Рябиновый костёр

Часть 1

Смена закончилась с полчаса назад, а Фёдор всё ещё сидел за своим столом и дописывал истории болезни. Домой идти не хотелось, но надо — дочь ждёт. По крайней мере, он очень на это надеялся, потому и жизнь свою построил так, как построил. Менять что-то в ближайшее время он не собирался. Хотя, если посмотреть со стороны, то Фёдор Сергеевич Рябина, акушер-гинеколог, был вполне себе счастливым среднестатистическим индивидуумом. Мысли об индивидууме — точнее, о том, что он сам себя так назвал, — вызвали улыбку. «Переработал ты, Феденька! Домой пора и спать, всё-таки с суток в рабочий день нырнул. Давай-ка, дружок, поднимай свой задок да вали отсюда», — обратился он сам к себе и мысленно усмехнулся над тем, что беседы с собственным «Я» — это прерогатива коллег психиатров. А потому, поставив точку в последнем предложении, с удовлетворением закрыл историю, затем вышел в коридор и сгрузил все бумаги на стол дежурной сестры.

— Опять вы, Фёдор Сергеевич, от руки истории писали! — возмутилась она. — Вот кто теперь ваши каракули разбирать будет? Нет чтоб как все — в компьютере текст набрать, распечатать и аккуратненько вклеить, — ворчала она совершенно беззлобно и улыбалась во все тридцать два зуба, не забывая при этом строить глазки.

— Дорогая моя Инночка Петровна, — в тон ей ответил Фёдор, — вас в медучилище столько лет учили разбирать изыски врачебных почерков, а вы всё недовольны. Вам именно за это, между прочим, зарплату платят, а вы жалуетесь и жалуетесь.

Он легонько стукнул Инну по носу пальцем, взял у вовремя подвернувшейся кастелянши чистое полотенце и отправился в душ с твёрдым намерением после уйти домой. Но, увы, судьба злодейка оказалась не на его стороне.

В душевую постучали.

— Занято, — ответил Фёдор, продолжая мыться.

Но стук не прекращался. Пришлось выключить воду и, обмотавшись полотенцем, открыть дверь. Перед ним стояла врач из отделения физиологии. Она была из новеньких, и Фёдор знал её совсем плохо, им даже дежурить вместе не приходилось. Молодая, симпатичная, но ужасно расстроенная.

— Фёдор Сергеевич, выручайте, Христом Богом прошу!

— Мысль интересная, Татьяна Евгеньевна, но не новая. Рабочий день у меня закончился более часа назад.

— Фёдор Сергеевич, ну пожалуйста! Вы же не хотите повесить лишнюю смертность на совесть нашего роддома?

Она старательно хлопала глазами, то ли заигрывая, то ли пытаясь вызывать сочувствие, и действовала единственным доступным ей методом: давила на жалость посредством показателей отчётности, совершенно забывая, что за ними стоят жизни. Но убогостью своих мыслительных процессов и полным непрофессионализмом вызывала лишь раздражение.

— Кого вы угробили? — не церемонясь спросил Фёдор.

Татьяна Евгеньевна вскинулась, явно собираясь возмутиться на столь грубое обвинение. По её лицу прошла судорога, но она взяла себя в руки и затараторила:

— Воды отошли более десяти часов назад, плод в косом положении, я думала, стимульну — и развернётся, а он застрял…

Она развела руками, опустила глаза в пол, стоя перед полуобнажённым Фёдором с видом побитой собаки.

— Как давно начали стимуляцию? — спросил он.

— Часов восемь назад.

— А проконсультироваться раньше никак нельзя было?! Раскрытие полное?

— Да, с этим всё в порядке. Понимаете, она договаривалась заранее, поступила в мою смену, я и предположить не могла…

— За что деньги берёте, если работать не умеете? — гаркнул Фёдор. — Идите к роженице, я оденусь.

«Вот и пришёл домой пораньше…» — подумал он. Опять застанет Алиску спящей — ни поиграть с дочкой, ни поговорить. Плохой он отец. Лариска, правда, тоже мать не очень, но всё лучше, чем он.

В родзал Фёдор вошёл уже собранный и готовый к любому развитию событий, оставив за дверями все лишние мысли и сосредоточившись на происходящем.

Брать женщину на кесарево при полном раскрытии не имело смысла, и, подождав пока анестезиолог введёт внутривенный наркоз, он приступил к операции поворота плода на «ножку».

В отличие от других врачей роддома, он это делал не раз и не два. Опыт, полученный в странах дальнего и не очень благополучного зарубежья не пропьёшь, а он провёл там целых три года.

Анестезиолог кивнул, давая разрешение к манипуляции, а дальше всё по накатанной: ввёл руку в полость матки, отодвинул головку плода вверх и в сторону, потом по боковой линии тельца дошёл до подмышечной впадины и обратно к тазовому концу, захватил ножку, на ощупь убедился, что большой палец отвести невозможно, прошёлся пальцами по пяточному бугру и лодыжке, фиксировал голень и совершил поворот, затем вытащил ребёнка.

Первый крик младенца подействовал, как хорошее успокоительное. Накал раздражения от непрофессионализма коллеги снизился, но не исчез совсем. Фёдор выразительно посмотрел на съёжившуюся Татьяну Евгеньевну.

— Произошедшее может остаться между нами? — робко спросила она.

— Нет и ещё раз нет, — ответил спокойно, наслаждаясь плачем малышки, с которой возились детские реаниматологи. — А если бы я уже ушёл домой — что бы вы делали?

— Кесарево, — она пожала плечами. — Фёдор Сергеевич, вы не ушли домой, так давайте не будем говорить о том, чего не случилось.

— Хорошо, не будем говорить здесь и сейчас. А вот завтра вы сами доложите о всех своих действиях на планёрке. Договорились?

Молодая женщина кивнула, предварительно гневно стрельнув в него глазами, но ему было всё равно. Он сам зашил только что родившей мамочке разрывы промежности, сделав это максимально аккуратно, потом стянул перчатки, стерильный халат и вышел из родзала.

Домой приехал затемно. Припарковав машину, ещё долго сидел внутри, глядя на свет в окнах своей квартиры. Есть хотелось до тошноты, значит, пора выходить и идти к себе.

Фёдор поднялся на четвёртый этаж, открыл дверь и уставился на мужские ботинки в прихожей. На душе стало совсем муторно. Да — они с Ларисой давно чужие друг другу люди, да — у каждого из них своя личная жизнь, но приводить домой посторонних мужчин он не позволял, надеясь уберечь дочь от этой грязи. Для Алиски они с Ларой оставались любящими родителями и в этом не лгали ни себе, ни дочери.

Часть 2

— Федь, — Лара вошла в ванную, когда муж умывался перед сном, — я Роману Владимировичу в комнате Алиски постелила, ей на диване в зале, а ты со мной. — Конец фразы она произнесла тихо-тихо. Глянула на мужа с ужасом, ожидая ответной реакции. Он посмотрел на неё уничижающе, и ей показалось, что взгляд этот тяжелее бетонной плиты. Подумалось, что сейчас оденется, хлопнет дверью и оставит разбираться с собственными демонами, со свёкром, не имеющим понятия о настоящем состоянии их отношений, и с дочкой, которая в первую очередь с самого утра спросит, где папа. Она от страха даже глаза зажмурила, заранее зная, что он ответит.

— Могла бы и позвонить, я бы на работе остался.

Фёдор резким движением сорвал с вешалки полотенце и начал вытираться, сначала лицо, затем шею и руки. А Лариса смотрела и не могла оторваться. Нет, не был Фёдор эталоном мужской красоты, да и ростом не удался, на полголовы всего выше её. Лицо у него простое, волосы вьющиеся, светлые, что-то между русыми и пепельными. Не нравился он ей внешне, когда они только познакомились, и когда замуж шла — тоже не нравился. Но с лица воды не пить, а в остальном он ей подходил: моложе, мальчишка почти, смотрел на неё, как на богиню, все желания исполнял. Лара думала, что вылепит из него то, что ей нужно, и обеспечит себе ещё более высокий уровень жизни. Парень-то не простой, сын профессорский, родители в Москве. Туда Лара и рвалась. Ну и что, что как муж он её не удовлетворял, зато человек хороший и друг замечательный. А сейчас смотрит на его голый торс, на грудь, покрытую светлыми волосами, и так прижаться хочется, целовать, ощущать под пальцами мышцы, читаемые под кожей, вдыхать его запах… Но, увы, теперь она ему не нужна. Неужели после стольких лет брака, когда кажется, что ничего нового найти в человеке уже невозможно, наконец-то увидела в своём нелюбимом раньше муже того единственного мужчину, которого ждала и искала всю жизнь? Может быть, и так, только поздно — Фёдор не из тех, кто может понять и простить.

— Неудобно как-то было, отец же твой всё-таки, — заискивающе объясняла она. — Федь, ты ж его любишь… Я знаю, что любишь и скучаешь по нему. Да и не поверил бы он, что ты с дежурства на дежурство остался. Федь, я чистое постелила…

Лариса замолчала, не зная, что ещё можно сказать, как убедить собственного мужа лечь с ней в одну постель.

— Ладно, что теперь… — отмахнулся от неё Фёдор. — Пойду пожелаю отцу спокойной ночи, дочку поцелую и приду. Устал я, Лара. Ты ложись, не жди меня.

Он вышел из ванной комнаты, а она осталась. Смыла макияж, приняла душ, феном высушила волосы и красиво уложила — очень хотелось понравиться Фёдору… Когда-то, очень давно, ему нравилось перебирать её волосы. Сейчас хотелось, чтобы он вспомнил, хотя бы просто вспомнил, что когда-то любил её. Она вошла в спальню, достала из шкафа ночнушку нежно-сиреневого цвета, выгодно подчёркивающую фигуру, надела, покрутилась перед зеркалом и легла.

Знала, что чем раньше ей удастся закрыть глаза и погрузиться в сон, тем быстрее пройдёт эта ночь, но не спалось. Время тянулось медленно. Лариса ждала, ждала и ждала, но Фёдор так и не вошёл в спальню.

А потом она услышала хлопок входной двери и звук поворачивающегося в замке ключа.

Надежды рухнули и разбились — нет, не простит он её, никогда не простит…

Лариса больше не сдерживала слёзы. Рыдала в подушку тихонечко, чтобы не дай бог не разбудить свёкра и дочь. Это её горе, только её. Лишь она одна виновата в таком отношении к себе.

Если бы она знала, если бы хотя бы могла предположить, что всё так выйдет, что тот мальчишка, каким ей казался Фёдор тогда, будет её единственной большой любовью, всё было бы иначе…

Утром пришлось врать дочери и свёкру, что Федю ночью вызвали в роддом, потому что была необходима его помощь.

Алиса расстроилась, набычилась и расхотела есть. А Роман Владимирович долго и внимательно наблюдал за невесткой, правда, не сказал ничего, но Лара чувствовала, что от него не укрылись её заплаканные глаза.

Но одно дело — дома, тут её всякую видали, и совсем другое — на работе, где каждый так и ждал, чтобы поставить подножку и побольнее уколоть. Да и пациентам, людям непростым, нельзя показывать свои слабости. Поэтому Лара отбросила на время мысли о семейных неурядицах, расправила плечи, гордо подняла голову и пошла приводить себя в порядок.

***

Попасть на приём к очень модному психологу, кандидату медицинских наук Шевелёвой Ларисе Анатольевне, было непросто. Её день был расписан по минутам. Да и стоили её консультации очень недёшево.

Вот и сегодня всё было как всегда. Пациенты приходили не столько за помощью, сколько поговорить о себе любимых. Лариса внимательно слушала, иногда задавала вопросы и к концу консультации, как и положено, давала рекомендации. Прямо как в умных книжках написано. Выговорившись, пациенты становились спокойнее, с холодной головой решали свои проблемы. А вот ей самой никто помочь не мог. Крылатое выражение «Врач, исцели себя сам» почему-то не действовало.

Да и настоящим врачом Ларису назвать было трудно. Медицинский пришлось окончить только потому, что так хотел отец. Огорчать его она не могла, потому что он был единственным человеком, который её любил, и разочаровывать его очень не хотелось.

Закончив приём, домой она не торопилась. В коридоре столкнулась с коллегой, которую хоть и с натяжкой, но могла бы назвать подругой. Лена довольно неплохо её знала, в одной группе отучились с первого до последнего курса, и провести её, как остальных, было очень трудно.

Лара пригласила Лену в кафе, та, внимательно посмотрев на неё, не отказалась. Они удобно расположились у окна, подальше от других посетителей, заказали кофе с эклерами.

— И чего у тебя сегодня глаза на мокром месте? Лара, неужели нашёлся человек, который смог довести тебя до такого состояния? — Лена вне рабочих стен никогда не отличалась тактичностью, но имела одно потрясающее качество — умела язык за зубами держать.

Часть 3

После планёрки главврач пригласил Фёдора к себе в кабинет.

Федя недоумевал: неужели весь сыр-бор из-за того, что он давеча помог коллеге принять роды, заявившись в родзал не в свою смену? Так не по своей же инициативе, и такое происходит не в первый раз и даже не во второй.

Он шёл в административный отсек, прикидывая, чем мог вызвать неудовольствие начальства, а главное, что ему за это будет. Могут ведь и премии лишить. Последнее было бы очень некстати.

Несмотря на то, что работал он как проклятый, заработок его сильно отличался от тех денег, что получала Лариса. И это было обидно и несправедливо, потому как их работы настолько разнились, что об этом размышлять не хотелось.

Даже открывая дверь кабинета главного, так и не нашёл причины, по которой его вызвали на ковёр.

— Виталий Михайлович, я явился по вашему требованию, — переступая порог кабинета, сообщил Фёдор и прямо перед собой увидел профессора Недлина. — Отец, а ты тут как оказался? Лекция же на кафедре… — недоумевал он.

— Отец? Вы сейчас серьёзно, Фёдор Сергеевич? То есть вы хотите сказать, что Роман Владимирович ваш… — Главный споткнулся на полуслове, логически у него ничего не сходилось, но быстро нашёлся, сделав свои выводы. — Роман Владимирович ваш учитель, я правильно понимаю, поэтому вы его назвали отцом, так?

— Нет, Виталий Михайлович, — вместо Фёдора ответил Недлин с улыбкой, — Федя действительно мой сын. — И он не лукавил — Федор на самом деле был ему сыном — единственным и любимым. А как ещё назвать ребёнка любимой женщины и так несвоевременно погибшего друга? Федю он знал с рождения, сам роды принимал, был первым человеком, взявшим мальчишку на руки. Он вырастил его, в люди вывел и гордился тем, что Федор называет его отцом, что пошёл по его стопам. Только знать главврачу роддома это не обязательно. Не выворачивать же перед чужим человеком душу наизнанку… Роман Владимирович повернулся в сторону Фёдора. — Это я просил тебя пригласить, поговорить хотел. Вы позволите, Виталий Михайлович?

Главный только хмыкнул и вышел из кабинета.

— Ну и зачем ты это устроил? — спросил Фёдор, усаживаясь напротив отца. — Никто не знал здесь мою «аристократическую» родословную. Теперь судачить станут.

— На чужой роток, сам знаешь… Да и не думаю, что твоей так называемой «аристократической» родословной можно стыдиться. Здесь она тебе никак не поможет, но и не помешает. Скрывать, кто твои родители, глупо. Но я не о том говорить собирался. Расстроил ты меня, сын. Даже не знаю как начать, мы никогда на эти темы не говорили. Ни я, ни мать в твою семью не лезли, твоё решение жениться не оспаривали, как и переезд сюда из Москвы. Помогли Ларисе с защитой, купили вам квартиру, считая, что ты в Африку подался за деньгами на собственное жильё. А на деле получается, мы придумали для себя твою жизнь, да и руки подставляли не там, где надо было. Чего молчишь?

Фёдор слушал отца опустив голову. Посвящать родителей в свои проблемы он не хотел именно потому, что они его безумно любили, а он так же любил их. Вот и держал в неведении, позволяя считать, что у него всё хорошо. Обвинять Ларису в своей неудавшейся жизни совсем не по-мужски, да он и не собирался её в чём-либо обвинять. Себя он виноватым тоже не чувствовал и жертвой не считал. Жил как жил. Привык. Люди ко всему привыкают. Ночевал дома, всё, что зарабатывал, отдавал жене, разводиться не хотел — из-за дочери. Даже спокойно и нормально общался с Ларой, как с другом или сестрой. Но разве объяснишь всё это отцу, который с матерью делится абсолютно всем… Мама же никогда не отличалась крепким здоровьем, так зачем волновать её понапрасну, тем более что помочь ему ни мама, ни Роман Владимирович были не в силах.

Отец выждал паузу, явно рассчитывая услышать хоть какие-то объяснения, но молчание затягивалось.

— Что вы с Ларой не поделили вчера? — продолжил допрос отец. — К кому ты ушёл на ночь глядя? Лара плакала, тебя покрывала утром, сказала, что вызвали на работу. Врала! Я первым делом сюда рванул узнать что да как. А тут не было ничего экстренного, да и с суток ты только вернулся, не стали бы тебя вызывать. — Роман Владимирович разнервничался, ладонью по столу хлопнул. — У тебя любовница? Ради кого ты семью рушишь, сын? Ты о дочери подумал?!

Вот такой гневной отповеди Фёдор совсем не ожидал. Настроение упало ниже плинтуса.

— Отец, тебе не кажется, что я слишком взрослый мальчик, чтобы посвящать вас с мамой во все нюансы моей жизни? Для твоего успокоения скажу, что Ларе я не изменяю и никакой любовницы у меня нет. Поссорились мы немного, я ушёл, ночевал в машине. Всё?

Он развёл руками, показывая, что нет никакой серьёзной проблемы.

— Часто ссоритесь? — Выражение лица родителя изменилось, напряжение ушло, складка на лбу разгладилась, да и взгляд перестал быть тяжёлым. Отца отпустило. — Я тебе верю, потому что не врал ты мне никогда.

Фёдор улыбнулся.

— Как в любой семье, ссоримся мы и миримся. Всё в порядке у меня, папа. Нет причины для волнений. Алиска шустрая, толковая — что ещё желать можно? Зря ты разволновался.

— Хорошо, если зря. Да только всё равно неспокойно мне, да и мать извелась, а она чувствует. Может, просто скучаем…

— Не начинай. Не переедем мы в Москву — смысла я в этом не вижу. Допустим, я пойду к тебе на кафедру, начну собирать материал, а что будет с Ларой? У неё тут руководитель, работа в Центре, статус, положение, имя. А в Москве она никто, там таких много. Это мне всё равно где пахать. Рожают везде, значит, буду востребован. Отец, ты меня извини, но мне работать надо, а тебе на лекцию ехать — опаздываешь. Хотя, — он рассмеялся, — без тебя точно не начнут.

Отправив отца на такси в мединститут, Фёдор вернулся в ординаторскую. Коллеги смотрели косо, две молоденькие акушерки шушукались, кивая в его сторону. И только он подумал, что придётся объясниться с персоналом, удовлетворить, так сказать, внезапно возникшее любопытство, как в ординаторскую вошёл главный собственной персоной. Естественно, все встали в приветствии, хотя на планёрке-то виделись, и по шапке кое-кто уже схлопотать успел.

Часть 4

Лариса расстроилась. Пациент не пришёл и даже не удосужился предупредить. Два часа до визита следующего посетителя было абсолютно нечем заняться. Время, выброшенное из жизни, занять бы его чем-нибудь. Может быть, заняться вязанием? Ради самого процесса, чтобы можно было отвлечься от проблем в реале, от собственных мыслей, успокоить нервы, ещё и с пользой для семьи. Монотонная работа — это то, что ей нужно. Но у неё не было ни пряжи, ни спиц. Да и не вязала она уже давным-давно, наверняка забыла, как это делается. Лара решила, что по дороге домой обязательно зайдёт в магазин и купит всё нужное. Главное, вспомнить, как набирать петли, бабушка же в детстве учила, а всё остальное можно найти в интернете. Начать, наверно, нужно с чего-то простенького, дочке безделушку какую-нибудь связать. Она точно обрадуется, да и Федя одобрит.

Но это всё позже, а сейчас надо что-то делать с образовавшимся окном. Пустое просиживание не одобрит ни начальство, ни коллеги. И так на неё периодически косятся из-за отношений с Артуром.

Лара позвонила в регистратуру узнать, нет ли кого первичного, и сообщить, что прямо сейчас могла бы его принять, если таковой имеется. Регистратор радостно ответила, что пациент к ней уже направлен и это мужчина.

Лара встрепенулась, настраиваясь на рабочий лад. И всё же в голове мелькнула мысль: что же там за мужчина? Хотелось, чтобы новый пациент порадовал своей необычностью, хотя бы во внешности — должно же в череде серых будней хоть что-то порадовать! — но, вполне возможно, он окажется брюзжащим стариком, недовольным всеми и вся, или, наоборот, зацикленным на своей внешности прыщавым юношей, которого девочки не любят, а мама отправила к психологу вправить мозги. Впрочем, неважно, пациент может быть любым, а она должна выглядеть подобающе.

Лара достала зеркало и посмотрела на своё отражение, прошлась по губам блеском, вытянула их в трубочку, как для поцелуя, взбила руками рассыпавшиеся по плечам волосы и решила, что к приёму готова. К тому же очень хороша, если бы была мужчиной — обязательно бы влюбилась в себя саму. Едва успела спрятать зеркальце и косметику в стол, как раздался стук в дверь.

— Войдите, — произнесла она не поднимаясь с места.

Дверь открылась и в кабинет уверенным шагом вошёл мужчина, совсем не похожий на её привычных пациентов.

Лариса, отпив глоток воды из стоявшего на столе стакана, чтобы смочить вмиг пересохшее от восторга горло, предложила вошедшему расположиться на диване или в кресле, как ему будет удобно.

Пока мужчина устраивался, Лара оценивающе рассматривала его. Непрост, совсем не прост. Уверенная манера держаться, властный и одновременно ироничный взгляд, ухоженный — один костюм стоил, как её месячная зарплата, уж в этом Лариса разбиралась. В то, что этот экземпляр нуждается в психологической помощи, верилось с трудом.

Не только Лариса проявляла любопытство, её изучали тоже. Лара вскинула бровь, задавая безмолвный вопрос, но в ответ получила лишь наглую усмешку.

— Хотите поговорить? — спросила она, на ходу меняя тактику общения, к этому пациенту обычная схема приёма не подходила.

— Очень, — с улыбкой произнёс он.

— Чай? Кофе? — предложила Лариса и отошла к диспенсеру. Открыв дверку расположенного рядом шкафа, достала чашки.

— Кофе, пожалуйста, — вежливо ответил мужчина.

Составив на разнос чашечки с кофе, сахарницу, вазочку с печеньем и конфетами, она всё принесла к журнальному столику и поставила перед пациентом.

— Давайте знакомиться, — продолжила она начатую беседу. — Меня зовут Шевелёва Лариса Анатольевна, а вас?

— Игорь, вы можете называть меня просто Игорь. Моя фамилия не так уж и важна, в конце концов, если вам будет интересно, вы узнаете её из чека об оплате услуг, Лариса, — высокомерно заявил он, выделяя интонацией её имя, и продолжил: — Предлагаю сразу перейти на «ты».

— Разрешите с вами не согласиться. Здесь я врач, а вы пациент. Это аксиома.

Она пыталась направить беседу в привычное русло, но с Игорем всё шло не так. Его расслабленная поза, полуулыбка, смешливые искорки в глазах сводили на нет все попытки взять ситуацию под контроль.

— Позволю себе возразить. Каждое действие вызывает равное противодействие, а потому предлагаю конструктивный диалог, — спокойно и размеренно произнёс он, явно доминируя, и Лариса растерялась.

Такое с ней происходило впервые. Обычно господствовала она, а тут…

И дело было вовсе не в её непрофессионализме, а в невероятной харизме и энергии, исходивших от пациента. Хотя назвать его пациентом язык не поворачивался — когда у таких людей случаются проблемы, они не бегут к психологу, а решают их другими способами. Но он оплатил приём и, видимо, считал, что купил и Ларису на это время — его наглость, граничащая с хамством, просто кричала об этом.

— Давайте вернёмся к началу нашей беседы, — в очередной раз попыталась вернуть их беседу в правильное русло Лариса. — Вы искали конкретного специалиста или попали ко мне случайно?

Он хитро улыбнулся.

— Я искал именно женщину-психолога. Чтобы была молода, хороша собой, амбициозна и с репутацией.

— Нашли? — ехидно спросила Лариса, махнув рукой на приём — стало понятно совершенно точно, что к пациентам Игорь не имеет никакого отношения. Осталось выяснить, что же ему нужно на самом деле.

— Нашёл. И ты мне подходишь, — самоуверенно заявил он, игнорируя Ларисину просьбу соблюдать границы и не обращаться к ней фамильярно. — А знаешь, я буду называть тебя Лара. Там, на ресепшене, я увидел твоё имя, вспомнил доктора Живаго и решил, что это судьба.

— Что привело вас ко мне? Вы обещали отвечать честно. — Лариса не собиралась поддаваться на провокации и держалась достойно, хотя извечное женское любопытство так и норовило прорваться наружу.

— Спор. Мы с друзьями были в бане. У нас такой ритуал — каждый год в этот день. — Он улыбался, и Лариса не смогла не улыбнуться в ответ. — Нет, ни в Питер, ни в Москву никто не улетел. Но после очередной порции спиртного разговор зашёл о психологах, и вот я здесь.

Часть 5

Проснулся Фёдор оттого, что его кто-то толкал в плечо. Открыл глаза и увидел испуганную дочь.

— Папа, ну что ты никак не просыпаешься? Там маме плохо, она стонет и крутится на кровати как-то странно.

Он вскочил с дивана, бросился в одних трусах в комнату жены. Насколько ей «плохо», оценил сразу и, успокоив Алиску, что маме просто дурной сон приснился, отправил дочь умываться и чистить зубы.

Только после этого разбудил Лару.

— Доброе утро, — довольно потянулась Лариса. — Ты здесь… — Она окончательно проснулась и села в кровати, даже не пытаясь прикрыться. — Действительно здесь, — удивилась и обрадовалась Лара. — Я так счастлива, это была чудесная ночь, спасибо тебе за неё!

Она схватила Фёдора за руку и потянула на себя, видимо, на что-то надеясь. Фёдору пришлось присесть на край кровати, не вырываться же. Поначалу он был обескуражен, что это с Ларой, но до него быстро дошло: стоны жены, удовлетворённый взгляд, игривое настроение с утра… Федя ухмыльнулся и сухо сказал, остужая её пыл:

— Ты дочь напугала. Всё, приводи себя в порядок, а я кофе сварю.

Он почти вышел из комнаты, когда до Ларисы дошёл смысл сказанных им слов.

— Я напугала? Ты что, дверь не закрыл, и Алиса всё видела?

— Лара, Лиска меня разбудила, перепугавшись из-за твоих стонов. Решила, что ты заболела… Вставай давай, на работу опоздаешь.

— Так это был сон? — почти шёпотом произнесла Лариса разочарованно. — Как же так… Всё было так ярко, и ты перед глазами… Мне никогда не было так хорошо… — Она закусила губу. — Жаль, что это был только сон.

Фёдор покачал головой.

— Лариса, не надо вот этих вот драматических представлений, мы вместе только ради дочери и говорили об этом не раз и не два. Ты всё время твердила, что тебе не хватает свободы — теперь она у тебя есть. Вот только то, что ты называешь «свободой», я считаю блядством. Вот и весь сказ.

Фёдор старался говорить спокойно, но обида, злость и раздражение все-таки прорывались наружу.

— Я больше не хочу свободы, я тебя хочу, — пожала плечами Лара, не обращая внимания на эмоции мужа. Как и всегда, она переживала только о себе любимой. Фёдор с горькой иронией подумал, что мир потерял великолепную актрису: даже ни на что не надеясь, Лара не позволяла себе расслабляться, держала всё под контролем и была готова к любому развитию событий, но при этом выглядела так, что хотелось её защитить, спасти… Вот и Фёдор когда-то попался в эти сети, но сейчас его уже не провести.

Лара вчера постаралась, принарядилась, словно не спать собралась, а в театр. Тонкая ночнушка выгодно подчёркивала её формы и больше походила на вечернее платье. В таком наряде только соблазнять, подумал было Фёдор, и в это момент бретелька ночнушки соскользнула с плеча, оголив ещё больше и без того едва прикрытое тело. Фёдор скользнул по жене равнодушным взглядом и спросил:

— Новую грудь сделала? Что, старая шефа твоего не вставляла?

— Ревнуешь? — В её глазах мелькнула надежда.

— Нет, Лара, не ревную. И как ни странно, не ревновал никогда. Может быть, потому, что семьи у нас как таковой не было, и любви тоже — ни у меня, ни у тебя. Мы могли бы быть добрыми друзьями, наверно, а стали просто соседями. Ошибкой было вступать в брак, приняв похоть за что-то большее, только расплачиваться приходится нам обоим. Прекращай попытки затащить меня в постель. Ты не любишь меня, признайся самой себе, просто хочешь подчинить только потому, что я сопротивляюсь. Запретный плод сладок — так, товарищ психолог? И хватит об этом.

Фёдор вышел из комнаты жены, заглянул к дочери. Приготовленная Ларой с вечера форма аккуратно висела на плечиках, а собранный рюкзак стоял на стуле около письменного стола. Дождался, пока жена освободит ванную, умылся и поставил варить кашу на всех. У Лары каша получалась комочками, а у него нет. Вот так и повелось: он готовил завтрак, а она ужин. Налил кофе себе и Ларисе, какао Лиске, накрыл на стол и позвал завтракать своих девочек.

Лара попросила довезти её до работы. Фёдор согласился. Правда, выехать пришлось на пятнадцать минут раньше, потому что, чтобы довезти жену и не опоздать самому, пришлось сделать круг — Центр, где работала Лариса, находился совсем в другой стороне от дома, чем роддом. Обычно жена брала такси или шла пешком, если погода позволяла, но и в том, чтобы подвезти её, Фёдор криминала не видел.

Подъехав почти ко входу, он вышел из машины и открыл дверь со стороны Ларисы, руку подал, как всегда, и только потом увидел наблюдающего за ними мужчину с букетом цветов у входа в Центр. Заметил удивлённый взгляд Лары, брошенный на того.

— Твой новый кавалер? — спросил её тихо, наклонившись к самому уху.

— Это пациент, он вчера первый раз на сеансе был, — пояснила она, не пытаясь оправдываться.

— Пациент так пациент, — ответил Фёдор достаточно безразлично. — Интересно, с какой проблемой он к тебе пришёл? По виду можно сказать, что на жизнь ему обижаться не приходится. Ну да ладно, счастливо оставаться.

Он уже собирался развернуться в сторону машины, как Лара остановила его, коснувшись ладони, потом обвила своими руками шею и поцеловала в губы.

— Вот теперь можно и попрощаться, — произнесла она и направилась ко входу в Центр. Мужчина с букетом придержал для неё дверь и вошёл следом.

«Ничего в этой жизни не меняется», — подумал Фёдор, горько усмехнувшись, и вырулил с парковки.

***

На работе почти всё было как обычно: разбор полётов на планёрке, страшилки и угрозы от главного. Но удивление вызвало неожиданное назначение нового заведующего отделением патологии беременности, в котором трудился Фёдор. И удивило именно то, что тот был молод, всего тридцать семь лет. А ведь главный постоянно твердил, что на этом посту должен быть человек с большим опытом и безукоризненной репутацией и он не видит на нём никого кроме Эльвиры Игоревны.

— Федя, представь, говорят, он из самой Москвы, — поведала тихо-тихо ему на ухо Вера Николаевна, врач-ординатор из их отделения. — Я сама только сегодня утром узнала.

Часть 6

Фёдор вернулся домой раньше обычного. Из клиники вышел через десять минут после окончания рабочего дня — ровно столько понадобилось ему, чтобы переодеться. А всё потому, что находиться в одном кабинете с очень неприятным ему человеком не хотелось. Как теперь работать, было совершенно непонятно.

Фёдор чувствовал, что не сможет — придётся увольняться. Только менять место работы совсем не хотелось. Во-первых, он привык к своему отделению, к оборудованию, к коллективу, в конце концов. Здесь он знал, на кого и в чём можно положиться и что от кого ждать. Он сработался с врачами, сёстрами и акушерками, они понимали его с полуслова. Это важно в работе, очень важно. А на новом месте… На новом месте чужие люди, и этим всё сказано.

Дочь и жена встречали его дома. Лариса крутилась на кухне, готовя ужин. Алиска вместе с куклой устроилась рядом на диване, прижалась к отцу и попросила его никуда не уходить, а вместе с ней посмотреть мультики. Присутствие дочери успокаивало. Фёдор не вникал в её болтовню, хотя всем своим видом старался показать, что внимательно слушает рассказы о куклах, подружках и дураках одноклассниках. То, что, по мнению Алисы, все мальчики, без исключения, дураки — умиляло. Запахи еды кружили голову, возбуждая аппетит, который очень быстро преобразовался в голод, а его терпеть сил больше не было.

— Лара, скоро готово будет? Я весь на слюну изошёл. Да и дочь есть хочет, — крикнул он в сторону кухни, чтобы жена услышала.

Лариса вошла в комнату.

— Погоди минут пятнадцать. Сейчас макароны сварятся, и сядем. Федь, я не ожидала, что ты так рано придёшь. Случилось что?

— Случилось! — Фёдор старался не сорваться, чтобы не напугать сидевшую рядом дочь. Но внутреннее напряжение зашкаливало, да и интерес Ларисы к его рабочим делам показался странным, нервная система не выдержала, и он рявкнул: — Ну давай, включи психолога и спроси: «Федя, ты хочешь об этом поговорить?» Так я не хочу. Лара, я, может быть, какое-то время буду безработным, надеюсь, что недолго. Материально мы не пострадаем, расчёт я получу, а там отпускные за пару лет.

Алиска с удивлением посмотрела на отца — таким она его никогда не видела.

— Доченька, иди на кухню, сейчас ужинать будем, — спокойно сказала Лариса, но стоило Алисе уйти, она с дрожью в голосе спросила у Фёдора: — У тебя умерла роженица?

— Нет, пока все живы. Но это ненадолго. У меня новый заведующий — любимый ученик профессора Недлина, почти что сын своего учителя и моей матери, — язвительно сообщил Фёдор.

— И что ты бесишься?

— Да потому что достали все! — Он встал и направился на кухню.

— Федя, куда ты бежишь? Давай поговорим.

— Макароны спасать, слышишь, на плиту сбежали, а я есть хочу.

— Хорошо, давай ужинать. А потом всё же поговорим.

После ужина пришлось делать уроки с дочерью. Алиса, воспользовавшись тем, что папа дома, предпочла заниматься с ним. Обосновала тем, что у мамы нервы не выдерживают. Лариса произнесла короткое «ну-ну» и оставила их вдвоём.

Федя стоически выучил с Алиской стихотворение, предварительно объяснив дочери его смысл. После того как сделали уроки, попили сок и уселись читать сказку на ночь.

Как только дочь уснула, Федя вышел из детской, расстелил диван и, приняв душ, собирался лечь, но его ждала Лариса, желавшая общения.

— Федя, давай всё же поговорим, — предложила она, опять проигнорировав явное нежелание Фёдора разговаривать. — Если ты озвучишь проблему, проговоришь её, это уже полдела, ты увидишь выход, и даже мои советы тебе не понадобятся.

— Лара, — устало произнёс он, — не нужны мне ничьи советы. Я знаю свою работу и свои возможности тоже. Да, я не Бог, но делаю всё, чтобы спасать своих пациенток по мере сил, и готов нести ответственность за каждое своё действие. А тут этот, да ещё нагло врёт про моих родителей, пытаясь заработать очки за их счёт. Думаешь, мне не обидно? Я так по ним скучаю, — Фёдор сел на диван, уронив голову на руки, — мне их очень не хватает, а тут какой-то выскочка, прыщ на ровном месте, мне в лицо говорит, что моя мать его как родного сына принимала, пирожками кормила. Он так поверил в свою значимость, что посчитал себя вправе читать лекцию моей, заметь — моей, пациентке. И ты знаешь, о чём он с ней говорил? Не поверишь, но о том, что она умрёт, если не прервать беременность. — Фёдор вскочил с места и стал расхаживать по комнате. Потом остановился напротив Ларисы. — Но дело в том, что Свиридова знает, что шансов выжить у неё очень мало, и она делает всё, чтобы дать возможность жить ребёнку.

— Федя, это ужасно, — прошептала Лариса со слезами на глазах, проникнувшись ситуацией. — И что, ничего нельзя сделать?

— Не знаю. Всё, что в моих силах, я делаю. Но то, что этот себе позволяет… У меня приличных слов нет, чтобы описать! Его разговор со Свиридовой на пользу ей совсем не пошёл, даже наоборот! Она нервничает, она боится. Она отказывается от капельниц, потому что считает, что мы её усыпим и прокесарим, а её ребёнок ещё не набрал вес, чтобы неонатологи могли его вытащить. Вот кто Коробов после этого?

— Федя, и что дальше?

— Ничего! Сейчас лягу спать, чтобы голова поутру соображала, а как вопросы со Свиридовой разрешатся, уволюсь к чёртовой матери. Найду я работу, не беспокойся. С голоду не умрём.

Лариса тяжело вздохнула.

— С голоду мы точно с тобой не умрём. Я другому поражаюсь, Федя. Как ты живёшь? Ты же всё через себя пропускаешь… Я бы так не смогла.

Он улыбнулся жене.

— А как ты работаешь? Разве не так же?

— Нет, — она пожала плечами, — не так. Моё дело выслушать, проявить актёрское мастерство, создать видимость заинтересованности. А в советах большинство моих пациентов не нуждаются. Они сами всё знают, приходят ко мне лишь для статуса: типа у модного психолога побывали. В данном случае я являюсь показателем их успешности, что ли. Те же, у кого действительные проблемы, не имеют таких денег, чтобы мне платить. Так что я скорее статист, чем врач. Пустая обёртка. Но деньги портят людей, и я не исключение. Теперь я без них свободной себя не ощущаю. Я не в укор тебе говорю — ты зарабатываешь, как можешь. Это я привыкла к лёгким деньгам, привыкла нравиться, быть в центре внимания и пользоваться этим вниманием.

Часть 7

Лара закрыла дверь за мужем, подошла к окну своей спальни и смотрела вслед отъезжающему автомобилю, пока тот не скрылся из вида. В эти минуты она злилась на Фёдора. Неужели нельзя было отказаться, или отправить женщину к другому врачу! Да и пациентка вызывала злость. Какого чёрта взрослая, больная не только соматически, но и на всю голову тётка не подумала о предохранении, не сделала аборт в конце концов, ведь здорового ребёнка не будет… Если он вообще выживет, как и его безмозглая мамаша. Только Федю подставила…

Машина мужа исчезла в арке, а взгляд переместился на шикарный букет, стоявший в вазе на прикроватной тумбочке. Тот самый букет, который преподнёс ей Игорь. Зачем она забрала его домой, ведь можно было оставить на работе?..

Просто цветы оказались слишком хороши, да и Лариса так давно не получала вот таких знаков внимания… А вот о том, что Игорь придёт на приём и заметит отсутствие букета в кабинете, она не подумала. Нехорошо это, расценит по-своему, воспримет, как что-то выходящее за рамки отношений врач–пациент, решит, что добился того, чего хотел. Хотя его ухаживания не вызывали у неё отторжения, скорее, были приятны. С другой стороны, почему бы не замутить с ним… К тому же, по большому счёту, он и не пациент вовсе. Да и нормального, чувственного секса у неё не было так давно… Нет, научный руководитель в счёт не шёл, это другое — чисто физиология без душевной составляющей. Так, суррогат для расслабления. Как говорится, на безрыбье… Игорь же вполне себе мог оказаться тем самым, с кем почувствуешь себя желанной и ведомой, ведь он лидер наверняка во всём и в постели тоже. Конечно, хотелось бы эту самую постель разделить с мужем, но, увы…

Мысли унесли Ларису в прошлое. Вспомнилось, каким шоком для неё самой оказалась нежданная-негаданная беременность. И всё так не вовремя и не к месту. Впереди защита, а бурный роман с пилотом гражданской авиации, длившийся почти три года, закончился. Лопнул, как мыльный пузырь. Мужик женатым оказался, да тут ещё тёща его с разборками приехала, не поленилась. Своего руководителя в роли мужа Лара никогда не рассматривала. Прерывать же беременность, когда самой под тридцать, она тоже не хотела. Да и остепениться давно пора было, а тут ребёнок — чем не повод…

Вот и позвонила Феде в Москву, сообщила, что их ночь в гостинице, после которой прошло уже два месяца, дала свои плоды. Хотя на тот момент она совсем не была уверена, что отец её ребёнка — Рябина.

Вспомнила растерянность в голосе потенциального отца. Ещё бы, все его планы на аспирантуру летели в тартарары.

Фёдор приехал сразу, буквально на следующий день, сделал предложение, заявление в ЗАГС подали… И всё было бы хорошо, но родители с обеих сторон воспротивились их союзу. И если мать Феди понять было можно — ну не желала она своему единственному сыну, москвичу по рождению, невесту-провинциалку, да ещё гораздо старше его, — то её собственный отец, всегда спокойный и уравновешенный, на этот раз орал как резаный, бесился, что дочь своим блядством жизнь мальчишке ломает. Но Лара хотела замуж. Фёдор по стечению обстоятельств оказался единственным претендентом на роль мужа. И почему бы не взять то, что само в руки плывёт? К тому же он её любил…

Звёзды сошлись, и таким образом Лариса Шевелёва стала законной женой Фёдора Рябины. А когда родилась Алиска, счастливые бабушка и дедушки с обеих сторон простили своих непутёвых детей.

Лариса села на кровать и расплакалась. Её нормальная семейная жизнь длилась всего ничего: пока беременная ходила да в декрете сидела. Федя оказался образцовым мужем, и если бы она не ошиблась тогда, если бы на тот момент смогла увидеть в нём серьёзного мужчину со своими устоями и принципами, сейчас была бы самой счастливой женщиной на земле, а у Алиски подрастала бы сестрёнка — почему-то Лара была уверена, что у неё были бы только дочки. Теперь это лишь мечты, причём — несбыточные.

Именно в этот момент Лара наконец поняла, что, несмотря на все свои усилия, вернуть любовь Фёдора ей не удастся.

Теперь любит она, но только совершенно безответно.

Она оторвала самую красивую розу от стебля и рассыпала лепестки по кровати.

«Дура! Какая же я дура! Как я могла взять и просрать своё счастье!» — в сердцах почти кричала она. Хотелось рыдать в подушку, выть, бить и колотить всё вокруг. Но от истерики её отвлёк настойчивый звонок в дверь.

Неужели Федя…

Она подскочила с кровати, попыталась быстро стряхнуть лепестки с простыни, но они рассыпались по полу. Собирать было уже некогда. Ладно, он в спальню всё равно не зайдёт, убрать можно будет потом — когда он уснёт.

Лара накинула шёлковый халатик и пошла открывать двери.

Каково было её удивление, когда в прихожую вошёл свёкр, а в дверях маячил совершенно незнакомый относительно молодой мужчина.

— Федя дома? — даже не поздоровавшись спросил Роман Владимирович.

— Нет, на работу вызвали. — Лариса хотела сказать про сложный случай и неприятности, грозящие мужу, но не успела. Сонная Алиска вышла из своей комнаты, направляясь на кухню, но, увидев деда, тут же проснулась и запрыгнула ему на руки.

Он закружил её, поцеловал и поставил на пол.

— Ты вернулся! Я успела соскучиться, дедулечка! Проходи, проходи, проходи. — Алиска скакала, как мячик, и тянула Романа Владимировича в дом.

— Погоди, внученька. Я сейчас по делам поеду, а завтра с папой твоим вернусь. Некогда сейчас.

— Ночь на дворе, — пожала плечами Алиса, — и папа исчез, я ж через зал шла, а диван застелен. Теперь ты уходишь… Здравствуйте, — обратилась она к незнакомцу, недоумённо глядящего то на деда, то на неё, — а вы с дедушкой? Давайте знакомиться, я Алиса.

— Юрий, — отмерев, представился тот. — Очень приятно познакомиться с тобой.

Он ещё хотел что-то сказать, но Роман Владимирович его поторопил, и, откланявшись, они быстро покинули квартиру.

Уложить спать Алиску для Лары оказалось тем ещё квестом. Пока дочь угомонилась и уснула, прошло немало времени. Сначала Алиса заявила, что она хочет есть, и, несмотря на позднее время, пришлось её кормить. А потом они обе пили чай, и Лара слушала Алискину болтовню. Та рассказывала то про подружек, то про Гришку из параллельного класса, который в любви ей объяснился — дурак такой. Наконец, уже за полночь, Лара напоила её тёплым молоком и отправила спать, напомнив про школу.

Часть 8

Всё было ожидаемо. Хоть и была семья Свиридовых предупреждена о всех рисках и высокой вероятности смертельного исхода, но когда непоправимое произошло, они не смогли принять этого. Самым спокойным был муж Ксении Леонидовны, однако спокойствие это было страшное: он на глазах постарел, сгорбился и, кажется, перестал реагировать на всё. Старшая дочь с криком набросилась на Фёдора, обвиняя его в произошедшем и обещая серьёзные неприятности. Младшая, рыдая, не могла произнести ни слова, только кивала, соглашаясь со словами сестры.

Фёдор понимал, что они сейчас чувствуют, и потому даже не пытался оправдываться. Проверки и жалобы его не пугали, а вот то, что они даже не вспомнили о маленьком человечке, которого ценой своей жизни привела на этот свет Ксения Леонидовна, — очень беспокоило.

На крики Ольги прибежали медсёстры и охранник. Кто-то пытался успокоить Ольгу, кто-то предлагал ей выпить водички, мужу Свиридовой всунули в руку мензурку с успокоительным. Охранник грозился вызвать полицию, если они не прекратят безобразничать. Ольга кричала в ответ, что это она вызовет полицию и засудит тут всех. И только Фёдор стоял спокойно, с удивлением глядя на маячившую перед ним рыжую макушку — какая-то девчушка пыталась прикрыть его собой, защищая. Фёдору стало смешно — наверно, накатила истерика, хотя, говорят, врачи ей не подвержены, но уж слишком много свалилось на Рябину в последние дни.

Наконец-то семью Свиридовых вежливо выпроводили из здания роддома, а Фёдор стоял подпирая стену, пока его не окликнул охранник. Тяжёлые мысли о судьбе новорожденного не отпускали, и с ними Фёдор возвращался в родное отделение. Ехать домой смысла не было, да и чем тот диван в квартире от дивана в ординаторской отличается? Зато сейчас оформит историю Свиридовой и в прозектуру утром передаст.

В коридоре его взгляд привлекла уже знакомая рыжая макушка. За столом постовой сестры сидела девочка в белом халате, вопреки правилам — без шапочки, с заколотыми на затылке непослушными рыжими волнистыми волосами. Некоторые прядки не хотели лежать в причёске и выбивались в разные стороны, как огненные всполохи.

Раньше Фёдор её не видел. В отделение приняли новенькую? Он остановился, чтобы познакомиться и поблагодарить эту отважную рыжулю, но вместо благодарности вырвалось:

— Почему нарушаем правила? — Девчушка вздрогнула и подняла на него испуганные глаза. — Студентка?

Зайдя к ней со спины, Фёдор заглянул через плечо, узнать, что девушка так увлечённо читает, и изумился, узнав учебник по топографической анатомии и оперативной хирургии.

Девушка тряхнула головой, вскочила со своего места и, повернувшись лицом к нему, стала оправдываться:

— Так ночь ведь, нет никого, а шапочка на волосах не держится, падает постоянно.

— И всё же не стоит нарушать правила, — мягко пожурил он её. — И как же вас зовут? Мне, вижу, представляться не нужно.

— Даша я, то есть Дарья, — ответила она. — Сегодня у меня всего-то третье дежурство, и я только в ночную выхожу, поэтому мы с вами ещё не пересекались.

Фёдор кивнул, слушая и невольно разглядывая лицо девушки: большие, умные, немного испуганные серо-синие глаза в обрамлении длинных ресниц, точёный носик, аккуратные губы. Молодая, смешная, симпатичная. Чем-то солнечный лучик напоминает. «Жизнь продолжается, и рыжая Даша тому подтверждение», — подумал он.

— Я в ординаторской буду, если что, — спокойно произнёс он. — Можете звать, если понадоблюсь. Договорились, Даша?

— Но сегодня же не ваша смена, — удивилась она.

— Но я-то здесь. Так что зовите, — подмигнул Фёдор девушке.

Расположившись за своим столом и открыв историю, Рябина приступил к написанию хода операции и посмертного эпикриза. Слова складывались в скупые казённые предложения. Голая информация, как и должно быть. К сожалению, никого не волнует, что чувствует врач, только что потерявший пациента. И в первую очередь — патологоанатома, у него другая задача: указать на ошибки, оценить квалификацию врача. А чувства — побочный эффект, к заключению отношения не имеющий.

Он уже почти закончил заполнять историю, как услышал тихий стук в дверь ординаторской. Встал со своего места, подошёл и открыл. Перед ним стояла Даша, теперь уже в шапочке — вняла-таки замечанию. Выглядела она очень серьёзно, и Фёдор насторожился.

— Фёдор Сергеевич, вы не могли бы мне помочь? — обеспокоенно произнесла девушка.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Я не знаю, что делать в сложившейся ситуации. То, что я обращаюсь к вам, наверно, неправильно, но Нина Мороз — ваша пациентка.

Она говорила тихо, немного сбивчиво, разглядывая носки своих туфель.

— Зайди, сядь и объясни всё путём.

Даша послушалась, устроившись на стуле рядом с рабочим местом Фёдора.

— Фёдор Сергеевич, я не ставлю под сомнение действия дежурного врача, но мне кажется, что она… — Девушка замолчала, как будто пыталась заменить резкие слова, которые рвались наружу, на что-то более корректное.

— Говори. Меня сейчас волнует не субординация, а мать и ребёнок. Я тебя не сдам, не бойся.

— Так вот, у Нины в районе двадцати трёх часов начались схватки. Нерегулярные, но достаточно болезненные. Я вызвала дежурного врача. Татьяна Евгеньевна сказала, что, поскольку воды не отошли, Нина вполне может дождаться вас. Она назначила атозибан и реланиум. Схватки прекратились, Нина уснула.

— И в чём проблема? — Фёдор чувствовал, что это не конец истории и эта рыжая девочка пытается сказать что-то ещё.

— Я захожу в палату к ней каждые полчаса-час. Я не знаю, как объяснить, может быть, это обычная практика, но родовая деятельность уже была, я историю посмотрела, там крупный плод, а она, — Даша выразительно махнула рукой в сторону двери, явно имея в виду дежурного врача, — просто не захотела возиться. Так вот, Нина повернулась набок и сбросила одеяло, я хотела её укрыть, а простынь мокрая. Может быть, воды отошли? Тогда у нас проблема: мы не знаем, когда это произошло.

Часть 9

Утро трудно было назвать добрым, Лара совершенно не выспалась. А тут ещё Алиска подливала масла в огонь, жалуясь на головную боль, но при этом глаза были такие хитрющие, что становилось сразу ясно — врёт и не краснеет. Лариса не собиралась идти на поводу у дочери, была убеждена, что стоит только разок дать слабину — всё, Алиска будет пользоваться этим приёмом постоянно.

На всякий случай померив температуру, показала градусник дочери.

— Ну и что, — продолжала ныть Алиса, опять спрятавшись под одеялом, — а голова всё равно болит!

— И кто в этом виноват? — строго спросила Лариса. — В следующий раз будешь слушать, что тебе старшие говорят. Я тебя отправляла спать? Отправляла! Ты мне что сказала?

— А папа бы меня дома оставил! — Алиса, понимая, что мать права, зашла с козырей.

— А вот это вряд ли, — усмехнулась Лара.

Дочь сердито сопела под одеялом, и Лариса вышла из детской, чтобы справиться с накатившим вдруг раздражением. Злилась и на себя, и на дочь, но больше всего на Фёдора. Избаловал девчонку, потакает ей во всём, совершенно серьёзно полагая, что дисциплине и порядку её должна учить мать. У них в семье всегда так было, видите ли! И в результате он был для дочери «папочка», а она, Лариса, тиран и деспот.

Господи, зачем она затеяла всё это примирение?! Права Ленка, тысячу раз права: Фёдор ведёт себя не так, как хочется Ларе, вот она и бесится. Не получится у них ничего, с горечью думала Лариса, возвращаясь в комнату дочери.

— Лисонька, дочка, давай собираться. Папа рассердится, если ты школу прогуляешь.

— А мы ему не скажем! — Из-под одеяла появилась макушка Алиски, затем лоб и глаза. — Мамочка, мы же с тобой умеем хранить секреты! — многозначительно заявила дочь.

— Это ты о чём? — удивилась Лара.

— Об Артуре Алексеевиче. Я же не сказала папе, что вы с ним обнимались, а ты не скажешь, что оставила меня одну дома. Мамочка, я обещаю не ходить на улицу и не высовываться в окна. Ну пожалуйста! Я спать лягу, и голова пройдёт.

Алиска снова нырнула под одеяло с головой.

Лара задохнулась от возмущения, но проводить воспитательные мероприятия времени не было и ей пришлось идти на компромисс, хотя с педагогикой это не имело ничего общего.

— Алиса, я куплю тебе куклу, которую ты просила, только встань, пожалуйста, с кровати и соберись в школу. Если дед застанет тебя дома, когда ты в школе должна быть, то никакое враньё нам с тобой не поможет. Алиса, — Лара была на грани, — у меня люди записаны, и я должна работать, а из-за твоих капризов… Ай! — Она махнула рукой и отправилась на кухню.

Сварила кофе и намазала тост повидлом. Надо бы и Алисе приготовить, но варить кашу долго и совсем не хочется. Ещё предстоит ужин со свёкром, а он умный, въедливый, наблюдательный. Перед ним надо на цыпочках ходить, доказывать, что она примерная жена и хорошая мать. Потому что, по большому счёту, она сама профессору Недлину совершенно безразлична, его волнует лишь то, насколько комфортно с ней живётся его сыну и его внучке. Хорошо, что свекровь не показывается — звонит иногда, и всё. Предпочитает принимать их у себя. Как же она устала! Как устала от всего этого! Сил никаких нет! А главное, что всё напрасно. Не будет у них с Федей нормальной семьи. А когда весь этот цирк вскроется, то его родители обвинят во всём её, Лару. И утверждать станут, что она их мальчику жизнь сломала!

Лариса бросила в чашечку пару кусочков коричневого сахара и надкусила бутерброд. Пора ставить жирную точку в их семейной жизни. Найти нормального мужчину, родить ребёнка, пока время не ушло окончательно и бесповоротно. Да хоть с Игорем замутить, пусть и без обязательств... А для этого нужно попасть на работу.

— Алиса! Вставай быстро! — закричала она. — Прекращай капризничать. Сколько можно?! С папочкой своим устраивай фокусы, а со мной не надо!

— Ну и что ты кричишь? — Алиса села за стол. — Я уже умылась и зубы почистила. Первым уроком у нас чтение, надо ответить, зря мы, что ли, с папой стихотворение учили.

***

Когда они наконец вышли из дома, времени на дорогу осталось совсем чуть-чуть. Лара попыталась вызвать машину, но десяти минут на ожидание у них не было. До школы рукой подать, вот они и пошли пешком, почти побежали. Когда перешли дорогу, Лара отпустила дочь, но не уходила, дожидаясь, пока та скроется за воротами школы, и крутя в руках телефон, чтобы сразу вызвать такси.

И всё было бы хорошо, Лариса успела бы на работу, но то ли день был не её, то ли судьба-злодейка решила поиграть, внеся свои коррективы. В тот самый момент, когда дочь скрылась из виду, Лару кто-то крепко схватил за локоть. Она испугалась, вскрикнула и обернулась.

— Доброе утро, Лара. — Перед ней стоял тот, кого она и не чаяла уже увидеть. — А ты совсем не изменилась, хотя девять лет прошло, как мы виделись в последний раз. Всё такая же красивая и молодая.

Лариса одёрнула руку, глянула в глаза человека, которого, как ей казалось когда-то, она любила. Однозначно, любила, столько ночей прорыдала в подушку после их разрыва, инициатором которого была она сама. Но дело не в этом. Вот сейчас смотрела она на него, и кроме нахлынувших воспоминаний, тёплых, острых, а потом жестоких, видела то, что видеть не хотелось: дочь была до жути похожа на него… Только этого ей сейчас не доставало!

А он не собирался уходить, стоял и смотрел, как будто считывал все её страхи и сомнения. А ещё он наверняка видел Алису. Нужно было что-то срочно предпринимать, чтобы отвлечь его внимание, если он успел рассмотреть дочку, но в голову ничего не приходило.

— Здравствуй, Костя, и до свидания. Рада была бы с тобой поболтать, но очень тороплюсь, на работу опаздываю. — Лариса старалась говорить так, чтобы дрожи в голосе слышно не было. — Извини.

Она попыталась уйти, но он снова схватил её за руку. Высокий, красивый, в лётной форме.

— Нам надо встретиться. — Его тон не допускал возражений.