Рузвельт

Глава 1.

Кто-то говорит, что жизнь в детройтском гетто — это как приговор за предумышленное убийство первой степени. Безапелляционный и пожизненный. Кто-то считает это хронической болезнью без каких-либо видимых ремиссий. Для одних Детройт — давящая на черепушку бластома головного мозга, для других — крематорий, в котором тебя вот-вот зажарят заживо.

У меня не было никаких шансов стать нормальным человеком. Еще в раннем детстве меня сплавили в приют с выбитыми окнами, обвалившейся штукатуркой, гадкой кормежкой и обозленными сиделками. После чего меня удочерили Картеры. Они сумасшедшие, все до единого, но так уж получилось, что я безмерно их люблю.

Детройт стал моим диагнозом, клеймом на всю жизнь.

Этот город и губит, и калечит, он может растоптать, а может и вознести. Жизнь здесь — сплошное психическое расстройство, а Детройт — психушка, полная безумцев.

Мы Картеры.

Мы мошенники. Мы карманники. Мы патологические лжецы.

Мы не ходим в церковь, не платим налоги и устраиваем лучшее барбекю в округе.

И мы боремся. Потому что нам всегда кажется, что кто-то хочет нас уничтожить. Каждая минута каждого дня — это война. 

Так было до Артура. До того, как он стал светом софитов. И принес мир на мои кровавые, вечно сражающиеся улицы.

. . .

В тот день я поняла, что я неудачница.

Мы с Хайдом восседали на спинке разваливающейся скамейки у самого края парковки, прилегавшей к супермаркету на Вудсток авеню, где уже минут сорок разворачивалась баталия двух водителей, собачившихся из открытых окон своих машин. Полицию здесь можно ждать хоть до самой смерти. Учитывая местную криминальную статистику, дорожные аварии, как фантики, брошенные мимо мусорного ведра — просто игнорировались.

Никогда не пробовала протухшую мочу, но подозреваю, что вкус у нее мало чем отличался от того пива, которое я медленно цедила, борясь с желанием вытошнить содержимое желудка прямо на тротуар.

Бросив попытки снова влить в себя это пойло, я тупо уставилась на горлышко стеклянной бутылки, где остался отпечаток вишневого блеска для губ.

— ...и я так и не понял, куда делись мои штаны. Представляешь?

— Ага, — я незамедлительно кивнула.

Болтовня Хайда отлетала от меня рикошетом, потому что всеми ментальными мышцами я была сосредоточена на кармане своей джинсовой юбки, где вот-вот должен завибрировать телефон. Было бы здорово, если бы я ждала звонка от парня моей мечты или менеджера из модельного агентства. 

Но нет, в моем мире все куда прозаичнее.

Кажется, я никогда не смогу закончить школу. Мне итак сулит депрессия и одиночество, а теперь прибавилась еще и безработица. И все потому, что я застряла в той отстойной части человечества, которую Евклид проклял, когда придумал математику.

Пару недель назад я завалила экзамен по алгебре. А еще испанский и географию. Но если географию можно было пережить, а испанский подтянуть, то вот алгебра... Выпотрошит из меня кишки. А мой учитель, мистер Таннер, поджарит их на медленном огне и съест на обед.

Так как перспектива все каникулы проторчать в летней школе меня совсем не прельщала, я просьбами, мольбами и даже угрозами все же выбила шанс пересдать итоговый экзамен. Все задания были сданы еще три дня назад. Оставалось только надеяться, что в них набрался хотя бы проходной балл.

На нервной почве желудок крутило, как от эффекта Доплера. Если из-за математики у меня разовьется острая язва, я подам на мистера Таннера в суд.

Паршивая тройка и три свободных месяца лета, разве я о многом прошу?

— Тэдди, я перед кем тут распинаюсь? — Хайд ткнул меня в плечо своим длинным бледным пальцем. — Ты меня вообще слышала?

Я лишь краем уха уловила что-то там про неожиданный поворот судьбы.

Все мои органы чувств уже давно приспособились игнорировать кучу словесного мусора Хайда. Он без конца мог вести светские разговоры о ситкомах семидесятых, модельных показах «Виктории Сикрет» и остальных вещах, до которых мне в тот момент не было никакого дела.

— Да-да, вчерашний выпуск «Топ-модели по-американски» был просто улет, — кивнула я, изобразив максимально заинтересованный вид. — За каблуки мисс Джей можно и убить.

Ну или убиться. Грациозной королевой подиума меня уж точно не назовешь.

Хайд покачал головой, изрядно веселясь.

— Ты даже и не близко. Не пьешь пиво, не слушаешь меня. От тебя сегодня никакого толку. 

— Не заставляй меня напрягать мозги. Я до сих пор отхожу от зубрежки теоремы косинусов, — сморщилась я.

— Я гей, — выпалил Хайд, невозмутимо пригубив пиво.

Бум. БУМ.

Именно с таким звуком что-то взорвалось внутри меня после этих слов. Я вся натянулась, как струна, не в силах посмотреть другу в лицо. Глаза у меня были готовы вывалиться из орбит, а бедро перестало находиться в боевой готовности почувствовать вибрацию телефона.

Кажется, я даже не дышала. Просто таращилась на Хайда, словно он превратился в розового вервольфа прямо у меня на глазах.

— Нет, ты не гей.

— Я абсолютно точно гей, Тэдди.

— Это не смешно.

— А я и не шучу.

— Ты не гей! — снова повторила я. — Ты не можешь быть геем. Сэм Смит гей. А ты не Сэм Смит, ты Хайден Брукс. Куришь как паровоз, всюду толкаешь дурь, смотришь «Фокс Спорт» и ненавидишь Риану.

— Я не ненавижу Риану, — хохотнул друг. 

До моих ушей донеслись грязные ругательства — это водители на дороге начали орать друг на друга еще громче, почти затевая между собой драку. Я была бы не против, если бы сейчас их зажевала огромная дереводробилка. У меня жизнь трещит по швам, неужели я не заслужила пару хотя бы минут скорби в тишине?

— Детки, огонька не найдется? — у нашей скамейки остановился бездомный.

В его заросших густой бородой губах дрожала помятая сигарета.

Дереводробилка. Дереводробилка. Дереводробилка!!!

Глава 2.

Положа руку на сердце, могу сказать, что даже в показе мужской коллекции «Армани» нет никого красивее нависшего надо мной парня. 

Может, я слишком сильно приложилась головой о стол, но если бы он стал лицом рекламной компании открывшейся напротив пиццерии, я бы заказала пару сотен их паршивых пепперони. Построила бы замок из картонных коробок и двадцать четыре часа в сутки просто таращилась бы на эти ровные черты лица, прямой нос и кривоватую улыбку. Волосы цвета корицы у него были темными у корней и осветлялись ближе к кончикам. Идеальный беспорядок на голове почти заставлял меня его ненавидеть. Почему мои волосы не могут лежать так красиво и естественно? Ну хоть раз в жизни!

Даже очки в черной роговой оправе, которые бы непременно сделали из меня уродину, очень ему шли.

Смешинки плавились в его глазах, когда он грациозно опустился на корточки, протянул руку к моим волосам и, о боже, вытащил из моего пучка чертов карандаш.

— Потренируй память, — тихо шепнул он мне на ухо, и, усмехнувшись, сел за стол рядом с красивой брюнеткой, которая, не мешкая, придвинулась ближе к нему, словно заявляя права на свою собственность.

Пока девушка домогалась до него, как одержимая сексуальная маньячка, я пыталась вывести свое тело из паралича. Встряхнув головой, я поднялась на ноги и отряхнула колени.

— Так что вы будете заказывать? — промямлила я с карандашом и блокнотом наготове, изо всех сил пытаясь не умереть от стыда.

— Кстати об этом, — брюнетка, сидевшая рядом с британцем, заговорила. — Можете мне помочь?

О нет. Она была похожа на того, кто захочет заказать суши.

— Только бы не суши, умоляю, только не суши... — тихо бормотала я себе под нос.

— У вас есть ролл с огурцом? — спросила она.

Черт.

Все это время я периферийным зрением замечала, что британец, вместо того, чтобы изучать меню, неотрывно смотрел на меня. И делал это так, что я чувствовала его взгляд всем телом.

У меня подкашивались колени, и я боролась с желанием бессильно привалиться к соседнему столику.

— Наш сушист заболел, — говорю я заученную фразу. — И водоросли недавно привезли все такие, ну знаете...сморщенные.

«Водоросли всегда сморщенные, тупица!» — проблеял внутренний голос.

Сделав максимально недовольное лицо, девушка снова уткнулась в меню.

Невозможно не заметить, что выглядела она роскошно. В стильном платье и модных туфлях на платформе. Девушки вроде нее непременно должны быть вегетарианками, феминистками или членами «Гринписа». При виде таких во мне обычно бурлит синдром толстушки, вынуждающий, забившись в угол, истерично рыдать и пожирать плитки шоколада.

— Не вижу ни одного вегетарианского блюда, — сощурилась она.

Боже, да я медиум! Пора писать сценарий для собственного телешоу на «TBS».

— У нас нет ничего вегетарианского. А также того, в чем меньше хотя бы восьмисот калорий. У нас такая политика.

— Почему же? — этот вопрос задал британец, вынуждая меня наконец-то посмотреть на него в ответ.

Ошибка. Это была большая ошибка. Я говорила, что он красивый? Забудьте. На самом деле, он просто прекрасен. Неотразим в своей экзотической британско-даунтаунской манере.

Он полностью развернулся ко мне лицом. Один локоть на краю стола, другой — на спинке дивана. Его длинные ноги, вытянутые в проход, почти касались моей икры. Не знаю, почему это казалось мне настолько интимным. 

— У Рави, нашего владельца, сахарный диабет, — начала торопливо объяснять я. — На пятидесятилетие мы подарили ему абонемент в спортзал, в который он не ходит. Его врач звонит по три раза в день, напоминая про диету, которую он не соблюдает. Мы провели уже три интервенции. Мы прячем его сигареты. Так что меню — как, собственно, вообще все, что делает Рави, — это протест.

Пока я говорила, парень каким-то образом успел приблизиться чуть ближе ко мне. Завороженный, словно я была морской сиреной, а не рядовой официанткой в забегаловке среднего пошиба, он уже довольно ощутимо касался меня своей ногой.

Конечно же, это все случайность. За такими длинными ногами, как у него, наверняка, сложно уследить. Мои, например, короче раза в два, и я едва с ними справляюсь.

И все же у меня перехватило дыхание. Вверх по моему бедру помчался жар. Я конвульсивно вцепилась пальцами в блокнот, и судя по жару в щеках, мое лицо стало того же цвета, что и неоново-красные гетры. У меня сейчас такой смущенный вид — если Джек зайдет внутрь, то заставит британца на мне жениться.

Еще немного, и я завоплю, как оскорбленная монашка. Чтобы выговорить еще хоть слово, мне пришлось немного отодвинуться. Мне показалось, я заметила разочарование на лице британца, который неохотно развернулся обратно к своим друзьям.

— Кхм... в общем, — я встретилась с непонимающим взглядом девушки-вегетарианки, которая скоро сойдет с ума от всех моих объяснений. — Все, что я могу для вас сделать — это развести листья салата в минералке. В нашем районе нет вегетарианских забегаловок с тех пор, как пятьдесят лет назад перевелись последние хиппи. От них одна только травка осталась. Ее, кстати, продают в переулке через улицу.

Британец глухо рассмеялся, успев все же изобразить приступ кашля. Взгляд его проницательных глаз устремился поверх очков прямо на меня. Я больше не сирена, а, скорее, какой-то одаренный дрессированный хомяк, крутящий хулахуп.

— Где тебя носило, Арт? Мы ждали двадцать минут, — спросил у него светловолосый парень с другого конца столика.

— Какая-то женщина зашла в мужской туалет и начала предсказывать мне будущее, — усмехнулся он, лениво расцепляя наш визуальный контакт. — Пришлось дать ей десять долларов, чтобы она отстала.

— О нет, — я застонала, устало впечатываясь лбом в блокнот. — Ким! — закричала я официантке на другом конце зала. — Мариса опять устроила сеансы предсказаний в туалете. Выведи ее оттуда, пока копы не нагрянули!

Глава 3.

Когда я уже опустошила свой желудок, Кара с улыбкой вздохнула рядом со мной. 

— Сегодня никаких премиальных анти-блевотных чаевых, да? — она протянула пачку салфеток, бутылку минералки и полоску с ментоловыми леденцами, которые мы хранили как раз для таких случаев.

Я протерла лицо и прополоскала рот водой, параллельно пытаясь отдышаться. Мое лицо как раз скривило от едкого мятного вкуса леденца, когда я вдруг заметила приближающуюся к нам фигуру парня с шестого столика. Бедняга знал меня всего десять минут, а я уже втянула его в баталию и пережила при нем приступ паники.

Что ж, добро пожаловать в Мидтаун.

— Эй, как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Свет от фонаря отражался в стеклах очков, мне не было видно его глаз. Я прислонилась к кирпичной стене «Круза» и медленно сползла по ней на асфальт, мечтая умереть.

— Как дешевая проститутка с повышенным рвотным рефлексом.

— Все лучше, чем работать официанткой, да? — ухмыльнулся он.

— Все лучше, чем диарея, — поддразнивала я, вспоминая, что он наплел про меня мистеру Таннеру.

Из кафе вывалилась компания его друзей, и все ребята начали махать ему рукой.

— Эй, Арт! — свистнул один из них, одетый в футболку с надписью «Бруклин» и кеды, которые стоили как вся моя месячная зарплата вместе с чаевыми. — Нам пора!

Но он даже не обернулся. Вместо этого он опустился на корточки рядом со мной, закрывая своей широкой спиной вид на весь остальной мир. И от этого мне стало гораздо легче.

Последним, что я увидела, была фигура Кары, исчезающая за входной дверью кафе.

— Как тебя зовут? — спросила я, почувствовав, что снова могу говорить. — Полностью.

— Артур Чарльз Хью Кемминг Третий.

— Вау, — у меня отвисла челюсть. — Это длинное имя.

— Досталось от деда, — он пожал плечами. Словно у него самое обычное имя, как у меня или у Олли. Не как у третьего по счету претендента на британский престол. — Зачем оно тебе?

— Может, я старомодно воспитана, но мне кажется, нужно знать хотя бы имя своего убийцы.

— Я не убью тебя, — посмеялся Артур.

— Убьешь. Ты сейчас скажешь мне, что я не сдала экзамен. И это буквально убьет меня. Насмерть.

— Насмерть, — он снял очки и зажал переносицу между двух пальцев. Казалось, что он пытается сдержать смех. — Какая же ты...

«Сумасшедшая? Слабоумная? Безмозглая?» — прикидывала я в уме.

— ...драматичная, — закончил он.

Когда его руки уперлись в стену по обе стороны от моей головы, я выпала из реальности. Его лицо приблизилось к моему. Близко, очень близко. Между нами, навскидку, два с половиной дюйма. Это меньше, чем упаковка салфеток. Это — ничто. Как и уроки дыхательной гимнастики, которой нас обучал тренер по бейсболу в прошлом году. Все мои вздохи сейчас рваные и частые. Простите, мистер Финч.

— Быть гонцом с плохими новостями всегда ужасно. Поверь мне, я знаю. Но тебе лучше сделать это быстро. Как сорвать пластырь, — объясняла я.

— А ты знаешь все про плохие новости, да?

— Я ем их на завтрак, приятель. Я вся состою из плохих новостей. Я и есть плохая новость.

— Я так не думаю, — руки Артура спустились ниже по стене и замерли где-то на уровне моих локтей.

Я вся была окружена им — в кольце его рук, в западне его глаз. Мои коленки, кажущиеся смехотворно тонкими на фоне всего его тела, почти касались его торса и груди.

Кажется, я умру от переизбытка тактильных коммуникаций задолго до того, как Артур скажет мне балл за тест.

— Джек, мы превысили лимит по кредитной карте на шестьсот тридцать три доллара. В следующем месяце это будет уже семьсот пятьдесят долларов. Да, пап, это я разбила твою машину. Не знаю, чья это пушка, но у нас копы на заднем дворе. И кстати, «Лейкерс» проиграли игру в этом сезоне, — и почему я до сих пор говорю? Мой речевой аппарат больше не связан с мозгом, слова выпадают изо рта прежде, чем я могу их обдумать. — Видишь? Я региональный менеджер почтового отделения плохих новостей. Вот тебе совет — даже не считай до трех. Просто скажи и все. Я готова.

— Никогда еще у меня не было в руках столько власти над кем-то. Это мой момент триумфа. Думаю, я понаслаждаюсь им еще немного. Ты не против?

— О, я поняла. Ты из тех маньяков, которые сначала играют с жертвой. Продлевают ее мучения. 

— Теперь мы говорим о маньяках?

— Тед Банди, Джеффри Даммер, Бигфут, — я кивнула. — Последний так до сих пор и не пойман и может быть до сих пор жив.

— Ты думаешь, это я?

— Он орудовал в семидесятых, — сказала я. — Если только ты не хорошо сохранившийся пенсионер, то ты не Бигфут.

— Слава богу.

— Но ты можешь быть его последователем.

Артур прыснул со смеху. Затем он посмотрел на меня. Так, как никто еще не смотрел. С болью и наслаждением одновременно. Словно его изнутри на части разрывало сахарной ватой.

Легкое, совсем невесомое прикосновение на моей скуле. Артур отвел выпавшую из хвостика прядь волос и заправил мне за ухо.

Я растаяла. Растворилась. Меня больше нет.

Похороните меня на этом самом месте.

— Ты не против? — снова повторил он. И этот вопрос вогнал последний гвоздь в гроб моего здравого смысла. 

Ему действительно было не наплевать. Что редкое явление для моего района. 

Местные парни никогда не церемонятся и не спрашивают разрешения, прежде чем вторгнуться в твое личное пространство. Словно неподалеку проводят бесплатные курсы для начинающих шовинистов.

У меня теперь такие низкие стандарты, что когда парень не ведет себя, как свинья, я готова поставить ему памятник.

Дождавшись моего кивка, рука Артура, уже действуя свободнее, обхватила мой затылок. Его мятное дыхание щекотало кончик моего носа. Я вцепилась в стену позади себя. Сейчас это моя единственная поддержка.

Я люблю тебя, стена.

— У меня вопрос, — сказал Артур.

— Корень из числа Пи? Формула дискриминанта? Это мистер Таннер тебя подослал?

Глава 4.

Если не считать, что в мороженном за моим столиком нашли огромный волос, а какая-то пьяная в стельку женщина стащила с барной стойки стакан с пивом, то моя смена прошла практически без происшествий. Я почти парила по воздуху, окрыленная мыслью о том, что все лето буду...работать. 

Да, работать. Летняя школа не была бы таким ужасом, если бы не мешала брать больше смен в кафе. Когда всеми силами пытаешься выбраться из черного списка налоговой инспекции — каждый доллар на счету.

Долги, уборка, готовка — вот вам и годы моей бурной молодости.

Хоть лето официально и не наступило, нам все равно приходилось работать до поздней ночи. В половину двенадцатого, когда мы с Карой и Ким протерли полы, вынесли мусор и перевернули стулья, можно было наконец-то «валить на все четыре стороны», как любил говорить Олли.

Каре нужно было спешить на свидание с Шоном — ее парнем, с которым она расставалась и сходилась обратно уже тридцать тысяч раз. Подруга поцеловала меня в щеку и выбежала за дверь так, словно спасалась от конца света. Ким, спохватившись, ушла вслед за ней, кинув мне напоследок, что в следующий раз будет расталкивать Грэга сама. 

То же самое она говорила и в прошлую смену.

Я сняла свою форму, сложила ее в шкафчик в кладовке, которая служила нашей раздевалкой, попрощалась с Олли и направилась к столику, где дремал Грэг. Пришлось толкать его в плечо минуты три.

Очнулся он лишь после того, как я вылила кувшин воды ему на голову. 

Грэг лениво моргнул, потянулся и зевнул.

— Проснись и пой, красавчик, мы закрываемся, — усмехнулась я.

— Уже? — недоуменно озирался он. — Я пришел пять минут назад.

— Пять часов, ты имеешь в виду? Вставай, Грэг, я хочу домой, и мне нужно тебя выпроводить.

Я помогла ему подняться и под руку довела до двери, выключив по дороге свет и перекинув сумку через плечо.

На улице Грэг глубоко вдохнул.

— Ты просто чудо, Тэдди! — бормотал он заплетающимся языком. — Поцелуемся? — он выпятил губы трубочкой.

— Нет, — засмеялась я, отворачиваясь. — Боюсь герпеса.

Грустно качая головой, Грэг направился домой. Хотя навряд ли у него вообще был дом. По-моему, он всегда торчал в «Крузе» до самого закрытия. 

Летняя свежесть почти перебивала смердящий запах трущоб, а шелест зеленых листьев на ветру заглушал звук полицейских сирен и чьи-то громкие оры, раздававшиеся за несколько кварталов отсюда.

После каждой смены я добиралась до дома пешком или на велосипеде. Для меня ночной Детройт не страшнее «Дома ужасов» в Диснейленде. Воришки, выскакивающие из-за угла, конечно, сначала пугают, но через пару секунд с них тянет только смеяться, потому что почти каждый из них знает меня в лицо. В итоге мы цивилизованно расходимся в разные стороны, обмениваясь при этом парой любезных фраз.

Но в тот вечер одному из моих полуночных гостей действительно удалось меня удивить.

По пути домой, через пару домов от кафе я нашла молодого парня, прислонившегося к грязной кирпичной стене заброшенного здания. Я чуть было не прошла мимо — очередной перебравший пива бедолага меня бы не удивил — но через пару секунд я узнала в нем британца из кафе. И он был не пьян. Он истекал кровью.

Никаких следов поножовщины или пулевого ранения я не заметила, но у него был разбит нос, и опухла губа. Он все еще пребывал в шоковом состоянии, и скорее всего пока еще даже не понял, что с ним произошло.

— Эй, все в порядке? — я неуверенно подошла ближе, чтобы убедиться, что это тот самый Артур из Даунтауна.

Он прекратил теребить свою разбитую губу и повернулся ко мне, сильно щурясь.

— Ты меня слышишь? — спросила я, присаживаясь рядом с ним на корточки.

— Я что, в аду? 

Мне не удалось сдержать усмешку.

— Боюсь, тебе не настолько повезло. Ты всего лишь в Мидтауне.

— Еще хуже, — констатировал Артур.

Очки у него треснули, немного запачкались собственной кровью, я аккуратно стащила их с его лица и положила на землю. Наверняка, он без этих стекол не видел ничего дальше своего носа.

Еще несколько часов назад это я в приступе паники прижималась к стене, а сейчас мы вдруг поменялись местами. Я усмехнулась собственным мыслям.

— Мне не нравится твое кровожадное выражение лица. — настороженно протянул Артур. — Хочешь вынуть мне почку?

— Ага. С чаевыми беда, так что продам по двойному тарифу. Если только...

— Если только что?

— Если только у тебя нет предложения получше, — я хитро улыбнулась, а парень отчего-то в смущении отвернулся.

Артур вдруг зашарил руками по карманам джинсов и, не обнаружив ничего нужного, устало откинулся затылком в бетонной стене.

— Черт, телефон украли.

Я не выдержала и снова прыснула со смеху, протягивая ему пачку салфеток из сумки. 

— Что смешного?

— Ты в гетто, — пожала плечами я. — Конечно, у тебя украли телефон. Зубные коронки на месте?

Артур с серьезным видом прошелся языком по деснам.

— Кажется, да.

— Тогда считай, что легко отделался.

— Да я по жизни везунчик, — он иронично вскинул бровь, и мне стало почти жаль, что я над ним издеваюсь.

Почти.

— Тебя разве не предупреждали, что ходить по улицам ночью в этой части города приравнивается к попытке самоубийства?

— К чему же тогда приравнивается жизнь здесь?

— К обязательному наличию обширной коллекции средств самообороны, — в качестве доказательства я продемонстрировала ему отделение своей сумки, полностью набитое перцовыми баллончиками.

Невольно сморщившись от боли, Артур с интересом взглянул на мой набор начинающей Баффи — истребительницы вампиров и присвистнул.

— Этим можно залить полгорода, — под впечатлением проговорил он.

— Не полгорода, — я усмехнулась, — но на пару кварталов точно хватит. Могу подарить тебе один. Какой тебе больше нравится? Есть струйный, пенный, универсал с аэрозольным распылением. Выбирай любой. Только не этот, — предупредила я, схватившись за розовый баллончик. — Он мой любимый.

Глава 5.

Утро в «Крузе» начиналось так же, как и сотни предыдущих. 

Миссис Лайнесс, учительница старших классов, всегда пьет нефильтрованное пиво с долькой лимона и оставляет мелочь со сдачи на чай. Мистер Росс заказывает бурито без сальсы и соуса чили. Миссис Льюис работает в налоговой, поэтому в «Крузе» она ест совершенно бесплатно. Мистер Капучино (хоть он и просит называть его просто Джордж), военно-морской служащий в отставке, пьет по две чашки кофе и сидит исключительно на летней веранде. Чтобы не мучиться с легкими, с тяжелых кубинских сигар он недавно перешел на электронные сигареты. По праздникам он позволяет себе бокал коньяка, а в середине июля приходит ужинать с женой, отпраздновать годовщину их свадьбы.

Лето официально наступило, и это означало, что выручка за день наконец-то сможет погасить хоть какие-то затраты кафе. Если повезет, то к концу года в этом заведении все-таки появится лицензия на продажу алкоголя, потому что, на самом деле, мы толкаем его просто так.

Мистер Гитти, или же Рави, как мы все называли директора кафе, по утрам заряжается исключительно от эспрессо. Только после семи-восьми чашек его индийский акцент становился не таким заметным. А пара съеденных тако с двойной порцией авокадо уже совсем превращали его в полноценную единицу общества.

— Семь и три, — оповестил меня Рави, останавливаясь возле барной стойки, где я протирала столовые приборы.

— Это сахар или глюкоза?

— Уровень холестерина.

Рави был диабетиком с пятнадцатилетним стажем, который ненавидел таблетки и инсулин.

— Тебе нужно бросить курить, — сказала я уже в тысячу первый раз.

— Или записаться в спортзал? — с надеждой протянул он.

— Что угодно, Рави, только проживи еще парочку сотен лет. Без тебя тут будет совсем тоскливо. — грустно протянула Кара, останавливаясь рядом с ним.

Он усмехнулся, засовывая руки в карманы широких камуфляжных брюк.

— Смотри-ка, Тэдди, кто-то сегодня хочет уйти с работы пораньше, — он смотрел на Кару, пока та беззастенчиво строила ему глазки.

— Да, Рави. Безвозмездно в этом месте тебя люблю одна я, — мне пришлось грустно вздохнуть.

— Умоляю, только не говори моей жене, она будет ревновать, — приглушенно проговорил он, немного коверкая слова своим милым индийским акцентом. — И заставит построить еще одну теплицу для своих чертовых растений.

Поболтав с поварами на кухне и сделав все свои дела, Рави уехал, снова оставив за старшего Олли, который в данный момент щипцами вытаскивал кости из огроменной рыбины.

— Ты худшая подруга на свете, — Кара напугала меня, подкравшись из-за спины.

— С чего бы это?

— Горячий британец ночевал у тебя дома, а ты уже четвертый день мучаешь меня своими дурацкими молчанками, — выпалила она. — Джек что, прикончил его? Вы закопали труп на заднем дворе?

Я рассмеялась, кидая в нее упаковку салфеток.

— Он жив, успокойся.

— Тогда я теряюсь в догадках, — она подперла руками подбородок и уставилась на меня, словно приготовилась услышать от родителей сказку в Сочельник.

— Все, на самом деле, было не так плохо... — туманно изрекла я.

. . . 

— Тэдди!

Сквозь сонные дебри я слабо ощущала, как кто-то дергает меня за предплечье.

— Тэдди-и! — нетерпеливая тонкая рука не переставала тормошить мое стонущее тело.

Я понятия не имела, сколько было времени, и что вообще происходит, но мой организм резко блокировал любую мысль о том, чтобы подняться с кровати и что-то выяснить.

— У тебя появился муж? — проворные пальчики Китти разлепили мои крепко сомкнутые глаза, и я обнаружила свою четырехлетнюю племянницу, сидящую на мне верхом и держащую мои веки открытыми.

— Нет у меня никакого мужа. С чего ты взяла? — хриплым голосом спросила я, щурясь от дневного света.

— А это кто тогда? — хихикнула Китти, свешивая голову на пол.

Я резко подскочила на кровати, сбрасывая с себя одеяло, и нагнулась к полу вместе с белокурой головой племянницы.

— О не-е-ет, — простонала я, хватаясь руками за голову. — Артур! — я потрепала все еще спящего парня за плечо.

С пола послышалось только тихое бормотание и какие-то ругательства, которые с британским акцентом звучали немного странно. Я бы обязательно посмеялась, если бы моя жизнь сейчас не была в такой катастрофической заднице.

Я сползла с кровати и перешагнула через распластанное тело Артура, случайно наступив по дороге на его предплечье, отчего парень болезненно простонал.

Мне удалось доползти до двери в комнату, и чуть приоткрыв ее, высунуть нос в образовавшуюся щель. Звуки с первого этажа сотрясали даже коридор за лестничным пролетом. Ругательства Джека я ни с чем не спутаю — он снова жаловался на соседскую собаку, грозясь прострелить ей черепушку дробовиком, если она не перестанет лаять по утрам.

— Что ты делаешь? — Китти также на четвереньках подобралась ко мне и уткнулась лбом мне в плечо, все еще хихикая и поглядывая в сторону Артура, который уже успел принять сидячее положение.

— Когда вы успели приехать домой? — я дернула ее за растрепанную косичку, чтобы та перестала громко смеяться.

— Мама только что меня привезла, а я сразу к тебе. И дедушки вернулись недавно.

Китти подползла к Артуру и начала бодать его лбом в грудь.

— Ты теперь муж Тэдди? — спрашивала она.

— Он не мой муж, Китти, — я поднялась на ноги и побежала в ванну, пытаясь уместить все свои утренние махинации в тридцать секунд.

— Мама говорила, что спать в одной комнате с мальчиком можно, только если он твой муж! — надулась Китти.

— Лучше бы она сама этим советом воспользовалась, — тихо пробормотала я. — Почему ты не ушел рано утром? — обратилась я к Артуру с зубной щеткой во рту, натягивая при этом джинсы, сидя на полу ванной.

— Я думал, ты поставила будильник!

— А я думала, ты поставил будильник!

Глава 6.

Время близилось к шести вечера, когда мы с Карой на велосипедах добрались до дома. Уже прислоняя свой двухколесный транспорт к перилам на крыльце, я услышала громкую ругань и долбежку, раздающуюся внутри.

На кухне, где, по всей видимости, прошелся ужаснейший природный катаклизм, мы обнаружили Хайда, стоящего на одной из кухонных тумб, покрытой опилками и толстенным слоем пыли. В руках — отвертка, в зубах — сигарета, на лице — улыбка, которая мне совсем не понравилась. 

— Привет, медвежонок, — он повернулся к нам с абсолютно будничным выражением лица.

Хайд не звонил и не писал, и вообще никак не давал о себе знать с того дня на парковке, когда он признался мне, что он гей. Я так переживала, что не находила себе места. Кара говорила, что ему нужно было время, чтобы «во всем разобраться». Но я как всегда накручивала себя, уверенная, что он просто больше не хочет быть моим другом.

Наконец увидеть его, конечно, было огромным облегчением. Но это не изменяло факта, что он занимался какой-то подозрительной деятельностью на нашей кухне.

— Что здесь происходит? — спросила я, оглядывая передвинутую мебель, перевернутый обеденный стол, наставленные друг на друга табуретки и постеленные на пол газеты.

— Вытяжка у вас совсем хреновая.

— Это еще что зна...

Не успела я закончить предложение, как он оторвал решетку от стены вместе с саморезами, на которые она была прикреплена. Из дыры в вытяжке вывалился огромный ком пыли и паутины, отчего мы все закашлялись.

— С чего это ты начал волноваться о нашей вытяжке? — спросила я, пройдя к неработающему холодильнику. — Никто к ней не притрагивался уже лет тридцать. 

— Оно и видно, — чихнув, пробормотал он. — На кухне невозможно курить. Тут теперь как на «Шоу с Джонни Карсоном» в шестидесятых.

Мы с другом одновременно перекрестились, а Кара, глядя на это, закатила глаза.

У нас с Хайдом был собственный пантеон богов, и имя Джонни Карсона лично нами было занесено в Лику Святых. Яростно проповедуя свою религию, мы считаем богохульством упоминать таких великих людей в суе.

— Я скоро не смогу разглядеть, что там творится в вырезе Кары, а это серьезно, потому что цвет ее лифчика обычно может определить даже больной амоврозом.

— Иди к черту, — равнодушно бросила подруга.

— Я тоже тебя люблю, крошка. Отличный пуш-ап! — он послал ей воздушный поцелуй и протянул недокуренную сигарету, мешавшую заниматься делами.

Хайд начал прочищать вытяжку, стряхивая весь мусор в раковину, пока я доставала себе яблочный сок. Холодильник не работал — хорошо, что Хайд додумался вырубить электричество во всем доме.

— Эй, Джул, ставь шланг! — он постучал в окно моему брату, перелезающему через забор заднего двора соседей.

— Вы подключаетесь к вытяжке Брайтонов? — полюбопытствовала Кара.

— Их собака вечно лает как резанная, так что пусть от этой кучки недоумков будет хоть какая-то польза, — входная дверь хлопнула и явила нам Джека, молча прошествовавшего к холодильнику.

Без лишних слов он достал себе бутылку пива, открыл ее о торчащий край раковины и, не обратив никакого внимания на все происходящее, вышел из другого входа.

В этом весь Джек — никогда не здоровается, не прощается, не извиняется, не устанавливает ни с кем зрительный контакт. Иногда кажется, что даже у нашего паршивого кота Тони больше социальных навыков.

Для меня все еще секрет, как это Джек может быть человеком со стабильными пятнадцатилетними отношениями, являясь при этом практически самым бесчувственным и толстокожим человеком, которого я когда-либо знала. Как Чарли смог провести с ним так много времени и не задушить во сне подушкой?

Родители всегда больше напоминали мне двух лучших друзей, нежели влюбленную пару. Они не держались за руки, не ходили на свидания, не отмечали годовщины знакомства, у них даже ласковых кличек друг для друга не было. Максимум, на что они способны, так это на редкие крепкие объятия. Что, кстати, меня полностью устраивает. Думаю, на свете есть мало желающих увидеть собственными глазами своих целующихся родителей.

— Ты точно в этом уверен, Хайд? — задрав голову, спросила я еще раз, протягивая другу толстенный конец шланга, который он просунул в вытяжку.

— Скорее да, чем нет, — пожал плечами он.

Когда я ущипнула его за бедро, он зашипел.

Казалось, все происходящее волновало исключительно меня одну. Кара сидела на стуле, раскуривая сигарету и меняя фильтры в Снэпчате, а Джулиан сосредоточился на обтекании слюнями, пока пялился на ноги моей подруги, облаченные в короткую джинсовую юбку.

— Спокойно, медвежонок, у меня все под контролем, — откликнулся Хайд.

Именно на этих словах я и поняла, что у нас большие проблемы.

Но было уже слишком поздно.

Из шланга раздались странные шипяшие звуки, и прежде чем мы успели хотя бы моргнуть, это случилось.

С резким ревом вытяжка взорвалась и отодрала вместе с собой огромный кусок стены, который затопил весь пол на кухне.

В наступившей тишине, покрытые белой пылью и кусочками штукатурки, мы пытались отдышаться и осознать произошедшее.

— Хорошо, что газеты постелили, да? — нервно подал голос Хайд, скрючившийся на кухонной тумбе.

Прикрыв отяжелевшие от слоя пыли веки, я чихнула, а потом сделала глубокий вдох.

— Тебе конец, — со страхом проговорил Джулиан, глядя на меня.

— Беги, — посоветовала Кара.

— Не поможет, — проговорила я, злобно сдувая мешающий локон волос с глаз.

Хайд сорвался с места и я побежала вслед за ним.

Что я делаю что-то не так в этой жизни? Может быть, практически все? Мне кажется, уровень моей кармы ушел в такой минус, что в следующей реинкарнации я, скорее всего, буду планктоном, которого засосет в желудок огромного кита.

Да и шансы попасть в список хороших детей Санты в этом году у меня падали довольно-таки зрелищно. Но что я могу поделать? Хайд — конкретный придурок.

Глава 7.

Пока я в душе смывала с себя тяжелые последствия сегодняшнего дня, Хайд и Кара этажом ниже убирали завалы на кухне, а Даунтаун бродил по моей комнате, пытаясь отыскать часы, которые забыл здесь пару дней назад.

В ванной хотелось остаться навсегда — перенести сюда предметы первой необходимости, поставить мини-холодильник, и просто дать воде возможность смывать проблемы, как только они появляются в моей жизни. Жаль только, что обычному водопроводу не справиться со всеми текущими кризисами. Для решения всех моих проблем нужно минимум на месяц замариноваться в антибактериальном мыле и выпить пару галлонов хлорки.

Полностью просохнув и переодевшись, в комнату я вошла с влажными волосами и крайне обеспокоенным выражением лица. Присутствие Артура в нашем доме ужасно хотелось списать на галлюцинации от запаха строительных материалов. Просто смириться в тем фактом, что я окончательно чокнулась, гораздо проще, чем с тем, что парень в хороших брюках смотрел, как я на корточках рыдаю перед копом.

Босыми ногами я прошлепала до Артура. Он стоял ко мне спиной и копошился за компьютерным столом. Наверно пытался отыскать среди всевозможного хлама компьютер, который Джек давным-давно распродал на запчасти.

— Нашел пропажу? — спросила я, остановившись рядом с ним.

Артур поднял на меня взгляд, отрываясь от созерцания безделушек на полке, и вдруг застыл. Он осмотрел меня с ног до головы и издал какой-то странный звук, вроде бы похожий на кашель.

— Нашел? — переспросила я.

— Что? — не понял он, часто моргая, словно приходя в себя.

— Часы. — сказала я, беспокоясь о его дееспособности. — Ты же их искал.

— А, ну да! — кивнул он, ритмичными движениями начиная закатывать рукава рубашки. — Они валялись под кроватью.

Я присвистнула, оглядывая добро, беспечно валявшееся у меня под кроватью все эти дни. «Ролексы», которые Артур так небрежно носил на своем левом запястье покрыли бы большую всех наших долгов и оттянули возможность дефолта на несколько лет. На драгоценности у меня глаз наметан с детства. Все-таки я была мелким воришкой — чтобы не продешевить в ломбарде, нужно хорошо разбираться в том, за что торгуешься.

— Уже жалеешь, что не обнаружила их раньше? — хитро улыбнулся он.

— Скорее пытаюсь понять, как это Адам вместе с бандой своих дружков-уголовников пропустили в ту ночь такое сокровище.

— Им просто не удалось стащить их с меня. — пожал плечами Артур, опуская рукав.

— Каким это образом?

Я знала Адама и всю его тусовку. При необходимости они могли бы и отрезать руку с часами, лишь бы хоть как-то нажиться. В Детройте даже обрубленная конечность куда-нибудь да пристроится.

— Интересный у тебя алтарь, — не мигнув глазом, Артур перевел тему, уставившись в стену, которую я уже несколько лет украшаю фотографиями, стикерами и вырезками из журналов.

Судя по всему, в прошлый раз у него не было возможности как следует оглядеться вокруг и осмотреть мою комнату. Зато теперь, при свете дня, который падает на барахло, грудой валяющееся на любом предмете мебели, все это небольшое количество квадратных метров было у него как на ладони.

Хотя кое что в комнате насторожило даже меня. Не так уж и много барахла было вокруг.

— Ты что, прибрался у меня в комнате? — удивилась я, оглядываясь.

— Немного.

— И что это должно значить?

Разбросанная до моего ухода в душ одежда теперь была аккуратно сложена на краю (заправленной!) кровати. Хлам на моем компьютерном столе был разобран, тетради и учебники укомплектованы в миниатюрные, эстетичные на вид стопки.

— Ты даже все части «Гарри Поттера» в хронологической последовательности выставил! — заметила я, усмехаясь.

— Прости. — смутился он.

— За что?

— Ну, — он замялся. — Люди обычно не любят, когда я так делаю. Это вмешательство в личную жизнь.

— У меня нет личной жизни. — пожала плечами я. — Так что спасибо.

Он с минуту внимательно смотрел на меня, анализируя каждый дюйм, словно разведчик на секретной военной базе где-нибудь в Нью-Мексико.

Я в это время старалась не очень часто моргать и сохранять спокойствие.

В конце концов, он отвернулся. Артур стоял перед маленьким диванчиком, вмещающем всего полтора человека. Дырки на нем были скрыты постеленным сверху пледом, а верх его венчал небольшой стенд, обвешанный кучей фотографий.

— Так много изображений Франции. Ты была там?

— А я похожа на человека, который бывал во Франции? — пришлось скептично оглядеть себя, остановившись взглядом педикюре цвета вырви-глаз. — Если только это не название бара вниз по улице, то нет, я никогда не была во Франции. Это только мечта.

— Почему именно Париж? Есть же Лондон, Берлин или Барселона.

— Потому что «Манию величия»(*) я посмотрела раньше «Шерлока Холмса», — повела плечом я.

Я уставилась на стену, где были запечатлены улицы Парижа, кадры из моих любимых французских фильмов и перечень самых основных предложений на французском, которые я повторяю про себя каждый божий день, в надеже, что однажды они мне пригодятся.

— А если серьезно? — настоял Артур, глядя на меня сверху вниз.

— Не знаю. — разнервничавшись, я начала соскребать старую наклейку с уголка компьютерного стола. — Просто для меня Европа это почти что Нарния. Я немного сомневаюсь в ее существовании. Не верится, что где-то действительно живут люди, которые пьют по вечерам вино вместо пива, обсуждают современное искусство, выкидывают пластик в отдельные урны и знают значение слова «демократия».

Я вздохнула, понимая, как поверхностно это звучит.

Мне не хочется мира во всем мире, идти побеждать бедность, выступать против оружия или возглавлять революцию.

Я просто хочу увидеть эту огромную груду металла, всем известную как Эйфелева башня, походить по Лувру и попить зеленый чай в небольшом баре с видом на Сену. Вот и все, что у меня есть. То, за что я держусь каждый день.