Принц и Виски

Глава 1

Я несколько раз обошла территорию кладбища, выкликая имя принца, но он так и не отозвался. Если бы не разворошенное захоронение и пустое ложе с вмятиной, решила бы, что мне всё примерещилось. В любом случае пора было возвращаться домой – до города ещё несколько миль вдоль шоссе топать.

Руки одеревенели от усталости и едва слушались, но я вернула крышку гроба на место, кое-как закидала землей и разровняла лопатой. Потом нарвала у ограды мальву и очанку и воткнула сверху. Поправила декоративную урну. Вот так. Если не приглядываться, ничего не заметно. А приглядываться и некому: я ещё когда брала лопату из сторожки, обратила внимание на ворсистые ковры паутины и пуфики пыли – сюда несколько десятилетий никто не наведывался, не считая редких туристов, и, наверняка, ещё столько же не наведается. Кладбище старинное и закрыто для новых захоронений. Но лопату я всё равно исправно повесила на гвоздь, к другим инструментам для расчистки дорожек.

К тому времени, когда выбралась на шоссе, начало светать. По дороге зевала и размышляла о том, куда мог направиться принц. Наверное, он уже за тридевять земель отсюда. Я бы, на его месте, делала ноги из нашей дыры. А учитывая резвость передвижений, не удивлюсь, если он прямо сейчас заходит в парижское кафе «Две мельницы» на Монмартре, в котором я мечтаю побывать с тех пор, как посмотрела «Амели», или гуляет с медведями по Красной площади или вообще сидит на Великой китайской стене.

Родной коттедж встретил меня мирной тишиной. На крыше сонно поворачивался флюгер в виде поварешки, ветви сливы дружелюбно погладили по спине, когда я, пригнув голову и прижимая сумку к груди, спешила к крыльцу. Заходила, соблюдая максимальную осторожность, и сразу скользнула к лестнице на второй этаж.

Оказавшись в комнате, кинула сумку на пол и, раздеваясь на ходу, прошествовала в ванную. Зеркало на контрасте с белоснежной кафельной плиткой отразило полный масштаб катастрофы, которая разразилась бы, застань меня бабуля под утро в таком виде: в спутанных рыжих волосах застряли листики и мелкие веточки, одна сережка где-то потерялась, а грязь добралась даже за уши. Я зашла в душ и повернула краны, наблюдая, как вода быстро теряет прозрачность, а мелкий сор и травины, кружась, затягиваются в сливное отверстие.

Особенно долго драила мочалкой ногти. Наконец, выбралась на коврик, обтерлась насухо, облачилась в старую пижаму и вернулась в спальню. Сил сушить волосы уже не осталось – до будильника и так всего полтора часа: лучше встану пораньше и улизну на работу до того, как поднимется бабушка. Все следы я, вроде бы, тщательно замела, но с ней никогда нельзя быть уверенной. У бабули какое-то звериное чутье на мои косяки, даже на те, которые ещё не совершены.

Я завела круглый обшарпанный будильник с выцветшей картинкой какого-то приморского города и упала лицом в подушку. Кажется, не успела даже долететь до неё, а он уже запиликал.

Невысушенные волосы превратились в гнездо. Кое-как причесавшись, я натянула футболку с героиней из «Храброй сердцем». Нетта, когда дарила её, сказала, что Мериду рисовали с меня. Это, конечно, преувеличение, но в чем-то она права. Хотя волосы у меня не морковно-рыжие, а темнее. Прибавив к футболке приличную юбку-шотландку и гриндерсы, критически оглядела себя в зеркало: может, стоит постричься? Каждой девушке полезно время от времени сменить имидж, особенно если она не меняла его последние семнадцать лет. Интересно, перестал бы Арий считать меня странной, если б увидел, к примеру, с элегантным каре?

Я тут же разозлилась на себя и специально нацепила с полдюжины пластиковых колец и браслетов. Потом запихнула в сумку бейдж с именем, запасную футболку и упаковку домашней жвачки на травах, повернула дверную ручку и выскользнула в коридор.

В последнее время у меня появилась отвратительная привычка соотносить все поступки с реакцией Ария: какой диск он бы предпочел послушать? Ногти на обеих руках лучше покрасить в один цвет или малиновый фиолетовым не испортишь? Дошло до того, что я коричневых мишек из сухих завтраков стала выбирать, потому что он предпочитал пшеничные шоколадным. Я даже те чулки выкинула. А потом достала из контейнера, сожгла и снова выкинула. Но что-то подсказывало: чтобы Арий Лоск перестал считать меня ненормальной, пришлось бы выкинуть весь дом заодно со мной.

Коттедж у нас старенький, кряхтит и охает на разные лады, как живой. А в грозу поет: флюгер на крыше повизгивает фальцетом, половицы и дверные косяки дребезжат, и им вторят хрустальные рюмочки из серванта в гостиной. В лестнице же нет ни одной не скрипучей ступеньки, по ней даже бегать можно и играть, как на большом пианино. Но я давно досконально изучила каждую и знала, куда ступать, чтобы не производить шума, поэтому спуск прошел гладко.

На цыпочках пересекла холл с открытыми по обеим сторонам дверьми – ветерок играл занавеской в гостиной, а с кухни уютно тянуло душистыми яблоками и блинчиками, – и уже взялась за входную ручку, когда до меня дошло. Блинчиками?!

Одновременно с этим ушей достиг беззаботный голос, насвистывающий песенку про девушку, сбежавшую из дома, чтобы скитаться по морям с возлюбленным пиратом. Свист на секунду прервался.

– Доброе утро, рыжик.

И снова возобновился.

Я примерзла к месту, медленно отпустила ручку и вернулась к кухонному проему, улыбаясь от уха до уха, аж щеки трескались.

– Бабуля, ты рано! Ты же обычно встаёшь на… – кинула взгляд на наручные часы, – целый час позже!

Бабушка повернулась ко мне, не отнимая левой руки от рукояти сковороды, и задумчиво помахала зажатой в правой лопаткой.

– Проснулась сегодня ни с того ни с сего с мыслью: дай-ка испеку Виски блинчики. Давненько их уже не готовила.

Кисть отточенным движением шевельнула сковороду. Золотистый кругляш взметнулся в воздух, сверкнув ажурными дырочками, несколько раз перевернулся и шлепнулся точнехонько в чугунные объятия блинницы.

Всё это бабушка проделала, не глядя. Потом отвернулась к плите и ткнула лопаткой в пустой стул.

– Сядь.

– Прости, я правда хотела прийти на работу пораньше. Ты ведь знаешь, господин Улаф в последний раз опять грозился меня уволить, и…

Лопатка припечатала зашипевший блинчик, и я покорно опустилась на указанное место, пристроив сумку рядом. Это только с виду моя бабуля одна из тех безобидных особ, которые просят у вас достать в супермаркете порошок с верхней полки, а потом долго и утомительно рассыпаются в благодарностях, рассказывают о своих кошках, внуках и приглашают заглянуть как-нибудь на чай.

На деле же я испытывала сейчас примерно те же чувства, что и должник, наблюдающий за тем, как Дон Карлеоне жарит стейки.

Бабушка выключила плиту, повернулась и с улыбкой поставила передо мной блюдо с высокой стопкой блинчиков – на верхнем ещё скользил, лениво тая, ярко-желтый кусочек масла. По бокам примостила две пиалы: со сметаной и смородиновым вареньем.

Воспользовавшись тем, что она отвернулась повесить прихватку, я быстро понюхала верхний блин. Кажется, всё чисто. Но когда имеешь дело с моей бабулей, лучше перестраховаться. Когда я вернулась с первого свидания с Арием, она пекла плюшки с корицей. Я умяла аж три. А попутно выболтала ей все подробности встречи, включая момент в самом конце, когда Арий, заглушив мотор перед домом, повернулся и поцеловал меня, и какой восторг я при этом испытала. Как потом его рука забралась ко мне под кофточку и легла на грудь, и я позволила ей там оставаться на всем протяжении поцелуя. А целовались мы долго.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – ласково поинтересовалась бабушка, пододвигая стул и усаживаясь напротив.

Я быстро макнула блин в сметану и откусила.

– Неа, а что такое?

– Да ничего. – Она провела рукой по столу, стряхивая крошки в ладонь. – Просто интересуюсь. Могу же я узнать, чем живёт моя внучка, что нового.

И взгляд обманчиво рассеянный. Она даже поморгала для вида, хотя зрение – как у сокола. Я это точно знаю, от господина Гуна, нашего офтальмолога. Он отказался выписать ей очки на том основании, что бабуля видит даже муху, присевшую на арбузную корку на другом конце города. Понятия не имею, зачем они были ей нужны. Наверное, считала, что так будет проще сойти за рядовую старушку.

Поразительная наивность. Все в Мистиктауне знали, кто такая Брунгильда Финварра, и про её наследственный кулинарный дар, передающийся в нашем роду из поколения в поколение по женской линии. А там, где дар, там «ведьма» в спину и косые взгляды, проецирующиеся на всю семью. Что, впрочем, не мешает горожанам выстраиваться в очередь к бабулиной продукции на ежегодной осенней ярмарке и постоянно обращаться за съедобной помощью.

А что же мой дар, спросите вы? А на мне природа отдохнула: нет у меня никакого дара, если не считать таковым талант поглощать плюшки с космической скоростью. Я даже блюдо из одного ингредиента умудрилась запороть: знаете, это когда банан замораживаешь дольками, а потом включаешь блендер, вжик, и вуаля, шикарное мороженое готово. И вообще-то я не готовлю. Никогда. Этим летом только сделала исключение для Ария, рискнув испечь кексы. Он похвалил и спешно попрощался. А через десять минут я пошла выбрасывать мусор и обнаружила, что его тошнит в кустах.

– Да что у меня может быть нового? – Я старательно проложила дорожку из варенья и свернула блин. – Всё, как обычно. Сама-то есть не будешь?

Бабушка пожала плечами, пододвинула к себе другую тарелку и подцепила кругляш.

– Собираешься в пятницу на бал? – резко сменила тему она.

Я застыла, не донеся блин до рта – про расставание с Арием ей не говорила. Официально не говорила, хотя не сомневаюсь, что она обо всём знает. Помню, в День-Который-Нельзя-Вспоминать, как окрестила его Нетта, провожая меня на работу, бабушка молча сунула мне в сумку жестянку с домашним печеньем. Тремя часами позже хватило одной штуки, чтобы мой поток слез в уборной пошел на убыль.

– Пока не решила. – Я поднялась и чмокнула её в щеку. – Спасибо за завтрак, ба, мне правда пора. А эти захвачу с собой.

Быстро сложила несколько блинов уголком, сунула в пластиковый контейнер и, помахав на прощание, вышла из дома.

Прикрывая калитку, обернулась. Бабушка стояла на освещенном утренними лучами крыльце и, сложив руку козырьком, смотрела мне вслед.

Сейчас она выглядела, как самая обыкновенная старушка. Даже безо всяких очков.