Пять попыток вспомнить правду

Часть 1. ПОПЫТКА НОМЕР ЧЕТЫРЕ. Тридцать четвёртое эбреля 1135-го года

Я с трудом открыла глаза.

Где я?

В голове стоял странный гул, заглушающий все мысли. Зрение поначалу было нечётким, перед глазами всё расплывалось цветными пятнами, но постепенно я проморгалась и сфокусировалась на окружающей обстановке.

Комнату не узнала. Через большие окна проникали солнечные лучи, ложась почти горизонтально, но даже в мягком золотом свете спальня казалась чуждой и неуютной. Однако это — не самое страшное. Самое страшное, что когда я попыталась сообразить, что здесь делаю, то не смогла вспомнить не только вчерашний день, но и… вообще ничего!

Кто я?

В душе поднялась паника, я судорожно попыталась вспомнить хотя бы своё имя… Но ничего. Ноль. Чистый лист. По телу пополз холодок, постепенно заковавший меня в ледяную корку ужаса. Светлая комната теперь казалась едва ли не тюрьмой, и я усилием воли заставила себя не паниковать раньше времени и для начала оглядеться.

Итак, на что указывает интерьер спальни? Обстановка богатая, на стенах — шёлковые обои, вокруг резная мебель из тёмных пород дерева. Я осторожно поднялась с постели, встала босыми ступнями на отполированный паркет и тут же вздрогнула — на стопах было несколько неприятных порезов и ссадин. Сделала несколько шагов в сторону инкрустированного перламутром трюмо. В ногах появилась слабость, а голова начала кружиться.

Зеркало!

Отражение я не узнала. Это было странно и жутко одновременно — на меня смотрела чужачка. Симпатичная чужачка с очень светлыми волосами и небесно-голубыми глазами. Бледная жемчужная кожа, некрупные черты лица, тонкие брови — добавить немного макияжа, и получилась бы настоящая красавица. Я подняла руку и коснулась правого виска, по которому змеилась странного вида вязь голубого цвета. Потёрла пальцами, но она не стёрлась и даже не размазалась — похоже, въелась глубоко в кожу… или даже стала её частью.

Что это?

Кружевной манжет закрытой сорочки немного сдвинулся и обнажил зеленоватый синяк. Удивлённо посмотрела на своё тонкое запястье, а потом задрала рукав. Все мои руки покрывали застаревшие и свежие кровоподтёки.

Отвратительнейшее предчувствие захлестнуло солёной волной, и на секунду показалось, что я тону в океане страха. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки. Внимательно осмотрела отражение в зеркале и заметила изжелта-синюю полосу на шее, словно кто-то душил меня удавкой. Красноречивые отметины на ногах свидетельствовали о том, что меня связывали. Возможно, не единожды.

Почему?

Я заозиралась в поисках ответов. Комната явно была нежилая. Ни безделушек, ни милых женскому сердцу баночек-скляночек, ни картин… Ящики трюмо — пустые, как и часть шкафов. Лишь в одном висит пышное нежно-голубое платье с открытой спиной, рядом — тёплый бархатный халат. Из обуви — только расшитые жемчугом туфельки.

Пока осматривала комнату, в висках бешено стучала кровь. Я изо всех сил пыталась найти хоть какую-то подсказку, зацепиться хоть за что-то, но в памяти было пусто. Ни единого воспоминания, только серое, невыразительное ничто.

Ещё раз внимательно изучила своё тело. Синяков полно, но вот что странно — боли не было, даже когда я касалась самых ярких из них. Ладно, оставим пока.

Одна из двух дверей вела в ванную комнату, там я умылась и ещё раз рассмотрела себя в зеркало. Снова ничего не вспомнила при виде своего лица. Вернулась в спальню и выглянула в окно. Оказалось, что проснулась я на закате, солнце плавно опускалось за горизонт, и в его нереальном свете окна казались расплавленными докрасна. Захотела выйти на балкон, но не смогла. Решётка, а за ней есть ещё и глухие ставни, пока распахнутые. Да и куда там выходить? Судя по всему, эта сторона здания возвышалась над обрывом.

Вторая дверь, ведущая из спальни, заперта. Это не вызвало никакого удивления, словно подсознательно я ожидала, что так и должно быть. А когда по ту сторону раздались шаги, инстинктивно сжалась и отступила назад. В замочную скважину с тихим лязганьем вошёл ключ, щёлкнул замок, и дверь отворилась.

— Ты уже встала? Как себя чувствуешь, Гвен?

Вошедший мужчина вызвал приступ паники и шока. Я в неверии замерла, глядя в его залитые чернотой глаза без белков. Они сияли как два инфернальных огня на аристократическом, привлекательном лице. Густые чёрные брови вразлёт, длинные ресницы, точёные скулы, жёсткий изгиб тонких губ, волевой подбородок. Ростом незнакомец был куда выше меня, и сейчас его обсидиановые, вселяющие ужас глаза смотрели на меня сверху вниз. У него на виске тоже была похожая вязь, только рисунок отличался от моего.

Я сделала ещё один шаг назад, боясь заговорить с ним. Вспомнить ничего не могла, но интуиция выла сиреной: это он оставил на моём теле синяки, это он запер меня здесь и это он лишил меня памяти!

Нервно сглотнула и отпрянула снова, когда он сделал шаг навстречу.

О нет!

Я даже в другом конце комнаты не чувствовала себя в безопасности. Всё в незнакомце выдавало повадки хищника — и разворот плеч, и пышущая силой фигура, и немигающий взгляд. Буравящий, гипнотический взгляд двух чёрных бездн, провалами зияющих на его лице. Сквозь них на меня смотрела сама смерть.

Кто он?

— Опять ты за своё… — хмыкнул он. — Я тебе не враг, Гвен.

Тридцать четвёртое эбреля. После заката

Пугающий незнакомец уверенно тащил меня сквозь огромное, мрачное поместье. Мы явно поначалу находились в его нежилой части, но вскоре обстановка изменилась. Здесь на полу лежали толстые ковры, стены украшали незнакомые пейзажи в вычурных рамах, тяжёлые бархатные гардины закрывали окна, и поэтому мне почти не удавалось заметить, что находится снаружи.

Всё это время «жених» не выпускал мою руку. Его горячие пальцы чугунным кольцом обхватывали ладонь. С каждым шагом на меня накатывала слабость, но чужаку не было до этого никакого дела. Он стремительно рассекал пространство в одном ему известном направлении. Когда я запнулась о край ковровой дорожки и едва не упала, он успел подхватить меня, а затем с сомнением посмотрел в лицо. Молча поднял на руки и понёс дальше.

— Зачем я вам? — севшим голосом спросила я, разглядывая жёсткую линию подбородка и могучую шею, закованную в накрахмаленный воротник рубашки.

Поверх неё на незнакомце был надет строгий сюртук или даже скорее лаконичный мундир цвета небесной лазури. Наши наряды прекрасно сочетались, отчего стало понятно, что свадьбу он спланировал не вчера. Тем более что платье идеально село по моей фигуре.

— Хороший вопрос, Гвен, — хмыкнул он. — Но на него так просто не ответить. А ты всё равно не поверишь, мы это уже проходили. Так что просто смирись.

Последнее слово прозвучало как команда, но смиряться я не собиралась. Напротив, отчаянно боролась с желанием расслабиться и прикрыть глаза, нырнуть в небытие. Во мне потихоньку закипала злость. Теперь, когда первый страх прошёл, я всё отчётливее понимала: нельзя допустить этого брака. Нужно бороться во что бы то ни стало! Я для незнакомца — лишь источник силы. Вещь. Говорящая кукла, которой можно приказать всё что угодно. Вероятно, вязь у меня на виске — это символ подчинения. Нужно срочно его стереть!

Уже на выходе из здания мне на глаза попалось три человека — две женщины и мужчина в форменной серой одежде. Они со скорбным видом провожали нас взглядами, и на их висках тоже были знакомые отметины, только меньшего размера и более тусклые. Это его рабы? Такие же, как я?

Я затаилась, набираясь сил для побега. Двух шансов у меня не будет, поэтому нужно усыпить бдительность «жениха» и вырваться на свободу в тот момент, когда он не будет этого ждать. Прикрыла глаза и глубоко задышала. Зря. Вместо того чтобы успокоиться, почувствовала запах несущего меня на руках мужчины. Волнующий, неявный, но запоминающийся. Нечто древесно-дымное, с едва уловимой пряной ноткой.

— Вы очень приятно пахнете, — решила я зайти с другой стороны и потешить его самолюбие. — И вы тоже очень красивы. Мне тоже повезло.

«Жених» запнулся, нахмурился и удивлённо посмотрел на меня, а затем остановился. Долго вглядывался в моё лицо, а затем вдруг смягчился и даже улыбнулся, прижал к себе чуть теснее и сказал:

— Спасибо, Гвен.

Кажется, я выбрала верную стратегию. Он ощутимо расслабился. Нет, под сюртуком по-прежнему перекатывались каменные мышцы, пока он нёс меня, как ребёнка, однако из его тела ушло нервное напряжение. Вот и прекрасно.

Никаких сомнений у меня не было: я не хочу выходить замуж за чужака, который будет выпивать мою энергию и приказывать.

Если бы у меня были силы, я бы злилась. Но слабость по телу разлилась такая, что даже оставаться в сознании получалось с трудом. А мне ещё сбегать! Когда мы наконец достигли парадного вестибюля, «жених» остановился. По лестнице спускался ещё один мужчина, донельзя похожий на нёсшего меня чужака, если не считать глаз. У него они были нормальные. Красивый брюнет, высокий и статный, с резкими чертами лица и светло-голубыми глазами с необычайно тёмной, чернильно-синей окантовкой радужки.

— Брат, ещё не поздно передумать, — сказал он, подойдя к нам.

Меня он при этом игнорировал, даже не смотрел мне в лицо. Правильно, я же для них вещь. Вот что интересно — у второго незнакомца на левом виске красовалась точно такая же голубая вязь, как и у первого. Идентичная. Она делала двоих братьев ещё более похожими.

— Я всё решил. Ты подготовил то, что я просил?

— Да. К ритуалу всё готово. Но я по-прежнему против, — упрямо повторил второй незнакомец.

— Ке́ммер, оставь эту тему.

— Не могу!

— Зато я сэкономлю на налогах, — «жених» цинично хмыкнул.

— Очень смешно, — зло фыркнул его брат в ответ.

— Поехали, жрец уже ждёт.

Внезапно забрезжила надежда, в голову пришла мысль: а что если он не дождётся и уйдёт? Это даст такую нужную передышку…

— Извините, что прерываю ваш разговор, но я жутко голодна, — солгала я. — Вы могли бы меня покормить? Ощущение, будто я от голода на грани обморока…

Последнее было правдой, хотя есть я не хотела. Вряд ли в горло сейчас полезет хоть кусок. «Жених» с сомнением на меня посмотрел и ответил:

— Не стоит есть перед ритуалом, Гвен. Тебе может стать плохо. Пойдёмте, иначе опоздаем.

— Я поеду следом, — мрачно кивнул Кеммер.

Когда жених вынес меня на высокое парадное крыльцо огромного поместья, вечерние сумерки уже окутали подъездную аллею и ухоженный парк. На улице было по-летнему тепло, приятный вечерний ветерок скользнул по лицу и полуобнажённой спине… и не подарил облегчения — я изнемогала от бессилия, страха и непонимания.

Тридцать четвёртое эбреля. Поздний вечер

— Отпустите! — потребовала я, пытаясь вырвать руку из хватки Кеммера. — Вы не имеете права!

— Не имею, — не стал спорить он, но не отпустил. — Что ты делаешь, Гвен? Куда ты бежишь?

— Куда? — зло спросила я. — Например, прочь от вашего сумасшедшего братца, который лишь отдаёт приказы и выпивает мою силу до дна!

— Жалко крупиц твоей магии, которая ему сейчас так нужна? — презрительно хмыкнул Кеммер.

— Отпустите меня! Вы же сами против этого брака! — воскликнула я и рванула руку.

Тиски его пальцев оказались крепче. Запястье заломило от боли, а на глаза навернулись слёзы.

— Против. Даже если не брать в расчёт проклятие, брак с тобой — мезальянс для брата. Но решать ему.

— Пустите меня! Я сбегу, и он никогда не узнает, что вы меня отпустили! — взмолилась я.

Он замер, обдумывая моё предложение, а потом горько усмехнулся:

— Не могу.

Кеммер потянул меня за собой и потащил обратно в сторону экипажа. Как только мы вышли на оживлённую улицу, я забилась у него в руках пойманной за крыло птицей и закричала:

— Помогите!

Окружающие потрясённо замерли, по улице прокатился удивлённый вздох, и раздался незнакомый мужской голос:

— Немедленно отпустите юную даму! Что вы себе позволяете?!

Кеммер на секунду замешкался, но в этот момент из толпы вынырнул злой, как тысяча демонов, «жених» и прорычал:

— Именем военных сил Империи приказываю сейчас же отпустить юную нобларину и проследовать за мной.

Его брат едва не рассмеялся от облегчения, когда подчинился «приказу», а на лицах окружающих расплылись довольные улыбки.

— Не-е-ет! — отступила я.

«Жених» шагнул ко мне и яростно прорычал:

— Извольте тоже идти за мной! И, пожалуйста, не кричите.

И… я подчинилась. Ноги сами понесли меня следом за ним, хотя сама я всей душой стремилась избавиться от страшного общества.

— Разойдитесь, я — командир батальона вооружённых сил Империи и лично займусь этим вопросом, — обратился к толпе «жених», и все облегчённо вздохнули, расступаясь.

Никого не смутили ни его страшные глаза, ни слёзы на моём лице. Так я узнала, что мой пленитель — военный, причём высокопоставленный. И как он умудрился стать командиром батальона в столь молодом возрасте? Ему же явно нет и тридцати.

Пока я шла сквозь изнывающую от любопытства толпу, жадно разглядывающую мой рваный подол, «жених» не проронил ни слова. Лишь с усмешкой протянул мне стеклянную бутылку с водой, которая холодным якорем оттянула руки. Стало очевидно, что второй попытки сбежать никто не даст. Я отчаянно пыталась сломать невидимые оковы приказа и хотя бы остановиться вместо того, чтобы слепо следовать за своим мучителем, но не могла. А он и не думал стыдиться того, как в своих целях использовал уважение толпы к мундиру. До чего же мерзко!

На этот раз мы сели в экипаж втроём. Мужчины бурлили от злости, и я молча забилась в самый угол, роняя слёзы.

— Что же, Гвен, ты даже не попьёшь столь вожделенной воды? — саркастично спросил «жених».

Я ничего не ответила. А смысл? Жизнь распадалась на части, и с каждой секундой была всё ближе к точке невозврата — браку. Чутьё подсказывало, что развода я не добьюсь никогда, а внутри всё яростно противилось самой идее замужества. Чем больше я об этом думала, тем сильнее пугала эта перспектива. Где-то в глубине сознания таилось объяснение, но я не могла его вспомнить, лишь полагалась на свои ощущения.

Братья молчали, буравя друг друга яростными взглядами. Кажется, оба хотели наговорить друг другу гадостей, но сдерживались.

— Хорошо, что я не надел парадный мундир, — хмыкнул Кеммер.

— Тогда сказали бы, что преступница — она, — пожал плечами его брат.

Лжец! Я так и знала, что он — лжец! Изворотливый гад, который хочет лишить меня свободы и воли. Ненависть к нему вскипела в душе, опаляя изнутри. Но я молчала. Нужно экономить силы. А вдруг удастся сказать «нет» перед алтарём? Тогда от меня отстанут… Наверное.

— А как же мои родственники? Они приглашены на бракосочетание? — глухо спросила я, уже зная ответ.

— Твои родители погибли несколько лет назад, а остальная семья от тебя отреклась, — ответил «жених». — Поэтому с твоей стороны не будет никого, а с моей — только брат. Мои родственники не приглашены, потому что они вряд ли одобрили бы наш союз.

Он снова саркастично ухмыльнулся, а я не поверила ни единому его слову о моей семье. Не может такого быть, чтобы от меня просто взяли и отказались. Где-то глубоко в душе отозвались болью воспоминания о близких. Я была уверена, что меня любили и ни за что бы не предали…

— Для протокола: я тоже категорически не одобряю этот союз, — высказался вдруг Кеммер.

— Может, вам стоит прислушаться к брату? — с издёвкой спросила я своего «жениха».

— Нет. Я уже всё решил. Больше говорить здесь не о чем. А ты, Гвен, должна будешь сказать жрецу, что согласна на брак. Это приказ. Поняла меня? Кивни, если поняла.

Тридцать четвёртый день эбреля. Полночь

— Да! — прохрипела я, не в силах противиться приказу.

Из глаз хлынули слёзы, но никто не обратил на них внимания. Жрец напевно проговорил слова заклинания, которое опутало нас с Ирвеном светящимися нитями с ног до головы, а потом сосредоточилось на висках. Кожу опалило странным ощущением жара и холода. Правая половина лица горела в том месте, где была печать, и я видела, что на виске теперь уже мужа она оживает и извивается, а потом замирает новым узором.

В этот момент жжение ушло. Я инстинктивно коснулась виска и едва не осела на пол от разочарования. Ну почему я не смогла сказать «нет»?

Ирвен подхватил меня и прижал к себе. Если не знать, что стоит за его намерением жениться, можно принять эти действия за заботу. Но я-то знала. Подняла на него глаза, полные слёз и хотела сказать, как сильно ненавижу его, но не успела.

— Богиня благословила ваш союз! — торжественно провозгласил жрец и передал мужу какой-то документ.

Обида и бессилие взорвались во мне яростью. Я с ненавистью смотрела на мужа, а когда он потянул меня прочь из храма, скинула его руку и прошипела:

— Не смей ко мне прикасаться, мерзавец!

— О, и это ты ещё не знаешь, что тебя ждёт дальше, — цинично усмехнулся он, но руку убрал.

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — едва слышно выдохнула я, на большее сил не хватило, настолько раздавленной ощущала себя.

— А я тебя обожаю, — отозвался Ирвен.

— Зато мы точно знаем, что Гвен вышла за тебя не из меркантильных соображений, а по велению сильного и искреннего чувства ненависти, — хмыкнул Кеммер. — Давайте, пошевеливайтесь. Времени у нас теперь ещё меньше.

Муж потянул меня за собой, но я упрямо осела на пол, никуда не желая идти, а когда он подхватил меня на руки, бешено замолотила кулаками по его груди и несколько раз заехала по скуле.

— Хватит, Гвен! Замри! — строго приказал он, и моё тело окаменело.

В душе продолжался ядовитый пожар, я захлёбывалась горечью и болью.

— Зачем я тебе? Ты же богат, ты мог найти ту, кто отдаст свои силы добровольно! — горько упрекнула я.

— Ты что, совсем ничего ей не рассказал? — удивился Кеммер, обращаясь к брату.

— Гвен всё равно не поверит. Да и какая разница? До ритуала осталось всего ничего. Дольше объяснять.

— Мерзавец, — всхлипнула я. — Надеюсь, ты сдохнешь в муках и оставишь меня богатой вдовой.

От этих слов оба брата дёрнулись, как от пощёчин, а Кеммер посмотрел на меня с осуждением. Но до ответа ни один из них не снизошёл.

Меня снова запихнули в экипаж, и несколько минут спустя мы остановились у четырёхэтажного помпезного здания с несколькими подъездами.

— Я заберу свой экипаж, вернусь домой и всё подготовлю, — сказал Кеммер, открывая дверь для брата, нёсшего меня на руках. — Надеюсь, до имения ты доберёшься живым.

— Я тоже надеюсь. Было бы крайне глупо разбиться по дороге, да? — усмехнулся ненавистный муж.

— Феерично, — кивнул Кеммер и исчез.

Необычайно яркая луна заливала улицу голубым светом. С большой клумбы неподалёку вспорхнула стайка искрящихся бабочек. Всё казалось волшебным и мистическим. Всё, кроме глаз Ирвена. Они по-прежнему чернели провалами в бездну.

— И что дальше?

— Я лишу тебя дееспособности, Гвен, — насмешливо ответил он, а я всем телом содрогнулась, несмотря на приказ. — Кстати, можешь расслабиться и быть собой.

— Зачем тебе это? Зачем тебе это всё?

Он на секунду остановился и посмотрел на меня очень серьёзно:

— Потому что я хочу, чтобы ты выжила, Гвен.

— Лучше сдохнуть, чем жить в твоём подчинении! — отчаянно выдохнула я.

— Вот именно поэтому ты и не принимаешь решения, моя ненаглядная жена.

Дальше говорить стало неудобно — он внёс меня в присутственное здание, где, несмотря на глубокую ночь, расхаживали по-деловому одетые люди в сопровождении чиновников в форме. Что происходит? Почему все работают в такое время?

В дверь нужного ему кабинета Ирвен постучал моими ногами. Забилась у него в руках пойманной в силки птицей, и он опустил меня на пол, но перехватил запястье так, чтобы я не смогла сбежать. Я схватилась за висок и судорожно потёрла отметку, хотя подсознательно знала, что ни стереть, ни смыть её нельзя.

— Войдите! — раздался голос из-за двери.

Ирвен втянул меня внутрь. Кабинет, в котором мы оказались, явно был рабочим. Муж усадил меня напротив сухопарого мужчины в годах, явно служащего, судя по форме. Тот внимательно меня осмотрел и спросил:

— Нобларина, вы помните своё имя?

— Гвендолина Боллар, — повторила я то, что услышала от жреца.

Слова во рту казались картонными и неправильными, но я всё равно выговорила их.

— А ваше полное имя? — вкрадчиво спросил мужчина, и я растерянно заморгала. — Вы его помните?

Я промолчала, потому что отчаянная попытка вспомнить хоть что-то снова провалилась.

Тридцать четвёртое эбреля. Глубокая ночь

— Гвен, просыпайся…

По лицу скользнули горячие пальцы, а вкрадчивый бархатистый голос проник в самую душу. Касание было нежным и ласковым, я даже улыбнулась, но потом вспомнила, кому принадлежит голос, широко распахнула глаза и отпрянула.

Если мужа и задела такая реакция, то он этого не показал. Подхватил на руки и вынес из экипажа на залитую луной дорожку. После заката поместье преобразилось. В лучах ночного светила серебрились распустившиеся на клумбах потрясающие цветы. Они раскрыли белые лепестки навстречу луне и жадно впитывали льющееся с небес голубоватое сияние.

Было светло почти как днём. Очень странное, сюрреалистическое ощущение. Небо вроде бы тёмное, на нём россыпями сияют звёзды, но при этом можно спокойно читать или рисовать. Разве что цвета выглядят немного иначе, кажутся более холодными.

С соседнего дерева взлетела огромная птица и принялась кружить над раскинувшейся перед имением поляной. Почти сразу к ней присоединилась ещё одна. Я невольно залюбовалась их плавным скольжением в небесной бездне ночного покоя.

Всё происходящее со мной было настолько странным и непостижимым, что я просто застыла в состоянии шока и больше не действовала, только созерцала. Плыла по волнам чужой воли и не знала, к какому берегу меня прибьёт.

Ирвен молча занёс меня в дом, а потом стал подниматься по лестнице. Второй этаж, третий… чердак? Здесь было темно, чисто и почти пусто — лишь на большом комоде лежали мерцающие предметы. Артефакты?

Муж не остановился ни на секунду и даже не запыхался. Вынес меня наружу, и я поразилась увиденному. Крыша имения оказалась плоской. Большую, просторную площадку под открытым небом заливал яркий лунный свет. На ней собрались люди — шесть мужских фигур и две женские. Последние замерли у входа на чердак, стараясь не мешать. Я узнала служанок, которых уже видела вечером.

— Я рад, что ты добрался до дома живым, — сказал Кеммер. — Мы готовы.

— Прекрасно, тогда сейчас начнём, — кивнул Ирвен и снял с себя сначала мундир, а затем рубашку. Кинул одежду на пол и посмотрел на луну. Затем развернул меня к себе, внимательно вгляделся в лицо, а потом сказал: — Я не уверен, вспомнишь ли ты мои слова завтра. И не уверен, настанет ли это завтра для нас, но хочу, чтобы ты знала: я ни о чём не жалею и принял осознанное решение.

Муж обхватил мои плечи и поцеловал. Горячо, жадно, яростно. Губы мгновенно запекло, я хотела оттолкнуть его, но рука на затылке не позволила. Поцелуй взбудоражил и оглушил. К глазам подступили слёзы, меня заштормило от непонятных и нелогичных эмоций. Мои ладони легли на пышущую жаром грудь Ирвена и оттолкнули.

— Объясни мне! Объясни, что происходит! — нервно сглотнула я, когда муж оторвался от моих губ.

— Время, Гвен. Время — наш самый большой враг. Теперь молчи!

Муж взял меня за запястье и потащил к собравшимся в круг мужчинам.

— Как видите, Гвен недееспособна, поэтому все решения за неё принимаю я. В случае моей смерти — Кеммер. Я оставил ему соответствующие полномочия, — его голос звучал уверенно и жёстко.

Печать на моём виске осмотрели несколько раз, особенно тщательно проверял её высокий мужчина в жреческом одеянии.

— Кеммер, подержи Гвен, чтобы она… не потерялась, — насмешливо попросил Ирвен, отпуская, и его брат тут же перехватил меня за локти, прижав их к моим бокам.

— Ну что ж… Мы готовы начать, — наконец объявил жрец.

— Тогда приступаем к ритуалу. Ей печать ставьте на спину, а мне — на грудь, — распорядился Ирвен.

— Лучше бы тоже на спину… — протянул один из мужчин, бандитского вида блондин. — Это я как целитель говорю. Может, всё-таки попробуем… поверх этого…

— Не согласен! В таком случае лучше на грудь, — принял решение жрец.

Я только теперь заметила, что на спине у мужа зияет огромный чёрный рубец. Уже не рана, но ещё не шрам — словно громадная хищная сороконожка затаилась у него прямо на позвоночнике. В ужасе посмотрела на рану, а Ирвен усмехнулся:

— Подарочек от кантра́да.

Слово ничего для меня не значило.

Жрец приблизился к мужу, достал из кармана небольшой флакон, отвинтил крышку, под которой оказалась кисточка, и принялся обстоятельно вырисовывать на груди у Ирвена сложный узор. От солнечного сплетения и дальше — по спирали — на кожу ложились непонятные знаки. В лучах луны они слабо светились, а когда жрец закончил работу и замкнул последнюю линию в круг, рисунок вспыхнул синеватым огнём.

Завороженно наблюдая за происходящим, я не могла оторвать глаз от печати. Что она значила?

Внезапно Кеммер развернул меня и сжал крепче, к нему присоединился муж, и вдвоём они меня зафиксировали. К нам шагнул жрец. По моей обнажённой спине поползло что-то мокрое, и кожу в этих местах вскоре стало немилосердно печь.

Я молча забилась в руках своих пленителей.

— К сожалению, нобларина Блайнер, это только начало, — сочувственно вздохнул целитель.

Этот мерзавец всё предусмотрел! Даже платье!

Пытка длилась невыносимо долго, у меня было ощущение, что на мне рисовали клеймо, и оно с каждой секундой горело всё ярче. Я застонала, захлёбываясь слезами, с ненавистью и болью посмотрела на своего самого главного врага, по злой иронии судьбы ставшего моим мужем. Он стиснул челюсти так, что под кожей проступили желваки, а потом сипло проговорил:

Часть 2. ПОПЫТКА НОМЕР ТРИ. Тридцать третье эбреля 1135-го года

Сквозь сон до меня доносились голоса. Кажется, я должна была спать, но каким-то образом вынырнула на самую поверхность сна и прислушалась.

— Ирвен, нельзя так рисковать и постоянно накачивать Гвен зельем беспамятства. Я запрещаю это как целитель. Ты понимаешь, что она сойдёт с ума, если ты продолжишь? — сердито выговаривал незнакомый мужской голос.

— Нам нужно дотянуть до завтра, до полнолуния, Я́чер. Последний раз.

— Нельзя, Ирвен. Она уже на грани безумия! — воскликнул целитель. — Ты слышал, как она бредит?

— Всё с ней будет в порядке, она куда сильнее, чем кажется, — уверенно возразил второй голос, смутно знакомый. Его странная бархатистость и при этом стальная решимость откликались где-то глубоко внутри и заставляли волноваться.

Я точно знала этого человека, но кто он?

— Ирвен, я понимаю, что ситуация безвыходная… Но я не шучу. Лучше просто свяжи её, как в прошлый раз.

— Это плохо заканчивается.

— Передозировка зелья беспамятства тоже закончится плохо.

— Говорят, что в женщине должно быть немного безумия, — цинично усмехнулся Ирвен, а у меня сердце сжалось от дурного предчувствия.

Нет сомнения, что эти голоса принадлежали моим врагам. Друзья однозначно не стали бы опаивать и связывать. Я попыталась вспомнить, кто я и где нахожусь, но в голове было пусто. Разумеется, меня же накачали зельем.

— Гвен очнётся часа через четыре. Снотворное ещё действует, хоть и хуже. У неё, как у мага жизни и целительницы, высокая сопротивляемость к зельям, так что в каком-то смысле даже хорошо, что ты выкачиваешь из неё все силы. Иначе не знаю, что мы бы делали… — посетовал первый голос.

Вот ведь мерзавец!

— Жаль только, что синяки и ссадины из-за этого плохо заживают, — сказал Ирвен. — Без них было бы проще с ней договориться.

— Что, не верит тебе? — хмыкнул целитель.

— Ни на йоту.

— И правильно! — раздался хохот.

— Уже неважно. Завтра мы поженимся, и всё это останется в прошлом. Главное, чтобы ритуал прошёл так, как надо. В общем, жду тебя завтра после полуночи. И Асави́да не забудь.

— Ага, куда уж мы без него… А то вдруг твоя прекрасная невеста решит скончаться во время ритуала?

— То есть за меня ты не беспокоишься? — насмешливо спросил Ирвен.

— А что за тебя беспокоиться? С тобой и так всё понятно. И Асавид, кстати, не один будет. С учеником.

— Тем лучше. Гвен точно проспит ещё четыре часа?

— Точно, — заверил целитель.

— Мне нужно привести в порядок некоторые дела.

— Не сомневаюсь. А что Кеммер?

— Отговаривает меня жениться. Считает, что это беспринципно и глупо. А ещё считает, что Гвен не настолько ценна, чтобы из-за неё ввязываться в подобную авантюру.

— Ну что ж… Его можно понять.

— Можно. Ну что, пойдём, я провожу тебя?

— Да, мне, пожалуй, пора, — согласился целитель, раздался звук шагов, и голоса начали отдаляться. — Но учитывая обстоятельства, я всё же на твоей стороне. Дар Гвен даст тебе шанс во время ритуала.

— Думаешь, всё получится так, как я задумал? — с едва уловимым волнением спросил Ирвен.

— Любому другому я бы ответил нет, но ты — это ты. Ты умудрился выжить после удара кантрада, хотя я сам первый сказал, что это невозможно. Так что не удивлюсь, если ты из всей этой истории выйдешь победителем, да ещё и с красивой женой, до конца жизни готовой подпитывать тебя силой, вытягивать с того света и исполнять любую прихоть. Но даже если не выгорит — план достоин уважения, а поступок — восхищения своей отчаянной наглостью. Завтра я буду рядом и помогу, чем смогу.

— Спасибо, дружище.

Захлопнулась дверь, и голоса стали неразборчивыми. Я едва заметно приоткрыла глаза и обнаружила себя в незнакомой спальне. Преодолевая слабость, поднялась с постели и огляделась.

Пустая комната, нежилая, с решётками на окнах. Я быстро её обшарила, но ничего не нашла — никаких вещей, только на стуле рядом с постелью сиротливо лежал бархатный халат явно женского фасона. На мне — кружевная сорочка и нет даже носков. Закуталась в халат, чтобы ощутить себя защищённее.

На цыпочках пошла в сторону двери и прислонилась к ней ухом. Тишина. Осторожно приоткрыла — по коридору отдалялись две мужские фигуры, и я понаблюдала за ними сквозь щель. Когда они исчезли из вида, вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь и огляделась.

Справа от меня коридор вёл к приоткрытой двери пустых покоев, почти идентичных тем, в которых я проснулась. Выход из коридора был лишь в одной стороне — в той, куда направились Ирвен с целителем.

Крадучись, двинулась в том направлении. От волнения сердце стучало где-то в горле. Мне нужно было выбраться отсюда, но как? Я не знала ни планировки дома, ни адреса, ни обстоятельств, из-за которых здесь оказалась… Мучительно хотелось вырваться на волю, покинуть давящие тёмные стены неуютного огромного поместья.

Голоса мужчин и их тяжёлые шаги слышались издалека, гулким эхом отдаваясь в длинном пустом коридоре. Впереди показался громадный альков с окном, занавешенным тяжёлой гардиной чернильного цвета. Я выглянула наружу — передо мной раскинулся вид на скалистый обрыв и колышущееся море зелёного леса. Здание стояло на крутом утёсе, с которого открывалась потрясающая панорама заката. Солнце только село, и его лучи ещё били вверх из-за гор, а потом угасли. Стало не по себе, будто с ними угасла и надежда сбежать.

Тридцать третье эбреля. После заката

Я жадно читала договор и мысленно молилась, чтобы меня не прервали.

Судя по всему, я взяла на себя обязательства лечить Ирвена Блайнера и каждые три часа делиться с ним жизненной силой в течение тридцати дней. Взамен он выплатил денежное вознаграждение с кучей нулей.

И где все эти деньги? В моей спальне их точно не было. Да и я не похожа на богачку — скорее на избитую, бесправную пленницу. Судя по всему, когда договор истёк, Ирвен не захотел меня отпускать. А может, решил сэкономить и отобрал деньги?

Ещё раз пробежав глазами документ, отметила себе дату — первое эбреля 1135-го года. Также вычитала, что договор нельзя было расторгнуть, но он считался аннулированным в случае смерти одной из сторон, и что без разрешения и сопровождения Ирвена покидать территорию имения мне категорически воспрещалось. Вот только неясно, чем мне грозило нарушение запрета. В договоре о санкциях и последствиях — ни слова.

Вот и прекрасно! Я не буду узницей мага, который лишь использует мою силу. И ни за что не стану его женой, тем более что об этом речи в соглашении нет. Ублажать его я не обязывалась, только лечить. Никакой ритуал в договоре также не упоминался.

Бегло просмотрев другие документы на столе, в том числе те, над которыми работал Ирвен только что, я сделала вывод, что на дворе тридцать третье эбреля. Следовательно, я живу в поместье уже месяц, а срок соглашения уже подошёл к концу.

Нельзя же назвать случайным совпадением, что как только договор истёк, я проснулась без памяти, в синяках и без денег, но с сомнительной перспективой замужества? Нет, таких совпадений просто не бывает!

Мысль о том, чтобы выйти замуж за Ирвена, вызвала во мне глубочайшее, сильнейшее неприятие. Настолько мощное, что меня чуть не стошнило. А вот упомянутый ранее ритуал интересовал, я чувствовала, что за этим словом стоит нечто очень важное, но никак не могла вспомнить, что именно.

Клятое зелье беспамятства!

Ещё раз обшарив стол, я вдруг обнаружила потёртый листок. Смутно знакомый и очень важный листок… Меня окатило горячей волной узнавания — вот он, ритуал! Это же схема, и я умею её читать!

Не знаю как, но я вспомнила, что должна была и отчаянно хотела провести этот ритуал, а Ирвен яростно этому противился.

А ещё поняла, что это совсем не тот ритуал, который упоминал он, ведь в этом участницей была лишь я одна. Из глубин памяти пришло осознание — если я проведу свой ритуал, то замуж идти точно не придётся.

Это воодушевило. Мысль о замужестве пугала до жути, словно это — самое страшное, что только могло со мной произойти. Нельзя было выходить замуж, никак нельзя.

Но и с ритуалом дело обстояло не так просто… Душа наполнялась предвкушением при мысли о нём, но чего-то не хватало. Вот только чего?

Сунула бумажку в карман. Взгляд невольно зацепился за полный поднос закусок на столе, и я засунула в рот ломтик сыра и кусок булочки. Есть захотелось так, что свело живот. Быстренько напихала в себя чего посытнее и запила морсом. К счастью, в кабинете Ирвена можно было поживиться не только едой. На одной из стен среди полок с разными кристаллами, камнями и другими странными мерцающими предметами, похожими на артефакты, я заметила кинжал. Схватила его и проверила — острый, настоящий. Лезвие хищно блеснуло синим.

Я закрепила ножны на поясе халата и выглянула из окна. Уже почти стемнело. Снаружи густым облаком зеленели пышные кусты с нераспустившимися бутонами белых цветов.

Приоткрыла окно и выглянула на улицу — кажется, поиски пока идут в доме, а значит, у меня ещё есть шанс. К счастью, кабинет находился на первом этаже, высоко прыгать не пришлось. Я перелезла через балюстраду балкона и нырнула в спасительную тень кустов.

Тишина.

Повезло, что халат мне достался тёмный — скрывал белизну сорочки и позволял растворяться в тени гигантских мрачных деревьев. Короткими перебежками от укрытия к укрытию я преодолела большую часть внушительного парка, окружающего имение. Оно впечатляло размерами — с этой стороны перед ним раскинулся пологий и лесистый склон. На главную аллею, ведущую к парадному крыльцу, я и не думала выходить, но держала её на виду и хотела поскорее оказаться за воротами.

Стемнело окончательно, и из-за стоящего на вершине холма здания вдруг поднялась невероятно огромная луна. Настолько яркая и большая, что залила светом весь лес. И тот преобразился — вспыхнули стремительно распускающиеся голубоватые и белые цветы, вспорхнули насекомые и бабочки, загомонили птицы, отовсюду начал раздаваться шорох и клёкот.

Тем лучше, в такой суматохе меня будет куда сложнее отыскать.

К забору имения я вышла спустя полчаса — теперь идти было куда проще. Изящная ограда выглядела невесомой, сплетённой из тонкой мерцающей паутины, но я откуда-то знала, что она — смертоносна. И не перелезешь — кажется, что эфемерные нити не выдержат даже веса мышки, но проверять не хотелось. Я осторожно двинулась вдоль необычного препятствия, пока не поняла: бесполезно. Никаких дыр в нём нет.

Запоздало пришла в голову разумная мысль: а куда я, собственно, бегу? Нет, понятно, откуда и от чего, но нужно же ещё и иметь точку назначения. Цель… Не проще ли было бы сбежать со своей свадьбы? И где будет безопаснее — в городе или в чаще?

Подставив лицо голубоватому лунному свету, я прикрыла глаза и решила: мне нужно оставаться в бегах как можно дольше. Ирвен с целителем упоминали, что из-за моего дара зелья действуют плохо, следовательно, если их какое-то время не пить и не позволять выкачивать из себя силы, то получится побороть их эффект, и я всё вспомню. А пока — лучше затеряться и спрятаться в лесу.

Тридцать третье эбреля. Глубокая ночь

Попытка побега провалилась, и я знала, что последует наказание.

Наконец рассмотрела внешность своего пленителя и особенно — глаза. Две чёрные бездны, в которых кипела концентрированная смоляная ярость.

— Ты могла погибнуть, — едва сдерживая злость, бросил он и шагнул ко мне.

Я даже не дёрнулась — сбежать босиком от тренированного воина? Да ещё и по ночному лесу? Нереально. Ирвен выглядел так, будто это он — самая главная опасность во всей непролазной чаще.

— Пожалуйста, отпустите, — всхлипнула я, держась обеими руками за саднящее горло.

— Зачем, Гвен? — раздражённо спросил Ирвен, подбирая свой кинжал с земли. — Чтобы тебя прикончила кнутохвостая бата? Или блейз? Или ещё кто-нибудь из лесных обитателей?

— Я не хочу становиться вашей женой! — выплеснула я страх и гнев, бурлящие внутри.

— Это я уже слышал, — язвительно усмехнулся маг. — Но твои желания ни на что не влияют. Я уже принял решение и не отступлюсь от него.

— Но почему? — воскликнула, не в силах сдерживать эмоции.

— Если я начну тебе всё объяснять, то ты вспомнишь, Гвен. А если ты вспомнишь, то снова попытаешься провести свой дурацкий ритуал, который я запретил тебе проводить.

— Почему запретил? — осипшим голосом спросила я.

— Потому что он тебя убьёт, — резко ответил Ирвен, а затем огляделся.

Вокруг раздавались взволнованные крики птиц, а по ту сторону ручья в кустах что-то зашуршало.

— Но твой ритуал тоже может меня убить…

— Может убить и непременно убьёт — две большие разницы. Кроме того, я действительно хочу на тебе жениться.

— И мои желания тебя не волнуют? — убито спросила я, уже зная ответ.

— А чего именно ты хочешь, Гвен? Провести свой маленький ритуал и торжественно умереть в его финале? Это ты предпочтёшь браку со мной?

Я сжалась в комок. И с чего бы мне так страстно хотеть провести ритуал, если он меня убьёт? Нет, что-то не вязалось. Всё внутри кричало, что задуманное необходимо выполнить, а вот идти замуж за Ирвена никак нельзя.

— Знаешь, это больно ранит моё самолюбие. Прямо-таки уничтожает. Но у тебя ещё будет вся жизнь, чтобы передумать. А пока — нам надо уходить. Чем дальше в ночь, тем злее твари.

Приближаться к Ирвену я не хотела. Боялась. Особенно боялась его глаз. Он сам шагнул ко мне, подхватил, усадил на валун, затем достал из внутреннего кармана пахучую мазь и велел обработать ноги, а после вынул из рюкзака мягкие кожаные ботинки и заставил их надеть. Ноги нещадно щипало, глаза пекло от непролитых слёз, а горло саднило. И хотела бы я во всём этом винить Ирвена, но почему-то не могла.

Где-то позади нас хрустнула ветка, и он резко вскинул засветившуюся голубым руку. Однако ничего не произошло.

— Идти сможешь или тебя понести? — вдруг спросил он.

— Смогу, — пробормотала я, хотя уверенности не было.

Сюда как-то дошла, но теперь все царапины разнылись, и я с трудом запихала припухшие ноги в обувь. Когда встала, оказалось, что каждый шаг отдаётся болью, но терпимой.

— Гвен, я приказываю тебе идти следом за мной, в случае опасности пригибаться и замирать, а также не пытаться сбежать или колдовать. Поняла?

Я кивнула, смиряясь. Это всё равно лучше, чем если бы он связал меня моим собственным поясом и поволок по камням. Мы двинулись сквозь светящийся ночной лес, и я шла нарочито медленно, ловя лучи луны, что яркими полосами разрезали пространство между густыми кронами.

Когда Ирвен резко остановился, я чуть не врезалась в него по инерции. Вокруг меня вспыхнул щит, и я на всякий случай присела. И только потом заметила огромную оскаленную морду медведя, что перегородил нам дорогу. Ирвен стоял и смотрел на него абсолютно спокойно, держа в обеих руках по нестерпимо синей шаровой молнии. Из сгустка электрической силы во все стороны били крошечные разряды.

Откуда-то из глубины сознания выплыло убеждение, что нельзя смотреть медведю в глаза, но, кажется, Ирвена это не волновало. В рваной тишине ночного леса схлестнулись два взгляда — чёрный и звериный.

И чёрный победил.

Медведь опустился на четыре лапы, что-то недовольно буркнул и ушёл в чащу. Мы подождали, пока он не отдалится, а затем продолжили путь.

Идея дожидаться озарения в лесу больше не казалась такой уж умной, но я была в отчаянии… Неужели Ирвен продумал и предусмотрел всё? Как его перехитрить? Как вывести на чистую воду?

Спустя полчаса мы вышли к забору, за которым нас ожидал экипаж. След-колея из примятой травы вёл вдоль ограды.

— Как ты меня нашёл?

— По крови, — коротко ответил Ирвен. — А потом по звукам нападения кнутохвостой баты. Забирайся внутрь. Хочешь горячего успокаивающего отвара?

— Нет, — ответила я, подозревая, что «жених» снова накачает меня зельями.

Ну уж нет, после того, что я слышала от целителя — только насильно. Добровольно я ничего пить не буду.

— Можно было и не спрашивать, — зло хмыкнул Ирвен, сел в экипаж следом и трижды стукнул по перегородке.

Часть 3. ПОПЫТКА НОМЕР ДВА. Тридцать второе эбреля 1135-го года

Тридцать второе эбреля. На закате

Я чувствовала тепло объятий и чужое дыхание на своей щеке. Пахло чем-то неуловимо древесным и при этом острым, как кайенский перец. Пошевелилась и с удивлением поняла, что связана.

— Только не брыкайся, — раздался глубокий бархатистый голос. — Я тебя развяжу, если пообещаешь не делать глупостей, Гвен.

Я широко распахнула глаза, а потом невольно зажмурилась, потому что сделала это слишком резко. Лежащий рядом мужчина спросил:

— Пить хочешь? Или есть? Как себя чувствуешь?

Это было настолько дико, что я на секунду засомневалась, не наглоталась ли я таблеток безумия. Как я могу себя чувствовать, будучи связанной?

Разглядев мужчину хорошенько, содрогнулась. Все его глаза были залиты тьмой. Все. Целиком. Без остатка. Две блестящие в закатных лучах чёрные пропасти.

Я отпрянула, и его это, кажется, задело.

— Гвен, мне пришлось тебя связать, чтобы ты не причинила себе вреда. Произошло нечто очень странное, и я должен поехать и выяснить все обстоятельства, а пока ты останешься под присмотром.

— Пожалуйста, развяжите меня, — хрипло попросила я, не поверив.

Никакой вред себе я точно не собиралась причинять, а сказать он может что угодно.

— Мы теперь снова на «вы»? Что ж, этого следовало ожидать.

Он тяжело вздохнул, размотал покрывало, в которое я была завёрнута, и развязал все путы. Правую руку ломило и оказалось, что на ней — огромные синяки.

— Это что? — ужаснулась я, глядя на кровоподтёки.

— Ты упала с балкона, а я тебя поймал. За руку. Ты меня помнишь?

Я отрицательно помотала головой.

— Меня зовут Ирвен. А ты — моя невеста.

Нахмурившись, я потёрла лоб. Что-то в его словах было неправильным.

— И когда у нас свадьба? — глухо спросила я, прислушиваясь к своим ощущениям.

Нет, выходить за него замуж я вовсе не желала. Может, воспоминаний не осталось, но чувства никуда не делись.

— Вероятно, совсем скоро. Гвен, я понимаю, что всё это выглядит очень сомнительно, но, поверь, я не причиняю и не причиню тебе вреда.

— Обещаешь? — тихо спросила я, глядя в его невозможные глаза.

Почему-то показалось, что в этом он не лжёт.

— Обещаю. Я сделаю всё, чтобы тебя сберечь, Гвен. Чего бы мне это ни стоило.

Его слова успокоили. Я уткнулась лицом в его грудь и замерла, а потом спросила:

— А что у тебя на виске? Вот это?

Указала на змеившуюся странным узором голубую печать на левой стороне его лица.

— Это родовая печать, Гвен. Все магически одарённые дети рождаются с такой. Так как я ещё не женат, то ношу печать своих родителей. Когда мы поженимся, она изменится, станет чем-то общим между нашими печатями, и наши дети станут носить уже её, общую.

— Как интересно... А если муж один, а отец у детей другой? Какая тогда будет печать? — удивлённо спросила я.

Ирвен аж вздрогнул.

— Что ты имеешь в виду? — напряжённо уточнил он.

Разве не очевидно было, что именно я имела в виду?

— Ну… супружескую измену…

— Мы же не полуденники, чтобы изменять, Гвен. Даже не знаю, с чего ты вдруг заговорила об этом. За измену и нарушение брачных клятв жестоко карают боги, и никто в здравом уме не пойдёт на подобный шаг, так что измен среди магов практически не бывает.

— А внебрачные дети бывают? — растерянно уточнила я.

— Да. Они рождаются с такой печатью, которая получится у родителей при вступлении в брак. Но родить ребёнка с отличающейся печатью… Это… — он замялся, подбирая слова, — очень позорно и сильно осуждается.

— Ясно… — протянула я. — А я случайно не бастард?

— Нет, что ты, — нахмурился он. — Ты родилась в семье, некогда занимавшей крайне высокое положение в Империи. Правда, теперь ваш род сильно обнищал, а твои родители погибли несколько лет назад, но ты — законная Боллар, старшая дочь. Ваш род до сих пор входит в Синклит и является одним из высших.

От сердца отлегло. Ирвен нежно погладил меня по щеке и взял за пострадавшую руку. Осмотрел, а потом спросил:

— Болит?

— Немного, — признала я.

— У тебя был вывих, но целитель сказал, что кости не сломаны.

— Что произошло вчера? Почему я ничего не помню?

— Я не могу рассказать. Рассказ может всколыхнуть воспоминания, а это опасно. Ты хотела навредить себе, я это предотвратил.

Ответ не принёс удовлетворения. С одной стороны, я не испытывала перед ним страха, с другой — чувствовала, что он говорит неправду. Я не могла быть его невестой. Всё внутри восставало против мысли об этом. Но вслух обвинять не стала. Замолчала и затаилась, решив понаблюдать.

Ирвен снова погладил меня по лицу.

— Не веришь? — горько усмехнулся он. — Жаль. Но это не имеет значения. Мне необходимо уехать и встретиться с твоим братом. Думаю, что у него будут нужные мне ответы. Мы с тобой знакомы всего месяц, но мне казалось, что мы узнали друг друга достаточно хорошо и сблизились. А вчера ты сделала нечто, выходящее далеко за пределы того, что я ожидал и считал возможным.

Тридцать второе эбреля. После заката

Легенда о Соларе, Танате и Гесте

Когда-то давно на дневном небосклоне мира сияли три солнца. Самым ярким и мощным был Солар. Он согрел воды океанов, породил жизнь, дал силы растениям и животным. Рядом с ним неотлучно находились две сестры — зажигательно-рыжая Таната и сдержанно-холодная Геста. Они обе хотели стать жёнами Солара, но он не мог отдать предпочтение ни одной из них. Каждая пленяла его по-своему. Младшая Геста — красотой и кротким нравом, старшая Таната — пламенной внутренней силой.

Солар начал встречаться с Танатой, но отказаться от её сестры не смог. В конце концов, он предложил брак обеим богиням, и они нехотя приняли его условия. Сёстрам не нравилось делить мужа, но каждая любила его, как умела, и каждая мечтала подарить ему детей.

Огненная Таната стала матерью первой. Она родила Солару прекрасных, невероятно мощных драконов, чьи сила и великолепие затмевали звёзды. Они поселились на земле и научились принимать не только звериный, но и человеческий облик. Будучи хищниками, драконы воспевали охоту и право сильнейшего, устраивали ристалища и жертвоприношения в честь своей матери, ежедневно вознося ей почести.

Таната возгордилась. Она начала смотреть на сестру свысока и не уставала напоминать той о неспособности зачать. Вскоре она начала называть себя не только Первой Матерью, но и Первой Женой. Всячески оттесняла сестру от Солара и изо всех сил старалась сделать так, чтобы муж проводил с той как можно меньше времени. Ежечасно вовлекала его в дела детей и потворствовала тому, чтобы Солар проводил с ними как можно больше времени, а сама всегда находилась рядом.

Дети Танаты и Солара процветали.

Геста попыталась урезонить сестру, но та лишь обозлилась в ответ. Сказала, что Геста сама виновата, что не может понести от мужа. Да и Солар стал относиться ко второй супруге прохладнее, хотя она и была красивее сестры.

Однако чудо, которого так алкала Геста, всё же случилось. Она забеременела от Солара и родила ему прекрасных детей — магов. Она подарила каждому из них частичку своей божественной силы, оставив на их висках ярко-голубые отметины. Дети Гесты разительно отличались от детей Танаты — они легко овладели магией своей матери и стали созидателями. Придумали музыку и живопись; научились делать прекрасные ткани, изысканное оружие и посуду; возвели невероятные здания.

В противостоянии один на один любой сын Гесты был слабее сына Танаты, но дети младшей сестры оказались плодовиты и быстро размножались, тогда как прекрасные драконы редко рождали потомство и с трудом могли найти подходящую пару.

Огненно-рыжая богиня не могла с таким смириться и потребовала, чтобы дети её младшей сестры стали прислуживать драконам, ведь маги слабее и уязвимее. Её сестра не только отказалась, но и с вызовом заявила прямо при Соларе, что если дети Танаты так сильны, то отчего же она за них переживает и постоянно вмешивается? Неужели боится, что её могучие отпрыски не настолько уж могучи?

Сёстры поссорились, и Солар на тысячу лет запретил обеим вмешиваться в дела детей. Им пришлось подчиниться.

Таната гневалась, видя, что дети Гесты становятся сильнее и сплочённее с каждым поколением. Поначалу они боялись драконов и уступали им во всём, но вскоре нашли способы противостоять и даже убивать их. Драконы считали Довар своим миром, так как пришли в него первыми, и поэтому отказывались искать компромисс. Маги предлагали разделить территории пополам, но гордые драконы не хотели отдавать сводным братьям ни пяди земли.

Развязалась кровопролитная битва. Божественные сёстры кинулись к Солару, и тот сказал: «Пусть дети сами решат, как им жить дальше». Он запретил своим жёнам вмешиваться и постановил, что их дети должны сами обрести мир, а не полагаться на поддержку матерей.

Но разъярённая Таната ослушалась приказа Солара не вмешиваться. Она спустилась с небес и провела страшный ритуал — наложила проклятие, лишив большинство детей Гесты магических способностей. Геста разгневалась в ответ и, видя, как драконы сминают в боях её лишённых сил детей, тоже спустилась на землю и создала в ней гигантский Разлом. В него она хитростью заманила всех детей Танаты и заковала там, используя свою уникальную божественную силу. Закончив, попыталась вернуть магию своим детям, но не преуспела — те были прокляты Танатой, и только она могла это проклятие снять.

Сёстры снова кинулись к Солару. Он разозлился, когда выслушал их. Сказал, что любит всех своих детей одинаково и потребовал, чтобы одна вернула магам силу, а другая — выпустила драконов на свободу. Но вот незадача — ни одна из сестёр не захотела делать первый шаг. Геста считала Танату подлой, а Таната боялась, что как только она вернёт магию своим пасынкам, те уничтожат запертых в неволе драконов.

Сёстры бранились и ссорились целыми днями, и Солар не смог их примирить, как не смог разрушить кованые решётки Гесты и снять проклятие Танаты. Тогда он лишил сестёр почти всех сил и изгнал обеих с дневного небосклона на ночной, под страхом божественной кары запретив всем своим детям иметь двух жён.

С тех пор Геста питает магов своим светом по ночам, наделяя их силой и божественной искрой. Её одарённых потомков называют полуночниками, и вся их жизнь проходит под покровом темноты, ведь Солар разрушает чары Гесты, стоит лишь его лучам коснуться их.

Дети Танаты заперты под земной твердью. Каждую ночь Геста насыщает сдерживающие их оковы своей силой, а огненная богиня с удовольствием насылает на магов проклятия. Она жестоко наказывает любого мужчину за измену, так как считает, что Солар предал её, взяв вторую жену.

Часть 4. ПОПЫТКА НОМЕР ОДИН. Первое эбреля 1135-го года

Первое эбреля. На закате

Кто-то небрежно похлопал меня по щекам. Сморщилась и попыталась отвернуться, но настойчивые, неприятные похлопывания продолжались.

Наконец я выплыла из странного небытия, в котором находилась, и приоткрыла глаза. В голове стоял неприятный шум, а сидящий передо мной мужчина казался смутно знакомым и при этом совершенно чужим.

— Ты меня понимаешь? — спросил он, сощурив бледные, льдистые глаза.

— Да, — прокашлялась я, изумлённо разглядывая беловолосого худощавого собеседника. — Где я?

— В доме Болларов, — ответил он, и почему-то эти слова не говорили ни о чём.

Или говорили?

Я зажмурилась и потёрла виски, пытаясь прийти в себя. Отчего-то у меня не просто не получилось, а внезапно в голове назойливыми шершнями зазвенели десятки вопросов. Попыталась вспомнить хоть что-то и не смогла. От простого движения накатила слабость, а пальцы слегка подрагивали. В голове звенела пустота.

— Что со мной? — хрипло спросила я. — Почему я ничего не помню?

Беловолосый отвечать не стал. Взял меня за руку, и в тело вдруг хлынул поток силы, словно меня окатило свежей горной прохладой в невыносимо душный день. Я с неимоверным удивлением наблюдала, как голубой сияющий ручеёк тянется от незнакомца ко мне. Наконец он иссяк, и я уже приоткрыла рот, чтобы спросить, что это было, но меня опередили:

— Оденься, приведи себя в порядок и приходи ко мне в кабинет. Направо по коридору, предпоследняя дверь перед лестницей. Нам нужно поговорить.

Он поднялся с края моей кровати и вышел прежде, чем я успела сообразить хоть что-то.

Воспоминания не вернулись, но самочувствие улучшилось. Я встала с узкой постели и даже голова не закружилась, хотя в теле ещё ощущалась слабость. Судя по всему, я долго болела, а теперь наконец пришла в себя.

В ванной комнате — чистой, но какой-то обшарпанной, с небольшими сколами на краю раковины и помутневшим от времени зеркалом — я как можно быстрее смысла с тела липкий запах болезни.

Из зеркала на меня смотрела бледная, измученная блондинка со странным узором на правом виске. Удивлённо коснулась его, а затем смутно вспомнила, что это такое. Долго рассматривать себя не стала — всё равно отражение казалось каким-то чужим и неправильным.

Поспешила надеть выцветшее платье с низкой талией и треугольным вырезом, обуться в сильно изношенные домашние туфли и найти дверь нужного кабинета. Она оказалась открыта.

Беловолосый ждал меня, стоя у распахнутого окна. Снаружи, судя по всему, недавно вступила в права весна. Сочная, светлая зелень подставляла глянцевые листочки лучам заходящего солнца.

— Гвендолина ненавидела, когда её называли Гвен, поэтому я буду обращаться к тебе именно так.

Собеседник повернулся ко мне, и его бледно-голубые глаза смотрели с презрением и холодом.

— Кто вы?

— Меня зовут Бре́ур Боллар, я брат Гвендолины, тело которой ты отняла.

Что? Я нахмурилась. Разве тело можно отнять?..

— Вы обещали объяснить мне, кто я и где. Я почти ничего не помню…

— Это как раз нормально. Твой дух закрепился в теле моей сестры, но её воспоминания доступны ему лишь частично. Как, впрочем, и воспоминания о твоей прошлой жизни. Когда ты бредила, ты всё время говорила то на лоарельском, то на каком-то незнакомом шипяще-рычащем варварском наречии. Собственно, так мы и поняли, что вернувшийся дух принадлежит не Лине.

Он жестом указал мне на кресло, а сам устроился за массивным письменным столом из тёмного дерева. Потребовалось некоторое время, чтобы сказанное осело в моей голове.

— Так что произошло? — спросила я, всей кожей ощущая враждебность и даже ненависть сидящего передо мной молодого мужчины.

— Четыре дня назад произошло лунное затмение. Таната — одна из двух божественных лун — затмила Гесту. Магия Гесты ослабла, и на волю из Разлома вырвались твари. Случился бой, было много пострадавших. Наша семья — целители и маги жизни. Разумеется, мы не могли остаться в стороне. Мы оказывали помощь пострадавшим, и на второй день после боя Лина перестаралась. Она отдала все свои силы, чтобы вытащить с того света одного из воинов. У неё получилось, но сама она при этом развеялась. Так мы говорим, когда в теле мага не остаётся жизненной энергии, и дух отлетает прочь.

Холодные глаза смотрели в упор, и хотя в комнате было вроде бы тепло, меня всё равно знобило. Или это последствия лихорадки?

Боллар откинулся на спинку потёртого кресла, а затем плеснул себе в стакан янтарного, резко пахнущего коньяком напитка.

— Разумеется, смерть — не приговор. Отлетевший дух можно призвать обратно, и с некоторой долей вероятности он вернётся. Особенно, если тело не повреждено или повреждено не слишком сильно. Жрецы провели нужный обряд так быстро, как только смогли, но вместо Лины в её тело вселилась ты. Такое тоже бывает…

— Ясно.

— Что тебе ясно? — ядовито усмехнулся он. — Не каждый дух способен прижиться в чужом теле, поэтому у тебя начались лихорадка и бред. Когда я понял, что ты — не Лина, делать что-либо было уже поздно. Тогда я просто оставил всё как есть. Если честно, я надеялся, что ты умрёшь. Мне невыносимо видеть чужачку в теле сестры, которая была для меня ближе всех на свете.

Первое эбреля. После заката

— Ко мне обратился Ирвен Блайнер. Вероятно, он совсем отчаялся найти другого мага жизни, раз пришёл в мой дом, но это нам даже на руку. Он предложил мне сделку — в обмен на круглую сумму я отправлюсь в его поместье и буду поддерживать в нём жизненные силы, пока он не умрёт. Дело в том, что он смертельно болен и без постоянной подпитки жизненной силой протянет неделю-полторы. С магом жизни — две или даже три. Вот только есть одна загвоздка. Боллары и Блайнеры находятся в состоянии войны. Лично против Ирвена я ничего не имею, но его тётка — причина всех бед нашей семьи, и я бы никогда не смог помогать кому-то из Блайнеров даже за большую мзду. А ты сможешь.

Бреур упёрся в меня замораживающим взглядом, но я выдержала его достойно.

— А что с ним? Чем он болен?

— В последней битве при Разломе он получил удар от кантрада. Даже небольшое ранение, нанесённое этой ядовитой тварью, приводит к смерти, так как оно не заживает, а яд из него медленно расползается по всему телу. Будь Блайнер ранен в ногу или руку, надежда бы ещё оставалась. Можно было бы сделать ампутацию. Но ни один хирург не сможет отрезать Блайнеру спину, так что он обречён. Вопрос лишь в том, сколько он протянет. Разумеется, он не собирается добровольно отправляться на встречу с Гестой в расцвете лет и на взлёте военной карьеры. Ищет лечение, которого не существует, и хочет, чтобы его жизнь поддерживали как можно дольше. А так как он богат, то готов щедро заплатить за услуги.

— И каковы условия сделки? — осторожно поинтересовалась я.

— Ты переедешь к нему в поместье и будешь регулярно подпитывать силой до тех пор, пока он не умрёт. Я заберу заработанные тобой деньги, а взамен позволю использовать тело и личность Лины, но только если ты не станешь вступать в половые связи до брака и будешь блюсти репутацию нашей семьи, а также никому не расскажешь о том, что ты чужемирянка. Это в твоих же интересах, потому что чужемирцев в Доваре ненавидят.

Решила обдумать предложение, прежде чем соглашаться, хотя интуиция и подталкивала сразу сказать да. Чем дольше я находилась рядом с Бреуром Болларом, тем отчётливее понимала: в его доме я никогда не буду чувствовать себя комфортно.

— Это вполне адекватные условия. Но вы должны будете обучить меня хотя бы азам целительства. Как я смогу помочь этому Блайнеру, если не знаю ни одного заклинания? — резонно спросила я.

— А это уже его проблемы. Я предложу ему контракт с моей одарённой сестрой, которая никогда не посещала академию, так что он не вправе ждать высокой магической квалификации. Нужным заклинаниям он тебя сам обучит, если захочет. Я не проведу с тобой ни одной лишней секунды, Гвен. Единственное, что я сделаю — подготовлю тебя к поездке, обучу делиться жизненной силой, выдам несколько платьев и твоё свидетельство о рождении. Хотя кому оно нужно? Все доказательства принадлежности к роду Боллар — на твоём правом виске.

Непроизвольно коснулась места, о котором он говорил, и рассеянно его потёрла.

— А дальше? Что произойдёт после смерти Блайнера?

— Мы все немного остынем, и встретимся для ещё одного разговора, — слегка уклончиво ответил он.

Вероятно, по окончании этого контракта меня будет ждать ещё один подобный. И денег за него, разумеется, я тоже не увижу. Но сейчас меня это не особо волновало. Необходимо для начала разобраться в происходящем, освоиться, а уже потом предпринимать осмысленные шаги.

Обдумав ситуацию, пришла к выводу, что предложение действительно неплохое. Ходить по дому Болларов, напоминая об умершей сестре — сомнительная перспектива. Заранее жалко, конечно, этого Блайнера, который обречён, но кто знает, быть может, он найдёт лекарство? А я буду искренне помогать ему протянуть подольше. Вроде бы хорошее дело. Морально тяжёлое, но хорошее.

Интересно, кем я была в прошлой жизни? Пока воспоминания не хотели возвращаться, но я только очнулась. Любое исцеление требует времени, и нужно позаботиться о том, чтобы себе его обеспечить.

— Ваше предложение звучит интересно.

— Ты согласна? — с нажимом спросил Бреур.

— Я согласна рассмотреть ваше предложение и хорошенько его обдумать. Сейчас я слишком ошарашена и запутана, чтобы принимать разумные решения, — осторожно подбирая слова, проговорила я. — Ни в коем случае не отказываюсь, но и согласиться пока не готова. Мне нужно хотя бы несколько часов на раздумья.

Мой ответ собеседнику не понравился. Его глаза сверкнули ледяными искрами, а на лице появилась ухмылка:

— Времени на раздумья у нас нет. Боюсь, что ни Блайнер, ни я не хотим ждать, пока ты придёшь в себя и что-то надумаешь.

Решив дать себе хотя бы небольшую отсрочку, пока в голове не прояснится, я сменила тему:

— Вы упоминали какое-то родовое проклятие. Оно касается и меня тоже?

— Разумеется, — ответил он и замолчал. — Как только ты согласишься на моё предложение, я тебе всё объясню.

Поведение собеседника с каждой секундой нравилось мне всё меньше и меньше, но ссориться с ним было бы глупо, да и выбора особого не было, поэтому ответила спокойно:

— Хорошо, я согласна на ваше предложение. Теперь расскажите, пожалуйста, о проклятии.

Бреур задумчиво покрутил стакан с янтарной жидкостью в руках и сделал большой глоток.

Первое эбреля. Поздний вечер

— Итак, Гвен, ритуал… — одними уголками губ улыбнулся Бреур Боллар.

Его пристальный взор острыми осколками льда вонзался в душу, и потребовалось всё самообладание, чтобы не поёжиться и не выказать страха.

— Ты помнишь, что маги поклоняются своей праматери — Гесте? — спросил он, чуть наклонив голову вбок, и я кивнула, всеми фибрами души желая отодвинуться от него подальше, но заставляя себя держаться спокойно. — Геста не в силах снять проклятие, на это способна только её сестра. Таната. А для этого к ней нужно воззвать. Никто из нас сделать этого не может. Наши души обещаны нашей богине, Гесте, и если кто-то из нас попытается обратиться к Танате, то праматерь сочтёт это предательством и убьёт воззвавшего. А вот ты, Гвен, смогла бы провести ритуал и воззвать к Танате, потому что твоя душа пока не обещана никому из богов. Ты можешь провести ритуал и попросить Танату снять проклятие с тебя и всего нашего рода. Мы достаточно настрадались и с лихвой заплатили за ошибку отца. Их с матерью уже нет в живых, а мы всё ещё платим непомерную цену за один единственный поцелуй… Если ты снимешь с нас проклятие, то я даю слово, что позволю тебе идти своей дорогой и никому не раскрою, что ты чужемирянка. А чужемирцев в нашем мире очень не любят…

Глаза Бреура были очень близко, и я завороженно в них уставилась, пытаясь уловить хотя бы отголоски эмоций, но видела лишь холодный расчёт.

— Только и всего? Обратиться к Танате и попросить снять проклятие? — недоверчиво спросила я.

— Только и всего, — уверенно кивнул он. — Я бы сделал это сам или даже отдал свою жизнь, если бы только был уверен, что сёстрам это поможет. Видишь ли, Гвен, я действительно люблю свою семью. Но я бессилен перед проклятием, и это сжигает меня изнутри.

Во мне проснулось сочувствие. Настоящее, искреннее сочувствие к человеку, который родился с такой ношей и нёс её сквозь жизнь, расплачиваясь за чужие ошибки. Кто больше виноват в проклятии? Амбициозный дед Болларов? Отец Бреура, который понимал, насколько серьёзными могут быть последствия измены, и всё равно согласился на помолвку с постылой Моэрой, а потом целовал возлюбленную? Но кто знает, возможно, это их мать поцеловала его, умоляла остаться и отказаться от невесты? И если так, то разве можно её за это осуждать? Любящему сердцу больно отпускать, особенно зная, что чувства взаимны. Или виновна жестокая и мстительная Моэра, так и не простившая жениху, что он посмел любить другую? Вот только проклятие закрепила богиня. Таната сочла, что проступок достаточно серьёзен, чтобы наказать…

Сложно, очень сложно.

В любом случае карты розданы, а я уже сижу за игровым столом. Могут ли у меня на руках быть козыри?

— Если я правильно поняла ситуацию, то никакой спешки с проведением ритуала нет. Я не могу согласиться на него вот так сразу, мне нужно узнать и прочитать больше, — наконец ответила Бреуру. — Я слишком плохо ориентируюсь в реалиях этого нового мира, чтобы принимать скоропалительные решения. Но при этом я ни в коем случае не отказываюсь. Мне просто нужно больше времени, чтобы всё осело в голове.

Он чуть наклонил голову набок и сказал:

— Разумно. С одной стороны, мне нравится, что ты осторожна. С другой — я не хочу полагаться на волю случая и уж конечно не собираюсь упрашивать тебя, Гвен. Не хватало ещё унижаться перед чужемирянкой, отнявшей тело моей сестры.

Он коснулся моей руки возле локтя, вырисовывая странный узор, и по телу светящимися искрами потекла его магия, вызывая странное онемение.

— Это парализующее заклинание. Не бойся, оно безвредно. Мы используем его, чтобы снять боль у пациентов и обездвижить их перед операцией. Видишь ли, Гвен, я не могу пустить ситуацию на самотёк. Ирвен — довольно привлекательный мужчина, и отправляя тебя к нему, я должен быть уверен, что в этом для моей семьи больше пользы, чем возможного вреда. Кроме того, меня не устраивает то, что ты «подумаешь» о ритуале снятия проклятия. О нет, дорогая несестра. Мне нужно, чтобы ты его выполнила, так что я предприму некоторые шаги для того, чтобы это произошло.

Беловолосый маг поднялся на ноги, удовлетворённо наблюдая за тем, как я безвольно распласталась в кресле. Вернулся к своему рабочему столу, достал из ящика старую кисточку и небольшой флакон с переливающейся ртутью жидкостью.

Положил на столешницу древнюю книгу в кожаном переплёте и раскрыл на странице с картинкой ритуала. Из моего положения разобрать буквы было невозможно. Он перерисовал схему, проверил несколько раз, а затем свернул листок и положил в карман.

Достал из-под стола походный лекарский чемоданчик, раскрыл. Выудил небольшой металлический пенал и щедро плеснул в него пахучей жидкости. Внутри мелькнули серебристыми лезвиями скальпели. Закрыл крышку и убрал пенал в нагрудный карман. Движения Бреура были уверенными и спокойными, а у меня в душе поднималась безмолвная паника. Сердце стучалось где-то в горле, ноги от страха заледенели.

— Больно не будет, — уведомил он.

Словно боль — единственная из возможных проблем.

Следующим движением он подхватил меня на плечо и понёс прочь из кабинета. Вскоре мы оказались на крыше, плоской и залитой светом поднявшейся луны.

Бреур усадил меня на отполированный пол ритуальной площадки и прислонил спиной к каменному возвышению, на которое положил металлический пенал и листок. Для них нашлись специальные углубления и подставка с зажимом. Закончив, маг вскинул голову и посмотрел на восходящую луну.

Первое эбреля. Полночь

Кабинет Ирвена Блайнера разительно отличался от тёмного, неуютного, обшарпанного кабинета Бреура Боллара. Как, впрочем, отличались друг от друга и сами мужчины. Худощавого беловолосого брата Гвендолины можно было бы назвать привлекательным, если бы не холодные, отрешённые глаза. А вот ожидавшего нас брюнета нельзя было бы не назвать привлекательным ни при каких обстоятельствах. Слишком красив, хорошо сложен и уверен в себе, чтобы это игнорировать.

— Добро пожаловать, — хозяин пригласил нас присесть в кресла для посетителей, расположенные напротив его рабочего стола. — Я рад, что вы откликнулись на моё предложение, ноблард Боллар.

— Лунной ночи, ноблард Блайнер. Я бы и не откликнулся, но моя сестра Гвендолина — чуткая душа. Она решила, что готова взять на себя целительские обязательства и помочь вам.

— Сестра? — кажется, такой поворот удивил Блайнера достаточно сильно, и он посмотрел на меня.

Его зрачки оказались расширены чересчур сильно, но, возможно, он уже принимает медикаменты, которые оказывают подобное влияние.

— Да. Позвольте представить её официально: Гвендолина Боллар, маг жизни с целительскими способностями третьего порядка. Однако должен озвучить заранее, что в академии она не училась. С недавних пор мы предпочитаем домашнее обучение, — саркастично добавил Бреур.

Блайнер кивнул, а я вдруг подумала, что находиться на публике или учиться на общих основаниях для сестёр Боллар было бы крайне сложно. Бедность, проклятие и «измена» отца наверняка делали их отверженными в высшем обществе. Нищие старые девы и изгои, которые никогда не выйдут замуж и не смогут иметь законных детей. Я пока не очень хорошо разбиралась в порядках мира, в котором очутилась, но по обрывочным воспоминаниям Гвендолины и поведению Бреура могла предположить, что попала в патриархальную страну, в которой женщина в первую очередь ценилась как жена и мать, а не как специалист или маг.

— Ясной ночи, нобларина Боллар. Не могу выразить, как я рад, что вы согласились на моё предложение. Отыскать мага жизни в последние годы очень непросто, — учтиво улыбнулся Блайнер.

— А станет ещё сложнее, когда род Болларов закончит своё существование, — едко заметил мой спутник. — Даже удивительно, что самим Блайнерам внезапно понадобилось то, что они с таким тщанием уничтожают.

Я нервно сглотнула. Бреур явно тешил самолюбие, и напряжение разливалось по комнате вязким киселём.

— Что ж, вы правы. Однако лично я не имею отношения к вражде наших родов и всегда считал проклятие чрезмерным, иначе и не подумал бы обратиться к вам. Кроме того, наука не стоит на месте, и я выражаю надежду, что современные учёные всё же найдут решение вашей проблемы. Я слышал, что вы и сами интересуетесь ритуалистикой и теорией проклятий.

Голос Блайнера был достаточно доброжелательным и вежливым, но я чувствовала, что за фасадом воспитанного аристократа дремлет опасный хищник, который не питает к Болларам симпатии, но готов сотрудничать на выгодных ему условиях.

— Разумеется, интересуюсь, и вы правы, ноблард Блайнер. Надежда иссякнет только с последним вздохом, и даже после него всегда есть ещё один шанс.

— Это верно. Давайте перейдём к делу. Пожалуйста, просмотрите составленный мною договор, — он передал по экземпляру и мне, и Бреуру, и я испытала благодарность за то, что он хотя бы сделал вид, что моё мнение имеет значение.

Прочитав документ, «брат» кивнул и распорядился:

— Всё отлично, можешь подписывать.

Когда договор был заверен обеими сторонами, Блайнер протянул мне внушительный по весу кошель с деньгами. Я снова оценила жест — он не переставал вести себя так, будто я что-то решаю, и это было хоть и далеко от правды, но приятно.

Забрав деньги, Бреур поднялся на ноги, и вслед за ним встали хозяин кабинета и я.

— Что ж, думаю, задерживаться смысла нет. Напомню, что вы поклялись держать наше соглашение в тайне. Также надеюсь, что ваше воспитание, ноблард Блайнер, не позволит вам обращаться с Гвендолиной плохо. Распорядитесь, чтобы после вашей кончины её отправили домой в экипаже.

Бреур говорил нарочито сухо, будто смерть Блайнера — просто очередное дело или рядовое событие, не стоящее даже капли сочувствия. Меня такой подход покоробил, что не укрылось от взгляда хозяина.

Попрощавшись со мной, «брат» ушёл.

Повисла неловкая пауза, пока вынужденный наниматель внимательно разглядывал меня.

— Мне очень жаль, что Бреур выразился именно так, — кашлянув, сказала я. — Искренне надеюсь, что найти лечение всё-таки можно.

Я замолчала, ожидая ответа, но Блайнер медлил с ним.

— Даже не знаю, что бесит сильнее — когда о моей смерти говорят, как о решённом деле, или когда пытаются сделать вид, что надежда ещё есть. В любом случае, нобларина Боллар, вам стоит воздержаться и от того и от другого, потому что из-за яда кантрада я не всегда способен контролировать свой гнев и могу сорваться. Но думаю, что это для вас не новость.

— Новость, если честно. Я не сталкивалась с подобными ранениями раньше. Если у вас есть литература по теме, я буду признательна за возможность её изучить.

Кажется, мои слова очень сильно удивили собеседника, но он всё же достал несколько книг, а также папок с исписанными от руки листами. Протянул мне и сказал:

Первое эбреля. Глубокая ночь

Мне выделили прекрасные покои — огромные и при этом необыкновенно уютные. Здесь царила выдержанная элегантность, за которой стояли прекрасный вкус и большие деньги. Покои состояли из четырёх комнат — спальни ванной, гардеробной и небольшой гостиной, в которой располагался рабочий стол.

Платья Гвендолины выглядели куда беднее, чем занавески или полотенца, и я невольно усмехнулась, развешивая свою одежду по местам. Вероятно, в этом доме на тряпки пускают куда более дорогие вещи. Но мне было всё равно.

Волновало не это.

Наконец я оказалась одна и получила возможность расслабленно полежать в постели и обдумать ситуацию, в которую угодила.

Попыталась вспомнить хоть что-то из своего прошлого, но словно подошла к стене из мутного стекла. За ней двигались невнятные образы, слишком размытые, чтобы в них разобраться. Единственная чёткая картинка перед глазами — ярко-бирюзовая, пронизанная лучами солнца вода и серебристые пузырьки воздуха, всплывающие вверх невесомыми жемчужинами света.

И больше ничего.

Дом, в котором я изначально очнулась, вызывал ощущение глубокой, беспросветной тоски. Воспоминания Гвендолины были куда доступнее, они словно рельефом проступали на матовой поверхности стеклянной стены, и я могла бы погрузиться в них, но не захотела. Там оказалось слишком много сожалений и боли. Гвендолина была глубоко несчастна, хотя старательно скрывала это от брата и сестёр.

Однако себе я запретила унывать и оплакивать чужие неудачи. Гвендолина жила так, как умела, а у меня будет другая жизнь, и в ней найдется место радости, несмотря на проклятие. Такая скорбная обречённость из-за невозможности выйти замуж казалась мне чрезмерной. В конце концов, Гвендолина могла уехать из этой империи, поселиться где-нибудь ещё, завести любовника и усыновить детей или родить внебрачных. Из каждой ситуации есть выход, даже из смерти, как оказалось. Она предпочла остаться и страдать? Это её выбор, а не мой.

Я искренне сочувствовала Гвендолине, но не совсем понимала её. Однако в поместье Болларов царила такая атмосфера, что сложно не впасть в депрессию, особенно когда ты старшая в семье и несёшь ответственность за младших сестёр.

Так что спасибо Бреуру за подаренную возможность не жить в «отчем» доме. А Блайнеру — за уважение. Меня явно поселили в одни из лучших покоев, и я оценила этот жест. Понятно, что придётся расплатиться даром, но в договоре не было уточнений касательно условий проживания, так что формально он мог поселить дочь вражеского рода хоть в сарае, хоть в каморке под лестницей, хоть под рябиновым кустом, но делать этого не стал. Очень благородно с его стороны.

Разобрав вещи, почувствовала голод. К счастью, словно предвосхищая возникшее желание отправиться на поиски еды, раздался деликатный стук в дверь.

— Светлой ночи, нобларина Боллар, — поприветствовала меня немолодая служанка с добрым лицом. Её седеющие волосы были собраны в высокий пучок, а серые глаза смотрели без враждебности или предвзятости, с настороженной симпатией.

— И вам, госпожа…

— Нони. Я принесла вам ужин. Вы голодны?

— Если честно, очень, — с улыбкой признала я и поблагодарила за заботу.

С названиями трапез я уже освоилась. Вечерник — это завтрак для тех, кто просыпается после заката. Ужинают они в районе полуночи, а утром рассветничают и после отправляются спать на весь день.

На оставленном служанкой подносе ждал целый пир. Три тарелки с различными закусками, горшочек с нежным мясом, запечённым под сырной шапкой, а ещё десерт и кусок ярко-жёлтого овощного рулета — никогда такой не пробовала.

До чего же вкусно!

Наевшись, выбрала книжку о магических животных и сразу же пролистала к главе о кантраде.

Мерзейшая тварь!

Весь покрытый сегментированной бронёй с шипами, он ловко передвигался на шести лапах, а две клешни и мощный хвост использовал для атаки. Удары кантрада действительно считались смертельными: лечения от его яда пока не придумали.

Авторы доставшихся мне книг предполагали, что запертые под земной твердью драконы вывели кантрадов из подземных насекомых, питая тех своей кровью, и теперь выпускают при каждом прорыве как авангард. Эти твари агрессивно реагируют на магию Гесты и боятся огня, как обычного, так и магического. Их стараются испепелять в первые же секунды прорыва, заливают горящей смолой и закидывают бомбами.

Размером кантрад превышал человека, а за счёт подвижных клешней и хвоста практически всегда побеждал одинокого воина в бою. Самым опасным был удар хвоста — яд его шипов оставался под кожей, и со временем отравлял мага изнутри. Неодарённый человек мог прожить хорошо если три дня после ранения, сильный маг мог продержаться до двух недель, но исход был лишь один — смерть. В случае ранения в конечность, целители её ампутировали, и тогда у пациента появлялся шанс выжить. Ранение в корпус или голову — приговор.

Первое эбреля. Перед рассветом

— Что ж, Ячер прав. Немного лунного загара не помешает никому. Мы ещё успеем поесть до того, как поднимется Солар.

— Хорошо, — охотно согласилась я.

Ирвен распорядился, чтобы нам накрыли ужин на крыше, и пока я ходила в комнату за тёплой шалью, всё уже приготовили. Нас ожидали не просто стулья или кресла, а две кушетки, стоящие в голубом свете луны рядом с приземистым столиком.

Поначалу было странно и даже неловко. Я боялась заговорить с Блайнером, потому что любая тема казалась незначительной или вовсе бестактной. Мы ели молча, и в какой-то момент я даже решила, что в дальнейшем предпочту трапезу в одиночестве, но когда мы закончили с ранним завтраком или очень поздним ужином, Ирвен с лёгкостью отодвинул стол, а затем поставил свою кушетку ближе к моей.

Лечь на спину он не мог — только на бок, поэтому расположился ко мне лицом и протянул руку:

— Подпитаете меня?

— Да, конечно.

Протянула руку в ответ и тоже легла лицом к нему. Теперь мы были вынуждены не только смотреть друг на друга, но и касаться, и молчание стало тягостным.

— Повезло, что сегодня ясная ночь, — сказала я первое, что пришло в голову.

— Да, вряд ли бы так хорошо лежалось под дождём, — согласился Ирвен, и мы снова замолчали.

Геста щедро разливала свет по плоской крыше имения, где-то вдалеке пели и перекликались птицы.

— Знаете, мне жаль, что я так и не стал отцом, — вдруг поделился Ирвен. — Всегда считал, что время ещё будет. А теперь его нет, и я не могу удержаться от того, чтобы не пересматривать все свои решения. И жаль осознавать, что некоторые возможности уже утрачены навсегда. У меня, конечно, есть племянники, и я их обожаю, но… — он замолчал. — С другой стороны, для детей потерять отца было бы очень больно, так что, возможно, всё к лучшему.

— У вас большая семья? — осторожно спросила я.

— Да. Пять братьев и три сестры, практически все старше. Я никому из них ещё не сказал о ранении. Не хочу, чтобы они съехались сюда, устроили переполох, ругали, жалели, рыдали и скорбно вздыхали. Думаю, это было бы невыносимо. Эдакие затяжные похороны… Поэтому я решил сообщить всем, когда станет совсем плохо.

— Наверное, я бы поступила также, — согласилась я, просто чтобы его поддержать. — Подчас нелегко справиться со своими эмоциями, а уж с чужими… Хотя вы держитесь очень мужественно и храбро.

— Откуда вам знать, может, я ещё планирую мужественно порыдать у вас на плече, но чуть позже? — саркастично спросил он. — Пожалуй, стоило внести этот пункт в контракт, чтобы вы не сбежали в самый ответственный момент.

Я улыбнулась:

— Мне некуда и незачем бежать, поэтому рыдайте, если вам от этого станет легче.

Мы всё ещё держались за руки и смотрели друг другу в глаза, а наши ладони слегка светились, пока мои силы плавно перетекали к Ирвену. Я наполнялась светом луны, во мне он изменялся и становился немного иным, преобразовывался в целительскую силу, а потом растворялся в могучем теле моего пациента.

— Если бы кто-то неделю назад сказал, что я буду принимать лунные ванны в компании Боллар, я бы не поверил. Но жизнь так причудлива и изменчива…

— И непредсказуема. Неделю назад я тоже не предполагала, что окажусь здесь. А можно вопрос? Правда, он несколько личный, но меня терзает любопытство.

— Задавайте, — усмехнулся Ирвен.

— Почему вы не женаты, несмотря на налог и все эти требования императора?

— Дед всегда говорил, что торопиться в вопросе брака — удел нищих. Он сам женился после тридцати и очень этим гордился.

Довольно очевидный ответ. Если не жениться дорого, то подобную привилегию могут позволить себе лишь богатые.

— Но теперь я даже жалею. Да и история моих родителей наглядно показывает, что поздний брак — не гарантия счастья. Нет, вы не подумайте, мои родители ни разу не поссорились и не повысили друг на друга голос, как это бывает в некоторых семьях. Они просто не разговаривали. Неделями, месяцами, годами. А если были вынуждены, то делали это с ледяной учтивостью. Мы с Ке́ммером и Деса́ром — самые младшие в семье, через десять лет после рождения Десара мама съехала от отца, а мы остались здесь. Отец погиб четыре года назад, мама предпочитает проводить время на Севере, в имении своих покойных родителей. Я периодически навещаю её, но мне больше нравится климат здесь, на юге. Да и к Разлому ближе.

Я не ожидала такой откровенности, но могла её понять. Невозможно вот так лежать друг напротив друга, разделять магию и прикосновения, и при этом оставаться равнодушными. Мне тоже хотелось поделиться с Ирвеном своими переживаниями, но приказ Бреура не позволял.

Тем не менее невольная симпатия уже прорастала в пространстве между словами, вилась вокруг взглядов и норовила расцвести на лице непрошенной улыбкой. Я постаралась запретить себе даже думать об Ирвене в романтическом ключе, но всё играло против меня. И лунный свет, и глаза напротив, и щемящее сочувствие, и тот факт, что я просто больше никого толком не знала и не помнила.

— Вас не смущает моя разговорчивость? — спросил он.

— Вовсе нет. Мне просто подумалось, что с вашим положением и внешностью вы должны быть очень завидным женихом, и за вами должна идти настоящая охота.

Шестое эбреля. На закате

События потихоньку входили в колею. Чем больше проходило дней, тем легче и одновременно тяжелее становилось. Мне открылись некоторые воспоминания Гвендолины, и я наконец начала ориентироваться в необычном мире, где оказалась. Бреур не солгал, здесь действительно не любили чужемирцев, но с удовольствием использовали их технологии, если могли до них дотянуться.

Скорее всего, если выплывет правда о том, кто я, меня будет долго и с наслаждением допрашивать Служба Имперской Безопасности. Можно посчитать, что Бреур даже оказал мне услугу, скрыв факт моего попаданства. Однако благодарности за это я не испытывала. Просто изучала блокнот Адели, ложилась спать с рассветом, вставала на закате и жила лунными ночами, как и остальные маги.

В быту ориентировалась без проблем — очень многое казалось похожим и привычным, разве что светильники работали не от электричества, а от магии. Единственно непривычным казался вес вещей — их тут изготавливали добротными и массивными. Даже вилки с ложками были крупнее и тяжелее привычных. Практически любой предмет, будь то книга, тарелка, табуретка или даже баночка для крема были сработаны словно на века. Двигать стул за столом приходилось с усилием, но постепенно я привыкла и даже полюбила эту особенность.

Ирвен показал себя примерным пациентом — не капризничал, не жаловался, соблюдал все рекомендации и мужественно терпел промывания. Рана с каждым днём становилась всё чернее, а по его глазам расплывались тёмные пятна. Как-то он мимоходом обронил, что из-за них теперь видит мир в чёрно-сером цвете, и я закусила губу, чтобы не расплакаться от сочувствия.

Нужно было признать, что я переоценила свои силы. Мне не удавалось ни оставаться к Ирвену равнодушной, ни верить в то, что надежда на исцеление всё же есть. Ячер почти перестал появляться — проводил время в библиотеках и архивах, искал подсказки, но не находил.

Всё указывало на то, что Ирвен обречён, и это причиняло мне почти физическую боль.

Сам он предпочитал либо не говорить об этом, либо зло шутить. Мы начали проводить неприлично много времени вместе, и это был мой выбор. Почему-то казалось, что пока я рядом и подпитываю его, яд удаётся держать в узде, но стоит только отвернуться…

Не помогало и то, что воспоминания о прошлой жизни оставались закрытыми. В снах приходили странные образы, но после пробуждения их никак не получалось сложить в осмысленные картинки, и постепенно пришлось привыкнуть к новому имени и новым реалиям. Я больше не притворялась Гвен, я ею стала.

Умываясь после сна, спокойно смотрела в зеркало и даже немного любовалась собой. Улыбалась Ирвену, если находился повод. Колдовала, словно для этого и родилась, хотя в глубине души знала, что это не так.

Сегодня поднялась с постели позже обычного. На рассвете Ирвен забрал очень много моих сил, и по телу разливалась противная слабость. Сон помог восстановиться лишь частично. Я всё лучше понимала, почему Бреур изначально отказал Блайнеру. Это было тяжело. Морально, физически, магически. Прошла всего неделя, а я уже ощущала истощение, но при этом ни за что не хотела, чтобы договор закончился раньше срока. Напротив.

Пока я одевалась, в дверь постучали:

— Нобларина Боллар, — позвала Нони. — Там приехал лардон Ячер, хозяин велел послать за вами.

— Иду, — отозвалась я, с трудом попадая в рукав. — Они в кабинете?

— Да.

Вдруг Ячер привёз хорошие новости?

Наэлектризованная надеждой, я выбежала из своих покоев, на ходу закалывая волосы. В общем, повела себя совершенно неподобающим для аристократки образом, но ничуть об этом не жалела. Если бы потребовалась, пошла бы и с неубранными волосами.

Дверь в кабинет Ирвена была приоткрыта, и я вошла без стука: уже знала, что меня ждут.

— Тёмного вечера, нобларды, — пожелала я, быстрым шагом подходя ближе.

— И тебе, Гвен, — отозвался Ирвен.

— Приветствую! — хмуро кивнул Ячер и даже никакую шуточку не ввернул.

Ни о том, что я — самая красивая девушка в этом кабинете, ни о том, что Ирвен обязан на мне жениться, всё равно терять нечего, зато он не станет свидетелем того, как я растолстею после пятых родов, ни о том, что я могу исцелить практически всё что угодно, кроме дурного характера, поэтому Ирвен безнадёжен. Иногда шуточки Ячера меня раздражали, но их отсутствие царапало куда сильнее.

— У меня есть новости, но они не очень хорошие. Тем не менее, раз я обязался сообщать вам обо всех важных находках, то слушайте. В одном из древних трактатов я нашёл описание довольно старого способа, который почти перестали применять при ранениях кантрада, хотя его и практиковали ранее. Выжигание. Использовали на небольших ранах, если ампутация невозможна. Пациент после этого оставался калекой, но… выживал. Иногда.

— Насколько глубокое выжигание? — бесстрастно уточнил Ирвен.

— Глубокое. А в твоём случае рядом позвоночник. И ходить ты после такого не смог бы. Но боюсь, что даже этот способ нам недоступен, потому что в том трактате написано, что выжигание необходимо делать сразу после ранения. Если скверна появилась в глазах, то смысла уже нет.

— А почему перестали использовать этот способ? — спросила я, чтобы не слушать гнетущую тишину.

— Вырезание гуманнее. В процессе выжигания половина пациентов умирала от болевого шока, поэтому от него отказались в пользу хирургических методов. Яд вступает в реакцию с огнём, болевые ощущения настолько мучительны, что никакие заклинания не спасают. Но мы и так знаем об этом эффекте яде кантрада. Боль такая, что пациенты приходят в сознание даже из глубокого сна.

Седьмое эбреля. На закате

Вероятно, я вела себя опрометчиво. Вряд ли Гвендолина одобрила бы такое поведение, но я уснула рядом с Ирвеном, пока подпитывала его утром. Мы валялись на крыше до самого рассвета и задремали. Когда Ирвен поднял меня на руки и понёс в дом, я сделала вид, что сплю, а когда он положил меня на постель и устроился рядом — что так и не проснулась. Он повернул меня спиной к себе, обнял и отключился, а я периодически выныривала из рваного сна, чтобы подпитать его силой.

Проснулась на удивление умиротворённой. Когда Ирвен был рядом, мне становилось легче.

— Облачного утра тебе, ненаглядная моя, — тихо прошептал он мне на ухо.

— И тебе.

— Я ненадолго вернусь к себе в покои, чтобы искупаться.

— Повечерничаем на крыше как обычно?

— Да, конечно.

Ирвен легко поднялся с постели, я проследила за ним, а когда он подошёл к двери, сказала:

— Когда ты спишь рядом, мне проще делиться с тобой силой. Предлагаю тебе дневать вместе.

Он замер и сощурил почти целиком почерневшие глаза, глядя на меня.

— Ты уверена?

— Да. Абсолютно, — кивнула и сладко потянулась. — Мне спокойнее, когда ты рядом.

— Хорошо. Как скажешь. Ты моя целительница, и я должен следовать твоим рекомендациям, — улыбнулся Ирвен.

Это была первая светлая улыбка за всё то время, сколько я его знала. Ласково улыбнулась в ответ:

— Иди и не забудь распорядиться насчёт еды. Я проснулась жутко голодная.

— Ещё бы, я высосал из тебя все силы. Взамен обещаю вкусно накормить.

Ирвен исчез за дверью, а я освежилась, привела себя в порядок и успела одеться до его возвращения.

Он постучал, и я открыла.

— Пойдём, всё уже готово.

— Давай только сначала рану промоем, — отозвалась я, ища домашние туфли.

И куда они делись? Может, остались на крыше?

— А есть ли смысл? — тихо спросил Ирвен.

Я замерла, стоя босиком на прохладном полу и глядя на него.

— Есть. Ты продержался уже почти дюжину дней с момента ранения, и всё выглядит так, будто продержишься ещё столько же. Ячер может ошибаться с прогнозами. Всё не так плохо. Нет, Ирвен, я не позволю тебе сдаться.

— Я не сдаюсь… — проговорил он. — Просто не уверен, что оно того стоит.

Каждое промывание причиняло боль, несмотря на заклинания и все мои старания облегчить процедуру. Ячер добавил ещё больше обезболивающего в состав отвара, и это помогало, пусть и не очень сильно. Хотя теперь отвар почти целиком из одного только обезболивающего и состоял.

— На мой взгляд, стоит. И я восхищаюсь тем, как ты держишься. Пойдём, — я наконец нашла туфли и обулась.

— На улице, правда, ещё совсем светло. Солар пока не сел.

— И что? Последние лучи солнца вреда не причиняют, а мне нравится смотреть на закат.

Мы поднялись на крышу, и выяснилось, что Солар стоял ещё довольно высоко. Мы действительно проснулись рано, но это оттого, что день становился всё длиннее.

— Гвен?

— Что? — отозвалась я, подготавливая инструменты и материалы для промывания.

— Ты подумала?

— Над чем?

— Над моим предложением, — посмотрел на меня Ирвен. — Я хочу жениться на тебе.

— Я… не знаю… я не уверена, что это хорошая идея.

— Гвен, это моя жизнь, и я вправе распоряжаться ею так, как мне вздумается. Вместо того, чтобы медленно угасать от отравления, я предпочту жениться на тебе и попытать счастья с проклятием. Вдруг оно подкинет что-нибудь интересное? Падение метеорита? Внезапную молнию? Атаку бешеных блейзов в центре города? Кроме того, так у меня будет ощущение, что я ушёл из жизни на своих условиях, а это дорого стоит. Я хочу, чтобы ты согласилась.

— Хорошо, — не стала спорить я, понимая и принимая его позицию. — Хорошо, пусть будет по-твоему.

— Прекрасно, — улыбнулся он и приобнял меня. — Я рад.

Я не знала, что на это сказать. Никакой радости не испытывала даже близко, только отчаяние и ощущение глубочайшей неправильности происходящего.

— Спасибо… Я очень благодарна, что ты заботишься обо мне, Ирвен, — глаза запекло от подступающих слёз, и я поспешила перевести тему: — А теперь садись, давай начнём. Кстати, на солнце рану прекрасно видно…

Пару дней назад мы пробовали промывать её в свете Гесты, но особого эффекта не заметили, а видно было не так хорошо, как в искусственном свете магических ламп. Геста ещё и убывала, а в середине месяца она вовсе исчезнет с ночного небосклона на один день.

К этому дню всегда готовились заранее — заряжали артефакты в полнолуние, проверяли защиту и ожидали прорыва у Разлома, а потом зализывали раны после битвы. Именно поэтому последнее затмение прошло так тяжело — в середине предыдущего месяца случился большой прорыв, а буквально через две недели после него, когда Геста ещё не успела войти в полную силу, Таната заслонила её собой, и маги получили второй удар, куда более тяжёлый.

Тридцатое эбреля. На закате

Первые две недели после моего неожиданного открытия слились в один бесконечный, сложный, лихорадочный комок. Все силы уходили на то, чтобы подпитывать Ирвена, а всё время — на то, чтобы вынимать из его раны прокля́тые волоски. Ячер переехал в поместье и помогал — вдвоём мы успевали делать больше, а также проверяли друг за другом.

Яд в волосках оказался тем же, и противоядия по-прежнему не было.

Однако рана зарастала. Болезненно, долго, неохотно, но зарастала.

Ирвена бросало то в жар, то в слабость, но две недели спустя он всё ещё цеплялся за жизнь. Чернота расползлась по его глазам и целиком покрыла склеры, зато его веки, слизистые и губы оставались розовыми, хоть и бледными.

Нам с Ячером потребовалась ещё неделя, чтобы вычистить рану окончательно. Будто в насмешку над нами, шрам так и остался чёрным. Зиял рваной отметиной на побледневшей коже спины, словно безумный художник запечатлел на ней адскую сороконожку.

На исходе четвёртой недели Ирвен начал поправляться, но процесс шёл настолько медленно, а своенравный пациент настолько сильно уверовал в своё выздоровление, что мне порой хотелось его пристукнуть. Я даже выучила заклинание погружения в глубокий сон, и если бы у меня были лишние силы, обязательно бы его применила.

Вместо того чтобы соблюдать постельный режим, Ирвен начал тренироваться!

Увидев его с мечом, я ужасно разозлилась. Просто вскипела. Ещё несколько дней назад он едва стоял на ногах и шатался от слабости, идя в ванную, а теперь — вы только посмотрите! — махал мечом на лужайке. Во мне всё бурлило от негодования: я изнывала от усталости и истощения, чтобы отдать ему все свои силы, а он столь бездарно тратил их на никому не нужные подвиги! Какой меч, если у него ложка недавно выпадала из рук?!

— Ирвен! — возмущённо воскликнула я, подлетая к нему. — Вернись в покои! Тебе противопоказаны нагрузки!

— Я всего лишь разминаюсь, потому что чувствую себя ослабевшим, — отозвался он, проворно отступая от меня вместе со своим мечом.

— Ты чувствуешь себя ослабевшим, потому что ты всё ещё болен, — зашипела я. — А чтобы вылечиться, тебе нужно вернуться в покои и как можно больше отдыхать.

— Я устал лежать, — упрямо ответил он.

От его слов у меня чуть глаз не задёргался. Нет, с одной стороны его можно понять. Но меч?! Если бы он попросил выйти на прогулку, я бы даже поддержала эту идею. И отпустила бы. Минут на пятнадцать. Но выполнять пируэты с оружием? Он совсем рехнулся?

Вместо того чтобы наорать, я мысленно посчитала до десяти. А потом ещё до десяти. И ещё до десяти — для верности.

— Гвен, я чувствую себя достаточно хорошо… — начал он, и это стало катализатором для взрыва.

На протяжении тридцати дней я изо всех сил старалась, сочувствовала, переживала, заботилась, лечила, перевязывала, недосыпала, отодвигала свои потребности на задний план, тратила все силы до последнего предела — чтобы что? Чтобы он вот так безответственно похоронил все эти усилия глупой тренировкой?

Негодование вскипело и выплеснулось наружу:

— Так может, если ты так хорошо себя чувствуешь, то я тебе больше не нужна? Если ты сам себе лекарь, то мне и делать тут больше нечего?

Он недобро сощурился и шагнул ко мне.

— Это ты к чему?

— К тому, что ты не слушаешь, что я говорю! Я просила тебя оставаться в постели, но ты уже три дня поступаешь мне наперекор! Сначала всю ночь проторчал в кабинете, следующим вечером уехал из имения, хотя я была категорически против, а сегодня решил, что достаточно здоров для тренировки?

— Ты драматизируешь, мне уже не настолько плохо, чтобы целыми ночами и днями валяться в кровати, — отрезал он.

— Прекрасно. Раз тебе не настолько плохо, то мои услуги тебе не нужны, и контракт продлевать мы не станем, — вздёрнула я подбородок.

Разумеется, это был блеф. Мы оба знали, что я ему ещё нужна — очень нужна! — но я не собиралась постоянно ссориться с ним из-за режима. Чувствовала, что ему ещё рано нагружать организм, и хотела использовать продление как рычаг давления.

Ирвен посмотрел на меня исподлобья. Он прекрасно понимал, что я задумала, и теперь тоже злился, потому что терпеть не мог, когда его принуждают.

— Либо ты соблюдаешь мои рекомендации, и мы продолжаем лечение, либо ты действуешь на свой страх и риск, а я уезжаю, чтобы этого не видеть и не чувствовать себя ответственной за твоё здоровье. Выбирай, Ирвен.

Он сощурился, и по моей спине пробежал холодок. С этими чёртовыми глазами и бледной кожей он выглядел как настоящий демон, и хотя я знала, что он никогда не причинит мне вреда, всё равно было как-то… не по себе.

Пока он болел, мы больше не целовались и не говорили о браке. Понятно, что теперь, когда Ирвену не грозила неминуемая смерть от яда кантрада, речи о женитьбе и быть не могло. Наши отношения подвисли в неопределённости, и эта неопределённость саднящей занозой засела в мыслях. Грызло изнутри мерзкое чувство, что он нуждался во мне, только когда умирал, а стоило ему встать на ноги — и он даже словом не обмолвился о наших отношениях.

Это ранило гораздо сильнее, чем я готова была признать.

— Мы продлеваем договор, и я соблюдаю рекомендации, — наконец проговорил Ирвен угрожающе низким голосом. — Но я не потерплю, чтобы моя женщина командовала мною, Гвен.

Тридцатое эбреля. Глубокой ночью

Ирвен не возвращался так долго, что беспокойство нарастало с каждым часом, пока не встало в горле першащим, горьким комком. Бреуру я не доверяла ни на грош и боялась, что он сделает Блайнеру или мне какую-нибудь гадость просто потому, что может.

Ни сладостей, ни развлечений, ни тем более модисток мне не хотелось.

Чем глубже я мысленно погружалась в ситуацию, тем сильнее опасалась ритуала, который должна была провести уже через несколько часов. И посоветоваться было не с кем — рассказать я ничего не могла, а на оставленный на тумбочке листок со схемой Ирвен не обратил внимание ни вчера, ни сегодня. Просто взять и всучить ему листок не получалось — попробовала, но тело будто становилось чужим, как только я собиралась нарушить приказ Бреура.

Из найденной у Ирвена книги о ритуалах ничего относящегося к моему случаю выяснить не удалось. Да там даже отдалённо похожей схемы не было! Однако между тем, что рассказал Бреур, и тем, что писали в книге, была одна существенная нестыковка. Дети Гесты могли воззвать к Танате. Это подтверждала и история Моэры, и десятки других. Геста карала за «измену» только жрецов, но Гвендолина жрицей никогда не была и быть не могла — женщин не допускали до этой роли.

А значит, Бреур солгал мне. А если солгал в этом, то в чём ещё?

Из памяти Гвендолины ничего полезного выудить не удалось. Ритуалы никогда её не интересовали и вообще считались неженским делом. Можно подумать, чтобы рисовать круги и знаки мало было двух рук, и требовалось что-то дорисовывать причиндалами!

Хотя логику я понимала — магически одарённые женщины должны рожать детей для Империи, а не заниматься такой ерундистикой, как карьера или воплощение своих желаний. Феминизм в этом мире ещё не придумали, и власти справедливо опасались, что если дать женщинам выбор, то они перестанут выходить замуж по указке семьи и рожать по десять детей от нелюбимого мужа. И тогда настанет хаос, потому что вся текущая общественная система держалась на пресловутом «бабы новых нарожают», что для стороннего наблюдателя было очевидно.

Вот только проблемы этого мира меня сейчас волновали мало. Какое мне дело до политических и социальных столкновений между полуденниками и полуночниками или магами и запертыми в разломе драконами, если шансы дожить до следующего вечера становятся призрачнее с каждой минутой?

Схема ритуала отпечаталась у меня в мозгу и постепенно словно заслоняла собой всё остальное. Откуда-то из глубин сознания пришло воспоминание, что для проведения ритуала требуется специальная впитывающая лунный свет жидкость — мерку́ра. И её у меня нет. Как нет и кисточки, предназначенной для работы с ней. Трогать меркуру руками не стоит — при взаимодействии с магией она оставляет следы и ожоги, поэтому её наносят на кожу, лишь если планируют ритуалом навсегда запечатлеть на теле определённый узор.

В принципе, вместо меркуры можно использовать и собственную кровь. При контакте с лунным светом и магией эффект будет сравнимый. Я ещё раз взглянула на схему и решила, что крови понадобится слишком много. Нет, ослаблять себя точно нельзя.

Нашла Нони и попросила дать мне меркуру и специальную кисть для работы с ней.

Поколебавшись, она согласилась и принесла всё нужное в мои покои. Жидкость во флаконе переливалась и мерцала, словно текучий люминесцирующий металл.

А Ирвен всё не возвращался!

Наш с ним контракт закончится, когда с утренними сумерками начнётся новый день. Приказ ощущался всё явственнее, он довлел надо мной и гнал на крышу — готовиться к ритуалу. Я разделась и залезла в ванну, чтобы создать для себя лазейку и найти отговорку. Нельзя же идти на такой важный шаг немытой? Сначала нужно искупаться, красиво уложить волосы, выбрать лучшее платье…

Я пыталась отсрочить неизбежное, запутать саму себя, но у меня не получалось. Под кожу словно вонзились десятки горячих иголок, мысли начали путаться, а давление приказа и желание поскорее его выполнить всё нарастало.

Вылезла из ванной и вцепилась в косяк — ноги уже несли на выход из покоев. Всерьёз испугалась, что пойду обнажённой. Подцепила сорочку — руки уже не слушались, и мне едва удалось её надеть.

Пальцы сами сжались кольцами вокруг вытянутого флакончика с меркурой. Волосы распались по плечам, и я не успела их собрать. Как только в руках оказались кисточка и схема, остановить себя я уже не могла. Ноги сами понесли меня на крышу. Никто из слуг не заметил и не задержал меня. Я шла так медленно, как только могла, спотыкалась едва ли не о каждую ступеньку, но очередной шаг подводил меня всё ближе к цели.

Я молилась, чтобы чердачная дверь оказалась заперта, но мне не повезло. Она послушно распахнулась передо мной, выпустив наружу.

Обе луны стояли высоко. Таната словно сочилась раскалённой лавой и была практически полной. Голубые лучи Гесты неуверенно били из-за большого облака, словно она пыталась спрятаться от сестры.

Вечером луны находились на разных концах небосвода, а теперь сблизились, и мне показалось, что позже этой ночью их пути пересекутся, и рыжая богиня снова затмит голубую.

Бреур всё рассчитал. Именно поэтому мы заключили контракт на тридцать дней. Он наверняка знал, что сегодня ночью именно Таната будет царить на небосводе. Он умело спланировал и расставил ловушку, а я шла в неё, не в силах противиться его воле.

И Ирвена не оказалось рядом. Быть может, Бреур нарочно его задержал?

Тридцатое эбреля. На исходе ночи

— Стой! Ничего не делай! Замри! — раздался за спиной голос Ирвена.

Он подлетел ко мне сзади и выдернул из ритуального круга, а потом прижал к себе.

— Твои приказы всё равно слабее, — едва слышно проговорила я, и он замер, нахмурившись.

Обеспокоенно осмотрел сначала меня, а потом нарисованную на камнях схему.

— Что это за ритуал?

Я лишь пожала плечами. Беспокойство от невозможности его завершить всё нарастало, но Ирвену требовалось время, чтобы всё понять. Теперь можно расслабиться — он не даст мне совершить такую глупость.

Ирвен огляделся и нашёл глазами листок со схемой. Не отпуская меня, подошёл к нему, поднял и вчитался. С каждой секундой его лицо становилось всё злее и мрачнее.

— Ты в своём уме? — взорвался он. — Что за бред?! Ты бы погибла! Откуда у тебя эта схема?!

Я молчала. Теперь уже от облегчения. Голова кружилась от перенапряжения, и я почти отключалась в руках Ирвена.

— Это Бреур тебе её дал?

Ответа он не получил, но всё понял сам. Резкими, гневными движениями затёр подошвами следы ритуала на камне и понёс меня в дом. Моё облегчение обернулось неимоверной тревогой — я зашевелилась в руках своего мага, сопротивляясь всё сильнее по мере удаления от расчерченных на полу кругов. Приказ никуда не делся, и мне было жизненно важно закончить ритуал. Чем дальше Ирвен уносил меня от площадки, тем невыносимее становилась потребность завершить начатое. Я отчаянно забилась в его руках, он недоумённо замер и поставил меня на пол.

— Гвен, что с тобой?

— Я должна закончить ритуал, — прошептала я искусанными губами.

— Нет. Он тебя убьёт. Не знаю, что наплёл тебе Бреур, но этот ритуал — жертвенный. Если ты его закончишь, то заплатишь своей жизнью за исполнение просьбы.

— Я знаю, — голос дрожал. — Но я не могу не закончить его.

Шагнула в сторону ритуальной площадки, и Ирвен снова поймал меня в кольцо рук. На его лице читались одновременно злость и удивление, а я снова стала вырываться.

— Гвен! — рявкнул он, стискивая меня крепче. — Прекрати!

— Я должна!

— Нет!

— Пусти!

— И не подумаю! Да что на тебя нашло?!

Я брыкалась, кусалась и билась в его руках, которые на моё счастье оказались сильнее.

Ирвен пророкотал:

— А ну прекрати! Или я тебя свяжу!

Я и не думала прекращать, забесновалась ещё сильнее — у связанной меня точно не будет возможности самоубиться об этот демонов ритуал. Ирвен стиснул меня так, что затрещали рёбра, и потащил вниз.

— Нони! — прогремел его голос. — Срочно принесите мне успокоительное и заприте чердак так, чтобы Гвен не смогла выбраться на крышу. Ни при каких обстоятельствах, понятно?! Замуруйте этот драконов выход, если понадобится.

— Поняла вас! — раздалось откуда-то справа.

Я бушевала в руках Ирвена, но уже механически. Приказ раздирал изнутри, сводил с ума, огненной пеленой висел перед глазами. Я больше не была собой — превратилась во взбесившуюся марионетку, запутавшуюся в своих собственных нитях, пока за них безжалостно продолжает дёргать бездушный кукловод.

Ирвен втащил меня в мои покои и запеленал в покрывало. Я продолжала брыкаться, и он опрокинул меня на кровать, а потом сел сверху и придавил своим весом.

— Прекрати сопротивляться, это бесполезно! Объясни, что происходит!

— Мне нужно закончить ритуал! — сдавленно простонала я.

— Ты умрёшь!

— Я знаю! — отчаянно закричала я. — Но я не могу остановиться!

— Почему?! — взревел он, а я лишь разрыдалась в ответ.

Слёзы катились по моему лицу, пока я отчаянно дёргалась на постели под его тяжёлым телом и молилась, чтобы он сделал хоть что-то. И не отпускал…

Нони вбежала в открытую дверь покоев и споткнулась на пороге.

— Ноблард Блайнер! — воскликнула она, прижав руки к груди. — Что вы делаете? Отпустите Гвен!

— У неё приступ. Давайте скорее сюда это демоново успокоительное!

Ошарашенная Нони подошла к постели и уставилась на меня так, словно видела впервые. Я всё ещё билась под весом Ирвена, но вдвоём они смогли меня скрутить и напоить зельем. По телу разлилось странное онемение, а мои попытки высвободиться перешли в крупную дрожь.

— Почему ты должна закончить ритуал? — спросил Ирвен, нависая надо мной.

Его руки вминали мои запястья в постель, и подумалось, что завтра на них останутся синяки. Я отчаянно хотела дать ему подсказку, но разумные мысли бумажными самолётиками вспыхивали и сгорали в пожаре приказа, пылающего в голове.

— Должна… не могу остановиться…

— Бреур тебе приказал? — наконец сообразил Ирвен.

Я не могла кивнуть, но мой маг всё понял сам.

— И ты не можешь сопротивляться этому приказу?

Тридцатое эбреля. Перед рассветом

— Иначе Гвен погибнет, — тихо ответил Ирвен.

— Это, безусловно, трагично, но своей смертью ты её не спасёшь. Нет никаких гарантий. Она может закончить ритуал после свадьбы или может обезуметь и навредить тебе. Ты же говорил, что Гвен против брака, — Кеммер впервые за всё это время посмотрел на меня. — Ты понимала, что происходит, и поэтому отказывалась?

Я смогла кивнуть.

Ирвен грязно выругался и сжал мою руку.

— Ну… по крайней мере это означает, что она о тебе заботится. Я бы послушал её, Ирв. Она, как никто другой, знает, что задумал её братец. Почему бы тебе не довериться ей?

— Потому что тогда она умрёт! — рявкнул Ирвен.

— А в противном случае умрёшь ты, — отрезал Кеммер. — И я безмерно благодарен Гвен за то, что ты ещё жив, но не буду делать вид, что её жизнь для меня важнее твоей. Я был против твоей задумки до того, как мы выяснили правду о внушении. Теперь я не просто против, а против категорически.

— Прекрати так говорить. Гвен же тебя слышит! Нужно каким-то образом заставить Бреура снять внушение.

— Невозможно. Подумай сам. Пока что у нас нет никаких доказательств, только предположения. Сняв внушение — если оно вообще есть! — Бреур подставится по полной программе. Это же фактическое признание вины в намерении убить, Ирв. И если снять внушение, Гвен заговорит и даст против него показания. А теперь ответь мне: он дурак? Если он не дурак, то будет делать вид, что никакого внушения не было. Гвен сказала тебе, что это Бреур дал ей схему и заставил выполнить ритуал?

— Нет! Она не может говорить, но…

— В том-то и дело, что «но» мы можем засунуть дракону в задницу. У нас нет доказательств, Ирв. И Бреур ни за что не позволит нам их получить, если он не конченый идиот.

— Он не идиот, — выдохнул Ирвен. — Он хитрый и скользкий драконов сын.

— Тогда тем более. Давай, расскажи мне всё с самого начала. А ты, Гвен, дополняй, если сможешь.

Но моё участие не понадобилось. Они почти обо всём догадались сами, за исключением того, что я — чужемирянка. Всё это время я тихо лежала на постели, придавленная к ней весом Ирвена.

Ячер прибыл к моменту, когда братья уже во всём разобрались, и они ввели его в курс дела.

— Дайте я её осмотрю, — целитель глядел на меня обеспокоенно, с искренним, глубоким сочувствием. — Ты только не сдавайся, Гвен. Ты знаешь, что твоё открытие скоро прогремит по всей стране? Я нашёл такие же волоски в ранах двух других пациентов. Это настоящий прорыв. Мы пока молчим, чтобы не создавать ложной сенсации, ведь ещё ни один из пациентов не выздоровел окончательно, но мы все настроены очень оптимистично. А всё благодаря тебе. Не сдавайся, Гвен. Я знаю, что ты — настоящий боец. Видел это своими глазами. Потерпи немного, мы будем искать решение.

Я не ответила. Сознание стало каким-то лоскутным, фрагменты разговора долетали до меня, но мне было словно всё равно. Хотелось только одного — чтобы они ушли и оставили меня одну. А затем — освободиться и завершить дело, пока не рассвело, ведь тогда придётся ждать следующей ночи.

— Энергетически она опустошена, — сказал Ячер. — Я накачаю её снотворным, и она проспит какое-то время.

— Лучше её связать, — добавил Кеммер. — А мы пока остынем и спокойно обсудим ситуацию.

Мне в рот влили пахучего зелья с пряным привкусом и осторожно связали. Ирвен при этом выглядел так, будто сейчас взорвётся, а я притворилась, что снотворное подействовало, и закрыла глаза.

Марионеточный разум решил, что так правильнее, а я действительно хотела уснуть, ведь это дало бы столь нужную отсрочку. Днём выполнить ритуал я не могу, а до рассвета осталось всего ничего, небо уже серело за окном, когда я закрывала глаза.

Вот только сон не шёл.

Мужчины ушли, оставив меня на постели, и заперли комнату.

Как только в покоях стало тихо, я с трудом приоткрыла веки. Перед глазами всё плыло, жаль, что так и не получилось провалиться в глубокий сон. Вместо этого я попыталась высвободиться из пут, но безуспешно.

Я то задрёмывала, то снова приходила в себя и неловко шевелилась, а когда наконец вытянула левую руку из верёвочной петли, долго и заторможенно её рассматривала, не соображая, что делать дальше. В голове стояло марево. Снотворное и успокоительное глушили эмоции, но не приказ.

Медленно, словно плавая в киселе, я высвободилась окончательно. Чтобы встать с кровати, потребовалось неимоверное усилие, ноги едва держали. К двери даже не пошла — слышала, что её заперли. Направилась к окну и долго не могла его открыть. Когда тугая щеколда наконец поддалась, распахнула створки и глубоко вдохнула прохладный, свежий воздух.

Сознание немного прояснилось. Нетвёрдым шагом вышла на балкон и осмотрелась. Массивный козырёк поддерживали высокие фигурные столбики, повторяющие рисунок балясин балюстрады. Если забраться по одному из них на верх козырька, то я смогу доползти до крыши. Обрыв и зияющая под балконом пропасть почти не пугали — зелья и усталость притупляли чувства.

Времени осталось совсем мало. До рассвета — всего ничего. Но если поторопиться, то можно ещё успеть…

Неловким движением я влезла на перила. Покачалась, вцепившись в столбик. Страх обострил восприятие, и муть перед глазами немного рассеялась. Я сделала несколько шагов по перилам и дошла до угла. Ухватилась покрепче и неуклюже полезла вверх.

Часть 5. ПОПЫТКА НОМЕР ПЯТЬ. Тридцать пятое эбреля 1135-го года

Тридцать четвёртое эбреля. В утренних сумерках

Темнота. Тёплые объятия небытия. Лунный свет, ласкающий кожу.

Безвременье. Беззаботность. Безопасность.

Я дрейфовала на мягких волнах памяти — своей и чужой. Прошлое и настоящее сплелись в ажурную сеть, и в ней всё обрело смысл. Я мысленно потянулась к богине и поблагодарила её за второй шанс. За оказанную честь. За милосердие и возможность снова дышать.

Наконец все воспоминания встали на места. Отдельные фрагменты сложились в единую картину. Кусочки мозаики сошлись в логичный и правильный узор.

Я глубоко вдохнула напоенный лунной силой ночной воздух.

Печать на спине пылала, но не причиняла боли. Скорее согревала собой. Наша с Ирвеном нерушимая связь. Я окончательно пришла в себя и осознала, что лежу на холодном полу одна. Мысленно потянулась к мужу, а потом шокированно замерла. Он не дышал!

Резко дёрнулась, чтобы встать, и перед глазами всё поплыло.

Над мужем склонились Ячер, незнакомый маг и жрец, все трое хмурились. Я вспомнила, как изо всех сил отвергала его и сопротивлялась во время обряда. Что если его дух не вернётся из-за этого? Меня сковало ужасом, выморозило изнутри от отвратительнейшего предчувствия.

— Ирв? — прошептала я и поползла к его бездыханному телу.

Руки дрожали от слабости и немели от холода. С каждой минутой становилось всё страшнее и страшнее. Лицо Ирвена покрывали светящиеся узоры, а жрец напевно читал заклинание призыва. Ячер поймал меня за руку и не позволил приблизиться.

— Не мешай. Это уже третий призыв. Дух не откликается.

На меня свалилась ледяная глыба огромного чувства вины. Это из-за меня! Это я была проклята и это я его отталкивала! Это я просила свободы во время обряда… А теперь дух Ирвена не может найти обратный путь к телу.

— Я могу позвать? Через печать? — вцепилась я в целителя.

— Зови, — эхом откликнулся он, не сводя глаз со жреца, колдовавшего над телом Ирвена. — Сосредоточься на печати. Пошли магический зов, только мысленно.

Закрыла глаза и растворилась в ощущении горячего отпечатка силы Ирвена на своей спине. И через печать отчётливо почувствовала, что он мёртв. Всё внутри взбунтовалось от осознания потери, и я отчаянно, всей сущностью позвала его… и ощутила отклик. Он пришёл откуда-то издалека, из небытия, в котором я сама теперь рисковала утонуть. Меня тянуло вслед за мужем — обратно в темноту, в спокойствие, в безмятежность. Я замерла на грани этой пропасти и потянулась к духу Ирвена. Позвала. Он услышал зов и полетел ко мне навстречу.

Уже совсем близко…

И вдруг всё оборвалось! Нашу связь перебило, перерубило невидимым клинком.

Сердце Ирвена сделало мощный удар, а затем ещё один.

Жив!..

Ячер улыбнулся и кинулся к другу. Подпитал целительской силой. Магические потоки заискрили в лунном свете, тело мужа засветилось изнутри, раздался вздох. Кажется, я сама не дышала всё это время. Всей грудью втянула чуть влажный, ароматный воздух ночи. Сердце Ирвена забилось уверенно и сильно, разгоняя кровь по телу. Рискуя грохнуться в обморок или даже развеяться, я поделилась крупицами оставшейся жизненной энергии прямо через печать. Она горела на коже, отчего в прохладе ночи стало жарко.

Ирвен открыл глаза и сел. Оглядел нас всех настороженным, колючим взглядом, а затем остановил его на мне.

Его глаза наконец стали голубыми, и меня накрыло волной пьянящего счастья. Получилось! У нас всё получилось! Моё сердце невольно забилось в унисон с сердцем мужа, и этот ритм показался мне самой чудесной музыкой на свете. Ритм нашей жизни.

Я подползла поближе и обняла:

— Прости. Прости за всё, что я говорила и делала последние дни. Я была сама не своя. Прости, что не доверяла тебе. Я ошибалась, а ты был прав. Прости! Я так люблю тебя!

Мои руки оплели могучую шею мужа, а щёку согрело его горячее дыхание.

Он молчал. Сидел напряжённо, прислушиваясь не только к себе, но и ко мне тоже. И что-то показалось странным в его позе, в том, как он держался и даже смотрел. Эйфория схлынула так же внезапно, как накатила до этого. Я села ровнее и вопросительно посмотрела в голубые, с невероятно тёмной окантовкой радужки глаза.

Через них на меня смотрел некто чужой. Смотрел изучающе, настороженно, выжидательно.

Я замерла, ещё не осознавая, но уже чувствуя, что мой самый страшный кошмар воплотился в жизнь. Это был не Ирвен. На меня из глубины его глаз смотрел чужак. Незнакомец, занявший его тело.

От ужаса пересохло во рту, и когда я попыталась что-то сказать, из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

Незнакомец сориентировался мгновенно. Он понял, что раскрыт! Схватил меня крепче и впился в рот. Жестокий поцелуй даже близко не походил на то, как целовал меня Ирвен. Сильные руки сжали в болезненном объятии совсем иначе, чем это делал он.

От ужаса я забилась в чужих руках, и они отпустили.

— Гвен, прекрати, — пророкотал он. — Кеммер, брат, помоги мне подняться.

Тот протянул руку, незнакомец принял её, поднялся на ноги, не выпуская меня, и огляделся. Он держал меня железной хваткой, а я никак не могла поверить, что это не мой муж. Задохнулась от обиды и горечи. Попыталась его оттолкнуть, но словно упёрлась руками в каменную глыбу.