Ранчо страстных признаний

8. Тедди

– Как ты думаешь, за сколько Клома продала бутик, раз решила закрыть его навсегда? – спросила Эмми.

В воскресенье вечером мы поспешили воспользоваться щедрым предложением «забирайте все, что хотите». Уже час мы увлеченно рылись в вещах, примеряя одну за другой.

– Судя по всему, немало, – ответила я. – Она заплатила мне за полгода, а будь эта сумма для нее существенной, Клома вряд ли бы так поступила.

– С ума сойти! – удивилась Эмми.

Она только что вышла из примерочной и покрутилась перед зеркалом: на ней были черные джинсы, белый топ и кожаный жилет.

– Твоя работа?

Я улыбнулась:

– Да, это мой жилет.

Я сшила пять таких в прошлом месяце, даже шесть, если считать тот, что оставила себе. Три куска кожи, идеально подогнанные друг к другу и соединенные тонким кожаным шнуром. Получилась стильная вещь с явным ковбойским характером.

– Он великолепен. У тебя настоящий талант, Тед.

За последние годы я сшила для Эмми немало вещей, и каждый раз она восхищалась и мной, и одеждой.

– Жаль, что моя швейная машинка сломалась, – сказала я с досадой.

Эмми посмотрела на меня с ужасом, будто я сообщила, что больна смертельной болезнью.

– Так и не смогла починить?

Я только покачала головой в ответ. Никогда раньше я не оставалась без швейной машинки так долго.

– Это ужасно, Тед. Ее вообще можно спасти?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Единственный мастер по винтажным машинкам работал в Джексоне, а прежде, чем ехать в такую даль, нужно было понять, есть ли вообще шанс на починку. Если нет, предстоит искать замену.

– А что с курткой? – спросила Эмми.

– Все еще грустит в шкафу.

– Жертва великого заточения Тедди и Густа.

Я раздраженно закатила глаза. Почему жертвовать чем-то должна я, а не он?

– Твой брат ужасен, – сказала я.

Что-то промелькнуло в глазах подруги.

– Раз уж мы заговорили о Густе…

Она явно хотела что-то сказать, но сомневалась.

– Выкладывай, Клементина, – подбодрила я.

– Что ж, – начала Эмми, – ты ведь знаешь, что Кэм уехала в Джексон и теперь Райли полностью на Густе?

Я кивнула.

– Так вот, – продолжила Эмми. – Он ищет человека – помогать с Райли в те дни, которые раньше брала на себя Кэм.

– Разумно, – отозвалась я. И я правда так думала. Учитывая нервный срыв, свидетелем которого я стала, ему определенно требовалась помощь.

Я только не понимала, почему Эмми решила рассказать об этом мне.

Эмми замолчала. Я подняла голову от стопки юбок, которую перебирала в поисках той самой – короткой, кожаной, малиновой, – и посмотрела на подругу. Она всегда смотрела на меня так, когда ей что-то было нужно.

В голове наконец сложился пазл.

– Нет, нет и еще раз нет! – выпалила я.

– Послушай, Тед…

– Нет, нет, нет, ни за что, – решительно перебила я.

Конечно, Густ нуждался в помощи, но эта работа совсем не для меня. Да и сама Эмми вряд ли хотела, чтобы на ее совести было двойное убийство.

– Нет, – сказала я еще раз, стараясь быть максимально убедительной.

– Тедди, ему нужна помощь, а тебе нужна работа, – Эмми ласково посмотрела на меня. – Это не навсегда. Только на лето, пока Кэм не вернется домой. А ты тем временем разберешься, что делать дальше.

– Нет, – упрямо повторила я.

Эмми со вздохом опустилась на диванчик у примерочной и похлопала по нему, предлагая сесть рядом. Я недовольно фыркнула, но подчинилась.

– Я волнуюсь за тебя, Тедди, – сказала подруга.

Вот оно что.

– У меня все в порядке, – заверила я с наигранным оптимизмом.

– Серьезно? Вчера я прислала тебе фото морковки, похожей на член, а ты никак не отреагировала.

– Ты переживаешь, потому что мне нечего сказать о какой-то херовой морковке?

Она попала в точку. В обычном состоянии я бы обязательно что-нибудь отпустила. Но это же не повод для паники. Тем более Эмми сама мне давно не писала, так что не ей судить о моих реакциях.

– Нет, я переживаю из-за того, что эта херовая морковка символизирует.

– Просвети меня, – сказала я.

– Обычно ты всегда делилась со мной своей злостью или грустью. Мы перемывали косточки обидчикам, обсуждали ситуацию, искали выход. А если было совсем плохо, шли бить тарелки из секонд-хенда или красить гараж. Мы как-то с этим справлялись. А сейчас, – продолжила она, – ты ведешь себя… как я. И это меня пугает.

Раньше я без колебаний доверилась бы Эмми, но теперь не могла найти нужных слов. Все было слишком запутанно, я просто не знала, с чего начать. И откровенно говоря, я не хотела ранить чувства подруги. Не хотела говорить, что она – пусть и отчасти – тоже была причиной моей грусти. Я надеялась выкарабкаться сама.

Иронично, ведь именно так обычно поступала Эмми. Она всегда держала все в себе, не хотела никого нагружать своими проблемами. Но я-то знала, когда ей действительно нужна была помощь, когда стоило аккуратно подтолкнуть к разговору, а когда лучше было оставить ее в покое.

Сейчас она делала то же самое для меня.

Я выдохнула.

– Понимаю, о чем ты, Эм, правда понимаю, – сказала я. – Да, у меня сейчас не лучшие времена. Но чем мне поможет эта работа у Густа?

– Ты мне доверяешь? – спросила Эмми.

– Конечно, – ответила я, закатив глаза.

– Тогда просто поверь мне. Это отличный план. Тебе не придется срочно искать новую работу, ты сохранишь деньги, которые заплатила Клома, и проведешь целое лето на «Ребел блю» рядом с Райли.

Звучало почти идеально. Если не вспоминать, кто у Райли отец. Мне совсем не улыбалось провести все лето, общаясь с Августом Райдером.

– Никакого риска, а отдача на уровне, – произнесла Эмми, выразительно на меня посмотрев.

Именно так я сказала ей, когда она сомневалась в своих чувствах к Бруксу.

– Сейчас совсем другая ситуация, Эмми.

Я и без слов угадала ее мысли, как делала это всегда, с детства.

– Может, и другая, но смысл тот же, – ответила подруга. – Где бы я сейчас была, не послушай я тебя?

Скорее всего, все равно готовилась бы к свадьбе с Люком Бруксом. Эти двое в любом случае нашли бы друг друга.

Я прикусила губу, обдумывая ее слова.

– Тедди, – сказала Эмми серьезно, – Густу сейчас нелегко. Он всегда любил ранчо всем сердцем и всегда был прекрасным отцом, пожалуй лучшим из всех, кого я знаю. Ну кроме нашего папы. А теперь эти две части его жизни столкнулись друг с другом, и он просто разрывается. Он боится, что не справится. Чувствует вину. Кэм тоже мучается. Она звонила отцу после той истории с футболом, переживала, что слишком много свалила на Густа, и даже спрашивала, не вернуться ли ей обратно.

Я уже знала, что она скажет дальше.

– И Густ никогда не простит себя, если ей придется вернуться.

И я не прощу себя, если позволю Кэм все бросить, когда могла бы помочь.

– Все, хватит! – я вскинула руку. – И так понимаю, к чему ты ведешь.

Эмми придвинулась ко мне и положила голову на мое плечо:

– Так что скажешь, Тедди Андерсен? Не лучшая ли это работа на лето?