Рыцарь в потускневших доспехах

Глава 1

Кристофер Стоун резко нажал на тормоза. Шины пронзительно взвизгнули и завертели гравий под колесами. Он повернул свой “ягуар” к стоянке на узкой дороге, ведущей к его ранчо. Клубы летней пыли покрыли его черную машину, заслонив от него заросшую тропинку, поднимавшуюся на холм к дорогой для него детской могилке среди деревьев. Скрылись из виду безлесные горы и белый дом Кристофера, взгромоздившийся почти на вершину холма и обращенный к сверкающему под солнцем Тихому океану.

От знаменитого отца Кристофер унаследовал внешность белокурого красавца-задиры. А от легендарной матери получил в наследство беспокойно тлеющую чувственность. У него были длинные рыжевато-золотистые волосы, а в знакомых всем и каждому темно-голубых глазах бушевал огонь. Он был выше метра восьмидесяти — загорелый, худой и мускулистый мужчина, проводящий много времени на свежем воздухе.

Критики утверждали, что ему не по силам сколько-нибудь серьезная роль, но Кристофер появлялся на экране бесчисленное множество раз. Он был самым высокооплачиваемым актером Америки. В пяти фильмах сериала “Сила Тигра” он играл Тигра — супергероя комиксов и видеоигр, никогда не расстававшегося со своей маской для соблюдения инкогнито. Тигра обожали миллионы мальчишек, но Кристофер не опасался, что его узнают, поскольку никогда не снимал маску перед фотоаппаратами.

Кристофер провел рукой по небритому лицу — он не беспокоился из-за щетины. Открыл дверцу автомобиля, откинулся на сиденье, и сухой жар пустыни охватил его. Вокруг возвышались дикие голые холмы. Лишь несколько его лошадей паслось на вершинах. Две белые лошади, отдельно от других, повернули свои великолепные головы в сторону Кристофера.

Он воззрился на них безо всякого интереса. Когда-то это ранчо служило ему излюбленным убежищем от Голливуда — с его суетой, необходимой для дальнейшей карьеры. Здесь он спасался от надоевшей публики, от бывшей жены Маргариты и от безумия собственной жизни. Теперь он возненавидел это место. Если бы он тогда не уехал из Лос-Анджелеса, Салли была бы жива.

Сегодня был бы ее четвертый день рождения.

Он вспоминал, как она училась ходить, цепляясь ручонкой за бортик бассейна Маргариты в Малибу. В бассейне плавало огромное количество ярких игрушек и ее любимые зеленая черепаха с пурпурным динозавром. А следующей картиной в его воображении было маленькое тело Салли, плавающее в темной воде.

Кристофер обхватил руками руль и закрыл глаза. Он обмяк и уронил голову на руки. Острая боль пронзила его, а руки и ноги будто налились свинцом. Галстук душил его. В костюме, словно в смирительной рубашке, он обливался потом.

Кристофер не мог заставить себя подняться на одинокий холм, к ее могиле, и прочесть имя, высеченное на камне.

Отчего мы не ценим то, что имеем? Почему он не может продолжать жить и сниматься в фильме “Сила Тигра-6”? И почему продолжает мучить себя?

Потому что виновен. Он должен был знать, как уберечь ее: ведь он и сам страдал оттого, что его родители были знаменитостями Голливуда. Они дали ему все — славу, богатство, прекрасное образование, — все, за исключением главного — внимания, любви и заботы. А намного ли лучше он сам как отец?

С сиденья рядом он взял четыре красные розы, обернутые в целлофан, и истерзанную матерчатую лошадку, которую любила Салли. Она называла ее Белой Лошадью. Кристофер вышел из машины. Медленно поднимался он по камням и выжженной зноем траве, пока не оказался у надгробия. Встал на колени перед ее могилой, четыре розы выпали у него из пальцев. Он хотел что-то сказать, но слов не было. И некому было их услышать.

Салли ушла. Он навсегда потерял ее.

Кристофер смотрел на огромное небо — бескрайний голубой океан. Он взобрался на вершину мира, но чувствовал лишь пустоту.

Вдруг за его спиной что-то хрустнуло, и он вскочил на ноги. Но никого не обнаружил среди ветвей, хотя знал, что за ним наблюдают недружелюбные глаза. Он оглядел холмы, но единственное, что увидел, — это слабый ветерок, колышущий бурую траву.

И тут из-за самого толстого дерева раздался голос Маргариты — угрожающий, свистящий шепот:

— Очень трогательно. Красные розы и Белая Лошадь. Тигр в сентиментальном настроении.

Ненависть и отвращение заполнили все его существо.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Она была и моим ребенком тоже.

— Когда это ты была настоящей матерью?

— Ты самый ужасный мужик, которого когда-либо создавал Бог!

Он мягко улыбнулся:

— Поэтому, должно быть, мы и подходили друг другу.

Маргарита вышла из тени на солнце. Она была одета в черное платье, которое оттенял белый жемчуг. Неистовое в гневе, скуластое кошачье лицо с раскосыми глазами тщательно загримировано. Волосы цвета воронова крыла зачесаны назад и стянуты узлом.

Ее глаза жгли его темной, горячей, дьявольской силой. Он видел отблеск солнца на стволе пистолета, направленного ему в сердце. Ее всегда отличала неуравновешенность и непредсказуемость. Она могла нажать курок так же легко, как и закурить очередную сигарету.

На бурой земле розы походили на капли крови. Безжизненная пустота окружающего пейзажа отражалась в его сердце, в его душе. Он был скорее мертв, чем жив.

Не сводя глаз с пистолета, Кристофер медленно поднялся.

Если бы только она смогла!

Он шагнул к ней. Его голубые глаза дерзко вспыхнули, а губы тронула надменная ухмылка.

— Ты сумасшедший!

— Еще одна добродетель, свойственная нам обоим.

— Остановись! — взвизгнула она. Но он не обратил внимания на ее предостережение, и ее руки задрожали.

— Ну, давай! — Его голос звучал твердо и гневно. — Освободи меня от моей печали. Ты ее виновница. Прикончи меня — как ты прикончила нашу дочь.

Глаза Маргариты наполнились слезами. Пистолет в ее руке дрожал. Ее указательный палец дрожал на курке. Она колебалась, отступая от него и неловко пошатываясь, а потом отбросила пистолет в сторону.

И упала на колени:

— Ты знал, что я не смогу.

— Нет, не знал.

Насмешка в его низком голосе была подобна искре, упавшей на динамит:

— Ну, давай. Подними пистолет. Застрели меня.

Она все еще стояла на коленях — с лицом, перекошенным от ярости и отчаяния. Кристофер нагнулся, чтобы поднять пистолет.

— Ты всегда так самодоволен! И всегда готов обвинить меня во всем, — начала она. — А ведь это не только моя вина!

— Если тебе легче от этого, можешь считать и так.

С пронзительным визгом она набросилась на него:

— Ты разрушил и мою жизнь! — Она принялась колотить его кулаками в грудь. Ее длинные красные ногти царапали его лицо. — Я тоже любила ее! Я, я…

Он заломил ее руки за спину и держал их так до тех пор, пока она не разразилась рыданиями.

Он смотрел на ее безутешное, залитое слезами лицо и сквозь туман собственных бурных эмоций разглядел ее горе — такое же глубокое, как и его.

Он ненавидел ее.

Но как можно ненавидеть это несчастное сломленное существо? Кристофер изумился тому, что ничего не чувствует — совсем ничего. Вся горечь от их неудачного брака с Маргаритой и ее роли в гибели их ребенка улетучилась. Впервые страдания Маргариты затронули какие-то струны его души.

Маргарита стала для него козлом отпущения, на котором он мог сорвать чувство собственной вины.

— Той ночью я думала, что она в своей кроватке, — не признавала себя виновной Маргарита.

Кристофер схватил ее и принялся трясти так сильно, что из ее волос выпала черная лента и упала на землю рядом с розами. Он ничего не желал слышать об этом. Ее слова вернули ужас происшедшего тогда, и он с трудом справился с дыханием. Он хотел выбранить и обвинить ее — как обычно.

Однако это было бы чересчур просто.

— Произошел несчастный случай, — наконец выдавил он, помогая ей подняться. — Ничего нельзя было сделать.

— На самом деле ты не веришь в это.

— Верю. Я знаю, что говорил и делал чудовищные вещи в отношении тебя. — Он колебался. — Прости. Мы не можем вернуться назад. Салли больше нет. Другого шанса у нас не будет.

Непонятно отчего, но его слова, казалось, вызвали в Маргарите новые эмоции. Ее губы зашевелились, но с них не сорвалось ни звука. Отчаяние все еще не отпускало ее.

— В чем дело?

Глаза Маргариты расширились, и она глубоко вздохнула. Слезы смыли косметику с ее лица. Кристофер коснулся ее щеки. Ее рука обхватила его руку и надолго повисла на ней.

— Ты не виновата, Маргарита. Мне следовало быть там в ту ночь. Я виноват во всем.

Она посмотрела на него так, как никогда раньше не смотрела.

— Ты не понимаешь, — прошептала она. Ее лицо дергалось, отчего — он не догадывался. — Да и не можешь понять.

Она отвернулась от него и побрела, спотыкаясь, вниз с холма.

…Одной рукой ослабляя узел галстука, другой Кристофер крепко держал руль. Он мчался по пустынной дороге в Малибу. Что сейчас могло понадобиться Маргарите? Разве на прошлой неделе они не обсудили все на ранчо? Единственное, что он мог предположить, — это деньги. Все всегда хотят от него денег.

Он гнал машину с такой яростью нетерпения, что не замечал ничего вокруг. Кондиционер шумел, а магнитофон громыхал слишком тяжелым роком. Кристофер нервно поднял трубку радиотелефона и вызвал своего агента.

— К сожалению, мистер Фаязано сейчас на конференции, — ровным голосом ответила секретарь Кэла.

Те, кто что-то значит в шоу-бизнесе, не берут трубку сами.

— Кто звонит и что передать, сэр?

— Кристофер, — машинально ответил он.

— О, мистер Стоун. — Голос стал медовым. — Я немедленно свяжу вас.

Как обычно, появление Кэла на линии сопровождалось шумом.

— Где тебя черти носят? Когда ты собираешься заехать ко мне по поводу “Тигра-6”?

— Я еще не читал сценарий.

Одной рукой Кристофер повел свой “ягуар” на обгон несущегося “кадиллака”, водитель которого бешено засигналил.

— Работа — лучший способ забыть твою дочурку.

Кристофер услышал, как Кэл набивает трубку, и сказал его секретарю:

— Передайте ему, что я перезвоню. Кристофер нажал на газ. “Фольксваген”, забитый тинэйджерами и досками для серфинга, тащился перед ним, не пуская на обгон. Кристоферу пришлось притормозить.

— Черт побери.

— Что?

Голос Кристофера прервался:

— Я не хочу забывать Салли. Понял?

— Год — чертовски много для актера… — Кэл говорил угрожающе. — Даже звезда, подобная тебе, выходит из бизнеса. Честолюбивые парни помоложе ежедневно устремляются в Голливуд. Звезды быстро гаснут. Ты неважно выглядишь, парень.

Неожиданно для себя самого Кристофер бросил взгляд в зеркало заднего вида. Ему не понравилось то, что он увидел.

— У меня была плохая ночь, — пробормотал он.

— Полтора года плохих ночей. От быстротекущей жизни не уйдешь, парень.

Впереди показались три гаражные двери вытянутого в длину розового дома Маргариты, и Кристофер быстро перестроился в другой ряд движения, оттеснив “кадиллак”. Он остановился перед фасадом ее гаража для трех машин. Водитель “кадиллака” нагнал его, громко сигналя, крутя пальцем у виска и грозя кулаком, но Кристофер не обратил на это внимания. Его поглотили собственные переживания при виде розовых стен перед ним.

За этими стенами он жил с Салли и Маргаритой до своего ухода.

— Пока, Кэл.

— Подожди минуту…

Кристофер хлопнул телефонной трубкой, вышел из машины и направился к железным воротам. Сквозь облупившуюся краску проступала ржавчина. Мертвые ростки бугенвиллеи оплели их решетку.

Маргарита не содержала дом в порядке — впрочем, то был его дом, а не ее. При разводе Маргарита взяла свою часть деньгами. Тогда она была чересчур взвинченна и отказалась выехать. Кристофер же был не в силах выставить ее, пока Салли была жива. А после смерти Салли он впал в оцепенение.

Домофон все так же не работал. Он ударил кулаком в звонок и прислонился к стене.

Никого.

Черт! Он зазвонил снова, а затем стукнул ногой по стене. Поднял камень и бросил его на дорожку. Затем вернулся к стене, подтянулся и крикнул — однако тут же вспомнил, что экономка не говорит по-английски. Но едва он попытался крикнуть по-испански, как вышла служанка, чтобы отпереть ворота.

Она не потрудилась взглянуть на него:

— Calmate. Ahora vengo [1].

Констанция была низкорослая, толстая и угрюмая, как всегда. Он кивнул и хмуро проговорил, опустив глаза:

— Buenos dias [2]!

Она никогда не любила его. А по телефону всегда притворялась, что не понимает. Сегодня она поправила его, пробормотав себе под нос:

— Tardes [3].

— Да какая разница — день или вечер? Она выразительно посмотрела на него:

— Nada [4] — для такого мужчины, как вы, сеньор.

Повернулась и, переваливаясь, поплелась к дому, в то время как он воззрился на ворота, понимая, что ему придется самому открыть их.

Когда он перепрыгнул через неубранную черепицу, догоняя ее, розовый искусственный мрамор окружил его, как тюремные стены. Он видел сорняки в цветниках и грязь в фонтанах. Констанция вела его через внутренний дворик и деревянные двери ручной работы, которые Маргарита выискала в руинах монастыря Сан-Мигель де Альенде.

В доме Кристофера охватила паника. В горле у него пересохло. Он задыхался и еще больше ослабил узел галстука.

Нигде не горел свет. Лишь блики от океана пробегали по просторным пустым комнатам. Только извечное уныние подстерегало в каждом углу.

Маргарита продала лучшие картины и мебель. Теперь стены и розовый ковер были “украшены” одними безобразными пятнами освободившегося места. Маргарита не рассталась лишь с дешевой розовой атласной кушеткой с липкими позолоченными подлокотниками. И с зеркалами — массивными монстрами в позолоченных рамах: ей нравилось вертеться перед ними.

Но хуже всего в доме было молчание. Напрасно он снова приехал сюда. Кристофер подошел к окну, и это стало второй ошибкой.

За террасами и бассейном ослепительно сверкал Тихий океан. Глазам Кристофера предстал пустой бассейн в форме сердца. Однажды ночью, когда Маргарита принимала любовника, его маленькая дочь шагнула во сне в этот бассейн — и утонула.

Сегодня там ничего не плавало — только мертвые листья на водной глади. Зачем он согласился расстаться с Салли ради фильма “Сила Тигра-5”, снимавшегося в Австралии? В тот роковой уик-энд, будь он в Лос-Анджелесе, он бы забрал ее отсюда. У него сдавило горло, словно рука великана пережала доступ воздуха. Он отвернулся.

Ее голос застиг его врасплох:

— Не думала, что ты приедешь. — Маргарита улыбнулась:

— Можешь идти, Констанция.

Как мелодичен испанский язык, подумал он.

Маргарита опустилась на отвратительную розовую, кушетку и сделала фальшивый театральный жест, приглашающий его сесть рядом. Она считала себя актрисой, хотя почти никогда не работала. По Голливуду шатается множество безработных крадоток, называющих себя актрисами.

На Маргарите был облегающий, ярко-красный, как у цыганки, костюм. Свои черные волосы она убрала в такого же тона чалму. Тяжелые золотые серьги свисали до шеи. В одной руке она держала что-то, напоминающее документ.

Он с усилием опустился рядом:

— Зачем ты попросила меня приехать? Маргарита сжала свои длинные тонкие пальцы, сверкающие кольцами.

— Опять из-за денег?

Она покраснела, а затем ответила ему одной из слишком светлых своих театральных улыбок:

— Нет.., и да…

Запахло серьезной проблемой. Повисла долгая пауза. Он напряженно ждал, положив ногу на ногу.

— Кристофер, я совершила нечто ужасное по отношению к тебе.

Он отодвинулся от нее на край кушетки. Маргарита была бледна. Их перемирие, достигнутое на ранчо, заставляло удерживать равновесие. Что он мог ответить на это, не оскорбляя ее?

Она неуверенно смотрела на документ. А потом осторожно положила листок на низкий стеклянный столик и разгладила его.

— На ранчо ты сказал, что у нас не будет другого шанса.

— Заметь, я ни в чем тебя не обвиняю. Больше он не мог оставаться в доме ни секунды. И, взяв себя в руки, встал.

— Подожди… — Она потянула его за рукав. — Ты всегда так нетерпелив, Кристофер. Мне тяжело говорить.

Он сел и, глубоко вздохнув, стал смотреть на розовый искусственный мрамор потолка.

— Мне многое следовало делать иначе, — проговорила она. — Я.., я все делала не так. Не так любила тебя. Ревновала тебя к собственной дочери, потому что ты любил ее, Кристофер. Из-за меня ты перенес ужасное несчастье.

Опять! Он не мог вынести бесконечных напоминаний о Салли.

— Мы оба совершили немало ошибок, — мрачно возразил он. — Нет необходимости плаксиво и детально перечислять все и вся. Бесполезно — ведь мы не в силах ничего изменить.

— Мы можем…

— К чему ты клонишь?

Она подняла со стола листок и подала ему. Кристофер взял хрустящий листок, развернул его и быстро пробежал глазами текст. Это было свидетельство о рождении какого-то ребенка, родившегося за год до их с Маргаритой свадьбы. Хотя имена матери и ребенка ни о чем не говорили Кристоферу, его сердце глухо застучало. Он снова озадаченно взглянул на Маргариту:

— Документ имеет отношение ко мне? Маргарита наклонилась к нему. Ее темные беспокойные глаза смотрели куда угодно — только не на него. Дрожащими пальцами она поднесла к губам сигарету и протянула ему зажигалку.

Он покорно высек огонь. Пламя коснулось конца ее сигареты. Она погрузилась в розовую подушку и глубоко затянулась.

— У нас есть другой ребенок.., другая дочь… Она родилась до Салли. Шесть лет назад, когда я жила в Техасе.

Глухие удары в его пересохшем горле участились.

— Ты сошла с ума. Скажи, что это ложь. Она закрыла глаза.

И, глядя на сигаретный дым, окутывающий ее все еще бледное лицо, он понял, что это правда.

— У нас есть другой ребенок.

В напряженной тишине комнаты фраза Маргариты повторялась подобно безжалостному рефрену — в унисон с жестоким сердцебиением Кристофера. Он смял документ, едва не разорвав его, когда она принялась аккуратно высвобождать бумагу из словно парализованных пальцев бывшего мужа.

— Она что, тоже умерла? — хрипло выдавил он наконец.

— Нет, она жива.

Кристофер облегченно вздохнул.

— Слава Богу!

— В больнице, где она родилась, я лежала под чужим именем. И выдумала имя отца. Я сказала адвокату и приемным родителям, что настоящий отец умер.

— Наверное, тебе очень хотелось моей смерти.

— Я не смогла бы взять ее. Я думала, что мы разойдемся. Ты тогда уехал в Южную Америку сниматься в “Силе Тигра-2”. А я не знала, что беременна, когда ты уехал.

Их разговор казался ему нереальным. Словно не он сейчас в этом доме ночных кошмаров слушал историю сумасшедшей, сидящей рядом.

— Но почему ты раньше ничего не говорила мне? — прозвучал его голос откуда-то издалека — Я пыталась позвонить тебе в Южную Америку, но ты не отвечал на мои звонки. Я и вправду думала, что ты ушел навсегда. Я была в отчаянии. И не хотела растить ребенка одна. А когда ты в конце концов вернулся, я уже подписала документы ее приемным родителям. Мне было так стыдно.

Я не могла заставить себя рассказать тебе о нашей дочке, когда отношения между нами наладились.

— Наладились — Он иронически скривил губы.

— Я боялась снова потерять тебя. Я думала, что у нас будут другие дети, и я смогу забыть первого ребенка. Поэтому и забеременела Салли. Но появление Салли лишь вернуло боль потери первого ребенка. Я ревновала тебя к Салли, ты мог ее любить Я чувствовала себя такой виноватой.

Но еще больше винила во всем тебя.

Пораженный, он смотрел на огонек ее сигареты. Многое стало ясно то, что она не испытывала к Салли материнских чувств, ее депрессия, ее необъяснимые негодование и ревность.

Он уронил голову на руки.

Ничто из того, что они сделали друг другу, больше не имело значения. Только этот ребенок.

Волна новой отцовской муки разрывала его изнутри. Еще одна дочь. Неужели она тоже потеряна для него?

Наконец он поднял глаза — в опустошенные, темные раскосые глаза бывшей жены — Кристофер, ты не представляешь, каково мне было держать это в тайне.

Он с трудом заставил себя не повысить голос.

— Почему же ты рассказываешь мне об этом сейчас?

— Потому что это все время преследовало меня — Она нервно улыбнулась своей деланной светлой улыбкой, стряхивая пепел в пепельницу — Мне давно следовало рассказать тебе.

Разглядывая ее сигарету, Кристофер не позволил себе говорить Она с легкостью продолжала.

— Я покидаю твой дом И продолжаю жить.

— Что для тебя так же просто, как раньше, — констатировал он.

— Я не могу иначе У меня не такая сложная натура, как у тебя — Она, казалось, заколебалась — Предстоят расходы.

— Итак, снова о деньгах — по традиции? — В его твердом голосе послышались жестокие нотки — Ты решила приберечь пикантную новость — чтобы побольше взять за нее?

Она отшатнулась от него — Почему ты всегда такой гадкий? Темные животные инстинкты взыграли в нем. Его глаза сузились Он сжал руки в кулаки Но, когда начал говорить, его голос оставался спокойным.

— Сколько тебе нужно?

Она улыбнулась. И, разглядывая его, поднесла к губам сигарету.

Он долго смотрел в красивое лицо пустой неврастенички, которая когда-то обладала над ним пленительной властью. Женщина, на многие годы сделавшая его несчастным. Его изумило, что ее новость, которая произвела в нем эффект разорвавшейся бомбы, не вызвала никаких чувств к ней. Даже ненависть его к бывшей жене прошла.

Их страсть бушевала подобно разрушительному аду — до тех пор, пока последние дьявольские уголья не прогорели и их любовь не умерла. В холодной пустоте своего бывшего дома ему казалось невероятным, что он был так увлечен ею.

Наконец он свободен. Давным-давно он мечтал об этом — окончательно освободиться от нее. Но плата оказалась чересчур высока.

Кристофер вытащил чековую книжку. Маргарита назвала астрономическую цифру. При других обстоятельствах он сказал бы ей, что она сошла с ума. Но сейчас ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он подписывал чек. Ведь это было несравнимо со всем тем, за что он платил раньше.

— У кого моя дочь? — был его единственный вопрос.