– Открывай, Птичкина. Это к тебе! – насмешливый голос подруги в телефоне заглушал стук в дверь моего номера.
– Что?! Как ты… – вскочив с неудобного дивана, я несколько секунд в изумлении переводила взгляд с телефона на дверь и обратно, совершенно ничего не понимая. – Что з-значит ко мне? – зашипела, вновь обретя голос. – Что ты еще придумала?!
Испуганно замолчав, я прижала телефон к груди – в дверь еще раз постучали, уже настойчивее и нетерпеливее, словно стоящий за дверью услышал меня и злился, почему ему до сих не открывают. Каким-то шестым чувством я вдруг поняла, что там мужчина – женщины так уверенно не стучат.
Что, чёрт возьми, происходит?! Я же просила этих дурёх не отвлекать меня и ничего такого не придумывать – сто раз сказала, что готовлюсь к важному докладу! Даже если я ради этого уехала в Турцию, «бросив лучших подруг развлекаться одних»! И даже если моя поездка выпала на День Святого Валентина, совмещенный с «пятницей-развратницей», будь она неладна!
Бочком-бочком, на самых цыпочках я подобралась ближе к выходу и прижалась к стене – так делают в фильмах, когда собираются выскочить из-за угла с пистолетом.
– Кого вы мне подослали?! – еле слышно зашептала в телефон, дергаясь от очередного недовольного стука в дверь, совсем близко от моей головы.
– Ну… – Леська вальяжно тянула слова, слова перекатывала на языке тягучую, приторную жевачку. – Мы же обещали скрасить тебе день всех влюбленных, раз уж ты решила умотать на свою дурацкую конфэрэнцию? Вот и получай подарочек – цельный стриптизер. За большую денюжку нанятый. Профессиональный – по-русски шпарит, как на родном. Может и трахнуть, если сильно попросишь… Мы ему заранее заплатили за полный пакет – стриптиз с эскортом…
– Вы с ума сошли… – простонала я, слабея и ощутимо бледнея. – Ненормальные… вас надо на опыты сдать…
Внезапно закружилась голова и пришлось буквально рухнуть спиной на стену, изо-всех сил стараясь не съехать по ней на пол. Я должна была предугадать, что эти три сорви-головы не оставят без внимания совпадение Валентина и пятницы…
Странно, что я отделалась ОДНИМ стриптизером, а не целым табуном во главе с каким-нибудь селебрити местного разлива, подрабатывающим после корпоративов. У Леськи, получившей от своего папочки-банкира неограниченный бюджет, фантазии хватило бы, а уж энергии устраивать подобные шалости – и подавно.
– Давай, давай, не ссы, – усмехнулась эта великосветская зараза. – Ты же не хочешь быть единственной женщиной, которая уедет из Турции не отдохнувшей? Вот и отдыхай за мой счет. А твоя конференция никуда не убежит. Да, и кстати, не пытайся прогнать нашего альфонсика – у него четкие инструкции работать номер до последнего, типа ты хочешь с ним поиграть в кошки-мышки. И твое истерическое «Убирайтесь отсюда, сэр!» он не примет.
– С Днем Святого Валентина, Птичкина! – заорали в трубку все мои ненормальные подруги вместе.
– Идите к черту! – зашипела я им в ответ, от злости, наверняка, уже вся зеленая.
Однако, со всем этим надо было что-то делать, потому что еще немного, и к незнакомцу, грозно тарабанящему в мою дверь, присоединятся соседи и портье.
Закончив проклинать идиоток-подруг, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я, наконец, созрела для активных действий.
Итак. Прежде всего, выключить мобильник и звук на нем, а еще лучше - убрать мобильник подальше от себя – еще не хватало, чтобы эти дуры трезвонили и отвлекали меня от задуманного.
Сделано!
Зашвырнув выключенный телефон на диван, я быстро осмотрела себя. Теперь… поплотнее запахнуть на себе банный халат – чтобы не выглядеть так, словно надела его только для того, чтобы эротично сбросить. И растрепать волосы, как будто я только что встала с кровати. А заодно закрыть ими лицо, чтобы не узнал, если случайно встретит где-нибудь в лобби или на пляже…
Есть!
Кивнув, довольная своим неподобающим внешним видом, я прикинула в голове свои следующие шаги – глянуть в глазок, убедиться, что там именно стриптизер, а не какая-нибудь припозднившаяся горничная, и принять вид полу-спящей, ничего не соображающей клуши поздне-среднего возраста. После чего открыть дверь и подслеповато, с сонно-одуревшим видом уставившись на этого развратника, пробормотать по-турецки – «бей, вы ошиблись номером… я никого не жду…» И быстренько захлопнуть перед его носом дверь.
И пусть он реально думает, что ошибся, пусть ищет правильный номер, куда-то там звонит и всё прочее... Я же за это время успею быстренько собрать вещи – благо основную сумку ещё не распаковывала – и дать отсюда дёру. Добегу до консьержки и попрошу ее куда-нибудь меня переселить – благо не сезон, и гостиница стоит полупустая.
Отличный план, похвалила я себя, расплываясь в довольной улыбке! И фиг я еще когда-нибудь кому-нибудь скажу, в каком номере остановилась!
В дверь снова затарабанили, но уже морально готовая дать нахалу отпор, я не испугалась. Снова глубоко вдохнула и выдохнула, развернулась… и прижалась обеими ладонями к двери.
Стараясь не дышать и не издавать ни единого шороха, заглянула в глазок…
И обмерла. Отпрянула даже, икая от волнения.
Как?! Как они узнали про мой самый главный эротический фетиш?!
– Не могу, Аркадий Семёныч, да пойми ты... Всё уже распределено – и по времени, и по тематике… Ну НЕКУДА мне вставить твою Пташкину!
– Птичкину. Максимушка, ради меня… Надо мне, понимаешь? Надо! Позарез.
«Максимушка», а точнее, доктор социологических наук, востоковед с мировым именем Максим Георгиевич Багинский, очень тяжело вздохнул.
Вот уже битых двадцать минут он терпеливо выслушивал мольбы бывшего руководителя, Аркадия Семеновича Шапошникова, готовящегося к получению профессорского титула, которому «позарез» нужно было, чтобы кто-нибудь из взращенных им магистрантов, выступил у него, Багинского, в конференц-панели.
Не хватало заслуг старому лису, понимаешь ли. Отказать могут – и уже не в первый раз, между прочим. В прошлом году, помнится, аспирантка Шапошникова свинтила перед самыми экзаменами, опозорив своего «папу», в позапрошлом был какой-то скандал по подозрению в плагиате… Подозрение, конечно же, сняли – не такой глупец был Аркадий Семеныч, чтобы заниматься открытым плагиатом – но, как говориться в старом анекдоте, ложечки нашлись, а осадочек осталось…
В этом же году ему приспичило перед самой подачей блеснуть выступлением своей юной магистрантки в панели самого Багинского, звезды международного масштаба по всему, что касается антропологии Средневекового Востока. Мол, это должно придать недостающего веса его заявлению.
Возможно, старик и прав – заслуги учеников воспринимаются в академии как свои. Так что может и помочь… Вот только места в чёртовой панели больше не было! Чтоб ему провалиться этому Шапошникову…
Да и не по его, Багинского, уровню это – допускать в свою команду каких-то там магистранток первого года обучения, да еще и из другого вуза! А ну как опозорит его эта Пчёлкина... тьфу-ты, Птичкина? А у него, между прочим, у самого профессорская комиссия на носу – ему лишние проколы тоже не нужны.
– Ладно… – решил он, после десятиминутного раздумья. – Пойду, опрошу твою студентку, проверю, с чем она на конференцию заявилась, и если мои ребята будут не против, посмотрю, куда ее можно впихнуть. Но, Аркаша… учти – если она хоть в чем-то вызовет у меня сомнения… если хоть где-то я уловлю изъян… или не дай боже, плагиат… будет выступать так, как и собиралась – в общей панели магистрантов. А то и вообще сниму ее с конференции – у меня связей много, ты знаешь.
– Да о чем, речь, Максимушка! – зашелся благодарными причитаниями Шапошников. – Мне ее выступления по боку, если ты не возьмешь ее к себе! Да я и сам позже прогоню ее – зачем мне с ней возиться, если ее труды мне не на пользу?
В душе неприятно кольнуло – он всегда терпеть не мог вот такое, потребительное отношение со стороны «старой гвардии» к новичкам. Сам-то был, что называется, «среднего» поколения, не обласканного ни советским наукпромом, ни вседозволенностью девяностых. Знал, каково это – ночами просиживать сторожем на складе, строча в замызганных тетрадках «заготовки» на завтра, утром, сломя голову бежать на пары, а вечером подрабатывать репетитором у избалованных деток новых мажоров. Спал в метро, питался исключительно дешевыми пельменями и макаронами «по-флотски» – только с сосисками, а не фаршем. И как только его желудок выдержал? Как только мозги не поехали от такой собачей жизни?
Наверняка, потому что не знал тогда, как шатко его положение «младшего научного сотрудника». Думал, наивный, что руководитель реально заинтересован в том, чтобы взрастить из него ученого, себе на смену. На голом идеализме держался, не иначе…
Сегодняшней молодежи, конечно, несравнимо легче. И тебе стипендии, на которые прожить худо-бедно можно и тебе гранты за хорошие оценки, и социалка при университетах неплохая… Еще и родители помогают, оправившиеся от разрухи смутных девяностых.
И всё же, по старой памяти обидно становилось, когда кто-то ради науки готов днями и ночами архивной пылью дышать, а кому-то хочется сверху на сесть и ножки свесить, приписав себе чужие заслуги.
Особенно, когда этот кто-то – твой бывший руководитель и почти, можно сказать, друг, с которым и на бруденшафт пили, и в шахматы долгими ночами рубились, осушив не одну бутылку армянского коньяка.
Максим решил закончить неприятный разговор.
– Хорошо. В каком, говоришь, она номере остановилась?
– Сейчас-сейчас… – заторопился Аркадий Семёныч. – Сейчас найду, она мне присылала для бухгалтерии… Вот! Номер тридцать шестой. Легко запомнить, но можешь уточнить у портье, на каком это этаже…
– Хорошо. Завтра, с утра пораньше, зайду, как соберусь в аудиторию…
– Нет-нет, что ты! – испуганно перебил его бывший руководитель. – Сейчас иди! А вдруг она с утра куда-нибудь на море умотает! Анталия всё же… Да и подготовиться ей нужно, если ты ее возьмешь.
Максим вздохнул еще глубже – плакали его планы пойти в бар и присмотреть себе какую-нибудь скучающую красотку на ночь. Возись теперь целый вечер с этой… как ее... Птушкиной?
***
Выбрался он позднее, чем рассчитывал – отвечал на очередное слезливое послание из деканата, в котором его просили не так сильно лютовать с первокурсниками. Финансирование, мол, могут урезать на кафедру – в министерстве, видите ли, не любят, когда так резко падает успеваемость.
И так раздраженный после Шапошникова, Багинский ответил, что деканату следует проводить среди первокурсников разъяснительную работу, чтобы хотя бы пересказывали своими словами то, что они скатывают с Википедии – вместо того, чтобы требовать от него, ученого с мировым именем, снисхождения к подобным курсовым.
Птичкина разочаровала его еще до того, как открыла. Явно в номере, она зачем-то медлила, копалась за дверью, перешептываясь с кем-то по телефону и подсматривая в глазок. Неужели она настолько глупая, что не понимает, что ее и слышно, и видно, когда закрывает собой свет из комнаты? Это разочаровывало. Глупых женщин Максим Багинский не любил еще больше, чем макароны по-флотски с сосисками вместо мяса.
Однако же по-настоящему его настроение испортилось, когда дверь номера тридцать шесть отворилась, и мадмуазель Птичкина появилась на пороге.
Наверняка, фотография, которую прислал ему старина Шапошников, была хорошо отфильтрована, в добавок к густому слою штукатурки. Или чем там еще современные девушки улучшают свою внешность…
В любом случае, та замотанная в банный халат, завешанная волосами лохудра, что открыла ему дверь, подслеповато морщась и сонно позевывая, не имела ничего общего с загадочной восточной красавицей, гревшей ему сердце всю дорогу сюда.
Разница была столь значительной, что он даже засомневался – а пришел ли он по адресу? Переспросил ее фамилию и имя, и только после того, как девушка оторопело кивнула, позволил себе напроситься внутрь.
Огляделся по-быстрому – стандартный номер с двуспальной кроватью и маленьким диванчиком у окна, явно не самый дешевый. Значит, и в самом деле грант получила – по-другому студентке в Анталии не поселиться даже в феврале, пусть она трижды в магистратуре.
Однако, надо было приступать к делу – всё же он не развлекаться сюда пришел... Обернувшись, Максим Георгиевич скользнул взглядом по все еще застывшей у дверей печальной лохудре… и невольно опустил взгляд ниже – на ее обнаженные под коротким халатом ноги.
И вновь почувствовал воодушевление – ножки были… идеальны. Такие, как он их себе и представлял, пока шел сюда. Гладкие, ровные и такие длинные, что наверняка их хозяйка могла закрутить их друг вокруг друга, когда сидит.
О, как он обожал девиц, которые умеют закручивать ноги друг на друга! Как увидит такую фрю в аудитории, так и взгляда отвести не может...
Хорошее настроение возвращалось – хоть что-то во внешности магистрантки Птичкиной соответствовало образу на волшебной фотографии. Даже немного жарко стало в парадном костюме-тройке.
– Жарковато тут у вас, – признался он, с трудом отводя глаза от идеальных коленок. – Позволите снять пиджак?
Девушка моргнула, притягивая его взгляд к глазам, все еще наполовину закрытым волосами. Интересно, она когда-нибудь слышала о расческе? Как ее в конференц-панель брать, такую растрепуху? Не коленки же она будет выставлять напоказ, а лицо!
Это напомнило ему, что сам он пришел проверять ее мозги, а не коленки с лицом. Совсем с толку его сбил, этот Шапошников со своей фотографией!
Встряхнувшись, Максим Георгиевич стряхнул с плеч пиджак, небрежно бросил его на стул, заваленный какими-то ее шмотками, и мельком глянул в папку, куда записал на лист ее имя-отчество, чтобы не забыть.
– Итак, позвольте представиться, Маргарита… Николаевна? – он вопросительно поднял на нее глаза, дождался, пока она кивнет, подтверждая отчество, и продолжил, удивляясь ее скованности. Интересно, чем он привел ее в такое замешательство? – Насколько я понимаю, вы собираетесь завтра участвовать в общей конференц-панели начинающих антропологов. Я не ошибся?
Он снова поднял на нее взгляд. Девушка всё так же оцепенело кивнула. Отчего-то ему захотелось схватить ее за шиворот, поднять в воздух и как следует потрясти. Может тогда тормознутая лохудра сгинет, а из ее халата вывалится та самая горделивая красавица, к которой он летел, как мотылек на огонь? А то, если так будет продолжаться и дальше, Шапошников может забыть о своих планах проехаться верхом на ее докладе – каким бы он ни был, этот доклад.
– Да-да… я собираюсь… – наконец выдавила она, и это были ее первые реальные слова. Голос ее был немного хриплый, но приятный. Из тех, что называют «с сексуальной хрипотцой». Багинский снова подобрел.
– Могу ли я узнать, по какой теме подготовленный вами доклад? – он решил не сообщать ей деталей просьбы ее руководителя. Сначала надо узнать, достойна ли она занять место в его команде – пусть и временное.
– А… вы… вы кто такой? – в голосе ее отразилась некоторая неуверенность, словно она не могла понять, как себя вести с ним. Это было неудивительно, учитывая все обстоятельства.
И всё же Максим решил не раскрывать перед ней карты. Не захочет отчитываться перед ним как есть, по его легенде – ее дело. Он ведь выполнил своё обещание Шапошникову? Пошел к ней, как попросили? Пошел. Предложил изложить ему тему доклада, чтобы взвесить все за и против? Предложил. А всё остальное – нюансы.
– Меня зовут Максим, – ответил Багинский, чуть склоняя голову. – Для вас – Максим Георгиевич, доктор наук. Я отвечаю за отбор кандидатов на конкурс по определенному направлению антропологии. Главный приз – грант в размере пятидесяти тысяч рублей. Но ваша тема должна подойти под тематику конкурса. Очень… хорошо подойти. Плотно.
Ее глаза вдруг сверкнули под волосами – так ярко, что он вздрогнул. Ему даже показалось, что сквозь них, сквозь эти глаза, как через окно в темную ночь, на него глянула та самая восточная красавица с фотографии.
Девица слегка выпрямилась, плотно прижимаясь к стене спиной. Потом глотнула так громко, что он услышал, протянула руку и, не глядя, заперла входную дверь, повернув на ручке замок.
При самом большом желании, вспоминая об этом безумном вечере, я не смогла бы с точностью сказать, когда именно потеряла голову. Скорее всего, это произошло в тот самый момент, когда я увидела в глазок его – мужчину-экскортника, который специально для меня вырядился «профессором». А может чуть позже – когда он уселся в одной жилетке на куцый гостиничный диван и потребовал, что я рассказала ему о своей работе.
В любом случае, это случилось.
Воспользуйся этим случаем – приказал мне настойчивый внутренний голос. Раз и навсегда удовлетвори свое тайное желание с профессионалом. Выведи свой фетиш из системы и больше не страдай от того, что в твоей жизни такого «профессора» нет и никогда не будет. Этому Максимке специально за это и платят. И, будь уверена, за конфиденциальность в том числе – что происходит в Вегасе, остается в Вегасе, детка. Лови свой шанс, пока твоя мечта здесь, воплотилась в облике этого гаденыша в модных очках и костюме-тройке.
Чёрт, у него даже манеры профессорские! И голос… боже, какой у него сексуальный голос! Если бы мне читали им лекции, я бы наверняка провалилась по всем предметам!
Я не знала, как далеко готова была зайти в своей игре – решила, что выставлю границы позже. Не будет же мужчина из эскорта меня насиловать, в конце концов… Но набраться воспоминаний я должна (обязана!) на всю свою оставшуюся жизнь! Чтобы было о чем мечтать, закрывая глаза, когда я, наконец, потеряю свою девственность с кем-нибудь… «обыкновенным».
В общем… вместо того, чтобы прогнать подосланного мне мужчину легкого поведения, я вдруг обнаружила себя в ванной, лихорадочно выискивающей в дорожной сумке что бы такое надеть посексуальнее… ну, и чтобы образу «студентки» соответствовало. Потому что ролевая игра тут напрашивалась чисто по определению.
Трясущимися руками я натянула найденные в кипе белья чулки, радуясь, что успела убрать с ног лишнюю растительность. Расправила и надела прямо на лифчик прозрачную блузку, которую никогда не носила без поддетой под нее майки. Сверху свободно повязала галстук от брючного костюма, в котором собиралась выступать на конференции, накинула пиджачок-болеро, приготовленный на вечерние выходы, и, наконец, чуть не икая от волнения, застегнула на поясе плиссированную юбку а-ля «школьница католической школы». Юбка эта на самом деле была частью купального костюма – ее полагалось надевать поверх плавок, чтобы не стесняться идти прямо в купальнике в бар-ресторан. Но ведь «профессору» про это знать было необязательно, правда?
Накраситься, при всем желании, я бы не смогла – так сильно тряслись руки… Пришлось удовлетвориться древними женскими способами – пощипать щеки для румянца и почмокать губами для придания им легкой припухлости…
Наконец, всё было готово для «урока» – причесанная, с горящими щеками и блестящими глазами, прижимая к себе папку с какими-то наспех запиханными туда бумажками, я уставилась на себя в зеркало, улыбаясь во все тридцать два зуба, и что было сил, подавила рвущийся наружу вопрос – что ты творишь, дура ненормальная?!
– Что хочу, то и творю… – процедила сквозь натянутую улыбку, напоминая сама себе куклу-чревовещателя. Избавляюсь от комплексов – добавила про себя тоном профессионального психолога. Лечусь от сексуальной зависимости и фетишизма.
И вообще… УПЛОЧЕНО!!
Уже почти выйдя из ванны, я заприметила еще одну важную деталь, которую чуть не упустила – бутафорские очки для чтения с прозрачными линзами, которые мне подарила перед отлетом Сабрина.
– Надевай, когда рядом кто-то, для кого ты хочешь выглядеть умной, – наставительно посоветовала мне она. – Я так одного симпатичного доцентика когда-то подцепила… Потом сказала, что сделала коррекцию, и мне очки больше не нужны. Мужчины сегодня любят умных женщин, – вздохнула она немного разочарованно. – Как это ни странно…
Разумеется, мне не нужно было стараться понравиться стриптизеру-эскортнику – ему за это заплатили, причем, судя по его внешнему виду, заплатили хорошо. Но для себя – для поддержания в своей голове образа студентки, пришедшей на экзамен к строгому профессору – эта деталь была как нельзя кстати.
***
Спустя уже пять минут после того, как я вышла, стало понятно, что всё будет именно так, как я хочу – развиваясь медленным, естественным образом, позволяя нам обоим войти в роль. Признаться, если бы «профессор», не желая терять времени, вдруг вскочил и начал крутить передо мной бедрами и стаскивать с себя штаны – я бы разочаровалась и послала его к чертовой матери.
Я хотела именно этого – полного погружения. Ощущения, что я нахожусь рядом с настоящим, строгим профессором, а не каким-то там дешевым актером. И он дал мне это ощущение!
– Стойте! Сядьте! – рявкнул так, что у меня сердце ухнуло в пятки. Словно я реально на экзамен пришла! На мгновение даже мозги подсобрались, как перед экзаменом…
Вот только снова растеклись в кашу, как только я опустилась рядом с «профессором» на диван. Залепетала что-то, сама не понимая, что… зачем-то разложила папку у него на коленях, начала водить пальцем по пустому листу – просто, чтобы иметь предлог наклониться в его сторону… В глазах рябило от волнения, кровь так громко стучала в ушах, что я буквально не слышала ни его голоса, ни своего…
А тело тянулось, тянулось к нему – безудержно, непреодолимо, заставляя прижиматься к его боку и судорожно вдыхать его запах. И уже в бедрах всё скрутилось, готовое взорваться – просто от одной близости к его крепкому, горячему телу…
Уже готовый наорать на эту дуру и вылететь из комнаты, Максим Георгиевич остолбенел.
И в таком, остолбенелом виде, секунд двадцать переваривал то, что она ему сейчас сказала. Она хочет, чтобы он… ЧТО?!
Предположив, что ослышался, Багинский прокашлялся.
– Повтори, – попросил ее осиплым голосом. И прокашлялся снова, чтобы вернуть себе командный тон.
– Подавились? По спинке похлопать? – сочувственно предложила Птичкина.
– Нет! – прохрипел он, но она уже шагнула к нему – так резво, что он не успел предупредить ее о крае ковра, который она же ранее и загнула, снимая с места стул. Споткнувшись об этот край, девушка вскрикнула и остаток пути проделала, летя на него с раскрытыми объятьями и расширенными от ужаса глазами.
Словить ее до того, как она упадет, Багинский не успел, и ему оставалось только принять ее на себя, откинувшись на диван полностью и убрав в сторону голову, чтобы она не врезалась в него носом.
Растянувшись по всей длине его тела, девушка на удивление точно совпала с ним всеми своими впадинками и выемкам – особенно в том месте, где вот уже полчаса у него не проходило напряжение. Устоять перед таким попаданием не было никакой возможности, и, коротко рыкнув, Максим впился в ее сладкие, чуть припухлые губы, переворачивая их обоих и вминая девушку в спинку дивана…
И только через несколько секунд этого неожиданного, крышесносного поцелуя он понял, что она отвечает ему, отвечает так жарко и страстно, как будто реально хочет его, а не продаёт ему своё юное тело… Хватает его губами, судорожно сжимает на макушке его волосы, закидывает на него свою стройную ногу… и стонет – тихо и будто бы жалобно… будто сама не понимает, зачем делает это, но не в состоянии совладать с собой…
Эта мысль окончательно свела его с ума, давая зеленый свет на всё, что он задумал... Неизвестно, пожалел бы он ее, если бы она оставалась холодной, но раз сама хочет… все запреты можно считать снятыми!
Дернув за подол ее юбки, Багинский задрал её на живот девушки, с глухим стоном впечатываясь эрекцией в тонкие, белые трусики, чувствуя сквозь сатин, какая она мокрая.
О да… вот так…
Насладившись трением, чуть отстранился, заменяя эрекцию собственной рукой и сжимая ее промежность поверх тонкой ткани…
Сначала он заставит ее поумолять его – о, он умеет держать женщин на пике, часами не давая им разрядки! – а потом, возможно позволит ей попрыгать на нем, не двигаясь и заставляя в поте лица отработать собственный оргазм...
– Нет! Стойте! – вскрикнула, вырываясь из поцелуя, Птичкина. И схватила его за запястье, не давая пролезть пальцами под трусики.
– Что… такое? – выдохнул он, уже в мечтах глубоко внутри ее податливого тела. – Что не так…
– Слишком быстро… Я не готова… профессор…
И прежде, чем это странное «профессор» снова резануло ему ухо, она резко перевернула его на спину и забралась сверху, упираясь ладошками ему в грудь. Лукаво зыркнула на него из-под ресниц, выпрямилась, усаживаясь на его бедрах поудобнее… и потянула за узел на его и так расслабленном галстуке.
Тяжело дыша, он уставился на этот узел в ее руках, изо всех сил стараясь не издавать звуков – которые хотелось издавать от каждого ее шевеления на его члене. Что она делает? – пытался сообразить плохо работающими мозгами.
Что, чёрт бы ее побрал, она делает?
Раздевает тебя! – сообразил наконец, когда вслед за галстуком ее пальчики потянулись к самой высокой застегнутой пуговице. Магистрантка Птичкина, которую ты собирался жёстко попользовать ради предоставления места в своей конференц-панели, тебя… раздевает. Сама. По собственной воле. А еще ранее она потребовала, чтобы ты «разделся полностью», потому что «это так не работает».
Всё это возбуждало, пугало и путало одновременно, и где-то на задворках сознания даже забился колокольчик тревоги – а не повредилась ли девушка умом?
В любом случае, он здесь для того, чтобы выполнять свои прихоти, а не ее.
Решив, что с него достаточно, Багинский схватил ее за запястье – так же, как раньше она его.
– Так тоже «не работает», – сузил на нее глаза, ставя ударение на последнем слове. – Я тут не для того, чтобы тебе стриптиз показывать, Птичкина. Если ты на это рассчитывала.
Он заметил, что при слове «стриптиз» она как-то странно дернулась и непонимающе нахмурилась – будто он не должен был этого говорить.
– Но как же, профессор… – пролепетала, высвобождая руку и как-то странно съеживаясь. – Я думала, мы с вами… играем… Разве нет?
Ах вот оно что! До него наконец дошло, причем так неожиданно, что он чуть по лбу себя не хлопнул! Она играет! Играет с ним в профессора и шаловливую студентку!
Так вот почему так разоделась! Вот почему согласилась усесться на стул и «читать» свой доклад, но раздеваться полностью отказалась! Вот почему с упоением целовалась с ним, но остановила его, когда он уже готов был засадить ей по самые помидоры! Потому, что еще не время! Потому, что она не хочет просто так «дать» ему! Она устраивает ему сессию ролевой игры! И возможно даже позволит ему отшлепать себя за плохое поведение по попке!
Несколько секунд я пыталась вспомнить, как дышать. А может, даже несколько минут.
Во всяком случае, когда я наконец смогла хоть как-то отреагировать на предложенную мне игру на раздевание, «профессор» уже успел соскучиться и смотрел на меня довольно нетерпеливо.
– Ну? Если ты так будешь вести себя на конференции, у тебя разбежится вся публика. И я в том числе.
Вы будете на конференции? – удивилась я про себя, чуть не задав этот вопрос вслух.
Однако, тут же нашла вполне себе логичное объяснение – если это его нишевый образ, возможно, он собирается «снимать» там обеспеченных докторш наук или даже аспиранток… Самое место для этого – научная конференция!
Мысль о других клиентках «Максима Георгиевича» неприятно кольнула, и я мысленно обругала себя за наивность – а чего я, собственно, ожидала – что я его единственный источник дохода?
Зато со мной, небось, поинтереснее, чем с какой-нибудь престарелой профессоршей, требующей куннилингуса! – подбодрила сама себя, не желая скатиться в уныние в такой вечер.
Вот и делай так, чтобы ему было интересно, а не сиди тут, спрятавшись за подушкой! Когда еще предоставиться шанс соблазнить красавца-профессора прямо на конференции?
– Я согласна!
Отбросив подушку в сторону, я выдохнула и резко поднялась на колени, смело выставляя вперед грудь, закрытую только лифчиком и полупрозрачной блузой. Мельком заметила, как глаза «профессора» зажглись плотоядным огнем, и чуть не запрыгала. Ага! Вон как ему интересно со мной! Небось и про деньги забыл!
Проигрывать в игру на раздевание мне, однако, вовсе не хотелось. Пусть сам раздевается, раз стриптизер…
– Какую, говорите, статью я читала… – произнесла рассеянно, блуждая взглядом по рельефной груди мужчины и невольно срываясь вниз, к соблазнительной полоске, ведущей под кромку его брюк.
– Погоди, – остановил меня он и уселся передо мной на диван, как бы случайно опустив правую руку к ширинке и забросив на нее большой палец. Рубашка профессора при это распахнулась еще шире и моему взору открылись его соски – маленькие, темные и поросшие короткими мягкими волосками.
Что ж… задачу он мне облегчать явно не будет.
Поморгав и трудом разлепив пересохшие губы, я повторила.
– Статью, значит… какая же там была статья… эммм…
– Ты и перед аудиторией будешь так мямлить, Птичкина? – бодро перебил меня Максим Георгиевич, как бы ненароком проводя большим пальцем по выступающему холму на ширинке. – Даю тебе еще один шанс.
– Так не честно! – вскинулась я. – Вы меня возбуж… отвлекаете!
Запрокинув голову назад, он довольно рассмеялся.
– Какая прелесть, Птичкина… Что ж, мне приятно, что ты тоже от этого получаешь удовольствие… Но продолжим. Так что там про статью?
Мои брови поползли наверх – что значит «я тоже получаю удовольствие»? Мы, по-моему, только ради этого тут и собрались в теплой компании – ради моего удовольствия. Однако сформироваться в вопрос мое недоумение не успело – новое движение пальцев Максима Георгиевича увлекло всё моё внимание целиком.
О нет, о нет, нет-нет-нет… – забилось панически сердце, вспрыснув долю адреналина в кровь. Неотрывно, словно прикованные, мои глаза наблюдали за тем, как молния на брюках моего незваного гостя медленно ползет вниз, а свободное место после нее тут же заполняется темно-бордовой тканью боксеров, вздутых и натянутых тем, что под ними.
Чёрт, я не думала, что у него уже тааак стоит! Так вообще должно быть? Стриптизеры всегда такие возбужденные? Вроде бы уже не должен быть таким… чувствительным? А может, он умеет специально возбуждать себя – ради шоу, как порноактер? Или это исключительно в мою честь?
Все эти мысли пронеслись в моей голове в одно мгновение и материализовались в виде очередного, шумного и долгого «ооххх…»
– Сдаешься? – Максим Георгиевич поднял на меня одну бровь, опустив пальцами очки. Вторая его рука уже покоилась на бордовой ткани. Ничего не делала, просто лежала. Но оторваться от этого зрелища было невозможно.
Машинально мотнув головой, я начала говорить, обращаясь, по сути, к его члену.
– Статья одного австрийского социолога… Альфред Тумберг зовут… как Грета. Только Альфред… В общем, он изучает иммигрантов из Египта… в Европу… которые были в племени. Раньше. Не в Европе.
– Как занимательно и наукообразно… – пальцы на бордовых боксерах вздрогнули, и я вслед за ними. – Думаю, большинство твоих слушателей сейчас думает, что с тобой вот-вот случится инсульт. Но продолжай. Мне стало интересно, что там с этими иммигрантами. Которые в племени. Не в Европе.
– Нет, они сейчас в Европе… – объяснила я, глядя всё туда же, словно привороженная. – Только уже не в племени… Хотя думают, что в племени. Они даже наколки себе делают. Племенные…
– Погоди, Птичкина, ты меня запутала. Так они в племени или в Европе? И причем тут Грета Тумберг?
Уже начав поглаживать вздутую эрекцией ткань, рука остановилась. Потом поднялась и щелкнула пальцами, привлекая мое внимание. Магия члена под бордовыми боксерами рассеялась, и я резко подняла глаза.