Рыжая (ЛП)

Глава 11

Я подпрыгиваю, когда слышу машину Калеба на подъездной дорожке. Мы вместе уже пять лет, но у меня до сих пор в животе начинают порхать бабочки, когда он входит в комнату. Я стараюсь не выглядеть нуждающейся в нем, но, когда в замке поворачивается ключ, и он входит внутрь, я запрыгиваю на него. Мне нужно, чтобы он простил меня. Я постоянно существую словно в полумраке с тех пор, как он перестал улыбаться мне.

Я застала его врасплох, и он смеется, когда мой вес впечатывает его в стену. Я обвиваю его талию ногами, и мой нос прижимается к его. Мне хочется заняться с ним сексом так, как мы делали, когда впервые встретились, но первое, о чем он спрашивает:

— Где Стелла?

Улыбка сползает с моих губ. Ненавижу это. Откуда мне знать?

Я вздыхаю и соскальзываю вниз по его телу.

— Вероятно с «как-его-там-зовут».

Калеб хмурится, его губы сжимаются в прямую линию.

— Ты провела с ней хоть немного времени?

— Ага, — отвечаю я. — Я кормила ее сегодня, потому что нянь опоздал.

Его челюсти вздрагивают, когда он скрежещет зубами. Мышцы подергиваются. Я вздрагиваю.

Мышцы подергиваются… я вздрагиваю… они подергиваются… я вздрагиваю.

Я чувствую за собой право злиться. Не секрет, что матери полагаются на нянек, чтобы те заботились об их детях. В кругах, в которых я вращаюсь, это совершенно нормально. Почему он всегда заставляет меня так себя чувствовать?

Я закусываю нижнюю губу.

— Думаешь, Оливия была бы лучшей матерью, чем я?

На секунду в его глазах вспыхивает откровенный гнев. Он отворачивается, затем снова поворачивается ко мне и снова отворачивается, как будто не знает, признать тот факт или нет, что я произнесла ее имя.

Я хочу борьбы. Каждый раз, когда он смотрит на меня, будто я большое жирное разочарование, мыслями я возвращаюсь к Оливии. Для меня это как переключение передач: оно срабатывает, когда я вижу разочарования в глазах Калеба.

Неожиданно, я оказываюсь в этом волшебном месте, где отпускаю педаль сцепления, педаль газа идет вниз, и мои мысли мчатся к Оливии. Дерьмо. Эта. Сука. Какой властью она обладает над ним? Мне хочется врезаться в него, бить его кулаками по груди за то, что он всегда мысленно сравнивает меня с ней. Или я единственная, кто сравнивает себя с ней? Боже, жизнь такая запутанная.

Именно в этот момент в комнату заходит Сэм с ребенком. Гнев на лице Калеба растворяется, и вдруг он выглядит так, словно собирается заплакать. Я знаю этот взгляд; выражение облегчения — облегчения, что у него есть кто-то, кроме меня. Я разворачиваюсь и направляюсь в сторону двери.

— Куда ты идешь? — интересуется Калеб.

— Сегодня я провожу время с Сэмом, — отвечаю я, при этом избегая смотреть Сэму в глаза и хватаю свою сумочку.

— Пойдем, Сэмюель, — бросаю я. Я вижу, что он старается подавить улыбку, когда послушно склоняет голову и идет туда, где я жду его. Я выхожу за дверь и спускаюсь вниз по лестнице, прежде чем Калеб успевает что-то сказать. Я слышу, что они переговариваются за моей спиной, но я уже на полпути к машине Сэма и решаю, что, если остановлюсь, чтобы подслушать, это разрушит всю правдоподобность моих намерений. Калеб, вероятно, предупреждает его о моей склонности становиться агрессивной, когда напиваюсь. Сэм выбегает через минуту. Он молча открывает передо мной пассажирскую дверь, и я забираюсь внутрь. Он водит джип, тот, в котором нет крыши и настоящих окон. Я усаживаюсь в кресло и смотрю вперед. Я собираюсь уничтожить Оливию, найду ее и выбью из нее дерьмо за то, что она разрушает мою жизнь.

— Куда? — спрашивает Сэм, выезжая на дорогу.

— Звони своей развратной кузине, — говорю я. — Мы отправимся туда, где она.

Он приподнимает брови, но даже не трудится взять телефон.

— Она сегодня в «Матушке Готель» (Примеч. Матушка Готель — главная злодейка мультфильма «Рапунцель: Запутанная история»), — объясняет он. — Ты была там когда-нибудь?

Я качаю головой.

— Отлично. Это место как раз для тебя, — его джип резко вливается в поток движения, и я хватаюсь за ручку двери, чтобы удержаться. Это будет долгая поездка.

«Матушка Готель» — вовсе не мое место. Я громко сообщаю об этом, пока мы идем к двери. Вышибала с полудюжиной пирсингов на лице проверяет наши документы. Он оценивает меня взглядом, от чего моя кожа покрывается мурашками, и я хватаю Сэма за руку.

— Что, черт возьми, это за место? — шепотом спрашиваю я, когда мы входим в комнату, освещенную сиянием электрических огней.

— Кальянная, — информирует он, приподнимая брови. — Эмо-кальянная.

Я морщу нос.

— Зачем она пришла сюда? — я думаю обо всех стильных барах на Мизнер-авеню, всего в нескольких шагах от этой угнетающей крысиной норы.

— Она проходит через фазы, — объясняет он, кивая в сторону бармена. — В прошлом месяце это были чайные комнаты.

Сэм заказывает два мартини. Когда я беру свой, мне становится интересно, откуда он знает, что я пью мартини?

— Разве ты не собираешься прочитать мне нотацию о том, что у меня грудное молоко проспиртуется? — спрашиваю я, глядя на него поверх своего бокала. Он стонет и пытается забрать его у меня.

— Дерьмо, я забыл, — отвечает он. — Трудно вспомнить, что такая холодная мегера, как ты, на самом деле мать.

Я ворчу и отодвигаю бокал подальше от него. Туше.

Мы направляемся к столику, где сидит небольшая группа людей. Я вижу, как Кэмми оживленно вертит своей головкой, пока рассказывает историю. Когда она замечает Сэма, ее лицо озаряет улыбка… но затем она видит меня. Она быстро моргает, будто пытается избавиться от моего образа перед глазами. Я мило улыбаюсь и иду к ней. У этой суки есть информация об Оливии. Я наклоняюсь поцеловать ее в щеку. Мне нравится здороваться по-европейски.

— Сэм, — зовет она натянутым голосом, — Не ожидала, что ты приведешь… гостя. Она склоняет голову, как делают южные красавицы. Я бы отнесла ее акцент к техасскому.

— Первая вылазка после рождения ребенка? — спрашивает она меня.

Сэм бормочет что-то за моей спиной. Я оборачиваюсь, чтобы послать ему предупреждающий взгляд, и снова поворачиваюсь к Кэмми.

— Конечно, — отвечаю я. — Сэм был настолько добр, позволив мне прийти. Классный бар!

Я осматриваюсь вокруг, изображая интерес. Когда я смотрю на нее, замечаю, что она как раз заканчивает закатывать глаза.

Жестом она указывает на два свободных стула. Я занимаю ближайший к ней, и Сэм садится около меня. Она представляет всех сидящих за столом. Группа состоит из двух адвокатов, профессионального скейтбордиста, который пялится на грудь Кэмми, и лесбиянок в тату и пирсинге.

Весь следующий час я слушала их болтовню на самые скучные темы в мире. Я поигрывала с волосами и старалась не зевать. Сэм посмотрел на меня с изумлением и присоединился к их разговору. Дважды он заставал меня врасплох, спрашивая мое мнение о политике.

— Слушай, Сэм, — наконец произношу я, пока никто не слышит, — Ты не мог бы этого не делать?

Он улыбается.

— Просто стараюсь быть дружелюбным.

Как кто-то с таким количеством татуировок может знать что-то о политике? Я мыслю стереотипно? Очень плохо. Я наклоняюсь ближе к его уху, чтобы только он мог меня услышать. Кэмми хмурится.

Он гей! Мне хочется наорать на нее. И даже если бы он им не был, серьезно, меня не привлекают неряшливые мужчины.

— Я дам тебе сто баксов, если ты сможешь вывести всех отсюда, чтобы я смогла поговорить с твоей распутной кузиной наедине.

Сэм встает и хлопает в ладоши.

— Куплю всем по шоту, кроме Кэмми.

Кэмми закатывает глаза, но остается сидеть. Все следуют за Сэмом к бару, смеясь и похлопывая друг друга по спине.

Она выжидающе смотрит на меня, будто знает о моих намерениях.

Клянусь, я и эта сука говорим на одном языке… но с разными акцентами.

— Оливия Каспен, — говорю я. Ее лицо ничего не выражает. — Ты знаешь ее?

Ее губы изгибаются в улыбке, и она склоняет голову, признавая, что знает ее. Я чувствую, как в моей груди зарождается жар и вырывается наружу. Эмоциональный фейерверк, если хотите знать. Я знала это! Облизываю губы и вытаскиваю сигареты из сумочки.

— Вот откуда ты знаешь Калеба, — продолжаю я. Она кивает, на ее губах по-прежнему играет эта ужасная улыбка. Я вздыхаю и бросаю на нее взгляд из-под ресниц.

— Почему он любит ее? — я впервые произношу этот вопрос вслух, хотя размышляла над этим Бог знает сколько лет. Оливия привлекательна — если вам нравятся шлюхи. У нее чересчур густые волосы, а глаза широко поставлены, но я провела около нее достаточно времени во время следствия, чтобы узнать, как мужчины реагируют на нее. Она отчужденная, холодная. Загадка. Будь прокляты мужчины и их проклятая тяга к таинственности. Я никогда не видела, чтобы она улыбалась. Ни разу. Трудно поверить, что кто-то такой живой и теплый, как Калеб, мог испытывать чувства к эмоциональной зануде.

Кэмми смотрит на меня, пытаясь решить, что ей следует ответить. Я же гадаю, как хорошо она знает Оливию. До сих пор я не думала об этом, но теперь, может статься, что они с ней хорошие друзья.

В конце концов, она прочищает горло.

— Ну, она сука, как ты. Калеба всегда привлекал тип Круэллы Де Виль. (Примеч. Круэлла де Виль — главная антагонистка мультфильма «101 далматинец». Злая, жестокая и эгоистичная женщина с эксцентричными манерами.) Но, полагаю, если ты хочешь честный ответ… — она умолкает. На сцену выходит группа, и вокруг становится шумно. Я наклоняюсь ближе, с нетерпением ожидая ее ответа

— Между ними искры проскакивают, — сообщает она. Я резко отстраняюсь. Какого черта это значит? — Когда они вместе, словно ураган и торнадо встречаются в одной комнате — такое ощущается напряжение. Я не верила в банальное утверждение о родственных душах, пока не увидела их вместе.

Я слышала достаточно. Мне становится плохо. Я оглядываюсь в поисках водителя, но нигде его не вижу. Но Кэмми еще не закончила.

— Уверена, ты забеременела не случайно, — говорит она, выдергивая сигарету из моих пальцев и делая затяжку. Я моргаю, слишком заинтригованная, чтобы спорить. Откуда она может знать?

— Теперь у тебя есть парень… и ребенок. Ты выиграла. Так зачем ты интересуешься Оливией?

Я лгу ей, рассказывая, что хочу убедиться, что она ушла навсегда или какую-то подобную ерунду.

Она ухмыляется.

— Ты хочешь знать, почему он любит ее, Лия? — она делает ударение на моем имени. Я вздрагиваю.

Что за сучка.

Качаю головой, но маленькая блондинка умнее, чем мне казалось сначала.

Она гасит мою сигарету.

— Ты найдешь ответ на этот вопрос только у Калеба. Если бы я была на твоем месте, я бы забыла об этом. Иди и наслаждайся жизнью, которую ты украла для себя. Оливия не окажется на твоем пороге, рыдая, если ты переживаешь об этом.

Я чувствую, как вспыхивает мое лицо, когда вспоминаю о моменте, когда последовала за Калебом до квартиры Оливии. Это были секретная информация. Эта маленькая сучка, вероятно, ее лучшая подруга.

— Он не бросит меня, даже если она это сделает, — отвечаю я с большей долей уверенности, чем ощущаю на самом деле.

Кэмми приподнимает брови и пожимает плечами.

— Тогда почему ты беспокоишься?

Я тяжело сглатываю. Почему я беспокоюсь? Не то, чтобы я выросла в семье, в которой родители были безумно влюблены друг в друга. Мама вышла за отца ради денег, она неоднократно говорила мне об этом. У меня есть муж, так почему я растравляю свои раны?

— Я… Я не знаю.

— Невесело быть вторым сортом, не так ли? — она снимает с языка кусочек табака и растирает между пальцев. — Существует вероятность того, что ты ощущаешь, что достойна большего, чем брак, на который Калеб согласился из жалости, и, если это правда, то тебе стоит покинуть корабль прямо сейчас. Это всего лишь вопрос времени, но, рано или поздно, сага «Калеб и Оливия» начнется заново.

Ее слова жалят. Я ерзаю на стуле, когда боль пронзает меня.

— Я думала, ты сказала, что она двинулась дальше? — шиплю я.

— Да, и что? — Камми снова пожимает плечами. — Это история никогда не закончится. Она замужем, ты знаешь? Так что, технически, у тебя есть немного времени, чтобы заставить мужа влюбиться в тебя.

Мне не удается скрыть удивление. Она не вышла замуж за Тернера, я знаю точно. Он надорвал мне телефон, после того, как она порвала с ним, умоляя уговорить ее от его имени. Глупый Тернер.

После всего этого фиаско с амнезией, я проникла в ее квартиру и нашла письма от Калеба, датированные еще тем периодом, когда он учился в колледже. Я довольно быстро догадалась, что она его бывшая девушка, которая задумала украсть его у меня. Я шантажировала ее, чтобы она покинула город, и затем наняла частного детектива, который проследил за ней до Техаса. Один мой друг посещал ту же юридическую школу, что и Оливия, так что я позвонила ему, предложила ему билеты на Супер Кубок в качестве взятки, и БАМ! Следующее, что я узнала — они помолвлены. Удача! Тернер был лишь инструментом. Как женщина могла уйти от Калеба к такому недоумку выше моего понимания. В любом случае, я полагала, она навсегда ушла из моей жизни, пока Калеб не нанял ее, чтобы она стала моим адвокатом — и хорошо, что он это сделал, потому что она выиграла дело и спасла меня от десяти лет тюрьмы.

Я ничего из этого не рассказала Кэмми, чей южный акцент неожиданно заставил меня чувствовать себя некомфортно. Она ли тот друг, к кому Оливия переехала жить в Техас?

Между нами больше ничего не происходит, и именно в этот момент около нашего столика появляется Сэм. Я встаю, чтобы уйти. Кэмми больше не смотрит на меня, она целуется со скейтбордистом, который одной рукой обхватил ее грудь, а другую руку вытянул над головой, оттопырив мизинец и указательный палец.

Я с отвращением отворачиваюсь и следую за Сэмом к его машине.

— Получила ответы, которые тебе были нужны? — спрашивает он меня, пока мы едем.

Я с удивлением смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

Один уголок его рта приподнимается, и он слегка скашивает глаза в мою сторону.

— Она моя кузина и болтушка к тому же. Она рассказала мне о той девушке.

Я смотрю на него, открыв рот.

— Ты знал, что она была подругой Оливии, и не сказал мне?

— Это то, на что ты надеялась, не так ли? Ты хотела узнать, знает ли она ее?

Он прав, но я все еще зла.

— Я твой босс, — отвечаю я. — Ты должен был мне сказать. И, что ты за гей, кстати говоря? Ты должен любить сплетни и драму.

Он откидывает голову назад и смеется. Не смотря на поток плохих новостей, проносящихся в моей голове, я улыбаюсь. Может, он не так уж и плох. Я решаю перестать уговаривать Калеба уволить его.

Когда я оказываюсь дома, Калеб уже спит — не в нашей спальне, а на маленькой кровати в детской. Я проверяю запас молока в холодильнике, к счастью, его хватит на день или два — достаточно, чтобы мартини успел выветриться. Закатываю глаза. Калеб, вероятно, проверит мою кровь и уровень алкоголя, прежде чем позволит мне снова сделать отсос молока.

Я отправляюсь в кровать, все еще в своей одежде, и чувствую себя несчастнее, чем когда-либо.