Пропала принцесса! Нашедшего ждут неприятности (без иллюстраций)

Девятнадцатая неприятность, загоняющая в западню (19.1)

Третье сентабреля. Полдень

Принцесса Валерианелла Лоарельская

За окном оторвавшейся от берега льдиной плыл унылый пейзаж. Оказывается, унылые осенне-зимние поля мало отличаются от унылого осенне-зимнего моря. Такие же текучие, однообразные и навевающие тоску.

Впереди в пасмурном небе проступали очертания гор.

Я наконец поняла свою ошибку. Все эти годы я жила Меленом, а надо было жить собой. Хотя бы иногда. И теперь любовь к нему была как железные башмаки — в них и холодно, и больно, и ходить нереально. Хочется снять, а невозможно — сидят намертво.

И ещё это видение… Такое ощущение, что мой дар на самом деле — проклятие. Мучает и мучает меня. Лучше бы я увидела расставание или свой брак с кем-то ещё, а так — я словно брожу по лабиринту со стенами из острых лезвий — какой не коснёшься, остаются кровоточащие раны. И вроде бы Мелен не виноват, он просто… такой. Не обязан соответствовать образу идеального возлюбленного, зачем-то раз за разом являющегося мне в видениях. Только обида на него всё не проходит, словно именно он обманул мои ожидания.

Огрызаясь, я испытывала мимолётное удовлетворение, а потом снова думала: ну зачем это всё? К чему все эти мучения? И чем заботливее он себя вёл, тем сильнее я злилась, вот такая изнуряющая нелогичность.

Мелен, правда, держался стоически, на провокации не поддавался, а над моими выпадами чаще посмеивался и реагировал по-доброму, отчего я ещё явственнее ощущала себя чуть ли не больной на голову истеричкой.

— На, держи. Эта нормальная, — передал он мне палку колбасы. — От сердца отрываю.

— Да тебе же всё равно, что есть, — насупилась я.

— Конечно. Стоит кому-то компостную яму без присмотра оставить, сразу я с половником тут как тут, — саркастично ответил он.

Большая часть купленной на ярмарке колбасы содержала какую-то неприятную на вкус специю, и Мелен принял удар на себя — отдавал мне всю хорошую и, трагически вздыхая, ел остальную со словами «Лучше плохо жрать, чем хорошо голодать».

— Мы можем сделать остановку, пожалуйста? Я в туалет хочу.

— Можем. Мы даже ляжем спать, потому что время уже середина дня.

— Быть может, нам лучше ехать днём? Днём этот рыдван не вызовет вопросов.

— Зато вызовут вопросы полуночники, разъезжающие на нём в лучах Солара, — вздохнул Мелен. — Ладно, на самом деле я просто хочу жрать и спать. Следующий перегон будет короче, мы покрыли большую часть пути. Проблема в том, что чем дальше, тем больше шансов на засаду, а я действительно устал. В общем, отдыхаем и набираемся сил. Если можно, без видений.

— Думаешь, я могу их контролировать? Это же не заклинание, а сон, я даже тему выбрать не могу. Видение приходит само. И раньше они случались редко, а теперь — постоянно, на это я тоже повлиять не могу, видимо, дело в переизбытке магии. Если хочешь — спи отдельно. Или я могу не спать.

— Не говори ерунды, тебе тоже нужен отдых, — сказал Мелен, съезжая с грунтовой дороги в укромное местечко в лесу, словно нарочно созданное для того, чтобы в нём прятаться. — Кстати, тебе пора переодеться в удобное. Маскарадом никого уже не обмануть, а платье ограничивает подвижность. Все ненужные шмотки распорем на части и используем как подстилку. У меня есть швейный набор, сошьёшь, пока будем ехать.

Я лишь кивнула.

Мы поели, подготовились ко сну и легли. Сегодня было холоднее, чем вчера, поэтому пришлось прижаться к Мелену в поисках тепла. Он уснул мгновенно, а я ещё долго прислушивалась к его дыханию и происходящему снаружи. То птица ухнет, то ветка треснет, то где-то вдалеке раздастся вой.

Зато наконец поняла, почему стала засыпать гораздо хуже. На маяке всегда работал генератор, и его ровный, размазанный по пространству гул убаюкивал. А теперь этого гула нет, и подсознание воспринимает это как повод для тревоги.

Когда Мелен обнял меня во сне и притиснул ближе, я всё же смогла расслабиться и задремать.

…

Пространство вокруг казалось лиловым. По свежему снежку скользили лучи едва проснувшегося Солара — ещё нежные и сонные, неожиданно ласковые, заигрывающие с каждой снежинкой и целующие её в каждый ледяной лучик.

Восторг от сказочной красоты вдруг вдребезги разбился от резкого хлопка. Мелен дёрнул меня за руку и подмял под себя, вынуждая пригнуться.

— По нам стреляют! — оскалился он, зажав меня между толстым стволом дерева и собой.

Завертел головой, дождался нескольких новых хлопков. Выстрелы создали хаос, в соседний ствол вошла пуля, а чуть ниже в землю — горящий арбалетный болт.

Мелен дождался ещё нескольких волн атак и вынес вердикт:

— Кладут по широкой, нас не видят. Побегаем? — со злым весельем спросил он, глядя мне в глаза.

— Тебе нравится, что по нам стреляют?!

— Конечно! Когда по мне долго никто не стреляет, я начинаю думать, что они нашли кого-то поинтереснее, — хмыкнул он, а потом показал рукой: — Мы бежим вон туда. Ты первая, а я прикрываю. Бежим зигзагами от одного большого дерева к другому. На счёт три. Раз… два…

На счёт три я чуть не сошла с ума от страха, но всё же побежала на ватных ногах туда, куда указал Мелен. Сердце бешено стучало в горле и ушах, а снег вокруг казался уже не лиловым, а алым, залитым страхом и кровью.

В этот момент сбоку выпрыгнул агент, я узнала его по залысинам. Это он тогда караулил нас на постоялом дворе. Мелен загородил меня и ударил магией, но агент успел выстрелить ему в грудь.

…

Я проснулась с криком, и Мелен мгновенно сграбастал меня в объятие и зашептал на ухо:

— Тихо, тихо, всё хорошо, не кричи.

— Что хорошо? — в панике затряслась я. — Что он тебя убил?

— Чушь. Никто меня не убил, зато мы примерно знаем, где ждать засады. Успокойся. Не страшно.

— Ты в-видел? Ты в-всё видел? — трясясь, спросила я, отходя от видения.

— Да. Хочу сказать, что у меня отменное чувство юмора и очень мужественное лицо. Глаз не оторвать, какой я красавчик, — самодовольно заявил он и подмигнул, а у меня появилось непреодолимое желание треснуть его сковородкой, зато паника отступила

— Он в тебя в-выстрелил! — слегка заикаясь, проговорила я. — В упор!