Прекрасная Юнона

Глава 1

Мартин Кэмден Уиллисден, пятый граф Мертон, решительно шагал по коридору второго этажа Эрмитажа – своей фамильной загородной резиденции. По хмурому выражению его лица каждый, кто его знал, мог догадаться, что он не в духе. Как говаривали в седьмом гусарском полку, если на лице майора Уиллисдена появляются хоть какие-то эмоции, дело плохо. А сейчас отставной майор Уиллисден считал, что у него есть все основания для того, чтобы прийти в бешенство.

Его отозвали из весьма приятного изгнания на Багамах, вынудили оставить самую восхитительную любовницу из всех, которых он знал. И все ради того, чтобы, ступив на землю туманного Лондона, он оказался лицом к лицу с необходимостью бороться за сохранение семейного состояния, которое в результате полного небрежения пришло в ужасающий упадок. Старший Метьюс из фирмы «Метьюс и сыновья» предупреждал Мартина, что Эрмитаж в его нынешнем виде едва ли оправдает его ожидание. Но граф думал, что это лишь уловка, попытка старика заставить его поскорее вернуться в Англию. Майору следовало помнить, что Метьюс не имел привычки преувеличивать, скорее наоборот. Мартин поджал губы, и взгляд его серых глаз сделался еще мрачнее. С Эрмитажем дело обстояло даже хуже, чем с семейными капиталовложениями, в попытке реорганизовать которые он провел последние три недели.

Граф продолжал идти по коридору, как вдруг его задумчивость нарушил резкий хруст. От неожиданности Мартин остановился и опустил взгляд на пол. На полу не было ковровой дорожки! Одни лишь голые доски, да и те не слишком хорошо натертые.

Взгляд его серых глаз медленно поднялся выше, остановившись на потемневших отваливающихся обоях, обрамленных выцветшими, пахнущими плесенью драпировками. В коридоре царил пронизывающий холод. Мартин окончательно помрачнел и, проклиная все на свете, мысленно добавил смену обоев и драпировок к списку дел, не требующих отлагательств. Если ему суждено снова посетить Эрмитаж, пусть лишь на один день, этот дом необходимо привести в порядок, подумал он.

Отбросив в сторону досаду и раздражение, он, собравшись с силами, двинулся в сторону покоев вдовствующей графини. С того самого момента, как восемь часов назад Мартин прибыл сюда, он откладывал неизбежную встречу с матерью под предлогом того, что ему необходимо ознакомиться со всеми напастями, обрушившимися на его фамильное гнездо. Теперь Мартин осознал всю серьезность положения. Однако он принял все необходимые решения и твердо держал в руках бразды правления.

Тем не менее его ожидания, связанные с предстоящей встречей, выглядели совсем не так очевидно. Мартин с удивлением обнаружил, что так и не смог справиться с неуверенностью.

Сколько он себя помнил, его мать, леди Кэтрин Уиллисден, графиня Мертон, терроризировала всех домашних. Судя по всему, единственными, кто оказался ей неподвластен, были его отец и он сам. На отца ее деспотия не распространялась изначально. Мартину повезло меньше.

Граф остановился перед простой деревянной дверью, ведущей в покои графини. Как бы то ни было, она его мать, напомнил он себе. Мать, которую он не видел тринадцать лет и которая осталась в его памяти как холодная, расчетливая женщина, в чьем сердце для него никогда не находилось места. Какая часть вины за упадок его родовых поместий была за ней? Мартин знал, насколько мать эгоистична, и этот вопрос занимал его. Собственно говоря, были и другие вопросы, в том числе и тот, как она отнесется к нему теперь. Ответы ждали его за дверью.

Почувствовав, как инстинктивно расправились плечи, что вошло у него в привычку в армии, когда он входил в кабинет своего командира, Мартин скривил губы. Отбросив сомнения, он поднял сжатую в кулак руку и постучал. В ответ послышалось отчетливое повеление войти. Он повиновался и распахнул дверь.

Остановившись на пороге и опустив ладонь на дверную ручку, он с привычным бесстрастно небрежным видом быстро оглядел комнату. То, что он увидел, позволило ему ответить на некоторые из его вопросов.

Высокая, прямая фигура в кресле перед окном показалась ему крупнее, чем он помнил, она, пожалуй, была более костлявой. Волосы матери заметно поседели. Но она по-прежнему излучала ту же спокойную уверенность, которую так живо сохранила его память. Только вид скрюченных рук, бесцельно лежавших на коленях, да странная неподвижность, насторожив Мартина, сказали ему правду. Ему уже сообщили, что у матери ревматизм и она не выходит из своей комнаты. Но он решил, что это обычная реакция светской дамы на сравнительно небольшое недомогание. Теперь он своими глазами видел реальность. Его мать была прикованным к своему креслу инвалидом.

Внезапно Мартина с болезненной силой охватила жалость. Он помнил эту женщину активной и подвижной. Лучше всех из их семьи она ездила верхом и танцевала. А потом его взгляд наткнулся на ее глаза, серые, холодные и, как всегда, смотрящие высокомерно. Только теперь они смотрели на него с еще бóльшим неприятием, чем когда-либо раньше. Мартина вдруг осенило, что его жалость – последнее, что согласилась бы принять от него мать.

Несмотря на самый настоящий шок, лицо Мартина оставалось непроницаемым. Он не спеша закрыл дверь и прошел в комнату, на мгновение остановив взгляд на округлившихся от удивления глазах еще одного обитателя этой большой гостиной – вдовы его старшего брата, Мелиссы.

Сидя в своем кресле с высокой спинкой, Кэтрин Уиллисден с невозмутимым видом смотрела, как к ней приближается ее третий сын. Ее губы сжались при взгляде на его высокую, сильную, но вместе с тем изысканно-элегантную фигуру. Когда Мартин подошел ближе, луч света упал на его лицо. Острый глаз матери мгновенно уловил под этой элегантностью твердость и беспощадную решимость, а главное, плохо скрываемый светскими манерами гедонизм – главную черту его характера, как искренне считала леди Кэтрин.

И вот Мартин стоял перед ней. К ужасу графини, он потянулся к ее руке. Ей следовало бы остановить его, но она не смогла. Гордость заставила удержать в горле слова, готовые сорваться с ее губ. Сильная, теплая рука сомкнулась вокруг ее шишковатых пальцев. Но это неожиданное ощущение тут же исчезло, сменившись внезапным волнением, когда его темная голова склонилась и она почувствовала прикосновение его губ к своей морщинистой коже. Мартин бережно положил ее руку назад на колени и прилежно поцеловал мать в щеку.

– Мама.

Это слово, произнесенное резким и более низким, чем она помнила, голосом, вернуло леди Кэтрин к реальности. Она быстро сморгнула. Сердце забилось чаще. Смешно! Она, нахмурившись, уставилась на сына, стараясь придать своему взгляду ледяное спокойствие. Легкая улыбка, промелькнувшая на его губах, говорила о том, что от него не укрылось ее замешательство. Однако леди Кэтрин не утратила решимости подчинить сына своей власти. Она сможет и непременно добьется того, чтобы он никогда больше не посмел стать источником скандала.

– Если не ошибаюсь, сэр, я велела вам явиться ко мне без промедления, как только вы доберетесь до Англии.

Ничуть не обеспокоившись по поводу ледяного взгляда матери, Мартин подошел к пустому камину. Его черные брови поползли вверх, изображая вежливое удивление.

– Разве мой секретарь не написал вам?

Светлые глаза леди Кэтрин гневно сверкнули.

– Если вы имеете в виду записку от мистера Уезеролла о том, что граф Мертон занят, принимая дела, связанные с наследством, и посетит меня при первой же возможности, то я получила ее, любезный мой! Но я хочу знать, что все это значит. И почему, если вы наконец соизволили явиться сюда, вам понадобился целый день, чтобы дойти до моей комнаты?!

Наблюдая несомненные признаки ярости, исказившие лицо матери, Мартин боролся с соблазном напомнить ей о своем титуле. Он не ждал, что разговор будет приятным, но теперь мать почему-то не казалась ему такой отстраненной и враждебной, как раньше. Может быть, физическая слабость придавала леди Кэтрин больше человечности?

– Скажу лишь, что дела Мертонов оказались несколько хуже, чем я думал, – с невозмутимым спокойствием обратился Мартин к матери. Он поставил обутую в сапог ногу на медную решетку и облокотился на украшенную богатой резьбой каминную полку. – А теперь, когда я наконец смог уделить вам некоторое время, оторвав его от всех этих треклятых дел по вступлению в наследство, может быть, вам будет угодно сказать, зачем вы хотели меня видеть?

Сознательным усилием воли леди Кэтрин постаралась скрыть свое изумление. Ее поразили не столько слова сына, сколько тон его голоса. Все милые, легкие нотки, звучавшие в нем с юности, исчезли без следа. Их место заняла глубина с большой долей жесткости, жесткости с властным оттенком, который едва скрывала светская любезность.

Леди Кэтрин внутренне вздрогнула. Мысль о том, чтобы оказаться под пятой у повесы-сына, казалась ей смехотворной. Мартин всегда отличался дерзостью, но он никогда не был глуп. Теперь, когда он так ясно выражал свое отношение к ней, настало время оставить прежнее высокомерие. С видом горделивого достоинства леди Кэтрин переключилась на тему будущности сына:

– Мне хотелось поговорить с вами о вашем будущем.

Приняв позу вежливого внимания, Мартин прислонился спиной к каминной полке, картинно скрестив ноги и устремив на мать уверенный взгляд.

Леди Кэтрин нахмурила брови и кивнула в сторону кресла:

– Сядьте.

Губы Мартина изогнула ленивая улыбка.

– Мне вполне удобно. Так о чем вы хотели меня проинформировать?

Леди Кэтрин больше не смотрела на сына. Его непринужденность приводила ее в замешательство. Она решила не подавать виду, насколько эта непринужденность ее смущает, и заставила себя встретить его недрогнувший взгляд.

– Во-первых, я полагаю совершенно необходимым, чтобы вы как можно скорее женились. В связи с этим я сделала определенные приготовления и подобрала вам партию – мисс Фейт Уендовер.

Брови Мартина поползли вверх.

Заметив это, леди Кэтрин торопливо продолжила:

– Учитывая, что теперь титул перешел к третьему из моих четырех сыновей, вас едва ли может удивить моя обеспокоенность вопросом о том, чтобы обеспечить этот титул наследником.

Старший сын графини Мертон, Джордж, женился в угоду семье. Однако его жена Мелисса, скромная, скучная Мелисса, к несчастью, не оправдала их ожиданий. Второй сын, Эдвард, погиб за несколько лет до этого, сражаясь в рядах армии, доблестно отразившей нашествие Зверя. Год назад Джордж умер от лихорадки. До этого времени графине и в голову не могло прийти, что титул достанется ее невыносимому третьему сыну. Если бы леди Кэтрин могла это предвидеть, она пожелала бы ему умереть в какой-нибудь заморской авантюре, сделав следующим графом ее любимца Дэмиана.

Но теперь Мартин стал графом, и ей нужна была уверенность в том, что он продолжит род.

Исполнившись решимости сокрушить любое сопротивление, леди Кэтрин устремила на сына властный взгляд:

– Мисс Уендовер богатая наследница и достаточно хороша собой. Из нее выйдет прекрасная графиня Мертон. Она из очень уважаемой семьи и получит в приданое много земли. Теперь, когда ты здесь и можешь все подписать, свадьбу можно назначить через три месяца.

Приготовившись отстаивать свои планы против бури протестов, леди Кэтрин властно вздернула подбородок и в ожидании уставилась на стройную фигуру, стоявшую возле камина. Мартин опустил глаза и, казалось, насторожился. Леди Кэтрин с неожиданным любопытством разглядывала своего сына. Она помнила Мартина двадцатидвухлетним молодым человеком, уже успевшим пристраститься ко всем светским порокам: вину, азартным играм и, конечно, женщинам. Особым пристрастием он обладал к играм с противоположным полом, что и привело его быстро продвигавшуюся карьеру к внезапной остановке. Серена Монктон обвинила Мартина в том, что он соблазнил ее. Он все отрицал. Однако никто, включая членов его семьи, не верил ему. Тем не менее Мартин наотрез отказался жениться на этой девчонке. Его отец был в ярости. Ему пришлось откупиться от родных девушки и отправить своего третьего сына к дальнему родственнику в колонии. Всю свою жизнь до самого последнего дня граф Джон жалел, что сделал это. Мартин всегда был его любимцем, а он умер, так и не повидав его.

Желая найти подтверждение тому, что, по сути, ее сын остался прежним, леди Кэтрин беззвучно фыркнула, узнавая эти широкие плечи и длинные стройные ноги. Его сильная и мускулистая фигура – фигура Адониса – осталась прежней. Длинные пальцы выглядели чистыми и ухоженными. На правой руке поблескивала золотая печатка, подаренная отцом на его двадцать первый день рождения. Вьющиеся волосы цвета воронова крыла спадали на лоб почти до бровей. Все это она помнила. Чего она не могла припомнить, так это той силы, которую излучало его точеное лицо, и ощущения уверенности, простиравшейся дальше обычного высокомерия. Его изящные движения создавали впечатление сдерживаемой мощи. Такого сына графиня совсем не знала.

С возрастающей неуверенностью леди Кэтрин ждала проявления хоть какого-нибудь недовольства. Однако его не последовало.

– Вы ничего не хотите сказать?

Погрузившись в задумчивость, вызванную воспоминаниями о предыдущем случае, когда мать пыталась заставить его жениться, Мартин поднял глаза на графиню. Его брови поползли вверх.

– Напротив. Но сначала я хотел бы услышать обо всех ваших планах. Уверен, вы изложили не все.

– Безусловно. – Леди Кэтрин бросила на сына взгляд, который мог бы сразить любого более слабого человека, и пожалела, что Мартин отказался сесть. Возвышаясь над ней, он выглядел слишком уверенным, чтобы его удалось смутить. Тем не менее леди Кэтрин не оставила решимости исполнить свой долг. – Второй пункт касается фамильного поместья и других дел. Вы сказали, что ознакомились с ними. Мне бы хотелось, чтобы вы оставили управление в руках тех людей, которых нанял Джордж. Они, несомненно, справятся с этим куда лучше, чем вы. В конце концов, у вас нет опыта управления таким большим поместьем.

Уголок рта Мартина дернулся. Он вернул его на место.

Леди Кэтрин, поглощенная изложением своих аргументов, упустила это предостережение.

– После того как вы женитесь на мисс Уендовер, вы должны будете через год переехать сюда. – Она замолчала, с любопытством глядя на Мартина. – Вы, возможно, не знаете, но это мои деньги позволяют поддерживать поместье Мертонов на плаву. Не стоит забывать, что еще до брака с вашим отцом я имела свое состояние. После его смерти я распорядилась так, чтобы то, что от него осталось, позволяло оплачивать наши расходы на жизнь, поскольку поместье не приносит для этого достаточно денег.

Мартин не произнес ни звука.

Несмотря на его хладнокровную реакцию, леди Кэтрин, уверенная в своей победе, решила предъявить свой последний козырь:

– В случае, если вы не согласитесь на мои условия, я заберу свой капитал и вы останетесь без средств. – С этими словами она сверкнула взглядом в сторону высокой фигуры сына, по-прежнему небрежно опирающегося на камин. В покрое его темно-синего сюртука чувствовалась рука мастера, первозданная чистота белья выглядела безупречно. Блестящие сапоги довершали картину. Леди Кэтрин рассудила, что Мартин привык тратить на себя достаточно много денег.

Тем временем объект ее пристального внимания с интересом рассматривал носок своего сапога.

Неустрашимая графиня прибегла к последнему аргументу:

– Если вы решитесь пренебречь моими пожеланиями, я прокляну вас и оставлю все свое состояние Дэмиану.

Сделав такое всеобъемлющее предостережение, вдовствующая графиня улыбнулась и вновь погрузилась в свое кресло. Мартин всегда недолюбливал Дэмиана, испытывая ревность к любимчику матери. Уверенная в том, что выиграла это сражение, она взглянула на сына.

Леди Кэтрин оказалась совершенно неготовой к ленивой улыбке, которая медленно расплылась на его хмуром лице, смягчив резкие черты и придав их дьявольской красоте аристократическую утонченность. В ее голове мелькнула неуместная мысль о том, что трудно удивляться той легкости, с которой именно этот из ее четырех сыновей покорял женские сердца.

– Если это все, что вы хотели сказать, мадам, я позволю себе сделать несколько замечаний.

Леди Кэтрин моргнула и с царственным видом наклонила голову, стараясь выглядеть милостивой в своей победе.

Мартин с бесстрастным видом выпрямился и подошел к окну:

– Прежде всего, что касается моей женитьбы. Я женюсь, когда пожелаю и на ком пожелаю. Если вообще пожелаю. – Взгляд Мартина скользнул по верхушкам деревьев парка. Предложения матери возмутили, но нисколько не удивили его. Несмотря на то что ее махинации ничуть не привлекали Мартина, он понимал и с уважением относился к той преданности фамильному долгу, которая заставляла ее прибегать к ним. Более того, они лишь укрепляли его уверенность в том, что не она стала причиной истощения фамильных богатств Мертонов. Мартина порадовало, что мать прибегла к этой словесной выволочке, прежде чем по-настоящему отлучить его от дома. Запертая в своей комнате, тогда как все домочадцы оставались без ее бдительного присмотра, мать едва ли могла себе представить, в каком состоянии находилась остальная часть ее обиталища. Ее личные комнаты содержались в относительном порядке, гораздо лучшем, чем все остальные, где царил хаос. Это подтверждало ее способность держать слуг в страхе и могло вызвать у недалекой Мелиссы и даже у Джорджа ощущение неотвратимости упадка. И если та часть сада, которую он видел сейчас перед собой, по-прежнему выглядела достойно, то как его мать могла узнать, что все остальное находится в полнейшем запустении? Мартин продолжал стоять у окна, легонько барабаня пальцами по широкому подоконнику. – Кстати, о Дэмиане. Смею заметить, что он едва ли будет вам благодарен за попытки меня женить. Так или иначе, пока я не обзавелся законным сыном, он мой наследник. Принимая во внимание его финансовые затруднения, не похоже, чтобы он оценил ваши старания помочь мне в скорейшем исполнении моего долга.

Леди Кэтрин окаменела. Мартин окинул взглядом вжавшуюся в свое кресло невестку, внимательно следившую за перепалкой между матерью и сыном, хотя всем своим видом та показывала, что погружена в свое вышивание. Скептически приподняв брови, он повернулся к разгневанной матери.

– Как вы смеете! – На мгновение графиня в ярости лишилась дара речи, но потом ее как будто прорвало. – Вы женитесь, как я велю вам! Никакие другие варианты не рассматриваются! Я уже обо всем договорилась.

– Естественно, – отчетливо и холодно произнес Мартин. – Я сожалею о тех неудобствах, которые вы доставили другим своими действиями. Однако, – в его голосе послышались более суровые ноты, – я теряюсь в догадках, почему вы решили, будто можете разговаривать со мной в таком тоне. Мне трудно поверить, что родители мисс Уендовер настолько сильно заблуждаются, что считают, будто вы имеете на это право. Если это действительно так, то их разочарование станет результатом их собственной глупости. Надеюсь, вы не замедлите сообщить им о том, что союз между мной и мисс Уендовер не состоится.

Потрясенная леди Кэтрин заморгала глазами.

– Вы с ума сошли! Это унизительно! – Она выпрямилась в кресле, сплетя лежавшие на коленях руки, с выражением зарождающегося ужаса на лице.

У Мартина неожиданно возникло желание успокоить ее. Его матери следовало уразуметь, что юноши, покинувшего этот дом тринадцать лет назад, больше нет, подумал он.

– Мне не хотелось бы указывать вам на то, что все неприятности, которые вы можете испытать, являются следствием ваших собственных действий. Будет очень хорошо, мадам, если вы поймете, что я не позволю вам распоряжаться мной.

Не в силах встретить его суровый взгляд, леди Кэтрин опустила глаза на свои скрюченные пальцы. Мартин внезапно стал очень похож на своего отца.

Поскольку мать ничего не отвечала, граф уже более спокойно и сухо продолжил:

– Что касается вашего второго пункта, могу сообщить вам следующее. После того как я тщательным образом ознакомился со всем, относящимся к моему наследству, я отменяю все назначения, сделанные Джорджем. Наши поверенные «Метьюс и сыновья» и «Бромлейс», а также наши банкиры Бленчарды останутся для нас теми, кем они были со времен моего отца. Но этим поместьем, равно как и более мелкими поместьями в Досрете, Лесистершире и Северном Эмптоншире, займутся мои люди. Те, кого нанял Джордж, совершенно обескровили их. Это выше моего понимания, мадам, каким образом такое большое поместье, как Мертон, в течение двух лет, прошедших после смерти отца, вдруг оказалось неспособным более обеспечить семью.

Мартин замолчал, стараясь сдержать гнев, бушевавший в нем под личиной спокойствия. Одна лишь мысль о состоянии его родовой вотчины приводила его в бешенство. Поняв по потрясенному виду матери, что ей нужно время, чтобы взять себя в руки, он позволил себе с любопытством осмотреть комнату.

Между тем мозг леди Кэтрин продолжал лихорадочно работать. Беспокойная память ударила ее словно обухом, напомнив о странном взгляде, который бросил на нее старый Метьюс, когда она, дав волю своему негодованию по поводу того, что наследником стал Мартин, принялась перечислять все его недостатки. Ей вспомнилось осторожно высказанное поверенным мнение, что Мартин именно тот, кто нужен землям Мертонов. Она никак не ожидала, что Метьюс может одобрить Мартина с его неумеренной расточительностью. Позднее она узнала, что сын нанял эту же фирму, чьими услугами долгое время пользовался его отец, для представительства Мертонов в делах. Ее поразило, что Мартину могли понадобиться услуги такой фирмы, как «Метьюс и сыновья». Замечание Метьюса обеспокоило ее. Теперь она поняла, что оно означало. Да будь он проклят! Почему он не объяснил ей все толком? И почему она сама не спросила?

Остановив взгляд на белокурой, с проблесками серебра, склоненной голове Мелиссы, Мартин снова повернулся к матери. Он угадал ход ее мыслей гораздо быстрее, чем ей хотелось, и его губы изогнулись в кривой усмешке.

– Вы совершенно правы, говоря, что у меня нет опыта управления поместьями такого размера. Мои собственные значительно более обширны.

В очередной раз подтвердив, что ее сын изменился не только внешне, эти слова заметно поколебали уверенность леди Кэтрин. Но еще больше они поколебали все ее планы.

Под ее молниеносным взглядом ухмылка Мартина превратилась в не лишенную любезности улыбку.

– Вы полагали, что ваш расточительный сын оставил свою нищенскую жизнь, чтобы повиснуть у вас на шее?

Взгляд, брошенный матерью, был красноречивее любых слов. Мартин оперся на край подоконника, вытянув вперед свои длинные ноги.

– Мне очень жаль разочаровывать вас, мадам, но я не нуждаюсь в ваших деньгах. По возвращении в Лондон я попрошу Метьюсов навестить вас, чтобы вы могли переписать свое завещание. Молю Бога, чтобы вы исполнили свою угрозу и лишили меня наследства. Дэмиан никогда не простит вам, если вы этого не сделаете. Кроме того, – добавил Мартин, сверкнув серыми глазами, – новость о том, что он ваш наследник, очень поддержит его и как минимум избавит меня от необходимости постоянно вытаскивать его из долговой ямы. Правда, насколько мне известно, он может удариться во все тяжкие. Если Дэмиан решит обойтись с вашими деньгами таким образом, я буду только рад. Однако, как бы он ни поступил, ни цента из ваших средств больше никогда не будет потрачено на поместья Мертонов.

Мартин внимательно смотрел в лицо матери, изучая разрушительное воздействие времени на ее былую красоту. Оправившись от первоначального шока, она снова приподнялась в своем кресле. Ее глаза стали похожи на серые камни, а губы сжались. Несмотря на нездоровье, ее сухопарая фигура все еще производила впечатление определенной силы и решимости. К своему удивлению, Мартин уже не чувствовал потребности бороться с ней, поражать ее своими успехами, демонстрируя, насколько он достоин ее любви. С годами эта потребность тоже умерла в нем.

– Теперь что касается вашего последнего условия. – Он оттолкнулся от подоконника и, опустив глаза, стал поправлять рукава. – Безусловно, часть времени я буду проводить в Лондоне. Кроме того, я намерен наведываться в свои поместья, навещать друзей. Я также предполагаю приглашать гостей сюда. Насколько я помню, при моем отце Эрмитаж славился своим гостеприимством.

Мартин взглянул на мать. Та сосредоточенно смотрела куда-то за его спину, словно старалась разглядеть там новый облик своего сына.

– Конечно, подобные визиты невозможны до тех пор, пока дом не будет восстановлен.

– Что? – сорвалось с губ леди Кэтрин. Ее удивленный взгляд остановился на лице Мартина.

– Это не должно вас беспокоить. – Мартин нахмурился. Матери ни к чему было знать, насколько плох дом на самом деле. Она бы сочла себя униженной. – Я пришлю сюда декораторов, как только они закончат работы в Мертон-Хаус. – Мартин сделал паузу, однако взгляд матери уже снова устремился куда-то вдаль. Она ничего не ответила, и Мартин выпрямился. – Через час я возвращаюсь в Лондон. Если вы больше ничего не желаете обсудить, я хотел бы попрощаться.

– Должна ли я понимать, что эти декораторы переделают на ваше усмотрение и мои комнаты? – Едкий сарказм в голосе леди Кэтрин мог бы растворить стекло.

Мартин смягчил свою улыбку. Он быстро просчитал возможные варианты.

– Если хотите, я, конечно, скажу им, чтобы они учли ваши пожелания в отношении тех комнат, которые вам особенно дороги.

Будучи в здравом уме, он не мог возложить на мать надзор за столь масштабной реконструкцией и, сказать по правде, намеревался использовать эту возможность, чтобы придать обители предков свою собственную индивидуальность.

Взгляд матери избавил его от беспокойства по поводу того, что она может отреагировать на это проявление его своеволия и начнет возражать. Успокоившись, Мартин выжидательно поднял брови.

Леди Кэтрин с очевидной неохотой кивнула в знак прощания.

Мартин отвесил ей вежливый поклон, кивнул Мелиссе и вышел из комнаты.

Леди Кэтрин проследила за тем, как он уходит, и погрузилась в задумчивое молчание. Прошло достаточно много времени после того, как дверь за ним закрылась, прежде чем она пришла в себя и ее невидящий взгляд сосредоточился на пустом очаге. В конечном счете, если отбросить старые воспоминания, она не могла не удивиться тому, что, несмотря на все сопутствующие неприятности, в глубине сердца она испытывала облегчение оттого, что рядом появился мужчина. Настоящий мужчина, готовый взять дела в свои руки.

Спустившись вниз, Мартин слегка замедлил шаги на крыльце с портиком, возле которого его ждал открытый двухколесный экипаж, запряженный парой гнедых лошадей, нетерпеливо бьющих копытами. Его встретил тяжелый сухой кашель, донесшийся с противоположной стороны. Мартин нахмурился и, не обращая внимания на свисавшие сбоку вожжи, потрепал холки своих любимцев. Обойдя их, он обнаружил своего бывшего денщика, а ныне лакея и грума Джошуа Кэрратерса, стоявшего привалившись к коляске. Его глаза смотрели прямо на Мартина поверх большого носового платка.

– В чем, черт возьми, дело? – Задавая этот вопрос, Мартин уже знал ответ.

– Ниче, тока холодно, – неразборчиво пробормотал Джошуа, пренебрежительно махнув рукой. Он сложил платок и сунул его в карман своих коротких штанов, обнажив под зорким взглядом хозяина блестящий красный нос. – Давайте лучше поедем.

Мартин не двинулся с места.

– Ты никуда не поедешь.

– Но я ж своими ушами слыхал, как вы сказали, что ни за что на свете не останетесь на ночь в этой старой развалюхе.

– Твоя память, как всегда, в порядке, как, впрочем, и слух. Я уезжаю.

– Не-а, без меня нельзя.

Мартин с раздражением уткнул руки в бока и смотрел, как старый солдат, покачиваясь, ковыляет к задку коляски. Когда он ухватился за ее край, его настиг очередной приступ кашля. Мартин выругался. Приметив двух мальчишек-конюхов, с ужасом взирающих то на экипаж, то на его хозяина, Мартин подозвал их:

– Придержите коней.

Удостоверившись в том, что мальчишки надежно держат неугомонных лошадей, он подхватил Джошуа под локоть и поволок по направлению к дому.

– Добиваешься, чтобы тебя снова отправили в казармы? Черт побери, старик, ты же свалишься на первом же повороте.

Джошуа попытался попятиться назад, но тщетно.

– Но…

– Я знаю, что дом в плачевном состоянии, – возразил Мартин, поднимая своего сопротивляющегося оруженосца на ноги. – Но сейчас я кое-что подправил так, чтобы остальные слуги навсегда запомнили, как должны делаться дела. По крайней мере, – добавил он, останавливаясь в сумрачном парадном холле, – я надеюсь, что они это запомнят.

Он сделал распоряжения, которые впоследствии слугам полагалось исполнять самостоятельно, как это было во времена его отца. Кое-кто из челяди оставался в доме с тех самых пор, и Мартин ожидал благополучного исхода. Все местные обитатели, многие из которых поколениями прислуживали в доме Мертонов, впали в недоумение, оказавшись под началом неумехи Джорджа. Освободившись от его тирании, они, казалось, и сами рады были вернуть Эрмитаж в надлежащее состояние.

Джошуа фыркнул:

– А как же лошадки?

Губы Мартина дрогнули, но он подавил желание улыбнуться и поднял брови на пугающую высоту.

– Уж не собираешься ли ты усомниться в моей способности позаботиться о своих лошадях?

Джошуа, что-то пробурчав, бросил на него потухший взгляд.

– Отправляйся в постель, старый ворчун. Когда проспишься и сможешь держаться верхом, возьмешь в конюшне лошадь и вернешься в Лондон. Бери ту, что осталась от Джорджа. Это единственное животное, которое хоть в какой-то степени обладает качествами, удовлетворяющими твоим высоким требованиям.

Ничуть не успокоенный такой перспективой, Джошуа недовольно хмыкнул. Однако он понимал, что лучше не спорить. Решив ограничиться последним предостережением, лакей произнес:

– Собирается дождик. Так вы уж будьте поосторожней. – И поковылял в сторону рассохшейся, обитой сукном двери в конце коридора.

Мартин, улыбаясь, вернулся к коляске. Отпустив таращившихся на него мальчишек, он забрался на высокое сиденье и вскинул поводья. Коляска покатилась по заросшей сорняками аллее. Мартин не стал оглядываться.

Когда он миновал столбы, обозначавшие парадный въезд, и проезжал через чугунные ворота, едва державшиеся на петлях, из его груди вырвался тяжелый вздох. Тринадцать лет он хранил в памяти воспоминание о своем доме, как о чарующей радостной обители, как о райском саде, куда он страстно желал вернуться. Судьба позволила его желанию сбыться, но, как это случается всегда, лишила его мечты. Очарование и радость исчезли, став жертвой небрежения, постигшего дом после того, как он лишился отцовской заботы.

Мартин должен восстановить его, вернуть былое очарование, ощущение безмятежного покоя. Он был полон решимости сделать это. Его челюсти сжались сильнее, серые глаза сверкнули стальным блеском в лучах послеполуденного солнца. По правде сказать, Мартин с радостью покидал то, во что превратилась его мечта. Он останется в Лондоне, пока работа не будет завершена. В следующий раз он снова увидит свой дом таким, каким пронес его в своем сердце через все годы разлуки. Своим личным раем.

Вдали показалась дорога на Таунтон. В поисках нужного поворота Мартин бросил беглый взгляд на запад. Джошуа оказался прав: надвигался дождь. Мартин сжал губы, обдумывая возможные варианты действий. Если он остановится в Таунтоне, добраться за день до Лондона будет совсем непросто. Он мог повернуть на Илчестер, где они с Джошуа достаточно комфортно провели прошлую ночь в «Лисе». Приняв такое решение, Мартин бросил поводья, позволяя лошадям как следует размять ноги. Как подсказывала память, он мог заметно срезать путь, взяв немного южнее Таунтона, чтобы добраться в Илчестер до начала грозы.

Двумя часами позже коляска соскользнула и опасно накренилась, попав колесами в очередную колею. Мартин громко выругался. Он натянул поводья и вгляделся в сгущающийся впереди мрак. Кратчайший путь не оправдал его ожиданий. С запада доносились глухие раскаты. Мартин вглядывался в горизонт, едва заметный под низкими тучами. Возможность выбраться на дорогу в Лондон до грозы казалась весьма сомнительной.

Мартин слегка стегнул лошадей, направляя их по разбитой колее проселка. Он изо всех сил напряг память в попытке извлечь оттуда упоминание о каком-нибудь укрытии, расположенном по соседству, когда воздух вдруг пронзил отчаянный крик. Лошади рванули. Быстро остановив их, Мартин спрыгнул со своего места и успел подхватить уздечки как раз вовремя, чтобы не дать лошадям встать на дыбы, когда ночь огласил повторный крик. Он доносился из маячившего впереди леса. Без сомнения, кричала женщина. Мартин поспешил надежно привязать коляску к ближайшему дереву и, выхватив из-под сиденья пару заряженных пистолетов, двинулся в заросли. Оказавшись под сенью деревьев, он постарался идти тихо, мысленно поблагодарив свое непутевое детство, когда он в компании Джонни Хоббса из деревни частенько пробирался в охотничьи угодья отца.

Пройдя немного вперед, Мартин застыл на месте. Перед ним лежала небольшая поляна, к которой с противоположной стороны подходила тропа. Посреди поляны в каком-то странном вальсе, кряхтя и ругаясь, кружились двое сомнительного вида мужчин.

– Стой спокойно, маленькая!..

– Вот черт! Эта девка укусила меня за палец!

Когда один из мужчин отбежал назад, глазам Мартина предстали двое неряшливо одетых крепышей и дама. Вне всякого сомнения, перед ним была дама. Ее шелковое платье слегка поблескивало в сумерках. Высокому мужчине удалось схватить ее сзади за руки и удерживать, несмотря на все ее попытки ударить его.

– Слушайте, миссис. Хозяин приказал не делать вам больно, просто придержать вас здесь, и все. Только как нам это сделать, если вы не хотите постоять спокойно?

Отчаяние, звучавшее в голосе мужчины, вызвало на лице Мартина сочувственную улыбку. Поляна была слишком большой, чтобы он смог незаметно подкрасться к ним. Осторожно обойдя ее по кругу, он встал так, что мужчина, державший даму, оказался к нему спиной.

– Глупцы! – Женщина и ее преследователь качнулись в сторону. – Разве вы не знаете, что полагается за похищение? Если вы меня отпустите, я заплачу вам вдвое больше того, что пообещал ваш хозяин!

Брови Мартина подскочили вверх. Голос женщины звучал вполне уверенно. Очевидно, она не теряла головы.

– Может, и так, леди, – прорычал мужчина, возившийся со своим пальцем, – только наш хозяин из благородных. Он не любит, когда ему перечат. Нет уж. Я, ей-богу, не вижу, как мы можем вам угодить.

Подняв вверх оба пистолета, Мартин вышел из зарослей:

– Позвольте. Разве вас не учили, что желание дамы – закон?

Тот, что держал женщину, отпустил ее и повернулся лицом к Мартину. Мартин увидел, что второй мужчина достал нож. Тогда он прицелился и выстрелил. Пуля попала мужчине в локоть. Он выронил нож и завыл. Услышав это, его товарищ повернулся и упустил замечательное зрелище, когда отставной майор Мартин Уиллисден, солдат удачи, прекрасно владевший оружием, оказался повержен ударом совсем маленького кулачка, пришедшимся ему прямо в челюсть. Его голова дернулась назад, ударившись о низко растущую ветку. Оглушенный, он обмяк и медленно опустился на землю.

Хелен Уолфорд смотрела на высокую фигуру, распростершуюся у ее ног. Святые небеса! Это же совсем не Хедли Суэйн! Разряженный пистолет, зажатый в левой руке мужчины, все еще дымился. Его правая рука продолжала держать другой пистолет, с взведенным курком. Хелен схватила его. Одной рукой подобрав юбки, она перепрыгнула через лежащее тело и повернулась кругом, направив пистолет на своего преследователя. Разделявшее их тело помешало ему схватить ее.

– Не подходи! – предупредила она. – Я знаю, как этим пользоваться.

Оценив уверенность, с которой пистолет целился ему в грудь, мужчина решил послушаться. Он взглянул назад на своего подручного, стоявшего на коленях и стонавшего от боли. Потом бросил на Хелен неприязненный взгляд:

– Проклятье!

Посмотрев на нее с угрозой, он отвернулся и снова уставился на своего товарища. Помогая ему подняться на ноги, мужчина прорычал:

– Давай бросим это дело. Земли хозяина совсем недалеко отсюда. По мне, так пусть сам разбирается.

Его слова донеслись до Хелен. Ее глаза расширились от удивления.

– Ты хочешь сказать, что это не твой хозяин? – Она перевела взгляд на неподвижное тело у ее ног. Господи! Что она наделала?

Мужчины тоже уставились на обмякшую фигуру.

– Этот франт? Да мы никогда его в глаза не видали, миссис.

– Кем бы он ни был, когда очнется, ему не очень-то понравится то, что вы сделали, – со смехом добавил второй.

Хелен сглотнула и махнула пистолетом. Недовольно ворча, оба негодяя двинулись к зарослям, где стояла жалкая повозка, запряженная одной полудохлой клячей. Они забрались в повозку и, стегнув лошадь, поехали по разбитой дороге.

Оставшись во мраке наедине со своим лежащим без сознания спасителем, Хелен уставилась на его неподвижную фигуру:

– О господи!

С самого утра ее преследовали сплошные несчастья. На рассвете ее похитили, завернув в какое-то вонючее одеяло. Потом несколько раз пересаживали из одного экипажа в другой, пока звуки Лондона не остались далеко позади. Весь день ее толкали и тискали, связывали и затыкали рот, выкручивали руки и запихивали в грязные повозки. Голова до сих пор гудела. А теперь, когда ее наконец спасли, она воспользовалась этим, чтобы оглушить своего спасителя.

Хелен со стоном приложила руку ко лбу.

На сегодня ее удача явно взяла выходной.