Моя сестра была настолько красива, что глазам было больно смотреть на нее — и, Боже, именно этим я и занималась все свое детство. Она младше меня. Всего лишь на год, но все же. Довольно нелепо боготворить свою малышку сестру. Но было сложно не делать этого: в ту минуту, когда она входила в комнату, все взоры обращались к ней, будто из ее пор сочилась божественная волшебная магия. Долгое время я верила, что однажды, когда я достигну определенного возраста, волшебство коснется и меня — но мне не повезло. Я выглядела как тощая жердь со скобами на зубах, в кроссовках за тысячу двести долларов. Из-за Кортни мне хотелось умереть — особенно, когда она встречалась, а затем расставалась со всеми мальчишками, которые мне нравились. Но я никогда не злилась на нее за это. Мы были командой — Корт и Джо — пока Джо не решила, что она хочет быть Лией, и тогда мы стали Корт и Ли. Несмотря на нашу близость, когда мы стали старше, мы осознали пропасть, появившуюся из-за различий между нами. Наша дружба пошатнулась, когда мы учились в средней школе. Она променяла меня на девчонок из группы поддержки. Со своего места на открытой трибуне я наблюдала, как она заводит новых друзей, пока я сижу и выковыриваю хлеб из скобок на зубах и гадаю, почему у меня не начинает расти грудь.
Я не похожа на других членов своей семьи. У всех у них, за исключением моей матери, волосы цвета воронового крыла. Добавьте к этому фамильную черту Смитов — кожу оливкового цвета и зеленые глаза, и они напомнят вам об армии красивых греков. Я родилась рыжей: моя кожа, волосы и мой взрывной суетливый характер. Мать частенько напоминает мне, что я кричала целую неделю, после того, как они привезли меня домой. Она сказала, что, в итоге, у меня пропал голос, и можно было услышать, как воздух покидает мои легкие, когда мое лицо кривилось от криков.
Наша мама предлагала Кортни заняться всеми типичными для идеальных девочек делами — чирлидерством, участием в модельных показах и кражей парней у других девчонок. Мне же она, наоборот, предлагала сесть на диету, особенно в выпускном классе средней школы. Тогда я была несколько пухлой. Когда мне начали нравиться мальчики, я стала заедать свои огорчения и отказы кексиками «Крошка Дебби». Всего за пару месяцев из тощей жерди я превратилась в пухлого колобка.
— Ты очень об этом пожалеешь, — пожурила меня мать, когда обнаружила мой тайный запас сладостей. Я спрятала десяток коробочек с разными кексиками в старой рождественской коробке из-под попкорна в кладовой.
— У тебя и так рыжие волосы, теперь ты хочешь добавить к этому еще и фунты лишнего веса?
Чтобы усилить эффект от своего заявления, она захватила рукой складку жира у меня на талии и щипала до тех пор, пока я не вскрикнула. Она покачала головой.
— Безнадежно, Джоанна, — и затем она выбросила все мои кексики в мусорку.
Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Когда она увидела, что я стараюсь не заплакать, она слегка смягчилась. Может быть, когда-то и она была пухлой, с надеждой подумала я.
— Вот, — она открыла морозилку и бросила мне на грудь пакет замороженного горошка. — Когда появится желание устроить пирушку из вредных продуктов, лучше съешь это. Просто думай об этом, как о ледяном лек… представляй, что это мороженное, — когда на моем лице отразилось сомнение, она схватила меня за подбородок и заставила посмотреть на нее. — Тебе нравятся мальчики?
Я кивнула.
— У тебя не будет парня, если ты будешь есть кексы, поверь мне. Никому еще не удалось подцепить парня с помощью крошек кексов на щеках.
Я забрала пакет с замороженным горошком к себе в комнату и, скрестив ноги, уселась на полу. Уставившись на постер Джонатана Тейлора Томаса (Примеч. Джонатан Тейлор Томас — американский актер и кумир молодежи), я съела весь пакет, горошинку за горошинкой.
В некотором роде я была ботаником. Мне нравились мальчики, но мне также нравилась математика и физика. Но математика и физика не обеспечивали меня вниманием. Это была односторонняя, сухая любовь. Мне хотелось, чтобы окружающие смотрели на меня так же, как они смотрели на Корт. Я перекатилась на спину и жевала свой горошек. Мне он вроде бы даже нравился.
На следующий день я попросила Корт представить меня ее друзьям.
— Ты же насмехаешься над чирлидершами, — заметила она.
— Я больше не буду. Хочу нравиться людям.
Она кивнула.
— Ты им понравишься, Лия. Я вас познакомлю.
Корт пригласила меня на вечеринку с ночевкой, где должны были присутствовать все ее вечно хихикающие подружки. Несмотря на ее уверенность, я не понравилась ее друзьям. Тринадцатилетние сучки, на которых огромное влияние оказывали точки зрения их матерей. Почти каждое свое предложение они заканчивали словами «милочка» или «бесподобно». Я не хотела быть похожей на этих девчонок. Не хотела быть похожей на свою мать. Когда одна из них спросила меня, почему я зависаю с ботанами из математического кружка, я огрызнулась.
— Они беседуют на более интересные темы, нежели вы.
Та девчонка — Бритни — посмотрела на меня, как на что-то отвратительное. Она наклонила голову и улыбнулась мне. Я почти смогла представить как ее мать, одетая в кардиган, делает тоже самое.
— Она лесбиянка, — сообщила она всем в комнате. Все остальные девочки кивнули, как будто это было совершенно приемлемое объяснение моей странности.
Лицо Корт вытянулось. Она разочарованно посмотрела на меня.
— Я не лесбиянка, — возразила я. Но мой голос прозвучал слабо и неубедительно. Девочки уже поверили на слово Бритни. Все они уже избегали смотреть мне в глаза.
Я оглядела комнату, девчонок и их волосы, залитые лаком, губы, накрашенные розовым цветом, и громко выкрикнув «Да пошли вы!», стремительно убежала. Мне было слегка жаль, что я бросила тень на социальное положение Корт, но она справится с этим. Придя домой, она ворвалась в мою комнату и скрестила руки на груди.
— Зачем ты это сделала? — спросила она. — Ты просила меня помочь тебе, а затем повела себя, как идиотка на глазах у моих друзей.
Я покачала головой. Она издевается?
— Корт, это они такие. О чем ты вообще говоришь?
— Ты выставила меня в глупом свете, Лия! Ты такая эгоистка. Я устала от твоих проблем.
Она повернулась, собираясь уйти, но я прыгнула вперед и схватила ее за руку. Я поверить не могла, что она сказала все это. Похоже, они медленно воруют кусочки ее мозга и заменяют их другими, функционирующими гораздо хуже.
— Это нечестно! Ты моя сестра. Как можешь ты занимать их сторону? Бритни соврала всем. Ты же знаешь, что я не лесбиянка.
Кортни вырвала руку.
— Я не знаю этого.
Я в ужасе открывала и закрывала рот. Моя сестра — моя Кортни — никогда не разговаривала со мной подобным образом. Она всегда выступала на моей стороне. Я ощущала себя так, словно кто-то прожег дыру у меня в груди, так больно мне было.
— Ты мне все портишь, — сказала она, наконец. — Они мои друзья. Ты моя сестра. Мне не все равно, когда они говорят гадости о тебе. Просто, пожалуйста, забей на это и не открывай больше рот. Ты все мне усложняешь.
Я проглотила ответ и кивнула. Я могу сделать это ради нее.
После этого мы никогда больше не разговаривали о том, что случилось, но она очень долгое время странно вела себя со мной. Ее друзья не упускали случая похихикать, когда проходили мимо меня в коридорах нашей частной школы. А еще они распространяли слухи — рассказывали всем, что они застукали меня, мастурбирующей на вечеринке с ночевкой. Вот так, и Корт ни разу, ни слова не сказала в мою защиту. Да и я сама ни разу не произнесла ни слова в свою защиту. Я начала гадать, верила ли она им.
Несколько недель спустя все популярные ученики седьмого и восьмого класса стали утверждать, что я лесбиянка. Когда слухи, в итоге, достигли ушей моих родителей, они отправили меня в Библейский лагерь на все лето. Мне там понравилось. Там я познакомилась с сыном пастора и потеряла девственность в кустах за общей душевой. Домой я вернулась, убедившись, что предпочитаю мужчин. Конечно же, это не остановило слухи о том, что я лесбиянка, когда возобновилась учеба. Бритни не поленилась сообщить каждой девочке в своем и моем классе, что они не должны раздеваться передо мной в раздевалке. Парни пихали друг друга локтями в коридорах, фыркая от смеха и отпуская шуточки, когда я проходила мимо. Это было ужасно больно. И, что самое обидное — Кортни не упрекала их. Наша с ней связь исчерпала себя и распалась под жестоким руководством «королев старшей школы». В некотором роде, я привыкла к этому, полагаю, что все происходило точно так же, как дома, где родители придерживаются политики невмешательства относительно меня.
Я не высовывалась, встречалась с парнями из математического кружка, которые способствовали развитию моего интеллектуального уровня, а сама никогда не прекращала строить заговор против Бритни и ее лакеев. Я изменилась в тот год, и никто не заметил. Все они были слишком заняты изгнанием меня из общества, чтобы заметить, что у меня появилась грудь третьего размера. Я научилась делать укладку и макияж. Похудела, утратив детскую пухлость.
В том же году обе — моя сестра и Бритни — запали на одного парня по имени Пол. Они обе хотели его. Чтобы спаси свою дружбу, обе девочки отреклись от него в эмоциональном порыве, настаивая, что ничто — особенно какой-то парень — не может встать на пути их дружбы. Бритни продержалась месяц, прежде чем переспала с ним. Моя сестра была раздавлена. Мне не нравилось видеть, что Кортни плачет. А она занималась этим целых две недели, а в один из дней я даже застукала ее в ванной с пузырьком со снотворным.
— Только не из-за парня, Кортни, — сказала я, выхватывая пузырек из ее пальцев. — Серьезно, когда ты успела стать такой слабачкой?
Она беззвучно расплакалась, пока смотрела на меня, под ее глазами отчетливо были видны синяки. Я поняла, что она, наверное, всегда была слабой. Она противостояла нашим родителям, когда речь шла обо мне потому, что они оказывали предпочтение ей. Пренебрегать родителями вовсе не мужественный поступок, если они ни разу не подняли голос на тебя. Я отвела ее в ее спальню и уложила в кровать, подоткнув одеяло. Затем я забралась и легла рядом с ней, чтобы можно было следить за ней.
На следующий день я подкараулила Бритни возле ее шкафчика. Она официально считалась девушкой Пола, и теперь, когда она порвала отношения с моей сестрой, мне больше не нужно было молчать.
— Ты никудышная шлюха, знаешь это? — я ткнула ее в ключицу для большего эффекта.
Пол ждал ее в нескольких метрах от нас.
Бритни посмотрела на меня и отбросила мою руку в сторону.
— Эу! Не прикасайся ко мне, лесбиянка, — прошипела она. Я проигнорировала ее и обратила свое внимание на Пола. Я все спланировала. Пол стоял и улыбался. Я видела, как в его маленьком недоразвитом мозгу рождаются слова «драка цыпочек». Несколько человек собрались вокруг нас, чтобы посмотреть, что происходит.
— А ты, — сказала я, глядя на Пола. — Тебе понадобится это… — я швырнула ему презерватив. Пакетик отскочил от его груди и приземлился между его кроссовок. Он посмотрел на меня, затем на красный квадратик у его ног. — У нее герпес, ты, придурок.
Выражение, появившееся на его лице, стоило каждого комментария Бритни о том, что я лесбиянка, которые она распространяла последние два года. Перед тем, как уйти, я бросила взгляд на Бритни. Ее лицо стало пепельно-серым. Не предполагалось, что я узнаю про герпес. Стены в моем доме очень тонкие, а она не один раз оставалась на вечеринку с ночевкой у моей сестры.
Уничтожение репутации Бритни, как и уничтожение моей, стало инструментом, который был необходим, чтобы ослабить мои оковы. Я начала с Бритни, а вскоре переспала с парнями всех девушек. Мне нравилось то, с какой легкостью я могла заставить парней последовать за мной, просто намекая им на секс. Мне нравилось, как их девушки приходили в школу с опухшими, красными от слез глазами, после того, как они узнавали, что их парни изменили им.
Я не присоединилась к кругу популярных девушек, как моя сестра, я была выше их ранга. Я взлетела высоко и не планировала останавливаться.