Принцессы не прощаются

Принцесса в трусах с алиэкспресса Ксюша Левина

Пролог

Когда она ко мне развернулась, я уже знала, что дело пахнет керосином.

Дама сжимала в руках крошечный желтый пакетик, а не большую красивую коробку. И этот пакетик не соответствовал моим ожиданиям ни по виду, ни по размеру.

— Это не моё! — тут же попыталась предотвратить катастрофу я.

— Нет, вот. Номер совпадает. Вот! Сами смотрите!

— Ну я же вижу, что это не моё! — пакетик оказался на стойке.

— Ни-че-го не знаю! Ну что вы мне мозг клюёте, девушка, — возмутилось милейшее создание с длиннющими ресницами и чёрными, как вороново крыло волосами. И как такое произведение искусства сюда занесло?

— Ну потому что посылка не моя! Это какой-то тханг-банг-ванг! А у меня посылка из Франции. Умоляю, поищите! Там очень важная вещь!

— Не задерживайте очередь! Тут ваша фамилия!

— А ничего что адрес и инициалы не совпадают?

— Зато номер совпадает! Я по номеру выдавала! А инициалы по ошибке написали. Чего вы от китайцев хотите?

— Да какие китайцы? Из Франции посылка, ну не моё это!

Я помахала мягким плоским пакетом перед лицом сотрудницы.

— Не моё!

— Ну почё-ё-ём вам знать? — черноволосая стражница врат ада закатила глаза, она выглядела такой усталой, что я бы даже над ней сжалилась, но слишком велико было разочарование. Этого дня я ждала больше месяца.

— Нет, ну вы посмотрите! Вы хотите сказать, что мы перепутали, а? Вы что тут девушку доводите? — и кричали это на меня! Кудряшка Сью средних лет намеревалась разнести мою жалкую, по её мнению, персону в щепки!

— Нет, главное ну всё же электронное, код совпал, к нам какие претензии!? — присоединилась очередная дьяволица. — С этими закупками, алиэкспресами своими…

Черноволосая стражница улыбалась и была страшно довольна. Старшие товарки её сейчас просто превозносили над всеми нами, как Рафики Симбу над ликующим прайдом. Где-то забилось чаще беспокойное сердце “Почты России”.

Так что предел был превышен.

Я дёрнула в разные стороны пластик, он лопнул и как три дивные ласточки, алые да кружевные, вылетели из пакета… труселя.

Я уже пожалела о содеянном. Запахло китаем и пластиком. Почему-то захотелось оплакивать институт моды.

— Вы что себе… — начала стражница.

— Её посылка, пусть что хочет, то и делает! Проходите, молодой человек! — и Кудряшка Сью открыла второе окно, а я так и осталась окоченевшая.

Только и “молодой человек” не шелохнулся, вынуждая обратить на себя внимание.

Ласточки мои китайские угодили чётко в него. Одна пара на пшеничные кудри, другая уже в руках. Третья на полу.

Он ловко подцепил напольные труселя носком ботинка и подкинув, поймал на лету. Все три пары торжественно вручил мне, даже натянуто улыбнулся.

— Носите на здоровье, — и насмешливо отвернулся.

С дешманскими трусами “по 69” зажатыми в кулаке, я чувствовала себя совсем уж паршиво. А нахал молча забрал свою посылку и улыбнулся. И только когда дверь за ним закрылась, я услышала ужасающий писк Кудряшки Сью.

— Людка ты дура?? Ты номера-то перепутала!

Тогда я ещё не знала, что моё новогоднее чудо начнётся с этого момента…

С “Почты России”, с труселей “по 69” и перепутанных номеров… Мои дорогущие духи, на которые я пол жизни откладывала каждую копеечку, уплывали вместе с кудрявым нахалом из моей жизни.

Глава первая. Секреты корицы

Так Саша называла дни, когда ты выглядишь хорошо не потому, что повод какой-то или настроение хорошее, а потому что, выходя из душа под руку попадаются, например, красивые кружевные трусы. Такое дело нельзя оставить без лифчика в цвет, а коль уж бельё красивое, необходимо побрить ноги. На красивое бельё джинсы и кофту с капюшоном не напялишь, и ты влезаешь в нейлоновые колготки или того хуже в чулки. И вот ты уже стоишь перед шкафом в белье и колготках, и понимаешь, что никак без чего-то красивого не обойтись, и выбираешь платье, которое прекрасно выглядит на тебе, но не надеть же на него пуховик? Шуба! Но с шубой никак не прокатят ботинки… И так ты стоишь на пороге в шубе, сапогах на каблуке, под шубой платье и колготки, в руках сумка, в которую ничего не входит, но к сапогам подходит только она, а началось всё с этих чёртовых трусов!

“В наших отношениях прошу винить…”

Давай уже знакомиться, что ли? Раз уж я рассказываю тебе самое сокровенное!

Я — философ.

А ещё бармен сразу в четырёх барах. И об этом я должна тебе рассказать на берегу. Каждое место было выбрано не случайно, мой дорогой друг. Просто я о-бо-жа-ю людей, и самых разных, стоит заметить.

Одна из моих любимых работ, это конечно отель импозантного старичка-олигарха по фамилии Симонов. Назван он скромно: “Simon” и цены там ого-го. В этом отеле имеется бар, а ещё имеется караоке с баром, вот там-то я и работаю. Место примечательно большим скоплением интересных людей, которые любят петь и пить. Прибыльно, но не очень-то. Смены когда как, но чаще всего два через четыре.

Второй в моём топе: стриптиз-клуб “Chic”. Название странное… То ли буква одна отпала, то ли так и задумано… Ну это просто райский сад! Платят больше всего, работа самая непыльная, а коллеги самые интересные! А уж когда какой-нибудь толстосум намерится со мной поболтать… ммм… песня! График работы — один день в неделю. Не знаю, почему так. Не спрашиваю. Не видела в глаза своё начальство. Всё чаще начинаю подозревать, что там замешан тот же Симонов.

Самое интересное по колориту, но самое неинтересное в плане алкоголя… бар для байкеров “Колесо”. Но там бывают весёлые программы! В остальном, я просто разливаю пиво. Преимущественно светлое фильтрованное. Божечки, оно даже названия не имеет! График работы: когда как. Сложная система хитросплетений судьбы. Это написано в моём трудовом договоре. Не шучу.

И моя боль… клуб для мажоров “Х”. Название его столь секретно, что я его не сообщаю… Таинственно? А то!

Шутка.

Так по-тупому это местечко и называется. “Х”, зато вывеска дёшево стоила!

Там вечно гремит непонятная мне музыка, пьют все сплошь шоты, тёлки порой берут мохито или типа того. Скопища студентов, которым надо подешевле и чтобы вставляло, ну и всё в этом духе.

Почему я там работаю?

Потому что я там мучу целую феерическую шоу-программу. Сама барная стойка представляет собой целое произведение искусства. Она подсвечена со всех сторон и выглядит, как шикарный олимп, к которому идут несчастные жаждущие… И я на этом олимпе — Артемида! Богиня охоты на пьяненьких дурочек, и покровительница всего живого, что ещё может до меня дойти.

Ну вроде всё, дух перевели, теперь ты знаешь обо мне столько, будто я сказала, что по гороскопу стрелец.

Я люблю свою работу и люблю свою философию. И она проста!

Чтобы чувствовать себя хорошо, на тебе должно быть всего две вещи: дорогое бельё и легендарные духи.

И вот тут меня никто и не понимает… даже, как это ни парадоксально, женщины.

Что такое для девушки трусы? Встала, надела и по делам пошла? А вот и нет, с этого же и день начинается и настроение. И в себе уверенность. Идёшь такая... нет, не идёшь а плывёшь, а мужики, как в "Девчатах" говорили: "Штабелями так и падают!", и хорошо на душе.

А что такое духи? Ну не всё ли равно чем набрызгаться, спросите вы? Что "Шанель", что спрей от "Эйвон", пахнет-то приятно и ладно!

Ан нет... Ты же даже вся разденешься, даже трусы снимешь, а всё равно, как будто в мантию королевскую завернулась.

К чему это я? Да к тому, что когда стоишь за барной стойкой в форменной одежде с волосами в пучке на макушке, смотришь на снующих мимо барышень, приятно думать: "Девчонки... вы конечно все тут принцессы, но на мне труселя от "Agent Provocateur", аромат "Mancera", и вы этого даже не знаете, но я-то всё равно королева!"

Ну вот, как-то так. Стало понятнее? А теперь, дорогой друг, я расскажу тебе историю, как ко мне пришло, моё долбанутое новогоднее чудо… И я по прежнему считаю его именно новогодним и именно чудом, потому что такие вещи просто так не сыплются с небес на землю. Ну не бывает чуда в... среду в ноябре! Ему всегда нужен повод!

Ты - упал на мою голову под новый год. И наш купидон хорошенько постарался, чтобы всё срослось и пошло как по маслу! Запомни эту мысль, она тебе ещё пригодится.

В посылке, которую так виртуозно перепутали на почте, лежали винтажные духи “Герлен”. Они не стоили баснословно много, но копила я долго и кропотливо. Откладывала на них ровно по пятьсот рублей, каждый месяц, последние пять лет. Могла и больше, купить их могла быстрее, но пришлось бы отказаться от некоторых других важных вещей, а я строго распределяю свой бюджет!

Так вот эти винтажные духи были просто голубой мечтой, легендарным флакончиком из снов, и получить вместо них непонятно что… было обиднее некуда.

Как только до меня дошло, что мой флакончик уносит некий кудрявый тип из очереди, я тут же бросилась за ним. Я даже видела, как он садится в машину, а КИДАЕТ на заднее сиденье МОЮ коробку, и я могла его остановить, но… поскользнулась на нечищенном крыльце и упала так больно и феерично, что даже заплакала.

***

— И что делать будешь? — спросила Нина, моя коллега из бара в “Simon”. Нина была очаровательной пышкой, даже толстушкой, но я точно знала, что в неё влюблён совладелец отеля Петров, молодой блондинистый красавчик.

О нет, я нисколько не считала, что такая пышка как Нина не достоина такого красавчика как Петров, но буду справедлива: Нине катастрофически недоставало уверенности в себе. Она только тем и занималась, что считала себя недостаточно подходящей какому-то там олигарху... Ха! Видел бы ты эту Нину танцующей под Бьёнсе в одиночестве... Да её бёдра притягивали взгляд, как два неодимовых магнита.

— Искать его…

— Как? Ты адрес знаешь?

— Единственное, что я знаю — это что он живёт в жилом комплексе “Мир”. Знаешь, пафосный этот? Я на его посылке подсмотрела. Но ни номер дома… ни квартиры…

— И что? Как ищейка станешь нюхать откуда повеет твоими духами? — Нина достала каталог “Эйвон”, на котором всё кричало и вопило, что скоро новый год и для светского раута нам необходимы спрей для тела и блестящие тени.

— Не знаю… До завтра подумаю, может там у охраны поспрашиваю… Башка болит, жуть.

— Ну и что тебе дались эти духи? Денег жалко, да… — проворчала Нина.

— При чём тут деньги, Нина? Это же была поэзия в чистом виде... Каждая нота будто для меня создана! Там же дело не в цене... а в открывании коробочки. А ещё в том, как ты заработала последние сто рублей и сделала заказ... Винтаж... Легенда!

— Глупости это всё, Лидка, — Нина покачала головой и бахнула передо мной спрей для тела с корицей. — Смотри!

— Вот скажи, Нин. А просто взять корицу и обсыпаться ею с головы до ног, как пончик из кулинарки нельзя?

— Можно... так тут ванилька ещё...

— Так, открою секрет, и ванильку тоже можно купить за три рубля!

— Так и я о чём! - Нинок была уверена, что победила.

— Ох, Нина. А на что же ты тогда будешь трепетно копить?

— Да на квартиру буду. На машину. Я независимая вообще-то. Меня мужики не содержат, и с такой задницей, содержать не будут! — ох и недооценила Нинка свою задницу!

— Мм, — протянула я, выбрасывая Нинкин спрей в мусорку. — Ну, если это именно то, что делает тебя счастливой женщиной, я умываю руки, милая. А я на духи буду копить... И на боди кружевное. И даже не чтобы мужиков соблазнять... А чтобы кайфовать от того, что родилась жен-щи-ной, а не барменом и не чьей-то женой. Буду лежать себе такая в съемной хате... но главное, что не с голой жопой. У меня на ней трусы будут... гордые, как генеральские погоны!

— Ну ты и фантазёрка, милая, — усмехнулась Нина, махнула рукой на спрей, перегнулась через мою стойку и выудила пачечку корицы, которую мы использовали для шоу с горящими коктейлями вроде “Ламдорджини”.

Нина вскрыла пачку, положила её на стол и бахнула по ней ладонью. Мы обе оказались в пахучем облаке из коричной пыли и тут же диджей, как по заказу включил “Last Christmas”.

***

Пару часов перед началом смены, за моей стойкой стояла Нина, а я в блестящем платье из пайеток разогревала толпу в караоке. Самое любимое моё время — был декабрь. Я была готова ежедневно петь эти новогодние песни, в колпаке Деда Мороза. Казалось, что все даже напиваются как-то особенно в меру, празднично так, лампово.

Это был первый день предновогоднего сезона, зал был на удивление полон. На мягких диванах, за столиками сидели разряженные люди. Я пахла корицей из-за Нины и своим любимым Moncera, который так пряно отдавал кедром.

Last Christmas

I gave you my heart

But the very next day you gave it away

This year

To save me from tears

I'll give it to someone special

Я пошла по залу, наслаждаясь вниманием, новогодним кайфом, витающим в воздухе, как запах корицы. Обошла почти все столики, и за самым последним, угловым, увидела тебя, мой дорогой друг…

Мой похититель духов. Непонятный чувак с пшеничными кудрями и наглой улыбкой самодовольного болвана. Я ещё не знала чем это закончится, но всё стало куда интереснее.

Глава вторая. Как флиртуют мальчики и сотрудники налоговой

Last Christmas

На прошлое Рождество

I gave you my heart

Я подарил тебе своё сердце.

But the very next day you gave it away

Но на следующий день ты его вернула.

This year

В этом году,

To save me from tears

Чтобы оградить себя от переживаний,

I'll give it to someone special

Я подарю его кому-нибудь особенному.

«Last Christmas» — песня британского поп-дуэта Wham!

Я не допела сет, веришь, нет, но мне показалось, что свет потух и луч прожектора нацелился на тебя. Ты сидел в этом луче, а я стояла в таком же, но на сцене. На нас, почему-то, были наряды в стиле “Чикаго”, и… ой, не спрашивай. Песня закончилась, отгремели аплодисменты (так казалось мне, на самом деле я никому не сдалась со своими песнями), и ноги мои не слушались.

У тебя были МОИ духи и ты сидел тут.

Чёрта с два я уйду с пустыми руками, дорогой друг…

— Простите, мы можем поговорить? — я говорила сухо, профессионально. Будто собиралась сообщить о какой-то мелочи, вроде проблем с парковочным местом или вроде того.

Но парни за твоим столиком закатились в ужасном смехе. И правда, чего я хотела от места, где подают кальяны и просят за них столько, будто их делает сам Джинн из лампы?

Я совершенно не боялась таких как ты и сидящие рядом с тобой, при обычных обстоятельствах вы бы меня просто не заинтересовали. Вам нет тридцати, вы по непонятным никому причинам при деньгах, у вас вечно горят, как масляные лампы, глаза. И на “нет” — вы смеётесь. Но вы в общем-то не плохи, вам гулять ещё от силы пару-тройку лет, вы цепляетесь за свою молодость не хуже девчонок “к тридцати”, которые трутся тут с богатыми дядьками.

Ты единственный из всей компании так и не засмеялся. Смотрел на меня холодно, убийственно, с вызовом, как на врагиню. Не знаю уж, что я тебе сделала.

— А ну тихо, — одними губами произнёс ты и твои друзья заткнулись. — Чего тебе? — и я увидела твою улыбку.

Если бы я любила себя чуть меньше, эта улыбочка меня бы непременно тронула. Я бы непременно растеклась тут лужицей, потом достала сердце, протёрла тряпочкой и вручила тебе, извинившись, что оно пачкается кровью, но я непременно всё постираю.

За такие улыбки продают сердца, я не сомневаюсь, но, к счастью, не на ту напал.

— Мм… поговорить, — как дураку повторила я, развела руками, будто жесты могли помочь.

— Тебе разве петь, — ты почесал ногтем большого пальца правой руки левую бровь. Ах! За это в придачу к сердцу бедолажка доставала канцелярский ножичек и вырезала что-то на твой вкус: лёгкие, печень, почки... Чего желаете? — Не надо?

— Мне надо поговорить. Прошу, давай не будем усложнять. Это очень важно.

— Мм… ну, если важно — говори. Принцесса, — ты выделил это слово и твои парни покатились со смеху.

Всё ясно, они знают историю с “Почтой России”.

Ну ничего необычного, мои девочки тоже, все как одна, уже в курсе. И знай Нина, кто ты, она бы уже металась тут как маленький вертлявый ши-тцу.

— Хорошо. Ты по ошибке забрал мою посылку! Не мог бы ты вернуть? Там очень важная для меня вещь, — я не говорила ничего стыдного или странного, но твои дружки опять заржали.

— Да, хорошо, — ты улыбнулся. Опять. Где там мой канцелярский ножичек?

— Хорошо, — кивнула я, рассчитывая на победу.

— Хорошо.

— И?

— Что и, принцесса?

— Прости, я не представилась и тебе приходится… кхм… использовать это странное слово. Лидия, — я протянула руку, но ты её не пожал. Ну не страшно, ты просто ещё не знал правил вежливости. Мы прошли их гораздо позже.

— Егор, — ты не сводил с меня глаз, а я не убирала руку. Кто кого? Я перевернула ладонь вверх и дважды сжала и разжала пальцы.

— Посылка, Егор.

— Посылка?... А моя где?

— На… почте? — я всё-таки опустила руку. Диджей уже включил новогодний сет и хор пел “Mary's Boy Child”.

— Меняю твою посылку, — ты подался вперёд, упираясь локтями в колени, сцепив руки в замок. — На мою посылку.

— Чего? При чём тут я и твоя посылка?

— А причём тут Я и твоя посылка? Проси с “Почты России” компенсацию!

— Зачем тебе моя посылка? Я же попросила по-хорошему, не хамила, ничего такого не делала. Что не так? — ты перестал улыбаться.

— Ничего. Просто так. Справедливости ради… пострадала же ещё хозяйка трусов, верно?

И все опять заржали. Уже просто гомерически, так что стали оборачиваться люди с других столиков. А потом… запели.

А я теперь принцесса,

в трусах с алиэкспресса

В трусах с алиэкспресса

теперь принцесса я!

Вот оно что, кудряшка Егор…

Что ж не сиделось-то тебе спокойно. Зачем было быть противным? О, я могла бы начать вздыхать, что за несправедливость и почто мне такое наказание, но будем честны… ты и правда ничего мне не должен, котик. Ты в праве делать то, что угодно твоей душе. А я в праве пойти и написать на сотрудницу почты жалобу. И да, никто не вернёт бедолажке, заказавшей трусы, её посылку… Вероятно, они просто сделаю вид, что она не дошла или вроде того. Ну по моему мнению эти ребята всесильны.

Ты хотел играть, я хотела свои духи. Уже совершенно точно, принципиально именно эти.

— Значит мне нужно сходить и забрать твою посылку, Егор?

— Да.

— И как я потом тебя найду, Егор?

— На этом месте. Через три дня.

— Как мило, у меня как раз будет смена, — я пожала плечами, улыбнулась и ушла, не оборачиваясь.

Да кто ты такой, чтобы меня пугать, Егор? Я получила ИНН, оплатив госпошлину, для которой требовалось ввести ИНН! Скажу больше, за меня это сделала сама сотрудница налоговой! И не спрашивай КАК я этого добилась…

Я страшна, когда дело доходит до госучреждений.

Глава третья. вискикола

Ингредиенты:

50 мл шотландского виски;

15 мл сахарного сиропа;

10 г зеленого яблока;

10 мл яблочного сока;

10 г апельсина;

1 г мяты.

Приготовление:

рокс (олд-фэшн) доверху наполнить льдом;

влить виски, яблочный сок, сахарный сироп;

размешать коктейль барной ложкой и украсить яблоком, мятой и цедрой апельсина.

Домашний фэшнд. Лида заменяет апельсин лаймом. Но употребление вредит здоровью, сами понимаете!

— Так вот, подают они мне посылку, какой-то пакетик невнятный. И я понимаю, ну точно не моё! Как я поняла, они перепутали целых три посылки. Мою, этого Егора и какого-то ещё человека, ну вот с трусами. И я такая начинаю спорить, рву этот пакет и просто… всё что в нём было летит во все стороны и приземляется на башку этому чуваку. Он стоит весь… да не ржите вы! Стоит он весь в трусах, а потом такой… носи на здоровье! Ха! Да это не к здоровью, а к молочнице, блин! И ему отдали МОЮ посылку. Мне — чью-то, а его… осталась на почте.

— Да где ты встретила-то его?

— Да в "Симоне" и встретила… Сидел со своими дружками, хохотал. Принцесса в трусах с Алиэкспресса… тоже мне! Они решили, что это смешно! Ну не суть, мальчишки всегда мальчишки. Так вот теперь мне нужно как-то получить его посылку…

— Попадос, — покачала головой Лика, она же АнжЭлика.

— Валь, заполнишь мне расписание? — я перевела тему, пока девчонки не упорхнули пляски плясать. — А я переоденусь пока.

Тема была в целом-то исчерпана, всё остальное я рассказала ещё раньше. Мы сидели в гримёрке стриптизклуба "Chic", где как обычно за час до начала смены с упоением делились последними, как мы их называли, новости. Я обожала за это "Chic", очаровательное душевное место, хоть и тот ещё притон, но в конце-то концов, главное душа!

Тут понимали и пристрастия к духам, и пристрастия к трусам. Эти леди могли отличить "Герлен" от "Гуччи". Шарили в кружевах и вообще были обладательницами самых добрых сердец на планете. Мне нравилось думать, что под силиконом у них бьются слиточки золота... Такая вот глупая мысль.

— Ага, — Валя, она же Вэл взяла у меня ежедневник, достала из своей косметички ручку и приготовилась писать под диктовку.

У Вали был идеальный почерк настоящей учительницы русского и литературы, а ещё шикарная грудь, прям от всей души говорю: шикарная.

— Так… — я стянула пушистый свитер и стала расстёгивать джинсы. — Пятница и суббота пиши… Симон.

— Ага… — пробормотала Валя, выводя завитушки.

— Воскресенье — Шик.

— Ага…

— Среда — Икс, — я осмотрела форменное чёрное платье и принялась очищать его от мелких пёрышек. — Блин, кто на моё платье что-то пернатое положил?

— Ой, это я! — Оля, она же Хельга, бросилась помогать с чисткой. — Комплект этот пушистый дурацкий, он лезет, как кошка помойная…

— Так, среда — Икс, — подсказала Валя. — Дальше?

— Пум-пум, — я стала припоминать, кому и что обещала. — Ну слушай, вроде всё…

— Оке, поставлю в пустые места сердечки.

Валя расставила всюду аккуратные сердечки и протянула мне ежедневник.

— Так, супер! Теперь помогите мне зафотать! — я подтянула к дневнику гирлянду и лампу, разложила на столе всяких блестяшек.

— Вроде неплохо, Оль, отойди, тень падает, — попросила Лика, наводя айфон на композицию.

— Стойте-стойте! — Маха, она же Мэри, подбежала с пакетиком блёсток. — На счёт три я дую — ты фотаешь!

— Раз… два… три!

***

Я сидела за баром и оформляла сторис в “Инсту”, с фотографией расписания и свободными окошками. В декабре любой желающий мог заказать себе на вечеринку бармена, но рекламную компанию я начала поздновато, это правда.

Сегодня в клубе было тихо, всё-таки день будний. Так что когда официантка Алёнка принесла список заказов и я даже удивилась.

— И что им этот виски с колой дался…

— Ой, не вредничай, снобка, — засмеялась Алёнка, облокотившись о стойку.

Алёнка была девчонкой хорошей, но слишком мечтательной. Она до ужаса хотела встретить тут принца, но какие же в стриптизклубах принцы? Хотя всякое, конечно, бывает.

— Я слышала твою историю, — таинственно улыбнулась Алёнка. — А этот Егор… ты выяснила уже кто он?

— Нет, зачем? — я не была удивлена вопросу, но лицо было просто необходимо держать, сам понимаешь, дорогой друг.

— Ну… вдруг он настоящий… принц!

— Да… — кивнула я, но Алёнка ещё не врубилась в суть сарказма. — А значит… где-то должна быть принцесса. Стой! Так вот же она!

Я стукнула сама себя по лбу, а Алёнка закатила глаза.

— Ой, будь проще…

— Простота — хуже воровства, дорогая. Это я тебе как обладательница титула “Принцесса в трусах с алиэкспресса” говорю!

Я выставила шесть “вискикол” — убийц культуры распития виски, и ободряюще улыбнулась Алёнке.

Сегодня в клубе был её фаворит. В меру симпатичный мужичок с кучей денег и печальными сальными глазками.

— Лид… — позвала Соня, ещё одна официантка.

— Ау?

— Тут… виски с яблочным соком. Это как?

— Это волшебно, чёрт побери, — рассмеялась я в ответ и стала рассматривать каракули Сони. — Сколько? Две или три, не пойму.

— Три… — неуверенно ответила Соня и покосилась на столик, который видимо заказал не “вискиколу”.

Только там никого не было.

— Ты придумала их что ли?

— Н-нет… сидели только что…

— А кто там был?

— Да парни какие-то. Первый раз у нас…

Я уже тогда почуяла неладное, но не стала ничего выяснять. Почему-то всё и так поняла. Сделала три не “вискиколы”, капнула в каждую лаймового сока, украсила дольками и поставила на Сонин поднос.

— Спасибо, — напряжённо отозвалась Соня, поглядывая на столик.

Она вообще была трусишкой, эта Соня, но получала самые большие чаевые за образ “милого ангела” в яме “порока”.

Девочки уже во всю выступали, становилось шумно и разбираться с тем, что не так со столиком “не “вискиколы” не хотелось.

Телефон жужжал ответами на сторис, а “Колесо” напоминало, что я забыла внести их в расписание. Пришлось склониться к телефону и просматривать переписки с их легкомысленным менеджером, потому появление по другую сторону стойки гостя, я пропустила.

— А петь ты сегодня будешь? — спросил некто, коим был ты. И снова этот надменный тон, ледяной, как Король Ночи и колючий, как застывший на морозе шарф.

— Ау… Чего? — я подняла голову и глаза в глаза столкнулась с тобой, и ты усмехался, смотрел свысока и сжимал в руке не “вискиколу”, приготовленную мною только что.

— Переделай. Виски паршивый.

Ты поставил бокал на столик, так что всё выплеснулось через край. Ну не страшно, это всё просто временные мужские капризы. Не всё же сразу.

— Мм… тот самый, что указан в барном меню, — я пожала плечами и принялась тебя активно игнорировать, но был шанс, что за мной уже бежал администратор, чтобы начать жёстко карать.

— Не думаю.

— Уверена.

— Сомневаюсь.

— Зря.

— Кто же тебя за бар-то поставил?

— Ой… бар, — я растерянно осмотрелась. — И правда… что я тут делаю? — как обладательница длинных белоснежных локонов я имела право дуть губы и накручивать их на палец, — Вроде… Была там… теперь тут…

Я продолжала спектакль, но всё-таки достала три тюльпана, чтобы наполнить их тремя видами виски на пробу. Ты посмотрел на каждый, вздёрнув бровь и оценивая, то ли с чего начать, то ли начинать ли вообще.

Я понятия не имела, что ты делаешь тут, но почему-то очень сомневалась, что являешься любителем подобных заведений. С тобой не было вчерашних друзей, сегодня были новые. И они тут явно не были в своей тарелке. Испуганно озирались и поглядывали на танцующую Вэл с каким-то неудовольствием.

Всё это было крайне странно, а у меня потели ладошки.

Чёрта с два ты меня… напугаешь… Егор.

Ты сверлил меня взглядом, а я терялась.

— Ну? Пробуешь?

Ты взял первый бокал, понюхал, сделал глоток и протянул мне. Не знаю, что меня торкнуло, но, как завороженная твоим взглядом, я улыбнулась и тоже сделала глоток.

Ой… это ловушка захлопнулась, да? Какая незадача.

— Ты меня преследуешь? — спросила я, принимая из твоих рук второй бокал.

— Да. Никак не могу забыть спектакль с трусами. Уже забрала мою посылку?

— Уже продал мои духи?

— В первый же вечер! — смело ответил ты, но губы растянулись в улыбке.

Дьявольская она была, эта улыбка, или очаровательная, я не поняла.

Сделала глоток, и в висках зашумела кровь.

Ты ткнул пальцем в третий образец и попросил переделать коктейль. Смешно, но именно с этим виски я делала первый.

Как только ты удалился, стараясь идти очень уверенной походкой, но мне казалось, что был готов обернуться посмотреть не обернулась ли… ну и так далее.

Я на скорую руку сварганила новый вариант, бахнула побольше лайма, отдала Соне и побежала в свою каморку хвататься за стены и стонать от неожиданной тошноты.

— Батюшки, только не сотряс, — шепнула я сама себе. — У меня столько дел ещё…

Дорабатывать смену вызвали Нину, у которой был выходной в “Simon”.

Глава четвёртая. Иванова-Иванова-Иванова

Правила получения посылки на "Почте России":

1. Заполните извещение, но не ставьте подпись,

пока не убедитесь, что с посылкой всё в порядке.

На извещении написано: "Посылку получил. Претензий не имею".

Камон!

2. Попросите взвесить посылку. вы имеете на это право!

Вес должен совпадать!

3. Если все нормально с посылкой - подписывайте извещение.

(Рубрика "Полезные советы от Лидии Ивановой")

— А она в отпуске, — улыбнулась мне “кудряшка Сью” на вопрос об операционистке, выдавшей мне чужое.

— И что делать?

— Ну смотрите… — "кудряшка" засмущалась даже, посмотрела по сторонам и выдохнула. — Я вас понимаю…

— О как, — приятное удивление и лучик надежды согрели мою душу. Меня понимают в госучреждении. Лучше может быть только взаимная влюблённость.

— Но и вы поймите.

А нет, показалось.

— Что понять?

— У вас фамилии одинаковые. У всех. Троих.

М-да… Когда говорю, что я Лида Иванова, аж не верят.

— Но трек-номер!..

— У вас у всех были посылки международные. Три мелких пакета, — и, видимо, они просто не справились с таким потоком Ивановых. — У Ивановой А.П — мелкий пакет, у Ивановой Л.П — мелкий пакет. У Ивановой П.Л — мелкий пакет. Понимаете?

— Н...нет… Почему три Ивановых, если парень получал…

— Да он по доверенности получает посылки всегда. Мы его тут частенько видим... Так вот. Три Ивановых, три посылки. Так у вас трек-номер, видимо, и перепутали! А дальше одно за другое… И ваш мелкий пакет и тот, что для Ивановой П.Л - вообще по весу одинаковые, упакованы одинаково. Она до сих пор стоит вон, только молодой человек-то уже расписался и забрал вашу… А вот Ивановой А.П. вообще не повезло, ей скажут, что посылку отдали, она откроет спор, а продавец скажет, что она посылку получила и плакали её денежки…

— Да ладно! — я немного растерялась.

— Да, и так как всё сбилось вот оно и вышло… Вы же посылку ДО не проверили.

— Так я же её вскрыла при вас.

— Так вы же уже расписались.

— Но вскрыть до подписи же нельзя! — хотя я всегда подозревала, что это чушь собачья. Пора читать законы.

— Ну… — и адекватность “Кудряшки” закончилась, как небывало. Она развела руками.

Я и правда расписалась. Прибежала счастливая, заполнила извещение, которое мне кинули в почтовый ящик и протянула его операционистке.

— СТОП! Но я же была с извещением! То-есть вы мне дали не то что в нём!

— А давайте посмотрим, — улыбнулась “кудряшка”, будто хотела помочь. Она как будто готовилась! — Ну… выходит, что в почтовый ящик вам кинули не то извещение… Иванова А.П. Ага…. тут как бы и написано всё верно… Значит мы всё сделали правильно и ошибка вообще не наша, извините. Вот извещение — вот подпись, хотите — выясняйте. Следующий!

Мир пошатнулся. Никакую посылку мне не дадут и драка невозможна.

— А что станет с коробкой Ивановой П.Л.?

— Ну если девушка, посылку которой испортили, — вот поганка, — вы, придёт и покажет извещение где будет написано всё верно — она заберёт посылку Ивановой П.Л. Извещение-то на неё будет.

— И что, мне её теперь караулить?

— Не могу ничем помочь.

***

Всё прояснилось, но у меня разболелась голова. Я печально брела в свою квартиру, волоча за собой пакет с апельсинами, которых собиралась съесть минимум три кило. Чёртова “Почта России”, ног как у таракана. Значит кто-то перепутал извещения. Значит девушка, если не заподозрит что вес разный и её трусы не тянут на… хотя, ну разный и разный, кто на него смотрит.

Потом я замерла на месте. И о каком ЖК “Мир” я думала? Где я это взяла?

Раньше казалось, что этот адрес я видела своими глазами на какой-то из посылок. Теперь уже не уверена. Я забежала в квартиру и первым делом бросилась к тумбе в коридоре, на которой так и валялись три пары трусов и жёлтый пакет. Адрес… размыт. Ну да, глупо было надеяться. Был бы адрес — я бы сразу разобралась. А так только инициалы не мои, но написано коряво, А можно принять за Л.

И как искать эту Иванову А.П. теперь?

Села на пол в прихожей и прижалась затылком к стене. Всё-таки сотрясение. Лёгкое, но неприятное. Врач советовал постельный режим и бла-бла-бла. Глицин, анальгин, или что-то в этом духе. Даже взял обещание, что не пойду на работу и всю неделю буду отдыхать. Ну… у меня теперь была уважительная причина, чтобы не искать твою посылку, на работу же я не приду…

Вообще тема с тобой была страшно интересна. Ты из моей головы не выходил. Дважды мы столкнулись, в двух совершенно разных местах. И, если только ты за мной не следил, совпадение это было очень странным.

Я стянула шапку и печально посмотрела на своё отражение в большом напольном зеркале. Бледненькая, волосы не мыла и кончики кажутся сухими. В целом вся помятая…

И откуда ты вообще взялся? Как меня нашёл, дорогой друг? Пока от тебя только проблемы, и ох уж это надменное противное лицо.

— Ты дома? Я и не заметила… — из единственной спальни в квартире вышла и села напротив меня на корточки Люся, моя сестра. — У… да ты никакая. Пошли, нельзя было тебя выпускать.

Люся протянула мне руку и помогла подняться. Увела в гостиную, уложила на диван и стала порхать вокруг. Подушка, плед, помочь раздеться.

— Люсь, не мельтеши, сядь уже. Ты уроки сделала?

— Не мешай, я не всегда буду такой доброй!

— Ага… — я перевернулась с бока на спину и перед глазами поплыли круги. — Так странно, в первый же день я прекрасно себя чувствовала. Голова только побаливала.

— Ну в первый день ты напилась обезболивающих. Во второй день сама помнишь, проснулась еле как, на тошноту жаловалась. А потом от виски расширились сосуды и тебе стало плохо, - прокомментировала Люся. Она стояла перед барной стойкой и нарезала на четвертинки апельсины.

У нас была "якобы" двушка, а на деле студия со спальней. Люся была трудным шестнадцатилетним подростком, колючим и увлечённым сериалами и фантастикой. Мы кое-как могли найти общий язык, а во всех своих бедах по старой доброй традиции она винила меня и родителей.

В целом мы были даже похожи. Обе блондинки, обе чуть выше уровня "коротышек", обе были склонны к пухлости классе в седьмом, а потом вытянулись и сложились за лето. Только Люся отвергала мои страсти к женственному, мечтала покрасить свои белоснежные локоны в синий и отказывалась следовать моему примеру и укладывать их. Люся делала на макушке уродливые неряшливые хвосты, носила драные свободные джинсы и худи, подводила глаза, как девочка-панда и пару раз была поймана за курением. На содержание этого пубертатного монстра мне выделяли пятнадцать тысяч рублей, а я упорно их откладывала, чтобы однажды, когда все закидоны пройдут, накупить этой малявке нормального шмота. Ещё спасибо скажет! Пока что, мы просто покупали новые худи и новые джинсы.

- На, - Люся поставила передо мной тарелку с апельсинами и пошла в спальню, уже распутывая наушники на ходу.

- Спасибо, дорогуша. Что, даже не поговоришь со мной?

- О чём?

- Ну хз... о вечном. О личном...

- Тебе скучно? - хмыкнула Люся, вставляя затычки в уши.

- Представь себе. Слушай, ты в нашем доме ещё Ивановых знаешь?

- Ну бабку твою только, подружку эту.

- Баб Мотю? Она Иванова? Уверена?

- Да, я как-то ей скоряк вызывала. А что?

- Ничего, схожу к ней вечерком, ладно, иди смотри свои сериалы.

Люся закатила глаза, будто я ей сказала что-то неприятное и ушла, оставив меня в одиночестве.

И откуда ты взялся в клубе? И в караоке... И на почте. И какое отношение ты имеешь к Ивановым? Я до сих пор не могла выбросить из головы всё это, но почему-то истерика на тему "Герлена" прошла. Мне стало казаться, что ничего страшного с духами не случится. Стало казаться, что ты вообще не планируешь оставлять меня в покое, даже если я захочу. Мне это пообещал твой ехидный взгляд, я видела в тебе какого-то очень мальчишного мальчишку, который решил дёргать девочку за косички.

Глава пятая. Брёвна и соринки

Если бы я была Шерлоком Холмсом, я бы в два счёта разобралась,

что к чему, но я была всего-лишь талантливым барменом,

уверенным, что любую депрессию может решить новый

комплект белья и бутылочка “Шираза”.

Лида Иванова. Размышления "из ванной"

Невролог однозначно советовал постельный режим, а меня заказали на частную вечеринку за очень хорошие деньги уже в эту субботу. И да, в “Симоне” у меня был выходной по больничному, но как поступать с совестью, которая подсказывает, что старый друг лучше новых двух?

Мы с баб Мотей сидели за чашечкой утреннего кофе и подробно разбирали эту ситуацию.

— Я считаю, что если деньги хорошие — нужно идти на вечеринку, — заметила мне баб Мотя, лучась улыбкой. Она обожала истории про “лёгкие деньги”, особенно когда после я приходила с бутылочкой ликёра и мы гудели под древние пластинки в её двушке.

Внук купил баб Моте квартирку ровно под нами и почти сразу мы, как две созданные друг для друга родственные души, стали дружить.

— Кста-ати, мне тут сказали, что вы Иванова, прям как я.

— Ха! — баб Мотя закатила глаза. — И ты считаешь меня своей подругой, поганка? Хотя… я тоже не знала что ты Иванова, пока твоя сестра мне не сказала. Я теперь говорю, что вы мои внучки, когда врач качает права, что мне пора в стационар, ибо тут никакого присмотра. Твоя Люська даже пару раз спускалась и показывала паспорт…

— Мда… жизнь проходит мимо, — я налила себе ещё чашечку и проводила взглядом Люсю. По утрам в неё просто дьявол вселялся, так что девчонка становилась бешеной и нелюбезной. — Так вот. Давайте-ка припомним скольких Ивановых на районе вы знаете…

— А ты кого ищешь?

— Иванова А.П.

— А… П… Иванова… — баб Мотя пожевала губу.

Она была потрясающе симпатичной для своих лет, убирала волосы в элегантный пучок и носила жемчуг на шее, как английская королева. Но ругалась, как сапожник, курила через мундштук папироски и имела страсть к вину и сериалам про вампиров. Каждую пятницу они с Люсей смотрели “Дневники вампира” и “Первородных”, а потом делали вид, что не понимают о чём я.

— А… П… — опять пробормотала она. — Хотя… Господи, боже. Кого я обманываю, я не знаю ни одной бабки во дворе!

— Да она не бабка. Трусы с алишки… ну какая бабка. Она молодая, я думаю.

— Знаешь, я схожу завтра к одной соседке… она считает что мы подружки, но на деле я просто пользуюсь её добротой и рецептом на снотворное. Так вот она всех знает и в нашем районе и в трёх соседних!

— Ага… — теперь я долила кофе баб Моте. — Теперь вопрос такой. ЖК “Мир” - вам о чём-то говорит?

— Мир? Там внук мой живёт! — гаркнула баб Мотя. Ну ладно, про её внука я наслышана. Вот паззл и сошёлся, видимо это баб Мотя мне вложила в голову этот комплекс.

— Ясно… Я почему-то решила, что одна из посылок была туда…

— Исключено, у них другая почта. А теперь вернёмся к частной вечеринке! Пиши и соглашайся! Нинка пусть жирок растрясёт, поработает в две смены.

— Да жалко её…

— Жалко у пчёлки в попке! А что духи не пришли жалко, конечно… Я тогда тебя наслушалась же и тоже заказала с того сайта.

— Правда? — я аж подпрыгнула. баб Мотя не была совсем уж старушкой. Вернее она была молодой до мозга костей.

Дарила мне удивительные боди ручной работы, которые заказывала где-то в ателье и душилась коллекционными духами.

— Ага. Забежишь как-нибудь, попробуешь. Правда я ими чуть дурищу с шестого не убила. У неё астма, она пришла и присела на уши, а я ей, ой смотри, что мне пришло. Она думала я лекарства заказала в аптеке. Уши-то навострила, вся такая я не я, а я ка-ак брызну ей в нос. У-у-у-у, она как начнёт ужом вертеться.

— Баб Моть, это очень жёстко, — я покачала головой, но баб Мотя уже закатилась в смехе.

— Поживёшь с моё, от скуки и не такое отмочишь. А ты, — она ткнула пальцем в убегающую Люсю, которая безбожно опаздывала в школу. — Если ещё одно занятие пропустишь, я с тебя шкуру спущу!

— Ладно, ладно. Hasta pronto! — и Люся упорхнула из квартиры.

Эта поганка выпросила оплатить ей уроки испанского, которые давала баб Мотя, и теперь безбожно пропускала.

— А теперь самое интересное… — стоило уйти Люсе, я навалилась на барную стойку и приблизилась к баб Моте, будто нас могли подслушать. — Расскажите про своего внука!

***

Жизнь баб Мотиного внука была настоящим остросюжетным сериалом. И я просто обожала эти сказки. Каждый день было что-то горяченькое. Этот тип был ужасно талантливым парнем. Получил потрясное образование и вообще имел все шансы устроиться на работу и подняться по карьерной лестнице в два счёта. Чего он собственно и хотел.

Он закончил хороший вуз и четыре года назад, сжимая красный диплом пошёл на собеседование в крупную фирму на мелкую должность. Даже взял фамилию матери, чтобы не выделяться и не получать ничего за громкое имя деда, который был просто баснословно богат и крут. Но с собеседования внучка завернули. Дед постарался. И притащил его в свою империю, чтобы бесконечно тюкать и “натаскивать”.

Баб Мотя, которая развелась с мужем лет пять назад, хоть мы уже давно поняли что она считает, что восьмидесятые были буквально вчера, считала, что внук и так был избалован, а теперь совсем потерялся в жизни. А я с ума сходила от всех трудностей, встречающихся на его пути. И вот… все последние сказки были про то… как мальчик влюбился.

— Ох, милая… Ты не представляешь! — вздохнула баб Мотя. — Он просто не умеет находить подход…

— Бедолажка.

— Нет, он её давно заметил, — баб Мотя рассуждала эмоционально, как настоящая кокетка. — Наблюдал за ней, то так то эдак пытался…

— Он её нашёл в соцсетях?

— Пф… Ко-неч-но! У неё инстаграмм такой красивый, и там видно где она куда и всё такое… Ну вот они как встретились случайно, он тут же и посмотрел, где там она будет. Всё узнал, а она у деда, этого гада, работает представь!

— Да ла-адно!

— Да-а, совпадение такое. Ну мне кажется, — баб Мотя подмигнула. — он лукавит. Он там её и увидел в первый раз! У него это явно давно. Ну никогда с мальчиком такого не было, чтобы ему та-ак девочка понравилась. Он извёлся весь. Баб, как мне подойти. Баб, я ей походу нагрубил…

— Как ми-и-ило…

— Да видишь ли… ну у него никогда же не было проблем… Девочки сами как-то. И вон, помнишь эта, Маринка?

— Ага, сучка.

— То-то, сучка. Сама вешалась, потом сама ныла. А тут ну прямо одержимость какая-то, но ухаживать не умеет! Вообще! Даже заговорить не может.

— Я думала он смелый…

— Да он смелый, просто… ну словом… дед ему самооценку-то подпортил. Он теперь считает, что если сама не повисла на шее, то и нечего. А сам при этом ходит, как будто за косичку её дёргает.

— Это так похоже на этого Егора… — вздохнула я. — Только он уж точно не влюблён… И ваш внук же не Егор…

— Не-а, — беспечно ответила баб Мотя. — А вот как ты думаешь, что он должен сделать?

— Даже не знаю, — я мечтательно уставилась в окно. Во мне завозился романтик, как оттаявший по весне бомж. — Это так трогательно, что он ищет с ней встречи… Мне кажется, она дура, если отошьёт его.

— В её защиту - он и не пытается показать симпатию!

— Ну должна же она почувствовать, что он просто не умеет делать первый шаг! Я уверена, это видно!

— Мда… ну и хорошо бы она не решила, что он маньяк и не вызвала ментов.

— Ой, ну не дурочка же она полная!

— Да фиг знает… — слишком уж задумчиво пробормотала баб Мотя.

Глава шестая. Как насчёт того, чтобы вспомнить свой лучший школьный дискач?

Когда я открыла глаза в субботу, мне показалось, что надо мной сверкают снежинки, падают на лицо и мне так невероятно хорошо. Это был момент абсолютного счастья. Такого, в котором купаешься, как в мёде.

Почему?

Это было просто предвкушение того, что сегодня я смогу надеть новое платье. Перед сном я продумывала свой образ и теперь не терпелось вымыть голову и уложить новым идеальным утюжком, которая делает стильные локоны. У меня были новые бордовые тени и карандаш для губ, который делал их совершенными.

Это всё может показаться странными мыслями глупышки, которая только о шмотках и думает. А ещё есть умники, которые услышав подобное, говорят что-то в стиле: “Тобой управляет общество! Ты неуверенная в себе и окружение диктует тебе, как одеваться!”. В пень их всех!

Да, я хочу выглядеть шикарно. Да, для этого мне нужна одежда. Да, я трачу на неё свои деньги. Но это моё тело, моё дело, моё право быть счастливой так, как я хочу.

Я не видела мир, не путешествовала по Европе, не получила образование в трёх вузах, не выучила три языка. Я не тратила все карманные деньги на книги или обучающие тренинги, курсы там всякие.

В моём арсенале только курсы барменов и музыкальная школа, которая дала возможность петь в караоке и зарабатывать на этом лишние пару тысяч за смену.

И я люблю свою жизнь. Я горжусь своей позицией. И я её никому не навязываю. Живите, как хотите, ребята. Я вот хочу жить в крутых трусах.

Платье мы купили вчера с бабой Мотей, когда водили в торговый центр Люсю. У моей малолетки близился новогодний школьный “корпорат” или как там это называют, и ей было необходимо платье. Она могла бы пойти за ним с подружками, но таковых у неё практически не имелось, ещё она могла бы пойти с нашей матерью, но тогда ей на уши бы присели на тему розового платьица с фатиновой юбкой или типа того.

Матушка наша была особой особенной. Она развелась с нашим стариком лет десять назад, когда мы все ещё жили вместе, и стала бесконечно искать себе “Мистера Правильного”. Она зарабатывала не то чтобы плохо, и могла себе позволить ездить раз в полгода в путешествия, где и занималась поисками того самого. У неё была какая-то навязчивая идея отыскать именно иностранца, чтобы потом слать нам приветы с западных берегов. Сначала мы оставались на попечении отца или деда. Потом я съехала от матушки и Люсю стали оставлять со мной. А потом Люся вообще сменила школу, и новая была в двух шагах от меня. И всё, пиши пропало, больше её от меня не забирали.

В итоге мы ходили по торговому центру втроём. Я — всё ещё немного туго соображающая. Баб Мотя, полная решимости и энтузиазма собрать “нашу крошку” на бал. И “наша крошка” мечтающая пойти на бал в джинсах.

— Лид, зачем платье-то вообще?

— Чтобы почувствовать себя принцессой.

— А это мне зачем? Мне комфортно в джинсах! Буду сидеть и хохотать над дурами разряженными. Реально, как будто им удобно в этих непонятных кусках ткани!

— Ну смотри, — я остановила Люсю перед витриной, за которой стоял разряженный манекен. На манекене были кожаная юбка и кружевная кофточка, которая по моим подозрениям вообще была боди. — Тебе вот такое нравится?

— Мм…

— Да нравится ей! — вмешалась баб Мотя, оценивающе глядя на манекен.

— Ну допустим, — промямлила Люся.

— Как видишь, наряд — это не всегда именно платье. Но это круто, это красиво, и ты всё равно будешь принцессой. И даже в джинсах можно чувствовать себя особенной. Главное, не пытайся смешиваться с толпой, особенно толпой мальчишек. Это просто и к этому быстро привыкаешь. Начинаешь забывать, кто ты есть, становишься массой. Ты не особенная, когда стираешь себя и мешаешь в общую банку с краской.

— Зачем быть особенной?

— Чтобы в момент, когда захочется быть услышанной, тебе это позволили. Идём!

Люся в кожаной юбке с высокой талией и кружевном бордовом боди с длинным рукавом, была настоящей рок-звездой. Я никогда не видела её такой утончённой и привлекательной.

Девчонке дико всё это шло, она была настоящей девочкой-рок, и кажется сама закайфовала. Во всех магазинах играл этот волшебный саундтрек нового года, и Люся стояла в новой красивой одежде и… не могла не улыбаться. Я видела, как её щёки подрагивают от еле сдерживаемой улыбке, и старалась не спугнуть моего дикого зверька. Баб Мотя принесла серёжки-кольца, которые будто пришли из прошлого века, чтобы украсить Люсю.

— Смотри… — улыбнулась она, подставляя серёжку. Люся всё-таки улыбнулась.

— А можно твои сапоги? — спросила она, глядя на меня.

— Конечно! Замшевые, высокие?

— Ага…

— Можно. Но твои камелоты тут тоже подойдут, если хочешь знать.

Люся просияла.

Мы купили те самые бордовые тени, чтобы я сделала сестре макияж, нашли крутые колготки-сетку. Купили утюжок, чтобы делать стильные локоны. И платье для меня, не такое убийственное, как у Люси, но я даже не завидовала.

И вот я проснулась, думая о том, какие мы с сестрой будем шикарные сегодня.

— Я передумала! Нет-нет-нет! — завопила Люся, вытаскивая юбку и боди и швыряя на середину комнаты.

Мы с ней обе спали в единственной спаленке, на вторых этажах двух кроватей. Вместо первого яруса у Люси был рабочий стол, а у меня шкаф.

— Что нет?

— Я буду смешной уродкой в этом всём! Не хочу, я не клоун, чтобы подчин…

— Стоять! Ты что, считаешь, что кто-то ещё решится во всё это одеться? — я свесилась через бортик кровати и требовательно посмотрела на сестру, которая ходила кругами вокруг кучи шмота.

— Нет, но…

— Но?

— Но…

— Люсь, ты сведёшь всех с ума и я не сомневаюсь, что твоя дурная классуха вызовет меня в школу. но это ли не круть?..

— Не хочу сводить с ума… — а вот про классуху Люсе понравилось. Она обожала всё это, обожала, когда её ругали за наушники или книги на уроках. Ей нравилось, когда учителя видели в ней врага порядка, в отличии от чистеньких отличниц.

Я быстро спустилась вниз, надавила на подбородок Люси, чтобы она задрала нос.

— Люсьен, солнце, ты хочешь показать этим малолетним тёлкам, что не просто девчонка, а ещё и девчонка, которая круче чем они? Что быть такими скучными и пресными, как они, — совсем не обязательно. Можно быть красивой и по-другому, не по законам каким-то. Хочешь?

— Хочу…

— Тогда соберись и иди мой голову. Мы сделаем из тебя рок-звезду и все сегодня будут тебе завидовать лютой чёрной завистью! Поняла?

— Поняла, — кивнула Люся и я триумфально завыла. Про себя, конечно.

Я сделала Люсе маникюр, сама. На салон не уговорила. Обкусанные ногти с заусенцами, стали выглядеть лучше, но, увы, уговорить удалось только на чёрный цвет.

Мы сделали локоны и длинные белые волосы засияли, как у Золушки. Они были всё так же растрёпаны, но было видно, что не из-за страха перед расчёской, а по идеальной задумке.

Без привычной чёрной подводки Люся казалась совсем другой. С яркими бордовыми губами преобразилась так, что мать наша не узнала бы. Когда сестра стояла перед зеркалом в коридоре и смотрела на себя, у неё не было слов. Я видела, как сияют её глаза.

Она сегодня была рок-звездой, а я была феей-крёстной.

— Я крутая, — кивнула Люся, убирая волосы на одну сторону.

— Очень крутая.

— Ребята хотят после праздника пойти в кафе, мне можно?

— Можно, я буду за городом, но баб Мотя на связи.

— Хорошо… Спасибо. Ты тоже очень красивая, Лид, — Люся покраснела, она мне такого не говорила ещё.

Мы с ней обе вышли из дома, радуясь колючим снежинкам, тающим на наших губах и щеках. И мне вдруг показалось, что это я иду на школьную дискотеку в новом платье, а не на работу. Мне казалось, что сегодня тот самый день, когда уже сданы контрольные, вот-вот выставят четвертные оценки и всё закончится.

В школе Люси устроили этот безумный эвент раньше времени из-за каких-то там проверок, и ей в понедельник ещё в школу, ещё учиться и учиться. У меня в фантазиях сейчас было двадцать восьмое. И завтра в школу не надо, оценки уже на последней страничке дневника, а послезавтра новый год.

Мы сели в разные такси и разъехались в разные стороны.

Глава седьмая. Наивная Лида

Надменность скрывает слабость.

Гордость и предубеждение (Pride & Prejudice)

Такси везло меня в коттеджный посёлок в тридцати километрах от города. В таких уже не осталось старых деревенских домиков, их строили с нуля. Там были ровные асфальтированные дороги с идеальными обочинами, расставленные на равных промежутках друг от друга магазины, остановки и детские площадки. Высокие заборы, видимость развитой инфраструктуры. Готова поспорить, что побоку жителям этих домов и детские площадки, и магазины местные, и уж тем более автобусные остановки.

Такси остановилось перед одним из таких домов, и меня встретила неприятная тишина. Когда меня нанимали на частные вечеринки, я приезжала заранее, но шумиха к тому часу уже имела место быть. Сновали сотрудники кейтерингового агентства, мотали шнуры звуковики. Это была привычная активность, которая тут же помогала втянуться в процесс, это было уютно. Все сразу превращались в людей одного сорта, хоть и находились в доме совершенно себе не по статусу.

Я вышла из машины, достала из багажника свой чемодан, тубу с инструментами и остановилась перед воротами. Было закрыто, но имелся звонок. С момента, как я закрыла дверь такси и до момента, когда машина тронулась и скрылась в конце улицы, я была под какой-никакой защитой. Казалось, что в случае чего смогу сбежать. Теперь я была одна, над головой на черничном покрывале уже рассыпались морозные звёзды и ветер был загородным, холодным. Неприятным.

Я простучала каблуками по выложенному плиткой тротуарчику и нажала на кнопку звонка.

— Н-н-да, — ответил мне томный женский голос.

— Здравствуйте! Бармен, на вечеринку, — мой голос дрогнул от волнения. Я не привыкла вот так приходить в богатые дома, где меня не встречали с порога. Ну, или хотя бы приходила не в одиночестве. Почти всегда у входа тусовался кто-то ещё.

Мне не ответили. Домофон пропищал и ворота с глухим щелчком открылись.

Я торопливо вошла во двор, удобнее перехватив тубу и чемодан, как будто держась за них — оставалась в безопасности. У дома было шикарное широкое крыльцо, как в каком-то старинном фильме, где во дворе парковались кареты и из них прямиком на первую мраморную ступеньку выходили дамы. Имелись даже колонны и крошечный балкончик на втором этаже. Пошёл снег, который ледяной крупой заносил идеальный чистый двор, путался в живой изгороди и оседал на ней шапками.

— Проходите, — на верхней ступеньке меня ждала строгая дама в чёрном платье. Ну просто дом мистера Рочестера.

— Я не рано? — на всякий случай уточнила я, поднимаясь по ступенькам к великолепным дверям. Да тут и правда был дом из романов сестёр Бронте или Джейн Остин. Прямо дух захватывало.

— Нет, вы как раз вовремя, — без улыбки ответила женщина в платье. — Меня зовут Анна Викторовна. Я буду тут ещё около пятнадцати минут, потом уйду. Идёмте, я вас провожу.

М-да... Анна Викторовна? Точно? Не миссис Уотсон или типа того?

— Оч… — я хотела было сообщить, как мне приятно знакомство, но Анна Викторовна уже шла передо мной и не нуждалась в том, чтобы я представлялась ей. Увы.

Она провела меня через просторную… ладно, назовём это прихожей, но я такое видела только в фильмах, и они это явно называли иначе. Наверх уходила шикарная лестница. Ах! С такой бы скатилась какая-нибудь просто Мария, под мрачную музыку, а на верхней ступеньке стояла бы некая донна Роза и дьявольски хохотала.

Сейчас откроются двери и я увижу оббитые шёлком стены, камин и милые полукруглые креслица. О да, и рояль, конечно. Ага-а, а вот и он, родимый. Всё было именно так, как я думала. Просто спектакль какой-то, иммерсивный театр или квест-комната с хорошими декорациями.

— Простите, — я остановила Анну Викторовну и та повернула ко мне голову. Достаточно медленно, чтобы я поняла насколько это неуместно останавливать экскурсию. — А…м… Это точно дом… — и я, конечно, забыла фамилию заказчика.

— Вы приехали по моему звонку, но это не мой дом, так что можете не вспоминать фамилию. Да, всё верно. Сегодня будет мероприятие и для него нужен бармен. Что-то не так?

— Нет, но… дом выглядит так, будто в нём не живут, а исторические фильмы снимают… — пробормотала я, глядя по сторонам в поисках картин маслом, где были бы изображены члены семьи и их собачки.

— Ну… — Анна Викторовна улыбнулась, явно поощряя моё любопытство. Она прямо-таки гордилась местом в котором, очевидно, работала. — Это правда. Интерьер очень необычный. Владельцы этого дома были немного… Фанаты определённой эпохи. Но они тут больше не живут. Дом продан.

— А вы, должно быть остались? — засмеялась я, чувствуя, что очутилась в какой-то новогодней сказке, не иначе.

— Что-то вроде того. Итак, — Анна Викторовна распахнула двери в следующую комнату.

Мы оказались на кухне, которая была вся деревянная и будто совсем не современная. Я запросто могла представить пухлощёкую кухарку, которая тут коптит рёбрышки и сосиски на открытом огне и готовит в котле суп. А в котле побольше похлёбку для слуг.

Однако, за деревянными фасадами скрывались вполне обычные вещи. Ну просто шик! В центре кухни стоял остров с вмонтированными туда мойками, но моё внимание тут же привлёк винный холодильник. Жильцы этого дома знают толк в развлечениях... На открытых деревянных полках имелась целая выставка бокалов "подо всё", тут умели пить правильно.

— Ваше рабочее место в столовой, она за этой дверью, всё необходимое можете брать тут.

— А гости?..

— В столовой. Если что, ваш наниматель сам всё объяснит. Всего доброго, — Анна Викторовна не стала ждать ответной вежливости и молча удалилась.

Я осмотрелась кругом, поставила свой чемодан, развернула тубу и хотела было расставить всё на столе, но потом подумала, что должно быть в столовой имеется полноценный бар. Я оставила свои инструменты, поправила платье и открыла дверь на которую указывала Анна Викторовна.

Там было темно, тихо. Никакого кейтеринга, никаких наёмных официантов или звуковиков. И никаких гостей. Только один круглый столик по центру, совершенно пустой. Два стула и тихая музыка. Причём… "Вестсайдская", блин, "История", а не танцевальные хиты этого года.

— Какого чёрта, — вздохнула я, приближаясь к столику.

Быть барменом на романтическом ужине на двоих мне ещё не приходилось, но я быстро прикинула, что можно приготовить парочку «нежных» коктейлей, может даже обойтись банальной «мимозой» или чем-то сладким а-ля «Белый русский».

— Привет, — твой голос прозвучал откуда-то из-за моей спины, откуда-то из столовой, где я только что была.

Твой голос слился с совершенно неромантичной песней «Америка», как раз в тот момент, когда Анита радостно расписывала, как великолепна её новая жизнь вне Пуэрто-Рико. Твой голос был тихим и глухим, и даже настороженным, будто я была жертвой, которую можно запросто спугнуть. Я зажмурилась, чтобы не видеть твоего лица, выдохнула, досчитала до десяти и развернулась.

— Что? Страшно глаза открыть?

— Детский сад, — вздохнула в ответ, поднимая голову. — Ты маньяк? Скажи честно. Ты меня преследуешь?

— Да, — честно, как я и просила, ответил ты и расплылся в улыбке. — Поговорим?

— То-есть работать мне сегодня не предвидится, верно? Слушай, это какая-то глупость. Скажи прямо, что тебе от меня нужно?

— Ты, — и ты снова разулыбался, будто я должна была пасть к твоим ногам. Такой весь благородный, щедрый на улыбки. И, видимо, мне тут отведена роль восторженной твоими щедротами девицы. Да что ж такое, даже обидно стало. Такой талант соблазнителя пропадает на меня!

— М… а ты сегодня смелый, без дружков, — я окинула тебя взглядом и присвистнула.

В костюмчике, кудри всё такие же небрежные, но в другом виде их представить и невозможно, глаза внимательно за мной следят. Я не собиралась им сдаваться, так что просто приклеилась взглядом к твоему воротнику, но почти сразу переключилась на напряженную шею. Ну всяко лучше, чем глаза или губы.

— А ты, кажется, так и не выполнила моё условие?

— Я… болела… — от твоего уверенного, жёсткого голоса, мой почему-то ломко дрожал. — Ты… тебе что нужно?

— Сядем? Как насчёт коктейлей?

— На работе не пью.

— Боишься не удержаться?

— От чего?

— От меня.

— Ещё чего!

— Тогда наливай, красотка!

— Чего хочешь?

— То же что и ты.

Я кивнула, смерила тебя взглядом, но ты не испугался. Вернулась на кухню, а ты пошёл следом. И следил за каждым моим движением, пока я смешивала «Негрони». Ты достал поднос и я поставила туда два бокала, тарелку с апельсином и шейкер. А потом подняла взгляд на тебя, и ты изучал моё лицо, неотрывно, будто что-то хотел сказать, но никак не мог подобрать наиболее удачный момент.

— Что тебе нужно от меня? — шепнула я, ты отодвинул поднос с края островка, а потом выкинул штуку, которой я никак не ожидала.

Крепко взял меня за талию и усадил на столешницу, оказавшись между моих ног и чуть не касаясь моего кончика носа своим. Я завизжала, вцепилась в твои плечи и от этого всё стало ещё хуже. От моих пальцев ты напрягся, притянул ближе и мне оказалось совершенно некуда деться. Я была в капкане. Ты дышал, а я это слышала, совсем рядом. Твоё дыхание было на моей щеке, на моём ухе. Даже коснулось губ, от чего мне пришлось начать уворачиваться. Если бы ты меня поцеловал – всё бы пропало. И что в тебе хорошего? Ровным счётом ничего. Наглый и самоуверенный придурок, который решил, что может со мной играть.

— Что… тебе… нужно, — медленно переспросила я, но вопросительной интонации не вышло.

— Тебя, — не задумываясь ответил ты. Твои пальцы пришли в движение, твои руки переместились. Теперь ты прижимал меня к своей груди, а я замерла боясь совершить ошибку. И ждала, что же дальше.

— Что же дальше?..

Ты сам повернул мою голову к себе лицом. Сжал мой затылок, подарил прощальную улыбку, будто собирался пристрелить через секунду, и зачем-то поцеловал.

Неправильно всё это было. Не убивают поцелуями. Не травят. А ты – отравил. Но я ещё не совсем с ума сошла, чтобы не начать кусаться! Батюшки, да за кого ты меня принимаешь? Алло! Думал, что всё будет так просто?

Как мило!

Глава восьмая. Первое "Первое свидание"

Идеальное свидание. Туториал от Лидии Ивановой

1. Определитесь с типом свидания. Например:

Романтичное, спортивное, интеллектуальное, экстремальное или интригующее.

Как выбрать?

Спросите девушку!

Получилось? Ура! Рыбка на крючке.

2. Место!

Кафе, скалодром, квест, прыжок с парашютом или свинг-пати.

Как выбрать?

Спросите девушку!

Привели? Ура!

3. Атмосфера!

Музыка, непринуждённые разговоры, мо-ожет быть цветы, а может быть и нет... Секс с извращениями? Хм... ну, дамы бывают разными.

Как выбрать?

Спросите девушку!

4. Еда... самое главное!

Изящный салат с рукколой и кукурузным муссом или шаурма с чесночным соусом? Да и да!

Как выбрать?

Спросите! БЛИН! ДЕВУШКУ!!!

Ну или её мать! М-муа! Удачи, неудачник!

Как бы объяснить, что это было… Не уверена, что смогу. Сколько не пыталась, всегда выходило неправильно, но сейчас выбора нет, да? Все карты на стол?

Смешно вспоминать, как это было спустя полгода, когда я уже наизусть знаю твои губы, но тогда не знала. И они меня оглушили, как очень громкий бас на рок-концерте. Я на секунду зависла и это была твоя фора. Ты тут же прорвал оборону, язык коснулся моего языка, а руки бесцеремонно легли на обнажённые плечи. На мне было то платье, серебряное с открытой спиной, и ты этим воспользовался на всю катушку. Я даже не уверена, что у меня был шанс, хотя, кто знает.

По спине пробежал горячий пар, превращающийся в капельки влаги, щекочущие кожу. И нет, это я не на плиту села и не включила задницей чайник. Это твои пальцы. Вверх-вниз, вверх-вниз. Они сдавливали и массировали мою спину, будто я пришла на очень странные спа-процедуры. И, если честно, я потеряла голову, чувак.

Потеряла её ровно на пять минут. И за это время ты успел меня просто разорвать на кусочки своими пальцами, губами, зубами. И я знала уже, не сомневайся, что всё изменится. Что я не смогу просто спрыгнуть со столешницы и жить дальше, будто ничего не случилось, потому что ты, прямо в эти пять минут, выцарапывал своё имя у меня внутри. Оставлял следы всюду, где вздумается. В голове, на подкорке. В сердце, прямо на его эластичной, такой защищённой шкуре. В лёгких, которые уже не могли вмещать твой запах и отчаянно ему сопротивлялись, чем иначе объяснить то, что у меня не хватало дыхания?

И я очень хотела не чувствовать всего этого, но моё тело всё ещё плавилось, как восковое, от этого раскалённого пара.

Как я в себя пришла? Ха! Просто ты перешёл все границы, когда чуть отстранился, обнял ладонями моё лицо, а потом мучительно-сладко, медленно облизнул мои губы. Вот и всё.

В этот момент я не на шутку перепугалась, зажмурилась, протянула руку, схватила шейкер и со всей силы шибанула тебя по башке, Красавчик.

Ну ты правда заслужил, потому что это было жестоко. У меня в ту же секунду такое головокружение началось, что стало ясно - это была грань. Дальше — разврат, а нам разврат не нужен, правда?

В общем, ты был отделан шейкером. Нежно.

— Ты психованная! — прошипел ты, рассмеялся и чмокнул меня напоследок, сжав щёки, чтобы губы сами вытянулись вперёд “уточкой”. — Красотка. Ладно, бери своё пойло и пошли! У нас свидание!

Я спрыгнула со столешницы и стоило тебе уйти, тут же скатилась по стеночке и уселась на пол. Платье съехало, нужно было приводить его в порядок. Волосы в беспорядке. Всё было очень-очень плохо. И сердце билось так, что начинало уже побаливать от этой истерики. Но самое главное — это кисель в голове. Это нечестно, Егор! Это было нечестно… Я дезориентирована, как отравленный ядом зверёк перед отловом. Как оглушенная рыбка перед поимкой.

***

Вместо “Вестсайдской Истории” заиграла французская версия “Ромео и Джульетты”. Не знаю, что ты этим хотел сказать, но я тогда оказалась немножко тронута. Ты даже достал откуда-то цветы! Целый букетище! Пошлейших красных роз… И улыбался как дурачок, будто подготовившийся к уроку двоечник.

— Как пошло. Розы… — хмыкнула я. — А дама сердца знает, что ты только что сосался с барменом?

— Как пошло. Сосался… Ты же дама! — парировал ты и указал на отодвинутый стул. — Садись. Я, наверное, должен был отодвинуть, но не знаком с этикетом. Сорян.

— Не прощу. Девушек не целуют до свидания.

— Ну тебе же понравилось!

— С чего ты взял?

— Не тупи. Это сразу видно. Ты вся раскраснелась, разволновалась… Мне понравилось.

— Враньё!

— Как знаешь. Розы — тебе. Это — романтическая жратва!

Я подняла металлический колпак, который прикрывал “романтическую жратву”. И когда только успел тут материализовать это?

На блюде лежала какая-то зелень и в самом центре некая масса.

— А если мне это не нравится? Я вот, стейки предпочитаю, — вздохнула я, убирая колпак и бесцеремонно бросая его на пол. Ты удивлённо на меня уставился.

— Во-первых, ты портишь моё первое “первое свидание”, — ты облокотился о стол и ткнул в мою сторону пальцем. — Во-вторых, женщины любят всю эту дребедень с салатами! В-третьих, этот букет лучший в цветочном, мне его там расписывали, как пропуск в женскую спальню, так что не надо тут.

Я рассмеялась так, что должны были задрожать чёртовы стены. Прекрасно! Ты был самым ужасным кавалером на свете.

— Ам… — я посмеялась ещё. — Это… как бы твоё первое свидание? Ну, в плане не со мной, а… вообще...

— Да, — спокойно кивнул ты и указал на тарелку. — Ешь. Ты же женщина!

— Прости, очень смешно, — я сделала глоток негрони и замычала от удовольствия. — Волшебно… попробуй. Правда, то что нужно. Ну ты и тип… В бункере жил?

— Нет, — ты вообще не понимал прикола. Знаешь, я рада, что это всё изменилось. Сейчас про тебя такого и не скажешь.

— Ладушки. Ты кушай, а я пиццу закажу, окей?

— Пиццу?

— Ага. Или шаурму. Хотя, лаваш размокнет… М… Может коробочки-вок? Хотя, вообще стейк бы сейчас в самый раз. С кровью… Или ростбиф. Чёрт, мяса захотелось до жути. А это что?

— Мус…

— А, не продолжай. Выглядит и пахнет так, будто нужен словарь, чтобы описать все оттенки вкуса. Милый, это меня не впечатлило. И розы я не особо люблю, тем более красные. Тут из хорошего — только “Негрони”. А дом твой? Ты в этом бункере жил, вдали от цивилизации?

— Нет. Это дом моей бабушки, ну… был. Мы поменялись, — и ты всё ещё не смеялся.

— Мне прям интересно, а где ты научился ТАК целоваться, если в свиданиях полный профан? — мой вопрос тебя добил. Ты поморщился, вытер руки о салфетку и отодвинул тарелку с романтическим силосом. — Ну правда. После такого роскошного шоу тебе кто-то давал?

— Мне никогда не требовалось никакое шоу. Ты просто…

Я рассмеялась снова.

— Серьёзно? Всё дело в том, что я… бегать за тобой не стала? Но ты же и не предлагал… Ах! Блин. Поняла. Я поняла… Егор, так выходит ты всё это время ждал, когда я приду и повисну на твоей шее?

И ты кивнул, будто не видел в этом ничего особенного.

— Наконец-то ты поняла!

— Ты псих! Ты асоциальный тип, знаешь?

— Нет, — и ты… улыбнулся. А улыбка у тебя что надо. Всегда была такой.

— Но это так!

— Может быть. Так что, начнём свидание? Что там надо? Говорить, смеяться. Ну, ты в целом-то уже смеялась… Теперь расскажи там про семью свою, про что-нибудь…

— Ааааарррр, да не буду я ничего тебе рассказывать! Ты сейчас просто отдашь мои духи и я уйду отсюда! Давай так, а?

— А моя посылка?

— Чёрт! Да не смогу я без извещения её забрать! Неужели не ясно?? Я не знаю где эта Иванова А.П.

— Мм… очень жаль, никаких тебе духов…

— Козёл! — я махом допила коктейль и поставила стакан на стол, так что подпрыгнули столовые приборы. — Свидание! Ха! Скажи честно, ты придумал это всё с посылкой, чтобы меня…

— Чтобы встретиться ещё раз, — ты снова улыбнулся, будто понял, что меня это трогает. Уж не знаю как. При всей твоей отчаянной глупости, ты удивительно проницателен.

— Ну всё, я тебя раскусила. Давай сюда духи!

— Ну и что, что раскусила. Я не скрывался от тебя, — ты пожал плечами и наколол на вилку свою траву, обмакнув её в жёлтый мусс. — Я по-прежнему хочу встречаться ещё. И к счастью, девушка с которой я хочу встречаться, выставляет своё расписание в “Инстраграмм” каждую неделю. А ещё её можно заказать. А ещё я знаю, где она живёт, — на посылке есть адрес. В общем.. тебе от меня некуда деться.

— Это шантаж.

— Неправда. Это флирт!

— Ты вообще знаешь, что такое флирт?

— М… нет. А есть книга про это? Туториал какой-нибудь?

— До-сви-ду-ли… — я вздохнула и пошла делать новую порцию “Негрони”.

А ещё твёрдо решила, что без духов отсюда не уйду!

Глава девятая. Про принцев и принцесс

Принц мой сам придёт, и сразу на вертолёт и в замок.

Там дворецкий, кухарка и личный водитель, он там просто Господь и это его секта.

Я там буду бродить в его майке и отпугивать левых самок.

И моим отношениям не помешает недостаток инициативы и интеллекта!

Он будет меня любить всегда и во всех позах.

На рояле, в гостиной, на кухне и на заднем сиденье машины.

Не спросит диплома, рекомендаций и возраст.

Главное, что, когда я рядом, у него кровь закипает в жилах.

И пускай кто-то скажет, что я недалекая клуша.

И что со мной говорить не о чем и трахаться неинтересно!

Я, вообще-то, в тренде, я главе к пятнадцатой стану получше.

Мне купят шмот и причешут, ну всё в общем будет кошерно!

Я от принца убегать буду, чётко. По средам!

Он догонять будет, это такие дебильные брачные игрища.

Ловит, тащит в замок, отпаивает шоколадом и укрывает пледом.

А я такая… Нет! Я гордая, сильная, пусти, мужичища!

Тут главное не провафлить момент и не давать поблажки.

Чу-утка пережала и всё! Принц убегает.

И вот ты уже не главная героиня с обложки.

А второстепенная стерва, которую в конце обломают.

От автора

Ты поразительно упрям. И мне кажется, будто не понимаешь человеческого языка. Не принц, одним словом. Но и я не Анастейша Стил… Во мне туповатой эротики в стиле кусать-облизывать губы — ни на грош. Восхищённых взглядов не кидаю из принципа. На деньги не падка. Шмотки красивые мне не нужны. Еда… не впечатляет. Алкоголь? Ну, что я, вин дорогих не пила?

Моя защита от глупых мужчин-собственников — исключительно в том, что… мне ничего от них не нужно. Я зарабатываю ровно столько, чтобы копеечка к копеечке хватило на все “хотелки” по списку. Тут всё, от трусов до усов. Так что…

Твой заход через старый красивый дом с экономкой, камином и кукурузным муссом — потерпел фиаско. Увы, братан. Но не этим меня можно покорить. Так что я сделала себе коктейль покрепче, и вытянула ноги на диване, уставившись в камин.

— Итак… Как же мне забирать своё, нажитое непосильным трудом? — я задумчиво пошевелила пальцами ног и ты уставился на них, как будто в жизни женских ступней не видел.

— Кхм… Ну…

— Ну? — я повысила голос, не желая отступать. Мне стало казаться, что я могу быть на коне, но ты обломал.

Взял свой бокал, сел на диван у меня в ногах и устроил мои ноги на своих коленях.

Твои пальцы… коснулись моих ступней и стали, блин, массировать. Нет, я всякого ждала, но не такого. Краска мгновенно залила мои щёки позорнейшим девственным румянцем. Я слаба на… массажи всех видов. Голова, руки, ноги… я вся ваша. И ты это увидел, понял и в ту же секунду стал ещё хуже себя вести. Стал сильнее давить на чувствительные места, прямо в раж вошёл. В какой-то момент я откинула голову и выгнулась в спине, потому что по телу от точки на взъёме, прошла волна удовольствия близкая к оргазму.

Тоже самое я чувствовала, когда кто-то водил по моей голове массажером-пауком… чистый кайф! Я всхлипнула, прижала руки ко рту и стала подбирая под себя ноги отползать, а ты двинулся на меня.

— А-а-а, — отрывисто прошипела я, качая головой. — Не приближайся ко мне, маньяк!

— Почему? — ты хищно улыбнулся и навис надо мной, касаясь всего моего тела всем своим телом.

— Потому что, потому и кончается на “у”!

У нашей маменьки это было, как ответ на… любой вопрос. Вообще любой, и я рассчитывала, что ты отстанешь уже, но увы, не отстал. Ты рассмеялся и прижался к моему лбу своим, в таком трепетном интимном жесте, что я фыркнула и отвернулась.

— Ещё чего, — но моё бормотание тоже не отвадило твою мерзкую тушку от меня.

Ну, если честно, сейчас я могу говорить, что ты вовсе не мерзкий. И был не мерзким. От тебя пахло просто умопомрачительно и как-то очень знакомо. А ещё тело было крепким. Может не накаченным, как торс на рекламе трусов, но не рыхлым. Приятным. Ты не был удушливо жарким, как многие мужики, наоборот. С тобой было как-то свежо и прохладно. Фу! Меня чуть не выворачивало от желания сбежать от греха подальше, но перед этим на секунду прижаться губами к сгибу твоей шеи, просто эксперимента ради.

Ненавидела тебя. И сейчас ненавижу, за то что… лежишь тут такой…

Пол года спустя

Лида перевела дух. Её рассказ длился уже почти полтора часа и в горле пересохло на самом ответственном моменте. В палату коротко постучали.

— Да? — ответила она, вопросительно, неуверенно.

— Лид, это Сафо и Неля, — раздался голос Лидиной знакомой, которую она в сущности и не знала. Так, видела пару раз. Просвещала несколько дней назад на тему отношений, когда с Егором ещё всё было хорошо.

— Заходите, — Лида не отрываясь смотрела на свои пальцы, переплетённые с пальцами Егора, и старалась не плакать. Она ему обещала.

В палату вошли две девушки. Милая блондинка с большими серыми глазами, мягкими и добрыми, как у оленёнка. И экстравагантная шикарная женщина с длинными чёрными афро-косами и бордовыми пухлыми губами. Женщина, Неля, была такой диковинкой в этой больнице, что на неё все оборачивались, а Лида привыкла.

Дядя блондинки и муж женщины с афро-косами, попали в ту же аварию, что и Егор и обе стали “подругами по несчастью”. Собственно, с подачи Нели, Лида и стала рассказывать Егору всю историю их отношений, за все пол года, что они провели вместе с момента того злосчастного случая на почте.

Муж Нели, увы, хоть и пришёл в себя… ничегошеньки не помнил о последних годах их жизни. Ему будто снова стало двадцать с хвостиком, у него будто не было жены и детей, а сама Неля была очаровательной молодой диковинкой, которую было необходимо уложить в постель.

Смешно… Только Егор ни десять, ни пять лет назад Лиду не знал. Если он что-то забудет — она из его жизни исчезнет. Но самое ужасное, что он не просыпался вообще… Так что всё, что она могла, это бесконечно рассказывать и мять его руку.

— Ты идёшь? — спросила блондинка, которую звали Сафо. Её дядя был в соседней палате.

— Куда?

— Обедать. Неля отвезёт нас в кафе. Тут рядом.

— Но я только дошла… — Лида перевела дух. Она не была плаксой или романтиком. Хотя, обучая Егора этим премудростям, стоит признать, ударилась в излишнюю милоту, — Почему он не просыпается… Все остальные же в сознании…

— Потому что это была неприятная и очень непредсказуемая авария, — глухо произнесла Неля.

— Как Марк? — спросила Лида.

— Понятия не имею. Его сегодня выпишут. Не хочу об этом. Случись авария на день позже и мы бы уже развелись, нафиг… — и она спрятала лицо в ладонях. — Такое ощущение, что не только… Карина, хотела этой аварии.

— Нельзя так, — начала Сафо, но Неля предупреждающе покачала головой.

— Нет. Не говори ничего! Правда, это всё сложная история и сейчас не время. Пошли. Есть хочу. Мне ещё этого подростка домой забирать сегодня…

Лида в последний раз посмотрела на Егора, лежащего на койке, подошла и поцеловала уголок его губ.

Досчитала до пяти.

Подождала, в надежде, что он улыбнётся или ответит, но ничего. Тишина.

— Продолжу рассказ, когда вернусь с обеда, ладно? Не скучай тут. У нас столько воспоминаний впереди, что книгу можно написать…

Глава десятая. Обычный заносчивый мажор

— И почему так сложно отказывать красивым мужчинам, которые не видят берегов?

— Вот потому и сложно... Ему-то что? Он уже утонул... нечего терять, дорогуша.

(Полуночная беседа Лидии и баб Моти)

Пол года спустя

Лидия сидела на койке, скрестив ноги по-турецки и смотрела в окно. За ним пролетал не то тополиный пух, не то просто мошки в глазах от усталости, но что-то явно было и это раздражало. Лидию вообще всё сейчас раздражало. Особенно тишина.

— Лид? — позвала Люся. — Ты домой не пойдёшь?

— Не пойду, — Лида покачала головой.

— Понятно, — и вздох Люси Лиде не понравился.

— Ну, что такое? — она развернулась, уже заранее недовольная. Сестра хотела жалости, это понятно, но сейчас Лида этого дать не могла. — Я знаю, он твой лучший друг. Знаю, окей?

— Окей.

— Только не нужно сейчас рыдать. Это никому не поможет. Если хочешь — я вас оставлю и вы поговорите! Если нет — вызывай такси и едь домой. Позже поговорим.

— Не могу говорит с тем, кто…

— Тогда не рыдай и соберись. Всем только хуже от слёз. От них голова болит. Пожалуйста, не разводи мокроту! И не давай бабе Моте рыдать.

— Ага… — Люся ушла, и Лида тут же схватилась за голову. — Я так много на неё ворчу… Сил нет. Я ужасная. И ты тут очень пригодился бы… она… ужасно без тебя переживает. Не понимаю, как раньше жила. Ну и мы, кстати, добрались до вашей первой встречи, так что давай не будем отходить от темы разговора. У нас впереди ещё немало всего.

Итак, на чём я остановилась?

За пол года до того

Ты навис надо мной коршуном, и дьявольски улыбнулся. Эдакий искуситель, которому я не хотела подчиняться. Это было странно. Я понимала в общем-то, что ещё в первую нашу встречу не осталась тобой незамеченная. Не из-за трусов, вовсе нет. Из-за тона, которым ты мне сказал свою первую фразу, из-за взгляда. Пронзительного, тяжелого. Ты был в отчаянии, когда мы увиделись снова, и только поэтому, как мне кажется, так много и дерзко говорил, веселя свою группу поддержки. И да. Мне кажется, что ты волновался. А сейчас, был в сантиметрах от меня и… совершенно спокоен.

Ты лениво наблюдал за мной, уже веря в свою победу. Твоё волнение переходило в другую фазу. Оно медленно, но верно превращалось в сексуальное. Это тоже не может быть секретом. У тебя очень мягкая живая кожа, и одна только улыбка преображает лицо, оно тут же всё меняется, собирается морщинками, складками, ямочками. Это настоящее волшебство, которое заставляет меня смотреть и смотреть, а потом себя одёргивать.

— Я сейчас мог бы в два счёта уложить тебя на лопатки, — медленно произносишь ты, устраиваясь удобнее. Мне пришлось напрячься, чтобы не раздвинуть ноги, как бы комично это не звучало.

— Я уже на лопатках, ты слепой, что ли?

— Нет, не слепой. Но я не об этом.

— И за что же это я тебе могла бы дать, позволь спросить? Ты не устроил мне свидания, не был мил и обходителен. Не провёл душевных бесед и всего такого…

— Хочешь скажу что-то? — твоя улыбка так и не угасла и теперь просто мешает говорить. От неё слова кажутся вязкими, слишком ласковыми, — Тебе всё это не нужно, — ты наклонился и поцеловал мою щёку, рядом с губами. — Ты прекрасно справляешься без романтики и разговоров, — ещё один поцелуй в другой уголок губ. — И я тебя рассмешил. Ты столько хохотала, что у меня уши заложило.

— Ты придурок, — констатировала я и стала биться, чтобы тебя с себя спихнуть, но ты провёл ладонью от колена вверх, по моему бедру, отодвинул его и сделал то, чего я боялась. Лёг между моих ног… прижавшись, ну… весьма красноречиво, короче, это было. — Ты что себе позволяешь? Я не девочка, не дурочка, которая пустит на тебя слюнки. Мне это не интересно, понимаешь? Чего прицепился?

Голос звучал всё-таки не очень уверенно и это было досадно. От этого потрясающего вторжения в личное пространство тело кололо иголочками. Ты удерживал себя одной рукой, а другую так и не убрал с моего бедра. Нагло пощупал, поморщился, улыбнулся. Я окаменела. Нет смысла бодаться с диким животным, оно никуда не денется, если уж почуяло в тебе лакомый кусочек.

— Ты мне понравилась. Чем я плох?

— Да я тебя не знаю! Мне от тебя нужны только мои духи! И ты меня не знаешь. Может, я чёрт знает кто, чёрт знает откуда и вообще опасный криминальный элемент себе на уме.

— Если я отдам тебе духи, — ты коснулся кончика моего носа своим. — Ты сбежишь.

— Почему? Ты так в себя не веришь? — ты поморщился в ответ и сжал вместо бедра мою талию, наваливаясь сильнее, так, что я остро ощутила, как ты не хочешь моего побега.

— Знаешь, — усмешка, ты отвернулся, — я не создаю впечатления интересного парня. Я обычный заносчивый мажор, которому всё достаётся легко. Это очень честные и справедливые слова, которые говорили мне все бывшие. И не то, чтобы я им верю, — ты подался вперёд, скользя по моему телу своим. И это даже на петтинг уже слабо похоже, с учётом того, что платье моё давно задралось, а тебе можно было бы только джинсы приспустить и вуаля - случайный секс готов! И ты его нагло провоцировал и имитировал, давая понять всю серьёзность своих намерений.

Я вцепилась в плед, на котором лежала, запрокинула от неожиданности голову и втянула сквозь зубы воздух, а ты с улыбкой вернулся назад, повторив всё ещё раз. Твои кудряшки коснулись моего лба щекоткой.

— Так вот, — голос опустился до пошлого тихого. Я зарычала, не в силах от тебя избавиться, — я не верю в это, но доля правды тут есть. Мало кто тратит время, чтобы со мной познакомиться, понимаешь? Потрахаться, в… — ты снова, собака, это сделал. Я снова выгнулась и вцепилась в плед, даже зажмурилась, чтобы ты не видел моих жалких щенячьих глаз. Этот странный петтинг был хуже развратного соития. — … кафешку там сходить. Подарков выпросить… И всё. Потом я говорю им, что о них думаю, и они… — ты засмеялся, в очередной раз прижимаясь сильнее, — … и они говорят, что я худшее, что с ними случилось. Но понимаешь, — я сама не поняла, в какой момент вместо пледа схватилась за твои плечи. — Я никогда не выбирал их сам. Они приходили, и я смирялся с этим приятным фактом. А ты..

— Я что, какая-то особенная? — я с ужасом поняла, что голос у меня стал отвратительно хриплым.

— Не представляешь насколько, — ты набросился на меня с поцелуем и не отказывал себе в удовольствии шарить своей ручищей, смело лезть под и без того не особо закрытое платье, и всё такое.

Ни стыда ни совести. Но язык мой, враг мой, он уже сталкивался с твоим, не уступая в желании сближения. Я была какой-то марионеткой, которая начала сдаваться искусителю, а ему-то этого и не хотелось.

Я прекрасно понимала, что дам тебе — и пиши пропало. Ты может даже вернёшь духи, но это будет так.. прощальный жест. Ты хотел игры. Настоящей, подростковой. Конфетно-букетной. Кофейно-винной. Хотел, что бы я, как красавица чудовищу, подарила тебе поцелуй истиной любви, ну или что-то в этом духе, не сильна я в сказках.

— Стой! Стоять! — я через силу оторвалась от тебя, но напоследок ты больно укусил меня за губу, пропустил её между зубами, облизал и залюбовался результатом трудов. Хорош, ничего не скажешь, — Я не вижу причин, чтобы ты меня…

— Ох, женщины, ужасные вы..., — взмолился ты, крепче прижимая меня к себе. Твоя рука уже должна была отсохнуть, держать эту тушу на весу, — Хочешь услышать историю “Почему ты?”.

Я кивнула, хотя не хотела. Просто тянула время и рассчитывала перестать быть интересной. Нет, ты мне мо-ожет и нравился, но не настолько, чтобы отдаваться по первому требованию или соглашаться на твои дурные идеи. Ты же просто захотел новую игрушечку. Даже не скрывал этого.

— Не знаю, — ответил ты. Собирался ещё что-то сказать и женщина-стерва во мне замерла, отложила алую помаду и прислушалась, но… зазвонил мой телефон.

Аллилуйя!

Ты дотянулся первым. И бесцеремонно взял трубку.

— Да? — я слышала голос Люси и он казался истеричным, но слов разобрать не могла.

— Стой! Не реви, — потребовал ты, — Да какая разница кто? Что стряслось?

— (в ответ сопливое бормотание).

— Да не парься ты, сейчас яйца ему оторвём и всё. Умойся, пришли адрес и иди обратно. Сиди, как ни в чём не бывало. Сейчас кто-то охренеет!

Ты отключился и, предупреждая все мои вопросы, выставил руку.

— Молчи, одевайся. У нас важная миссия! Вызываю таксу! — а потом замер, — А… кто такая Люся?

— Моя сестра. Ей пятнадцать.

— Ну, я так и подумал!

Глава одиннадцатая. Хочешь, влюбимся в друг друга по уши?

Я влюблён в тебя не больше, чем ты в меня, и не дай Бог, полюбить тебя, детка!

Унесенные ветром (Gone with the Wind)

— Что там стряслось? — допытывалась я всю дорогу, но ты загадочно молчал. И всё это казалось жёстким сюрром, потому что у меня не складывались воедино такие противоречивые факты, как ты, Люся и то что мы едем её спасать.

Такси притормозило и ты велел водителю ждать, а мне не рыпаться. Мол, без сопливых разберёшься.

Спустя пять минут ты вышел, держа за руку мою сестру, которая улыбалась, как чёртова победительница. Мне казалось, что перед вами кто-то раскручивал ковровую дорожку, честное слово! Это был фееричный выход. Бам-бам-бам, вы идёте мне навстречу и улыбаетесь. Садитесь в такси, а за вами на холод, без куртки вылетает бритоголовый крепкий парень в майке-алкоголичке и клетчатой красной рубашке и смотрит вслед. Люся оборачивается к нему, улыбается, он улыбается ей в ответ, кивает и провожает взглядом.

Ты и Люся. Нереальная связь, но вы болтали всю дорогу, не давали мне задавать вопросы, и вообще не обращали на меня никакого внимания, будто меня вовсе не существовало. Оказалось, что тебе есть о чём поговорить с пятнадцатилетним подростком… Отец года, блин.

Мы вернулись ко мне домой и ты сам сделал Люсе чай, сел напротив неё и сказал: “Выкладывай!” и тут я не выдержала.

— Вы вообще о чём!? — я хмуро уставилась на вас. Люся подняла на меня печальные глазки, ты интригующие. Мол, сейчас узнаешь.

— Сейчас всё расскажу, но не пили меня, — предупредила Люся.

— Я тебе не мать, чтобы пилить! — махнула рукой в ответ и устроилась за барной стойкой рядом с тобой, напротив Люси.

— В общем. Есть у нас парень в классе. Он новенький, и очень крутой. Его зовут Макс, он хулиган. И сирота. Его взял в приёмную семью какой-то родственник. У него есть мотоцикл и нет мозгов. И все истории у него просто дичь какая-то. Он такой типа сел со мной, потому что я не веду себя как конченая. А я с ним говорить не стала. Он за мной таскался, но я сказала, чтобы прекратил, и он прекратил. И типа всё было ок. И вот дискотека. Я прихожу, снимаю пухан и все просто в осадок выпали. Реально! На меня смотрели как на инопланетянку. Ну, энивей, девки стали ржать, а вы бы их видели… ну Егор видел.

— Видел, они были ужасны!

— Вот именно. Все в блёстках, розовых платьицах и всё такое. И тут я! Конечно, все парни оживились, а у девок крыши посносило. И Макс, он просто от меня не отходил. Я дура, конечно, стала ему говорить, мол, камон, Макс! Чё пристал? А он такой, ты не понимаешь, что выглядишь так, что к тебе точно пристанут. Я разозлилась. Мы стали ругаться. И разругались. Он сказал, что я… ну типа клёвая и ему нравлюсь, но дура непроходимая. И ушёл. А ко мне подошёл Григорьев, знаешь такого?

— Знаю, — на автомате ответила я.

— Так вот, этот Григорьев типо стал подкатывать. Я понимала, что что-то не так. Я ему говорю, что иди отсюда, а он ни в какую. И полез ко мне сосаться. Я ему от ворот поворот. Тут идут по коридору девки, и начинают ржать, как кобылы. Там просто главной их, Ленке, этот Григорьев нравился сильно. И она увидела его рядом со мной и ей башню сорвало. Она начала возникать, что я оделась, как шлюха, что я стрёмная. Начала меня оскорблять. Я и в кафе-то ехать не хотела, но этот Григорьев меня туда потащил. Там всё продолжилось, она ржала, я злилась, но делала вид, что птица гордая, а Макс на меня поглядывал, типо, ну что я молчу. И потом эта Ленка берёт и просто опрокидывает на меня свой кофе! Прямо на юбку, колготки. Я визжу, а все начинают ржать. И Григорьев тоже! А Макс ведёт меня в туалет, помогает. Я в слёзы, конечно. Звоню тебе. Егор говорит, чтобы вернулась. Привела себя в порядок, иду к столу, а там Григорьев и эта Ленка сосутся, вы прикиньте! Он просто хотел, чтобы она приревновала. А она спецом меня унижала, чтобы обратить на себя внимание. И Макс просто берёт и даёт по морде Григорьеву…

Я перепугалась дико. У Макса будут проблемы…

— О-фи-геть… — прошептала я.

Егор сощурился и глянул на Люсю:

— Тебе Макс нравится? — она покраснела и помотала головой.

— Врёшь, по глазам вижу, — Люся покраснела ещё больше. — Но это ничего. Его проблемы мы, если что, решим. А вот ты, — ты ткнул в Люсю пальцем и она как зачарованная кивнула, — всё как договаривались. Не ведись на провокации этих сучек. Делай вид, что так и задумано.

— Просто… меня как будто использовали, понимаете? Мне в моём старом шмоте было… проще. Честно, меня никто не видел и не слышал.

— Ха, — Егор вытаращился на Люсю, а я пошла открывать вино. На сухую эти разговоры невозможны. — И что, ты теперь забьёшься в себя и будешь ходить в худи и джинсах?

— Она так и ходит, — мрачно прокомментировала я, вонзая штопор в пробку. — Поверь, это её первый выход.

— И сразу провал! — воскликнула Люся.

— Ты считаешь это провалом? — ты вздёрнул брови и навалился на стойку, внимательно глядя на Люсю. — Да ты самая роскошная девчонка из тех что я встречал. Будь я твоим одноклассником, я бы вообще долго не думал.

Люся покраснела снова. Её самооценка, явно, взлетала.

— Ты на мою сестру запал, — скривилась она, — а мы точно не одного поля ягоды…

Теперь ты смотрел на меня, зачарованным, смеющимся взглядом, в котором было слишком много пошлых мыслей.

— Ну… она просто по возрасту мне подходит, — и подмигнул. Чёрт, подмигнул, как бы намекая на что-то.

— Какого чёрта вы тут обсуждаете, — я плюхнулась на место и на мои плечи тут же легла твоя рука, ты отобрал у меня бутылку, налил мне вина и кивнул Люсе. Она без слов всё поняла и подала тебе второй бокал.

— Мы обсуждаем, кто на кого запал, — беззаботно ответил ты.

— Он запал на тебя, — подсказала мне Люся, как дурочке.

— Нет, Люсьен, он просто пытается шантажом вынудить меня совершить некоторые действия сексуального характера, а потом поставить свой флаг на помеченной территории и уйти восвояси.

— Не думаю, — Люся покачала головой, взяла бокал для себя и налила туда гранатовый сок. Теперь казалось, что мы спаиваем ребёнка.

— Много ты понимаешь, — хмыкнула я.

— Ну уж побольше, чем все думают, - парировала сестра, а ты поднял руку и отбил ей пятюню.

— Ес! Именно так! Все недооценивают пятнадцатилеток, чёрт бы вас побрал! В этом возрасте Джульетта уже овдовела и скопытилась!

— Да-а, — протянула Люся. — А Наташа Ростова стала невестой, не дождалась жениха с войны и вильнула хвостом с другим!

— А Лидия Беннет сбежала из дома!

— А…

— Всё это очень плохие примеры, вы же в курсе? — спросила я, но эти двое меня не замечали из принципа.

— Зря ты так, — вздохнула гранатовая алкоголичка, — Этот парень мне нравится, — и она подмигнула тебе, - а ты ей.

— Ну вырастешь — и он весь твой, — пожала плечами я, а твоя рука упала до талии и сжала её так, что я покраснела.

Люся поиграла бровями и рассмеялась, и ты… тоже рассмеялся. И вы не флиртовали, вы издевались надо мной. За один неполный вечер вы двое умудрились установить друг с другом взаимоотношения не то дружеские, не то братско-сестринские, и я поняла, что избавиться от тебя будет непросто.

Люся ушла спать, повеселевшая и совсем не выглядящая подростком, которого пытались унизить и обидеть. А ты встал и пересел так, чтобы я была напротив. Сначала я решила, что это моё спасение, а потом поняла, что так тебе удобнее смотреть мне в глаза.

— Ну что ты прицепился, — застонала я, уткнувшись в бокал подбородком.

Ты был самим дьяволом, со своей широкой улыбкой, обнажившей ровные, красивые зубы.

— Думаешь, что тебе всё можно? Можно вмешаться в мою жизнь только потому, что “Почта России” случайно перепутала наши посылки и мы оказались заложниками этой ситуации?..

— Если бы не это, я всё равно был бы тут, — ответил ты, и меня прошило насквозь этими словами.

— Почему?

— Потому что в тебе странная магия. Ты, как будто, точно знаешь, зачем живёшь. Я не могу избавиться от ощущения, что мир вокруг тебя — полностью под твоим же контролем. И есть ощущение, что эта сила… не из-за чего-то сложного. Не из-за психологов там или типа того.

— Раскрыть секрет? — я не могла поверить, что сейчас таю от того, что кто-то так активно начёсывает моё самолюбие и не стесняется льстить.

— Нет, я хочу сам понять. Мне этого не хватает.

— Чего? Интриги?

— И её тоже, — ты кивнул, сделал глоток и я завороженно, как кобра на дудочку, смотрела, как твоя шея напрягается, как дергается кадык, а волосы падают со лба, и возвращаются назад, когда ты опять возвращаешься ко мне, — А ещё этой твоей уверенности.

— Ты неуверен в себе? — мой насмешливый вопрос вызвал у тебя печальную улыбку.

— Я ничего для этого не достиг.

— Как?

— Ну, чтобы ты понимала… я просто внук талантливого человека.

— А кем хочешь быть ты?

Ты кивнул на мои слова, изучающе посмотрел в глаза, и уголки твоих губ дрогнули. И я дрогнула всем телом от этого момента и его поэтичности.

— Собой. Смотри-ка, я тебе стал интересн. Мне нравится изучать этот вопрос, — ты навалился на стол локтями, небрежным движением откинул со лба прядь волос и спросил что-то очень странное. — Хочешь, влюбимся в друг друга по уши? Это может быть крутым экспериментом. Что нам мешает?

Глава двенадцатая. Всё смешалось... люди, кони!

Состав и пропорции:

серебряная текила – 40 мл;

апельсиновый ликер – 20 мл;

сок лайма – 40 мл;

лед – 150 грамм.

1. Наполнить шейкер льдом, добавить текилу,

апельсиновый ликер, сок лайма (можно заменить лимонным). Встряхнуть.

2. Смочить края бокала в воде и опустить в тарелку с крупной солью.

Убрать лишнюю соль, чтобы на бокале остался только тоненький ободок.

3. Перелить содержимое шейкера в бокал через стрейнер.

​​​​​​​ Украсить долькой лимона или лайма.

(Коктейль "Маргарита")

— Хочешь, влюбимся в друг друга по уши? Это может быть крутым экспериментом. Что нам мешает?

— Я не собираюсь!..

— Почему?

— Ты мне не нра…

— Неправда.

— Да хватит уже! Ты сам знаешь, что не подарок!

— Ну, и ты не принцесса.

— Да не собираюсь я!..

— Но я тебе нравлюсь.

— Да с чего ты?..

И ты поднялся над стойкой, сжал мой затылок, притянул к себе мою голову и поцеловал. Бокалы упали и вино полилось на стол, со стола на ковёр. Я начала вырываться, а ты только смеялся мне в губы и очень хотелось тебя укокошить за это вопиющее поведение, но ты вдруг всё прекратил.

Отстранился, щёлкнул меня по носу и слез со стула.

— До завтра! — объявил ты уходя и ответ тебе не требовался.

***

— I really can't stay

Я правда не могу остаться...

— But baby, it's cold outside

Но, милая, снаружи холодно!

— I've got to go away

Я должна идти.

— But baby, it's cold outside

Но, милая, снаружи холодно!

— This evening has been

Вечер был...

— Been hoping that you'd drop in

Надеялся, что ты заглянешь.

— So very nice

Таким чудесным.

— I'll hold your hands, they're just like ice

У тебя ледяные руки, давай, согрею.

— My mother will start to worry

Моя мама будет волноваться...

— Beautiful, what's your hurry?

Красавица, к чему такая спешка?..

— My father will be pacing the floor

А отец не будет находить себе места...

— Listen to the fireplace roar

Прислушайся к треску огня в камине...

— So really I'd better scurry

Так что я лучше побегу...

— Beautiful, please don't hurry

Красавица, прошу, не торопись...

— But maybe just a half a drink more

Ну, разве что ещё бокальчик...

— Put some records on while I pour

Выбери музыку, пока я разливаю…

Мы допели под аплодисменты трёх калек, но я слишком любила эту песню, чтобы расстраиваться из-за публики. В зале “Simon” были только: Марья Васильевна, уборщица, курил трубку в уголке сам Симонов и некая дама ныла за моей стойкой. Это длилось довольно долго и счёт на напитки не прекращал расти, так что я сама к ней подошла, чтобы обновить коктейль.

- И он... ушёл... - заныла дамочка, сморкаясь в платочек. Я поставила перед ней "Маргариту" и оглядела доступную мне половину тела.

Дама была классической, внешне красивая, но всюду торчит “подкладка”. Платье дорогое, но видно, что не первой свежести. Маникюр есть, но не самый лучший. На одном ногте откололся. Айфон имеется, но шестёрка и экран треснул. Сумочка хороша, но явная подделка, причём такая, что невооруженным взглядом видно. Волосы уложены, но за километр разит лаком и, когда голову поворачивает, причёска не по спине рассыпается, а всей массой движется, как приклеенная. Макияж — отдельная история. По отдельности - всё нормально. Губы накрасила ровно, глаза красиво, но вместе куски соберёшь и выходит трансвестит тайский. И да, помада, явно, не из лучших. Отпечатывается всюду и уже “съедена” на половину.

- А плачешь почему? — спросила я.

Кто ушёл я знала. Богатенький пузатик Михайлов, друг Симонова. Он тут часто ошивался и пил чистый виски, а на эту тему со мной есть о чём поговорить. Мы могли до закрытия обсуждать разные марки и дегустировать мою “копчёную” коллекцию.

- Я его любила, - обиженно ответила дамочка.

- Лучше б ты себя любила...

- А я и люблю, очень люблю! Я вон, в поте лица... на укольчики, на пилинги... На ноготки... Всё делала, чтобы быть во какой... А он к какой-то... вообще непонятно к кому...

- Дура ты, дура, - пробормотала я, и закрепила "Маргариту", чтобы два раза не мотаться, - Да иногда "непонятно кто", как ты думаешь, себя похлеще тебя любит. Ты пойми. Тут же главное не ноготки и укольчики... А что внутри у тебя.

- А что внутри? - дамочка прижала к глянцевым губам соломинку и на той остался отчётливый жирный след.

- Алиэкспресс внутри, - вздохнула я, кивнула Марь Васильевне, что бар закрыт, и намешала и себе "Маргариту".

Симонов встал со своего места и медленно приблизился к нам пыхтя трубкой. Дамочка поморщилась, но возражать не смела. У Симонова был слишком презентабельный вид, чтобы ему в чём-то отказать.

— Что вам налить? — спросила я у Льва Аристарховича. Он улыбнулся, что было такой редкостью, будто солнышко вышло и именно на мою улочку.

— Да давай то же, что и вы, — махнул он рукой.

— Ага, только трубку потушите. Я после сотряса.

— Это навредит?

— Понятия не имею, — улыбнулась в ответ, глядя, как Симонов вытряхивает содержимое трубки в пепельниц, — Просто давлю на жалость.

— А вы… знакомы, да? — ноющим голоском пролепетала дама.

— Да, — крякнул Лев Аристархович. Мне даже показалось, что в его голосе было неодобрение, хотя я бы назвала его падким на доступных женщин…, может, разве что женщин другого класса? — Внучка это моя. Похожи? — я не сдержала улыбки умиления.

У Льва Аристарховича ко мне была слабость. Не эротического характера, а какого-то отеческого. Я слышала, что у него был внук, но какой-то просто ужаснейший тип. Если баб Мотя про своего рассказывала такие вещи, что я прямо за сердечко хваталась, то тут история была противоположной. Симонов обожал присесть мне на уши на тему своего придурка-внука, который ничего не делает и сидит на его шее, да ещё и неблагодарный.

— Ой… очень похожи, — залепетала дамочка, — Я сразу поняла… и нос и глаза, — я засмеялась. Симонов — седовласый старик с тёмными глазищами и шнобелем с горбинкой. А я блондинка голубоглазая, с обычным аккуратным носом.

Дама явно хотела отношений. И была готова Симонова любить.

— А вы интересный…, — пробормотала она. Лев Аристархович перевоплотился в Лёву и навалился на стойку одним локтем, развернувшись к даме всем корпусом.

— Да ладно!

— Ага…

— Староват я для тебя, милочка, — он покачал головой, похлопал дамочку по руке и она залилась слезами в три ручья.

Мы остались одни, даже Марья Васильевна ушла. Симонов пил виски, я всё ту же “Маргариту”, сидели за стойкой, и я не могла не вспомнить минувший вечер, когда вот так же сидела с тобой за стойкой на своей кухне.

Я думала о тебе весь день. Нам негде было переписываться, мы не обменивались номерами, а мои услуги бронировал кто-то другой. У меня не возникло истеричной привычки проверять сообщения, но я всё равно была, как на иголках.

— Как ваш внук? — спросила у Симонова, и тот горестно вздохнул. Начал было набивать трубку, но я строго посмотрела, предупреждая, что делать этого не стоит.

— Не знаю! Шалопай… Хотел ему часть дел передать, чтобы уже начал мозгами шевелить, а он говорит, мол, мне это не интересно. У меня другие цели!

— И какие же у него цели? Может там что-то интересное?

— Да шут его знает. Ну какие цели? Надо семейным бизнесом ворочить, раз уж он есть, а не штаны просиживать! Хоть бы женился уже что ли и осел…

— А у него нет женщины?

— Нет, какой там. Так, случайные связи не пойми с кем. Я в его возрасте уже был с женой и детьми. Развёлся, когда крепко на ноги встал.

— М-м, ну это правильно, да…, — Симонов был слишком поддат, чтобы услышать мой сарказм, так что я безнаказанно продолжала улыбаться и пить “Маргариту”.

— Нет, хоть бы попробовал. Ну хочешь своё дело — приди как нормальный человек, с бизнес-планом, с идеей. Мы обсудим, посмотрим. Поработай на деда, заработай на первоначальный капитал. Нет, надо показывать свои зубы!

— Не мудро, — кивнула я, понимая, что сейчас Симонова нужно поддерживать. Он явно не был расположен к диалогу.

— Не мудро, — кивнул Лев Аристархович. — Ну что? Домой тебя подбросить? Я водителя ещё не отпускал.

— Да, давайте, Лев Аристархович. Ой, а водитель ко мне не забежит трубу под мойкой глянуть? С вами же Васёк сегодня?

— Васёк, — кивнул Симонов, — Да чего ж не забежит, посмотрит, что там капает.

— Супер! А то Люська без меня не в состоянии вызвать сантехника, а я сейчас буду каждый день на работе.

На тот момент я не догадывалась, что именно сегодняшний вечер, так круто повернёт историю. Так что спокойно вышла из отеля, села в машину Льва Аристарховича и поехала домой.

Всё что я на тот момент знала, это как же сильно повезло с внуком баб Моте и как не повезло с внуком Симонову, и всю дорогу я их сравнивала. И думала о том, что ты Егор, увы, не внук баб Моти. И слава Богу, не внук Симонова.

Глава тринадцатая. Мужчина, который умеет удивлять

- Я не уверен, но есть ощущение, что она просто хочет

быть услышанной, но при этом оставаться невидимкой.

И оставаться собой. И продлить детство. И стать взрослой.

И решить, что с ней будет в будущем. И сделать это так,

чтобы не стать худшей. Быть кем-то любимой, и не стать

предметом для насмешек. У неё тупо в голове суп.

Окрошка. И ты вряд ли ее поймёшь. Ты не знаешь, чего она

боится или на что надеется в конкретный момент времени.

Сегодня одно, завтра другое.

(Егор о подростках)

Температура у Люси поднялась резко и сразу до сорока. Я никогда особенно не боялась простуд сестры, что при маме, что без неё. Пережила, не моргнув глазом, даже пневмонию. В вопросах болезней и травм я вообще хладнокровна, сложно меня прям напугать и заставить впасть в ступор.

Так что Лида получила пару тёплых одеял, а я вызвала скорую, которая бы засвидетельствовала нам своё почтение и сообщила, что это вирус по городу гуляет, и что мы у них уже восьмые за час.

До тридцати девяти я бы справлялась сама, а сорок — это уже та черта, после которой я умываю руки.

— Капееец, — проныла Люся.

— Согласна, — вздохнула я, глядя на ртутный градусник. Там уже было чуть больше заветной циферки.

— Раковину починили? — прохрипел отважный ребёнок.

— Ага, — я бросила взгляд на мойку, которую водитель Льва Аристарховича осмотрел, что-то там подтянул и капать перестало.

Пока это действо совершалось, Симонов мне в красках описал своего “шалопая”, которого пытался заставить работать на себя, но тот решил проматывать деньги и категорически отказал. М-да, а вот баб Мотин, как настоящий герой, терпел унижения от своего деда и работал на самой низкой должности… Ну до чего разные и в то же время похожие парни.

Ещё внук Симонова отказался от образования, которое ему сулили в пользу какого-то местного ВУЗа… А вот баб Мотин — образованный парень!

Когда раковина уже не бежала, а водитель Васька начал гонять чаи вместе с нами, я знала о внуке достаточно, чтобы перемывать косточки и поддерживать своего непосредственного начальника в желании проучить неразумного парнишку.

Наконец, звякнул домофон, отвлекая от воспоминаний о засилии внуков в моей жизни. Я бросилась встречать врача, наказав Люсе не помереть пока бегаю. Люся торжественно клялась. Я зависла на лестничной клетке, пританцовывая от холода.

— Ну вы тоже заболеть решили, девушка? — усмехнулся… ты.

Я даже не сразу поняла в чём дело. Ты, стоял напротив меня, с фельдшерским оранжевым чемоданчиком, в объёмной куртке с надписью “скорая помощь”. М-да… синий тебе идёт, Егор…

Я в ужасе наблюдала за тем, как ты разуваешься, это не меньший шок, я думала войти в обуви — что-то вроде клятвы Гиппократа или типа того, как следом за тобой идёт сонный медбрат и, глядя на твои ботинки у входа, снимает свои, а ты его подбадриваешь, мол, давай давай! Шутка? Ты побил настоящего врача и переоделся в его шмот?

Увидев тебя, Люся приподнялась и шокированная уставилась, не стесняясь пялиться.

— Егор? — пискнула она.

— Ну вы как будто призрака увидели, — кривовато и неискренне улыбнулся ты.

Ты не был весёлым, как в вечер, когда забирал Люсю. Ты был скорее строгим и роботизированным, как на нашем свидании. И немножко наглым, как во время всех предыдущих встреч.

— И?

— Т… температура сорок, — проблеяла я, удивлённо наблюдая за твоими действиями. Ты сел на краешек дивана, который занимала Люся и внимательно на неё посмотрел, будто сканируя взглядом.

— Люсь? На что жалуемся? — эта привычная абсолютно “врачебная” фраза сделала своё дело. Я тебе поверила. Твой напарник приготовился писать и слушать тебя, и только через минуту я поняла, что он ждёт от меня информации. Паспортных данных, ответов каких-то стандартных. Я отвлеклась от сцены на диване и взяла со стола папку с Люсиными документами.

— Горло? Кашель? — ты делал привычные вещи, смотрел горло, слушал лёгкие. Кивал, что-то тихим спокойным голосом уточнял.

— Ну ничего страшного, — кивнул ты, а я кивнула в ответ.

Вот сейчас, в эту самую минуту, ты не то, чтобы вырос в моих глазах на голову, нет. Ты сделал прыжок с батута, чуть было не вмазавшись башкой в потолок, и корона, которая отчётливо проглядывалась на твоих соломенных кудрях, разом превратилась в нимб.

— У… укол? — спросила зомби-Лида, глядя на сестру.

— Мы уже со всем разобрались. Люся знает, что делать, а то я вам не доверяю. У вас кажется шок, — ты усмехнулся, а губы растянулись в очаровательной улыбке, от которой всё лицо как обычно, оживилось и изменилось до неузнаваемости.

— Ага, — даже спорить не стала. Так значит так.

— До встречи, Лида. Люся. Зайду утром после смены, проверю. Люся, — ты помахал телефоном в воздухе. Откуда, блин, у фельдшера такой айфон? — пиши, если что. В любое время, я всё равно не сплю!

И ты ушёл.

Я во все глаза смотрела на довольную сестру, лицо которой просто светилось от счастья и радости. Она была готова лопнуть и разорваться на добрую сотню маленьких Люсь.

— Это что сейчас было?..

— А ты его где нашла? — с улыбкой прохрипела сестра.

— На почте…

— Ну всё норм!

— А потом он в компании мажоров сидел в Simon.

— Уже не норм.

— А потом в стрип-клубе.

— Вообще не норм, — Люся в ужасе округлила глаза.

— А потом заказал меня барменом в шикарный дом! Его дом! С экономкой!

— О-очень странно…

— Может, он обманщик?.. — я села туда, где только что сидел ты и взяла Люсю за руку.

— Думаешь, убил фельдшера и переоделся в его шмот?

— Сначала думала, — кивнула я, оставаясь совершенно серьёзной. — А потом вот что… Вдруг дом не его. А какого-нибудь дружка…

— А айфон?

— Хз…, — мы с Люсей устроились рядом на диване. Эта мелкая печка была ужасно жаркой, потому я расположилась поверх одеяла. — но мы всё выясним… Я в шоке.

— Абсолютно! Надеюсь он не врач-самозванец, а мажор-самозванец.

— И то верно… надеюсь. А то ты помрёшь…

— Помру.

***

Пол года спустя

— Тук-тук, — знакомая медсестра из соседнего отделения зашла и глупо захихикала, и Лида смерила её таким взглядом, который решал все проблемы вот таких доступных дурочек одним ёмким “брысь”, — Ой, вы тут просто днюете и ночуете! — всплеснула руками она.

— Имею право, — на одной ноте ответила Лида. Она сидела в удобном кресле, положив голову на скрещенные и уложенные на кровать руки Егора. И рассказывала ему опять их историю.

— Ага… ага… — кивнула медсестра, пожевав губу, — А мы так скучаем по Егору Алексеевичу, так скучаем.

— Он у вас даже не успел начать работать, — вздохнула Лида, глядя на профиль Егора, и стараясь не смотреть на медсестру.

Егор и правда не проработал ни дня. Буквально за неделю до аварии он стал “настоящим”, как он любил говорить, врачом и получил должность неонатолога в этой самой больнице.

— Ну мы ждали, ждали… Он же у нас… практиковался…

— Ага, — Лида от медсестры откровенно устала. Уж далеко не первая она была в этой палате за последние дни.

— Что ж…

“Ну неужели же она думает, что я их оставлю наедине?” — мрачно подумала Лида.

— Такие дела, да, — вслух сказала она.

— Ну я попозже зайду! — сообщила медсестра.

— Конечно, в любое время. Я всегда тут, — улыбнулась Лида и разговор как-то сам собой свернулся.

— Как же ты популярен, мистер Неонатолог… Мужчина с младенцами на руках — это самое сексуальное, что может быть… Паразит, так вот зачем ты выбрал такую специальность.

Глава четырнадцатая. Добрый доктор Айболит

— И всё-таки... как вы поняли, что влюбились?

— А он мне вместо цветов пельмени принёс!

— Да ладно?..

— Да... причём домашние! Мать его налепила и в сенках заморозиться выставила. А он в пакетик собрал и мне притащил. Я в общаге жила. Варю я эти пельмени и думаю...

— ...что влюбились?

— Не! Бог с тобой! Что он, зараза, лаврушки не принёс.

(Баб Мотя "Про любовь")

Мне казалось, что я не спала, будто ждала, что ты можешь заявиться в каждую минуту, а в итоге проснулась от твоего голоса. Ты разговаривал с Люсей, и это происходило в гостиной, в то время как я сама лежала поверх одеяла в спальне, свесив вниз конечности, и сжимая в руке телефон.

Я конченая дура, но ждала, что ты дашь о себе знать. И этого не произошло, Люся осталась спать в гостиной, где ты её осматривал, и теперь встретила тебя тоже она.

Я спустилась вниз и… подтверждая своё гордое звание “конченая дура”, бросилась к зеркалу.

Волосы в общем-то у меня всегда по утрам выглядят хорошо, если за день до того были хорошо уложены, и покуда не расчешу. Сил умыться вечером у меня хватило, так что лицо не усыпано косметикой, в самом живописном понимании этого слово. В бой. Неплохо.

Хотя вот совершенно не ясно, чего я добивалась, если тогда ещё умудрялась убеждать себя в отсутствии нежного к тебе чувства. Я выглянула и обомлела. Ты лежал на диване, с которого Люся САМА без моего предупреждения, убрала постельное бельё, прикрыв глаза от света рукой. А моя сестра-трудный-подросток, которая ещё вчера умирала от температуры, крутилась на кухне и готовила тебе на завтрак бутерброды.

— С копчёной или варёной? — спросила Люся.

— С варёной, — зевнул ты.

— Люся, ты же болеешь! — я не смогла дольше наблюдать за происходящим и ринулась в гостиную на разборки, но была остановлена твоей насмешливой улыбкой.

— Если человек будет валяться и переопыляться своими микробами — он умрёт чахлый и жалкий. А это — лечебная физкультура! — объявил ты, а Люся радостно мне улыбнулась. Как будто и не умирала только вчера вечером.

Она принесла тебе кофе и бутерброд, а сама пошла за барную стойку, пить сок с хлопьями.

Ты был бледный и усталый после смены, и казался в нашей гостинной как будто и не очень-то чужим. Хотелось задать тебе сто тысяч вопросов, но когда я сварила кофе и для себя, ты уже уснул.

Засунул одну руку под диванную подушку, вторая свесилась на пол, а волосы закрыли лоб. Ты спал на нашем диване, а мы с Люсей только и могли что переглядываться в полном недоумении.

Я накрыла тебя пледом, и подумала, что это всё-таки страшно мило… И сколько раз ты засыпал по утрам на этом диване после? Я и не знала, что однажды это станет таким привычным делом.

Люся ушла к баб Моте смотреть сериалы про вампиров, отказавшись валяться в постели и “переопыляться с микробами”, а я осталась. План на день был: счистить цедру с трёх десятков лимонов, так что я достала наушники, включила на телефоне очередное интервью и вооружившись острым ножиком занялась делом. Я обожала этот запах, когда уже весь дом как будто лимонадный завод. Этим я занималась каждый год, делала для друзей домашнюю лимончеллу к новогодним праздникам, а тут припозднилась приличненько, не настоится.

Ты проснулся на третьем килограмме, потянулся и надолго завис, глядя, как я орудую ножом, а в миску падают тонкие пластики цедры. Я знала, что ты наблюдаешь, но не давала повода прекратить.

— Доброе утро, — просипел ты. Голос после пробуждения был едва ли звонкий.

— Доброе, — кивнула я, — уже полдень.

— Всего-лишь?

— Ну, чуть больше… Ох, два часа дня на самом деле, — я удивлённо уставилась на часы, — Я думала куда меньше.

— Что ты делаешь?

— Лимончеллу. А почему ты фельдшер?

— Потому что я на это учился, — тупо констатировал ты, глядя на меня как на дурочку, — Ла-адно, не буду юлить. В конце концов, я читал, что искренность — основа для влюблённости. А я привык работать с людьми по чёткой инструкции.

Я ударила себя ладонью по лбу, выражая своё недовольство, но в глаз брызнул сок.

— Чёрт, — прошипела я, — Да, давай, рассказывай.

— Тебе помочь?

— Нет, — я открыла кран и стала промывать глаз, — Рассказывай, мне ужасно… — уф…, — интересно.

— Что именно?

— И давно ты работаешь фельдшером?

— С пятого курса. Как только появилась возможность. Ну, не сразу доктором, но да. На скорой я с пятого.

— То есть ты ещё учишься?

— Вроде того. Я в этом году заканчиваю со всем этим и перехожу в штат в родильном отделении. Буду неонатологом.

— Неон… это? — я нахмурилась. Ничего не знала про роды и иже с ними, про всякие штуки.

— Это доктор для новорождённых. Вот у этих сморщенных червячков есть свой доктор и это я, — ты улыбнулся, перевернулся на спину и закинул руки за голову.

Я даже не хотела, чтобы ты ушёл. Напротив, я стала думать, что приготовить, чтобы накормить тебя обедом.

— Точнее, пока нет, но с августа буду. А сейчас — фельдшер, но это тоже здорово, на самом деле. Попадаются всякие… экземпляры.

— А все эти пафосные парни из твоего окружения? — не унималась я, — Они на врачей не особенно похожи!

— Это друзья из школы, — ты пожал плечами, — Я учился в первоклассной школе. Мои родственники мечтали, что пойду по общим стопам, по ним семь поколений в нашей семье ходило. Но… я умудрился всех разочаровать. А друзья… Знаешь, это круто, потому что им ничего не нужно от меня. Я же со своими тараканами. От меня всегда всем было что-то нужно, а этим парням — нет. Я не пытаюсь сказать, что бедные мальчики такие-сякие, но… практика показала, что даже самый ботанистый и честный парень из меда, всё равно придёт занять у тебя денег, а потом будет пыжиться, что я со своими миллионами мог бы долг и простить. А у меня, к его сведению, миллионов-то нет.

— Круто, — пришла моя очередь расплываться в улыбке.

А вот это мне уже нравилось! Ты — нищий фельдшер! Не мажор и не противный папенькин сынок, только вот…

— Блин, ну не верю тебе, хоть ты тресни!

— М… предпочитаю не трескаться, но поясни, — ты покрутил заветрившийся бутерброд и всё-таки откусил от него.

— Тот дом, твой вид, одежда… Мне кажется, что ты надо мной сейчас шутишь.

— Не шучу. Правда!

— Но откуда это всё? Ты прям хочешь сказать, что какой-то святой элемент?

— Ага, — твоя улыбка меня почти тронула.

— Если ты такой святой — отдай духи, — на одной ноте попросила я.

— Не-а, найди для начала всех участниц процесса. Мне кажется, или ты пока не нашла ни одну?

***

Стоило тебе уйти и я тут же кинулась к баб Моте. Они с Люсей сидели на стильном терракотовом диване, перед огромной плазмой и наблюдали с воодушевлёнными лицами, как Деймон Сальваторе носится по городу в поисках очередного “чего-то там”.

— Эй вы? — позвала я.

— Мешает, — хмыкнула баб Мотя и нажала на паузу, — Ну что? И где там твой принц?

— Ушёл, — вздохнула я и упала на диван рядом с Люсей, — А вы тут что?

— Да окосели уже от сериалов. Люсь, спать не хочешь?

— Не-е-е-ет, — провыла она, но глаза были красными, больными. так что подростка послали куда подальше.

А я заслужила чашечку кофе.

— Он доктор, представьте!

— Да что ты!.. — удивлённо воскликнула баб Мотя, — Надо же. Бывает и такое…

— Но всё равно противный тип! А как там ваш внук и его пассия?

— Ну… вроде как он устроил ей идеальное свидание! Пожарил стейки, никаких цветов, маленькая загородная дача… Идеально, правда?

— О-о, — протянула я, падая на стол грудью и гладя на ультрамариновое вечернее неба. — Романтика… И почему не все такие… А что ещё?

— Ну, он вроде как намерен добиваться от неё серьёзных отношений! Без спешки. Говорит, что сначала она должна привыкнуть видеть его рядом. Как друга и поддержку.

— Класс. Вот правда же, это важно! Понимать, что мужчина с тобой будет и в горе… и в радости…

— Да-да.

Я думала о тебе. Конечно думала! Ты проник в голову и никак оттуда не желал выходить. Так что, каких бы сладких вещей про внука не рассказывала баб Мотя, я мысленно возвращалась к тебе.

Неонатолог… Как мило.

Глава пятнадцатая. Почти трепетная и полная нежности

Любить значит страдать. Чтобы не страдать, надо не любить.

Но тогда будешь страдать от того, что не любишь. Поэтому любить значит страдать.

Но не любить тоже значит это страдать. А страдать – это значит страдать.

Чтобы быть счастливым, надо любить. Значит надо страдать, но страдание

делает человека несчастным. Потому, чтобы быть несчастным, надо любить,

или любить, чтобы страдать, или страдать от избытка счастья.

Жалко, что ты за мной не записываешь.

("Любовь и смерть" реж. Вуди Аллен)

Сколько времени нужно человеку, чтобы понять, что он безнадёжно увяз?

Что он уже дышать не может, не подумав лишний раз про то, что заполнило его голову, как вязкое желе?

Я думала об этом каждую секунду, и даже сейчас размышляла, как быстро избавлюсь от тебя и навязчивых мыслей, что так и норовили свести с ума. Размышляла, пока стояла перед залом “Simon” с микрофоном и пела ужасно нудную для караоке песню Calogero, будто не получала за подобное по шапке от начальства, но душа стремилась к прекрасному. А ты сидел за столиком, вместе со своими дружками и пил то, что я налила. И смотрел прямо в глаза.

И я понимала, что ты увяз. Безнадёжно. И мне уже тошно от того, что я не могу с этим так запросто справиться. Ты решил, что можешь лежать развалившись на моём диване. Что можешь спасти мою сестру, что можешь заказать меня, как девочку по вызову, и попытаться соблазнить. Ты всё-всё делал неправильно, а я всё равно смотрела тебе в глаза, пока пела. И я безнадёжно потеряла внимание зала, они просто меня игнорировали, потому что устали слушать. И твои дружки встали и пошли, видимо, покурить. Они оставили свои вещи за столиком, как, впрочем, и тебя.

Я допела, опустила микрофон и меня позвал диджей.

— Больше такого не включу, — пробормотал он, — Ещё песню и можешь идти за бар. Давай повеселее что-то, чтобы все зашевелились.

— Не хочу, — ответила я, поджала губы, сообщая, как мне жаль и отдала микрофон, — Горло болит.

Когда я проходила мимо, не к бару, а на выход, ты тут же подорвался и пошёл следом. Ты не задал ни одного вопроса, я тебя не звала и ничего не спрашивала. Мы вышли из зала, я налево — ты направо. Прижались спинами к стене по обе стороны от двери, будто случайно оба тут оказались, без злого умысла.

Я видела боковым зрением, что ты улыбаешься, как довольный наглый кот, а мне было не до смеха.

Но пошла дальше, уверенная, что ты или отсеешься, как элемент непостоянный и ненужный, или пойдёшь за мной до конца.

Ты догнал меня в коридоре, по которому пройти-то оставалось три шага и вот уже лифты. Взял за плечо, развернул к себе, остановил, не дал убежать ко всем чертям. Прижал спиной к стене, как сделал бы герой пошлого романа или дешёвого фильма.

— Чего тебе? — успела спросить я, прежде чем пропасть и потеряться.

Как же ты хорош во всём, что мне нравится.

В том, как должны проходить свидания.

В том, как гипнотизировать меня взглядом.

В том, как целовать.

Ты совершенно неправильный, но в то же время такой хороший.

Хороший…

Как такое слово может быть таким нежным? И так много про человека говорить? Это же только слово, а его так редко говорят. Только в негативном свете.

Ты хороший…

— Ты такой хороший, — шепнула в твои губы, и ты засмеялся.

— Какая чепуха, — ты опирался о стену руками, по обе стороны от моей головы. Мне даже деться некуда…

— И правда, — соглашусь. Согласилась.

Понимаешь, ты же не мог стать просто случайным. Ты уже свернулся внутри меня огненным раскалённым дракончиком, щекотал горячим дыханием-паром внутренности, и уходить так сильно не хотел…

— Что же ты за мной ходишь? — прижалась к твоему лбу своим, потёрлась своей кожей о твою, и, осмелившись, поцеловала кончик твоего носа, — Что тебе от меня?..

— Сто раз говорил.

Ты весь напрягся, окаменел. Мне показалось, что даже задышал неровно. Ты был похож на отчаянного пацана, который готов немедленно броситься в драку. Который ждать и терпеть уже не может. Которому только повод дай, слово лишнее крикни и всё. Пиши-пропало.

— Ты же самоуверенная, — слова тебе давались непросто, со скрипом.

— Ага…

— Ты же себе цену знаешь.

— Да, и это точно не духи…

— Что тогда за вопрос такой? Зачем таскаюсь… Это ты почему не убегаешь? — ты потянулся вперёд и губы коснулись моей кожи на шее.

Ты был невесомым, но в то же время сильным, как порыв ветра. Безумствующий ураган, который сам по себе не опасен, не страшен, невидимый, но бьёт и держит, пришпилил к месту, ничуть не хуже многотонной бетонной плиты.

— А сам не знаешь?

— Потому что я классный? — ты засмеялся мне в декольте и горячее дыхание коснулось кожи на груди.

— Да, как раз потому, — кивнула, просто потому, что не знала, как тебе парировать. Дурак. Дурак. Дурачище ты, Егор. И обаяния в тебе вагон и тележка.

И как будто чувствуя, что я сдалась ты сжал мою голову, зарылся пальцами в волосы, коснулся губами лба, щёк, скул и продолжил начатый поцелуй. Мягко так, осторожно, ненавязчиво целовал. Как удары сердца, раз в секунду. Будто нечего тут бояться, будто впереди сто миллионов лет.

— Как мило, — хмыкнул посторонний голос. Могу поклясться он не был ни твоим, ни моим.

— Кхм, — прокашлялся ты, обречённо кивая, будто знал, что именно последует дальше. А я ещё не знала и говорящего не видела, — Ну, кто бы сомневался.

— Ты пока всех кур в курятнике не перетопчешь…, — Лев Аристархович, теперь я узнала, — не успокоишься?

Ты отстранился и… загородил меня от Симонова, но я, дурочка, бросилась вперёд на амбразуру.

— Та-ак, — голос Симонова изменился, — А вот от Лиды руки прочь, паршивец!

Симонов багровел. Он ткнул в тебя пальцем, прямо в грудь, и мне стало до чёртиков обидно. Я ещё совсем ничего не понимала.

— Я сам разберусь, — ты дёрнул меня на себя и прижал к груди. А Симонов сделал шаг вперёд, будто хотел как игрушку, выдернуть из твоих рук, но не вышло бы. Ты держал обеими руками.

- Я тебе, кажется, говорил...

- Не слышал такого.

- ЕГОР!

- ЧТО? - ты уступал Льву Аристарховичу по громкости, но не по уверенности и напору.

- НИКАКИХ! ОТНОШЕНИЙ! В МОЁМ! ОТЕЛЕ!..

- Неужели ты и ЭТО контролировать будешь? - я не смотрела на Симонова, только на тебя. Ты сощурился, смотрел уверенно, без тени сомнения.

- Если потребуется. Лида - хорошая девушка.

- Я в курсе.

- И она не из...

- Дед, - помню, в тот момент у меня дар речи пропал. Дед!

Дед? Сколько же у Симонова внуков, если один плохой, другой хороший? Так вроде у него один всего. Я стояла в недоумении и даже улыбалась, а вы оба точно ждали моей реакции.

- Смешно, - наконец выдавила я, - Смешно...

- Что смешно?.. - растерялся ты.

- Ничего. Я пойду, ладно? Вы тут разбирайтесь сами.

***

Пол года спустя

Когда Симонов приходил к внуку, Лида старалась скрыться с его глаз. Нет, дед ей нравился, и в частности как начальник, но эти свидания всегда казались такими неловкими, что жуть брала. Вот и теперь Лида вышла и стала бесцельно бродить по коридору. С тех пор, как выписали Марка и Костю она осталась совсем одна. Поговаривали, что Сафо собирается уехать, а Неля развела целую компанию по возвращению памяти мужу, с подачи не то былой любви, не то свекрови.

Лида устало упала на диванчик в закутке с холодильниками, где было положено отдыхать больным, и закрыла глаза.

Домой она не хотела, тут было весьма неплохо, и никто не прогонял... Но хотелось, чтобы от сердца отлегло и глупая идея, что всё изменится, когда историю расскажет до конца, не давала покоя. Вспомнить всё... жаль, что не ведёт дневников.

Егор попал в аварию. Егор ехал, чтобы в свой первый рабочий день присутствовать на первых родах в качестве специалиста и пообщаться со своим первым пациентом. Так он говорил утром:

- Запомню этот момент, сегодня я возьму на руки своего первого ребёнка, представь! Как думаешь, мальчик или девочка?

Я усмехнулась и проводила тебя до двери. Люся крикнула из ванны, что желает тебе удачи. Ты поцеловал меня трижды, по разу на каждый удар сердца, а потом дверь за тобой закрылась и через пол часа мне позвонили. Сказали, что некая сумасшедшая особа, въехала в опору моста, под которым ты проезжал. Мне сообщили, что столкнулись три машины и ты пострадал сильнее всего.

- Ты в порядке? - Лев Аристархович тронул Лиду за руку, отвлекая от несвязного бормотания.

- Ага, в порядке. Как он?

- Так же.

- Поговорили?

- Не знаю, - Симонов пожал плечами, - Так он ехал, чтобы работать, да?

- Чтобы работать, да, - кивнула Лидия. Её волосы выпали из небрежного пучка и обрамляли облаком лицо. Симонов вздохнул, глядя на этот почти святой образ.

- Прости меня, ладно?

- Ага, - кивнула Лидия, - Не страшно, Лев Аристархович. Всё наладится. И я прощу, и он простит... у меня план-капкан. Я не сдаюсь, вы же знаете. И будет всё у нас прекрасно и сына Лёвой назовём, — она откинулась на спинку неудобного диванчика из кожзама, а потом положила голову на плечо старика.

Глаза Симонова чуть покраснели, он был готов заплакать. Обнял Лиду дрожащей рукой и погладил по растрёпаным волосам.

— Ну-ну, не разводите мокроту, — шепнула она, сама сражаясь с собой, — Всё будет хорошо, сказала же! Всё. Я пошла, он там скучает наверное.

Глава шестнадцатая, которая не лезет ни в какие рамки

На перекрестке неравнозначных дорог водитель

транспортного средства, движущегося по второстепенной

дороге, должен уступить дорогу транспортным средствам,

приближающимся по главной, независимо от

направления их дальнейшего движения.

(ПДД 19.3)

Пол года спустя

Это было начало августа, пожалуй. Прошёл дождь, асфальт был сырым, а лужи разлились в целые озёра. Примерно в одно и то же время из разных точек города выехали трое мужчин и одна женщина.

Начнём, пожалуй, с автомобиля, которым управляла Карина Ильина. На соседнем сиденье сидел её муж Константин и только что он сообщил, что подаёт на развод. Карина была расстроена и заявила в свою очередь, что Константин спит со своей приёмной дочерью. Константин был разочарован и поражён. Оба были на взводе. Они двигались по улице с красивым названием “Советской Армии”, к не равнозначному перекрёстку, над которым проходил железнодорожный мост.

По улице Чкалова двигался второй автолюбитель. Задачка усложнилась. Это был супруг Нели Магдалиной, по имени Марк. Он только что был выставлен за дверь, отдал своё обручальное кольцо на благотворительность и считал, что прямо сейчас пора бы напиться до беспамятства. А ещё считал, что до сих пор хочет свою жену, хоть она и стала стервой.

По улице Челюскинцев ехал Егор Симонов. И он единственный тут был счастлив. Прямо сейчас он гадал: “Мальчик или девочка”, речь шла про то, кем будет его первый пациент. Сегодня у Симонова начиналась врачебная практика и он считал, что этого ребёнка, с которым сегодня познакомится, он запомнит на всю жизнь. А ещё Симонов гадал отцом он станет или папулей, через несколько месяцев. Его невеста отказалась говорить пол будущего ребёнка, чтобы не отбирать у первого пациента лавры. Сегодня главным был этот ребёнок, судьбу которого Симонов так и не узнал.

Симонов подпевал песне группы “Ситизен Коуп”, которая переводилась, как “У меня родился сын”, и играл в автомобильную игру. Он подумал, что если с улицы Чкалова сейчас выедет тёмная машина — будет мальчик, а если светлая — девочка.

В машине Марка играло радио, группа “Серебро”, а Марк этого терпеть не мог. У Ильиных в машине тоже играло радио, но они ругались и ничего не слышали.

Перекрёсток был очень интересным, улицы Челюскинцев и Чкалова на нём заканчивались и переходили в одну — Советской Армии, а та в свою очередь разветвлялась на две односторонние многополосные дороги, которых объединяло, собственно, только название.

Мост, нависающий над перекрёстком, имел четыре опоры, и все три машины в общем-то не должны были встретиться ни в коем случае. Ильины двигались во встречном направлении по крайнему левому ряду и должны были проехать между первой и второй опорой. Симонов ехал по центральному ряду с Челюскинцев и должен был проехать между второй и третьей опорой. Марк ехал по крайнему правому — между третьей и четвёртой опорами моста.

Что же помешало всем участникам дорожного движения добраться до пунктов назначения?

Это был Константин Ильин, который как раз в тот момент, когда опора и две встречные машины были видны, ответил на оскорбления жены ёмким русским матом и заверением, что она сумасшедшая баба. Именно это слово он использовал во время своего спитча, и Карина, как настоящая русская баба, проблему решила кардинально, с присущим ей драматизмом. Вывернула руль и помчалась в опору под номером два, что была как раз между двумя полосами. Если бы Карина выбрала первую опору — то Ильины бы погибли, но больше никто не пострадал. Ну… вероятнее всего всё было бы так, но Карина выбрала вторую опору.

Машину понесло, закрутило, и в этот момент Симонов уже проезжал между опорами и повернуть ему было некуда. Машина Симонова въехала в зад машины Ильиных, тех только хорошенько тряхнуло, а вот он, всё ещё улыбающийся, получил по лицу подушкой безопасности.

Симонов улыбался, потому что обе машины: и Марка и Ильиных, были тёмными. И он в шутку подумал, что и невеста, и первая роженица в отделении, родят мальчиков.

Это была его последняя мысль, прежде чем машину смяло. Марк догнал Симонова. Уворачиваясь от несущейся в него машины Ильиных, он не справился с управлением и завершил аварию вишенкой на торте.

Спустя семь часов на свет появился мальчик, который должен был стать первым пациентом Симонова. Мальчика назвали Сашей, у него был недостаточный вес, и его поместили в бокс.

Из всех участников ДТП важнее всего было добраться до пункта назначения именно Симонову, потому что, пока приехал неонатолог из другой больницы, мальчик Саша успел оказаться на грани жизни и смерти.

***

— Это ни в какие рамки не лезет, — вздохнула Люся, глядя на красивый профиль Егора.

— Что “это” и почему? — Лида ужасно хотела открыть окно, но боялась, что пациент простудится. От больничного воздуха её уже совсем мутило, она устала и хотела в душ.

— Ну представь - эта дурная баба жива.

— И Егор жив, — строго ответила Лида.

— Да, но… пострадал. Я хочу, чтобы он уже прекратил отдыхать и открыл глаза. У него дофига дел, — Люся не плакала, ей популярно объяснили, что делать это никак нельзя, и она взяла просьбам, но выглядела всё ещё подавленной.

Люсе не с чем было говорить о личном. Рассказывать про хулигана Макса, которого все кроме Егора не переносили на дух. Так что Люся была готова на всё, лишь бы добрый друг открыл глаза.

— Давай не будем такого говорить, — глухим печальным голосом попросила Лида, — Все слова и мысли материальны… И мы должны говорить так, будто всё хорошо. Если даже это самообман — мне плевать, ясно? А ещё, принеси мне фен, плойку, бельё, платье и косметику. Я себя запустила! Он придёт в себя, а я сижу тут страшная. Не хочу.

— Ты не входишь в свои платья, — скривилась Люся.

— Значит, иди в магазин и купи что-то на пару размеров побольше или оверсайз! — прошипела Лида.

Люся кивнула, поцеловала сестру в щёку и обещала всё принести как можно скорее.

Оставшись с женихом наедине, Лида подошла к нему, легла рядом на койку и положила голову на его плечо. Так они могли лежать когда-то часами, но теперь он не обнимал её плечи. Лида вздохнула и стала перебирать край его футболки, мечтая, чтобы рука напряглась и прижала к себе ближе.

— На чём я остановилась? — шепнула Лида, но Егор не ответил, — На том, как узнала, что ты Симонов Егор… Внук Льва Аристарховича, да?.. Продолжу, пожалуй.

За пол года до того

Я сбежала от тебя и забилась в подсобку, которую переделали под гримёрку. Сидела там на кожаном диванчике и думала, как жить дальше. Я не решила, что ты плохой человек или вроде того, мне не было обидно, но я страшно испугалась. Ты и твой дед…, он так меня ценил и так хорошо относился. Как к родной. Помогал переводить Люсю в другую школу, когда взяла ипотеку на квартиру с подачи матери, повысил зарплату ровно на сумму ежемесячного платежа. И я могла жить без этих денег, меня все эти беды не беспокоили, но мне было жаль его доброго отношения. Он же ко мне как ко внучке, а я с его внуком… нерадивым.

Я сидела поджав ноги и понимала, что при этом от тебя отказываться ну никак не хочу. И пусть никто никому ничего не обещал, мне до чёртиков было противно думать, что сейчас нужно уходить высоко задрав нос, потому что кто-то там обидится.

Ты вошёл в гримёрку, сел передо мной у моих ног и положил широкие ладони на мои колени. И я будто почувствовала себя тебе принадлежащей. Показалось, что мои колени — твои, мои руки — твои. и ты точно знаешь, что с ними делать. И как не потерять меня знаешь, и доверять я тебе могу как себе.

Ты улыбнулся и тронул меня за подбородок, чтобы подняла на тебя взгляд.

— Ну что? Испугалась, что я Симоновский внук? — ты насмешливо это говорил, явно не придавал значения.

— Да… я очень твоего… деда уважаю. И он очень хорошо ко мне относится.

— Ну ты как будто оправдываешься. Тебя — никто не ругает и ругать не собирается. Это он старый дурак!

— Не говори так, мне он нрав…

Ты кивнул и переместил ладони с моих колен на ягодицы, проскользив при этом по бёдрам. Специально. Я почувствовала всё сквозь тонкий шифон и колготки.

— Мне вот без разницы с кем он спит…

— Да ты что? — я засмеялась. — А ему, значит, не без разницы с кем ты?

— Нет. Он наглый старик. И лезет в мою жизнь с пяти лет. Я читал медицинские журналы, а он менял их на “Форбс”. Не бери в голову. Даже если всё что он любит про меня рассказывать было бы правдой — мне без разницы. Я человек, а не бизнес-план. Мне вообще по-барабану, что и кто говорит. Мне нравится, что вчера был вызов к девушке у которой у дочки был ротовирус, так пока я объяснял её мамаше, что делать, а она истерила и била ногами, что ребёнок помрёт, девочка меня нарисовала. Знаешь, как красиво?

Ты порылся в карманах и достал листочек с корявым рисунком на обратной стороне рецепта.

— Чего тебе по жизни не хватает, если ты такой в себе уверенный? — спросила я, сворачивая рисунок и убирая к себе в карман. Платье было лёгким, но с двумя кармашками среди складок юбки.

— Тебя, — ты усмехнулся. — Уверенности в окружающих. У меня не много людей, которым я доверяю, а на остальных пофиг… Я это не ванили ради, поверь. Просто есть люди-друзья, а есть люди-удовлетворители. Бабушка моя человек-друг, а дед человек-удовлетворитель. Люся человек-друг, это сразу видно, а за столиком со мной люди-удовлетворители.

Они удовлетворяют мои потребности в общении, за то чтобы была скидка на бухло тут, лучший столик и компания. А общение… оно плюс минус со всеми одинаково. Думаешь эскортница не найдёт о чём умном с тобой поговорить? Они не тупые все… Просто за это платишь денежку. Вот и всё. Это нормально. Абсолютно! Кто-то оплачивает маникюр, кто-то массаж, кто-то секс… Так вот мне плевать, что думает обо мне эскортница. И плевать, что думает обо мне дед.

— И сколько же у тебя людей-друзей?

— катастрофически мало. Но они есть, — ты пожал плечами. — Я не хочу размениваться. Потому мне стало интересно поведётся ли на меня такая крошка, как ты…

— Какая? Не нуждающаяся в чём-то? А вдруг со мной говорить не интересно?

— С эскортницей поговорю!

Я шибанула тебя по кудрявой голове и прижалась подбородком к твоей макушке, обнимая шею и царапая ногтями спину сквозь рубашку.

— Слушай, оказывается обниматься можно так… по-разному. Прикольно, — пробормотал ты.

— Нравится обниматься?

— Ну это по-своему забавно. попрактикуем этот вид искусства некоторое время. Не хочу торопиться. Мне интересно пробовать что-то новенькое. Всё по-порядку…

— А духи мои?

— Сначала найдёшь А.П. и П.А, — рассмеялся ты, поцеловал мои губы один раз, второй, третий. По одному разу в удар сердца.

Наш фирменный вид поцелуя.

Всё по-порядку.

Глава семнадцатая. Дед твой, конечно, того...

— Стыдно, когда видно!

— Не поспоришь...

(Баб Мотя про стыд)

Я стояла перед Львом Аристарховичем, как школьница на ковре у завуча по воспитательной работе. Было стыдно, грустно и страшно. Он смотрел на меня исподлобья, параллельно листая какую-то книгу, но мне казалось, что он это делает ради вида, а не из надобности. В общем и целом… зрелище печальное. Меня собирались отчитывать по полной.

— Простите, — вздохнула я.

— За что?

— Не знаю, но вы так смотрите, что хочется извиниться, — я решила, что стоять до бесконечности нельзя и упала на стул для посетителей, — Ну правда, что такого страшного стряслось? Мы просто целовались…

Я выглядела так, будто оправдываюсь перед отцом.

— Иди и подумай о своём поведении! — усиливая комичный эффект сцены, заявил Лев Аристархович и тяжко вздохнул, — Ладно, я всё могу понять, но… Егор? Этот… шалопай! Этот бюджетник?

— Как вы так можете? Он же ваш внук!

— И что? Это не делает его хорошим человеком и правильным парнем. Лида, я отношусь к тебе с уважением, и считаю, что это всё не очень хорошая идея. Поверь мне — он разобьёт тебе сердце. Помяни моё слово.

— С чего вы это взяли? — я неуверенно барабанила пальцами по столешнице, опасаясь услышать что-нибудь шокирующее, — Вы… хорошо его знаете?

— Хорошо ли я знаю собственного внука? Думаю, что весьма! — фыркнул твой дед.

— И… что не так?

— Ох, Лида, ну вы как маленькая. Всё не так, кроме… морды. Не знаю, как вы там это называете. Он с пятнадцати лет занимается не тем, чем должен.

— Ладно, я вашу позицию поняла, — стукнула по коленям ладонями и кивнула, — Что дальше? Что если я не перестану с ним видеться?

— Зачем вам это?

— Мне — ни за чем. Просто информация к размышлению. Так что? Увольнение?

— Нет, но…

— Ну вот и прекрасно. Я приняла к сведению всё что вы сказали, но это моя жизнь…

— Н-да… Ну, в конце концов я предупредил, верно?.. Ладно, идите Лида…, — он замолчал изображая обиженную гордость, а потом вздохнул, — Вот ведь все видят эту красивую картинку… А о душе?

— А что душа? — спросила я, замерев у двери, — Что вам душа? Разве плохая?

— А по твоему?

— Ещё не определилась. Но… знаете, что ему во мне понравилось?

— Догадываюсь, — твой дед улыбнулся. По-доброму, не похабно, — Уж не мордашка точно. И не волосы. Для этого у него много… вертихвосток. А по тебе видно, что другого сорта.

— Сорта, — усмехнулась я, — Что же вы людей, как колбасу… По сортам?

— А как ещё? Мне в душах некогда разбираться. Я посмотрел, оценил, прикинул. А там уже как пойдёт. Разочаруюсь — так пинка под зад. Буду доволен — не отстану до последнего, пока всё не вытрясу. Тебя, — он указал на меня пальцем. Я уже стояла в пол оборота и видела Льва Аристарховича хорошо. Мне даже казалось, что впервые настолько чётко, что будто даже насквозь, — Я сразу рассмотрел. Ты всегда такая, будто лучше всех, но при этом вроде бы и не за что нос задирать. Странно это. Как будто сама себя назвала специалистом и сразу в схватку. Мне это, надо сказать, понравилось.

— Как-то мне этот разговор…

— Иди, иди, — он будто хотел от меня избавиться. И не хочу ничего плохого сказать про твоего дедулю, но он стал чуть ниже в моих глазах. Прости.

***

В квартире стоял горячий спор о горячих парнях. Баб Мотя и Люся смотрели “Сверхъестественное” марафоном и не могли сойтись на том, кто из парней милее: Дин или Сэм. Баб Мотя утверждала, что Сэм, потому что Дин смазлив и прост, а Люся решительно не соглашалась. Дин, Дин и только Дин.

— Эх… где мои двадцать?.. Я бы этого красссссавчика, — вздохнула баб Мотя, глядя на экран телевизора, где оба брата кривлялись и в общем-то мне лично, казались не “вау”, но на вкус и цвет…

Я так и села в коридоре. Сняла сапоги, отбросила их в сторону, промахнувшись мимо полки, вытянула ноги разминая пальцы.

Устала.

— Лидочка, ты? — спросила баб Мотя.

— Я…

— Купила молока? — это Люся. Она увлеклась шоколадными шариками на завтрак.

— Нет, Люсь… Забыла.

“Как всегда!” — прошипела сестра.

— Ты чего там? — шикарная фигура баб Моти нарисовалась в дверном проёме. Женщина расплылась в улыбке, глядя на мою тушку, — М… кофе? — она пожала плечами, небрежно откидывая волосы за спину.

— Можно… можно… Представьте, меня сегодня отчитывал начальник за то, что встречаюсь с неправильным мальчиком…

— Ты с кем-то встречаешься? — теряя тапки выбежала в коридор Люся, хватаясь за сердце.

— Нет… Но он застал меня целующейся c…

— Ты целовалась? — теперь уже хваталась за сердце баб Мотя.

— Да блин, ну ладно вам…

— Его-о-ор, — пропела Лида, крутясь на месте, — М-м-м, у меня будет новый па-а-а-апочка! Ах-ах-ах-ах! — она пританцовывала и била носками об пол.

— Ты не выглядишь больной, милочка, — я вздёрнула бровь так высоко, как могла, а потом позволила баб Моте снять с меня пуховик. Посидела ещё немного и обречённо, невесело поволокла себя на кухню. Рухнула за стойку и упала лицом в столешницу.

— Он вернёт мне духи если найду Иванову А.П. и Иванову П.А…

— П.Л, — поправила Люся.

— Точно… П.Л…., — я озадаченно выпрямилась, — Я что-то уже запуталась… Иванова П.Л... П — это что? Прасковья?

— Полина, — предположила Люся.

— Паулина, — кокетливо дёрнула плечиком баб Мотя.

— А у вас полное имя Матильда? — спросила я у бабули, но она как-то странно сощурилась.

— Нет, — покачала головой, пожала плечами, состроила гримасу, — Утомили. Матильда — это мой творческий псевдоним!

— Это каким-же вы творчеством занимаетесь? — я подозрительно сощурилась, — Люся, ты видела её документы?

— Никогда…

— А не вы ли А.П.? Или может… — я прижала ко рту обе руки и уставилась на баб Мотю во все глаза, — Это не вы ли… Не вы ли?..

— Ты о чём? — расплылась в улыбке баб Мотя.

— Как зовут вашего внука?

— Илья, — фыркнула она. — Ты так разволновалась, тебе бы поспать, милая…

Я кивнула. И правда… Ну какие глупости: ты и баб Мотя. Махнула рукой на кофе, на “Сверхъестественное” и пошла к себе. Мы так и не обменялись номерами, я не знала, есть ли ты в социальных сетях, разве что в “Инстаграмме”, и вообще ты вслух своих намерений толком не озвучил. Но так хотелось, чтобы написал. Или не хотелось?

Погано было на душе, мрачно и темно. Так что хоть вой. Всё было не на месте: и сердце и мысли. Сердце неспокойно колотилось и немели кончики пальцев. Мне казалось, что я влипла в историю. Никогда ещё не оказывалась в таких ситуациях, и вся пресловутая уверенность в себе посыпалась. Мне срочно нужна была терапия от гадких случайных случайностей, которые как снег на голову сыплются и портят настроение. И ничего же страшного, ничего особенного не произошло. Просто не повезло мне связаться (и даже толком не связалась же) с внуком босса. А босс внука ненавидит, и вообще всё как-то не пошло…

Я тогда была почти уверена, что с утра пойду, напишу заявление и откажусь от глупых поисков духов. Потом думала, что ничего особенного не происходит и можно расслабиться и наслаждаться жизнью. Потом опять всё было плохо. Потом хорошо.

В целом — противно.

И проснулась под утро, ещё даже не взошло солнце, уверенная, что больше не усну.

Глава восемнадцатая. Про "Википедию"

Элви Сингер:

– Вы выглядите очень счастливой парой.

Пара:

– Да, это так.

Элви Сингер:

– Как вам это удается?

Девушка:

– Ну, я пустая, у меня нет никаких идей и со мной не о чем разговаривать.

Мужчина:

– И я абсолютно такой же.

("Энни Холл" реж. Вуди Аллен)

Мокрый снег сваливался в несуразные шапки на козырьках подъездов, копился на обочинах, в чёртовы сугробы, и убивал моё настроение. Даже фонарики-гирлянды ситуацию не исправляли, потому было решено, что квартира нуждается в полноценной ёлке. Мы придумали это с Люсей утром, когда она выползла ко мне, уже четыре часа как бодрствующей.

— А школа? — хитро сощурилась я, но Люся пожала плечами так, будто я говорила очевидные глупости.

— Не будь занудой у меня больничный.

Она даже не стала слушать моего ответа, а он должен был быть суровым. Этот ребёнок просто развернулся и ушёл умываться.

Браво! Она даже уроки не делала, игнорируя все мои слова. Единственное, что спасало “от болезни” — это “Сверхъестественное”.

Я взялась за приготовление горького грейпфрутового сока для “болезной”, когда ты позвонил. И я не имела понятия откуда у тебя мой номер телефона.

— Да? — я говорила осторожно, на тот момент ещё не знала, кто позвонил.

— Привет, — всё, ты идентифицирован, моё сердце произвело анализ ощущений в организме, пришло к выводу, что мы взволнованы, и запустило режим “аритмия”.

— Привет.

— Узнала? — ты улыбался. И в самое ухо это звучало ещё интимнее, чем вживую.

Всегда так, первый разговор по телефону — это необычно. Как будто в твой личный гаджет пробрался новый жилец. Я прокашлялась и стала активно кивать, но вовремя сообразила, что ты этого не увидишь.

— Д-да, Егор… узнала.

— Хорошо. Чем занята?

— Сок Люсе делаю…

— Чем планируешь заняться?

— Ёлку купить хочу.

— Понятно, — и ты бросил трубку.

Я недоуменно уставилась на свой телефон, будто он должен был объяснить, что за херня только что произошла, но всё оказалось тщетно.

Во мне щёлкнул тумблер “стерва желает знать ответ” и я сама набрала твой номер.

— Да? — спросил ты так, будто первый раз слышал за сегодня.

— Что за херня?

— Ты о чём?

— Ты бросил трубку!

— Ну да… я узнал всё что хотел.

— Эм… и всё? Это весь разговор?

— А что? Ты хочешь что-то обсудить?

— Нет, просто…

— Я не болтаю по телефону. Я хотел узнать, что ты делаешь сегодня, — я узнал.

— Но зачем тебе это?

— Ну…, чтобы знать, что ты делаешь.

— Зачем?

— Просто так, для общего развития. Зачем тебе читать в “Википедии” статью про ленточного червя?

— Ни за чем… я этого не делаю.

— Да? А я могу начать читать про лоботомию и мало-помалу дойти до ленточного червя. Зачем? Кто знает. Просторы “Википедии” — это слишком неизведанная глубина. Никогда не знаешь где окажешься.

— Какой-то бред…, — я сопротивлялась, но отчаянно лыбилась. Я понимала о чём ты, но была слишком взрослой девочкой, чтобы знать: ничего не бывает просто так.

— Ничуть не бред. Общее развитие, полезно! Иначе ты закостеневаешь и становишься мертвецом в живом теле. Понимаешь?

— Не понимаю.

— Вредная, — ты присвистнул так, будто говорил что-то лестное, — Что-то ещё?

— В каком смысле?

— Ну ты мне позвонила, ты хочешь что-то ещё сказать?

— Блин, а не пойти ли тебе…

— Как раз туда собирался! — ты не бросил после этого трубку, так что я возразила: “Знаешь что?” и сделала это сама.

Ты перезвонил через пару минут, в течении которых я отчаянно давила грейпфрутом на соковыжималку, пока трещина на пластиковой чаше не расширилась настолько, что стала течь.

— Что надо? — спросила я.

— Мм, да вот, звонил сказать, что проснулся, умылся и оделся, чтобы выйти из дома. Просто минутка бесполезной информации.

— Как интересно, — я скривилась, нахохлилась, нахмурилась, но поняла, что делать с этим нечего, — Понятно. Что-то ещё?

— Нет. Ничего. Не спросишь куда я собираюсь?

— Нет. На этом я бы хотела срочно закрыть страничку “Википедии” на разделе “Егор Симонов”, она мне… неинтересна. Увы. Пойду почитаю про ленточного червя.

О, да!

Месть сладка. Я чувствовала себя победительницей, когда бросала трубку во второй раз, но только потом, когда уже возвращала Люсе недоуменный взгляд, поняла, что в целом приза-то в соревновании не было.

И кто кого обдурил?

На ёлочный базар собиралась долго и тщательно. Сегодня было то утро, когда я бы предпочла быть красивой. Утро с натяжкой, дневное такое утро. Девочка-подросток выпросилась меня сопровождать, была упакована с головы до ног и устроила на эту тему жуткий скандал на выходе, но сдалась.

Я и мой колобок-Люся шли по сырому снегу, который покрыл улицы, как густая сметанка. Наши следы оставались на тротуарах, обнажённым асфальтом, хлюпающим под подошвами сапог. Люся страдала из-за того что на мне замшевые сапожки, а на ней толстенные угги. Ещё её раздражало, что я в шубке и меховой шапочке-ободке без макушки, а она упакована в пуховик и шарф. И да, всякий раз, когда мы выходили из дома и я была накрашена и с укладкой, у Люси случался микроинфаркт. Почему? Потому что она автоматически приравнивала меня к числу тех, кого презирала.

К красивым.

М-да... Эта девчонка считала красоту — страшным пороком, а красивых — адептками зла. При том что сама она была вполне ничего, но после того случая с неприятным школьным вечером, зареклась носить юбки и милые укладки. Я проиграла.

— Ну, что ты надулась? — спросила я, оборачиваясь к Люсе. Она плелась за мной.

— Мне некомфортно.

— Почему? Из-за пуховика?

— Нет! — возразила она, — Из-за тебя! Ты же… выглядишь, как какая-то фея! И это не комплимент!

— Глупости…

— Почему тебе так важно, что о тебе подумают?

— Мне вовсе это не важно, — вздохнула я, — В том то и смысл. Я могу выйти в мешке из-под картошки, а могу в платье. То, как я выгляжу, только отражает моё настроение. И я терпеть не могу людей, которые заводят песню про то, что красиво одетые люди зависят от мнения общества! И ты тоже можешь…

— Не могу!

— Можешь! Ты особенная и классная...

— Я не особенная ясно? Не красивая, не крутая и не талантливая! Я - никакая. Учусь на четвёрки, не пою, не танцую, не рисую. Я ни-че-го из себя не представляю. Что ты тут выдумываешь из меня? Я даже красивой, как ты, никогда не стану.

— Да почему, дурочка? Ты же..

— Нет, Лид. Не пудри мне мозги. Мы из разных лиг, потому я и дружу с сумасшедшей старухой... Отвяжись. Роди себе своего подростка и делай с ним что хочешь, а я ничья, и воспитаю себя сама.

Она даже не заметила, что сама завела этот разговор и сама же обиделась. Я понимала, что у неё просто накипело, и ей было жизненно необходимо высказаться ещё за тот противный инцидент с дискотекой. Теперь Люся шла первой, а я плелась следом. Хотелось повязать колобка ленточкой и выслать маме в Италию! Но нет… я взяла на себя это дело и буду тащить его до конца.

— Ты в обиде? — спросила я, осторожно, как сапёр.

— Нет, я не в обиде. Я просто не хочу разговаривать.

— Старуха, кстати, тоже красится и…

— Если бы она не любила “Дневники вампира” и не включала его в любое время дня и ночи на плазме, её бы тоже в моей жизни не было! Пошли уже, там твой женишок вон стоит…

Глава девятнадцатая. Покоряем подростка

Как выбрать ёлку:

1. Хвоинки у дерева должны быть гладкими, одноцветными.

2. Она должна источать приятный запах.

Если запах недостаточно приятен — это плохая ёлка.

3. Ухватитесь за верхушку ёлки и ударьте ею об пол.

Если после этого с неё упадёт много иголок и шишек,

то покупать такое дерево не стоит. Верьте на слово!.

4. Рекомендуется также посмотреть на ветки и проверить их упругость.

Упругая ветка — наше всё!

5. Обратите внимание на ствол, пользуясь классическим правилом:

диаметр больше 6см — внизу смола. Есть? Вы великолепны!

6. Ширина не больше высоты! (С женщинами правило тоже работает!)

7. Пихту купил — даже китайский новый год проводил.

Сосну купил — пару дней провафлил.

А вот ели совсем о***ли!

(Это к тому, сколько простоит ваша красотка в зависимости от того, кто она по фамилии!)

Женишок топтался с ноги на ногу на входе в центральный ёлочный базар. Такие рассыпались по всему городу, но этот был самым шикарным, как в романтических новогодних мелодрамах. Играла музыка, всё в гирляндах и цены на ёлки “покрасивше” начинались с пяти тысяч рублей. А дрань можно и за тыщёнку выцыганить.

Я не была привередой и вообще любила сосны. Обожала их длинные иголки, пушистые лапы и какой-то особенный запах. Даже игрушки, на мой вкус, в окружении этой приглушенной зелени смотрелись краше и домашнее. А все эти “макушки” за бешеные деньги, так и вопили о своей двухнедельной бестолковой роли.

Позёры.

Мы подошли к тебе, и я чуть было не сделала лишний шаг, чтобы обняться, но вовремя себя одёрнула. Рано, это лишнее. Ты подмигнул мне, Люсе.

— Ты тут что делаешь?

— Представил, как ты на каблуках потащишь ель домой.

— Не ель, а сосну, и я бы вызвала таксу.

— Да, ага. Кто б тебя повёз!

— Ну тут явно есть доставка!

— Есть, есть! — тут же подал голос продавец ёлок в шапке деда мороза на макушку.

— Вот! Есть!

— Ай, заколебала. Пошли уже!

Мы брели втроём по рядам ёлок, и все трое улыбались. Люся потешалась над моим ребячеством, я точно это знала. Ты лыбился и лопался от гордости, ну просто красота, как лихо закрутил и вовремя появился. Я улыбалась, потому что шла впереди и никто не мог этого видеть.

— Вот твои сосны, — ты остановился перед выставкой отверженных деревьев и ударил по одной лапе, усыпанной снегом. — Красота…

— Угу, красота, — вздохнула я, осматривая все подряд деревья.

— Блин! Почему мы вечно берём эти сосны! Мы что в советском союзе? — взорвалась Люся. Ещё утром она была за любую шумиху, а сейчас сникла и превратилась в “само очарование”.

— Потому что я люблю именно эти деревья. Вопросы?

— У матросов нет вопросов, — улыбнулся ты ставя вертикально одно древко и отряхивая его, — Смотри какая пушистая!

— Неплохая… — я потыкала в ветки, — Не сильно широкая?

— Хм… ну может и широковата… Как насчёт такой? — ты подтащил ещё одну.

— О, а эта лучше!

— И ветки ещё пушистее, но короче.

— Да, мне нравится! Можно будет даже гирлянду-штору сверху бахнуть. Как раз прикроет от макушки до нижних веток.

— Между кухней и гостиной войдёт?

— Да, как раз туда и хотела… Макушка лысовата, нет?

— Хочешь — веток купим и подкрутим.

— О, круто! Хочу! У тебя выйдет?

— Выйдет, только за иголками потом следи.

— Да вы просто идеальная пара! — фыркнула Люся, развернулась на пятках и пошла вглубь базара.

Мы с тобой обменялись встревоженными взглядами, ты кивнул и я как-то без сомнений поняла, что могу бежать к сестре, а сосну ты посторожишь.

Люсю я догнала у ларька с чаем и кофе, она встала там в очередь и терпеливо ждала, обиженно сопя. В её глазах прямо сверкали звёздочки обидных слёз, и у меня сердце разрывалось от этого вида.

— Люсь?

— Что?

— Ты чего?

— Не хочу говорить!

— Люсь, проблемы так не решают.

— У меня нет проблем. Бери уже свою ёлку и пошли домой, я замёрзла.

И я была на грани извержения эмоций! Всегда этот человек так поступал, пихал своё дурное настроение прямо под нос, хвастался им! Вот, смотрите! Носитесь со мной! Люся — тяжеленная как шкаф, стоит ей только чутка разобидеться и сил на борьбу с ней — нет. Сейчас — нет.

Я стала закипать, так что ногти вонзились в ладони.

— Люся, — прошипела, чтобы начать высказываться, а она вышла из очереди и пошла к ростовому снеговику из надувных шаров.

— Устала. Горло болит. Пошли уже!

И она не дала мне выплеснуть эмоции.

Ты купил сосну сам, даже не сказал за сколько, и, когда мы нашли тебя на парковке, уже пихал дерево в свою тачку, пачкая смолой салон. Я смерила взглядом сверкающую и совершенно новенькую тачку, которую приметила ещё тогда, у “Почты”, и только теперь задумалась: “Откуда?”.

— Я думала, наш Лев тебя не спонсирует…, — пробормотала я.

— А он и правда не спонсирует.

Ты взял за плечи надувшегося Люсю-колобка и силой усадил на заднее сиденье.

Потом отправил меня на переднее и обошёл машину, чтобы сесть за руль.

— Так, дамы. Вы разодеты для приключений, я сразу понял! Уговорили, едем развлекаться!

— Я хочу домой! — тут же заголосила Люся.

— Да, да, не стоит благодарностей! — ты поймал её взгляд в зеркале заднего вида и подмигнул.

— Я. Хочу. До…

— Ты боишься, что останешься одна, — и ты улыбнулся, а я в ужасе зажала рот рукой.

Правда свой, вместо твоего, так что нифига не сработало.

— Чего-о?.. — провыла Люся.

— Ну как же, у тебя есть сестра. И вам вдвоём хорошо. Ты вьёшь из неё верёвки и делаешь вид, что…

— Останови!!

— … вид, что тебе всё без разницы. А тут сестра влюбилась…

— Я не влюбилась!

— Я хочу домой! — одновременно с Люсей возмутились мы, а ты дьявольски захохотал.

— … и вот-вот станет счастливой занятой женщиной. И ты боишься, что тебя опять куда-то спихнут, — ты говорил так, будто это были не страшные вещи, а какие-то совсем простые расклады.

— Какого хрена! — хором проорали мы с Люсей, а ты довольно улыбнулся.

— Сёстры, — протянул ты, вывернул громкость, так что мы обе согнулись, зажав уши, и стал барабанить по рулю, отбивая ритм новогодней песенки.

***

Снова твой дом, но теперь у нас в багажнике мёрзнет ёлка, а на заднем восседает, скрывшись за торчащими в салон лапами, обиженная Люсьен.

— Дебильно…, — прошипела она.

— Что?

— Всё! Где ты этого…. нашла? — она гневалась, а ты смеялся.

— Поверь, я сама не в восторге… Видимо, мы согрешили.

Мы с Люсей были в машине одни, ты заблокировал двери, чтобы не сбежали, а сам открывал ворота, разгребая сугробы.

— То, что он сказал — неправда, — пробурчала Люся, утыкаясь носом в шарф.

— Всё норм. Правда это или нет, но… такого не будет. Я обещаю, милая.

— Не говори мне милая!

— Да тебе палец в жопу не сунь! — воскликнула я, неожиданно выдав любимую бабушкину присказку, и мы обе закатились в смехе.

Уже прошло сто лет, как мы такого не слышали и теперь было ужасно смешно вспоминать старые добрые времена.

Ты вернулся в машину, заехал во двор, в гараж и повернулся к нам.

— Всё, бегом в дом!

— Нас там ждёт экономка? Анна Викторовна? — спросила я.

— Чего? — ты расхохотался и моя улыбка угасла. — Это бабушка моя была! Мамина мама. Попросил её подыграть, даже заплатить пришлось... обнимашками. Всё, харе болтать, выметайтесь! Нам ещё сосиски жарить, глинтвейн варить, ёлку наряжать.

— Какую ёлку? Мою? — я насторожилась, а Люся на заднем сиденье пританцовывала от восторга.

— Нет, мою. Не у тебя одной есть ёлка. Пошли уже, труба зовёт! Будем мангал разжигать! Сначала еда — потом развлечения. И сегодня будет мясо!

Глава двадцатая, всякое откровенное

А во-вторых, иногда я всё-таки думаю, что он скучает.

И что он одинок. Пусть кричит на меня, сколько влезет,

думаю ему это необходимо. Любовь у него такая. Крикливая.

(Егор спустя час от начала этой главы)

Мы с Люсей сами не заметили, как оказались втянуты в готовку. Нанизывали на шампуры сосиски и косились друг на друга, будто хотели получить хоть какое-то объяснение этому странному поведению. Увы. Ты нас зомбировал, не иначе.

Я сварила глинтвейн и приготовила для Люси сладкое сливочное пиво, и мы... молчали. Не ссорились, ни о чем друг друга не спрашивали. Просто делали то, что ты нам велел и думали о своём. Люся достала наушники, я включила на ютубе видео. Это было даже более семейно, чем то, что мы могли бы делать дома. Странный, уютный, дружелюбный мир.

Ты пришёл весь раскрасневшийся с холода и я не удержалась, прижала горячие ладони к твоим ледяным щекам, а ты накрыл мои руки своими.

— Как мило, — фыркнула Люся и вышла из комнаты. Она была не то разобижена, не то ей стало неловко.

— Не догоняй ее, — тихо сказал ты, утыкаясь носом в мою тёплую ладонь и вдыхая запах апельсинов, которые я резала на глинтвейн.

— Она такая одинокая иногда...

— Я тоже! — ты коснулся моей кожи губами. Потом ещё раз и ещё, — Но она должна без тебя справиться, а я нет.

— Бедный ты бедный... - засмеялась я.

— Нет, очень богатый! С такими-то поварихами! Всю кухню уделали! А Люсе нужно немного... зрителей.

— То есть?

— Я не уверен, но есть ощущение, что она просто хочет быть услышанной, но при этом оставаться невидимкой. И оставаться собой. И продлить детство. И стать взрослой. И решить, что с ней будет в будущем. И сделать это так, чтобы не стать худшей. Быть кем-то любимой, и не стать предметом для насмешек. У неё тупо в голове суп. Окрошка. И ты вряд ли ее поймёшь. Ты не знаешь, чего она боится или на что надеется в конкретный момент времени. Сегодня одно, завтра другое.

— Откуда ты все это знаешь? Только не говори, что тоже был подростком или что у тебя есть... сын.

— Не, будь у меня сын я бы этого не знал, - засмеялся ты, - У меня две причины. Первая, по факту все ещё студент и сам не вырос. Вторая, у меня есть брат, который любит накуриться и раскрыть все сердечные тайны. В общем... ему некому больше излить душу кроме меня.

— Брат?..

— Сын моего отца от молодой любовницы. Мы любим шутить, что он бастард, как Джон Сноу. Мама пыталась от любовницы откупиться, но та пошла в отказную. Дурацкая ситуация. Мы редко об этом говорим, но мальчишка ко мне прицепился, как банный лист, так что я вынужден ему помогать.

— Погоди... а что с твоими родителями? Они... живы?

— Ну, по факту да, — ты оторвал свою руку от моей и взъерошил шевелюру. Я хотела было тоже отпустить тебя, но ты вернул мою ладонь на место, — Дед вроде как заставил их от всего отказаться, потому что эти двое плохо себя вели.

— Оу...

— Да-а, они много веселились, мало работали и все такое. Только я деда тоже не устроил, как наследник. Брат - сын секретарши, да ему еще и лет мало. Короче наш семейный Лев жжёт. А мы тем временем давно Люсю не видели. Одевайся! Там на диване в гостиной тёплый шмот, будем есть на холоде горячие сосиски.

***

Мы стояли вокруг мангала, со шпажками в руках и ели сочные сосиски с хрустящей корочкой. Мороз кусал за щеки, изо рта шёл пар, а мы ели пританцовывая на снегу. И Люся забыла, что она трудный подросток. Она пила сладкое безалкогольное «пиво» и с аппетитом ела.

— Это твой дом? — спросила она у тебя, и ты кивнул.

— Обменял его на квартиру и несколько услуг для моей бабушки. Ей стало тяжело его содержать, ну физически. Так что путём несложных обменов я получил этого уродца, а она современное жильё в относительно новом доме. Эта женщина не согласилась на жилой комплекс или вроде того...

— На что ты его содержишь? — Люся была в том возрасте, когда подобные вопросы ей было не трудно задать. Ноль стеснения.

— Ты к тому что я фельдшер? — кивнул ты, — Ну да, там зарплата небольшая. И я всю ее отдаю бабуле, до копейки. У меня даже зарплатной карты нет. Мы называем это ипотекой. Махинации, — ты подмигнул Люсе, и она отвернулась, не сдержав улыбку. Даже эту девчонку пронимало твоё обаяние, которое ты будто не мог сдерживать. Оно само стремилось наружу, чтобы кружить дамам головы. А у меня не соединились два картинки.

Парень, который говорит мне: «Носи на здоровье!» и вручает трусы, и этот человек, что болтает с моей сестрой - совершенно разные люди.

— Когда дед раскулачил моих родителей он вроде как выдумал штуку, которую назвал «наследство матери». Имущество, с которым моя мать пришла в семью, грубо говоря приданое. И забирать все это он не стал, а отдал мне. Мне тогда было пятнадцать и я не вполне понимал, что со всем этим делать. Но четко знал, что не хочу становиться таким как дед или отец. И провернул дельце... Конечно распоряжаться всем мне бы никто не дал, так что я договорился с бабушкой. Продал ей этот дом, который потом выкупал обратно, а деньги, которые она мне заплатила, перевёл на счёт одного паренька, который решил замутить бизнес и нуждался в инвестициях. Конечно, бабушка не полную стоимость платила, но сумма была нормальной. Дело пошло, но нужны были вложения, и я выторговал у деда ещё, потом ещё и ещё. Просил бабки свои же, якобы на какие-то развлечения, а сам собирал их. К восемнадцати годам промотал большую часть, а потом махом просадил остаток и поступил в мед, вместо какой-нибудь бизнес-школы заграничной. Дед рвал и метал, просто там была не истерика, а настоящие военные действия. Он отлучил меня от всего, как и родителей, хотел забрать дом, но он уже давно был бабулиным, и она его превратила в дворянское поместье из английского романа. И вот дело, в которое мы угробили столько бабок, наконец, стало приносить доход. После череды проб и ошибок я начал получать прибыль, мне же нечего было терять, терпеливо ждал и мои ожидания оправдались.

— Ого... а для деда это не повод помириться?.. — спросила я.

— Нет. Увы, но я предатель. Я занимаюсь тем, чем хочу, а не его отелями. Я не собираюсь становиться его должником или наследником. Концы обрублены, нас ничего не связывает...

— Но ты ходишь в Simon! Зачем?

— Ну во-первых, я там вроде как акционер. Вернее бабулин представитель. Она не хочет видеть деда ни в каком виде. А во-вторых, иногда я всё-таки думаю, что он скучает. И что он одинок. Пусть кричит на меня, сколько влезет, думаю ему это необходимо. Любовь у него такая. Крикливая, — ты подмигнул мне и обнял за плечи, а другой рукой обнял Люсю.

И как-то тепло стало, будто мы все оказались связаны, в одной стае. И казалось, что и Люся об этом подумала, потому что стала улыбаться. Мы втроём стояли и смотрели на снежинки, падающие в мангал и исчезающие ещё на подлёте от остатков жара. На искорки, которые высекала из углей Люся, тыча в них кочергой. На дым из труб. Отопление в поселке было газовое, но у многих стояли во дворе баньки.

— Пошли в дом? Там елка стынет, — засмеялся ты и поцеловал меня в макушку, сквозь шапку. Сжал на моей талии руку на секунду, чтобы я оказалась поближе, и выпустил нас. — Идите, я тут пока все уберу.

Глава двадцать первая. Драконы и котята

Я научилась жить, жить в мире и быть его частью,

а не наблюдать за ним со стороны.

Я больше никогда не стану убегать от жизни и от любви.

("Сабрина" реж Билли Уайлдер)

Пока ты отводил Люсю наверх, где имелась парочка гостевых спален, я растянулась на диване, устроив голову на жёстком подлокотнике. Это было совершенно неудобно, но увы, у тебя не оказалось на этот раз кучи мягких подушек. Я смотрела в потолок, на шикарную и совершенно уродливую люстру из чёрного металла с имитацией свечей, и улыбалась. Этот дом стал накрепко связан с ощущением сказки. С заботливым чудовищем, живущим тут, вдали от цивилизации. Со странным парнем в спецовке скорой помощи, который выглядит как мажор, а ведёт себя, как Робин Гуд.

Из колонок играла странная музыка с французским вокалом и я потянулась к айподу, лежащему на столике рядом с диваном. Там, по русски было написано, что это “Унесённые ветром”. Странный у тебя вкус на музыку.

— Что это? — спросила я, кивая на айпод, когда ты спустился в гостиную.

— “Унесённые ветром”, мюзикл такой. Бабушка с ума по ним сходит и я ей подарил аудиосистему и айпод, на который закачал все её любимые мюзиклы. А потом слишком привык слышать тут все эти песни, так что пусть уж играют. Съеду куда-нибудь и буду слушать что-то другое, — ты сел на колени перед диваном и взял мою руку в свои, гладя пальцы. Тронул лбом мой висок, а потом туда же поцеловал.

От того, что это не был поцелуй в губы, я кажется, совсем растаяла. Нельзя быть таким… чертовски трепетным, каким был ты, но мне начинало это нравиться куда больше, чем пошлая решительность и дикая напористость.

— Что улыбаешься? — спросил ты.

— Ничего. У меня тут новогодняя сказка, — я провела пальцем по твоему носу, по губам и подбородку, будто запоминая каждую чёрточку, на деле же мне казалось, что лицо твоё настолько живое и подвижное, что запомнить его невозможно. Ты менялся на глазах от улыбки, от грусти или ностальгии. Всякий раз это был новый Егор, не менее приятный, чем предыдущий.

Сейчас передо мной сидел Егор тепло улыбающийся, очень спокойный и домашний. Этот Егор был взволнован, как мальчишка, и явно не знал, как правильно себя вести.

— Из какой важной профессии ты превратилась в бармена?

— Ха! Ты про высшее образование? — засмеялась я, зная, что сейчас тебя удивлю. Ты кивнул, — Не поверишь, но я нигде и ни на кого не училась.

— Почему?

— Потому что вокруг меня не было ни одного примера, чтобы образование сделало человека достойным членом общества. Моя мама была экономистом в сфере чего-то там, связанным с экологией, а потом в качестве второго высшего отучилась на что-то ещё, и потом ни дня не провела с пользой на работе. Всякое дело, которым она занималась, было мало интересным и примитивным. Она даже была консультантом в магазине белья, а потом вдруг пошла в какую-то сетевую косметическую сеть. Что-то в духе “я сижу в декрете и зарабатываю пятьдесят тысяч в месяц”, ну или вроде того. Нет, она и правда зарабатывала, просто… при этом очень много болтала и лезла людям в глаза, и мне кажется ненавидела это всё.

— А папа?

— Папа у нас “строитель”, — я изобразила пальцами кавычки, — Вернее он учился на строителя, а работает в строительной компании кем-то очень похожим на риэлтора. Менеджер одним словом.

— Кто из них тебя воспитывал? — ты пододвинулся ещё ближе, и положил голову на мой живот. Я сразу же начала гладить и пропускать сквозь пальцы твои волосы, и от этого в животе тот огненный дракончик, что испепелял внутренности, заурчал, как котёнок.

— Дед. Папа. Мама. Да все понемногу. Так вот у деда никогда не было образования, он просто был талантливым столяром, у него в гараже была мастерская, где он делал столы и двери. И это был самый успешный человек, которого я знала. А у бабушки было средне-специальное образование, она работала на водозаборе и помаленьку доросла до неплохой должности. Они были образованными людьми без ВУЗа. Читали книги, слушали хорошую музыку. Пили домашнее вино, хоть и не разбирались в категориях и географических наименованиях, но это было круто… Так что я с детства знала, что не пойду учиться, и после школы начала работать, зарабатывать на первые курсы.

— Кем работала? — твои пальцы касались моих губ, и пока я говорила — невольно целовала их. А ты улыбался всякий раз, когда на взрывных согласных поток горячего воздуха скользил по твоей коже.

— Сначала в том же отделе, где когда-то работала консультантом мама. Брала под зарплату красивое бельё, и если честно, считала, что это очень крутое место. Училась на сомелье. Потом бармена, и кависта. И работала в своё удовольствие. В какой-то момент решила исполнить мечту и подтянуть умение петь, это было очень круто на самом деле. Посещала курсы, чтобы подрабатывать в караоке.

— Что будет, когда Люся попросит у тебя совета об образовании?

— Не знаю. Я очень боюсь, что придёт мама… через год, например, и скажет, что Люсе пора готовиться к поступлению на какие-нибудь международные отношения или что-то в этом духе.

— А чего по твоему хочет Люся?

— Ничего. Она ребёнок. Она ничем не увлечена. Я была такой же и как же здорово, что не стала слушать в восемнадцать маму, которой было просто жизненно необходимо, чтобы я шла учиться.

— Не боишься?

— Чего?

— Что она не будет такой же сильной как ты и сможет сама вылепить свою профессию без всякого образования?

— Нет. Она лучше меня.

— Почему?

— Меня воспитывали все подряд, а у неё есть я… Я не хороший воспитатель, но я пытаюсь её понимать. То, что ты сказал сегодня… это же не прошло сквозь мои уши. Я правда хочу, чтобы она была понятой. Если я испугаюсь сейчас и скину всю ответственность на кого-то, кто даже попытаться с ней поговорить не сможет, то что должна почувствовать она? Я — тот человек, который у неё есть. Остальные добровольно ушли, значит скатертью им дорога. Так что мне не время бояться, верно?

— Чертовски верно…

— Улыбаешься? — усмехнулась я.

— А куда мне деваться? У меня новогодняя сказка, — от твоего смеха моего живота коснулось горячее дыхание, а в животе завозились пушистые котята. Они урчали, мурчали и потягивались, царапая коготками внутренности. Я радовалась этому ощущению, которое, наверное, зовут “бабочками”.

— Не будь таким милым…

— Почему?

— Я до сих пор тебя не разгадала.

— Что же во мне такого непонятного?

— Мне непонятно, зачем ты ко мне прицепился. Понимаешь?

— Нет, — ты придвинулся ближе, положив голову на мою грудь, и теперь почти касался губами моего подбородка. — Разве не очевидно, что ты мне просто очень сильно подходишь?

— Почему?

— Не знаю. Но ты красивая, как конфетка. Дурацкие слова, я знаю, но ты вроде очень идеальной куколки. И при этом не рассыпаешься, если тебя коснуться. Швы нигде не торчат, нитки. Ты просто чертовски хорошенькая и внутри и снаружи. И очень строгая при этом. И почему-то женственная. Такая… принцесса воинственного королевства, которая завязывает принцесьи локоны на макушке и идёт убивать-колоть врагов, посягнувших на жизни её людей.

— Мне нравится, — я улыбнулась и закрыла глаза, а твои губы коснулись моего подбородка.

— Дай руку, — попросил ты и я тут же вытянула её, выпутав из твоих кудрей.

Я ожидала, что ты поцелуешь ладонь или вроде того, но вместо этого, запястья коснулась невесомая пыльца волшебного винтажного аромата “Герлен”, мягко касаясь кожи. Я засмеялась, а когда открыла глаза флакончика уже не было, а ты снова поцеловал мой подбородок.

— Ты даришь мне мои же духи? — спросила я, приподнимаясь на локтях, толкая тебя. Ты недовольно нахмурился и уронил меня обратно.

— Нет, ты заслужила их за откровенность. За то, что очень честная. Я в который раз убедился, что не ошибся в тебе.

— А я в тебе ошибусь?

— Надеюсь, что нет. Хотя ничего не обещаю. Я вообще не идеал.

— Н-да?

— Н-да, — кивнул ты, — Всё, расслабься. И просто полежи со мной.

Ты забрался на диван, лёг за моей спиной и прижал меня к себе. Я была уверена, что невозможно уснуть на таком тесном диване, без подушки и одеяла, но уже через пару минут поняла, что качаюсь на мягко вибрирующих волнах сна, а тело распадается на атомы, смешиваясь с теплом твоего тела и сладкой негой. Я наслаждалась этим, опасаясь, что одно лишнее движение всё разрушит, но вместо этого ты шепнул: “Спи”, и коснулся моего виска поцелуем, от чего я расслабилась и, видимо, отключилась.

Глава двадцать вторая. Ненавижу тебя, Егор!

— Всё так непривычно. Я никогда не оставалась наедине с мужчиной,

даже в одетом виде. А без платья это уж совсем как-то странно...

Но я не возражаю. А вы?

— А я, пожалуй, пойду выпью чашечку кофе.

("Римские каникулы" ред. Билли Уайлдер)

Я открыла глаза и радостно замерла, глядя в окно. Там было чёрное небо. Там были звёзды и луна, и всё это обещало, что вся ночь ещё впереди. Что ещё не утро и сказка заканчиваться не должна.

Было жарко, футболки между нашими телами стали влажными от пота, твои руки, наверняка затекли, а пока я плавилась от жары под твоим телом, ты, наверное, зяб.

Я вылезла из твоих рук и облегчённо выдохнула. Страшно хотелось пить и размять кости, а потом вернуться обратно и снова нагреть место рядом с тобой и вообще никуда не деваться. Высшая степень нежноты. Как будто кто-то растопил в моей душе розовые клубничные зефирки.

Я Дошла до холодильника, но не нашла воды, так что пить пришлось апельсиновый сок. У меня всегда имелось пару бутылочек минералки про запас, а у тебя я нашла в дверке только… водку. Уже сейчас я знаю, что в бутылках из-под “Абсолюта” ты хранишь питьевую бутилированную воду. Причуды.

Я сделала столько глотков, сколько смогла, потому что была уверена, что больше не захочу вылезать из твоего плена, пила как дикарка, прямо из пакета, и очень надеялась, что ты не узнаешь, но куда там. Ты узнал и довольно быстро. Стоял прямо за моей спиной и улыбался. Я остановилась, убрала пакет и вытерла рот рукой.

— Чего? — решила перейти в нападение.

— Ничего, я без тебя замёрз. Пошли?

— Быстро ты остыл… — усмехнулась я.

— Слушай, — ты замялся и смущённо опустил взгляд, — я могу кое о чём попросить? И я клянусь, всем сердцем клянусь, что приставать не буду! Пойму, если ты откажешься, но заколебало спать на диване. Пошли в комнату, а?

Я хотела отказать и демонстративно уйти, из какой-то детской девичьей гордости, а потом сама про себя засмеялась. Глупости. Я же и правда хотела спать с удобством, но чтобы так же обнимали твои руки. Но поощрять тебя… не то, чтобы было против моего желания, но почему ты должен был оставаться победителем во всём?

Ответить не успела, ты подошёл, подхватил меня подмышки, и поднял заставляя обхватить ногами. Я повисла, обняла за шую и прижалась к твоему лбу своим. Почти с благодарностью, потому что оказалось, что я очень сильно именно этого и хотела в тот момент. Странно, но до дрожи хотелось чтобы всё, что ты делал, вот так, как в тот момент, попадало в цель. Ты мог меня обнять и я бы тоже решила, что это было моё предвосхищённое желание.

Ты меня не целовал, потому что обещал не приставать, и от этого было почти больно. Всё тело ныло, потому что не понимало, какого чёрта всё так пристойно, ведь мозг уже давно согласился, что мы в общем-то не прочь дать шанс кудрявому… Но ты просто шёл наверх, нёс меня подхватив за ягодицы, и улыбался. Ни на секунду не замедлил шаг, будто мы участвовали в странном парном соревновании с другими такими “бегунами”.

— Почему ты меня не целуешь? — не выдержала я, чувствуя, что ты вообще-то не только этого хочешь, наши тела были слишком близко друг к другу прижаты, такое не скрыть.

— Я обещал… — глухо отозвался ты, — Так что… не говори со мной, просто помолчи, лады?

По сути я никаких обещаний от тебя и не просила. Я почти сказала: “Ладно, пошли!”, почти пожала плечами и пошла куда повёл. Ты сам поставил какие-то условия и сейчас без поцелуев моё тело и правда ныло и болело, не только губы или что-то там ещё, а прямо всё целиком. Так бывает?

Наверное.

Ты толкнул дверь спальни, но на пол меня не поставил, а донёс до кровати. Встал на ней на колени, уложил меня на спину и теперь вроде как оказался… у меня между ног, и всё это было как-то очень… реалистично. Именно реалистично, как будто идеальная картинка, сто лет всем знакомая. Мальчик, девочка, кровать. И вот такие они лежат на ней, приступая к непотребствам, но ты не приступил.

Облокотился о кровать, по обе стороны от моей головы, запустил пальцы в мои волосы и тяжко выдохнул, будто выдержал главный экзамен в жизни.

— Круто, — улыбнулся, глядя мне в глаза. Касаясь моих губ кончиком носа, и я потянулась за ним, чтобы поцеловать — ты засмеялся.

— Что ты делаешь? Почему просто меня не раздеть? — спросила я, а тебя аж передёрнуло, от этих слов кого-то явно совсем вынесло из берегов.

— Я объясню, — прохрипел ты, прижимаясь чуть сильнее, и я выгнулась крепче обхватывая тебя ногами, — Видишь ли… обычно всё было очень быстро… И скучно. А я так не хочу.

— Мучаешь себя?

— И тебя, — довольно кивнул ты.

— А я-то что?

Ты закатил глаза, давая понять, что такого умника мне не обмануть.

— Хочу всё по-порядку. Ты же не хочешь использовать меня и бросить на утро? — от этого вопроса я рассмеялась. Ты умел говорить дико сексуальные вещи, которые являлись таковыми только от того, что были совершенно странными.

— А вдруг?.. Может, ты мой мальчик на одну ночь?

— Не, я хочу быть мальчиком на… для начала пару-тройку ночей. А потом посмотрим, — ты замер и мы замолчали.

Мы совершенно серьёзно, без смеха, смотрели друг другу в глаза, а у меня аж скулы сводило и рот наполнялся слюной, будто перед носом лежала очень вкусная и очень кислая конфета.

Твои глаза бегали, будто ты хотел узнать ответы на свои вопросы и по очереди искал их то в одном, то в другом моём зрачке. Твои губы были плотно сжаты и уголки иногда подрагивали и я знала, что всё это ужасно напряжённо. Так, как ещё не бывало.

Пришлось считать до десяти и выдыхать, но из-за этого я приоткрыла губы, а ты со стоном наклонился и минуя их вгрызся в шею, так что я вскрикнула от неожиданности и сумасшествия этой ситуации. До чего хорошо было просто ощущать, что ты вот, рядом, со мной, и твоё тело на моём пусть и одетое. И твои губы на моей шее и они целуют, целуют, лихорадочно и жарко.

— Давай спать, а? — попросил ты, тяжело и горячо дыша в мою шею.

— Да...давай, — выдавила я, чувствуя дрожь в коленях, от того как сильно тебя сжимала.

— Хорошо. Ты сейчас не шевелись, ладно? Я просто откачусь подальше и…

— Если ты меня не обнимешь пока будем спать, я вызову таксу и уеду! Понял? — прошипела я в ответ, и ты даже не успел дёрнуться.

От моих слов твои губы снова пришли в движение и снова скользили по коже, пока не коснулись, наконец, губ. Губ, которые уже онемели окончательно от невозможности получить желаемое.

Мы целовались.

И я думала, что ты, должно быть продал дьяволу душу за свои губы и умение целоваться. Не остановишься же ты после этого? Ха! Я была такой наивной, а ты всегда был чертовски сильным.

В тот момент, когда твои пальцы уже гуляли по моей обнажённой спине, сжимая кожу, а я вся выкручивалась, чтобы подсказать, что хочу внимания не только какой-то там спине, ты остановился. Откатился. Вышел на секунду, а вернувшись залез под одеяло, засунув руку под подушку и притянув меня к себе.

— Спать, Лид, спать, ладно?

— Ладно, — шепнула я разочарованно, в тайне ужасно тобой гордясь. Гордость была на втором месте после ненависти.

— Это просто кровать, — пожал плечами ты, — То же что диван, только шире. Ширина кровати же ничего не значит.

— Нет, — шепнула я в ответ, коснулась своим лбам твоего и отвернулась, а ты тут же прижал меня к себе, — До чего хорошо…

— То ли ещё будет, — со смехом пообещал ты.

— Ненавижу тебя, Егор…

Пол года спустя

— Ненавижу тебя, Егор…

Я открыла глаза и радостно замерла, глядя в окно. Там было чёрное небо. Там были звёзды и луна, и всё это обещало, что вся ночь ещё впереди. Что ещё не утро, и сказка заканчиваться не должна. Но она закончилась вместе со снами, которые всегда мне снились, когда посулив кучу подарков ночной медсестре, я оставалась с тобой.

Было жарко, футболки между нашими телами стали влажными от пота, твои руки не прижимали меня к себе, будто стали ослабшими макаронинами, а пока я плавилась от жары рядом с твоим телом, ты, наверное, зяб.

Я вылезла из твоих рук и облегчённо выдохнула. Страшно хотелось пить и размять кости, а потом вернуться обратно и снова нагреть место рядом с тобой и вообще никуда не деваться. Высшая степень нежноты. Как будто кто-то растопил в моей душе розовые клубничные зефирки. А потом посыпал мой горячий шоколад мышьяком.

Ты не от меня нагрелся. У тебя была температура…

А моё сердце рвануло к горлу так стремительно, что я задохнулась, а потом упало ещё скорее, так, что я услышала, как оно шлёпнулось на пол и покатилось под твою койку.

— Помогите, — шепнула, а потом ещё и ещё, прежде чем побежать за доктором.

Глава двадцать третья. Допустим вместе

Вуаля! Теперь я не могу ничего тебе рассказывать. Отныне моя судьба — эпистолярный жанр… Меня больше не подпускают к твоей палате, потому строчу в тетрадку, как школьница, и верю в новую примету: ты очнёшься, когда допишу.

А ещё меня назвали параноидальной истеричкой, которой пора лечить голову, а не жениха. Температура была не у тебя, а… у меня.

И ничего страшного же, ну перепутала спросонья и перепутала, но нет же. Я устроила в больнице скандал… да ты, наверное, слышал. Убеждала, что они говорят полную дичь, и тебя нужно спасать.

Спасла. От себя. В какой-то момент доктор решительно подошёл ко мне, пощупал лоб и заявил, чтобы собирала манатки и шуровала домой.

Лечусь, пью чай, выслушиваю всякое от твоей бабушки. Ещё и таблеток никаких особо нельзя, так бы закинулась антибиотиками и уже была у тебя…

Мне даже жаль, что ничего не изменилось. На волнительной ноте прогуглила всё про температуру и… ничего. Температура — то воспаление, воспаление — это плохо. Плохо — это когда ты умираешь, но ты же такого не сделаешь, так что я буду писать свой “роман”, и как только появится слово “Конец”, ты как в романтических фильмах откроешь глаза. И я побегу и повисну на твоей шее, а ты будешь меня кружить по комнате…

Ну ладно, я понимаю, что так, как в фильмах, из комы никто не выходит, но буду смотреть на ситуацию по-своему.

Егор, я жду хоть одной положительной новости и пока не услышу, буду на страшном нервяке, а нам это не нужно. Мне все говорят про “четыре недели”... Что мол дальше — уже всё меньше и меньше шансов. Сейчас прошло две. У тебя две грёбанные недели на то, чтобы проснуться, милый.

А я продолжу.

Я остановилась на… кажется на том, как мы впервые спали на одной кровати, верно? Пропустим утро, завтрак и доставку нас и нашей ёлки до дома. Сейчас нас интересует следующий день.

На тебя. Пялились. все. Ты сидел как Иисус, превращающий вино в воду, и каждая женщина считала своим долгом тебе поклониться.

Рядом с тобой снова были друзья и я всё гадала, что будет если я подойду? Я не знала этих парней, но все они были красавчиками и мажорами, совсем как ты. Они хохотали, а ты сидел уставившись в одну точку как замороженный. К тому моменту, я уже была абсолютно уверена, что в Simone во время нашего первого разговора, ты им подражал, чтобы меня зацепить. А что сегодня?

Будешь тем парнем, что просыпался среди ночи, чтобы погладить мою щёку и легко поцеловать?

Или паскудником, ставившим мне ультиматумы?

Мои волосы ещё пахли твоим шампунем. В жизни не мыла голову… мужским шампунем, думала выпадут ко всем чертям, но повезло.

Я всё ещё могла представить на талии твои руки, и вообще ещё не отошла от прошедшей ночи, следовавшей за мной по пятам весь день, но теперь ты сидел в клубе, в паре метров от моего бара-подиума, и я не знала, могу ли подойти.

Мы были в клубе X, и то, что ты явишься, было понятно. Но что Я буду делать — оставалось загадкой.

Когда мой сменщик Алёша вышел, ероша небрежно растрёпанные волосы, я напряглась. Момент икс, сейчас будет ясно кто ты, когда с друзьями.

Алёша был красавчиком, образца “Дима Билан в лучшие годы”. Белая майка, низко сидящие на бёдрах линялые джинсы, губы-скулы-все дела.

— Ли-и-ида, — пропел Алёша и раскинул руки для объятия, — Как ты, красотка, мм?

— Неплохо, — пробормотала я, опять ища тебя взглядом за столиком, и столкнулась с удивительным зрелищем. Ты вышел из транса и сидел уставившись на меня. Это было, честно сказать, жутковато. Твои большие сверкающие глаза, строго сведённые брови и плотно сжатые губы.

Все эмоции на лице, это твоя фишка, ничего не умеешь скрывать из-за живой мимики и какой-то потрясающей правдивости. Покер — не твоя игра.

Занятые разговором, твои друзья, вдруг остановились и уставились на тебя, даже для них было очевидно., что ты выглядишь немного странно. Они что-то спросили, ты мотнул головой.

Я отошла от Алёши, который и правда очень долго любил обниматься, и быстро шмыгнула в раздевалку, а когда переоделась и вышла оттуда, чтобы идти к тебе, столкнулась со своей целью нос к носу.

Ты стоял и тяжело дышал, глядя на меня со смесью возмущения и… восхищения.

Я сегодня накрутила волосы на самую мелкую плойку, накрасила губы самой сверкающей помадой, и выглядела так, как может выглядеть влюблённая девушка, собирающаяся на свидание.

Склонила голову на бок, наблюдая за твоей реакцией, с лица ты перешёл к изучению платья. Всё для тебя! И платье, и волосы, и макияж.

— Ты злишься? — спросила я, а ты только кивнул, но на губах уже играла улыбка.

— Потому что ревнуешь?

Ты снова кивнул и улыбнулся уже по-настоящему. Лицо преобразилось, ожило, и я растаяла. Как же я люблю эту улыбку.

— Почему?

— Ты очень красивая, — ответил ты, не справившись с губами, слова вышли тягучими и тёплыми, — и тебя обнимал петух какой-то. И на тебя смотрят все тут. Вообще…

— Это клуб, чего ты ждал? — засмеялась я.

— Мне не очень нравится это место…

— Уф, какая поразительная гнустность этот клуб…. Расстроил Егорку! — я засмеялась, а ты не сдержался, взял меня за подбородок и трижды коротко поцеловал в губы, — Ладно, — согласилась я, будто отвечая на какие-то твои слова.

— Домой? — спросил ты. Глаза твои сверкали азартом, как у игрока перед выигрышем большого куша.

— Вот так сразу? А твои друзья?

— Они тут для декораций, — ты пожал плечами, — Но если хочешь, идём! Сегодня собрал лучших из лучших, ты посмеёшься. Пошли-пошли!

И спустя пять минут толкания через танцующих мы добрались до столиков, где уже успел появиться кальян.

Четверо парней синхронно прекратили болтовню и подняли на меня взгляды. Они все имели характерные нагловатые, кривоватые улыбочки и идеальные причёски так не похожие на твою.

— Олег, Дэн, Саня, Саня, — по очереди ткнул в них ты, и я даже не запомнила кто есть кто.

— Привет, — на разные лады протянули твои друзья.

— Лида, — представил ты и парни заулыбались.

— Барменша? — спросил, ну допустим, Олег.

— Мм… какой милый феминитив, — усмехнулась я, — Или это безграмотность? — я вообще-то не особенно любила, когда меня так называли, но обижать при первом же знакомстве твоих друзей тоже не хотелось, потому это было произнесено тихо и для тебя. Олег не понял значения слова “феминитив”, а ты засмеялся и сказал так громко, что все услышали.

— Безграмотность, — и… подмигнул Олегу, а тот заржал, — Садись. Хочешь что-нибудь, или мы быстренько поперезнакомимся и завяжем с этой темой?

— А-а-а, кому-то не терпится уедени-и-иться, — как школьник завыл, ну допустим, Саня.

— Ага, — легко подтвердила я, и все четверо стали переглядываться. Я не смутилась и смеяться было не над чем.

— И вы типа встречаетесь? Или можно… — допустим-Саня присвистнул, покрутил пальцами намекая на вероятное соитие.

Ты даже не стал кидать ответный намёк на мордобой, откинулся на спинку стула и засмеялся.

— Держись, дружище, ты сейчас словишь, — это было обращено к допустим-Сане, который нахмурился. А я поняла, что стесняться тут нечего.

— Можно что? — я с деланным любопытством облокотилась о стол и придвинулась ближе к допустим-Сане.

— Ну это… — он поиграл бровями.

— Что это? — я улыбалась и говорила тихо. Допустим-Саня не понимал радоваться или грустить.

— Короче! Да-да, нет-нет, — он прямо в лоб мне заявлял нечто, что я должна была понять.

— Да-да, нет-нет… — я развела руками, — А-а-а, ты соитие предлагаешь?

Допустим-Саня нахмурился.

— Слушай, — я повернулась к тебе, — а ведь ты был таким же в моих глазах когда-то, — я расплылась в улыбке и ты снова рассмеялся. У тебя было чертовски хорошее настроение.

— Да, знаю. Это мой коварный план, — а потом придвинулся и мы оказались на доверительно близком расстоянии друг от друга.

Шум клуба исчез, даже запахи поглотил твой. И цвета свелись только к цвету твоих глаз.

— Так вы это… — выдал допустим-Саня.

— Без обид, друг. Но мы — да, — усмехнулся ты, глядя мне в глаза. А потом тихо добавил: — окончательно.

Твои друзья захохотали, засвистели, а мы столкнулись лбами в до детской нежности невинном жесте, чтобы просто оказаться на миг ближе, чем были до этого. Это как касание рук, или коленок под столом. Просто и оттого невероятно.

— А, ну и ты это, — продолжал допустим-Саня, — Барменша, значит?

— Бармен, — поправила я.

— Ясно, — кивнул допустим-Саня.

— А ты?

— Что?

— Ты кто?

— А, у меня кальянка, — кивнул допустим-Саня, так будто это было что-то сродни собственному банку.

— Понятно, очень интересно, — улыбнулась я, недоумевая, что это за друзья у тебя такие.

К слову, если интересно, все они тебя навещали. Мне порой кажется, что они ходят за тобой, как утята за мамой-уткой, потому что ты — самое интересное в их компании. Иногда представляю, как они сидят вчетвером за столом и… молчат, поглядывая на часы.

— Ладно, парни, всё интересное вы уже продемонстрировали. Если ты не поняла, молчуны ничем особенным не отличаются от говорунов, — ты кивнул на второго допустим-Саню и допустим-Дэна. Все четверо засмеялись.

— И где ты их нашёл? — спросила я, а ты почесал затылок.

— Чёрт знает, само как-то вышло…

Мы переглянулись, попрощались и вышли на мороз.

Я почувствовала это сразу. Мороз, потому что осталась на расстоянии от тебя. Ты открывал машину, а потом ждал, когда я подойду, а я не решалась. Если сейчас это сделаю у нас будет… свидание?

Мы не договаривались о встрече, но Люся меня, конечно, не ждала дома. У неё были большие планы и урок испанского к ним в придачу. Но мы даже не обменялись номерами по-человечески, со всеми церемониями и расшаркиваниями. Ты сам решал, когда состоится следующая наша встреча. И по факту в тот момент, когда ты решил бы, что больше этих встреч не будет — я бы ничего с этим не поделала. Ты контролировал всё и мне оставалось только верить, что ты меня не подведёшь и не перестанешь превращать каждый день из обычного в особенный.

— Что дальше? — спросила я.

— Не знаю, — ты пожал плечами, — Я же говорил -я не мастер. Как ты видишь я просто тебя преследую каждый раз, когда могу. Но я бы хотел поделиться с тобой чем-нибудь ещё. Вчера ты побывала в моём доме. По-настоящему. Без принуждений и обмана. Хоть и силой… Я был у тебя дома, но тоже, стоит признать, силой. Может ты что-то сама пожелаешь? Если нет — я буду продолжать.

— И до чего ты дойдёшь?

— Ты очнёшься через пару дней, уже будучи моей женой и матерью моего ребёнка, — засмеялся ты.

А я испугалась. Я же и правда могла это себе представить, у меня такое вполне укладывалось сейчас в голове. Ты просто придёшь и победишь, а я глазом не моргну и не пойму, что это произошло. А с другой стороны почему нет?

— Самоуверенн… — я не договорила, ты оставил дверцу машины открытой и подошёл ко мне.

— Мы же уже выясняли. Я не сведущ в правилах и жестах. И я ничему не научусь.

— Но ты…

— Ты же меня не прогоняешь. Это в твоей власти, наверное… хотя не уверен, что ушёл бы, попроси ты о подобном.

— Но ты приходишь сам и я не знаю, когда… ты же можешь однажды не прийти.

— А ты этого бы хотела? — ты нахмурился, — Зачем тебе решить когда и где? Я решу всё сам и твоё дело будет согласиться. Это неправильно?

— Я не знаю, наверное вместе…

— Но это же я за тобой ухаживаю, — ты убрал с моего лица прядь волос. А я смотрела на тебя, завороженная, потому что фонарь над твоей головой очерчивал силуэт и он терялся в сыплющихся на нас снежинках. Они крупой с неба опускались на наши волосы, и кружили в белом танце призрачными парами, а мы стояли, как герои на драматичном прекрасном балу.

— Ты со мной? — спросил ты.

— С тобой, — кивнула я.

— Тогда пошли.

— Куда?

— По дороге решим.

Глава двадцать четвёртая. Я не хочу, чтобы мои цветы ели барашки!

Мы сидели на парковке торгового центра и ели фаст-фуд, который там продавали до полуночи. Старые добрые стрипсы с картошкой грели душу и раздражали здоровье. Ты смотрел, как я ем, и улыбался, как будто впервые видел подобное.

— Чего смотришь?

— Никакой милой фигни, просто ты такая в платье, шарфике, вся красотка, а ешь стрипсы с соусом.

— Я что-то запачкала? — я испуганно начала осматривать свою одежду, и… уронила стрипс на платье, — Чёрт…

— Да не страшно, никто же не увидит, — засмеялся ты, взял с моего платья стрипс и засунул в рот, — Итак? Что дальше? Ты хотела поесть гадости — ты её поела.

— Ага… Не знаю, что дальше, — мне казалось, что ты спрашиваешь о… будущем.

— Ты напряглась, — потянулся, но прикасаться ко мне не стал.

— Слушай, — я перевела тему, — так значит у тебя… было много отношений, так?

— Очень. Наверное… Много — это сколько? — ты нахмурился, и на секунду я представила, что начнёшь считать по пальцам.

— Ну… больше тридцати?

— Почему такая цифра?

— Да не знаю, просто в голову пришло.

— М-м… пожалуй.

— И почему вы расставались? Ты не похож на того, кто бросит девушку или вроде того.

— А я и не бросал никого. Мы занимались сексом и… расходились. Что-то вроде того.

— А отношения?

— Это не отношения?

— Ну… просто секс — это не отношения.

— А разница?

— А я — просто секс?

— Мы не трахались, — отметил ты и щёлкнул меня по носу, — Нет, у нас не отношения.

— А что?..

— У нас будущая любовь, — усмехнулся ты, — Да не знаю я. В таком случае у меня не было отношений. Я никогда с девушками не общался. Я просто к этому не приучен. Для общения у меня были друзья. Не те, которых ты сегодня видела, нет. У меня есть специальный человек для общения.

— Где ты его взял?

— Кастинг, блин, провёл, — усмехнулся ты, — Не знаю. Друг мой старый. Они вообще все мои старые друзья… Я их познакомил. В разное время дружил с разными людьми, миксовал, сводил, образовались компании… Как-то так. А девушки… Это же секс и физиология.

— А я?

— Вот же заладила. Ладно, смотри, — ты повернулся ко мне всем корпусом, — В моей семье… не то чтобы уважали женщин. Моя мать всегда была весьма расчетливой. Она бы запросто стала женой Льва Аркадьевича, без шуток! Если бы с отцом не срослось. В семье никто и ни во что не ставил её мнение — это тоже понятно. Бабушка по папиной линии… потрясающая женщина, но её выставили из семьи, и она была “нашей” только номинально. Бабушка по маминой линии — моя фанатка, просто за любой кипиш, лишь бы там был я. Покорная барышня, заботушка — не более того. Сестёр нет. Любовницы отца — те ещё дамы, ничего общего с уважением к ним никто не испытывал. Вот и всё… Не было в моей семье особого фанатизма к женскому полу. Меня никто не воспитывал в этом ключе. То, что я говорю с тобой или с Люсей, — чистой воды случайность. Вы просто… очень смешные. Интересные. Ну и тебя я хочу, это, пожалуй, тоже важно. Вот и всё, понимаешь?

— Пожалуй.

— Я ответил на твой вопрос про отношения?

— Наверное. Но это на тебя как-то не похоже. На тебя, которого я встретила тогда в первый раз — да, но не на… этого, — я махнула рукой, пытаясь показать, что имею в виду, но ты закивал ещё до этого, — Всё странно. Максимально! Ты не похож на того, кто… не уважает женщин. Ты же с ними работаешь!

— Не-не, я работаю с их детьми. Ну… буду. Детей я всегда очень сильно любил. Блин, — ты взялся обеими руками за руль и усмехнулся, — Окей, попытаюсь пояснить. Я понимаю социальные нормы, понимаю, как и где нужно поступать. Теоретически мне всё это известно, на практике — применять не приходилось. Я не жил в бункере, у меня были одногруппницы и коллеги на работе, одноклассницы, но только… всё, как в моей ненормальной семье. Либо во мне видели, как мама, способ наживы. Либо, как в случае с бабушкой, это был фанатизм. Либо, как в случае с папиными любовницами, я понимал, что речь только о сексе и не более того. А вот ты… та самая “нормальная бабушка”, изгнанная вместе со мной из семьи. Ты мне её напомнила. Вот и всё. До этого я никогда не копал глубже. Никаких отношений. У меня их не было. У меня нет дурных бывших. Нет каких-то странных историй про большую подростковую любовь. Я чист, как девственник.

— Девственник, — усмехнулась я.

— Что?

— Представила толпы девушек в твоей постели.

— О да. Они там ходили толпами, не разуваясь, — рассмеялся ты, — Расслабься. Я не так ужасен, как ты решила. Поедем отсюда?

— Куда?

— Если ко мне — то потрахаемся, я себя знаю. И это будет явно лишним.

— Что предлагаешь?

— Уже почти ночь. Ты работала и устала, ты хочешь тишины, верно?

— Для человека, которого никто не учил уважать женщин, ты слишком заботлив, — засмеялась я.

— Я учусь. Пытаюсь, по крайней мере. Мне интересно попробовать. И мне хочется о тебе заботиться, как я делаю это с детьми или моими друзьями. Они же тоже как дети, понимаешь?

— Наверное, да. Пожалуй, именно детей они мне и напомнили. И ты хочешь детей?

— Очень. Мне кажется это круто, когда тебе вдруг начинает принадлежать настоящий человек. И он только твой! Я никогда не понимал, почему папа не общается с моим братом или со мной. Почему мама говорит обо мне только, как о наследнике деда. Почему дед не радуется, что ему принадлежит человек. Всё детство вышло каким-то очень пресным. Я столько мог им дать… А ты хочешь детей?

— Нет, — усмехнулась я, — Не раньше, чем вырастет Люся и станет самостоятельной. Ещё три года — точно нет.

Ты подозрительно сощурился, но промолчал, а потом спросил:

— Тебе со мной хорошо? — это был вопрос с надеждой.

— Ты не это хочешь спросить, да? — зачем-то сказала я.

— А что?

— Ты же хочешь понять, что теперь, спустя некоторое время, мне от тебя нужно. Верно?

— Может быть, — ты кивнул, потому что не видел проблемы в том, чтобы говорить всё вслух.

— Не знаю, — ответила я, — Я стала хотеть… участвовать в том, что мы делаем. Захотела сама тебе звонить, тоже “ухаживать” за тобой, но боюсь превратиться в…

— Звони! — ты оживился, развернулся ко мне и расплылся в улыбке, — Я думал об этом. О том, что ты сказала, прежде чем мы сели в машину. Я передумал! Мне нравится думать, что я тебе тоже интересен! Это необычно. Девушка, которая интересна мне, — ты будто заучивал урок, говорил медленно и вдумчиво, — интересуется мной. Хм… Девушка, которую кадрю я, кадрит меня. Девушка, которая нравится мне, испытывает симпатию ко мне.

— Ты такой странный… мак-си-маль-но, — прошептала я и уткнулась лбом в твоё плечо.

— Да ну… А как бывает обычно?

— Обычно об этом никто не говорит. Обычно люди ходят на свидания, начинают друг друга интересовать, переписываются по ночам, до утра. Проявляют заботу, привязываются друг к другу. Потом привыкают друг к другу. Потом притираются, учатся уживаться. В них бурлят гормоны. Потом гормоны проходят, привязанность становится крепче, приходит настоящая любовь. Или не приходит, и всё заканчивается. Так, наверное. Хочешь как у людей?

— Не знаю, мне не очень нравится эта цепочка. Она включает в себя странное звено: любовь может не прийти, и тогда зачем всё это? Зачем эта война гормонов, если можно обойтись малыми жертвами?

— Как? Как ты поймёшь, что любишь?

— Ну точно не после всех этих этапов…

— А как? Ты знаешь что это такое - Любить?

— Я мечтал увидеть лицо матери, которая только что впервые посмотрела на своего ребёнка, — почти шёпотом сказал ты. Смотрел на пустую парковку за лобовым стеклом, на снежинки. А я на твой профиль в свете зимней ночи.

— Увидел?

— Увидел. И всё стало ясно. Зачем проходить через весь этот ад, если не знаешь, к чему он? Ради выплеска бесполезного дофамина? Я не читал “Маленького принца”, но моя бабушка любит этот мюзикл. Там Принц говорит про барашков и цветы. И их войну. И что, если его цветок съест барашек, все звёзды будто погаснут. Это так! Это не связано с дофамином. С привязанностями, СМС-ками до утра. Всё наоборот. Хочу наоборот. Чтобы был мой цветок, который я защитил от всех барашков, — ты засмеялся, — и потом… просто любил его, а он меня. И было всё остальное.

— Но как полюбить того, кого не знаешь? Ты веришь в любовь с первого взгляда? Ты был заносчивым дураком. А сейчас узнал меня и говоришь о любви. Пусть мы не говорим такого друг другу, но…

— Ты такая глупая. Рад, что ты пока ничего не понимаешь, — загадочно ответил ты, завёл машину и выехал с парковки.

Глава двадцать пятая. Виктория

Я всё ещё не могу к тебе приходить и пишу дневник, вместо того, чтобы рассказывать. Зато Люсе можно всё, она уже навещала тебя. Сказала, что ты жив-здоров и изменений никаких. Хотя, мне бы точно позвонили, что уж там. Несмотря на то, что я тебе так и не стала женой.

В тот день мы снова были у тебя вместе с Люсей, которая теперь просто мечтала проводить время со своим “другом” Егором. Она была ужасно расстроена, в последний учебный день над ней снова издевался тот придурок, избалованный мажор. Сестра пришла, швырнула сумку на пол в коридоре и заявила, что хочет умереть. Немедленно! Потому мы собрали вещи и я написала тебе, что скоро будем. С замиранием сердца ждала, что же ты на это ответишь, а ты отправил смайлик в виде руки, которая сообщает, что “всё окей”.

Ну окей, так окей. Мы выехали из дома и полчаса спустя стояли перед твоим странным “особняком”.

— Идём?

— Ага, — кивнула мне Люся.

Она всю дорогу молчала и строчила кому-то СМСки, и теперь выглядела так, будто вынырнула из параллельной вселенной. Осоловело моргала и то и дело тянулась к карману за гаджетом.

— Люсь, Ау, вынырни!

— Ага, — опять кивнула, как девочка-робот.

Мы вошли в дом, но нас встретила тишина, а не ты. Было совсем темно, только тонкая полоска света из-под кухонной двери.

— Он знает, что мы придём? — спросила Люся. Я кивнула. Открыла дверь на кухню и столкнулась с той самой “экономкой”, которая меня встречала в первый визит в этот дом.

— Здрасте…, — промычала я.

Анна Викторовна смерила нас долгим подозрительным взглядом.

Люся была во всей красе: волосы спутаны, свалялись на затылки и висят сосульками, под глазами черно от несмытой подводки (устала бороться) и мешковатые джинсы в лучших традициях подросткового провокационного стиля. Я — полная противоположность. И тебе кудри, и макияж и мини-платье из плотной бордовой ткани.

— Вы кто? — Анна Викторовна будто с акцентом говорила, хоть это и было не так. Она странно тянула гласные, — И почему вы вошли без звонка?

— А где Егор? — слишком смело вставила своё слово Люся, которая обычно в таких ситуациях, как рыба молчала.

— Он пошёл принять ванну. Итак, кто вы и почему без звонка?

— А он… не предупреждал? — спросила я, глядя на твою бабушку, как провинившийся ребёнок на авторитетного взрослого.

— Нет, — коротко ответила Анна Викторовна.

На кухне сладко пахло пирогом и тихо шуршала духовка. Почему-то этот факт превратил нас в… лишних, мне хотелось поскорее уйти и Люсю утащить, но она, кажется, была другого мнения и очень хотела остаться.

— Мы его друзья!

— Здра-а-асте, — этот голос был за нашей спиной. Снова женский.

На нас, сложив на груди руки, смотрела высокая стройная блондинка. У неё были естественные кудри, а не как у меня, продукт плойки, и я сразу, если честно, поняла кто передо мной.

Твоей матери уже к пятидесяти, но выглядит она, всё-таки шикарно. Только вот я, по её мнению, совсем не хороша. На вкус и цвет товарищей нет, ладно, продолжим.

— Здравствуйте. Я — Лида, это моя сестра Люся, — обращаясь к обеим дамам объявила я. Они не кивнули и никак не показали, что заинтересованы в продолжении беседы.

Я отчётливо увидела разницу: Анна Викторовна смотрела с презрением на меня — женщину, тронувшую её внучика, а твоя мать — на Люсю. Почему? Да просто если я могла соответствовать её требованиям и показаться не беднячкой, желающей заграбастать наследство богатого парнишки, то Люся с головой выдавала какие мы мещане.

— И что вам тут нужно?

— Мы друзья Егора, — пискнула Люся.

— Как интересно…, — пропела твоя мать. Заходя вперёд, Виктория. Просто. Без отчества.

— Очень интересно, - подтвердила Анна Викторовна.

Эти женщины были очевидно против нас, но при этом умудрялись быть и против друг друга тоже.

Анна Викторовна прожигала во мне ыру, а Виктория поливала презрением Люсю, и даже брезгливо морщилась. так что, когда моя великолепная сестра закатила глаза, пересекла комнату и упала на диван, не скинув пуховика, твоя мать аж взвизгнула от омерзения.

— Вы КТО? — пропищала она.

— Ещё раз, — выдохнула я, — Я — Лида…

— И кто ты? Ли-ида, — протянула Виктория.

— Это моя девушка, — явился Христос Народу.

Ты спустился со второго этажа, даже на расстоянии я чувствовала, какое нагретое у тебя тело, от него будто исходил пар. С мокрых волос капала вода, оставляя пятна на светло-серой футболке и домашних штанах.

Ты подошёл, обнял меня и поцеловал в макушку. Помог снять куртку, потом забрал у Люси пуховик и, как ни в чём не бывало упал, рядом с ней на диван. Даже похлопал рядом с собой, чтобы я присоединилась, но сцена была слишком напряжённой, чтобы я могла шевелиться. Мы так и замерли: Анна Викторовна на территории кухни, у распахнутой двери, Виктория, преграждающая мне путь к заветному дивану, я между твоих родственниц, готовых меня сожрать и вы двое, с иронией на всё поглядывающие.

Ни тебя, ни Люсю ничего не смущало.

— Твоя кто? — высокомерно фыркнула Виктория. — А дед знает? — она сделала ударение на слове “дед”, будто речь шла про высшее существо. Хотя… вспоминая твои слова про отношение Виктории к Льву Аристарховичу, может в её мире так всё и было.

— Знает, — хором ответили я, ты и Люся.

— И?..

— И советовал мне остерегаться своего внука, — смело заявила я, а ты засмеялся.

— Ну, милочка, — протянула Виктория, — Он, конечно, имел в виду, что тебе нечего крутиться перед его внуком…

— Да вот выходит, что нет, — вздохнула я, — Он вообще-то очень хорошо ко мне относится.

— Чепуха! — твоя мать была непреклонна. Как же, её божество сменило курс.

— Это правда, мам, — с довольной улыбкой вмешался ты, — Дед не вернёт мне ни копейки и веришь-нет, это меня нисколько не смущает.

— Ты ничего не понимаешь! — прошипела Виктория, — Так, милочка, давай прекратим говорить ерунду и…

— Мам, можешь попридержать коней, — ты встал с дивана и встал рядом со мной, — Тебе больше незачем вмешиваться в мою жизнь, у меня больше ничего нет!

— И не будет, если будешь связываться с… такими! — о, а это было ко мне обращено.

— Мама! — твой гол окреп и стал совсем не вежливым.

— Что? Это же какая-то…

— Барменша! — вмешалась Анна Викторовна, ну куда без неё.

— Кто-о? — Виктория будто вытянула Джокера и рассмеялась, — Ой, насмешили. Ещё и с багажом!

А это уже намёк на Люсю.

Странно, но мою сестру это всё веселило. Она подобрала под себя ноги, устроилась поуютнее и внимательно слушала.

— Простите..., — начала я, но ты не дал договорить.

— Мам, ты не права и должна извиниться. Если слово деда ценнее моего — позвони ему прямо сейчас.

— Ты — дурак, — вдруг воскликнула она, — О, я позвоню! Непременно! Не сомневайтесь! Как же… девушка! Ну, милый, сколько раз мы предупреждали - никаких связей с дешевками! Мы САМИ устроим тебе брак, всё будет хорошо, правильно. И всё же шло как надо, никаких разбитых сердец, никаких…

Я закатила глаза и пряча улыбку, отвернулась.

Ну да, кто бы сомневался, что твоя мать окажется таким интересным экземпляром. У меня был какой-то неописуемый восторг. Я слушала всю эту чушь и понимала, как ты невинен вместе со всеми своими заскоками, как мощно промывала тебе мозги эта потрясающе красивая женщина.

Про таких не сказать, что они дешёвки или мнимые принцессы. Только вот дальше своего носа она не смотрела. Вся в брендах, в побрякушках. Настоящих, но немного с перебором. А я для неё — пресная пустышка, наверное? И плевать ей, чем пахну и что ношу, она даже меня не видит, доллары в глазах, как у Дональда Дака.

— Дешевка, — снова воскликнула она, а ты что-то решительно говорил, но бесполезно.

Мы с твоей матерью сейчас были на одной волне, а ты за гранью понимания, на другой частоте. Она смотрела только на меня и тряслась от ярости. Она искала во мне изъяны. Истерично. Раскладывала на простые числа, пыталась увидеть хотя бы страх, но я была слишком в себе уверена, чтобы быть напуганной.

— Не получается? — вдруг спросила я и все на меня уставились, но только Виктория поняла, о чём речь и покачала головой. Потом она вздёрнула повыше нос, усмехнулась уголками губ и вышла из дома.

***

Телефон Лиды ожил и она отложила дневник. В доме было тихо и одиноко, Люся ушла в гости, а больше никто тут не появлялся.

— Да?

— Здравствуй, — тихо обратилась к ней Виктория.

— Здравствуйте, — тихо ответила Лида и они замолчали.

Молчали, кажется, минуту, пока обе не заплакали.

— Как?.. — всхлипнула Виктория.

— Никак, — всхлипнула Лида.

— Приеду… — всхлипнула Виктория.

— Пожалуй, — кивнула Лида.

Она отложила дневник и решила, что нуждается в отдыхе.

Глава двадцать шестая. Твою ж мать... и деда!

Смена в Simone была прервана на самом интересном моменте. Посреди песни. Виктория ворвалась в бар, подошла прямо ко мне и на фразе «Спектакль окончен» остановила музыку.

- Слушаю вас? - спокойно произнесла я.

- За мной, - скомандовала Виктория.

Через пару минут мы сидели перед Львом Аркадьевичем, который выглядел немного удивленным. Ну... ничего странного.

- Лида?

- Ага, - кивнула я, будто это могло быть не так.

- Виктория?

- Что тут происходит? - на очень высокой частоте провизжала Виктория. Ее туго натянутое лицо даже не вздрогнуло, только рот открылся. Жутковато, но потрясающе!

- Ничего. Это - Лида. Она бармен. Очень хорошая девушка... поёт, - последнее Лев выдавил уже как решающий аргумент, но Викторию не впечатлил, увы.

- Что она делает рядом с Егором? - визг достиг ультразвука.

- Встречается с ним, - просто ответил Лев и пожал плечами.

- И что вы по этому поводу думаете? - Виктория прокашлялась, успокоилась. Даже перевела дух.

- Лида мне нравится. Егор - нет. Что я могу думать?

- Но Егор исправится, я обещаю! Я же обещала! - разнылась Виктория.

Она именно ныла и канючила, очень смешно. Я чуть было не сорвалась и не стала глумиться, услышав это.

- Вика, он не исправится.

- Ну почему?

- Он сделал свой выбор. Ему выдали наследство. Всё.

- А кому...

Ах, бедная женщина волновалась о деньгах Льва.

- Ей, - усмехнулся он кивнув на... меня. Виктория упала грудью на стол, вылупив глаза.

- В смысле?..

- Ну не прям ей. Просто ну будет же правнук однажды? Может ему надоест жить в нищите и он решит стать богатым человеком. Да найду поди куда пристроить... Опять таки Илья ещё есть. Ну-ну, Вика... Лид, там водичка, ага правее посмотри. Да, да, прям на лицо плесни. Ну Вика... она же со страху сама сейчас родит, лишь бы ей все досталось. Эх, беда, долго же мне жить ещё... ну не страшно, продам если что Петрову. Он умный парень.

Я не стала ждать, пока твоя мать придёт в себя, извинилась и ушла из кабинета. Смотреть, как приводят в чувство несчастную обнищавшую женщину совсем не входило в мои планы. Что-то подсказывало, что от неё я ещё хапну горя, но вот как именно она к этому вопросу подойдёт — оставалось загадкой. Нина поглядывала на меня подозрительно, как будто увидела голой.

- Что? - я развела руками, а она как-то печально поморщившись кивнула на какие-то бумажки.

Я подошла ближе и стала листать странички непонятного договора не договора, как бы оно не называлось - меня... увольняли. Приехали, блин. Увольняли со всеми компенсациями, почестями и поклонами. По-царски прямо-таки.

- Как?..

- Оля из бухгалтерии принесла, - пожала плечами Нина. - И телефон у тебя звонил.

Я уже догадывалась что там. Х принадлежал все тому же Симонову. Chic через дальние дали тоже имел связь с кем-то из владельцев, только «Колесо» неприкосновенно, но... и они написали простите-извините.

Роскошные перспективы. Я собрала все бумажки и решительно двинула обратно к Симонову, желая рубить головы.

Викторию уже отпоили водой и теперь они рыдала, а Лев сидел напротив неё на корточках и спокойно объяснял, что все будет хорошо, а деньги - не главное.

- Ну как? - вопрошала она, выворачивая пальчики и пуская пузыри из носа.

- Так, - кивал Симонов.

- Я не понимаю... я просто... не понимаю.

- Все наладится, Вика. Просто соберись, хорошо?

- Ну я все могу понять... все... но это не могу, - она потёрла кулаками глаза.

Макияж даже не тронулся с места. Вообще ничто не съехало с лица.

- Мне так грустно, - вздохнула она, возводя глаза к потолку. - Знаете, как будто радости больше нет... пусто на душе. Одиноко... темно.

Да уж, а она поэтесса.

- Я же... я просто... не понимаю. То есть, это не укладывается в моей голове, - Вика кивнула пару раз, потом нервно сглотнула. - Вот знаете... прямо совсем. Я пытаюсь, я правда пытаюсь, но я... не понимаю. Я прикладываю усилия, но все бесполезно!

- Вика, - вздохнул Симонов. - Тебя же никто не просит работать!

- Что? - она несколько раз хлопнула ресничками.

- Работа. Ну когда ты что-то делаешь и за это платят.

- Фу... я не проститутка, - выдала она.

- Кхм, - прокашлялась я. - К слову про работу, граждане! Какого фига произошло!?

Я бросила на стол Симонова Документы, сообщающие, что отныне я нищая и безработная.

- Это что?

- Ты теперь не работаешь, - с тем же терпением, что только что Вике, пояснил мне Лев.

- Почему?

- Ну у вас же все серьёзно, - он даже... улыбнулся. - Значит ты не работаешь. Ну не пристало жене...

- Врача! - напомнила я. - Жене врача. Не олигарха.

- Я тебя умоляю! Да не по средствам он живет, ты не заметила?

- Я не понимаю, - всхлипывала на фоне Вика. - Я пытаюсь. Правда...

- Он вложился... - начала я, не уделяя Виктории внимания.

- Умоляю тебя ещё раз! Во что? Милая моя... Все проверено, все подстроено. Если копнуть - то я просто давал ему деньги, которые он же куда-то «вложил»! Ну чуть больше. Не существует никаких заработков. Ну о чем речь, мальчик ещё студент! Отпускать его... он дел наворотит. Ты девушка хорошая, это я понял. Ипотеку погасим, Люсе приданое будет. Может потом ее с Илюшей породним, чтобы все ровненько поделить без лишних людей. Ты собой занимайся, ни о чем не переживай. О Егоре заботься. Давай только обговорим сразу: друзей своих, дураков, пусть бросает. Я тут набросал списочек, вот... он с этими мальчиками когда-то дружил.

Лев разложил на столе анкеты. Богатенькие парни, я их видела с тобой в самую первую встречу после «Почты».

- Те что с ним ходят, эти не очень. А вот эти мне нравятся. Ну вот этот нет... уберём.

И Симонов смахнул со стола одну из анкет.

- Ого, - протянула я.

Вика слушала во все уши, кивала. Соображала что-то видимо.

- Теперь понятно? - уточнила я у неё, отвечая на один из сотни ее глупых вопросов.

- Да... про Егора понятно, - безжизненно ответила она. - Лев Аркадьевич, а я?

Вопрос не в бровь, а в глаз.

Твоя мать ничегошеньки не осознала.

- Я пойду, ладно? - я смело посмотрела в глаза Симонову и он не выдержав отвернулся.

- Куда? - испуганная Виктория почему-то вцепилась в мою руку мокрыми пальцами, будто искала поддержки. А может так оно и было?

- Работу искать.

Твой дед кричал мне что-то в спину, а я даже не обернулась, уверенная, что и без продолжения его пламенной речи обойдусь. Мне осталось понять, как все это выложить тебе...

Глава двадцать седьмая. Звенит январская вьюга

Такси заносило на сыром снеге. Вьюга была жуткая, метель, ад на дороге и особенно в твоём посёлке. Я сидела вцепившись в обивку сиденья и в груди жутко пекло от моих дурных мыслей и новостей, которые никак не укладывались в голове.

Одно точно: я лгать и скрывать ничего не собиралась. Не в моих это правилах. Я не трепло, но точно знаю чьи секреты и от кого хранить. И никогда не поставлю интересы врага над интересами друга, пусть это и не по джентельменски. Ну и да, вставать между родственниками идея не лучшая, но знаешь что, Егор? Я может и ушла бы, но остался бы ты и твой дед со своим мерзким секретом.

Твоя жизнь фарс.

Твоя мать тут просто разыгрывала дешевую комедию из сопливого романа.

И я в это играть совсем не хотела.

Такси остановилось и у меня возникло желание записать водителя в ранг святых, за то что мы не разбились. Аллилуйя.

А вот от предстоящего разговора нервы напряглись, и я даже не сразу открыла дверцу такси.

Высунула нос, поставила на сырой снег одну ногу, и только потом вышла.

Вот вам и принцесса в трусах с алиэкспресса.

Какая дичь! Какая мелочь за этими красивыми обертками. Твоя семья мне тогда казалась сборищем мерзких людишек и я прекрасно понимала, что не смогла бы в их обществе жить. Как мало значат их слова, какая глупость и гниль. Они красивы и жесты у них широки, а внутри дешевка по «69рэ».

Но ты. Мне стало страшно, что и ты такой.

На какую-то секунду я задумалась о том, как много ты мог почерпнуть, и не слишком ли я слепа.

Ты открыл сразу и утянул меня в дом, отряхнув от снега. Немедленно усадил на диван, укрыл чём-то тёплым и стал целовать успевшие остыть щеки. А я смотрела на тебя, твои волосы, глаза, мимику и понимала, что ты мне так дьявольски дорог... помереть можно!

- Егор, - позвала я, выворачиваясь из твоего захвата и убегая от поцелуя.

- Что? - ты стал целовать мои пальцы, раз губы под запретом.

- Все обман.

Ты застыл.

Нет, не понял о чем я, просто застыл. Испугался.

- Ты уйдёшь? Если да, то - нет. Если речь не о тебе, пофиг! - это так было трогательно и серьёзно сказано, что я просто растаяла и посыпалась, оседая с дивана прямо в твои руки.

Растекаясь в твоих объятиях податливым слаймом.

- Егор. Меня уволили. Со всех работ, - я поймала твоё лицо, удерживая от себя на расстоянии. - Твой дед... он все за тебя решал. Это он давал тебе деньги, а не бизнес друга в которого ты вложился. Это он все делал. Даже на твоих друзей есть анкеты. И... мне он сказал, чтобы я с тобой была и тобой вместо работы занималась... и друзей удалила...

- Когда сказал? - ты отстранился, но я не видела во взгляде подозрения. Скорее болевой шок, ты не понимал что именно произошло, но уже чётко осознавал, что где-то запахло жареным.

- Только что. Минут сорок назад, - я отстранилась, порылась в телефоне и показала СМС от работодателей, которые просили меня уволиться.

- А это от него...

Три СМС сообщения, которые, кажется, все Егору пояснили.

«Лида, давай без глупостей!»

«Это мой внук! И я о нем забочусь!»

«Выбери себе и Люсе правильное будущее.»

- Люся? - безжизненно спросил ты.

- Он предложил ее в гипотетические невесты Илье. Это твой брат, да?

- Да... мой брат.

- Егор?..

Но ты не отзывался. Сидел застыв на месте и крутил в руках мой телефон. Все обман. Жизнь по сценарию. Друзья, работа.

- Знаешь. Меня даже неонатологом ждут в больницу, которую выбрал дед, - усмехнулся вдруг ты.

- С чего взял?

- Только что понял, что он им с ремонтом помогал. И почему раньше это злачное место меня не смутило? Молодого специалиста и сразу...

И ты захохотал.

- Да он издевается? Друзья... друзья... это же те, что в его отеле со мной были?

- Ага, - тихо ответила, понимая, что ты сам все уже осмыслил и собираешь вместе кусочки. Ох не придумал бы лишнего...

- Смешно то, что только они обожали этот бар. Тащили меня туда и я думал, что это смешно! Дед за мной так следил. И друг в которого я вложился... и ординатура... все это он. Мать знает?

- Егор, я рассказала только то что слышала, не накручивай, поговори с ним сам, пожалуйста.

- Не хочу!

- Вдруг я неверно поняла? Это возможно. Поговори, пожалуйста. Выясни все, расставь все по местам. Работа - черт с ней, другую найду, шпионить и следить за тобой я не собираюсь. Но дальше что?

- Ничего. Все к черту пошлю.

- И ординатуру?

- Пойду в обычную больницу. Не частную, не денежную. Буду там принимать обычных пациентов, не из платных палат. А пока отработаю последние месяцы фельдшером. Знаешь, даже тачку деду верну. Теперь бы выяснить на чьей стороне была бабушка и в теме ли она. Мать точно рада всему этому, я ее знаю. Анна Викторовна тоже не особенно парится. А вот Бабуля меня волнует. Эта ее странная афера с домом, квартирой... что-то мне это не очень нравится. И ещё кое что... - ты бормотал, как помешанный.

- Егор, ты выдохни, тише, - просила я, крепче обнимая твоё тело, а ты бился и хотел действовать. - Давай сегодня все просто обдумаем, а завтра решим. Давай, а? Пожалуйста?

- Лида... он не видит берегов. Он управляет нами, как куклами.

- Но теперь все. Ты все знаешь. Ты уйдёшь от этого. Он поймёт.

- Лид, почему ты не в бешенстве? Он же и тебя... как куклу. А ты тут даже ни при чем. Ты просто человек, который случайно оказался в моей жизни. Надеюсь, что случайно! Как же, блин, я надеюсь!

- Слушай, это же только работа, - я снова стала гладить твои щёки, а потом целовать их. - Глупость. Мною никто управлять не будет... А если и да, ну если я себя считаю свободной и счастливой... я не хочу думать о том, кто возомнил себя богом. Отряхнулась и пошла дальше! Егор, давай попробуем сегодня про это не говорить, а только думать. Завтра утром я пойду с тобой хоть к деду, хоть к бабушке, хоть к отцу, хоть к президенту. Но сегодня, давай ты просто дашь себе минуту тайм-аута и примешь тот факт, что ты был свободен и счастлив, и скоро снова все будет так. Пусть мнимые боги играют дальше! Главное же что ты чувствуешь. Ты. Сам! Ну хорошо, что узнал все, теперь переформатируешь жизнь и продолжишь с чистого листа... а обиды пройдут. Обещаю. Я с этим помогу.

Ты прижался к моему лбу и выдохнул.

- Как же все просто у тебя...

- Утро вечера мудренее. Знаешь, я так боялась к тебе ехать, а теперь понимаю, что зря. Все решаемо.

- Ты Люсю одну кинула?

- Не, с баб Мотей, соседкой.

Ты кивнул, обнял меня и мы долго ещё слушали жуткую вьюгу. Жуткую и громкую, и она убаюкивала и давала ощущение, что мы одни и под ее защитой.

- Не уходи никуда... ты мне нужна сегодня.

Глава двадцать восьмая. Последний элемент

Мы с тобой сидели друг напротив друга и молчали. Ты тогда только что вернулся от деда, а я ездила проверить накормлена ли Люся. Сестру обхаживала баб Мотя и обе выглядели довольными, только что-то смущало меня напряженное выражение лица моей соседки. Как будто кто-то что-то натворил.

Я уезжала от них со странно тяжелым сердцем и до сих пор не могла прийти в себя.

Бывает же такое, камень на душе и выть хочется. Мне - хотелось. До чертиков.

И ты вернулся чернее тучи с целой кипой каких-то папок подмышкой. Вывалил их на стол и вздохнул: «Знакомься, моя жизнь!»

Я кивнула и поставила на стол вино и бокалы.

Мы с тобой друг к другу не прикасались, нам казалось, что мы оба слишком злы. Мы почти не целовались, держа себя в руках. Наша история была про нежность и поддержку, а то что сейчас происходило в твоей жизни - про бездушие. Наша история невесомый «Герлен», а все это, разливуха из перехода с претенциозным названием.

Вот так я думала. Поэтично, правда? Или высокомерно?

Но я была зла до жути.

- Я забрал у него, - ты кивнул на папки. - Всё. Тут все. Все мои друзья. Преподаватели, работодатели. Девушки.

- И я?

- И ты. Только ты как будто и правда не в его планах была. Тут с пятнадцати лет вся моя жизнь! Всё от и до, но тебя нет. Может не отдал? Слишком странно мы познакомились, сейчас мне кажется, что это был бы самый изящный его ход, но, кажется, он этого не делал. Не верю. Если уж даже сломанный школьный автобус и то что я не поехал на олимпиаду по химии в одиннадцатом классе - подстроено, то это...

- Ты хочешь выяснить?

Ты покачал головой.

- Нет. Я... забрал это все и решил, что с меня хватит. Мстят только слабаки и дураки. Сейчас уберу из жизни все что дед наворотил и буду идти дальше. Если честно, стало легче. Как будто я жил и не знал про какую-то болезнь, а теперь узнал и избавился от неё. И теперь наверняка здоров! Полностью.

- Выпьем за это? - я подняла бокал и ты не сдержал улыбку.

- Выпьем. Но для начала я хочу кое кого позвать.

- Кого? Давай! - я с энтузиазмом отрыла твой телефон, лежащий под папками, и протянула.

- Тех, кто в этих анкетах перечеркнут.

- Ммм... дай угадаю? Саня, Саня, Дэн, Олег?

- Именно!

- А кто твой друг с которым ты говоришь? Он тут есть?

Ты, к счастью, не выглядел расстроенным. Наоборот, улыбнулся ещё шире и покачал головой. Я так боялась, что и тот самый “единственный”, тоже из расстрельного списка. Тогда бы твоей вере в человеческое было самое время навсегда пошатнуться и я бы поняла. Смотрела бы вместе с тобой, как катится с обрыва прицеп с “верой в людей”, обняв за талию и грустно махала платочком.

Я не пессимистка. Но уверена, что нельзя в “веру” бесконечно верить. Предел наступает рано или поздно и мы возводим новые храмы. Перестаём ходить в старые церкви и ставить свечки предавшим нас святым. Это временно, появляются новые, но вот эти месяцы поиска других ориентиров — пустота, абсолютная чёрная сосущая силы тишь в душе, в которую некуда приткнуться.

- Вот ей я первой и позвоню!

- Ей?

- Не ревнуй! Лучше найди в этом доме ещё пару тройку бутылок вина и закажи пиццы, - ты набрал номер и дождался ответа. - Привет, баб! Приедешь ко мне? Подружка... ну давай с подружкой! Окей, жду!

***

Твои друзья примчались почти сразу, мне показалось, что намного быстрее, чем это вообще возможно, если только вы не живёте в соседнем районе. Причём пришли все одновременно, как показывают только в ситкомах, когда толпа народа заваливается в квартиру к другу с китайской едой, а потом они все синхронно сразу готовы есть. А, ну да, ещё такое канает в “Иронии Судьбы”.

В жизни гости приходят нудно, долго и в ожидании следующего повисает, порой, неловкая тишина.

Мы с тобой сидели на диване, мои ноги были на твоих коленях и ты касался моих пальцев, дёргая за них и улыбался сам себе, будто играл не с женскими ступнями, а с котёнком.

Играл какой-то ужасно неизвестный мне мюзикл, в котором восточные мотивы сменялись неожиданным хип-хопом и я не понимала кто в здравом уме это наворотил, а ты явно знал каждый трек.

Двери распахнулись и четверо твоих утят показались на уроке.

— Привет! — почти хором поздоровались они и кинулись ко мне, как к… родной. — Мы бабулю нашли во дворе! — сказал один из них.

— И пиццу! — сказал другой.

— И где она?

— Пицца? Вот!

— Бабуля!

— А, она там с девчонкой какой-то, сейчас войдут. Эй, Саня подвинься, ты бабуле войти не даёшь!

И в дом вошла твоя бабуля и моя… баб Мотя. И нет, это не были две старушки, а вполне себе одна, а следом и подружка её. Люся.

Глава двадцать девятая. Большая игра старенького человечка

Три мелких пакета. У Ивановой А.П. — мелкий пакет,

у Ивановой Л.П. — мелкий пакет.

У Ивановой П.Л. — мелкий пакет. Понимаете?

Так вот. Три Ивановых, три посылки. Так у вас трек-номер, видимо, и перепутали! А дальше одно за другое… И ваш мелкий пакет и тот, что для Ивановой П.Л - вообще по весу одинаковые, упакованы одинаково. Она до сих пор стоит вон, только молодой человек-то уже расписался и забрал вашу…

А вот Ивановой А.П. вообще не повезло…

(Эпизод “Страсти на почте” глава “Иванова-Иванова-Иванова)

Иванова Л. П. — это я.

Иванова П. Л. — это твоя бабушка, за которую ты получал посылки.

Иванова А.П. — это несуществующий заказчик “Алиэкспресса”, который бы ничего не забрал, потому что всё это один большой фарс.

— Баб Мотя? — хмуро спросила я.

— Пришло время снимать маски, — улыбнулась баб Мотя, снимая шубку. Ей тут же кинулся помогать один из твоих друзей.

Люся равнодушно смотрела на происходящее, а потом пошла и уселась в кресло, уткнувшись в телефон.

— Ты то что такая спокойная? — спросила я сестру, а она пожала плечами.

— Я в теме, потом покричишь, лады?

— В какой теме? — я ещё ничего не понимала, а ты, кажется, прощался с тележкой “вера в людей”.

— Почему моя бабушка вдруг “баб Мотя”? — спросил ты.

— Ну, чтоб никто не догадался! — махнула рукой она. — Мальчики, откройте-ка винца бабушке.

Твои друзья кивнули, и началась суета. Стали носить тарелки, коробки пиццы, бокалы и бутылки, а мне хотелось, чтобы мир остановился и кто-нибудь объяснил уже, что стряслось. Твоя бабушка-моя соседка убавила звук, и села в кресло, которое ей прикатили “мальчики”, взяла бокал вина, второй протянула мне.

— Ну не смотри так, — попросила она. — Матильда — это мой псевдоним! Я, конечно, не актриса там и не певица, но псевдоним-то мне можно? Что в этом такого, вообще? Итак! Я ваша бабушка-купидон! — пропела баб Мотя-не Мотя.

— Кто-кто?

— Бабушка-Купидон! Рассказать вам историю?

— Рассказывай уже.

Твой голос был глух и мрачен, и я мечтала тебя пожалеть, но не могла понять до сих пор, не обманули ли во всей этой истории и меня заодно.

— Это всё с вашей встречей… это я придумала! — гордо объявила она. Ясно не понимая в чём проблема, твоя бабушка улыбалась во все тридцать два винира и гордо поднимала сама за себя бокал.

— Так вот почему дед про Лиду не знал, — кивнул ты. Разочарованный до чёртиков. — Дай-ка угадаю: ты решила, что в этой глуши ничем мне не поможешь и решила, что пора перебираться в свет? Туда, где есть соседи и бабули. Ты отказалась жить в моей квартире, потому что в нашем комплексе ни к кому на кривой кобыле не подъедешь, и заявила, что хочешь “к народу”. И там… встретила Лиду и Люсю.

— Ой, я их встретила уже давно! Когда Лида ипотеку ещё оформляла. И она мне понравиась! — бабушка всё ещё не понимала, в чём беда. Сделала один глоток вина, потом ещё один и уставилась на нас. — Вы что, не рады?

— Нет, — хором ответили мы. Переглянулись и взялись за руки.

— Ну и глупцы… Вы же счастливы. Да, я выбрала эту квартиру, подружилась с Люсей и она стала мне помогать, — мы посмотрели на Люсю, она не отрываясь от телефона подняла руку и помахала ей, будто хотела сказать: “Да, это я!”. — Мы ловко разыграли историю с посылками и вы встретились! Вуаля! Потом я рассказывала Лиде про своего вну-у-ука… Потом Люся заболела… нет, она правда болела, но не так уж сильно. Просто у Егора было дежурство, но тут попотеть пришлось, чтобы именно он приехал, конечно. Ой, да там совпадений… И ёлка, и клуб, и караоке, и друзья его — идиоты. Не вы, ребята! Правда.

— Слушай, миссис Дамблдор, — Егор выпрямился и пристально посмотрел на бабушку, — а про “Большую игру” деда ты знала?

— М… игру… — она задумалась. — Ну я представляла, что этот прохвост жить тебе не даёт, но прям игра чтобы… А что за игра?

— Про моих “друзей” зарплату, работу, учёбу?

Бабушка потупила взгляд, но покачала головой.

— Возможно про что-то догадывалась или понимала, но никогда не думала об этом, как об… Егор, ты пойми. Я с конца восьмидесятых зареклась говорить про бывшего плохо. Это же можно всю жизнь проходить недовольной букой. И особенно я зареклась говорить про бывшего плохо — детям и внукам. Они не виноваты, что мы друг друга ненавидим. И я не хотела портить твою жизнь, я просто подстроила пару-тройку встреч не более того. Ты и так с самой первой встречи только о Лиде и говорил! А ты Лида — первым делом мне про него рассказала. Хорошо или плохо, какая разница? Вы же сразу друг на друга запали! И я нисколько не сомневаюсь, что и без меня бы встретились рано или поздно, но мало ли что до того времени выдумала бы Вика или дед. Я просто хотела устроить Новогоднее Чудо!

— И пересмотрела сериалов, — недовольно поддакнул Егор. — Ну просто класс. Мои бабушка и дедушка — старые интриганы.

— Эй! — возмутилась бабушка.

— Не “Эй” — а интриганы.

— Я на “старую” обиделась.

— И поделом.

— Егор, я же вижу, что ты сейчас не очень расстроен, — хмыкнула бабушка. — Я по глаза-ам вижу!

Я включилась в происходящее, которое до этого доходило до меня, как сквозь толщу воды и поняла, что хочу расхохотаться. Какие удивительно разные подходы у деда и бабушки, кто бы мог подумать.

Сейчас, после всей этой горы “папок”, лежащей на столе и после Виктории рыдающей об уплывших денежках, история старушки, которая “помогала” внуку выглядит таким пустяком, что даже не идёт в общую копилку.

— Я в шоке от вашей семьи, — присвистнула я.

— Прости, но это для твоего же блага, — вздохнула бабушка.

— А мне было просто скучно, — не отрываясь от телефона заявила Люся.

— Стой! Люсьен! А про твоих одноклассников это… правда? — я вдруг вспомнила. что всякий раз, как Люсю обижали — непременно в этом участвовал Егор. — И про этого мальчика — бандита. Правда?

— Макс. Ты про Макса и Григорьева? — вздохнула она.

— Да.

— Правда, — кивнула Люся. — Только Григорьев до сих пор не отстаёт. Я уже запуталась, кто кого ревновать должен по его мнению.

— А Макс?

— А Макс говорит, что я встречаю по обложке, что я с этим Григорьевым парюсь, а он меня кинет. А я вообще не парюсь, нафиг мне этот мажор не нужен! У меня свои дела — у него свои, но Макс говорит, что я запала и типа его ни во что не ставлю, а он всегда за меня. Капец какой-то! При чём тут я вообще?

— Люсьен, — позвала я, касаясь её руки. — Тебе же Григорьев нравится, а не Макс?

— Мне нравится сериалы смотреть, — надулась Люся.

— Я по-о-онял, — протянул вдруг один из твоих друзей допустим-Саня. — Я понял! Григорьев — это же Илюха, да?

Ты, наконец ожил и удивлённо уставился на друга, потом на Люсю, потом на бабушку. Бабушка пожала плечами, мол ни при чём. Люся вжалась в кресло.

— Люся?

— Я что?

— Бабушка?

— Понятия не имею, деда спроси.

— Как ты там говорила? Люсю за Илью? — напрягся ты и сложил на груди руки. — Не семья, а колхоз! Если не успела влюбиться, Люся, рви когти. А вообще — как знаешь. Я уже ничему не удивляюсь. Бабушка — ты прощена. Но чтобы больше ни-ни!

Баб Мотя, или как там её, разулыбалась, а я вдруг поняла, что моя сказка закончилась и превратилась в реальность. Интересно, у всех принцесс так? Все они вдруг узнают, что какой-нибудь братец Гримм их просто выдумал, дают ему по шее и возвращаются к себе домой?

Глава тридцатая. Правильный роман

В спальне было тихо и темно, я сидела на краешке кровати и смотрела, как падает на подоконник белоснежная крупа. Нет, в нашей истории не было драматичных расставаний. Она была нежной и новогодней до самого конца. Ты вошёл в комнату, сел напротив меня на колени и улыбнувшись протянул ко мне руки.

— Тихо так, — сказала я.

— Тихо. Слушай, крошечный мой человек, — шепнул ты, — я не стану говорить, как мне жаль что у меня семья творит дичь за дичью, но это же всё ужасно смешно, разве нет?

— Смешно, — согласилась я.

В тот момент я ужасно удивлялась, как вообще ты мне на голову свалился. Внутри кипело и бурлило ощущение восторга от того, что ты сидишь напротив и зовёшь меня “своим человеком”, я на самом деле, без шуток поражалась твоему характеру, твоей силе и доброте. И тому, что люди для тебя — особенные, потому их и так мало.

Создалось впечатление, что ты по натуре коллекционер. Эдакий ценитель рода человеческого и в твоём шкафу, залюбленные и ухоженные, стоят только самые лучшие экземпляры.

Вот тут четыре фигурки с бирочкой “друзья”, они для кого-то ничего не стоят, а тебе они дороги. Никто в них ничего, может, и не видит, а ты знаешь, как они хороши. Что-то вроде домашнего вина, которое делает какой-нибудь деревенский дядюшка. Семья в восторге, а прожжёные сомелье воротят нос.

Рядом с фигурками друзей — королева коллекции. Бабушка. Она как бутылка плотного густого “Шираза”. Слишком изысканная и крепкая, чтобы любой мог оценить её прелесть. А ты — можешь. Потому что знаешь, что хоть большинство и воротит нос, сказав, что “Ламбруска” или, прости господи, “Санто Стефано” куда приятнее, твоя бутылка “Шираза” — королева коллекции. И ты с упоением будешь разбирать её на полутона.

Там же, на полке, пожалуй Люся. Дерзкий молодёжный романчик, выбранный из сотни других. Он насмешит людей, которые посмотрят и скривятся: “Почитал бы Кафку али Коэлью, а не это бульварное чтиво!”

А то, что их Кафка и Коэлья уже попса, а то что растащили по цитатам, распиарили, сняли в кино и поставили в театре, обезличили и обесточили, превратили в затёртое до дыр — вот это и есть твоя правда о чужом мнении. А у тебя на полке глупый молодой и молодёжный романчик, потому что… свежий. Потому что не дешёвый и не глупый, хоть на его обложке и красуется весёлая блондиночка в короне, а название — сущая провокация. И что? Ему, романчику, так веселее. Рассчитывать на тех и только на тех, кто откроет и начнёт читать.

А я что же?

Не буду о себе.

Ты коллекционер того, что я всегда искала. Безразличный ко многому яркому или псевдо-интеллектуальному, ценитель. А я всю жизнь как-будто стремилась в твою коллекцию. Готовилась. И жила просто для себя, чтобы достигать внутренней гармонии всякий раз, когда чувствую себя в своей тарелке, чтобы эта гармония, которую якобы никто не может обрести, была со мной всегда и в момент нашей встречи ничего меня не пошатнуло и не снесло с пути.

— Ты не переживай, мне совсем не страшно из-за всего, что тут напроисходило. Веришь?

— Нет. Поверить не могу, что ты ещё не сбежала с криками и воплями. Правда.

— Ну-ну, была бы неуверенной в себе дурой — непременно убежала. Но, милый, я знаю, что стою того, чтобы меня полюбили. Не из-за пары подстроенных встреч. Тш-тш, не спорь, — я усадила тебя обратно, потому что твои глаза зажглись невероятным светом, а руки дёрнулись к моей талии. Я не то возмутила, не то возбудила тебя словом “полюбили”. — Так вот. Я по-началу сомневалась из-за того, что ты всё решаешь, а я не у дел. Я понимаю почему. Я ощутила слабость и незащищённость из-за собственного зарождающегося чувства к тебе. Это нормально, как всё новое — это пугает. Потом ты сказал мне, что хочешь моего участия, и знаешь что? Я поняла, что ты мне доверяешь. А доверие — лучше признания. Ты. Доверил. Мне. Себя. Всё что произошло и произойдёт после — только детали. Я знаю себя и знаю, что ты так просто от меня не отделаешься. Я уверена, что ты серьёзен, когда обнимаешь меня, что ты серьёзен, когда вот так как сейчас смотришь на меня.

— Хочешь, влюбимся в друг друга по уши… — прошептал ты, прижимаясь лбом к моему колену, будто дал присягу своей королеве. — Лид, я очень чётко сейчас осознаю, что хочу, чтобы ты была рядом примерно всегда. Не потому, что семья у меня дурная, не из-за бабушки или чего-то подобного. Просто, когда я тебя встретил меня поразило именно это. Твоя уверенность, твоё чёткое понимание, что делать со своей жизнью. Ты была такой смелой. Гармоничной, да… верно. Вечная и абсолютная гармония с собой.

— Тебе её нехватает.

— Не хватает.

— Я научу. Первым делом — избавиться от престарелых кукловодов.

— И освободить от них Люсю и Илью, этот дедов заход — просто дичь какая-то!

— Ага. И духи мне верни.

— Не, рано. Ты ещё можешь сбежать, — рассмеялся ты и твоё горячее дыхание скользнуло по внутренней стороне моего бедра.

— Егор?

— М?

— Я хочу тебе честно признаться, что я вот это всё не просто так. Я правда влюбилась.

Ты замер у моих ног, как статуя, будто до этого не догадался, о чём шла речь. Будто в жизни не слышал, чтобы девушка первой это сделала. А мне настолько были безразличны условия и условности, что я могла только усмехнуться в лицо тем, кто скажет, как это глупо и самонадеянно.

А вдруг не ответит тем же?

Ха! Повторяю для непонятливых:

Я — в гармонии с собой.

Он — нет.

Конечно я всё скажу первая. Мне не трудно.

— Ну раньше я думала, что ты самонадеянный дурак. И что ты просто завлекаешь меня на яркую наживку, пёрышки тут чистишь. А потом всё стало ясно, и я тут же радостно пошла на гильотину, положила голову на плаху и ррраз! Влюбилась. Ты против? — зачарованный, ты покачал головой, не отрывая от меня взгляд.

Мне страшно нравилось, что ты смотришь в глаза. Не рыщешь по всему лицу, не спотыкаешься на губах, хоть, я знала, сейчас бы с радостью поцеловал, не щупаешь в нетерпении моё тело.

Это всё было не обязательно. Воздух между нами и так был слишком плотным, тело и так покалывало от ощущения твоего тепла. И было так нежно и ласково всё, так приятно было вот так чувствовать эти платонические не пошлые взгляды. Ты просто любовался. И я хотела бы сказать, что ничего лучше и полнее не ощущала, но не могла больше издавать членораздельные звуки.

— Скажи что-нибудь, хотя если не хочешь… я и так всё знаю, — шепнула я, протянула руку и погладила твои волосы. Ты склонился, потянулся к моей руке, впитывая её тепло. Я чувствовала твою вибрирующую энергию, твои невысказанные, витающие в воздухе слова. Они раскалёнными иглами впивались в тело, тревожа нервные окончания. Они были так прекрасны, как настоящие фейерверки по коже.

— Не хочу говорить, — шепнул ты, поднял голову, встал напротив меня и потянул за собой.

Убрал волосы с моего лица, держа мою голову так, что не увернуться и не убежать, если бы и захотела. В груди пекло, кололось, сражалось что-то знакомое уже и родное. Что-то что потерять — дороже всего на свете.

Ты обнял меня, крепко прижал к себе, так что я всем телом ощутила твоё, поцеловал сгиб моей шеи и расплавил меня, как мягкое масло. Я поняла, что голова кружится просто от того, что я тобой дышу. Это было в сто раз сильнее, чем всё что было раньше. Сильнее той ночи, в которую я почти требовала раздеть меня уже и воспользоваться моей сговорчивостью. Сейчас я хотела, чтобы ты меня горячо обнимал и взрывал внутри меня раскалённые фейерверки своим дыханием, касающимся моей шеи.

Глава тридцать первая. Лирическая

За ночь намело снегу по шею и город встал, как всегда не готовый к такому природному финту. Наш маленький домик занесло, окна первого этажа наполовину скрыло, но зато к утру настал покой. Всё пребывало в тишине, дышало и отдыхало от буйной ночи, со страхом поглядывало на сугробы и не хотело брать лопаты и высовывать на улицу нос.

Я открыла глаза, чувствуя себя в настоящем тепловом капкане, кое-как подняла голову и уставилась на твой заросший подбородок.

— Доброе утро, принц, — шепнула я очень тихо, так что ты не смог бы услышать и проснуться.

Природа подыгрывала мне, вела себя так пристойно, не мешала спать моему человеку.

Спать бы мне ещё часа два-три, но сил не было, хотелось что-то делать, бегать, вершить великие дела, так что потерпев ещё пару минут всё-таки начала выбираться из кровати, но оказалась застигнута врасплох.

— И тебе доброе утро, но веди себя прилично, пожалуйста, — пробормотал ты мне в шею, прижимая к груди.

— А я веду себя неприлично?

— Ты уходишь!

— Только на кухню за кофе…

Ты прижался лбом к моему лбу и вздохнул.

И я сейчас плачу, я сейчас не могу удержаться от слёз, когда это рассказываю. Блин, Егор, я сжимаю твою руку, вспоминаю эту чёртову нашу ночь первую, наше утро и понимаю, что они все… они все были волшебными, а теперь ты…

Лида судорожно вздохнула, толчками выходил из неё воздух, по щекам бежали слёзы. Столько слёз, что кажется тело будет обезвожено. И вся дрожит. А он лежит и молчит на больничной койке, не в их постели, не в их комнате. И все звуки и запахи уже такие привычные, но так противно и тошно от них. А страх так до отвращения привычен, что от него уже зависимость.

— Ненавижу тебя и твою машину… — прошептала Лида, её остекленевшие глаза застыли на его лице.

— Что тебе стоит просто дёрнуть бровью, а? — её крик уже разбудил постовую медсестру, которая тут будто вторые сутки торчит.

— Что, не можешь улыбнуться, блин? Я же знаю, что ты реагируешь на меня! Не можешь, — удар по его бедру. — Не можешь, блин, — удар по его бедру. — Не чувствовать… не можешь…

— Ты ужасный, — Лида упала на его ноги, прижалась к ним, зарылась лицом в одеяло, гипнотизируя пальцы на правой руке, в ожидании, когда они как в фильмах дёрнутся, чтобы погладить по голове.

Говорят, так бывает только в фильмах. Говорят, сначала он должен начать реагировать на свет, на уколы иголкой и всё такое. Говорят, он долго ещё не будет здоров.

Говорят, говорят…

Плевать Лиде, что говорят.

— Так! Выйдите! — заявила медсестра замирая в дверях. — Это что такое?

— Что такое? — переспросила тут же Лида. Она говорила без лишних эмоций, совершенно ровно и самоуверенно.

— Вы ему навредите, выйдите!

— Вы ему вредите. Выйдите, — тупо ответила Лида, прижимаясь к одеялу губами.

— Я охрану позову.

— Позовите, — кивнула Лида. — Позовите…

И её увели, только на прощание поцеловала колючую щёку.

Я поцеловала колючую щёку. И снова, снова, снова.

— Ты такой холодный! — мой смех и поцелуи тебя трогали и ты мне улыбался в ответ на них.

— А ты горячая. У тебя не температура?

Я помотала головой, рассмеялась и вырвалась, наконец, из кровати.

— Я под одеялом уже перегрелась, чтоб ты понимал! Егор…

— Что?

— Верни духи!

— Зачем?

— Буду только в них ходить! Хочу быть голой и красивой…

— Ты и так голая и красивая. Не верну!

— Почему?

— Верну, когда будем жениться.

— Ты собрался жениться?

— О, да. Я тебе не говорил?

— Нет.

— Ну к твоему сведению собрался и очень скоро!

— Когда?

— Летом, пожалуй… Зимой не то… холодно сильно!

— А если невесте нравится зима? Ты её спросить не хочешь?

— Не-а… Ну вернее по идее должен бы… Я пока не знаю наверняка. Как считаешь? Нужно советоваться?

— Пожалуй, — шепнула я, не трогаясь с места.

Свадьба? О чём ты… Что ты творишь?

— Что ты творишь?

— Лид, не глупи, — ты засмеялся, опять, снова, и твоё подвижное красивое лицо, твои бешеные кудри и светящиеся при виде меня глаза, заставили засмотреться.

— Хорошо… — кивнула, опустив глаза. — Пойдём кушать? Я даже попробую приготовить…

Ты кивнул, встал с кровати и пошёл следом за мной.

Глава тридцать вторая. Эффектная

Твоя мать ворвалась в дом и повисла на моей шее. Я только и успела отключить плиту, спасая омлет, а этот белобрысый ураган уже таранил меня.

— Вы чего?

— О-он… — всхлипнула Виктория, цепляясь за меня. — Он… не переду-у-умает, — она ныла и ныла, пришлось гладить её по волосам, чтобы успокоить, но работало не очень-то. Мать продолжала плакать.

— И?

— Ах, Люся…

— Я Лида.

— Ах, Лида… Ты представь… — она отстранилась, заламывая руки и нервно всхлипывая. — Представь….

— Я не могу представить, потому что не понимаю, о чём вы, Виктория.

— Вика, — поправила она. — А ты меня покормишь? Только мне такое нельзя… есть хлебцы? Хлебцы хочу и кофе… Сделаешь мне кофе?

— А сами? Что, у вас лапки? — усмехнулась я, а Виктория не поняла шутки. Вздохнула и пошла к кофеварке.

— Так вот, — говорила она уже почти бодро. — Отец Егора уехал. Свалил с какой-то тёлкой, — обиженно начала она. Я с нетерпением ждала, когда ты выйдешь из душа, но ты всё не являлся. — Я так расстроена…

— А я при…

— У меня больше никого нет, — покачала головой Вика, гладя на меня огромными кукольными глазами, и я в очередной раз восхитилась как же она хороша. Просто песня! — Мать не желает меня слушать. Говорит, я продала её Егорушку… Но я же за всех переживаю. Ой, какие все глупые… А у тебя духи так хорошо пахнут… Ты милая…

Твоя мать вздохнула и критически меня осмотрела. Я сейчас выглядела не особенно хорошо, даже почти непристойно. Мокрые волосы в полотенце и твоя футболка. Не роскошь бутиков, но хоть одета, и на том спасибо.

— Все считают, что я не люблю Егора! Представь… А я же люблю, я просто ну не болтушка! — она мне таинственно подмигнула. — Я о таком не болтаю… Но я хочу, чтобы у него всё было… А что у тебя за духи?

— Вы о чём-то конкретном хотите поговорить? — мой вопрос не застал её врасплох. Она вообще не поняла, что я чего-то от неё жду.

— Нет, нет… просто… Я всю ночь думала про это. Про мальчика Илью, твою сестру, про тебя и Егора. Лев такой злой, брр… Зачем он так с детками? Хотя… Я бы поняла, если бы ради денег, но он же просто так! Ах! Ах! — она вздохнула ещё трижды и победив кофеварку извлекла оттуда чашку. Попробовала и сморщилась. — Фу, невкусно.

— Вы переживаете обо всех нас? — скептически посмотрела я на твою мать, а она только пожала плечами.

— Наверное… я пока не понимаю. Ну я не понимаю, зачем это Льву… Как вы... вот ты — зачем? Я знаю, что это не он выдумал, а свекровь моя, но всё-таки… зачем? Ты же просто хорошенькая девочка!

— Даже не знаю, что на это сказать, — я достала две тарелки и стала раскладывать омлет.

— Хотя, с другой стороны, понятно! От тебя такая… уверенность исходит! Я просто опешила. Проснулась сегодня и думаю: надо к Лиде пойти! Я вообще о тебе и вчера думала. Мне даже кажется, я восхищена… Эта темнота и безденежье уже не так темны и безденежны, а ты… если бы ты ещё и богата была… То было бы прекрасно. Тогда…

— Темнота и безденежье вас бы вообще не пугали? — рассмеялась я.

— Да. Ты меня хорошо понимаешь. Ты очень умная… Очень! А давай сходим по магазинам?

— Я безработная, мне не на что! — рассмеялась я.

Почему-то мне было ужасно жаль Викторию, но что куда важнее — она мне даже нравилась вот такой. Наивная, милая, как ребёнок.

— Ах да… Как жаль, что ты бедна, — Вика закусила ноготь. — А ты поможешь мне вернуть мужа?

— Чего?

— Ну мужа… ну, ты же помогла Егору! Ты ходила такая красивая… может у тебя духи какие-то особенные? Нет? Может в них дело? С феромо-онами… А может ещё что-то. Ты подумай, а? Егор вот какой стал счастливый… Ты молодец. Прям ух! — она раскрыла ещё шире глаза, и поводила вокруг меня руками.

Лида истерично рылась в вещах егора в поисках “Герлена”, не представляя толком, где он мог его спрятать. За все их полгода в отношениях он так и не вернул ей заветную посылку. Лида уже успела заказать себе другие, но тех так и не получила.

— Лидочка, а что ты делаешь? — спросила Вика, замирая в дверях и накручивая локон на палец. Она горестно всхлипывала и икала.

Не из-за Егора, но всё-равно трагично.

— Ищу мои духи.

— Какие?

— “Герлен”, винтажные! Не видели?

— Не-а… Мне так грустно… Давай закажем китайской еды и купим сухого вина? — попросила Вика и протянула к Лиде руки, дубно хотела повиснуть на шее, как ребёнок.

— Позже, ладно? У меня дело есть!

— Ну Ли-ид!

— Не ныть! — Лида выставила палец и погрозила Вике. — Успокойтесь, возьмите себя в руки. Вот. Пять тысяч рублей, можете съездить за вином! Вечером я приеду и мы непременно его выпьем.

— Пя-ять…

— Машину заправите, у вас пустой бак. И не пользоваться кредиткой!

— Да я только винишка… — промямлила в ответ Вика, разглядывая бумажку.

— Знаю я вас, сейчас придете из продуктового с полными пакетами закуски! Только вино, заправка, максимум сыр! Никакой кредитки! А теперь помогите мне найти чёртов “Герлен”!

И они в четыре руки стали искать духи.

— … так вот, потом она мне говорит: “девушка, ну вы можете шевелиться?”, ты прикинь! Куда я буду шевелиться? А потом - оп, и я понимаю, что стою на эскалаторе не с той стороны, потому что в этой стране движение не в ту сторону! — и Вика расхохоталась. Мы с тобой вежливо улыбнулись, кивая на эту потрясающую историю.

— Ой, умора-а-а… А свадьба будет?

— Да. Летом.

— О-о-ой. Нам нужно много придумать! — Вика выставила вперёд палец, призывая к вниманию. — Сейчас покажу, у моей подружки свадебный салон. Та-акс… Где-то тут…

И она ушла в дебри “Инстаграмма” изредка выныривая, чтобы показать мне очередной смешной пост.

Я смотрела на Вику, изучала её и думала о том, что в общем и целом не так она и плоха.

Стереотипы, стереотипы…

Как много от них бед… Я стала вспоминать и перебирать в голове сколько раз за нашу историю мы с ними столкнулись, вспомни? Я отнеслась с предубеждением к тебе, к твоим друзьям, к твоей матери. Я с предубеждением отношусь к тем, кто душится ароматизированной водой, а ко мне в свою очередь с предубеждением относится целая куча людей, потому что я блондинка без образования. К Люсе относятся не всегда хорошо, потому что она выглядит, как странный фрик, а она сама относится плохо почти ко всем.

— Егор? — позвала я.

— М?

— Давай ты помиришься с дедом?

— Пф… ни за что!

— Егор, мне кажется мы должны выслушать его.

— Я уже слушал.

— Я надеюсь, что ты изменишь своё мнение, — я сжала твои пальцы и снова вернулась к кудахчущей Вике.

Глава тридцать третья. Винтажные духи, люди и проблемы

Они нашли посылку под кроватью, она стояла там, рядом с коробкой “Лего-Хогвартс”. Пакет уже весь истёрся, а коробочка внутри совсем не потеряла вид. Лида с благоговением достала флакон, разглядывая его на вытянутой руке.

— Круть, — протянула она, а Вика поморщилась.

— Это что?

— Это то, с чего всё началось! Я в больницу! — она сорвалась с места, чмокнув на последок Вику в щёку, а та так и осталась сидеть, сложив руки на коленях.

Дорога до больницы была хорошо заучена, до малейших деталей. Все повороты, все светофоры и лежачие полицейские. Иногда этот путь приходилось преодолевать дважды, а то и трижды за день.

Лида припарковала машину на больничной стоянке и на дрожащих ногах быстро-быстро побежала в здание. Первая неприятность возникла ещё на первом этаже… вездесущая постовая медсестра стояла скрестив на груди руки.

— Здрасьте, — кивнула я.

— Забор покрасьте, — кивнула она.

— А я к Сим…

— А вы ему кто?

— Невеста…

— Нет такого понятия “невеста”! Есть сестра, мать, жена. А невеста — нет. Вдруг вы к нему просто присосались, как пиявка, покуда бедолажка без сознания, а? — прикрикнула женщина, наступая на несчастную Лиду.

— Но в-вы всегда пус…

— А сегодня не пущу!

Лида отступила раз, второй, третий… и понурив голову вышла из больницы.

“Не пущу!” — отдавалось у неё в голове.

Виктория покинула нас ближе к обеду, чем сделала огромное одолжение, потому что от трескотни уже разрывалась голова.

— Она невыносима? — спросил Егор.

— Терпима, — отмахнулась я.

— Зачем тебе моё примирение с дедом?

Твой вопрос застал в расплох и я только пожала плечами, отмахнулась будто это вовсе не важно. Ты воспринял это как вызов.

— Эй! Лид, в чём дело?

— Просто… я наблюдала за твоей матерью… Она такая невинная, не злая. Та сцена, что она устроила — была только сценой и не более того. Этюдом. И мне стало неловко, что на какую-то секунду она показалась мне стервой и ужасной матерью.

— И?

— И я боюсь, что была несправедлива не только к ней. Твой дед… Может у него были причины?

— Нет.

— Егор…

— Нет.

Ты помотал головой, вздохнул и даже усмехнулся.

— Не парься. Мы разберёмся. И он не имел причин, чтобы так со мной себя вести. И нельзя его поступки оправдать тем, что он боялся за несчастного внука. Он мне не доверял, считал меня ребёнком. Это в корне неправильно. Это гадко! И я не хочу об этом даже говорить. Какой смысл?

Я кивнула, и… правда, до конца истории не так много осталось, и пришло время уже и мне покаяться.

Егор, правда, прости, что не послушала тебя. Я поставлю скоро точку, я остановлюсь и скажу “конец” уже очень очень скоро. Сейчас я сижу в машине перед больницей где ты лежишь и куда меня не пускают и строчу эту последнюю главу.

Просто на секунду представь: мы встретились и это было сумасшедше. Мы влюбились. Мы гуляли, говорили и катались на машине. Мы оставались в одной кровати, мы переспали, когда были к этому готовы. Мы узнали, что станем родителями и были бесконечно этому рады и так же бесконечно за это благодарны. Мы правда, очень сильно друг друга любили и любим, и будем любить парня, который у нас родится. Будем заботиться о Люсьен, которая однажды сделает свой непростой подростковый выбор между хулиганом и мажором. Тебе нужно только открыть глаза. И первым делом простить деда и помириться с ним. И я обещаю, что всё сразу пойдёт иначе. Обещаю, что мы правда будем счастливы. Но, как я была уверена в тот день, так уверена и сейчас — злиться на кого-то, ненавидеть — это слабость. Делать поспешные выводы исходя из внешности — слабость. Вешать на себя побрякушки и обертки, прогнивая изнутри — тоже слабость.

И не признавать свои ошибки — самая главная и позорная слабость. Этим страдает твой дед. Но этим не должен страдать ты. А ещё, он приходил к тебе, часто. Он раскаивается.

Давай уже закроем эту тему. И отреагируй на меня, будь добр…

Лида отложила дневник и сжала покрепче руль. Машину ей вручила мать и назвала это “отступными”. Она переезжала за границу к новому мужу, а старую тачку решила не продать, а отдать дочерям. Лида даже улыбалась теперь, вдыхая запах кожаного салона и собственного парфюма. Того самого “Герлена” такого же винтажного, как Лев Аристархович.

Она мечтательно смотрела на окна пятого этажа, где по её прикидкам лежал Егор и думала об их будущем сыне. О Люсе и её драмах. Впервые она почему-то была спокойна, расслабилась и отпустила всё, чтобы просто одну минуту подождать. Нажать мир на паузу.

Так приятно это оказалось.

Так странно.

Осталось одно дело… примирение.

Потому что когда она стояла на крыльце, с отчаянием глядя на закрывшиеся двери и ухмыляющуюся медсестру, ей пришло СМС от врача.

“Реакция есть! Жить будет! Перевезли в другое отделение!

Глава тридцать четвёртая. Лев

Лев Аристархович сидел за столиком в баре и потягивал Куба Либре, который я ему всегда делала в большом литровом пивном стакане. Сегодняшняя девочка-бармен с задачей явно не справилась, перед начальником стоял обыкновенный стаканчик, а выглядел он крайне недовольно. Так, прежде чем пойти и поговорить, я зашла за барную стойку и шуганула новенькую девочку.

— Сюда нельзя! — пискнула она.

— Да что ты? — закатила глаза я и взяла пивной стакан.

В три приёма замешала коктейль, вставила чёрную трубочку и пошла к твоему деду.

Девочка-бармен безмолвно за мной следила, не решаясь нагрубить или прогнать, так что на полпути я остановилась и обернулась к ней:

— Будь смелее, ты тут не с детишками будешь работать, а с пьяными богачами.

Девчонка кивнула два раза и выдавила из себя улыбку.

Ладненько.

Лев Аристархович ждал. Он щёлкал пальцами и разминал шею, давно меня заметил, как и коктейль в моей руке.

— Ах… как же хорошо ты делаешь старую добрую Куба Либре, — промычал Лев Аристархович, делая глоток и демонстративно отставляя в сторону предыдущий стакан. — Ну что? Всё выдала внуку?

— Вас это удивляет? — я кашлянула.

— Ну, как сказать… Девочка, ты лезешь в мои дела. То, что ты хорошо делаешь — это коктейли, — он кивнул на стакан и меня будто обдало ледяной водой.

Лев Аристархович. Добрый, милый старик. Он никогда не был со мне зол или несправедлив. Никогда не выносил на обсуждение мою “необразованность” или цвет волос. Он относился ко мне с уважением, даже когда узнал про отношения с его внуком. То, что сейчас на меня смотрели недобро, неприятно, было странно. И у меня будто выбили из лёгких воздух.

— Как-то вы мигом… изменились, — я снова прокашлялась, будто от какой-то нервной аллергической реакции.

— Водички попей, — равнодушно посоветовал Лев Аристархович подзывая девочку-барменшу. — Воды мой… внучке, — он смерил меня долгим противным взглядом и девочка-барменша вытаращилась на меня.

— Да, — промычала она, сделав ошибку в его имени и назвав Львом Аркадьевичем.

— С лимоном, тёплую, — посоветовала я, кивая на бар, чтобы поскорее прогнать.

— Изменился, — улыбнулся твой дед. — Как же… Слушай, ты на что рассчитываешь? На то, что он… что?

— Вообще шла сюда, чтобы вас помирить.

— М-м… зачем?

— Потому что нельзя быть в ссоре людям из одной семьи…

— А ты ни с кем из семьи не в ссоре?

— Нет.

— А мать?

— Она… ей просто не до меня. Но мы не в ссоре.

— А мать Егора?

— Мы с Викторией подружились.

— Ну отца ты пока и не видела, с бабкой его сумасшедшей ты вроде как дружишь… Аннушка Викторовна — лёгкая цель. В общем остался только я. Интересно. Всех “очаровала” да?

— Что с вами?

— Ты всё ему рассказала… и он прибежал ко мне. И теперь он меня ненавидит… Интересно.

— Эм… а чего вы ждали? Что он ничего не узнает?

— Ну-у, отец же не узнал! Правда и ожиданий моих не оправдал. И Вика… подвела, а обещала, конечно, другое… Но она и умной не была, а на тебя-то была ставка другая…

Я ахнула и прижала руки к губам. Старый интриган уже долгие годы играл в свои игры… И вот что не понимала Виктория. Бедная больная женщина.

— Ну, что ты удивляешься? Своих роди — тогда поймёшь.

— Да никогда, — прошипела я.

— Да-да, болтай, потом сама прибежишь, когда внучонок втянется в плохую компанию.

— Вы серьёзно вообще? Что за ерунда?

— Девочка, ты на что рассчитываешь? — от его “девочка” — хотелось вздёрнуться. Ледяной мерзкий тон и ужасный взгляд хищника. Да он бы мог меня сожрать запросто. — Я в два счёта верну тебя мешать коктейли и больше ты Ег…

— Я с радостью пойду работать, если вы об этом! Поверьте это уж точно меня не пугает, даже наоб…

— Могу себе представить. Больше ничего ты не умеешь, как я понимаю, — он кивнул, усмехнулся и меня передёрнуло.

— Ну, не буду спорить, — моя улыбка Льва обескуражила, он приподнял одну свою седую бровь и дёрнул носом, как хищник перед прыжком. — Ладно, диалога не вышло, примирения тоже. Что ж… Я пожалуй пойду.

Он провожал меня взглядом и больше ничего не сказал. А я решила для себя, что больше с ним не заговорю, если только ты не захочешь восстановить отношения с родственничком.

Лида прыгала по парковке, а семья смотрела на неё хмуро, с сомнением. Они не понимали, чему она радуется, потому что Егор был в реанимации, а на полное восстановление был только “шанс”. Но так долго Лида держала себя в напряжении, что теперь просто сходила с ума, чувствуя в себе тонны сил и желания бороться до конца с любой неразберихой.

Она была сейчас кругленькой, хорошенькой в своём джинсовом комбинезоне, с неизменно-идеальными локонами. В окружении серолицей, угрюмой семьи, которая нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и ждала новостей, Лида выглядела как минимум лишней.

— Что с тобой, блин? — воскликнула Люся, которая от напряжения так сильно хмурила лоб, что морщина уже не разглаживались.

Она демонстративно вставала подальше от Ильи и пряталась то за Викторию (которую считала болонкой), то за бабушку.

— Ничего особенного, а вы своими кислыми моськами — Егору не поможете!

— Ты так наследника растрясёшь, — проворчала не менее напряжённая чем Люся, баб Мотя.

— Ой, завели пластинку, — махнула рукой Лида. — Он справится без ваших серых лиц… Я-то знаю.

Лев Аристархович бросил на почти-невестку хмурый взгляд и покачал головой.

— Знаю, — уже совсем тихо шепнула Лида, глядя на окна пятого этажа.

Глава тридцать пятая. Конец тетради

Точка, милый. Моя последняя глава для тебя. Ты сейчас там почти пришёл в себя и меня скоро пустят в палату. Скоро я почувствую, как ты меня обнимаешь. Скоро услышу твой голос, даже если ты произнесёшь только пару слов… надеюсь, ты выберешь самые лучшие.

Я всё время думаю о той женщине, Неле, её муж был в той же аварии, я уже рассказывала. Я всё время думаю… каково это забыть прошлое? Забыть годы отношений, детей, все прекрасные моменты, что остались позади? Я может наивна сейчас… да, наверняка это так.

Сейчас мне кажется, что наше “завтра” будет совершенно светлым и безоблачным. Если в будущем ты поймёшь, что всё изменилось — обещай, что достанешь этот дневник.

Обещай, что прочитаешь мои слова, вспомнишь, как впервые меня поцеловал, как приходил утром после дежурства, как ставил ёлку, как уснул вместе со мной на диване и как хранил меня для себя, для нашего особенного момента.

Ты прочитай и дай прочитать мне, тогда я тоже стану уверена, что всё у нас будет хорошо. Иногда же просто нужно вспомнить.

Какое воспоминание будет последним в нашем дневнике?..

Пожалуй, вечер, когда я пришла к тебе в тот ледяной день. На улице был настоящий жуткий мороз, только-только прошёл Новый Год и Люсю увезла на море мама, а твоя бабушка поехала с ней “отдохнуть” от нас.

Мы с тобой приняли решение жить вместе, приняли решение, что сдадим мою квартиру, что начнём всё строить вдвоём и что-нибудь придумаем. Решили, что дом, устроенный с такой любовью твоей бабушкой — не должен быть продан.

Я пришла к тебе с последними вещами, поставила в гостиной сумку и глубоко вдохнула запах своего нового дома. После холода там было невероятно тепло. Пахло мясом, ты обещал мне сочный бургер и жарил на гриле котлеты. Тихо мурчал очередной мюзикл, мы так и не скачали новой музыки, просто приняли её, как часть обстановки.

Ты вышел ко мне.

В домашних штанах, футболке. Кудри в неряшливом куцем хвосте. Сложил руки на груди, усмехнулся и провёл ногтём большого пальца правой руки по губе, милый застенчивый жест. Ты смотрел на меня исподлобья, улыбаясь, будто знал какую-то тайну обо мне. Тайну, о которой я не имела понятия.

— Привет, — ты пробрал меня до мурашек своим тоном. Говорил тихо, бархатно, будто обнимал. Я невольно засмеялась.

— У меня вопрос…

— Мм?

— Когда ты уже отдашь мне мои чёртовы духи?

— Когда рак на горе свистнет, — усмехнулся ты в ответ. — Я же сказал, когда в твоём паспорте будет штамп! Когда буду точно знать, что ты моя жена и никуда не сбежить. Ну словом… открывать только в случае экстренной ситуации.

— Понятно, — улыбнулась я. Я знала тайну, которую совсем уж точно не знал ты. — И когда это будет? Летом?

— Хочешь — завтра.

— Хочу, — я кивнула.

— Без проблем, — ты пожал плечами. — Не знал, что ты так страшно хочешь духи. Знал бы, купил такие же, мне не трудно. Хотя… я же теперь нищий студент… Ну не совсем студент, но тем не менее. Даже и не знаю, как поступить… — ты стал шутливо рассуждать, а я смеяться.

— Да уж… я безработная, ты студент-медик… Мы просто ужасно нищие… Нашему ребёнку страшно не повезло.

Ты не бросился таскать меня на руках или вроде того. Продолжал улыбаться, иногда твои губы подрагивали, будто ты собирался что-то сказать, но никак не решался, а пальцы касались губ.

Ты склонил голову, прокашлялся и кивнул. Раз, второй, третий.

А потом развернулся на месте и уставился в окно гостиной. Был ужасный мороз и лёгкий ветерок поднимал с подоконника снежинки, они низко стелились, будто тонкий шифоновый шлейф платья.

Мои плечи содрогались от беззвучных тихих слёз, а ты молча улыбался. Ты, должно быть, запоминал этот момент, записывал его в своей памяти, а я запоминала тебя.

— Пойдём, я тебя накормлю, — сказал, наконец, ты. Протянул ко мне руку и пошевелил пальцами, торопя, чтобы я скорее вложила в неё свою.

Мы молча ели бургеры, иногда переглядывались, будто теперь оба хранили нашу тайну. Ты налил мне горячего чаю, и я с наслаждением пила его, согреваясь внутри и снаружи сразу.

От мысли, что ещё две недели мы будем одни в этом заснеженном, занесённом домике у меня всё в душе пело, мне казалось, что нас отрезали от мира и дали долгожданную паузу. Для двоих, только для нас.

— Ты как? — спросила, наконец, я, когда тишина потребовала что-то сказать. Я не переставала при этом улыбаться, и вопрос вышел неуверенным и глупым.

Ты обогнул стол, сел на колени передо мной и взял мои руки в свои.

— Не хочу всё испортить словами, — ты поцеловам мои пальцы и по ним прошлось твоё дыхание.

— Спасибо, — кивнула я, наклоняясь и целуя тебя в макушку.

Так мы и сидели. Ты с моими руками у губ, а уткнувшись в твои волосы. Нам казалось в тот момент, и я уверена и за тебя и за себя, что чувство счастья было абсолютным.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем мы встали и пошли в комнату, прежде чем легли в кровать и сжав друг друга так крепко, что заболели кости, уснули.

Я помню этот вечер, как самый тёплый, как самый безумный. В тишине и такой любви, что от неё внутри и правда всё ныло и жгло, от страха за эту любовь кружилась голоса. Любовь, за которую и от которой страшно — самое странное, что могло бы произойти.

Отними у меня тебя и, быть может, я бы тогда растеряла всю свою супер-силу.

Сейчас меня позовут и разрешат к тебе войти.

Я провела столько дней, наблюдая за тобой спящим, что больше никогда не захочу смотреть на себя по утрам. Буду лежать зажмурившись и ждать, когда ты сам откроешь глаза.

Ну, я пошла.

Люблю тебя.

Глава тридцать шестая. Знакомый незнакомец

Дверь палаты распахнулась, как распахиваются кулисы перед грандиозным стартом премьеры. Там, в глубине сцены под светом пушки, окруженный софитами один человек — солист. И он исполнит ту роль, что перевернёт души многим, он заставит всех свернуть в восхищении головы и отбить ладони в аплодисментах.

И Лида замерла на пороге. Егор не слышал, как открылась дверь, он лежал повернув голову к окну и свет оттуда терялся в его волосах пыльными дорожками, будто кишащими крошечными полупрозрачными фейри. Его уже давно не украшали синяки, но лицо по прежнему было бледным, осунувшимся.

Лида топталась на пороге.

Лида не хотела упустить этот момент.

Она сделала два шага и остановилась. Он услышал, медленно обернулся и на миг её сердце упало. Ей на один короткий миг пришла на ум несчастная женщина Неля и её несчастный муж Марк. Марк — ничего после аварии не помнил, а... Егор?..

Лида ждала.

Глаза Егора будто приклеились к её лицу, его губы будто что-то беззвучно шептали, а лицо оставалось совершенно спокойным. А по её щеке, такая неуместная и странная, прокатилась слеза.

— Ты такая истеричка, — шепнул он, еле размыкая пересохшие губы. — Я всё... слышал...

Он говорил хриплым чужим голосом, совсем незнакомым. Она видела его впервые за долгое время, она слышала его впервые за ещё дольший срок. Губы её теперь уже подрагивали, торопили истерические, радостные слёзы.

— Ты просто огромная, — севшим голос произнёс Егор.

Лида окаменела, не в силах дёрнуться с места или сказать хоть слово, ей казалось, что всё рассыпется и исчезнет если это сделать. Прямо сейчас нужно молчать и смотреть, смотреть пока фильм не закончился и не пошли чёртовы титры. Он тут и говорит с ней и, пожалуй, пока этого даже много.

Внутри всё свело от нервного счастья и беспокойно стукнулся парнишка, который за прошедшие полтора месяца преуспел в искусстве акробатики и гимнастики. Лида вздрогнула от этого удара, ахнула и засмеялась, а потом бросилась вперёд, пока не замера у койки.

— Так лучше? - спросила она у живота. В ответ только тишина.

— Если бы не он, ты бы так и торчала там?

Лида кивнула.

— Ты слишком болтлив для больного... — наконец, прошипела она. Даже не прошептала, её речь мало походила на человеческую, связки явно сильно пострадали после почти трёх недель болтовни и последовавших за этим часов молчания перед палатой, с одним только дневником из собеседников.

Лида протянула руку и коснулась губ Егора, он тут же вытанул их оставляя на кончиках пальцев поцелуй. Она коснулась его скул, его бровей, его лба. Его волос.

Села на краешек кровати и ещё долго смотрела, смотрела пока не потеряла способность держаться на расстоянии и не упала на его грудь, сдавив в ужасном объятии, так что оба резко выдохнули.

Говори, говори мне хоть что-то ещё. Не затыкайся, пожалуйста, это так важно для меня...

Лида целовала его шею, подбородок скулы и губы без разбору, удерживая от резких движений его самого, опасаясь, что навредит себе, потому что чувствовала в нём нетерпение и дрожь, но он казался тонким и хрупким сейчас. Казалось, что пробуждение забрало у него столько сил, что тело усохло и уменьшилось по сравнению с тем, что Лида обнимала в последний раз.

Она поверить не могла, что касается его и что чувствует его дыхание то тут, то там, а руки его не лежат безвольно по швам. А губы не застыли, целуют в ответ и как же это много для той, что ждала.

— Тебя столько людей ждёт, — шепнула она напоследок, когда уже лежала уткнувшись носом в его шею так долго, что взволнованно закашляла чёртова медсестра.

— Что этой медсестре от тебя нужно?

— Я её, кажется, немного не лестно… отматерила, когда меня отсюда выставляли пару недель назад, — засмеялась Лида.

— Молодчага, — улыбнулся Егор. — Ладно, зови своих людей...

Виктория, Люся, бабушка, Анна Викторовна, Илья и Лев Аристархович стояли в коридоре и ждали своей очереди. Когда Лида открыла им дверь, пропуская вперёд, все они взволнованно подняли головы.

— Как? — спросил Лев Аристархович.

— Жить будет, — усмехнулась Лида, стирая слёзы с лица и глядя на присутствующих.

Ей хотелось, чтобы в эту минуту все они стали такими же совершенно счастливыми, как она. Чтобы Люся не косилось злобно на Илью, а Илья не ухмылялся высматривая момент, как бы побольнее уколоть Люсю. Чтобы Матильда (будем уважать желание несчастной женщины иметь псевдоним) не отходила от бывшего мужа на сто метров минимум и не употребляла крепкие словечки всякий раз, как он открывает рот, а Лев Аристархович бы не ворчал на всех и каждого и не смешивал бы бывшую жену с грязью при каждом удобном случае.

Лиде искренне хотелось, чтобы Виктория стала буквально на капельку умнее, старше и сильнее. И чтобы Анна Викторовна… хотя нет, с ней всё нормально. Просто Лида её совсем не знала, как и таинственного мистера “отца”, который всё это время стоял и смотрел на всех со стороны, где-то в самом дальнем углу комнаты.

Нет, всё почти идеально.

Всё почти так, как должно быть.

И совсем скоро станет просто идеально, верно?

Глава тридцать седьмая. Милая, на улице холодно

I really can't stay - Baby it's cold outside

Я правда не могу остаться. – Милая, на улице холодно.

I've got to go away - Baby it's cold outside

Мне пора идти. – Милая, на улице холодно.

This evening has been - Been hoping that you'd drop in

Этот вечер был... – Проведён в ожидании того, что ты придёшь.

So very nice - I'll hold your hands, they're just like ice

Таким прекрасным. – Дай мне свои руки, они просто как лёд.

Лида вытирала стойку и смотрела на разомлевшую барышню, которая упорно старалась вбить сообщение, но пьяные руки подводили. Она горестно вздыхала и мерно покачивалась из сторону в сторону в такт прекрасной новогодней музыке.

Этот милый красноносый эльф, создавал особенное настроение, будто забавная лесная зверушка пришедшая погреться у людского костра.

— Вам помочь? — спросила Лида, убирая на место бутылки сиропа.

— Да, — кивнула девушка и упала щекой на столешницу, следя за Лидой и явно ещё больше улетая в мир весёлой карусели.

— Та-ак, что пишем? — с интересом поинтересовалась Лида листая переписку.

“Ты где?”

“Я напилась”

“чёрт”

“твою мать тыгде”

“да пошол ты”

“в задницу”

“кись”

“я котик”

“кись?”

“ты офигевший?”

— Пиши, что я его ненавижу и пусть идёт к чёрту! А потом можешь вызвать та-а-а-аксу, — девушка ударилась лбом о столешницу.

Лида хмыкнула. И удалила все сообщения. Даже если молодой человек всё это видел так ли это важно, если хоть немного притупит с утра чувство стыда несчастной? На всякий случай перед этим Лида сделала скрин переписки — в назидание.

А потом написала:

“Забудь. Я перебрала. Спокойной!”

И заблокировала контакт, прежде чем вызвать такси для несчастной.

Кое-как выпросив адрес она передала девушку охранникам, упаковала покрепче на дно сумки телефон и кошелёк, а ключи от квартиры наоборот — в карман.

My mother will start to worry - Beautiful, what's your hurry?

Моя мама начнёт волноваться. – Красавица, куда ты спешишь?

Father will be pacing the floor - Just listen to the fireplace roar

Папа не будет находить себе места. – Послушай, как потрескивает камин.

So really I'd better scurry - Sweetheart, what's your hurry

Так что мне правда лучше бежать. – Милая, куда ты торопишься?

Maybe just a half a drink more - Why don't you put some records on while I pour

Может быть, ещё полстаканчика... – Почему бы тебе не поставить какую-нибудь пластинку, пока я налью?

Год прошёл с того дня, как они встретились на почте. Год прошёл с того дня, как Егор завладел духами Лиды.

И снова бар, снова играет рождественская музыка. Снова всё пахнет новым годом, только теперь с работы приходится уходить очень рано, если вообще удаётся на неё выйти. Свидания стали короче и экстремальнее. Украденные в тишине ночи — дольше и ярче.

— Ты скоро? — СМС от Егора.

— Да, выезжаю, — СМС от Лиды.

The neighbors might think - Baby, it's bad out there

Соседи могут подумать... – Крошка, на улице плохо.

Say, what's in this drink? - No cabs to be had out there

Скажи, что ты мне подмешал? – Ты не поймаешь ни одного такси.

I wish I knew how - Your eyes are like starlight now

Хотела бы я знать, как... – Твои глаза словно горят огнём...

To break this spell - I'll take your hat, your hair looks swell

Избавиться от этих чар. – Я возьму твою шляпу, у тебя волосы растрепались.

— Лида? — Лев Аристархович остановил Лиду уже на выходе. — Тебя подбросить?

— Ага, поехали, — кивнула она и вышла на улицу. Снег кружил, парил в воздухе, волшебством новогоднего снегопада было окутано всё вокруг и Лида не знала, как не зависнуть тут на пол часа, наблюдая за расцвеченным в яркие цвета городом.

— Красота, — шепнула она, вдыхая морозный воздух.

— Едёшь? — Лев Аристархович ждал.

Лида постояла ещё минутку, кивнула и забралась в машину.

— Заедете к нам на ужин?

— Зае-еду, отчего ж не заехать, — хмыкнул ок, улыбаясь и явно наслаждаясь тем, что его пригласили куда больше, чем хотел показать.

I ought to say no, no, no - Mind if I move in closer?

Я должна сказать: нет, нет, нет. – Не возражаешь, если я подсяду ближе?

At least I'm gonna say that I tried - What's the sense in hurting my pride?

По крайней мере, я смогу сказать, что пыталась. – Какой смысл ранить мою гордость?

I really can't stay - Baby don't hold out

Я правда не могу остаться. – Милая, не упрямься!

Ah, but it's cold outside

Ах, но на улице холодно...

Виктория и Люся сидели друг напротив друга и сверлили взглядами последний хлебец на тарелке. Обе заявили на него права и во что бы то ни стало, желали заполучить. Виктория была на диете из-за надвигающихся новогодних праздников, Люся из-за нового бзика “Я жирная уродина”.

Совсем недавно несчастный подросток обзавёлся выводком “последних прыщей”, как их окрестила баб Мотя, и теперь словом сезона были “диета”, “косметолог”, “тоналка”, “умывалка”.

Каким-то чудом Люся-таки проскочила те времена, когда такие цветущие лбы были у всех, но вот, обзавелась этой радостью теперь, когда на уме совсем другое.

Люся отстригла челку, чтобы скрывать лоб, краснела и бледнела при виде Ильи, а он превратился в настоящее пубертатное чудовище и старательно делал вид, что не обращает внимания на это отчаяние.

Жаль, только вот бандит-Макс попал в школу для трудных подростков и выпал из игры. Или не выпал? От чьих-то же СМС-ок дёргалась беспрестанно несчастная Люся.

- I simply must go - Baby, it's cold outside

Я просто должна идти. – Но, крошка, на улице плохо.

- The answer is no - But baby, it's cold out there

Ответ: "нет". – Но, крошка, там плохо.

- This welcome has been - So lucky that you dropped in

Это было очень гостеприимно... – Я рад, что ты заглянула.

- So nice and warm - Look out the window at that storm

Очень тепло и мило. – Посмотри в окно, какая непогода.

- My sister will be suspicious - Gosh, your lips look delicious

Моя сестра начнёт что-то подозревать. – Боже, у тебя такие красивые губы...

- And my brother will be there at the door - Waves upon a tropical shore

Мой брат явится к тебе домой. – Словно волны у тропического побережья...

- My maiden aunt's mind is vicious - Oh, you are delicious

У моей незамужней тётушки извращённый ум. – Боже, ты так красива...

- Well maybe just one little kiss more - Never such a blizzard before

Разве что ещё один поцелуй. – Такой метели ещё не бывало.

Лида устало разминала шею. Гости ушли. Странный вышел ужин, ни к чему не приуроченный, а всё равно шумный.

— Ты жива? — спросил Егор.

— Ага, а ты?

— Ну, я все дела переделал и могу спать, а у тебя ещё гора посуды, — усмехнулся он с самодовольным выражением на лице.

— И что же ты переделал там?

— Детёныша усыпил, — ещё выше задрал нос он.

— Ох, много ума не надо, просто на бок его положить… Жду момента, когда он просечёт фишку и ты этим трюком уже не отделаешься… папаша года, блин…

— Мой посуду! Не болтай! Жду момента, когда ты разберёшься, как включать посудомойку, и перестанешь делать вид, что ручной труд — это твоё.

Они рассмеялись и стали в четыре руки составлять тарелки в решётку посудомойки.

— Что же ты мне помогаешь?

— Быстрее закончим — быстрее спать пойдём!

- I've got to go home - You'll freeze to the bone out there

Я должна идти домой. – Ты там продрогнешь до костей.

- Say, lend me a comb - It's up to your knees out there

Послушай, подай мне расческу. – Там намело тебе по колено.

- You've really been grand - I thrill when you touch my hand

Ты правда был очень любезен. – Я весь дрожу, когда ты касаешься моей руки.

- But don't you see - How can you do this thing to me?

Почему ты не хочешь понять? – Как ты можешь со мной так поступать?

- There's bound to be talk tomorrow - Making my life long sorrow

Завтра наверняка начнутся пересуды. – И это делает печальной всю мою жизнь.

- At least there will be plenty implied - If you caught pneumonia and died

В крайнем случае, будет ещё столько ситуаций... – А что, если ты заболеешь воспалением лёгких и умрешь?

- I really can't stay - Get over that hold out

Я правда не могу остаться. – Перестань упрямиться!

- Baby it's cold outside

– Милая, на улице холодно.

Эпилог

Они лежали вместе в кровати и смотрели в окно. Много времени прошло, прежде чем кто-то решился заговорить, слишком уж хороша была эта тишина. Она была простой и ничем не обременённой и очень тёплой, как пуховое одеяло. Лида молчала, Егор молчал, парень в кроватке за стенкой молчал и даже из Люсиной комнаты не шуршала музыка.

— Почему ты схватила духи и побежала ко мне? Мама рассказала, что в день, когда я стал приходить в себя ты нашла духи и побежала в больницу.

— Я решила, что если с них наша история началась — ими и должна закончится…

— И как ты себе это представляла? Что надушишься ими, придёшь ко мне и я открою глаза?

— Ну типа да, — рассмеялась Лида. — На самом деле я ещё деда хотела притащить, чтобы он торжественно просил прощения…

— … а ты брызгала сверху духами, как святой водой.

— И по центру алтарь из трусов! — кивнула Лида.

— Прекрасно… Жаль, что ты этого не сделала.

— Боюсь эта медсестра бы меня просто не пустила.

— Мне кажется, что ты всё-равно меня спасла сама. Ты самоуверенная девчонка и заодно верила и в меня…

— И в свой дневник, — кивнула Лида, уткнувшись носом в грудь Егора.

— Отдашь мне его?

— Как-нибудь потом… у нас же ещё куча времени. Всё что я хотела исполнилось, пока что мне не о чем грустить, чтобы читать дневник.

— И чего ты хотела?

— Стать счастливой с тобой…

— Сделано!

— Подарить сердце железному дровосеку-деду.

— Сделано, — поморщился Егор.

— Дать мозгов Соломенному Чудищу… — Егор рассмеялся. — Ладно, Виктории.

— Ну тут на пятёрочку. Люся её слишком уж запозорила… Недавно видел мать с книгой.

— Смелости трусливому Льву-Люсе!

— А вот тут уже сработала бабуля. Кое-кто меняется на глазах.

— Анне Викторовне новую страсть… — оба синхронно посмотрели на стену, за которой дрых без задних ног кудрявый младенец, предмет обожания Анны Викторовны.

— Слушай, я только вот что не пойму, — нахмурилась Люся. — Я с твоим отцом до сих пор ни разу не говорила! Он немой что ли?

— М… Вроде нет… Но мне кажется вся эта кутерьма ему до фени двери. Как-нибудь надо и ему мозги промыть, ставь цель на новый год!

— О, и любовнице его! Нюша? Настя? Наташа? Как её?

— Да, что-то в этом роде.

— Ой, и убедить Нину, что Петров — её идеальный мужчина!

— Так, продолжай…

— Неля и Марк… сходить с ними на двойное свидание!

— Кому ещё испортим жизнь?

— Что-то давненько я не слышала про Сафо…

— Ну само собой!

— А как насчёт её примерзких подружек-печенюшек?

— Мм… мы поддерживаем ЛГБТ?

— Да что б…

— Мной лучше займись, спасительница!

***

Помолчим немного о счастье? Пожалуй да, так ему будет лучше. Или испишем дневник в девяносто шесть страниц в клетку, мелкими буквами не пропуская строчек?

Будем помнить лучшие моменты или забудем и пойдём дальше с пустой сумкой за плечами?

Думаю, что Лида и Егор помолчат, всё-всё запишут и запомнят. Думаю, что им в их мире хорошо, а что не хорошо, то Лида непременно устроит.

Устроит, помирит, решит, придумает.

Она идёт в бой вооружившись улыбкой, утончённым ароматом и дорогущими трусами — победит конечно. Она знает, что делает. Она достигла гармонии, дзена, совершенного состояния любви к себе и окружающим. И ей, пожалуй, уже ничего не страшно.

Вот она моя, сильная героиня.

М-м-муа! Цмок.

Конец