Линдсей Лонгфорд Ребенок Джейка

Глава первая

Настойчивый стук в парадную дверь разбудил Сару около полуночи.

Ее сердце бешено заколотилось, и с минуту она не могла сориентироваться. Смутное ощущение счастья не проходило, сбивая с толку туманными обещаниями. Она не помнила, когда натянула на себя плед, видимо, сделала это во сне. Над озером завывал ветер. Неужели кто-то собрался на рыбалку в такую погоду?

Дверь снова задребезжала от мощных ударов кулака. Кто бы там ни был, он явно не собирался оставаться на улице.

Сара поплотнее укуталась в плед, поджав под себя голые ноги. Она так и заснула на диване гостиной в блузке и шортах. На озеро Окичоби часто приезжают одержимые рыболовы-полуночники, но ее клиенты знают, что необходимо договориться заранее. Никто из них не появился бы среди ночи, надеясь получить лодку и снасти.

Сара потерла глаза, отгоняя остатки сна. Пусть незваный гость остается в болотистой тьме. Он не может знать, что в доме кто-то есть.

Заскрипели половицы веранды, от сильного рывка взвизгнула дверная задвижка.

А вдруг он вломится в дом, решив, что здесь никого нет! Сара нервно сглотнула, ковыряя пальцем в дырке пледа. Слишком много безумия вокруг. Окрестности озера кишат чужаками: наркоманами, браконьерами и разными подонками. Может быть, пора ей распроститься со своим убежищем в Окичоби? Может быть, пора вернуться к людям? Сара замотала головой, пытаясь окончательно проснуться, хотя ей совсем не хотелось расставаться с призрачным уютом своего сновидения.

Тяжелый удар ногой в хлипкую дверь заставил ее резко вскочить.

В желтоватом свете фонаря, висевшего над входной дверью, двигались какие-то тени. Сара пошарила под диваном. Найдя бейсбольную биту, она с глубоким вздохом опустила ноги. Ее босые ступни коснулись холодного пола и тихо заскользили по отполированным старым доскам. Она подкралась к двери, отделявшей ее от веранды.

Эй! Кто-нибудь дома? — проскрежетал в ночи грубый голос.

Сара замерла. Большая рука, неестественно желтая от света фонаря, ощупала раму высокого, от пола до потолка, окна, выходящего на веранду, и к стеклу прижалось лицо. Черт побери! Она забыла надеть очки. Крепко сжимая биту, Сара не шевелилась, как дикий зверек, выжидающий первого движения охотника.

Может быть, не заметив ее, он уйдет?

И снова на дверь обрушился удар. Послышалось проклятие. И вдруг тонкий детский голосок:

Мы не сможем войти.

У Сары мурашки пробежали по коже. Она крепко прижала кулаки к груди. Бита ударила ее по коленям. Ребенок!

— Нет, мы войдем, — прозвучал уверенный мужской голос.

Сара не могла пошевелиться. Она прижала разгоряченное лицо к прохладной, дрожащей от ударов деревянной панели. Надо быть идиоткой, полной идиоткой, чтобы открыть сейчас дверь.

Ее не проведешь. Люди, особенно женщины, живущие в одиночестве, не открывают двери незнакомцам. Она давно живет в глуши и не совершит подобной глупости. С наступлением темноты, умные люди сидят по домам за хорошо запертыми дверями. Ночью хозяйничают ночные существа, исчезают лодки, автомобили, а из болотной травы и водорослей неожиданно поднимаются раздувшиеся трупы. Нет, она не откроет дверь навстречу явной опасности.

Мужчина в тяжелых сапогах переступил с ноги на ногу, доски заскрипели, и снова Сара услышала детский голос:

— …сейчас очень больно.

Эти слова вызвали новый град ударов по двери. Сару передернуло, но не столько от ударов, сколько от старой раны, которую разбередил тонкий голосок.

Придерживая ногой дверь, она чуть-чуть приоткрыла ее, не сняв цепочку, не выпустив биту из рук, и выглянула в ночь.

Порыв ветра, насыщенного болотистой сыростью и тайнами, ворвался в щель.

Сердитые глаза уставились на нее с заросшего бородой лица. Такое лицо — ночной кошмар любой женщины.

Сара попыталась захлопнуть дверь, но мужчина обхватил край ладонью. Его глаза сверкали в желтом свете, говоря ей яснее любых слов, что никакая цепочка его не остановит.

Сара прижала дверь плечом.

У нас закрыто! Уходите. Сегодня ночью никакой рыбной ловли! Я сказала, база закрыта!

Она подняла биту — слабую угрозу против его силы — и толкнула дверь, надавив на нее бедром.

Дура, какая же она дура! В песке под деревьями стоял накренившийся ржавый грузовичок. В неожиданно застывшей ночи, Сара теперь видела и слышала все с пугающей ясностью: сильные пальцы мужчины с подстриженными ногтями, маленькую фигурку рядом с ним, прерывистое дыхание, вырывающееся из ее груди, все отпечаталось в мозгу.

Постойте, послушайте минутку, — нетерпеливо сказал мужчина, не отпуская дверь.

Что вам нужно? Уже поздно. Приходите завтра.

Слова давались ей с трудом.

Мужчина отпустил дверь и убрал руку.

Мой… мальчик, ему нужен туалет.

Туалет? Он может сходить в кустах.

Он болен, — ответил мужчина, не отрывая от нее светло-коричневых глаз, и положил руку на голову мальчика, привлекая к нему внимание.

Нечесаный и грязный, с заостренными чертами лица — ребенка нельзя было назвать симпатичным. Ярко-синие глаза оценивали Сару с недетской мудростью и настороженностью. Он вместе с мужчиной нетерпеливо ждал ее решения.

Мальчик — сколько ему лет? пять, может, шесть? — не искал защиты у отца, не казался связанным с ним. Сара придвинулась, чтобы получше рассмотреть их обоих. Рука мужчины скользнула к шее мальчика и осталась там.


Сара снова посмотрела в странные бледные глаза мужчины, пытаясь принять решение. Карие глаза должны бы быть теплыми, добрыми. Эти же глаза, сверкая силой и холодом, судили ее, выносили приговор. И еще что-то мерцало в них — что-то, чего она не могла понять.

Пойдем, — прошептал мальчик. — Я же говорил тебе, что она нас не впустит.

Послушайте, ребенок болен, — настойчиво и раздраженно сказал мужчина. — Я увидел на дороге вашу вывеску. Мы ехали весь день, и он только что стал жаловаться на желудочные колики.

Я не содержу общественный туалет.

Отворачиваясь и закрывая дверь, Сара краем глаза заметила движение мальчика. Он скрестил ножки в рваных кроссовках — универсальный детский сигнал крайней нужды, — лицо позеленело.

Сара вздохнула, прикрыла дверь, чтобы снять цепочку, и предупредила:

Я открываю дверь. Мальчик может войти. Вы останетесь на улице.

Мальчик повернулся к отцу и дернул его за вылинявшие джинсы. Мужчина наклонился, выслушивая сбивчивый шепот. Выпрямившись, он секунду смотрел на Сару, что-то решая для себя, прежде чем заговорить. Затем взглянул на ребенка, крепко сжавшего его руку, потом опять на Сару. Теперь молодая женщина заметила, как они не похожи, хотя вряд ли можно было сказать что-то определенное о лице отца, спрятанном за густой бородой и усами.

Мужчина удовлетворенно улыбнулся.

— Мой мальчик не хочет входить один.

Ну, тогда пусть делает свои дела на улице.

Саре самой стало неловко от холодности ее тона. Но не станет же ему хуже, если он сходит в кусты.

Мальчик дернул отца за руку, пристыженно глядя на Сару ярко-синими глазами.

Послушайте, у ребенка кишечный грипп или что-то в этом роде. Вы хотите, чтобы его вырвало в кустах, где полно змей?

Боится! Этот уличный мальчишка боится, хотя рядом с ним отец! Странный ребенок. Во Флориде дети привычны к болотам и змеям. Она приняла этот грязный дуэт за лесных дикарей, но, видимо, ошиблась.

Мальчик потер ногу носком кроссовки и посмотрел на Сару с выражением унижения и отчаяния. Она почувствовала себя злой и жестокой.

Джейк, я сейчас…

Страдальческий вопль заставил мужчину наклониться и поднять ребенка.

Послушайте, мадам, его вот-вот вырвет прямо на ваше парадное крыльцо, так что решайте поскорее! — прорычал великан.

Сара не могла захлопнуть дверь перед этим больным личиком, этими пристыженными глазами. Никак не могла. Хотя хотела бы найти в себе силы. У нее не было ни малейшего желания пускать в свой дом этого мужчину и его сына.

Хорошо. Ванная вон там, — указала Сара битой, чтобы этот бесцеремонный тип заметил ее сейчас, если не обратил внимании раньше. Сама она осталась у открытой двери, чтобы, в крайнем случае, успеть удрать в темноту и спрятаться.

Мужчина посмотрел так, будто прочитал ее мысли. Снова в его ясных карих глазах мелькнула тень удовлетворения и еще чего-то.

Пошли, Николас, — сказал он, и они направились к темной двери, указанной Сарой.

Молодая женщина откашлялась, злясь на себя, что пустила их в дом.

Выключатель справа.

Из полуоткрытой двери ванной в гостиную хлынул свет. Она не могла разобрать их шепот, и это дразнило и мучило ее.

Но она не желала ничего знать о них: ни об этом странном ребенке, ни о его чересчур сердитом отце, на которого он даже не был похож. Переложив биту в другую руку, Сара удивилась, отчего они возятся так долго. Неужели маленький мужчина не может управиться со своими делами побыстрее? В конце концов, мужчины лучше женщин приспособлены для этого.

Послышался шум спускаемой в унитазе воды. Низкий голос что-то пробормотал, затем полилась вода в раковину. Снова бормотание и бульканье воды.

Порядок, Николас. Выключаем свет.

Выключатель громко щелкнул в тишине комнаты.

Они вышли, мальчик тер глаза, а мужчина смотрел на Сару с явной враждебностью.

Теперь молодая женщина видела, что ночные пришельцы усталые, а не грязные. Глаза у ребенка покраснели от изнеможения. Мужчина был в чуть лучшем состоянии, хотя безжалостный свет не помогал ему выглядеть менее угрожающе. Он возвышался перед ней, пугая еще больше, чем в темноте.

Чистые вылинявшие джинсы и шерстяная рубашка облегали крепкое тело. Мускулистые плечи перекатывались в бицепсы рук, силу которых она уже испытала. Капли воды блестели в темных волосах там, где он откинул их рукой со лба. Сара всегда испытывала неловкость в присутствии крупных мужчин, а этот олицетворял все, что она не любила в мужчинах. Заросший, сильный, агрессивный. Слишком самоуверенный.

Однако его глаза напоминали летнее озеро, когда его уровень понижается и вода становится прозрачной и искристой, не похожей на темные зимние глубины, заманивающие и предающие рыболовов. Сара забыла о страхе, глядя в эти глаза.

Ну вот, с вами ничего и не случилось, мадам. Ничего страшного, правда?

Сара слегка помахала битой.

Не стоит язвить, хотя роль мерзавца, надо признаться, вам бы очень подошла, — с вызовом ответила она, прищурившись. Мужчина нахмурился, и она продолжила наступление: — Что ж, рада была помочь вам.

Она шире распахнула дверь, недвусмысленно показывая, чего хочет.

Никто не пошевелился. Две пары очень разных глаз пристально смотрели на нее: синие — потускневшие от усталости; карие — вызывающие. Ей стало страшно. Что же дальше?

До свидания.

Она натянуто улыбнулась.

Снова мальчик дернул за джинсы, и большое тело нагнулось. Снова тихий шепот. Мужчина сложил руки на груди и хмуро посмотрел на Сару.

Мальчик хочет есть. Вы не могли бы сначала дать ему печенье?

Печенье?

Он хочет, чтобы она дала ребенку печенье? Больному ребенку? Среди ночи? Но по выражению лица мужчины, она поняла, что лучше дать печенье или что-нибудь еще.

У меня нет печенья! И он же болен. Ему нельзя есть печенье.

Сара подвинулась к двери. На мужчину это не произвело никакого впечатления. У нее пересохло во рту.

Конечно, я бы дала, если б оно у меня было. Печенье, я имею в виду. Правда дала бы, — залепетала Сара.

Она протянула руку к двери, чтобы захлопнуть ее за собой после броска в ночь. И надо еще выключить фонарь, чтобы оставить мужчину в темноте в незнакомом месте.

Он не шевелился, но ей казалось, что он окружает ее со всех сторон.

Она подняла биту.

Ради Бога! Вы что, чокнутая? Перестаньте махать этой проклятой палкой и успокойтесь, договорились? — Он вынул биту из ее руки и закрыл дверь. — Послушайте, мы ехали весь день, ребенок устал и проголодался. Вы, наверное, правы насчет печенья, но он только что вырвал все, что съел сегодня. Неужели у вас нет ничего, чтобы успокоить его желудок?

Здоровяк ударил битой по полу. Сара услышала шепот мальчика:

Не волнуйся, Джейк, все в порядке.

Сердитый ответ резко прозвучал в тишине:

Я достану тебе еду, Николас. Это самое малое, что она может сделать.

Мужчина, названный Джейком, резко повернулся, не выпуская биты из руки, и Сару охватил ужас. Зачем она открыла дверь? Неужели ее убьют из-за какого-то дурацкого печенья?

Не надо, Джейк. Я, правда, не очень хочу есть.

Сара посмотрела на худое личико мальчика, на синяки под его глазами. Неохотно, против воли, заговорила, лихорадочно вспоминая:

У меня есть хлеб, крекеры. Может, подойдет куриный бульон?

Мальчик пожал плечами.

И вы тоже, Джейк? Вас зовут Джейк, не так ли? — Он не ответил, и она тараторила дальше: — Да, конечно, Джейк.

Сара повела их в кухню. Там ножи, черный ход.

Глаза мальчика загорелись, и он снова дернул отца за вылинявшие джинсы.

Спасибо, мадам. Я очень люблю суп. Правда, Джейк?

Она прошла в темноте к холодильнику. В ее семье все называли его ледяным ящиком. И мысли обо всех, кто жил здесь до нее, наполнили душу надеждой на то, что эту ночь она переживет. Маленькая лампочка осветила ее трясущиеся руки, достающие хлеб и содовую.

Вы здесь одна? — спросил Джейк, включая свет.

Ненадолго, — солгала она, бросив на него быстрый взгляд через плечо.

Он стоял слишком близко. Она, вероятно, здорово испугалась, если даже забыла включить свет, спасаясь бегством в кухню.

Теперь она в ловушке. Он опустился на стул, ближайший к выходу. Она не сможет добраться до двери, не пройдя в опасной близости от него.

Мальчик — Николас? — бросился на соседний стул и уставился на Сару с интересом, разогнавшим усталость.

Вам помочь, мадам?

Если бы он был собакой, то, наверное, весь затрясся бы от энтузиазма. Сара не улыбнулась ему, не поощрила, но почувствовала себя подлой, заметив понимание в его недетских глазах.

Проглотила вставший в горле комок. Страх от присутствия мужчины не оправдывал такого обращения с ребенком. Это не его вина. Если бы только они оба… если бы только они ушли… Мальчик застучал пятками по перекладине стула.

Успокойся, Николас, — раздался ровный голос Джейка, и мальчик перестал стучать.

С неестественным послушанием Николас сложил руки и опустил на них голову. Его глаза следили за каждым движением Сары. Злясь на себя, Сара ударила ножом по сухому хлебу. Даже в такой ситуации капля доброты не убила бы ее. Ну, может, еще и убьет. Однако если она останется жива, то не забудет это детское личико до самого своего конца. Еще один портрет в галерею ее ночных кошмаров.

Молодая женщина неохотно повернулась на мгновение, поймав взгляд тревожащих карих глаз, и заговорила с мальчиком:

Можешь достать джем, если хочешь.

Николас посмотрел на отца — как же они не похожи! — за разрешением. Когда тот кивнул — сорвался со стула. Откуда у него берется энергия? Он готов был свалиться от усталости десять минут назад.

Мадам, почему вы держите хлеб в холодильнике? — спросил он из глубин холодильника и затем вынырнул с банкой джема из гуавы.

Любопытная маленькая обезьянка Определенно не местный, если не знает этого.

Жуки, — пробормотала Сара.

Жуки. Да, понимаю.

Крохотный тощий знаток. Его что, плохо кормят? — гадала Сара, глядя на худенькие ручки.

И какие же жуки?

Он уже успел открыть банку, сунуть туда указательный палец и машинально облизать его.

Мужчина наблюдал за происходящим из-под полуприкрытых век, как будто составлял на нее досье. Его стул повис на двух ножках, опершись спинкой о рабочий стол.

Жуки, мадам, — напомнил мальчик, прижимаясь к ее ноге и поднимая к ней личико.

Сара дернулась и отступила назад, не успев осознать, что делает. Ощущение его тоненьких косточек было невыносимым, как обвинение. Откашлявшись, она сделала вид, что не заметила изменившегося выражения его лица.

Тараканы. Во Флориде огромные тараканы.

Да? — изумился он. — Тараканы? И очень большие?

Ну, иногда мы называем их пальмовыми жуками, потому что они гнездятся в пальмах, но теперь у нас появились новички — азиатские тараканы, еще больше и злее.

Какой-то сумасшедший дом! Ночные незваные гости. Тараканы.

Сара нарезала хлеба и налила супу в зеленую чашку.

Пожалуйста.

И какие же большие? С ладонь?..

Тарелка и чашка ненадежно замерли на краю стола.

Хватит, Николас, — скомандовал мужчина. — Ешь.

Его стул громко хлопнулся на все четыре ножки. Сара вздрогнула.

Поблагодари леди.

Да, конечно, но, Джейк, мне, правда, очень интересно узнать о тараканах. И она не возражает, правда, мадам?

Сара покачала головой, ее руки дрожали.

Я не возражаю.

Видишь, Джейк? Она не возражает. Она просто не хочет, чтобы я на нее облокачивался. Может, потому, что я такой грязный. Ты не велел мне скатываться с того холма.

Он набрал в рот столько супа, что его щеки раздулись, как у бурундука.

Ей хотелось заплакать. Мужчина смотрел на нее со странной жалостью.

Это просто большие жуки, Николас. И они летают.

Мальчик удовлетворенно кивнул.

Сара налила мужчине супу и чаю со льдом, а мальчику — лимонаду.

У меня нет молока для вашего мальчика. Могу налить еще чая, если хотите, — сказала она, ставя кувшин на стол с такой силой, что чай выплеснулся на гостя.

Какого черта?

Он вскочил. Тарелка заскользила по залитому чаем столу.

Сара бросилась к двери черного хода. Она успеет. Она сможет выскочить.

Его мускулистая рука остановила ее, обхватив за талию.

Уф, отпустите меня, пожалуйста, — пробормотала она.

Что? — Он удивленно посмотрел на свою ладонь, на свои сильные пальцы, вцепившиеся в ее рубашку. — Извините.

Видишь, Джейк? Она вообще не любит, когда ее трогают. А ведь ты не такой грязный, как я. Мальчик переводил свой ярко-синий взгляд с одного взрослого на другого. В его голосе сквозило явное удовлетворение.

Сара все еще чувствовала тепло руки Джейка на своем животе.

Джейк, нам с тобой нужно вымыться, — сказал мальчик.

Насытившись хлебом и супом, он сидел с сонной улыбкой, белые зубы сверкали на грязном личике.

Сара слышала тихое дыхание Джейка, биение собственного сердца и чувствовала, как ее покидает страх.

Николас положил голову на стол и начал сонно катать по тарелке колечки из лапши.

Джем был вкусным. Может, я когда-нибудь попробую его с хлебом.

Джейк не шевелился. На таком близком расстоянии Сара заметила ниточку седины в его темной бороде. Свет его карих глаз, оценивающих и сочувствующих, успокаивал ее.

Она тяжело вздохнула, и он отступил.

Послушайте, я понимаю, что вломился сюда, как бык. — Ему было неловко, словно он только сейчас осознал, как она воспринимала его действия.

Сара осторожно отодвинулась.

Да, — сказала она с облегчением.

Может, она слишком остро реагировала? Ведь он, в действительности, ничего не сделал. Просто его манеры. Он груб, жесток, возможно, весь в татуировке, но, ведь на самом-то деле, он никуда не вламывался. Она сама его впустила.

Бог знает, что вы подумали.

Сара увидела, как опустились веки мальчика.

По-моему, совершенно ясно, что я подумала.

Он взглянул на посапывающего во сне сына.

Да, наверное, я не должен винить вас. Но неужели вы не привыкли ко всему в таком месте? Неужели никто не заглядывает сюда по ночам?

На что он намекает? Сара повернулась к раковине, стала мыть нож.

Нет.

Я думаю, многие любят ловить рыбу по ночам.

Он обошел мальчика, нежно коснувшись его головы.

Нет. Рыболовы договариваются заранее, если хотят взять у меня лодку ночью.

Сара вытерла лужу на столе, прополоскала тряпку, повесила ее на раковину и повернулась к нему.

Она устала от этой игры в кошки-мышки. Ее энергия иссякла, и она подчинилась судьбе. Пусть случится то, что должно случиться. Неудивительно, что она попалась кошке в когти. У нее не хватило терпения переждать.

Послушайте, если вы пытаетесь напугать меня, то вам это удалось. Я не знаю, какую игру вы затеяли. Почему вы здесь?

Я сказал вам. Николасу стало плохо — может, потому, что он слишком долго ехал в машине и устал. Он боится темноты. Вы же знаете, как дети иногда ведут себя. У них бывают капризы. Потом я увидел вашу вывеску.

Как?

Он уцепился большими пальцами за ремень.

С дороги.

Это маленькая вывеска, и не освещенная.

Он посмотрел ей прямо в глаза, как будто знал, что она близорукая.

У меня хорошее зрение.

Наверное, даже слишком. — Сара попыталась понять, почему все ее слова звучат как ложь. — Я думаю, вам с сыном пора уходить.

Обойдя стол, она взглянула на спящего мальчика. Он должен лежать дома в постели, а не горбиться за чужим кухонным столом в час ночи.

Мы не можем, — тихо и спокойно сказал мужчина.

Сара вцепилась в спинку стула, на котором сидел мальчик.

Что значит — не можете? Вы должны.

Хотя в кухне было прохладно, лоб молодой женщины покрылся испариной. Она с трудом сдержалась, чтобы не повысить голос.

Он вдруг оказался рядом с ней и хрипло прошептал:

Мы не можем. У нас спустило колесо.

Поменяйте! — Сара отступила на два шага.

У меня нет запасного. Может, у вас найдется? Вы должны держать запчасти.

Он встал между нею и дверью черного хода.

А я не держу, — прошипела Сара. — Вы должны уехать. Вы мне здесь не нужны.

Вы достаточно ясно дали это понять, с самого начала, не желая пускать нас. Вы даже не хотели накормить больного ребенка, пока вам не выкрутили руки, если можно так выразиться, — с презрением ответил он.

Он так обрисовал ситуацию, что ее поведение выглядело подлым, а не осторожным. Но она не собиралась перед ним оправдываться. Это он вломился к ней.

Минуточку… — (Он наклонился, джинсы коснулись ее голых ног, и Сара отпрянула.) — Вы должны были подумать об этом до того, как вытащили его из дому в такое время.

Сара откинула волосы со лба и заметила, как он следит за ее движениями. Его взгляд скользнул по ее шее и груди. Ей стало неловко.

В холодильнике зажужжало, и на поднос посыпались кубики льда.

Да, вы правы, — устало сказал он. Гнев исчез из его глаз. Он оглянулся на спящего сына. — Я должен был подумать о многом. Но я не подумал. Мы не можем уехать ночью.

Сара посмотрела на чумазого ребенка с тощими пальчиками, измазанными Бог знает какой грязью и раздавленной лапшой. Ей не нужен был этот несчастный ребенок в доме. А его энергия и сообразительность бередили горькие воспоминания. Она хотела, чтобы он исчез.

Я не сдаю комнат. Вы не можете здесь остаться.

Черт. У вас большой дом. Неужели нельзя найти какой-нибудь уголок? Я не хочу причинять вам неудобство, — язвительно сказал он. — Вы так милы. Неужели вы никогда не слышали историю о добрых самаритянах?

Сара вспыхнула от гнева, которому теперь редко давала волю, но она устала и была сбита с толку, и мальчик разбередил старую боль, лишил ее душевного равновесия.

Послушайте, это не моя проблема. Это вы отправились в путь с ребенком, на ночь глядя. Это вы ничего не спланировали. Не перекладывайте на меня свою вину!

Ветви пальмы забарабанили по крыше под порывами ветра. Джейк глубоко вздохнул. Сара видела, как он пытается ослабить возникшее напряжение.

Я опростоволосился. Но мне сейчас нужна помощь. — Он умолк, затем без выражения добавил: — Для ребенка.

Сара была раздражена и сама себе не нравилась в этот момент. Она протянула руку к застиранной рубашонке мальчика, но вовремя опомнилась. Пусть спят на веранде. Нет, подумала она под осуждающим взглядом мужчины, так нельзя.

Ребенок засопел. Ему нужна кровать, его только что тошнило, но как же ей не хотелось оставлять его в доме!

Ладно. Вы понесете его или разбудите, чтобы он пошел сам?

Она не привыкла к детям, не знала, что лучше, и ее раздражала самоуверенность мужчины.

Понесу, если, конечно, вы не заставите разбудить и вымыть его.

От резкой боли в горле она не смогла возразить. Неужели она действительно выглядит такой отвратительной?

Ну, так несите. Спальня — слева от лестницы, но вы будете спать в машине.

Как скажете.

Мужчина осторожно поднял сына. Мальчик вздохнул и вытянул ручку. Отец осторожно положил ее на худенькую грудь.

Не хотите показать дорогу? — насмешливо спросил он. — Тогда вы будете уверены, что мы не украдем фамильное серебро.

Сара не хотела подниматься с ним по лестнице. Каждая клеточка ее тела звенела от тревоги. Даже сейчас, когда его руки были заняты сыном, когда он объяснил свое появление, ей было не по себе. Нескрываемое презрение незнакомца заставляло чувствовать себя неловко. Она не привыкла, чтобы окружающие оценивали ее поведение. Ее самооценка? Ну, это совсем другое дело. Она привыкла жить со своими недостатками, и собственная совесть судила ее строже, чем какой-то светлоглазый незнакомец. Он не имеет права судить ее.

— Вам не кажется, мистер, что вы ужасно грубы с человеком, который впустил вас в дом, накормил вас и вашего сына, а теперь предоставляет ему постель на ночь? Как насчет того, чтобы благословить руку дарящего?

Здоровый гнев прогнал беспокойство. Она шла впереди, остро чувствуя спиной его присутствие весь долгий путь наверх по лестнице.

Джейк воздержался от язвительного ответа, но злобно ухмыльнулся. Она оказалась не такой, как он ожидал. Глаза следили за плавными движениями ее бедер. У нее была самая тонкая талия и самая красивая попка, какую он когда-либо видел.

Джейк был сердит еще до того, как она открыла дверь. Он часами ездил вокруг, пытаясь решить, останавливаться в ее доме или нет. А потом Николасу стало плохо. Он слишком долго раздумывал, а когда решился — не намерен был мириться с отказом. Ее осторожность разозлила его еще больше. Теперь он хотел свести с ней счеты и поскорее покончить со всем этим.

Когда она открыла дверь, он был ошеломлен.


Широко распахнутые близорукие синие глаза, нежное лицо, руки, сжимающим эту тупую биту, привели его в ярость. Шелковистые волосы, цвета мокрых осенних листьев, заставляли пальцы дергаться от желания погладить, их, проверить, так ли они шелковисты, как кажется. Он хотел коснуться тонкой шеи в том месте, где от страха пульсировала жилка. Гнев и что-то еще, что-то смутное и первобытное, зашевелились в нем при виде этой женщины.

Ему хотелось разломить смешную биту пополам.

Николас зашевелился. Бедный ребенок. Она была права. Он не должен был так долго мешкать, но его собственный дьявольский характер не позволял остановиться и разобраться с ней. Наконец он сдался. Притормозив под деревьями, он понимал, что совершает ошибку. Но Николас бросился к дверце со словами: «Мы приехали, Джейк? Мне плохо».

Когда он полоснул ножом шину, Николас удивленно вскинул глаза, и они наклонились, прислушиваясь к шипению воздуха. Джейк не стал ничего объяснять.

Пошли, Николас, — сказал он, направляясь к двери, освещенной тусклым желтым фонарем.

Вот такая история.

Настороженно глядя на него, Сара остановилась перед дверью прохладной темной комнаты с двумя кроватями.

Проходите.

Ее нежелание оставить его в доме только подстегивало. Джейк хотел остаться, хотел видеть ее лицо, когда все прояснится. Ей не удастся избавиться от него.

Он осторожно положил Николаса между ароматными простынями, удовлетворенный грязным пятном, которое мальчик оставил на безупречно чистой голубой ткани. Передернется ли она так же, как от прикосновения Николаса? И прекрасно.

Джейк выпрямился и натолкнулся на нее. Оказывается, она все-таки вошла за ним в комнату и смотрела на Николаса. Может, раздумывала, как дезинфицировать свои простыни? Он мстительно улыбнулся и подумал, не забраться ли в соседнюю постель. Не сводя с мальчика взгляда, она распрямила плечи, подняла голову.

Грудь всколыхнулась от глубокого вздоха, это легкое движение растревожило его. О чем она сейчас думает? Свободная блузка в мелкий цветочек едва доходила до талии, ниже последней пуговки виднелась крошечная веснушка.

Николас перевернулся, потащив за собой простыню.

Сара отвернулась и пошла прочь.

Он схватил ее за руку, ощутил гусиную кожу, заметил тени под глазами.

Подождите.

― Да?

Я хочу принять ванну.

Он не собирался спрашивать разрешения.

Она кивнула:

Хорошо.

Какая-то искра погасла в синих глазах. Ему не хватало ее. Стройная фигурка двигалась по коридору, ковровая дорожка заглушала шаги. Ночь и странность ситуации изолировали их, обострили каждый взгляд, каждый вздох. В ее взгляде, брошенном через плечо, было такое значение, о каком она и не подозревала. Из сумеречного коридора она манила его, как камыш в реке заманивает все глубже в таинственные глубины. Джейк почувствовал, как тихий голос обволакивает, дурманит его:

Ванная там. Полотенца под раковиной.

Джейк наклонился над Сарой, как раз когда она собиралась уступить ему дорогу. Ее голые пятки ударились о твердые носки его сапог. Он потянулся, чтобы удержать ее, но она уже повернулась, и его ладони встретили теплые руки, изящное тело — нежную женщину. Он хотел удержать ее тепло, ее нежность, хотел прижать ее к себе. Но, увидев испуг в расширившихся глазах, опустил руки. Она не примет извинений, да он и не собирался извиняться.

Я схожу к машине за своими вещами. Хорошо?

Молодая женщина пожала плечами, хлопок блузки зашелестел. Звук, казалось бы, такой тихий, больно резанул, напоминая о шелковистой коже и душистых простынях и всем том, о чем он не хотел думать.

Взяв из грузовичка свой мешок, Джейк поспешил назад к старому дому с темными окнами, задержался на минуту на крыльце, вдыхая сырой воздух, прислушиваясь к ночным звукам. Вдали послышалось пыхтение лодочного мотора.

Чувство обреченности завладело им. Он вызвал к жизни цепь событий, конца которых предвидеть не мог.

Сара дождалась стука захлопнувшейся двери и только тогда пошевелилась. Она не хотела поощрять этого странного превращения его глаз в золотистые, как у кошки. Лучше держаться от него подальше. Мальчик захныкал во сне. Сара нервно потерла рукой перила лестницы. Мальчик захныкал снова, и она тихо прошла по коридору в его комнату.

Он запутался в простынях. Полусонный, никак не мог освободиться. Она вспомнила свои детские страхи. За ее спиной мужчина закрыл дверь ванной и включил душ.

Шшш, Николас. Я распутаю тебя. Не шевелись.

Сара коснулась его лба, пригладила жесткие от грязи волосы, провела пальцем по упрямому подбородку. Затем осторожно распутала простыню, приподняв удивительно легкое тельце, пытаясь не разбудить ребенка окончательно. Она сняла с него носки, вынула из тумбочки легкое одеяло, укрыла.

Привет, мадам.

Его сонная улыбка застала ее врасплох, и Сара улыбнулась в ответ.

Привет, малыш.

Она натянула одеяло повыше.

Уже утро?

Нет, еще не скоро. Просто спи, хорошо? Твой папа принимает душ. Он сейчас придет.

Вы заставили его вымыться? — Мальчик зевнул и откатился к краю, добавив сонным голосом: — Но он не мой папа. Глупый Джейк, разрезал шину…

Он глубоко вздохнул и снова заснул.

Сара присела на край кровати. Шума воды уже не было слышно. Второй телефон — в коридоре, как раз за дверью ванной. Она встала, пружины скрипнули.

Надо добраться до телефона. Проходя мимо ванной, она видела свет под дверью, слышала, как Джейк шлепает босиком по линолеуму. Слышит ли он ее? Она замерла. Дверь не открылась.

Сара медленно пробрались к телефону, и сняла трубку. Мгновение она не могла вспомнить номер полиции, а потом, когда вспомнила, пальцы задрожали так сильно, что набрать номер не было никакой возможности. От страха кружилась голова.

Вдруг на ее руку капнула вода. Большая мокрая ладонь оторвала ее пальцы от телефонной трубки. Молодая женщина повернулась, и сначала увидела крепкую, мускулистую грудь, густые волосы, спускающиеся до расстегнутых джинсов. Она потянулась к трубке, но рука соскользнула и уперлась в его мускулы, лоснящиеся и крепкие.

Мужчина сбрил бороду и усы, и теперь ее взгляду открылось лицо с резкими чертами, высокими скулами. Он положил трубку на место и очень спокойно сказал:

— Вы никуда не хотели звонить.

Загрузка...