Привет, Маруся!

Глава1

Влюбиться не значит любить: влюбиться можно и ненавидя.

Федор Достоевский

– Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре. Закончили. Переходим к следующему упражнению.

Мы долго стояли у входа в спортзал, но с виду молодцеватый учитель лет тридцати никак не хотел обращать на нас внимания. У меня же было достаточно времени, чтобы рассмотреть его: как же он красив, просто совершенство. Аполлон. Правильно говорят: уроки физической культуры на то и созданы, чтобы демонстрировать физические достоинства учителя и физические недостатки учеников.

– Сергей Николаевич, я к вам в класс с новенькой, – крикнула секретарша бальзаковского возраста, заискивающе глядя на физрука и по совместительству моего классного руководителя.

– Какие новые ученики могут быть в одиннадцатом классе?

– Она переехала из другой области. Отца сюда перевели. Он военный, – оправдываясь перед учителем за Министерство Обороны, пролепетала секретарша.

– Фамилия-имя? – строго обратился, повернувшись ко мне, физрук.

– Машко́ва Станислава. Можно Стася, – спокойно ответила я.

– Ма́шкова Станислава, – поправил меня стоящий первым в шеренге смуглолицый кучерявый парень с модной щегольской стрижкой.

Судьба тогда прогремела фанфарами мне в самое ухо: та-та-та-там! Но глупая девица все равно ничего не поняла.

– Я – Машко́ва. Станислава. Стася. Прошу запомнить и не путать.

– С такой фамилией ты – Маруся. Ничего личного, – он поднял руки вверх и сложил в замок ладони. – Привет, Маруся.

– Хм. В споре с круглым дураком и зацепиться-то не за что, – поморщилась я.

Раздались тихие, несмелые смешки.

– Отставить разговорчики. Кутусов, последнее китайское предупреждение, а потом: упал, отжался. Ты меня знаешь, все так и будет, – повысил голос физрук и, уже обращаясь ко мне, бросил на ходу: – Машкова, переодевайся и становись в строй.

С этой легендарной встречи с химико-биологическим 11б классом гимназии №48 началась затянувшаяся на долгие почти десять лет история моей ненависти и любви к одному типу, воспринимающему окружающую действительность с изрядной долей юмора, приправленного цинизмом.

***

Всю жизнь «мечтала» жить в Сибири! Так уж сложились обстоятельства, что нам пришлось прожигать какую-то часть своей жизни здесь, а не на берегу Черного моря, как папе было обещано ранее. Где мы только не побывали за время его службы в армии: и в Мурманской области, и в Свердловской, и в Ленинградской, и в Тульской, и в Московской, и в Белгородской, жили даже на Камчатке. Оттуда, с Ключевской Сопки, нас направили в забытый богом сибирский край. Больше двух-трех лет мы нигде не задерживались, а в иной год приходилось менять по два учебных заведения, я предполагала, что и здесь мы ненадолго.

Вообще, папа мне неродной, но он со мной с трехлетнего возраста, с того самого времени, когда молодым офицером, увидев маму в гарнизонной библиотеке, влюбился раз и навсегда. Я не стала помехой в их отношениях, напротив, папа настолько проникся заботой обо мне, что считал родной дочерью.

Этот сибирский город мне понравился сразу: небольшой, уютный, чистый. К тому же весь в зелени, отчего небо под кронами тополей казалось тоже зеленым. Приехали мы вечером, а утром пошли с папой в ближайшую гимназию сдавать документы. Для меня разницы не было: школа это, гимназия или лицей – за годы путешествия по всей стране я была полностью социализирована и совершенно самостоятельна. К тому же мне удалось выработать стойкий иммунитет к разным детско-юношеским приколам и шалостям. Главное, территориально гимназия находилась в пяти минутах ходьбы. Из всех школьных предметов мне легче всего давались химия с биологией и физика, поэтому выбор был очевиден: химико-биологический класс, по этому профилю я училась и на Камчатке.

После физкультуры была география. Пожилая учительница вела урок несколько своеобразно: прерывала вдруг объяснение нового материала ею заданным вопросом и сама же на него отвечала. В это время каждый из моих одноклассников занимался своими делами: сидевшая рядом девушка, представившаяся Сашей, рисовала силуэт выпускного платья, и пусть сейчас сентябрь, когда-нибудь придет июнь, сзади двое парней играли в морской бой, находившаяся справа от меня одноклассница листала модный журнал. А я в это время крутила головой, рассматривая сверстников. На перемене, перед географией, соседка Саша немного рассказала мне о некоторых из них:

– Вот впереди, перед нашей партой, сидит знакомый уже тебе с урока физкультуры Кутусов Стас – Кутузов. Слева от меня за третьей партой первого ряда списывают домашку по алгебре Квашняк Маргарита – наша Королева Марго и ее подруга-подпевала Викуся Бобринская – Боб, перед ними развалились на стульях Лазаревский Игорь, в простонародье – Лазарь и его друг Сашка Артемьев, по прозвищу Тёма.

– А у тебя какое прозвище?

– Муха.

– Почему Муха?

– Мошкина потому что. На ассоциативном уровне одноклассников – Муха. Надоедливая, наверное. Так что, тебе еще повезло быть Марусей.

– Совсем не похоже, что попала в одиннадцатый класс. Я поменяла много школ, но эта единственная, где в среде выпускников у многих прозвища. Послушай, а я не ошиблась, это действительно одиннадцатый класс?

Глава 2

– Папа, что у нас делала эта ужасная тетка? – зашипела я после ухода мадам. – Вот прицепилась, не оторвешь теперь.

– Что за «ужасная тетка»? – выхватил отец главное. – Стася, девушку украшает воспитанность, а не грубость.

– А что не так сказала-то? – закусила я удила. – Она бесцеремонная, прокуренная тетка из третьесортного кабака, почему ты не видишь очевидного? Так скажешь мне, для чего она приходила? Хотя предположу сама: глаз на тебя положила?

– Не говори глупости. Ей нужно кое в чем помочь. Недавно Инесса купила новую квартиру, почти полностью сделала в ней ремонт, осталось положить паркет, а у бедной женщины деньги на исходе.

– Ты, конечно, вызвался помочь ей в этом непростом деле. Ведь так?

– Ну, да. На даче я обмолвился, что умею выполнять некоторые отделочные работы, поскольку до армии окончил строительное ПТУ и лишь позже военное училище.

– Пусть снова подкопит деньги и пригласит работников или продаст старую квартиру.

– Стася, успокойся. Я обещал ей помочь. И точка, – строго ответил отец.

Обидевшись, я ушла в свою комнату. Нет, у меня не было ревности к отцу, ни в коем случае я не хотела видеть его одиноким и несчастным. К тому же мама, умирая, сказала, чтобы он обязательно женился, только бы дочь не бросал на произвол судьбы. Но не хотелось бы мне, чтобы такой замечательный человек связал свою судьбу с этой развязной женщиной. А может быть, все дело было в Квашняк-младшей? Не нравилась мне эта особа, поэтому я не хотела, чтобы папа общался с этой семейкой?

***

Дни шли своим чередом, я с нетерпением ожидала Нового года. Его приближение чувствовалось не только по волшебной атмосфере магазинов, переполненных елочными игрушками, детскими подарками, не только по украшению городской площади ледовыми скульптурами, но и по чудесному преображению оформленной в цветные иллюминации фойе гимназии. Красота. Осталось только промыть классы и поставить в актовом зале елку. Сегодня генуборка, завтра последний учебный день, потом новогодний праздник – и вот оно счастье: две недели каникул.

Младшие классы вымыли парты, навели порядок в шкафах, а наша задача – выдраить этот грязнющий пол. Всех старшеклассников распределили по объектам. Омрачал событие один факт: уборку нужно делать в кабинете физики вдвоем с Кутусовым.

– Я мою пол, а ты носишь ведра с водой. Согласен?

– Есть встречное предложение: ты моешь пол и носишь ведра с водой.

– Как же много в мире ленивых пуделей и безмозглых волнистых попугаев, – поморщилась я.

– Лови, – крикнул Кутусов и, внезапно развернувшись, бросил мне запечатанную в полиэтилен тряпку. Она, пролетев над крышками столов, мягко приземлилась прямо на мое лицо.

– Гад, идиот, – взвыла я от обиды за такое пренебрежительное к себе отношение и, схватив ведро с водой, плеснула пересмешнику прямо в его радостную физиономию. Вода ручьями потекла по лицу, по футболке и по джинсам.

– Ты что наделала, Маруся?! У, скорпиониха! Убью!

Он бросился бежать за мной, а я, взвизгнув, вылетела из кабинета в коридор, успев хлопнуть дверью. За ней тут же раздался страшный вопль. Это я Кутусова дверью, что ли, приложила? Поначалу мне казалось, он отстал или вообще не побежал за мной, и сбавила газ, но тут же вскоре поплатилась за то, что недооценила моего врага, оказавшись в железных обручах его рук. Пытаясь вырваться, топталась на его ногах, кусалась, но ничего не выходило: он по-прежнему крепко держал меня.

– Проси прощения, ненормальная, – шипел Кутусов.

– Я не умею.

– Говори: больше так не буду, прости меня, любимый Стасик.

Я запыхтела.

– Не смогу, ты зажал мне грудную клетку.

– Говори!

– Больше так не буду, прости меня, любимый, – я кивала, как болванчик, – пудель, гад, дурак, Кутузов.

Тут я услышала спасительный голос завуча Элеоноры Константиновны:

– Что здесь происходит? Вам сколько годков-то? Десять исполнилось?

Мы стояли молча, наклонив головы.

– Марш на объект, чтобы вымыли кабинет как следует, лично мне его сдадите.

Мы вздохнули и поплелись убирать класс.

– Принимайся за работу, Кутузов. Высохнет твоя футболка, пока будем работать, не беспокойся.

Он весь вечер шипел разъярённым драным котом и плевался в мой адрес цианидами. Я же только похохатывала.

***

С раннего детства мне казалось, что после встречи Нового года в жизни обязательно что-то изменится и только в лучшую сторону. Я загадывала желания, строила планы. Но каждый год привносил в равных пропорциях не только доброе, светлое, счастливое, но и горькое, даже трагичное. Жизнь вообще штука довольно гармоничная, как уравнение с пропорцией, как моя любимая химия.

И все-таки я ждала волшебства. Вот так сидела на последнем уроке и ждала волшебства.

– Марусь, ты почему все время грызешь ручку?

Я, посмотрев в честные и серьезные глаза Кутусова, покрутив основной рабочий инструмент перед глазами, решила, что подвоха ждать вроде не приходится, и ответила так же честно и серьезно:

– Привычка у меня такая, Кутузов. Ничего не могу с собой поделать.

– Не знаешь, что с собой поделать, а для гимназии одни расходы. Не ты дверную ручку… того – сгрызла?

Кому я доверилась? Этому бугагашнику, этому вечному стебку? Смешная, наивная, чукотская девочка.

– Ну ты, юморило, уморил. Забыл, мы же вчера во время генуборки с тобой вдвоем их грызли. Ты с внутренней стороны, а я с внешней. А потом чуть меня не искусал. Делиться не хотел – говорил, в кабинете физики особенно вкусные двери.

Почему-то действительно второй день на двери кабинета, где нас обучали красоте физических явлений, отсутствовала деревянная ручка. Конечно, Кутусов бы не промолчал и выдал бы что-то вроде того: «У тебя родители не физики? Нет? А то выглядишь как неудавшийся научный эксперимент», но прозвенел последний в этой четверти звонок, и мы пошагали домой навстречу своему новому новогоднему счастью.

Глава 3

Кажется, у меня ушли все силы, я обмякла в руках парня и начала медленно оседать. Он подхватил меня за руки, а потом посадил на свой стул, стоявший ближе всех к парте Бобринской. Я огляделась: где же Игорь? А он в это время оказывал первую помощь Викусе. Что поделаешь – будущий доктор решил попрактиковаться в спасении своей пациентки.

– Умойся, – приказал мне Сергей Николаевич, которому тоже пришлось оттаскивать меня от потерпевшей, хотя еще надо разобраться, кто здесь потерпевшая.

Вместе со мной из кабинета вышла Саша – верная подруга. Я посмотрела в зеркало. Ого! Правая скула покраснела и немного опухла. Должно быть, один звездный удар от этой звезды я пропустила.

Уже вечером в гимназии были наши родители.

– Вырастили какую-то бандитку, – кричали Бобринские. – Мы немедленно, сегодня же, обратимся в полицию. Пусть вашу дочь посадят.

«И расстреляют, нет повесят, а лучше четвертуют», – хохотнула я про себя.

– Пусть и вашу привлекут по статье 128 УК РФ за клевету, – жестко, как умеет только он, ответил папа.

– Да, но у вашей дочери в результате драки со здоровьем проблем нет, а у Викуси сотрясение мозга, многочисленные гематомы. Вам этого мало? Будете сами оплачивать лечение.

– Так и вы будете оплачивать лекарства моей дочери. Станислава получила нервный срыв и как следствие – сердечный приступ. Ваша Вика пыталась растоптать самое святое для девочки – память о матери, достойной женщине, уважаемого человека.

– Подумаешь, какие мы неженки. Ну пошутила Викуся, что такого?

– Очень печально, что вы не понимаете, какое чудовище воспитали, – поморщился отец. – Хотя где вам понять, таким же чудовищам.

Родители Бобринской, как и обещали, подали заявление в полицию. Нас с папой затаскали по разным инстанциям. Чтобы как-то уберечь дочь возлюбленного от «еще одного нервного срыва» в борьбу включилась Квашняк - старшая. Она много раз вела переговоры с родителями Викуси и, наконец, добилась своего – те забрали заявление. Папа тоже отозвал наше, встречное. В общем, случилось «примирение сторон». Адвокат счастливо выдохнул и сказал, что в данной ситуации это лучший выход, поскольку продолжать борьбу не имело смысла: все равно история бы закончилась постановкой на учет в ПДН и КДН меня и Бобринской. Я не жалела о своем поступке и ни в чем не раскаивалась, хотя попутно папа все же сделал внушение: хватит быть пацанкой, пора взрослеть. «Все вопросы нужно решать цивилизованным путем», – был его вердикт. Класс отреагировал абсолютно адекватно: полным составом встал на мою сторону. Со временем этот инцидент начал забываться, но простить Викусю я так и не смогла.

***

На смену трагичному пришло смешное – все как в жизни. Через пару недель после описываемых событий моих одноклассников вызвали в военкомат для прохождения ежегодной медкомиссии. Растяпа-секретарша забыла передать сопровождающему учителю ОБЖ типовые характеристики, которые обычно запрашиваются военкоматом, поэтому Сергей Николаевич, зайдя в кабинет, где учились остатки 11б класса, попросил меня и Сашу съездить в любимое всеми призывниками место и передать эти документы. А что, мы не против, нам сказали – мы сделали.

Наши парни дружной стайкой стояли возле кабинета психиатра и обсуждали вопросы, которые задавал доктор. Увидев нас, Кутусов буйно расцвел…Вы наверняка решили, что скажу: как майская роза? Почти угадали – как плесень в забытой хлебнице. Как врага можно сравнивать с милым и нежным цветком? Вот споры плесени – самое то.

– О, девчонки, служить собираетесь? Как удачно сложились молекулы! Воропаев, собери им мешок сухарей. Мы в армии точно не нужны после того, как защищать мирный покой граждан пойдет универсальный солдат Маруся: она сама всех врагов возьмет в плен, если до этого их не перестреляет.

– Не, вряд ли меня и Стаську призовут: мы немного того, больные, – пошутила Саша, изображая для Кутусова нервный тик.

– Я заметил. Ну, что ж, тогда остается последнее, учитесь все, – Кутусов, немного согнувшись, выставил обе руки вперед и начал вращать вперед-назад кулак правой под воображаемой рукоятью мотоцикла: – Дрын-ды-ды-ды-ды-ты. Поехали. Ж-ж-ж-ж-ш-ш…

И рванул к кабинету психиатра. Все оторопели.

Показавшаяся в дверях медсестра от удивления сняла очки и вновь их надела. Следом вышел врач. Подлетев к ним, Кутусов очень серьезно поинтересовался:

– Где можно поставить мотоцикл?

– Вон у той стены слева, – не моргнув глазом, коротко ответил психиатр.

– Ага.

Кутусов развернул воображаемый мотоцикл и оставил его в противоположном углу.

– Давай карточку, – нахмурился мозгоправ, а получив ее, написал всего лишь одно слово: «годен»

– Но вы же не задали мне ни одного вопроса, – возмутился Кутусов. Было заметно, что он переигрывает в своем гневе.

– А зачем? Мне достаточно того, что ты отлично ориентируешься в пространстве: знаешь право-лево. В армии этого достаточно, артист, к службе годен, – с энтузиазмом ответил доктор и зашел в кабинет.

– А как красиво начиналось: Honda GL 1800, девочки, поездка, – широко улыбнулся Лазаревский, похлопав одноклассника по плечу. – Служи, Стас, достойно.

Кутусов раздраженно сбросил руку Игоря со своего плеча.

– Ну, что, Кутузов, ты уже освободился? Тогда забирай свой мотоцикл и вези нас обратно в гимназию, пока тебе не принесли повестку, – кокетливо помахав рукой, предложила я.

– Транвай дальше не идет, – вместо Кутусова ответил Лазаревский, умышленно исказив слово. – Бензин закончился.

С Игорем в последнее время мы общались меньше, потому что он ходил на занятия к репетиторам. Буквально весь день у него был расписан по минутам, но наши каждодневные совместные походы домой продолжались, только по субботам он сразу бежал на урок к известному в городе математику.

Однажды в такую одинокую субботу, выходя из гимназии, на первой же ступеньке я поскользнулась и кубарем полетела вниз на голый асфальт, только что очищенный от снега.

Глава 4

Вот не понимаю этих взрослых. Почему я как совершеннолетняя хозяйка единственной и неповторимой собственной жизни не могу самостоятельно принять нужное мне решение? Почему, как только заявляешь права на самостоятельность, встречаешь непонимание?

– Папа, не отговаривай меня, все равно буду поступать в медколледж, – уверенно сказала я.

– Стася, но ведь у тебя такие замечательные баллы по ЕГЭ, ты вполне могла бы поступить на бюджет в медуниверситет.

– Не хочу. Вспомни, мама всегда говорила, что я легко и небольно ставлю уколы. Почему ты не хочешь видеть меня фельдшером? Это, в сущности, тот же врач. Я смогу точно так же сидеть на приеме, смогу работать на скорой, смогу…

Папа перебил мою эмоциональную речь своим железным аргументом:

– И ни почета, ни уважения. Будешь бегать рысью и вечно получать от тех же врачей оплеухи. Мне не хочется, чтобы ты так бездарно распоряжалась своей жизнью.

Ну и разговор, в духе Квашняк. Помню, что-то подобное я уже слышала от Марго. Чувствуется тлетворное влияние Инессы Ивановны. Верно говорят: с кем поведешься. Кутусов продолжил эту пословицу иначе: с кем поведешься – так тебе и надо.

– Каждому свое. Ты сам говорил, что перед армией окончил ПТУ. Позволь узнать, почему сразу не пошел в институт или в военное училище?

– Время тогда было другое. Мне хотелось самостоятельности, да и аттестат был со средним баллом не в четыре целых шесть десятых, как у тебя.

Любят же эту фразу взрослые: «Время было другое». А я думаю, прикрывают ею свои ошибки. Времена не выбирают, в них живут и умирают *, как говорится.

– Так и я хочу самостоятельности. Папа, ты как-то сказал, что примешь любое мое решение относительно выбора профессии. Так принимай. Если я пойму, что мне хочется получить высшее медицинское образование, я получу его все равно. Но позже.

– Ты в колледже потеряешь время. И окончишь медицинский университет в тридцать лет. Это же так очевидно.

– Пусть будет так. Но это будет мое решение, мое желание.

– Правильно говорит Инесса Ивановна: какая же ты все-таки упертая.

– Не ей комментировать мои поступки. Пусть за своей дочерью следит. Там поле непаханое – воспитывай и воспитывай.

Я знала, о чем говорю.

Едва дождавшись вечера, я постучалась в гости к Князю, очень уж хотелось поделиться с ним последними новостями.

23:06:05 «Станислава»: Приветик, свободен?

23:06:31«Князь»: Приветик. Ммм... какие красивые глазки читают эти строчки. Ооой, а улыбка-то, какая прекрасная появилась.

23:06:35 «Станислава»: * Смеется* Не юродствуй.

23:06:44 «Князь»: Ладно. Идет самая подготовка к завтрашнему экзамену. Но тебе уделю время, да и мозги надо переключить. Говори.

23:06:58«Станислава»: Спасибо. Завтра выпускной. Волнуюсь.

23:07:11 «Князь»: Все будет хорошо. Это же просто, как два байта переслать. Мне бы твои проблемы. Так и решила поступать в колледж?

23:08:06 «Станислава»: Да. Понимаешь, я еще не поняла, мое ли это – медицина? Не понравится – придется уходить. Но это же университет, столько трудов будет потрачено, пока сдам сессии, сто раз в обморок упаду от вида дохлых крыс. Никто такого поступка не поймет, если уйду из медунивера, и сама себя не пойму. Жаль будет и сил, и времени. Из колледжа сбежать легче.

А про себя добавила: «Папу на растерзание этой злой жабе тоже не хочу оставлять. Очень дорогой для нее подарок. Не по Хуану сомбреро».

Только не уговаривай, чтобы шла в вуз.

22:08:59 «Князь»: Не буду. Каждый должен сам решить, какое образование получать. Хотя я бы был не против, если бы ты приехал сюда, в Питер. Мы с тобой обязательно бы встретились где-нибудь у Поцелуева моста.

23:08:45 «Станислава»: Всему свое время. Может быть, ты вернешься в Сибирь после окончания универа?

О, какая замечательная мысль меня посетила. У нас, конечно, нет Поцелуева моста с его Мойкой, зато есть ревущая, дикая Катунь со своими парящими мостами. Тоже есть на что посмотреть.

23:09:42 «Князь»: Это вряд ли. Мне здесь нравится. Очень люблю этот город, его островки, мосты, набережные. Часто в свободное время, которого немного, гуляю по Невскому. Я же родом из Санкт-Петербурга. Мама, пока здесь училась, вышла замуж за такого же студента, правда, местного. Но брак их длился недолго, и она, отучившись, вернулась в Сибирь уже со мной.

23:09:57 «Станислава»: А отец где?

23:10:10 «Князь»: в Санкт-Петербурге. Но я с ним еще не встречался: у него другая семья. Отец последний раз видел меня в трехлетнем возрасте, я же его вообще не помню. Чужой для меня человек. Не общаемся.

23:10:25 «Станислава»: Печалька.

23:12:31 «Князь»: Подготовились к выпускному?

23:14:07 «Станислава»: Ну да. Честно сказать, мне туда не очень хочется идти.

23:15:30 «Князь»: Из-за твоего врага?

23:17:58 «Станислава»: Нет. Да и не враг он уже для меня. Наверное, никогда им не был, просто злил по разным поводам, задирал. Когда же не подсмеивался надо мной, у нас царило полное согласие. А три дня назад заболел, и я почувствовала, что его мне дико не хватает. Как-то нерадостно стало без его язвительных поддевок. В общем, репетировали мы наш с Сашкой номер без Графа (это мы его так назвали, когда завучи назначили Кутусова вместо классного руководителя, ну, их связующим звеном). Скучно без него. *Утирает слезы*

Действительно, без Кутусова в классе было как-то грустно. Все ценили в нем неиссякаемое чувство юмора, дружелюбие, но мало кто знал о его других талантах: он занимался авиамоделизмом, в каком-то взрослом клубе – альпинизмом, даже имел спортивный разряд по скалолазанию. Талантливый человек – талантлив во всем.

23:21:41 «Князь»: Граф – потому что Кутузов?

Глава 5

Сердце гулко забилось. Оно бухало так, что казалось, его грохот слышала вся округа и даже дальше.

– Как насчет нескольких па с врагом?

Я взяла себя в руки и надменно произнесла:

– А что, ты заказал «Танец с саблями»?

– Почти, – и одноклассник подал мне руку.

А исполнители уже пели:

Забытый номер телефона твой,

И голос шепчет, что ты не со мной.

И в комнате моей совсем пустой

Стало холодно, дико холодно.

Кутусов нежно обнял меня, и мы оба, покачиваясь в ритме мелодии, забыли, кажется, как дышать.

И снова я листаю свой альбом,

Где мы на фото счастливы вдвоем.

Я буду думать только об одном –

С кем ты в городе?

Но это не любовь.

Начинаю вновь

Я тебя искать по свету,

Только сердце грело

Нелюбовь, и застыла кровь.

Пробегают проводами

Токи между нами,

Нелюбовь…Нелюбовь…*

А токи между нами не просто бежали, они мчались, неслись, летели. Потом был еще танец и еще, а мы все не отпускали друг друга, так и топтались на месте, боясь расцепить объятия. Я обмякла, стала какой-то безвольной, полностью зависимой от Кутусова. Подняв голову, я посмотрела в глаза Стаса, он тут же отвел взгляд и покраснел. Ох, затянут меня его красивые, салатового цвета глаза в самое болото. Не вылезти, не выкарабкаться. И тут радостный голос, возвещающий об окончании танцев, проорал мне прямо в ухо:

– Та-дам. – От неожиданности я хрюкнула, едва не рухнув. – Вы оглохли? Всех просят за стол!

– Тёма, идиот. Брысь отсюда, – прорычал Стас Сашке Артемьеву и, взяв меня за руку, ни слова больше не говоря, вывел из зала на улицу.

Вокруг уже повисла ночная темь, похолодало.

– Замерзла? – с нежностью в голосе спросил Кутусов.

– Ага, – коротко ответила я.

Мне очень хотелось, чтобы Стас вновь обнял меня так же, как в танце: и нежно, и крепко. Как будто поняв желания своей одноклассницы, он накинул на мои плечи свой пиджак, а потом прижал к себе:

– Иди сюда.

– Мы же теперь не враги? Это мир? – напряженно спросила я.

Парень, улыбнувшись во весь рот, ответил:

– Это мир.

Лица наши будто невзначай коснулись друг друга, его губы нашли мои. Какой же нежный и вместе с тем глубокий получился поцелуй. Длился он так долго, что я начала задыхаться, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет на свободу – так оно колотилось. Вот ведь интересно получается: когда меня впервые поцеловал Лазаревский, было как-то неприятно, даже противно, не впечатлил первый поцелуй. А этот был совсем другой. Хотелось продолжать его и продолжать. Внутри же у меня полыхал пожар, казалось, еще немного – и сгорю заживо. «Под гипнозом нахожусь что ли?» – успела я подумать. Между этими затяжными, сносящими голову вместе с остатками разума поцелуями вдруг послышался Сашкин голос, зовущий меня. «Ну зачем она здесь? Не мешайте», – лениво подумала я.

– Стаська. Ах, вот вы где, – осеклась подруга, увидев нас, тесно прижавшихся друг к другу. – Все требуют исполнения нашей песни.

– Ой, Муха, мы, наверное, сейчас не сможем. Давай позже, – хрипло ответил за нас двоих Стас.

– Ну, ребят, пожалуйста. Все ждут, – жалостно канючила одноклассница.

Мы, посмотрев друг на друга, улыбнулись: продолжим позже.

– Может, лучше исполним песню под фонограмму? – предложила я, глядя на Стаса.

– А давай. Мне сейчас непросто сосредоточиться.

Зайдя на сцену, мы от души спели куплет, на припеве одноклассники начали танцевать, родители и учителя – аплодировать, на втором куплете и припеве творилось уже что-то невообразимое: кто-то громко подпевал, кто-то визжал, кто-то пританцовывал, светская львица Марго, радостно похрюкивая, прыгала по залу.

Спектакль окончен, гаснет свет.

И многоточий больше нет.

Останови музыку –

Спектакль окончен, хэппи энд. **.

Последние аккорды слились с неистовыми овациями. Это был успех.

Папа был горд за меня – улыбка не покидала его, глаза светились искренней радостью. А мама Квашняк смотрела с удивлением, злобой и завистью одновременно – вот такой клубок эмоций разом, как мне казалось, крутился в душе мадам.

Оглядевшись по сторонам, я увидела радостного Кутусова в окружении бывших одноклассников. После нашего триумфального выступления ему тоже досталась немалая доля всенародной славы. Вот к нему подошла приятная немолодая женщина, наверное, его бабушка, и нежно обняла. Разглядывая со всех сторон Стаса, я не заметила выросшего, как из-под земли, еще одного персонажа нашего водевиля.

– Стасенька, мне нужно с тобой поговорить. Я так тебе и не сказал что-то очень важное, – раззадорился Лазаревский.

– Игорь, все разговоры уже ни к чему.

– И все-таки. Отец подал в отставку, и мы семьей переезжаем в Новосибирск. Возможно, с тобой больше не встретимся.

Я видела, Лазаревский был нетрезв, но что-то в его глазах промелькнуло такое, что заставило меня пойти с ним – тоска и безысходность что ли?

Он некоторое время молчал, молчала и я: в конце концов, это было его желание со мной побеседовать.

– Должен сказать, пока снова ты не убежала, что очень люблю тебя. Хочу, чтобы знала об этом. Поверь, никому и никогда не говорил я этих слов, – Лазаревский опустил голову. – Пойми, то, что случилось тогда, на соревнованиях, досадное недоразумение. Прости меня, пожалуйста.

– Конечно, я тебя прощаю. Но ответить тебе тем же чувством не могу: мне нравится другой человек.

– Кутусов? Я не ошибся?

– Нет. Не ошибся.

– Ну и чем он лучше? Или у вас уже отношения зашли очень далеко? Тогда и со мной попробуй, для сравнения. Уверяю тебя, я лучший.

Он схватил меня за талию и резко прижал к себе, а затем потянулся к бедру, подняв низ платья.

Глава 6

Новый виток этой истории начался с разговора по скайпу с верной Сашкой – давненько мы с ней не виделись. Не предполагала я тогда, молодая и наивная, что все в нашей жизни имеет закономерность. Каждое слово, произнесенное нами, навеяно глубоким сакральным смыслом. Часто мы это даже не осознаем. А зря.

– Если бы ты знала, как мне тебя не хватает, – по десятому разу за прошедшие пять минут, причитая, повторяла подруга.

– Кто же тебя, Сашка, гнал в Питер? – я пожала плечами. – Сейчас бы учились вместе, обеим было бы проще.

– Да, но послушай, как классно звучит название моего учебного заведения: Санкт-Петербургский медицинский колледж Петербургского государственного университета путей сообщения. Правда красиво?

– По-моему, не стоит поступать куда-то только из-за оригинальной вывески. Что твоя, что моя будущая профессия называется одинаково: лечебное дело.

– Да, ты права, но я не планирую возвращаться домой. По окончании колледжа буду искать работу здесь, потому мне желательно иметь диплом местного учебного заведения. И вообще, у меня грандиозные планы: хочу жить в Питере в большой и светлой квартире, обязательно с любимым и перспективным мужчиной, чтобы у нас было не менее троих детей. Один будет упорно заниматься химией, другой – спортом, третий – музыкой. Я очень люблю детей, ты же знаешь.

Ниче се… У нее планов громадье.

– Тогда не плачь по мне, Аргентина, – пропела я попутно придуманный мотивчик.

– Я и так стараюсь не плакать, но все равно без тебя плохо.

– Мне тоже без тебя плохо, Саш.

– С Кутусовым так и не общаешься?

– Нет, – поморщилась я.

– Видела его на днях с компанией парней. Слышу, кто-то кричит: «Муха», я уже и забыла о своем прозвище, иду себе по городу с гордо поднятой головой. А потом все же обернулась и глазам своим не поверила – Кутусов в метре от меня. Заговорил, ну, как обычно в своей ироничной манере: «Простудила муха ухо – вот такая невезуха». * Привет, Сашка».

Я, представив эту картину, улыбнулась и безмятежным голосом поинтересовалась:

– Встретила его на Набережной Кутузова?

– Нет, почему? На Невском проспекте, – не поняла моей шутки Саша. – Он сказал, что любит гулять в этом районе.

– Наверное, живет где-то поблизости?

– Он живет в общежитии на Большой Монетной, недалеко от медунивера. Скажи, почему вы перестали общаться? Я же видела, как запойно целовались на выпускном.

– Саша, забудь, что видела. Ничего не было.

– Да очень надо…Уже забыла, Стаська! – как-то очень радостно воскликнула подруга.

Примерзая взглядом к серебристому самолету, подаренному Кутусовым, я подумала: а ведь прошло уже полгода с того самого июньского выпускного утра, как мы расстались со Стасом. Мне по-прежнему было больно и обидно: за что же он так подло обошелся со мной, покуражился над моей доверчивостью? Я бы никогда не совершила подобный поступок: мне жаль людей, ставших жертвами интриг. Много раз перечитывая нашу переписку, я все яснее понимала, откуда он черпал информацию обо мне, всех событиях, происходящих в семье. А я-то удивлялась: почему это вдруг Кутусов изменил ко мне отношение: перестал надо так мной грубо подсмеиваться и скабрезно шутить?

Радовалась: как хорошо Князь меня понимает, даже лучше, чем папа, чем подруги, буквально настроен со мной на одну волну. «Подлый врун и манипулятор. Чем Кутусов лучше Квашняк?» – я опять злилась, лишь вспомнив о нем.

И все-таки мне их не хватало: и Князя, и Кутусова. Очень не хватало. Когда я заходила в аудиторию колледжа, ждала, что сейчас с третьей парты среднего ряда раздастся возглас: «Привет, Маруся!», а вечером на моей страничке будет ждать сообщение от Князя. Он обязательно спросит о моих делах, поддержит дельным советом, а потом расскажет о своих новостях.

Я бы ему написала о том, что Квашняк-старшая продала обе квартиры, по мнению мадам, с «прекрасным дизайнерским ремонтом», чтобы обеспечить в Москве самостоятельную и беспроблемную жизнь дочери. Сейчас Марго на радость себе и матери проживает в собственной, обретенной недавно восемнадцатиметровой студии за МКАДом. Какое-никакое, а собственное жилье. К тому же у Инессы Ивановны есть еще одна расходная статья: кровинушка в медуниверситете обучается платно. А сама Инесса Ивановна (та-дам!) перенесла свою тушку и богатую тряпьем собственную барахолку в нашу с папой трехкомнатную квартиру. Отец узаконивать их отношения не спешит, а вот мамаша Квашняк прикладывает все усилия, чтобы выйти за него замуж: старательно демонстрирует свои умения классной хозяйки, опекает моего отца, как будто он не взрослый мужик, а трехлетний малыш. Противно наблюдать. Папе это, кажется, тоже не нравится, слышала как-то его недовольные возгласы:

– Инесса, займись каким-нибудь делом: вяжи, шей, рисуй – есть же у тебя увлечения? Я сам отлично со всем справлюсь, не нужна мне твоя помощь ни в застегивании пуговиц на рубашке, пиджаке и кителе, ни в завязывании галстука. Носки я тоже сам привык надевать.

– Как скажешь, зайчик…Чмок. Чмок. Чмок.

Как она его назвала? Зайчик? Фу. Противно. Как только папа это терпит?

– Любимый, видела Эллу Лазаревскую, она пригласила нас в субботу на свой день рождения.

Глава 7

За час, проведенный в обществе Валеры, я знала о нем все, ну или почти все: окончил физмат университета с красным дипломом, поступил в аспирантуру и успел жениться. Но спустя год жене надоели его постоянные посиделки в обществе ученических тетрадей, конспектов и учебников, это все при малой финансовой стимуляции, и супруга подала на развод. Валера вернулся на малую родину, сразу получив здесь, в местной школе, должность директора. Так и остался в деревне, хотя уже окончил аспирантуру и стал кандидатом педагогических наук.

– А почему не работаешь в Энске? У нас же есть педагогический университет. Мог бы жить здесь, а работать в городе.

– Понимаешь, раньше формула моей жизни заключалась в следующем: всегда быть отличником. Сейчас изменилась.

– И как она звучит сегодня?

– Просто нужно быть. Чувствуешь разницу?

– Конечно. Я тоже считаю, что тянуться к звездам полезно, но важно при этом не отрываться от земли, а то и до светил не дотянешься, и твердую почву однажды не почувствуешь. Важно не потерять свою индивидуальность.

– Вот-вот. Поэтому я здесь, поближе к привычному и родному, к земле. Мне здесь уютно, радостно и хорошо – это главное. Можно сказать, я нашел себя. А звездами просто любуюсь издалека.

Мы бы и дальше мило беседовали, но с Валерой решила пошептаться Катя, и они отошли в сторону. Я не знала, чем себя занять, поэтому отправилась в буфет: поближе к кухне, подальше от начальства, в данном случае, от злых взглядов одиноко стоящих невест завидного жениха - директора, однако по дороге кто-то положил мне на плечо руку. Я обернулась: красивая Настя – одноклассница Валеры – гневно сверкнула заплывшими очами.

– Выйдем на улицу?

– Для чего?

– Полюбоваться ночным небом.

– Почему бы тебе не лицезреть красоту Вселенной в сопровождении дорогих для тебя людей?

– Хватит болтать. Одевайся, – скомандовала девушка.

Это шкандаль. Я понимала, что за разговор сейчас предстоит: будем друг друга таскать за волосы. И все-таки пошла следом за девицей, избрав для себя тактику туго соображающей, наивной простушки. Юмор – наше всё.

– Тебя как зовут, бойкая?

– Маруся. Мою подругу тоже зовут Маруся. Мы – Маруси. Нас тебе представляли, забыла?

Информацию об Олесе девушка пропустила мимо ушей.

– Оставь в покое Валеру. Он мой, Маруся, – уверенно заявила изящная Настя на пороге клуба. Природа щедро одарила ее рубенсовской красотой, на этом подарки закончились. Умом она уж не блистала.

– Интересно девки пляшут. Теть, а теть, а он знает, что твой? – вошла я в образ то ли слегка придурковатого человека, то ли Кутузова, хотя в чем разница, не пойму?

– Не паясничай, малолетка.

– Почему же малолетка? Мне полных восемнадцать.

– Вот именно. А Валере двадцать семь, девять лет между вами. Целая пропасть. Зачем он тебе?

– Я об этом еще не думала, видимо, за меня это сделала ты. И зачем он мне?

– Предупреждаю, не отстанешь от него – выдеру все твои космы.

– Тетя, ты, когда травку куришь, тормозной жидкостью не запивай и сырыми мухоморами не закусывай, – сказала я с фирменной интонацией Кутусова. Тьфу, вспомнился же на ночь глядя, поганец.

– Что ты с ней разговариваешь? Схватила за волосы – и все. Делов-то, – подключилась к нашему интеллектуальному диалогу вылезшая откуда-то из-за сугроба мамзелька. – Всему тебя учить надо.

– О, еще одна из психушки прискакала. Да у вас там, похоже, кружок любителей куриного помета образовался, силос уже не в тренде?

– Ну, тва-арь, – выдохнула, покраснев, восхитительная Настя. Тебе нравится из меня парнокопытное делать?

– Зачем же делать? За меня щедро постаралась природа.

– Ну, берегись, – вздыбленная Настя провела указательным пальцем поперек своей прекрасной, едва различимой, заплывшей шеи. – Конец тебе.

– Да не плачь ты так, Чебурашка, все образуется, – пролепетала я, подражая одноименному герою мультфильмов.

Новой реплики я от них дожидаться не стала, поэтому рванула в клуб. У дверей, в фойе, стоял Валера и вертел головой в разные стороны, вероятно, искал меня.

– Ты куда пропала? Что-то случилось? Я беспокоился.

– Все нормально. Ходила любоваться ночным небом, – невозмутимо ответила я.

Тут показалась обворожительная Настя, а следом ее неадекватная подруга. Обе с ненавистью зыркнули на меня. Валера перехватил их испепеляющие взгляды:

– Не с ними ли ты наслаждалась красотами Вселенной?

– Нет. Тетеньки были заняты другим. В снежки друг с другом играли. В детство ударились, наверное.

Я вдруг вспомнила своих одноклассников и наши постоянные перепалки с Кутусовым. Интересно, что он сейчас делает? Как проводит Новый год? А главное, с кем? Вспомнился прошлогодний праздник, когда я полночи рыдала в подушку, а Князь меня в той первой нашей переписке успокаивал. И так мне стало грустно, что захотелось вернуться в свой тихий, уютный мирок – домой и там сидеть, прижавшись к подаренному Кутусовым самолетику, и не выходить на улицу все эти две недели каникул. Хотя я понимала, меня дома тоже никто не ждет: папа на службе, а его возлюбленная мадам пригласила на праздник в нашу квартиру дорогих сердцу таких же примитивных, как и она сама, подруг. Так что дом для меня сегодня – это весьма условное понятие. Уже он не мой.