Книга предназначена только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено.



Книга: Рейн


Автор: Джессика Гаджел


Серия: Мотоклуб «Паладин»-1


Кол-во глав: 31 глава + эпилог


Рейтинг: 18+


Переводчик: Anna Tomis


Редактор: Султана (1-18), Светлана Омельченко (с 19)


Вычитка: Светлана Омельченко


Обложка/Оформление файла: Svetlana M.


Наша группа: https://vk.com/books.for_young (Books for young ♔ Перевод книг)


Последующие книги серии будет переводить тоже наша группа.



Аннотация:



Рейн не понаслышке знает об изнанке криминального мира и тяготах жизни, но, когда случайная женщина вламывается (в буквальном смысле) в его жизнь, узнавая о том, о чём ей знать не следует, и приводит за собой крупнейшего в городе работорговца, выражение «тяготы жизни» приобретает совершенно новое значение.


Посвящение.

Посвящается «плохим» мальчикам – какими бы были любовные романы без них?



Глава 1


Саммер



Я не должна была убегать.


Это было всё, о чём я могла думать, пока тащила свою задницу сквозь заросли с внутренней части главных ворот. Не было ни одного веского основания, что я могу ускользнуть незамеченной. Я должна быть по-прежнему крепко привязанной к кровати. Дверь должна быть заперта. Повсюду должны были быть люди. За дверью. На крыше. Охранять ворота. Даже, если бы налетел тропический циклон. Ви было бы насрать на своих людей. Им могли поручить сброситься с крыши и стать месивом, искажёнными версиями самих себя на подъездной дорожке, и всё, что он сказал бы в этой ситуации, что нужно убрать беспорядок. Человеческие останки не добавляли особой привлекательности тротуару.


Я не должна была убегать.


Я проверяю у себя за спиной, но шум ветра не даёт мне расслышать хоть что-нибудь, в том числе и людей, приближающихся ко мне с оружием, чтобы затащить меня обратно в ад. Тогда я бросаюсь вперёд, нажимаю кнопку, наполовину скрытую дурацким резным кустом, и наблюдаю за тем, как ворота отъезжают в сторону.


Открыто.


Я почти свободна.


Я бросаюсь к машине, которая находится ближе всего к воротам, моё сердце сжалось где-то высоко под самым горлом, могу поклясться, что оно меня задушит. Я рывком открываю дверцу, молясь, уже не так тихо, чтобы ключи оказались на месте. Ключи всегда оставались в машинах. Потому что никто бы никогда и не подумал о том, чтобы украсть у Ви. Не тогда, когда хотели пережить ночь.


– Господи, умоляю тебя. Господи, умоляю тебя. Господи, умоляю тебя...


Да.


Ключи.


Я запрыгиваю внутрь, откидывая насквозь промокшие волосы с лица, поворачиваю ключ и выжимаю педаль до отказа.


Я не оглядываюсь назад.


Я просто не могу.


Я должна была бы получить какое-то удовольствие, ускользая из крепости, которая была моей камерой пыток, моей тюрьмой последние три месяца. Но я не могу смотреть. Если я оглянусь, то страх вернётся опять. Пугающий. Парализующий. Я не смогу продолжить своё движение дальше.


Поэтому мои глаза смотрят только вперёд. Я фокусируюсь на том, чтобы удержать машину на дороге, несмотря на ветер, молотящий по ней, не обращая внимания на проливной дождь, обрушивающийся на лобовое стекло так, что дворники не дают никакой видимости.


Я просто должна ехать дальше.


Так далеко, как только смогу.


Бросить машину.


Я должна буду бросить машину.


Но у меня нет денег. Нет документов.


Я не могу никому позвонить. Не могу арендовать машину. Даже не могу заплатить за такси.


Но мне придётся бросить машину.


Если я оставлю её, я буду мишенью.


Чёрт, зная паранойю Ви, в чёртовой машине наверняка есть устройство для определения местоположения. Так что он всегда мог знать, где находятся его люди.


Дерьмо.


Меня могут отследить в любом месте.


От машины надо избавиться.


Скорее.


Я должна вернуться хоть к какому-то подобию цивилизации. Найти какую-нибудь круглосуточную закусочную или магазин, или что-то в этом роде. Избавиться от машины. Найти кого-нибудь, кто мог бы меня подвезти. Или деньги, чтобы оплатить телефон. Боже, остались ли где-нибудь ещё таксофоны? Я никогда не была знакома с такой роскошью, как отсутствие мобильного телефона, поэтому, даже, никогда и не думала искать что-то подобное. Но мой мобильный остался у Ви. Так же, как и моё достоинство. И достаточное количество моей крови.


«Думай наперёд»– прошептала я самой себе, пытаясь изгнать воспоминания из моего сознания. Мне не стоит ждать от них ничего хорошего. Я пережила это. Это всё, что имеет значение. Я пережила это, и мне выпал шанс сбежать. И я обязана убежать. Потому что, если они найдут меня, если они затащат меня обратно...


Нет.


Я не могу пойти туда.


Моя мысль должна идти впереди.


Я могу пойти в полицию. Я могу это сделать. Но каковы шансы, что они смогут помочь? Что они не были в кармане у Ви? Карман у Ви очень глубокий.


Никакой полиции.


К чему это может привести?


Я включаю обогрев, холодный октябрьский дождь промочил мою тонкую белую майку и розовые шёлковые пижамные штаны. Наряд, в который я была одета, когда люди Ви схватили меня. Три месяца. И ни одной смены одежды. Была только возможность помыть интимные места в раковине, когда каждый день мне выделялось пять минут для ванной комнаты.


Поэтому, да, в то время пока я дрожала от холодного дождя, я была чище, чем за все эти месяцы. Месяцы.


И это было ещё одним маленьким кусочком свободы.


Было просто невероятно, как много я воспринимала как само собой разумеющееся.


Душ. Мыло. Зубная паста. Запястья, которые не ноют постоянно от боли. Живот, который не является впалым от голода. Тело без единого шрама. И душа, на который их также нет.


Больше никогда.


Что бы ни случилось, где бы в конечном итоге я не оказалась, я уверена, что больше никогда не буду воспринимать маленькие радости, как данность. Я знаю, как это сложно, существовать без них.


Я пересекаю убогий городок. И, когда я говорю «убогий», я имею в виду, что, если бы не дикий бушующий ураган, я больше чем уверена, что меня бы схватили при первой же возможности, изнасиловали и похоронили бы в каком-нибудь мусорном баке.


Я не останавливаюсь. Возможно, мне стоило сделать остановку. Избавиться от машины. Найти, где можно было бы спрятаться. Попытаться идти дальше на собственных ногах.


Я не могу заставить себя остановиться.


Так что, я продолжаю своё движение. Сворачиваю к промышленным районам города. Рабочие предприятия. Какие-то жилые дома. Освещение выключено. Что может означать отсутствие электричества. Отлично. Это просто замечательно. Ничего не будет работать.


Еду дальше. Проезжаю мимо какого-то строения без окон и с высоким забором с колючей проволокой. А дальше всё стало деревенским. Как... деревенская деревня.


Чёрт.


Чёрт. Чёрт. Чёрт.


Надо было остановиться в том нехорошем месте.


«Думай наперёд»,– напоминаю я себе. Что сделано, то сделано. Я должна смотреть только вперёд.


А потом...


О, Господи.


Чёрт.


Но, уже, было поздно.


Слишком поздно, чтобы среагировать на скользкой дороге.


Что-то было на дороге.


И, похоже, это что-то я собиралась сбить.


Я ударяю по тормозам, пытаясь вывернуть рулевое колесо.


И потом происходит столкновение.


Подушка безопасности раскрывается менее чем за минуту, сбрасывая мои запястья в сторону от руля и обжигая мою щёку, звук громче, чем я даже могла вообразить, такой, что уши звенят от боли. Но, всё, что я могу ощущать – это удар. После удара автомобиль дёрнулся назад. Резкие звуки металла и столкновения перекрывают завывания ветра и дробь проливного дождя.


В порядке.


Я в порядке.


Запястья болят.


Моя щека болит.


Но я в порядке.


Мне надо сосредоточиться. Мне надо...


– Чёрт, – говорю я, мои глаза становятся огромными, от шокового потрясения моё сердце стучит с удвоенной силой.


Потому что там свет. Свет фар. Приближающихся прямо навстречу мне.


Чёрт.


Мне нужно ехать.


А машина была полностью разбита.


Я изворачиваюсь и тянусь, чтобы открыть дверь. Потом я вижу, во что я врезалась. Это поваленное дерево. Круто.


Я должна двигаться дальше. Рёв мотора байка становится всё ближе. Я должна двигаться дальше.


Что я и делаю. Еле волоча свой зад, перелезаю через дерево. Я иду, шлёпая босыми ногами о землю, моё мокрое тело каким-то образом стало ещё более влажным. Но побег – это единственное, о чём я сейчас могу думать.


Это они. Это точно должно быть они.


И они пришли за мной.


Я должна двигаться дальше. Вне зависимости от того, насколько я устала. Насколько слабой бы не была.


Рычание мотоцикла всё приближается. Как если бы кто-то смог обойти дерево и теперь следует за мной.


Чёрт.


Я нарушаю своё правило, оглядываясь через плечо.


Я успеваю разглядеть силуэт человека на байке, а после ощущаю, что начинаю падать.


Я ударилась. Сильно. Это ветер сбил меня с ног, дорожное покрытие опалило мою руку и бедро.


Из меня вырывается стон, когда я пытаюсь подняться, потому что двигатель выключился. И это может означать только одно. Он приехал за мной.


Я должна двигаться дальше. Я должна убежать.


Поэтому я поднимаюсь на четвереньки в попытке уползти отсюда подальше.


– Красотка, какого хрена ты вытворяешь?



Глава 2


Рейн



Чертовски странная ночь.


Я вырвался из логова. Я устал от всего этого дерьма. Устал от сучек. Устал от постоянного назойливого чувства, что Мо не единственная крыса. Он исчез. Об этом позаботились. Он труп. Тело закопали в лесу, его там никто не найдёт. Это я оставил его там. Вместе с Кэшем, он – мой брат. В буквальном смысле, он мой родной брат. Не один из братьев из Мотоклуба. Но не похоже, чтобы для Кэша это было тяжким грузом. Что вполне логично. Он заместитель, а я – президент. И это бремя – моя грёбаная работа.


И у меня такое чувство, что мы ещё не покончили с пусканием крови.


Мне очень нужно разобраться с этим.


Чтобы решить проблему, я отправился в бар за углом, чтобы прекратить эту дерьмовую войну с Братством Малика, которое её развязало, а также немного подраться и свалить.


А нахожу только какую-то сучку, бегущую по дороге в сторону трущоб.


Останавливаюсь, чтобы помочь ей.


Хочу трахнуть её.


Но меня опередил один из Братства Малика, с которым я разбирался до этого.


Чувствую, как непреодолимое желание пронзает меня.


Но я не дерусь с друзьями за какую-то непонятную горячую сучку.


А потом эта авария.


Даже шум дождя, ветра и мой рокочущий байк не смогли заглушить скрип металла и разбитое стекло.


Это не было неожиданностью. Надо быть последним придурком, чтобы выезжать в ураган.


Я подъехал всего через пару секунд и увидел, что спорткар серебристого цвета последней модели впечатался в упавшее на дорогу дерево.


А потом произошла самая офигенно странная вещь.


Открылась дверь.


И какая-то тёлка побежала отсюда ко всем чертям. Причем побежала так, как будто я был каким-то дьяволом, и она пыталась спасти свою чёртову душонку.


Мне стало интересно, почему она сбегает с места аварии, которая произошла прямо передо мной, поэтому я следую за ней. Хочу убедиться, что с ней всё в порядке. Посмотреть, предложить позвонить кому-нибудь.


Я могу быть злым, иногда охренеть каким жестоким, но я не могу оставлять девчонку посреди дороги в чёртову полночь во время урагана с искорёженным и неуправляемым авто.


Я захожу с другой стороны дерева, приближаясь к ней.


Она смотри на меня поверх своего плеча. И, если я не ошибаюсь (а я, блядь, никогда не ошибаюсь), то она страшно напугана.


И вдруг она падает, как в замедленной съёмке. Прямо на бок. Девушка ударяется о землю, издав приглушённый вздох.


Я глушу мотор, а она, встав на четвереньки, пытается поспешно отползти прочь.


Ну, что я говорил?


Чертовски странная ночь.


– Детка, блядь, чего ты вытворяешь? – спрашиваю я, подойдя к ней сзади и глядя на её карабкающееся тело. Я хочу сказать именно ТЕЛО. Девчонка, твою мать, была охрененно одарена свыше. Миниатюрная, но с миленькой округлой попкой, тонкой талией и стройными ножками. Хотя и маленького роста. Она была такой низенькой, что её можно было по ошибке принять за ребенка, если бы я уже мельком не взглянул на эту задницу и бёдра.


– Я не вернусь обратно, – говорит она, её голос резкий, но при этом дрожит. – Вам придётся убить меня. Я не вернусь обратно.


Какого хрена?


Убить её?


Эта шлюшка, должно быть, ударилась головой или чем-то ещё, когда попала в аварию.


Просто отлично! Меня ждёт поездка в госпиталь.


Всё, что мне было нужно – это сухая одежда и моя чёртова постель.


Она, наконец, перестала ползти, усаживаясь своей хорошенькой попкой на мокрую землю, чтобы посмотреть на меня.


Блядь.


Ладно.


Я должен напомнить себе самому, что у неё травма головы. В противном случае, я схвачу её и трахну прямо здесь, на улице. Прямо в эпицентре этого проклятого урагана.


У неё было одно из тех самых лиц. Такое нежное. Пухлые щёчки, мягкий подбородок и большие глаза. Большие серые глаза, если быть точным. И у неё были длинные волосы. Рыжие волосы. Намокшие и потемневшие, но было понятно, что они рыжие. Ошибки быть не могло.


Она была чертовски идеальной.


И теперь я должен вести себя, как грёбанный джентльмен, потому что, возможно, у неё повреждение головного мозга.


Как мне повезло.


– Я не вернусь обратно, – повторяет она, её голос звучит почти истерично.


– Я никуда тебя не забираю, ну, если только в больницу. Думаю, ты, расшибла себе голову в этой аварии, дорогуша.


– Мне не надо в больницу, – говорит она, забавно глядя на меня. Как если бы она пыталась понять что-то. – И я не вышибла себе мозги.


Последняя фраза звучала почти высокомерно.


– Ладно, я не собираюсь оставлять тебя вот так на улице, так что ты кое-куда всё-таки идёшь.


– С тобой?


– Да, детка. Со мной.


– На твоём байке?


Господи Иисусе. Она тупая или что-то типа этого?


– Да. На моём байке. Или ты видишь другой транспорт поблизости?


– Куда мы поедем?


– Ко мне домой.


Подождите. Что? Что за хрень? Я не могу отвезти её к себе домой. Это самая идиотская вещь, которую я мог...


– Ладно, – говорит она, на её лице... проскальзывает облегчение. Она была рада поехать ко мне домой.


Да ладно.


Определённо, повреждение мозга.



Глава 3


Саммер



Может, этот план был глупым. Ладно. Это был катастрофически тупой план. Но я была в самом центре какой-то неизвестной жуткой дыры около разбитой машины, которая принадлежит очень опасному человеку, который сделает всё, что в его власти, чтобы вернуть меня обратно. Чтобы вернуть рычаг своего давления обратно. Так что, я должна была исчезнуть. Поэтому Высокий, Тёмный и Смертельно Опасный был моим единственным шансом.


Высокий. Тёмный. Смертельно Опасный. И с самой потрясающей внешностью, которую мне когда-либо приходилось встречать.


Это было даже как-то неправильно, чтобы одному человеку досталось столько красоты. Сильная, идеально высеченная челюсть, ровная линия бровей поверх потрясающих глаз орехового цвета. А потом было тело. Высокое, худощавое, но сильное. Он был одет в чёрные джинсы и тёмную майку-алкоголичку с кожаным жилетом поверх неё. И это был он. Под холодным октябрьским дождём.


Да. Всё в нём, от сапог до байка говорило о том, что он – проблема.


Он был проблемой, которая предложила мне убежище.


– Повторишь? – сказал он своим грубым глубоким голосом.


– Я сказала, что согласна, – говорю я, вытирая руки о переднюю сторон своих шорт, заметив кровь. Ещё немного крови, ну и что?


– У тебя кровь, – замечает он.


– Да, – говорю я, пытаясь подняться на ноги, не касаясь земли своими израненными ладонями.


Он протягивает свою руку, хватает меня за запястье и тянет, поднимая на ноги.


– У меня нет шлема.


– Отлично. – Я получила свободу, только чтобы пробить себе голову о тротуар во время своего побега.


– Я никогда раньше не попадал в аварию,– добавляет он, и я отмечаю, что киваю ему в ответ. – Когда-нибудь ездила на байке? – спрашивает он, ведя меня прямо к нему и перекидывая через него свою ногу.


– Нет.


– Садись позади меня и обними меня.


Сказав это, он поворачивается обратно к мотоциклу и забирается на него. Я замираю, не совсем удобно обхватив его руками.


– Держись, детка, – сказал он, а потом мотоцикл рванул, и все мои сомнения касательно того, как держаться за него исчезли сами собой. Я была уверена, что держалась за него достаточно крепко, чтобы начать зарываться ему под кожу. Я закрыла глаза, но годы посещения ярмарок с каруселями подсказывали мне, что это худшая идея из возможных. И все же я не могла выдержать всех тех пейзажей, пролетающих передо мной на Бог знает какой скорости. К тому же шёл дождь, было темно, и не было абсолютно ничего, что помешало бы мне стать персонажем одной из тех поучительных историй, которые родители рассказывают своим детям про мотоциклы – то есть стать тем, что соскребают с тротуаров.


Казалось, что мы едем уже целую вечность, пока байк не остановился рядом с огромными железными воротами, около которых возвышался огромный кирпичный забор. Я чувствую, как напрягся мой позвоночник, в моём недалёком прошлом уж слишком много воспоминаний, связанных с воротами и заборами. Но у меня нет времени для моих страхов, потому что он вводит код, ворота открываются, и мы заезжаем внутрь. Я поворачиваю голову назад, глядя на то, как закрываются ворота, молясь только об одном, что мой выбор – это не замена одной тюрьмы на другую.


Мы заезжаем на длинную подъездную дорожку. Никаких деревьев. Там, вообще, нет никакой растительности. Сплошное открытое пространство. Круглое пространство полностью окружено забором из красного кирпича.


Дом не был таким огромным, как я себе воображала, глядя на то, сколько денег потрачено для обеспечения его безопасности. Это был одноэтажный, видавший виды, деревянный сельский домик с огромным крыльцом, идеально подходящим для того, чтобы потягивать там с утра кофе.


Он остановил свой мотоцикл около дома, под навесом, слез с него и потянулся за моей рукой, прежде чем повернуться и пойти к входной двери, чтобы открыть её. Открыв дверь, он ждёт, пока я потороплюсь пройти внутрь.


Изнутри, как ни странно, дом был полностью из кирпича. Все стены и огромный камин. Всё в кирпиче. За исключением пола, который был из того же состаренного дерева, что и снаружи. Основная часть дома имела вид студии. Кухня переходила в столовую, а столовая в гостиную зону. В гостиной находились два больших обшарпанных кожаных дивана цвета карамели и потрёпанный журнальный столик около камина. В углу стоял проигрыватель и трельяж, заполненный виниловыми пластинками.


– Детка, чёрт возьми, где твоя обувь? – обращается ко мне «Высокий, Тёмный и Опасный».


Я смотрю вниз на свои голые ноги в поисках оправдания.


– Сланцы. Они, хм... упали, когда я бежала.


Он сдвинул свои брови вместе, не совсем веря в это. Но он не знал меня настолько хорошо, чтобы знать, что я обманываю.


– Я захвачу для тебя полотенце, – говорит он, двигаясь по прихожей, минуя камин.


Я чувствую, что кивнула ему, когда он уже отошёл от меня. Из любопытства, я прошла немного вперёд за дверь, оглядывая кухню, отрезанную от остальной части комнаты кирпичным островом. Столешница представляла собой разделочный стол, все приборы были из нержавеющей стали. Столовая была в паре футов от островка и...


Чёрт.


Вот дерьмо.


Во что же на хрен я такое вляпалась?


Я должна свались отсюда к чёртовой матери.


Раньше, чем он вернётся.


Потому что на столе был разложен целый арсенал оружия и херова куча бабла.


Дерьмо.


Нормальные люди не держат на своём обеденном столе пистолеты и наличные.


Нормальные люди не ставят заборы в десять футов вокруг своих жилищ.


Дерьмо.


Мне нужно...


– Держи язык за зубами насчёт всего этого. Не задавай вопросов. И у нас не возникнет проблем.


Дерьмо.


Чувствую себя идиоткой.


Я слегка отклоняюсь в сторону, когда он протягивает ко мне руку. Это рефлекс. Никогда не знала, что я так делаю. Он заметил. Его ореховые глаза темнеют, а брови сдвигаются вниз.


– Полотенце, – поясняет он мне, и я вижу белую материю в его руках.


Дерьмо.


Опять.


Да, Саммер, это определённо в твоём стиле, заявить о своих психологических травмах именно таким образом.


– Спасибо, – промямлила я, забирая полотенце и вытирая им своё лицо, а потом – волосы.


– Как тебя зовут? – спрашивает он, глядя на меня.


– Саммер, – автоматически отвечаю я. Дерьмо. Мне не следовало говорить. Я должна была отмазаться каким-нибудь вымышленным именем. – А тебя?


– Рейн?


– Рейн? – спрашиваю я. – Как... осадки? (Прим. одинаковые по звучанию слова, т.е. присутствует игра слов: rain – англ.– «дождь»)


Он фыркает.


– Нет, детка. Рейн, как король.


Ладно. Хорошо.


– Я собираюсь переодеться. Поищу что-нибудь сухое и для тебя, – говорит он, снова двигаясь по холлу. – Не трогай оружие, тем более, если не знаешь, что делать. Они заряжены.


Верно.


Даже в мыслях не было прикасаться к ним. Я никогда не держала в руках пистолет до этого. Хотя, кажется, что любой идиот может справиться с этим. О чём свидетельствует сброд дебилов из банды Ви. Злобные и жестокие ублюдки.


Я отвожу глаза от обеденного стола, вглядываясь в темноту через заднее окно.


Я не должна думать о них. На данный момент я нахожусь в относительной безопасности. Ладно, хорошо, возможно, это сложно назвать «безопасностью», судя по криминальным штучкам, лежащим, как обед на День благодарения, прямо на столе, но всё равно это менее опасно чем то, где я была раньше. И, как только ураган стихнет, я попрошу Рейна увезти меня куда-нибудь.


Я хочу домой.


Но это небезопасно.


Не сейчас.


Не сейчас, пока «папочка» собирает всё больше своих людей, чтобы...


– Эй, детка, – голос Рейна врывается в мои мысли, заставляя меня подпрыгнуть.


– Да? – спрашиваю я, разворачиваясь, чтобы увидеть, как он идёт по холлу, сухой, за исключением его волос, одетый в пару тёмно-серых тренировочных штанов, низко сидящих на его бёдрах. И... без рубашки. Это, конечно, моё личное мнение, но парни с таким телом, как у Рейна, должны всегда ходить без рубашки. Потому что, чёрт побери. Он был хорошо сложён. Не громила, но сильный. Мускулистый. В татуировках. Сексуальный. О, Боже, он был таким соблазнительным.


– Ты собираешься и дальше глазеть или хочешь переодеться? – спрашивает он, и ухмылка играет на его губах. Потому что он был красавчиком и отлично знал об этом.


Покачав головой, я направляюсь к нему, полотенце так и осталось на моей голове. Рейн разворачивается и двигается по холлу, я следую за ним. Он подходит к двери, открывает её и остаётся стоять на месте.


– Боже. Ты дрожишь, – говорит он, оглядев меня.


Дрожь могла меня бить часами.


– Я в порядке.


– Прими горячий душ, – говорит он, протягивая мне одежду.


О, Господи. Да. Спасибо. Спасибо. Спасибо, тебе.


– Хорошо, – говорю я, заходя в ванную, и одариваю его слабой улыбкой.


Я закрываю двери, бросаю сухую одежду на раковину, установленную перед куполообразным зеркалом. Я нахожу запасную зубную щётку, которая всё ещё в упаковке, и выдавливаю на неё огромное количество зубной пасты; я безжалостный чищу свои зубы, до тех пор, пока не чувствую, что они гладкие и чистые. Повернувшись к душу, я включаю горячую воду, устанавливая такую силу напора, какую только может стерпеть моя рука, и, наконец, встаю под горячую воду всем телом.


Я намыливаюсь четыре раза. Я тру каждый дюйм своего тела снова и снова. Я мечтаю о бритве, и, высунувшись наполовину из душа, начинаю рыться в бельевом шкафу, и, в конце концов, нахожу одноразовый станок, благодаря судьбу за этот дар.


Думаю, что провела там не менее часа. Но, мне кажется, что этого по-прежнему недостаточно. Меня пугает то, что я никогда не буду ощущать чистоту. Ту чистоту, которой никогда не касалась грязь. Боюсь, что уже никогда не буду чувствовать себя чистой.


Но это просто очередной крест, который я должна нести.


Я хватаю чистое полотенце, вытираюсь, направляясь к сухой одежде. Чёрная майка без рукавов определённо моего размера, я надеваю её. Она свободно болтается вокруг моей груди и живота, но она тёплая и чистая. Я определённо не возражаю. Я больше не принимаю ничего как само собой разумеющееся.


Я натягиваю штаны, которые выглядят гигантскими, когда распахивается дверь, и моё сердце подскакивает прямо мне под горло. Воспоминания из серии ПТСР (посттравматического стрессового расстройства) одолевают мою голову, пока я не принуждаю себя собраться и не замечаю Рейна, стоящего прямо там. Не Ви. Не его людей. Это Рейн.


Но я не чувствую облегчения.


Потому что он не смотрел на моё лицо.


Его взгляд застыл на внешней стороне левой половины моей задницы. Кое-что ещё замечает он там, где таз переходит в бедро, далёкое от того, что может называться задницей.


Именно там и застыл его взгляд.


Он был зол.


– Выглядит так, как будто у тебя охрененная проблема.


Глава 4


Рейн



Она вздрогнула. Вздрогнула. Так, как если бы я на хрен собирался ударить её. Дерьмо. Это не повреждение мозга. Это жестокое обращение.


У меня была парочка таких девиц, но ни одну я не приводил в свой дом. Я трахал их в своей комнате на базе братства. Я никогда не тащил за собой «хвост» домой. А теперь, первая же задница, которую я притащил с собой, была израненной душой.


Только я мог оказаться таким везунчиком.


Я выхожу из ванной и иду на кухню, чтобы сделать кофе. Затем разгребаю деньги и оружие, убирая их подальше в сейф, под замок. Мне ещё только не хватало, чтобы эта пострадавшая цыпочка решила, что я чёртов психопат.


Она солгала мне. Например, о своей обуви. Она солгала. Там не было никаких шлёпанцев. Она была босой, когда выпрыгнула из той машины. Почему на хрен она была на улице в такой ураган, вела машину босая, офигительно шикарную машину, кстати, и на ней была только пижама?


Она сказала, что не собирается возвращаться назад. И, что я собираюсь прикончить её, потому что она не вернётся обратно. Куда, обратно? Обратно, к какому-то куску дерьма, которому нравилось избивать её? К какому-то говнюку, который занимается рукоприкладством? Она угнала его машину и свалила от него куда подальше?


Я уважаю её за это.


Я сделал чашку кофе. И выпил её. А она до сих пор так и не вышла из ванной. Я приготовил ещё одну. Выпил. Её по-прежнему нет.


Делаю вдох, опускаю свою кружку, иду по холлу. Душ уже какое-то время выключен. Я немного обеспокоен, у неё, скорее всего, есть повреждения, поэтому она может быть там без сознания.


Обеспокоен.


Я. Обеспокоен???


Что за хрень?


Я распахиваю дверь. И она там. В моей майке, натягивает мои штаны на свои худые ноги. Она такая тощая. Как птенчик. Она выглядит такой хрупкой. Мой взгляд падает на верхнюю часть ног, поближе к её заднице. И все истории про неё, которые я сочинял до этого, улетучиваются.


Потому что там было клеймо.


Чёртово клеймо, которое выжгли прямо на коже.


V.


Буква V внутри вертикального треугольника.


Эта метка означает, что она одна из девочек Ви.


И она в моём доме.


Дерьмо.


Во что на хрен я сам себя втянул?


Я не имею дел с Ви.


Это одно из правил клуба. Никто из нас не приближается к Ви и его девочкам. Я ничего не имею против того, что мои парни засовывают свой член в каждую жаждущую киску, что могут подцепить. Но ни при каких обстоятельствах не трогают тех девочек, что под запретом. А девочки Ви под запретом. Потому что своих девочек Ви принуждал к тому, чтобы они торговали своим телом.


И Ви был просто чёртовым больным ублюдком.


И это ещё одна причина держаться подальше от его дел и его девочек.


Твою мать.


Грёбаное дерьмо.


– Клянусь, завтра я исчезну из твоей жизни, – говорит она, дёргая за штаны, которые вынуждена придерживать спереди, чтобы они не упали. Её серые глаза огромные и выражают мольбу.


– Ты хочешь выбраться из этой херовой ситуации, отлично. Хорошо. Чертовски хорошо для тебя. Ты увидела возможность, и решила использовать её. Умница. Но я, блядь, не лезу в бизнес Ви.


– Я не имею никакого отношения к делам Ви, – возражает она, сверкая глазами. Что это? Гордость?


– Клеймо на твоей заднице говорит об обратном.


– Клеймо ни о чём не говорит, кроме как о том, что он пытался испугать моего отца.


Её отца? Что за херня?


– Тащи свою маленькую тощую задницу на кухню, потому что я должен выпить ещё кофе. И ты попытаешь объяснить мне всё то дерьмо, что с тобой творится. Ясно?


Она кивает.


Этого мне было достаточно. Я разворачиваюсь и иду обратно на кухню.



Глава 5


Саммер



Ладно. Я верю в то, что надо говорить правду. Как правило. Девяносто восемь процентов всего времени. А два процента я оставляю на тот случай, когда друзья интересуются, так ли хорошо выглядит их художественное творение, а твоё собственное мнение состоит в том, что это просто абсурд. Ещё для того человека, кто постоянно жарится на солнце, красит волосы в рыжий цвет и думает при этом, что он выглядит естественно... или когда родственник даёт тебе подарочный сертификат в магазин, в который ты ни за что не пошёл бы за покупками. По своей сути, ложь приемлема только в том случае, когда ты хочешь уберечь себя самого от того, чтобы не ранить чувства другого.


Но опять-таки, это было так до сегодняшнего момента.


Всё дело в том, что я совсем не знаю Рейна. И, несмотря на то, что я уже по глупости допустила, я должна оставаться рассудительной. Он мог усмотреть во всём этом возможность помочь себе самому, и, имея при себе все эти свои преступные «штучки», бросить меня обратно к Ви.


Или обменять меня.


Ви бы заплатил.


Я знаю это. Но я не позволю ему узнать про это.


Мне нужно начать вести игру по-умному. Ведь на кону стоит моя грёбанная жизнь. Я должна прекратить разбалтывать всё, как подросток, которого поймали с бутылкой пива. Я хорошая лгунья. По крайней мере, я думала, что являюсь таковой. Мне просто, на самом деле, надо покончить со всей этой моей историей. Какой бы, чёрт возьми, эта история ни была. Мне нужно, как можно быстрее уйти, но, оглядевшись, я понимаю, что пространства между его ванной и кухней недостаточно для того, чтобы уйти незаметно. Рейн протягивает руку к шкафу, чтобы взять вторую кружку, наполняет её и протягивает мне. Я всегда была кофеманом. Раньше я вставала рано утром, ехала в кофейню за углом и получала свою дозу кофе. Потом ещё одну в обед. И, если день был трудным, то и вечером ещё одну. Но мне нравилось добавлять молоко и сахар. И желательно ещё какой-нибудь дополнительный вкус. Карамель. Мокко. Тыкву.


Я ни разу в жизни не пила чёрный кофе.


Но, по сути, у меня не было ничего, кроме с трудом доставшихся нескольких пригоршней воды на протяжении нескольких месяцев. Поэтому, я собиралась выпить его. И я собиралась научиться получать от него удовольствие.


– Спасибо, – говорю я, баюкая чашку между руками пару секунд, прежде чем сделать глоток. Совсем неплохо. Не то, чтобы хорошо. Но не так уж и плохо. И он был крепким. Он чувствовался так, как будто пинался весь свой путь вниз.


– Рассказывай.


Ну что ж.


– Что ты хочешь знать? – я действую осторожно.


– Я хочу знать, какого хрена у тебя клеймо долбанного работорговца на бедре. Я хочу знать, что с тобой произошло. Я хочу знать, как, мать твою, ты сбежала из той крепости.


– У меня есть клеймо, потому что он помечает всех девочек, которых приводит. – Это было правдой. Хотя, однако, я и не была одной из тех девочек. Было, конечно, неправильно говорить «Слава Богу», но, слава Богу!


– Итак, ты просто одна из его тёлок?


– Да. – Нет.


– Как ты выбралась?


– Честно? – По крайней мере, говоря об этом, я могу быть честной. – Я не знаю. Я не представляю, что могло произойти. Мои верёвки ослабли, и я выскользнула из них. Я встала и пошла постучать в дверь, чтобы выйти в ванную, и... и не последовало никакого ответа. Кто-то всегда отвечал, если я шумела. Даже, если это был лишь удар их кулаков, но они отвечали. – Он только что вздрогнул? Я уверена, что он вздрогнул. Это хорошо. Я могу разыграть историю женщины, подвергшейся избиениям. В любом случае, это было единственным, что мне оставалось на самом деле. – Поэтому, я выглянула наружу. И... там никого не было. Я даже не думала об этом. Я просто побежала. Что, вероятно, было глупо, на самом деле.


– Да, – он соглашается, кивая.


– Но это сработало. Я выбралась наружу и... и там тоже никого не было. Я просто побежала к воротам, нажала кнопку, запрыгнула в одну из машин и нажала на газ.


– Ты смогла замкнуть провода?


– Нет, – отвечаю я со смешком. Потому что, если бы он был знаком со мной, то знал бы, насколько абсурдным был его вопрос. Дома я даже никогда не знала, где заливается стеклоочистительная жидкость в мою машину. – Нет, они оставили ключи в машине.


– Какая беспечность.


– Я так полагаю, они никогда не думали, что кому-то выпадет шанс сбежать.


Он кивает, глядя в окно некоторое время.


– Кто твой отец?


Чёрт.


Вот дерьмо.


Мне никогда не стоило упоминать этого.


– Просто человек. Обычный человек. Я думаю, Ви хотел насолить ему.


– Детка, – говорит он, его голос не выражает совсем ничего, – я знаю преступников. И я знаю главарей мафии. Ви хренов мафиози. Нет ни единого шанса, что он хотел поиметь твоего папочку ради прикола. У него была причина. Какая у него причина?


– Я не знаю, – отвечаю ему, вкладывая немного отчаяния в свои слова, делая их более убедительными. Потому что я знаю. И это ужасно. И я была готова проходить через эти пытки каждый день, пока мой отец отказывает дать Ви то, что он хочет. Потому что это правильно. Я просила его сделать всё правильно.


– Ты из богатой семьи? Ты разговариваешь так, как если бы была из богатых.


Разговариваю так, как если бы была из богатых? Звучит, как оскорбление. Но, если бы он мозгами дошёл до вымогательства, что ж, это направление было для него в самый раз.


– Да. Я из богатой семьи.


– Ви любит деньги. Почти так же, как он любит похищать девушек на улице, заставляя их отсасывать и трахаться до тех пор, пока они не становятся слишком потасканными, чтобы быть полезными.


Я чувствую, как меня пробирает дрожь, потому что это правда. Это самая ужасная, мерзкая правда. Это было тем, что он делал. Я видела их постоянно. Их затаскивают внутрь. Они кричат. Плачут. Пытаются вырваться. Но это никогда не приводит ни к чему хорошему. Мужчины слишком сильны. У них иммунитет ко всему этому. И они будут насильно удерживать женщин. Они вынуждены терпеть невероятную жгучую боль во время клеймения. Потом их выбросят в какое-то здание с сотней других девушек, чтобы их увезли прочь. В ожидании того, как их будут насиловать и пытать те, кто больше заплатит.


И Рейн думал, что именно это произошло со мной.


Пусть будет так.


– Да, – соглашаюсь я, мой голос осип от отвращения.


– Тебе охрененно повезло выбраться. Но, если ты была нужна ему, чтобы получить деньги, детка, то он не прекратит искать тебя.


– Я знаю. – Боже, хотела бы я не знать об этом.


– И ты втянула меня во всё это.


– Технически, ты сам влез в это, – поправляю я его, чувствую, как растёт беспокойство. – Ты мог оставить меня на обочине дороги.


– Нет, не мог.


– Да, – говорю я твёрдо,– ты мог. Но ты выбрал другое. И я благодарна за это. Но не перекладывай это на меня. Я говорила тебе, что перестану тебе досаждать, как только закончится этот ураган. Оставишь меня в любом месте. А там я уже разберусь.


– Я не выброшу тебя, где попало, – говорит он, смотря на меня так, как будто я ненормальная.


– Почему нет?


– Ты хотя бы представляешь, насколько на хрен безумен этот кусок дерьма? У него любые люди, любой коп, любой подхалим будут разыскивать тебя. С такими волосами как у тебя, они тебя точно найдут.


– Тогда я покрашу их.


– Не-а.


Я подавляю желание закатить глаза. Как будто это его чёртово дело, что делать с моими волосами.


– У тебя есть другие варианты?


– Ты останешься здесь.


Что?


Нет. Серьёзно. Что?


– Прости?


– Ты останешься здесь. Дадим пару дней, чтобы всё улеглось. Никто не видел тебя со мной. Всё вымерло сегодня ночью. Все, у кого есть возможность, свалили на хрен из этого города. Он найдёт искорёженный автомобиль, придёт к выводу, что тебя отвезли в больницу. Он потратит часть времени на это. Потом он обыщет улицы. Тебе нужно оставаться незамеченной некоторое время. И нет для этого лучшего места, чем этот дом.


Он, действительно, предлагает мне убежище? Типа, настоящее убежище?


– Ты не можешь говорить это всерьёз.


– Я что выгляжу так, как будто я, блядь, шучу?


– Ви опасен.


– Я знаю.


– Если он узнает, что ты помог мне, то ты окажешься в его чёрном списке.


– Я знаю.


– Тогда, почему ты предлагаешь...


– Детка. Он не узнает. Это просто. Ты остаёшься здесь. Внутри дома. Пару дней. Неделю. Может немножко больше. Я могу вытащить тебя отсюда и увезти подальше.


– Зачем тебе это делать?


Рейн пожал плечами.


– Некоторые преступники создают вокруг нас дурную славу.


Я фыркаю. Затем мои глаза широко раскрываются, а рука хлопает поверх рта. Дерьмо. Я не должна фыркать на какого-то милого преступника, который предложил мне помощь. Молодчина, Саммер.


– Прости, – мямлю я, глядя вниз на мой кофе.


Опять пожимаю плечами.


– Возможно, тебе и не понять, но у всех нас есть кодекс.


– Кодекс? – провоцирую я.


– Да. Кодекс. Вот, почему ты видишь такую старую добрую справедливость в тюремной камере, когда детский насильник оказывается в тюрьме. Ублюдок не проживёт слишком долго, чтобы сожалеть о правильности своего жизненного выбора.


– Ты был в тюрьме?


Проклятье.


Мне любопытно. А он сказал, не задавать вопросов. Я чертовски подпортила свои перспективы на то, что мне позволят остаться.


– Да, детка. Я побывал за решёткой.


– Долго? – О, Боже. Что со мной не так? К чему это любопытство?


– Минута за решёткой – это долго.


Итак, это правда. И, по своему опыту, я точно знаю, как это ощущается. Я провела месяцы в своей тюрьме. Без постоянного питания. Без прогулок во дворе. Без того, чтобы кто-то пришёл и прекратил эти побои.


– Видимо, что ты знаешь кое-что об этом. Как долго он удерживал тебя?


– Какой сегодня день?


– Что?


– Какое сегодня число?


– Пятнадцатое октября.


– Меня забрали второго июля. – И я делала то, что вы видите в кино. Когда там ловят людей. Или, когда они находятся в тюрьме, и начинают царапать дни на стене. Четыре вертикальные линии. Одна по горизонтали. Четыре вертикальные линии. Одна по горизонтали. У меня было сто пять дней. Три месяца и две недели. Это ощущалось намного дольше. Но знание того, насколько это было долго, помогло мне сохранить здравомыслие во всей этой боли и голоде.


Рейн кивает.


– Он бил тебя?


Я сглатываю.


– Неоднократно.


– Блядь.


– Я в порядке, – говорю я, пожимая плечами.


– Ты сама знаешь, что это ложь.


Это было ложью. Но это было тем, во что я с таким трудом заставила себя верить.


– Ладно. Уже поздно, – говорит он, оставляя чашку в раковине. – Давай, спать. Завтра поговорим.


– Ладно, – соглашаюсь я, жадно выпивая остатки своего кофе. Что-то было у меня в животе. Первое, что оказалось там за многие дни. И мне бы хотелось получить ещё немного, но, по крайней мере, кофеин подавляет аппетит. Я могу потерпеть ещё несколько часов.


Потом он повернулся, и я, растерявшись и не зная, что мне делать, поставила кружку в раковину и последовала за ним. Через холл. Мимо ванной. Ванной, о которой мне не надо было просить. Ванной, которой я могла бы пользоваться больше одного раза в день, и не сидеть, покачиваясь и молясь, чтобы не описаться до того момента, пока мне не выпадет шанс ей воспользоваться.


Рейн исчез в комнате напротив ванной, и я последовала за ним. А потом замерла. Это была спальня хозяина. Я бросаю взгляд в сторону коридора. Дерьмо. Я надеюсь, он не думает, что я собираюсь спать с ним. То, что я была одной из девочек Ви, ещё не значит, что я рада раздвинуть свои ноги в качестве одолжения.


– Расслабься, – говорит он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня, его голова наклоняется в сторону. – Кровать огромная. Ты даже не коснёшься меня.


– Я могу... – начинаю я, облизывая губы. – Я могу спать на диване. Всё в порядке.


– Ты будешь спать здесь, там, где я могу присматривать за тобой, – говорит он, его тон носит окончательный характер.


Я была не в состоянии бороться с ним. И кровать была огромной. Я была маленькой. Он прав. Между нами будет целый фут.


– Хорошо.


Он отворачивается от меня, хватая пульт с ночного столика, и щёлкает по каналам на большом телевизоре с плоским экраном, прямо напротив кровати. О, Господи. Телевизор. Я скучала по телевизору. И по музыке. По любому звуку, что отличался от мужчин, дразнящих меня, и орущих женщин. И от моего собственного разума, который сделал меня наполовину сумасшедшей.


– Выбирай, – говорит он, бросая пульт через кровать, а сам отходит в сторону.


Я сделала всё, что только могла, чтобы с головой не уйти в этот пульт. Я обхожу кровать кругом, отдёргиваю простыни и ложусь на них. Я усаживаюсь, взяв в руки пульт, и начинаю переключать каналы. В конце концов, я останавливаюсь на старом чёрно-белом фильме, от чего Рейн поворачивает голову в мою сторону, одна его бровь выгибается наверх.


– Серьёзно?


– Ты можешь переключить, – отвечаю я машинально. Ещё одна рефлекторная реакция, которой я научилась за прошедшие несколько месяцев. Не перечь мужчинам. Всегда старайся угодить им. Убережёшь себя от побоев. За исключением тех дней, когда они звонили моему отцу. В те дни я выражала несогласие. Я принимала своё наказание. Я практически взывала к нему.


– Нет, детка. Я сказал выбрать тебе. Ты выбрала.


Он оставил всё, как есть, улёгся, чтобы смотреть телевизор.


Я сжалась под одеялом, чувствуя глубокий мужской аромат. Что-то неопределённое, но такое знакомое. Лишь намёк на одеколон. Всего лишь обычный мужской запах. Не цветочный запах стирального порошка.


А потом, к моему абсолютному ужасу, мой желудок заурчал по-зверски, и звук был такой, как будто монстры внутри него попали в ловушку.


Голова Рейна автоматически повернулась ко мне, и я пыталась игнорировать взгляд, направленный на меня.


– Ты голодная. И почему ты не говоришь, что голодна? – просто спрашивает он, поднимаясь с кровати.


– Нет. Всё в порядке. Я могу подождать до утра. Поверь мне.


– Поверить тебе? – спрашивает он, оборачиваясь. – Они не кормили тебя? Ты привыкла голодать?


Я чувствую, как моё лицо заливает румянец. Что было само по себе нелепо. Это было не потому, что я сама обрекала себя на голод.


– Они кормили меня тогда, когда им этого хотелось.


– И как часто у них возникало такое желание?


Я втянула воздух.


– Каждые несколько дней, если повезёт.


– Твою мать.


– Это правда не так уж важно. Я могу подож...


– И как долго ты уже ждёшь?


– Что? – спрашиваю я, прижимая колени к груди.


– Сколько времени прошло с тех пор, когда они кормили тебя последний раз?


Ох. Что ж.


– Мм,– начинаю я.


– Тот факт, что тебе на хрен надо подумать об этом дерьме, делает так, что ты поднимаешь свою задницу, идёшь на кухню и наедаешься до отвала.


Два дня. Это было два дня назад.


Но Рейн уже ушёл, и я спрыгнула с кровати, придерживая пояс своих штанов, и последовала за ним.


Как, если бы почувствовал моё присутствие, он говорит.


– Я даже не могу узнать, что на хрен они бросали тебе, когда кормили?


Нет, не может. И у меня даже не было выбора в том, что есть.


– Нет.


– Блядь.


А потом было много передвижений. Кастрюли и сковороды оказались на плите. Разные предметы вынимались из шкафчиков и холодильника.


– Уже поздно. Я могу съесть немного хлопьев, или... – Предлагаю я, наблюдая, как он движется вокруг, его сильные мышцы спины поворачиваются и скручиваются все одновременно и слишком сексуально для трёх часов ночи.


Он просто игнорирует меня, продолжая двигаться вокруг. Наливать воду в кастрюлю. Резать что-то прямо на столе. Потому что, ладно, это был разделочный стол.


– Могу я чем-нибудь помочь?


На самом деле, я не была поваром. Меня нельзя было назвать поваром ни в коей мере. У отца для этого всегда была прислуга. Но будучи ребёнком без матери, я проводила много времени на кухни с Мэй, нашей очень толстой, очень весёлой кухаркой-итальянкой. И пока я хваталась за концы её фартука, меня научили, что нужно всегда предлагать свою помощь, даже, если на самом деле ты не знаешь, что делать.


– Ты провела три месяца в адской дыре, где одному Богу известно, что с тобой вытворяли, и ты думаешь, что не заслужила право на то, чтобы расслабиться и позволить кому-то позаботиться о тебе?


Позаботиться обо мне?


Это именно то, чем он занимался сейчас?


Да, именно так.


И это было слишком хорошо.


Я просто...


Ладно. Я была немного эмоциональна.


И под «немного эмоциональна» я имею в виду, что была близка к тому, чтобы расплакаться прямо перед ним. И не только расплакаться. А разразиться ужасным сопливым рыданием. Я отворачиваюсь, глядя куда-то в гостиную, глубоко дышу.


– Могу я включить музыку?


– Да, при условии, что это будет винил.


Я практически пролетела через всю комнату, делая вид, что просматриваю записи, предпочитая игнорировать свои трясущиеся руки. Я знаю, что имею дело с необычайно сложным дерьмом, учитывая ту избалованную жизнь, что я вела, но я должна держать свою голову высоко поднятой. Я не могу вести себя, как все эти истеричные женщины, только потому, что кто-то заботится обо мне. Это было именно то, что тебе следовало сделать, когда находишь кого-то, нуждающегося в помощи, так ведь? Даже если ты и был огромным, плохим байкером-уголовником.


Я хватаю запись, которая мне знакома, поднимаю иглу и устанавливаю её. В течение долгих секунд стоит гул, прежде чем звук хлынул из динамиков. Я устремляюсь к дивану, опускаясь на него. Я просто несколько минут хочу побыть подальше. Диван был одним из тех самых кожаных диванов. Таких, что все обожают. Те, что кажутся масляными на ощупь. И как только я легла на него, я провалилась в сон, успокаивая себя мыслью о том, что я не вздрогну от того, что кто-то разбудил меня с целью навредить.


И у меня был кошмар.


Но это не было ночным кошмаром.


Это были воспоминания.


***


– Давай, просыпайся! – Говорит один из них, Дик, я слышу, как другие парни зовут его. Нет. Он не говорит. Он кричит. Прямо мне в ухо. Заставляя меня метаться в кровати, я так скоро забыла, что привязана, и верёвки обжигают уже и так израненную кожу на запястьях, боль настолько сильная, что я с трудом подавляю, подступающую к горлу желчь.


– Она едва не обоссала кровать, – говорит Мартин, посмеиваясь.


Их запах это то, что бесило меня больше всего. Сигаретный дым, который, казалось, сочился из их пор. Смешанный с запахом водки в их дыхании. И практически удушающий запах их тел.


Можно было практически учуять их, когда они спускались в зал, если не спишь.


Я, должно быть, крепко уснула, раз на меня напали так неожиданно, вырывая меня из тумана сна, словно вихрь.


– Она, и в самом деле, красотка, – говорит Дик, его пальцы двигаются по моему лицу, спускаясь вниз и поглаживая мою шею. – Такие спелые, – говорит он, его рука двигается по моей груди, совершенно не защищённой лифчиком от «рыщущих» пальцев. – Надо, чтобы её трахнули, как следует, как ты думаешь, Март?


– Чертовски верно. С двух сторон одновременно, я бы даже сказал.


– Да, – отвечает он, его рука скользит по моему животу. – Им всегда это нравится, правда? Я закусываю губу, чтобы сдержать свой крик. Или мольбу. Они не должны трогать меня. Ви ясно дал им это понять.


– Ей будет больно, если я скажу, что ей должно быть больно. Когда я скажу сделать ей больно. Другими словами, свои руки и члены уберите подальше. – Это были его слова.


Но я знаю, что для них они ничего не значили. Не тогда, когда они пришли среди ночи, в полупьяном состоянии, с глазами, затуманенными похотью. Я знала, что они могли выкрутиться потом.


– Долбанная дохлая рыба, – выругался Дик, хватая мою грудь с такой силой, что слёзы навернулись на глаза. Я смотрю в сторону. Потому что я не знаю почти ничего о таких людях, как они. Но, я знаю, что их заводит хоть какая-то реакция. Власть, которая у них есть над такими девушками, как я. Страх. Если не показывать им этого, они могут просто уйти. У них просто не будет возможности заполучить это. Или они будут настолько раздражены, что оставят меня в покое и пойдут искать кого-нибудь ещё.


Боже. Как я ненавижу себя за такие мысли. За то, что я надеюсь, что они пойдут к кому-нибудь другому. Осознавая, что для девушки нет никаких правил. Знать, что всем насрать, если она будет кричать или умрёт. Но я так сильно хотела, чтобы это было не со мной, что надеялась, что они двинутся дальше.


И когда, они, в конце концов, так и сделали, я повернулась боком на живот, зарывшись лицом в подушку, и закричала. Никогда не плакать. Никогда не позволять следам слабости отражаться утром у меня на лице. Так вместо этого, я кричала. До тех пор, пока моё горло не начинало саднить. До тех пор, пока звук не перестанет вырываться наружу. До тех пор, пока я вновь не потеряю сознание.


***


Я вскакиваю на диване, моё сердце колотится так сильно.


– Это просто сон, – голос Рейна настигает меня, спокойный, обнадёживающий. Такой близкий. Я откидываю голову, мои глаза наполнены яростью, я нахожу Рейна, сидящим за кофейным столиком, он выглядит так, как будто находится здесь уже какое-то время. – Дыши. Это был просто сон.


– Нет, – говорю я, отбрасывая волосы со своего лица, – это был не сон.


В глазах Рейна вспыхивает осознание, и он кивает мне.


– Я не знал, должен я тебя разбудить или нет, – говорит он, голос звучит напряжённо. – Ты всё кричала и кричала, но я не знал, будет ли ещё хуже, если ты проснёшься, а кто-то будет держать тебя.


Я опускаю ноги на пол, просовывая свои трясущиеся руки между коленями, и пожимаю плечами.


– У меня раньше не было кошмарных снов.


– Хочешь поговорить об этом? Нельзя держать в себе всё это дерьмо. Я знаю, что всё ещё довольно свежо и подавляет, но ты не можешь позволить этому и дальше заражать тебя. Оно сожрёт тебя.


Я даже не знаю почему. Но я обнаруживаю, что мой рот открывается. Я чувствую, что мне надо поделиться. Разделить с кем-то это тяжкое бремя. Чувство вины. Оно такой тяжестью лежит на моих плечах, что я чувствую, что не могу поднять их.


Я свободна.


А остальные были всё ещё там.


Так же молились каждую ночь, молились, чтобы это был кто-то другой.


А не они.


– Они обычно приходили ночью, – начинаю я, глядя вниз на свои ноги. – Я была привязана к кровати, – говорю я, поднимая свои запястья, если ему нужны доказательства. Но я знаю, что они ему, на самом деле, не нужны. Может, они нужны мне. – Пугали до смерти, пока я спала. А потом... трогали меня. И...


– И, – подталкивает он меня.


– А я просто лежала там, молясь, чтобы они пошли к кому-то другому. Чтобы они оставили меня одну. Потеряли ко мне интерес и пошли, чтобы найти другую девушку. И, когда, они делали это, я так ужасно себя чувствовала. Такой виноватой. Я была сама себе противна, что кричала в подушку до тех пор, пока уже просто больше не могла кричать. Потому что было просто ужасно так думать. Я не должна была...


– Эй, – говорит он, его большая рука тяжело опускается на моё колено. – Глаза, – говорит он, и я поднимаю свой взгляд. – Ты была напугана. Они хотели причинить тебе боль. Ты хотела остановить всё это. Ты не делала ничего плохого. Поняла?


Каким-то образом, слушать, как кто-то другой говорит об этом, заставляет чувствовать себя так, будто ты делала всё не настолько неправильно. Хотя, я и была уверена, что не наступит такого времени в моей жизни, чтобы я не чувствовала этой вины, и она не ощущалась настолько всепоглощающей, когда ты разделишь её с кем-то.


– Ладно.


– Ладно, – говорит он, его рука падает, когда он поднимается. – Еда готова. Ты всё ещё хочешь есть?


Нет. Не хочу.


Но затем мой желудок скрутило, в животе заурчало, и я знаю, что сейчас буду есть. Я не сделаю себе ничего хорошего, если буду наказывать себя из-за того, что я свободна. Тогда, когда они всё ещё были взаперти.


Так что, я сейчас поем.


Посмотрю старый фильм.


А потом засну.



Глава 6


Рейн



Я никогда раньше не слышал, чтобы женщина так кричала. Мужчины – да. Мужчины, которым я должен был преподать урок. Мужчины, которые не должны были больше ходить по этой земле. Вопль чистейшего нескрываемого страха и боли.


Я слышал эти крики в своей голове, прежде чем засыпал ночью. Мои собственные демоны, которых я, похоже, никогда особо не тревожил. И я надеялся, что это не понадобится. Потому что, если когда-нибудь настанет день, где я был бы согласен с тем, что делаю, тогда я стал бы монстром.


Так что, я знал эти крики.


И было гораздо хуже слышать их от женщины. От кого-то, кто пострадал от рук отморозков. От кого-то, кто не мог защитить себя.


Я отставил еду в сторонку, двигаясь по направлению к дивану, прямо к ней, её волосы наполовину скрывали её лицо, её глаза закрыты, её тело тугое, как натянутый лук в тот момент, когда она... кричала.


Я никогда не спал рядом с кем-то до того, поэтому я ни хрена не знал о том, как будить людей от кошмарных снов. Поэтому, я просто сидел там и слушал, ожидая, пока она проснётся, так я мог напомнить ей, что с ней всё в порядке. Она была далека от всего того.


И потом она мне сказала, что чувствует себя виноватой.


Девушка, которая выдержала, хрен знает, сколько месяцев ада, чувствовала свою вину от того, что были такие ночи, когда она больше не хотела выносить страдания.


Чёрт побери.


Я хотел найти тех подонков, неважно, кем они были, чтобы они испытали на себе мою систему правосудия.


Но мне надо контролировать себя. В первую очередь, я должен думать о людях. Братство важнее всего. Важнее всяких сучек. В особенности важнее сучек, которых я даже не знал.


Потом я накормил её.


Затем она уснула.


И мне надо сделать очень многое за короткое время, оставшееся до восхода солнца, которое уже начало пробиваться через окно. Я вылез из кровати, прошёл на кухню, чтобы поставить кофе и позвонить своему брату.


– Кэш, – отвечает он, звучит так, как будто он не спал так же, как и я. Ни один из нас никогда много не спал. Мы могли не сомкнуть глаз всю ночь и быть бодрыми рано утром.


– Есть проблема.


Шум, который был вокруг него, прекратился, а его обычно непринуждённый голос стал серьёзным.


– Что за проблема?


– Огромная проблема вселенского масштаба, – признаюсь я, проводя рукой по лицу.


– Я не смогу помочь, если ты не расскажешь мне.


– У меня одна из девочек Ви.


Наступило долгое молчание.


– Какого хера?


– Я ехал из бара домой и услышал грохот аварии. Потом какая-то сучка выскочила из машины и побежала. Я подумал, что она полуживая. И я, блядь, забрал её домой.


– На базу?


– К себе домой.


– Что за херня?


Я фыркнул. Кэш был единственным человеком, кроме меня самого, кто был в моём доме. Привести какую-то случайную, пострадавшую в аварии женщину было не просто неожиданно, а совершенно для меня несвойственно.


– Я понятия не имею. Было поздно. Ураган был просто ужасным. Я не думал. У неё клеймо Ви на заднице.


– Ты трахнул её?


– Нет, я не трахал её, – говорю я, закатывая глаза. – Я просто заметил. Она была у Ви три месяца. Из-за урагана его люди проявили беспечность. Она сбежала.


– Дерьмо.


– Мужик, у неё кошмары.


– Что?


– Кошмары, – говорю я, качая головой. – Ну, типа... такие, что она кричит.


– Блядь.


– Да.


– Что ты собираешься делать?


– Я сказал ей, что она должна остаться до тех пор, пока всё не уляжется, и я помогу ей.


– Серьёзно? Ты скрываешь у себя одну из девчонок Ви?


– А что, мать твою, ещё я должен делать? Вернуть её обратно? Он грёбанный монстр, Кэш.


Кэш издаёт низкий свист.


– Чего ты хочешь?


– От тебя только одно – держи свой рот на замке. Это никак не касается клуба.


– Ты знаешь, что это не...


– Это не должно затронуть клуб.


– Хорошо, – соглашается он, но я знаю, что он хочет сказать намного больше.


– Мне нужны кое-какие штучки, – решаю я, пожимая плечами.


– Штучки?


– Да, для цыпочек. Она выглядит мило в моей одежде и всё такое, но всё спадает с её задницы.


– Одежда, что ли?


– Да. Маленького размера. Она крошечная. И я не знаю... шампунь и мыло, и, твою мать. Какую-то ещё херню, которую они там любят. Ты знаешь, лучше меня. – Это не было секретом, что мой брат был самой большой шлюхой в округе. Он любитель женщин. И он им тоже чертовски нравится.


– Что-нибудь ещё? – спрашивает он, и я слышу смех в его голосе.


– Еды. Я не знаю, что она любит, но я знаю, что они морили её голодом.


– Блядь.


– Да, – согласился я.


– Буду через час.


– Понял, – говорю я, вешаю трубку и возвращаюсь в спальню, чтобы захватить одежду.


Она всё ещё лежала в кровати, свернувшаяся на боку, колени прижаты к животу, запястья прикрывают глаза. Запястья, на которых были едва зажившие следы от связывания. Часть из них. Она была связана большую часть времени, что провела там.


Всё о чём я могу думать, стоя под душем, это её крики.


Через час раздался громкий стук в дверь. Как будто он пинал дверь, вместо того, чтобы просто постучать, от чего дверной косяк содрогался.


Я подошёл, чтобы открыть её.


И это был Кэш.


У нас были похожие черты лица, и на этом, пожалуй, и всё. От нашей матери ему достались тёмно-русые волосы, которые были длинные с одной стороны и сбриты с другой. Его глаза имели более глубокий зелёный оттенок, и у него была чёртова походка «крутого парня». Всегда была. Он типичный дамский угодник. Что-то такое витало вокруг него, чего никогда не было у меня. Невозмутимость, спокойствие, практически всегда весёлый, от чего женщины ломились к нему толпами. Это не значило, что он не мог управиться со всем этим. Он способный, просто охренеть до какой степени, когда ему это нужно. Но всё остальное время, он был парнем, с которым мужики хотели пить пиво, а женщины – кататься по простыням.


– Собираешься пустить меня? У меня полные руки всякой фигни.


И это, на самом деле, так. Дюжина пакетов была у него и на руках, и свисала с них. Был сильный запах яиц, и я заметил коричневый пакет в его руке. В другой руке был поднос с кофе. Так, два кофе. И ещё там была ужасная штука типа холодного кофе с взбитыми сливками на самом верху.


Кэш прошёл мимо меня, двигаясь в направлении кухни, и остановился, глядя в коридор.


– Хэй, дорогуша, – говорит он, одаривая её одной из своих улыбок.


– Вас двое, – робко произносит она, глядя на Кэша так, как будто он мог наброситься на неё в любую минуту.


– Это мой брат Кэш. Он принёс кое-что для тебя.


– Итак, начнём..., – говорит Кэш, опуская поднос и не совсем аккуратно скидывая все пакеты на пол. Он хватает огромный прохладительный напиток и, улыбаясь, протягивает его ей. – ...Вот с этого. Тройной мокко фраппе с эспрессо и взбитыми сливками.


И вот в эту же секунду её лицо просияло.


На хрен. Засияло. Мать твою.


Её грустные глаза оживились, а улыбка растянулась через всё лицо. И на какое-то мгновение она не выглядела, как приведение.


– Я так понимаю, ты одобряешь мой выбор? – спрашивает Кэш, глядя на неё, пока она забирает напиток у него из рук.


– Идеально. Спасибо. – Она одаривает его улыбкой и делает большой глоток через трубочку, прикрывая свои глаза.


Твою мать. А я давал ей чёрный кофе.


– Хорошо, – говорит Кэш, кивая, возвращается к стойке и открывает коричневый пакет. – Также я всем нам принёс сосиски, яйца и сырные рогалики с картофельными оладьями, – говорит он, вытаскивая завёрнутые в фольгу рогалики, затем огромную коробку в масляных пятнах. – Тарелки, брат, – говорит он, глядя на меня, смотрящего на Саммер, которая пьёт свой напиток, и поднимает свою бровь.


– Верно, – говорю я, собираясь захватить тарелки.


– Ты голодна? – спрашивает её Кэш.


– Я могла бы поесть.


Она голодала несколько месяцев. Естественно, она может поесть.


– Может, сначала хочешь надеть нормальную одежду? – спрашивает он, протягивая руку к пакетам.


– Ты принёс мне одежду? – спрашивает она, её глаза широко раскрываются.


Он наклоняет голову, глядя на неё.


– В соответствии с заказом.


– Заказом? – спрашивает она, сводя брови вместе.


– Рейн сказал, что тебе нужно всякое девчачье дерьмо. Одежда. Мыло. Всё.


Её взгляд перемещается на меня, и её глаза блестят. Блестят. Она собирается заплакать. Из-за одежды, мыла и остального дерьма. Потому что она жила в таком аду, что даже маленький жест делает её такой эмоциональной.


– К сожалению, у меня не было размера лифчика, – продолжает Кэш, легко обходя её с глазами полными слёз. – И это... – он смотрит на неё. – ...34 В, – делает он заключение, и она краснеет. Она покраснела. Потому что он прав. – Итак, ты не сможешь похвастаться бельишком, зато я в достаточном количестве прикупил всего остального, – говорит он ей, протягивая ей пакеты, которые были не из продуктового магазина. Пять из них.


– Спасибо, – говорит она, перемещая взгляд между нами двумя. – Вам обоим. Вы такие внимательные. Я клянусь, я всё возмещу, когда я вернусь к...


– Это одежда, а не спортивный автомобиль, – говорю я, качая головой. – И ты не будешь мне платить за всю эту херню.


– И под этим он имел в виду «всегда пожалуйста, и не беспокойся из-за этого»,– говорит Кэш, улыбаясь. – Иди, переоденься, чтобы мы могли поесть.


И после этого она ушла.


– И где, чёрт возьми, ты достал всё это дерьмо? – спрашиваю я, подняв брови.


– Пошёл в магазин, нашёл милую штучку, которая там работает. С крутыми буферами. Просто огромными. Которая хотела трахнуться на байке прямо там. Так или иначе, – говорит он, качая головой, – я сказал ей, что приехала моя сестра, а её багаж потерялся, и что теперь ей нужна вся эта девичья херня на каждый день. И вот что она смогла придумать. – Кэш делает паузу и в ответ на моё молчание поднимает бровь, ухмылка касается его рта. – Серьёзно? Ты забыл сказать, что она самая милая на хрен штучка, которую ты когда-нибудь встречал у себя на пути?


– Она пострадала. Прости, если я не заметил, насколько она хороша.


– Ох, иди нахер, – смеётся он, закатывая глаза. – Ты определённо заметил. Могу поспорить, что ты уже обдумал десять различных способов того, как ты её трахнешь.


– Держи свои руки подальше, Кэш, – говорю я. В моём голосе звучит предупреждение. Этим я добился только того, что его ухмылка стала ещё шире.


– Потому что она твоя.


– Она не моя, – ворчу я, раскладывая еду. – Никто не дотронется до неё. Кто знает, какую херню они сотворили с ней. Она не хочет, чтобы хоть кто-то прикасался к ней.


– Признайся, что ты хочешь её, и я закрою эту тему.


Если я не соглашусь, то он, в буквальном смысле, не отстанет. Он – упрямый ублюдок. А у меня никогда не было достаточно терпения.


– Ладно. Я хочу. Но этому не бывать.


– Конечно, не бывать,– он улыбается.


– Это невозможно, – говорю я твёрдо. – Мы должны говорить о другом. Например, о том, что мы будет со всем этим делать.


Кэш пожимает плечами.


– Мы могли бы позвонить Кею.


– Кею?


– Да, из города. Он скрывает людей. В основном женщин, которые попадают в плохие ситуации. Он хорош в этом. Он занимается этим много лет. Ей надо исчезнуть. Он сделает так, что она исчезнет.


Глава 7


Саммер



Меня разбудили мужские голоса. Среди голосов слышались знакомые, но это нисколько не успокаивало. Я вскочила с кровати, удивлённая тем, что мои запястья не привязаны, пока не вспомнила, где я нахожусь.


Свободная.


Я свободна.


Я в доме Рейна. И, в данный момент, я в безопасности.


По-прежнему доносились мужские голоса. Два голоса. Тогда, как предполагалось, что должен быть только один. Поэтому, я сползаю с кровати, подтягивая штаны, и, прислушиваясь, крадусь по коридору.


Я едва успела добраться до угла, как увидела источник другого голоса, который не был грубоватым ворчанием, так похожим на Рейна. Он был мягче. Как виски или вино.


Мужчина был высоким и худощавым, но мускулистым, одет в чёрные джинсы, белую футболку и чёрную жилетку, как и Рейн. Но этот парень был блондином. Точнее, половина его головы, которая не была побрита, была покрыта длинными и светлыми волосами. Его глаза были тёмно-зелёными. Но его лицо, его лицо было в точности как у его брата. Они точно были братьями.


– Хэй, дорогуша.


Это всё, что мне было надо знать, чтобы быть уверенной в своей безопасности. Он не был похож на одного из парней Ви. Он даже не был таким устрашающим, как его брат. Он был приятным и дружелюбным. Я могу доверять ему.


А потом он дал мне слегка жирноватый тройной мокко с взбитыми сливками. И мне показалось, что я немного влюблена в этого парня.


Не то, чтобы на самом деле, я знаю разницу... но это наполнило смыслом мой день. Или месяц. Или год.


А потом он сказал мне, что они договорились купить одежду для меня и всякие женские штучки. И слёзы, которые я сдерживала на протяжении трёх месяцев, собирались хлынуть рекой из моих глаз, обжигая их. Я не могла плакать. Из-за одежды. Перед двумя почти незнакомыми, но очень добрыми людьми. Я не могла так поступить. Поэтому, я сделала глубокий вдох, схватила сумки и помчалась в ванную.


И слёзы потекли. Крупные и горячие, но не печальные. Я потянулась к сумкам, вытаскивая оттуда вещи и раскладывая их на столешнице вокруг раковины. Три пары штанов для йоги: чёрные, серые и тёмно-зелёные. Три футболки: чёрная, серая, белая. Одна розовая толстовка. Одна белая толстовка. Носки. Пять слишком цветастых, но простых трусиков.


Далее следовала сумочка с всякими принадлежностями, которая говорила об очень глубоких, интимных знаниях женской сущности. Лавандовое мыло и соответствующий лосьон. Качественный шампунь и кондиционер. Несмываемый кондиционер. Резинки для волос. Прямоугольная щётка для волос с массивной ручкой. Крем для бритья и бритвы. Пинцет. Молочко для лица и специальный увлажняющий крем. Тюбик с бальзамом для губ. Зубная паста, щётка и зубная нить. И, ха-ха, коробка тампонов.


***


Шесть недель. Я пробыла там сорок два дня. Мои короткие окровавленные ногти только прочертили линию на стене, когда они ворвались внутрь.


– Сегодня навестим Ви.


«Навестим Ви» означало, что сегодня мне будет больно. Ну, во всяком случае, обычно это было так. Другие парни занимались тем, что били и пинали, резали и клеймили. Ви просто отдавал команду. Ещё он отзывал их, когда думал, что с меня уже достаточно.


Мои запястья были отвязаны от спинки кровати, но не освобождены от верёвки. Нет. Дек схватил эти верёвки и потащил меня вперёд, для того, чтобы убедиться, что, когда дёргаешь за них, они врезаются в мою кожу. Дек был ублюдком и садистом, но Мартин был единственным, кто заставлял меня беспокоиться.


Его глаза. Чёрные, как ночь глаза. Бездушные. Лишенные чего-либо человеческого.


У монстра по имени Дек были голубые глаза. Яркие. Но за их спинами стоял человек. Что-то подсказывало мне, что предстоят тяжелые дни.


Меня не покидало чувство, что впереди меня ожидают очень плохие дни.


В подвале пахло мочой. Всегда. Хотя та половина, в которую меня привели, была свободна. Может, этот запах исходил с другой стороны. Может, они делали что-то для того, чтобы люди не могли контролировать свой мочевой пузырь. Окна пропускали немного света, и на них были решётки. Стены были из шлакоблоков. Пол был цементным. Холодным. Там всегда было так холодно.


Меня подвели к металлическому стулу и опустили на него. Никто ни к чему не привязал мои руки. Для этого не было повода. Потому что бежать было некуда.


Мартин и Дек отошли на несколько шагов, прислонившись к стене. В ожидании. Смотрели на меня выжидающим взглядом. У Мартина подёргивалась мышца на челюсти. А Дек от нетерпения постукивал ногой. Парень нервничал. Волновался.


Они жили ради тех дней, когда могли прикоснуться ко мне.


Дверь в подвал открылась, и кто-то спустился вниз по лестнице. Пересёк пол позади меня.


– Мисс Лионе, – сказал его невозмутимый мягкий голос, обходя вокруг меня. – Как у вас сегодня дела?


Я научилась не отвечать на его вопросы.


Ви был моложе, чем можно было ожидать от кого-то такого, как он, принадлежащего к преступному миру. Ему чуть больше тридцати, у него густые каштановые волосы, смуглая кожа и карие глаза. Он был хорош собой. Он мог быть обаятельным. И он всегда был одет в костюм. Даже, если всё, что ему нужно было делать – это только смотреть на то, как надо мной издевались.


– У меня газета, которую ты просила,– говорит он, вытаскивая газету из-под руки, и протягивает её мне.


Я никогда не просила никакой газеты. На ней была указана дата. Для видео, что он собирался заснять. На мой собственный мобильный телефон. Видео о том, где меня пытают. Чтобы показать моему отцу. Как попытка шантажировать его, чтобы он выполнил их требования. Семь попыток, и они так ничего и не добились. Я могла сказать, что они начинают терять терпение. С ним. А, следовательно, и со мной.


Я взяла газету, и, как и предполагалось, прижала её к своей груди.


– У тебя грязные волосы, – сообщил он мне, как будто я и так об этом не знала. Как будто это было не по его вине.


– Не в настроении говорить? – спросил он, вытаскивая мой мобильный телефон.


Всё вот-вот начнётся.


– Кто сегодня? – обратился он ко всей комнате. – Мартин? Думаю, сегодня твоя очередь. Его тёмные глаза блуждали по мне, губы растянулись в улыбке.


– Думаю, что ты прав, Ви.


– Саммер, дорогая. Почему бы тебе не поздороваться с папой? – спросил Ви, подняв телефон.


– Иди на хер, Ви, – выплюнула я.


Я никогда не была «одной из этих» девушек. Тех, сквернословящих девчонок. Взбалмошных, упёртых девчонок. Я вела себя так, как он от меня ожидал. Я ходила в частные школы. Получала хорошие оценки. Зависала с подружками из семей, подобных моей (я имею ввиду, из богатых семей). Я не ходила на свидания до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать, и даже тогда очень избирательно. Я разговаривала со своим отцом и его деловыми партнёрами с большим уважением.


Когда мне исполнился двадцать один год, меня переселили в пустующий пентхаус моего отца в городе, так я смогла обрести больше свободы. Я пошла работать на одно из его многочисленных предприятий, выполняя ту работу, которую мне поручали, потому что было очень важно, чтобы я поняла ценность тяжёлого труда, прежде чем мне найдут подходящего мужчину, и я войду в роль домохозяйки.


Я никогда так часто не использовала слово «дерьмо» за свои двадцать четыре года.


Пока меня не похитили.


Пока меня не лишили всего, кроме слов и моей воли.


Поэтому я использовала их.


Даже, если это и означало, что меня будут бить ещё больше.


– Ох, теперь это совсем не мило, правда, Март? – спросил он, и Мартин, поняв намёк, ударил кулаком по левой стороне моего лица.


– Это можно остановить, – сказал он несколько минут спустя, глядя на то, как я вытираю рукой кровь со своего лица, – если ты только скажешь своему отцу, чтобы он пошёл на сделку.


– Гореть тебе в аду, Ви. Мой отец никогда не согласится на сделку.


В тот же момент меня бросили на пол. И начались удары ногами и кулаками, и угрозы похуже. Намного хуже. Хуже тех, что они учиняли, когда они пробирались ко мне по ночам. И я знала, что это произойдёт. В конце концов. Об этом не было и речи. Настанет день, когда меня приволокут в подвал. И изнасилуют. Дек. И Мартин. И, возможно, Ви.


Такова моя участь.


Но я всё ещё не хотела, чтобы победу одержал Ви.


Я не хотела, чтобы мой отец сдался.


– Что за херня! – неожиданно прокричал Мартин, отскочил от меня подальше.


– Что такое? – спросил Ви, убирая телефон.


– У неё кровь, – сказал Мартин, его лицо скривилось от отвращения.


– Ты хорошенько избил её, – согласился Дек, его глаза сузились, как будто он пытался что-то понять.


– Дерьмо, нет, её долбанная пи…а кровоточит.


И, тогда, Ви рассердился. Очень сильно рассердился. Это была не та холодная, отстранённая злость, как обычно. Он налетел на Дека, крепко схватил его рукой за горло и толкнул к стене так сильно, что я услышала хруст. – Ты трахнул её? Ты трахнул её, ты, тупой кусок дерьма?


Я отвернулась от них, и, уйдя в себя, смотрела в пол. И я истекала кровью. Шесть недель. У меня была задержка. Страх и ужас, должно быть, отсрочили их. Но вот они. У меня были месячные. И я был... унижена.


Они делали со мной разные вещи. Ужасные. Болезненные. Они не кормили меня. Они заставляли сдерживать свой мочевой пузырь до отказа. И, хотя всё это было болезненно и вызывало отвращение, но то, что у тебя отобрали чувство собственного достоинства иметь свой цикл, от всего этого у меня в животе поднимался жар и тошнотворные ощущения.


Как женщин, нас учили определённым вещам. Тому, как скрыть свои особые дни, тому, как оставаться чистой. Они лишили меня этого. И Мартин вёл себя так, как будто я была отвратительна.


И я чувствовала себя отвратительно.


И за это, я ненавидела их ещё больше.


– Чёрт побери, я не касался её и пальцем! – крикнул Дек, после того, как кулак Ви, после точного удара, обрушился прямо на его челюсть. – У неё, наверное, грёбанные месячные.


Ви отпустил Дека, посмотрев на меня, его брови сошлись вместе.


– Правильно, – сказал он, коротко кивая. – Я поручу одной из девушек, принести ей... тампоны, или что там ещё, – сказал он, отходя в сторону. – Верните её наверх.


– Я не пойду рядом с ней, – сказал Мартин, съёжившись, когда я поднялась.


Ви, к его чести (которой у него было очень мало), закатил глаза в сторону Мартина. – У тебя никогда раньше не было женщины? У них бывает кровь. Перестань вести себя, как последняя сучка.


– Я отведу её, – сказал Дек, схватив меня за верёвку и потянув вверх по лестнице.


Мартин пришёл следом за нами несколько минут спустя с какой-то женщиной, которую я не знала, но она не была связана и не смотрела мне в глаза. Она принесла коробку с тампонами, которые забрал и пихнул мне Дек.


– Просто оставь её там, – предложил Мартин и кивнул в сторону ванной. – Привяжи её к унитазу или к чему-то ещё. И мы выпустим её, когда она опять будет чистой.


И в результате, я была привязана к унитазу на пять дней. Мои запястья были так привязаны, что у меня была возможность подойти к раковине, в которой я могла помыться. Я вычистила свою одежду. Я пыталась не позволить всей этой унизительной ситуации сломить меня.


Но она добралась до меня.


***


Я смотрела на тампоны, издав немного странный хныкающий звук, и положила их обратно в сумку, убирая её в нижнюю часть бельевого шкафа. Ко мне возвращалось моё достоинство.


Они подарили мне это.


Я покачала головой, пытаясь побороть своё желание принять душ и воспользоваться своим новым гелем для душа и шампунем, и пощипать свои брови. Они ждали меня, чтобы поесть. Я запрыгнула в пару чёрных трусиков с вишнями, натянула чёрные штаны для йоги, чёрную футболку, надела носки и взяла с собой розовую толстовку на тот случай, если мне будет холодно.


Я услышала их голоса, как только вошла в холл.


– Мы можем позвонить Кею, – предложил голос Кэша.


– Кею? – спросил Рейн.


– Да, из города. Он скрывает людей. В основном женщин, которые попадают в плохие ситуации. Он хорош в этом. Он занимается этим много лет. Ей надо исчезнуть. Он сделает так, что она исчезнет.


Мне? Исчезнуть? Зачем?


– Мне исчезнуть? – спросила я неожиданно для себя самой. И для них, потому как они оба виновато подскочили и повернулись ко мне лицом.


– Мы обсуждаем все возможные для тебя варианты, – говорит Рейн, пожимая плечами.


– Как сделать так, чтобы я исчезла?


– Это просто один из вариантов, дорогая, – говорит Кэш, одаривая меня улыбкой. – Почему бы тебе не подойти и не поесть, а потом мы обсудим это? – предложил он, неся тарелки к обеденному столу.


Я схватила своё фраппе и последовала за ним, запах еды заставил мой желудок подать голос, хотя я и ела пару часов назад. Пришло время наверстать упущенное, и мой желудок знал это.


Мы сидели вместе, разворачивая свою еду, пробуя её, а потом тишина доконала меня, и я нарушила её.


– Вы думаете, что это единственный возможный для меня вариант? Исчезнуть?


– Он самый безопасный, – поправил Рейн. – Кей прячет девушек уже долгое время. И, за исключением одного случая, ни одна из них никогда не была найдена.


– Одного случая? – спрашиваю я, желая знать все подробности, если я собиралась согласиться на это. А я могла пойти на это. Чтобы оградить своего отца от опасности. Чтобы не позволить использовать меня как козырь в очередной раз.


Кэш подтолкнул ко мне второй по счёту оладушек из картофеля. – Да. Был один крупный наркодилер Эйч, ему нравилось бить и насиловать свою подружку. Она убежала и нашла Кея. Кей спрятал её. Но парень был просто неугомонным. И её поиски продолжались.


– Она...


– Мертва? – спросил Кэш прямо, удивив этим меня. – Нет. Она подцепила какого-то частного детектива в городе...


– Родоса, – проинформировал Рейн, с уважением в голосе.


– Да, Родос. Так или иначе... она, э-э, заказала мафии своего бывшего. И вуаля. Все её проблемы решены.


– И, вы думаете, что это был наилучший выбор, хотя он и продолжал её поиски? Я не знаю, знаете ли вы Ви, но он тоже очень неугомонный.


– Я знаю Ви, – сказал Кэш и Рейн одарил его взглядом. Таким «что за херня» взглядом. По всей видимости, Кэш скрывал это от своего старшего брата.


– Какого хрена? – спрашивает Рейн.


– Это ерунда. Я был на очередной вылазке. И я столкнулся с ним. Он ясно дал понять, кто он такой. Это всё.


– Чертовски хорошо, если это именно так.


Кэш закатил глаза, так по-братски глядя на меня. Как будто мы оба согласны с тем, что Рейн вёл себя так беспричинно несправедливо. – У меня не было размера обуви, – сказал Кэш.


– Прости?


– Размер обуви, детка. Для твоих ножек.


– Ох, эм-м... Шестой, – сообщила я.


– Хорошо. Когда, заскочу в следующий раз, я принесу обувь. Я забыл о чём-нибудь ещё? Я чувствую, что немного улыбаюсь.


– Нет. Ты очень хорошо подготовился.


– Я знаю женщин очень хорошо.


– Я поняла.


Рейн свернул свою фольгу, чем привлёк моё внимание. – Спасибо, что позволил мне остаться, – произнесла я глупо, чувствуя, что должна быть ему благодарна намного больше, чем то, что я могу выразить ему словами.


– Тут нет ничего такого, – сказал он, поднимаясь. – Ты побудешь с ней? Мне надо отлучиться примерно на час.


– Конечно, – отвечает Кэш, махая рукой.


И после этого Рейн ушёл.


– Не дай ему одурачить тебя, – сказал Кэш, как только дверь закрылась.


– Одурачить в чём?


– Это очень важное событие. Не то, что он помогает тебе. А то, что ты находишься здесь. Ни одна женщина не была здесь до тебя.


– О, – сказала я, ковыряя свой оладушек. – В смысле... это только на пару дней. Я уверена, это ничего не значит. Он просто пытается помочь мне...


– Но в этом-то всё и дело,– говорит Кэш, откидываясь на спинку своего стула. – Рейн не делает просто так такое милое дерьмо, вроде этого. Разве, он похож на такого парня?


– Нет, – соглашаюсь я.


– Потому что он не такой. У него куча другого дерьма. Если бы он помогал каждой девице в беде, то у него бы не было времени на отдых. Не пойми меня неправильно, он – хороший парень. Под всей этой колючей проволокой бьётся огромное сердце. Но обычно, это всё для его братьев, для клуба. Вот. Так что, зная своего брата, могу сказать, что это значит очень многое.


– Это... плохо? – спросила я, дожёвывая свою еду, ощущения в моём животе говорили о том, что он полный доверху. Ощущение было настолько необычным, что я наслаждалась им.


– Нет, куколка, – сказал он, поднимаясь, и покачал головой. – Думаю, что ты пойдёшь ему на пользу. Я собираюсь пойти покурить, – сказал он, двигаясь в сторону задней двери. – Я буду там, где ты сможешь видеть меня, ладно?


– Хорошо, – сказала я, кивнув в ответ.


Я беру тарелки и несу их к раковине, где всё так же свалена вся посуда, в которой готовили, и из которой мы ели до этого. И я принялась за работу.


Если то, что он позволил мне остаться, было большим делом для него, то меньшее что я могу сделать, это принести хоть какую-то пользу.


Когда Кэш сказал, что идёт покурить, он имел ввиду – выкурить около половины пачки. Когда я закончила с посудой, расставив её в сушилке на столешнице, он всё ещё был там – снаружи, поглядывал на забор, стоя в облаке дыма. Я пошла к спальне и застелила постель. Потом пошла в ванную, расставив все принадлежности так, чтобы они не были разбросаны повсюду.


К тому времени, как я вернулась в гостиную, я услышала шум байка Рейна. Кэш услышал его тоже, та как повернулся, и, глядя сквозь дверь, одарил меня улыбкой.


Входная дверь распахнулась, и Рейн вошёл внутрь, его волосы были взъерошены от ветра, его глаза сощурились, привыкая к свету внутри помещения.


– Скажи мне, что это Кэш прибрался, – сказал он странным голосом. Однако я не знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что это значит.


– Я сама прибралась, – доложила я, пожимая плечами.


– Детка, ты не работаешь на меня, – сказал он, пронзая меня взглядом своих ореховых глаз.


Мои брови сошлись вместе.


– Было бы нормально, если бы Кэш убрался?


– Он работает на меня.


О.


Хорошее объяснение.


– Я просто... хотела сделать что-то хорошее. Ты столько для меня сделал. Я просто думала...


– Детка, – сказал он, прерывая меня, его тон был мягче, чем обычно. – Ты ничего мне не должна. Если ты хочешь сделать уборку, если тебе скучно... тогда занимайся этим. Не делай это для меня, потому что ты думаешь, что должна вернуть мне долг. Хорошо?


– Хорошо, – согласилась я.


– Все парни в сборе? – спросил Кэш, заходя внутрь, дым плотно окутывал его кожу. – Я получил твоё сообщение, – сказал он, кивая Рейну. – Я позабочусь об этом. – Он замолчал. – Парни могут что-то заподозрить, если не увидят тебя завтра в церкви, братан.


Взгляд Рейна на секунду покинул меня.


– Я знаю. Я разберусь с этим, – ответил он, а Кэш просто пожал плечами.


Кэш, подмигивая, прошагал мимо меня.


– Скоро увидимся, Вишенка. Я притащу обувь.


– Спасибо, – сказала я, веря его словам.


Он похлопал своего брата по плечу, а потом ушёл. Грохот от мотоцикла удалялся всё дальше, и мы с Рейном остались одни.


– Автомобиль пропал, – сказал он мне, заходя на кухню, чтобы приготовить кофе, хотя до этого влил в себя огромную порцию кофе, которую ранее принёс Кэш. – Дерево всё на том же месте, а вот машина исчезла.


– Разве это странно?


– Муниципальные власти занялись бы деревом тоже.


– Но, должно быть, на улице всюду беспорядок, возможно, они просто загружены.


– Нет, детка. Ви отбуксировал свою машину.


– Ты не можешь знать это наверняка.


– Я знаю, – поправил он меня. – Ви не захотел бы, чтобы люди обнаружили его автомобиль разбитым на дороге.


– Как далеко мы находимся от места аварии? – спросила я, пытаясь сохранить свой голос спокойным. Я была так напугана прошлой ночью, что даже понятия не имела, сколько времени мы ехали. Если это было недалеко от того места, то какими были шансы на то, что Ви не будет...


– Я прям вижу, как вращаются шестерёнки, – Рейн ворвался внутрь моей паники. – Расслабься. До того места почти полчаса езды. Между тем местом и нами полно всяких домов. Никто не придёт сюда, – сказал он, подходя поближе. – Я обещаю, что ты в безопасности здесь. Хорошо?


Я посмотрела наверх в его глаза, хочу сказать, что он был намного выше меня. И я не увидела в них ничего, кроме уверенности. Если он хоть наполовину такой ловкий, как ему это казалось, то он определённо был кем-то, кому я могу доверять. – Хорошо, – сказала я, мой голос был странно тихим. Воздух застрял у меня в груди, потому что Рейн был так близко. Он внимательно всматривался в меня, и, могу поклясться, что он мог видеть меня изнутри.


– Хорошо, – повторил он, и его рука медленно поднялась, замерев на мгновение в воздухе, и двинулась, чтобы заправить за ухо мои волосы.


Думаю, что я вздрогнула.


Хорошо. Я, на самом деле дрожала.


И он точно это заметил.


– Это хорошая дрожь или дрожь типа «эй, ты, засранец, убери от меня свои грёбанные руки»?


От удивления я подавилась от смеха.


– Я приму это за хорошую, – сказал он, одаривая меня небольшой улыбкой, от которой, я могу поклясться, затопило мои новые милые трусики с вишнями. Его рука опустилась, и он отступил на шаг, провёл ею по своим волосам. – Блядь, – пробормотал он себе под нос.


– В чём дело? – спросила я, глядя на него.


– Ничего, – сказал он, подойдя к холодильнику и взяв бутылку воды. – Я иду в подвал. Оставайся в доме.


После этих слов, он исчез.


Да. Что-то случилось. Просто он не хотел об этом говорить мне.


И у меня не было никакого права возмущаться по этому поводу.


Он что-то скрывает от меня.


Но и я тоже многое скрывала от него.



Глава 8


Рейн



Она что-то скрывала от меня.


Это было чем-то, что крутилось в моей голове с тех пор, как я проснулся утром. Её история складывалась только в каком-то абстрактном виде. Но она не была верной. Она не вписывалась идеальным образом. Ви, может быть, и был преступником, но похищение и вымогательство – это слишком мелко для него. У него был более крупный бизнес. Что-то не сходилось во всём этом.


Поэтому она лжёт. Или, по крайней мере, не говорит всей правды.


Но, почему она это делала, это было за гранью моего понимания.


Если только она не доверяет мне.


Что не кажется правильным.


Мне это не нравится.


Она доверилась Кэшу. Моментально. В ту секунду, как он поприветствовал её, она уже верила ему. Совершенно верно. Он внушает доверие. Но и я был таким же. И всё же, я до сих пор не переиграл её. Она защищает свою правду от меня. Но это только ставит её под угрозу. Она должна полностью доверять мне.


Я пошёл и заправил её чёртовы волосы ей за ухо.


О чём на хрен я думал?


Я не был чёртовым заправляю-волосы-за-уши парнем.


А потом она вздрогнула.


Задрожала.


Блядь.


Я бросился вниз по лестнице, подошёл к потрёпанной сумке, клейкая лента в нескольких местах удерживала её содержимое. Мне надо что-то побить. Чтобы выпустить немного сексуального напряжения наружу.


Я был, блядь, наполовину твёрдым с тех пор, как положил на неё глаз.


Что не приведёт меня к тому, чтобы она доверилась мне. Я должен держать свои руки подальше от неё. И это будет совсем нелегко.


Поездка не помогла мне. Обычно это помогало снять напряжение. Я провёл много времени на своём байке, в попытках прочистить свои мозги. Пытаясь разобраться во всём дерьме касаемо клуба. Иногда единственная вещь, которая помогала, это отправиться в дорогу в полном одиночестве. Ничего, кроме ветра и звуков моего байка.


Но это не помогло мне понять Саммер.


Конечно же, это не помогло, когда я вернулся и стал свидетелем того, как она дрожит, когда я дотрагиваюсь до неё. Она не отшатнулась. Нет, блядь, с ума можно от этого сойти. Нет... она отреагировала. Не так, как одна из девочек Ви сделала бы это. Так, как любая нормальная женщина сделала бы это.


Я бил сумку до тех пор, пока мои кулаки не стали влажными. Такие острые жгущие ощущения ты получаешь тогда, когда твоя кожа лопается. Я сел вниз на скамью, уставившись на стены.


Я не чувствовал себя лучше.


Мой телефон моргнул, и я потянулся к нему.


Кэш: Ты трахаешься.


Я не трахаюсь.


Кэш: Я видел, как ты смотрел на неё.


Она сексуальная.


Кэш: Более того, ты знаешь об этом.


Ничего не произойдёт. Как дела в клубе?


Кэш: Скулёж по поводу уборки. Похмелье. Прошлой ночью была вечеринка до потери сознания.


Никаких новостей насчёт Ви?


Кэш: Видел одного из его парней в трущобах, рыщущего кругом.


Держи меня в курсе.


Он уже искал. Это хорошо. Чем раньше он прочешет территорию, тем лучше. Никто не видел её. Он будет двигаться дальше.


Не то, чтобы он прекратит её поиски. Она важна. Я не знаю почему, но она имеет большое значение. И, возможно, она даже и не знала, почему имеет такую важность, но я собираюсь удостовериться в этом.


Она больше не будет скрывать всё это дерьмо от меня.



Глава 9


Саммер



Я слышу звук, стук и звон ударяющихся друг о друга цепей. Я видела предостаточно фильмов, чтобы правильно истолковать этот звук. Боксёрская груша. У него есть боксёрская груша. Я слушаю, меня настигает какой-то странный нездоровый юмор, и я борюсь с собой, чтобы не рассмеяться. Потому что он настолько извращённый, чтобы даже просто думать об этом.


У него в подвале есть боксёрская груша. Я сама была боксёрской грушей в подвале.


Что со мной не так?


Затем, всё прекратилось так же внезапно, как и началось, и я слышу как его ноги, обутые в ботинки, топают по ступеням, и дверь в подвал с грохотом закрывается.


Злой.


Даже его шаги в холле звучат зло.


Я обхожу кровать кругом, чтобы сохранить между нами дистанцию, моё сердце взлетает к моему горлу. Потому что я знаю, что он идёт. Он идёт, и он зол.


Он шагает в дверной проём, его волосы влажные от пота, его руки сжаты в кулаки, его плечи напряжены. Его взгляд падает на меня. И после этого... его гнев, кажется, улетучивается. Его плечи расслабились, кулаки разжались, его взгляд немного печальный.


– Иисус, – говорит он на выдохе. Он роняет свою голову, рукой он проводит по бровям, прежде чем его глаза вновь смотрят на меня. – Я не собирался причинить тебе вред, детка, – говорит он, его голос мягкий. – Никогда, ты поняла меня? – спрашивает он, делая шаг в комнату. Я чувствую, как отступаю назад, и вижу, как он вздрагивает. – Детка, посмотри мне в глаза, – приказывает он, и я поднимаю свой взгляд на него. – Пока я рядом, никто и никогда не причинит тебе вреда, поняла?


Именно это он и имеет в виду.


Он даже не знает меня, но хочет быть уверен, что это никогда не случится. И я верю ему.


– Хорошо.


– Хорошо, – отвечает он кивая. – Я собираюсь принять душ, а потом мы поговорим. Ты должна всё рассказать, понятно?


Дерьмо.


Он знает, что я обманываю его.


Он знает и не позволит, чтобы это сошло мне с рук.


– Да, – отвечаю я, кивая, хотя внутри себя знаю, что этого не произойдёт.


Я не могу допустить этого. Это подвергнет меня опасности. И мой отец будет в зоне риска.


– Дай мне десять минут, – говорит он, а затем выходит. Не прошло и десяти секунд, и я слышу, как заработал душ.


Я поворачиваюсь, хватаю толстовку с кровати и накидываю на себя. У меня нет обуви. Но с этим я ничего не могу поделать. Я снимаю с себя носки, запихиваю их в карман своей толстовки и крадусь по коридору, вздрагивая каждый раз, когда скрипит половица. Я добираюсь до входной двери, открываю её и выскальзываю наружу, прикрыв её настолько тихо, насколько это возможно.


Затем я бегу.


Поле кажется бесконечным. Прогулка не казалась такой уж страшной. Но опять-таки, я собиралась совершить её пешком. Здесь был, по крайней мере, целый акр. Но я вижу ворота. Моё сердце гулко колотится в груди. Отчасти от бега, а отчасти... ладно... от очень сильного чувства, что я поступаю неправильно. Это нехороший план.


Только с Рейном я буду в безопасности.


Но это настолько нелепо, что я падаю на землю рядом с воротами, в поисках кнопки.


Её здесь нет.


Но она должна быть.


Всегда есть кнопка. Я побывала во множестве домов с воротами в прошлом. Должна быть кнопка, нажав на которую, можно выйти наружу.


– Какого хера ты творишь?


Дерьмо.


Я оборачиваюсь назад, приземляюсь на задницу довольно сильно, чтобы закричать. Я вижу довольно потрёпанные ботинки Рейна рядом с моей ногой. Я следую взглядом по ним вверх, вижу тёмные джинсы, низко сидящие на его бёдрах, и... больше ничего. Он опять без рубашки. Мои глаза добираются до его лица, его рот немного приоткрыт, его брови сошлись вместе.


– Саммер... – говорит он, паралич покидает моё тело, и я, покачиваясь, поднимаюсь на ноги, протискиваясь мимо него. – Детка, – говорит он, хватает меня за руку из-за спины, – какого хрена?


Потом он разворачивает меня к себе лицом, прижимая спиной к тяжёлым металлическим воротам. Рука, которая не придерживает мою руку, поднимается, скользя по моей челюсти, и медленно поднимает моё лицо к нему.


– Почему ты убегаешь? – спрашивает он, его голос мягкий. Скажем, такой же мягкий, как у кого-то, кто прополоскал рот осколками стекла.


Чувствую, как мои губы раскрываются, чтобы дать ответ, но из них не исходит ни слова, когда я смотрю в его ореховые глаза. Наблюдаю, как что-то пробегает в них. Что-то раскалённое. Что-то, что заставляет его веки опуститься.


– Пошло всё к чёрту, – говорит он себе под нос.


И его губы оказываются на моих, дрожь проходит через всё моё тело. Нет колебаний, нет мягкости. Его губы опаляют мои, заклеймив меня так, что это пламя почти причиняет боль, но это поглощает настолько, что я даже не думаю о том, что собираюсь разгуливать остаток своих дней с клеймом Рейна. Даже, если бы такая идея пришла мне в голову, не думаю, что это бы имело хоть какое-то значение. Потому что я просто... растворилась в нём. Руки обвились вокруг его шеи, прижимая моё тело ближе к нему, я проскользнула руками в его влажные волосы. Он провёл языком по изгибу моих губ. Они раздвинулись, и он скользнул внутрь.


Я делаю вдох напротив его губ, и рука, державшая мою, сползает вниз, оборачиваясь вокруг моей спины, и он крепко прижимает к себе моё тело.


И всё это мне кажется правильным.


Что, конечно, полнейшая глупость.


Но так хорошо быть в его объятиях. Я чувствую безопасность. Чувствую себя так, как будто и должна быть там.


Вау.


Какого хрена?


Что за нелепость.


Как будто внутри Рейна шла та же внутренняя борьба, его голова изменила своё положение и поднялась наверх, я чувствую его тёплое дыхание на своей щеке.


Обретя свободу от его прикосновений, я делаю прерывистый вдох, пытаясь взять себя в руки. Потому что чувствовала я себя так, как будто меня разорвали на кусочки.


Из-за него я слетела с катушек.


Так. Мне нужно взять себя в руки.


Это все лишь поцелуй.


Просто поцелуй.


– Посмотри мне в глаза, – приказывает он.


Мой взгляд поднимается и находит его. Ярость. Её достаточно для того, чтобы расплавить взглядом всех моих демонов.


– Никогда не убегай от меня, – говорит он, наполовину предупреждая, наполовину умоляя.


И я настолько потрясена, увидев кого-то вроде него, кого-то сильного и пугающего, и в то же время просящего у меня что-то, на что я, не колеблясь, отвечаю согласием.


– Хорошо.


– Хорошо, – повторяет он, отпуская мою челюсть, затем выпускает мои бёдра. Но его рука двигается вниз и хватает меня за руку, начиная тянуть, и практически тащит через всё поле обратно к дому.


Он избавляется от своих ботинок, переступая порог, при этом не выпуская мою руку, и идёт босиком на кухню, наливает себе кофе, чёрный кофе. Потом он поворачивается ко мне, отпуская мою руку, хватает меня за бёдра и сажает на стойку. – Как думаешь, сможешь удержать свою задницу на месте пару минут? – спрашивает он, его слова жёсткие, но в то же время в них сквозит какой-то юмор.


Он поворачивается обратно к кофейнику и наливает ещё одну чашку, и прежде, чем вручить её мне, дополняет её сливками и сахаром.


– Ты что-то говорила насчёт того, что не любишь чёрный, – говорит он, делает глоток и тяжело вздыхает. – На кой чёрт ты убежала?


Смотрю вниз на свою чашку кофе, опустив её на бедро.


– Ты хочешь обсудить это.


– А ты не хочешь рассказать мне правду о том, что с тобой произошло?


– Что-то вроде того, – соглашаюсь я.


– Детка, я буду оберегать тебя... для этого мне нужно знать факты.


– Я даже не знаю, с чего начать.


– С начала.


***


Это был ужасный день. Я вторую неделю была на новой работе, куда меня назначил отец, и я чувствовала, что всё, что я сделала, было с кучей ошибок, поэтому я пыталась всё исправить, пока кто-нибудь ещё не понял, насколько я была некомпетентна, до того, как начнутся слухи о родственных связях, как это было всегда. До тех пор пока я уже не смогу больше терпеть всё это и попрошу своего отца перевести меня. Это было «побегом из курятника», я знаю, но мне не нравилось, когда люди узнавали, что я обладала властью, которую даже не заслужила.


Так что я была не в лучшем расположении духа. Я залетела в свою квартиру и направилась прямиком к «красному». Я имею в виду, к вину. И я выпила целую бутылку. Сама. На голодный желудок. Я была в полнейшем беспорядке, и, спотыкаясь, отправилась в спальню и добралась до пижам в своём шкафу. И, остановив свой выбор на розовых шёлковых шортиках и белой майке, натянула их на себя, в процессе одевания один раз упав и ударившись голенью достаточно сильно – перед глазами начали летать звёздочки, и практически немедленно проявился синяк.


– Ооох, – заскулила я, садясь на край кровати и потирая свою ногу. – Отличное завершение дня, – пробурчала я, чувствуя, как вино неотступно приближает меня к жалости к самой себе.


Я забралась на кровать, на секунду присев на пятки, переводя взгляд на окна от пола до потолка, которые окружают меня. Я словно вбирала в себя этот вид, который я слишком часто воспринимала как должное до того, как ощутила себя на животе, утопающей в мягких подушках. Проскользнув под простыни, я завершила свою жалкую одиночную вечеринку слезами на подушке.


Я ничего не слышала.


Было ли тому причиной вино, или их навыки, я уже никогда не узнаю.


Я знаю только то, что в какой-то момент я крепко заснула, а дальше кто-то был на мне, мой рот был закрыт рукой, когда я открыла его, чтобы закричать. Вес его тела удерживал мои бёдра на месте, и какое-то мгновение я была настолько ошеломлена, чтобы суметь что-то делать своими руками.


– Поторопись, мать твою. Ви ждёт, – произнёс другой голос, и мой затуманенный взгляд оглядел всё кругом в темноте, не в состоянии найти источник другого голоса. Я всё сильнее ощущала панику. Мне скрутило живот. Биение сердца ощущалось так, как будто оно застряло где-то в области моего горла. От озноба по всему моему телу побежали мурашки.


Парень, который был на мне, потянулся назад, к своему карману.


И потом я увидела шприц.


И я вспомнила, что у меня есть руки. И в то время как они, возможно, были слабы от вина и сна, я вытянула руки, обхватывая его лицо, и надавливая на его глаза так сильно, насколько мне позволяли мои слабые нервы.


– Чёртова сука, – завыл он, наклоняясь вперёд и вдавливая иглу в боковую часть моей шеи.


В какую-то секунду всё стало медленным и нечётким, но последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание, были царапины от ногтей, которые я оставила на всём его лице.


Я медленно приходила в себя. И первое, что поразило меня – это холод. Это был такой холод, который пробирает вас до костей и заставляет чувствовать себя так, как будто вы уже никогда не сможете согреться. Второе, что я осознала – это боль в моих запястьях. Третье – стук в моей голове. Четвёртое – то, что я была в постели. И постель была не моей. Пятое – запах. Моча. Пахло мочой.


А потом я вспомнила. Моя квартира. Вино. Я ударила ногу. Плакала в подушку. Мужчина в моей комнате. Давление его веса на мои бёдра. Его рука на моём рту. Его кожа у меня под ногтями. Укол в шею.


Я резко подскакиваю, мои плечи заныли, как если бы они выскочили из суставов, прежде чем я поняла, что они привязаны к изголовью. Я вскрикнула, откидываясь назад, начала крутить головой, чтобы увидеть верёвки, что удерживали меня в этой кровати, которая пахла плесенью и старьём. Верёвка была тугой и сильно сдавливала нежную кожу моих запястий. Я перевернулась на бок, свела свои запястья вместе и огляделась вокруг.


У меня не было большого (ладно, вообще никакого) опыта касаемо подвалов. Не в отношении настоящих подвалов. Только те, которые были закончены и переделаны в логово или спортзалы. Но я видела фильмы. Много фильмов ужасов. Девушки постоянно оказывались в подвалах. С толстыми стенами из шлакоблоков и окнами с решётками, которые располагались так высоко и были настолько малы, что вылезти было просто невозможно. И именно в подвале над ними издевались новыми и изощрёнными способами. Потому что никто не мог услышать их криков.


Я была в подвале.


Но я не тратила свои силы.


Потому что я знала, что никто меня не услышит.


Мне надо было сосредоточиться.


Мне надо было справиться со своим похмельем и направить весь свой разум на саму себя.


Вокруг не было ничего, кроме кровати и лестницы. Я видела это, потому что солнце светило через зарешеченные окна. По крайней мере, было утро.


Мне надо было освободить свои запястья. Мне нужно было освободить запястья и попытать счастье с дверью. Если я была связана, есть вероятность, что никого из охранников не было за дверью. Я могла попробовать. Это был мой единственный шанс.


Я трудилась над узлами несколько часов, добившись только жжения и затянув узлы ещё сильнее.


Я упала на кровать с криком отчаяния.


Потому что если женщину похитили, то только по одной причине.


Всегда.


Есть только одна причина, по которой мужчина похищает женщину.


Я видела телерепортажи. Я смотрела документальные фильмы.


Торговля людьми.


Работорговля.


Меня собирались продать и подвергать насилию каждый день моей оставшейся жизни. Или до тех пор, пока я не перестану быть привлекательной. А за американок давали немалые деньги за границей. Я была бы популярной. Если бы я была излишне неуступчивой, они бы посадили меня на наркотики, чтобы я стала послушной.


Я должна была сбежать.


И я пыталась. Каждый час. День за днём. Никто не пришёл. Меня не отвели в ванную. Не кормили. Не дали ни одной секунды, чтобы передохнуть от агонии и неизвестности.


Три дня.


Три чёртовых дня, прежде чем услышала, как открывается дверь. До того, как я услышала шаги на лестнице.


Три дня, и мои похитители заполучили ненормальную извращённую возможность спасти меня.


– Ещё не обоссала себя с ног до головы? – спросил мужчина, подходя ко мне. В том, другом мире, при других обстоятельствах, он мог бы быть привлекательным. Высокий, мускулистый, худощавое, красиво вылепленное лицо, с ярко-голубыми глазами. Но не в моём теперешнем мире. В моём подвале, с моей кровью, покрывавшей подушку за мной, с моим болезненным мочевым пузырём я была уверена, что заработала мочеполовую инфекцию, а от ощущения голода в животе мне было уже плохо, поэтому он был самым большим уродством, что я когда-либо видела в своей жизни.


– Пошли, – сказал он, когда я не ответила. Он подошёл к кровати, развязывая мне руки. – Вставай. – Но я не могла. Я не доверяла своим ногам. – Как хочешь, – он пожал плечами, потянувшись к верёвкам и стаскивая меня с кровати. Вскрик слетел с моих губ, как только верёвка впилась в мои изодранные запястья. И я сразу поняла, что это было ошибкой, потому что он посмотрел через плечо, злобно улыбнувшись, а затем потянул меня сильнее. Прямо по полу. К ступенькам.


Я поднялась на колени, заползая вверх по ступеням, только чтобы меня не волочили. Как только мы оказались на лестничной площадке, меня снова потащили. И мы были не одни. Куда бы я ни посмотрела, везде были люди. Много мужчин. Они стояли вокруг. Слонялись кругом. У кого-то на коленях сидела женщина, у кого-то на бёдрах висел пистолет. Большая часть из них оглядывалась, но их глаза были пустыми, как будто то, что девушку со связанными руками тащили по коридору, было обычным делом.


И у меня появилось мучительное болезненное осознание того, что, по всей видимости, так оно и было.


Я попала в руки к настоящим монстрам.


Так же от моего внимания не ускользнуло то, что место, где меня удерживали, не было лагерем или складом. Это был дом. Настоящий дом. Огромный и роскошный дом.


Мы повернули, и я встала на колени, чтобы вскарабкаться на следующую лестницу. Огромную. Мне казалось, что мы поднимаемся целую вечность. На лестничной площадке меня вновь потащили по длинному коридору. До самого конца. Там было две двери, по одной с каждой стороны. Меня швырнули за ту, что была слева.


– Пять минут, – прорычал мужчина, запирая меня в... да... слава, Богу, в ванной.


Напуганная ограничениями во времени, я считала про себя, пока делала свои дела. Пока я беспорядочно мылась в раковине. Пока пыталась вычистить порезы на своих запястьях.


– Время вышло, принцесса, – сказали мне, и мои руки были снова связаны. И меня вытащили в коридор и затолкали в правую комнату.


Спальня.


Кованое изголовье, доска под ногами, белые шкафы, зеркало на стене у изножья кровати.


Зеркало. Стекло. Я могла воспользоваться этим.


Пока не могла.


Потому что меня привязали к кровати.


– Чертовски стыдно упускать такую возможность, – сказал он, качая головой, когда оседлала мою талию, чтобы привязать меня. Его бёдра переместились на мне, и я могла чувствовать его твёрдость сквозь джинсы, прижимавшуюся к развилке моих бёдер. Мои бёдра вздрогнули от ощущений, и он рассмеялся. – Ты тоже хочешь этого, да? Ну, разве ты не шлюха? Не беспокойся. Я поимею тебя, – сказал он, проводя языком по моей шее. – Я возьму каждую твою дырку. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не охрипнешь от крика. А потом, я трахну тебя снова, – сказал он, вдавливая свой член в мои бёдра. – Но не сейчас, – сказал он, спрыгивая с меня, и прошел к двери, закрывая её за собой, и я слышала щелчок закрытого замка снаружи.


Я отчаянно извивалась, но, в конце концов, просто тупо уставилась на верёвки. Потом я уткнулась лицом в подушку и закричала.


***


– Они не приходили в комнату за мной, чтобы вывести наружу, целых два дня, – говорю я Рейну, глядя в сторону от него, поверх его плеч, в окно, выходящее на задний двор. Потому что, несмотря на мои мысли, которые кричат о том, что это глупо, я чувствую неловкость.


– Что случилось после этого? Ты встретилась с Ви?


Я киваю.


– Дек и Мартин пришли за мной через два дня и вытащили меня из постели. Дали мне мои пять минут. Потом мы пошли вниз, в подвал. Кровать исчезла. Там был только стул и меня даже не привязали к нему. Потом спустился Ви. На нём был серый костюм и газета под мышкой. Он сказал мне, что собирается сделать видеозвонок моему отцу, дать ему возможность увидеть, что я была жива и здорова, а потом он сказал мне, чтобы я попыталась убедить своего отца дать согласие на его сделку.


– Что за сделка?


Блядь.


Я не хотел рассказывать эту часть. Это было рискованно для всех.


– Саммер, – говорит Рейн, и мой взгляд обращается к нему. – Ты должна быть честной со мной.


Правильно.


Хорошо.


– Мой отец – импортёр, – сообщаю я, пожимая плечами.


– Импортёр?


– Да. Как, например... грузовых контейнеров.


Последовала пауза. Рейн смотрел на меня, нахмурив брови. Затем, не прошло и пары секунд, его настигло осознание.


– Грузовые контейнеры? – спросил он, и я кивнула. – Для девочек? Ви хочет переправлять девочек в контейнерах твоего отца.


– Да.


– Дерьмо.


– Да.


– Что было потом? – спрашивает Рейн, глядя на меня.


– А потом я увидела своего отца на видео, и... я не знаю. Я не знаю, что на меня нашло. У меня снесло крышу. Я умоляла моего отца не соглашаться на сделку. Не имеет значения, что они сделают со мной. Я сказала ему, не делать этого. Потому что те девушки будут страдать ещё больше. Я одна не стоила сотни их. Я умоляла его, Рейн, – говорю я ему, мой голос наполняется воспоминаниями.


Рейн кивает, и его рука тянется, чтобы погладить мои волосы.


– Могу предположить, что всё это не закончилось хорошо.


– Раньше меня никогда не били, – признаюсь я. – Ни разу. Никогда. Даже дети на площадке. Ни один парень не поднимал на меня руку...


– Блядь, лучше бы это было так.


– Поэтому, я... я даже понятия не имела, во что себя втянула. И Ви был... в бешенстве.


Обычно жёсткое лицо Рейна смягчилось.


– Поговори со мной, – просит он. – Дерьмо нельзя держать в себе. Расскажи мне. Я смогу справиться с этим.


И я сделала это, мои слова набегали друг на друга, перескакивая с одного на другое в надежде вырваться из меня наружу. Я никогда не была плаксой, но я захлёбывалась от слёз. Трещала по швам, чтобы рассказать, чёрт знает кому, свою историю. Рассказать кому-то о том, как я чувствовала себя, когда кулак впервые столкнулся с моей челюстью, глазницами, носом. Как ощущаются ботинки на животе, на рёбрах. Каково было видеть клок своих волос, содранных с черепа. Чтобы после всего тебя оставили на холодном полу в подвале, истекающую кровью отовсюду, с такой болью, что к большему ты не готова, и слишком ошеломлённую, чтобы плакать. Каково это чувствовать, что тебя волочет обратно через несколько часов один из твоих мучителей, который, похоже, испытывал извращённое удовольствие, толкая меня в разные стороны, ловил кайф от моих вздохов и криков. Настолько, что я со всей силы впивалась в свои губы, чтобы удержать рвущиеся наружу звуки внутри.


– Детка... – голос Рейна тихий. Очень тихий. Он протягивает руку, чтобы провести по моей щеке, и только тогда я понимаю, что я плачу. Не просто плачу, а освобождаюсь. Впервые. До того, как я успеваю отреагировать, руки Рейна перемещаются, обвиваясь вокруг моей спины, прижимая меня к его груди и удерживая меня там.


Обнимая меня.


Большой, плохой, пугающий парень-байкер с пистолетами и нелегально полученными деньгами... обнимает меня.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги