Риск

Джанет Эдвардс

Риск

(Улей — 0,5)

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Переводчик: lisitza

Редактор: Talita

Принять участие в работе Лиги переводчиков

http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151

Глава 1

За неделю до Праздника, ежегодного фестиваля света и жизни в нашем городе-улье, я впервые попыталась вскарабкаться на утес и ударилась головой о небо.

В тот день все двадцать два семнадцатилетних жителя моего коридора отправились на пляж подросткового уровня. Ветровые и волновые машины были настроены на плавание, а не на серфинг, но лишь мы с Форжем оказались достаточно сильными пловцами, чтобы рискнуть забраться на глубину. Большинство остальных ребят бултыхались на мелководье, а моя лучшая подруга Шанна предпочла лениво растянуться на песке и нежиться в тепле больших ламп с солнечным эффектом, ослепительно ярко светивших с раскрашенного в синий цвет неба.

Наконец, мы с Форжем устали от плавания и направились к Шанне. Форж бросился на песок рядом с ней, с жаром обнял и поцеловал, но подруга протестующе взвизгнула и оттолкнула его.

— Ты ужасно мокрый и холодный.

Форж рассмеялся, вновь поцеловал ее, и она ответила покорным вздохом.

Я села с другой стороны от Шанны, насухо вытерла волосы и натянула старую тунику и леггинсы прямо на мокрый купальник. Для обеда было еще рано, но купание всегда вызывало у меня голод, поэтому я полезла в сумку за бутербродами. И с радостью принялась их жевать, лениво наблюдая за чайками, летавшими взад-вперед у своих гнезд, прикрепленных к похожим на скалы стенам и поддерживающим колоннам. Вдруг Форж повернулся ко мне.

— Эмбер, думаю, тебе стоит попробовать залезть на утес.

Я подавилась сэндвичем. Шанна похлопала меня по спине, передала бутылку воды и бросила на своего парня испепеляющий взгляд.

— Что за нелепица. В шесть лет Эмбер упала с дерева в своем местном парке, сломала ногу и с тех пор боится высоты.

На самом деле, я упала с дерева и сломала ногу в семь, но сейчас слишком хотела напиться, чтобы поправлять Шанну.

— Я знаю, что Эмбер боится высоты, — отозвался Форж. — Именно поэтому я и предложил ей попытаться залезть на скалу. Я думал, это поможет ей преодолеть страх.

К этому времени ко мне вернулся дар речи. Меня подмывало послать Форжа в утиль, но он был моим другом, поэтому я ответила вежливо:

— Я не в восторге от этой идеи.

— Я не собирался предлагать тебе утес для продвинутых, где тренируюсь сам, — проговорил Форж. — Думал, ты можешь попробовать свои силы на простейшем склоне класса «С».

— Мне все равно не нравится эта идея.

— Склоны класса «С» очень просты, — подбодрил меня улыбкой Форж. — Ты наденешь страховку и обвязку и не сможешь упасть.

Я в сомнении пожевала нижнюю губу и повернулась к утесам. Девушка, выглядевшая не старше четырнадцати лет, завершала восхождение.

— Ты могла бы немного подняться, — убедительно прибавил Форж. — Если почувствуешь страх, сейчас же спустишься.

Девушка подтянулась на карниз наверху утеса и радостно помахала инструктору. Я увидела, как высоко она находится, представила себя на том же уступе и вздрогнула.

Затем повернулась к Форжу и открыла рот, желая сказать, что я совершенно не собираюсь заниматься скалолазанием.

— Лишь чуть-чуть.

— Замечательно. — засиял Форж.

Я не могла понять, что сейчас произошло. Я намеревалась четко отказать Форжу, а вместо этого согласилась попытаться залезть на скалу. Что мне теперь делать? Если сразу сказать, что передумала, то буду выглядеть глупо. Возможно, страховка и обвязка действительно изменят ситуацию. Возможно, так часть моего разума, которая боится высоты, поймет, что я не способна упасть, и совершенно не испугается. Вдруг есть шанс, что подъем излечит меня от страха.

Через пять минут инструктор по скалолазанию упаковывала меня в обвязку и пристегивала страховочный тросс.

— Если где-то застрянешь, крикни мне и я тебя спущу. Хорошо, Эмбер?

Я слишком нервничала для разговоров, поэтому фыркнула в ответ и двинулась к утесу. Я дюжины раз наблюдала, как Форж делает более сложные восхождения для продвинутых. Этот подъем должен быть абсолютно простым.

К моему удивлению, он и был абсолютно простым. Я легко лезла вверх с помощью кучи, вбитых в стену крюков и почти наслаждалась собой, пока не услышала подбадривающие крики Форжа. Я допустила роковую ошибку, взглянула вниз и увидела его рядом с Шанной. Две фигуры — одна темноволосая и мускулистая, другая светлая и худощавая — казалось, находились поразительно далеко внизу.

Я поспешно обратила взгляд вверх, фокусируясь на фактурной бетонитовой поверхности утеса и виде собственных рук, крепко вцепившихся в альпинистские крюки. Я сказала себе, что веду себя смешно. На каждом уровне улья существует лишь один пляж, поскольку их делают весьма просторными. Они покрывают обширную территорию, и их потолки гораздо выше, чем в торговых районах и даже в парках, но я все равно не могу находиться дальше трехкратного расстояния от земли до потолка.

— С тобой все в порядке, Эмбер? — позвала инструктор по скалолазанию.

Со мной было далеко не все в порядке. Голова разрывалась от мыслей о высоте потолка в парке и воспоминаний о дне, когда я сломала руку. Я залезла на дерево в парке своего района, потому что хотела написать свое имя на потолке, но ветка надломилась под моим весом. Последовало мгновение чистого ужаса, пока я летела вниз, а затем острая боль от удара о землю и поврежденной руки.

Падение с этого утеса станет гораздо хуже. Я попыталась напомнить себе, что на мне обвязка, пристегнутая к страховочному тросу, но это ничего не изменило. Подо мной находился пугающий провал, крюки под руками, казалось, становились все меньше, а удерживающий меня трос напоминал слабую хлопковую нить.

Снизу послышался насмешливый вопль:

— Эмбер застряла на скале. Трусиха!

Это был голос Риса. Что он там делает? Я думала, придурок благополучно ест глазами девчонок-пловчих в обтягивающих костюмах.

На хулигана рявкнул женский голос:

— Заткнись, Рис!

— Да, затихни, — поддержал мужской.

Эти голоса принадлежали Марго и Аттикусу. Должно быть, вся группа нашего коридора пришла посмотреть, как я совершаю восхождение. Если не доберусь до вершины, то буду глупо выглядеть перед ними, а Рис станет изводить меня этим весь оставшийся год на подростковом уровне.

Надо завершить подъем. Я глубоко вздохнула, оторвала правую руку от крюка и передвинула на следующий. Я все еще с ужасом осознавала, как высоко нахожусь над землей, поэтому закрыла глаза, прежде чем пытаться переставлять ноги.

Смешно, но я чувствовала себя гораздо лучше, продолжая путь с закрытыми глазами. Теперь пугающий провал подо мной пропал, и остались просто успокаивающая темнота, крики чаек, вкус соли в бризе и теплое ощущение крюков под руками и ногами.

Я наверняка приближалась к вершине утеса. А потому продвинулась чуть дальше вверх, ожидая в любой момент ощутить ладонями его край, но вместо этого ударилась головой о жесткое расписное небо.

Я заорала от боли, и меня накрыло дурнотой. Я полностью потеряла самообладание и в панике мертвой хваткой вцепилась в опоры для рук.

— Эмбер, край утеса на расстоянии вытянутой руки справа от тебя, — крикнул снизу Форж.

Я испытывала слишком сильный шок, чтобы ответить. В голове стучала боль, а по лицу что-то текло. Я хотела утереть ладонью влагу с лица, но не решилась отпустить крюки, за которые держалась.

Струйка достигла моего рта, я ощутила вкус крови и поняла, что поранилась головой об один из светильников на потолке. Я не думала, что на краю неба есть крупные лампы с солнечным эффектом, так что, возможно, задела один из множества более мелких приборов, изображавших по ночам звезды.

Я все еще оставалась с закрытыми глазами и не двигалась, но испытывала странное чувство вращения. Форж вновь кричал мне, но его голос казался далеким и неважным. Сейчас для меня имели значение лишь опоры для рук и ног, удерживавшие меня от падения вниз.

— Трусиха! — опять завопил Рис.

— Заткнись! — заорали вместе Форж и инструктор по скалолазанию. Женский голос инструктора продолжил соло:

— Эмбер, я вижу, ты ударилась головой. Отпусти опоры, и я спущу тебя вниз на страховочном тросе.

Похоже, мой мозг не работал как нужно, поэтому мне потребовалось время, чтобы понять смысл ее слов, но затем я ощутила инстинтктивный ужас при мысли оторвать руки от крюков. Я смутно слышала, как Форж разговаривал с инструктором.

— У Эмбер наверху настоящие проблемы.

— Я пойду за ней, — отозвалась инструктор.

— Лучше пойти мне. Она меня знает. — Голос Форжа внезапно зазвучал громче. — Держись, Эмбер! Мне нужно лишь мгновение, чтобы разобраться с обвязкой и страховкой, а затем я поднимусь и помогу тебе.

Форж шел мне на помощь. Я прилипла к скале, как отчаявшийся человек-паук. Прошла секунда — или век, прежде чем я услышала рядом голос Форжа.

— Эмбер, ты медленно слезешь со склона, а я буду направлять твои руки и ноги. Понимаешь?

Он мгновение помолчал, дожидаясь моего ответа. Я сумела испуганно что-то вякнуть.

— Сперва я передвину твою правую ногу. Попытайся расслабиться и довериться мне, Эмбер.

Я почувствовала, как рука Форжа обхватила мою ногу. Я изо всех сил старалась выполнять его приказы и не сопротивляться, когда друг переставил мою ногу с одного крюка на другой, пониже. Затем он проделал то же с правой рукой и уговорил меня переместить левую ногу, а следом и руку.

Послышался новый вопль Риса.

— С такой скоростью малютка будет спускаться неделю. Вам надо просто снять с нее обвязку и столкнуть со скалы. Так она спустится гораздо быстрее и… Ой, больно!

— Кто ударил Риса? — крикнул Форж.

Ему ответил голос Шанны:

— Аттикус, Марго и я.

— Хорошая работа, — похвалил Форж. — Если Рис скажет еще хоть слово, стукните его снова.

— Если Рис скажет еще слово, я вызову службу здоровья и безопасности, чтобы его арестовать. — В голосе инструктора по скалолазанию звучало бешенство.

Голос Форжа вновь забормотал слова поддержки. Я пыталась забыть о том, как высоко нахожусь над землей, перед сколькими людьми выставляю себя дурой, и сконцентрироваться на выполнении инструкций. Я спускалась вниз со скоростью улитки, подсчитывая каждый переход ноги на новую опору.

Десятью минутами позже я ощутила под ногами песок пляжа. Я сморгнула кровь с глаз и опустила взгляд, чтобы проверить, действительно ли безопасно стою на земле, и лишь затем отпустила опоры для рук.

— Хорошая работа, Эмбер. — Форж отстегнул наши страховочные тросы.

Я распутала обвязку, выбралась из нее и подняла глаза к утесу. Если спортсмен оставался на нужной тропе, он не мог пропустить уступ. Должно быть, карабкаясь с закрытыми глазами, я смещалась в сторону.

— Эмбер, ты вся в крови, — сказала Шанна.

Я подумала, что она преувеличивает, но затем коснулась волос правой рукой и обнаружила, что они поразительно мокрые и липкие.

— Стукнулась головой об одну из звезд на потолке, — пояснила я.

Шанна придвинулась к Форжу и мрачно взглянула на него.

— Это все твоя вина. Тебе не следовало вынуждать бедняжку Эмбер лезть на эту скалу.

Форж был гораздо выше своей девушки и обладал крепкими мускулами, в соответствии с требуемыми стандартами пловца и серфера, но сейчас нервно отступил на шаг или два.

— Я не заставлял Эмбер лезть наверх — просто предположил, что ей стоит преодолеть этот утес.

Не знаю, от удара головой или от вида крови на правой руке, но мир снова завертелся, а огни на потолке как будто замигали. Я поспешно села на песок.

Аттикус опустился рядом на колени и осмотрел мою голову.

— Предлагаю прекратить споры и сосредоточиться на помощи Эмбер.

Инструктор по скалолазанию протолкалась сквозь толпу и посмотрела на меня:

— Эмбер, я позвонила в аварийную службу Улья. Парамедик уже на пути к тебе.

— Мне не нужен парамедик, — возразила я. — Я просто ударилась головой.

— Парамедик должен о тебе позаботиться. У тебя серьезная травма головы. — Инструктор повернулась к Рису: — Рис, каков твой идентификационный код?

— Мой идентификационный код? — Рис отступил на шаг. — Вам не нужно его знать. Я не хочу записываться на скалолазание.

— У меня оказалась раненая спортсменка с проблемами наверху утеса, а ты намеренно мешал попыткам ей помочь. Я сообщу о твоей преступной попытке подвергнуть человека опасности.

— Вы не должны этого делать. — Сейчас голос Риса звучал на грани паники. — У меня два доклада за последние два месяца, и безопасники приходили в мою комнату и отчитывали меня. Если я вновь получу замечание, то у моей двери окажется взвод носача. Не хочу, чтобы эти мерзкие телепаты совали нос в мои мысли.

— Эта история о твоем плохом поведении в прошлом лишь подтверждает правильность моего решения сообщить о тебе, — заметила инструктор по скалолазанию. — Каков твой идентификационный код?

Рис повернулся, протиснулся между Марго и Прейей и рванул прочь по пляжу. Инструктор хмуро посмотрела ему вслед и повернулась к Форжу.

— Каков код личности Риса?

Форж поколебался, прежде чем отвечать.

— Я не знаю.

— Тогда где его комната?

— И этого не знаю.

Инструктор вздохнула.

— Я тебе не верю, Форж. Ты явно очень хорошо знаком с этим парнем.

Меня шокировало вступление в разговор Марго.

— Рис живет в том же коридоре, что и все мы. Его идентификационный номер 2514-0217-811.

— Спасибо. — Инструктор по скалолазанию ввела код в свой инфовизор, собрала мою брошенную обвязку и двинулась обратно к скале.

— За это у Риса будут большие проблемы, — со злорадным удовлетворением заметила Марго. — Три доклада за двенадцать месяцев. Четыре, если инструктор подаст отдельные жалобы за преступное подвержение человека опасности и отказ себя назвать.

— Тебе не стоило так выдавать код личности Риса, — попенял Форж.

— Стоило, — возразила Марго. — У инструктора уже были твои и Эмбер данные из вашей регистрации при восхождении. Если бы мы отказались сообщить ей, как найти Риса, то силы здоровья и безопасности могли просто прислать взвод телепата к вам. Ты хочешь, чтобы в твою дверь постучал телепатический патруль? Тебе понравится, если носач будет копаться в твоих мыслях, чтобы получить информацию о Рисе? Я знаю, что Эмбер — нет.

Я мгновенно представила тошнотворную картинку, как распахивается дверь, а за ней стоит один из зловещих телепатов в сером балахоне с эскортом из четырех безопасников в синей форме. Носачей я боялась так же, как высоты, поэтому поспешила поддержать Марго.

— Ты поступила правильно, Марго.

— В любом случае, я не чувствую себя обязанной защищать Риса. — Сейчас в голосе Марго звучала горечь. — Помнишь его последнее замечание? Я поймала его за написанием оскорблений на двери своей комнаты. Меня тошнит от его поведения, и я голосую за исключение Риса на Праздник из нашей коридорной группы.

— Исключение плохо не только для того, кто остается в одиночестве и изоляции, — возразил Форж, — оно может разделить и всю коридорную группу. Мы не хотим превращаться в один из коридоров с двумя или тремя соперничающими командами, постоянно спорящими, кто пользуется общинной комнатой.

— Вряд ли подобное произойдет с нами из-за Риса, — сказала Марго. — Никто не выступит против его изгнания, поскольку никто его не любит.

Форж продолжал сомневаться.

— Даже если весь наш коридор объединится в этом решении, исключение человека на Праздник — это серьезное наказание. Рис останется один на всех вечеринках.

К спору присоединилась Прейя.

— Нет правила, гласящего, что можно общаться только с подростками из своего коридора. Рис может для разнообразия пойти и понадоедать другим семнадцатилеткам.

— После четырех лет жизни на подростковом уровне другие семнадцатилетки уже приобрели друзей, — отозвался Форж. — Они не захотят, чтобы Рис им мешал.

Аттикус встал на ноги.

— Рис заслуживает, чтобы его оставили одного на Праздник. Мы раз за разом предупреждали о последствиях его поведения. Каждый раз он обещает измениться, но поступает так же отвратительно, как и прежде. Лишь вчера вечером мы с Линнет поймали его за издевательствами над Каспером.

После нехарактерной для тихого задумчивого Аттикуса вспышки наступило потрясенное молчание.

— Не понимаю, почему вы все настроены против Риса, — заметил Форж. — Я знаю, что он зашел слишком далеко, написав оскорбления на двери Марго, и не должен был смеяться над Эмбер, когда она застряла на скале, но большую часть времени он ведет себя нормально.

— Рис — отвратительный задира, — сказала Марго. — Форж, ты не понимаешь, насколько он плох, поскольку этот придурок никогда не пристает к вам с Шанной. Рису хватает мозгов нападать на более легкие цели. На людей вроде Каспера. Вроде Линнет. Вроде меня!

— Марго права, — согласилась Линнет. — Вчера мы вшестером отправились за покупками, и Каспер случайно врезался в витрину магазина. Украшения упали с полки и разбились. Каспер расстроился, но продавец оказался очень понимающим.

— Он был милым, — с радостной улыбкой подтвердил Каспер.

— Мы со всем разобрались, — продолжала Линнет. — И Каспер вновь успокоился, но в тот же вечер мы с Аттикусом поймали Риса, который пугал Каспера. Говорил, что тот бесполезен, его не любят и выбросят из улья за порчу вещей.

Лицо Каспера сморщилось от боли.

— Я не хочу, чтобы меня отправили во Внешку, там охотник за душами. И не хочу, чтобы меня продали в другой улей. Я хочу остаться здесь.

Линнет похлопала его по руке.

— То, что наговорил тебе Рис, неверно, Каспер. Ты очень старательный, мы все тебя любим, и никто не собирается выбрасывать тебя из улья.

Лицо Каспера вновь просветлело.

— Я понятия не имел, что Рис пал так глубоко и расстроил Каспера, — проговорил Форж с сердитыми нотами в голосе. — Ладно, вы меня убедили, и надо что-то предпринять. Кто голосует за изгнание Риса в Праздник?

Поднялось множество рук, включая мою. Форж тоже поднял руку и произвел торжественный подсчет.

— Двадцать «за». Ты воздерживаешься, Каспер?

Тот ответил неуверенным взглядом.

— Ты голосуешь «за»? — спросил Форж.

Каспер покачал головой.

— Ты голосуешь «против»?

Каспер мгновение поколебался и вновь покачал головой.

— Хорошо, — подытожил Форж. — Каспер воздерживается от голосования, поскольку он слишком добр, чтобы кого-то исключать, даже если к нему проявляют враждебность, так что решение практически единогласное. Рис исключен до исхода третьего дня Праздничных гуляний. Мы не приглашаем его на наши вечеринки. Мы не пускаем его в коридорную общинную комнату. Мы не разговариваем с ним. И даже не признаем его существования.

— Приближается парамедик. — Шанна указала на человека, шедшего к нам через пляж. Он был одет в броскую форму сотрудника аварийных служб в красно-синюю диагональную полоску и тащил за собой нечто, похожее на каталку с толстыми колесами.

Все в молчании наблюдали, как санитар опустился рядом со мной на колени. Он похлопал по белой табличке с именем на своем плече.

— Я Барнард. Я пришел, чтобы заняться твоей раной. Твое имя и идентификационный код?

— Эмбер 2514-0172-912, - протараторила я.

— Привет, Эмбер. — Он достал из кармана инфовизор, постучал по нему, раскрывая, и ввел код. — Тебе семнадцать лет, ты живешь в Синей зоне, в районе 510/6120, коридор 11, комната 6?

— Все верно.

— Мне сказали, ты повредила голову, забираясь на утес, Эмбер. Ты упала?

— Нет, я просто врезалась головой в потолок. Это легкий порез, беспокоиться не о чем.

— Пожалуйста, ляг, Эмбер.

Я легла обратно на песок. Барнард внимательно осмотрел мою голову, махнул над ней чем-то вроде мини-сканнера, затем нацарапал мое имя на белом пластиковом браслете и закрепил его на моем запястье. Я повернула голову, чтобы рассмотреть полоску, и вспомнила о детских браслетах слежения, которые требовалось носить до десяти лет.

— Эмбер, у тебя болит голова?

— Немного.

— Я дам тебе легкое болеутоляющее.

Он протянул мне две ядовито-пурпурные таблетки. Я послушно разжевала и проглотила их.

— Теперь я забираю тебя в медицинское отделение, — сказал Барнард. — После первичного осмотра одним из врачей тебе, возможно, дадут более сильное обезболивающее.

— Но мне не надо в медицинское отделение. Это просто маленькая царапина.

Он проигнорировал мой протест и подтащил каталку. Я нервно взглянула на нее и уже собиралась спросить, должна ли на нее забраться, когда сбоку что-то выскользнуло и подняло меня на борт.

— Пожалуйста, подними руки, Эмбер.

Я подняла руки. Барнард затянул один ремень у меня на груди, другой — на ногах и двинул каталку с места. Несмотря на удерживающие меня ремни, я схватилась за боковины своего транспортного средства, чтобы точно не упасть.

— Может один из нас пойти с Эмбер в медицинское отделение? — спросил Форж.

— Боюсь, это невозможно, — ответил Барнард. — На подростковом уровне действует каскадное распределение.

— Что это значит? — спросила я.

— Это значит, что медицинские отделения подросткового уровня переполнены, поэтому каждого пациента оценивают и некоторых могут послать в более отдаленные клиники.

— Почему?..

Мои слова потонули в вое сирены, а затем из динамиков над головой раздался оглушительный голос:

— Пловец в беде! Очистить путь для пляжных спасателей!

Глава 2

Мои носилки резко остановились, мимо, направляясь к воде, пробежали двое мужчин с плавательными средствами.

— В утиль, только не новый пострадавший! — рявкнул Барнард. — Эмбер, подожди меня здесь.

Он убежал, и все остальные — следом. Я осталась одна, привязанная к каталке. Нет, не совсем одна. Аттикус все еще стоял рядом, хмуро на меня поглядывая.

— Марго, кажется, настроена втянуть Риса в проблемы, — сказала я.

— Я ее не виню. Ты видела, что он написал на ее двери?

— Нет. Мы с Форжем ходили в тот вечер на тренировку по плаванию, и кто-то из жилищных служб стер запись до нашего возвращения.

— А я услышал плач Марго и пошел помочь ей, тогда и увидел невероятно мерзкое упоминание ее сестры. Я не понял, о чем речь, но Марго была совершенно не в себе от расстройства, и мне пришлось позвонить от ее имени в жилищные службы.

Я скривилась. Я думала, что лишь мы с Прейей знали секрет о старшей сестре Марго. Даже Шанна и Линнет ничего не слышали, поскольку Марго беспокоилась, вдруг Шанна отреагирует какой-нибудь бестактной репликой, а Линнет в те важнейшие две недели ходила на углубленный курс ухода за ночными животными.

Я была уверена, что ни Прейя, ни Марго не поделились бы тайной с Рисом, значит, он наверняка узнал ее, шныряя и подслушивая под дверьми. И если мерзавец изводил Марго из-за ее сестры, то чего удивляться, что подруга решила устроить ему проблемы.

Аттикус пренебрежительно махнул рукой.

— Забудь о Рисе. Зачем ты пыталась забраться на этот утес, Эмбер? Я глазам своим не поверил, увидев тебя наверху. Ты наверняка знала, что столкнешься с трудностями. Ты испугалась, просто стоя на лестнице и вешая украшения на парковое дерево.

Я вздохнула.

— Форж предположил, что подъем на скалу поможет мне преодолеть страх высоты. Я решила, что стоит попробовать. И не думала, что так испугаюсь, все-таки страховочный трос не дал бы мне упасть.

— Я восхищен, что ты пытаешься справиться со страхом, но советую тебе больше так не делать.

— Не буду. — Я сменила тему. — Что имел в виду санитар, говоря о перегрузке всех медицинских отделений на подростковом уровне? Когда я проходила последнее ежегодное обследование, они не казались такими забитыми.

— Сейчас все будет забито, потому что мы приближаемся к Празднику, а ты знаешь, что произойдет после его окончания, — на удивление мрачно ответил Аттикус.

— Лотерея 2531.

— Именно. Через десять дней все восемнадцатилетки в нашем улье распрощаются с друзьями-подростками и отправятся в свои центры оценки. Все знают, что впереди ждет шквал тестов, определяющих всю их дальнейшую жизнь. И, естественно, нервничают из-за этого, а в некоторых случаях тревога перерастает во вспышку паники.

Я процитировала слова, написанные на стенах каждого общинного центра на подростковом уровне:

— «Пять лет на подростковом уровне завершаются волнующей лотерейной неделей. Восемнадцатилетние оцениваются, распределяются, оптимизируются и, получив импринтинг, с гордостью выходят из лотереи полезными взрослыми членами улья».

Затем наморщила нос.

— Но я могу понять тревогу восемнадцатилеток. Пятидесятый подростковый уровень расположен в середине улья. Все хотят успешно пройти лотерею и быть приписаны к верхним уровням улья, но, по правде говоря, половина из нас в итоге отправится на нижние.

— Наши шансы гораздо хуже, — возразил Аттикус. — Когда я ребенком учился в школе, учителя все время говорили, что в улье сто миллионов человек и сто жилых уровней. Звучало так, словно на каждом уровне живет по миллиону. — Он помолчал. — Но это неправда. На сотом уровне есть лишь трубы и мусоропровод, то есть в улье всего девяносто девять этажей квартир. Должно быть, на подростковый уровень запихали миллионов пять жителей, и места хватает, поскольку у каждого из нас всего одна маленькая комната. Но у всех взрослых квартиры, и каждому известно, что на более высоких уровнях жилье крупнее.

Его лицо вытянулось.

— Если обдумать это логически, то получается, что в роскоши на первом уровне живет гораздо меньше людей, чем в каморках на девяносто девятом. В нашем коридоре двадцать два жильца. По моим подсчетам, после лотереи лишь семь или восемь человек из нас поднимутся в улье, а остальные отправятся вниз.

Я нахмурилась. Все это я сама поняла в школе и молчала, поскольку преданный член улья не мог сомневаться в словах учителей. Откровенно мятежные высказывания спокойного Аттикуса обескураживали.

Друг пожал плечами.

— Но меня мысль о спуске по улью не беспокоит. Мои родители живут на восьмидесятом, так что я не питаю больших надежд в отношении того, куда меня припишет лотерея.

Я вновь растерялась. Правила равенства на подростковом уровне гласят, что вы никогда не рассказываете другим, на каком уровне живут ваши родители. Отправляясь навестить семью, вы обязательно должны быть в лифте в одиночестве, чтобы никто не увидел уровня вашего назначения. Я знала нескольких подростков, включая Риса, нарушавших это правило и самодовольно сообщавших, что их родители принадлежат к элите и обитают на верхних десяти жилых уровнях улья.

Подобные попытки выделиться всегда наталкивались на враждебную реакцию: твои родители больше не имеют значения, поскольку все подростки относятся к пятидесятому уровню и равны. Я никогда не слышала, чтобы кто-то признавался в низком уровне своих родителей, и не знала, что ответить.

— Возможно, мои родители живут всего лишь на восьмидесятом уровне и выполняют простую работу, ухаживая за растениями в районах гидропоники, но они счастливы, — продолжал Аттикус. — Они гордятся, что занимаются таким важным делом, как производство еды для улья.

Я, наконец, нашла безопасную реплику:

— Еда для улья жизненно важна.

Аттикус кивнул.

— Даже оказавшись на девяносто девятом уровне, я буду знать, что делаю важную работу. У меня будет своя квартира, а не одна комната, и доход больше, чем жалкое подростковое пособие. По моей теории улей намеренно организует все это. Подросткам из семей высокого уровня, должно быть, сложно перейти к минималистскому стилю жизни на подростковом, но это означает, что после выхода из лотереи жилищные условия у всех станут лучше.

Я знала, что Аттикус прав и подросткам из семей верхних уровней сложно приспособиться к подростковому. Впервые попав сюда тринадцатилетней девочкой, я думала, что моя комната ужасно мала в сравнении со старой спальней в квартире родителей на двадцать седьмом этаже, и с трудом покупала самое необходимое на жалкое пособие.

Но я не испытывала уверенности, что по выходе из лотереи условия жизни станут лучше у всех. Я слышала множество шуток, мол, техники канализации девяносто девятого уровня живут в хижинах среди труб, и считала, что люди, конечно, преувеличивают, но понятия не имела, какова жизнь там, внизу.

— В лотерее меня пугает не неуверенность, на какой уровень я попаду, — сказал Аттикус, — а тот факт, что в мой мозг вложат информацию, требуемую мне для работы.

— Но импринтинг — это замечательно, — возразила я. — Нам просто подарят массу знаний.

— Именно так нам и говорят, — цинично заметил Аттикус. — А мы это послушно повторяем. Но я считаю мысль, что кто-то вмешается в мой разум, довольно пугающей. Ты об этом не думала, Эмбер?

До сих пор я не думала об импринтинге — мои тревоги по поводу лотереи ограничивались тем, попаду ли я на высокий или низкий уровень, — но вот сейчас задумалась. Болезнен ли импринтинг, и не изменит ли мою личность дополнительное знание?

К нам подошли Форж и Шанна, остальные ребята из нашего коридора, за исключением Риса, следовали за ними.

— Пляжные спасатели помогли тому пловцу? — спросила я.

— Да, — с готовностью отозвался Форж. — Они были великолепны. Я один из лучших пловцов в подростковой команде Синей зоны. Возможно, когда я пройду лотерею, и меня припишут к пляжной спасательной службе.

— Лучше тебе пожелать, чтобы лотерея направила тебя во взрослую команду Синей зоны по плаванию или серфингу, — неодобрительно заявила Шанна. — Профессиональный атлет принадлежит к гораздо более высокому уровню, чем простой пляжный спасатель.

— Жить на высоком уровне и плавать за свою зону было бы неплохо, но спасение попавших в беду людей принесло бы больше удовлетворения. — Форж вздохнул. — Ладно, мою судьбу решит лотерея, а не я. Я лишь надеюсь…

Его прервало возвращение санитара.

— Сейчас я отвезу тебя в медицинское отделение на лечение, Эмбер, — сказал Барнард.

Моя каталка вновь двинулась по песку.

— Увидимся, — бросила Шанна.

Я подняла руку в знак согласия. Мои носилки подскакивали на песке, посылая в голову резкие приступы боли, но затем мы прошли через какие-то двойные двери. Простор, синее пляжное небо, ослепительно яркие солнца сменились стандартной высоты белым потолком с обычным освещением, и мои носилки гладко покатились по коридору.

На каждом уровне улья располагается лишь один пляж, поэтому все они близки к центральной точке района 500/5000, и у каждого входа лежат крупные развязки лент, чтобы люди из отдаленных пунктов могли путешествовать со всей возможной скоростью. Я ожидала, что мы остановимся на развязке у этого пляжного выхода, и раздумывала, каково это — ехать на ленте привязанной к носилкам, но мы продолжили путь по коридору к ряду экспресс-лифтов.

Барнард нажал кнопку, чтобы вызвать кабину.

— Эмбер, похоже, у тебя мелкое повреждение головы, поэтому каскадное распределение подросткового уровня присвоило тебе низкий кризисный рейтинг и отправляет тебя на лечение на другой уровень улья.

Меня отправляют на другой уровень! Я знала, что нервничать из-за этого смешно, но до тринадцати лет я жила с родителями на двадцать седьмом уровне, а затем переехала на подростковый пятидесятый.

С тех пор я множество раз ездила вверх и вниз, обычно вопреки правилам балансируя на перилах, пока не вмешивались безопасники в синей форме и не прогоняли меня. В каждой поездке я с любопытством разглядывала другие уровни, пока эскалаторы проносили меня мимо, но в действительности никогда туда не заходила.

Правильно воспитанный член улья остается на домашнем уровне, перемещаясь на другие, лишь когда этого требует работа или визиты к близким родственникам. Раз в неделю я бывала у родителей на двадцать седьмом. Я выделялась возрастом и одеждой, поэтому каждый встреченный безопасник проверял мою личность и удостоверялся, что я не отклонилась от прямого пути в родительскую квартиру.

Я сказала себе, что не могу влипнуть в неприятности, отправившись на другой уровень для лечения головы, но лучше себя не почувствовала. Я испытывала ощущение уязвимости и хотела остаться на знакомой территории.

— Тебя будут лечить в медицинском отделении девяносто третьего уровня, — продолжил Барнард.

— Девяносто третьего? — тревожно повторила я. — Это же почти на дне улья!

— Не беспокойся об этом. Ты все равно получишь медицинский уход высокого класса.

Двери одного из лифтов открылись, и Барнард ввез мою тележку внутрь. Мгновением позже я уже наблюдала за быстрой сменой чисел на указателе этажей. Лиф остановился на шестьдесят третьем, двери открылись, за ними показалась группа мужчин в форме технических служб. Они лишь взглянули на меня — на носилках, с залитым кровью лицом, — и отступили.

— Продолжайте путь, — сказал один из них.

Двери вновь закрылись, лифт двинулся вниз и остановился на шестьдесят девятом уровне. На этот раз за открывшимися дверьми появилась группа из четырех мужчин и женщин в синей форме здоровья и безопасности и женская фигура в сером со странной формы маской, закрывавшей всю ее голову.

Я потрясенно задохнулась. Взвод телепата! Ехал ли он из-за доклада инструктора по альпинизму о Рисе в силы здоровья и безопасности, или наша встреча случайна? Патрули телепатов бродили в улье повсюду, читая разумы на предмет появления преступных мыслей, так что один из них мог остановить наш лифт по чистой случайности.

Я напряженно ждала, надеясь, что взвод телепата сделает то же, что и технические рабочие, и отступит, позволив лифту продолжать спуск, но безопасники вошли внутрь. Двери кабины закрылись, телепат подошел к моей каталке и взглянул на меня сверху вниз. Я видела пурпурный блеск нечеловеческих глаз, изучавших меня из-под объемной серой маски.

Телепат заговорил странным дрожащим голосом:

— Не надо бояться, Эмбер.

Глава 3

Телепат знала мое имя и видела мой страх! Ну конечно, телепат должен знать такие вещи. Их прозвали носачами за то, что они суют нос в ваши мысли и выведывают все ваши секреты, а эта носач читала мой разум прямо сейчас.

— Ты ранена, Эмбер, но очень скоро получишь лечение, — продолжала носач. — Ты нервничаешь из-за моего присутствия, но я здесь, чтобы защитить тебя и всех лояльных членов улья.

Я ничего не сказала. Просто не могла говорить. Даже дышать не могла. Путешествуя прежде по улью, я сотни раз видела патрули носачей. И при любой возможности меняла путь, чтобы их избежать. Иногда мне особенно не везло, и системы лент и эскалаторы подвозили меня близко к ним. Несколько раз, когда я ждала лифт, двери открывались, я видела внутри взвод телепата и в ужасе сбегала.

Лишь один раз я ехала в лифте, и туда вошел патруль носача. Я думала, что пережила исключительный ужас, когда пришлось протиснуться вплотную к телепату, чтобы выскочить в открытые двери лифта, но на этот раз все оказалось гораздо хуже. Я была привязана к каталке и лишена возможности сбежать, а носач смотрела на меня сверху вниз и изучала мои мысли.

Я испытала глубокое облегчение, когда носач отвернулась от меня и взглянула на Барнарда.

— Лишь у преступников и тех, кто планирует причинить другим вред, есть причины бояться телепатов, — сказала она.

Барнард мгновенно отступил на два шага и вжался в стену лифта. Я подумала, он просто страдает от того же страха перед носачами, что и я, но затем санитар забормотал:

— Признаю, я зол из-за того, что меня оставила девушка, но это естественно при таких обстоятельствах. Возможно, я дошел до того, что вообразил несколько вещей, которые сделаю с ней и ее новым парнем, но это лишь фантазии.

Носач мгновение изучала Барнарда, затем проговорила:

— Дело уже зашло гораздо дальше фантазий.

— Я звонил ей пару раз, — ответил Барнард. — Подсунул под дверь записку или две. Но я бы не причинил вреда им обоим. И не причиню.

— Ты действительно не навредишь им, — согласилась носач. — Сейчас, когда я увидела образы в твоей голове, тебе не позволят никого обидеть. Я знаю, что ты уже сделал и что планировал на будущее. Ты арестован за намерение причинить вред другим.

— Вам не нужно меня арестовывать, — возразил Барнард. — Я больше к ним не подойду. Никогда. Обещаю.

— Мы проводим тебя, пока ты доставляешь Эмбер на лечение в медицинский отдел, — сказала носач. — А затем отведем в отделение здоровья и безопасности для полной оценки и решения о подходящем исправительном наказании.

Мертвая тишина простояла вплоть до того момента, когда двери вновь открылись на девяносто третьем уровне и мы выдвинулись в коридор. Я держалась за боковины своих носилок побелевшими от напряжения пальцами. Сколько нам добираться до медицинского отделения? Сколько мне придется выносить соседство шныряющего в моих мыслях носача в сером?

Я напомнила себе, что носач мной не интересуется. Она, очевидно, поймала Барнарда на мыслях о причинении вреда его бывшей подруге и привела в лифт свой взвод, чтобы пересечься с санитаром. Внимание носача наверняка сосредоточено на разуме Барнарда, но я все равно старалась думать, как положено.

«Хорошо, что телепаты патрулируют наш улей, не позволяя людям, вроде Барнарда, никому навредить. Хорошо, что они предотвращают кражи собственности и угрозы улью. Хорошо, что я могу пойти куда пожелаю в полной безопасности. Естественно, телепатам приходится читать разумы невиновных людей, например, мой в процессе задержания преступников. Это неприятно, но я уверена, они сводят подобные вторжения к абсолютному минимуму».

Я не убедила себя и сомневалась, что убедила носача, но та не сказала ни слова, пока мы шли по коридору с дверьми апартаментов. Я заметила, что расстояние между этими дверьми было меньше, чем на двадцать седьмом уровне, где жили мои родители. Но в их коридоре располагались квартиры для семей, а эти могли предназначаться для одиночек.

Дверь перед нами открылась, из них вышел смеющийся мужчина, носач остановилась и в молчании взглянула на него. Смех мужчины оборвался, на его лице появилась тревога, и он поспешил обратно в квартиру. Носач вновь двинулась в путь, и мы дошли открытой площадки, завершавшей коридор. Здесь виднелись входы в два других коридора, росписи на стенах показывали сценки в парке, а двойные двери с красным крестом вели в медицинское отделение.

Мы прошли через эти двери в приемный покой. Медицинский персонал в форме и ожидающие люди, — должно быть, другие пациенты, — повернулись и в ужасе посмотрели на взвод телепата. Носач ничего не сказала, просто развернулась и вышла за дверь, а следом — безопасники и Барнард.

Ко мне поспешила встречающая медсестра.

— Зачем сюда приходил взвод телепата?

— Они пришли арестовать санитара, поскольку он планировал кому-то навредить. Они позволили ему привезти меня сюда, а затем забрали для коррекционного лечения.

— О. — Медсестра взглянула на двойные двери. — Интересно, я должна кому-то сказать об аресте санитара, или это сделает взвод телепата?

— Не знаю, и меня это не волнует. — В присутствии телепата я заставляла себя неподвижно лежать на носилках, но сейчас вышла из себя. И, пытаясь освободиться, начала тянуть за ленту, пересекавшую мою грудь.

— Пожалуйста, не делай этого, — сказала сестра. — Я понимаю, тебе пришлось нелегко, и обещаю, через мгновение мы снимем тебя с носилок.

Она вгляделась на браслет на моем запястье.

— Эмбер 2415-0172-912. Да, мы ожидали твоего прибытия.

Она махнула рукой, и женщина в белом комбинезоне покатила мои носилки по коридору в маленькую комнату с табличкой «Процедурная 4». Поставив каталку вплотную к единственной заправленной белым кровати, женщина расстегнула удерживавшие меня ремни, и каталка переместила меня на кровать.

— Доктор скоро к тебе подойдет. — Женщина вышла за дверь, забрав с собой каталку.

Я освободилась от ремней. Взвод телепата сейчас, должно быть, уже далеко. Полученные таблетки избавили меня от головной боли. Я закрыла глаза и попыталась расслабиться, но не смогла. Ощущение крепкой кровати подо мной вместо настоящего спального поля служило неприятным напоминанием, что я не в собственной комнате, а в чужом месте на девяносто третьем уровне.

Зачем меня послали на лечение сюда? Это предостережение по поводу моего будущего лотерейного результата? Форж — блестящий атлет, а Шанна может сделать поразительно эффектную одежду из самых дешевых доступных материалов, но я попробовала силы во всех видах деятельности, предлагаемых в нашем ближайшем общинном центре, и не проявила таланта ни в одном их них. Единственный раз я получила одну из таких заветных золотых карточек, дающих доступ к продвинутым занятиям, по плаванию, но знала, что не обладаю подходящим ростом или сложением, чтобы лотерея сделала меня профессиональной пловчихой.

Жестокая правда состояла в том, что лотерея отправит Форжа и Шанну вверх по улью — они могли даже попасть на элитные десять уровней, — а вот меня ожидает спуск. Люди говорили, что я обладаю ясным умом, поэтому еще оставалась надежда, что меня припишут к какому-нибудь шестидесятому уровню, но надо смириться с фактом, что я могу оказаться и здесь, на девяносто третьем.

Я вновь открыла глаза и осмотрела комнату. Белые стены казались слегка потертыми, потолок потрескался, а решетка сканирования над головой относилась к устаревшей модели, но это все равно выглядело лучше среднего медицинского отделения на подростковом уровне. Пациенты в комнате ожидания носили дешевую одежду — но опять же, их вещи были лучше моих туники и леггинсов.

Я вспомнила слова Аттикуса, мол, после выхода из лотереи все улучшат жилищные условия. Все увиденное до сих пор на девяносто третьем уровне подтверждало — это правда. Самое тяжелое в выходе из лотереи работником девяносто третьего уровня — это не мои жилищные условия, а понимание, что я разочарую отца с матерью.

Я знала, что после лотереи больше не увижу никого из друзей с подросткового уровня. Ее вердикт разделит нас навсегда, рассеяв по ста жилым уровня улья. Нас научили принимать этот окончательный разрыв, а не пытаться сохранить дружбу, преодолевая барьер из пяти, десяти или даже пятидесяти уровней.

Семейные узы — совсем другое дело. Улей понимал, что между родителями и детьми существует глубокая связь. Пусть я и беспокоилась о резком переходе, ожидавшем меня в восемнадцать лет, полном изменении стиля жизни и потере всех друзей, я утешала себя мыслью, что у меня останется поддержка родителей.

Сейчас меня настигла тошнотворная мысль. Улей поощряет сохранение связи между родителями и детьми без учета межуровневых различий, но некоторые родители все равно предпочитают отказаться от ребенка, попавшего после лотереи на постыдно низкий уровень. Я не думала, что мои поступят так же, но…

К счастью, открылась дверь и отвлекла меня от невеселых дум. Я приподнялась на локте и увидела пожилого мужчину в форме врача. Он улыбнулся мне, но неодобрительно погрозил пальцем.

— Ляг, пожалуйста, Эмбер. Повреждение головы может вызвать головокружение и даже внезапную слабость, а мне не нравится, когда мои пациенты падают на пол.

Я легла обратно на кровать.

Он изучил свой инфовизор и забормотал себе под нос:

— Повторяющиеся головные боли. Отмечен риск аллергии.

Врач подошел и осмотрел мою голову.

— Твои записи при поступлении утверждают, что ты забралась на скалу подросткового уровня и ударилась головой о звезду. Я видел множество травм головы, но ни одной — из-за звезды. Ты не поняла, что добралась до самого верха?

— Во время подъема я закрыла глаза, потому что боюсь высоты. — Я помолчала. — Наверное, это звучит несколько странно.

— Я слышал и более странные вещи. — Врач включил сканер, поводил им над моей головой и изучил настенный дисплей. — Похоже, ты не причинила себе серьезных повреждений, но я бы советовал при следующем восхождении держать глаза открытыми.

Я вздрогнула.

— Больше никогда не полезу на скалу.

Доктор выключил сканер, подошел к полке, достал пластиковую упаковку и рывком открыл ее.

— Раны на голове всегда сильно кровоточат. Я сотру кровь, чтобы разглядеть порез.

Он потер мою голову какой-то мокрой тканью, а затем прыснул мне на макушку ледяной жидкостью из бутылки.

— Хорошая новость — порез глубоко под волосами, и нет риска, что останется заметный шрам, — оживленно сказал врач. — Плохая новость — порез глубоко под волосами, поэтому клей на несколько дней испортит тебе прическу.

— Клей? — поразилась я.

— Века назад врач сбрил бы тебе часть волос и зашил рану. В наши дни мы используем особый клей, чтобы ее закрыть. — Он взял с полки другую бутылку. — Я сбрызнул пострадавшее место впитывающимся в кожу обезболивающим, но ты можешь почувствовать легкое неудобство, когда я соединю края разреза. Пожалуйста, постарайся не двигаться в следующие пару минут и закрой глаза на случай, если клеевая жидкость пролетит мимо цели.

Я закрыла глаза и обхватила себя, готовясь к вспышке боли, но почувствовала лишь легкое-легкое натяжение.

— Готово, — сказал доктор. — Теперь можешь попытаться сесть.

Я медленно села и свесила ноги с края кровати.

— Голова кружится?

— Нет.

— Хорошо. В ближайший час ты почувствуешь онемение в макушке. Как только местная анестезия отойдет, голова, возможно, заболит вновь, но я пропишу тебе обезболивающие.

Он деловито постучал по инфовизору и вновь взглянул на меня.

— На твоей голове находится, и ты это почувствуешь, комок клея. Можешь мыть ее как обычно, но не окрашивай, не расчесывай и не дергай волосы в этом месте, и постарайся больше не биться головой. Клей сам сойдет дней через десять, после этого можешь вернуться к обычному поведению.

Я осторожно потрогала пальцем макушку. Врач был прав. У меня в волосах будто застрял комок клея.

— А на плавание ходить можно?

Доктор прищелкнул языком.

— Думаю, ближайшие десять дней тебе лучше держаться подальше от мокрого песка пляжа подросткового уровня, но бассейн должен быть вполне безопасен.

— Спасибо.

— Думаю, мы подержим тебя здесь ночь, — прибавил он. — Но ты сможешь вернуться на подростковый уровень прямо с утра.

Я нахмурилась.

— А нельзя мне вернуться туда сейчас? Моя голова в полном порядке.

— Мы должны сделать еще несколько проверок, прежде чем тебя отослать. Скоро кто-нибудь подойдет и проводит тебя в другую комнату. До свидания, Эмбер.

Доктор вышел из комнаты. Я достала из кармана сложенный инфовизор, постучала по нему, чтобы развернуть, и позвонила Шанне. Через мгновение ее лицо появилось на экране.

— Эмбер, как ты? Где ты?

— Я в медицинском отделении на девяносто третьем уровне.

— Девяносто третий уровень! — в ужасе взвизгнула Шанна. — Что ты там делаешь? На этом уровне вообще есть врачи?

— Меня осмотрел очень милый врач. Скажи, пожалуйста, остальным, что по его словам, я должна остаться здесь на ночь, но увижу всех вас утром.

— Полагаю, тебя накормят белковыми отбросами, — мрачно сказала Шанна.

Она была моей лучшей подругой. Но я начинала думать, что стоило позвонить Прейе или Марго.

— Я должна идти. Меня переводят в другую комнату.

— Сомневаюсь, что вода на девяносто третьем уровне безопасна для питья, — продолжала Шанна. — Должно быть, это ужасно близко к системам мусороочистки на сотом уровне.

— Мне правда пора идти. Увидимся завтра, Шанна.

Я постучала по инфовизору, заканчивая звонок, и скорчила гримасу стене. Шанна была моей лучшей подругой со дня прибытия на подростковый уровень. Родители привели меня в пустую неприветливую комнату, помогли распаковать набор простой одежды и вещей, разрешенных правилами равенства, сказали пару ободряющих слов и ушли. Я немного посидела, чувствуя себя покинутой и одинокой, затем рискнула выйти на поиски коридорной общинной комнаты.

Никогда не забуду того момента, когда я вышла за дверь, и ко мне повернулась угрожающая толпа тринадцатилетних незнакомцев. Я уже собиралась попятиться и сбежать, когда Шанна выступила вперед, засияла улыбкой, излучавшей самоуверенность, и вовлекла меня в разговор, который вела с другой девочкой.

Я до сих пор не понимала, что заставило Шанну в тот день выбрать лучшей подругой меня, а не Марго, Линнет, Прейю или одну из полудюжины других девочек в нашем коридоре. С самого начала было очевидно, что красавица Шанна и атлетичный Форж станут парой и вместе возглавят нашу группу. Сама по себе я бы застенчиво маячила на задворках, а вот будучи лучшей подругой Шанны, оказалась в центре всех мероприятий и вечеринок.

Я была глубоко благодарна за это и ценила все хорошие качества Шанны, но не закрывала глаза на ее недостатки. Шанна могла проявить великодушие и поддержку, но стремилась все время находиться в центре внимания и иногда, не думая, говорила обидные вещи. Этот звонок был типичен для нее: она ужасалась еде и воде на девяносто третьем уровне, не задумываясь, как ее слова на меня повлияют.

Я вновь постучала по инфовизору, чтобы проверить сообщения. Прочитала дюжину добрых пожеланий от друзей, включая Аттикуса и Линнет, напоминание общественной службы о тестовом закрытии межзональных перемычек раз в три месяца и ежедневный отчет о спортивных результатах Синей зоны.

Открылась дверь. Я ожидала, что за мной зайдет человек в медицинской форме, но появилась девушка в дешевом красном топе и юбке. Ее волосы представляли собой массу черных густых кудряшек, плотно окружавших темное лицо, а сама она выглядела лет на семнадцать, прямо как я. Но, вероятно, ее внешность была обманчива. Если девушка работала здесь, то уже должна была пройти лотерею, а значит ей, по крайней мере, девятнадцать лет.

— Привет, Эмбер. — Она заразительно улыбнулась мне. — Я Симона, но все зовут меня Базз.

Я не могла сдержать ответную улыбку.

— Почему Базз?

— Родители утверждают, что малышкой я все время болтала, а если не знала правильного названия того, о чем хотела сказать, то издавала высокий жужжащий звук. Я до сих пор тараторю без умолку.

Она помолчала, изучая меня.

— Я должна отвести тебя в другую комнату. Ты сможешь пройти один-два коридора, или мне привезти кресло?

Я постучала по инфовизору, сворачивая его, убрала в карман и встала.

— Я могу идти.

— Уверена, что тебе не станет плохо и не стошнит? — Базз наморщила нос и вздрогнула. — У меня сегодня уже был пациент с рвотой, и больше не хочется.

— Не думаю, что у меня возникнет слабость или тошнота.

Она кивнула.

— Тогда можешь идти, но предупреди меня, если начнется головокружение.

Я вышла вслед за Базз из комнаты, и мы двинулись дальше по коридору. Дойдя до питьевого аппарата, она махнула рукой.

— Хочешь что-нибудь попить, Эмбер?

Я чувствовала жажду, но не могла выкинуть из головы слова Шанны о системе переработки мусора.

— Нет, спасибо.

Базз повернула в другой коридор, открыла дверь с табличкой «терапия 6» и провела меня в комнату с такими же потертыми белыми стенами, как в процедурной, но с настоящим спальным полем вместо кровати и мягким креслом. Указала на поле:

— Ложись, а я посижу здесь и присмотрю за тобой. Скажи мне, если почувствуешь дурноту или головокружение, и я позову доктора, чтобы тебя проверили.

Я активировала спальное поле, легла на подушку из теплого воздуха и с облегчением вздохнула.

Базз села в кресло.

— Ты, очевидно, с подросткового уровня, — оживленно сказала она. — Ты одна из восемнадцатилеток, которым предстоит вступить в лотерею?

— Нет, мне всего семнадцать, так что мне до лотереи еще год.

— Я прошла ее в прошлом году. Думала, меня определят в учителя, как моих родителей, но в итоге оказалась на этой работе. — Она пожала плечами. — Это лишь доказывает, как сложно предсказать результат лотереи.

Все учителя принадлежали, минимум, к сороковому уровню. Мне заинтересовало, что думали родители Базз о дочери, направленной в глубины улья бегать с поручениями.

— Ты разочарована?

— Нет, для меня так гораздо лучше. Я сказала тебе, что все время болтаю — должно быть, ты и сама заметила, — и люблю встречаться с новыми людьми. Теперь я получила работу, где могу разговаривать со множеством разных людей. — Базз перевела дух. — Что ты сделала со своей головой?

— Ударилась ей об одну из звезд на потолке пляжа подросткового уровня.

Базз расхохоталась.

— Ты не выглядишь такой высокой.

Я застонала.

— Чувствую, я неделями буду выслушивать подобные шутки. На самом деле я поднималась на утес класса «С» с закрытыми глазами, пропустила край склона и стукнулась головой о потолок.

Она вытаращилась на меня:

— Ты обычно лазаешь по скалам с закрытыми глазами?

— Обычно я вообще не лазаю по скалам. Я боюсь высоты. Форж предположил, что подъем поможет мне справиться с страхом и… Ладно, я знала, что это плохая идея, но все равно согласилась попробовать. Мне сложно ему отказать.

— Форж — задира?

— О нет, — поспешно ответила я.

— Значит, Форж — красавчик. Ты в него втрескалась?

— Мне сложно отказать Форжу, но уверена, дело не в том, что я в него втрескалась. По крайней мере, почти уверена.

Я поколебалась. Прежде я ни с кем это не обсуждала. Конечно, я не могла говорить об этом с Шанной, ведь она — подруга Форжа, а откровенность с кем-то другим в нашем коридоре тоже могла привести к проблемам. Думала попытаться объяснить все маме во время одного из еженедельных визитов домой, но решила, что она или не поймет, или встревожится. Гораздо легче было выложить все незнакомцу, особенно такому дружелюбному и разговорчивому, как Базз.

— Если бы я втрескалась в Форжа, — продолжала я, — то наверняка захотела бы, чтобы он стал моим парнем, но это не так. Форж в отношениях с моей лучшей подругой, и я счастлива за них обоих.

Базз поджала губы.

— Если это влюбленность, то необычная. На подростковом уровне я помешалась на поразительно красивом парне и так отчаянно хотела, чтобы он меня поцеловал, что намеренно понажимала кнопки в лифте, и мы застряли там наедине.

Я хихикнула.

— Сработало?

— О, да. Просто великолепно сработало. Мы провели незабываемые пятнадцать минут, пока нас не спасли аварийные службы. — Она шаловливо улыбнулась. — Ты бы не хотела поймать Форжа в ловушку в лифте?

Я покачала головой.

— Форж — харизматичный лидер?

— Определенно.

— Тогда, возможно, в этом и кроется причина. Парень от природы убедителен.

— Полагаю, такое может быть, — с сомнением ответила я.

— Эта ситуация долго длится?

Я слишком стеснялась признать, что она продолжается с первого дня моего переезда на подростковый уровень.

— Достаточно.

— Она уже причиняла тебе проблемы?

— На самом деле, нет. Форж проводит много времени за плаванием и серфингом, поэтому я втянулась и в то, и в другое. От серфинга после болезненного падения отказалась, а вот плаванием наслаждаюсь по сей день.

— Форж не пытался давить, чтобы ты продолжала заниматься серфингом? — спросила Базз.

— Нет. Я уверена, что он не станет давить на меня и по поводу скалолазания. — Я пожалела, что взялась объяснять ситуацию с Форжем, и попыталась закончить разговор. — Это никогда не выглядело серьезной проблемой. Я просто чувствовала, что реагирую на Форжа немного странно.

— Ты пыталась встречаться с другими мальчиками на подростковом уровне?

Я поразилась вопросу.

— Пока нет. Думаешь, свидания с кем-то другим прервут мои странные реакции на Форжа?

— Возможно. Даже если нет, надеюсь, что несколько свиданий пойдут на пользу и тебе, и парню. — Базз задумчиво взглянула на меня. — Ты все еще не испытываешь тошноты или головокружения?

— Я себя превосходно чувствую.

— Я не вижу никаких сигналов потери памяти или замешательства. — Базз откинулась в кресле, недолго посмотрела на потолок, а затем решительно кивнула. — Нет никакой необходимости оставлять тебя здесь на ночь, Эмбер. Я отведу тебя обратно в приемный покой и утвержу твою выписку.

Глава 4

Я недоверчиво взглянула на нее.

— Ты утвердишь мою выписку? У тебя есть на это право?

— Да. Врач уже обработал твою рану и выписал таблетки, которые ты возьмешь на подростковый уровень. Тебе требовался лишь психолог, чтобы проверить, нет ли признаков возможных осложнений.

— Не знала, что ты психолог, — пробормотала я, пытаясь вспомнить, что именно ей наговорила.

Она улыбнулась.

— Что ж, это так, и я счастлива немедленно тебя выписать. Возможно, твоя голова поболит еще несколько дней. Можешь принимать таблетки каждые шесть часов. Если боль не исчезнет через неделю, или ты почувствуешь проблемы с памятью или четкостью зрения, то должна будешь снова со мной связаться. Тебе пришлют копию выписки. Если позвонишь по записанному там номеру, то попадешь прямо ко мне.

Я все еще с трудом осознавала ситуацию.

— Но по виду не скажешь, будто ты принадлежишь к достаточно высокому уровню, чтобы… — Я поняла, как грубо это звучит, и оборвала фразу.

— Я психотерапевт первого уровня.

Первый уровень! Потрясенная и растерянная, я судорожно сглотнула. Я болтала с психотерапевтом первого уровня.

Базз рассмеялась.

— Не надо так тревожиться, Эмбер. Я работаю с пациентами на многих уровнях улья. Существуют различные техники, чтобы помочь пациентам расслабиться и заговорить о своих страхах. Занимаясь людьми на низких уровнях, я обнаружила, что простейший и самый эффективный метод — это соответствующая одежда. Визуальное послание и язык тела часто бывают гораздо важнее слов. Вместо того чтобы изображать грозного, хорошо одетого высшего члена улья, я выгляжу более доступной, буквально ставя себя на один уровень с пациентами.

Базз поднялась на ноги, и я поспешно скатилась со спального поля и встала. Она еще раз заразительно улыбнулась и вышла из комнаты.

— Людей, живущих рядом со мной, приводит в замешательство разнообразие моей одежды. Вчера, нарядившись жительницей восьмидесятого уровня, я встретила нового соседа. Он подумал, что я пришла убирать коридоры, и услужливо указал на пятно на стене.

Я зачарованно хихикнула.

— Я планирую позвонить ему вечером и посмотреть на лицо несчастного, когда объясню, кто я на самом деле, — прибавила Базз. — Он очаровательный красавчик, и я думаю надеть новое платье, купленное на прошлой неделе. Оно выглядит пугающе респектабельным и ужасно соблазнительным одновременно.

Базз тараторила о своем новом соседе всю дорогу до приемного покоя и во время моей выписки, затем махнула рукой на прощание. Минуя двойные двери с пакетом таблеток в руке, я слышала, что она уже болтает со следующим пациентом.

Оказавшись на открытой площадке снаружи, я остановилась, чтобы убрать таблетки в карман и осмотреться. Я знала, что если пойду по коридору налево, то доберусь до экспресс-лифта. Проблема была в том, что именно в этом лифте я лежала привязанной к каталке, а носач в серой маске смотрела на меня и читала мои мысли. Да, глупые страхи, но не хотелось снова приближаться к этой кабине.

В коридоре прямо перед собой я видела двери квартир, поэтому повернула направо. Здесь не было никаких дверей, но на стенах виднелись росписи с парковыми сценами. Учитывая намеки с рисунков, я не удивилась, что на перекрестке слева оказались двойные двери с символом парка, а справа — коридор с медленной, средней и экспресс-лентой.

Так, надо подумать. Я находилась на девяносто третьем уровне, почти вертикально под пляжем подросткового уровня, значит, близко к границе между Бирюзовой и Зеленой зонами. Надо вернуться на подростковый уровень, а затем добраться системой лент на юг, до своей комнаты в Синей зоне.

Я чувствовала усталость и напряжение. Снова заболела голова. Меня подмывало отдохнуть, прежде чем продолжать путешествие, но я не имела права заходить в парк девяносто третьего уровня. Я даже не знала, как будет выглядеть парк на таком низком уровне улья.

Внезапно послышался возбужденный визг, и мимо меня пробежали две маленькие девочки. Им не могло быть больше трех лет, и они затруднились открыть ворота парка. Я шагнула вперед помочь им и автоматически зашла следом.

Я обнаружила, что стою на дорожке из гравия, и правой рукой прикрыла глаза, пока те привыкали к сиянию солнц над головой. Две малышки направились к группе других детей, возившихся в песке на игровой площадке справа. На правом запястье одной из девочек промелькнула зеленая вспышка, означавшая, что обеспокоенные родители проверяют местонахождение ее браслета слежения.

Я рассмеялась, вспомнив, как часто в моем детстве родители проверяли мое местонахождение, как меня это смущало и какое облегчение я испытала, достигнув солидного десятилетнего возраста и освободившись от браслета. Тринадцатилетие и переезд на подростковый уровень стали менее приятной отметкой, а теперь даже более важное восемнадцатилетие ощущалось чем-то зловещим.

Я потрясла головой, чтобы прогнать эту мысль, и оглядела окрестности. Слева увидела рощу карликовых дубов, впереди — обширную травянистую площадку, где руководитель мероприятия учил кучку детей исполнять сложный Праздничный танец с блестящими серебристыми лентами. Старшие десяти- или одиннадцатилетние участники успешно повторяли за ним движения, но пара пятилетних мальчишек просто бегали кругами возле ближайшей поддерживающей колонны, размахивая флажками и крича от возбуждения.

Все в этом парке пробуждало успокаивающие воспоминания о моем детстве на двадцать седьмом уровне. Я играла в более крупной песочнице, танцевала на траве, которую чаще косили, а цветочные газоны выделялись большим разнообразием цветов, но этот парк был в лучшем состоянии, чем тот, куда я часто ходила на подростковом уровне.

Ко мне приближались трое мужчин, один из них оживленно жестикулировал, объясняя что-то двоим другим. Я отступила, чтобы пропустить их к выходу, а затем двинулась по гравийной дорожке. Она привела к ручью, и я остановилась, чтобы вглядеться в один из прудов. Да, там плавала рыба. И вновь, не такая разноцветная, как мне помнилось по парку двадцать седьмого уровня, но не хуже, чем на подростковом.

Сейчас я испытывала жуткую жажду, поэтому отправилась на поиски киоска с едой. Возможно, апартаменты на девяносто третьем уровне меньше, чем на двадцать седьмом, но парк, похоже, такой же большой, если не больше.

Наконец, я разглядела киоск в красно-белую полоску, стоящий у берега маленького озера, и уже спешила к нему, когда на боковой тропе показалась безопасница в синей форме. Она хмуро повернулась ко мне, и я с виноватым видом застыла.

— Ты попала в беду? — спросила она. — Тебе нужна медицинская помощь?

Я взглянула на свою тунику и увидела кровоподтеки, что запачкали синие буквы, гласившие: я болельщица команды по серфингу Синей зоны.

— Со мной произошел несчастный случай на пляже подросткового уровня, и меня отвезли на лечение в медицинское отделение в одном коридоре отсюда.

Я знала, что безопасница попросит мой идентификационный код, чтобы проверить историю. За этим последуют вопросы, почему я гуляю по этому парку, а не иду прямо на подростковый уровень, поэтому я поспешила высказаться в свою защиту.

— Мне долго добираться до дома, а я еще чувствую усталость и потрясение от происшествия, поэтому решила отдохнуть здесь, прежде чем возвращаться.

Я приготовилась к неизбежной лекции о том, что следовало доехать лифтом прямо до подросткового уровня и отдыхать в парке там, и поразилась, когда женщина просто улыбнулась.

— Хорошая идея.

Она подошла к ближайшей скамейке и села. Я в замешательстве посмотрела на нее: она так отличалась по поведению от безопасников, которых я встречала, когда навещала родителей. Потом поняла очевидное. Мои родители жили на двадцать седьмом уровне, а сейчас я находилась на девяносто третьем. Безопасников явно больше беспокоили люди, незаконно заходящие на высокие уровни улья, чем на низкие.

От безопасницы послышался пронзительный звук, и автоматический голос проговорил:

— Опасное нарушение периметра. Тропа 4. Раштон 2527-0355-317.

Безопасница вскочила на ноги и поспешила наперерез маленькому мальчику, который, игнорируя красное свечение браслета на правом запястье, направлялся к озеру. Я рассмеялась, увидев, как она покачала головой и сурово указала дорогу обратно на разрешенную, безопасную для детей область парка. Сейчас женщина вела себя в точности, как безопасники на двадцать седьмом уровне.

Моя головная боль все усиливалась, и я решила принять одну из полученных таблеток. Для этого мне определенно требовалось питье, поэтому я двинулась к киоску.

За стойкой находился пожилой мужчина. Он уставился на следы крови на моей тунике и задал тот же вопрос, что и безопасница:

— Тебе нужна медицинская помощь?

— Спасибо, я уже получила лечение. И просто хочу купить воды.

Мужчина кивнул.

— Если ты еще и голодна, то у нас есть обед по лучшей цене. Он включает бесплатную бутылку воды и хрустящий кекс.

Я изучила плакат с ценником киоска и с облегчением увидела, что товары едва ли дороже, чем на подростковом уровне. Я решила, что сейчас хочу не только пить, но и есть, и мужчина прав, говоря, мол, обед — это лучшее предложение.

— Я возьму сырный обед с шоколадным хрустящим кексом. У вас есть напиток со вкусом дыни?

Он рассмеялся и указал на мою тунику.

— Ты далека не только от родной зоны, но и от родного уровня.

Я в замешательстве взглянула на него.

— Если бы ты пришла на девяносто третий уровень к родителям, то знала бы, что у нас есть только основные напитки: яблочный, апельсиновый и лимонный, — мягко объяснил он. — Вопрос о дынном напитке показывает, что ты жила гораздо выше в улье.

Я не знала, как ответить на слова об уровнях, поэтому решила придерживаться темы напитков:

— В таком случае я возьму яблочный.

Минутой позже я держала под правой подмышкой большую бутылку, в правой руке — большой ломоть хлеба с сыром и салатной смесью, а в левой — хрустящий кекс. Стайка озерных уток с оптимизмом приближалась ко мне, поэтому я нашла спокойное место возле ручья, где за мной с надеждой наблюдал лишь один кролик.

Я взяла одну из своих таблеток, запила яблочным соком и начала есть. И успела проглотить уже половину обеда, когда вспомнила слова Шанны о близости девяносто третьего уровня к системам переработки мусора на сотом.

Поколебавшись секунду, я сказала себе, что замечание подруги нелепо. Наш город-улей располагается под землей, и вся его вода и воздух восстановлены, но переработанная вода и затхлый воздух проходят полную очистку на сотом уровне, прежде чем возвращаются в системы подачи. Вода здесь, на девяносто третьем, не должна отличаться от той, что поступает в верхнюю часть улья.

Я вновь принялась за еду. Хлеб был свежим, сыр отличался сильным, но приятным вкусом, а к напитку и кексу и придраться невозможно. Листья салата оказались слишком грубыми и горькими на мой вкус, поэтому я поделилась ими с кроликом, а затем с довольным вздохом растянулась на траве.

Таблетка, очевидно, действовала, поскольку боль в моей голове ослабла. Я лежала в благословенном безделье, любуясь фиолетовыми цветами на ближайших кустах и слушая птичье пение, доносившееся с деревьев. Со временем надо мной закружилась маленькая птичка; она направлялась к гнезду, приделанному к вершине стоящей неподалеку поддерживающей колонны.

Я не знала, подействовали на меня таблетки или большая порция еды, но обнаружила, что от души зеваю. Я закрыла глаза, намереваясь немного подремать, прежде чем возвращаться на подростковый уровень, но проснувшись, обнаружила, что лампы с солнечным эффектом на потолке умерили яркость до лунной и появились маленькие огоньки звезд.

Если парковое освещение переключилось на ночное, то сейчас уже за десять вечера. Я проспала больше шести часов!

Я в тревоге села, огляделась и увидела, что прежде гостеприимный парк превратился в место зловещих темных теней.

Глава 5

Раньше девяносто третий уровень казался ободряюще похожим на подростковый, но сейчас я осознала, что нахожусь более чем в сорока уровнях от зоны домашнего коридора. Я с трудом поднялась на ноги, обошла темную массу кустов и направилась туда, где свет лун отражался в ровных водах озера. У меня никогда не возникало проблем с ориентированием ночью в парке подросткового уровня, но здешних троп я не знала и понятия не имела, где выходы.

Я решила, что лучше всего снова найти киоск с едой. К ночи он закроется, но все равно поможет выбраться к выходу, поскольку парковый киоск всегда стоит на главной тропе.

Найти киоск оказалось сложнее, чем я ожидала. Его красные и белые полосы мгновенно бросались в глаза при свете дня, но сейчас он превратился в просто еще одну затененную фигуру среди деревьев и поддерживающих колонн. Возле киоска мне пришлось выбирать, идти по тропе направо или налево. Оба направления должны были вести наружу. Я повернула налево и вскоре дошла до двойных дверей с горящим зеленью указателем выхода.

Я поспешила миновать двери, ощутив от облегчения прилив бодрости, и увидела, что нахожусь на границе ярко освещенного торгового района. Несмотря на поздний час, между магазинами сновало неожиданно большое количество людей. Я предположила, что посменные работники живут здесь же, на девяносто третьем уровне.

Я направилась к ряду лифтов, вызвала один, и когда двери открылись, увидела в кабине мужчину и женщину в одинаковых белых комбинезонах. Я взглянула на номер уровня назначения, увидела, что они поднимаются на один из пятидесяти промышленных на вершине улья, и нажала кнопку пятидесятого подросткового. Похоже, так поздно вечером между уровнями путешествовало не слишком много народа, и лифт взмыл вверх, больше не останавливаясь.

Когда двери открылись на подростковом уровне, я увидела, что нахожусь в другом торговом районе. У подростков мало причин заниматься покупками поздно вечером, поэтому лампы были потушены, и виднелось лишь несколько неясных фигур. Я все еще шла с неправильной стороны Бирюзовой зоны, но сейчас, прибыв на домашний уровень, чувствовала себя гораздо спокойнее.

Я двинулась в сторону более ярких ламп и обнаружила крупную развязку лент. Проверила знаки. Я в районе 505/5010 в Бирюзовой зоне и должна добраться домой в квартал 510/6120 в Синей. Я встала на медленную ленту в южном направлении, дала себе секунду приспособиться к ее скорости, затем перешла на среднюю и экспресс-ленту.

Она повезла меня по очень широкому коридору с яркими огнями над головой. Впереди стояла большая группа болтающих подростков, за моей спиной — мальчик и девочка. Группа впереди, должно быть, собиралась на позднюю вечеринку на пляже подросткового уровня, поскольку все они несли пляжные сумки и полотенца. Я поняла, что оставила свою пляжную сумку и полотенце, когда меня увезли на каталке. Оставалось надеяться, что кому-нибудь из друзей хватит ума забрать мои вещи.

Знаки на стене показывали, что мы приближаемся к перемычке между Бирюзовой и Синей зонами. Я как раз прикидывала, сколько минут мне потребуется, чтобы добраться отсюда до комнаты, когда гладкое движение ленты подо мной, похоже, на мгновение прервалось, а затем возобновилось, но как-то неспешнее. Я в замешательстве огляделась и заметила, что средняя лента тоже движется медленнее.

Уже встревоженная, я повернулась к мальчику и девочке позади.

— Что происходит? Система лент ломается?

Девочка скривилась, сочувствуя моей глупости.

— В полночь начинается тестовое закрытие межзональных дверей, происходящее раз в три месяца. Ты правда думала, что при этом экспресс-ленты продолжат двигаться на высокой скорости и выбрасывать людей у закрытых дверей?

— А, точно. Сегодня столько всего произошло, что я совершенно забыла о закрытии перемычек. Как глупо с моей стороны. — Я поспешно повернулась лицом по ходу движения.

— Существуют же те, кто выйдет из лотереи техником сточных вод девяносто девятого уровня, — проговорил за моей спиной презрительный девичий голос.

Я сжалась от смущения, но у меня возникла проблема посерьезнее, чем проявление глупости перед парой незнакомых подростков. Если я не пройду через межзональные двери до их закрытия, то застряну в Бирюзовой зоне еще на час.

Сейчас все три ленты бежали со скоростью самой медленной из них. Замигали красные указатели, а сверху донесся оглушительный голос:

— Предупреждение! Приближаются межзональные перемычки! Межзональные двери закрываются. Всем пассажирам покинуть ленты.

Я прошла через среднюю и медленную ленты и встала на пол коридора. Группа подростков зашагала вперед, и я последовала за ними туда, где коридор заканчивался открытой площадкой.

Там я увидела две массивные двери в бирюзовые и синие полосы. Проход был широко открыт, как обычно, и я подумала, что еще есть шанс миновать его до тестового закрытия, но затем увидела, как безопасники в синей форме натягивают поперек дверей красную ленту.

Мужчина в форме ремонтных служб встал перед преградой. Достал инфовизор и проговорил в него:

— Перемычка 6, дверь 17, уровень 50. Мы готовы к закрытию с Бирюзовой стороны.

Наблюдавшие подростки также достали инфовизоры и проверили время. Последовало выжидательное молчание, а затем они начали декламировать:

— Пять, четыре, три, два…

Голоса потонули в вое сирены, и две гигантские створки двинулись навстречу друг другу. Наш улей составляет одну зону в ширину и десять в длину. Я представила, как эта сцена повторяется у каждой двери, на каждой из девяти перемычек, на всех ста жилых и пятидесяти индустриальных уровнях.

Когда мне было восемь лет, учителя устроили нам специальную ночную экскурсию на закрытие межзональных перемычек. Нам прочитали лекцию о том, как важно иметь возможность отгородить территории улья при крайней необходимости, например, во время крупного пожара. Я едва слушала. Мой разум сосредоточился на песнях Долга улью, которые мы учили в школе, я вспоминала строки о единстве улья, о совместной работе для общего блага и вздрагивала при мысли, что Синюю зону отрежут от остальных.

Сейчас, в семнадцать лет, при взгляде на запертые межзональные двери я все еще испытывала отзвук прежнего ужаса. Я всегда жила в Синей зоне, сперва на двадцать седьмом уровне, а затем на пятидесятом, но сейчас не могла туда попасть.

Мужчина в ремонтной форме вновь заговорил в инфовизор:

— Перемычка 6, дверь 17, уровень 50. Подтверждаю фиксацию межзональных дверей.

Я не знала, что делать дальше. Двери между зонами останутся закрыты, по крайней мере, час. Я чувствовала усталость и боль в сердце, поэтому не могла оставаться здесь так долго, но не видела другого выхода.

Я обнаружила, как несколько подростков целенаправленно двинулись сквозь толпу, повернула голову, чтобы узнать, куда они идут, и заметила, что все направляются к группе стульев. Я поспешила туда же и с чувством облегчения села.

К нам присоединились еще подростки, а перед группой встал мужчина. Я увидела на нем форму руководителя мероприятия и с неприятным ощущением поняла, что ворвалась на плановое занятие Бирюзовой зоны.

— Я рад, что так много моих учеников приложили усилия, чтобы сюда добраться. — Руководитель мероприятия повернул голову и взглянул прямо на меня. — Похоже, у нас еще и новичок. Разве ты не должна быть на лекции Синей зоны о межзональных перемычках?

Я услышал смешок девушки, сидевшей рядом.

— Произошел несчастный случай, — неловко объяснила я. — Мне пришлось отправиться на лечение в медицинское отделение, и я не успела пройти через двери до закрытия, так что…

— А, понятно, — перебил меня руководитель мероприятия. — Ты задержалась из-за несчастного случая, не смогла попасть на свой урок и решила присоединиться к нашей лекции.

— Да, — подтвердила я.

— Как тебя зовут?

— Эмбер.

— Мне нравится твоя увлеченность, Эмбер. — Мужчина вновь повернулся к классу. — Итак, если вы внимательно слушали на вчерашнем занятии, то знаете, что в этом действии примет участие половина ремонтного персонала нашего улья.

Он достал свой инфовизор, постучал по нему и вывел на стену сложную диаграмму.

— Как видите, межзональные двери простираются выше уровня потолка и ниже уровня пола. Прямо сейчас в вентиляции и трубах находятся люди, проверяющие, что все пути доступа пламени, дыма, и ядовитых паров перекрыты.

Я откинулась на стуле, пропуская мимо ушей жужжание лектора. Казалось, он говорил часами, и я уже засыпала, когда вдруг услышала другой голос. Я поспешно разлепила веки, огляделась и напряглась, увидев, что руководитель мероприятия закончил лекцию и теперь задает слушателям вопросы.

— Главная вертикальная вентиляционная шахта, — сказал парень, сидевший в двух стульях от меня.

— Неверно. — Преподаватель взглянул на девушку рядом со мной. — Магда?

— Мусоропровод.

— Неверно. — Лектор посмотрел на меня. — Эмбер?

Я понятия не имела, на какой вопрос должна отвечать. И бросила отчаянный взгляд на диаграмму. На ней виднелось множество пометок, и я выбрала одну наугад.

— Обводящая электрическая линия.

Руководитель мероприятия вскинул голову, словно от удивления, и указал на меня пальцем:

— Ты права!

Правда? Я задумалась, в чем же оказалась права. В этот момент снова загудела сирена, и все повернули головы. Межзональные двери разъехались в стороны.

— Мой класс, вы задержались допоздна, поэтому я разрешаю вам пропустить утреннее занятие, — оживленно заметил преподаватель. — Эмбер, это тебе. Мои поздравления.

Он протянул руку. Я поразилась, увидев, что он держит золотую карточку.

— Эмбер, — повторил лектор.

Я заставила себя встать и подойти за карточкой.

— Спасибо, — пробормотала я.

Остальные подростки, как и положено, поаплодировали, но я видела на их лицах зависть. Затем все встали и поспешили прочь, не разговаривая со мной. Безопасники убрали свою красную ленту, и я присоединилась к толпе людей, торопящихся в Синюю зону.

Система лент уже вновь набирала мощь. Через две минуты я на полной скорости двигалась на юг. Я взглянула на золотую карточку в своей ладони и почувствовала, что плачу. Я четыре года тяжело трудилась, ходила на все занятия, но получила золотую карточку только один раз — за плавание. А сейчас проспала лекцию, чудом угадала ответ на вопрос и заработала знак, позволяющий мне посещать занятия по инженерному делу для продвинутых.

Я бросила карточку в карман и постаралась забыть о ней до конца путешествия. Добравшись до района 505/6120, я еще немного проехала на восток и оказалась в конце своего домашнего коридора. Выдохнула с облегчением, дошла до комнаты, открыла дверь и в шоке застыла.

В стене моей комнаты зияла дыра, и через нее выбиралось похожее на паука существо в черном со странно сияющими глазами.

Глава 6

Я слабо вскрикнула и отступила. У какого монстра могут быть такие яркие глаза? Я вспомнила телепата, ехавшего со мной в лифте, и странный блеск его пурпурных глаз под серой маской. Так выглядела телепат без своей маски? И если это она, то зачем пришла ко мне через стену комнаты?

— Не волнуйся, Эмбер, — проговорил знакомый голос. — Это всего лишь я.

— Форж? — взвизгнула я.

— Пожалуйста, не кричи так. Ты всех разбудишь.

Я понизила голос до яростного шепота:

— Напугал меня до смерти. Что ты делаешь в моей комнате?

— Тебе абсолютно незачем расстраиваться.

— Незачем расстраиваться? — в неверии повторила я. — Ты разрушил стену моей комнаты!

— Ничего подобного. Как твоя голова?

— Моя голова чувствовала себя прекрасно, пока ты не выпрыгнул на меня из стены.

Я оставляла в комнате минимум света. Сейчас мне наконец хватило ума включить лампы на полную мощность. Форж с виноватым смущенным видом стоял перед дырой в стене. Он был одет в черную футболку и леггинсы, лицо и руки в грязи, а на плече висел моток веревки. То, что я приняла за странно блестящие глаза, на деле оказалось лампочками, прикрепленными к черной ленте, повязанной вокруг его головы.

Форж умиротворяющим жестом поднял обе руки и заговорил успокаивающим тоном:

— Я бы никогда не зашел сюда, если бы знал, что ты вернешься сегодня ночью, Эмбер. Честное слово, я ничего не повредил. Лишь снял крышку с вентиляционного люка, чтобы заглянуть внутрь. Я старался не устраивать беспорядка.

Он замолчал и взглянул на кучу одежды на полу.

— Этот беспорядок уже был, когда я пришел.

Я не собиралась отвлекаться на свою неаккуратность.

— Как ты сюда вошел?

— Ты назвала мне код своей двери.

— Правда? Когда?

— В прошлом году, — ответил Форж. — Мы планировали встретиться на тренировке по плаванию. Ты позвонила мне и сказала, что поздно вернешься от родителей и хочешь прийти прямо в бассейн. И попросила взять твою сумку для плавания и встретить тебя на месте.

Он был прав.

— И ты все еще помнишь мой дверной код?

— Его несложно запомнить: пять, четыре, три, два, один.

Я не хотела переходить и к теме грамотного выбора кодов.

— Почему ты не можешь разворотить люк в своей комнате?

— У меня его нет. Я подумал, ты не станешь возражать, если я открою твой люк и загляну внутрь.

Я посмотрела на него.

— Это же твоя одежда для скалолазания. То есть ты надел костюм для восхождений, привязал к своей голове эти глупые лампочки и принес с собой веревку, чтобы просто заглянуть в инспекционный люк?

— Ладно, не совсем, — признал Форж. — Заглянув туда и увидев, что в вентиляцию можно протиснуться, я не смог сопротивляться желанию залезть внутрь и оглядеться, но обычная одежда цеплялась за решетчатый пол, и было чертовски темно. Я поступил разумно: вернулся к себе и снарядился получше, прежде чем продолжать исследование.

Я застонала.

— Таково твое представление о разумном? Ползать по мерзкой вентиляционной системе?

Форж взглянул на свои ладони и вытер их о футболку.

— Там было не так уж грязно.

— Ты не мог знать, каково там. Ты рисковал свалиться в шахту лифта!

— Именно поэтому я взял веревку, — отозвался Форж. — Но обнаружил, что она мне не нужна. Узкая вентиляция вела в более крупный ремонтный лаз, где лампы реагируют на движение. Тот соединяется с другими ходами, и есть лестницы, ведущие вверх и вниз.

Он покачал головой.

— Это действительно запутанное место. Кое-где на стенах я видел коды для ремонтников, но не понял их значение. В следующий раз, идя туда, я планирую взять маркер и нумеровать перекрестки и лестницы, чтобы…

— Ты туда не вернешься, — перебила я. — По крайней мере, из моей комнаты. Закрой эту дыру в моей стене!

Форж вздохнул, вернулся к пролому, накрыл его крышкой и закрепил ее. Затем отступил и указал на это место:

— Видишь, абсолютно никакого ущерба.

Я осмотрела крышку и с сомнением подергала ее, чтобы проверить, не выпадет ли она из стены. Не выпала.

— Я так мечтаю вернуться туда еще несколько раз и исследовать ходы, — с надеждой прибавил Форж. — А у тебя единственная комната в нашем коридоре, где есть полноценный инспекционный люк. У всех остальных — лишь крошечные вентиляционные отверстия.

— Всем остальным повезло, — с горечью заметила я. — Как я могу спать, зная, что в любой момент из моей стены могу вылезти люди?

— Пожалуйста, Эмбер.

Форж жалобно взглянул на меня. Я почувствовал обычный порыв согласиться на все, что он хочет, но поборола себя.

— Нет. Ты больше носа не сунешь в мою комнату.

— Но исследовать ремонтные ходы так волнительно.

— Ты ходишь на скалолазание. Состоишь в подростковых командах Синей зоны по плаванию и серфингу. Для разумного человека волнений более чем достаточно. — Я указала на дверь. — Убирайся!

Форж снова вздохнул и удалился. Я мрачно посмотрела на закрытую дверь, подумала, не видел ли кто-нибудь из наших друзей его выходящим от меня посреди ночи и не заподозрят ли нас в чем-нибудь. Это казалось совершенно невероятным. Если по аналогии представить Шанну парковой лампой с солнечной яркостью, то я едва тянула на бледный свет луны.

Я повернулась и взглянула на свое отражение в стенном зеркале. Волосы — просто кошмар, а туника перепачкана темными пятнами крови. Я скривилась. Какой тут свет луны — максимум одна из мелких слабых звезд.

Я завесила инспекционный люк в стене одним из больших купальных полотенец, чтобы точно знать: никто из ползающих в вентиляции не может разглядеть меня через решетку, — а затем разделась. Бросила вещи в кучу, уже лежавшую на полу, сделала мысленную пометку, что действительно надо будет заняться стиркой, и зашла в душевую кабину, чтобы быстро, но осторожно вымыться.

Клей на макушке, похоже, без проблем пережил горячую воду, но голова снова разболелась. Прошло гораздо больше шести часов после приема последней таблетки, так что я могла взять еще одну. Я вспомнила, что лекарства остались в кармане туники, и выудила ее из кучи грязной одежды. Достав одну из таблеток, я заметила на коробке предупреждение: «Может вызывать сонливость».

И застонала. Теперь ясно, почему я отрубилась в парке девяносто третьего уровня. Если бы я заметила надпись раньше, то не приняла бы таблетку, пока не оказалась здесь, вернулась бы к друзьям ранним вечером, и Форж не вторгся бы в мою комнату, наградив меня страхом перед инспекционными люками.

Я с сомнением взглянула на таблетку в руке, решила, какая разница, я все равно ложусь в кровать, и проглотила лекарство. Переключила освещение в комнате на минимум, запустила спальное поле, расслабилась на теплом воздушном слое, а затем нахмурилась. Я всегда ложилась спать головой к стене с вентиляционным отверстием, но сейчас там висело полотенце. Я скатилась со спального поля, залезла на него с другой стороны, так, чтобы полотенце оказалось возле ног. Оно слабо шевелилось от шедшего из отверстия воздуха, но я заставила себя проигнорировать движение и закрыла глаза.

Однако вторая таблетка, похоже, не оказывала такого же воздействия, как первая. Я парила на грани сна, но не могла пересечь черту. Разрозненные воспоминания о дневных событиях пролетали в мозгу. Аттикус, спокойно нарушающий устои подросткового уровня рассказом о родителях с восьмидесятого. Мерзкий момент в лифте, когда на меня смотрела телепат. Мои откровения Базз о странной реакции на Форжа.

Я тогда решила, что Базз — просто болтливая незнакомка с низкого уровня, приглядывавшая за мной на случай, если от травмы головы у меня начнется головокружение. Знай я, что она психотерапевт с первого уровня, промолчала бы об этой истории с Форжем или добавила деталей и даже упомянула о странных повторяющихся снах о нем?

По крайней мере, сегодня я добилась прорыва. Форж хотел еще полазать в вентиляции, но меня так разозлило его вторжение в мою комнату, что я ему отказала.

Я наслаждалась своей маленькой победой и думала, что надо завтра сменить код двери и, наконец, заснула. Мне снилось, что я вновь в парке девяносто третьего уровня. Я кормила кролика салатными листьями, а он разговаривал со мной и рассказывал, что лотерея назначила меня психотерапевтом первого уровня.

Затем кролик каким-то образом превратился в Форжа, и я попала в ловушку странного закольцованного сна. Мы с Форжем шли через парк. Форж выглядел выше обычного, и деревья тоже, а солнца в потолке казались ослепительно яркими.

В мои сны ворвался звон, возвращая меня в сознание. Я на миг почувствовала замешательство, а затем поняла — уже, должно быть, восемь часов утра, и инфовизор сообщает мне, что пора просыпаться.

Я потянулась за лежавшим на столе рядом со спальным полем прибором, больно ударилась пальцами об стену и вспомнила, что сплю с неправильной стороны поля. Скрутилась, чтобы развернуться в противоположном направлении, схватила инфовизор, а затем сообразила, что на самом деле звонят в дверь.

Я скатилась со спального поля, натянула платье и крикнула:

— Кто там?

— Я, — ответил Форж.

Я открыла дверь и уставилась на него.

— Что с тобой, Форж? Сперва ты пугаешь меня до смерти посреди ночи, а теперь будишь ни свет ни заря.

— Уже не заря, — возразил Форж. — Встав утром, я сказал остальным, что ты вернулась поздно ночью. Когда ты не появилась на занятии по раскрашиванию Праздничных масок, мы подумали, что ты разоспалась, но около одиннадцати начали волноваться. Шанна еще заканчивала маску, и я сказал, что проведаю тебя сам.

— Сейчас не может быть одиннадцать часов. — Я успела убрать инфовизор в карман, но сейчас достала его и взглянула на экран. — О, ты прав, уже одиннадцать. В утиль. Скажи остальным, я сожалею, что не помогла вам с масками. Доктор дал мне какие-то таблетки, и меня отрубило на несколько часов.

— Дело не в масках. Мы все понимаем, что тебе нужно отдохнуть после удара головой. И волновались, не больна ли ты. — Форж замолчал и мечтательно мне улыбнулся. — Есть ли хоть какой-то шанс, что ты разрешишь мне залезть через твою комнату в вентиляцию? Я правда был бы благодарен.

Я открыла рот, намереваясь сказать «нет».

— Да, но в будущем ты должен всегда просить у меня разрешения.

— Обещаю, — радостно сказал Форж и поспешил в коридор.

Я уставилась ему вслед. Я взбесилась, когда Форж напугал меня прошлой ночью. И намеревалась никогда больше не пускать его в свою комнату. Думала сменить код на двери, чтобы нахал не мог сюда проникнуть без моего ведома. А сейчас просто согласилась, мол, да, лазь через мою комнату когда вздумается.

Понятия не имела, что со мной и почему я продолжаю так вести себя с Форжем, хотя любому другому спокойно отказала бы и не меняла решения. Надо это прекратить, причем сейчас же.

Глава 7

Я приняла душ, оделась и хмуро взглянула на кухонный блок в углу своей комнаты. Я зверски проголодалась, но кухонные блоки в жилищах подросткового уровня предлагали только простейший выбор восстановленных блюд. В других местах вы могли получить гораздо лучшую еду по той же цене, поэтому я прибегала к использованию своего кухонного блока лишь в самых отчаянных случаях.

Я решила подождать с едой, уложила волосы, чтобы прикрыть клей, и направилась в общинную комнату нашего коридора. Вошла и обнаружила, что вся группа, за явным исключением Риса, рассматривает кучу Праздничных масок на столах.

— Простите, что проспала, — сказала я.

Все повернулись ко мне, и Шанна в ужасе задохнулась.

— Эмбер, что случилось с твоими волосами?

— Доктор нанес мне на кожу клей. Не волнуйся. Врач сказал, что клей сам собой исчезнет дней через десять.

— Десять дней, — повторила Шанна траурным тоном. — То есть, ты будешь так выглядеть весь Праздник?

— Да.

Она горько вздохнула.

— Учитывая, что лечение проходило на девяносто третьем уровне, полагаю, мы должны радоваться, что у тебя вообще остались волосы.

Я поспешно сменила тему.

— Вижу, вы закончили раскрашивать маски.

— Я помогал с изнанкой, — сообщил перемазанный в краске Каспер.

— Ты прекрасно поработал с изнанкой, — похвалила Линнет.

— Мы не должны трогать маски, поскольку они еще не высохли, — прибавил Каспер.

— Я не стану их трогать. — Я подошла рассмотреть маски. Обычно на Праздник использовались золотая и серебрянная краска, но здесь виднелся легкий оттенок голубого, добавлявший толику утонченного своеобразия. — Они невероятны.

— Шанна наносила последние штрихи, — пояснила Прейя.

Шанна подошла ко мне и гордо взглянула на свою работу.

— Родители сказали мне, что в этот Праздник на элитных уровнях улья используют голубую краску, чтобы подчеркнуть основной цвет.

Шанна никогда не говорила прямо, но отдельные замечания вроде этого показывали, что ее родители создают или одежду, или интерьеры для высших уровней улья. Я подумала, что лотерея даст и Шанне похожую работу. Хотелось бы мне обладать хоть десятой долей ее таланта.

— Вижу, Риса здесь нет, — заметила я.

— Вчера вечером я сказал ему об исключении, — мрачно ответил Форж. — Он все равно заявился сюда утром и начал расстраивать Каспера, поэтому я выкинул придурка. Не знаю, куда он пошел дальше.

— Возможно, нашел, кому еще понадоедать. — Мановением руки я закончила разговор о Рисе. — У моих родителей сегодня выходной, и я должна навестить их днем. Могу пойти прямо сейчас. Уверена, они не станут возражать, если я приду на час раньше.

— Уверена, они ждут, что ты придешь на час раньше, — сухо отозвалась Марго. — Ты каждую неделю приходишь к ним заранее, чтобы бесплатно пообедать.

Я вспыхнула.

— Правила подросткового уровня гласят, что мы должны ограничиваться одним дневным или вечерним визитом к родителям в неделю, и в этот визит не стоит включать еду, но отдельные исключения разрешаются.

Линнет рассмеялась.

— Да все мы так делаем. Если не выпрашиваем бесплатную еду, то берем домой грязные вещи, чтобы сэкономить на машинной стирке. Это единственный способ выжить на подростковое пособие.

Она помолчала.

— Гораздо важнее: Эмбер, хорошо ли ты себя чувствуешь, чтобы идти к родителям? Ты могла бы позвонить им и объяснить, что произошел несчастный случай и тебе надо отдохнуть.

— Нет. Я не могу. Они бы ужасно разволновались. В любом случае, сейчас я чувствую себя замечательно и страшно проголодалась.

Я вышла в коридор. И не удивилась, когда Форж последовал за мной, опасливо огляделся и заговорил тихо и настойчиво:

— Эмбер, если ты собираешься сейчас уйти к родителям, у меня будет время, чтобы?..

Я вздохнула.

— По-прежнему не понимаю в чем привлекательность вентиляции, но думаю, будет. Только постарайся выбраться оттуда прежде, чем я вернусь.

— Обещаю. Спасибо. — Форж умчался, чтобы подготовиться к своей волнующей экспедиции.

В тринадцать лет я страдала, покинув родительский дом и оказавшись одна на подростковом уровне, но улей обеспечивал подросткам близость семейной поддержки. Моя комната находилась в районе 510/6120 на пятидесятом уровне, а родительская квартира — в районе 510/6120 на двадцать седьмом, на расстоянии всего лишь одной поездки на лифте. Уже через несколько минут я нажимала кнопку звонка у их двери.

Открыв, мама обняла меня, поманила внутрь и начала ритуал, который мы разыгрывали каждую неделю:

— Ты пришла чуть раньше, а мы еще не садились обедать. Если ты голодна, можешь поесть с нами.

— Было бы замечательно, — ответила я. — Я пропустила завтрак и хочу есть.

Я прошла за ней в гостиную. Папа улыбнулся мне, а младший брат Грегас что-то пробурчал. До двенадцатого дня рождения Грегас был довольно общительным, но сейчас перешел к разговору одними междометиями.

— Эмбер голодна, поэтому сегодня она поест с нами, — объявила мама, словно говорила о каком-то совершенно необычном событии, а не постоянном нарушении правил подросткового уровня.

— По счастливому совпадению, мы уже накрыли на четверых, — с насмешливой торжественностью отозвался папа.

На этот раз, Грегас отреагировал более высоким звуком. Возможно, изобразил веселье, но я была не сильна в расшифровке фырканья. Оно могло просто значить, что брат голоден и хочет скорее поесть.

Мы двинулись к столу. Там стоял обычный кувшин с дынным соком. Я тут же налила себе полный стакан, проглотила и вновь наполнила емкость. Я обожала дынный сок. И ужасно скучала по нему после переезда на подростковый уровень, поэтому всегда наслаждалась им по максимуму во время визитов домой.

Я на миг задумалась, на каком же уровне должна оказаться после лотереи, чтобы пить дынный сок каждый день, но отвлеклась при виде мамы, принесшей на стол исходящую паром миску.

— Мое любимое рагу, — радостно сказала я и положила себе на тарелку большую порцию.

— Еще одно удачное совпадение, — заметил папа, с трудом сохраняя серьезное выражение лица. — Пожалуйста, Эмбер, возьми себе рогалик или три.

Грегас саркастически хмыкнул.

— Не надо жаловаться, Грегас, — укорил его папа. — Помни, что в следующем году ты тоже переедешь на подростковый уровень и, возможно, сам будешь благодарен за подобные совпадения.

Следующие пару минут я слишком быстро ела, чтобы тратить время на разговоры, но затем чуть снизила темп.

— Полагаю, вы заметили, что мои волосы выглядят так, словно нуждаются в расческе. Это потому, что вчера я поранила голову, и доктор обработал порез специальным клеем.

Мама нахмурилась.

— Как ты порезалась? Рана серьезная?

Я не хотела объяснять, что ударилась головой о звезду. Моя семья знала, как я боюсь высоты, поэтому начались бы вопросы, что я вообще делала на утесе.

— Стукнулась головой обо что-то острое. Порез оказался несерьезным, а медицинские отделения на подростковом уровне были переполнены, поэтому меня отправили на лечение на девяносто третий.

— Девяносто третий уровень! — отозвался хор голосов. Даже Грегас был шокирован настолько, что разразился настоящими словами, а не фырканьем.

— Почему тебя отправили на девяносто третий уровень? — спросил папа.

Я пожала плечами и процитировала название одной из песен Долга улья:

— Улей знает лучше.

— Улей знает лучше, — повторила мама. — Но… девяносто третий уровень!

Я уткнулась в свою тарелку, вылавливая вилкой кусочки рагу. В мозгу все еще бурлили воспоминания о вчерашних событиях и тревоги по поводу лотереи. Девяносто третий уровень оказался не так уж плох, я могла приспособиться к жизни там, но реакция семьи на простое упоминание о нем пробудила мой глубочайший страх.

Я слишком хорошо понимала, что некоторые родители отказались бы от ребенка, попавшего из лотереи на постыдно низкий уровень. Я не знала наверняка, к какому уровню принадлежали родители Марго, но ее сестру прошлогодняя лотерея отправила на двадцать позиций ниже.

Марго обезумела от горя, когда родители разорвали отношения с ее сестрой. Мы с Прейей помогали, как могли, таскали подруге бутерброды и напитки и скрывали ситуацию от всех, сообщив, что Марго остается в комнате из-за болезни.

Но мы не могли остановить разворачивающуюся катастрофу. Марго дюжину раз звонила родителям, пытаясь уговорить их передумать, но они лишь приказали ей тоже порвать с сестрой. Марго отказалась, была в свою очередь изгнана близкими и превратилась в более жесткую и несчастную версию прежней девушки.

Сейчас я не могла не представлять себя на месте сестры Марго. Мои родители жили на двадцать седьмом уровне. Лотерея легко могла поселить меня даже не на двадцать, а на пятьдесят позиций ниже.

Каким-то образом мои эмоции выплеснулись в слова.

— На будущий год я вступаю в лотерею. Предсказать ее результаты невозможно, и я могу оказаться на девяносто третьем уровне или даже ниже.

Мать бросила на меня потрясенный взгляд.

— Я уверена, ты блестяще справишься с лотереей, Эмбер.

— Возможно, — согласилась я. — Но также может быть, что я пройду ее очень плохо. Вам придется подумать об этом и решить, на каком уровне я должна оказаться, чтобы вы сохранили…

Я оборвала фразу, пораженная собственными словами. Зачем я это сказала? Бросила вызов родителям, спросила, на какой уровень должна попасть, чтобы они продолжили относиться ко мне как к дочери — так я могла лишь превратить возможную катастрофу в бедствие, способное грянуть прямо сейчас.

Я вспомнила прошлогодние злые слова Марго.

«Как только вы узнаете, что родители небрежно выкинут вас, если лотерея определит вас ниже определенного уровня, все отношения с ними рассыплются на куски».

Глава 8

Папа отложил вилку и погладил мою руку.

— Я уверен, ты успешно пройдешь лотерею, Эмбер, но даже если ты окажешься на девяносто девятом уровне, мы обещаем, что все равно будем ждать тебя здесь.

— Конечно, — подтвердила мама.

— Мы даже обещаем, что продолжим поить тебя раз в неделю дынным соком, — прибавил папа.

Попытка пошутить убедила меня, что они говорят всерьез. От накатившего облегчения чуть слезы из глаз не хлынули. Я не должна плакать. Грегас уже и так испуган, что его втянули в такою эмоциональную ситуацию.

Я отчаянно попыталась увести разговор от лотереи:

— Путешествие на девяносто третий уровень вышло довольно пугающим. Санитар привязал меня к каталке и завез в лифт, а там к нам присоединился взвод телепата.

Мама ахнула.

— Неудивительно, что ты подавлена и страдаешь от нелепых тревог. Должно быть, ты ужасно себя чувствовала, оказавшись взаперти в лифте с одним из этих… отвратительных созданий.

Грегас внезапно обрел дар нормальной речи:

— Судя по виду их маски, у носачей голова странной формы. Если ты была в лифте с носачом, то наверняка находилась очень близко к этой жуткой твари. Ты заглянула под маску?

— Да, я лежала очень близко к носачу. — Я вздрогнула. — Он наклонился над каталкой и уставился на меня, но я не видела его лица, лишь отблеск пурпурных глаз.

Грегас казался испуганным и возбужденным одновременно.

— Мой друг Уэсли говорит, что однажды видел, как носач снял маску, и под ней оказалась пурпурная голова без волос и настоящего лица, лишь глаза размером с блюдца.

— Прекрати расстраивать сестру, Грегас, — велела мама. — Возмутительно, что взвод носача без причины навязывается раненому и беспомощному человеку. Я пожалуюсь на это в силы здоровья и безопасности.

— На самом деле у них была причина войти в мой лифт, — признала я. — Они пришли арестовать санитара.

— Ты видела, как кого-то арестовали? — Глаза Грегаса расширились. — Верхотура, Эмбер! О чем же думал санитар, если его поймали?

Я почувствовала, что скоро Грегас расскажет Уэсли искаженную версию этой истории.

— Похоже, он планировал навредить двум людям.

— Правда? И что с ним будет? — спросил Грегас.

— Не знаю. Телепат упоминал коррекционное лечение.

Грегас театрально вздрогнул.

— Уэсли говорит, его дядя работал с человеком, которого забрал взвод телепата, и больше беднягу не видели.

— У Уэсли исключительно буйное воображение, — сказал папа. — Помнишь, когда его родители переехали в этот коридор, он рассказал тебе, что они ему не родные? И просто усыновили его после перехода из другого улья.

— Мне не стоило тогда верить Уэсли, — признал Грегас.

— Не стоило, — согласился папа. — Хотя ульи действительно обмениваются после лотереи людьми для заполнения ключевых постов, сложно представить, что нам отчаянно понадобился восьмилетний мальчик, помешанный на хрустящем печенье со вкусом кокоса. Подозреваю, что и на утверждения Уэсли о носачах не вполне можно положиться.

Внезапно к моим страхам по поводу грядущего отбора прибавился новый. Каково это — выйти из лотереи и быть проданным в другой улей? В мире сто шесть городов-ульев. Я слышала их названия в новостях и запомнила, что некоторые из них меньше нашего, а другие больше, но ничего не знала о жизни людей там.

В школе нам не рассказывали о других ульях, поскольку обычный лояльный гражданин не должен ими интересоваться, а тем, кого назначат в торговлю между ульями, импринтируют всю необходимую информацию. До меня доходили слухи, насколько условия в других ульях лучше или хуже, чем в нашем, но возможно, это лишь плоды буйного воображения людей вроде Уэсли.

Возможно ли, что я выйду из лотереи и узнаю правду о других ульях, будучи продана в один из них? Если это произойдет, у меня больше никогда не будет никаких контактов с родителями.

Секунду я в оцепенении представляла этот ужас, но затем здравый смысл победил. Людей продавали лишь для заполнения постов, жизненно важных для функционирования улья. Впервые полное отсутствие у меня талантов к чему бы то ни было успокаивало. Меня определенно не продадут в чужой улей, поскольку ни один из них меня не захочет.

— Ты так не считаешь, Эмбер? — спросил папа.

— Что? Прости, я задумалась о другом и отвлеклась.

— Я говорил, что считаю присутствие телепатов крайне неприятным, но происшествия вроде твоего с санитаром доказывают: их служба улью жизненно важна. Если твой парамедик думал о причинении вреда людям, его требовалось остановить, прежде чем мысли превратились бы в действия.

— Согласна, — ответила я.

— Теперь давайте забудем о телепатах и насладимся оставшейся едой, — вмешалась мама. — Грегасу нельзя опаздывать в школу.

Брат застонал.

— Школа — это такая потеря времени. Мне двенадцать лет. Я умею читать, считать, могу процитировать все обязанности перед ульем и спеть все песни Долга. Зачем я должен и дальше торчать в школе по три часа в день, пять дней в неделю, если нечему больше учиться? Все остальные необходимые знания мне импринтируют после выхода из лотереи.

Похоже, все разговоры в последние день-два так или иначе возвращались к теме отбора. Люди чаще упоминали о ней, потому что скоро начиналась лотерея 2531, или просто я сама острее реагировала на каждую мимолетную фразу? Я постаралась отвлечься от мысли, каково это — получить импринтинг, и в четыре приема доела свое рагу.

— После Праздника твои школьные уроки сконцентрируются на подготовке к переходу на подростковый уровень, Грегас, — ответил папа. — У тебя появится множество новых тем для изучения. Например, как пользоваться стиральными машинами, а не кидать грязные вещи в корзину и надеяться, что они по волшебству вновь появятся сложенными и чистыми у тебя на полках.

— Как организовать бюджет, чтобы с комфортом жить на подростковое пособие, — прибавила мама.

— На подростковом уровне нет многих блюд и напитков, — мрачно заявила я.

Грегас вновь проворчал что-то неразборчивое.

На десерт мы поели хрустящее шоколадное печенье, сбрызнутое сливками, и Грегас ушел в школу. После этого мы с родителями посмотрели один из развлекательных каналов улья, переключаясь с триллера о том, как отряд обороны улья Англия преследовал шпиона из другого улья, на разговор о работе моих родителей по созданию новых видов фруктов и овощей для отделов гидропоники. При этом, к счастью, лотерея вовсе не упоминалась.

Уходя, я уносила в кармане пару запрещенных хрустящих кексов. Вместо того, чтобы вернуться прямиком на подростковый уровень лифтом, я направилась в торговый район и прошлась до эскалатора в его центре. Огляделась украдкой в поисках безопасников, ни одного не нашла и прыгнула на перила.

Я неловко балансировала, пока движущиеся перила несли меня вниз через торговые районы двадцать восьмого, двадцать девятого и тридцатого уровней. Строго говоря, правила безопасности улья запрещали такое перемещение, но оно считалось безвредным подростковым мятежом, поэтому я рисковала лишь получить мрачноватый взгляд безопасника, который меня заметит.

Я уже достигла тридцать третьего уровня, когда услышала традиционный предупреждающий свист, который знали все подростки: один тихий сигнал, один громкий, один тихий. Это означало, что рядом безопасники. Я огляделась, ища, кто высвистывает предупреждение, и увидела молодого человека, поднимавшегося мне навстречу по эскалатору. Он выглядел так, словно прошел лотерею, по крайней мере, два или три года назад, но широко улыбнулся мне и изобразил указательными пальцами букву «п», сообщая о серьезных проблемах.

Я растерялась, но махнула ему в знак благодарности, спрыгнула вниз и чинно встала на эскалаторе. Добравшись до торгового района на тридцать четвертом уровне, я увидела, о чем предупреждал меня мужчина. Группа из двенадцати безопасников стояла возле ступенек и разглядывала всех проходящих, словно в поисках кого-то конкретного. Я понятия не имела, что происходит, но судя по хмурым выражениям их лиц, не стоило сейчас попадаться, разъезжая на перилах.

Доехав до пятидесятого подросткового уровня, я коридорами вернулась в комнату. Открывая дверь, я наполовину ожидала увидеть дыру в стене, но крышка инспекционного вентиляционного люка стояла на месте. Полотенце, висевшее над ней, очевидно, сняли, а потом вернули обратно. Я подошла и закрепила его так, чтобы хорошо закрыть решетку.

А затем ворчливо признала, что Форж сдержал обещание и выбрался из вентиляционной системы до моего возвращения. Я подозрительно осмотрела комнату, но единственным признаком вторжения было то, что кучу грязного белья на полу задвинули дальше в угол.

В дверь позвонили. Я открыла, ожидая увидеть Форжа или Шанну, но это оказался Аттикус. Он протянул мне знакомую сумку и полотенце.

— Я принес их тебе с пляжа.

— О, спасибо. — Я забрала вещи. — Они мне понадобятся на тренировке по плаванию.

Он мгновение посмотрел на свои руки и заговорил вновь:

— Когда я сказал тебе, что мои родители принадлежат к восьмидесятому уровню…

— Не беспокойся. Это был личный разговор, и я никому не расскажу.

— Я не это имел в виду. — Аттикус еще раз глянул на свои руки, затем на меня и затараторил: — Эмбер, я бы хотел, чтобы ты стала моей партнершей на Празднике. Я рассказал тебе, что мои родители живут на восьмидесятом уровне, поскольку не хотел вводить тебя в заблуждение, заставляя думать, будто отношусь к семье высокого уровня, как и ты.

Я потрясенно молчала. Парень из другой коридорной группы просил меня пойти с ним в прошлом году, но я ему отказала. Учитывая странность моей реакции на Форжа, я чувствовала, что лучше всего остановиться на Праздничных вечеринках для младших возрастов и одиночек, где все танцуют сами по себе или участвуют в общих танцах с лентами.

Согласие пойти с кем-то на Праздник вело к серьезным обязательствам. Оно означало, что вы проведете вместе три дня и продолжите отношения дальше.

Сперва я занялась более мелкой побочной проблемой.

— Откуда ты узнал, что моя семья высокого уровня? Я взяла только основные вещи, разрешенные правилами равенства, и никогда не упоминала, откуда мои родители.

Он рассмеялся.

— Прибыв на подростковый уровень, я ясно понял, кто пришел из верхней части улья. Тебя шокировала простота комнат, и ты называла блюда и напитки, которых не было у нас на восьмидесятом.