Разрыв не по шаблону

Глава 1

- Мамацька!  Эта зы я!

- Яся!  Конечно, мама узнала свою девочку! И очень сильно соскучилась.  Как вы там отдыхаете? Хорошо? - защебетала в ответ и я тоже.

- Мы!  Отдыхаим.  Я и папа, и Лена…

-  А-а…?

  Сердце дернулось, замерло…  Звуки перестали проникать в уши, будто туда воткнули пробки.  Смысла того, что громко говорил потом в трубку Вадим, я уже не улавливала. Уставившись в стену и слепо пошарив рукой, отложила телефон, ткнула куда-то там...  В груди сильно и как-то упруго дернулось.  И опять, и снова... а потом сдавило.  От страха онемели кончики пальцев и бросило в холодный пот.  

   Осторожно опустившись в кресло,  сипло задышала пережатым горлом, прокашлялась. Как ни странно, это помогло.  Во всяком случае, сердце я перестала чувствовать.  Когда органы работают нормально, их же не ощущаешь?  До сих пор все так и было.

  Лена, значит… Зябко обхватив плечи руками, я как-то странно захрипела на выдохе, жадно вдохнула и застыла с сухими глазами.  Заорать, что ли?  Выораться от души, как не могла позволить себе тогда, когда впервые услышала это имя сквозь шум воды:

- «Лена…  да,  милая, и я тоже...  скучаю… до завтра?»

   Янка тогда тянула меня мимо ванной, сосредоточенно и целенаправленно – к своему музыкальному горшку.  Присев на него в годик, она, похоже, полюбила это дело, потому что по окончанию процесса ее всегда расхваливали и всячески поощряли.  Перестарались с этим, скорее всего - теперь каждый раз в обязательном порядке следовало петь ребенку дифирамбы. А когда  она заговорила, то еще и научилась грамотно рекламировать достигнутые результаты.  С этим нужно было что-то делать, а мы с Вадимом просто потешались, потому что получалось у нее очень забавно.  В корне неправильное отношение.  Вот вернутся и сразу нужно начинать как-то переключать ее внимание...

  Что-то мелькнуло в глубине сознания, мысль обрисовалась, выкристаллизовалась...  К этому времени телефон перестал надрываться, и только услышав звенящую в ушах тишину, я поняла, что перед этим шел вызов.  Потеряно удивилась - надо же… будто отсекло от мира. Но то, что уже надумала себе, никуда не делось.  Пальцы срывались с кнопок, не попадали. Вадим ответил сразу же:

-  Трубку бери, когда звоню!  Не хочу, чтобы ты сделала неправильные выводы из Янкиных слов. Я немного приболел, поэтому взял ей…

-  Головой отвечаешь за нее!  Ты меня слышишь?  Я тебе глотку вырву, я выгрызу ее на хрен! Зарою живого! – бесновалась я.

-  Ксюша…? –  чуть помолчав, заговорил мой муж с каким-то новым выражением… озадаченным что ли? –  ты чего паникуешь?  С чего ты взяла, что ей что-то  угрожает?

-  Не смей оставлять моего ребенка на чужую бабу, Вадим!  Ты уверен, что эта… Лена уследит за ней?  Я доверила тебе дочку, как человеку… отцу. Где она спит?  Где она спит, пока вы там…? – задохнулась я словами и пониманием...

-  Прекрати сейчас же! - отчеканил он, - Лена это просто…

-  Головой отвечаешь за ребенка!  Тебе не жить, если что!

-  Ксюша, послушай меня, - опять изменился тон его голоса, став крайне убедительным и авторитетным.  А у меня скулы свело… морда адвокатская! Что он собирается мне втирать?  Кипела, но слушала: - Все хорошо, не нервничай, пожалуйста… все не так, как ты себе надумала.  Ты что – не доверяешь мне? Лена, это няня, котор…

-  Пра-авда?  - трясло меня, - не напрягайся так… муж.  Захотелось тебе и просто перешагнул через меня? Ну, раз так, то и я тоже… перешагну. 

-  Да что ты несешь, Ксения?!  - зарычал в трубку Вадим и я услышала, как рядом с ним захныкала Яна.  Но договорила:

-  Правду! Очень прошу тебя - сейчас, когда я не могу подстраховать тебя с Янкой, думай в первую очередь о ней. У тебя будет время на все остальное, я тебя отпущу… на все четыре.  Да хоть на хрен! Больше так все равно не смогу.  Я уйду, мы с Яной уйдем, радуйся!  Гуляй! Свобода! И не нужно прятаться в ванной с телефоном. Да?!  Но сейчас... сука, привези мне дочку живую и здоровую, ты слышишь меня?

   Сердце таранило ребра, кровь рвала виски, тряслись руки... а трубке стояла тишина… очевидно, ему понадобилось время осознать, что я все знаю.  А еще поверить, наверное, что тут и сейчас точно я ору – его уравновешенная, спокойная дура-жена, которая раньше никогда не позволяла себе…  соответствовала изо всех сил. Ну, а теперь все правильно – хабалка же… и понаехала.

-  Дура!  - ожила трубка, - что ты там себе…?!

    Она самая. На оскорбление не ответила - первая позволила себе.. и слушать дальше тоже не стала – смысла не было.  Какой дурак сознается вот так?  Это же дело принципа! Вот когда обдумает все, выстроит доказательную базу,  собьет координаты, перенаправит вектор… тогда и обвинит во всем меня, а заодно и весь мир.  Он же мужик, а значит – всегда прав!  А еще профессия - виноват не может быть по определению. Да он понятия не имеет, что такое извиняться!  Даже если виноват.  Замолчать свою вину, задарить ее, сделать вид, что не было ничего – это да.  Но признать вслух… ага, сейчас!

   Притихла, обнимая колени и прикрыв глаза, а сознание, наконец, обрисовало картину в целом: его частые задержки на работе, беспричинные перепады настроения, отсутствие близости сколько -  месяц, больше?  А еще Виктор и Слав, к которым он вдруг проникся дружбой в квадрате.  Это же и они знали?  Это же они отпрашивали его почти на каждые выходные последнее время?  А Марина и Валя?  Они тоже?  Две семейные пары - давние друзья мужа?  Не мои.

  Просидела так почти час.  Во дворе уже не слышалось шума машин и ветер тоже стих.  Наверное, под вечер стало совсем тепло – лето же. Женский голос за окном позвал Аленку;  постукивая каблучками, кто-то сбежал по ступеням в подъезде;  хлопнула дверь внизу, протопал соседский ребенок по нашему потолку.  Живые люди рядом...

  А ведь я все понимала и раньше, да что там – знала! Потому что это было… не знаю - как общеизвестные штампы. Просто классика! Все, как по шаблону – прямо с порога в душ, тряпки свои сразу в машинку… Ну, и тот разговор в ванной.  Почему я смолчала тогда?  Тормознулась на этой теме, будто поплыла сознанием, как в густом тумане заблудилась.  Слишком резко, слишком неожиданно все! Куда бросаться, что делать?  Орать, лошадку звать?

Глава 2

   В вестибюле первым делом я постаралась рассмотреть его.  Несмотря на всю абсурдность ситуации, разглядывать мужчину в упор было неудобно.  Но, бросая короткие взгляды между отстраненными фразами: «вы...ты бывал уже здесь?», «номер дали без проблем – мимо документов?», свои выводы о его внешности я сделала.  И получалось - не то, чтобы мужик - погибель девичья…  так мне от него и не рожать.  Это даже хорошо, что не очень нравится, да и не должен.  

  Закидать неловкость пустыми фразами не получилось и по мере продвижения лифта что-то медленно сжималось у меня внутри - под горлом. Похоже, именно оттуда и расходилась по всему телу эта противная дрожь – особенно руки… и челюсть будто свело.  Когда мужчина опять о чем-то спросил, ответить я не смогла.  Попыталась… и просто растянула губы в резиновой улыбке.  Чувство было - стоит только открыть рот и сразу зубы начнут стучать друг о друга.

-  Э-э-э… так дело не пойдет, - пробормотал он, выпуская меня из лифта.  В длинном коридоре было так же чисто и красиво, как и в вестибюле гостиницы – и это все, что отметило мое сознание, отдельные детали не воспринимались. 

  Зачем так мучить себя – поражалась я сама себе.  Когда мне нужны сейчас исключительно положительные эмоции. А я тут ломаю себя через колено, устроила такой дикий экстрим… мало мне того, что имею?

-  Я н-не уверена даже на счет пог… говорить, - попыталась я когда мы уже вошли в номер.

   Впечатление было – дом родной для него.  Пока я потерянно оглядывалась вокруг, он быстро и уверенно прошел к холодильнику и достал оттуда небольшую плоскую бутылочку.  С хрустом свернул пробку.  Так же отлично ориентируясь – где что, достал откуда-то пузатый коньячный бокал и налил его коричневатой жидкостью чуть ниже золотого ободка.  Зачем-то еще посмотрел сквозь напиток на свет богатой хрустальной люстры, покачал в пальцах… Жидкость выглядела аппетитно-маслянистой.  Вообще, все вокруг было не как в реальной жизни, а будто в красивой рекламе, еще больше усиливая ощущение нереальности происходящего. 

-  Пей, - устало выдохнул он, вручая мне емкость: - И ложись спать.  Номер оплачен.  Давай до дна, а то не возьмет.  Стресс сжирает градус, а ты в нем с головой, похоже… хоть выспишься.  Давай сюда, - почти силой забрал он из моей руки пустой фужер, в который я вцепилась, как в спасательный круг.

-  В душ пойдешь?

-  Сама, - с облегчением проблеяла я, чувствуя разливающийся по пустому желудку приятный жгучий жар. И цель… у меня появилась сиюминутная обыденная цель – просто душ.  Всего лишь.

-  Ну… страховать тогда не буду, не упади там, - хмыкнул он.

   Ага..  Мне тоже становилось весело, хотя и немного обидно, потому что это что – все?  В смысле – весь разговор, который он мне обещал? Закрываясь в ванной комнате, я услышала, как легко стукнула дверь номера… ушел.  И меня совсем отпустило - рассосался напряженный ком в груди, ушла дрожь.  Вот только память… она продолжала подбрасывать факты… выборочно, особо важными урывками. И не только факты. Подстегнутое алкоголем воображение работало живо и ярко – четкими жизненными картинками со схематично двигающимися марионетками обоих полов.

-  Идиотка! Господи, какая же я идиотка!  Терпела! Но теперь все будет… будет правильно, - бубнила я, с некоторым трудом фокусируя взгляд на отдельных предметах.  Гель для душа в пакетике… хрен – разорвешь, разве что зубами. Шампунь так же…  дело принципа и я до него добралась, хотя надобности мыть голову не было. Но пахло как – малинкой!  Улыбалась, подставляя лицо под теплый дождик и вытираясь потом большим мягким полотенцем.  Не высушив толком волосы и даже не выключив свет в номере, прошла в красиво плывущую углами спальню и на карачках влезла в разобранную уже постель под легкое одеяло. Лодка качалась… Засыпалось мирно, мысли были о том, что есть же мужчины - понимающие и деликатные. И нос у него не длинный, а классический – ровный, как по линеечке рисован.  Непривычно, конечно… длинноватый все же...

   Среди ночи стало жарко, по телу медленно перемещались полчища томно-ленивых мурашек.  Их умело разгоняли твердые и уверенные мужские ладони – кажется, успевая везде.  Я просыпалась частями – сперва тело, а мозг уже потом.  Зачаровано замерла вначале, ощутив разливающееся внутри подзабытое за полтора месяца чувственное тепло, потянулась за ним…  Сильные руки стали настойчивее, к ним подключились губы – не жадно, а так… со знанием дела и вкусом, что ли?  Шея, плечи…

  Прояснялось, всплывало что-то в сознании, и я лениво взбрыкнула.  Чисто по инерции, наверное – до выяснения обстоятельств.

-  Сама приползла, - дохнули мне в рот мятой, - я засыпал уже.  Тихо, тихо… охм!   Так ты кусаться?  Ну, держись тогда! – мягко дернул он меня на себя, плотно прижимая к телу и на этом, собственно, телячьи нежности закончились.   

-  Ха, сама я? - пробивало меня на смех, - сука-судьба раб… работает. 

-  Сильно тебя… - жестко накрыл он мой рот, вбирая губы своими губами, а я смеялась, они расползались… 

-  Умеешь... – выдохнула потом... гораздо позже, посчитав нужным отметить это.

-  Да, Ксюша, умею, - подтвердил он.

   И правда умел… брал так, будто смаковал изысканное лакомство – дразня и растягивая свое удовольствие почти до бесконечности. Почему-то осталось впечатление - именно свое.  Но, не особо и церемонясь со мной, не спрашивая о предпочтениях и желаниях, все он делал так, как нужно - со вкусом, основательно, почти спокойно, срываясь лишь к самому финалу.  Вместе со мной.  

  И я тоже позволила себе…  А его небрежная нежность, наглая спокойная уверенность и то, что похоже, ни от одного заинтересовавшего его существа женского полу отказа этот длинноносый не знал… сейчас все эти нюансы не имели значения. 

  Уже когда ночь неспешно перетекла в предрассветные сумерки, он устало прошептал, укладывая меня и тяжело прижимая рукой к постели:

- Отчаянная какая… спи уже, дурашка.

Глава 3

Ближе к обеду спокойно оделась, вышла…

Пока добиралась домой, опять размышляла о том, что случилось – но уже трезво и спокойно.

Что сделала глупость – это понятно, «уронила себя», «потеряла лицо», испачкалась… я это чувствовала так. Будто испортила что-то в себе безвозвратно, но, на удивление - не смертельно. И страдать, рефлексировать по этому поводу нельзя – не время. Тут другое… поставила ли я этим последнюю точку? Оставался ли до этого шанс сохранить нас с Вадимом? Но все дело в том, что не было у меня такой цели. Наоборот – я отчаянно рубила концы, потому что родным, теплым, близким отношениям однозначно пришел конец – нет больше доверия! Все остальное… всю кучу больных эмоций, что кипели сейчас внутри, я как-нибудь переживу.

Кто-то из великих писал, что отношения между двумя похожи на лист бумаги. Мы пишем на нем, зачеркиваем, рисуем. А утраченное доверие – это, как полностью смятый лист. Расправить его можно, но следы останутся обязательно.

Я ждала бы очередного его похода налево и обязательно дождалась бы. Сама подтолкнула бы, вынося ему и себе мозг подозрительностью, ревностью, непроходящей обидой, которая никуда не делась бы – с памятью у меня все в порядке. А сама смогла бы повторить? Скорее – нет, чем да… тут другое.

Считается, что женская измена намного страшнее, потому что в ней предают не только телом – это обязательно влюбленность и душевные отношения. Но мой случай говорит за то, что нет в жизни правил, зато имеют место дурные порывы и просто дурь... думать о прошлой ночи не хотелось, хотелось ее забыть. Сейчас главным было – сохранить тот решительный настрой, слишком дорого я за него заплатила – ощущение внутренней испачканности не проходило. Ну, со своими тараканами я как-нибудь справлюсь. Как быть с остальным?

Вадим – юрист и работает в частной адвокатской конторе. И вот именно сейчас ничего хорошего для меня в этом не было. Я не представляла себе, как он относится ко мне сейчас и как поведет себя, когда дело дойдет до развода, но знала - при желании он просто согнет меня в бараний рог. Именно поэтому сейчас нельзя было теряться в сожалениях и метаниях. Только деловой подход, только так! Вадим станет действовать. Я тоже должна… это и поможет забыться и забыть. К чертям все это!

Пришло в голову – хорошо, что эти мои мысленные обороты (я уж не говорю про наш разговор с Вадимом) не слышала свекровь. Там интеллигентная семья, а я «не пойми кто – хабалка, похоже?» и «бухгалтер что - после техникума?», да еще и «на ловлю» приехала из глубинки. Угораздило же меня тогда! Прорывалось вначале это поселковое «здрасьте» и тому подобное, особенно когда я привыкла к людям и уже считала их достаточно близкими.

Этот разговор я услышала случайно. Вадим тогда прервал мать… вежливо осадил, сказав, что не стоит программировать его на развод, потому что он сделал свой выбор и их дело – принимать его или нет. Нет – значит он станет навещать их сам, но потом же пойдут внуки…?

Я улыбалась потом свекрови... лицемерила? Может быть. Легко испортить отношения раз и навсегда… Но Вадим встал на мою сторону, а ее слова выеденного яйца не стоили, чтобы еще и его расстраивать своими обидами. Да и виделась я с его родителями не так часто и ничего подобного больше не слышала – в лицо она не предъявляла. И Янку потом полюбила – у дочки глаза и характер Вадима… сильный доминантный ген, раз мои карие подменил своими зелеными. Но этот холодок, которым тянуло от его матери на меня… он ощущался всегда.

Наверное, все-таки те ее слова задели меня сильнее, чем тогда показалось. Никогда больше я не чувствовала себя у свекров «дома» и постоянно контролировала при них свою речь и поступки. И даже для себя… «соответствовать» старалась, как только могла. Много чего... например, уметь на должном уровне поддерживать разговор в компании, в которую ввел меня Вадим. Само собой, если только речь шла не об их работе – человеком начитанным считать себя я могла, но в юридических тонкостях не разбиралась – это понятно. Вначале тянулась, старалась и у меня получилось, потому что мои отношения и с Бобровыми, и со Щербаковыми уже долгое время оставались добрыми и раньше мне казалось - даже теплыми.

В семье? Наверное, как и все молодые жены - готовила, держала квартиру в чистоте, слушала и слышала мужа. Что-то не получалось, а чем-то я даже гордилась… Вадим благодарил и не упрекал нечаянными ляпами. Мне даже казалось, что в нас повторяется история самой любящей семейной пары на свете – моих родителей. Все было так похоже – внимательное и бережное отношение друг к другу, ласковые прозвища… Потом родилась Янка. Все пять лет я была уверена, что любима.

Почему все пошло наперекосяк? Все-таки права была свекровь, а я все делала не то и не так? Но, «не так» сделать очень трудно, когда у тебя куча времени – я все еще сидела в отпуске до трех лет. Брала, правда, разовую, но хорошо оплачиваемую работу на дом – себе «на шпильки». Просто чтобы не потерять квалификацию и чтобы не забыли на работе. И в этот раз помогала готовиться к инициативному аудиту. И не важно, сколько лет ты проучился – необходимые навыки все равно приобретаешь на рабочем месте. Меня, кажется, ценили, во всяком случае - не забывали. Позвонили, попросили…начальство ждет результатов. Отказать не смогла, поэтому и на море опоздала. Но работала я именно потому, что могла себе это позволить – время было. Не раз слышала на детской площадке, как мамочки жаловались на гиперактивность нынешних детей, а я только согласно кивала – не хвастаться же дочкой?

Яна не гиперактивна, она нормальный, живой ребенок. А еще она очень… продуманная. Именно поэтому за ней нужен основательный присмотр – спокойно и деловито она творит то, чего ей хочется, что считает нужным делать. И в ее действиях есть своя малышовая логика. Я научилась понимать ее, потому что постоянно рядом, а Вадим – пока нет. Именно поэтому я боялась за них, именно поэтому перед отъездом завалила его инструктажами.

Войдя в квартиру, первым делом жадно выхлебала пару стаканов минералки, потом позвонила и отменила электронный билет. После этого яростно старалась найти себе занятие, чтобы отвлечься, забыться... Мне нельзя туда. Хоть как-то повоевать за свои интересы я смогу только здесь, на своей пока еще территории. Там я никого и ничего не знаю. И да – я опасаюсь этого Вадима, я не знаю на что он способен сейчас. А он если и не напуган - в это трудно поверить, то точно дезориентирован моими воплями. И повышенное внимание Яське обеспечено. Значит, она в безопасности.

Глава 4

    Через несколько минут перезвонил Джаухар.  У престарелого маминого мужа было красивое имя, я как-то интересовалась его значением.   У них там все имена с понятием, у каждого есть свое толкование и обычно оно ясное и четкое, но иногда и вот такое – хоть используй, как пособие по изучению философии.   Слово… имя Джаухар означает сущность, существо, или драгоценность, драгоценные камни, материальный мир – получалось как-то слишком глобально и трудно осознаваемо, особенно если пытаться как-то объединить эти понятия и приложить их к человеку.  Наверное, нужно знать арабский, как родной, а еще владеть их менталитетом.

   Несколько раз мы разговаривали по скайпу – глаза в глаза и это была его инициатива.  Считалось, что я вместе с мамой вошла в его семью, стала его новой «бинти» - дочерью, а значит, ему нужно было познакомиться и узнать меня - насколько это возможно на расстоянии. В тот первый раз мама попросила меня набраться терпения, и я со скрипом согласилась.  Но, на удивление, разговор с отчимом напрягал только вначале.  Вести с ним беседы (никак иначе наше общение назвать нельзя) было по-настоящему интересно, и я даже стала немного понимать маму.  Хотя и не во всем – возраст ее нового мужа, мягко говоря, удивил.  Ну и вся эта национальная экзотика тоже слегка шокировала.

   Ответив на звонок, я услышала уже знакомый мужской голос:

-  Мархаба, Кариба, девочка наша…

   «Кариба» было из той же обоймы и означало - родственная душа, родная.  Узнав меня немного ближе по ходу общения, мамин муж подарил мне еще одно имя.  Еще при советской власти он учился в Союзе по специальности инженер-нефтяник, поэтому неплохо говорил по-русски.  Правда немного с акцентом, но я бы даже назвала его приятным. Тембр его голоса был чуточку гортанным.  Случилось как-то настроение после нашего с ним разговора и пришло на ум сравнение – волны в скалах.  Мягко, но с силой, а еще – рокот…  Красивый голос.

  Сейчас, выслушав мой не такой полный, как для мамы, но уже более-менее связный рассказ, он мягко сказал:

-  У вас говорят, что у страха большие глаза, но обида еще больше портит внутреннее зрение.  Ты понимаешь меня?

-  Да, уважаемый кариб - обида застит глаза сильнее, чем страх.

-  Да.  Страх быстр, а обида дольше проникает в душу, готовит ее к страшному… 

-  Травит…

-  У вас щедрый и точный язык, - уважительно отметил он, - тебе нужно выслушать своего мужа, бинти.  И только потом решать судьбу семьи.

   Мама тоже не сказала ему о моем поступке – с облегчением поняла я.  А он продолжал:

-  Но, если даже она пропадет… развалится, то ничего не бойся.  Плохого с тобой больше не случится, потому что у тебя есть два сердца. Если вдруг на секунду замрет одно, то рядом забьется второе.  Одно из них дала тебе мать, она смогла это сделать потому, что много лет назад сумела полюбить...    

   Я невесело хмыкнула – сейчас мне не нужны были перлы мудрости в оправе из восточной экзотики.  Тут и сейчас у меня сплошная проза, как это ни печально.  И может быть, я даже уроню себя в его глазах, когда всплывут подробности.  Или, как недостойная дочь, подставлю маму?  Не хотелось бы терять его доброе отношение. Зря я звонила им… пусть бы жили себе там спокойно.  И Дальнегорск – не самое плохое место.  Но ради Яськи стоило попытаться.

-  Ты не смейся, - улыбался мужчина где-то там – на другом конце мира, - полюбить очень трудно, я-то знаю.  А второе сердце знаешь откуда? Его дала тебе дочь. Носи их в груди и ничего не бойся. Какая помощь тебе нужна?  Говори смело, бинти…

-  Смело, – внутренне сжалась я, - это точно не мое. Я до смерти боюсь перемен, особенно если они к худшему. И неожиданных известий, и потрясений – после гибели папы.  И мама тогда почти умерла…  Все рухнуло, обрушилось, а мне – двенадцать!  Это не психотравма и не на уровне подсознания.  Просто теперь я смертельно боюсь терять – помню, как было, - выдохнула я.  Закончить бы на этом – надо оно ему?  Но так хотелось, чтобы меня поняли.

-  И чтобы просто решиться увидеть то, что происходит в моей семье… и Вадима, мне понадобилось полтора месяца.  Я не хотела знать!  Потому что та и эта потери для меня равнозначны. Но вы правы – есть Яна. Другая женщина у него – это конец любви ко мне, но Янка его копия, его любимая дочка!  А я видела Вадима на заседании суда - он профессионал, вся их контора держится на нем и двух его друзьях.  Это… зубры, они даже право когда-то выбрали разное, чтобы не конкурировать друг с другом.  Против меня встанут все трое.  Яну отберут! – почти задохнулась я словами, - если бы вы знали…  Даже просто сказать по телефону, что знаю обо всем, наорать тогда я смогла, только будучи не в себе… буквально.  Это был стресс – да! И только так я могу!  Я не смелая, я б… бли-ин! Я и говорю всегда не смело, а осторожно, я стараюсь изо всех сил!  Потому что смертельно боюсь терять, уваж…!

-  Говори мне просто «джабб», пускай буду дедушка, -  посоветовал мужчина, мягко обрывая мою почти уже истерику.

-  А это будет правильно? –  передохнув, осторожно уточнила я.

-  На «ата» или «ба-ба» я настаивать не могу.  Отец, он всегда один, как и мать.  Говори дальше, девочка, я слушаю тебя.

-  Я хотела просить у вас денег в долг… джабб, - вздохнула я, - кое-что у меня есть – мама сдала квартиру в Дальнегорске и деньги этот год капали… поступали на отдельный счет.  Десятка… десять тысяч рублей в месяц.  И еще то, что я откладывала на подарок мужу.  Сто пятьдесят тысяч у меня есть.  Может, уехать в Дальнегорск было бы и умнее, но Вадим – хороший отец и совсем лишать Яну отца будет неправильно.  И еще – мое решение увезти от него Янку спровоцирует…  сделает из него зверя.  Он будет биться за нее, как зверь, я знаю… - запнулась я и тут плотину моей выдержки прорвало, и я заплакала.   Беззвучно… так, чтобы не слышно было ему там.

    Сейчас мне было плохо, почти безысходно по ощущениям.  Так бывает… в какой-то момент подтолкнет что-то – слово или проскользнувшая в разговоре мысль – чужая или твоя, и ты вдруг понимаешь, что жизнь не удалась. А для меня смысл ее во многом был в Вадиме и нашей с ним семье.  Дальше может быть что угодно, но на данный момент я потеряла слишком много, если не все.  Не как человек или мать… я потерпела полное и сокрушительное фиаско, как женщина.  И это в лучшие свои годы! Это просто тотальный разгром!  И оказалось - мне по фигу, что у кого-то на меня еще стоит… это ни хрена не помогло – та ночь!

Глава 5

Ночью все равно несколько раз просыпалась и тупо пялилась в потолок.  Тревожность зашкаливала или это муки нечистой совести?  Медикаментозно как будто значит – надежно и химия должна капать целенаправленно и именно туда, куда заказывали?  Не сработало.  Вспоминалось опять, гнало сон, и я читала стихи, считала слонов, опять засыпала… Проснувшись утром с ощущением разбитости и мутью в голове, зареклась принимать снотворное – КПД на выходе нулевой.  Вся почти ночь в мыслях.

   Зато сколько всего передумано… Я всегда считала, что любовь не заканчивается и не проходит, просто меняются ощущения от общения между любящими людьми – в лучшую сторону, само собой.  А если в худшую, то это и не любовь была, а что-то другое – варианты есть.  Если же чувство настоящее, то физическое влечение и узнавание друг друга восходят к большему – люди становятся близки не только физически, но и духовно.

   Это здорово, на самом деле, когда в отношениях проявляются новые оттенки, даже если они немного бледнее прежних.  И для разных людей они разные, потому что и понятие ценностей у них может отличаться.  Страстная любовь трансформируется в более серьезное, стабильное и зрелое чувство – с большой буквы.  И там, кроме постели, уже столько всего намешано!

  Я считала, что у нас с Вадимом та самая Любовь.  И ценности наши в процессе узнавания тоже будто бы совпали.  Пускай я и жертвовала в самом начале какой-то частью внутренней свободы и испытывала «недокомфорт» при общении с ближним кругом мужа, но это нечаянно спровоцировало то, что я назвала бы работой над собой.  С нами случилось лучшее, что может случится с людьми, а это стоило некоторых усилий и даже жертв.  Казалось, это понимаем мы оба.  Как и то, что рисковать такими отношениями ради проходной интрижки мягко говоря - глупо. Но Вадим человек очень логичный, а значит это не просто интрижка.

  Кошмарная ночь… пускай бы она осталась единственной такой – со сном урывками, в слезах, соплях, тихой истерике до икоты.  И сонмы стихов, и стада слонов…   

  Марине я позвонила сама, даже не понимая толком, зачем это делаю.  Наверное, хотелось понять после этой дурной ночи – а как им там, когда меня тут так ломает?  Знали же, не могли не знать! Казалось, все пойму просто по ее голосу - может он хотя бы дрогнет по причине нечистой совести?

-  На ловца и зверь? – не услышала я в ее голосе ничего такого, - ну раз так, то это судьба… Предлагаю девичник в пафосном месте.  Не жилься – разговор не для забегаловки.

   И я как-то сразу поняла, о чем пойдет речь.

   Встретились мы в «Симфонии» - ресторане в том самом гостиничном комплексе «Музыка», где находилась и гостиница "Сюита".  Скорее всего, именно сюда повел бы меня длинноносый, согласись я на ресторан. Особого трепета от посещения знакового места я не почувствовала – напряженно ждала обещанный разговор.  Мы обе заказали еду на свой вкус и бутылочку коньяка.

-  Ну не шампанское же? – удивилась Марина моему протесту, - тема не та. Пойдет, как анестетик.

    И я молча кивнула, соглашаясь.  И пока готовили наш заказ, я - под сыр, а она под лимончик ... как-то незаметно накидались. 

    Так форсировать, наверное, было мерой вынужденной, потому что до тех пор, пока мозг слегка не поплыл, говорить «по существу вопроса» не получалось.  Моя Янка, погода, работа… а дальше не клеилось.  Марина, похоже, все не решалась, а я боялась спрашивать, но потом язык у нее развязался:

-  Чувствую себя стервой.  Скажешь потом, что так не думаешь, ладно? –  выдала наконец она. 

-  А с чего вдруг? – поинтересовалась я.

-  Я ушла от Слава, - криво расползалась на ее лице улыбка.  Незаметно выдохнув, я растерянно промолчала, а она продолжала:

-  Оказаться однажды в твоей шкуре – то еще удовольствие.  А я боюсь, что это просто вопрос времени. Да что там - знаю!

-  Откуда? – осторожно уточнила я.

-  Он оправдывает Вадима.  Подошел к ним и улыбался, и кто его знает… - задумалась она, - может и ручку ей целовал, если бы не я рядом.

-  Уточни, пожалуйста - не совсем улавливаю, - попросила я, внутренне холодея – вот и оно…    Недосказанности и нюансы в моем состоянии угадывались слабо, чувствовалась нужда в конкретике с четко расставленными знаками положительных и отрицательных величин.  Марина тяжело вздохнула:

-  Когда мы купили «Фордика», решили обмыть его вдвоем.  Ну и… выбрали «Реал».

-  Где это? – уточнила я, навскидку определяя дату – дней десять?  Как раз перед отъездом Вадима с Яной на море.

-  А не… какая разница?  Следующий раз сходим – нормальное место, - усмехнулась она, снова немного отпив из фужера.  Я нечаянно поморщилась, глядя на это – если приходилось, сама  всегда выпивала залпом, смаковать крепкое спиртное никогда не получалось. А она повторила: - Я ушла от Слава. Из-за тебя.

-  Да ладно?  Ты фильтруй… юрист все-таки, - посоветовала я.

-  Ну да, слегка утрирую, - она немного беспомощно взглянула на меня…  отвела взгляд и, видно, решилась: - Там был Вадим с женщиной.  И, б…ь!

  Я оглянулась вокруг в поисках детей и, не обнаружив их в опасной близости, опять уставилась на нее.

-  … породистая сука! Рот, как у Лидии Вертинской, если помнишь такую – капризный.  Слав говорит – посиди… подошел к ним, подсел, улыбался ей, – криво улыбнулась она, помолчала…

-   А значит, ничего такого в этом не видел – что Вадим интимно трапезничает с посторонней бабой! А я, Ксюш, обтека-ала…  Сидела одна за столиком и - с головы до ног.  Там… она - иной уровень и это унижает, знаешь?  Не то, что баба зачетная, а то, что твой собственный мужик глазами ее жрет... вроде как подтверждая это. А ты даже права возмутиться не имеешь, потому что ничего же такого… и совершенно ясно – это только пока. И она тоже это видела – обтекаю.  А дальше… я просто не смогла - ушла.

-  Заметно было, что у них с Вадимом что-то есть? – уточняла я то, что болело мне.

Глава 6

  Первый раз Вадим увидел Елену в кабинете шефа.  Перешагнул через порог и замешкался, не доверяя своим глазам.  Но привычка держать лицо не подвела и все его потрясение выразилось лишь в излишне сосредоточенном взгляде, который он сразу перевел на шефа:

-  Артур Назарович? Прошу прощения. Я думал – вы здесь один.

-  Да, Елена уже уходит.  Кстати, Лена, это один из трех будущих владельцев моей (пока еще) компании – Вадим Сергеевич Демьянцев.  А это моя племянница Елена. 

   Вадим чуть склонил голову в сторону женщины и опять вопросительно уставился на шефа.

-  Все-все! – поднял тот руки, - наше время - наши же деньги.  Лена, матери привет.

    Уже присаживаясь в кресло перед столом начальника, Вадим почувствовал движение воздуха – женщина прошла к двери и его окутал аромат ее духов – он мог только догадываться об их стоимости.  Почему-то мелькнула мысль о Ксюше - ей бы такие.

-  Елена! – резко обернулся он к уже закрывающейся двери.

-  Да? – замерла она в дверном проеме и пришлось приложить настоящее усилие, чтобы не впасть в ступор, жадно вбирая глазами вот это все…

-  Извините... как называются ваши духи?  Хотелось бы подарить такие же жене, - подсознательно, наверное, и исключительно для себя, возвел он невидимую преграду между собой и этой женщиной.  

-  Похвально, - отметила она.  И голос ее тоже оказался приятным - чуть резковатым, звучным и без той капризной нотки, которая присуща почти всем женщинам, которые высоко ценят себя.

   Она сказала название, попрощалась теперь уже в голос и вышла.  Вадим записал сложные в произношении слова в записную книжку.  Выводил буквы медленно, чувствуя легкую заторможенность и задавая себе вопрос - что именно она похвалила?  Его заботу о жене или то, что он не скрывает ее наличия?   Он даже пропустил какие-то слова шефа.

-  Простите, Артур Назарович…?  Прослушал. Тут сложная белибердень – боюсь спросить у продавца не то.

-  А-а…  А то я уж подумал, что вы, как и все - «…а если она до сих пор не устроена…?»

- «Красивая женщина – это профессия»?

   Шеф тонко улыбался, его острый и насмешливый взгляд говорил о том, что отлично он понял все эти потуги с барьерами и заборами.

-  Все верно.  И правильно – женат и точка, а Елена тоже замужем.  Так что… уважаю вашу разумность и стойкость, Вадим Сергеевич.  А теперь – к нашим баранам…

   Дальше они говорили о работе.

   Вадим знал этот стих Роберта Рождественского, но он был не так о внешности, как о внутренней силе, необходимой каждой красивой женщине.  На это же минное поле лучше было вообще не ступать.  И у него есть Ксюша.  А духи на ее День рождения он подарит другие – чтобы даже не вспоминать эту Елену… Прекрасную.  Получил удовольствие, полюбовавшись, сделала она его день – и достаточно.

   Тогда – почти три месяца назад, он даже не представлял себе, к чему приведет эта встреча.  И не сразу заподозрил, что следующие были совсем не случайны – опять возле кабинета шефа, еще где-то, потом на небольшом приеме в честь какой-то даты у одного из судейских.  И он тоже был приглашен вместе с шефом, хотя пока не являлся одним из владельцев адвокатской конторы.

   Еще при первой встрече ее внешность поразила его, а на приеме случился контрольный выстрел.  Такой типаж привлекает внимание любого мужчины – когда женщина всем своим видом излучает уверенность в себе и внутреннюю энергию, а если приплюсовать к этому еще и такую яркую красоту…  Даже улыбка ее была заразительна, как вирус – случался только намек на нее и рядом улыбались абсолютно все. 

    А Вадим мрачно разглядывал ее, стараясь держаться на расстоянии и остаться невидимым.

   Высокие скулы и чистая, нежная линия подбородка, тонкий, чуть вздернутый нос, светлая, будто алебастровая кожа – такая бывает только у рыжеволосых.  Она и была такой – рыжая грива затейливо уложенных волос мягкими волнами спадала на шею и одно плечо.  Форма глаз, их яркий серый цвет, пушистые ресницы…  Фигура, ноги… манера двигаться, как у кошки – мягкая, грациозная…

-  На хрена кидать деньги во все эти конкурсы красоты? – пробормотал он, решительно отрываясь от чарующего зрелища.

-  Да-асс… - неожиданно поддакнули ему с соседнего места.  Вадим оглянулся и увидел невысокого поджарого мужчину своего примерно возраста.  Тот представился:

-  Огнев. «Первая инстанция».

-  Слышал. Приятно. «Стратегия защиты». Демьянцев.

-  Взаимно. К вопросу о конкурсах, - продолжил собеседник, - если бы случился конкурс стерв…  Хотя вы правы – все эти парады красоты или отмывание денег или просто шоу.  Правды там нет. 

-  А к вопросу о стервах? – уточнил Вадим.

-  Кто, как не она?  Раздражение для глаз, сплошная провокация, - кивнул своим мыслям мужчина, -  флейворист еще…

-  Кхм… что, простите? – уточнил Вадим.

-  Она флейворист – специалист по запахам.  Различает нюансы ароматов, подбирает сочетаемые компоненты, определяет их пропорции – участвует в составлении купажа духов.  Да-асс…

-  И это, не как у людей, - пробормотал Вадим.

-  Именно, - подтвердил Огнев, выхватывая с проплывающего рядом подноса толстый стакан с виски. Пригубив, довольно сощурился и договорил: - Редкая профессия. Все на высоте у дамы, кроме одного –  муж невзрачный тип. Нет... в общем и целом, нормальный мужик и при деньгах, пускай и небольших, но рядом с ней не выглядит.  Один нос чего стоит.  И еще говорят, что он со странностями.  С какими – не уточнял, но что имеются – точно.  По опыту… скорее всего из разряда хобби.  Серьезные отклонения так свободно не обсуждалась бы.

-  Понятно, - кивнул Вадим, - а здесь его нет.  Так я понимаю?

-  Последние… лет пять они не выходят вместе, -задумался Огнев, - а это уже странности.

-  Ну… рад был знакомству. А мне, пожалуй, пора – семья ждет, - раскланялся Вадим с новым знакомым и направился к выходу из банкетного зала.  Но его остановила Елена…

Глава 7

  Потом, вспоминая, как все начиналось, Вадим задавал себе один-единственный вопрос – зачем?  Вернее, изъяснялся он сам с собой исключительно матом – других слов не было.  Затянуло… опоздал разорвать это наваждение.  Кайфовал от внимания исключительной женщины, тянул время под надуманным предлогом, что хочет узнать ее, как человека. Неплохого, к слову – она умела дружить, и для своих делала все возможное.  Умна, талантлива, многосторонне развита, замечательная собеседница и, он был уверен – исключительная любовница. 

   Да ей и не нужно было что-то уметь – просто отдать свое тело в руки мужчины. Даже безмолвная, в роли резиновой куклы, она и тогда была бы восхитительна, потому что случай как раз тот, когда любят глазами.  Но он тянул с решением.  Никогда не инициировал встречи сам, а ожидал ее шага – не навстречу, а вдогонку.  Чего уж, ожидал с предвкушением и чувством превосходства, даже чуточку гордясь собой - не потерял контроль, не поддался безоговорочно ее чарам, и даже не делает вид, что не понимает прозрачных намеков… 

   Он никак не отвечал на них, только молча смотрел ей в глаза… любуясь ими, наслаждаясь их  выражением – находил в них такое же любование.  Чего добивался?  Влюбить в себя и проучить? Не думал тогда об этом. И сам не заметил, как запутался в этой паутине умопомрачительных запахов, нежных взглядов, душистых легких прикосновений, интимного шепота…

   Это возбуждало, давало почувствовать себя в какой-то нереальной игре, гнало кровь и теребило нервы.  Немного еще потянуть, еще чуть-чуть посмаковать незнакомые ощущения, а потом закрыть вопрос – жестко и окончательно.  Потому что бегать от жены к любовнице он не собирался – это было бы мерзко и мелко, а еще – противно его принципам.  Он специально игнорировал попытки Елены делать их встречи тайными, а значит – интимными.  Назначал их в людном месте – раз или два в неделю.  И на любой сторонний взгляд, не было в них ничего криминального – легкое, доброжелательное общение, приятный разговор.  Ни интимных касаний, ни поцелуев… Разве что взгляды?

    Случайно увидев их вместе, Слав сразу поплыл, осоловел…   Потом интересовался статусом их отношений, на что Вадим честно ответил:

-  Пока не уверен.  Пойму – обязательно скажу.

-  Ну, обращайся… - хмыкнул тот, - если нужно прикрыть.

-  Тогда оба эти выходные – после обеда.  Кажется, Елена что-то говорила о выставках.

-  Понял!  Пока еще за ручку водишь?  Понимаю… она стоит любых усилий - дурманящая женщина. 

    Вадим еще несколько раз пользовался предложением друга, невозмутимо врал Ксюше, искусно изворачивался, изощряясь во лжи и даже по собственным ощущениям опускаясь все ниже.  Но пока не мог отказать себе в удовольствии видеть Елену.  И случилось то, чего и опасался – втянулся в эти недоотношения.  Хватило двух месяцев.

   И он задумался – а что, если вот это и есть настоящее?  А он давит его в себе виной перед Ксюшей, мыслями о своей семье и опыте родителей.  Но и все это, и даже Яська со своим горшком пока что не перетянули окончательно чашу весов на себя.   

  Это было, как наркотик – испытывая безумное и бесстыдное желание, удерживать тот самый чувственный голод на самой острой грани – как в рассказе Джека Лондона.  Но не с желанием удержать любовь, а тупо цепляясь за остатки мужского достоинства в себе, привычные принципы и исходя из своего понимания верности: пока не переспал – не изменил.  Хотя, по сути, он уже предавал Ксюшу – обманывая и обделяя вниманием. И даже обкрадывая, лишив ее близости. 

   Хотел… как животное, хотел, но не мог позволить ее себе – ни с одной из них.  Не давал какой-то внутренний барьер: до принятия того самого решения – нельзя.  Табу!  Сам понимал, что все это условно, уставал, злился, раздражался!  Сорвался и серьезно повздорил из-за какой-то мелочи с Виктором…  Но с выбором в пользу одной из женщинах тянул.  А может тянул еще и потому, что было в этом его мазохизме что-то тягуче-сладкое, как перед оргазмом – чем дольше оттягиваешь разрядку, тем она яростнее, сильнее и слаще – просто до боли.

   А потом лопнуло терпение Елены, и он узнал ее настоящую…

   Когда подвозил ее до дома после посещения выставки пейзажной фотографии, она не выскользнула из машины, как всегда, оставляя после себя запах духов, которыми он, кажется, пропитался насквозь...  Снимал бы одежду еще на лестнице, если бы мог!  Но он просто сразу же проходил в душ, как и во все остальные дни после работы... 

   А на работе случился дурдом - Спиваков решил ускорить продажу «Стратегии..»  Настоящих причин не называл, лицемерил – «старость уже, кхе-кхе…  пора на отдых…  внуки деда заждались».  А может, это было правдой, иначе зачем вообще продавать успешную фирму с солидной репутацией?  Но это его дело – имел право.  В связи с этим разгребались завалы, наводился порядок в документации и форсировалась текучка.  У Вадима были пара дел в процессе, постоянное сопровождение нескольких клиентов в финансово-хозяйственной деятельности, а еще досудебное урегулирование спора. Раньше он как-то разнес бы все это по времени, но сейчас и сам рад был задержаться на работе – смотреть в глаза жене было невыносимо.  Старался даже не думать в эту сторону, потому что мысли о них с Ксюшей тащили за собой ненужные эмоции – злость, стыд, вину и даже страх. 

   И теперь практически каждый день он приходил поздно, долго мылся, сразу же забрасывая пропитанную духами Елены или просто пропотевшую одежду в стирку - интеллектуальный пот намного забористее, чем вызванный физическими нагрузками.  Иногда даже отказывался от ужина и падал спать – вырубало на раз.  Ксюшу и Янку почти не видел.  Спасался так... и понимал – из него получился негодный муж… негодный отец.  Выкуклилось, выползло, обозначилось…  Или дело не в поганых генах?  Ведь до Елены все было иначе?  Не прилагая никаких усилий, не принуждая и не ломая себя, он жил, как в раю – надежном, праведном и умиротворенном… привычно спокойном.

Глава 8

   Юг прочно оккупировала жара.  Яростно синело небо, широкая вода радовала более густым оттенком синевы, свежая зелень трепетала под ветерком, налетающим с моря…  Выйдя из самолета, Вадим жадно вдохнул воздух свободы – от работы, от проблем… хотя бы на время отдыха.

   По приезду к месту, как только они с дочкой устроились в комфортабельном номере пансионата, прозвучал телефонный звонок и, ответив на него, он услышал:

-  Ну что, герой-любовник…? Лены больше нет - таблетки… отравилась дурашка.  На похороны будешь? – устало интересовался незнакомый мужской голос.

-  …  В Евпатории... с дочкой, - Вадим с трудом выдавил эти слова из пережатой спазмом глотки.

-  Ну, отдыхай тогда.  Береги дочку.

    Через полчаса, когда он повел Янку на обед, в столовой у него пошла носом кровь.  Дальше – больше.  Через час где-то, зазнобило и затошнило.  Уложив дочку спать, он всю ночь обнимал унитаз или громоздился на него.  Утром молодой фельдшер со скорой выписал ему направление в инфекционную больницу.

-  Температуры сейчас нет, но остальное… вы же только из поезда?

-  Самолетом.

-  Без разницы.  Все признаки инфекции.  Полежите в боксе до выяснения, все равно нужно ставить систему – обезвоживание «на лице».

-  А как же дочка?  У меня Янка, - растерялся Вадим.

-  Тем более нужно «заизолировать» вас от нее.  Ладно, - вздохнул парень, - сейчас вызову Ленку – это моя сестра.  Не переживайте, у нее даже санитарная книжка есть – помогает тут с посудой, и со спиногрызами обращаться умеет – у нас еще двое младших.  Сейчас и прибежит, дом совсем рядом.  Заплатите потом сколько не жалко.

-  На чужого человека…? – почти хрипел от отчаяния Вадим.

-  Да почему чужого?  Посмотрите на нее, тогда и решайте.  Посидим тут и подождем - так и быть.  Ух ты, шустрая!  - скорчил он рожицу Янке, - а папка твой заболел.

-  Я узэ слысала, - выглянула  она из-за кровати и перебежала в другой угол - перепрятываться.

   Девочка Лена оказалась очень симпатичной и светленькой, как и брат, а еще веснушчатой, лопоухой и лет шестнадцати от роду.  Только вошла, сразу же нашла взглядом Янку, заулыбалась и защебетала:

-  Такая красивая девочка и скучает?  И никто из этих дядек даже не заплел ей косички?

    Янка сразу застеснялась, пуская глазки под лоб, а Вадим тяжело поднялся достать из мини-сейфа деньги, но был остановлен медиком:

-  Не надо сейчас ничего руками… и вообще - на выход.  Ленка, ребенка веди к мамке и понаблюдайте.  А здесь будет санобработка, я скажу там…  На ночь уже, наверное, сможешь вернуться сюда.  И глаз не спускать!  Малая шустрая до невозможности.

-  А сто се-таки с папом? – послышалось за спиной, когда Вадим уже выходил. Лена сразу подключилась и стала что-то оживленно объяснять, а он пробормотал сам себе:

-  А с папом бумеранг... Надо бы по голове, а он просто обосрался.

-  И не смертельно.  По голове хуже, - успокоил его белобрысый медик.

-  Жена с ума сойдет, - поделился своим беспокойством Вадим, чувствуя необъяснимое доверие к обоим – и брату, и сестре: - Первый раз отпустила со мной дочку.

-  Ну и не говорите ей.  Даже если закроют сейчас.  Когда это еще она приедет?  Москва?

-  Почти. Ближние подступы.

-  На самолеты билетов нет, поездом – суток двое.  Шутите?  Конечно, с ума сойдет!

   Все четыре с половиной дня, находясь в отдельном боксе стационара, Вадим коротко докладывал Ксюше о том, как замечательно они отдыхают.  Их разговор выглядел, как «доклад закончил», «доклад принял».  На просьбу Ксюши дать трубочку дочке, Вадим сказал, что она освоилась тут, веселится и о маме не вспоминает.  И он боится, что, услышав мамин голос…  Почему-то именно сейчас врать жене было донельзя противно.  Утешал себя тем, что эта-то ложь во благо - исключительно для того, чтобы Ксюша не волновалась за Яну… и за него тоже.

   Жгучая вина растекалась внутри кипящей лавой, и столько всего вспомнилось за эти дни… и как Ксюша просилась к нему «на ручки», когда сильно порезала палец – и плакала, и смеялась.  А он носил ее по комнате и дул, чтобы не болело… куда-то на ухо.  Когда это было…?  Тогда она готовила что-то на новогодний стол.  Плохая примета, плохой год…

   Вспоминался суп этот проклятый, зажаренный красным луком, ночи их – нежные, упорядоченные уже какие-то (в хорошем смысле).  И смех, и игры втроем с Янкой, и разговоры… он же живой тогда был, собой был!  Не корчил из себя интеллектуального высокомерного мачо, четко контролировал жизнь свою и семьи. А сейчас будто развалина, руина... 

   Известие о смерти Лены даже не раздавило – расплющило его.  Почему-то он ни минуты не сомневался, что это правда – слишком… однозначно звучал голос того мужика из трубки.  Муж?  Скорее всего…  А что он вообще знал о Лене?  Да ничего!  Демонстрировал свою эрудицию и отслеживал ее у нее… тешил тщеславие и эстетствовал…

   А кто ее муж, чем он занимается?  Даже как зовут не знал и почему у них такие странные отношения. 

   Сам факт смерти Лены воспринимался неоднозначно.  Вернее, он не воспринимался, как факт.  Скорее всего, причиной был шок, потому что стоило только мысленно вернуться к этой теме и мысли сразу же начинали течь лениво и отстраненно.  А еще – практично.  Инкриминировать ему доведение до самоубийства никто не смог бы даже при очень большом желании.  Он обставлялся уже неосознанно, просто в силу профессионализма и опыта, потому и последнюю встречу назначил в людном месте и постарался провести ее максимально деликатно – с цветами, в спокойной обстановке и беседуя ровно и доброжелательно.

   Понять ее поступок даже не пытался – слишком плохо знал ее.  К тому же сейчас у него уже были причины подозревать ее в некоторой неадекватности – когда настолько кардинально сбиты понятия «хорошо» и «плохо», «правильно» и «неприемлемо», это о чем-то говорит.  И еще это ее неестественное спокойствие… оно должно было насторожить его тогда.  Если бы он беспокоился о ней.

Глава 9

  Утром заголосил дверной звонок, и я испуганно вскинулась. Но проснулась не сразу – выплывала откуда-то, соображала… Натянув на голое тело халат и пошатываясь со сна, двинулась к двери – открывать. 

   Посмотрела в глазок и коротко выдохнула - за порогом стоял Вадим и держал на руках спящую Янку.

   Я смотрела на них.  Господи, он что – и правда болел? Худой - не лицо, а одни острые углы и будто потемневший весь.  Заскребло что-то внутри, закрутило так противно, дрогнуло.  Заполошно рвануло куда-то не туда сердце… Открыла дверь.

   Он чуть помедлил, вглядываясь в мое потерянное лицо, потом шагнул через порог и передал мне дочку.  Сказал тихонько, чтобы не разбудить:

-  Положи ее.  Я вниз за вещами.

   Молча кивнув, подхватила на руки маленькое увесистое тельце.  Легко коснулась губами пахнущих солнечной пылью волосиков, жадно втянула в себя этот запах и, улыбаясь, тихонько двинулась в детскую.  Выкупать можно и потом, когда проснется.  Осторожно уложив, сняла кофточку, стянула колготки.  Яна морщила нос и вздыхала во сне.  А я прижимала к своей щеке вялую сонную ладошку и в груди становилось тесно и жарко, а глазам мокро – соскучилась.

-  Она загорела, - сглотнув, тихо прошептала Вадиму, подошедшему со спины.

-  Море… - неопределенно ответил он.

   Кивнула, поправила простынку и пошла мимо него к двери.

-  Ксюша…

-  Дай, умоюсь. Вы меня из постели вытащили.

   Почистила зубы, умылась… жутко не хотелось выходить.  И времени у меня теперь ни на что уже не было.  Это после нашего разговора он сразу же сорвался домой.  Скорее всего и судя по срокам, на самолет билетов не было.  Значит или СВ, или самые отстойные места в плацкарте.  И зачем?

   Посмотрелась в зеркало - противна сама себе.  Вспомнились слова кого-то с работы – «как ты можешь хорошо выглядеть, если вчера пила?»  И правда.  Хотя какая, собственно, разница?  На «зачетную бабу» все равно не тяну – там «иной уровень», так что дергаться? Рисовать лицо, холить кожу и волосы, обтягиваться, выпячивая выпуклости и втягивая «впуклости».  Те полтора месяца показали – не действует.

   Все в том же ночном халате, только поддев под него трусы, с опухшими от сна и пьянки глазами и босиком я прошлепала прямо на кухню за кофе. Нужно было подключать мозг, мне понадобятся все его ресурсы и резервы.  Вадим был уже там, сидел за столом даже не переодевшись.

-  Руки хоть вымой с дороги и сними дорожное, - напомнила я, не глядя ему в лицо. Почему-то было трудно, почти невозможно.

-  Ты тогда говорила глупости, - помолчав, заявил муж.

-  Ну да, - не стала я ничего доказывать.  Кому - профи от адвокатуры?  Отвернулась, наблюдая за бурой жижей в турке.  Отстраненно спросила: - СВ или возле туалета?

-  СВ, - обиделся он. Наверное, за Янку. 

   Кивнула – наверное, в маленьком купе с ней было трудно.  Раньше подробно расспросила бы - насколько, но сейчас подводили не только глаза – к языку тоже будто гирю подвесили. 

-  Кушать будешь?

-  Нас кормили завтраком. Очень рано, правда…

-  Хорошо.

   Гадко, пусто, страшно… и больно.  Но плакать не стану – отказываюсь, хватит.

   Отвернулась к окну – пить свой кофе. Открыла форточку, впуская запахи лета – терпко запахла только что скошенная дворником трава, загорчило млечным соком одуванчиков.  Теплый ветерок легко доносил эти запахи до третьего этажа.  Опустила ресницы, щурясь от солнца…

-  Ксюша… - легли на плечи руки мужа. 

-  Не трогай меня… отвыкла, - дернула я плечом, нечаянно плеснув кофе на подоконник.

-  Не обожгись, - глухо проговорил он, отступая. Опять сел за стол. Присела и я.

-  Переоденься с дороги, - напомнила ему нудным голосом. И не спешит же теперь – накручивала я себя.  А все потому, что сейчас не от бабы.

   Нос мигом пережало… Ну, не-ет!

-  Нам нужно поговорить, пока спит Яна – не даст потом, - зашевелился Вадим, доставая из поясной сумки миниатюрный «Кэннон».

-  Посмотри – это няня Яны. Есть выписной из инфекционки… показать?

   Зачем – хмыкнула я про себя.  Он что – не мог купить хоть десяток выписных?  Или сфоткать кого-то с Яной?

-  Не стоит.

-  Ксюша… почти четыре дня – кровь из носа, рвота, срачка! - повышал он незаметно голос. 

-  Хорош-шо, что твоя мама не слышит, - прошипела я.

-  Она не любит тебя… вообще никого, кроме меня, Яны и Кати.  Это не важно – я сократил ваши встречи до минимума.  Важно, что люблю тебя я.

   Я молчала, изнутри рвался злой смех.  Нельзя ржать… обязательно сорвусь в слезы.  Та-ак… значит, железное алиби у него уже имеется, причем задокументированное.  А еще от мамы своей он меня спасал.  Это тоже плюсик в личную характеристику обвиняемого.  Любые доказательства и свидетельства – на ваш выбор.  Морда!

   Сколько всего такого я наслушалась в их компании!  Когда состояние уже определяется словом «навеселе», всегда тянет поделиться достижениями, похвастать своей изобретательностью… Свой круг же – свои в доску. Те, кто оценит - такие же.

-  Ну, давай говорить.  Я хочу развод… послушай меня, – сжала я на столе кулаки, увидев, как он хмурит брови: - Ты юрист и знаешь, что такого понятия – не дать развод, нет.  Но можно затянуть его или оставить меня буквально в чем мать родила.  Даже подозреваю, что ты постараешься отнять у меня Яну.  Просто назло или потому, что любишь ее – не важно.  Этого не будет.  Я хорошая мать, не работаю временно – рабочее место ждет меня… и у меня есть жилье – целая трехкомнатная квартира.  Не под Москвой, а на севере, но это неважно.  Давай сделаем все цивилизованно, - передохнула я, - ругани не хочу из-за Яны. Давай без этого… пожалуйста, - умоляюще заглянула я ему в глаза.

   Что-то промелькнуло… такое, в выражении его лица – судорога или гримаса?  Будто привидение увидел. Глубоко вздохнул…

-   Янка подтвердит, что это ее няня.  Ей шестнадцать лет, я вынужден был… действительно болел.  Ее брат работает на скорой, мы можем позвонить ее маме – Дарье Ивановне, и она расскажет…  даже как Янка выучила «р-р-р» - ее младший сын научил. А Ленка присматривала за ней, пока я болел. Ничего криминального в Евпатории не было.

Глава 10

   «Абсолютная монархия, король…  Религиозное государство, 98% - мусульмане... Арабский язык… Столица Эр-Рияд… Красное море, Персидский залив… Культура пронизана исламом… Валюта – реал… Достопримечательности… климат…»

   Тихо гудели моторы самолета, спала рядом со мной Яна…  Я отложила брошюру и устроилась так, чтобы хорошо видеть облачный простор за иллюминатором.  Все это я уже знала.  Еще с тех пор, когда в панике кинулась изучать все, что относилось к скоропалительному замужеству мамы.

   Пополнять свои знания об этой стране я продолжала и всю неделю перед отъездом, между оформлением электронной семейной визы, билетов, внесением в мой загранпаспорт данных Янки, подтверждением родства с мамой – гражданкой СА, и еще, еще…  Все это потребовало времени.  Еще его требовала Янка.  И оно требовалось на сборы, уборку и готовку.

   В эти дни домашние дела делались мною по инерции и чувствовала я себя странно - желание нравиться, удивлять, радовать, разнообразить… оно пропало. И будто бы усилия для выполнения домашней работы прилагались те же, что и раньше, но уставала я намного сильнее.  Почти перестала есть, вздрагивала от резких громких звуков, суетилась.  Не оставляло тревожное, беспокойное чувство, что все, что я делаю – бессмысленно.  Все равно ведь опоздаю, все равно не успею.  

   Но будто бы успела. И даже выучила несколько расхожих фраз из разговорника для туристов.

   Объем усилий, которые нужно было приложить, чтобы попасть в Саудовскую Аравию, пугал.  И вначале я задумалась – а так ли это нужно, стоит ли?  Сама страна, наверное, не стоила – были в мире места и поинтереснее.  Та причина, что там живет мама, тоже не являлась серьезной – она и сама собралась вылететь к нам и сообщив о нашем приезде, я почти сняла ее с самолета.

  Причина была в Вадиме, хотя он и очень помог мне со всеми этими оформлениями и поездками в связи с ними.  Да просто уже тем, что был моим мужем – незамужним женщинам въезд в эту страну был запрещен.  А еще он зачем-то настоял на знакомстве и общении по скайпу с Джаухаром.  Маму он знал хорошо, а вот отчима не успел.

   Наверное, виновата была я.  О мамином замужестве год назад я ему сообщила, а вот подробности озвучивать не стала.  В частности то, что отчим на двадцать лет старше моей сорокадевятилетней мамы. Я просто уходила от разговоров на эту тему, потому что не смогла бы ответить на вопросы Вадима и его родных – это обязательно дало бы пищу для очередных инсинуаций свекрови. Хотя и неприятно признавать это, но и я вначале отнеслась к этому браку неоднозначно, а все из-за недостатка информации.

  Знала я только то, что чуть больше года назад они познакомились в Дальнегорске.  Араб приезжал навестить своего старинного друга-нефтяника – маминого соседа по лестничной площадке.  Первый раз они увиделись у него же – мама по-соседски помогала одинокому старику.  Потом вдруг случилась поездка Джаухара и мамы в Австрийские Альпы, а я знала, что это место было давней и единственной ее мечтой о путешествиях и тут вдруг…!  Женились они по приезду оттуда – тихо расписались в нашем ЗАГСе и сразу же вылетели на Аравийский полуостров.  Там тоже была свадьба в семейном кругу, без пышности и помпы.  Мама сказала об этом как-то просто и обыденно и даже не скинула фото мне на почту.  Или их и не было?  Отсюда, собственно, я и заключила, что мамин муж в лучшем случае человек среднего достатка.

   Нам с ней нужно было сесть и поговорить обо всем этом, но телефон и даже скайп казались не самым лучшим способом.  Слишком много личного было бы в этом разговоре, слишком много воспоминаний и эмоций всплыло бы при этом.  И я ждала ее приезда в гости к нам.  Сама не решалась, хотя всех нас не раз и очень настойчиво приглашали.  Причины были: совсем маленькая Яна, загруженность Вадима и то, что я не хотела рассказывать ему о том, чего сама толком не понимала.  Поэтому эта поездка нами до сих пор не планировалась.  А теперь я решилась, потому что больше бежать было некуда.  А нужно было…

   Эту неделю рядом с Вадимом я сравнила бы с моральной пыткой.  Нет… он вел себя идеально.  Домой приходил вовремя, а если задерживался, то обязательно звонил и сообщал об этом.  А я воспринимала это на контрастах с недавним прошлым – слишком свежо еще…  Мне катастрофически не хватало «подробностей» - не о них с той женщиной, а о нас с ним.  Нужно было знать, что он чувствовал тогда ко мне - когда практически не замечал и совсем не хотел? На что при этом рассчитывал, не уходя из семьи – что я слепая и глухая или слабоумная?   А я тогда и сделалась такой, и была, похоже - отказывалась верить, что он так спокойно, равнодушно и буднично рвет все нити, соединяющие нас.

   А сейчас опять «воспылал».  Но так не бывает - любовь или есть или ее нет.  Хотя… я и сама не смогла бы объяснить, что чувствую сейчас к нему. И видела только одно правдоподобное объяснение – со смертью той женщины у него не осталось выбора. А слова Вадима об их расставании – просто слова.  И рассказу Марины о притяжении между ними они тоже противоречили.

   Мне нужны были его ответы – внятные объяснения, мотивация, причины…  Я не понимала!  Хотелось разобраться во всем, понять его - даже если это знание окажется болезненным.  Хотелось, чтобы он опять стал понятным для меня, а потом, может и родным опять - близким, своим. 

  Сейчас я не могла говорить с ним прямо и спрашивать откровенно, потому что таким человеком для меня он уже не был.  Необъяснимо трудно было даже просто открыть рот и сказать ему что-то обыденное.  А сам он почему-то решил, что объяснения мне не нужны, достаточно его признаний в любви, хотя все его действия перед этим говорили против нее.

  Сейчас он вел себя идеально, а я хотела – как раньше, до всего этого.  Каждый день он приносил цветы – просто так, а я хотела, чтобы по случаю и причине.  Слово «ресторан» стебало по нервам, шум воды в ванной, когда он был там, заставлял замирать и прислушиваться – я ловила себя на этом и злилась на него.  И ненавидела себя – за слово «гостиница». Упоминание о его друзьях…  А-а!

Глава 11

    Так я и делала. И когда увидела дом – современный, большой, с огромными окнами, небольшим парком вокруг и длинной, уютной какой-то даже на первый взгляд, пристройкой к нему в виде ножки у буквы Т.  Нет, это был далеко не дворец.  И, скорее всего, рядом с домами с Рублевки он выглядел бы очень скромно и даже аскетично.  Но меня очаровал сразу, безоговорочно и бесповоротно.

    Молчала и когда увидела молодого мужчину в коляске, которая, жужжа моторчиком, тихо катилась в нашу сторону.  Я вежливо улыбалась, стараясь не показать… не жалости – нет.  А потрясения от какого-то дикого несоответствия, которое открылось моим глазам.  Или ощущения огромной, просто вселенской несправедливости от такого зрелища: легко угадывающееся под белой хламидой жилистое сухощавое тело в инвалидной коляске, широкие сильные плечи и лицо… мама права – этот молодой мужчина, скорее всего мой ровесник, был просто неприлично… прекрасен. 

   Сказать здесь - «красивый» было бы почти ни о чем.  Мужественное,  совсем молодое мужское лицо хотелось рассматривать фрагментарно, подетально. Потому что детали эти, каждая в отдельности, производили ошеломляющее впечатление – широкие черные брови, стрельчатые ресницы, небольшие усы и аккуратная бородка, красивый разрез глаз теплого карего цвета, нос, губы, общая скульптурная лепка лица… И его выражение – спокойное и умиротворенное.  Может, все дело в этом?  В его спокойной уверенности в себе или какой-то своей правде? И красота жестов: был легкий намек на поклон – едва заметное движение гордой головы, а потом он плавно и быстро коснулся груди - там, где сердце.  Крепкие мужские ладони, длинные нервные пальцы…

  Что-то сказал – звучным, приятным голосом.  И будто бы прозвучало что-то из того – цветистого, что заучивала я.  Так приветствуют гостя, чужого человека – не близкого и не родного.  Все так и есть.

   Я тоже склонила голову в приветствии и молчала уже потрясенно, улыбаясь просто на автомате, пока Джаухар представлял сыну меня и Яну.  Потом назвал для меня его имя – Адиль.  Нужно будет узнать перевод – успела подумать я и мама увела нас «отдыхать».  Это нужно было – передохнуть от настолько сильных впечатлений.  Позади слышался мужской разговор – сдержанный, с чуть гортанным мягким выговором.

-  Бли-ин… - тихо выдохнула я, - предупреждать нужно, мама.

-   Я говорила. И – да, - согласилась она, - впечатление сильное. Но ты – молодцом, а я, было дело – вообще зависла.  Шагнула даже пощупать – настоящий он, живой?  В этом кресле он уже полтора года – попал под камнепад.  Сами ноги ему сохранили, но ходить они никогда не смогут, - негромко объясняла она, - Сейчас Джаухар говорил ему, что считает тебя своей дочерью.

-  Ты понимаешь их? – поразилась я, - за этот год выучила язык?

-  Да Бог с тобой!  Так – через пень-колоду, знакомые слова улавливаю… на уровне интуиции все.  В моем возрасте уже трудно учиться – память не та. И лень имеет место - все, с кем я тут общаюсь, говорят по-русски.  И Адиль тоже – покойная жена Джаухара была из наших… из-под Саратова откуда-то. Он вдовел чуть меньше меня – девять лет.

   Мы шли куда-то, оставив двухэтажный дом и его парадный вход позади.  Я вела за руку притихшую Янку и оглядывалась вокруг. 

-  Я договорилась, чтобы без церемоний, Ксюш.  Дорогих гостей всегда встречают в Доме – парадной его части. Угощение, речи…  Джаухар согласился - главное, чтобы удобно вам с Яной.  И потом, там мужская половина, а наша, женская – вот здесь, - остановились мы возле тихо журчащего на террасе фонтанчика, перед распахнутыми в дом широкими дверями. 

   Это была та самая пристройка – ножка буквы Т.  Одноэтажная, с белоснежными мраморными полами, которые продолжались на крытой террасе.

   Я осматривалась со вкусом, не спеша, чтобы ничего не пропустить.

   Мягкие диваны с резными спинками из дерева и кучей подушек; круглые столики с ажурными «юбками», расписные лампы…  Назвать их светильниками, торшерами и бра не пришло бы в голову.  Тонкие и высокие белоснежные вазы – будто из прозрачного алебастра; ковры… но их мало – везде светлый камень, простор, воздух…  Резные деревянные решетки затягивали потолок и деликатно разделяли длинное помещение на зоны – чтения, настольных игр и просмотра телевизора.  В дальнем конце находилась стрельчатая двойная дверь, украшенная вверху богатой резьбой по дереву.  И еще две такие же, но только узкие, на равном расстоянии - в противоположной входу стене.

-  Здесь гостиная, там – моя спальня.  Она же, случается, и супружеская, поэтому уступить ее вам с Янкой я не могу.  Ваша комната будет здесь, - распахнула мама одну из узких дверей.

   Вытянутое в ширину небольшое помещение было устлано белым ковром, с одной стороны от входа стояла большая кровать и изумительной красоты небольшой резной шкаф для одежды, по другую сторону от двери – диван в пару шкафу и опять столик с ажурной «юбочкой».

-  Тесновато и темновато без окон, - отметила мама с сожалением, - но поверь мне – здесь вы будете только спать, ну и переодеваться, само собой.  А на ночь мы включим кандей в большой комнате.  При открытых дверях будет прохладно и не простынете.  А вторая такая же дверь - ванная.  Пойдемте, я покажу и сами решите, что лучше с дороги – душ или джакузи?  У нас оно скромное и это тоже показатель – вода здесь воспринимается ценностью уже на уровне подсознания, наверное.  И каждый сам решает, сколько может себе позволить расходовать – даже в наше время скважин и опреснения.

   Мы пошли, посмотрели ванную. Там тоже…

-  Почему ты не рассказывала обо всем этом? – тихо спросила я у мамы, когда мы с Яной, уже посвежевшие и переодетые в свободную одежду, вместе с ней сидели на террасе.  Наслаждались журчанием и прохладой фонтанчика, любовались небольшим садом: финиковой пальмой, цветущими кустарниками, гранатовым деревом с яркими плодами; виноградом, обвившим длинную овальную перголу с дощатым полом.  Небольшие янтарные кисти висели бы прямо над головой, подойди мы туда…

Глава 12

  Наверное, этот день «сделал» мою жизнь, не иначе – я просто не помнила столько впечатлений «за раз». Даже случилось что-то похожее на эмоциональный срыв - казалось, я никогда столько не говорила, как потом с мамой, и так непримиримо, на таких эмоциях.  Так яростно отстаивая свою точку зрения.  Слишком сильно поразила меня жизненная ситуация Адиля - и отчаянная, нелепая по самой своей сути беспомощность молодого, красивого парня и то, как он уже врос, укоренился во все это, вжился по-своему. Наверное, на это тоже потребовалось своего рода мужество, но все равно!  Одно дело, если совсем отсутствует выбор!  Но происходящее тут - с ним,  было в корне неправильно, на мой взгляд, и нехорошо попахивало трусливым смирением.  И, конечно же, я знала - как сделать было надо... И сама, наверное, не понимала тогда - против кого или за что на самом деле я воевала в тот вечер?  И до этого хватало впечатлений - плохих и хороших, но вот проститутки Адиля стали, наверное, последней каплей  

  Да и, кроме этого, переосмыслить той ночью пришлось многое… 

  Раскинувшись на широкой постели рядом с Янкой, я думала… думала…  Перед глазами все стоял этот знаковый «прием пищи».  Смешно…  Впору было посмеяться над собой, своей верой в стереотипы, пониманием значимости «своего, правильного» и их странной инакости…  Бред все – я понимала это сейчас совершенно отчетливо. В отношениях между двоими никакой роли не играют культура, менталитет, условности и привычки.  Есть двое, а все остальное – фоном, шумом, к которому можно приспособиться или просто игнорировать его  – на выбор.  Самое главное - не порушить, не пошатнуть в себе то самое ощущение – тонкое и почти нереальное, сквозящее в каждом взгляде, в каждом жесте и слове.  Устойчивое и крепкое ощущение полноты счастья, которое открылась мне, когда я наблюдала маму и ее мужа вместе.

   Я плакала потом ночью…  много плакала.  Чтобы не сорваться в совсем уже истерику, время от времени касалась Янки – клала руку на ее ножку, легко гладила тонкие, как пух, волосики.  У меня была она и это было здорово!  И нужно было признать, что не всем дано… не всем положено то, что имела сейчас мама и это правильно – Джаухар объявился вдруг, как награда ей за пятнадцать лет верности памяти папы, и за то, что она делала для меня. 

   Наверное, они оба заслужили это: потребность в касаниях, глубокие взгляды глаза в глаза и нежную заботу в них друг о друге - в самых мелких мелочах.  И такая надежная, такая, блин… самоотверженная готовность угадывалась в Джаухаре, когда они были рядом!  Сквозила, прорываясь во взглядах и словах... сложно объяснить, но это чувствовалось и было  – готовность и желание прикрыть, уберечь от всего, что могло даже просто огорчить маму. 

  Вначале меня покоробило это его «любимая» - как что-то показное.  Как излишнее, на мой взгляд, откровение, которое не для чужих ушей.  А потом я поняла выражение и тон, каким это было сказано – не раз и не два.  Эта их цветистость, поэтичность, словесные выкрутасы?  Нет – звучало, как должно, как было принято между ними, как ему самому хотелось сказать.  И, глядя на них, я как-то вдруг поняла, что ни шариатский суд, ни даже сам Аллах не заставили бы его произнести это слово, если бы не его собственное на то желание.

  «Бай…йини»… «хаби…би»… «махбу… бати»… и  плюсом - русское «любимая».  К концу неспешного застолья, которое растянулось почти до вечера, это стало восприниматься нормально, стало пониматься правильно.  Потому что в идеале только так и должно быть и по фигу разность культур, веры и менталитета!  Даже их крон-принц отказался заводить гарем и имеет одну жену. И это тоже говорит за то, что все зависит от человека и его отношения, его чувств – плыла я от понимания этого.

-  Мама… - давилась я словами уже когда Джаухар ушел на свою мужскую половину, и Мухсия - женщина средних лет в темной одежде помогла нам с мамой убрать со стола:

 - Он же, как папа!  Так же негромко говорит и так же смотрит на тебя.  Посмеивается по-доброму, поглядывает так...   Не учит, не диктует – просто советует…  считается.  И улыбается… тоже так – мне не объяснить! Он знает, что ты видишь в нем папу?

-  Дурочка… - вздыхала мама, - я человека в нем вижу, который мне подходит, а я – ему.  Мне хорошо с ним рядом, а ему – со мной, что еще?

-  Двадцать лет, мам, разница, - пыталась я понять ее до конца, - он уйдет первым.  Когда-нибудь – не скоро, но ты это понимаешь? Что с тобой будет, ты справишься?

-  Я просто вернусь домой, Ксюша, если так, - кивнула мама, - это одна из причин того, что решиться было очень трудно.  Что еще, солнышко?   Давай сейчас выясним все – что еще тебя волнует, смущает, коробит, бесит, наконец?  Говори.

-  Шестьдесят девять, мам…  ты говорила… прости – супружеская спальня?

-  Да-а…  - смеялась мама, поправляя бантики в косичках Янки: - Непривычно говорить с тобой, как с подружкой.  Но может, я захочу похвастаться?  Или порадоваться?  - вздохнула она.

   Сумбурный получался разговор, но нужный нам обеим, наверное, раз она все же сказала это: - Когда встал вопрос о его возрасте… подняла его не я. Не смейся только, пожалуйста – я не смеялась тогда над этим, не хотелось.  И сейчас не хочется. Он сказал – когда мой конь устанет скакать, для тебя останутся мои губы и пальцы… моя женщина никогда не будет голодной.

-  Меньше всего меня волнует это, Ксюша, - сморгнула она слезы, - меньше всего… Страшнее всего терять.  Но он говорил, что я стану его последней радостью,  я – его фаррах... Просил быть рядом, разделить с ним лучшие - самые  мудрые годы его жизни.  Обещал заботу, а я тоже, конечно, видела... да, он очень похож на Андрея - не внешне... ты тоже заметила.  

-  Папа тоже так – «радость моя», - шептала я.

-  Мы с Андреем венчаны, Ксюша.  «Там» я надеюсь встретить его.  А Джаухар и моя тоже последняя радость.  Не осуждай меня, пожалуйста – я очень трудно решалась.