Предатель. Не вижу нас вместе (СИ)

Глава 1

— Вы скоро ослепнете, — огорошивает меня гинеколог.

Мои глаза широко распахиваются. Становится жутко холодно. Кажется, словно из меня всю жизнь вытянули. Зато стопы горят, тяжелеют. Даже очень теплое шерстяное платье не греет. Я дрожу так сильно, будто несколько часов простояла на морозе.

Вердикт врача отнимает у меня все силы. Мышцы слабеют, дыхание перехватывает. Если бы я не сидела, то, не сомневаюсь, съехала бы на пол. А так лишь судорожно втягиваю воздух, пытаясь расправить сжавшиеся и начавшие жечь легкие. Обнимаю себя, прикрывая живот руками, словно хочу защитить долгожданного малыша от всех бед. В том числе от сидящей напротив меня за столом “злой” тети. Как Виолетта Павловна может говорить настолько ужасные вещи с непробиваемым выражением лица? Как?! Хотя чему я удивляюсь? Скорее всего, ей приходилось сообщать плохие новости будущим мамочкам множество раз, если судить по седым волосам, затянутым в тугую гульку на затылке. Сколько Виолетта Павловна работает в больнице? Двадцать… тридцать лет? Наверное, она успела за это время совсем очерстветь. Не просто же так у нее настолько строгое выражение лица и поджатые губы, которые кажутся даже тоньше, чем есть на самом деле. Да и белый халат совсем не красит Виолетту Павловну. Наоборот, он делает светлую кожу доктора еще более бледной, я бы даже сказала серой. Пытающийся отвлечься от страшной новости мозг невольно сравнивает гинеколога с гарпией. Может быть, дело в остром клювовидном носе?

Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и медленный выдох, стараюсь собраться с мыслями. Не скажу, что хорошо выходит. Но точно лучше, чем ничего. По крайней мере, удается сосредоточиться на главном.

— Но… как? Почему? — спрашиваю севшим голосом, округляю глаза. Дрожащими пальцами заправляю за ухо болтающуюся перед глазами прядь темных волос.

Еще пару секунд смотрю на Виолетту Павловну и отвожу взгляд в сторону, не выдерживая бесстрастного выражения лица гинеколога. Сразу же цепляюсь взглядом за деревянную дверь. Она выделяется среди белых стен и, словно магнит, манит к себе, ведь ведет в соседний кабинет с гинекологическим креслом и аппаратом УЗИ. Именно там Виолетта Павловна подтвердила мою беременность. Именно там я расплакалась от счастья. Именно там сбылась моя давняя мечта.

Тогда я даже представить себе не могла, что самый счастливый день в моей жизни приведет к таким последствиям.

У меня всегда были проблемы со зрением. В детстве я носила очки, а сейчас на мне линзы. Но я уже привыкла к этой своей особенности. Свыклась с мыслью, что никогда не увижу мир своими глазами.

Не знаю, что насторожило Виолетту Павловну в моем анамнезе, но как только она увидела в карточке информацию от офтальмолога, сразу направила меня к врачу, который работает в клинике. Мне пришлось пройти несколько малоприятных процедур, и все они привели к тому, что сейчас я сижу в кабинете гинеколога и пытаюсь сопоставить, как моя неожиданная, но при этом невероятно желанная беременность связана с тем, что я могу… ослепнуть.

Господи, а что скажет Демид, когда узнает? Как он воспримет новость о том, что наш долгожданный малыш, может отнять у меня возможность видеть?

Стоит об этом подумать, в голове сам по себе всплывает давний разговор с мужем. Я, словно наяву, слышу голос Демида:

“Не переживай ты так. Не получилось в этот раз, получится в следующий. Тем более, куда тебе рожать? Ты же такая нежная, хрупкая. А ребенок... он для нас необязателен. Разве нам плохо вдвоем? По-моему, мы и так очень счастливы. Лично мне, кроме тебя, больше никто не нужен”.

Понимаю, что Демид просто пытался меня успокоить, чтобы я сильно не переживала из-за неудачных попыток забеременеть. Но в тот момент было безумного сложно слышать его слова. Мне показалось, что муж не хочет этого ребенка так рьяно, как я. А что он скажет сейчас, когда узнает, к каким последствиям может привести моя беременность?

Все внутри меня стягивается в тугой узел, стоит об этом задуматься.

Взмахиваю волосами в попытке избавиться от тревожных мыслей и снова сосредотачиваюсь на Виолетте Павловне, сидящей за идеально чистым столом. В окне за ее спиной замечаю, что на улице разыгрался нехилый ветер — деревья колышет с такой силой, что кажется, они вот-вот сломаются. Небо стало серым, почти черным. Оно словно специально ухудшает мое угнетенное состояние.

— Беременность часто провоцирует осложнение в виде потери зрения, особенно когда с ним были до этого проблемы, — слова Виолетты Павловны звучат будто издалека. — Судя по результатам ваших анализов, у вас как раз этот случай. Во время беременности ваше зрение будет постепенно ухудшаться, пока вы не перестанете видеть окончательно.

Мне кажется, или на лице женщины проскальзывает сожаление? Неважно. Сейчас ничего не важно, кроме…

— И что вы предлагаете? — голос дрожит, как и я в принципе. Сильнее обнимаю себя. Не знаю, во мне говорит успевший проснуться материнский инстинкт или же дело просто в интуиции, но что-то подсказывает, что ничего хорошего я не услышу. Вот только все равно, задерживаю дыхание и смотрю на доктора полными надежды глазами.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Я готова на все, чтобы увидеть личико своего малыша. Хочу наблюдать за тем, как он растет. Становится прекрасным статным мужчиной или невероятно красивой девушкой. Живет полноценной жизнью, достигает высот. Хочу увидеть своих внуков. Хочу прожить полноценную жизнь с мужем и нашим ребенком.

Я не могу все это потерять. Не могу…

— Я настаиваю на аборте, — чеканит Виолетта Павловна.

Хватаю ртом воздух. Холодок бежит по позвоночнику. Смотрю на доктора, пытаюсь осознать ее слова, но они отказываются укладываться в голове.

Зато в мыслях непроизвольно появляется образ мужа с его холодными темно-зелеными глазами, которыми он на меня бесстрастно посмотрит, когда услышит новость. Кажется, я даже слышу его жестокий голос: “Нам с тобой и вдвоем хорошо. Если врач говорит, что нужен аборт, значит, будешь делать аборт”.

Желудок сжимается в болезненном спазме.

С силой зажмуриваюсь, всеми силами пытаясь избавиться от страшной картинки, которую подкидывает мне воображение. Нет, Демид не скажет ничего подобного. Он же знает, как сильно я хотела ребенка. Если я ему все объясню, он поймет. И поддержит. Не может быть иначе.

Жаль, выдохнуть не получается. Ведь заявление Виолетты Павловны набатом стучит в голове.

Аборт…

Аборт…

Аборт…

Это слово колючими иглами впивается в сердце. Из-за него я теряю дыхание. Перестаю ощущать что-либо, кроме страха и боли.

Пару долгих секунд сижу, не двигаясь, а в следующую — вскакиваю на ноги. Стул со скрипом отодвигается.

— Что? Нет! — выкрикиваю.

Хватаю сумку с пола и начинаю отступать, при этом опасливого взгляда от Виолетты Павловны не отвожу. Кажется, если я прерву зрительный контакт, женщина бросится на меня, чтобы насильно затащить в операционную, где лишит малыша, который так долго шел ко мне.

— Ксения Александровна, — Виолетта Павловна упирается ладонями в стол, приподнимется. — Послушайте… — наверное, собирается произнести речь, которую ей приходилось говорить уже тысячи раз, но я взмахиваю рукой, прерывая ее.

— Не нужно, — произношу на выдохе, продолжая двигаться задом наперед. — Я вас поняла, — нещадно вру. — Мне… п-пора, — прежде чем Виолетта Павловна успевает возразить, кручусь на пятках и выбегаю из кабинета.

Не останавливаюсь, стоит двери за мной захлопнуться. Ноги сами несут меня вперед. Я не знаю, куда бегу. Не замечаю дороги. Не вижу ничего вокруг. Поддаюсь инстинкту, который кричит: “Защити малыша”. Сейчас нет ничего важнее этого.

Быстрые, гулкие удары сердца отдаются в ушах. Рваные выдохи срываются с губ. В груди печет. Мышцы ноют. Но я не сбавляю темпа ни на секунду. Кажется, если заторможу, то потеряю самое важное на свете, без чего не смогу дальше жить.

Я не могу лишиться своего малыша. Не могу…

Это понимание придает мне сил, и я ускоряюсь. Несусь так быстро, как только могу. Очнуться получается, лишь оказавшись на улице, когда ледяной ветер бьет в лицо.

Где-то на краю сознания возникает мысль, что я забыла пальто в гардеробе. Вот только стоит подумать о том, что придется вернуться в больницу, меня начинает прилично потряхивать.

Мгновение ничего не происходит, а в следующее — слова Виолетты Павловны обрушиваются на меня, словно бетонные плиты. Колени тут же подгибаются. Я едва успеваю схватиться за железные, ледяные перила. Подхожу к ним, опираюсь бедром. Прикрываю глаза. Вижу тьму и сразу распахиваю их.

Страх паучьими лапками ползет по коже, сдавливает горло.

Возможно, тьма скоро станет моей лучшей подругой.

Слезы подкатывают глазам.

Как такое могло произойти? Как самое счастливое событие в моей жизни привело к возможной потере зрения?

Желудок сдавливает от страха. Дыхание перехватывает, когда я пробую представить, какой моя жизнь в полнейшей темноте.

Тут даже подключать воображение не надо, я и так понимаю, что если перестану видеть, вся моя жизнь разрушится. Но не она меня сейчас пугает больше всего на свете. А мой ребенок. Мой малыш.

Похоже, мой самый большой страх становится реальностью, и я никогда не увижу прекрасного личика своего будущего ребенка. Никогда…

В груди печет. Из меня рвется всхлип за всхлипом. Но я кусаю губу, не позволяя себе разрыдаться в голос.

Нет. Аборт я делать точно не буду. Об этом не может идти и речи. Но как мне растить своего малыша, если я не смогу его видеть? Как?

Проворная слезинка все-таки скатывается по щеке. Смахиваю ее быстрым движением.

Пытаюсь вернуть себе самообладание, но не получается. Как и понять, что делать дальше. Я не могу ослепнуть. Просто не могу.

“Демид”, — имя мужа всплывает в мыслях.

Мне нужно к нему. Да, точно. Единственный человек, который может найти выход из патовой ситуации — мой муж. Он, конечно, никогда не горел желанием иметь детей, но и не противостоял мне, когда я однажды сообщила о своем желании иметь продолжение нашей любви. В животе начинает ворочаться червячок нехорошего предчувствия, когда я вспоминаю, облегченный выдох, сорвавшейся с губ мужа, стоило мне выйти из ванной с тестом на беременность, на котором была одна полоска. Но это произошло давно. Тогда мы только поженились, не успели насладиться друг другом. С тех пор прошло уже десять лет. И хоть у нас никак не получилось забеременеть, Демид поддерживал меня во всем, даже разных знаменитых врачей находил и сдавал все необходимые анализы.

Поэтому отбрасываю все сомнения в сторону. Достаю из сумки телефон и вызываю такси. Оно приезжает спустя десять минут, за которые я жутко замерзаю.

Когда забираюсь в теплый салон, зуб на зуб не попадает. Вот только несмотря на то, что водитель делает печку потеплее, и я согреваюсь, дрожать не перестаю. Хоть стараюсь во время дороги ни о чем не думать, непрошеные мысли все равно проникают в голову. Невольно представляю, какой моя жизнь будет в полнейшей темноте. Я не смогу не только готовить, хоть обожаю это дело всей душой. Но и разучусь писать, читать. Даже выйти из дома без сопровождения не получится, по крайней мере, в первое время. А как поменять памперс малышу? На ощупь?

Разве это жизнь? Не так я представляла свое будущее. Не так.

За гнетущими мыслями не замечаю, как мы подъезжаем к офису мужа. Большое стеклянное здание встречает меня вместе с разбушевавшейся непогодой.

Моросит дождь. А порывы ледяного ветра проникают не только под ткань платья, но и под кожу. Стараюсь как можно быстрее добежать до здания, пока не успела еще и промокнуть. Большой, обычно залитый светом через панорамные окна холл сегодня кажется серым. Наверное, из-за плотно затянутого неба, которое не пропускает солнечные лучи. А любимый мною запах кофе сегодня не будоражит.

Думаю лишь о том, как добраться до Демида. Это моя цель, и я ей следую.

Пересекаю холл, на лифте доезжаю до последнего этажа. Как только металлические дверцы разъезжаются, срываюсь с места и несусь по длинному коридору, где за стеклянными дверьми обычно сидит вся администрация. На краю сознания отмечаю, что в разгар рабочего дня на месте никого нет, но игнорирую в очередной раз появившееся плохое предчувствие, которое колючими мурашками проносится по коже. Быстро добираюсь до приемной, где помощницу мужа тоже не нахожу. Хмурюсь, но не останавливаюсь.

Огибаю полукруглый белый ресепшн и подхожу к черной двери за ним. Не думая, кладу ладонь на металлическую ручку, нажимаю, распахиваю дверь.

Вот только порог не переступаю, застываю на месте.

Взгляд цепляется за одетого в черный костюм Демида, прижимающего к панорамному окну обнаженную женщину. Оба стоят ко мне спиной, поэтому не замечают меня. Но хлюпающие звуки, тяжелое дыхание, девичьи немного визгливые стоны не оставляют сомнений в том, что происходит кабинете… чем занимается Демид.

“Вот сейчас я бы хотела оказаться слепой и желательно глухой”, — проносится в голове.

В меня словно вонзаются тысячи игл. Судорожно втягиваю воздух, пытаясь не застонать от боли, совсем как… любовница моего мужа, только от удовольствия.

Наверное, этот звук привлекает внимание Демида. Он оглядывается через плечо, видит меня, хмурится. Замечаю холод и тьму, которые в последнее время поселились в глазах у мужа. Я связывала отстраненность Демида с проблемами на работе, ведь даже представить себе не могла, что любящий меня муж нашел другую женщину.

Демид же пару секунд просто смотрит на меня, а потом жестко заявляет:

— Закрой дверь с другой стороны. Я закончу и приду.