Предложение

Карина Хейл

«Предложение»

Серия: Братья МакГрегор#2

Любое копирование текста без ссылки на группу ЗАПРЕЩЕНО!

Перевод осуществлен исключительно в личных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Совместный проект

Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ и Книжный червь

Переводчик Ксения Попова

Она считает его самонадеянным плейбоем.

Он думает, что она зажатая ханжа.

Но он собирается сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться.

У Николы Прайс было все – отличная карьера, идеальный бойфренд, великолепная коллекция обуви и квартира в одном из лучший районов Сан-Франциско. Но, когда она забеременела, и мудак бойфренд оставил ее ни с чем, идеальный мир Николы стал разваливаться на куски. И продолжает это делать.

Теперь, Никола гордая мать-одиночка пятилетней дочери, живущая во лжи. Она с трудом может позволить себе квартиру в гетто, а все мужчины, с которыми она ходит на свидание, сбегают, стоит им услышать, что в комплекте идет ребенок. Она старается изо всех сил, ей страшно – не так она представляла себе свои тридцать один.

Спасение приходит в лице красивого и богатого шотландца Брэма МакГрегора, старшего брата ее друга Линдена. Он понимает, что такое гордость, и когда Никола оказывается в тяжелой ситуации, он предлагает им жилье в принадлежащем ему комплексе. Это идеальное соглашение, пока она не против жить рядом с Брэмом, мужчиной, который, несмотря на свою щедрость, кажется спорит с ней на каждом шагу.

Но, в жизни за все надо платить, и когда Никола снова встает на ноги, она понимает, в конечном итоге, загадочный плейбой может обойтись ей слишком дорого.

Она может потерять свое сердце.

От этих братьев МакГрегор одни неприятности.

Хоть в «Предложении» и рассказывается о героях, упоминавшихся в романе «Соглашение», вам не обязательно читать «Соглашение» перед прочтением данного романа. «Предложение» это отдельная история.

Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения, предназначена для 18+

Пролог

Шесть месяцев назад

— Живи без сожалений.

— Это ты о чем, дорогая?

Я медленно поднимаю взгляд от точки на траве, на которую глазела последние пять минут, и в отблеске прожекторов вижу высокий мужской силуэт, направляющийся прямиком ко мне. Я несколько раз моргаю и снова опускаю взгляд. Его лицо в тени, но я знаю, кто он. Его шотландский акцент говорит мне все, что мне надо знать.

Я прочищаю горло и приканчиваю бокал вина, который держу в руке. Шумные звуки свадьбы стихли, и я удивлена, что Брэм МакГрегор все еще здесь. Он был шафером, я подружкой невесты, но, мне казалось, он нигде не задерживается надолго, даже на свадьбе собственного брата. Брэм провожал взглядом каждую женщину в радиусе пяти метров, в том числе и меня, и казалось, так скучал во время церемонии, будто еще чуть-чуть и он заснет.

— Прости, — говорю я, прочищая горло. — Болтаю сама с собой.

— Я вижу, — отвечает он и садится рядом со мной на каменную скамью, принося запах сигар и сандалового дерева.

Мы сидим на лужайке яхт-клуба в Тибуроне, где проходила свадьба. Я наткнулась на эту скамейку и милый сад, огни города мерцают через залив Сан-Франциско. Я готова ехать домой и просто хотела побыть одна, прежде чем отправиться к себе, отпустить няню. Даже несмотря на то, что моя лучшая подруга Стефани выходила замуж за отличного парня, брата Брэма – Линдена, не поймите меня неправильно, я не могла не радоваться за нее, все же, это была свадьба, а я была одна, и с каждой минутой чувствовала себя все хуже и хуже по этому поводу.

— Итак, живи без сожалений, — повторяет он, небрежно подавшись вперед и переплетая пальцы рук. Если бы я была трезвой, мне было бы неловко, ведь он поймал меня за разговорами с самой собой, но сейчас мне нет до этого дела. То, что подумает обо мне Брэм, это меньшая из моих проблем.

Я пожимаю плечами.

— Это мой девиз.

Он фыркает, и я поднимаю на него глаза.

— Эй, — говорю я, краснея. — У большинства людей есть свой девиз.

Уголок его губ приподнимается в улыбке. Надо отдать ему должное, он красивый мужчина. Но, после того, как мой бывший подставил меня, когда я была беременна, оставил меня одну растить нашу дочь, плейбои у меня в черном списке, а Брэм МакГрегор, определенно, из их породы. Это означает, что для меня он враг номер один и ни принесет мне ничего кроме неприятностей и пустой болтовни.

А цель моей жизни - избежать неприятностей. И я не собираюсь забыть об этом из-за этого шотландского акцента, серых глаз, ямочек и отличного тела. И, знаете, из-за прочих убийственных качеств.

— У меня нет, — сообщает он, глядя мне в глаза и ухмыляясь. — Но это считается, если у других есть девиз о тебе?

Я не хочу спрашивать его, что он имеет в виду, но, каким-то образом мой рот открывается, и я проглатываю наживку.

— У других людей есть девиз о тебе? — спрашиваю я.

Он еще сильней ухмыляется.

— У женщин, в основном.

— Понимаю, — говорю я, пытаясь придумать что-то остроумное, что собьет с него спесь. — Если однажды ты пойдешь с Брэмом…

— Ты не сможешь оторваться, — заканчивает он. Смотрит на темное небо и наклоняет голову. — Или, я слышал, если проведешь одну ночь в моей постели, то твои ноги так и останутся раздвинутыми.

Я с отвращением поджимаю губы.

— Это ужасно.

Он пожимает плечами.

— Не осуждай их, пока сама не попробуешь, дорогая. — Он делает паузу. — Думаю, это еще один девиз для тебя.

Он смотрит на пустой бокал в моих руках, потом на меня, и моргает, будто видит меня в первый раз за вечер. На секунду я радуюсь, что Стефани выбрала самое льстивое коктейльное платье для подружки невесты из Anthropologie. А потом снова напоминаю себе, мне все равно что он обо мне думает.

— Что? — спрашиваю я, кожу покалывает от того, как он разглядывает мое тело.

— Почему ты сидишь здесь одна и трезвая?

Я кручу ножку бокала между пальцами.

— Я не трезвая.

— А я думал, ты не одна, — говорит он. — Могу я предложить тебе выпить?

— Ты предлагаешь? — не знаю, почему я удивлена, но так и есть.

Он пару секунд смотрит на меня, темные брови сошлись на переносице. Затем он расслабляется, на лице появляется ленивая улыбка. Как у кота, который только что проснулся.

— Никогда не позволю красивой женщине платить за напиток, — говорит он.

Хоть часть меня (небольшая часть) в восторге от того, что он назвал меня красивой, особенно после того, насколько в последнее время была скудной моя личная жизнь, и единственным человеком, называвшим меня красивой, была Ава (хорошо, и Стеф, когда на свадьбе я волшебным образом преобразилась с этой прической и макияжем), я не позволю этим милым словам очаровать меня.

Спокойно смотрю на него.

— Неужели, ты думаешь, я поведусь на этот подкат?

Он издает смешок, глаза мерцают.

— Подкат? Что, шафер не может предложить подружке невесты выпить? Знаешь, я слышал, что ты не умеешь веселиться, но не верил в это. Ни с таким телом.

Я потрясена. Мое лицо горит, я еле произношу.

— Кто тебе сказал, что я не умею веселиться?

Его улыбка стала мягче, но он по-прежнему выглядит так, будто ему доставляет удовольствие играть со мной.

— Не имеет значения. Я дал тебе шанс опровергнуть это, но, полагаю, они были правы.

— Это Линден? — спрашиваю я, чувствуя тошноту. Мне нравился Линден, и, хотя его мнение обо мне не так уж и важно, мне не нравилась идея, что это может быть чем-то плохим, особенно тем, чего я так боюсь. Клянусь Богом, я умею веселиться, но когда в жизни приходиться трудно, веселье приходится поставить на паузу, вместе с маникюром, отношениями на одну ночь и ужинами в хороших ресторанах.

Брэм молчит, и я понимаю, что права. Это его брат.

— Ты краснеешь? — спрашивает он, внимательно меня разглядывая. До меня снова доносится аромат сигар.

— Я веселюсь, — говорю я, медленно отодвигаясь от него. В этом нет смысла, но должна же я себя защитить.

— Именно поэтому ты здесь одна с пустым бокалом?

— То, что я не напилась и не прыгнула к тебе в постель, не делает меня добропорядочной.

О Господи, добропорядочной? Теперь я говорю так, словно родилась в 50-е.

— Нет, — медленно говорит он, наклоняясь ближе ко мне. — Но это звучит не весело, не так ли? — Я чувствую его горячее дыхание на своей щеке, и борюсь с желанием повернуться и посмотреть на него. Есть что-то такое в его глазах, он словно видит меня насквозь. Я знаю, он точно прямо сейчас представляет, как я выгляжу под этим платьем. Мне не надо, чтоб он копал глубже и увидел, в каком невеселом беспорядке я пребываю.

— Мне нравится, когда ты выглядишь так, будто смущена, — говорит он, голос низкий, акцент подчеркивает каждое слово. — Готов поспорить, ты выглядишь так же, когда собираешься кончить. Застигнутой врасплох и такой открытой.

И опять же, я теряю дар речи. У меня глаза лезут на лоб, я почти отвешиваю ему пощечину и убегаю, потому что именно так я поступаю с такими как он. Отшиваю их. Даю им знать, что у них никогда не будет того, что они не заслуживают.

Но я этого не делаю. Потому что несмотря на все, чем я дорожу, его страстные слова отправляются прямиком в мой мозг, пробираются в сердце и оказываются у меня между ног. Они заставляют меня захотеть сжать бедра, попытаться сохранить это тепло.

Они зажигают что-то внутри меня, то, о чем я изо всех сил пытаюсь не думать.

Я с трудом сглатываю и смотрю на кусты перед собой. Звуки свадьбы так далеки, будто мы здесь одни.

Брэм осторожно берет меня за подбородок и медленно поворачивает к себе, так, что у меня не остается выбора, и я смотрю прямо на него.

— Если я снова скажу тебе, как ты красива, — шепчет он, — ты покраснеешь? Или поверишь в это?

Черт. Черт, черт, черт. Я буду дурой, если поведусь на эту лесть, но парень говорит так, что мне хочется в это верить.

По крайней мере, я не краснею. На это нет времени.

Прежде чем я понимаю, что происходит, Брэм наклоняется и целует меня. Его губы мягкие и влажные, вкус табака и мяты. Я втягиваю воздух, мое тело замирает, он застал меня врасплох, этого он и добивался. Мой мозг кричит «Шафер и подружка невесты замутили на свадьбе, какая банальность!» и «Он игрок, он просто играет с тобой», а мои губы, подбадриваемые алкоголем и глубоко сидящей тоской по чему-то, целуют его в ответ.

Все будто в замедленном темпе. Голоса в моей голове замолкают, и остается лишь огонь глубоко внутри. Его руки ложатся на мое лицо, он удерживает меня сильными, теплыми пальцам. Эти пальцы удерживают меня, пока его язык скользит по моему, и наши губы сливаются в совершенном ритме. Если бы я могла соображать, я бы поняла, что это совсем не то, каким я думала, будет поцелуй с Брэмом МакГрегором. Он нежный, чувственный, и, скажу больше, серьезный.

Как только я обнаруживаю, что прижимаюсь к нему, молча требуя большего от его рук, желая пробраться под смокинг и почувствовать его твердую грудь, он отстраняется, его глаза закрыты, дыхание рваное.

— Ты прекрасна, — говорит он, прочищая горло. Он открывает глаза и лениво смотрит на меня сквозь длинные, темные ресницы, ресницы, за которые я бы убила.

— И ты все еще смущена. Ты так раскраснелась. Даже больше, чем обычно. — Он поднимает бровь, его лицо все еще в нескольких сантиметрах от моего. — Я завел тебя?

Боже, а парень не плох. Знаю, Линден был всегда довольно непристойным со Стеф, никогда не стеснялся в выражениях, но Брэм, определенно, ушел дальше.

Мои губы приоткрываются, пока я пытаюсь придумать ответ, и он проводит большим пальцем по моей нижней губе.

— Такой красивый рот. Что еще ты умеешь делать этим ротиком?

Наконец, я моргаю, поразившись такой грубости. Вздрогнув, отвожу голову в сторону.

Он хмурится.

— Да ладно, не сердись, — говорит он, скользя рукой по моей руке. — Знаешь, я наблюдал за тобой весь вечер.

— Ну, это было не трудно, мы участвовали в церемонии, — говорю я, в горле пересохло, такое чувство, что этот поцелуй отнял у меня все силы.

— Тебе сложно принимать комплименты, — замечает он.

Я знаю, он прав. Я не уродина, не простушка, но материнство – и то, как мой бывший обошелся со мной - это не могло не повлиять на мою самооценку. Было время, когда я входила в комнату, и чувствовала себя королевой, или, по крайней мере, верила в это, но уже давным-давно я не чувствую такой уверенности.

Даже внимание Брэма, богатого, завидного шотландца не помогает. Наверное, потому что я знаю о его репутации сердцееда, и, несмотря на то, что сейчас он ничего не пьет, я чувствую вкус виски на его губах.

О, эти чертовы губы. Я быстро отрываю от них взгляд, пытаясь забыть то, какие они сладкие и пленительные на вкус.

— Это серфер сказал тебе что-то, во что ты так веришь?

Серфер? Мне нужна минута, чтобы понять, кого он имеет в виду.

— Аарон? — спрашиваю я. — Это бывший Стефани.

Он лениво пожимает плечами.

— Она теперь замужем, уверен, он снова в игре. Он весь вечер с тобой заигрывал.

Да, это так, но Аарон всегда так делает, и мне до этого нет дела.

— Ты действительно наблюдал за мной?

Он мягко улыбается.

— Самая красивая женщина на свадьбе. — Он делает паузу. — Не считая невесты, конечно. — Он кладет руку мне на шею, и я стараюсь не вздрогнуть при мысли о том, что он может испортить мою прическу. — Как насчет того, чтобы нам с тобой сбежать? Думаю, Стефани и Линден уже уехали, а ночь только начинается.

Все происходит слишком быстро. Его слова, казалось, распутывают тугие сети внутри меня, те, которые заставляют меня мыслить здраво, а от небольшой грубости в его голосе у меня волосы встают дыбом, но у меня есть обязанности, и они не предусматривают отношения на одну ночь с Брэмом МакГрегором. Несмотря на тоненький голосок, говорящий, что это будет весело, голосок, который я так часто игнорирую, он требует, чтоб я немного пожила, я не могу. К тому же, не с кем-то, вроде него.

Он снова наклоняется ко мне, нежно касаясь губами моих губ, тепло растекается по моим венам.

— Пойдем, — шепчет он, — Я знаю, где-то глубоко внутри ты смелая. Я же вижу. Позволь ей показаться. Давай я помогу.

О Боже. Если бы он только мог.

— Я не могу, — спокойно отвечаю я. — Я должна идти домой.

Он улыбается напротив моего рта. Прекрасное ощущение.

— Возьми меня с собой. Обещаю хорошо себя вести. — Он нежно целует меня, долго и медленно, прежде чем отстраниться. — На самом деле, обещаю похулиганить, — хрипло говорит он. — Но знаю, тебе это понравится.

Мне требуется время, чтобы отстраниться от него.

— Ты не понимаешь. Мне надо отпустить няню. Ей скоро надо идти.

— Няня? — говорит он, прочищая горло. — У тебя ребенок?

Я киваю, моя защита растет, я снова возвожу между нами стену, которую ненадолго опустила вниз.

— Ава. Ей пять.

— Я этого не знал, — говорит он, моргая. Почему мужчины всегда начинают волноваться, стоит им узнать, что я мать-одиночка? Можно подумать, в этом современном мире, это такая редкость, мужчинам стоило бы придерживаться более широких взглядов. К тому же, мне тридцать один, я не какой-то там тинейджер.

Ничего не могу с собой поделать и кисло улыбаюсь ему.

— Ты обо мне много чего не знаешь. — Когда я начинаю об этом думать, то понимаю, прежде мы пересекались всего пару раз, всегда в компании, и в большинстве случаев мы кивали друг другу или пожимали руки. Не думаю, что до сегодняшнего вечера я вообще разговаривала с ним наедине.

Он смотрит на часы на руке, я не сразу их заметила. Серебро поблескивает под огнями.

— Ну, полагаю тебе лучше собираться, Золушка.

— Уже почти полночь? — спрашиваю я, чувствуя себя неловко во всей этой ситуации. Я медленно поднимаюсь на ноги, они ноют от боли в этих босоножках Ross Atwood, которые Стеф одолжила мне на свадьбу. Какие бы они не были сексуальные, ходить на них невозможно.

Он встает рядом, и даже на каблуках, которые добавили десять сантиметров к моему метру семидесяти, он все еще намного выше меня. Я стараюсь не обращать внимания на то, насколько он дьявольски красив в смокинге, и насколько близка я была к тому, чтобы узнать что скрывается под ним. Все, что я так старательно пыталась игнорировать, теперь мигает, словно неоновая вывеска «Горячий трах, только на одну ночь».

— Да, — говорит он с акцентом. — Могу ли я вызвать для тебя такси?

Я качаю головой.

— Я воспользуюсь Убером.

Он минуту смотрит на меня, как будто размышляя, а затем кивает.

— Жаль, что мне не удалось убедить тебя расслабиться, это ведь только на одну ночь.

Я смотрю на него, сжимая пальцами пустой бокал.

— Расслабиться это не вариант для матери-одиночки.

— Верно, — говорит он. — Позволь мне хотя бы проводить тебя. — Он протягивает мне руку, и, после минутного колебания, я беру ее. Должна сказать, я чувствую себя хорошо, когда он ведет меня из сада в вестибюль, будто мы с ним пара.

Но, как только мы приближаемся к людям, он отпускает меня и дарит быструю улыбку.

— Желаю добраться до дома без приключений, дорогая.

И что это было?

Я наблюдаю, как он сливается с толпой и направляется к бару. Вечеринка продолжается, но он прав, Стефани и Линден, должно быть, уехали, их нигде не видно. Я вижу родителей жениха и невесты, Аарона, Кайлу, Пенни, Джеймса, и несколько других наших общих друзей. Большинство из них навеселе, танцуют и веселятся, а на заднем фоне на волнах медленно покачиваются яхты.

Иногда быть Золушкой так отстойно.

Вздохнув, я достаю телефон и заказываю такси. Сегодня вечер субботы, заказов много, и водитель приедет через пятнадцать минут. Я направляюсь к воротам яхт-клуба и сажусь на скамейку рядом с якорем из мрамора, моим ногам не помешает отдых. Я пытаюсь смотреть на дорогу, жду, когда же появится такси, но, внезапно слышу громкий смешок и поворачиваю голову.

Там вдали стоит Брэм, он обнимает тощую блондинку, я видела ее раньше. Думаю, она какая-то дальняя родственница Стеф. Она выглядит молодой, достаточно пьяной, как раз во вкусе Брэма.

К сожалению, он видимо думает так же. Она поскальзывается на траве, едва не упав, и он ловит ее, притягивая к себе. Она смеется, жадно целуя его, и он отвечает ей тем же, прижимая к себе ее гибкое тело. Ее рука скользит вниз к его промежности, и обхватывает его, должно быть, внушительную эрекцию.

Он улыбается ей, этой глупой, тупой улыбкой, и ведет ее в сад, туда, откуда мы только что пришли. Я слышу ее хихиканье и ничего не могу поделать, представляю, как он раздевает ее, наклоняет через скамейку и расстегивает штаны.

Я какое-то время смотрю на кусты, видя, как они возятся там, чувствуя боль и странное возбуждение.

Это могла бы быть я.

Но это не я, нет. И когда я слышу ее хриплые стоны, я прихожу в себя. Господи, а он не промах, понял, что со мной ничего не выйдет и сразу нашел другую.

К тому времени, когда приехала моя машина, меня переполняют гнев и стыд. Что за свинья! Мне чертовски повезло, что я не отбросила предосторожность, или свои трусики, и не переспала с этим отвратительным шотландским мудаком. Я была права. От него одни неприятности, он опасен, и мне надо держаться подальше от таких мужчин. Теперь я жалею не только о том, что ответила на поцелуй, а что вообще с ним разговаривала.

Пока я накручиваю себя на заднем сиденье такси, мы проезжаем через мост Золотые Ворота, я вспоминаю свой девиз. Живи без сожалений? Я определенно сожалею, что позволила ему даже подумать о том, что он может со мной переспать.

У меня есть еще одно кредо: Обмани меня один раз, позор мне. Дважды ты меня не обманешь. Моя гордость никогда больше не позволит мне попасться на эту удочку.

Если раньше в моем черном списке не было Брэма МакГрегора, теперь он определенно там есть.

Глава 1

НИКОЛА

— Никола Прайс, ты уволена, — говорит мой босс с таким видом, будто он Дональд Трамп. Только он не улыбается, будто это розыгрыш, и его волосы так обильно покрыты каким-то скользким средством, Трамп бы точно от стыда сгорел.

Кроме того, уверена, на самом деле он сказал:

— Никола, нам жаль это говорить, но мы должны тебя отпустить. — Но какая разница, как это звучит, ведь в сущности это одно и то же? За чертову пару секунд я потеряла работу. Мой доход. Мою стабильность.

Мое будущее.

Удивительно, как я еще не взорвалась, как Ава, когда она не может найти своего любимого плюшевого Снаффи. И даже не проронила ни одной слезинки. Вместо этого, я просто сижу там как идиотка, шокировано открыв рот, пока как мой босс Росс (теперь уже экс-босс) лепечет о том, как ему жаль и как бы он хотел удержать меня в компании, но им надо сокращать штат и они закрывают один из магазинов и бла бла бла.

Но, все это вообще не имеет значения, я знаю, что мне оставалось проработать одну неделю, и мой испытательный срок бы закончился. Я бы прошла испытательный срок и получила медицинскую страховку. Я бы получила повышение. Набралась ума и продолжила бы строить карьеру, к которой я так стремлюсь.

И теперь я зла, я понимаю, эти придурки знали, что никогда не наймут меня на постоянную должность, они просто хотели дешевого работника, и все. Это и был их план, водить меня за нос, обещать золотые горы, а потом, когда им будет удобно, послать меня куда подальше.

Звучит так, будто я говорю о своей личной жизни.

— Есть что-нибудь, что мы можем для тебя сделать? — спрашивает он, с беспокойством поглядывая на меня, видимо по моему лицу заметно, что я вот-вот взорвусь.

Ава, все всегда сводится к моей дочери. Если бы это не касалось ее, я бы лишь кивнула и ушла. Веди себя любезно, так ведь меня учили в детстве. Никогда никому не позволяй видеть свои слезы, никогда не позволяй им видеть себя в неподобающем виде. Смирись, остынь и успокойся.

Но сейчас моя жизнь совсем неспокойная, ну никак. Аренда за мою дерьмовую квартиру выросла. Машину надо отдать в сервис, но я не могу себе это позволить, и она просто стоит на улице Сан-Франциско, никому не нужная груда метала. Еще и Ава в последнее время все чаще болеет. Ничего серьезного, так говорит врач, она просто немного вялая, но я постоянно беспокоюсь за свою малышку, и у меня не всегда есть деньги, чтобы платить за каждый визит врача. Не говоря уже о том, что от этого врача никакого толку. Я рассчитывала на эту чертову медицинскую страховку для нее, не для себя.

И так же, как Брюс Баннер, когда он превращается в Халка – срывает с себя рубашку, так и я срываюсь на своего ничего не подозревающего экс-босса. Три месяца, три долгих месяца я всегда была правильной, сдержанной, «да, сэр», «нет, сэр», бегала по магазинам до изнеможения, всегда улыбаясь. Никогда не позволяй им видеть себя в мыле. Всегда сохраняй спокойствие.

Нахрен все это.

Я даже не уверена, что собираюсь сказать. Будто все глубже и глубже погружаюсь в глубокую, черную яму накопившегося возмущения. Думаю, это как затмение. Все, что я понимаю, когда осознаю, что делаю, это то, что я стою, тыча пальцем в своего бывшего босса, и матерюсь.

— Знаете, если бы вы просто выкинули меня, все было б нормально. Но вы причинили зло моей дочери. Как вы смеете выгонять меня за неделю до оформления моей медицинской страховки! — Кричу я на него. — У вас вообще есть гребаное сердце?

Но, когда Росс лишь берет телефон и просит свою помощницу Мередит прийти в комнату, чтобы помочь мне найти выход, я понимаю, что у него вообще нет сердца.

Я никогда не нравилась Мередит, и последнее, что мне надо, это ее злорадство, так что я вылетаю из кабинета до того, как она увидит мое красное, безумное лицо. Я быстро собираю сумку в коморке для персонала, молча радуясь тому, что пока я три месяца работала здесь визуальным мерчендайзером, у меня не появился собственный рабочий стол. Мне было бы больно освобождать его.

Я не прощаюсь с Присциллой, покупательницей, с которой подружилась, или Табби, региональным мерчендайзером, чье место, в один прекрасный день, я надеялась занять. Мне просто слишком стыдно рассказывать им, что же случилось, и мне еще хуже от понимания того, что они, вероятно, обо всем знали.

Когда я впервые нашла работу в популярной сети магазинов одежды для йоги Rusk, я думала - наконец-то, у меня получилось. Я потратила много времени, двигаясь то на пару шагов вперед, то на один назад. В этом городе не так-то легко найти работу, независимо от того, в какой отрасли ты работаешь. И мода, безусловно, одна из наиболее сложных областей.

Я вместе со Стефани ходила в Арт Институт в Сан-Франциско, мы тогда снова стали общаться. Мы росли вместе в Петалуме, небольшом городке к северу от Сан-Франциско, и общались в школе, пока мои родители не развелись, и я не переехала с мамой и ее ужасно богатым новым мужем в Пасифик Хайтс в Сан-Франциско. Короче говоря, окончив школу с богатыми детишками, и являясь одной из них, я поступила в институт, следуя своей страсти к моде. В конце концов, одежда, которую в свободное время я разрабатывала и шила, с графикой и эксцентричными фразами, никогда не приносила мне прибыль. Она была хороша, но «не настолько» (как заметил мой бывший отчим). И я подумала, что карьера в мерчендайзинге в сфере моды, будет именно тем, что мне надо.

Так и было. Обучение было удивительным. Я, наконец, почувствовала себя в своей стихии, в обществе тех, кто понимал мою страсть, кто видел меня. Но, найти работу оказалось не так-то просто. И хотя мне удалось устроиться на стажировку в парочку довольно известных компаний (Banana Republic одна из них), я изо всех сил пыталась найти работу, связанную с профессией и способную обеспечить меня и Аву.

Все ведет к ней, моей дочери. Её появление в моей идеальной жизни было неожиданным, но я спокойно отнеслась к этому, я влюбилась в нее. Да, всем сердцем. И я никогда, даже ни на секунду не жалею о том, что оставила ее. Но Фил, сбежавший папочка моей дочурки, вот кто все испортил. После этого, все так и продолжает разваливаться на части. Мы с Авой вдвоем против всего мира.

Хотя однажды, мы тогда еще были с Филом вместе, я думала, что мои молитвы услышаны. Я получила работу в интернет-магазине ювелирных изделий в качестве копирайтера и байера. На самом деле, это было удивительное время. Зарплата была достойной, все указывало на то, что я построю здесь карьеру. Но розничная интернет торговля беспощадна, конкуренция настолько огромная, что после нескольких лет компания обанкротилась. И я осталась без работы. И без парня. В то время мамочка изменила своему новому мужу, и я оказалась без какой-либо финансовой поддержки, оставила свою квартиру и перебралась в студию в захудалом районе Тендерлойн, снова и снова пытаясь найти работу.

Наконец, после годичного декретного отпуска в качестве продавца в Nordstrom (не то, о чем я мечтала, но мне же надо платить по счетам), я наткнулась на вакансию в Rusk. Тогда я думала, что нашла именно то, что мне надо, и я смогу, наконец, дать Аве все. Нет, не то чтобы она что-то просила, но я хотела дать ей все, что могла. Ради нее я готова на все, даже если придется работать до изнеможения, это стоит того, ведь я дам ей все необходимое и не только.

Rusk обещали карьеру визуального мерчендайзера, удивительную зарплату и прочие бонусы. Хоть зарплата на испытательный срок и была чуть выше минимальной, я повелась на красивые обещания. Я бросила Nordstrom и ухватилась за этот шанс. Я действительно надеялась, что все изменится.

И все изменилось. К худшему. А теперь...теперь я несусь мимо толпы по Саттер стрит, пытаясь не удариться в панику. Лица размыты, я вижу лишь облака на небе, а в моих глазах собираются слезы, горячие и сильные. Они никогда не падают, нет. Это что-то да значит. Я боец. Я справлюсь.

Я найду другую работу. Найду еще один шанс.

Порой мне кажется, что жизнь это словно череда кадров, череда попыток найти новый путь. Интересно, а что случается, когда ты понимаешь, что теперь другого пути нет?

Я иду вниз по Ливенворт, и народу становится меньше, но люди выглядят менее дружелюбными. Или слишком дружелюбными, зависит от того, как ты на них смотришь. Все тот же парень с беззубой улыбкой сидит рядом с винным магазином и спрашивает, нет ли у меня пары монет, но сегодня я не дам ему ни цента. Я просто смотрю вниз и иду через весь это сброд, в то единственное место, которое я могу себе позволить в этом дорогом городе. Я дохожу до двери дома и открываю ее, попадая в холл.

Останавливаясь, я смотрю на дверь, собираясь закрыть ее. Дверь из стекла, с длинными вертикальными прутьями, отлично характеризует окрестности. Я помню, когда съехал Фил, и я потеряла работу в интернет-магазине, я уже была не в состоянии позволить себе жить в Ной Велли, чудесном районе рядом с Кастро. Та квартира была для меня всем, но не было никакого способа остаться жить там и содержать Аву. Мы вдвоем переезжали с квартиры на квартиру, с каждым разом все хуже и хуже, пока я не обнаружила, что стою и смотрю на жуткий фасад этого здания, надеясь снять здесь квартиру и обещая себе съехать отсюда при первой же возможности.

Похоже, эта возможность появится не скоро.

Я вздыхаю, сердце словно камень в груди, и иду на второй этаж. Обычно по четвергам и пятницам с Авой сидит мама, а в остальные дни Лиза, моя няня. Я пыталась устроить дочь в садик, но в таком огромном городе, это чертовски трудно. Лист ожидания просто огромный, да и надо ведь знать, куда и кому ты доверяешь своего ребенка. Когда у меня не было Авы, я понятия не имела, насколько это трудно, содержать ребенка в безопасности и комфорте. Я думала, что няни, детский сад, медицина, все это легко, может, потому что у меня в детстве так и было (или, может, когда ты ребенок, ты просто на все это не обращаешь внимания). Но теперь я знаю, это не так.

Никому, кроме вас самих, нет дела до вас или вашего ребенка.

Я вставляю ключ в замок и тихо открываю дверь, вдруг Ава спит. Квартира с одной спальней, всего лишь 50 метров. Я сделала все, что могла, и мне кажется, она выглядит такой же милой, как и моя квартира в Ной Вэлли. Честно говоря, здесь довольно много вещей из шоу-рума Anthropologie. Я больше не могу позволить себе делать там покупки, так что храню все свое старье, словно это золото, приклеиваю ручку к кофейной чашке, если та отвалилась, или зашиваю шторы, когда Ава слишком сильно за них дергает (это случалось не раз).

Ава с Лизой играют в куклы на ворсистом ковре, и, как только я вхожу, Ава улыбается такой огромной, яркой улыбкой, встает и бежит ко мне. Она обвивает руками мою ногу, и я даже не закрываю дверь, наклоняюсь вниз и крепко ее обнимаю. Я люблю просто быть рядом с ней, это всегда поднимает мне настроение. От этого все становится не таким сложным, я знаю, я со всем справлюсь. Я думаю, что когда вы что-то любите так сильно, вы понимаете, что вы можете потерять. Эта маленькая девочка в моих руках дарит мне душевное спокойствие, но я понимаю, что сделаю все, что в моих силах, чтоб с ней все было хорошо.

Когда я отстраняюсь, Ава с любопытством смотрит на мое лицо.

— Мамочка, почему ты плачешь?

Я даже не заметила. Быстро вытираю слезы и пытаюсь улыбнуться.

— Со мной все хорошо, ангел, — говорю я.

Лиза встает, вытирая руки об джинсы. Я тоже поднимаюсь, закрываю дверь и кладу руку на светлую головку Авы. Обычно у меня темные и длинные волосы, намного темнее, чем у Авы, но недавно Стеф подстригла их до плеч, и сделала мне мелирование. Когда она закончила, я сказала, что вместо открытия собственного бизнеса, ей стоило стать парикмахером.

— Все в порядке? — спрашивает Лиза, глядя на меня сквозь очки. Она высокая, худая, с неизменным хвостиком. Лиза очень умная студентка, она, кажется гораздо мудрее своего возраста, иногда даже более зрелая, чем я. Она уже два года, когда мы вписываемся в ее график, присматривает за Авой. Я не хочу ее отпускать, но понятия не имею, как сказать ей об этом, ведь я не смогу позволить себе ее услуги, пока буду безработной.

Дерьмо, если б все закончилось лучше, я бы может даже получила немного денег, я ведь работала на прошлой неделе. А теперь сомневаюсь, что даже в резюме могу упоминать о Rusk, не после того, как я наорала на Росса. Никто не захочет нанимать истеричку.

Я слегка качаю головой и говорю Аве пойти в спальню, уложить куклу. Она убегает, и я падаю на диван.

— Что случилось? — спрашивает Лиза, присаживаясь на подлокотник.

Я жую губу, избегая ее взгляда.

— Меня сегодня уволили.

Она резко вздыхает.

— Что…ты серьезно? За что?

Я пожимаю плечами.

— Наплели какую-то ерунду о закрытии магазинов, но это не тот, где я работала. Думаю, им просто нужна была дешевая рабочая сила.

— Блин, это хреново, — говорит она. — И что ты собираешься делать?

Я сконфуженно смотрю на нее.

— Искать другую работу. Но, пока я ее не найду, боюсь, я не смогу тебе платить. С деньгами будет туговато.

Она на секунду морщит нос, но быстро расслабляется. Я и забыла, что она, возможно, зависит от меня так же, как я от нее.

— Я понимаю. Уверена, ты найдешь что-нибудь в ближайшее время.

— Я тоже на это надеюсь. Мне придется.

Она легонько хлопает меня по плечу.

— Ну, я лучше пойду. Полагаю, завтра вечером я тебе не нужна?

Я вопросительно смотрю на нее, а затем вспоминаю.

— Черт, — ругаюсь я, надеясь, что Ава меня не слышит. Завтра вечером день рождение Линдена, и он празднует его во вторник, а не в выходной, как любой нормальный человек. Я смотрю на Лизу. — Нет, думаю, нет. Мне лучше остаться дома.

Она кивает и поднимает свою сумочку. Мгновение она выглядит так, словно собирается заплакать.

— Я напишу тебе, как только что-то станет ясно, — говорю я, и она быстро улыбается мне, затем выходит и закрывает за собой дверь.

В квартире воцарилась тишина, я даже не слышу, как Ава играет в спальне. Затем я слышу ее тоненький голосок.

— Мамочка?

Я встаю, внезапно чувствуя себя такой старой, и плетусь в спальню. Я прислоняюсь к двери и вижу, что Ава уже уложила куклу. Она смотрит на меня, такая довольная и гордая собой.

— Смотри, я забочусь о ней. Так же, как и ты обо мне.

Мне приходится приложить огромные усилия и не сломаться прямо здесь, перед ней.

***

Вечер проходит как в тумане, я обнимаюсь с Авой на диване, смотрю ее любимые шоу и пытаюсь не думать ни о чем, кроме ужасной стрижки Доры и ее ужасного вкуса в одежде. Когда Ава ложится спать, я допиваю полбутылки вина, листаю Vogue и Harper `s Bazaar и избегаю сообщений от Стеф и Кайлы, а так же отправляю звонок мамы на голосовую почту. Они не в курсе, и я как можно дольше хочу это так и оставить. Мой папа, до того, как мама ушла от него, и он стал ездить по миру, перебравшись в Индию, чтобы заняться благотворительностью (хотела бы я сделать так же, после предательства Фила) дразнил меня, говоря мне, что я слишком гордая. Мы с мамой такие, да, никогда не признаем свои ошибки, никогда не просим о помощи.

Но теперь, в холодном, сером свете дня, поспав немного, мне надо объяснить Аве, что ее мамочка какое-то время побудет с ней дома, пора посмотреть правде в глаза. Мне нужно вернуть свою жизнь в нормальное русло. И лучше бы мне сделать это без посторонней помощи и жалости.

Я провожу утро, просматривая Крейгслист (прим. пер. сайт электронных объявлений, пользующийся большой популярностью у американских пользователей интернета), и кучу других сайтов с объявлениями о работе, пока мое беспокойство не начинает расти, тогда я беру Аву, и мы идем на детскую площадку в Литл Сайгон. После этого мы перекусываем, а я все продолжаю проверять телефон, надеясь получить ответ на резюме. Этот сводящий с ума поиск работы. Каждый раз, читая описания вакансии, я влюбляюсь в нее и становлюсь просто одержимой. Все мои надежды снова оживают, у меня появляется чувство, что работа сделает мою жизнь в миллион раз лучше, что у меня появится еще один шанс. Но то, что я не могу включить Rusk в свое резюме, это своего рода шаг назад.

После того, как я игнорирую пятую смску от Стеф, она звонит мне. Я только уложила Аву спать, закрываю дверь в комнату, делаю глубокий вдох и отвечаю.

— Привет, — бодро говорю я. — Ты же никогда не звонишь.

— Потому что обычно ты отвечаешь на смс, — быстро говорит она. — Где ты была?

— Здесь, — отвечаю я.

— В Калифорнии, или где-то поконкретней?

— Просто…здесь.

— Ты в порядке?

Вот почему я не хочу разговаривать со Стеф. У нее шестое чувство на такие вещи.

— Ммм. — отличный ни к чему не обязывающий ответ.

— Ты ведь придешь сегодня, да?

— Ну…

— Никола! — говорит она. — Я тебя уже несколько недель не видела.

Это правда, хотя я в этом не виновата. Она была очень занята своим новым бизнесом. Она запускает интернет магазин Fog&Clothes, у нее уже есть точка в городе, но она хочет идти в ногу со временем и продавать одежду в интернете. Но, как и в компании, где я работала, это нелегко. Магазин достаточно конкурентоспособный, но до сих пор, вся компания это она и еще две женщины, которые работают на складе. Я редко вижу ее, особенно учитывая наступающий летний сезон.

— Слушай, — говорю я, убирая волосы за уши и глядя на бутылку вина на кухонном столе. Я бы отдала свою левую грудь за бокал вина, но я никогда не пью, когда Ава рядом. — Кое-что произошло, и Лиза не сможет сегодня посидеть с Авой.

— Что случилось?

— Я не хочу об этом говорить.

— Но я хочу знать.

Я закатываю глаза.

— Ну ты всегда хочешь знать, — я делаю глубокий вдох. — Ладно, пообещай не раздувать из мухи слона.

— Ладно…

— Я серьезно, пообещай, что мы не станем это обсуждать? Вообще.

Молчание.

— Может быть.

— Тогда я ничего не скажу.

— Ох, ну давай же, твою мать.

— Эй, язык, дамочка. Твоему мужу это не понравится.

Она хихикает, а я снова закатываю глаза. Думаю, даже если вы не видите, как человек закатывает глаза, вы каким-то образом понимаете, что он делает именно это.

— Ладно, пофиг, — говорю я. — Извращенка.

— Серьезно, — говорит она. — Я не буду об этом говорить. Просто давай, расскажи мне все.

И я рассказываю ей все. Надо отдать ей должное, она ни слова не говорит, пока я не слышу ее сердитое дыхание.

— Ничего себе, — говорит она. — Это…ну, я не собираюсь ничего говорить. Но…серьезно?

— Стефани, — предупреждаю я.

Она стонет.

— Ладно, отлично. Но ты должна прийти сегодня вечером. Ты не можешь сидеть там одна.

— Может быть, ты не слышала ту часть, где я сказала тебе, что у меня теперь нет няни?

— Привози Аву с собой!

Я почти смеюсь.

— Да, правильно. В бар?

— Ну, может не в бар, мы через час или два встречаемся у нас, чтобы выпить на дорожку. По крайней мере, ты можешь прийти сюда.

— Я даже не могу позволить себе такси, а моя машина все еще сломана.

— Не беспокойся об этом, — говорит она. — Я позабочусь о тебе.

— Мне не нужна ничья забота, — говорю я, начиная злиться.

— Я знаю, но все же. Я все сделаю, хорошо? Для этого и есть друзья. Я организую машину, ты приедешь сюда, приятно проведешь время и, если захочешь, мы не будем ничего обсуждать. Пожалуйста. Не заставляй меня умолять.

— Но мне нравится, когда ты умоляешь.

— Как и Линдену.

— Так, все, я вешаю трубку.

Она снова хихикает.

— Прости. Все, святоша, будь готова к шести. У нас есть закуски, так что не беспокойся о еде для Авы. Линден умеет готовить. Держись, скоро увидимся. Все будет хорошо.

Я вешаю трубку, не хочу я быть среди людей, даже если это мои друзья. Но я также не хочу снова пить в одиночестве и валяться на диване, поддаваясь приступам паники.

К счастью, после быстрого душа и подготовки к вечеру, я слегка приободрилась. Видимо это от того, что я достаточно давно выходила куда-то, и примерка нарядов, я так это люблю, это заставляет меня чувствовать себя человеком. Я завиваю волосы, влезаю в джинсы скинни и белый топ без плеч, добавим красную помаду, и вот я уже знойная сеньорита, хотя, со светлой кожей и веснушками на носу, я на нее не очень то похожа.

Ава волнуется, ее берут на «вечеринку для взрослых». Она, кажется, копирует меня, долго выбирает наряд, и останавливается на наволочке со Спанч Бобом. Вместо этого я одеваю её в фиолетовое платье, и мы спускаемся вниз, подождать такси, взяв с собой ее автокресло.

Когда я вижу темно-синий Mercedes, подъезжающий к тротуару, мне любопытно, где Стеф его заказала.

Машина паркуется, я держу Аву за руку, не отходя от дома, я ведь не знаю, за нами ли приехали. Когда открывается водительская дверь, и показывается высокий джентльмен в костюме, я знаю, что это точно не за мной. Ни один водитель такси не может быть так хорош.

Это пока я не вижу его лицо.

Брэм. Мать твою. МакГрегор.

Я моргаю. Щеки краснеют, и я хочу, чтоб все это оказалось ошибкой. Брэм ведь не может быть здесь, чтобы забрать меня, или может? В последний раз, когда я видела Брэма, это было на свадьбе Стеф и Линдена, и даже если мы горячо целовались, потом он быстро нашел еще одну дурочку для перепиха. И говоря «быстро», я имею в виду буквально пару минут.

— Никола, — говорит он с этим шотландским акцентом, выглядя невероятно элегантно.

Ох, бл*дь. Он здесь, чтобы забрать меня.

Я чуть не уронила кресло.

Я сжимаю руку Авы и делаю глубокий вдох. Мне хочется убить Стефани, хотя я ведь никогда не рассказывала ей о том, чем занималась с ее шурином, так что она и не знает, как сильно я ненавижу Брэма.

Помните, что я говорила о гордости, и что у меня ее не мало. Ну, Брэм это, определенно, слишком.

А теперь я должна сесть с ним в машину, вместе с дочкой, и именно в тот момент, когда моя жизнь полная катастрофа.

Он смотрит на тяжелое кресло в моей руке.

— Нужна помощь?

Я так близка к тому, чтобы сказать «Спасибо, нет», и что я передумала насчет вечеринки. Но Ава тянет меня вперед к машине, как будто я никогда не говорила ей быть осторожной с незнакомцами.

— Давай, мамочка. У него такая блестящая машина.

Она подрастет и точно попадет в неприятности.

Я ненадолго встречаюсь взглядом с Брэмом, и этот придурок улыбается так, что у меня закипает кровь.

Полагаю, я собираюсь на вечеринку с Брэмом МакГрегором.

Вот дерьмо.

Глава 2

НИКОЛА

Я успокаиваюсь, выпрямляю спину и держу голову так же, как делала в средней школе, когда была новенькой, и меня еще не приняли в компанию этих девчонок с завышенным самомнением. Я уверенно смотрю на Брэма, пусть чувствую я себя совершенно иначе, улыбаюсь и подхожу к его машине, готовая с легкостью справиться с этой ситуацией.

Но он быстро обходит машину и подходит ко мне, беря кресло из моих рук. Я готовлюсь снова почувствовать его запах, запах сигар и мяты, но на этот раз это что-то свежее и насыщенное, словно лес после дождя.

— Я сама могу справиться с этим, — говорю я. Ничего не могу поделать, знаю, возможно, я веду себя как сука.

Он, кажется, ничего не замечает, и, прежде чем я могу его спросить, знает ли он, что делать, он открывает заднюю дверь и ставить кресло на место как профессионал.

Я почти поражена.

— Ты что, всегда подвозишь мамочек?

Он поднимает бровь.

— Не таких красивых, как ты. — Он смотрит на Аву и приседает, чтобы быть с ней на одном уровне. — Как тебя зовут, малышка?

— Я не малышка, — хмурится она. — Я Ава. И я большая девочка.

Он кивает, его лицо искреннее. Теперь, когда я смотрю на него при тусклом дневном свете, он выглядит иначе, чем я запомнила шесть месяцев назад. Старше, я полагаю, хотя знаю, что ему где-то около тридцати пяти. Может это костюм, и то, как идеально он на нем сидит, заставляет его выглядеть старше, более зрелым. Может быть, дело в машине. Может быть, это из-за парочки седых прядей, которые я замечаю в его густых темных волосах. Может быть, потому что я трезвая, как и он. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Итак, этим вечером ты трезвый водитель? — спрашивая я, поднимая Аву и усаживая ее в кресло. — Или ты проспорил?

— Я никогда не проигрываю спор, — ровно говорит он, стоя позади меня. Я быстро оглядываюсь через плечо и застаю его за рассматриванием моей задницы.

— Хорошенько рассмотрел? — я выпрямляюсь и разворачиваюсь.

— Твою задницу? — Спрашивает он, засовывая руки в карманы таким мальчишеским жестом. — Да. Но только потому что знаю, тебя это так раздражает. Знаешь, нет ничего хотя бы отдаленно такого же сексуального.

Мои глаза расширяются, и я смотрю на Аву. Она совершенно не обращает на нас внимания, и я осторожно закрываю дверь.

— Послушай, — быстро говорю я, указывая на него. — Ты можешь думать, что знаешь меня, после нашей маленькой…встречи, но это не так.

Он протягивает руку и хватает мой палец. У него теплая и удивительно мягкая кожа. Несмотря на то, что у него есть такое тело, уверена, Брэм заработал свои деньги не тогда, когда целыми днями рубил деревья и делал прочую тяжелую работу.

— Эй, — говорит он хриплым голосом, по-прежнему удерживая мой палец. — Я знаю, что на самом деле мы не очень знаем друг друга, и когда мы в последний раз, эм, разговаривали, я, возможно, был слегка пьян. Как насчет того, чтобы начать с начала? Я Брэм МакГрегор.

Он поворачивает мою руку таким образом, что теперь мы обмениваемся рукопожатием. Я не уверена, что смогу сделать это так же легко, как и он, но я говорю.

— Хорошо. Я Николай Прайс.

— Приятно познакомиться, Николай Прайс. Могу ли я тебя подвезти?

Я киваю.

— Это было бы чудесно. — Я знаю, мой голос звучит натянуто, но ведь это только начало. Проблема в моей гордости, она редко позволяет мне что-то забыть.

К счастью, по дороге в квартиру Линдена в Нобб Хилл, Брэм ведет себя хорошо. Большую часть времени он болтает с Авой, поглядывая на нее в зеркало заднего вида, задавая ей вопросы, общаясь с ней как с взрослой. Я точно знаю, Ава его обожает, и к тому времени, как мы приближаемся к квартире, она смотрит на него влюбленными глазами. Это не хорошо. Разве она не может быть такой, как и ее мама, с подозрением относится к людям, которые слишком ярко улыбаются и говорят слишком приятные вещи?

Хотя, если говорить о Брэме, у него как раз привычка все время говорить неправильные вещи.

— Итак, Никола, — медленно говорит он, пока мы несемся по дороге. — Ты ведь знаешь, я знаю о тебе совсем не много, Линден говорил, что ты работаешь в сфере моды, как и Стефани.

Работала, с горечью думаю я, но говорю лишь:

— Угу.

— Так что у тебя за работа?

— А что у тебя за работа? — спрашиваю я тоже самое у него. К тому же, мне это интересно. В прошлом Линден описывал Брэма как плейбоя (или «чертов кобель», такими были его точные слова), который ничего особенного не делал, только веселился в Нью-Йорке. Год назад он переехал в Сан-Франциско, я думаю для того, чтобы быть ближе к Линдену, в то время тот пережил страшную аварию с вертолетом, но на самом деле, я не знаю, чем он занимается, кроме как ослепляет своими идеальными зубами всех людей вокруг.

— Я домовладелец, — говорит он и, видя недоверие в моем взгляде, продолжает. — Серьезно. Если точнее, мне принадлежит жилой комплекс в СОМА (прим. пер. район Саут-оф-Маркет в Сан-Франциско). Между Фолсом и 12-й, рядом с Тайским рестораном.

Он смотрит на меня, будто я знаю, где это. Как и большинство новеньких в Области Залива, он считает, мы знаем каждый тайский ресторан в городе и каждого человека по имени Дан.

— Там не дешево. — Говорю я, поглядывая назад, пока мы ползем мимо машин. В этом городе так много отличных зданий, мест, за которые можно умереть, и я снова и снова задаюсь вопросом, кто же может себе позволить здесь жить. Однажды я познакомилась с водителем такси, который раньше работал дальнобойщиком и колесил по всей стране, он вырос в этом городе. Он сказал, что тогда в Сан-Франциско было полно детей. А теперь их здесь можно увидеть очень редко. Иногда мне кажется, что для меня и для Авы было бы лучше просто переехать в маленький городок, туда, где она узнает другую сторону жизни. А потом я думаю о моих мечтах, о своей карьере, и задаюсь вопросом, может быть для меня будет к лучшему, отказаться от них. Знаю, это звучит эгоистично с моей стороны, но я до сих пор не могу их отпустить.

— В жизни ничего не обходится дешево, — говорит Брэм, но я его практически не слышу. Надо заставить себя вернуться в настоящее, прекратить копаться в себе и забыть о своих заботах. Я ведь вышла сегодня погулять именно для того, чтобы отвлечься. Бог свидетель, у меня будет более чем достаточно времени для беспокойства.

— Я тебе надоел? — спрашивает он, и я поворачиваю голову, чтобы на него посмотреть.

— Нет. Прости, я просто задумалась.

— О чем?

Я поднимаю бровь.

— Не думаю, что мы уже на том этапе, чтобы рассказывать друг другу обо всем, что мы думаем.

— Еще нет.

И такого никогда не будет, думаю я. Но я больше не хочу отвечать на вопросы о себе, поэтому прошу его рассказать мне больше об апартаментах, и заставляю себя слушать. Чем больше он рассказывает, тем больше я замечаю, какое он всему этому придает значение. Хотя, мне трудно сказать, что заботит Брэма, а что нет, у него всегда такое обаятельное выражение лица, будто он постоянно пытается забраться кому-то в штаны, будь это мужчина или женщина. Но, когда он говорит об аренде здания, о том, сколько он должен платить по закладной, в его глазах появляется какой-то твердый блеск.

— Так зачем ты купил его? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Нужно же мне было что-то сделать.

— Ну, я бы не стала беспокоиться по этому поводу, — говорю я. — Арендная плата в этом городе просто феноменальная, даже в СОМА. Все предсказывали, что это будет следующим модным местом. Черт, держу пари, Тендерлойн тоже скоро им станет. Станет модно зависать с крэковыми наркоманами, а на улицах будут стоять хипстеры. И моя аренда снова вырастет. — Он быстро бросает на меня взгляд, уловив грубость в моем голосе. Я стараюсь казаться беспечной. — В любом случае, уверена, ты купил это место в нужное время.

— Может быть, — говорит он, проводя длинными пальцами по темной щетине. У него такой мужественный подбородок, но я тут же начинаю ругать себя, что вообще это заметила. — Но, когда я покупал это место, я надеялся…ну, это не имеет значения, верно? Что сделано, то сделано.

И к счастью, прежде чем у него появляется шанс спросить меня о несуществующей работе, мы останавливается перед зданием Стеф и Линдена. Как только я вынимаю Аву из машины, открываются двери, и выходит Стеф, слегка пошатываясь на своих шпильках, неся при этом два бокала вина.

Замужество ей к лицу. Она прибавила в весе, но все ушло в грудь, вот несправедливость то. Её волосы цвета морской волны, как у русалки (или, если говорить точнее, нежно-голубые), и она всегда выглядит счастливой и довольной, будто только что занималась отличным сексом. Странно, но я не могу ненавидеть ее за это.

— Ник! — визжит она и летит ко мне так быстро, как только может, не разлив при этом вино. Она протягивает мне бокал красного и говорит. — Вот, выпей. Ты с нами. — Она пристально смотрит на меня, и на мгновение я ощущаю спокойствие.

Именно поэтому я никогда не могла ее ненавидеть. Она лучшая подруга, которую только можно хотеть.

Она бросает взгляд на Брэма и быстро улыбается, прежде чем присесть рядом с Авой.

— Ава, ты выглядишь как принцесса!

— Я и есть принцесса, — отвечает та. — А ты просто русалка.

Стеф поднимает голову в притворном превосходстве.

— Никто не может быть просто русалкой.

Ава, кажется, на секунду задумалась над ее словами, но тут она видит бокал вина в моей руке.

— Можно мне немножко? Я хочу пить.

— Ты всегда хочешь пить, — говорю я ей. — Это взрослый напиток для мамочки. Когда зайдем внутрь, я дам тебе немного сока, хорошо?

Она кивает и облизывает губы. Она всегда хочет пить, но, кажется, в последнее время она стала пить все больше и больше. И она стала чаще просить есть. Я не знаю, куда в нее столько влезает. Она определенно не унаследовала фигуру от мамочки, не мои пышные бедра и икры. У нее тонкие ноги, руки словно прутики, но врач говорит, что это совершенно нормально для ребенка ее возраста.

Я поворачиваюсь, чтобы поблагодарить Брэма за поездку. В конце концов, он ведь не должен был приезжать и забирать меня, но он уже сел обратно в машину и отъехал, плавные линии Мерседеса спускаются с холма.

— Куда он? — спрашиваю я Стеф. — Мое автокресло все еще на заднем сиденье.

Она делает длинный глоток вина.

— Он поехал забрать с работы свое увлечение этой недели. Он вернется.

— Точно, — медленно говорю я. — Дай-ка угадать, супермодель?

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Наверное. Я еще ее не видела. Какой в этом смысл, если они все равно надолго не задерживаются?

— Я думала, ты пришлешь такси.

— На самом деле, он сам вызвался, — говорит она, поворачиваясь к зданию. — Сегодня он наш трезвый водитель.

Я хмыкнула, ничего не могу с собой поделать.

— Зачем ему это?

— Он сильно изменился с тех пор, как переехал. Он сблизился с Линденом, а так как это его день рождение, полагаю, он просто пытается быть хорошим братом и наверстать упущенное. — Она смотрит на меня через плечо. — К чему эти вопросы?

Почему я спрашиваю?

— Просто так.

— Тебе ведь не очень нравится Брэм, да? — спокойно замечает она и прикладывает свою карточку к домофону, дверь открывается.

— Мне нравится Бэм, — говорит Ава, коверкая его имя. Я не собираюсь ее исправлять.

— Нет, тебе он не нравится, — говорю я. — Тебе просто нравится все блестящее, например, его машина.

— Мне нравится Бэм, — повторяет она, на этот раз настойчивее.

Я смотрю на Стеф, она с интересом поглядывает на меня.

— Что?

— Не знаю. После свадьбы, каждый раз как я произношу его имя, тебя буквально передергивает. Что-то случилось?

Я качаю головой, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.

— Потому что, — продолжает она заговорщическим тоном и вглядывается в мое лицо, — Кайла говорит, что видела как вы с Брэмом держались за руки, выходя из кустов. Ты держала его руку.

— Кайла здесь? — потому что я собираюсь ее придушить.

— Она придет позже, в бар, — говорит она. — Так что, это правда?

— Это было когда…шесть месяцев назад, я уже и не помню. Возможно, мы о чем-то разговаривали, но это все, клянусь. — И тебе придется долго ждать, чтобы вытянуть из меня подробности, Стеф, мысленно добавляю я.

Она поднимает бровь. Как правило, большинство людей не очень то хорошо умеет читать меня. Полагаю, им недостаточно того, что я делаю или говорю. Но Стеф, она всегда все видит без лишних слов, от нее ничего невозможно скрыть.

— Только разговаривали, — повторяет она, нажимая кнопку лифта. — Ну, тогда все в порядке. Что ж, я рада, что вы только болтали, потому что ты и сама знаешь, он тот еще прохвост.

— Ты ведь только что рассказывала, как сильно он изменился!

— Да, изменился. Но я все ж не позволю никому из подружек встречаться с ним. Ну, может быть Кайле да, но не тебе.

— Ну об этом тебе точно не стоит беспокоиться. Он определенно не мой любимчик. Ты знаешь мое мнение о подобных парнях.

— Знаю, да, — говорит она. — Но я ведь должна за тобой приглядывать. Ты помнишь, когда ты влюбилась в гинеколога? Ты бы ему точно что-то сказала, если б я не взяла с тебя обещание этого не делать.

От воспоминаний мои щеки тут же краснеют.

— Он был таким хорошим. И таким взрослым, таким опытным.

— Он опытно вел себя с твоим влагалищем, это его работа.

Через пару минут мы входим в ее квартиру, и я рада, что мы оставили эту тему. Из динамиков звучит музыка, и мы находим Линдена, его лучшего друга Джеймса и его девушку Пенни на кухне. Они пьют пиво и смеются.

— Боже, как громко! — визжит Стеф и бежит к стереосистеме, чтобы убавить громкость. Она посылает мне извиняющийся взгляд, а на остальных смотрит совсем не по-доброму. Забавно наблюдать, как порой она уж слишком печется об Аве.

— Извини! — кричит Линден, а затем, замечая меня, свистит, оглядывая меня с ног до головы. На секунду мне кажется, что он так похож на брата – та же дерзка улыбка с ямочками, те же темные брови, густые волосы и волевой подбородок. Но когда он подходит и притягивает меня в объятия, я ничего не чувствую, не возникает ни одной задней мысли. Нет, ничего общего с Брэмом.

Он отстраняется, удерживая меня на расстоянии вытянутой руки.

— Ты выглядишь довольно изящно, леди.

— Изящно? — повторяю я. — Никогда не слышала от тебя ничего подобного.

— Я всегда был оригинальным, — говорит он, подмигивая.

Затем он здоровается с Авой, которая застенчиво улыбается ему, как и всегда. С тех пор, как она узнала, что он может летать, пусть только на вертолете, она всегда терялась, когда он рядом, словно он какой-то супергерой.

Я говорю привет Джеймсу и Пенни, делая комплимент новым алым очкам Пенни, украшенным стразами. Они всегда были немного неформалами, и я всегда чувствовала себя скучной, видя их тату, пирсинг и веселую жизнь. Джеймс владеет нашим «местным» баром, The Burgundy Lion, а Пенни в настоящее время работает в веб-дизайне для порно сайтов. К счастью, они очень милые.

Я даю Аве чашку апельсинового сока с водой (я стараюсь не давать ей много сладкого) и следующие полчаса потягиваю вино и слушаю разговоры. Когда кто-то начинает говорить о работе, Стеф ловко меняет тему, зная, что я не готова говорить о произошедшем.

Пока Линден готовит макароны с сыром для моей голодной обезьянки, а я уплетаю канапе и ролы с креветками, которые он приготовил для нас, я все время задаюсь вопросом, когда же вернется Брэм. Только потому что я должна знать, когда я получу назад свое автокресло, он ведь не собирается отвезти меня обратно домой. Не уверена, что его новой подруге, или кто там она ему, будет это приятно. Но, предполагаю, это своего рода данность, если ты имеешь дело с кем-то вроде него.

Будто услышав мои мысли, входная дверь открывается и входит улыбающийся Брэм под ручку с тощей цыпочкой, она одета в серебристое платье с блестками, в ушах огромные серьги-кольца, светлые волосы подняты наверх и закреплены серебряной заколкой. Если она встанет под огни в середине комнаты, она будет светиться словно чертов диско-шар.

Я, как обычно, за две секунды делаю свои скоропалительные выводы. Сиськи не настоящие. Губы тоже, и зубы, да. Да она вся ненастоящая. Порой я думаю, и когда я успела стать такой язвой.

Я двигаю плечами, будто пытаясь прогнать негативные эмоции, и пытаюсь быть паинькой, пока Брэм представляет ее всем как Астрид. Астрид говорит привет, мы говорим привет, и они оба исчезают на кухне.

Да, так я здесь единственная без пары. Я даже не могу использовать Аву, потому что она все уплетает и уплетает то, что приготовил Линден. Стеф почти постоянно болтает о сумочках и обуви, хотя я знаю, она тайно умирает, как хочет поговорить о реальных проблемах в моей жизни. Тем не менее, она остается верна своему слову и молчит об этом.

В конце концов, становится поздно. Ава спотыкается об меня в явной голодной коме и тянет меня за джинсы.

— Мамочка, я не могу найти свою кровать, — говорит она.

— Потому что ты не дома, — отвечаю я. И тут Стеф объявляет, что они вечеринка переходит в бар в Лоуэр Хейт. Идеальное время.

— Я вас подброшу, — говорит Брэм, появившись ниоткуда. Он смотрит на Стеф. — Это по пути. Могу захватить еще кого-нибудь.

Я смотрю на Астрид, интересно, что она обо всем этом думает, но она просто стоит и улыбается. Я ей так завидую. Не ее подтянутому телу и гладкой коже, а тому, что она, кажется, совсем неревнивая, не такая, как я.

— Мамочка, кто все эти люди? — спрашивает Ава. Мое сердце пускается вскачь, но тут я вспоминаю, что такие вечеринки могут смутить маленького ребенка.

— Это мамочкины друзья, — объясняю я. — Мы собираемся домой, хорошо? Брэм отвезет нас домой на своей блестящей машине, помнишь? Бэм?

Она не кивает, просто смотрит на меня с тупым выражением лица. Бедная малышка, должно быть она так утомилась. Как и я. Когда вечеринка подходит к концу, вам хочется лишь добраться до своей постели, и дорога от того места, где вы находитесь, до дома, обычно кажется тянется целую вечность.

К счастью, вскоре мы оказываемся в машине Брэма. Астрид сидит спереди, я, Ава и Стеф на заднем сиденье. Заднее сиденье точно не предназначено для троих, а у нас ведь еще и автокресло, поэтому Стеф сидит наполовину на мне и хихикает.

Проходит минут пять, как Брэм ведет свой спортивный автомобиль, когда Ава издает рвотный звук. Воздух наполняет отличительный запах фруктов и я вижу, что Аву стошнило.

— Господи, — говорю я. — Ава ты в порядке?

Я пытаюсь повернуться и кладу ей руку на лоб. Она такая горячая и влажная, ее глаза дикие, она резко дышит.

Все внутри меня застывает, на меня накатывает паника, мне страшно. Но я отталкиваю ее. Надо действовать.

— Что такое? — кричит Стеф мне на ухо, Брэм тут же выключает радио и прижимается к обочине.

— Я не знаю, — мой голос дрожит. Я убираю волосы Авы с лица, и как только мы останавливаемся, Брэм включает в машине свет.

Теперь я все вижу и я в ужасе. Рвота покрывает переднюю часть ее платья, сама она бледная как мел. Она еле держит голову, а когда смотрит на меня, такое чувство, будто она меня не узнает.

Не думаю, что когда-либо мне было так страшно.

— Мамочка? — наконец говорит она, ее дыхание странное.

Я хватаю ее руку и сжимаю.

— Все хорошо, мой ангел, мамочка здесь.

— У тебя есть врач? — спрашивает Брэм. — Или нам надо в больницу?

Я не хочу признаваться прямо сейчас, что у меня нет страховки.

— Сейчас попробую позвонить доктору, — говорю я, пытаясь найти в сумке телефон, но у меня так дрожат руки, что я роняю его.

Стеф поднимает его и говорит.

— Давай отвезем ее в отделение экстренной медицинской помощи.

Я качаю головой.

— Нет. Просто…

Но я знаю, если я попытаюсь позвонить врачу, он не ответит. У меня нет его домашнего, а клиника уже закрыта.

— Никола, все в порядке, — говорит Стеф, сжимая мою ногу. — Давай отвезем ее в больницу. На всякий случай. Это может быть аллергия.

— У нее ни на что нет аллергии.

— Но она ведь может появиться совсем неожиданно, когда ты ребенок, разве нет?

— Верно, — говорит Брэм, и я, наконец, смотрю на него. Он пытается вести себя как обычно, но я вижу беспокойство на его лице. — Когда я был ребенком, у меня ни с того ни с сего появилась аллергия на клубнику. Меня стошнило на глазах у всего класса, и на глазах миссис Хавершман, в которую я тогда был безумно влюблен.

Я даже не могу улыбнуться на это признание. Я просто киваю, зная, что я должна делать то, что будет лучше для Авы, даже если это будет стоить безумных денег.

— Поехали, — говорю я ему. — В любую больницу, все равно куда. Куда там ближе.

Он кивает, и мы несемся вниз по улице, Брэм ведет машину словно маньяк, или он просто пытается повторить сцену из Пули (прим. пер. фильм 1996 г. с Микки Рурком в главной роли)? Мне все равно. Я слушаю дыхание Авы, пытаюсь ее успокоить, даже если сама я себя спокойной не чувствую.

Вскоре мы подъезжаем к отделению экстренной помощи, и я вылетаю из машины, чтобы отстегнуть Аву. Я беру ее на руки и бегу в больницу. Аромат спирта и крови заполняет мой нос. Неожиданно деньги, это последнее, о чем я думаю. Все, чего я хочу, увидеть доктора и как можно скорее. На уме куча разных версий, одна хуже другой.

Что с ней не так? Я сделала что-то не так? Она умрет? С ней все будет хорошо? Что я могла сделать, чтобы этого избежать?

Мне так хочется, чтоб здесь был Фил.

Я не часто об этом думаю. Но он был с нами в первый год ее жизни, и так трудно забыть, что кто-то заботится он ней так же, как я. Опять же, если бы он так заботился о ней, он бы никогда не ушел. Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы он уехал сразу же, как узнал, что я беременна, вместо того, что оставаться на год. У него был шанс узнать ее – как он мог не влюбиться в нее, так как я? Я понимаю, почему он оставил меня. Я не обращала на него внимания, стала заботливой, одержимой мамашей, которой клялась никогда не быть. Но как, черт возьми, он мог оставить ее?

Я проглатываю комок в горле, острые, как бритва воспоминания, могут меня погубить. Я должна быть сильной. Всегда такой чертовски сильной.

Поскольку народу много, проходит, кажется, вечность, пока мы ждем врача. Стеф постоянно кричит на регистратора, Брэм с Астрид, видимо, бродят где-то поблизости, хотя, мне нет дела ни до чего, кроме дочурки в моих руках. У Авы по-прежнему проблемы с дыханием, и только когда ее снова тошнит, медсестра уводит нас прочь от стонущих, перевязанных, больных людей в зале ожидания.

Все происходит словно в тумане. Приходит врач, но я слышу лишь стук своего сердца, а не его имя. Его лицо, словно размытое пятно. Стеф держит меня за руку, но я чувствую лишь мою маленькую Аву.

Он кладет Аву на кровать и осматривает ее. Берет кровь. Задает вопросы.

— Что она ела?

Стеф говорит, что макароны с сыром, и я добавляю, что обычно у нее на них нет никакой реакции.

— Что она пила?

Я говорю, что давала ей апельсиновый сок с водой.

Тогда Стеф говорит, что Линден давал ей еще и колу без кофеина.

Для меня это новость, Стеф выглядит сконфуженной. Я изо всех сил стараюсь кормить Аву только полезной пищей. Кола это враг, как и прочие подобные напитки, диетическая или нет, не важно. Но я не понимаю, разве кола могла стать причиной всего этого?

Доктор кивает, а затем снова продолжает допрашивать меня о ее привычках, задает еще больше вопросов.

— Она абсолютно здорова, — защищаюсь я. Потом я вспоминаю несколько последних поездок к врачу. — Хотя, в последнее время она была очень вялой. Уставшей, часто раздражалась.

— Как долго это продолжается?

— Несколько месяцев. Но врач, ее врач, сказал, что она в порядке.

— Она всегда была такой худой?

— Где-то с января она стала худее, чем была, — быстро объясняю я. — Я сказала это доктору, но он заверил, что все в порядке.

— Да, так бывает, — говорит врач. — Но я думаю, здесь что-то другое. Ваша дочь много пьет?

Этот вопрос попадает в цель. Я помню как сама росла и чаще предпочитала пить, чем есть, поэтому мне никогда не казалось это странным, когда Ава хотела того же.

— Да, — осторожно говорю я, оглядываясь на Стеф. Она кивает.

— Миссис…

— Мисс, — быстро поправляю я. — Мистера у нас нет.

Его непроницаемое лицо теперь выражает сочувствие.

— Хорошо, мисс Прайс. Нам надо посмотреть на результаты, но судя по всему, у вашей дочери диабет первого типа.

Я задыхаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Стеф крепко удерживает мою руку, но я словно окоченела.

Он продолжает.

— То, что она переживает сейчас, это может быть диабетический кетоацидоз. Вы знаете, что такое кетоновые тела, мисс Прайс?

— Вещества, которых слишком много производит ваше тело, когда вы сидите на диете Аткинса. — говорит Стеф.

Он поднимает бровь.

— Да. Мы возьмем у нее пробу мочи, чтобы узнать ее уровень данных тел, на данный момент мы введем ей гипотонический раствор натрия, чтобы восполнить потерю жидкости и стабилизировать ее. Но нам, возможно, придется сделать ей инъекцию инсулина. И если так, то вам придется делать ей инъекции каждый день, до конца жизни.

Я не могу дышать. Диабет?

— Но в семье ни у кого нет диабета, — вырывается у меня. — Она всегда так хорошо ест. Здесь должна быть какая-то ошибка.

— В ближайшее время мы все узнаем точно, — говорит он. — Но не всегда у диабета первого типа есть что-то общее с диетой и наследственностью. Просто ее поджелудочная вырабатывает не достаточное количество инсулина. Посидите здесь, я скоро вернусь.

Я не знаю, как долго его нет. Ава все еще тяжело дышит, ее глаза закрыты. Я продолжаю с ней разговаривать, чтобы убедиться, что она не уснула, но она очень устала. Медсестра уверяет меня, что ее жизненные показатели лучше, и она вне опасности, мы привезли ее в нужное время. Но паника и чувство вины по-прежнему давит на меня словно огромное, темное облако.

Я понимаю, что здесь, рядом со мной Стеф, она нарядилась и сейчас она пропускает вечеринку в честь дня рождения мужа. Но я так же боюсь сказать ей, что она должна идти, я боюсь остаться здесь одна.

Поэтому я ничего не говорю, и мы просто сидим рядом.

Время все тянется и тянется. И вот возвращается доктор.

Плохие новости.

Глава 3

НИКОЛА

У Авы сахарный диабет первого типа. У меня занимает время, чтобы осознать это, и я даже испытываю какое-то облегчение, поняв, что у того, что случилось с ней, есть диагноз. Я понимаю, что это хреновый диагноз – диабет – слово с кучей ассоциаций.

Болезнь.

Лечения нет.

Моя маленькая девочка.

Внезапно я начинаю злиться на ее доктора, он никогда не осматривал ее, никогда не проводил нужные испытания.

— Она довольно молода, — говорит доктор, видя ярость на моем лице. — Обычно это происходит в период с восьми до десяти лет. С ней все будет хорошо, она проживет долгую и счастливую жизнь, пока будет получать инъекции.

— И сколько это стоит? — я не могу поверить, что ляпнула такое.

Он потирает лоб.

— Если у вас нет страховки, примерно триста долларов в месяц. Это инсулин. Также вам понадобятся иглы, шприц-ручка с инсулином, если вы не дома, и монитор для контроля уровня сахара.

Я даже не представляю, какой будет счет за больницу, а тут еще и триста долларов каждый месяц, чтобы сохранить Аве жизнь. Очевидно, что выбора у меня нет, я заплачу. Но не имею представления как, это и пугает меня больше всего.

Стеф обнимает меня и говорит слова утешения, говорит, что она мне поможет, но я никогда не позволю ей это сделать. Прямо сейчас я вообще мало что понимаю.

Врач вводит Аве инсулин в живот, показывая мне, как это делается. Я заставляю себя сосредоточиться, пытаюсь прорваться сквозь туман и внимательно слушать. Ава, кажется, ничего не замечает, она лишь слегка извивается, но все так же спит. Стеф тоже внимательно следит за всем, говоря мне, что, возможно, когда-нибудь и ей придется это делать, если я не смогу.

А потом, видимо по доброте душевной, врач отдает мне флакон с инсулином и пакет с иглами и говорит, что этого хватит на месяц. Он так же выписывает рецепт для Авы и говорит мне, что нам все еще нужен монитор, он быстро показывает мне на мониторе больницы как им пользоваться, чтобы убедиться, что уровень сахара в норме. Он так же говорит, что позже я могу воспользоваться услугами медсестры или специального человека, которые снова покажут мне, как все делать правильно, а так же помогут скорректировать ее диету.

Тяжело принять все это, и я не знаю, как справлюсь с этим. Знаю, что мне надо увидеть врача Авы и высказать ему все, что я о нем думаю. Надеюсь, он сможет мне объяснить, как, черт возьми, он это упустил.

Еще несколько часов Ава остается под наблюдением. Время идет медленно, особенно ночью, особенно в больнице.

Постепенно, она начинает выглядеть лучше. Она все еще спит, но ее кожа нормального цвета, дыхание ровное. Медсестра говорит мне, что через час я могу забрать ее домой.

Я смотрю на Стеф, она бледна от усталости.

— Пожалуйста, иди домой, — говорю я. — Я так тебе благодарна, что ты была здесь со мной рядом, но теперь я справлюсь сама.

Она нежно мне улыбается.

— Хорошо. Но только если ты честно этого хочешь.

— Честно, — говорю я ей. — И скажи Линдену, что мне очень жаль.

— Это не твоя вина, — говорит она, вставая со стула и потягиваясь. — И скажи это Линдену сама. Он здесь уже пару часов.

— Что?

— В зале ожидания, вместе с Брэмом, — она хмурится. — Я же тебе говорила, но ты видимо не слышала меня, и не заметила, куда это я бегала каждые пять минут.

Я качаю головой.

— И Брэм тоже все еще здесь? С этой блондинистой шведкой?

— Ха, — говорит она. — Она вытерпела две минуты и заставила Брэма отвезти ее к подруге. Не то чтобы я ее винила. Хотя, я удивлена, что Брэм вернулся. Я посмотрю, сможет ли он отвезти нас с Линденом домой, а потом вернуться за вами.

— Нет, — быстро говорю я, не желая, чтоб кто-нибудь еще что-нибудь делал для меня. — Все в порядке, я возьму такси.

— Никола, — предупреждает она, останавливаясь у двери. — Деньги, которые ты собираешься потратить на такси, лучше потратить на здоровье дочери. К тому же, у него твое автокресло. Уверена, он не против. Милая, позвони мне утром и передай Аве, что я ее люблю. Я приду и что-нибудь принесу ей, а потом мы сможем сходить за лекарствами и прочим. Я отвезу тебя в Target. Уверена, у них хорошая аптека. Если нет, то, по крайней мере, там есть дешевое пиво.

После того, как за ней закрывается дверь, я ощущаю холод и слабость. Я бесконечно благодарна Стеф, что она была здесь, но теперь, когда мы с Авой остались одни, я чувствую, что, наконец, могу побыть самой собой и испытать то, что подавляла всю ночь.

Только слезы не приходят. Ничего не приходит. Я или в шоке, или просто слишком устала чтобы осмыслить эту чудовищную, безвыходную ситуацию – эту гребаную ужасную действительность.

Около трех утра приходит медсестра, проверяет Аву и улыбаясь говорит, что можно идти домой. Она убирает капельницу, и я одеваю ее в ее одежду, добрая медсестра уже почистила ее платье.

Я поднимаю Аву на руки, повыше, так, что она обвивает свои маленькие ручки вокруг моей шеи. Я просто стою и дышу, позволяя своему сердцу немного отдохнуть.

Я выхожу из палаты, иду в холл, и я в шоке, когда вижу, как в зале ожидания сидит Брэм. Он спит в кресле, но он правда здесь, хотя и не должен.

Я минуту смотрю на него. Ноги вытянуты, на нем все еще тот же щегольский костюм, хотя сейчас я замечаю что он надел уродливые носки. На самом деле это выбивает меня из колеи – они коричневые с желтым, на них что-то типа лохнесского чудовища, и они совершенно не сочетаются с его дорогим костюмом (Армани, судя по всему) или тем фактом, что ему за тридцать. Голова откинута назад, кадык выставлен на всеобщее обозрение, глаза закрыты. Он будто в трансе, если б я не слышала легкое похрапывание.

Я подхожу к нему и заглядываю в лицо. Я никогда раньше не рассматривала его так пристально, я ведь не хотела, чтоб он поймал меня – его эго может принять это за то, чего на самом деле нет.

Хотя, полагаю, у него есть полное право восхищаться собой. У него красивое лицо. Темные брови, твердая линия подбородка, идеальные губы, которые растягиваются в идеальную улыбку, хитрые серые глаза, они будто вот-вот откроют тебе какой-то секрет, а не просто поиграют с тобой. Он словно большой кот, очень, очень большой.

Но большие коты опасны, они такие гуляки. Я выпрямляюсь и прочищаю горло.

Он распахивает глаза и пару раз моргает, глядя на меня.

— Который час? — он смотрит на Аву. — Она в порядке?

Я улыбаюсь.

— На данный момент она в порядке. — Я делаю паузу. — Мне жаль, что тебе пришлось нас ждать. Я бы взяла такси.

— Эй, моя невестка попросила отвезти тебя домой, а ради семьи я сделаю все, — ворчит он, вставая. — Я рад, что малышке стало лучше.

Я киваю, не в силах сказать больше. Мы выходим из больницы и идем к машине. После того, как я пристегнула Аву и села, мы оказываемся на дороге, я хочу поблагодарить его за то, что он нас подвозит, но слова застревают у меня в горле.

— Ты в порядке? — спрашивает Брэм, когда я неоднократно прочищаю горло.

— Спасибо, что возишь нас, — говорю я, мой голос больше похож на шепот.

— Не беспокойся об этом, — говорит он. В свете проезжающих машин выражение его лица становится мрачным. — С тобой все хорошо?

Я снова киваю, пытаясь улыбнуться, но давление в носу и в глазах нарастает, и я чувствую, будто разрушаюсь изнутри. Я отвожу взгляд и смотрю в окно, и во второй раз за два дня осознаю, что полностью теряю контроль над ситуацией.

Сначала приходят слезы, рыдания так и рвутся наружу. Мне хочется плакать уже от того, что это происходит перед Брэмом. Перед тем, кого я едва знаю. Я плачу от безысходности, разочарования, этот постоянный вопрос - ну почему я? Вечеринка жалости к себе, я знаю. У меня такие постоянно. За исключение того, что теперь мне страшно за себя и за Аву. Страшно, что для того, чтобы пройти через все это, мне надо полностью изменить свою жизнь.

Брэм ничего не говорит, полагаю, это хорошо. Он просто игнорирует меня, и я надеюсь, что он продолжит в том же духе. Он продолжает вести машину.

И тогда я начинаю говорить. Как только я открываю рот, я понимаю, это ошибка, но никак не могу заткнуться.

— Меня вчера уволили, — говорю я между рыданиями. — Мне оставалась неделя до оформления медицинской страховки. Аренда за мою гребаную, дерьмовую квартиру снова выросла. Машина сломана. А теперь еще и Ава заболела. Она серьезно больна, и я понятия не имею, как я собираюсь платить за лечение, как я собираюсь помочь ей стать лучше, как я вообще собираюсь быть хорошей мамой. Хорошая мама всегда все может, а я не могу. Я просто…ни на что не гожусь. Я не могу сохранить работу. Я получила профессию мечты, но это не практично. У меня нет ничего, кроме нее, но я даже не знаю, как смогу сохранить ей жизнь. Я имею в виду, я не просила о такой ответственности, нет. Но я обещала о ней заботиться, и то, как каждый раз мир словно испытывает меня, это паршиво. — Я делаю паузу, пытаясь придумать что-то позитивное, чтобы остановить слезы, но ничего не выходит. — Инсулин будет стоить триста баксов в месяц. Как я смогу оплатить его, если я едва ли могла платить аренду, а теперь вообще осталась без работы?

В машине полная тишина, слышно лишь мое рваное дыхание. Проходит несколько минут, и Брэм говорит.

— А твои родители?

Полагаю, он имеет в виду, что достаточно долго зависел от денег своих родителей.

Я сглатываю и качаю головой.

— Нет, мама и так помогает, как может. Она два раза в неделю остается с Авой. Но она чертова горничная. Ха, если б ты знал меня, когда я росла, ты бы в это в жизни не поверил. То, кем она стала…Но она сделала кучу ошибок и теперь потеряла все это и….ей не намного лучше, чем мне.

— Понимаю. А отец?

— Он хороший парень. — Я вытираю слезы ладонью. — Но я разговариваю с ним только раз в месяц. Он занимается благотворительностью в Индии и Юго-Восточной Азии. Если у него есть деньги, он помогает.

— Так он может тебе помочь.

— Это не то же самое, — говорю я. — Он помогает тем, кто действительно нуждается.

— Звучит так, будто ты нуждаешься.

Я чувствую, как он смотрит на меня. Я смотрю на свои руки.

— Я не буду у него просить. Не хочу, чтоб он думал, что со мной что-то не так. — Уголком глаза я вижу, как Брэм кивает, и снова молчание. Я чувствую себя хуже, чем раньше.

Вскоре мы останавливаемся перед моим многоквартирным домом. Сквозь слезы я вижу бомжей и прочую шваль, слоняющуюся по улице. Ночью их всегда больше.

— Я провожу тебя, — говорит мне Брэм, и по твердому тону его голоса я понимаю, мне лучше не спорить. — Не могу поверить, что ты здесь живешь. Ты не должна здесь жить.

Я должна чувствовать себя оскорбленной, но нет.

— Я тоже не могу в это поверить, — шепчу я. Я выхожу из машины, и Брэм стоит рядом, внимательно глядя, чтоб ко мне никто не подошел, пока я достаю Аву. Он быстро снимает кресло, ставит машину на сигнализацию, и мы проходим внутрь.

Оказавшись в холле, я беру у него автокресло, но он не отдает. Нет больше высокомерной ухмылки, он чертовски серьезен.

— Я провожу тебя до квартиры, — говорит он. — Я не доверяю твоим соседям, я знаю, что это такое, ходил в школу в Глазго. Я хочу убедиться, что ты в безопасности.

— Тебе не надо этого делать, — говорю я, все еще удерживая кресло.

— Мне ничего не нужно делать, — отвечает он. — Но я хочу. И я это сделаю.

— Твоя машина…

Он смотрит сквозь дверь на улицу.

— Моя машина в порядке. Она на сигнализации, они это знают. И она громкая. Они не посмеют.

Я неохотно отпускаю сиденье и иду вверх по лестнице на второй этаж. Я останавливаюсь у своей двери и достаю ключи. Я действительно не хочу, чтоб он видел мою квартиру, не хочу, чтоб входил. Это странно, но мне кажется, он подумает, что знает меня, что понимает, будто у него сложится определенное мнение обо мне, стоит ему взглянуть на мою мебель, фотографии. Хотя, после моей истерики в машине, он и так достаточно обо мне узнал.

— Мы пришли, — говорю я, вымученно улыбаясь и глядя недружелюбным взглядом, я так делаю, когда хочу, чтоб меня оставили в покое.

Он облизывает губы и кивает.

— Хорошо, — он ставит сиденье напротив двери. — Мне лучше вернуться домой. Но…послушай. — Он кладет руку на дверь и наклоняется так близко, что я вынуждена слушать. Черт, да я практически под гипнозом. — Я знаю, я, вероятно, не твой любимчик, но это нормально. Но, я честно думаю, что могу тебе помочь.

— Помочь мне? — слишком громко говорю я. Ава кладет голову мне на плечо.

Он достает из бумажника визитку и протягивает мне.

— Позвони мне. Завтра. И мы поговорим. У меня есть решение. — Он смотрит на спящую Аву, потом на меня. — У нее отличная мама. — Затем он идет по коридору и вниз по лестнице.

Он уходит прежде чем я смогу снова сказать спасибо.

Глава 4

БРЭМ

— Детка, дай мне подрочить на твои сиськи. — Говорю я Астрид умоляющим тоном, и не очень-то этим горжусь.

Она смотрит на меня, мой член в ее руке, в уголках ее влажных губ слюна и эякулят. Она чертовски великолепна, несмотря на то, что порой её безумный вид приводит меня в ужас. Я остаюсь с ней не из-за ее ума, это уж точно. Но, учитывая то, как сильно я пытаюсь держаться подальше от своего прошлого, ради ее же блага, надеюсь, она не под коксом.

— Разве я плохо сосу твой член? — спрашивает она обиженным голосом маленькой девочки, прежде чем провести языком по пульсирующей головке.

Она хороша. Чертовски хороша. У меня нет никаких сомнений, где она набралась опыта. Не хочу об этом думать, как и она не думает о том, как мои губы и язык могут заставить ее кончить быстрее, чем она успеет выкрикнуть мое имя. Но, когда я написал ей днем, попросил прийти и заставить меня кончить, я рассчитывал трахнуть ее на полу. Или на кровати. Да где угодно, мне все равно.

Но у нее эти ее дни, так что мы делаем то, что делаем. Хотя, я совсем не против секса когда у дамы месячные. Это немного грязно, но так заводит. Но она, как и большинство, не в восторге от этой идеи. Не то чтобы я не наслаждался минетом, опять же, в этом она хороша. Но эта поза, когда она на коленях, заставляет мои мысли блуждать.

Я не хочу этого делать. Но в последнее время делаю слишком часто. Думаю о вещах, которые пытался похоронить, вещах, которые так или иначе всплывают и напоминают о себе.

К счастью, я почти готов кончить, так что я вытаскиваю член из ее рта и переворачиваю ее, надавливая на плечи так, чтоб она оказалась на полу. Пару раз поглаживаю себя и кончаю ей на шею, плечи, мне так нравится.

— Ты немного грубоват, — говорит она томным голосом, хихикая при этом.

И что в этом такого чертовски смешного?

— Только потому что тебе это нравится, — говорю я. Она обожает практически все, что я делаю, и полагаю это не из-за того, на что я способен в постели. Деньги говорят сами за себя.

— Стой так.

Я иду на кухню, беру бумажное полотенце и быстро вытираю сперму с ее спины. Задаюсь вопросом, какой самый легкий способ избавиться от нее? Если подумать, то мне вообще не надо было ее приглашать, но мне надо было что-то, чтобы отвлечь меня от мыслей о Николе.

Дело в том, что когда я даю девушке свой номер, я жду, что она позвонит. Они всегда так делают. И я дал его ей не потому что я хочу ее трахнуть или что-нибудь в этом роде. Я действительно хочу ей помочь. Я хочу этого. И она в этом нуждается. Это редкость, что все так складывается. Это редкость, что у меня есть все три составляющих.

Но уже два часа дня, а она так и не позвонила. Разве ей не любопытно? Разве она не в отчаянии?

Она, правда, так сильно меня ненавидит?

Я всегда знаю, когда женщина меня ненавидит. Знаете, это как прелюдия к срыванию одежды, интересный способ сделать наше общение более захватывающим. Есть женщины, которые меня ненавидят, а есть те, кто хочет моей смерти. Вот именно такое ощущение появилось у меня, когда в прошлом году в баре я впервые увидел Николу, я тогда только сюда переехал. Я-то просто считал ее чопорной выпендрежницей, но она была так мила со всеми остальными и такой высокомерной со мной, что я не мог не принять это на свой счет. И, конечно же, я почувствовал себя так, словно мне бросили вызов.

Это до сих пор не дает мне покоя. После этого я видела ее пару раз, или около того, и каждый раз одно и то же. Холодный кивок, смертельный взгляд, будто я обидел ее в прошлой жизни. Когда я увидел ее на свадьбе брата, я подумал - а вдруг она изменила мнение обо мне. Я поцеловал ее, знаю, я не должен был этого делать, но я и не мог этого не сделать. И на долю секунды я подумал - может быть, я смог бы её завоевать. Я видел что-то такое в ее глазах, что-то дикое и свободное, я просто хотел, чтоб она отпустила себя, как и эту чертовую тугую прическу, которую она тогда сделала.

Этого не случилось. Мой член переиграл меня.

Полагаю, теперь она меня на дух не переносит. Уверен, она видела, как я уединился с той цыпочкой в кустах, и, полагаю, я настолько взбесил ее, что дороги назад нет.

Тем не менее, когда вчера вечером я сказал, что мог бы помочь, я не просто пытался ей понравиться, как-то компенсировать прошлые ошибки. Ну, хорошо, может быть, и по второй причине тоже, но на самом деле у меня самые благие намерения.

Но, если она мне не позвонит, она этого никогда не узнает. А теперь у меня здесь Астрид, по пояс обнаженная, на полу моей квартиры, вытирает остатки моей спермы со своего тела, и я не знаю, как же мне ее выставить.

Я застегиваю штаны и притворно зеваю.

— Знаешь, думаю мне надо вздремнуть. Вечером мне надо поработать.

Она поднимается на ноги, ее задорные грудки покачиваются передо мной. Теперь она выглядит не безумно, а раздраженно. Хорошее изменение.

— Так ты что, пригласил меня сюда для этого, а теперь выгоняешь?

— Я тебя не выгоняю, — говорю я, хватая ее рубашку и кидая ей.

Она хмурится.

— Ты свинья, — говорит она, быстро натягивая рубашку и злясь.

— Я больше похож на борова, — поправляю я. — Они, как правило, больше.

— Сначала ты приглашаешь меня на вечеринку, а потом остаешься в больнице.

Я морщусь.

— Эй, никто этого не ожидал.

— Ну это ведь произошло, — говорит она, направляясь к двери. — И с меня хватит. Не звони мне больше.

Дверь захлопывается за ней.

А я и не собирался звонить. Большинство девушек не выдерживают со мной больше недели, потом с них достаточно. Они могут вести себя молчаливо и добродушно, но я знаю, у всех них есть границы, и я довольно хорошо о них знаю – я их проверяю. Кто-то скажет, что это грустно, но когда это ваша жизнь, вы научитесь принимать это.

Я беру свой телефон и смотрю на него. Никаких пропущенных вызовов, ни сообщений. У меня даже нет ее номера, чтобы самому ей позвонить.

Хотя, я могу позвонить братишке. Если он не за штурвалом вертолета, то он ответит.

Он отвечает на третьем гудке, но связь немного нечеткая.

— Да, что ты хочешь? — кричит Линден.

— Не говори, что ты в воздухе и тебе пришлось ответить.

— Вот-вот собираюсь взлететь. Что случилось?

Я прочищаю горло, интересно, как задать вопрос так, чтоб у него не сложилось неверное впечатление.

— Как девочка? Которая помладше?

— Ава? — спрашивает он, он повышает голос, пытаясь перекричать винты, которые начали крутиться. — Она в порядке. Они сказали, у нее диабет, это своего рода шок. Ты ведь был там.

— Я знаю, что я там был. Я имею в виду, как она сейчас? Как ее мама?

— Полагаю настолько хорошо, насколько это возможно, учитывая ситуацию. Я не знаю. Я знаю, что сейчас с ней Стеф, она помогает. Она чертовски беспокоится. Ты же знаешь, как она может заботиться о близких.

Да, я это знаю. Стеф как мама, которой у нас никогда не было. Я не говорю это Линдену, а то он сюда еще Фрейда приплетет.

— У тебя есть ее номер?

— Николы? — спрашивает он. — Не в моем телефоне. Она есть у меня в Фейсбуке. Зачем тебе?

— Не важно, — говорю я, пауза. — Расскажи мне что-нибудь о ней.

— Что, зачем? Подожди. Нет, Брэм. Нет, — командует он, словно я какая-то дворняга.

— Да нет, я не поэтому спрашиваю.

— Верно, ты спрашиваешь не потому, что хочешь засунуть в нее свой член.

— Да честно, — отвечаю я. — Думаю, она заплачет, если увидит член в реальной жизни.

— Отлично, — сухо говорит он. — Во всяком случае, для тебя она под запретом. Она через многое прошла. Ей не нужен мой брат засранец, который еще больше испоганит ее жизнь.

— Засранец?

— Да, Брэм, — устало отвечает он. — Послушай, мне пора.

Он вешает трубку, и я матерюсь на телефон.

Я могу сделать только одно.

Вскоре я паркуюсь в гараже недалеко от Юнион-Сквер и иду пару кварталов пешком в самое сердце паршивого райончика Тендерлойн.

Кроме хороших музыкальных площадок, район просто кишит психами. Днем здесь не так уж и плохо. Я имею в виду, это не мило, но просто люди уж очень раздражают вас постоянным попрошайничеством, хоть они совсем не опасны. Если бы я был родителями Никола, да даже другом, я бы не хотел, чтоб она жила здесь. Думая о куче долбоебов, слоняющихся вокруг ее дома по ночам, я начинаю странно злиться.

К тому времени, как я дохожу до ее дома, восемь разных человек попросили у меня мелочь, а пробегавший мимо чувак с оторванным парковочным счетчиком сказал, что я «пахну словно хрустящий тост». Не уверен, что я пахну как тост, но сегодня жарковато. Меня предупреждали, что в Сан-Франциско временам года не ведомы правила и законы.

Я снимаю пиджак, провожу рукой по волосам, пытаясь выглядеть респектабельно, и набираю на домофоне номер квартиры, который запомнил вчера ночью. Да, немного по-сталкерски, я знаю

— Кто там? — я слышу ее голос через трескучий домофон.

— Никола, это Брэм.

Снова треск. Молчание. Может, она повесила трубку?

— Из прошлой ночи, — продолжаю я. — И не только.

— Э-э, привет…

— Могу я войти?

Я слышу голос Стеф на заднем фоне.

— Кто это?

— Скажи ей, это ее деверь! — ору я, а затем меня отключают.

Я смотрю на дверь, интересно, послали меня или нет, и тут гудит домофон, я поднимаюсь наверх.

Самое забавное в Николе, те немногие вещи, которые я о ней знаю, это то, что она не должна жить в подобном месте – решетки на дверях, плесень на стенах, пятна на ковролине – это не для нее. Может быть, здесь могли бы жить хипстеры, или Джеймс с Пенни, другие неформальные друзья Линдена, которые бы назвали этот тип жизни «реальным». Но Никола слишком чопорная и правильная для этого места, должно быть она родилась во дворце. Судя по тому, как она рыдала и рассказывала все в моей машине, у меня чувство, что так и было.

Только я хочу постучать в дверь, она открывается, и Стефани смотрит на меня, подозрительно скривив губы.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, загораживая вход.

— А ты кто, ее сторожевой пес?

— Ну, иногда я бываю сучкой, — говорит она. — Гав, гав.

— Могу я войти?

Она качает головой, ее серьги с черепами бренчат.

— Зачем?

— Хочу знать, все ли у них в порядке.

Она тут же нахмурилась.

— У них все будет в порядке, — говорит она спокойным тоном. — Извини, Брэм, не привыкла, что тебе есть до кого-то дело.

Полагаю, я это заслужил.

— Могу я поговорить с Николой? Наедине?

Стеф вздрагивает.

— Что?

Я смотрю за нее и вижу Николу. Она выглядит дерьмово. Волосы грязные, убраны назад, лицо желтоватого цвета, глаза опухшие и красные. Кроме печали на ее лице, я не могу больше ничего увидеть, счастлива ли она меня видеть, разозлилась или ей все равно. Держу пари, последний вариант.

— Привет, — говорю я ей. — Просто хотел проверить как вы. Ты не позвонила, — добавляю я.

Стеф смотрит то на меня, то на нее.

— Он дал тебе свой номер?

— Визитку, вообще-то, — иронично замечает Никола.

Стеф скрещивает руки на груди, и я изо всех сил стараюсь не смотреть на ее декольте. Черт, а Линден счастливчик. Хорошо, что я думаю о ней, как о матери.

— Что я тебе говорила? — шипит ей Стеф.

Я поднимаю бровь.

— Что ты ей сказала?

— Ничего, — быстро говорит она, смотря мне через плечо. Она словно наседка с зубами вместо клюва. — Я слежу за тобой, — говорит она мне.

Я развожу руки в стороны.

— Смотри сколько хочешь, детка. Я к этому привык.

Никола издает небольшой вздох.

— Все нормально. Брэм, ты можешь зайти. Только будь потише, Ава спит.

Победа! Я вхожу внутрь и быстро осматриваюсь. Выглядит словно коттедж модной бабули. Той, которая везде раскладывает салфетки с оборками и рюшами, но любит слушать Rolling Stones на виниле, чтобы вспомнить те дни, когда она еще отплясывала под них.

Никола идет на маленькую кухню, там куча ярких чашек и тарелок.

— Хочешь кофе? Или чай?

Должен ли я признаться, что предпочитаю чай кофе? Черт!

— Чашку чая, если можно. У тебя есть цейлонский или Эрл Грей? Сливки?

Не могу видеть ее лицо, но знаю, что она не слишком впечатлена.

— У меня есть чай.

— Отлично, — говорю я, понимая, что за мной зорко наблюдает Стефани. — Что? — говорю я ей.

Она прищуривает глаза, указывая на меня пальцем, будто хочет что-то сказать, а затем берет сумочку.

— Ладно, Ник, — зовет она. — Я пойду. Позвони мне позже, хорошо? Пожалуйста? — Теперь я не уверен, пожалуйста, это из-за Авы, или потому что здесь остаюсь я.

— Позвоню, — отвечает Никола. — Спасибо за все.

— Люблю тебя! — тогда Стеф выходит, и я остаюсь наедине с Николой.

Внезапно все становится таким неловким. Кипит чайник, я сажусь на диван. Такое чувство, словно я погружаюсь в зефир. Боюсь, я не смогу встать.

Она молчит, так что я пытаюсь заполнить тишину.

— Хорошая квартира, — комментирую я.

— Спасибо, — говорит она, пока возится на кухне.

— Ты получила мебель в наследство от бабушки или как?

Она стреляет в меня убийственным взглядом.

— Это Anthropologie.

Я пожимаю плечами и пробегаюсь руками по диванным подушкам. Я ощущаю все грубые неровности, которые появились, когда она зашивала дырки и протертые места. Не думаю, что она делала это из-за сильной привязанности к подушкам, скорей от необходимости.

— Как твоя малышка? — спрашиваю я.

Минуту она молчит. Затем тихо отвечает.

— Я думаю, мне труднее, чем ей.

Я слышу, как она наливает воду и звук ложки, ударяющейся о фарфор, она подходит, ставит чашку чая на журнальный столик передо мной, убедившись в том, что подставка уже стоит. Он черный.

— Прости, — говорит она, держа свою чашку и садясь на другой конец дивана, подтягивая под себя ноги, так далеко от меня, как только возможно. — У меня нет молока. У меня непереносимость лактозы.

Хоть она и сидит в углу дивана, кажется, ей удобно. Голова высоко поднята, подбородок вперед, рот вытянут в твердую линию. Я ничего не могу прочитать по ее глазам, так что перестаю пытаться.

— Ты получила лекарство? — спрашиваю я.

Она кивает и делает глоток.

— Благодаря настойчивости Стеф заплатить, да. Врач в больнице дал мне месячный запас инсулина, но Стеф оплатила все остальное. Фармацевт в Target провел для нас ускоренный курс по тому, как надо делать Аве инъекции, так что мне не надо снова идти к врачу и платить ему. — Она тяжело вздыхает. — Мне действительно это было нужно. Прошлой ночью все выглядело словно ужасный кошмар. — Она смотрит на меня, и, кажется, смягчается. — Еще раз спасибо за то, что отвез нас. Я всем испортила ночь.

— Дерьмо случается, — говорю я, махнув рукой. — Не такое уж большое дело.

— Держу пари, твоя подружка расстроилась.

— Да, — киваю я, — Но она не моя подружка. Особенно теперь. — Больше я ничего не говорю.

— Итак, о чем ты хотел со мной поговорить? — устало говорит она. И я понимаю, что последняя вещь, которая ей нужна, это разговоры со мной.

— Такое впечатление, что тебе надо поспать, — говорю я. В ее глазах грусть, и я понимаю, что я полный придурок, раз ляпнул такое. Никто не хочет слышать, что выглядит усталым. — Хочу сказать, ты все еще секси, но ты выглядишь адски усталой. — Ну вот, я сделал еще хуже.

— Я не могу спать, — говорит она. Кажется, она прямо на моих глазах стала меньше. — Не сейчас, не тогда, когда с ней может что-то случится.

— Ты можешь, — говорю я. — Прямо сейчас. Просто вздремнуть. Я останусь здесь. Я прослежу, чтоб все было в порядке.

Она смотрит на меня словно я сошел с ума. Может так и есть. Понятия не имею, почему я вызвался сделать это – может потому, что будет правильно сделать именно так.

— Нет, спасибо, — говорит она, ей немного неудобно. — Итак, — теперь я слышу нетерпение. — Что ты от меня хочешь, Брэм?

Я наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени, снова и снова поглядывая на часы на запястье.

— У меня есть для тебя предложение.

Она смотрит на меня так долго, что я вынужден поднять глаза. Ей, кажется, не любопытно, она выглядит обеспокоенной.

— Что-то похожее на Непристойное предложение? (прим. пер. американский кинофильм 1993 г. с Робертом Редфордом в главной роли) — спрашивает она. — Потому что в конце Роберт Редфорд проигрывает

— Первое, я удивлен, что ты достаточно взрослая, чтобы помнить этот фильм, — говорю я. — И второе, нет, ничего подобного. Я знаю, моя репутация бежит впереди меня.

— Так и есть. — Она делает глоток чая.

— Но, это хорошее предложение. Честное. — Я делаю паузу. — Думаю, ты должна переехать ко мне.

Она чуть не роняет свою кружку.

Глава 5

НИКОЛА

Я правильно его расслышала? Рука трясется, я ставлю чашку с горячим чаем вниз, пока я не ошпарилась.

— Прости, что? — спрашиваю Брэма, я сбита с толку — Ты что, только что попросил меня к тебе переехать?

Он спокойно улыбается.

— Не совсем. Я имел в виду, квартира рядом со мной свободна. Арендатор съехал в начале месяца. Думаю, ее должна занять ты. Ты можешь жить там и не платить аренду, пока не найдешь хорошую работу и не встанешь на ноги. Что скажешь?

Что я скажу? Ни одной гребаной идеи. С какой стати Брэм МакГрегор предлагает мне бесплатную квартиру? В этом нет никакого смысла, и я не хочу в этом участвовать.

— Ты можешь подумать об этом, — продолжает он.

— Нет, — отвечаю я, он выглядит шокированным. — Извини, но…нет. Переехать в твою пустую квартиру? Зачем? Почему ты это делаешь? Почему бы не сдавать ее за пару тысяч в месяц, уверена, она примерно столько и стоит

— Но я не хочу, чтоб аренда была такой высокой,— говорит он.

— Не важно, чего ты там хочешь, — отвечаю я. — Ты выплачиваешь ипотеку за это место, и я знаю, это стоит немалых денег. — Это не вяжется с тем, что я знаю о Брэме. Он вырос в деньгах. Он тратил их словно игрок, который думает, что ему нечего терять. Все в Брэме просто кричит – «Я здесь, чтобы зарабатывать и тратить деньги!». А позволить нам с Авой жить бесплатно в его комплексе, это спутает все его планы.

— В этом нет никакого смысла и мне, черт возьми, это не нравится.

— Предоставь беспокойство о деньгах мне, — говорит он, закатывая рукава рубашки. Я замечаю его загар, его кожа приятного медового оттенка, не думаю, что он не настоящий и я задаюсь вопросом, где он его приобрел. У него мускулистые, крупные загорелые предплечья. Предплечья это моя слабость. Как и руки. Его руки тоже хороши, большие и сильные.

Он видит, как я на него пялюсь, и слегка улыбается.

— Пожалуйста, в этом нет ничего странного.

— Чертовски уверена, это не так. — Насмехаюсь я, отводя глаза. — Это безумно щедрое предложение и мне трудно поверить, что ты не имеешь в виду ничего отвратительного.

Он вздрагивает.

— Вау. Просто, насколько плохо ты обо мне думаешь?

— Я вообще о тебе не думаю, — парирую я.

Он кривится.

— Ауч. — На секунду мне стыдно, а потом я вспоминаю, как он затащил в кусты ту цыпочку, и стыд уходит.

— Что на самом деле тебе надо? — Спрашиваю я. — Просто будь честен.

Он разводит руки в стороны.

— Я честен. Я хочу помочь тебе и твоей малышке. Иногда люди делают вещи, потому что они могут, и потому что хотят.

Я на это не куплюсь. Прищуриваю глаза.

— Что ты хочешь взамен?

— Ничего, — говорит он, и как ни странно, это звучит искренне.

— Правильно. И я не должна стать твой секс рабыней или кем там, и не должна отсасывать тебе в любое время, когда ты захочешь. За все нужно платить. — Мальчик, я уж точно это знаю.

Он усмехается.

— Милая, ты б не знала, что делать с моим членом, даже если б попыталась.

— Я бы уж точно знала! — выкрикиваю я, не в силах остановиться. И тут же жалею об этом.

Он медленно поднимает свою темную бровь, в его глазах горит огонек.

— О, правда? — он размышляет, на его губах танцует улыбка.

Дерьмо.

Я скрещиваю руки.

— Ты понимаешь, о чем я.

— На самом деле нет. Но, ты могла бы мне показать.

— Ты ведь понимаешь, я на это не куплюсь.

Он закатывает глаза и встает. В другой жизни, наивной, полной бессмысленного секса и по дороге к счастью, я была бы совершенно очарована тем, насколько чертовски красив этот мужчина. Потому что так и есть. Но в этой жизни, где мне досталась короткая спичка (хотя у меня давненько не было ничего длинного, если вы понимаете, о чем я), его отличная внешность, горячее тело и щегольские костюмы ничего для меня не значат.

— Послушай, — говорит он. — Буду с тобой честен. Я не просто пытаюсь быть хорошим парнем.

А вот и правда выходит наружу. Я вздыхаю с облегчением, наконец-то все станет ясно.

— Если у меня живет жилец с низким уровнем дохода, — объясняет он, — тот, кто не может найти себе доступное жилье в городе, то я получаю от правительства большие налоговые льготы.

— Хорошо, а почему ты сразу мне об этом не сказал?

Он лениво пожимает плечами.

— Думал, что мог бы заработать пару дополнительных очков.

— И зачем тебе это вообще делать?

— Думаю, я просто не хочу жить по соседству с сукой.

Я, правда, смеюсь над этим.

— Справедливо.

Он засовывает руки в карманы и смотрит на меня сверху вниз.

— Так что скажешь? Как думаешь, вам с Авой будет комфортней в отличном здании к югу от Маркета? Арендной платы нет, у тебя будет время найти работу и решить все проблемы?

Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я колеблюсь.

— Могу я подумать об этом?

— Конечно, — отвечает он. Смотрит на часы. — Я лучше пойду. У тебя есть моя визитка, да? Ты ведь не плюнула на нее и выбросила?

— Она все еще у меня.

— Хорошо. Потому что, если ты не решишь ничего в ближайшие пару дней, мне надо будет найти кого-то другого. Я не хочу снова появляться здесь как сегодня, без предупреждения. И я полагаю, ты не собираешься давать мне свой номер.

— Я позвоню тебе, — говорю я и знаю, что я это сделаю.

Я просто не знаю, что отвечу.

***

После того, как Брэм ушел, я думаю об этом. На самом деле, у меня для этого не так уж много времени. Ава просыпается и хотя она живее и счастливее, чем была – будто бы прошлой ночь ничего не произошло – она спрашивает, будут ли ей завтра делать укол. Я не могу ей лгать. Я говорю, что в игле содержится лекарство, которое поможет ей оставаться сильной и здоровой, и она сможет вырасти большой девочкой. Кажется, она все понимает, но…у меня это просто в голове не укладывается.

Для меня проблематично сделать ей укол, и если Стеф не будет рядом, не думаю, что смогу сделать это сама. Мне кажется неправильным причинять боль собственному ребенку, даже если это единственный способ помочь ей.

Как бы горда я не была, как бы не хотела отвергнуть предложение Брэма, я честно не могу это сделать. Я не могу отказаться из-за Авы. Мне надо перешагнуть через свою гордость, если у нее будет шанс на жизнь. Жизнь без оплаты аренды позволит сэкономить мне $1000 в месяц. Если эти деньги пойдут на еду и медикаменты, у нас все получится. Будет неприятно, но я смогу это сделать. И это будет до того, как я получу работу. Я знаю, я не могу позволить себе привередничать, но я решила подождать неделю и посмотреть, может мне удастся найти что-то, связанное с моей профессией, и где бы хорошо платили. Это рискованно, да, но я должна попробовать. Думаю, я могла бы выбраться отсюда, шаг вперед из этого беспорядка, вперед в мое будущее.

Просто я очень надеюсь, что так я не окажусь в долгу перед Брэмом. Ведь Брэм ничего от меня не ждет. На самом деле я не думала, что буду его секс-рабыней. Я просто хотела пошутить над его кобелиной сущностью, но даже мне трудно поверить, что, в конце концов, я не буду ему ничего должна. Мысль о том, чтобы быть чем-то, чем угодно, обязанной такому мужчине, пугает меня.

И я ненавижу то, что считаю это своего рода захватывающим.

Я смотрю на свой телефон на журнальном столике. Я могла бы позвонить Стеф и узнать ее мнение, но, в конце концов, это ничего не изменит. Я уже знаю что нужно делать.

Я достаю визитку, беру телефон и набираю номер.

— Привет Брэм?

***

— Не могу поверить, что ты это делаешь, — говорит мне Стеф, входя в мою практически пустую квартиру и протягивает мне гигантский стаканчик с кофе, который она купила в Bluebottle. Я делаю глоток, даже если он обжигает мои губы и горло, пока мы осматриваемся.

Сейчас суббота утро, прошло чуть больше недели после того, как я сказала Брэму, что принимаю предложение переехать в его комплекс. Мой домовладелец был зол, что я предупредила его за такой короткий срок, но он все время злой, так что это не имеет особого значения. Со Стеф, Кайлой и Линденом, мы очень быстро собрали вещи. Несмотря на то, что квартира была маленькой, я удивлена, сколько ж мусора я накопила за все эти годы. Думаю, где-то внутри меня живет сентиментальная барахольщица, но было приятно выбросить часть вещей. Начать с чистого листа.

Ава уехала на целый день с мамой в Ливермор, это замечательно, хоть я все еще и нервничаю о том, чтоб она во время получала инсулин. Я знаю, я не должна сомневаться в своей маме – я все ей показала, и у нее сосед диабетик, который поможет в случае чего, но думаю, я до конца своей жизни буду волноваться об этом.

Стеф, Кайла, Линден и Брэм, они все помогают мне в день переезда. Брэм сказал, что с удовольствием заплатит за транспортировку вещей специальной компанией, но мне хватает его благотворительности, да и, если честно, я хотела увидеть, как он слегка попотеет. Мы начали в шесть утра и работали как маньяки, чтоб все упаковать. Мы вернулись в квартиру за несколькими, как мы надеялись, последними коробками. В последний раз.

Я обдумываю то, что только что сказала Стеф.

— В хорошем смысле, или в плохом?

— В хорошем, — говорит она, попивая собственный кофе. Ее яркая лиловая помада оставляет следы на крышке. — Хочу сказать, это удивительно. Просто надеюсь, что Брэм останется верен своему слову.

— Ну, я ведь объект благотворительности, помнишь?

— Должна сказать, что это тоже меня удивляет. Потому что я никогда не знала, что он сторонник благотворительности, даже если здесь замешены налоговые льготы. — Она улыбается. — Но знаешь, благотворительность, налоговые льготы или что-то еще, для тебя это классно.

— Почти все? — спрашивает Кайла, появляясь в дверях. Её бледная кожа блестит от пота, длинные черные волосы стянуты назад в хвост, спрятанный под розовой бейсболкой. Она совершенно без косметики, и, как обычно, выглядит фантастически. Безупречная кожа досталась ей от матери японки.

— Почти, — отвечаю я. — Там для тебя еще одна коробка. — Я киваю в сторону угла.

— Ого, огромная, — с сарказмом отвечает она и подходит, чтобы поднять ее. — Не говори мне, что тут все твои книги.

— Обычные подушки и диванные, — говорю я, она с легкостью поднимает коробку.

Она выходит с коробкой в руках и смотрит на пустые стены. Такой вид, будто я здесь и не жила.

— Вау. Никола, я знаю, что ты сделала это место реально милым, но думаю, сегодня вечером мы должны все же выпить шампанского, чтобы отметить тот факт, что мне надо возвращаться в этот проклятый район, где каждый раз Суетливый Джо спрашивает у меня мелочь или минет.

— Суетливый Джо? — повторяю я.

Она пожимает плечами.

— Его слова, не мои. Окей, дамы, вы закончили с потолком и сняли шелушащийся линолеум? Потому что нам пора торопиться. Помните, разбирать вещи так же муторно, как и собирать.

Мы выходим на улицу, и я вижу своего домовладельца, мистера Стэнли, скоро он станет моим бывшим домовладельцем. Он стоит у здания, короткие ручонки скрещены на дородном животе, он курит и смотрит на фургон. Я позволила Брэму нанять фургон.

— Мистер Стэнли, — говорю я, подходя к нему, держа в руках коробку с надписью «Кухня. Барахло». Через секунду, ко мне подходит Линден и молчаливо берет коробку, ставя ее в фургон.

— Не ждите от меня хороших рекомендаций, — говорит мне мистер Стэнли, сигарета наполняет его и без того толстые щеки воздухом. Он так сильно хмурится, что его брови словно одна линия.

— Ну, вообще-то это не совсем справедливо, — спокойно отвечаю я, хотя на самом деле мне хочется высказать ему все, что я о нем думаю — Я бы уведомила вас за месяц, но у меня не было возможности. Разве не лучше так, чем я бы не заплатила вам аренду, и вы выселили меня?

— Но я люблю выселять людей, — говорит он с улыбкой. — И вы не получите обратно свой залог.

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо! Я совершенно забыла о депозите. $500 для меня сейчас это чертовски много.

— Здесь какие-то проблемы?

Внезапно рядом со мной появляется Брэм и кладет руку мне на плечо. Несмотря на прохладное, серое утро, она теплая и твердая. Так приятно. Может поэтому мне хочется смахнуть ее с себя.

Но я не могу сделать это перед мистером Стэнли. Кроме того, Брэм выглядит немного устрашающе. Сегодня он не в костюме, на нем темные джинсы и белая футболка, обтягивающая его тело и подчеркивающая каждый мускул. Я пыталась не замечать ничего, пока он двигался – ни его загорелую кожу или то, как напрягаются его руки, когда он поднимает что-то, ни влажное пятно от пота на спине. Но теперь я рада, что он такой большой и устрашающий, не хочется, чтоб мистер Стэнли думал, что ему все может сойти с рук.

— Никаких проблем, — с насмешкой говорит мистер Стэнли. Он вытаскивает сигарету и смотрит на Брэма, который возвышается над ним больше, чем над всеми остальными. — Просто рассказываю девочке, как надо быть хорошим арендатором. Вы выглядите как хороший жилец. Она нет.

— Девочка, — Брэм с акцентом растягивает слова, — съезжает, потому что они с дочерью не хотят жить в этом кишащем крысами гадюшнике. Вы не знаете, но я был внутри и видел, сколько строительных норм и правил вы нарушаете, не говоря уже о том, что даже одного из них достаточно, чтобы вас уволить?

Лицо мистера Стенли на секунду замирает. Не думаю, что когда-то видела его брови отдельно друг от друга.

— Так же я целый день забирал все дерьмо из ее квартиры, — продолжает Брэм и достает свой телефон, помахав перед ним. — У меня есть фотографии повреждений перекрытий между полами, сконструированных для того, чтобы предотвратить распространение огня; сломанной системы пожаротушения, щиток пожарной сигнализации все время мигает «тревога» и план пожарной безопасности устарел; а так же фотографии крысиного помета в подвалах; лифта, который не работает, заставляя всех, даже пожилых людей подниматься по лестнице; и пола в лобби кишащего муравьями.