Проклятие Каменного острова

Глава 1

Ночь, когда молодой жене правителя Северных земель Дагласа Арвиата подошел срок разрешиться от бремени, выдалась холодной и ясной. На темно-зеленом бархате небосвода творилось что-то невероятное, словно все светила, далекие и близкие, собрались на роскошный звездный бал. Обе луны, зеленая Динэйх и голубая Гиал, величественно проплывали от созвездия к созвездию, освещая укрытую снежным покровом землю и превращая ее в бескрайние россыпи драгоценных камней. Все вокруг словно замерло в ожидании, даже воздух был неподвижен.

Даглас Арвиат смотрел в окно на редкое природное явление, чувствуя, как сердцу становится тесно в груди от восторга и тревоги. Из шкатулки на своем рабочем столе он достал красный кожаный футляр для писем. Содержимое этого футляра он получил от родителей невесты в качестве приданого, но со странным условием. Арвиат должен был хранить пергамент с соблюдением тайны, а после передать своему первенцу в день его или ее совершеннолетия. На мягкой коже футляра красовался герб дома Корвел в виде золотой розы. С каждым часом уходящей ночи роза сияла все ярче, словно внутри нее разгорался живой огонь.

Благодаря этому браку правитель Арвиат стал очень состоятелен. Он не любил свою жену, но, будучи человеком благородным, заботился о ее нуждах и не слишком навязчиво исполнял супружеский долг. В отличие от своих подданных, он сегодня не ждал появления на свет наследника. Он с волнением и трепетом ждал … чуда. Каким-то неведомым образом его молодая жена была связана с домом волшебников, самым могущественным в Срединных землях. До сих пор наделенные даром не слишком жаловали Север, так исторически сложилось, но, поставив свою подпись под этим брачным соглашением, Даглас Арвиат, видимо, изменил ход истории.

Сам до конца не понимая, зачем, он сегодня позаботился о том, чтобы при родах присутствовало как можно меньше людей. В самый разгар звездной феерии на свет появилось долгожданное дитя, которое, едва покинув материнскую утробу, окуталось ярким радужным сиянием. Крохотное тельце, словно новорожденное солнце, излучало тепло и свет, а это означало, что у Дагласа Арвиата и его жены Мелани, которые по всем меркам ничем особенным не выделялись, этой знаковой ночью родился удивительный магический ребенок.

Мелани, можно сказать, и не мучилась, но от страха перед родами пребывала в таком расстройстве чувств, что ничего необычного не заметила. Свечение вокруг малышки постепенно потускнело и пропало, а на небосклоне начался звездопад, какого в этих краях еще не видывали. Прижимая к груди маленький сверток, от которого исходило благословенное тепло, правитель Арвиат потрясенно наблюдал за звездным дождем. Он назвал дочку Мэрион, потому что ему всегда нравилось это имя, а потом принялся истово молиться высшим силам, чтобы на него снизошло озарение, потому что понятия не имел, как ему растить драгоценное дитя.

С самых первых дней стало ясно, что молодая мать не собирается заниматься ребенком. Мелани Арвиат умела заботиться только о себе, ее личные нужды были выше потребностей докучливого младенца. Как ни странно, новоиспеченный отец этому очень обрадовался и доверил свое сокровище няне-кормилице, которая тоже недавно родила дочь. Девочку звали Марджори, но все называли ее просто Мэдж. Она была старше своей молочной сестры на несколько месяцев и с самого раннего возраста начала относиться к ней покровительственно. Рыжеволосая, веснушчатая, крепкая Мэдж терпеливо и снисходительно опекала малышку Мэрион и была свято уверена, что без ее помощи та не сможет сделать и шага.

Домочадцы боготворили маленькую госпожу. В ее присутствии лица озарялись улыбками, расцветали увядшие накануне цветы, переставали болеть зубы и неожиданно находились давно потерянные вещи. Даглас Арвиат посвящал дочери каждую свободную минуту. У его любимой девочки были волнистые светлые волосы и очень темные глаза, которые казались карими, но в их таинственной бархатной глубине переливался свет далеких звезд.

Глядя на изысканные черты маленького личика, Даглас иногда ощущал комок в горле от нежности и умиления. Мэрион вовсе не походила на фарфоровую куклу, она была живой и любознательной. Ее интересовало все на свете, поэтому, едва научившись ходить, Мэрион принялась изучать окружающий мир. Она с каким-то недетским упорством повсюду искала то самое Предназначение, для которого появилась на свет, а Даглас не мог ей помочь. Он ничего не понимал в таинственных магических сферах, но боялся обращаться за помощью к волшебникам, чтобы они не отобрали его дорогое сокровище.

Так они и жили. В особенно холодные зимние дни Мэрион тихо сидела в уголке отцовского кабинета, внимательно слушая взрослые разговоры и перелистывая книги, которыми часто пользовался сам Даглас. Он искренне не понимал, что привлекает маленького ребенка в трактатах о выращивании зерновых и разведении овец, но никогда не мешал дочери проводить собственные исследования. Малышка практически ни в чем не знала отказа. Если бы она попросила у отца луну с неба, он достал бы обе, однако дочь никогда не злоупотребляла его добротой.

Способности к целительству проявились у Мэрион очень рано. Простые недуги вроде головной или зубной боли она излечивала одним лишь прикосновением, но заживление ран и переломов требовало приложения сил, которых у маленького ребенка было еще недостаточно. После того, как Мэрион удавалось заживить тяжелую травму или победить свирепствующую в северных краях лихорадку, она могла проспать двое суток, а проснувшись съесть в один присест завтрак, обед и ужин. Арвиат от всех этих беспокойств рано поседел, но так и не решился наложить запрет на занятия целительством.

Мэрион никогда не играла в куклы, не вышивала шелковыми нитками яркие цветы и не носила нарядных платьев. Хрупкую, изящную девочку не смущали ни грязь, ни страшные кровавые раны, ни гнилостный запах гангрены. Она появлялась там, где в ее помощи особенно нуждались, и применяла свою целительную силу, а в остальное время запоем читала книги из отцовской библиотеки.

Когда через несколько лет на свет появился братик Мэрион, которого назвали Майклом, правитель Арвиат возблагодарил Богов и с чувством исполненного долга навсегда покинул спальню вечно недовольной жены. Дагласа теперь можно было назвать абсолютно счастливым человеком, если бы не тревога за дочь. Он так и не научился справляться с волшебным даром, который рос быстрее, чем его зачарованный ребенок. Дагласу по-прежнему было не по себе от той мощи, что излучала хрупкая светловолосая девочка, похожая на нежную фею.

Глава 2

Короткое северное лето было особым временем для подданных Дагласа Арвиата. С раннего утра и до позднего вечера, не прекращаясь ни на минуту, в полях и садах кипела работа. Все торопились успеть сделать как можно больше, забывая о еде и отдыхе. Пока мужчины перегоняли стада на летние пастбища, женщины занимались заготовкой ягод, грибов и целебных трав.

Мэрион каждый год присоединялась к сборщицам ягод, потому что лесная чаща завораживала юную волшебницу. Магическим зрением она видела не сдержанную, строгую красоту северной природы, а буйство красок, запутанные звериные тропы и тайную жизнь вековых деревьев. Девочка могла часами слушать, как под шершавой древесной корой переливаются и звенят животворные соки, а в высоких кронах птицы хлопочут над своими гнездами.

Ее и Марджори в прогулках по лесу всегда сопровождали несколько доверенных слуг, но однажды Мэрион свернула на едва заметную звериную тропку и потеряла из виду своих спутников. Лес вокруг нее внезапно изменился. Не стало слышно шелеста листвы и птичьего щебета, воздух сделался неподвижным, словно неживым. Яркий день сменился мягкими сумерками, повсюду царили покой и запустение, словно на это место были наложены чары.

Мэрион никогда не считала свой дар волшебным, но понимала, что видит и чувствует не так, как другие люди. В заброшенном лесу она впервые в жизни ощутила чужую магию. Сила не показалась девочке враждебной, наоборот, она приветствовала ее, даже склонялась перед ней. Эманации чьего-то колдовства, словно путеводная нить, привели Мэрион на большую поляну, в дальнем конце которой стоял двухэтажный деревянный дом. Он выглядел достаточно просто, но был крепким, основательным и прекрасно вписывался в окружающий пейзаж.

Пространство перед домом пестрело остатками многочисленных костров и кучами беспорядочно сваленного мусора. Было заметно, что когда-то хозяева пытались поддерживать здесь порядок, но потом оставили свои старания, и открытый двор стал выглядеть заброшенным. Мэрион задрала голову, чтобы рассмотреть необычную для северных домов башенку-пристройку на крыше, и внезапно встретилась взглядом с мужчиной, который стоял на широком балконе второго этажа.

Хозяин дома был еще не стар, но в его темных волосах уже густо серебрились седые пряди, а на лице лежала печать застарелого страдания. Несмотря на то, что в зачарованном лесу было довольно тепло, он кутался в плотный темно-зеленый плащ и заметно дрожал от озноба. Мужчина выглядел мрачно, даже зловеще, но Мэрион совсем не испугалась. Ее сердце сжалось лишь от волнения и восторга, потому что она впервые в жизни встретила настоящего волшебника.

Виктор Мелман замер, не веря своим глазам. Прямо у его порога стояло неземное создание, словно сотканное из цветочной пыльцы и солнечного света. Может быть, это посланница добрых духов? Ответ на его молитвы? Он уже не помнил, когда молился в последний раз, тем более что духи никогда не отзывались ему…

Виктор жил в этом холодном северном краю уже тридцать лет, хотя его скорбное существование вряд ли можно было назвать жизнью. Когда-то ему не посчастливилось ввязаться в войну между волшебниками и темными колдунами, и он вынужден был спасаться бегством, оставив своим врагам все, чем прежде владел, гордился и наслаждался.

Мелман родился с даром волшебника, но по своей натуре больше тяготел к колдовству. Он не гнушался обеими сторонами магии и часто пересекал границу между добром и злом. Типичный одиночка и мизантроп, Виктор всегда держался особняком, не вступал в альянсы и никому не оказывал услуг. Его страстью были колдовские артефакты, порождение древней темной магии. Чтобы завладеть особо ценной вещью, он легко мог пойти на обман, без зазрения совести совершить подлог, а при необходимости даже устранить соперника.

Но все изменилось, когда он встретил Джулию. Глубокое искреннее чувство к прекрасной волшебнице настолько захватило его, что, сам того не желая, он оказался в числе защитников Света. Единственный раз в жизни Виктор попытался проявить благородство, и это стоило ему всего, чем он дорожил. Его возлюбленная наивно полагала, что кучке волшебников-отщепенцев и эльфу-изгнаннику удастся одержать победу над жестокими могущественными колдунами.

Им удалось собрать небольшую армию, но основные силы светлой магии предпочли не вмешиваться в события и тем самым лишили смельчаков шанса на победу. Джулия мечтала избавить мир от власти темных колдунов. Она хотела помочь людям, которых Виктор искренне презирал, и погибла в решающей схватке прямо у него на глазах.

Вне себя от горя Мелман дезертировал с поля боя. Он был сильным магом, но настоящего могущества так и не достиг. Дар Джулии так гармонично дополнял и обогащал его собственный, что Виктор поверил в свою мощь и неуязвимость Он попытался в одиночку поквитаться за смерть возлюбленной, но его попытка с треском провалилась. Джулии больше не было рядом, и Удача отвернулась от него.

Смертельно раненый магическим огнем, Виктор едва унес ноги из замка колдуна Корака, а потом, спасаясь от его гнева, вынужден был все бросить и бежать. После долгих, мучительных скитаний его последним прибежищем стал простой деревянный дом в далеком северном лесу. Мелман знал, что никогда не поправится. Только благодаря своему дару он продержался так долго, чувствуя, как капля за каплей утекают его жизненные силы.

Все накопленные знания и добытые артефакты он бросил на то, чтобы вернуть Джулию из мира Духов. Терять ему было нечего, поэтому он использовал любые средства, все глубже погружаясь во мрак. Когда его постигла очередная крупная неудача, Виктор принялся молиться, но духи остались глухи к его мольбам. Никто ему не отозвался.

Мелману оставалось только наложить на себя руки, но от самосожжения его удерживал примитивный страх. Он боялся, что будет навеки проклят, и они с Джулией никогда не встретятся в Долине духов. У него оставалась последняя надежда на призрачную загробную жизнь, и ради этого он год за годом терпел постоянную боль, превозмогал дикую слабость и каждую ночь трясся в лихорадке.

Глава 3

В замкнутом мирке, ограниченном поляной и частью леса вокруг нее, царило вечное позднее лето. За магической границей сменялись времена года, опадала листва, бушевали метели, таяли снега, а на поляне стояло летнее тепло раннего вечера. Солнце здесь не заходило и не вставало, не лили дожди, не дул ветер. Для случайных прохожих этого места просто не существовало. Тогда откуда мог взяться ребенок, который с легкостью преодолел все магические заслоны?

От девочки исходили слабые, едва ощутимые эманации, как от простой целительницы или знахарки, настоящим волшебством тут и не пахло. Виктор уже так одичал в своей глуши, что не способен был радоваться появлению человека. Сами по себе люди никогда не были ему нужны, а тем более дети. Он грубо прогнал неожиданную гостью, но два года спустя девочка появилась снова и попросила волшебника обучить ее магии.

Виктор был уже настолько слаб, что не смог даже разгневаться. Он произнес заклинание и повернулся, чтобы уйти с балкона, как вдруг заметил, что странный ребенок все еще стоит на замусоренной поляне и смотрит на него глубокими темными глазами. Теперь это была уже не девочка, а юная девушка редкой красоты, которая казалась слишком яркой, слишком совершенной для его мрачного жилища. Виктор, конечно, слышал о людях, которые как бы невидимы для магии, но сомневался, что это тот самый случай. Он по-прежнему не чувствовал в девочке волшебницу, хотя она дважды смогла пересечь магическую границу.

Разгадывать эту загадку у Виктора не было ни сил, ни желания. Он просто ушел и на несколько дней заперся в своей спальне, но когда, наконец, решился оттуда выйти, то увидел, что его одинокому существованию пришел конец. В доме успели поселиться две нахальные девицы, одна из которых умудрилась все перевернуть вверх дном. Война между Мэдж и волшебником вспыхнула с первого дня и продолжалась почти до самой его кончины.

Стоило служанке придать одной из комнат более-менее приличный вид, как в ней тут же появлялся хозяин дома и одним мановением руки превращал ненавистный порядок в привычный и милый его сердцу хаос. Они оба оказались до невозможности упрямы, поэтому дом и поляна вокруг него всегда походили на поле боя. Но исключения все же были. Отмытую до блеска кухню и маленький огород, появившийся на заднем дворе, Виктор тронуть так и не решился, потому что за годы одиночества почти забыл вкус хорошо приготовленной еды.

А одно помещение в доме было настолько особенным, что все, включая Виктора, заботливо поддерживали в нем порядок. Вместо привычного подвала с кладовыми для припасов под домом находилась просторная комната с каменным бассейном. Неглубокая чаша в форме раскрытого цветка была всегда наполнена теплой водой, пол устилали роскошные ковры, под бархатными драпировками стояли две изящные мягкие кушетки.

Подсвеченная магическими шарами комната выглядела притягательно, таинственно и уютно. Она явно не принадлежала простому деревянному дому, выстроенному в суровом северном краю, потому что подобный кусочек рая можно было создать только при помощи магии. Здесь Виктор предавался воспоминаниям о прежней богатой, беззаботной жизни и об утраченном счастье, изредка впадая в тяжелое, тревожное забытье.

Просьбу Мэрион об обучении волшебник высокомерно проигнорировал, поэтому ей ничего не оставалось, как начать самостоятельно осваивать опасные магические премудрости. Шкафы в библиотеке Виктора Мелмана просто ломились от всевозможных магических трактатов, и очень скоро Мэрион догадалась, по какой причине волшебник забрался так далеко на Север и добровольно отгородился от остального мира.

Сотни разрозненных листов пергамента были исписаны колдовскими заклинаниями, в которых Виктор обращался к четырем природным стихиям, силам созидания и разрушения, к миру мертвых, даже к самой Смерти, но никем не был услышан. Ему ни разу не удалось вызвать даже дух Джулии, не говоря уже о том, чтобы вернуть ее в мир живых.

Эти бесплодные попытки отняли у Виктора последние силы. Он смирился, но в глубине его измученной души продолжал клокотать гнев. Волшебник считал, что высшие силы обошлись с ним несправедливо, его самомнения не смог поколебать даже смертельный недуг. Виктор перестал писать заклинания, но теперь из-под его пера, словно молчаливый крик, появлялось одно единственное слово: ДЖУЛИЯ, ДЖУЛИЯ, ДЖУЛИЯ…

Почерк у него оказался прескверный, но Мэрион букву за буквой, строку за строкой разобрала многочисленные записки, в которых читалась история трагической любви и загубленной жизни сильного, самолюбивого, одаренного человека. Несмотря на молодость, девушка всем сердцем посочувствовала горю волшебника и укрепилась в своем решении остаться в доме, чтобы облегчить его одинокое существование.

Виктор не чинил назойливой гостье никаких препятствий, позволяя рыться в своих бумагах, трогать артефакты. Пусть эта девица абсолютно бездарна, но кто-то же должен оценить его усилия. Она оказалась неспособна сотворить даже самое простое заклинание. Волшебник часто наблюдал, как девушка произносила вслух сакраментальный набор слов и замирала в ожидании результата, которого не было, да и быть не могло. Странно, что она вообще могла читать тексты, накрепко закрытые наложенными на них заклятиями. И на нее по-прежнему не действовали заклинания, которые произносил сам Виктор.

Наблюдая за ее напрасными стараниями, волшебник испытывал какое-то болезненное удовлетворение. Приятно было сознавать, что не он один терпел неудачу за неудачей. Но пока девушка сражалась с непокорной магией, Виктор сделал для себя одно удивительное открытие. По какой-то странной, необъяснимой причине в присутствии маленькой бездарности у него на душе становилось спокойнее, гнев утихал, даже боль и озноб ненадолго отступали.

В месте, где не происходило смены дня и ночи, девушки продолжали соблюдать привычный для них распорядок. Каждый вечер служанка разводила огонь в домашнем очаге и начинала перебирать высушенные травы, а ее госпожа устраивалась в кресле с толстой книгой на коленях. Незаметно для себя Виктор тоже стал присоединяться к ним. Он присаживался на кушетку рядом с очагом, некоторое время рассеянно слушал незатейливую девичью болтовню, а потом засыпал крепким, спокойным сном, какого не знал уже тридцать лет…

Глава 4

На заколдованной поляне девушки прожили почти два года. Они во всем старались помогать ослабевшему магу, но срок его земной жизни неумолимо истекал. Однажды, войдя в спальню Виктора, Мэрион увидела, что его постель пуста. Из книг Мэрион уже знала, как умирают волшебники: едва сердце их переставало биться, срабатывало заранее наложенное заклинание самосожжения. Девушки искренне горевали по Виктору, потому что, вопреки всему, привязались к упрямому, строптивому магу.

Они в последний раз привели дом в порядок, собрали свои вещи и вернулись домой. Волшебству Мэрион так и не научилась, зато многое узнала о магии и магических существах, об удивительных народах, живущих в разных частях света, о природе и многообразии волшебной силы. Она выучила древний язык, на котором писалось большинство заклинаний, и даже немного освоила эльфийский. Единственное, что так и ост…