда от сияющего кристалла.

— Пусть так, — произносит он тихо. — Лишь бы Рик жил, а матушка больше не плакала.

Защитник качает головой.

— Вы не понимаете, Ваше Величество. Эта связь вне времени. Даже если вас разделят годы и расстояния, нить останется. Ваши судьбы будут переплетены навсегда!

Ривен закрывает глаза.

Годы без магии. Без трона. Без имени.

— Плевать. Я сказал: пусть берёт мою судьбу.

Он усмехается коротко, без радости:

— В конце концов, в мире хватает дел поважнее трона. Но никто не должен знать правду, Таэн. Пусти слух, что мне надоели все эти игры при дворе. Я уйду в Дозор.

Камень вспыхивает. Волна голубого света окутывает молодого императора, ложится на плечи, стекает вниз и возвращается к кристаллу.

Сделка заключена.

Ривен отстёгивает мантию, пальцы судорожно сжимают алую ткань — и вот она уже падает на пол, пока он, не оглядываясь, идёт к выходу.

— Но… Ваше Величество, — Защитник бежит следом, — дозор? Вы не можете так поступить!

— Поеду на самый край Империи, туда, где нужны драконы, — отвечает он спокойно.

— Но вы же без магии, Ваше Величество… да как же так?

— Значит, научусь жить без неё!

31

На секунду всё гаснет. Император и Защитник растворяются в белёсой вспышке. А потом Исток листает картинки — воспоминания Ривена и Рика. И я понимаю: после сделки между братьями не осталось границы.

Их магия теперь звучит в унисон, как дыхание, разделённое на двоих. Я вижу, как Рик растёт, спорит, учится дышать вместе с этой связью. Иногда она помогает. Иногда мучит — когда боль одного эха откликается в груди другого.

Они смеются одинаково и в тот же миг отводят взгляд, когда говорить становится слишком тяжело. И чем дольше смотрю, тем яснее понимаю: никто из них не смог бы стать тем, кем стал, без этой нити, сотканной из жертвы и любви.

Далеко на юге, Рик перетягивает бинтом ладонь — тонкая полоска крови проступает сквозь ткань. Он поднимает редкий меч-артефакт: вокруг лежат поверженные враги. Свет клинка отражается в янтарных глазах тем же холодным блеском, что и во взгляде брата.

В то же мгновение Ривен, словно откликнувшись на невидимую боль, снимает перчатку и машинально растирает запястье, будто вспоминает старую рану

Рик не переносит сладкий фруктовый настой, и в тот же миг Ривен морщится, ставя кубок в сторону.

Император не может уснуть: переворачивается, ищет прохладу. На другом конце Империи Защитник Истока выходит на балкон, глядит на звёзды и шепчет:

— Опять бессонница, братец?

Утром Ривен поднимает меч на тренировке, и в это же мгновение Рик останавливает ручку над бумагой, словно чувствует тяжесть стали.

Да, кажется, теперь я лучше понимаю обоих.

Картинки вдруг гаснут. Но... почему Исток не отпускает?

Вокруг темно и холодно, будто сама тьма дышит мне в лицо. Я пытаюсь зажечь руну, чтобы осветить этот мрак, но магия утекает, и ничего не происходит.

Вздруг мир вспыхивает — слепящий белый свет взрывает мрак, превращая ночь в день. Звучит голос Истока: древний, низкий, говорящий на языке, которого я не должна знать. И всё же я понимаю каждое слово:

— Я привёл тебя в этот мир… и обратно не верну.

— А я и не хочу возвращаться, — шепчу в ответ.

Там всё закончилось слишком давно. Мама умерла. После неё меня удочерила другая семья. Приёмные родители называли это заботой, а в реальности не понимали, что им со мной делать. Я всё время мешала — не так смотрела, не так говорила, не умела быть «правильной дочерью».

Потом жизнь пошла по инерции. Учёба, работа, несколько попыток найти счастье , и всё мимо. Хорошее было, но слишком мало, чтобы держаться за прошлое. И теперь, когда я пытаюсь вспомнить лица из той жизни, они расплываются, как будто их и не было вовсе.

Здесь хотя бы боль настоящая. И страх, и любовь — всё живое, острое, не бумажное. Наверное, поэтому не хочу обратно. Пусть этот мир жесток, зато он честный.

Если Исток оставил меня здесь, значит, у него есть на то причина. И я хочу узнать, какая.

Свет вокруг сгущается, становится почти осязаемым. Я чувствую, как Исток внимателен ко мне, будто ждал именно этой мысли.

— Они достойны, — говорит Исток. — Каждый. Но я не властен разорвать связь. Зато ты можешь. Гласом.

Я понимаю как почти сразу. Холод внутри становится острее, будто Исток вложил ответ прямо в мою кровь. Нужно зажечь метку на запястье Рика, ведь сейчас она не проступает — Исток держит рисунок силы на себе, пока длится трёхдневный цикл.

Кристалл даёт выбор: вернуть метку и сохранить истинную связь… или отказаться. Я чувствую, как он ждёт моего решения. Если откажусь, Рика сегодня не станет. Исток оставит жизнь только Ривену.

Исток ищет равновесия. Пока братьев было двое, их связь оставалась устойчивой. Он не вмешивался до тех пор, пока истинность не коснулась этой связи. Но теперь есть я — третий элемент в замкнутой системе.

Формула нарушена.

Поэтому Исток реагирует. Он знает будущее и снова говорит со мной видениями. Перед глазами вспыхивает хаос: крики, пламя, кровь.

В вихре заговора оба брата падают, смертельно раненные. Случайность. Именно она приведёт к ужасным последствиям.

Сегодня у заговорщиков цель вовсе не император. Но эта случайность изменит всё. Двоих кристалл не вытянет. Спасти удастся только Ривена: его нить магии в кристалле глубже, жертвенная.

Конечно, я согласна помочь. Как иначе?

— Вижу, как любовь течёт по твоим жилам, — проникает в сознание голос Истока. — Она сильнее магии. Я покажу, как сделать её силой. Пусть любовь станет его Истоком.

Яркий свет вспыхивает, будто изнутри. В голове звенит — тонко, пронзительно, как колокольчики. Я закрываюсь от слепящего сияния. Больно глазам, ушам, всему телу. Через минуту свет гаснет, и наступает тишина.

Кристалл возвращает меня в зал. Я стою какое-то время, словно пришибленная. Мысли рвутся на куски. Упираюсь взглядом в голубой камень. Его грани переливаются, он молчит, но мне больше и не нужно слов. Я уже всё знаю. Исток вплёл это в мою кровь.

Добраться до своей комнаты и взять посох. Он усилит заклинание. Наложить «Замри» на всю Цитадель. Это потребует слишком много сил, но иначе нельзя. Все, замышляющие измену против императорской семьи, застынут. Имперские дозорные уменьшат число жертв и остановят заговорщиков.

Я двигаюсь к выходу. У меня только одна попытка. Применю Глас раньше — не хватит сил покрыть всю Цитадель, и братья будут смертельно ранены: они рассредоточены по разным концам замка.

Коридоры пустые. Оглянувшись, ускоряю шаг, проскальзываю под защитными сферами. Ещё один коридор. И снова ни души. Только на мраморе лежит поверженный дракон. Поднимаю его короткий меч. Лучше, чем ничего. С клинками я не дружу, но сейчас не до капризов.

Если не вмешаюсь, погибнет слишком много. Ведь заговорщики готовят международный скандал — иначе до императора им не добраться. Хотя, если бы они знали, чем закончится эта ночь, наверняка бы порадовались. Но все их попытки провалились, и теперь они решили пойти другим путём.

Убить принцессу Лионии и её свиту.

Затем подделать приказ, словно он исходил от императора, который велел вернуть камень Истока силой. После такого Рика обвинят в святотатстве и в жадности к власти. Храмы потребуют очищения трона, Совет — отречения. Союзные осколочные государства возмутятся: как можно верить императору, если он в самом сердце империи способен расправиться с любым из них?

И здесь, у заговорщиков свой кандидат — лиорд Эмбрьен, муж Севелии. Молодой, магически одарённый, к тому же отмечен пророчеством, лживым, но удобным. Да, всё продумано до мелочей.

Я осторожно выглядываю из-за стены: вроде бы чисто. Хоть бы меня никто не заметил. Сжимаю рукоять меча. Смогу ли я им воспользоваться? Одно дело — магия, другое — махать клинком.

Вздыхаю, откидываюсь на стену, последний рывок. Я уже рядом. Почти у императорского крыла.

Рик взбесится, когда узнает. Я же обещала остаться у Истока. Сердце колотится в горле, воздух обжигает лёгкие. Отхожу от стены, поворачиваю и почти бегу к покоям — юбка путается в ногах.

Где-то грохочет заклинание, всё вокруг содрогается, с потолка сыплется пыль. Я снова поворачиваю и едва не врезаюсь в Каэля. Отскакиваю.

Хочется завопить. Ну, почему? Я же уже дошла! Почти. Выставляю руку, сжимая меч. Проклятие и Гласом пользоваться нельзя!

Каэль усмехается.

— Ах, какой сегодня хороший день, Аэлина. — Он чертит в воздухе руну, и оружие вырывается из моей руки. — Я тебя как раз искал.

Меч со звоном ударяется о стену. Ладонь горит болью. Мне приходится пятиться.

Каэль шагает вперёд и продолжает:

— Знаешь, я решил не ждать, пока ты станешь вдовой, — это слишком долго. Возьму тебя сейчас, закрою в самом дальнем поместье. Посещать буду по настроению. Ты была моей игрушкой. И останешься ею.

Мир сжимается в одну точку. Я резко поворачиваюсь и бросаюсь бежать, но Каэль догоняет в два прыжка, вцепляется в волосы и прижимает спиной к себе. Второй рукой он обхватывает талию.

— Куда собралась? — ласково шепчет Каэль. — Мы ведь не договорили.

Боль обжигает, но злость сильнее.

— Отпусти, — шиплю. Я выгибаюсь, пытаясь вырваться. — Сейчас же!

— И не подумаю. Я уже всё решил.

— Я чужая жена! Чужая истинная! Не смей!

Каэль что, совсем спятил?

— Да мне плевать! — рявкает он.

Магия вскипает под кожей, рвётся наружу. Замри. Слово крутится на языке. Зовёт. Шепчет.

Нельзя. Одёргиваю себя.

Нужно сберечь силу, иначе потом не смогу охватить всю Цитадель. Каждая крупица магии на счету. Если произнесу Глас сейчас, магии не хватит и братья будут ранены. Не позволю этому случиться.

За моей спиной меч. Он лежит недалеко у стены. Нужно добраться до него обманом или уговором. Неважно как.

Каэль вдруг шепчет:

— Глас тебе не поможет, родная. Я же не идиот. Я подготовился. У меня в кармане амулет. Один из тех, что помог отловить Сайру Таль, ту самую, которая убила слишком много драконов.

Одна рука Каэля держит за талию. Другая, наконец, отпускает волосы и медленно скользит вниз — по шее, к ключицам. Пальцы замирают у горла.

Как же противно. Меня сейчас стошнит.

— Вот так, тише, — говорит он, лаская кожу. — Тише.

Одним рывком Каэль резко, почти грубо, разворачивает к себе. В его глазах — сладкое безумие.

Не сдерживаюсь и бью каблуком прямо в ногу.

Каэль дёргается, рычит, но не отпускает.

— Стерва… всё равно будешь моей, — хрипит с усмешкой.

Бросаю взгляд через его плечо — оружие блестит совсем рядом. Осталось только вырваться.

Воздух за спиной Каэля внезапно трескается с таким звуком, будто лопается стекло. Белый разлом магии пробегает по залу. Из трещины вырывается холод. Он касается кожи, и всё внутри сжимается. Я понимаю: это чужая магия.

Каэль оборачивается, дыхание рвётся.

Из разрыва появляется Саар. Одно точное движение руки, нацеленное в шею.

Каэль оседает у его ног, словно марионетка, у которой перерезали нити.

Я резко отскакиваю.

Саар тихо ругается и бросает булавку. Змея из серебра. Та самая, что недавно блестела на лацкане его пиджака.

— Что? — он перехватывает мой взгляд. — Яд. Тьфу, дрянь твой бывший муженёк. Потому и смерть у него бесчестная. — Он смягчает голос. — Всё в порядке, милая?

Киваю. Бросаюсь к оружию. Рывком подхватываю меч и выставляю перед собой.

Он с ними? Но тогда, зачем убил Каэля?

Саар вскидывает бровь, перешагивает через тело и подходит ближе — до тех пор, пока остриё не упирается ему в грудь.

— Убьёшь меня? Ну же.

Не двигаюсь. Моя рука дрожит от непривычной тяжести металла. Долго я так не выдержу.

— Забавно, как ты сводишь всех с ума, милая. Настолько, что они готовы взять тебя силой.

Сжимаю губы, перехватываю локоть второй рукой. Меч тянет вниз, мышцы горят, но я не опускаю клинок.

— Знаешь, я тоже хотел сделать то, о чём говорил твой бывший. Забрать тебя силой. Привести в свой дворец. Запереть в своей комнате. Я даже ленты купил. Белые. Шелковые. Они были бы тебе к лицу, милая. Ты бы лежала на моей кровати — тёплая, красивая, доступная. Но…

— Но?

— Мне было бы приятнее, если бы ты пошла сама, по собственной воле.

— Я люблю Рика.

Саар морщится; взгляд его сужается.

— Ты любишь его лишь потому, что он истинный. Без этой нити всё исчезнет. Связь можно порвать. Я знаю как. У меня есть камни Истока, милая. Подумай: я могу бросить мир к твоим ногам. Хочешь, отберу половину империи, а ты сама решишь, что с ней делать.

Слегка качаю головой.

— Мне это не нужно.

— Когда впервые тебя увидел, подумал: будет забавно. Немного страсти, немного риска. Хотел всего лишь миленькую любовницу в своей постели. Надеялся, сдашься — сама придёшь. Но ты не пришла.

Меч дрожит, не выдерживаю и отпускаю его.

Саар не двигается, не делает попытки приблизиться, коснуться — просто говорит:

— Я наблюдал. Иногда помогал, тихонько убирая твоих врагов. В каждую нашу встречу между нами искрило. Признайся, ты тоже это чувствовала! В итоге понял: из тебя вышла бы замечательная жена. Для меня. Умная и упрямая.

— Скажи, это ты ранил вестника из Цитадели?

— Конечно. Я должен знать, чего от тебя хотел Его Величество. Ах, зря ты не поехала и стала выжидать, лиса. Я подготовился. Если бы пришла, всё было бы иначе.

Я так и знала.

Саар вдруг становится серьёзнее.

— Я отправился следом, в Цитадель. Даже немного развлёкся с заговорщиками. Знаешь, как легко было уговорить мальчишку Дарьена напасть на императора?

Так вот почему я видела их на балу вдвоём, когда разговаривала с Тэей.

— Сталкивать лбами два лагеря оказалось так весело… но быстро наскучило. И знаешь, пока я прикидывал, как на тебе жениться, ты вдруг спешно выходишь замуж за императора. Знаешь, как я был зол?

Качаю головой.

— Да. Не знаешь. На тебя. На него. На вас. И тогда я придумал гениальный план с белыми лентами. Ты бы сдалась рано или поздно. Я хотел забрать тебя… до тех пор, пока не услышал Ретьена.

Поднимаю меч, снова выставляя его между нами. Но Саар и бровью не ведёт:

— А потом понял, что не конченый негодяй. Не Ретьен. И я всего лишь хочу предложить тебе сбежать со мной. Прямо сейчас. Я помогу разорвать истинную связь. И стану хорошим мужем.

Он наваливается на остриё, и мне страшно, что по-настоящему раню его.

— Я дам тебе всё, — шепчет Саар. — Потому что люблю больше этого глупого мира, милая.

Моя рука с мечом снова падает.

— Прости. Нет, Саар. Я люблю другого.

— Жаль.

Мгновение тишины. Мы смотрим друг другу в глаза. И тогда он говорит:

— Похоже, я проиграл. А это случается нечасто. Надеюсь, когда-нибудь встречу женщину, с которой будет так же интересно, как с тобой.

Договорив, Саар разворачивается и уходит.

Я стою, не двигаясь, в полном шоке. Не думала, что всё окажется так просто. Просто сказать «нет».

Но вдруг он всё же останавливается. Успеваю увидеть хищный профиль, прежде чем Саар бросает:

— Тебе стоит поторопиться, милая. Они почти добрались до принцессы и придут раньше твоего дракона.

Саар идёт дальше, засунув руки в карманы.

Смотрю ему вслед. Впервые встречаю отъявленного мерзавца, который просто взял и ушёл. И, кажется, впервые мне жаль, что этот мерзавец не остаётся до конца.

Даю себе пару секунд, чтобы перевести дыхание. Ноги дрожат, я едва стою, но времени нет. Бросаюсь к своей комнате. Бегу.

Где-то вдали снова гремит магический взрыв — чёрт, сердце подскакивает к горлу. А вдруг я не успела?

Добираюсь до своих покоев, распахиваю дверь. В полумраке комната кажется чужой, хотя всё так же, как утром: раскрытая книга на столике, забытая шаль на кресле, стопка томов, принесённых из императорской библиотеки.

Посох. Он висит над постелью, зафиксированный в воздухе защитным заклинанием.

В одно движение запрыгиваю на кровать. Матрас пружинит под ногами, подол цепляется за край покрывала. Шагаю по мягкой перине к самому изголовью.

Протягиваю руку. Пальцы касаются невидимого барьера.

— Иди ко мне, — говорю артефакту как живому.

Щит трещит, вспыхивает светом и распадается на тонкие нити, исчезающие в воздухе.

Посох медленно опускается и ложится в ладони. От прикосновения по коже пробегает жар. Руны на древке вспыхивают мягким лиловым светом, будто узнают меня.

Я соскальзываю с кровати. Едва удерживаясь на ногах, шагаю к центру комнаты. Кажется, минимизировать разрушения уже не выйдет.

Щелчок. Посох сам раздвигается, достаёт до пола.

Боль пронзает спину. Я успеваю только вдохнуть. Лиловый свет рвётся наружу.

Крылья.

Они расправляются рывком, задевая стену и балдахин. Волна жара взрывает воздух, швыряя шторы и переворачивая стул.

Стекло на окне трескается. Книги поднимаются в воздух, их обволакивает голубоватое сияние — защитная магия спасает от моей.

Запах палёной ткани. Наверное, тлеет покрывало.

Я стою в центре пурпурного шторма.

— Исток… — шепчу. — Помоги.

Посох отвечает. Руны вспыхивают ярче, свет становится ослепительным. Я обхватываю древко двумя руками, поднимаю над полом.

— Замри! — выдыхаю, вбивая слово в мрамор вместе с ударом.

Посох встречает камень с глухим звоном, и в тот же миг из точки соприкосновения вырывается волна света. Я чувствую, как заклинание расходится по всей Цитадели, охватывает каждый зал, каждый камень.

Мир становится светом, а потом всё останавливается.

Пламя застывает. Пыль висит в воздухе. Искры не гаснут, но и не двигаются.

Время замирает.

Магия выгорает во мне дотла. Сила уходит, как вода сквозь пальцы. Я отпускаю посох. Он звенит, ударяется о пол. Колени подгибаются. Крылья тускнеют, рассыпаются сиреневыми искрами.

Я оседаю на холодный мрамор. Получилось. Только сил нет даже вздохнуть.

Сначала возвращаются запахи. Знакомый парфюм Рика витает где-то рядом. Затем чувствую этот жуткий свет, который мне никогда не нравился в его комнате.

Открываю глаза и пытаюсь сесть, но тут же откидываюсь обратно на кучу подушек: сил по-прежнему нет.

Зато на мои движения откликается кресло — скрипит, и раздаются шаги. Кто-то подходит, садится рядом и касается моего лба. Я приоткрываю глаза, ожидая увидеть мужа, но передо мной его брат. Ривен.

— Пришла в себя? Хорошо, — говорит он. — Ну ты нас и напугала, Аэлина. Давно я не видел, чтобы мой брат носился сломя голову, пытаясь притащить какого-нибудь… хм… шарлатана, то есть доктора, получше.

Стараюсь собраться с мыслями.

— Шарлатана? — мой голос хрипит, будто у меня болит горло.

— Ага, — Ривен усмехается. — Твоего мужа понесло. Хотя я его понимаю, — он вдруг становится задумчивым. — Я делал то же самое, правда, когда Ирис рожала. Как себя чувствуешь?

— Ужасно. Будто меня прокатили под колёсами големобиля.

— Это уже неплохо, — усмехается Ривен. — Значит, жить будешь.

Он встаёт, наливает воды из графина, подаёт стакан. Я пытаюсь взять — рука дрожит, часть расплёскивается на подушку.

— Осторожнее, — он придерживает. — У тебя магическое истощение. Интересно было бы взглянуть твоему магистру в лицо. Кто вообще читал тебе основы магии? Разве ты не знаешь, что всё тратить нельзя?

— Так было нужно.

— Кому?

— Истоку.

Ривен вдруг хмурится.

— Я знаю, что ты сделала.

Он молчит какое-то время, будто подбирает слова. Потом тихо говорит:

— Я был не прав. Прости.

На его лице появляется слабая улыбка.

— И… добро пожаловать в семью, Аэлина.

Ривен неожиданно касается моей руки, коротко, почти неловко, но тепло.

— Пойду поищу твоего мужа, — добавляет уже привычным, чуть насмешливым тоном и уходит.

Дверь закрывается за Ривеном. Комната тонет в тишине. Я позволяю себе на миг отключиться. Не понимаю, сколько проходит времени, прежде чем я снова открываю глаза.

Слышу шаги. Их узнаю я сразу. Сердце срывается с места.

— Аэлина, — тянет Рик, и я оказываюсь в его объятиях.

Утыкаюсь в плечо. Пытаюсь улыбнуться, но выходит слабо.

— Прости, что заставила тебя переживать.

Его руки дрожат, когда касаются моего лица.

— Никогда больше так не делай. Слышишь?

— Не обещаю, — выдыхаю я.

Рик сжимает меня до боли.

— Сейчас я позову доктора. Он осмотрит тебя и даст лекарства. А потом ты будешь спать очень-очень много под кристаллами Истока. Пока твоя магия не восстановится. И только попробуй подняться раньше — я велю запереть тебя в спальне, — голос у него тихий, но в нём сталь, знакомая до мурашек.

Морщусь, желая возразить. Он чуть отстраняется.

— Ни слова, — пресекает мои попытки возмутиться.

Тяжело вздыхаю. Рик разрывает объятия, и я молча тянусь к его руке. Он подаётся, помогает закатать рукав — на запястье сияет метка, такая же, как у меня. Ласкаю её. Всё не зря. И пусть мне плохо сейчас. Пройдёт. Зато получилось. Глас должен был не только остановить заговорщиков, но и разорвать связь братьев, потому и нужно было столько силы.

— Что касается твоего наказания… — начинает Рик, возвращая рукав рубашки на место.

— Наказания? — непонимающе моргаю я, наблюдая за его ловкими движениями.

— Да. Как только тебе станет лучше, мы…

— Мы?

— Будем читать один крайне занимательный трактат о государственных реформах. Тот самый, что ты когда-то взяла без спроса. И будем читать, пока не выучишь его наизусть.

— Не посмеешь!

Это же издевательство! Варвар, изверг, мучитель невинных. Нет, только не тот трактат!

— Посмею, — спокойно отвечает Рик. — Ты совершила безумие, Аэлина… — Он задерживает взгляд.— И всё же я люблю тебя. Но приказ ты нарушила.

Спорить не хочется — пусть будет прав. Тем более я и правда заставила его поволноваться.

— Ладно. Будешь мне читать его перед сном.

— Позову доктора, — говорит Рик, пряча улыбку.

Доктор быстро осматривает, оставляет несколько зелий и велит отдыхать. Когда уходит, Рик берёт одно из них — снотворное — и собирается напоить меня, но я его останавливаю.

— Погоди.

— Потом, — сосредоточенно говорит он, отмеряя количество капель, что падают в стакан.

— Нет, сейчас. Ну пожалуйста.

Рик перестаёт возиться со снотворным, молчит долго, но, кажется, без слов понимает, чего я хочу.

— Пока я говорю — ты молчишь, — медленно произносит он. — Никаких вопросов. Потом — лекарство и спать.

Я киваю часто-часто.

Рик начинает рассказывать. Глас всё же остановил заговорщиков и помог спасти принцессу. Дозорные разобрались с ними довольно быстро.

Рик перечисляет фамилии тех, кто участвовал в заговоре. Среди них, конечно же, генерал Каэль Ретьен — мёртв, лиорд Эмбрьен, брат лиорда Дарьена, того самого, который ранил Рика немного раньше. После суда их всех, скорее всего, казнят. Ривен, конечно, выслушает их жалкие оправдания, но проблемы Империи больше не нужны.

— Не смотри так на меня. Да, — Рик делает паузу, — ещё лиора Севелия, твоя сестра. Она тоже участвовала.

Я смотрю с укором.

Рик вздыхает.

— Севелия спрятала магические сферы. Они имитировали взрывы: гром, вспышки, дрожь воздуха, будто рушатся стены. Пока дозорные хаотично бросались к звукам, настоящая угроза шла с другой стороны. Это серьёзно.

Молчу, но всё ещё смотрю с укором.

— Они запрещены, Аэлина.

Может, просто грустно взглянуть, чтобы он понял? Я ещё думаю, а Рик уже говорит:

— Вейлов не поймут, если Севелия не понесёт наказания.

— А как насчёт одного твоего желания, когда я поправлюсь? — всё же говорю и слегка хлопаю по постели, намекая, где именно собираюсь его исполнить.

Рик на мгновение замирает. Его взгляд поднимается от моих пальцев к глазам.

— Ты уверена, что хочешь торговаться с императором, лёжа в его кровати?

Вместо ответа шлю ему воздушный поцелуй. Дипломатия высшего уровня.

— Отлучение от двора и два года в монастыре, — выносит приговор Рик. — После этого выдам её замуж за доверенного дракона.

Спасибо. Я сделала это ради Тэи.

— Всё её состояние уйдёт на компенсацию пострадавшим и восстановление ущерба. Никто не должен расплачиваться за чужие игры. Род Фавьен официально отречётся от неё.

Матушка будет недовольна. Но… я выторговала жизнь. Это ведь лучше, чем если бы её казнили?

— И я делаю это только из-за тебя, — мягко говорит он, поправляя одеяло. — А теперь пей.

Я на секунду накрываю стакан рукой.

— Метка, — шепчу.

— Хочешь знать, что стало с моей магией?

Довольно киваю.

— Благодаря твоей самоотверженности и любви мне больше не нужны камни Истока, — говорит он тихо, ставя стакан на прикроватную тумбу.

Я моргаю, не сразу осознавая смысл слов.

— Исток теперь во мне, — Рик улыбается, но в глазах нет ни тени шутки. — Когда ты использовала Глас, связь между нами изменила природу. Моя стихия — ветер. Была.

Он делает короткую паузу, будто сам до сих пор не привык к мысли.

— Теперь стихия преобразовалась в обратную Гласу силу. Её называют Печатью. Ещё — Безмолвием. Моя магия теперь гасит любые заклинания.

Муж склоняется чуть ближе.

— А твоя любовь… — его голос становится тише. — Она даёт мне силы. Уже не в переносном смысле, Аэлина. В самом прямом. Как Исток.

Я пытаюсь приподняться, но Рик кладёт ладонь мне на плечо.

— Не тревожься, — добавляет мягче. — Это не опасно. Наоборот. Теперь я чувствую тебя… хм, почти как себя.

Сердце делает неровный удар.

— То есть… если я снова решу спасти Цитадель, — выдыхаю едва слышно.

— Тогда я узнаю об этом раньше, чем ты успеешь дойти до двери, — в его голосе сквозит усталая усмешка. — И запру тебя здесь сам, если потребуется.

— Звучит как угроза.

— Нет, — он наклоняется ближе, касается лбом моего лба. — Как обещание.

Рик берёт с тумбочки стакан и подаёт мне.

— Пей, — шепчет едва слышно. — И пора спать, Аэлина.

Он вкладывает стакан в мои ладони, и я послушно пью. Горечь разливается по горлу, а перед тем как провалиться в сон, я успеваю подумать, что у нас впереди целая жизнь.