Ритуальные грехи

Глава первая

Рэйчел Коннери страстно желала оказаться где угодно, но только не здесь. В свои двадцать девять лет она взяла за правило поступать только так, как ей хочется, всегда оставляя за собой право выбора. Но ведь сюда она приехала по собственному выбору, угрюмо напомнила себе Рэйчел. Просто так уж получилось, что этот выбор она сделала без особого желания, под давлением обстоятельств.

Такси уже остановилось возле обширных владений Санта Долорес, где обосновалась штаб-квартира Братства Бытия. Община расположилась в семнадцати милях от Альбукерки, и в лучах яркого солнца штата Нью-Мексико выглядела мирным убежищем, каковым, впрочем, ей и надлежало быть. Основное предназначение общины заключалось в том, что ее члены должны предаваться глубоким размышлениям, которые, в свою очередь, приведут к просветлению духа. Здесь же находилась и больница по уходу за безнадежно больными пациентами.

В этих стенах на мать Рэйчел снизошло озарение. И здесь же она умерла.

Таксист уже открыл для нее дверцу, и Рэйчел вышла из машины, после чего стряхнула воображаемую пылинку с шелкового костюма и с ненавистью уставилась на территорию Братства. Она снова подумала о том, до чего ей не хотелось здесь находиться. И они об этом знали.

— Отсюда я доберусь сама, — сказала она, забрав у водителя кожаный чемодан и наградив щедрыми чаевыми.

— Боже, благослови, — пробормотал он.

— Что?

— Боже, благослови. Вы же одна из Людей Люка, верно? — таксист, казалось, очень смутился и судорожно зажал в кулаке деньги, как будто боялся, что она их отнимет.

— Нет, — отрезала Рэйчел. — Я не из их числа.

С этими словами она круто развернулась и, уверенно цокая высокими шпильками по пыльной мостовой, направилась к красивым кованым воротам.

Люди Люка, вот как они себя величают. До сих пор она старалась не думать о таких отвратительных вещах, но сейчас все вернулось обратно. Она больше не могла скрываться от суровой реальности. Она никогда не встречалась с этим человеком, только видела его издалека. Но даже в переполненном зале суда она ощущала ядовитые щупальца его мощной харизмы, которые, словно нити паутины заманивали каждую заблудшую душу в свои липкие сети.

Люк Берделл, бывший преступник, осужденный убийца, основатель того, что одни называли философией, другие — религией, а она считала обычным культом. Именно он заставил ее умирающую мать оставить Братству Бытия двенадцать с половиной миллионов долларов. Не оставив ни единого цента единственной дочери.

Лет десять назад Рэйчел просто забилась бы в угол, заливаясь горючими слезами. Но только не сейчас. Она пробовала бороться изо всех сил. Но первое исковое заявление оставили без рассмотрения на первом же слушании, а ее адвокаты разбежались поджав хвосты, и горечь поражения, словно черная пелена, охватило душу Рэйчел. Нельзя судиться с религией. Нельзя обвинять святого. Стелла Коннери составила завещание, будучи в здравом уме и памяти, она знала, что умирает от рака груди, поэтому приняла решение и сознательно лишила дочь наследства.

Братство Бытия, одержав победу, оказалось любезным до тошноты. Конечно, Рэйчел непременно захочет посетить места, где ее мать провела последние дни и упокоилась с миром? Она захочет убедиться, что деньги Стеллы идут на благое дело и смирится с решением суда и последней волей матери. И Братство, и Люди Люка с радостью поделятся с ней благословением, которое ниспослал им Господь.

Да Рэйчел скорей бы съела дохлую мышь! Конечно, они ведь не собираются поделиться с ней деньгами, которые выманили у тщеславной больной женщины. Стелла и Люк были любовниками, насчет этого у Рэйчел не было никаких сомнений. Стелла с жадностью набрасывалась на каждого встречного мужчину, качество, до смерти пугавшее и холодившее душу ее единственной дочери. Ни один симпатичный мужчина не мог устоять перед Стеллой.

Воистину Люк Берделл, основатель Братства Бытия, был очень привлекательным мужчиной. И ему щедро заплатили за то, что он спал со старой больной женщиной.

Если бы Рэйчел признала поражение, она отказалась бы от приглашения общины. Умная женщина смирилась бы, наконец, с тем, что ее мать, которая в прошлом совершенно не заботилась о дочери, в конце жизни совершила последнее предательство. Рэйчел могла бы найти новую работу, заняться собственной жизнью. Она могла бы сделать выбор, перестать быть жертвой своего несчастного детства.

Ну вот, опять это слово — выбор. Она могла выбрать гнев и месть. А могла выбрать спокойную жизнь.

Если бы не анонимное письмо, она, наверное, сделала бы правильный выбор. Но как только она распечатала конверт и прочла обвинительные строки, отступать было некуда.

У твоей матери никогда не было рака. Ее убил один из Людей Люка. Может, это сделал сам Люк или приказал это сделать другим. В конце она знала, что ее ждет, но ничего не могла поделать. Приезжай в центр, и я помогу найти доказательства, которые выведут его на чистую воду.

Вот тебе и выбор. Под письмом не было подписи, почерк казался по-детски неуклюжим, но все в нем дышало искренностью. Во всяком случае, Рэйчел хотелось в это верить.

Вот таким образом, полная решимости и негодования, она оказалась в Санта Долорес, на территории Братства Бытия. В логове Люка Берделла.

— Люк, она здесь.

Он не пошевелился. Он слышал, как они вошли, эта странная группа пожилых людей и стариков — специалистов высшего класса, которые нашли в Братстве Бытия ответы на жизненные вопросы, и теперь использовали свой богатый профессиональный опыт на благо его процветания. Хотя среди них было несколько женщин, всех их называли Старейшинами, и они управляли Братством, как первоклассной компанией. А Люк управлял всеми ими. Он лежал на спине на холодном полу, выложенном плиткой, раскинув руки, закрыв глаза, и глубоко вдыхал сладкий едкий запах горящей полыни. Он чувствовал, как энергия растет и ширится в его теле, как каждый нервный отросток звенит от напряжения, а по жилам стремительным потоком несется кровь. Эта энергия была его властью, его даром, и он пользовался ею очень осторожно, стараясь не растрачивать понапрасну. Сначала он никак не мог понять, о ком идет речь, но потом вспомнил. Дочь Стеллы. Тощая, бледная женщина с угрюмым лицом, которая отважилась подать на него в суд, чтобы отобрать его деньги. Конечно, она осталась ни с чем. Старейшины считали, что от нее следовало откупиться. Ведь судебное разбирательство, обвинения, какими бы смехотворными они ни казались, дурно влияли на общественное мнение. Братство Бытия сторонилось огласки, оно избегала ненужной рекламы. Те, кто нуждался в помощи, рано или поздно сами находили путь в Санта Долорес.

Однако Люк не собирался откупаться от Рэйчел. Он наблюдал за ней, и все в ней — и надменное аристократическое лицо, и стильная дорогая одежда — так и кричало о презрении к окружающим; и тогда в нем снова появилось это старое чувство, от которого, как ему казалось, он давным-давно избавился. Это был настоящий вызов. Это был дух, готовый бороться с ним зубами и когтями до последнего вздоха. Предстояла битва, в которой он смог бы проявить застоявшийся без дела дар и доказать, что никто не может устоять перед его могуществом, стоит ему только напрячь для этого все свои силы.

Он заманит Рэйчел Коннери в Санта Долорес и соблазнит ее. Он поработит ее душу и чувства, поглотит и завладеет ею. Так, как он это проделывал с другими. На этот счет у него не было ни капли сомнения. Недовольное выражение на ее лице сменится безмятежным выражением блаженства. И для этого ему не придется даже к ней прикасаться.

Он никогда не спал со своими последователями. И насколько было известно другим, он вообще ни с кем не спал. Люк соблюдал целомудрие, был вегетарианцем, не курил, не пил, не принимал наркотики, вобщем, олицетворял собой саму святость. Все это было частью сделки. Они все его хотели. И он об этом знал и этим пользовался. Он не спал ни с одним их них, и они верили, что могут владеть им все — женщины и мужчины, старые и молодые. Пока он оставался вне досягаемости, они пребывали в состоянии эмоционального ослепления и крайней нужды.

И такое положение дел его весьма устраивало.

Интересно будет понаблюдать, сколько понадобится времени, чтобы изменить подобным образом такую откровенно неверующую женщину, как Рэйчел Коннери. Впрочем, он обращал других и прежде, вряд ли этот случай будет чем-то особенным.

Вот только она отличалась от других, он это почувствовал даже на расстоянии. Ее гнев гнездился очень глубоко и взывал к нему из этих глубин. Люк просто не мог не ответить на вызов.

Он открыл глаза, плавно принял сидячее положение и, откинув с лица длинные волосы, взглянул на Старейшин.

— Благослови Господь, — сказал он.

— Что нам с ней делать, Люк?

В свое время Альфред Уотерстон руководил одним из крупнейших онкологических исследовательских институтов в стране. Он рано ушел на пенсию, чтобы присоединиться к Люку, и теперь занимался сложными финансовыми делами Братства. Дотошное внимание к деталям и тонкостям любого вопроса порой доходило у Альфреда до абсурда.

— Встретьте ее радушно, — мягко ответил он голосом, звук которого доходил до дальних углов комнаты. Он долго тренировался, чтобы достичь подобного эффекта. Еще одно орудие воздействия, которым он пользовался очень разумно.

— Она желает с тобой увидеться. Я сказал, что ты размышляешь, но она лишь рассмеялась в ответ. Люк, я опасаюсь ее дурного влияния.

Люк кивнул в ответ.

— Это не надолго, Альфред. Проследи, чтобы она прошла обряд очищения прежде, чем вступит на территорию Братства. В чем она одета?

— В городскую одежду, — презрительно фыркнул Альфред.

— Дайте ей кое-что из нашей одежды. В ней ей будет удобней.

— А если она откажется?

— Тогда я этим займусь, Альфред. Как всегда.

Несомненно, она откажется, хотя обряд очищения заключался в простом омовении в горячем источнике, вода в котором оказывала поистине магическое воздействие. Наверняка она будет принимать холодный душ на всем протяжении своего визита. Она откажется и от удобной хлопковой одежды, которую носили здешние обитатели, но этим он займется в другой раз. В его голове пронеслись слова: Разденьте ее, искупайте и приведите в мой шатер, и он широко улыбнулся.

— Благослови Господь, — пробормотал Альфред, не ведавший, о чем думает его святой наставник.

— Благослови вас всех Господь, — ответил Люк и снова улегся на пол.

Он не спал ни с кем уже три месяца. Он привык долгое время обходиться без секса — раз нужно было сохранить видимость безгрешной чистоты, значит, ему следовало быть крайне осторожным, чтобы решить, как и где позаботиться о своих нуждах, если терпеть становилось невмоготу.

Люк научился превращать нерастраченную сексуальную энергию в своего рода пламенный энергетический поток, увлекавший в свой водоворот всех и каждого. А он жил себе преспокойно посреди этого вулкана страстей, безучастно наблюдая за окружающим миром.

Санта Долорес, основанная на любви, доверии и свободе, была поистине райским уголком для всех страждущих. Но все здесь шло благополучно еще и благодаря современной технике наружного наблюдения, с помощью которой Люк мог обозревать некоторые помещения обширного комплекса зданий. Один в огромной светлой комнате, он снова сел, затем поднялся на ноги. Сейчас он направится в комнату для медитаций, единственное помещение, где никто, даже Калеб, не имел права его беспокоить. Он отодвинет в сторону тяжелый черный занавес и будет наблюдать за экранами мониторов. И может статься, он даже увидит, действительно ли Рэйчел Коннери такая уж бледная, тощая и угрюмая без своей модной одежды.

Первое, что она заметила — вокруг не было ни одного ребенка. Наверное, этот культ, в первую очередь заботился о бездетных гражданах. Так проще вымагать у них деньги, догадалась Рэйчел. Основное здание Санта Долорес было построено в лучших традициях Юго-Запада — прохладные полы, вымощенные плиткой, стены из самодельного кирпича, окна и потолки отделаны темным деревом.

Ее разместили в комнате, находившейся в конце одного из многочисленных коридоров. Женщина, сопровождавшая девушку в ее новые апартаменты, к досадному удивлению Рэйчел, не казалась такой уж безмозглой гусыней, несмотря на светлую хлопковую одежду, напоминавшую то ли мужскую пижаму, то ли кимоно каратиста. Она попыталась всучить такое же одеяние и Рэйчел, впрочем, без всякого успеха, а также уговаривала ее пройти обряд очищения в горячем источнике.

— Спасибо, что-то не хочется, — усмехнулась Рэйчел. — Сегодня утром я приняла душ.

— Ты почувствуешь себя прекрасно. Совершенно новым человеком, — сказала женщина, назвавшая себя Лиф.

— Меня вполне устраивает прежняя личность, — отрезала Рэйчел. — Когда я увижу Люка?

— Когда он будет готов. Большую часть дня Люк проводит в молитвах и размышлениях. Я уверена, что он дарует тебе встречу, как только сможет. Тем временем он пожелал, чтобы мы радушно приняли тебя в нашей обители.

Рэйчел окинула критическим взглядом голые стены, простой очаг, узкую кровать с белым ситцевым покрывалом.

— Не очень-то здесь роскошно, — заметила она.

— Мы здесь не для того, чтобы потакать своим слабостям, — пояснила Лиф. — А для того, чтобы настроить их на новую волну. Открыть свои души для новых возможностей.

— На одноместной кровати вряд ли что-то получится.

Лиф послала ей мягкую улыбку.

— Мы не увлекаемся наркотиками, алкоголем, сексом или прочей отравой. Это место предназначено для очищения и познания.

— Как, и секса тоже нет? — повторила за ней Рэйчел. — А как же быть семейным парам?

— Они с радостью пользуются возможностью сосредоточиться не на телесных, а на духовных потребностях.

— Просто замечательно, — проворчала Рэйчел. — У моей матери не случалось и недели воздержания.

— Воздержание от плотских утех — вовсе не требование, — возразила Лиф. — Это просто предложение. Если мы хотим следовать за нашим наставником, мы должны подражать ему во всем.

Эти слова не сразу дошли до Рэйчел.

— Не хочешь ли ты сказать, что Люк Берделл ведет целомудренный образ жизни?

— Конечно.

— Конечно, — недоверчиво повторила Рэйчел. — Ты знаешь, с этими целомудренными религиями настоящая проблема. Ни один из их последователей не сдержал своего обещания. Это общеизвестный факт.

— Мы не религия, а философия. И детей здесь иметь запрещается. Они слишком малы, чтобы понять наше учение. Люк говорит, что сначала мы должны осознать собственные обязанности в этом мире, а уж потом заботиться о потомстве.

— Лидер культа с замашками республиканца, — пробормотала Рэйчел. — Что еще?

— Это не культ.

— Да, я знаю. Не религия, не культ, просто образ жизни, — сказала Рэйчел, опускаясь на кровать. Та оказалась узкой и жесткой, словно доска, утыканная гвоздями, настоящее ложе для йога. Как раз под стать ее настроению.

— Ужин подадут в шесть часов. Мы все здесь растительные вегетарианцы, но наши повара настоящие кудесники. Думаю, тебе понравится.

Растительное вегетарианство было намного хуже обычной вегетарианской диеты.

Рэйчел тяжело вздохнула.

— Все в порядке. Вобщем-то, я не придаю еде особого внимания. А пока мне бы хотелось немного отдохнуть.

— Вот и отлично, — обрадовалась Лиф. — Я приду за тобой, чтобы отвести на ужин.

Рэйчел неподвижно лежала на кровати, прислушиваясь к тому, как в полной тишине раздаются шаги Лиф, обутой в легкие сандалии. Женщина оставила проклятую униформу, и Рэйчел мрачно уставилась на одежду, задумавшись над тем, хватит ли у нее энергии и гнева, чтобы затолкать ее в мусорное ведро. Поразмыслив немного, она отказалась от этой мысли.

Девушка окинула взглядом отделанный деревом потолок. Она хорошо подготовилась к своему визиту и знала, что здание возвели четыре года назад, причем строили из лучших материалов, не жалея денег. Оно стоило миллионы долларов, и все благодаря духовному наставнику, человеку, отсидевшему в тюрьме три года за убийство, случившееся в пьяной драке.

С тех пор, как Люк Берделл покинул стены тюрьмы Джолиет на правах условного освобождения, прошло двенадцать лет. И за это время он далеко продвинулся. Никто не мог и пальцем к нему прикоснуться, никто даже не пытался это сделать, включая и офицеров службы надзора, которые охотно засадили бы его обратно в тюрьму за нарушение условий освобождения.

Никто не осмеливался его трогать, кроме Рэйчел Коннери. Она была полна решимости разоблачить наглеца. Но сперва нужно было узнать, кто был ее тайным союзником, кто написал предостерегающее письмо.

Она надела глупые туфли на шпильках только из духа противоречия. Но Рэйчел не собиралась в них идти на разведку, впрочем, она не собиралась надевать и проклятые сандалии, оставленные Лиф, хотя похоже, они пришлись бы ей в самую пору. Она пойдет босиком по пустым залам Санта Долорес, и может быть, ей удастся где-нибудь обнаружить неуловимого Люка Берделла. Она не собиралась дожидаться, когда его святейшество соизволит назначить ей аудиенцию. Она найдет его, и немедленно. А заодно сможет убедиться, что он обычный человек.

Как и следовало ожидать, затея Рэйчел обернулась пустой тратой времени. Она встретила на своем пути добрую дюжину «новообращенных» — все они смотрели на нее с улыбкой и бормотали какую то ерунду о благословении. Но Люка Берделла она так и не нашла. Никто не мешал ей заходить в любую из комнат, включая и огромное помещение, предназначенное то ли для массовых сборищ, то ли для человеческих жертвоприношений. И нигде ни следа их таинственного, знаменитого наставника. И никого, кто бы поинтересовался тем, кто она такая и что здесь делает.

К тому времени, когда Рэйчел сдалась и решила вернуться к себе в комнату, настроение ее ничуть не улучшилось. Она проголодалась, изнывала от жары и чертовски устала. К тому же, нравилось ей это или нет, она собиралась сменить городскую одежду на что-нибудь более удобное. Она сомневалась, что захватила с собой легкую одежду, но скорей согласилась бы ходить голышом, чем облачиться в дурацкое кимоно. Однако хороший теплый душ, несомненно, возродил бы ее к жизни. И к поискам, которые она не собиралась прекращать.

Время клонилось к вечеру. Когда Рэйчел вернулась в свою комнату, там уже прятались по углам глубокие тени. Выключатель на стене отсутствовал, и она выругалась себе под нос, когда шагнула в темноту и захлопнула за собой дверь.

— Чертово место, — проворчала она. — Ни тебе выключателей, ни мяса, ни новоявленного мессии, когда ищешь его не жалея ног.

Она пошарила рукой по прикроватной тумбочке в поисках ночника. Вместо него она обнаружила старую масляную лампу.

— Черт, — громко сказала она. — Да здесь и электричества нет.

В темноте чиркнула спичка, и Рэйчел громко вскрикнула, завороженно следя за тем, как горящая спичка плавно приближается к лампе. Мгновение спустя комната озарилась тусклым светом, который постепенно стал ярче; мужчина потушил спичку и небрежным жестом бросил ее в круглое отверстие каменного очага.

— Ты меня искала? — спросил Люк Берделл.

Она не могла ни забыть, ни простить себе, что поначалу так сильно перепугалась. Она разыскивала Люка, чтобы встретиться со львом в его логове. А вместо этого он заявился к ней сам.

Вблизи он производил не менее внушительное впечатление, чем издали. И дело было вовсе не в физической красоте, хотя и ею он обладал в избытке. Изящное, узкое лицо, большие серо-голубые глаза, с удивительным сочувствием глядевшие на Рэйчел, нос и подбородок четко очерчены, что придавало ангельским чертам его лица несомненную мужественность, и рот, способный совратить и святого.

Оставив без внимания стул с прямой спинкой, он сидел на ее кровати, вытянув перед собой длинные ноги. Он был одет в один из широких хлопковых балахонов, но отличие состояло в том, что его одежда была белого цвета, тогда как другие носили цветную одежду легких пастельных оттенков. Он был стройным и высоким, можно сказать, тощим, но только глупец мог бы недооценить всю ту мощь и силу, что скрывалась под просторной белой туникой. Волосы у него были темными и очень длинными, они водопадом струились по его спине; он смотрел на Рэйчел, спокойно сложив на коленях крупные, изящной формы руки, в его взгляде сквозило обычное любопытство и ни тени тревоги.

— Как ты сюда попал? — гневно спросила Рэйчел. — Ты перепугал меня до чертиков.

— У нас в Санта Долорес нет замков, — миролюбиво сказал он. — Мы не ругаемся и не пользуемся дурными словами. Эта отрава так же заразна, как наркотики, спиртное и мясо животных.

Рэйчел сдержалась и не послала его к черту, сама не зная почему.

— Мели Емеля, твоя неделя, — пробормотала она.

Он поднял глаза, чтобы посмотреть ей в лицо, и Рэйчел спокойно встретила его взгляд. Ничего удивительного, что он заставлял разумных взрослых людей заглядывать себе в рот. Его глаза были способны растопить ледяную глыбу.

Но в сердце Рэйчел царил холод почище льда, ясные глаза и проникновенный взгляд оставили ее равнодушной.

— Ты очень злишься на Братство Бытия, верно? — спросил он, не двигаясь с ее кровати. — Ты решила, что мы использовали Стеллу в своих интересах?

— Вовсе нет, — Рэйчел начала расстегивать шелковый пиджак, стараясь показать, что она его не боится. — Я думаю, что это ты использовал мою мать в собственных интересах. Ты соблазнил ее, убедил оставить единственную дочь без гроша, а затем стал разыгрывать из себя невинную жертву.

Он медленно улыбнулся, и эта улыбка очень обеспокоила Рэйчел.

— Я дал обет безбрачия.

— Да, мне говорили. Но я в это не верю.

— Ты спрашивала, Рэйчел? А зачем тебе об этом знать?

Хорошо, что в темноте не видно, как румянец залил ей щеки, внезапно подумала Рэйчел.

— Мне рассказали совершенно добровольно.

— Как странно, — сказал Люк и встал с ее кровати. Это была маленькая комната, а он стоял совсем близко, и Рэйчел вдруг поняла, что он намного выше, чем ей казалось раньше. Ей не нравились высокие мужчины. Впрочем, ей не нравились мужчины низкого роста, да и среднего роста тоже, напомнила себе девушка. Для волнения не было никаких причин.

— Наверное, они каким-то образом догадались, что тебе хотелось это знать. В нашей жизни не бывает простых совпадений. Ничего не происходит случайно.

— Жизнь — это не что иное, как длинная череда случайностей, — выпалила Рэйчел и тут же пожалела, что не сдержалась. — Если бы моя мать с тобой не встретилась, она не подпала бы под твое влияние и не оставила меня нищей.

— Да, — мягко сказал Люк, протянул руку и дотронулся до ее коротко остриженных волос. Жест показался Рэйчел очень интимным, и она застыла на месте. — Но ты бы все равно осталась без матери, верно?

Он вышел из комнаты, а Рэйчел еще долго стояла и глядела на закрытую дверь.

Глава вторая

Собрания Старейшин проходили тайно, они являлись на них с торжественными лицами и держались с большим достоинством. Как женщины, так и мужчины сидели на голом полу, скрестив ноги и раскинув руки ладонями вверх. Все они ожидали, когда на них снизойдет озарение. Даже чужак, который при обычных обстоятельствах ни за что бы не присоединился к этой группе экзальтированных чудаков, тоже сидел, соблюдая почтительную тишину.

Если бы кто-нибудь приложил достаточно стараний, он смог бы стать очевидцем этих собраний. Вот только вряд ли он что-нибудь услышал. Старейшины встречались часто, чтобы обсудить финансовые вопросы, будущие перспективы, а также те чудесные перемены в их жизнях, которые произошли благодаря Люку Берделлу.

Именно этим они занялись и сегодня. Альфред Уотерстон с уверенной решимостью посмотрел на сидевшего поблизости Старейшину.

— Как нам организовать смерть Люка?

И чужак вежливо и осторожно поднял руку.

Значит, первую схватку он выиграл, подумала Рэйчел, глядя на прочную дубовую дверь. Какая разница? Если на то пошло, ей вообще не следовало приезжать в Санта Долорес. Но были вещи, которые она не могла оставить без внимания, тайны, которые она должна была раскрыть, поэтому временная неудача не могла охладить ее решимости. Кроме того, среди этих счастливых улыбающихся лиц у нее был союзник.

Конечно, он оказался прав, замок в двери отсутствовал. Поэтому Рэйчел подперла дверную ручку стулом с прямой спинкой, закрыла жалюзи и начала раздеваться. Если взглянуть на все объективно, это даже нельзя было считать поражением. Например, в отличие от большинства людей она не подпала под гипнотические чары Люка Берделла. Больше того, у нее даже не возникло такого желания. Она встретилась с врагом лицом к лицу и выстояла. И это было большой победой. Ванна оказалась крошечной и очень практичной — кабинка с душем, туалет и небольшой умывальник. Зато горячей воды хватало с избытком, и Рэйчел долго млела под струями душа, позволяя им омывать ее тело и уносить с собой напряжение долгого утомительного дня. Она не стремилась к тому, чтобы потоки воды растворили в ней гнев и решимость, но спокойное состояние духа помогло бы ей держать себя в руках. Люк Берделл и Братство Бытия были грозными противниками. В борьбе с ними нужно было использовать даже самое незначительное преимущество.

Пока она совершала вылазку в стан врага, просторное одеяние из хлопка, очень похожее на пижаму, странным образом исчезло из ее комнаты. Впрочем, светло-зеленый цвет ей никогда не шел, поэтому Рэйчел из духа противоречия натянула джинсы и футболку и пригладила рукой коротко остриженные волосы. В комнатах Санта Долорес отсутствовали зеркала, наверное, чтобы не поощрять излишнее тщеславие, но Рэйчел и без них прекрасно знала, как выглядит. Она носила одежду большего размера, которая висела на ее тощей фигуре, словно на вешалке; на бледном лице не было и намека на косметику; глаза подозрительно и недоверчиво взирали на окружающий мир. Ничто не способно было вызвать в них интереса и желания, кроме чего-нибудь крайне ужасного и порочного.

В нереальном мире Санта Долорес она была чужой. Но и в этом тоже не было ничего нового. На всей земле не осталось уголка, где бы она чувствовала себя как дома. Рэйчел выросла со знанием того, что она — нежеланная гостья в многочисленных домах и апартаментах ее матери, а закрытые школы, которые она посещала, не смогли изменить ее жизнь к лучшему. Она не владела даром заводить друзей, потому что никому не доверяла настолько, чтобы делиться своими тайнами и надеждами, а значит, не было и семей, которые она могла бы посещать с дружескими визитами. С тех пор, как Рэйчел окончила колледж, она сменила несколько квартир, одинаково больших и безликих, пока не осела в просторной пустой квартире в районе восточного Манхэттена.

Меньше года назад ей казалось, что положение дел изменилось. Рэйчел окончила Гарвард с неплохим результатом, что позволило ей без особого труда находить хорошую работу, которую она выполняла с холодной педантичностью и прилежанием. Совсем недавно она уволилась с последней работы, пополнив солидной суммой банковские сбережения, после чего позволила себе небольшую роскошь. Упаковав чемоданчик предметами первой необходимости, она заплатила уйму денег и полетела в Испанию.

В ее затее не было никакого смысла — она никогда не интересовалась Испанией. И все же она прибыла туда солнечным, горячим до одури днем, взяла напрокат автомобиль и пустилась в путь. Рэйчел ехала целый день, пока совсем не выдохлась, и остановилась в глухой деревушке, расположенной на самом краю небольшого полуострова. Она сняла домик, укрывшись в нем как от всего мира в целом, так и своей матери, в частности. Целые дни она проводила в абсолютном безделье, валяясь на пляже, питаясь свежими фруктами, хлебом и сыром, пока горячее солнце выжигало из нее страх и горечь, копившиеся в ней долгими годами. После трех месяцев блаженного ничегонеделания ей даже показалось, что она почти обрела счастье.

Дом принадлежал древней старушке из Андалузии и был выставлен на продажу. Окрыленная внезапной надеждой, Рэйчел вернулась в Нью-Йорк. Она помирится со своей вечно недовольной матерью. Потом обналичит немного акций, купит домик в Испании и, собрав нехитрые пожитки, вернется в свой первый настоящий дом, к своим новым друзьям.

Однако ее мать уже покинула Нью-Йорк и уединилась в стенах Санта Доминго, отказавшись от общения с единственной дочерью. И у нее были на то веские причины. Трастовый фонд, основанный третьим мужем Стеллы, был полностью исчерпан. Роскошные апартаменты на Парк Авеню, напичканные дорогим антиквариатом, были проданы, даже несколько ценных вещиц, подаренных некогда матерью, таинственным образом исчезли из квартиры Рэйчел.

Ненависть, клокотавшая в душе Рэйчел, помогла ей продержаться несколько месяцев, чтобы найти новую высокооплачиваемую работу, подлатать пошатнувшиеся финансовые дела, а заодно придумать план мести своей легкомысленной матери.

Все изменилось одним поздним вечером, когда в ее квартире раздался телефонный звонок из Санта Доминго. Слова и голос, их произнесший, навсегда запечатлелись в памяти Рэйчел.

— Твоя мать отправилась в последний путь, — пробормотала в трубку женщина, назвавшаяся Кэтрин. — Господь благослови, дитя мое.

Рэйчел швырнула трубку и осталась стоять посреди большой пустой квартире, дрожа от холодного вечернего воздуха.

— Господь благослови мою задницу! — громко сказала она и разрыдалась.

Насколько помнила Рэйчел, это был последний раз, когда она залилась слезами. За всю свою жизнь она так редко плакала, что могла с легкостью вспомнить каждый печальный, болезненный повод для слез. Она оплакивала окончательную, бесповоротную утрату своей матери. К тому времени, как она узнала о распродаже огромного состояния матери, включая и воровство ее трастового фонда, слезы сменились слепой яростью.

Эта ярость и сейчас поддерживала ее силы. Но чтобы ее питать, требовалось горючее, а Рэйчел даже не помнила, когда ела в последний раз. Время близилось к шести, когда должны были подать ужин, и Рэйчел была настолько слаба, что согласилась бы проглотить все, что угодно, даже вышеупомянутых дохлых крыс. К сожалению, последователи Люка Берделла оказались вегетарианцами. Может статься, что через несколько дней жареная крыса покажется Рэйчел очень аппетитным блюдом.

Она не ожидала тихого стука в дверь. Девушка убрала стул и открыла дверь, ожидая увидеть вернувшегося врага, но человек, стоявший на пороге, был далек от той ядовитой, смертельно опасной ауры, которая окружала Люка Берделла.

Женщина воплощала собой образ матери, о которой всегда тайно мечтала Рэйчел. Пухлая, седовласая, с добрыми глазами и радушным выражением на морщинистом лице, она всем своим видом излучала душевность и теплоту. То есть именно те черты характера, к которым Рэйчел всегда относилась с подозрением.

Но оказалось, что гнев отнял у нее слишком много сил. Она посмотрела на пожилую женщину, и в ее душе шевельнулось нечто похожее на доверие.

— Меня зовут Кэтрин Биддл, — сказала женщина мягким, ласковым голосом. — Я говорила с тобой в ту ночь, когда умерла твоя мать. Милая, мне так жаль, что я не смогла уделить тебе должного внимания в столь печальный час.

Рэйчел хотела дать волю своему острому язычку, но передумала.

— В то время я не нуждалась в участии, — сказала она.

— И сейчас оно тебе тоже пока не нужно, — проницательно заметила Кэтрин. — Ничего страшного, милая. Все должно идти своим чередом. Я надеюсь, ты присоединишься ко мне за ужином.

— Здесь? — с сомнением спросила Рэйчел.

— А где же еще? Ответы на все вопросы находятся здесь, среди Людей Люка. Мы все делим трапезу между собой — Санта Долорес представляет собой общинную жизнь в чистом виде. Но мы будем рады, если ты захочешь присоединиться к нам за общим столом.

— Все едят вместе? — осторожно спросила она. Несмотря на то, что ее таиственный союзник тоже мог присутствовать на ужине, Рэйчел не хотелось встречаться со всеми счастливыми обитателями Санта Долорес, особенно с их предводителем.

— От нового последователя до самого Люка.

— Я вовсе не последователь, — резко возразила она.

— Конечно, нет, милая, — спокойно ответила Кэтрин. — Я вовсе не это имела в виду. Но ведь ты приехала, чтобы узнать наш образ жизни, не так ли? Чтобы убедиться, что щедрый дар твоей матери помогает тем, кому не очень повезло в жизни? Ты пришла с открытым умом и желанием приобщиться к миру и гармонии, которые может даровать лишь путь, начертанный Люком?

От одной этой мысли сердце Рэйчел наполнилось ужасом. Но Кэтрин Биддл выглядела настолько открытой и полной надежд, настолько милой, что Рэйчел сдержалась и не сказала ей всей правды.

— Я пришла, чтобы познать истину, — честно сказала она. И она узнает все, что только возможно. Конечно, она хотела воспользоваться вновь обретенными сведениями, чтобы отобрать у Братства деньги матери, и вообще все, что только возможно. А еще она горела желанием увидеть, как Люк Берделл отправится прямиком в ад.

— Конечно, ты должна это сделать, — одобрительно сказала Кэтрин. — Ты будешь учиться, и все Старейшины с радостью тебе помогут.

— Мне не хочется проводить время со Старейшинами, — призналась Рэйчел, выйдя следом за Кэтрин в коридор. — Я стараюсь проводить как можно меньше времени со стариками в строгих костюмах.

— Старейшины — это не совсем точное определение наших руководителей. Большинство из них старики, но среди них есть и женщины, — Кэтрин улыбнулась. — Старейшины одеваются, как все остальные. По цвету одежды можно определить, чем занимется тот или иной человек. Новоприбывшие носят одежду зеленого цвета, а Старейшины — серого.

Кэтрин была одета в тунику и штаны светло-серого цвета.

— Ох, — сказала Рэйчел.

— Рэйчел, нас не нужно бояться, — продолжала Кэтрин мягким дружелюбным голосом. — Старейшины такие же, как и все остальные, они используют свой опыт на благо общины. Мы с радостью поделимся с собой своими знаниями, расскажем о наших путях.

По какой-то причине едкое замечание, готовое сорваться с губ Рэйчел, так и осталось невысказанным. Она могла отчаянно сопротивляться подавляющей силе Люка, но материнское участие Кэтрин казалось куда опасней.

Поэтому она решила не спорить.

— Мне кажется, что это будет очень интересно, — осторожно сказала она.

Пока они шли по коридору, Рэйчел старалась не обращать внимания на скудную обстановку помещений. Кэтрин остановилась возле массивных деревянных дверей и посмотрела на Рэйчел, из небрежного пучка волос на затылке выбились несколько седых прядей.

— Ты нам не доверяешь, — сказала она бодрым тоном. — Моя дорогая, я тебя не обвиняю. В твои годы я была такой же ранимой и тоже никому не верила. Но мы завоюем твое сердце. Я уверена, что так и будет.

Она взяла Рэйчел под руку, и та почувствовала, что свободная одежда скрывает на удивление сильное тело.

— Добро пожаловать, — сказала Кэтрин и открыла дверь.

Его выбор пал на Кэтрин чисто интуитивно, подумал Люк, наблюдая за двумя женщинами. Все тянулись к Кэтрин за материнским теплом, и молодая девушка, обделенная материнской лаской, казалась легкой добычей. Тем более что Кэтрин действовала из добрых побуждений. Ее материнские инстинкты, ранее никем не востребованные, были совершенно естественными, и вот поглядите-ка, уголки губ у Рэйчел Коннери немного смягчились.

Интересно, сможет ли он так же легко с ней совладать? Может быть, ей тоже захочется увидеть в нем некую замену своей матери. Эта мысль показалась ему забавной. Как правило, ему удавалось быть для своих учеников всем, кем угодно — отцом, матерью, чадом, возлюбленным — но при этом он всегда сохранял некую душевную отстраненность. Он даже мог бы заключить пари с Кальвином, единственным из присутствующих, кто знал о нем всю правду, на то, сколько времени ему потребуется, чтобы подчинить себе эту мегеру.

Он забрал у нее мать, забрал ее деньги — и все это он проделал с ангельской невинностью праведника. И Рэйчел он тоже возьмет.

Она еще его не заметила, хотя судя по всему, ей очень этого хотелось. Кэтрин повела ее к столу Старейшин, и остальные бросали на Рэйчел недоверчивые взгляды, пряча их под добродушными улыбками. Его последователи отличались какой-то патологической заботой, когда дело касалось его персоны. Они даже не догадывались, что Рэйчел почти у него в руках.

Сегодня вечером он сидел среди кающихся, его белая туника затерялась среди их бледно-желтых одеяний. Он всегда столовался со своими учениками, ел мало, но сам факт его присутствия оказывал на них мощное воздействие. Кающиеся почти трепетали от возбуждения, не подозревая о том, что все его внимание сосредоточено на упрямой чужачке.

— Люк, неужели я когда-нибудь обрету истинное понимание? — Мелисса Андервуд, тощая блондинка с проблемами в области секса, придвинулась ближе к нему. Весь прошедший год она провела в попытках пустить свою неуемную сексуальную энергию на поиски мира и спокойствия, и Люк посмотрел на нее с добродушной улыбкой. Он был не из тех, кто тратит свою энергию на нечто столь аморфное, как совесть, но если бы он снова предстал перед судом — в этом мире или каком-нибудь другом — случай с Мелиссой был очком в его пользу. Здесь ей не угрожали ни смерть, ни болезни, ей не нужно было беспрестанно менять мужчин и женщин в надежде утолить ненасытное сексуальное желание. В Санта Долорес она жила в спокойном уединении, щедро оплаченном алиментами ее бывшего мужа.

Или взять, к примеру, Бобби Рэя Шатни, который сидел скрестив ноги в конце стола и усердно разглядывал свои руки. Мало кто знал, что Бобби Рэй, будучи тринадцати лет от роду, совершил серию убийств, жертвой которых стали его семья, трое соседей, сотрудник ФБР и коккер-спаниель. У него был разум невинного ребенка, а тяга к насилию дремала в нем до тех пор, пока он жил вне общества, которое предъявляло к парню слишком суровые требования.

Он поднял глаза и, встретив задумчивый взгляд Люка, послал ему счастливую улыбку человека, мозги которого полностью затуманены лекарствами. Если у него и было желание убивать, то хорошая доза транквилизаторов держала его кровожадные инстинкты в железной узде.

С уходом Люка наступят большие перемены. Когда здесь все развалится, и у Люка не будет другого выхода, кроме как быстро смотать удочки, ему придется оставить Бобби Рэя и других, таких же заблудших душ, на произвол судьбы, — вот тогда они зададут жару всему миру и остальным невинным обитателям Санта Долорес. А все потому, что не будет никого, кто бы даровал им чувство успокоения. Кто держал бы под жестким контролем их детскую веру в спустившихся с небес пророков и надежду на вечное спасение.

Люк Берделл хорошо знал, что значит убить человека. Не было ни дня на этой земле, когда бы он не вспоминал ощущение того, как нож глубоко вонзается в плоть. Как обильно течет почти черная артериальная кровь, как хрипит смерть, стремительно унося с собой еще живую душу. А еще запах убийства — он всегда следовал по его пятам. Ему говорили, что потом будет легче. Чем больше ты будешь убивать, тем больше тебе захочется повторения этого действа. Снова и снова. Может статься, ты даже войдешь во вкус.

Но ему не хотелось продолжения, не хотелось узнать, полегчает ему потом или нет. Он предпочитал жить с ночными кошмарами. Это было своего рода покаяние, и окружающие понимали его без слов и еще больше сплачивали вокруг него свои ряды.

И все же до того, как он покинет Братство, ему надо решить, как поступить с Бобби Рэем Шатни и другими, такими же как он психопатами.

Рэйчел сидела между Кэтрин и Альфредом Уотерстоуном, которые обладали хорошими манерами старой закваски. Кэтрин принадлежала к одной из благороднейших семей Филадельфии и вела себя с достоинством настоящей леди. Она была последним отпрыском безобидных аристократов, предъявлявших высокие требования к хорошему воспитанию, что вызывало неподдельный ужас у богатых выскочек, которые пытались подражать их изысканным манерам. Альфред имел такой же внушительный вид, в его натуре деловая хватка опытного администратора прекрасно уживалась с острым умом финансового гения.

Судя по всему, Рэйчел не устояла перед обаянием Кэтрин, казалось, еще немного, и она улыбнется. Люк догадывался, что улыбка чудесным образом изменит черты ее бледного, несчастного лица. Однако он сомневался, что хочет знать это наверняка. Вызов — это одно дело, а признак слабости — совсем другое. Не то, чтобы он рассматривал некоторые вещи, как потакание собственным слабостям. Ну разве что хорошо прожаренный бифштекс. Или женщина с аппетитными формами, не задающая лишних вопросов. И потом, это было вовсе не проявление слабости, а нечто такое, что он позволял себе время от времени. Когда остальные этого не видели.

Она повернулась в его сторону, но Люк уже отвел взгляд, следуя какому-то древнему истинкту самосохранения, который в прошлом не раз спасал ему шкуру. Он доброжелательно улыбнулся Бобби Рэю, в то же время раздумывая над тем, какую дозу успокаивающего вколоть парню, чтобы поддержать в нем мирное расположение духа. Может, когда придет время, придется несколько увеличить дозу. Убийство, как средство полного и окончательного контроля. Если возникнет необходимость, он это сделает, не моргнув глазом.

Время перемен близилось, и Люк об этом знал. Стелла Коннери оказалась предвестницей этих перемен, а Люк всегда уделял большое внимание приметам и знакам свыше.

Приезд ее дочери означал начало конца. Конца его спокойной и приятной жизни. И все произошло своевременно, ни минутой раньше, ни минутой позже.

Старейшинам это не понравится. Он прекрасно знал, что это люди неглупые и не пытался их недооценивать. Уж Альфред непременно заметил, что Люк чем-то всерьез озабочен. Наверняка они уже строят планы на будущее, чтобы Братство процветало и дальше, денежки поступали щедрой рекой, и вера продолжала жить и без их богоданного мессии.

Ему было интересно, как они решили с ним поступить.

Зло было повсюду в этой большой мирной комнате, полной добрых кротких людей. Зло было старым врагом, близким приятелем.

Быть может, настало время познакомить с ним испорченную, злобную Рэйчел Коннери, чтобы и она узнала его жадную хватку.

Джоржия Реджинальд закрыла глаза, улыбнулась и еще ближе скользнула в объятия смерти. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как ей поставили диагноз особо опасной формы заболевания. Слава Богу, что к тому времени она уже вступила в ряды последователей. Люк указал ей путь, и к тому времени, когда доктора в больнице Братства сообщили ей страшную новость, она поняла, что встретила это известие с радостью.

У нее никогда не было болей, и за это следовало благодарить вновь обретенную веру. Она никогда не думала, что болезнь может угнездиться и разрастись в здоровом теле шестидесятилетней женщины. Ведь у нее в роду никто не болел раком, и она всегда гордилась тем, что хорошо заботится о своем здоровье.

Ах, но ведь судьба порой бывает такой шутницей — об этом не раз предупреждали и Люк, и его ученики. Болезнь приходила незаметно, без предупреждения ко многим из ее друзей. Она получила все, что было положено в таком случае — и химиотерапию, и облучение, но ничто не помогло. Теперь она чувствовала слабость и была готова покинуть этот мир, но ей хотелось увидеться с Люком в последний раз.

За ним послали. Если ей удастся продержаться еще чуть-чуть, то она посмотрит на Люка и представит себе, что снова стала молодой. И его глаза смотрят лишь на нее одну.

Она должна была рассказать ему о деньгах. Старейшины, конечно, о них знали. Особенно Альфред, который за ней присматривал. Он помог ей уладить все дела, но она знала, что Люка не заботят финансовые проблемы Братства. Для этого у него были Старейшины, именно они занимались деловой стороной в Санта Долорес.

Ее наследство окажет существенную поддержку Братству, и от этой мысли душа ее возликовала. Она услышала скрип двери и собрала последние силы, чтобы открыть глаза. Люк стоял возле ее кровати, длинные волосы почти полностью скрывали его лицо, и ей захотелось протянуть руку и погладить их, хотя никому не разрешалось этого делать. Конечно, он не стал бы возражать. Она хотела поднять руку, но не смогла. В комнате были и другие люди — но ее это больше не беспокоило. Все ее мысли были заняты Люком. Она раскрыла рот, чтобы заговорить, но не смогла вымолвить ни слова. Она почувствовала, как теплая рука Люка коснулась ее холодной кожи, но это тепло уже не могло ее согреть.

— Пора в путь, Джорджия, — его низкий, глубокий голос ласковой волной отозвался в ее душе. Пока он держал ее руку, над ней склонился кто-то еще, в голубой одежде медперсонала. Холодная игла проткнула кожу и наполнила вены ядом смерти. Она широко раскрыла глаза, пытаясь в последний раз увидеть Люка. Но увидела лишь пустоту.

Глава третья

Хотя Кальвину Ли стукнуло пятьдесят семь лет, многие ошибочно принимали его за подростка. Не то чтобы при росте метр пятьдесят он смотрелся карликом, но вполне мог сойти за коротышку. Добавьте сюда невинное выражение на нестареющем лице, высокий голос и внешне милые манеры. С годами он приучился пользоваться внешними данными с максимальной выгодой.

Его детство и юность прошли в южном районе Чикаго, где выжить таким, как он, было не так-то просто. К тому же предки Кальвина принадлежали к разным расам, и определить, кто он на самом деле, было попросту невозможно. Само собой, за это его ненавидели. За то, что он черный, белый, азиат, латинос и еврей. Ненавидели за его малый рост и за то, что он был не такой, как все.

Просто удивительно, что ему удалось выжить после регулярных жестоких побоев, которые он получал и дома, и на улице. И все-таки он выжил и продолжал жить, зарабатывая на хлеб мелким жульничеством, вроде подделки чеков, пока к сорока годам не понял, наконец, почему его жизнь сложилась так, а не иначе.

Он встретил Люка Берделла и обрел покой. Он пришел в этот мир, преодолел все жизненные невзгоды и испытания по одной-единственной причине — чтобы закалиться в этой борьбе и стать достойным помощником Люка. Это было все, чего он хотел от жизни: найти цель существования. Глубинную причину. И Люк Берделл стал этой причиной.

Нельзя сказать, что у него были какие-то иллюзии насчет человека, которыму он решил посвятить свою жизнь. Ему было известно, что Люк отсидел срок в тюрьме, а в настоящее время вел жульническую игру по высшему разряду. Он знал Люка лучше всех остальных. Он был его правой рукой, знал тайны, потребности и такие планы на будущее, которые и не снились последователям святого учителя. Ему было известно, где лежат их с Люком деньги, он назубок помнил план побега. Он знал хозяина лучше, чем тот знал самого себя. Он понимал, что внутренняя сила Люка, умение привлечь к себе людей и повести их за собой — это талант, намного превосходящий обычные уловки жулика. Причем возможности этого дарования простирались настолько далеко, что Кальвин даже не пытался понять их природу. Он их чувствовал сердцем.

Однако сам Люк отказывался верить в свой дар.

Кальвин догадывался, что Стелла Коннери принесет с собой одни неприятности, поэтому встретил ее смерть с большим облегчением. Но потом понял, что ничего не изменилось. Ее дочь была намного опасней.

И эту опасность следовало устранить.

Сейчас она была здесь, и он видел, какими глазами смотрел на нее Люк. Кальвин гордился тем, что лучше всех знает Люка и даже может читать его мысли. Люк хотел эту женщину. Вопреки всему, а может быть, как раз из-за того, что она представляла опасность всему тому, чего они достигли, он хотел заполучить Рэйчел Коннери.

Задача Кальвина заключалась в том, чтобы этого не случилось.

Он не был щепетилен в вопросах жизни и смерти. Он ничего не боялся и делал то, в чем возникала потребность. И в этот раз он поступит точно так же.

И медлить нельзя, пока Люк не наделал слишком много ошибок.

Рэйчел с трудом могла понять, как ей вообще удалось заснуть на своей узкой койке. И это после того, когда ее чуть не стошнило после отвратного ужина, предложенного Братством, не говоря уже о чувстве постоянной тревоги, досады и злости. А может, сказалось чувство облегчения, что ей больше не пришлось общаться с лидером этой странной кучки людей.

Впрочем, они уже не казались ей столь уж странными. Альфред Уотерстон напомнил Рэйчел богатых мужей ее матери, хотя он показался ей более добрым. И Кэтрин вела себя очень дружелюбно, даже по-матерински, от нее так и веяло искренним теплом, и это сбивало с толку Рэйчел, лишенную в детстве подобного отношения.

Остальные Старейшины тоже показались ей знакомыми — добропорядочные, солидные, чуточку высокомерные мужчины и женщины, которым надлежало сидеть в зале заседаний, а не за общим столом со всяким отребьем. Это были деловые люди, бизнесмены вроде тех, на которых она работала в Нью-Йорке. Они думали только о собственном благополучии. Рэйчел не понимала, как они оказались в этом месте, что здесь делали, почему носили одинаковую одежду и слушали проповеди ловкого мошенника.

Потому что Люк Берделл как раз и был ловким пройдохой. Может быть, другие и были ослеплены его потусторонним светом и священной аурой, но только не Рэйчел. Она явилась сюда за головой Люка Берделла, и в ее представлении он был никем иным, как воплощением вселенского зла.

Казалось, что все в огромном зале тупо преданы своему лидеру, начиная со Старейшин и заканчивая Кальвином, странным спутником Люка. Если ее тайный союзник и присутствовал в зале, она бы никогда не смогла определить, кто он на самом деле.

Рэйчел не помнила, что ей снилось, впрочем такое случалось с ней часто. Она никогда не верила в сны, а то, что могла припомнить из ночных видений, вызывало у нее чувство беспокойства. Простыни были раскиданы по всей кровати, значит, сегодня ночью ей снились тревожные сны. Ничего удивительного. Здесь обитала смерть. Ее присутствие вызвало сухость во рту, кожа покрылась липким потом.

Она обнаружила новую одежду, на этот раз бледно-голубого цвета, который показался ей более приятным, чем зеленый. Тем не менее она оставила ее без внимания, и когда вышла из душа, одетая в привычные джинсы и легкую футболку, одежда, оставленная в изножии кровати, исчезла, а дверь была распахнута настежь. Не помог и стул в качестве дверной щеколды!

В коридоре никого не было. Рэйчел отчаянно нуждалась в порции кофеина, она была готова заложить душу в обмен на кружку черного крепкого кофе. Интересно, как бы отнесся Люк Берделл к подобной сделке? Может, он счел бы цену слишком высокой?

Она это скоро узнает.

— Хочешь позавтракать?

Ни в вопросе, ни в тихом голосе Люка не таилось ничего зловещего. Однако ей не понравилось, что он возник в пустынном коридоре без всякого предупреждения, но ради кофе она постаралась быть любезной.

Рэйчел остановилась, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.

— Думаю, на кофе надеяться нечего? — спросила она. — Или здесь разрешается употреблять кофеин?

— У нас есть напитки из злаков, которые дают организму заряд бодрости.

— Я так и знала, — с отвращением сказала она. — А известно ли вам, что люди, лишенные кофеина, становятся раздражительными и неприятными в общении?

— В твоем случае я не вижу никакой разницы, — не моргнув глазом, проворчал он.

— А еще у них случаются сильные головные боли, — упорно продолжала она.

— Дай знать, если такое случится, мы тут же тебя вылечим.

От одной этой мысли внутри у нее похолодело.

— Нет, спасибо. Я справлюсь сама.

— А не лучше ли принять руку помощи?

— Не думаю, — ответила Рэйчел.

Он не стал подходить к ней ближе. Люк Берделл никогда не пытался подавить собеседника самим фактом своего присутствия, чтобы влиять на умы людей ему не требовалась грубая физическая сила. Ему это было ни к чему. Они были одни в пустом коридоре, Люк стоял в нескольких шагах от Рэйчел и казался спокойным и умиротворенным, даже каким-то неземным.

— Ах, Рэйчел, — сказал он. — Тебе предстоит столькому у нас научиться. Я рад, что ты не заставила себя долго ждать.

— А у кого мне учиться? У тебя?

— Но разве ты не за этим сюда приехала? Чтобы узнать как можно больше о Братстве Бытия? Ты хочешь познать наши пути, нашу философию, а может быть, даже следовать им какое-то время. Разве не так?

Рэйчел даже об этом не думала, но судя по всему Люк был ослеплен собственным эгоизмом, поэтому она не стала его разочаровывать.

— Конечно, — кивнула она.

— Я знаю, что ты хочешь изучить наши пути по одной-единственной причине — чтобы уничтожить Братство Бытия, — продолжал Люк все тем же спокойным тоном, прислонившись к каменной стене. — Однако Кэтрин и другие Старейшины готовы сознательно пойти на риск.

— Я не хочу никого уничтожать! — возразила она, глядя на человека, которого собиралась стереть в порошок.

— Тогда зачем ты сюда приехала?

На такой прямой вопрос было трудно что-либо ответить, разве что солгать.

Если того требовали обстоятельства, Рэйчел знала, как прибегнуть ко лжи, этой наукой она владела в совершенстве, потому что ее мать была превосходным учителем.

— Вы сами меня пригласили, — сказала она.

— И нам совершенно нечего скрывать. Оставайся с нами, Рэйчел, учись у нас. Если же тебе удастся найти доказательство или хотя бы признак неправедного дела или зла, тогда мы будем учиться у тебя.

Это была мастерски сказанная речь, краткая, простая и вежливая, рассчитанная на то, что Рэйчел зальется краской стыда и смущенно опустит глаза.

Очень жаль, что такая славная речь пропала даром и не смутила упрямую дочь Стеллы Коннери, язвительно подумала Рэйчел. И жаль вдвойне, что ее произнес убийца. Об этом ей следовало помнить всегда.

Она постаралась улыбнуться как можно убедительней.

— Я за этим сюда и прехала, — сказала она.

— И с чего же ты начнешь?

— С кофе.

Улыбка Люка ей не понравилась. Ей вообще не нравилось, что он высокий, а голос у него мягкий, и глаза горят, как у дикой кошки. А больше всего ее раздражало то, что он не делал никаких попыток, чтобы ее припугнуть. Как будто он знал, что все находятся у него под колпаком, включая и саму Рэйчел.

Она не верила, что можно заключить сделку с дьяволом. Если на то пошло, она не слишком верила в существование злых сил. Но если дьявол все же был, то Люк Берделл, несомненно, подписал с ним договор и с тех пор жил припеваючи.

Люк сделал несколько шагов в ее сторону.

— Рэйчел, при соблюдении соответствующей диеты ты сможешь обходиться без искусственных стимуляторов, — сказал он и протянул ей руку. Он терпеливо ждал, совсем как охотник, желающий приручить дикое животное. — Пойдем. Мы тебя хорошо накормим и начнем обучение.

У него были красивые сильные руки — крупные ладони, длинные тонкие пальцы, узкие запястья с ручейками голубых вен. На каждом из запястий она увидела татуировку — резко очерченные темно-синие браслеты из шипов, напоминавших терновый венец мученика.

Ни за какие блага мира она не хотела прикасаться к этим красивым рукам.

— Обучение? — спросила она и сделала шаг в сторону.

— Уроки начнутся на закате солнца. Здесь, на юго-западе, это самое спокойное время суток, вот увидишь, как благоприятно оно скажется на способности к созерцанию. Где бы ты хотела работать?

— Работать? — Она начала повторять за ним слова, словно дурацкий попугай. Люк двинулся дальше по коридору, видимо, ожидая, что Рэйчел пойдет следом за ним. Она так и сделала, пытаясь держаться на безопасном расстоянии.

— В Братстве работают все, — сказал он. — Ты можешь выбрать то, что тебе по душе — физический или умственный труд. Можешь чистить туалеты, работать на кухне или помогать в саду.

— Мне не очень нравится физическая работа, — сказала она, стараясь казаться безразличной. — Может, найдется работа в офисе? Ведь это моя специальность.

— Ах, Рэйчел, твое милое простодушие трогает меня за душу, — сказал он. — Тем не менее, должен тебя огорчить. Мысль о том, что ты будешь перебирать деловые бумаги Братства, не очень-то меня прельщает.

Он остановился перед двойными дверями, ведущими в обеденный зал.

— Испугался, что я раскрою ваши грязные секреты?

В ответ на ее едкое замечание он чуть заметно улыбнулся.

— Какие такие секреты? То, что я бывший преступник, осужденный за поножовщину в баре? Или то, что я отсидел положенный срок, хотя мог погибнуть в тюрьме или в очередной пьяной драке, если бы на меня не снизошло озарение? Нет, Рэйчел. Все знают о моем прошлом. Мы учимся здесь доверять людям, но мне не хочется, чтобы ты подсунула в компьютер какой-нибудь компромат.

— Да у меня и в мыслях не было, — совершенно искренне призналась Рэйчел. Она сомневалась, что ей удастся выведать какие-то секреты за спиной у дурацких учеников Люка Берделла, а фальсификация фактов только усложнила бы все дело.

Просто Рэйчел была твердо уверена, что здесь, в Санта Долорес существуют доказательства какого-то чудовищного зла. Если они убили Стеллу, значит, они убивали и других. Таких же, как ее мать, богатых старух, которых сначала одурачили, а затем обокрали. И Рэйчел не успокоится, пока не добудет эти доказательства. Письмо анонимного автора стало для нее соблазнительной приманкой, словно морковка, которой пытаются сдвинуть с места упрямого мула.

— Если ты собралась сразиться с дьяволом, ты должна быть хитрей, — проворчал Люк.

— А я что, сражаюсь? Или, может, ты — дьявол?

Он окинул ее задумчивым взглядом и невинно улыбнулся.

— Это одному Богу известно, Рэйчел.

Наверное, он должен был почувствовать разочарование. Почти все ее мысли были как на лодони, тогда как он жаждал настоящего противоборства. Тем не менее она не старалась скрыть свою ненависть, что само по себе привнесло в его жизнь свежую струю воздуха. Ему до смерти надоели люди, смотревшие на него со слепым обожанием. Один лишь Кальвин иногда с ним спорил, да и то когда они были вдали от чужих глаз. Все остальные готовы были умереть ради одной его улыбки. По крайней мере, они так утверждали. А вот Рэйчел Коннери наверняка отдала бы жизнь, чтобы поймать его с поличным. Да только ничего у нее не получится. Он все еще не знал, как с ней поступить. Может, просто соблазнить ее, а потом навсегда исчезнуть.

Она все еще отказывалась носить одежду Братства, но так будет продолжаться недолго. Пускай ему будет не хватать вида ее длинных ног и упругой попки в джинсах, которые, на его взгляд, сидели на ней слишком свободно. Однако он утешал себя тем, что тело Рэйчел, скрытое мягкой хлопковой одеждой, будет принадлежать ему, когда он того пожелает.

Он знал, куда пошлет работать Рэйчел поначалу, хотя Кэтрин возражала, а Кальвин, узнав о его решении, мрачно покачал головой. Работать в больнице ей пока было рано — это напомнило бы ей о Стелле и еще больше разожгло бы чувство ненависти, тогда как он всеми силами старался нарушить ее душевное равновесие. Он мог бы отослать ее в центр медитации драить туалеты, но сомневался, что унизительная работа пошатнет ее решимость.

Нет, он нашел место, которое идеально подходило для мисс Зазнайки. Он отошлет ее в отделение для психов, пускай увидит воочию, что случается с теми, кто сомневается в могуществе Братства Бытия.

Он окинул взглядом Рэйчел, стоявшую у входа в обеденный зал. Нет, эта женщина была совершенно не в его вкусе. Злая, как мегера, на всех смотрит свысока да к тому же худющая, как палка. Но от нее чертовски хорошо пахло. И даже ее тощее хрупкое тело так и манило к себе, хотя его хозяйка бросала на Люка косые взгляды, не стараясь казаться хоть чуточку вежливой. Интересно, как бы она поступила, если бы он прижал ее к стене и запустил ей руку между ног?

Наверняка раскричалась бы во весь голос, решил Люк с мрачной усмешкой. Она совсем не походила на свою мать, всегда жадную до удовольствий самого низкого пошиба. Нет, принцесса Рэйчел не стала бы тратить драгоценное время на дьявола. И он сильно сомневался, что ей нужны были деньги Стеллы. Такие, как она, рождались в семьях, где богатства копились поколениями — зачем ей деньги Стеллы? В то время как Люку они были нужны позарез. Все проще пареной репы.

Рэйчел просто хотелось его поиметь. Фигурально выражаясь, конечно. Он послал ей самую милую из своих улыбок, от которой таяли сердца его учеников, но девушка лишь нахмурила брови и подозрительно сощурила глаза.

— Тебя страшат болезни?

— Я ничего не боюсь, — ответила она.

— Неужели? Ах да, ты же еще молодая, — пренебрежительно сказал он.

— Ты думаешь, что когда я доживу до твоего почтенного возраста, то поумнею и буду всего бояться? — сердито выпалила она.

Он хотел, чтобы Рэйчел подольше оставалось такой раздражительной. Это его забавляло, к тому же в таком состоянии она была более уязвимой.

— Мне верится с трудом, что ты можешь дожить до моих лет, — сказал он.

— Я кое-что разузнала, о Великий Белый Дух, — язвительно ответила она. — Тебе нет и сорока лет. Думаешь, я не проживу еще десятка лет?

— О, я уверен, что ты доживешь до преклонных лет, если только не разозлишь кого-то настолько, что он тебя прикончит. Однако до конца жизни ты так и останешься испорченным, капризным ребенком.

Он затаил дыхание и стал терпеливо ждать, как она отреагирует на его слова.

Но Рэйчел снова его удивила. Она не побледнела от гнева и не пыталась все отрицать — похоже, слова Люка ее позабавили.

— Ты так думаешь? — проворчала она. — И как мне избежать столь ужасной участи? Надеть светлую пижаму и внимать твоим проповедям?

— Я редко проповедую, — заметил Люк. Он составил о Рэйчел неправильное мнение, что случалось с ним довольно редко. Он видел в ней лишь взбалмошную богатую девчонку, желавшую делать все по-своему. Теперь он стал подумывать о том, что все было намного сложней. Что еще рассказывала о ней Стелла? Он ничего не помнил, а ведь подробности такого рода порой могли сыграть важную роль. — Попробуй посмотреть на вещи непредвзятым взглядом. Это будет прекрасным началом.

Ему удалось незаметно приблизиться к Рэйчел. Несмотря на воинственность, девчонка казалась на удивление пугливой.

— Непредвзятым взглядом? — хмыкнула Рэйчел. — Наверное, стоит попробовать. — Она нахально улыбнулась. — Для всего на свете есть свой первый раз.

Люк не стал обращать внимания на ее вызывающий тон.

— Принимая во внимания напиток из злаков на завтрак и тяжелый трудовой день, — сказал он, открыв двери в столовую. — Думаю, тебе стоит начать с восточного крыла больницы, помогая сиделкам. Ты там почувствуешь себя, как дома.

— Звучит неплохо.

— Оставляю тебя в умелых руках Кальвина. Он поможет тебе обосноваться на новом месте, потому что знает все текущие дела лучше меня. Может, тебе даже повезет и по пути в восточное крыло он поведает зловещие тайны, скрытые под невинным обликом Братства.

Рэйчел бросила взгляд на Кальвина, терпеливо дожидавшегося возле стола, и Люк подивился ее хладнокровию. Она даже бровью не повела.

— А кто находится в восточном крыле? Неверующие?

Он одарил ее сладчайшей из улыбок.

— Нет. Душевнобольные.

С того самого дня, как Кальвин впервые увидел Люка Берделла, он понял, в чем отныне будет заключаться смысл его жизни. Он не любил вспоминать прошлое — то было тяжелое время для них обоих, к тому же он был простым человеком с рядовыми запросами. Зацикливаться на болезненных воспоминаниях было пустой тратой времени. Тем более что сейчас дела шли как нельзя лучше.

Конечно, опасность не миновала. Да и когда они были, эти безопасные времена? И Люку следовало об этом помнить! Но если долгие годы тебе твердят, что ты непрогрешим, невольно сам начинаешь в это верить. Задача Кальвина заключалась в том, чтобы вернуть Люка на грешную землю.

У Люка были враги. Не одна только заносчивая стерва, пытавшаяся загрести денежки своей матери. Да только зря она старается! Кальвин не помнил ни одного случая, чтобы Люк добровольно расстался с тем добром, которое ему удалось заработать, украсть, выманить или найти по чистой случайности. Правда, до сих пор не было никого, кто бы решился на эдакое дело.

Рэйчел Коннери не представляла собой большой опасности, но при желании могла доставить массу хлопот. Если Люк перестанет обращать внимания на мелочи или недооценивать их значение, то рано или поздно он утратит контроль над ситуацией, и все полетит в тартарары. Поэтому Кальвин обязан сделать все, чтобы этого не произошло. Ему позарез был нужен Люк с его умением высасывать деньги из самых необычных источников. Он нуждался в холодном, разумном и толковом подходе Люка к жизни, которая началась так отвратительно и только-только начала налаживаться. А еще ему нужны были любовь и дружба Люка. И Кальвин был готов на любые жертвы, лишь бы сохранить все то, в чем он отчаянно нуждался.

Включая и устранение нежелательных особ вроде Рэйчел Коннери. Он это сделает не моргнув глазом, как не раз проделывал в прошлом. Мерзкая неизбежность, вот как он называл дела такого рода. Люк отказывался мириться с мерзкими сторонами реального мира, поэтому Кальвин был вынужден делать это за него. Он всегда соблюдал свои интересы и сразу чуял, с какой стороны дует ветер. Ему начинало казаться, что Люк утерял этот редкий дар.

Рэйчел Коннери — это бомба замедленного действия, мрачно думал Кальвин час спустя, идя с девушкой по территории Братства под палящими лучами солнца.

— Ты давно знаешь Люка? Как вы с ним познакомились? — спросила Рэйчел нарочито равнодушным тоном. Однако Кальвин был начеку.

У него чесался язык, чтобы поведать правду, просто из удовольствия понаблюдать за ее реакций. Такая хорошенькая богатая девчушка со своим безопасным мирком небось и не слыхала о…

— Уже давно, — буркнул он.

— Ты не похож на других.

Он бросил на нее косой взгляд.

— Я такой не один, — заметил он. — Вот побудешь здесь подольше, тогда узнаешь, что есть уроды и похлеще меня.

Рэйчел не принялась тут же уверять, что не считает его уродом, и это несколько повысило ее в глазах Кальвина. Он прекрасно знал, кто он на самом деле, и никакие вежливые разуверения не могли поколебать его уверенности.

— Я хочу сказать, что ты не такой елейный святоша, как другие, — уточнила она. — Все остальные ведут себя, как актеры из дурацкой мыльной оперы.

— Уж не знаю, что и сказать, — сказал он. — Там, где я вырос, на телевизор не хватало времени.

Он открыл тяжелую резную дверь, ведущую в оздоровительный центр, и пошел вдоль коридора, уверенный, что Рэйчел идет за ним следом. — Сейчас здесь дежурит Гретхен — просто делай, что он скажет, и все будет хорошо. Но держись подальше от Анжелы.

— Анжелы?

— Большинство пациентов вполне безвредны. У них разные формы недуга, но их лечат, и со временем их состояние улучшается. Но Анжеле нам не помочь. У нее случаются припадки, и тогда она опасна. Завтра она отсюда уедет, но до того времени обходи ее комнату стороной. Ее дверь запирают на ключ, так что все обойдется.

— Она на самом деле представляет опасность?

— И для себя, и для всех остальных, — он бросил на нее быстрый взгляд. Дурочка принимала за чистую монету все, что ей говорили. — Она вбила себе в голову, что кругом плетутся заговоры. Что Люк всех дурачит и обкрадывает, а потом устраняет каждого, кто становится на его пути. Особенно стариков, которым жить осталось недолго. Будто бы он помогает им перейти в другой мир. Ты только представь себе!

— Да уж, представляю, — тихо сказала Рэйчел.

— Она будет тебя обхаживать, чтобы переманить на свою сторону. Не слушай ее. Это все вранье. — Он постучал в тяжелую дверь с высоким зарешеченным окошком. — Не так ли, Анжела?

— Иди к черту, — донесся из-за окошка резкий уверенный голос.

— Вот об этом я и говорил, — сказал Кальвин. — Все выглядит так, будто она здорова, вроде нас с тобой. Но это одна только видимость. — Он заговорил громче, обращаясь в сторону закрытой двери. — Анжела, я привел новую помощницу. Ее зовут Рэйчел и она принесет тебе все, что нужно. Ты только не дурачь ее и не забивай ей голову всякой ерундой. Ты слышишь меня?

В ответ послышалось грубое ругательство. Кальвин рассмеялся.

— Я вернусь за тобой к пяти часам. Люк хочет заняться твоим обучением.

— Жду не дождусь, — проворчала Рэйчел, бросив взгляд на запертую дверь.

— Даже не думай, — предупредил ее Кальвин. — Она опасна.

— Я и не думала подвергать свою жизнь опасности, — с достоинством сказала Рэйчел.

Ври больше, подумал Кальвин. Он надеялся, что сумел разжечь в девчонке любопытство. Если он окажется прав, и Рэйчел Коннери заглотнула наживку, то Анжела позаботится обо всем остальном. И он сможет со спокойной совестью посмотреть в глаза Люка.

Ему нравилось, когда дела шли своим чередом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рейчел смогла добраться до Анжелы. За тяжелой дверью царило молчание. Тем временем Гретхен, женщина средних лет с длинными волосами, в одежде бледно-зеленого цвета, поручала Рэйчел то одно, то другое задание. То она читала вслух пациенту, который ее не слушал, то мотала нитки для больной, которая вязала один и тот же образец, чтобы в конце спустить петли и начать все заново. Лишь после обеда она смогла уделить себе немного времени. Гретхен отлучилась, чтобы подкрепиться чашкой зеленого чая, который Рэйчел не выносила на дух.

В коридоре никого не было. Оконце в двери Анжелы располагалось не слишком высоко, и Рэйчел смогла заглянуть в комнату. То, что она увидела, очень ее удивило.

Не было никакой сумасшедшей, забившейся в угол, бормотавшей бред и пускавшей слюни. Вместо нее она увидела женщину, которая сидела за столом и что-то писала. Выглядела она вполне нормальной, даже привлекательной. У нее были кудрявые светлые волосы, рассыпанные по плечам, и решительное выражение лица.

— Анжела? — шепотом позвала Рэйчел.

Та подняла голову и посмотрела на дверь ясными спокойными глазами.

— Чего ты хочешь?

— Это Рэйчел. Дочь Стеллы Коннери. Ты знала мою мать?

Анжела отложила карандаш в сторону.

— Я знала Стеллу, — сказала она. — Они ее убили.

Рэйчел застыла на месте.

— Это ты мне писала? — быстро спросила она.

— Писала тебе? Но ведь я тебя даже не знаю. Я знала твою мать. Они ее убили.

Все же с Анжелой было что-то не так, хотя слова звучали на редкость разумно и убедительно.

— А зачем они это сделали? Ведь она и так бы умерла.

— Это они так говорят. Может, у нее на самом деле был рак. Может, они ускорили дело, чтобы прекратить ее мучения. Может, так они поступили со всеми другими.

— С какими другими?

Анжела встала и подошла к двери. Она была высокой стройной женщиной и, судя по всему, у нее были очень сильные руки.

— Все те, что здесь умерли. Богатые люди, которые прибыли сюда, чтобы следовать по пути Люка, но оказалось, что они смертельно больны, и никто не в силах им помочь. Они умирают. Умирают очень быстро. И оставляют все свои деньги Братству.

— Откуда ты знаешь?

Губы Анжелы скривила горькая усмешка.

— Как ты думаешь, почему меня здесь заперли? Неужели все люди такие наивные, как утверждает этот кретин Кальвин? Они пытаются закрыть мне рот. Я слишком много о них знаю, но они не осмеливаются меня убить. Пока.

— А твои родители? Они не могут тебе помочь?

— Родители? Мои родители давным-давно умерли. Это еще одна выдумка Кальвина. Не знаю, что они решили со мной сделать, но до завтрашнего дня мне бояться нечего. А может, ты мне поможешь?

— Как я могу тебе помочь?

— Выпусти меня отсюда. Дай мне шанс вырваться из их лап. Ты даже представить себе не можешь, насколько черны их души. Это очень опасные люди. Я собрала все доказательства в своем дневнике — время, место, имена жертв — но они никогда не позволят, чтобы эти записи остались у меня, — на минуту она замолчала. — Я могу отдать их тебе. Если со мной что-нибудь случится, им это не сойдет с рук. Обещай, что сделаешь это вместо меня. Сохрани дневник и отдай в нужные руки.

Рэйчел не колебалась ни минуты. Да и кому она должна была поверить — лакею Люка Берделла или женщине, столь похожей на саму Рэйчел, которая знала, что под внешним благообразием Братства Бытия скрывалось настоящее зло? И все же Анжела отрицала, что написала ей ужасное письмо. А если то была не она, то кто еще знал о преступной деятельности Люка? Сколько людей было замешано в этом деле?

— А еще кому-нибудь известно о том, что здесь творится? С кем я могу поговорить о матери? — продолжала допытываться Рэйчел.

— Твоя мать была истинной верующей. Почти до самого конца. Есть и другие, кто начал сомневаться, но нас держат порознь.

— Неужели она ни с кем здесь не дружила?

— Все, что ей было нужно, Стелла получала от Люка.

Как это похоже на мать, мрачно подумала Рэйчел. Каждый мужчина, спавший с ее матерью, становился для той смыслом существования, пока длился их роман.

— Выпусти меня, — сказала Анжела. — И я назову тебе имена людей, которые могут рассказать тебе о матери.

Соблазн оказался слишком велик.

— Ладно, — сказала она.

Анжела продолжала стоять на том же самом месте.

— Тебе нужно отпереть замок, — терпеливо пояснила она. — Мне не удастся просунуть дневник под дверь. Нужно добыть ключи.

Рэйчел оглянулась вокруг, на душе у нее скребли кошки.

— Я не знаю, где они лежат.

— В выдвижном ящике стола. Второй ящик справа. Помоги мне, Рэйчел. Ради своей матери. И ради других бедных душ, которые здесь умерли.

Ключи оказались на месте. Она легко открыла дверь и увидела, что Анжела стоит в нескольких шагах от нее, улыбаясь и держа в руках открытый дневник.

— Посмотри, — сказала она. — Здесь ответы на все вопросы.

Рэйчел бросила взгляд на открытую страницу. Строчка за строчкой бежали криво написанные слова, потоки грязных ругательств, слагавшиеся в бессмысленный, сумасшедший бред.

Она сделала один шаг назад, совсем крошечный шажок, чтобы отойти от женщины, которая грозно возвышалась над ней. Но было уже слишком поздно.

— О, не-е-ет, — прошептала Анжела, лицо которой оставалось пугающе бесстрастным. — Ты ведь одна из них, верно? Так я и знала. Тебя подослали, чтобы меня искушать. Я не позволю. Это он тебя послал. Но он мой. Люк принадлежит мне. Ты его не получишь!

Рэйчел уже повернулась, чтобы выбежать за дверь, когда Анжела набросилась на нее и повалила на пол. Сильные руки сомкнулись на ее шее, и хотя Рэйчел вцепилась в ее ладони, стараясь оторвать их от себя, она чувствовала, как воздух постепенно покидает легкие и перед глазами сгущается тьма. Анжела выкрикивала ругательства и стучала головой Рэйчел о пол.

И Рэйчел вдруг поняла, что сейчас умрет.

Глава четвертая

Старейшины снова созвали собрание; в тусклом свете камина их лица казались хмурыми и недовольными.

— Время у нас на исходе, — сказал чужак.

— Что за неуважение, — недовольно фыркнул Джордж Лендерс. Он кичился своим высоким положением и не одобрял того, что на закрытых собраниях Старейшин присутствовал рядовой член Братства. Однако Джордж был трусом. Он предпочитал, чтобы другие рисковали своей головой, в то время как он старался обезопасить себя со всех сторон.

Альфред поднял руку, и недовольный ропот стих.

— Эта женщина опасна, — сказал он. — Ее присутствие вносит разлад в наши ряды. Из-за нее нам приходится принимать спешные меры, что может привести к плачевным результатам. Нам нужно выиграть время, продумать все до мелочей. Ошибки нам не нужны. Поэтому крайне важно избавиться от нее как можно быстрей.

— Я над этим работаю, — сказал чужак, не удостоив Джорджа взглядом. — У меня все под контролем.

— Может, поделишься своими планами? — негромко спросила сидевшая рядом с ним пожилая женщина. Она спала с чужаком. Скорей всего, ответ ей прекрасно известен, подумал Альфред, презрительно скривив губы.

— Чем меньше людей знает, тем лучше. Ею займутся. И накажут.

— А как быть с Люком? — не унимался Джордж, сверля чужака пронзительным взглядом.

— Всему свое время, Старейшина, — с напускной вежливостью ответил парень. — Всему свое время.

Рэйчел очнулась в полной темноте и сразу ощутила боль. Тепло окутало ее пуховым одеялом, и она старалась не открывать глаз, чтобы избежать мерцающего света, который теплился на краю сознания. Если открыть глаза, то придется смириться с болью. Это ее пугало. А вдруг она не справится? Вдруг снова станет уязвимой? Всю жизнь она только и делала, что боролась с проклятой ранимостью.

С ранних лет она поняла, что если людям предоставить возможность, то они могут причинить боль. Поэтому она дала себе слово, что никто больше не причинит ей вреда. Никто и никогда.

И все же это случилось. Горло пылало огнем, голова гудела, а тело ломило так, будто по нему прошлось стадо слонов. Она не знала, где находится и как здесь очутилась. Но была уверена в одном — нужно бежать отсюда как можной скорей.

Она нехотя моргнула и смирилась с тем, что придется открыть глаза. В темной комнате клубился едкий дым, раздиравший ее больное горло. Она никак не могла вспомнить, где находится и что с ней случилось.

Откуда-то издали послышался звук флейты, и хотя прежде она его не слышала, понемногу к ней начала возвращаться память. Она находилась в Нью Мексико. В волшебной стране, которую лечебный центр Санта Долорес лишил всякого очарования.

Постепенно до нее дошло, что она лежит на полу, на тонкой подстилке, в темной, похожей на пещеру комнате. Где-то вдалеке играли на флейте, а вокруг нее клубился едкий дым. На ней была свободная просторная одежда, и Рэйчел поняла, что в конечном итоге Люк добился-таки своего. Она носила проклятую пижаму.

Девушка попыталась приподняться, но ее пронзила настолько сильная боль, что она со стоном уронила голову обратно на подстилку. Теперь она вспомнила Анжелу, сумасшедшую, которая пыталась ее убить, и то, как она сжимала ее горло и била головой о деревянный пол.

Дура, дура, дура, ругала она себя. И что ты получила в итоге? Тело в синяках да бред сумасшедшей. Потоки лжи. Конечно, ей хотелось думать о Люке Берделле и его последователях в самом черном цвете, но теперь, хорошенько поразмыслив, она поняла, что все эти байки о массовых убийствах выглядели слишком надуманно, как в дешевом боевике. Существовало множество способов, чтобы выманить у простодушных граждан деньги. Аферисты и проповедники успешно занимались этим промыслом на протяжении столетий. Им не было нужды пачкать руки кровью.

Рэйчел попробовала пошевелиться и чуть не вскрикнула от боли. Не очень-то приятно лежать на твердом полу, да еще эта тьма, пропитанная ароматом благовоний, вместо желанного покоя почему-то вселяла в нее страх. Даже осознание того, что она сейчас одна и может спокойно зализывать раны и потихоньку восстанавливать силы, служило слабым утешением… особенно, когда она поняла, что в комнате присутствовал кто-то еще.

Когда она медленно и очень осторожно повернула голову набок, боль в горле резко усилилась. В мглистом сумраке ей удалось увидеть Люка. Он сидел на полу, скрестив ноги; руки, повернутые ладонями вверх, спокойно лежали на коленях, глаза закрыты, на лице застыло выражение безмятежного покоя. Ни дать, ни взять — тощий милосердный Будда, да только Рэйчел не купилась на дешевый трюк. Вся эта созерцательная мишура была частью мастерски поставленного спектакля. Однако Рэйчел не годилась на роль благодарного зрителя.

— Мы не верим в существование греха, — сказал он тихим проникновенным голосом, не раскрывая глаз.

— Как удобно, — попыталась сказать она, но вместо слов из горла донесся сиплый хрип.

Он открыл глаза и ласково улыбнулся Рэйчел, вызвав в ней лишь чувство досады.

— Очень удобно, — согласился он, вложив в ее слова совершенно иной смысл. — Понятие греха имеет древние иудейско-христианские корни, его придумали с одной только целью — чтобы вызвать в человеке чувство вины и заставить его слушаться.

Он повернул ладони вниз и вытянул вперед длинные ноги.

— Я не требую строгого послушания от своих последователей. И это к лучшему, потому что мне никогда не добиться послушания с твоей стороны. Да, я знаю, что ты не входишь в их число, — добавил он, видя, что она хочет что-то сказать. — Пока не входишь.

Услышав его слова, Рэйчел села и попыталась заговорить, но горло сдавила ужасная боль, и в итоге она чуть не расплакалась. Люк продолжал неподвижно сидеть, наблюдая за девушкой.

— Мы не верим в то, что человек по натуре грешен. В его характере могут быть отрицательные черты, изъяны, которые мы стараемся исправить. Но если это невозможно, мы принимаем человека таким, каким он есть. Ты уже знаешь, что гордыня — один из твоих главных недостатков. Ты не сомневалась в том, что тебе удастся справиться с Анжелой, что ты права, а опекуны ошибаются.

К счастью для тебя, я не люблю ждать, это один из моих недостатков. Поэтому когда в назначенное время ты не пришла на урок, я послал за тобой. И весьма своевременно, иначе Анжела размозжила бы тебе голову.

Казалось, такая перспектива вовсе не пугала Люка.

— Зато это решило бы все твои проблемы, — попыталась сказать Рэйчел. Вместо этого из горла донеслись резкие хрипы.

— Можешь не стараться, — проворчал он. — Ты только сделаешь хуже, все равно никто не сможет тебя понять.

Ты бы смог, дерзко подумала она. Ты прекрасно знаешь, о чем я думаю.

В ответ он холодно улыбнулся.

— Ложись, Рэйчел, и закрой глаза. Опекуны сказали, что тебе следует поберечь голос в течение суток. Тебе дадут травяные отвары от боли и ушибов. Сейчас тебе нужен отдых.

При мысли о том, что Люк Берделл подразумевал под травяными отварами, в глазах Рэйчел появился ужас. Хотя в комнате царил полумрак, он тут же заметил, как девушка отреагировала на его слова.

— Не бойся, Рэйчел, большинство из тех, кто выбрал для себя новый путь и ухаживает за больными, имеют профессиональную подготовку. У нас здесь целый штат врачей, физиотерапевтов и медсестер. Все они находятся в ведении Альфреда. Он направляет их и осуществляет общее руководство. Их заботливый уход вкупе с целебными силами верующих творят настоящие чудеса. А теперь ложись.

Она бросила на него вызывающий взгляд.

— Ложись, — терпеливо повторил он. — Иначе мне придется тебе помочь, а ведь тебе этого не хочется, верно?

Страх на ее лице был красноречивей всяких слов. Рэйчел снова легла на подстилку. Немного погодя она с удивлением отметила, что ноющее от боли тело неплохо себя чувствует на жалком подобии матраса.

— Ты боишься не того, что я могу причинить тебе боль, — продолжал Люк проникновенным голосом, самым мощным оружием из его арсенала. — Для этого ты слишком умна. Тебя страшит прикосновение совсем другого рода.

Он поднял руки и посмотрел на них отрешенным взглядом, будто они принадлежали кому-то другому. Рэйчел тоже посмотрела на них. Такие красивые, сильные руки, окольцованные татуировкой из колючего терновника. И на один безумный миг ей захотелось узнать, каково это, почувствовать прикосновение столь прекрасных рук.

Она подняла глаза и встретилась с тяжелым, непроницаемым взглядом Люка. Ему ни за что не узнать, о чем я сейчас думаю, твердо решила она. Он чуть заметно улыбнулся, спокойно и без насмешки, и это ее встревожило.

— Тебе нечего бояться, — сказал он. — Я обещаю, что никто не причинит тебе вреда.

Ее тело налилось свинцом, перестав служить верой и правдой своей хозяйке. Она потеряла все средства защиты, — даже голос, и тот ее покинул. И Люк об этом знал. Она лежала, словно колода, не в силах пошевелить рукой или сказать слово. Веки отяжелели и мешали Рэйчел метать в Люка грозные взгляды. Она откинулась на подстилку, мысленно проклиная Люка, отраву, которую ей дали сердобольные опекуны, безумную Анжелу, а больше всех саму себя за свое поведение. За то, что вела себя, как самонадеянная дура. Ведь ее предупреждали, что Анжела опасна…

Конечно, теперь она понимала, что предупреждение было частью хитроумного плана. Каждый, мало-мальски знакомый с психологией человеческой натуры, особенно такой самоуверенной, как Рэйчел Коннери, сразу смекнул бы, что она не устоит перед соблазном. Нужно найти в себе смелость и признать унизительную правду — ее провели, как последнюю дуру. Преподнесли психопатке Анжеле в виде жертвенного агнца.

Рэйчел не верила, что ее собирались убить, иначе она уже была бы мертва. Скорей всего, ей хотели преподать урок. Она нисколько не сомневалась, что приказ исходил от человека, сидящего возле нее в дымном сумраке. Кальвин лишь выполнял приказ.

Разумеется, помощь поспела в нужный момент. Как говорят в таких случаях? Пускай ты потерпел поражение, но не сдался врагу.

Ей так хотелось спать. А все из-за проклятых лекарств. Она попыталась разжечь в себе гнев, чтобы быть начеку, но все напрасно. Доносящиеся издали звуки флейты проникали в ее сознание, вместе с кровью неслись по венам. Едкий дым жег глаза и ноздри, очищал легкие.

Наконец, Рэйчел перестала сопротивляться и медленно погрузилась во тьму. Придет завтрашний день, и с ним вернутся силы. Исполненная праведного гнева, она продолжит борьбу. А сейчас можно расслабиться и просто плыть по течению…

Люк задумчиво глядел на Рэйчел. Он предупредил, чтобы ей дали умеренную дозу болеутоляющих, и наблюдал, как она безуспешно пыталась побороть эффект от их воздействия. Она нуждалась в лечебной помощи его врачевателей. Но она также нуждалась в целебных силах его дарования.

Впервые этот необычный дар проявился у Люка в тюрьме. В то время он посчитал его первым шагом на новом поприще мессии. Он всегда вспоминал об этом с улыбкой. Он не находил объяснения тому, что случалось, когда он направлял свою энергию на раненое существо. Именно таким образом он спас жизнь Кальвину, когда в тюрьме Жольет того жестоко избили и подвергли насилию. Он возложил на несчастного руки и сфокусировал всю свою волю на том, чтобы к его другу вернулись прежние силы.

Рэйчел не умрет, хотя заслуги Кальвина в этом не было. Люк не сомневался, что Кальвин был главным виновником драмы. Ведь именно он сопровождал Рэйчел в психиатрическое отделение, и если бы Люк не заподозрил неладное, то все могло закончиться очень плачевно.

Скорей всего, Кальвин не чувствовал себя виноватым. И чтобы ни сказал ему Люк, он не смог бы вызвать у друга-коротышки угрызений совести. По мнению Кальвина, Рэйчел представляла угрозу для Люка. Кальвин чувствовал себя обязанным защищать Люка, это чувство превратилось у него в наваждение. Если он считал, что Люку угрожала опасность, он действовал молниеносно, порой прибегая к самым жестоким средствам.

Рэйчел нужно было обезвредить, а потом быстро от нее избавиться. В этом Люк был полностью солидарен с Кальвином. У них просто был разный подход к средству достижения намеченной цели.

Каждый старался действовать в соответствии со своей натурой. Так как они были совершенно не схожи, то Кальвин, конечно, выбрал убийство, а Люк — обольщение. И судя по всему, времени в запасе у него оставалось немного.

Ее дыхание было глубоким. Когда Рэйчел доставили в травмотологическое отделение, ее переодели. Под свободной хлопковой одеждой она была совершенно нагой — последователи не носили нижнего белья, чтобы тело отдыхало и ничто не сковывало движений. Девушка была очень худой, и все же Люку хотелось посмотреть на ее груди. Ему не составляло труда потянуть за поясок и выставить их на Божий свет.

К несчастью, в углу комнаты расположилась группа последователей, усердно медитировавших за выздоровление Рэйчел. Ему нужно дождаться удобного случая и остаться с ней наедине, вот тогда он сможет смотреть на нее и касаться ее кожи. Люк нагнулся над Рэйчел, его длинные волосы упали на лицо, скрыв его в темноте. Он медленно провел пальцем по ее щеке.

Она лежала совершенно неподвижно, полностью погруженная в наркотический дурман. Люк надеялся, что ей снятся эротические сны.

Казалось, ее кожа пылала под его холодной ладонью. Кончики тонких пальцев легко коснулись сомкнутых век, затем прошлись по затылку и спустились чуть ниже к основанию шеи. Губы Рэйчел были слегка открыты, он провел по ним пальцем и удивился, до чего они нежны.

Даже в дымном сумраке он ясно различал ссадины на ее шее. Рэйчел на время потеряла голос — обстоятельство, которое ее страшно злило. Зато Люк получил неожиданное преимущество. Лишенная возможности говорить, Рэйчел не сможет причинить вреда, потому что останется здесь, в его полной власти.

Ах, да она уже была в его власти, но пока этого не понимала. Она попала в ловушку. Но ему не хотелось, чтобы все произошло легко и просто. Он обхватил рукой ее израненное горло и слегка его сдавил, пальцы полностью накрыли следы сильных рук Анжелы. Люк ощутил, как поток его телесной энергии устремился в тело Рэйчел.

Вдруг ее тело содрогнулось, как будто по нему прошел электрический разряд. Люк тотчас убрал руку и сел на корточки. Девушка оказалась чрезвычайно чувствительной к его прикосновениям. Это было хорошим знаком.

Из угла, где находилась жаровня для благовоний, они с жадной тоской наблюдали за действиями Люка. Ждали, когда он закончит исцеление. Он не стал их разочаровывать. Люк распростер над Рэйчел свое тело так, что соприкасалась только их одежда. Мускулы на мгновение напряглись, поддерживая тело в неудобном положении. Немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз давал волю своим неистовым желаниям, лежа поверх женщины, лаская, пробуя на вкус, овладевая ее телом. Он не знал, откуда взялись в нем необычные ощущения. Может быть, это было связано с тем, что близился к концу странный период в его жизни, а возможно, это имело отношение к самой Рэйчел.

Люк не верил, что дело заключалось в Рэйчел. Он любил женщин. Ему нравились их соблазнительные округлости, аромат тела, те страстные звуки, которые они издавали во время любовных игр. Он любил их за независимый нрав, острый ум и заботу. Но до сих пор ему не повстречалась женщина, из-за которой он рискнул бы всем, чего добился в жизни. И уж, конечно, он не собирался рисковать из-за холодной стервы, вроде дочери Стеллы Коннери.

Она была теплой, ее тело источало жар, а ему было так холодно. В сонном забытьи она казалась моложе и нежней, способной исцелить мужчину с искалеченной душой…

Он не стал медлить, и с усилием переместив свое тело прочь от Рэйчел, в изнеможении упал рядом с ней. Если когда-нибудь ей удастся найти мужчину с израненной душой, олуха, который доверится этой женщине, она неминуемо исполосует его на куски острым, как бритва, языком.

Да он просто счастливчик, потому что ни в ком не нуждался. На своем веку он повидал сотни таких Рэйчел Коннери. Богатых, изнеженных выскочек, старавшихся утвердиться за чужой счет. Они искали в жизни какой-то смысл. И все потому, что не знали главной тайны мироздания, и он не собирался просвещать их на сей счет. А секрет был до смешного простым, потому что жизнь вообще не имела смысла.

Теперь она дышала более свободно, хрипы в поврежденном горле стихли. Стараясь не прикасаться к Рэйчел, он вытянулся рядом с ней на холодном каменном полу. Под тихие звуки флейты, которые неторопливо омывали их тела, Люк собрался с силами и сосредоточился на том, чтобы восстановить растраченную энергию.

В такое время лишь несколько человек имели смелость приблизиться к Люку. Он почувствовал чье-то назойливое присутствие и догадался, что это либо Кальвин, либо Кэтрин. Скорее всего, это была Кэтрин — Кальвин слишком хорошо знал, чем может обернуться недовольство Люка.

Когда Кэтрин опустилась на колени возле его головы, он продолжал лежать неподвижно с закрытыми глазами. Она была смышленой женщиной; он не раз задумывался над тем, догадывалась ли она о тайной деятельности Братства Бытия. Она напоминала ему Старую Сью, старуху, взявшую его под свое крыло, когда он впервые оказался в Чикаго. Бывшая уличная проститутка любила крепкое словцо, не выпускала изо рта сигарету и обучала своих дочерей женским премудростям, лишь только им исполнилось четырнадцать лет. И Старая Сью, и Кэтрин были женщинами с твердым характером, но последняя, в силу принадлежности к высшему свету, а также благодаря отменным манерам, гораздо лучше скрывала свои чувства. Она могла бы составить отличную пару многим отъявленным мошенникам, например, таким, как Кальвин.

Она ждала, стараясь хранить почтительное молчание. Люк выждал длительную паузу, испытывая терпение бедной женщины, и только потом открыл глаза.

— Господь благослови, Кэтрин, — сказал он.

Рэйчел не пошевелилась, пребывая в состоянии глубокого сна.

— Ты должен предпринять меры по отношению к Кальвину, — сказала Кэтрин. — Он становится неуправляемым.

— Мне казалось, что это Анжела Макгинесс неуправляемая, — заметил он.

— Дело не в ней — с ней давно все ясно. А вот поведение Кальвина становится хуже день ото дня. Ведь ты не станешь отрицать, что это он несет ответственность за то, что случилось с Рэйчел? Что он намеренно подставил под угрозу ее жизнь?

— Я не отрицаю. Мне только непонятно, зачем он это сделал.

— Наверное, он считает, что она опасна. Но это же смешно! Нам незачем тревожиться, у нас нет никаких секретов. Рэйчел всего лишь обездоленная молодая женщина, которая пытается найти смысл жизни. Мы можем ей помочь. Если только Кальвин постарается сдерживать свои кровожадные инстинкты.

— Когда дело касается меня, Кальвин может немного… перестараться, — сказал Люк. — Я не думал, что присутствие Рэйчел так его встревожит. Я поговорю с ним. Думаю, он уже раскаялся в том, что случилось.

— Значит, это больше не повторится? — продолжала упорствовать Кэтрин, забывая, как это бывало не раз, что она говорит со своим духовным наставником. Старая аристократическая закваска с трудом мирилась с раболепным подчинением.

Люк не преминул ей об этом напомнить, легко коснувшись холодной рукой сухой морщинистой кожи Кэтрин. От неожиданности та чуть не подскочила на месте, залившись яркой краской стыда.

— Прости меня, Люк, — прошептала она. — Я всего лишь старая женщина и все принимаю близко к сердцу. Конечно, ты поступишь должным образом. Просто я очень беспокоюсь о девушке — она очень милая, хотя в ней накопилось много злости.

Люк чуть было не рассмеялся, услышав о мнимой доброте Рэйчел.

— Конечно, Кэтрин, она именно такая, как ты говоришь. И я верю в то, что общими усилиями мы поможем проявиться и ее природной доброте и кротости.

А про себя добавил: если только Кальвин снова не попытается убрать девицу с дороги. Не говоря уже о том, имеется ли вообще у Рэйчел эта самая доброта и кротость.

— Ты укажешь ей путь, — тихо сказала Кэтрин.

— Я постараюсь, — сказал он и подумал, насколько глубок наркотический сон Рэйчел. Ему хотелось смотреть на нее. Касаться ее тела. Чувствовать нежную кожу. А еще ему очень хотелось ее трахнуть, но мысль о том, чтобы заняться сексом с бесчувственной женщиной не очень его прельщала, хотя на данном этапе он не видел другой возможности обладать Рэйчел.

— Я вас оставлю, — сказала Кэтрин. — Она уже выглядит лучше — по-моему, цвет лица стал более здоровым. Может, мне распорядиться, чтобы девушку отнесли в ее комнату? Или ты хочешь, чтобы она осталась в больнице?

— Давай поговорим об этом позже, — сказал он. — Можешь идти, и забери с собой целителей. Я хочу полностью сосредоточиться на больной, без всяких помех.

— Ты слишком добр, — вздохнула Кэтрин и, несмотря на преклонный возраст, плавно поднялась на ноги. Через несколько минут все они ушли, и он остался в сумрачной большой комнате наедине с Рэйчел Коннери, погруженной в столь глубокий сон, что позже она ничего не сможет вспомнить.

Никто не осмелится ему помешать. Один только Кальвин мог отважиться на такое дело, но сейчас он находился в немилости и вряд ли покажется раньше завтрашнего дня. Так что в запасе у Люка было много времени, а в придачу невероятно чувственная женщина в качестве забавы.

Просто чудесно, что он оказался таким безнравственным негодяем, думал Люк, лежа на боку и пожирая глазами Рэйчел. Другой на его месте сгорел бы со стыда, мучился от угрызений совести и прочей ерунды. Но только не Люк Берделл — его никогда не волновали вопросы этического плана, он не переживал по этому поводу и спал спокойно. Другой на его месте был бы шокирован от одной только мысли воспользоваться бессознательным состоянием женщины, которая недавно чуть не распростилась с жизнью.

К счастью, Люк не был кем-то другим. Как всегда, он был самим собой. Протянув руку, он начал развязывать узел, соединявший края туники на груди Рэйчел.

Он слегка удивился, заметив, как дрожит его рука. Наверное, он слишком возбудился. Прошло не так много времени с тех пор, как он был с женщиной в последний раз. Но было что-то особенное в ночном сумраке и в этой женщине, что делало Люка особенно опасным.

В темноте кожа Рэйчел отливала молочным серебром, а сама она казалась совершенно безмятежной. Однако Люк знал, что это лишь видимость. На самом деле она была целеустремленной и решительной особой. Так о ней отзывалась Стелла в один из тех редких случаев, когда она говорила не только о своей драгоценной персоне.

Он знал, какое чувство движет ею сейчас. Она была решительно настроена уничтожить его, Люка Берделла. Эта мысль показалась ему настолько смешной, что он чуть не расхохотался, продолжая деловито стаскивать с Рэйчел верхнюю часть одежды. У нее были узкие плечи, придававшие ей странно беззащитный вид.

Люди пытались уничтожить Люка еще до его рождения, начиная с родителей его матери, пытавшихся заставить дочь сделать аборт; затем за дело взялся его так называемый папаша; потом бандитские группировки в тюрьме, свора юристов, и наконец, пылавшая праведным гневом молодая девица, спавшая мирным сном под его бесстрастным взглядом.

И никто ничего не добился. У него был дар выживания, он исчезал, как только дела начинали принимать опасный оборот. Но сейчас исчезать еще рано. У него в запасе несколько часов в обществе его новой игрушки. А если она завтра что-нибудь и вспомнит, то подумает, что это был всего лишь эротический сон, о котором лучше забыть.

Его пальцы медленно прошлись по плоскому животу и достигли завязок на ее штанах. Какая гладкая, бархатная кожа, подумал он и склонил голову, чтобы попробовать эту кожу на вкус.

Глава пятая

Ей вновь приснился сон, где смешалось все — и кровь, и насилие. В том сне был ангел, он страшно кричал, стальными пальцами сжимая шею Рэйчел, перекрывая ей дыхание, забирая жизнь, а где-то вдали раздавались звуки флейты.

Глаза не хотели раскрыться, хотя она отчаянно пыталась вырваться из паутины сна. А кровожадное существо, оседлавшее и душившее Рэйчел, вдруг превратилось в падшего ангела, дитя света и тьмы, его длинные волосы темным водопадом окутали лицо Рэйчел. Она знала, что по-прежнему находится в опасности, но руки уже не причиняли боль, они касались шеи с заботой и лаской. И эти прикосновения несли с собой исцеление.

Падший ангел оказался мужчиной, Люцифером, низвергнутым с небес за то, что возжелал много власти. Он был согласен царствовать в аду, лишь бы не прислуживать в раю. Тогда где же она сейчас находилась — в аду или чистилище?

Он коснулся ее ртом, и она задрожала во тьме, душа звала к борьбе, а тело ломило от боли. Ее руки безвольно вытянулись вдоль тела, их сдавили сильные руки, а сам он склонился над ней, заслонив собой даже тот скудный источник света, который освещал помещение. Ее то знобило, то бросало в жар, в то время как он — надежный оплот целебных сил и спокойствия — источал прохладу и ласку. Он был всем, чего она желала, к чему отчаянно стремилась ее душа.

Он дарует ей любовь. Он дарует ей покой. И станет причиной ее погибели.

Бобби Рэй Шатни зажег сигарету, прикрыв ее ладонью, чтобы ветер не погасил спичку. Был поздний вечер, снаружи стояла темень, хоть глаз выколи, и если бы кто-нибудь выглянул в окно, он непременно заметил бы огонек от его сигареты и сразу помчался бы докладывать об этом Люку, как и подобает маленькой лицемерной шестерке.

Он подозревал, что Люк вовсе не удивится. Тот знал обо всем. Когда он смотрел на Бобби Рэя, то видел всю его подноготную. Люку было известно, что его подопечный питает слабость к куреву и девкам, любит причинять боль, мечтая при этом об искуплении грехов. Он знал, что Бобби Рэй готов ради него умереть. Или отнять жизнь у кого-то другого.

Он даже не нуждался в приказах Люка — между ними существовала особая магическая связь. Бобби Рэй чувствовал, когда Люк хотел кого-то наказать ради блага остальных членов общины. Бобби Рэй все делал только ради Люка. Каждая затяжка сигаретой, каждая девка, которую он поимел, каждый убитый человек — все делалось исключительно ради Люка, с его негласного разрешения. А в награду он получал молчаливую благодарность и одобрение своего пастыря. И такое положение дел вполне устраивало Бобби Рэя.

Вот насчет новенькой он сомневался. Он не знал, что Люк надумал с ней сделать. Этот коротышка Кальвин чуть ее не угробил, глупо, конечно все получилось, но чего еще ожидать от жалкого бывшего зека? Если глупый недомерок вознамерится предугадывать пожелания Люка, то беды не оберешься.

С тех пор, как Альфред прикончил Стеллу, ее дочь превратилась в реальную угрозу. Стелла ненавидела собственное дитя, чувство, хорошо знакомое Бобби Рэю. Самое меньшее, что он мог сделать — это завлечь ее сюда, в Санта Долорес. Ради Люка и Стеллы он сделал все в точности так, как велела Кэтрин.

Дерзкими словечками и задраным кверху носом Рэйчел напомнила Бобби Рэю его старшую сестру, Мелани. Он убил Мелани первой, до того, как остальные члены семьи вернулись домой. И при этом он славно позабавился!

Прикрыв глаза, он глубоко затянулся сигаретой, затем выпустил дым и стал за ним наблюдать. Тот клубился, медленно обретая форму. Он смотрел на дым, ожидая некого знака свыше. Как ему быть?

Облачко дыма медленно растаяло в душной ночи Нью-Мексико, но ответа он так и не получил. Бобби Рэй выругался и погасил сигарету. Ему нужно дождаться знака свыше, а ждать он не любил. Может, она знает ответ и подскажет, как ему поступить. Он отделился от каменной стены и двинулся к западному крылу реабилитационного центра. Он знал, что найдет ее там.

Люк ждал, наблюдая за тем, как Рэйчел открыла глаза, затем нахмурилась, стараясь сфокусировать зрение и понять, где она, черт побери, находится и как сюда попала.

Интересно, удастся ли ей вспомнить то, что случилось потом, подумал он с кривой усмешкой, и снова сел прямо, скрестив ноги. Рэйчел и так ненавидела его лютой ненавистью, но если она вспомнит, что он вытворял с ее возбужденным, чутким на ласки телом — девица просто лопнет от злости.

Когда она повернула голову и заметила Люка, ее глаза подозрительно сощурились. Хотя его наполовину скрывала тень, она бы не перепутала его ни с кем другим. Нервным движением руки она дотронулась до груди, но поясок снова был на месте, надежно скрывая ее прелести.

— Зачем я здесь нахожусь? — сердито спросила она все еще сиплым голосом.

— Для исцеления.

— Чепуха!

— Пару часов назад ты слова не могла вымолвить, потому что твое горло было покалечено. Повреждения такого рода невозможно вылечить за короткий срок без особого лечения.

— Чепуха! — снова повторила она.

— Интересно, возможно ли повернуть процесс вспять, — проворчал он себе под нос. — Ты мне больше нравишься немой.

— Еще бы, — по тому, с какой осторожностью она перевернулась на бок, Люк понял, что тело у нее затекло и все еще болит. — Тебе нравится, когда все твои женщины молчат и послушно кивают головой.

— Все мои женщины? А ты одна из них? — поддел он ее с легкой усмешкой.

Как он и предполагал, услышав его слова, Рэйчел тут же попыталась сесть и еле сдержалась, чтобы не застонать от боли.

— Мне казалось, ты дал обет безбрачия.

Он наблюдал за ней, размышляя над тем, с какой стороны к ней подступиться. Его язвительные насмешки выводили Рэйчел из себя — если бы другие их слышали, то изумились бы поведению святого мессии.

Но он устал быть святым. И ему нравилось, как она вставала на дыбы от каждой его колкости. Кроме того, попробовав греховный вкус ее тела, он лишь раздразнил свой аппетит. Ему было мало духовного порабощения, которым он довольствовался с остальными последователями. В случае с Рэйчел ему требовалась полная капитуляция с ее стороны. На меньшее он не рассчитывал.

— Но ведь на самом деле ты в это не веришь, правда, Рэйчел?

От удивления она широко раскрыла глаза.

— Не хочешь ли ты сказать, что из тебя не такой уж святоша, как все здесь думают?

— Святых не бывает, особенно среди тех, кто возомнил себя таковым. А ты как считаешь?

— Я считаю, что ты ловкий мошенник, обирающий психически неуравновешенных людей. Я считаю, что ты соблазнил мою мать, заставил оставить все деньги тебе, а потом… — она успела вовремя прикусить язык.

— А потом?.. — переспросил он. — Что я сделал потом? Убил ее?

— Так это правда?

Он рассмеялся, зная, что его смех лишь подольет масла в огонь.

— У тебя чертовски развитое воображение, Рэйчел.

— А мне казалось, что Братство Бытия не одобряет богохульства, — съязвила она в ответ.

— Правила меня не касаются.

— Так ты это сделал?

— Что? Соблазнил твою мать? Должно быть, ты плохо знала Стеллу, если считаешь, что она нуждалась в искушении. Ведь наше лечение состоит как раз в том, чтобы выявить изъяны человеческой души, а в случае со Стеллой именно сексуальная ненасытность была одним из ее главных недостатков. Она была не из тех женщин, которые будут дожидаться, когда мужчина сделает первый шаг.

— Значит, это она тебя соблазнила?

— Рэйчел, почему тебя так волнует моя сексуальная жизнь? — тихо спросил он. — Может, потому, что своей у тебя нет вовсе?

— Речь идет не обо мне, — отрезала она. — Мы обсуждаем твои грехи.

— Ты знаешь мое мнение о грехах.

— Значит, ты отрицаешь, что являешься ловким мошенником?

— Я не собираюсь ничего отрицать.

— Включая и то, что ты выманил у моей матери деньги?

— Рэйчел, твоя мать умерла. И там, где она сейчас находится, деньги ей не нужны.

— Значит, ты отобрал у меня деньги моей матери! — Она встала на колени, чуть приблизившись к Люку. А ему оставалось сидеть да потихоньку приманивать ее к себе. Ну прямо как в детской игре! Ему нравилось, когда она была такой живой, возбужденной, сердитой. Ему не терпелось отведать вкус ее неистовых губ, когда она будет бороться с ним изо всех сил. Он знал, что именно так она и поступит. Но в конце концов она все же сдастся, и его победа будет еще упоительней.

— А с чего ты взяла, что заслужила эти деньги? — спросил он. — Вы были не так уж близки. Она редко о тебе говорила. Если бы между вами существовали искренние теплые отношения, она непременно вспомнила бы о тебе на своем смертном одре.

— Значит, она ничего не сказала?

В ее голосе послышалась боль. Люк привык смягчать боль, исцелять ее с помощью лжи, полуправды и даже, время от времени, самой правды. Но он не собирался утешать Рэйчел, потому что не видел в этом никакой выгоды. А вот если он причинит ей боль, тогда она станет еще ранимей. Особенно для него.

— Ни слова. Видно, ты обошлась с ней слишком сурово в этой жизни.

Ему показалось, что на этот раз он зашел слишком далеко. Он хорошо знал Стеллу Коннери с ее чудовищным эгоизмом и не сомневался, что если в их ненормальной семейке кто-то и страдал от недостатка внимания, то это была сердитая девушка, в глазах которой отражались сейчас боль и недоверие.

Он заметил, что ее буквально трясет от ярости. Она подползла к нему на коленях и, с силой ухватившись за тунику, притянула его к себе.

— Да как ты смеешь судить меня? Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей матери. Вот ты сказал, что она никогда не говорила обо мне. А почему ты решил, что в этом виновата я, а не она? Разве она была похожа на милую, заботливую мамочку, о которой мечтает каждый ребенок?

Рэйчел стала трясти его за плечи, а он терпел, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век, завороженный взрывом ее чувств и внезапным приступом отваги.

Он накрыл ладонями ее руки. Ладони у него были большие, сильные, и маленькие кулачки Рэчел сразу в них утонули. От неожиданности она выпустила из рук мягкую ткань его рубашки. Но Люк не желал отпускать свою добычу, хотя Рэйчел изо всех сил старалась вырваться из его стальной хватки.

— А ну отпусти, — сердито сказала она.

— Оставь в покое Стеллу. Ее больше нет. Она не может стать тебе матерью, и никакие деньги в мире не в силах этого изменить.

— Ничего, это только начало, — прошипела Рэйчел. Ее ожесточенный рот находился в опасной близости от его лица. Да, она нравилась ему именно такой. Переполненной ненавистью, дрожащей от гнева. Люку хотелось попробовать на вкус ее ярость, поглотить ее. Он не двигался, продолжая удерживать в плену ее кулаки. Она склонилась к нему, с трудом балансируя на коленях, и он заметил по ее глазам, что она сознает всю шаткость своего положения.

— Если будешь и дальше вырываться, — с ленивой усмешкой сказал он. — То рискуешь упасть.

— Так вот как ты обращаешься со своими учениками? — с вызовом спросила она.

— Но ты же не моя ученица. Или я ошибаюсь?

Он решил, что ждать дальше нет смысла. Он легонько ее подтолкнул, и Рэйчел обрушилась на него комком рук, ног и нежных, маленьких грудей. Какое-то мгновение она лежала совершенно неподвижно поверх мужского тела. Когда она придет в себя, то неминуемо почувствует его эрекцию, подумал Люк, но он не знал, как она поступит.

Рэйчел смотрела на него, широко раскрыв глаза от изумления, ее губы находились в такой близости от него, что он легко мог к ним прикоснуться, и она и пикнуть бы не успела. Люк чувствовал, как от жара и гнева, бушующих в ней, воздух вокруг него раскалился добела. Он чувствовал ее страх. Странно, он никогда не думал, что женский страх мог нести в себе эротический заряд. Но страх Рэйчел был именно таким.

Учитывая обстоятельства и характер девушки, Люк решил повременить и поэтому остался сидеть неподвижно. Она боялась его. Боялась вступить с ним в любовную связь. Просто удивительно, что ее навязчивый страх так заворожил его.

— Расслабся, — сказал он низким, проникновенным голосом. — Прекрати бороться со мной и с собой.

В глазах Рэйчел промелькнула неуверенность. Но потом она рванулась прочь, и Люк неохотно ее отпустил. Он напомнил себе, что желанна та добыча, которую не грех и подождать. Он уже догадался, что Рэйчел Коннери и будет такой желанной добычей.

Его ладони еще хранили запах ее тела, и ему вдруг захотелось ее укусить. Вместо этого он спокойно отстранился от нее и снова сел прямо.

— Ты проиграешь, Рэйчел, — сказал он.

Она сидела, прислонясь к стене, и смотрела на него испуганно, словно затравленное животное. Какое точное сравнение, подумал Люк. И все же в ней продолжала тлеть какая-то мятежная искорка.

— Ты думаешь, я сдамся? — сказала она. — Забуду о двенадцати с половиной миллионах долларов, вернусь в Нью-Йорк и заживу себе дальше, как ни в чем не бывало?

— Разве ты приехала лишь по одной причине? — тихо спросил он. — Из-за денег? Мне казалось, ты искала здесь свою мать.

Его слова окончательно ее добили. В гневных глазах блеснули слезы, полные губы задрожали.

— Ублюдок, — выпалила она.

— Совершенно верно. И в прямом и в переносном смысле.

На сегодня с него хватит, он достаточно потрудился над девчонкой. Плавным движением он поднялся на ноги и теперь, в полусумрачной комнате, возвышался над Рэйчел, словно башня. Она не была крупной женщиной, а сейчас, притулившись у каменной стены, выглядела совсем хрупкой. Люк привык относиться к хрупким женщинам с добротой и вниманием. Он заботливо ухаживал за теми, кто страдал от одиночества и утраты, наполнял их души спокойствием, утешал и исцелял.

Когда дело касалось Рэйчел Коннери, ему хотелось растравить ее раны так, чтобы они кровоточили.

Люк окинул взглядом ее хрупкое точеное лицо, худенькое тело. Он знал, как мало она весила, и это причиняло ему беспокойство.

— Ты очень мало ешь, — внезапно сказала он.

Она неуверенно посмотрела на Люка.

— Мне не нравится здешняя еда.

— Готов биться об заклад, что ты так же мало ешь и в шикарном ресторане.

— Не понимаю, почему это так тебя волнует.

Он и сам себя не понимал. Но так уж случилось. Внезапно ему захотелось, чтобы она походила на других, была такой же спокойной и неприхотливой.

Однако Рэйчел относилась к тем женщинам, которые не приемлют простых ответов и борются за то, что считают справедливым. Она не могла примириться ни с собой, ни со своим прошлым, а Люк не собирался ей в этом помогать. Спасение Рэйчел находилось в ее собственных руках.

Ему было все равно, сможет она примириться с матерью или нет. Зато ему было интересно, сможет ли она примириться с тем, что не увидит ни пенни из двенадцати с половиной миллионов долларов, оставленных Стеллой Братству. А еще он жаждал узнать, когда она избавится от гнева и горечи, перестанет сопротивляться и ляжет с ним в кровать, где она сможет дышать полной грудью, откликаться на ласки, и примет его в себя и …

Он решительно отмел прочь эротические картины ближайшего будущего.

— Тебе нужен сон, — спокойно, без насмешки продолжал Люк.

Люк уже слышал, как из-за двери доносятся голоса ожидающих его учеников. Он привык к тому, что поблизости постоянно толклись люди, готовые исполнить любое его желание. Он привык к такой жизни, и в то же время ее ненавидел. Временами ему хотелось снова оказаться в развалюхе на окраине Коффин Гроува в штате Алабама, где на койке валялся пьяный Джек Берделл, а в доме ни крошки еды, кроме коробки с овсянкой. Но зато там никто не следил за каждым его шагом, не боготворил его. Он чертовски устал от того, что его боготворили.

Может, именно поэтому его и тянуло к этой стерве с непокорными глазами. Может, он нуждался в том, чтобы для разнообразия его ненавидели, чтобы бросили ему вызов. Или же его охватила нездоровая ностальгия по тем временам, когда никто его не любил.

Рэйчел тоже поднялась на ноги. Дверь в конце большой комнаты открылась, и в широком проеме возникли фигуры трех служителей. Девушка подошла к Люку, уверенная, что бояться ей нечего, потому что он ни за что не коснется ее при свидетелях.

— Ведь ты убил ее. Правда, Люк? — прошептала она, и в голосе ее прозвучала такая уверенность, что он невольно вздрогнул.

Рэйчел не дала ему времени на ответ, впрочем, она знала, что он промолчит. Она просто пошла к двери, где ее дожидались помощники — уверенной походкой, распрямив плечи. Вот только шея, чуть скрытая коротко остриженными волосами, казалась по-детски беззащитной. Он вспомнил, как прикоснулся губами к нежному основанию шеи, а потом ее укусил. Интересно, остались ли следы зубов на молочно-белой коже?

Трое помощников проводили девушку обратно в ее комнату, при этом они беспрестанно бормотали слова заботы и участия. Среди них была Кэтрин, раскрасневшаяся, с седыми волосами, выбившимися из небрежного пучка на затылке. Другой была Лиф, бледное лицо которой оставалось совершенно безмятежным. Третьим был мужчина, вернее, юноша, вокруг которого витал еле заметный запах сигарет. Сама Рэйчел не курила, но аромат запретного плода согрел ей душу, и она почувствовала внезапное расположение к юноше с ангельскими чертами лица.

Они зажгли масляную лампу, укрыли Рэйчел мягким одеялом и вышли, бормоча бесконечные «благослови», от которых у нее уже звенело в ушах.

А ведь Люк почти с ней согласился. Он вовсе не был похож на святого, хотя все вокруг были ослеплены его знаменитой харизмой. Он использовал других в своих интересах, умело манипулировал ими, и по какой-то причине вовсе не скрывал от Рэйчел своего истинного лица. Возможно, он догадывался, что она никогда не поверит в то, что он именно тот, за кого себя выдает.

Чтоб его черти побрали, и зачем только он к ней прикасался? Она не любила, когда к ней прикасались чужие руки. В общем-то, у нее не было возможности привыкнуть к такому виду изъявления чувств — в детстве ее никто не обнимал, не ласкал, не прижимал к груди и не уверял, что ей нечего бояться, что все будет хорошо.

Прикосновение несло с собой боль. Стыд. Осуждение и гнев. Хотя в комнате было тепло, Рэйчел вдруг пробрала холодная дрожь, а вместе с ней вернулись ненужные воспоминания. Вот мать кричит на нее и больно выворачивает руку. Побледневший отчим молчит и виновато отводит глаза от драмы, которая разыгралась у него на глазах. Все делается к лучшему, всегда твердила себе Рэйчел. Ее отослали из дома в тринадцать лет, и она уже никогда не вернулась обратно. У нее не было дома. Но даже первые тринадцать лет жизни она прожила на поле битвы, а не в раю.

Когда она была одна — вот это был истинный рай. Но из-за алчности Стеллы она лишилась и такой малости.

Ей не нравилось, что Люк к ней прикасался, но она не могла об этом забыть. Вот его руки накрывают ее ладони, такие маленькие, что они полностью скрываются в его руках. Сильные запястья обвиты шипами из терновника. Ощущение его тела, когда она потеряла равновесие и упала ему на колени, сплетение костей, плоти и мускулов, тепло и сила — все это страшно ее смущало и тревожило. И близость его рта.

Она не любила, когда к ней прикасались чужие руки.

А еще ей не нравилось, какими глазами он на нее глядел. В них не было ничего от того милосердного сострадания, каким он одаривал толпы людей. Его ясные серо-голубые глаза следили за ней с зоркостью хищника. Несмотря на то, что он вел себя смирно, почти не двигался, она ни на минуту не забывала, насколько он опасен. Он отобрал у Рэйчел все — мать, деньги, даже видимость того, что у Стеллы сохранилось хоть какое-то чувство к дочери. И он отберет еще больше, если сможет. Он уничтожит ее без зазрения совести. Но только в том случае, если Рэйчел проявит слабость.

Она лежала в полутемной комнате, освещаемой лишь тусклым светом масляной лампы, а в душе ее бурлили ярость, страх и смущение. Горло все еще болело, но не так сильно, как раньше, когда она могла выдавить из себя только хрип. Тело ныло, но головная боль уменьшилась до пульсирующей боли в затылке.

Однако ее тревожило что-то еще. После всех этих лекарств и странных манипуляций с ее телом в ней осталось странное чувство беспокойства. Кожу пощипывало, груди набухли и стали чувствительными, губы саднили.

Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на странных ощущениях, и в голову вдруг полезли ненавистные эротические картины. Сплетенные тела, касание рук, губ, разметавшиеся волосы, и сила, и медленный, чувственный жар, грозящий поглотить ее в пламени пожара.

Она услышала приглушенный звук протеста и поняла, что он исходит из ее больного горла. В голове кружились хороводом неясные образы, отрывочные воспоминания, которые тревожили и будоражили Рэйчел, она стремилась ухватиться за что-то определенное, понятное, чтобы вынырнуть из серого тумана.

Но ничего не получалось. Ни одного ясного образа — только отзвуки и обрывки ощущений, заставлявшие ее тело сжиматься от страха и отвращения.

Боже Всемогущий, что же он с ней сотворил?

Люк закрыл за собой дверь, отгородившись от любопытных глаз, и посмотрел на стену, где были установлены камеры наблюдения. Казалось, все шло своим чередом. Группа новых последователей, заканчивавших двухмесячное обучение, покорно приступила к своим обязанностям.

Рэйчел Коннери вовсе не выглядела покорной. Она сидела на узкой кровати, безмолвно уставясь в пространство и прижав пальцы к губам. Ногти у нее были короткими, обгрызенными почти до основания. Она удивленно касалась губ, и Люк вдруг возбудился. Рэйчел не знала, что он делал с ее ртом. И что он, несомненно, повторит в ближайшем будущем, на этот раз, с ее участием… во всяком случае, она будет тогда в полном сознании.

Девушка улеглась на узкую кровать, и он застонал. Она чертовски отвлекала его от насущных дел. Он выключил экран и бросил взгляд на остальные мониторы.

Группа Старейшин собралась в одной из малых комнат для медитаций. Он заметил среди них и Бобби Рэя. Странно, подумал Люк, и пригляделся поближе. Жаль, что в свое время он не догадался также установить и подслушивающие устройства.

Деловито обсуждая будущее Братства Бытия, Старейшины выглядели спокойными и безобидными.

Значит, все в порядке и ему не о чем беспокоиться?

Глава шестая

Кальвин Ли был последним человеком, которого Рэйчел ожидала увидеть на пороге своей комнаты поздним вечером того же дня. Она уже собиралась захлопнуть дверь перед его носом, когда заметила, что в руках он держит термос и две пустых чашки.

— Я с предложением мира, — как всегда, тихо сказал он. — А в виде подарка — свежемолотый кофе из Суматры.

Рэйчел застыла на месте.

— Он, должно быть, отравлен.

— Я принес две чашки. Умирать будем вместе.

— Это какой-то розыгрыш, верно? С вами, ребята, не соскучишься.

— Никакой это не розыгрыш, иначе вместо кофе я бы принес отравленный напиток «юпи». Могу я войти?

— Что же, ради кофе я готова рискнуть жизнью, — сказала Рэйчел, открывая дверь шире и впуская Кальвина в полутемную комнату.

Он молча подошел к маленькому столу, разлил ароматный кофе в чашки и вручил Рэйчел ее порцию. Он не принес собой ни молока, ни сахара, но Рэйчел предпочитала черный кофе без всяких добавок. Видимо, Люк и его соратники об этом знали.

Если в кофе и был яд, то она его не почувствовала, да это ее и не очень тревожило. Она села на узкую койку, скрестив ноги по-турецки, и стала наблюдать за безобидным с виду коротышкой.

Кальвин неспеша забрался на стул с прямой спинкой — единственное украшение комнаты — и устроился на нем, смирно сложив на коленях руки, ни дать ни взять — ребенок, приготовившийся получить нагоняй. Ладошки у него были маленькие, с короткими, похожими на обрубки, пальцами. Намотав на один из пальцев кудрявую прядь черных волос, он начал по-детски теребить ее.

— Наверное, ты пришел ко мне, чтобы извиниться за вчерашнее? — спросила Рэйчел, выпив половину кружки, пока Кальвин продолжал хранить упорное молчание. — Ты хочешь сказать, что не виноват в том, что меня чуть не убили, что ты предупреждал меня об Анжеле, но я тебя не послушалась, и что ты напрасно в первый же день отвел меня в столь опасное место.

Он поднял голову и посмотрел на девушку. Его почти черные глаза абсолютно ничего не выражали.

— Нет, — спокойно сказал он. — Я тебя подставил.

От неожиданности Рэйчел поперхнулась, и часть драгоценного кофе пролилась ей на колени. Она удивилась не тому, что он так поступил, а потому что легко сознался в содеянном.

— Что ты сделал?!

— Люк сказал, чтобы я исповедовался тебе в своих грехах и попросил прощения.

— А мне он сказал, что не верит в существование грехов, — усмехнулась Рэйчел, пытаясь стереть с джинсов пролитый кофе.

— О, он верит в грехи, уж будь уверена. Да иначе и быть не может — с его-то прошлым, — сказал Кальвин. — Просто он не хочет осуждать тех, кто следует его учению.

— Но тебя-то он осудил.

Кальвин спокойно встретил ее взгляд.

— Мое преступление заключается в том, что я хотел причинить тебе вред, подстроить обстоятельства таким образом, чтобы ты сама навлекла на себя неприятности. Что ты и сделала, не долго думая.

— Ты знал, что я выпущу Анжелу!

— Разумеется. Даже слепой увидит, что ты нарываешься на неприятности, ищешь любой повод, чтобы навредить Люку. Конечно, обвинения Анжелы просто смехотворны, но я решил, что ты все примешь за чистую монету. Так и вышло, — он смущенно улыбнулся, но улыбка не коснулась его черных глаз. — Кстати, как ты себя чувствуешь?

— На удивление, хорошо. Спасибо, — холодно ответила Рэйчел.

— Тобой занимались лучшие целители Люка, они молились за тебя всю ночь напролет. А еще он использовал свой… особенный дар, чтобы ускорить процесс выздоровления.

У нее в голове промелькнули обрывки воспоминаний о прикосновении его рук, они пронеслись быстро, словно стайка летучих мышей, и тут же исчезли.

— Как это мило, — пробормотала она.

— Вобщем, я хочу попросить у тебя прощение. Мне казалось, что ты представляешь угрозу для Люка, и я решил его защитить. Я забыл, что Люк не нуждается в защите. Он сам себе закон, и никто не может ему навредить.

— Ты испугался, что я могу узнать правду о том, что здесь творится на самом деле? — резко спросила она.

Но он и бровью не повел.

— Правда тебе не понравится. Ты ее не поймешь и не сможешь принять.

— А в чем заключается правда?

— В любви. В любви ко всему сущему, — проникновенно сказал Кальвин. Вот только если бы его глаза были не столь черны. Если бы он не был виноват в том, что она чуть не погибла, возможно, тогда Рэйчел и поверила бы коротышке. Да только она никогда не верила в любовь.

— Любовь к Анжеле? — ядовито спросила она. — Кстати, как она поживает? Все еще думает, что я исчадие ада? Или решила, что Люк все же посланник Божий, а я — его раба?

— О, Анжела нас покинула, — ответил Кальвин, соскочил со стула и направился к двери. Полуденный свет исчез, наполнив комнату сумрачной тенью, но Рэйчел не спешила зажечь масляную лампу, стоявшую возле кровати.

— Куда она девалась?

Кальвин помедлил в дверях, выражение его лица оставалось спокойным.

— Она умерла, — сказал он.

И закрыл за собой дверь.

По спине Рэйчел пробежал холодок. Она сидела в темной комнате и боялась шелохнуться. Анжела была здоровой, физически сильной женщиной — следы ее рук до сих пор оставались на шее Рэйчел, как и боль, причиненная этими руками. Она не могла умереть ни с того, ни с сего. Может, она покончила с собой после того, как Рэйчел совершила дурацкий поступок, выпустив ее из комнаты?

А, может, Анжелу убил кто-то другой, наказав за то, что она причинила вред Рэйчел? Или, наоборот, за то, что ее попытка не увенчалась успехом? Боже, кажется, она сама начинает сходить с ума, как бедная Анжела. Ну что за безумные мысли, безумные страхи лезут к ней в голову? И вообще, что здесь творится, черт побери? За всем этим океаном счастливых, улыбающихся лиц притаилась смерть, а Рэйчел даже не знала, кому можно верить. Кто заманил ее сюда с помощью письма, где говорилось об убийстве? Если его написала Анжела, то Рэйчел стала жертвой безумного бреда сумасшедшей, она только зря потеряла время, приехав в Санта Долорес с благородной миссией отомстить злодеям. Кроме того, ее жизни угрожала серьезная опасность.

Конечно, не со стороны завистного неудачника Кальвина. Люк Берделл — вот кто представлял реальную угрозу.

Ее снова охватил озноб, хотя в комнате было тепло. Ей нечего бояться, напомнила себе Рэйчел. Люк не может причинить ей вреда. Он не может заставить ее поверить в свою дурацкую религию — она хороша лишь для экзальтированных клерков, уставших от деловой суматохи Уолл-Стрит. Он отобрал у нее и мать, и деньги, а она все-таки выжила. Конечно, разозлилась, как сто чертей, но несмотря ни на что — выжила. И он был не властен над ее телом. Люк дал обет воздержания, а она вообще не нуждалась в сексе. Вобщем, из них двоих получилась идеальная парочка, усмехнулась Рэйчел.

Нужно запастись терпением. Она пробудет здесь еще несколько дней, чтобы найти того, кто написал злополучное письмо. Если за это время она не встретит никого, кроме сияющих от счастья Людей Люка, — что ж, тогда она сдастся. Может, это нужно было сделать давным-давно. Махнуть рукой на борьбу, распрощаться с законным наследством. И забыть о матери, которой у нее и так никогда не было.

Она бросила взгляд на часы. Они показывали пять часов вечера, время, когда должно было состояться второе занятие из курса ознакомления с путями Людей Люка. Она отстала на один день, но Рэйчел почему-то казалось, что она многое узнала об этих путях Люка вчера вечером, когда лежала в громадной дымной комнате, слушая звуки флейты и вторящие им песнопения. И еще там был Люк, сидевший ближе, чем следовало. Эх, если бы ей удалось припомнить хоть что-нибудь еще!

Но ведь она может спросить Люка. Скорее всего, он промолчит или улыбнется своей кроткой улыбкой, которая вызывала у Рэйчел желание хорошенько врезать ему по зубам. За всю свою жизнь она не ударила ни одной живой души. Ударить — означало к кому-то прикоснуться, и ради чего? Нет, овчинка определенно не стоила выделки.

Вот если бы они оказались наедине, возможно, тогда Люк сболтнул бы что-нибудь лишнее. С ней он вел себя по-другому, от сдержанного спокойствия, которым он одаривал свою паству, не оставалось и следа. Рэйчел собиралась воспользоваться этим различием в полной мере. Нужно было заставить его оступиться. И тогда она дала бы проходимцу хорошего пинка, пускай катится прямо в пропасть!

В столовой не было никого, кроме работников в светло-желтой одежде. Они взглянули на нее, бормоча привычное «благослови», но Рэйчел сделала вид, что их не заметила, и быстро закрыла дверь.

Коридоры тоже казались пустынными. Она знала, что в резиденции находится не менее ста человек — за завтраком в столовой сидела куча народу. Но каждый раз, когда Рэйчел совершала побег из своей «кельи» — все они куда-то девались.

Побег. Сильно сказано, зато в самую точку! Ей хотелось отсюда сбежать, и, слава Богу, если то, что она задумала, займет мало времени. Рэйчел всем сердцем ненавидела Санта Долорес.

Потерпи еще несколько дней, сказала она себе. И если за это время не удастся ничего раскопать — тогда она оставит все так, как есть. Гордость и самоуважение — это все, что осталось у нее в этом мире. Если она сейчас сбежит, как последняя трусиха, то останется ни с чем.

Рэйчел уже собиралась вернуться к себе в комнату, чтобы дождаться, когда ее позовут на обед, но что-то ее остановило. В каменной стене коридора, почти под потолком, располагались окна. Из них лился тусклый свет и доносились слабые птичьи голоса. Здесь же в стене она заметила дверь и, поддавшись внезапному порыву, открыла ее и вышла наружу.

Рэйчел сразу же окутал вечерний холод и запах пустыни.

Сад показался ей неприхотливым, даже каким-то казенным, с тщательно выложенными дорожками, вдоль которых росли чахлые низкорослые сосенки. Явное тяготение к дзэн-буддизму, усмехнулась про себя Рэйчел, ничего лишнего, дабы не нарушать спокойное течение мыслей. Она закрыла за собой дверь и с удовольствием вдохнула свежего воздуха. Казалось, она просидела взаперти целую вечность. Странно, Рэйчел никогда не считала себя любительницей живой природы.

Но именно сейчас она желала ее всем сердцем — и вечернюю тишину, и мирное дыхание пустыни, и тихое уединение. Все это очищало ей душу и придавало новые силы.

Поймав себя на этой мысли, Рэйчел чуть не рассмеялась. Она малость подзадержалась в этих местах; не прошло и двух суток, а она уже начала мыслить, как восторженная идиотка! Еще немного, и она усядется в позе лотоса, начнет распевать тоненьким голоском «о-ммм» и размышлять над какой-нибудь древней китайской загадкой!

Хотя именно сейчас она готова была примириться и с древней китайской мудростью. Лишь бы найти мало-мальски понятное объяснение всему тому, что ее окружало! Ближайшим человеком, к которому она могла обратиться с вопросами, был Люк Берделл, но скорей в Шанхае выпадет снег, чем она дождется правдивых ответов.

Рэйчел решительно выкинула из головы мысли, связанные со злополучным мессией. Она и так потратила на него достаточно времени. Следующие полчаса она посвятит исключительно себе, упиваясь одиночеством и созерцая безмолвный сад. Ей до смерти надоели страх, ненависть и бесконечная борьба.

Когда придет время вернуться обратно в лечебный корпус, она снова возьмет себя в руки.

Рэйчел показалось, что легкий ветерок пустыни донес до нее слабые звуки флейты. Сейчас она ее узнала — то была индейская музыка, легкая и мелодичная, которой вторил мерный стук барабанов, звучавших в унисон с биением ее сердца.

Беспокойным движением руки она пригладила коротко остриженные волосы и прошла дальше в сад. Интересно, гуляла ли в этом саду ее мать? Вряд ли — Стелла интересовалась природой еще меньше, чем дочь.

Но это было неважно. Стелла и ее деньги ничего не значили, по крайней мере, в этот отрезок времени. На землю опустилась тихая ночь, тени стали длинней, а Рэйчел шла по саду, все больше отдаляясь от основного здания, пока не увидела маленькое тихое озеро.

Она села на большой валун, прижала колени к груди и, положив на них подбородок, стала вглядываться в черную гладь. Должно быть, днем вода невинно сверкала на солнце, как прозрачный голубой кристалл. Сегодня ночью она превратилась в черную бездну, таившую в своих глубинах необъяснимые тайны.

Когда Люк нашел Рэйчел, она продолжала сидеть на камне, пристально глядя на озеро.

Он шел по каменной дорожке очень тихо, двигаясь с грацией, которая действовала Рэйчел на нервы. Он не скрывал своего присутствия, не пытался застать ее врасплох, но если бы она случайно не подняла глаза, то не заметила бы, как он приближается к озеру. Лучи заходящего солнца отбрасывали на его лицо странные тени, и даже свободная белая одежда в сумеречном свете потемнела и казалась серой.

— Ты меня искал? — спросила она, подняв голову и одарив его бесстрастным взглядом, подстать холодному выражению его лица.

— Нет. Я думал, что ты все еще в своей комнате, отдыхаешь после полученных травм.

— На удивление всем я выздоровела, — сказала она. — Конечно, ты не станешь делиться тайной, как тебе удалось такое чудо.

— Может, с помощью волшебной палочки? — предположил он.

— Я не верю в волшебство.

— Могла бы не говорить, — насмешливо сказал он. — Я и сам догадался. Может, все дело в сильнодействующих лекарствах, которыми тебя напичкали целители.

— А что это за лекарства?

Он усмехнулся, и Рэйчел поняла, что угодила в расставленные сети.

— Возможно также, что помогла целительная сила многих людей.

— Ну вот, опять волшебство, — фыркнула она.

— А жить вообще веселей, если ты веришь в чудеса, — заметил он.

— Жизнь задумана не для того, чтобы веселиться. И я не собираюсь слушать лекцию по философии от человека, которого судили за убийство.

Люк даже глазом не моргнул.

— Это было непредумышленное убийство. К тому же ты сюда приехала именно затем, чтобы познакомиться с нашей философией.

Рэйчел от досады прикусила губу. Ей никогда не удастся ничего выведать, тем более перехитрить Люка, если она не узнает его ближе, а единственная возможность достичь желаемого — пройти злосчастный курс обучения.

Она постаралась выдавить из себя дружелюбную улыбку, радуясь тому, что темнота скрывает выражение ее глаз.

— Я хочу научиться, — твердо сказала она.

— Так тому и быть. Можешь задавать любой вопрос, и я на него отвечу. Ты узнаешь все, что захочешь, дитя мое.

Ее тошнило, когда ее называли «дитя мое». Она уже давно перестала быть чьим-то ребенком, а если честно признаться, то за двадцать девять лет жизни она никогда не чувствовала себя таковым. И уж конечно она не считала этого современного Тартюфа своим папенькой.

— Все-все? — повторила за ним Рэйчел и притворно захлопала ресницами. — Расскажи, что случилось с Анжелой.

Казалось, вопрос вовсе не обескуражил Люка.

— Я думал, Кальвин сказал тебе. Она умерла.

Она ждала объяснений, но, видимо, Люк не собирался вдаваться в подробности. Вот сукин сын, подумала Рэйчел.

— А как — она — умерла? — очень медленно и осторожно, словно разговаривая с дебилом, спросила она.

И тут же получила исчерпывающий ответ.

— С миром, — ответил Люк все с тем же кротким выражением лица.

Да он просто издевался над ней! Рэйчел соскочила с камня и стала на него наступать, забыв о нависшей над ней опасности.

— И кто же ее убил?

— Пришло ее время.

— Еще один такой дурацкий ответ и, клянусь Богом, я швырну тебя в озеро! — прошипела Рэйчел, внутри которой закипала ярость.

— Мне казалось, что стычка с Анжелой послужила тебе ярким примером того, к чему может привести насилие, — проворчал Люк.

— Но ты же сам сказал, что ответишь на мои вопросы! Что случилось с Анжелой?

Он наклонил голову набок, рассматривая девушку из-под полуприкрытых век.

— В тебе столько злости, Рэйчел, — пожурил он ее. — Ты не сможешь исцелиться, пока не выплеснешь наружу всю свою злость.

— Тогда прекрати выводить меня из себя.

— Анжела умерла, потому что сломала себе шею. Она упала с больничной крыши и скончалась на месте. Я ответил на твой вопрос?

— Упала? А может, ее столкнули?

— На самом деле она спрыгнула. Анжелу держали под замком ради ее собственной безопасности, а также, чтобы оградить других от ее безумных поступков. Когда ты выпустила ее из комнаты, она тут же помчалась на крышу. Я хотел пощадить твои чувства, но у тебя привычка лезть на рожон.

— А зачем щадить мои чувства?

— Ты и так чувствуешь себя кругом виноватой, — мягко сказал он.

— Я ни в чем не виновата!

— Да ты у нас просто уникум!

— А ты просто зануда!

Улыбка Люка стала шире. В темноте его губы казались удивительно чувственными. Не то, чтобы у Рэйчел был большой опыт по части чувственности, но в случае с Люком это просто бросалось в глаза. Небось, пользуется такими улыбочками, как разменной монетой, неприязненно подумала Рэйчел. И к счастью, застыла на месте, решив не подходить ближе.

— Это часть моей работы, — сказал Люк. — Считается, что духовные наставники должны вести себя так, как подобает настоящим святым, и знать ответы на все вопросы. По крайней мере, правильно на них отвечать.

— Ну, тогда ответь мне на другой вопрос, о Великий Духовный Наставник, — усмехнулась Рэйчел. — Что ты собрался делать с двенадцатью миллионами долларов, которые по праву принадлежат мне?

Он удрученно покачал головой.

— Стелла хотела, чтобы они достались нам, — сказал он. — И Стелла умерла, свято веря в то, что ее желание сбудется. Я не мог ее подвести.

У Рэйчел зачесались руки, чтобы хорошенько ему врезать. За всю свою жизнь она никого не ударила, но сейчас она дала себе клятву, что перед отъездом из Санта Долорес непременно его поколотит. Желательно чем-нибудь большим и увесистым.

Она выдавила из себя вежливую улыбку, надеясь на то, что в темноте не видно, как полыхают от ярости ее глаза.

— Конечно, ты не мог. И мне бы тоже хотелось уважить ее последнее желание, — процедила она сквозь зубы. — Тогда почему бы тебе не рассказать о том удивительном покое, которое нашла здесь Стелла и которое смогло заменить ей единственную дочь?

Былая горечь снова прокралась ей в душу, совсем чуть-чуть, и Рэйчел заставила себя улыбнуться, чтобы хоть как-то притупить остроту боли.

Люк шагнул к ней в сумраке ночи, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться на месте. Ей было ненавистно то, что он подошел так близко. Она чувствовала тепло его тела сквозь легкую хлопковую одежду, ощущала аромат его кожи. Он был так близко, что она могла попробовать его на вкус, и эта мысль ужасно ее напугала.

Она почувствовала, как от страха перехватило горло, учащенно забилось сердце. Она надеялась, что Люк не станет к ней прикасаться. Потому что он никогда не прикасался к своим ученикам. Но ведь Рэйчел не была его ученицей. И она не верила тому, что о нем говорили. Люк Берделл делал то, что хотел. Просто держал это в строгой тайне.

Она сделал шаг назад, но было уже слишком поздно. Он схватил ее за плечи, и у нее перед глазами мелькнула татуировка с терновыми шипами, скрытая в рукавах туники. Рэйчел попыталась вырваться, но он держал ее, словно клещами. Она почувствовала, как ее охватила паника, стальными пальцами сжав за горло. Она задыхалась, но не хотела, чтобы Люк это заметил, потому что тогда он сжал бы ее еще сильней. И она перестала бы дышать, потом остановилось бы сердце, и она умерла бы, как ее мать, как Анжела, как все остальные…

Люк с силой потряс ее за плечо. Рэйчел подняла голову и уставилась на него, но он уже отпустил ее и отошел в сторону.

— Тебе этого не понять, даже если я попытаюсь объяснить.

— Не понять чего? — хрипло спросила она, ощущая в голове тяжелый туман.

— Покой, который я могу тебе даровать. Ты к этому не готова.

Огромным усилием воли Рэйчел взяла себя в руки. Потом с ледяной учтивостью посмотрела на Люка.

— Когда ты решишь, что я окончательно созрела, дай мне знать.

— Верь мне, Рэйчел, — прошептал он в сумраке ночи. — Ты узнаешь это сама.

Глава седьмая

Она семенила следом за ним, словно послушная жена мусульманина, но Люк не дал себя провести. Рэйчел не была послушной, да и на роль жены не подходила. Хорошо, что он привык всегда быть начеку, иначе не успел бы оглянуться, как получил бы нож в спину от вздорной девицы.

Нельзя сказать, чтобы Рэйчел вела себя вызывающе. Там, где он вырос, недовольство и разница во мнениях решались очень просто — с помощью кулаков и оружия, причем, чем слабей был противник, тем больше наносимый ущерб.

Он часто задавался вопросом, какой бы человек из него получился, если бы все сложилось иначе. Его мать забеременела в восемнадцать лет, подпав под чары странствующего проповедника — чернявого красавца с голубыми глазами, перед которым падали ниц крепкие мужики, а солидные женщины охотно опрокидивались на спину. Возможно, он никогда бы этого не узнал, но Джексон Берделл получал огромное удовольствие, рассказывая Люку о том, что никакой он ему не сын, а обычный ублюдок, от которого мать не захотела вовремя избавиться то ли из упрямства, то ли по глупости.

Вот он и пошел по тропинке, протоптанной дорогим папочкой. Черт, он даже не знал, как того зовут, только слышал, что несколько лет спустя его убил ревнивый муж какой-то бабенки. Когда об этом узнала мать Люка, она, наконец-то, согласилась выйти замуж за Джексона Берделла. Совершив тем самым величайшую ошибку в своей жизни.

Вскоре она и сама это поняла. День за днем, год за годом ей пришлось расплачиваться за все свои ошибки, пока она не положила этому конец, повесившись в старом амбаре. И оставив Люка один на один с увесистыми кулаками вечно пьяного Джексона Берделла.

Люк думал, что нет на земле места хуже, чем южная Алабама. Как же он заблуждался! Жители Коффин Гроува были сродни обитателям чикагских трущоб, к тому же у них было много общего со спесивыми богачами из окружения Стеллы и Рэйчел Коннери. Похотливая Стелла и ее хладнокровная дочь. Никогда в жизни он не встречал женщин, столь различных по характеру. Стелла добивалась того, чего хотела, пуская в ход ложь и обман, беззастенчиво обольщая словами, телом и деньгами. Рэйчел пыталась отвоевать то, что она считала своим по праву. Но на этот раз она проиграет. Интересно, как часто она проигрывала? И сколько при этом потеряла?

Он провел ее позади здания к восточному входу в комнату для медитаций, из которой можно было пройти в его личные покои. Он остановился возле двери и посмотрел на Рэйчел. Было очень темно — луна скрылась за облаками, которые проносились по звездному небу, словно стая черных ворон.

— Кто-нибудь видел, как ты вышла в сад? — спросил он. — Знает ли кто-нибудь, где ты сейчас находишься?

Она покачала головой.

— Ни одна душа. Похоже, что твои ученики заняты своими делами. Я вижу их только тогда, когда они сами меня ищут.

— У каждого из них есть свои обязанности.

— Ну что же, можешь меня убить, а затем избавиться от тела — и концы в воду, — сухо заметила Рэйчел.

Он прислонился к двери, не спуская глаз с девушки.

— А зачем мне это делать?

— Потому что я доставляю массу хлопот.

— Не так много, как бы тебе хотелось, — заметил Люк, зная, что его слова разозлят Рэйчел. — Мы отличаемся большой терпимостью — можно найти выход из любой затруднительной ситуации, если подойти к решению проблемы со знанием дела.

— Затруднительная ситуация. Ну, просто в самую точку! — в ее голосе прозвучали странные нотки, заставившие Люка внимательней прислушаться к ее словам. Она говорила с легкой горечью, которая вряд ли относилась к нынешним событиям. — Боюсь, это моя извечная привычка — находиться там, где я не нужна, и причинять одни неприятности.

— А ты явилась сюда, чтобы причинить неприятности?

— Конечно! Это тебя удивляет?

— Нисколько, — сказал он и отстранился от двери, заставив Рэйчел испуганно отпрянуть назад. — Но кто сказал, что ты здесь не нужна?

Он постарался, чтобы вопрос прозвучал несколько двусмысленно. Всего лишь чуть-чуть, просто чтобы заставить ее теряться в догадках. Ему нравилось наблюдать за тем, как она нервничает.

Кроме того, кто-нибудь мог подслушать их разговор. Люк не хотел, чтобы его поступки были понятны окружающим. Он ловко пользовался своей властью над людьми, а сущность его харизматичного влияния во многом зависела от манеры поведения. Он мог добиться желаемой реакции почти ото всех, кто встречался на его жизненном пути.

С Рэйчел было не так легко справиться. Без ложной скромности Люк отметил, что сама того не желая, она подпала под его чары. В то же время она относилась к нему с презрением и недоверием — и это тоже было вполне объяснимо. Его не интересовала негативная сторона эмоций, коль скоро ее чувства оставались сильными и глубокими.

Но главным, что предопределяло ее слабость и неминуемое падение — был страх, который она испытывала по отношению к Люку. Она прилагала неимоверные усилия, чтобы преодолеть этот страх, но рано или поздно она должна была уступить. Ее страх носил сексуальный характер. Интересно, подумал Люк, что же с ней случилось, что могло напугать ее до такой степени?

Но потом он решительно отмел эти мысли в сторону. Какая разница, почему она боится и секса, и Люка? Главное, что ей страшно, а уж Люк должен решить, как использовать это обстоятельство в своих интересах.

— Мне нужно вернуться к себе в комнату, — заявила она. Голос прозвучал ровно и спокойно, но Люк видел, что она нервничает.

— Зачем? Неужели ты хочешь сменить одежду?

Она снова напялила на себя джинсы и футболку, только чтобы позлить Люка. Ее привычная одежда подчеркивала фигуру намного больше, чем сводобная туника Людей Люка — обстоятельство, с помощью которого было легко уговорить ее сменить одежду. Он видел мягкое очертание ее груди, плавный изгиб бедер. Она думала, что старая одежда защитит ее от Люка. А он мог доказать ей, что в такой одежде она становится еще доступней, еще уязвимей.

К сожалению, ему нравилось созерцать ее упругую попку в тесных джинсах. Прошло чертовски много времени с тех пор, как он предавался этому греховному занятию. Но сейчас он собирался насладиться им в полной мере. Конечно, до тех пор, пока не заставит Рэйчел снять для него эти самые джинсы.

— Я… э… — сейчас она говорила с заминкой, к вящей радости Люка. — Я тут подумала, что могла бы… освежиться…

— Ты хочешь сказать, что тебе нужно в туалет?

— Нет, — огрызнулась она, снова взяв себя в руки. — Если бы я хотела пописать, я бы так и сказала. Просто мне нужно немного времени, чтобы побыть одной, в мире и спокойствии.

— Мира и спокойствия в нашем центре хоть отбавляй. Я знаю местечко, где никто тебя не потревожит.

— И где же оно?

— В моих личных покоях.

Судя по выражению лица Рэйчел, можно было подумать, что он предложил ей прогуляться в тюрьму Алькатрас.

— Черта с два!

— Испугалась? — пожурил ее Люк.

Она тут же ощетинилась.

— Не тебя!

— Конечно, чего меня бояться? — подхватил он. — И все же, когда я рядом, ты ведешь себя как-то странно. Интересно, почему?

— Это не страх, а обычная неприязнь, — выпалила Рэйчел.

Люк не смог сдержать веселой улыбки. Его забавляло в ней все — и пофигистское отношение к жизни, и нервный изгиб рта. Впервые в жизни он повстречал кого-то, кто вызвал в нем столь живой интерес.

Это, в свою очередь, говорило о том, что он слишком долго обходился без женщины. И почему его зацепила именно Рэйчел Коннери, эта молодая чертовка? Да ее и хорошенькой можно было назвать лишь с большой натяжкой. Нет, должна быть хоть какая-то веская причина! Однако кроме смертельной скуки, других причин он пока не находил.

— Ах да, я и забыл! — проворчал он. — Ведь ты находишься здесь, чтобы изменить свое мнение. Ты хочешь научиться доверять мне, не так ли?

Не нужно было обладать способностями телепата, чтобы прочесть ее мысли. Только через мой труп, говорили глаза Рэйчел. Однако гневная маска не смогла скрыть ее губ, мягких и беззащитных.

— Я не хочу судить предвзято, мой разум должен быть открытым, — уклончиво ответила она.

По мнению Люка, разум Рэйчел Коннери находился в також же зажатом состоянии, как и ее сомкнутые колени, охранявшие лоно надежней, чем чугунные ворота государственной казны в Форте Нокс. Но Люк не жаловался — чем трудней задача, тем слаще победа.

— Конечно, ты права. Я распоряжусь, чтобы принесли ужин, не нарушая при этом нашего уединения. А я тем временем начну помагать тебе избавиться от страхов. Научу, как правильно раскрыться.

На этот раз она не старалась скрыть замешательства.

— Я не хочу раскрываться!

— Ты также не стремишься избавиться от своих страхов. Почему?

— А ты сам ничего не боишься?

Она задала вопрос с таким искренним видом, что Люк чуть было не сказал правду. О том, что все его страхи были при нем, просто он загнал их в самые дальние уголки сознания. То, что когда-то убив человека, он испугался, что это может ему понравиться. Что он может найти повод, чтобы убивать снова. И снова. И снова. А потом он уже не сможет остановиться.

Тюрьма Жольет могла свернуть мозги набекрень любому, если до этого они уже не были вывернуты наизнанку. Большую часть жизни он прожил среди отбросов общества, воспринимая ужасные вещи как повседневность. Но весь опыт Люка не смог подготовить его к встрече с Маллоу Джилмером.

По ночам, когда Люку не спалось, к нему приходил Маллоу — с провалами вместо глаз и мертвым оскалом зубов. Потому что, в сущности, Маллоу и был мертвецом, погребенным на тюремном кладбище. Когда он умер, никто не пришел, чтобы забрать его тело. Никто не захотел признаться в родственных связях с таким выродком, как Маллоу. Тот был настояшим садистом, получавшим удовольствие от убийства, виртуозом по части болезненного и длительного смертельного ритуала.

В книгах о серийных убийцах обязательно всплывало имя Маллоу, повинного в смерти двенадцати человек, с описанием самых отвратительных подробностей. Тем не менее, Маллоу постоянно жаловался на то, что не смог достичь настоящих высот в истории греха. Например, как Альбер Фиш, убивший и съевший десятки детей во времена великой депрессии. Или Тед Банди, чей острый ум и внешнее обаяние позволили завлечь к нему в сети десятки невинных жертв.

Маллоу не обладал обаянием и не блистал особым умом. Дети тоже его не интересовали — в роли жертв он предпочитал более доступный контингент. Студентов, путешествующих автостопом, уличных девок, бомжей. Только когда он вошел во вкус и выпустил кишки жене какого-то богача, копы всерьез занялись его поимкой.

Как только полиция взялась за дело, стало ясно, что финал не за горами. И Маллоу, смекнувший, что скоро попадет туда, где больше не сможет предаться любимому хобби, буквально съехал с катушек. Его убийства стали более изощренными, разнузданными, одним словом, он переступил некую невидимую черту, после чего возврата к нормальной жизни уже не бывает.

В тюрьме Жольет все его боялись, и не без основания. Внешне он напоминал лысеющего Деда Мороза — эдакий круглолиций энергичный толстячок, с карими веселыми глазами и мягкими руками. Когда Люк впервые появился в тюрьме, Кальвин находился в услужении у Маллоу. Три парня, предшественники Кальвина, были найдены мертвыми в душе, поэтому никто не сомневался, что коротышка недолго задержится в этом мире. К тому же в тюрьме нет места для тех, кто отличается от других. В случае с Кальвином эта непохожесть достигла всех возможных пределов.

Люк так и не понял, почему решил вмешаться в ход событий. Может, в нем остались какие-то человеческие чувства, от которых трудно было избавиться. К несчастью, после того, как он спас Кальвина от бандюг, пытавшихся его убить, и вырвал его из лап опасного защитника, Люк оказался один на один с Маллоу.

Может быть, было проще с ним переспать — чтобы выжить, Люк совершал поступки и похуже, и никогда не жаловался на судьбу. Но в Маллоу было нечто такое, что наполняло Люка суеверным ужасом. И Маллоу об этом знал.

Как и положено типичному садисту, он нашел новую сферу применения для любимого занятия. Люк был красив, обладал недюженной силой и быстрым умом. Как раз то, что требовалось Маллоу.

Все началось с мелочей, однако Люк был начеку. Легкие намеки, шепоток о том, сколько эротического соблазна таится в насилии и смерти. А Люк все это слушал, застыв на месте и презрительно скривив губы.

Ах, Маллоу был истинным знатоком человеческой натуры. Сомнения, посеянные Маллоу, находили отклик в душе у Люка, словно ядовитый плющ, они проникли к нему в сердце. Уж лучше бы Маллоу изнасиловал его и убил.

Но Маллоу получал удовольствие от самого процесса растления. Никакая рана, причиненная ножом, не могла сравниться с невидимой раной, нанесенной прямо в душу.

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, Люк все еще слышал тихий шепот: «Малыш, твоя жизнь начнется только тогда, когда ты отведаешь крови. Так и будет. Как бы упорно ты ни боролся со своим желанием, рано или поздно это случится. Я вижу по твоим глазам, что ты прирожденный убийца. И ты это тоже знаешь».

Маллоу знал, хотя не задавал никаких вопросов. Он догадался, что в прошлом у Люка было кое-что посерьезней, чем пьяная драка в баре. Нет, вопросов он не задавал.

Может, дело было во времени. Может, дар Люка, его талант привлекать к себе людей, был чем-то сродни завлеканию невинных жертв. Он не убил Маллоу, хотя знал, что тому очень бы этого хотелось.

Ночью к нему вернется Маллоу, и его тихий шепелявый голос снова будет рассказывать о смерти и крови. Люк боялся, что на этот раз он не сможет остановиться. Он убил Джимми Брауна в пьяной драке, потому что тот мухлевал в картах, пытался стянуть у него деньги, еще там была блондинка… Он убил…

— Значит, это правда.

Он забыл, где находится. Забыл, что перед ним враг, который только и ждет, чтобы Люк споткнулся. Всю его веселость словно рукой сняло, и он раздраженно спросил:

— Ты о чем?

— О страхах, — ответила Рэйчел. — По глазам видно, что они у тебя тоже есть. Это же надо, Великий мессия чего-то боится. Вот так новость!

Глядя на ее искреннюю радость, Люк тут же успокоился.

— Теперь дело за тобой, постарайся выведать, чего же я боюсь, — проворчал он. — Единственная возможность — узнать меня как можно ближе.

Радость Рэйчел мгновенно улетучилась.

— Ты слишком прямолинейна, — добавил Люк, открывая дверь. — До тех пор, пока ты меня боишься, ты не сможешь меня уничтожить. Ты ведь за этим приехала, верно?

Она хотела пройти мимо него, но Люк опустил руки, и закрыл проход. Она не могла двинуться ни вперед, ни назад, не прикоснувшись при этом к нему. Рэйчел застыла на месте, словно испуганный кролик, ждущий неминуемой смерти. Подняв голову, она бросила на Люка сердитый взгляд, выставив на обозрение нежную, беззащитную шею. Если бы он был волком, то непременно перегрыз бы ей глотку.

— Я здесь именно по это причине, — дерзко сказала она, не взирая на все свои страхи. — Если ты об этом знал, зачем прислал приглашение?

Нет, Рэйчел не была маленьким кроликом, и ему не было нужды перегрызать ей горло и отнимать жизнь. Он улыбнулся, лишь чуть-чуть приподняв уголки губ, и почувствовал, как Рэйчел вздрогнула.

— Может, мне стало скучно, — прошептал он. — Может, мне захотелось, чтобы ты перестала маячить у меня за спиной. А может, мне самому захотелось уложить тебя на спину.

Ему хотелось поцеловать Рэйчел. Хотелось прижаться к ее губам и посмотреть, что будет дальше. Конечно, она испугается. Особенно, когда он пустит в дело язык. Это стоило сделать хотя бы затем, чтобы ощутить вкус ее страха, и пускай их заметят его пустоголовые ученики! Он склонился к ней, чувствуя нестерпимый голод. Как самый настоящий волк.

— Люк?

Голос Бобби Рэя Шатни прозвучал тихо, почтительно и несколько невнятно благодаря большой дозе торазина. Люк немного помедлил, не поворачивая головы и не отрывая глаз от своей жертвы. Рэйчел смотрела на него взглядом, в котором чудесным образом смешались удивление и злость. Не вмешайся Бобби Рэй, Люк продемонстрировал бы девчонке, чего именно ей следовало опасаться. Подождав еще немного, он отпустил Рэйчел и повернулся к молодому человеку.

— Благослови Господь, — тихо сказал он. — Что случилось?

— Меня послала Кэтрин. Пришло время прощального обряда.

Он совсем об этом забыл. Изувеченное тело Анжелы Макгинесс следовало предать земле с надлежащей помпой, обряд, который совершали каждый раз, когда паства лишалась одной из своих овечек. Интересно, мучают ли Рэйчел угрызения совести? Может, нужно заставить ее пойти вместе с ним, чтобы она полюбовалась на то, что явилось результатом ее любопытства и ненасытной жажды мести. Если бы не ее желание во что бы то ни стало найти доказательства против Люка, Анжела до сих пор сидела бы под замком в целости и сохранности. И ей не пришлось бы бросаться вниз с четвертого этажа, чтобы сломать себе шею на бетонной дорожке.

Однако Рэйчел была не из тех, кто анализирует свои опрометчивые действия и их плачевные результаты. О нет, она была слишком занята тем, что пыталась обвинить других во всех тяжких грехах. И это было Люку только на руку, потому что, сама того не ведая, она рыла себе яму. Рано или поздно, совесть все же заговорит в ней, и тяжесть вины пригнет ее к земле, а горькое раскаяние поглотит душу.

Но это случится не раньше, чем ею завладеет сам Люк.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Отведи Рэйчел в мои покои, ей хочется побыть одной. А я тем временем займусь делами.

Он видел, что Рэйчел собирается возразить, но Бобби Рэй вежливо взял ее под локоток и повел прочь. С чувством легкого беспокойства Люк смотрел, как они уходят. Альфред накачивал Бобби Рэя огромными дозами транквилизаторов, к тому же паренек свято верил в божественную сущность Люка. При всем желании он не мог причинить вреда обитателям усадьбы. Конечно, с ним Рэйчел была в полной безопасности.

Тем не менее, Люк решил, что Анжела обойдется и кратким богослужением, после чего ее искалеченное тело навсегда упокоится в выжженной земле Санта Долорес. Наша Матерь скорбящая… Аминь.

Наконец-то она снова могла вздохнуть свободно. Рэйчел бросила подозрительный взгляд на юношу, который шел с ней по коридору, но тот казался ангелом во плоти. Он был совсем юным, почти мальчиком. Еще одна невинная душа, сбитая с пути истинного ловким проходимцем, мрачно подумала Рэйчел. Она тряхнула головой, стараясь избавиться от гнетущего состояния, которое всегда оставалось после общения с Люком.

Она чувствовала себя совершенно разбитой, хотя он ее и пальцем не тронул. Тело ныло, болело, все чувства обострились, как будто ее пропустили через мясорубку.

И все же он ее не коснулся. И не прикоснется в дальнейшем. Пускай только попробует!

— Куда пошел Люк? — спросила она юношу. Приглядевшись поближе, Рэйчел поняла, что тот лишь немного младше нее — лет двадцать с небольшим. Однако было в его облике что-то незавершенное, детское. Ангельскими чертами лица и кудрявой копной черных волос он удивительно напоминал повзрослевшего Тома Сойера, неуклюжего и простодушного мальчишку.

— На похороны Анжелы, — спокойно ответил он приятным голосом.

И зачем только она спросила? Она не виновата в том, что Анжела умерла. Не нужно было поручать новичку такое ответственное задание. Кроме того, за всем этим стоял Кальвин. Уж если кто и был повинен в случившемся, так это завистливый коротышка, который, кстати сказать, признался в содеянном.

Значит, ей не в чем раскаиваться, упрямо подумала Рэйчел, стараясь заглушить в себе тонкий голосок совести.

— А тебе не хотелось туда пойти? — с любопытством спросила она Бобби Рэя.

Тот покачал головой.

— Анжела никогда мне не нравилась, — равнодушно сказал он и мило улыбнулся Рэйчел. — Она была сумасшедшей.

— Мне казалось, Люк ожидает проявления какого-то сострадания от своих подопечных.

— Люк ничего от нас не ждет. Мы просто учимся жить, каждый по-своему. В этом и заключается сила Братства Бытия.

В его словах прозвучала такая убежденность, что Рэйчел не стала с ним спорить. Комната, в которую привел ее Бобби Рэй, напоминала другие комнаты лечебного центра. Правда, она казалась более просторной и пустой. Белые стены из самодельного кирпича, дощатый пол, а на нем пара подушек. Да, домашним уютом здесь и не пахнет, насмешливо подумала Рэйчел. Она бы предпочла мягкую софу и телевизор с огромным экраном.

Тем не менее, Люка здесь не было, и в ее глазах это было самым большим достоинством любого помещения в Санта Долорес. Рэйчел потерла руки, потому что внезапно ей стало холодно. В углу комнаты находился очаг, и запах горящих сосновых поленьев наполнил воздух бодрящим смолистым запахом. Она ожидала, что Бобби Рэй оставит ее одну, как это делали призрачные создания, именовавшие себя Людьми Люка, но тот продолжал стоять на месте, наблюдая за тем, как девушка греет руки возле очага. Так вот они какие, личные покои Люка, подумала Рэйчел. Идеальное место, чтобы начать расследование, если только ее оставят одну.

— Тебе незачем здесь оставаться, — сказала она. — Мне хотелось побыть одной, и Люк предложил мне свои покои. — Она окинула взглядом пустую комнату. В ней была только одна дверь, через которую они вошли с Бобби Рэем. — А где он спит?

Судя по реакции Бобби Рэя, можно было подумать, что она спросила, где Люк хранил тела убитых им людей.

— Люк дал обет безбрачия, — резко сказал он.

— Я тоже, — не растерялась Рэйчел. — Ведь я не сказала, что хочу с ним спать, а просто спросила, где он спит.

— Здесь.

Тонкая подстилка в углу комнаты выглядела не лучше доски, утыканной гвоздями. И все же Люк не казался Рэйчел человеком, привыкшим во всем себе отказывать.

— Но почему?

— Здесь все, что ему нужно, — пожал плечами Бобби Рэй.

— Хм! — буркнула себе под нос Рэйчел. — Можно подумать, что он какой-то святой.

Бобби Рэй подошел ближе, на его бесстрастное лицо набежала тень, а зрачки расширились до такой степени, что глаза казались черными.

— Не совсем, — сказал он.

Рэйчел вдруг охватили сомнения. Ее трудно было в этом винить — вся атмосфера этих мест пропиталась смертью. Не прошло и суток с тех пор, как она сюда приехала — а ее уже пытались убить, после чего убийца-неудачница тут же покончила с собой. Не удивительно, что Рэйчел повсюду мерещились чудовища, даже среди невинных людей.

— Как это — не совсем?

Бобби Рэй подошел к ней совсем близко и взял за руку. Рэйчел подумала, что юноша не представляет для нее физической угрозы, чего нельзя было сказать о Люке. Поэтому она ждала ответа, терпеливо снося прикосновение холодных пальцев.

— Рэйчел, я написал тебе письмо. Я знаю всю правду о смерти твоей матери. Обо всех смертях в Санта Долорес.

С этими словами он сжал ее руку, и Рэйчел оказалась в ловушке.

Глава восьмая

Наверное, она должна была обрадоваться. Даже больше — хлопать в ладоши и прыгать от радости, зная, что долгожданное возмездие не за горами. Вместо этого она вглядывалась в невинное лицо Бобби Рэя и задавала себе вопрос, почему не испытывает к нему доверия.

— Ты знал мою мать? — осторожно спросила она. — Ты находился здесь в то же время, что и она?

— Я в Братстве Бытия с восемнадцати лет. И знаю всех, кто здесь когда-либо находился. Тех, что живут здесь сейчас и тех, кто покинул эти места по собственной воле. А также людей, внезапно исчезнувших без следа.

— А их было много?

— Тех, что исчезли? Немного. Все они были неверующими и хотели навредить Люку. С тобой может случиться то же самое.

— Этого не случится, — твердо сказала Рэйчел. — Если ты мне поможешь.

Нежный овал лица и слегка рассеянный взгляд придавали Бобби Рэю удивительно юный вид.

— Не знаю, смогу ли, — неуверенно сказал он.

— Ты сказал, что написал мне письмо. А в нем говорилось, что мою мать убили, что у нее никогда не было рака и она знала, что ее ждет! — голос Рэйчел сорвался на крик, но она не могла больше сдерживаться. — Ты писал, что расскажешь мне правду!

— Не знаю, — сказал Бобби Рэй. — Я уже ни в чем не уверен. Меня пичкают лекарствами, которые сбивают с толку, мешают сосредоточиться.

Он смотрел на нее каким-то странным взглядом — мутным и в то же время необычайно цепким.

— Послушай, я любил Стеллу. Она была мне как мать. Свою я потерял в раннем детстве, а Стелла была ко мне очень внимательна. Ее руки несли в себе столько ласки…

Рэйчел смотрела на него в замешательстве. Бобби Рэй был старше некоторых юнцов, с которыми спала Стелла. К тому же, ее мать была совершенно лишена материнских инстинктов. Однако молодой человек выглядел таким печальным, таким потерянным, что у Рэйчел не хватило духу поделиться с ним своими сомнениями.

— Мне жаль, что так случилось с твоей матерью, — мягко сказала она.

Лицо Бобби Рэя приняло замкнутое выражение.

— Мне нужно идти. Скоро вернется Люк. Мне он доверяет, а тебе — нет.

С этими словами он повернулся и пошел к двери.

— Но ведь нам нужно поговорить! — возразила она. — Приходи позже ко мне в комнату и мы сможем…

Он покачал головой.

— Только не у тебя в комнате, там опасно. Он будет наблюдать за нами. И подслушивать.

— Каким образом? — резко спросила она.

— Люк знает обо всем на свете.

— Но ведь он не Господь Бог. Он обычный человек.

Бобби Рэй снисходительно покачал головой.

— Не нужно его недооценивать. Он не такой, как другие.

— Уж это точно, — буркнула Рэйчел.

— Не знаю, как тебе помочь. Сейчас я стал туго соображать. Стелла сказала, что не больна, и я ей поверил. Она говорила, что сомневается, что здесь вообще есть больные люди, что ее хотят убить из-за денег. Она хотела, чтобы я связался с тобой до того, как случится неизбежное. А я не успел.

— Она хотела, чтобы я узнала правду? Чтобы я ей помогла? — в голосе Рэйчел прозвучала такая страстная тоска, что она тут же себя возненавидела.

Бобби Рэй кивнул.

— Она сказала, что лишь ты в силах ей помочь.

— А я не смогла. Я опоздала.

Бобби Рэй покачал головой.

— Сейчас уже поздно что-либо сделать. Уезжай отсюда. Люк обладает слишком большой силой и властью. Он сотрет тебя в порошок. Уезжай, пока можешь.

— Но…

Он исчез до того, как она закончила фразу. До того, как она сказала, что не может сдаться, оставить все, как есть, не может забыть о том, что ее мать, возможно, убили.

Конечно, могло случиться так, что все это было лишь выдумкой Стеллы. Ее мать обожала быть в центре событий, и смерть от рака груди могла показаться ей слишком обыденной. Она была способна изобразить происходящее как некий вселенский заговор, только чтобы получить больше внимания к своей особе. С этой целью она могла вовлечь в свой вымысел всех, кого только могла — Бобби Рэя, Рэйчел и других легковерных дураков.

Ей никогда не узнать правды. Вскрытия никто не делал, останки кремировали, и прах развеяли в пустыне Нью-Мексико. Все, что осталось от Стеллы, давным-давно смыл кислотный дождь.

Рэйчел уселась перед очагом и уставилась в его мерцающие ярко-желтые глубины. Всю жизнь, сколько Рэйчел себя помнила, она была невольным свидетелем спектаклей, которые любила разыгрывать ее мать. С детских лет ей твердили, чтобы она вела себя смирно, была послушной, ни во что не вмешивалась, никому не мешала. В детстве Рэйчел видела Стеллу лишь изредка, и, став взрослой, часто задавала себе вопрос — считать это благословением или проклятием. Воспитатели, которых нанимала для дочери Стелла, обладали высокой квалификацией и относились к своим обязанностям с большой ответственностью. Однако они не смогли дать девочке самого главного — любви. И Рэйчел росла нескладным, бледным ребенком, колючим, как ежик, обозленным на весь мир. В детстве она читала запоем: книги были ее отрадой, они заменяли ей папу с мамой, друзей. С ранних лет она привыкла отождествлять себя с Мэри Леннокс из книги Фрэнсис Бернетт «Таинственный сад». Жизнь маленькой героини романа — тощей, хмурой, никем не любимой сиротки чудесным образом изменили волшебный сад и любовь.

Но в жизни Рэйчел Коннери не было никаких таинственных садов. Лишь дрожащие от нетерпения руки ее третьего по счету отчима.

Это замужество было у Стеллы самым долгим и, по мнению Рэйчел, оно служило ярким примером того, насколько жестокой может быть судьба. Все началось с якобы случайных прикосновений, когда ей было девять лет, а в двенадцать закончилось изнасилованием. Она не помнила, что случилось после того, как она рассказала обо всем Стелле. Скорее всего, мать не обратила внимания на ее слова. Слава Богу, что эти годы Рэйчел помнила очень смутно. Ее поместили в удаленную частную школу, и к тому времени, когда она оттуда вернулась, Муж Номер Три с нездоровыми замашками давно исчез, а Стеллу закружил водоворот интрижек с зелеными юнцами.

А Рэйчел снова набралась терпения. Она все еще ждала знака любви или внимания со стороны занятой по уши матери. Ждала, когда же, наконец, треснет лед, который сковал ее душу. Она надеялась на чудо.

Сейчас время ожиданий закончилось. Ей внезапно стало холодно, и она обняла себя за плечи, жалея, что не надела свитер. Она хотела, чтобы кто-нибудь ее согрел, изгнал леденящий холод, давно поселившийся в ее душе. Хорошо, что Люку не известно о ее прошлом. Он ничего не знает о ее старых страхах, о новой боли. Ему никогда до нее не добраться, не причинить боли. Если только она сама не позволит.

Только этому не бывать. Ни за двенадцать миллионов долларов, ни за глупое спокойствие, которое так нравилось остальным. Он никогда не получит над ней власти.

Рэйчел услышала, как за спиной открылась дверь и расправила плечи, чтобы приготовиться к новой схватке. Луч света послал вдоль комнаты удлиненную тень, но девушка поняла, что это не Люк. Казалось, у нее выработалось особое чутье на его присутствие, и Рэйчел оставалось надеяться, что оно ей пригодится, когда она вздумает сбежать из Санта Долорес.

— Я принес тебе еды, — сказал Кальвин. Он держал в руках огромный поднос, однако на этот раз соблазнительный аромат кофе отсутствовал. Рэйчел обреченно пожала плечами. Нехватка кофеина позволяла ей быть начеку.

Кальвин поставил поднос на пол перед очагом и выжидающе посмотрел на Рэйчел. Ужин состоял из двух мисок с неаппетитно выглядевшей кашей из чечевицы и ломтя свежеиспеченного хлеба. Масло отсутствовало, но Рэйчел было все равно.

— А для кого вторая тарелка? — спросила она, беря в руки хлеб.

— Люк ужинает в столовой вместе с другими. Он велел составить тебе компанию. Если ты не против.

Она махнула рукой в сторону второй тарелки.

— Угощайся! — сказала она. — И пока мы будем есть, ты сможешь ответить на мои вопросы.

— Он говорил, что ты будешь приставать с вопросами, — проворчал Кальвин, усаживаясь напротив Рэйчел. Огонь из камина отбрасывал причудливые блики на его странное, уродливое лицо.

— И что он велел тебе рассказать?

Рэйчел с трудом удалось проглотить несколько ложек чечевичной каши. Она уже не помнила, когда ела в последний раз, поэтому заставила себя сделать еще один глоток. Рэйчел никогда не делала из еды культа, но организм, долгое время лишенный пищи, требовал своего.

— Правду, конечно, — ответил Кальвин. — Можешь спрашивать, о чем угодно.

Разумеется, она ему не поверила. Но решила все же попытать счастья.

— Ведь ты его помощник, верно? Точнее сказать, сообщник.

— Почему ты так решила?

— Просто догадалась.

— Я знаю Люка лучше других, — заявил Кальвин. — И защищаю его интересы.

— Даже если сам он так не считает?

— Особенно тогда, — сказал Кальвин. — Возьмем, к примеру, тебя. Мне кажется, он не понимает, что своими действиями ты можешь причинить массу неприятностей.

— И поэтому ты пытался меня убить? — она положила в рот еще одну ложку чечевицы, стараясь почувствовать ее вкус. Затея оказалась напрасной, и она снова отложила ложку в сторону. — Но какой ущерб я могу нанести, если вы олицетворяете собой святость и невинность, как утверждает Люк? Почему он должен кого-то бояться, если ваш маленький культ создан для того, чтобы улучшить род человеческий, а не для того, чтобы набить карманы Люка Берделла?

Кальвин пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Стелла мне тоже не нравилась. Она была жадной. Хотела полностью завладеть Люком. Заграбастать его и ни с кем не делиться.

— Очень похоже на мою мать, — криво усмехнулась Рэйчел.

— Ей всего было мало. Так же, как и тебе.

Вот еще новости! Она чуть не закричала от досады. Потом ей захотелось запустить миской с противной кашей прямо в его самодовольную рожицу. Вместо этого Рэйчел очень осторожно поставила тарелку на поднос.

— Я не похожа на свою мать, — обманчиво спокойным тоном сказала она. — И мне уж точно ничего не нужно.

— А вот Люк говорит совсем другое, — он спокойно уминал кашу, не поднимая глаз на Рэйчел. Да и зачем, с горечью подумала она. Он прекрасно знал, какое воздействие оказывают его слова. — Он утверждает, будто ты самый нуждающийся человек из всех, кого он когда-либо встречал. Видишь ли, он притягивает к себе людей с нуждами, будто магнит. С ним всегда так было. Поэтому он основал Братство Бытия.

— И поэтому он не может с тобой расстаться?

Кальвин посмотрел на Рэйчел и улыбнулся.

— У всех нас есть нужды, — сказал он. — И Люк нуждается во мне точно так же, как и я в нем. Хочет он того или нет.

— Ты хочешь сказать, что великий мессия может с чем-то не соглашаться? — насмешливо спросила она. — А я-то думала, что он непогрешим.

— До этого ему далеко. Он такой же человек, как и все мы, ищет пути, чтобы обрести покой, и помогает другим достичь того же самого.

— Ты же в это не веришь.

— Ну и что? Разве тебя это волнует? Ты похожа на других. Таких, как твоя мать. Вам нужен один лишь Люк, — похоже, Кальвина это вовсе не огорчало.

— Да, — сказала правду Рэйчел. — Меня интересует только Люк.

И как его уничтожить, добавила она про себя.

— Ничего у тебя не выйдет, — буркнул Кальвин. — Как бы ты ни старалась, ты не сможешь ему навредить. Не только я за ним присматриваю, есть и другие. Никто не даст его в обиду.

— А может, я хочу быть его ученицей?

— Нет, ты хочешь знать только одно — как его уничтожить. Только это не сработает. У Люка есть особый дар притягивать к себе людей. Ты тоже попадешься к нему на удочку, вот увидишь. Неважно, что ты кипишь от ненависти к Люку, скоро ты будешь есть у него из рук. И тогда ты станешь такой же беспомощной, как и все остальные, будешь отчаянно ждать от него слова, улыбки, даже взгляда. Я в этом уверен, — захлебывался от восторга Кальвин.

— Сперва я с собой покончу, — с отвращением сказала Рэйчел.

— И такое тоже случалось. А иногда пытались убить Люка. Только ничего у них не вышло. В конце один только Люк праздновал победу.

— И ликовал над телами побежденных? — резко спросила Рэйчел.

— И над деньгами обманутых, — самодовольно добавил Кальвин. — Ты уже поела?

Но Рэйчел давно потеряла аппетит. Она решительно отодвинула от себя поднос.

— А почему ты не хочешь, чтобы я поверила в непогрешимость Люка? Любой другой на твоем месте постарался бы развеять мои сомнения. Вместо этого ты даешь мне пищу для размышлений.

Кальвин встал и подхватил поднос с пола.

— Ты все равно не поверишь Люку, что бы я ни говорил. Кроме того, у меня есть на то свои причины.

— И что это за причины?

Уже возле двери он обернулся и посмотрел на Рэйчел маленькими, темными глазками.

— Может, я хочу тебя напугать, — сказал он. — От тебя одни неприятности. Уезжай куда-нибудь подальше и забудь о Люке. Забудь об этом месте. Забудь о своей матери. Поверь, ты можешь потерять куда больше двенадцати миллионов долларов.

И он вышел из комнаты.

Рэйчел не стала терять время попусту. Раззадоренная словами Кальвина, она тщательно исследовала скудно обставленную комнату. У нее ушло на это ровно пять минут. В большой, похожей на пещеру комнате не было ничего, кроме тонкой подстилки, на которой предположительно спал Люк, нескольких подушек и очага. И ни одного тайника, где можно было спрятать документы или контрабанду.

С чувством безысходности она уставилась на голые стены. Разве мог он проводить свое личное время в такой аскетичной обстановке? Несмотря на хваленое воздержание от благ сего мира, Люк не казался Рэйчел человеком, способным пренебречь своими потребностями. Должна была быть какая-то тайная жизнь или комната, вроде той, что была у Синей Бороды. Может быть, он тоже держал там тела женщин, которые хотели ему навредить.

Ну вот, она опять начала сходить с ума, и снова по вине Кальвина. В очередной раз он сыграл с Рэйчел злую шутку, а она не могла понять, чего он добивался. Зачем ему подпитывать ее сомнения, если она и так ни капельки не верила Люку Берделлу? Да и Бобби Рэй уже потрудился на славу.

Она устала ждать его в этой пустой комнате, устала ждать, когда же он соблаговолит почтить ее своим присутствием, чтобы преподнести новую партию лжи. Ей надоело идти у всех на поводу. Где-то недалеко должен находиться Бобби Рэй Шатни — похоже, никто из последователей не покидал территорию усадьбы, кроме того, он утверждал, что пришел в Братство будучи подростком. Странно, потому что других детей здесь не было. Конечно, Бобби Рэй уже не ребенок, но ведь он им был, когда впервые здесь появился.

Рэйчел казалось, что ей знакомо его имя, что она видела прежде эти глаза, однако она не могла вспомнить, когда это было. К тому же он долгое время находился с Людьми Люка. Что это была за жизнь для молодого парня? И как жили здесь все остальные?

Может, ей нужно заставить его припомнить что-нибудь особенное. Что-нибудь такое, что помогло бы ей узнать, был ли Бобби Рэй мальчиком на побегушках у Стеллы или же, как подозревала Рэйчел, за смертью ее матери, действительно, скрывалась какая-то тайна.

Она уже взялась за дверь, когда та внезапно открылась, и в комнату вошел Люк. От неожиданности Рэйчел вскрикнула.

Черт, до чего же он высокий, даже когда ходит босиком, подумала нервно Рэйчел. Он возвышался над ней, словно башня, и она не сразу заметила, что нелепые длинные волосы Люка намокли от влаги. На его коже блестели капельки воды, туника была не подвязана и свободно свисала с плеч. Рэйчел испуганно застыла на месте, ожидая, что он ее коснется. Вместо этого он прошел мимо девушки и остановился перед очагом, предназначенным согревать комнату в холодные вечера позднего лета в горах Нью-Мексико. Судя по всему, Люк ждал, что Рэйчел покорно последует за ним.

Он закрыл за собой дверь, однако Рэйчел могла легко открыть ее снова и сбежать. Видит Бог, как же ей хотелось сбежать! Рэйчел не хотела сознаться в том, что чувствовала себя в присутствии Люка совершенно беззащитной. Чему же тут удивляться, если она стремилась избежать встречи с врагом, когда все защитные барьеры странным образом рухнули?

— Хочешь сбежать? — проворчал Люк, уставясь на огонь, длинные волосы тяжелым водопадом струились по его спине.

Еще чего, страх это одно, а гордость — совсем другое!

— Нет, — ответила она и сделала несколько шажков к Люку, стараясь соблюдать между ними дистанцию.

— Вот и хорошо, — сказал он, усаживаясь перед очагом. — Я запер дверь.

Она только-только утихомирила расшатанные нервы, а теперь они снова встали на дыбы.

— Зачем?

— Чтобы нам никто не мешал.

Она нервно сглотнула слюну, радуясь тому, что полумрак скрыл румянец, заливший ей щеки.

— Ты же сам говорил, что в Санта Долорес нет запертых дверей!

Он широко улыбнулся, причем в его улыбке не было ни капли святости.

— К моим дверям это не относится. Что же рассказал тебе Кальвин?

— Ничего.

Он поудобней устроился возле очага, скрестив по-турецки ноги.

— Почему? Неужели ты не стала задавать вопросов? Он мог рассказать о том, как мы встретились с ним в тюрьме. Или рассказать о моем детстве.

— На черта мне сдалось твое детство?

— А как же иначе? Неужели тебе не хочется услышать историю о бедном брошенном мальчике, у которого умерла мать, а пьяный папаша только и делал, что колотил сына, как грушу? Впрочем, на самом деле он не был мне папашей, и в этом была вся беда, — он выжидательно посмотрел на Рэйчел.

— Ты не похож на человека с тяжелым детством, — сказала Рэйчел.

— У многих за плечами осталось несчастливое детство, — многозначительно заметил Люк.

— Ты намекаешь на то, что у меня было несчастливое детство?

Рэйчел чувствовала, что он старается подманить ее поближе к себе, но не могла с собой совладать. Пламя отбрасывало на его кожу языческие, колдовские блики. Они таили в себе опасность, и в то же время притягивали ее, словно магнит.

— Да, мне так кажется, — сказал Люк. — Хотя, возможно, ты сама внушила себе эту мысль, и твоей жизни никогда не угрожала реальная опасность. Ты чувствуешь себя оскорбленной и обижаешься на жизнь за то, что она была к тебе несправедлива. И хочешь свалить всю вину на меня, — он загадочно улыбнулся. — Ну так как, подойдешь ближе и сядешь у огня или будешь ломиться в дверь?

По правде говоря, выбор у нее был небогатый. Поэтому она опустилась перед очагом, стараясь сесть как можно дальше от Люка.

— А что случится, если я позову на помощь?

— Сюда прибежит с десяток людей. Но зачем это делать? Ведь я тебя здесь не держу. Ты приехала в Санта Долорес по собственной воле и находишься со мной, потому что сама того захотела. Если ты хочешь уйти, просто скажи мне, и я открою тебе дверь.

— Я останусь, — сказала Рэйчел, с опаской глядя на Люка. — Только пообещай, что не будешь ко мне прикасаться.

— Почему ты боишься, когда к тебе прикасаются?

— Я не боюсь, — не моргнув глазом, солгала она.

— Так ты не боишься чужих прикосновений? Значит, ты боишься меня?

— Нет.

— Нет? — Голос Люка звучал мягко, мелодично, как инструмент всемогущей власти. — Тогда иди сюда.

Он оказался ближе, чем ей казалось, Рэйчел даже смогла рассмотреть капельки воды на его ресницах. Они были длинными и такими темными, что почти скрывали глаза.

— Нет, — сказала она.

— Отвечай на мой вопрос, — голос Люка звучал тихо и настойчиво. — Почему ты боишься чужих прикосновений?

— Я не боюсь. Просто они мне не нравятся.

— Любые прикосновения? Или только мои?

— Не нужно себе льстить, — с горечью рассмеялась она. — Я не люблю, когда меня трогают, и это относится ко всем, без исключений. Тебя касаются, требуют что-то взамен и делают при этом вид, что им есть до тебя дело… — она вовремя спохватилась, хотя понимала, что сказала много лишнего. Поэтому решила пойти в наступление. — А почему ты не любишь, когда к тебе прикасаются?

Он и глазом не моргнул.

— С чего ты взяла?

— Кэтрин сказала, что никому не дозволено к тебе прикасаться. Твой обет воздержания простирается намного дальше сексуальной жизни, ты стараешься избежать любой человеческой близости. Касания, обнимания и даже рукопожатия отменяются.

— А также ласки и поцелуи, — добавил он тихим, чарующим голосом. — Я сам так решил.

— Почему?

Ухмылка, скривившая его губы, была лишена привычной невинной кротости.

— Потому что я люблю власть. Чем больше я отказываю людям, тем большего они хотят от меня добиться. Они охотней идут за мной, готовы ради меня на любые жертвы. Все хотят до меня дотронуться только потому, что я неприкасаемый. Это сводит их с ума.

Она смотрела на него, раскрыв рот от удивления.

— И ты готов в этом признаться?

— Почему бы нет? — пожал плечами Люк. — Ведь это не причинит мне вреда. Все знают, что ты явилась в Санта Долорес, чтобы доставить мне неприятности. Если ты захочешь рассказать правду, тебе никто не поверит.

— А в чем заключается правда? Кто ты на самом деле — новоявленный мессия или на редкость ловкий мошенник?

— То, что тебя гложут сомнения, очень обнадеживает. Как ты считаешь, могу ли я на самом деле быть духовным лидером?

— Нет, — решительно сказала она. — Ты же сам в этом сознался.

— Я ни в чем не сознавался. Рэйчел, все дело именно в этом. Ты не понимаешь основных принципов, на которых зиждется Братство Бытия. Здесь нет святых. У всех нас есть свои недостатки, слабости, душевные изъяны.

— Твои грехи, — резко сказала она.

— Ну вот, ты опять употребила это слово, — скривился он. — У тебя что, нет грехов? Наверное, прекрасно чувствовать себя идеальной в этом несовершенном мире.

— Твои последователи считают тебя верхом совершенства. Они возносят тебя, словно какое-то божество.

— Рэйчел, а что ты обо всем этом думаешь?

Она и представить себе не могла, насколько близко оказались они друг к другу. Рэйчел быстро вскочила на ноги, стараясь оказаться как можно дальше от Люка.

— Я думаю, что ты очень опасен.

— Лишь для тех, кто беззащитен. А как насчет тебя, Рэйчел? Ты беззащитна? — он плавно поднялся, и она поняла, что пропала. — Думаешь, я тебя обижу?

— Нет, — упрямо возразила она.

Бежать к двери не имело смысла, потому что, как сказал Люк, он запер ее на ключ.

— Да, — сказал он.

И приблизился к Рэйчел.

Глава девятая

Он подошел не так уж и близко, сказала себе Рэйчел. Не настолько близко, чтобы коснуться ее рукой, не настолько близко, чтобы она чувствовала тепло его дыхания. И все же он был рядом, окружил ее со всех сторон и, словно воплощенное зло, вторгался в нее, сметая на пути все преграды.

— Бедная богатенькая крошка, — насмешливо прошептал он — Да тебя просто распирает от злости, тебе так и хочется врезать кому-нибудь по роже. Ну давай, ударь меня.

Рэйчел даже не заметила, как ее спина уперлась в стену. Она почти перестала дышать, только чувствовала, как в груди бешено бьется сердце, но ничего не могла поделать, только беспомощно смотреть в его проницательные загадочные глаза.

— Чего ты боишься? Что, по-твоему, я могу с тобой сделать? Может, ты думаешь, что я обладаю некими магическими силами, могу затуманить людям мозги и превратить их в своих рабов?

— Судя по всему, ты с этим отлично справляешься, — дрожащим голосом сказала она.

— Неужели?

— А то сам не знаешь, — она отчаянно пыталась взять себя в руки. — Ты можешь подчинить себе, кого хочешь.

— Но только не тебя.

Он был так близко. Его завораживающий голос прозвучал тихо, словно легкое дуновение ветерка.

Она заставила себя поднять на него глаза и постаралась успокоить свое обозленное испуганное сердце. Для тех, кто искал лишь внешнее проявление красоты, Люк был, действительно, хорош собой. Его серебристо-голубые глаза завораживали таинственной глубиной, а губы, находившиеся так близко возле губ Рэйчел, странным образом тревожили ей душу.

— Ты меня не хочешь, — бесстрастно сказала она. — Тебе хочется… хочется…

— Чего? Завоевать тебя? Уничтожить? Соблазнить?

Последнее предположение было настолько пугающим, что Рэйчел тут же бросилась в атаку.

— Ты такой же, как все мужчины, стремишься доказать свое превосходство. В общем, я поняла. У тебя особый дар совращать людей, сбивать их с толку.

— Я тебя совращаю? Сдираю с тебя ханжеские запреты, которые сковали твое тело, словно стальной корсет?

— Ну вот, ты снова толкуешь о сексе! — запальчиво выкрикнула она.

— О, Рэйчел, — прошептал он низким, воркующим голосом. — Но ведь именно в нем все дело. — Он прижался лбом ко лбу Рэйчел, парализовав все ее мысли. — Разве ты этого не знала? Вот почему ты испугалась.

— Я не… — хотела возразить она, но Люк не дал ей закончить.

— Закрой глаза, — сказал он, и ей почудилось, что его голос проник в самые отдаленные уголки ее души. — Перестань сопротивляться, хотя бы ненадолго. Обещаю, больно не будет. Просто прислонись к стене и позабудь обо всем на свете.

Рэйчел готова была подчиниться. Господи Боже, до чего же ей хотелось поддаться на уговоры Люка. Она закрыла глаза, не найдя в себе сил сопротивляться настойчивому призыву его колдовского голоса.

— Рэйчел, ты обретешь здесь покой. Никакой борьбы. Всю свою жизнь ты с чем-то боролась, но сейчас в этом нет нужды. Просто выкинь из головы все тревоги, дай волю чувствам. Покорись неизбежному. Нельзя выиграть все битвы на свете. Нельзя истребить всех драконов. Позволь кому-то другому сделать это вместо тебя. Всего один лишь раз.

Его голос завораживал сильней, чем слова. В кожу словно впились мелкие иголочки, и Рэйчел почувствовала, как против воли начинает подпадать под магическое воздействие голоса Люка.

— Рэйчел, ты можешь все это обрести. Подумай только. Никакого страха. Никакого гнева. Тебе нужно просто расслабиться. Ты чувствуешь? По твоим венам струится спокойствие. Оно растворяет боль и уносит ее с собой. А ты, свободная, паришь в воздухе, словно пушинка. Ты чувствуешь, как началось исцеление? Как тело и душа, чувства и эмоции сплавляются воедино, обретая гармонию и покой?

Она не могла открыть глаза. Она полностью подпала под чары его голоса. Она не могла вымолвить ни слова, тело перестало ее слушаться. Рэйчел словно попала в какую-то порочную сладостную сеть, и, что самое странное, ей не хотелось спасаться бегством.

— Скажи мне Рэйчел, ты уже моя? Стал ли я владыкой твоей души, твоего тела?

Ей хотелось сказать «да». Больше всего на свете ей хотелось сказать это короткое слово. Но голос отказывал повиноваться, и проклятые слова так и остались невысказанными. Она заставила себя раскрыть глаза и встретилась с циничным взглядом Люка.

— Черта с два, — процедила она сквозь зубы, и все очарование разлетелось вдребезги.

Губы Люка скривились в усмешке, но сам он не двинулся с места. Рэйчел по-прежнему оставалась зажатой между стеной и его поджарым гибким телом.

— А ты твердый орешек, Рэйчел, — проворчал он.

— Так вот как ты вербуешь себе учеников? — спросила она дрожащим голосом. — С помощью гипноза?

— Только самых упрямых. Можешь быть довольна, с тобой я впервые потерпел неудачу. Хотя какое-то мгновение ты все же была у меня в руках.

— У меня иммунитет на тебя, — запальчиво сказала она.

И совершила ошибку. Они оба знали, что это неправда.

— Хочешь, я заставляю тебя взять свои слова обратно? Я могу это сделать, ты знаешь. Причем довольно легко.

На этот раз ей хватило ума промолчать. Люк не показал виду, что разочарован ее молчанием.

Он наклонился к Рэйчел, так что губы коснулись ее щеки, и прошептал на ухо:

— Беги.

Она не могла сдвинуться с места. Потом поняла, что это страх парализовал ей мышцы, и ощутила странную тянущую боль в низу живота. Закрыв глаза, она ощутила холодную влажность его щеки.

— Рэйчел, дверь не заперта. Беги.

Легче сказать, чем сделать. И он об этом знает, с горечью подумала Рэйчел. Чтобы сбежать, нужно к нему прикоснуться. Она должна добровольно положить руки ему на грудь, чтобы оттолкнуть от себя. Это было выше ее сил.

— Отойди, — прошипела она, все еще не раскрывая глаз.

Она почувствовала, как Люк замер на месте. Затем он отошел в сторону, освобождая путь к двери. Она не могла избавиться от мысли, что вся ситуация здорово его забавляет.

Рэйчел снова могла вздохнуть свободно. Она открыла глаза и свирепо уставилась на Люка.

— Я не люблю прикасаться к людям, — процедила она сквозь зубы. — И мне не нравится, когда другие прикасаются ко мне. Я не люблю целоваться, не люблю обниматься, не люблю мужчин и не люблю заниматься сексом. А тебя я просто терпеть не могу.

Пока Люк слушал тираду Рэйчел, его лицо приобрело серьезное выражение.

— Я могу тебя научить, — просто сказал он.

Она посмотрела на мужчину, которого ненавидела так яростно, что готова была убить, и поняла, что он прав. И это открытие ужасно ее напугало.

— Я ухожу, — сказала она.

Он кивнул головой, будто не ожидал услышать ничего другого.

— Я покидаю не только твою вельможную особу, но и Санта Долорес.

Он живо откликнулся на ее слова.

— Вот уж не думал, что победа достанется мне так легко, — буркнул он. — Я ожидал, что встречу более достойного противника.

В душе Рэйчел произошла короткая борьба между гордостью и страхом. Победил страх.

— Та, что сегодня дала отбой, завтра снова ринется в бой!

— Значит, победа не за мной?

— И не надейся! — заявила она. — Можешь считать это маленькой стычкой.

Его улыбка была просто сокрушительной. Рэйчел не могла оторвать от нее глаз. Неудивительно, что люди выстраивались в очередь, чтобы вручить ему свое состояние. Такая замечательная улыбка могла склонить саму Рэйчел встать в очередь вместе с остальными.

К сожалению, ее денежки уже находились в руках у Люка. К тому же ей не нравилось, что мужская улыбка могла оказать на нее столь разрушительное воздействие. Тем более улыбка такого мужчины, как Люк Берделл.

— Как правило, тем, кто слишком быстро покинул Санта Долорес, не разрешается вернуться сюда обратно, — лениво протянул он.

Рэйчел замешкалась у двери, обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Но ты ведь позволишь мне вернуться, — сказала она.

На миг ей показалось, что в глазах Люка мелькнуло удивление.

— Конечно.

Он чуть помедлил.

— Но потом я стану соблазнять твой разум и душу до тех пор, пока ты не станешь совсем беспомощной. Затем я так тебя трахну, что ты будешь просить еще и еще. Рэйчел, я сделаю так, что это тебе понравится. Ты не сможешь без этого жить.

Она с треском захлопнула за собой дверь и побежала по безлюдному коридору, ожидая, что ее будет преследовать смех Люка. К тому времени, когда она добралась до своей комнаты, ее тело покрылось холодным потом. Не успела она забежать в ванную, как ее тут же вывернуло наизнанку.

Когда все закончилось, она без сил опустилась на холодный кафельный пол. Тело продолжал колотить лихорадочный озноб. Рэйчел давно не было так плохо. Ей никогда еще не было так плохо. К ней вернулись воспоминания, о которых она хотела забыть.

Некоторым детям удается все вычеркнуть из памяти. Создать в уме некое безопасное пустое место, забыть обо всем, что случилось. Позабыть стыд и вину, позабыть отвращение и гнев. Позабыть прикосновение мягких, пухлых рук, которые тебя касаются и гладят. Позабыть звук голоса, который называет тебя хорошей маленькой девочкой, своей дорогой крошкой.

Будь он проклят, чтоб он в ад провалился! И будь проклята Стелла за то, что ей не поверила. За то, что, не обратив внимания на виноватый вид третьего муженька, дала дочери пощечину и назвала лгуньей. Долгие годы эта сцена являлась Рэйчел в ночных кошмарах.

В то время она даже не понимала смысла всех прозвищ, которыми обзывала ее Стелла. Лживая маленькая потаскушка было самым невинным, хотя Гаррисон возражал жене, говоря, что та слишком сурово обходится с бедной девочкой. Однако Рэйчел предпочитала получать от Стеллы тяжелые пощечины, чем сносить лицемерную заботу отчима. В частной школе для девочек мисс Элвин она считала себя в безопасности, хотя бы на время. Пока Стелла не вышла замуж в четвертый раз.

Впоследствии Рэйчел пробовала заняться сексом всего лишь раз, с братом школьной подруги, но сам акт вызвал у нее отвращение. У нее не было никакого желания повторить свой опыт. Даже сейчас, вспоминая инструкции подвыпившего Ларри, Рэйчел чувствовала, как ее начинает мутить.

И вот сейчас в ее жизни появился Люк Берделл — лжец, вор и убийца. Он смотрел на Рэйчел, издевался над ней, угрожал тем, чего она боялась больше всего на свете.

Она приняла сидячее положение, прижавшись спиной к открытой двери. Кто-то успел зажечь маленькую масляную лампу и оставил ее на туалетном столике. Рэйчел окинула взглядом спартанскую обстановку своей кельи. Узкая кровать, застеленная простым белым бельем. Белый хлопок, вроде той просторной одежды, которую носил Люк. Она представила, что он лежит на ее узкой кровати, укрытый лишь тонкой простыней. Себя она тоже увидела — вот она лежит под Люком, словно угодившее в ловушку беспомощное животное, у которого нет ни одного шанса выбраться на волю.

Рэйчел очнулась, услышав чей-то тихий жалобный стон, и с ужасом поняла, что он исходит из ее собственного горла. Держась за умывальник, она с трудом поднялась на ноги и заставила себя собраться с силами. Почистив зубы и сполоснув лицо водой, она попыталась совладать с чувством неопределенности, которое разрывало ее на части. У нее ушло ровно пять минут, чтобы побросать все свои вещи в чемодан. Она не знала, который сейчас час, и это не имело для нее значения. Время ожидания закончилось — будь она проклята, если проведет под крышей Братства еще хоть одну ночь. Люк подобрался к ней слишком близко, слишком много узнал о ее слабостях и страхах.

Придет время, и она снова вернется в Санта Долорес, и уж тогда доведет дело до конца. Она восстановит свои защитные барьеры и укроется за ними надежно, как за каменной стеной. Она недооценила своего противника — в этом заключалась ее главная ошибка. Ей казалось, что она способна устоять перед чарующей красотой Люка — ведь с другими мужчинами так и было. Но она не учла того, что он обладает особенным даром. Обычному человеку не под силу увлечь за собой сотни и тысячи последователей — причем, не только из центральной части страны, но также из отдаленной глубинки. Харизма, будь она не ладна, холодно усмехнулась Рэйчел. Простая причуда матушки-природы — и как прикажете с ней бороться? Нет, сейчас у нее остался только один выход — бежать.

Люк нажал на кнопку сотового телефона и прервал связь. Он разрешил ей покинуть реабилитационный центр. Когда Рэйчел покинет свою комнату, у ворот будет ждать такси. Он знал, что она сразу направится в аэропорт.

Его забавляло, что перепугавшись до смерти, она тут же сбежала. Он и представить себе не мог, что под маской капризной богачки скрывается столько страха. Несмотря на ехидные замечания Стеллы, Люк не сомневался также в том, что Рэйчел вовсе не холодна.

Это обстоятельство придавало его победе восхитительный вкус. Он уже не сомневался в том, что мог без труда уложить ее в постель. Все было очень просто — он хотел Рэйчел, и ему чертовски надоело пренебрегать своими насущными потребностями в угоду власти, которой и так накопилось в нем предостаточно.

Если поначалу вызов, брошенный Рэйчел, вызвал у Люка живой интерес, то сейчас он стал просто неодолимым. Он представил, как холодная, капризная злючка лежит в его постели и стонет от невыносимого наслаждения.

Оставалась только одна проблема. Он не знал, сможет ли терпеливо дожидаться ее возвращения. Он слишком много времени провел в образе святого, к тому же Люк считал, что душевное равновесие не стоит того, чтобы тратить на него столько времени и сил. Он хотел Рэйчел, причем сию минуту. На спине, на четвереньках. Любым возможным способом. Интересно, куда она поехала? По словам Стеллы, у Рэйчел не было другой родни, кроме бывших отчимов, и ни один из них не проявил себя любящим отцом. Она могла вернуться в Нью-Йорк, найти новую работу и выбросить из головы краткое пребывание в Нью Мексико.

Если у нее осталось хоть капля чувства самосохранения, она так и сделает. Однако Рэйчел не походила на особу, которая заботится о собственной безопасности. Она не расстанется со своим гневом, не признает себя побежденной и не начнет жизнь заново. Она станет искать новые возможности, чтобы сразиться с Люком.

Интересно, сколько времени понадобится Рэйчел, чтобы отыскать городок Коффинз Гроув?

— Альфред, Бобби Рэй сообщил мне, что Рэйчел уехала, — сказала Кэтрин, приглаживая свои тонкие седые волосы.

Альфред оторвал взгляд от документов. Озабоченное выражение его лица прекрасно гармонировало со светло-серым цветом одежды Старейшины.

— Не уверен, что это решит наши проблемы.

Кэтрин кротко улыбнулась.

— Нужно верить, Альфред. Я хорошо знаю нашего Люка, теперь неделю он проведет в уединении. Если к тому времени, когда он вернется, все будет по-прежнему разваливаться, тогда мы сделаем свой ход. У нас уже есть план действий и достойный исполнитель. Осуществить задуманное не составит никакого труда. Помни, что сам Господь Бог на нашей стороне. Наше дело правое, и поэтому мы победим.

На краткий миг в холодных глазах Альфреда мелькнула неуверенность.

— Это правда, Кэтрин? Ты уверена?

Кэтрин обняла Альфреда, прижала его голову к своей груди и начала медленно гладить по волосам.

— Нужно верить, Альфред, — повторила она с теплой, материнской улыбкой. — И все будет хорошо.

Бобби Рэй Шатни сделал то, что ему велели, и должен был почувствовать удовлетворение. Но легче сказать, чем сделать. Сейчас его понемногу отучали от лекарств, и он начал ощущать, как к нему возвращается злоба. Убийственная злоба. Они думали, что он будет делать то, что ему скажут, но они ошиблись. Люк разрешил ей покинуть Санта Долорес. Старейшины не сделали ничего, чтобы помешать ей уехать, а они редко позволяли вернуться тому, кто не прошел двухмесячного курса обучения. Он может никогда больше с ней не встретиться. Нет, это исключено. У него осталось незаконченное дельце с Рэйчел Коннери. Он знал — Стелла хотела, чтобы он это сделал, значит, так тому и быть.

Если Рэйчел не вернется в Братство Бытия по собственной воле, значит, у Бобби Рэя не будет иного выхода, как отправиться на ее поиски. Она не имеет права на жизнь. Теперь он это знал.

А что подумает Кэтрин? Сейчас ему было все равно. Возможно, Кэтрин сама пошлет его вдогонку за Рэйчел, еще и благословит на дорогу, а если нет…

Он чувствовал, как жажда крови штопором ввинчивается в центр мозга. Ему нужно срочно выпустить пар.

Кэтрин ему поможет.