Дилан стоял под моросящим дождем, наблюдая, как сквозь низкие тучи проглядывает узкий столб света, возвещая во влажной темноте о наступлении нового дня.
Зачем он стоит под дождем, ожидая кого-то, кто, вероятнее всего, не придет? Почему он это делает? В последнюю очередь ему следовало бы связываться с Ариэль Локвуд. Ведь он здесь для того, чтобы найти убийцу. Больше ничего.
— Ты дурак, — пробормотал Дилан, ужасно злясь на себя. Он поднял воротник. Подул холодный ветер, но Дилан продолжал ждать.
«Уходи».
Разум продолжал свою битву с сердцем.
«Просто уходи и забудь о ней. Пусть выходит замуж за Брюса. Пусть всю ответственность берет на себя ее дядя».
Пока он прокручивал эти мысли, в воображении у него возник ясный образ. Ариэль, склоняющаяся под словесными оскорблениями Брюса, яростный блеск ее глаз, спрятанный под стыдливой бесстрастностью.
Дилана раздражало то, что она так поступала, что она разрешала своему жениху запугивать себя. Но чего он в действительности ожидал от нее? Очевидно, ей это лучше знать. Она сказала, что у нее есть причины. Лучше, если он не будет вмешиваться в ее жизнь. Какой-то заколдованный круг! Ему просто нечего совать нос в ее дела и усложнять свою собственную жизнь из-за Ариэль.
Однако ноги его не двигались с места. То, что хотел его разум, прямо противоречило тому, что требовало сердце. А сердце говорило, что он должен увидеть ее, узнать поближе…
— Я не думала, что вы придете. Ее веселый голосок подействовал на него так, словно по его телу промчался табун диких лошадей.
Разом отпали все логические рассуждения и решения. Дилан обернулся, ища взглядом свет ее золотых глаз.
— Фактически я вынудил вас прийти сюда. Поэтому я не осмелился остаться дома.
Дилан протянул руку, но Ариэль помедлила с ответом. Он затаил дыхание, страшась, что она отвергнет этот маленький дружеский жест. Почему-то взять ее за руку означало для него все.
Ариэль видела сомнение, ясно отражавшееся на его лице, и протянула ему свою руку. При прикосновении его руки ее бросило в жар. Его большие пальцы переплелись с ее, маленькими. Его руки были мускулистыми, жесткими и уверенными, в отличие от мягких рук Брюса.
— Вам не холодно? — спросил Дилан. Ариэль отвернулась и прошептала:
— Нет, мне хорошо.
— Я поступил грубо, заставив вас выйти в такой дождь.
— Нет. — Она снова обернулась к нему. Смягчившиеся черты ее лица выражали радость. — Я люблю дождь. Я не боюсь промокнуть.
Она представила себе Дилана стоящим у штурвала своего корабля под порывами ветра и дождя. Страшно, но чудесно…
— Если бы не было так холодно, я бы позволила себе подставить дождю лицо. Мне всегда нравилось ощущение дождя на лице.
— В первый раз, когда я увидела вас, вы гуляли под дождем.
— Да, я была в джунглях с Кала Ба.
— Вы, должно быть, ужасно скучаете по Кала Ба.
Ариэль погрустнела, глаза наполнились слезами.
— Да. Я чувствую себя… — она помолчала, подыскивая нужное слово, — неполной.
Она понимала, как странно это звучит, но ей показалось, что Дилан понял, что она хотела сказать.
Дилан вспомнил огромную кошку, прикасающуюся к ее щеке с нежностью — нет, с благоговением, — и что-то дрогнуло у него в сердце, вызвав боль. «Как странно. Я почти чувствую ее страдание».
— Возможно, в один прекрасный день вы сможете вернуться к нему.
Одинокая слеза скатилась по розовой щеке Ариэль. У подбородка она смешалась с дождевыми каплями, капающими с капюшона плаща.
— Не возможно, Дилан. Я обязательно вернусь к нему. Я должна.
Он почувствовал в ее словах настойчивость, сильную волю и решимость. Что-то удержало его от вопроса, что случится, если она не вернется. Вместо этого он задал другой вопрос.
— Что свело вас вместе? Это довольно странная дружба.
— Моя мать рожала меня. Было тепло, и двери в ее спальню оставили открытыми, чтобы в комнату попадал воздух.
Ариэль замолчала, вспоминая рассказ, который отец так часто рассказывал ей в детстве.
— Раненая тигрица вошла в ее комнату, неся новорожденного детеныша. Сначала мать испугалась, потом поняла, что ей ничего не угрожает. Тигрица положила котенка рядом с моей матерью и умерла. В этот момент мать почувствовала, что рожает, и позвала миссис Эпплгейт и отца. Она заставила отца пообещать ей, что он позаботится об осиротевшем звере.
Печаль о том, что последовало затем, всегда была с ней. С годами боль от потери не уменьшилась.
— Моя мать умерла спустя несколько минут после моего рождения. Отец сдержал обещание. Конечно, Кала Ба рос намного быстрее меня. Когда я стала ходить, он был уже почти взрослым. Впервые я пошла за ним в джунгли, когда мне было всего два года. Отец чуть не сошел с ума, разыскивая меня, но скоро понял, что Кала Ба лучшая из нянек. Он также узнал, что меня нельзя удержать от прогулок с Кала Ба.
— Кала Ба, — повторил Дилан. — Что это означает?
— Это значит Черный Тигр. — Ариэль чувствовала успокаивающее тепло в его заинтересованности. — Когда мать-тигрица отдала его моей матери, он еще был весь в крови. От этого он казался черным, и слуги назвали его «кала ба», черный тигр. Это стало его именем.
Она нащупала цепочку на шее и маленький предмет, свисающий на ней.
— Что это? — спросил Дилан. Его напряженный взгляд был прикован к ее изящной руке.
— Использовав один из молочных клыков Кала Ба, отец сделал мне кулон. Нося его, я чувствую себя ближе к нему. Поэтому я никогда не снимаю его.
— Вам, должно быть, не нравится Англия? — спросил Дилан.
— Почему вы так думаете? Ему пришлось подумать, чтобы ответить на этот вопрос.
— Мне кажется, что после такой вольной жизни в Индии, с Кала Ба, здесь вам должно быть очень душно. Вся эта…
— Цивилизация, — закончила Ариэль.
— Да.
Он очень хорошо помнил, как она выходила из джунглей, омываемая дождем.
— Тогда, в Индии, вы сами были, как дикая тигрица.
Ариэль отвернулась. Ее тоска по тем простым дням была настолько сильна, что почти убивала ее. Как бы ей хотелось бродить по темным ночным джунглям вместе с Кала Ба! Как бы она хотела вновь ощутить себя свободной! Но этого не будет. Пока.
Дилан взял Ариэль за подбородок и повернул к себе, чтобы снова посмотреть в ее глаза.
— Они укротили тебя, моя тигрица. Они украли огонь из твоих глаз.
Губы Ариэль были приоткрыты. Нижняя губа ее задрожала от нежно произнесенных Диланом слов. Она провела языком по пересохшим губам.
Это простое движение погубило Дилана. Он наклонился и, впившись в ее влажные губы, почувствовал их нежность. Сладкий жар заструился по его жилам, потом поцелуй стал глубже, а жар внутри его сильнее, превращаясь из сладкого в неистовый.
Внезапно осознав, что делает, Дилан оторвался от нее.
— Простите, — пробормотал он, чувствуя, что теряет контроль над собой. — Я обещал хорошо себя вести, так ведь?
Ариэль охватило разочарование, сила которого изумила ее саму.
— Да, — прошептала она, — вы действительно обещали.
Дилан кивнул с выражением искреннего раскаяния.
— Точно. — Он склонил голову, притворно стыдясь. — Хотя должен признаться, что ради минуты наслаждения стоило нарушить данное слово. — От смущения Ариэль отвернулась. Мне следовало бы уйти. Вы должны? Да, я должна.
По дороге домой мысли Ариэль совсем спутались. Как могла она позволить ему так вести себя? Как могла она так наслаждаться этим? Снова и снова она переживала происшедшее, и снова и снова приходила к одному и тому же выводу. Она была глупой, совершенной дурочкой. Ее жизнь и так уже запутана, слишком запутана, чтобы еще и влюбиться. Влюбиться!
Она не подумала об этом.
— Что за беда, — пробормотала она. Она не хотела выходить замуж за Брюса Харрингтона. Дилана Кристиансона она тоже не хотела видеть в своей жизни. Все, чего ей хотелось, это уехать домой, в Индию, к Кала Ба.
— Но он существует, — сказала она себе, сама не понимая, почему Дилан стал вдруг теперь частью ее жизни.
Ариэль прошла к заднему крыльцу и проскользнула в дом. Прежде чем подняться по задней лестнице, она сняла плащ и стряхнула с него воду. Затем она поднялась наверх, радуясь, что в доме еще тихо, и пошла по коридору в свою комнату.
— Где ты была, Ариэль?
Ее остановил голос дяди. Она обернулась.
— Я ходила погулять, дядя. — Его высокий лоб нахмурился. Необычно полная нижняя губа выпятилась.
— Одна? — Ариэль кивнула.
— Разве Маргарет не говорила тебе, что леди не отваживается на это одна.
Светло-карие глаза пристально смотрели на нее.
— Да, но я забыла. — Ей совсем не хотелось вызвать неудовольствие тетки именно сейчас. — Наверное, из-за того, что я думаю о приготовлениях к свадьбе. Мне просто захотелось подышать свежим воздухом.
Простое упоминание о свадьбе смягчило дядину суровость.
— Я, конечно, понимаю, как тебе пришлось приспосабливаться, Ариэль. Маргарет не нужно знать об этом.
— Да, мне кажется, так будет лучше для всех, если мы никому не скажем, дядя Генри. — Она быстро поцеловала его в щеку. — Я больше не забуду, обещаю.
Дядя ушел, и Ариэль с облегчением вздохнула. Она нырнула в свою комнату и почувствовала, что вся дрожит от охвативших ее эмоций. Если тетя и дядя узнают о Дилане… если узнает Брюс… Ей не следует рисковать, вызывая гнев Брюса, направленный против этого человека — против любого человека. Ариэль стало стыдно за свое легкомыслие.
— Что за беда, — повторила она.
Она ведет эгоистичную игру. Нет, она ведет опасную игру. Если Брюс Харрингтон узнает, он взбесится и не сумеет пережить подобную катастрофу, которая погубит и ее, и тетю с дядей. Определенно будет лучше, если о Дилане Кристиансоне никто не узнает.