Рыжее наказание в подарок

Глава первая

– А… Демь… Ян… – выдыхаю я с каждым толчком.

Тяжелая грудь мягко раскачивается в такт.

Сильные руки крепко держат меня за бедра, пока каменный член работает на глубине. Погружаясь в меня до конца, он давит на что-то настолько сладкое внутри, что мне кажется, я не выдержу больше ни секунды.

Плавно скользя во влажной норке, толстый ствол лишает меня всякой воли.

Он снова меня подчиняет. Суток не прошло, а я уже в который раз натянута…

За два дня до этого

– Жень, выручай!

– Теть Тонь, не могу. Сил никаких нет, – продолжаю отказываться я, вынимая иглу из мягкого места соседки. – Учеба, подработка, я валюсь с ног. И так до тридцать первого снегурю.

Для убедительности киваю головой в сторону белой шубки с серебристыми звездочками на отторочке.

– Да один денек всего, – уговаривает меня тетя Тоня. – Больше до нового года не надо, а там я отлежусь и сама выйду.

– У меня каждая свободная минутка на счету. Я мечтаю хоть немного поспать. Объясните вы своему нанимателю все, как есть. Не зверь же он. Все поймет.

– Да понять-то поймет, но подводить не хочется. Где найти замену так срочно? Чтоб и покормить смогла, и укол при необходимости сделать, и массаж…

Видя, что я все равно колеблюсь, Антонина Ивановна добивает бедную студентку:

– Хорошие деньги за работу на дому. Твои будут, ну?

Тетя Тоня работает в агентстве «Уютные услуги». Ее нанимают, когда за кем-то из стариков, нуждающихся в медицинском присмотре, а по большей части в общении, некому приглядеть неделю-две. Дети там в отпуск укатывают, или еще чего. Ну, считай приходящей сиделкой работает.

Я точно знаю, что в агентстве хорошо получают, и обращаются туда люди небедные. А мне хочется на новый год подарить себе новенький смартфон. На остальное я вроде и так заработаю, а телефон – это уже роскошь. Я себе третий месяц отказываю. Вроде как и с треснутым экраном нормально работает. Но ведь хочется же.

– Не знаю, теть Тонь. Я ж все-таки пока без высшего медицинского…

– Да зачем там высшее медицинское? Ты ж сестринское дело закончила.

Да. Закончить-то закончила. А теперь вот захотела дерматологом стать, а кто будет мои хотелки оплачивать? Вот кручусь-выкручиваюсь.

– Ладно, – с тяжелым вздохом соглашаюсь я. Жаба, как обычно, побеждает. – Когда нужно-то?

– Вот спасибо, вот от души. Выручила. Я тебе адресочек напишу и ключи дам.

– А ключи мне зачем? – настораживаюсь я. – Там, что, лежачий?

– Нет, вполне ходячий, только нога в гипсе. Скоро снять должны, прям на днях, но пока ему тяжко на костылях по огроменной домине.

Ну, дедкам на костылях и в пятнадцати квадратных метрах тяжко. Это понятно.

– Ладно, теть Тонь, – укладываю я медицинский инвентарь в аптечку. – Я побегу, а ты лежи и не пляши, а то опять спину прихватит. Вечером или я загляну, или ты заходи с адресом и ключами.

И, подхватив снегурочью шубейку на рыбьем меху, я несусь в ближайший торговый центр, где в таком виде надо раздавать что-то там.

Весь день наперекосяк.

Я с утречка решила свои русые волосы оттенить хной. Кто ж знал, что воду отключат на целый час. И как я не смывала потом в семи водах, теперь я цвета бешеного апельсина. И ведь знаю, что смоется, но хна… Это я месяца два вылинивать буду до адекватной расцветки.

Видали ли вы раньше Снегурочку с костром на голове?

Я как высушилась да на себя посмотрела в зеркало, чуть не расплакалась. Вроде и идет мне, только я на себя не похожа. Девица какая-то шальная.

И как в воду глядела.

Не только я себя не узнаю, но и парень мой университетский, Леша Колчин меня не признает.

Уставшая стоять два часа на ногах возле стойки с нарезанным лукумом, я расцветаю, увидев, как он идет ко мне размашистыми шагами. Только Леша смотрит не на меня, а на Лену Сафронову, спешащую к нему из отдела женского белья. Встречаются они ровнехонько перед моей стойкой и на виду у меня лобзаются так, что аж тошнит, а мне только и остается глазами хлопать и провожать их взглядом, когда они топают в сторону кинотеатра с мягкими сиденьями.

Я даже не сразу понимаю, как я к этому отношусь.

Настолько я вымоталась.

В голове возникает дурацкая мысль: «Лучше б я раньше узнала, не стала бы подарок покупать». Тьфу. Хорошо хоть к телу допустить не успела.

К вечеру я едва волоку ноги домой. Настроения новогоднего и так нет, да еще и это прозрение.

И просвета не видно.

После новогодних праздников, которые превратятся в каторгу, наступит сессия, а потом последний семестр. Диплом писать надо.

Когда ж я отдохну?

С завистью поглядываю на вываливающихся из ресторанов смеющихся людей. У кого-то корпоративы, а кому-то эти корпоративы еще работать. Все кажется мрачным, неуютным. Снега нет почти, темно и грязно. Новогодние украшения, развешанные на столбах, выглядят жалко и нелепо.

Глава вторая

Я вылезаю на конечной остановке в некоторой растерянности. Кругом ни шиша. Только лес.

Перед тем как спуститься по ступенькам старого автобуса, похожего на аквариум, я спросила у водителя, туда ли я вообще приехала, и он сказал, что мне километра три вон по той тропинке.

Три километра по колено в снегу?

Очешуеть!

Зря я все-таки не послушала совета Антонины Ивановны и не взяла такси. Денег пожалела.

Это в городе выпавший за ночь снег уже испачкался и растаял, расползаясь знаменитой новогодней грязюкой. А за городом, как в песне, зима.

Делать нечего. Все равно обратно я смогу уехать только вечером.

Кабы не щипучий морозец, я бы восхитилась ветвями, облепленными снегом, склоняющимися красивой аркой как раз над тропинкой, и белыми шапками на елях. Но даже те пять минут, что я трачу на тоскливое провожание взглядом неуклюже развернувшегося автобуса и кислый осмотр местности, дают понять, что стоять и восхищаться – сейчас не ко времени, пальцы ног уже подмерзают.

Делать нечего, двигаю в указанную сторону, и те самые красивые издалека ветви являют свое коварство. С пушистых лап сыплется снежное крошево и прямо мне за шиворот.

Блин.

Топаю по хрустящему снегу в бело-голубую глубь, ежесекундно проваливаясь в наметенные сугробы и черпая полные сапоги.

Через двадцать минут прогулки с нагрузкой, я набредаю на хорошо укатанную лыжню с собачьими следами вдоль нее, и жить становится немного легче. Точнее, становится легче идти. А так я по-прежнему взопревшая, со снегом в сапогах и покалывающим от мороза носом. Только теперь мне еще и пить хочется.

Воды я взять с собой естественно не додумалась, зато у меня в кармане пуховика есть мандарин. Это даже символично. Хвойный дух, лесная свежесть, незамутненная запахами города… Как в детстве.

Только я бы лучше дома под одеялком отлежалась.

Замерзающими пальцами на ходу чищу оранжевый шарик, и от аромата цедры, рот наполняется слюной. Хочется горячего сладкого чая и почему-то бутерброда с селедкой. И смотреть на развешанные на окнах гирлянды, считая каких огоньков больше – синих или красных.

А не вот это вот все.

И мандарин уже слопан, а я все иду.

У меня закрадывается подозрение, что могу заблудиться, и когда паника уже начинает точить об меня свои коготки, я, наконец вижу впереди забор.

Ну слава тебе, яйца.

Вообще, нехреново дед забрался.

Что ж он так далеко от цивилизации-то? А если сердце прихватит?

Подойдя ближе, радуюсь, что это тот самый дом, что мне нужен, ибо на нем есть даже номер и название улицы, что вызывает у меня нервный смешок. Улицы? Серьезно? Я покрутилась вокруг себя. По-прежнему, глухая лесная опушка, лишь вдалеке над деревьями виднеется столб жидковатого серого дыма. Скорее всего, кто-то баню топит.

Нащупав в кармане холодную связку ключей, я атакую калитку и, открыв ее, в испуге отпрыгиваю назад. Мне требуется несколько минут осознать, что ничего страшного не происходит, просто с той стороны к ней была прислонена лопата, которая, когда я дернула ручку на себя, полетела на меня, целя черенком прямо в глаз.

С колотящимся сердцем подбираю инвентарь. А тяжелая какая!

Хороша была бы Снегурка с бланшем под глазом.

Мысленно матеря несознательного владельца за разбросанные вещи, я пристраиваю лопату у ворот.

Вторым сигналом от вселенной, что не стоило мне приезжать, становится ручка швабры, чуть не тюкнувшая меня по лбу, когда я тяну на себя входную дверь.

Строго говоря, я не ожидала, что она открыта, и швабра падает рядом, а не мне на голову только потому, что, дернув слишком сильно легко поддавшуюся дверь, я по инерции отступаю назад.

В этом доме мне определенно не рады.

Надо позвать хозяина.

Сейчас только выдохну.

Убрав с дороги еще одно оружие домохозяйки, я проникаю в дом, боязливо оглядываясь по сторонам. А ну как еще что-нибудь свалится?

Вроде обходится, и я с наслаждением снимаю сапоги, разминая окоченевшие пальцы ног, и расстегиваю пуховик, под который тут же проникает тепло хорошо натопленного дома.

За шуршанием капюшона я упускаю появление нового персонажа в прихожей, если так можно назвать длинное помещение, которое, похоже, идет вдоль всего дома.

Догадываюсь я, что что-то не так, по усилившемуся влажному запаху дерева и бергамота.

Вскинув глаза, я застываю ошалев.

На дальнем конце прихожей, судя по всему в дверях домашней сауны, стоит обнаженный Адонис, увлеченно вытирающий волосы полотенцем.

Я тут же пялюсь туда, куда хорошие девочки никогда не смотрят.

Прежде чем я успеваю себя остановить, у меня от смущения вырывается:

– В этом доме хоть что-нибудь стоит, как надо?

– Что? – уставившись на меня, рычит голый перец.

Ой. Кажется, меня поняли превратно…

Глава третья

– Здравствуйте… – нервно сглатывая, говорю я, вспомнив про вежливость.

Глаза никак не хотят оторваться от мужского достоинства в обрамлении темных волос. Увесистый мешочек под ним тоже… э… достоин.

Я не стесняшка. Медсестры еще и не такое видят, но меня смущает, что под моим взглядом член подрагивает и наливается.

И все равно пялюсь.

Вижу, что рука с полотенцем опускается к бедру, но нудист и не думает прикрываться.

– Ты кто такая? – требовательный голос, подсказывает, что передо мной прирожденный диктатор. Ну или часть диктатора.

Во рту сохнет, облизываю губы, и словно в ответ на это, член дергается и еще немного приподнимается.

– А… э… я…

Нет, так невозможно разговаривать!

Если он не хочет занавесить свои заманчивые игрушки, это сделаю я!

Я стаскиваю с вешалки первую попавшуюся куртку и делаю стремительный рывок вперед, чтобы прикрыть это безобразие!

И вселенная снова показывает мне свое злорадное лицо.

Хорошо, что мы не даем клятву Гиппократа про «не навреди» и все такое, потому что сейчас я бы ее нарушила. Не умышленно, конечно, но…

Сделав широкий шаг навстречу Адонису, я поскальзываюсь носками, как на банановой кожуре, на отлепившемся от штанины и упавшем мне под ноги снегу. В попытке удержать равновесие, заваливаюсь и делаю еще несколько шагов вперед, но только приобретаю ускорение.

Бубенцы стремительно приближаются.

Взмахнув курткой, как тореро, я врезаюсь головой Адонису в живот, и мы благополучно падаем. Ну, то есть, я благополучно, а он не совсем.

Вообще, можно сказать, голой заднице везет, что она не приземляется со всего размаха на кафельные полы, а встречает на своем пути кресло мешок.

Я же, успев схватиться за его бедра, обрушиваюсь на мужчину сверху, чудом не боднув его в самое нежное место, зато посыпав его снежком с капюшона.

Сердце бухает под ребрами, от испуга ломит в затылке, но вроде кости целы.

Осознав, что самое страшное позади: падение прекратилось, и ничего страшного вроде не произошло, я облегченно выдыхаю.

Прямо в пах моей жертвы.

Нифига не опавшая эрекция покачивается у меня перед носом.

– Удобно? – ядовито спрашивают меня.

– Мугу, – честно признаюсь я, все еще переводя дыхание.

– Нравится? – уточняют еще злее.

Я, наконец, вскидываю глаза, чтобы извиниться, и натыкаюсь на взбешенный взгляд. Нервно облизываю губы, и чувствую, что нечто упирается мне в подбородок.

– Не очень, – нервничаю я и понимаю, что не угадала с ответом. Мужик прищуривается совсем недобро. – А где дедуля?

– Какой дедуля? – ревет Адонис. – Тебе и меня за глаза хватит!

– Мне за глаза не надо! – тут же открещиваюсь я и, кряхтя, пытаюсь подняться.

– Ты охамела, рыжая!

Это я, вставая, опираюсь на живот сбитого товарища. Он успевает напрячь пресс, чем вызывает у меня восхищение. Таких кубиков у меня не было никогда. Ни на своем теле, ни на близлежащем.

Хотя, какие мои годы?

У меня просто опыта мало.

Не выдержав моей возни, Адонис садится и за шкирятник снимает меня с себя.

– Вы извините, что так получилось, – тараторю я ему в лицо, стараясь больше не опускать взгляд, а то залипну.

На самом деле, я не озабоченная, просто так работают инстинкты. Основные которые. Все что касается инстинкта самосохранения и размножения неизбежно привлекает внимание человека. Так что я вполне ординарная особь.

– Ты кто и как здесь оказалась?

Он все еще держит меня за капюшон, не позволяя отстраниться.

– Женя Котикова, – сдаюсь я.

Сейчас все мое внимание приковано к губам незнакомца. Красивым губам.

И к запаху. Бергамота, дерева и его чего-то.

– Женя Котикова, какого хрена ты забыла у меня дома? – продолжает допрос он. Его по-прежнему не смущает некоторая раздетость, в отличие от меня.

– Вот хрен не забыла, не могли бы вы прикрыться? – я, не глядя, подтаскиваю, к себе валяющуюся рядом куртку.

И в этот момент я понимаю, что ничего не понимаю.

По крайней мере в мужиках точно.

Потому что я не знаю, ни одной женщины, которая в сложившихся обстоятельствах себя бы так повела.

Адонис притягивает меня к себе капюшон и целует.

Меня берет такая оторопь, что язык проникает мне в рот абсолютно беспрепятственно.

Никаких реверансов.

Глубокий наглый поцелуй.

Прям карательный.

Заканчивается он так же внезапно, как и начинается. Я даже не успеваю понять, понравилось ли мне целовать с этим типом.

Глава четвертая

– Слушайте, – нервно оправдываюсь я, выдергивая ладонь из хватки и стараясь не думать о приятном на ощупь, чуть бархатистом и таком твердом… – Мне очень жаль, мы с вами как-то не так начали… Мне нужен Демьян Федорович…

При упоминании имени наглый тип возвращает мою ладонь на причинное место.

Мерзнет у него, что ли?

– Демьян Федорович готов… выслушать, – многозначительно сообщают мне.

Меня заклинивает.

То есть?

До меня начинает доходить, что я стала жертвой собственного воображения, приписав имени образ пожилого дядьки, а на самом деле все обстоит не так.

– Так это вам массаж и поставить…? – теряюсь я. Непохоже, чтоб этому бугаю требовалось ставить обезболивающий укол.

– Да что ж тебя все не устраивает, как стоит? – звереет мужчина. – Нормально он стоит. Сейчас убедишься!

– Да нет, я верю, – все-таки отбираю свою конечность и прячу ее за спину подальше от греха, в прямом смысле слова. – Просто мне сказали, что снимут скоро, а у вас все снято. Совсем все…

На мужике реально нет гипса, и даже на вид его недавно не было. Уж кому как не мне знать, как выглядит нога после того, как снимают гипс.

– Какой кошмар! – язвит Демьян Федорович, все еще удерживая меня за капюшон. – Опоздала на стриптиз. Соболезную. Ничего, зато я успел.

Это заявление меня тревожит. Никакой стриптиз я показывать не собираюсь. Более того, даже если бы и захотела, то сейчас я в абсолютно не подходящем для этого виде. У меня под джинсами и свитером практичное термобелье, совершенно лишенное даже намека на эротизм. Ну если только кто-то не ностальгирует по советским гамашам.

Блин, в конце концов, мы так и будем тут на полу в прихожей выяснять отношения? Некоторым определенно не помешает прикрыть срамоту, потому что у меня ощущение, что я скоро окосею, стараясь не пялиться на мужской обвес.

Я совершаю еще один рывок в попытке высвободиться из хватки «пациента», прости господи, и, разумеется, все кончается трагично.

Я снова заваливаюсь на Федоровича и попадаю ему локтем под дых.

– Да за что мне это! – ругается он, стряхивая меня. – Дамочка, вы уйметесь или нет? Вас, что, мои конкуренты прислали? Сходил, блядь, в баню…

– Так! Демьян Федорович, спокойно! – кряхчу я. – Я от Антонины Ивановны, но, как я вижу, вам мои услуги не требуются!

– Это смотря какие, – намекают мне.

– Сиделки, – сурово отвечаю я, когда мне наконец удается принять нормальное положение и накрыть товарища курткой.

Только Демьян Федорович тоже передумывает сидеть на полу. Одному, видимо, не так интересно. Он поднимается, вырастая надо мной как утес над деревцем.

– Рыжая, ты меня бесишь. Но если ты расширишь спектр и предоставишь мне услуги лежалки, то я тебя не придушу. Или придушу, но тебе понравится.

– Вы и Антонине Ивановне такое предлагали? – ахаю я.

Каков наглец! Прям разбежалась и разлеглась! Ага!

– Не предлагал, но она и не сомневалась в моих способностях, – отвечает охамевший Демьян Федорович. Нет, офигеть! Как это, кто-то заподозрил, что он не секс-гигант! И все. Забрало падает. Мужики, блин.

– Жаль, что Антонина Ивановна меня не предупредила, какая у вас хрупкая психика! – огрызаюсь я. Терять мне уже нечего. Это явно не мой клиент.

– Жаль, что она меня не предупредила, что заявится такое наказание, я бы замки сменил!

О господитыбожемой!

– Вы не переживайте, я сейчас уеду, – фыркаю я. – Вам нельзя нервничать, а то точно ничего стоять не будет.

– Ах ты зараза!

Я отпрыгиваю от мужчины, который вознамерился меня, видимо, как-то проучить.

Да уж. Ждать вечернего автобуса явно не стоит. Совсем наоборот, стоит поторопиться и свалить отсюда. А то мне еще и моральную травму припишут. Поэтому договариваемся с внутренней жабой и вызываем такси.

Как дуэлянты мы стоим друг напротив друга и сверлим настороженными взглядом. В конце концов, хозяин берлоги не выдерживает, машет на меня рукой и топает обратно в сторону сауны. Воспринимаю это как временную капитуляцию и разрешение не работать лежалкой.

Я вытаскиваю из кармана мобильник. И… Болт на тридцать восемь.

Нет сети.

– Здесь не ловит, – злорадно информируют меня. – Только на втором этаже.

Поднимаю глаза. Демьян стоит в дверях парилки и следит за моими попытками поймать сеть.

– Вы позволите? – великосветски уточняю я.

– Иди, – внезапно великодушно разрешает Демьян Федорович. – Если встать поближе к окну, должно словить.

Подозрительно как-то.

С другой стороны, я ему явно тут не сперлась, а иного способа от меня избавиться вроде как нет.

Я прохожу в дом и поднимаюсь на второй этаж, но, увы, это не помогает.

Полтора столбика уровня приема не внушают оптимизма.

Глава пятая

Это мелочно!

Взрослый мужик, а провокации на уровне подростка.

На вид ему около тридцати, может, чуть «за», может чуть «до».

Демьян меня так злит, что я, психанув, стаскиваю свитер, под которым у меня еще много всего напялено. Например, фланелевая рубашка, а под ней термобелье с длинным рукавом.

Я уже берусь за пуговицу на джинсах, но Демьян, осознав, что клубнички не будет, скучнеет, машет мне рукой в сторону комнаты.

– Можешь там снять пару слоев, луковка.

Ну, в своих ста одежках я точно до пяти вечера сварюсь. Так что кое-что снять все же стоит. Я убредаю в комнату и, пыхтя, снимаю с себя лишнее.

– Рыжая, – зовут с кухни. – Чай будешь?

Я не сразу соображаю, что это мне, потому что рыжая я всего два дня. Одно дело, когда обзываются, стоя напротив, и другое, когда кого-то там зовут на заднем плане.

Занятая стаскиванием узких джинсов с термолеггинсов, я пыхчу в позе «зю» и не слышу, что ко мне присоединяются.

– Рыжая, – раздается совсем рядом, только в голосе уже слышится не обреченность, а нечто другое.

Я еще не успеваю повернуться, как две большие ладони ложатся мне на бедра и притягивают их к мужскому паху. От неожиданности сердце обрывается, и я стрелой выпрямляюсь и разворачиваюсь к хаму.

Однако вместо того, чтобы впечатлиться моим разгневанным лицом, Демьян выдыхает:

– Ого!

Блин. Облегающий меня лонгслив термобелья выставляет напоказ мою внушительную грудь. У меня тяжелая полная четверка, которую сегодня я не упаковывала в лифчик, и это видно невооруженным взглядом.

Нисколько не сомневаясь в своих действиях, Демьян, шокируя меня наглостью, кладет руку на правую грудь и сжимает. В том, что этот жест мне приятен, сознается мгновенно напрягшийся сосок.

В качестве поощрения вторая рука стискивает левую ягодицу.

Это возмутительно!

Я стряхиваю охамевшие конечности.

– Вы что творите?

– Выдвигаю аргументы в пользу своего предложения, – нахально отвечает Демьян, пожирая глазами обтянутые полушария.

– Отклоняю! – рявкаю я.

Демьян поднимает на меня потемневшие шальные глаза и коварно улыбается.

– У меня еще есть.

Блин, а вот сейчас у меня сердечко ёкнуло. Улыбка у него сокрушительная.

– Держите при себе свои аргументы! – отбояриваюсь я.

– Мы все еще на «вы»? – удивляется Демьян. – Приветственное пожатие груди и члена – уже повод перейти на «ты».

– Ничего подобного, – шиплю я.

– Хорошо, подождем более весомый повод, – не возражает он. – Чай будешь?

– Да, – буркаю я.

Лучше чай, чем голодный мужик, который облизывается на мою тушку.

Демьян удаляется обратно, а я, насмотревшись на шикарную спину и ямочки над ягодицами, заметными над поясом джинсов, решаю, что стоит отсидеться в комнате. В термобелье расхаживать точно не стоит, а сменить его на рубашку и джинсы я смогу после того, как немного выдохну.

Опустившись на диванчик и вытянув ноги, я понимаю, как устала. И сегодня, меся снег больше часа, и вообще за последние дни. Недосып сказывается тотально. В полумраке комнаты, за окном которой метет все сильнее, глаза просто закрываются. Нанервничалась, устала, надышалась свежим воздухом.

На кухне обо что-то звенит ложка, шумит чайник, я ежесекундно проваливаюсь в забытье и вскидываюсь в ожидании приглашения к чаю, но вопля «Рыжая» все нет и нет.

Очнувшись в очередной раз, я обнаруживаю себя уже лежащей на том самом диванчике и укрытой пледом. Мне тепло, уютно. Из щели двери пробивается свет с кухни, где негромко играет музыка.

Сколько ж я продрыхла?

Судя по всему, немного. Еще даже не стемнело. Нужно вставать, не в гостях я, чтобы разлеживаться, но шевелиться совсем не хочется. Полежу еще немного, пока терпение хозяина не кончилось.

Мысли ожидаемо перекидываются на личность этого самого хозяина.

Демьян Свет Федорович снова предстает перед моим внутренним взором, и только сейчас я осознаю, как он горяч. И я тут одна с ним в этом доме. А он непрочь меня поиметь.

Неожиданно для меня внизу живота тяжелеет.

Вспоминается, как Демьян меня поцеловал, как клеймо поставил. И это его резкое: «Ты кто такая?» И как он моей рукой сжал свой член.

И каждой новой картинкой между ног тянет все больше.

А если представить, как напрягается его пресс, когда он двигается меж разведенных бедер… Я даже губу прикусываю, чтобы не запищать. Дыхание становится тяжелым, а воображение рисует все новые и новые порочные эскизы.

У меня не особо большой опыт в сексе. Два парня всего было. С первым, который и лишил меня девственности, мы разбежались почти сразу, потому что я чувствовала себя все время неловко, и мне казалось, что все было ужасно. На самом деле, нормально все было, это просто какие-то психологические заскоки. А второй оказался стремным.

Глава шестая

Это происходит так неожиданно, что от испуга у меня пропадает голос. Что уж говорить о том, что градус возбуждения стремительно падает.

Онемев, я хлопаю ресницами и, краснея, таращусь в суровое лицо Демьяна.

Ужасно стыдно, что меня застукали за таким занятием. Осознав, что произошло, я пытаюсь свернуться в клубочек и вытащить руку из штанишек, но Демьян фиксирует меня на месте.

– Ну уж нет, золотко! – рявкает он. – Если ты посмела заняться рукоблудием, то сделаешь это у меня на глазах. А я посмотрю, как ты кончишь.

– Не буду, – пищу я, чувствуя себя, как бабочка, пришпиленная иглой.

А Демьян склоняется ниже к лицу. Так, что я чувствую его дыхание на своих губах, слышу запах кедра и меда.

– Будешь, золотко. Будешь. В противном случае, – его рука скользит по моему бедру от колена почти до самого паха, – я сам это сделаю.

И кладет ладонь поверх моей руки. Он такой горячий, что мне кажется, что между нами нет препятствия в виде ткани.

– Не сделаете…

– Сделаю. Можешь мне поверить, – обещает Демьян. – Я увижу, как ты кончаешь, так или иначе.

– Отстаньте… я… уже все… закончила… – бормочу, не зная куда деться от стыда.

– Бесстыжая лгунья. Ты точно еще нет, – он надавливает подушечкой большого пальца мне на нижнюю губу. – Я сначала ушам своим не поверил. Думал, все. Допредставлялся. У меня уже галлюцинации. Ты же почти стонала. Кошка мартовская. Ты думаешь, я не соображаю, откуда тяга к самоудовлетворению? Не догадываюсь, отчего ты возбудилась? Понравился мой член? Хочешь его?

Шероховатая мужская ладонь поглаживает горло, и под пальцами Демьяна мой пульс начинает бешено стучать.

– Рыжая зараза. Ты отказываешься заняться со мной сексом, но твоя рука в трусишках явный признак того, что ты горячая штучка и потекла. Представила, как это будет? Как я вхожу в тебя?

От его откровенных слов, от руки, перебравшейся на грудь и сжимающей ее, от того, что я в его власти, меня снова бросает в жар.

– Давай. Приласкай себя. А я посмотрю. Или хочешь, чтобы это сделал я?

Загипнотизированная расширенными зрачками Демьяна и его строгим голосом я будто против воли возвращаюсь к распутству.

– Вот так. Умница, – одобряет Демьян. Хрипотца в его голосе усиливается по мере того, как мои вздохи становятся все более рваными.

Он не отрывает горящего взгляда от моего лица. Не знаю, что Демьян на нем видит, только черты его заостряются еще больше. Он неосознанно повторяет за мной, когда я облизываю или закусываю пересохшие губы, сглатываю.

Его пальцы запутываются в моих волосах. Демьян наматывает мои пряди на кулак и чуть-чуть тянет, чтобы я не могла спрятать лицо в подушке.

– Не смей закрывать глаза! – приказывает он, когда я пытаюсь отгородиться от него ресницами. – Смотри на меня.

Черт его знает почему, но я не могу ослушаться.

И от того, как смотрит на меня Демьян, у меня кружится голова.

Он сейчас командует, он сильнее, но все, о чем он может думать, это мое наслаждение. Его сжигает страсть похлеще моего, и это видно. Видно по бьющей жилке на шее, по сжатым губам, по лихорадочному взгляду.

Ему нравится то, что он видит, это щекочет нервы, усиливает возбуждение, и в то же время, сейчас он раб этого зрелища.

Это заводит сильнее, чем его обнаженное идеальное тело.

Сейчас я распаляюсь значительно быстрее, чем до того, как меня прервали. Не знаю, то ли виной тому потаенные фантазии о властном любовнике и подчинении, то ли откровенное восхищение в голодных глазах Демьяна. Он смотрит на меня, как на единственную женщину на земле.

Демьян подается ко мне ближе, чтобы видеть каждую эмоцию на моем лице. Запредельная интимность. Я бы никогда на такое не решилась, но приказ Демьяна будто снимает с меня все запреты.

Мой палец кружит вокруг клитора, потирает его. Я вздрагиваю все чаще от невыносимого удовольствия, а рука Демьяна, забытая на моем бедре, все крепче его сжимает.

И когда мне становится совсем сладко, и так долго сдерживаемый стон срывается с моих губ, Демьян с шумом втягивает в себя воздух.

– Золотко, покажи пальчики…

Меня еще глушит оргазм, и я не очень соображаю, поэтому покорно достаю руку, пальцы которой покрыты моей смазкой, свидетельством моей похоти.

Демьян вбирает в рот каждый палец, отчего у меня снова дергает внизу. Он наваливается на меня, и я понимаю, что все то время, что я ублажала себя под его взглядом, мне не хватало этой тяжести, этого жара.

Жесткий, почти грубый поцелуй отправляет мой разум в печь желания.

Мужские руки беззастенчиво мнут мою грудь, я чувствую твердый член, который трется о мое бедро, и уплываю в горячее марево, но как только сильные пальцы тянут мои штанишки вниз, до меня доходит, что сейчас кого-то поимеют.

И этот кто-то – я.

– Нет, – тихо, но твердо запрещаю я.

Царапавший щетиной мою шею Демьян отрывается от поцелуев за ухом и неверяще смотрит на меня.

Глава седьмая

Переодевшись в джинсы и рубашку, я стыдливо заныкиваю мокрые трусики в рюкзак.

Выхожу из комнаты, как ребенок из угла, с горящими ушами и желанием забиться подальше. У меня ощущение, что соверши я одно неверное движение, и меня займут сексом, настолько атмосфера в доме раскалена.

Еще ничего не происходит, а в воздухе повис тяжелый сладкий флер секса. Все вокруг будто наэлектризованное. У меня обостряются тактильные ощущения и обоняние, и на кухне, куда я прихожу за чаем, хотя мне очень хочется не высовываться из комнаты, я чувствую себя как в декорациях к порнофильму.

Опускаясь за огромный стол со столешницей из струганого дерева, я ловлю себя на мысли, что тут было бы удобно… Принимая чашку из рук Демьяна, я представляю, какого это, если бы эти сильные длинные пальцы… А от запаха, склонившегося ко мне мужчины, меня клинит.

Злой, как черт, Демьян почти со мной не разговаривает, только следит за мной голодными глазами, словно понимает, что со мной творится, и ждет, когда я сдамся.

С другой стороны, почему «словно»? Скорее всего, действительно понимает. Его джинсы все еще топорщатся спереди. Это я так неудачно отвела взгляд от блядской дорожки на его животе, и опять уставилась туда, куда не следует.

Но если в первый момент нашего знакомства, член Демьяна не вызывал у меня особенных желаний, кроме обыной реакции на обнаженный половой орган, то теперь даже скрытый джинсами он вгоняет меня в краску. Краску отнюдь не неловкости, а от того, какие фантазии будит во мне.

Дьявол.

Никогда не думала, что можно хотеть мужское тело. Всегда полагала, что женщина хочет конкретного мужчину, а тут… Дьявол-искуситель.

Но пока он молчит, я еще могу сдерживаться. А вот когда Демьян приказывает, тут я превращаюсь в желе. Хорошо, что об этом он не в курсе.

Это кошмар.

Я в час дня высадилась на остановке, и уже успела облапать голого мужика и кончить у него на глазах. Я постараюсь навсегда стереть из воспоминаний этот день.

Я даже чай не могу пить, потому что Демьян следит за каждым глотком так, что мне становится то жарко, то холодно. Капец, надо срочно вызывать это чертово такси или тащиться на остановку. Уже начинает темнеть. Четвертый час в это время года последний светлый час в сутках.

За окном даже темнее, чем обычно в это время. Небо заволокло, и за стеклами метет пурга, превращая вид в размытое нечто.

Похоже, автобус отменяется. Хватаюсь за мобильник, и у меня вырывается стон досады.

Как же так? Какая я идиотка!

– Что? – интересуется Демьян.

– Он садится, я ведь ставила на ночь на зарядку, но забыла вырубить вай-фай…

И смартфон все это время искал к чему подключиться, тратя драгоценную энергию.

– Покажи разъем, – сухо требует он.

Я поворачиваю телефон бочком, и Демьян злорадно усмехается:

– Мой зарядник не подходит.

– Я должна была свой взять, – подхватываюсь я.

Несусь в комнату, где оставила свои вещи, и судорожно роюсь в рюкзачке.

– Ура! Есть! Взяла! – радостно верещу я, заглянув на кухню. – Наверху есть розетка?

Демьян мрачно кивает, и я, победно потрясая зарядником и телефоном, дую на второй этаж, где можно поймать сеть. Слышу за спиной, как хлопает дверь в прихожую, но не особо придаю этому значения. Может, товарищ идет в сауну снять напряжение, а то я уже волнуюсь за его джинсы.

Стоит мне подключить зарядник к розетке и воткнуть его в разъем телефона, как раздается легкий щелчок, и в комнате гаснет свет.

Что?

Пробую зажечь торшер, стоящий возле окна, – глухо.

Я выглядываю на лестницу и бестолково мучаю выключатель. Не работает.

Скатываюсь вниз и обнаруживаю в темноте на кухне Демьяна, меланхолично достающего из шкафчика свечи.

– Пробки выбило? – с замиранием сердца спрашиваю я.

– Нет. Где-то опять оборвало провода, – спокойно отвечает Демьян.

– Провода? – не верю я своим ушам. – И когда починят?

– Когда кто-нибудь дозвонится до управляющей компании поселка, – равнодушие Демьяна убивает.

– Позвоните, или дайте мне телефон, я вызову такси!

Он двигает по столу в мою сторону свой мобильник, но его экран не отзывается. Тоже разряжен.

– И… – я нервно облизываю губы, глядя на то, как Демьян зажигает уже шестую свечу, – и как скоро нам ждать?

– Может, час, а может, и до утра.

– И что мне теперь делать? – беспомощно спрашиваю я.

– Готовиться к долгой ночи. Замерзнуть я тебе не дам.

Глава восьмая

Таращусь на Демьяна, который в таинственном свете свечей выглядит соответственно своему имени, то есть демонически.

Он делает плавный шаг ко мне. Затем еще один.

Я заторможенно смотрю, как Демьян медленно приближается с хищным блеском в глазах, предвещающим разврат и удовольствие.

Искуситель все еще топлесс, но это ненадолго. Скоро дом начнет остывать, и ему придется одеться. Хорошо, что в доме есть камин, как раз в той комнате, в которой я бросила рюкзак.

А сейчас языки пламени подсвечивают смуглую кожу, и предметы отбрасывают на ее причудливые тени, делая Демьяна похожим на языческого идола.

Пока мои мысли скачут от отопления до умопомрачительного пресса Демьяна, тот успевает подойти ко мне вплотную, и мне становится жарко, как возле печки.

Он насмешливо смотрит на меня сверху вниз и нагло кладет руку на талию. Я отчетливо осознаю, что зря я разлучилась с трусиками. И лифчик зря не надела. Я вообще чувствую себя сейчас голой, несмотря на то, что на мне джинсы и объемная рубашка.

– Я уже могу начать разогревать, – хрипло предлагает Демьян, и я на автомате соглашаюсь:

– Да, уже пора начинать колоть дрова…

Глаза Демьяна сужаются.

Ой. Кажется, я опять что-то не то сказанула.

– Значит, по-хорошему не хотим?

Я даже икаю. До меня доходит, что я послала его снимать сексуальное напряжение классическим способом лесорубов. А напряжение все еще присутствует. Это видно невооруженным взглядом.

– Никак не хотим, – облизываю я губы. Почему-то от предположения, как это будет по-плохому, у меня коленки подгибаются.

Демьян смеривает меня суровым взглядом с ног до головы, застряв на довольно продолжительное время в районе груди.

– Семнадцать минут, – беспощадно отсчитывает он.

– Но у меня же нет даже возможности… – протестую я.

– Зато у меня появляются, – ухмыляется Демьян, и вид у него крайне грешный. – Мне все нравится. Моим делом было предупредить.

Предупредить? Я задыхаюсь от возмущения. Он заявил, что трахнет меня.

– А если я не хочу? – складываю руки на груди, в основном, чтобы он туда больше не пялился.

Я вздергиваю подбородок, и Демьян склоняется ко мне, почти соприкасаясь губами с моими.

– Хочешь. Или захочешь.

– Мы замерзнем, и нам будет не до того! – огрызаюсь я.

– Ну хорошо, пошли.

Это звучит очень угрожающе, и я на всякий случай пугаюсь.

– К-куда?

– Поможешь. С дровами.

Он говорит это так, будто почетное бревно – это я. Что за несносный тип. Ходит голый по дому, предлагает неприличное. А я должна держать себя в руках. Гад.

Демьян проходит мимо меня, и я плетусь за ним следом вносить свою лепту, не очень представляя, какую. В бы себе в здравом уме топор не доверила.

Но все оказывается проще.

Уже в темной прихожей Демьян достает откуда-то из шкафа фонарь-прожектор и зажигает его. Поманив меня за одну из дверей, он просит:

– Подержи-ка повыше.

Перехватив прожектор, я поворачиваюсь в подсобку, и становится понятно, что за приятный запах меня окружает. Луч света выхватывает из темноты поленницы с аккуратными рядами наструганных бревнышек.

Так, на вид, мы сможем продержаться ночь без проблем.

– Еще выше, – командует Демьян, и мне приходится взять фонарь обеими руками, чтобы задрать его над головой. Он не тяжелый, но большой, и когда я держу его в одной руке, меня ведет в сторону.

Изобразив собой подсвечник, я вопросительно смотрю на Демьяна, а этот мерзавец, убедившись, что руки у меня заняты, запускает руки мне под рубашку!

Офигев от такой наглости, я с минуту даже высказать ничего не могу.

И еще минуту я сдерживаюсь, чтобы не выдать, что эти жадные прикосновения мне приятны.

Итого: целых две минуты Демьян безнаказанно лапает под фланелькой обнаженную грудь, не умещающуюся в его ладонях. И только когда он начинает пощипывать соски, ко мне возвращается дар речи:

– А ну уберите руки! Вы что делаете?

– Наслаждаюсь, – почти мурлычет Демьян. – Натуральное богатство, не силикон.

От падения прожектора на макушку, его спасает то, что я медик и догадываюсь, какие последствия могут быть. И с учетом того, что скорую вызвать не получится, то встает вопрос копания обледенелой земли под могилку. А копаю я так же, как и дрова рублю.

Рискуя потерять равновесие и загреметь, я поднимаю одну ногу, согнутую в колене, и останавливаюсь в нескольких сантиметрах от самого дорого для Демьяна:

– Руки! – настаиваю я.

Демонстративно вздохнув, наглец выпускает на свободу изрядно взволнованные груди, забирает у меня прожектор и ставит его на полку рядом со мной.

У меня темнеет в глазах. Ах ты зараза!

Глава девятая

В стремительно сгущающихся сумерках Демьян возится с камином, а я, прижухнув, наблюдаю за его действиями. К тому моменту, как первые языки пламени начинают облизывать деревянные поленья, я почти успеваю смириться, что не попаду в город.

Нет, разумеется, я каждые пять минут щелкаю выключателями в надежде, что ситуация изменилась, но добиваюсь этим только очередной ухмылки Демьяна.

Я бы искренне обрадовалась, если бы прилетел волшебный электрик в голубом вертолете и наладил нам связь. Я бы вызвала такси и поехала домой.

Не существует женщин, которым вечером двадцать восьмого декабря нечем заняться. А у меня еще и допрос с пристрастием стынет. Антонине Ивановне придется ответить мне на несколько вопросов.

А с другой стороны, если я попаду домой, то начнется «вторая смена». Надо будет убираться, готовить, ставить вытащенную с антресолей искусственную елку… Ни о каком отдыхе речи не идет, а послезавтра у меня последний зачет, а потом корпоратив.

Здесь, конечно, есть всякие наглые личности, но я хотя бы не с тряпкой по шкафам лазаю. А от домогательств я уж как-нибудь отобьюсь. Непохоже, что Демьян из тех, кто берет силой. Я очень надеюсь, что это впечатление верное.

– Довольна? – спрашивают меня, отвлекая от мрачноватых мыслей.

– Нет, – фыркаю я, хотя вид потрескивающих в камине дров добавляет уюта.

– Хочешь, удовлетворю?

– Нет!

Да сколько можно! Он, что, женщину впервые видит?

– Врунишка. Пошли на кухню за свечами. Глупо оставлять их там гореть впустую.

В дверях Демьян пропускает меня вперед, и от того, что, проходя мимо, я задеваю его плечо своим, сердечко неожиданно ёкает.

– Время вышло, – многозначительно сообщает он.

И с этого момента что-то меняется. Словно открывается обратный отсчет.

Чем дольше я смотрю на Демьяна, тем сильнее мне кажется, что надвигается буря. Такая же, как окном, заметающая абсолютно все. Каждое его плавное движение, каждый хищный взгляд, говорит о том, что хищник выслеживает добычу, ждет удобного момента, чтобы напасть.

Атмосфера становится гуще, тяжелее, пронизывается томным ожиданием. У меня даже подрагивают пальцы, а в животе разрастается холодный ком.

«Я тебя возьму, Жень».

И мурашки. Не от страха. От бескомпромиссности этого заявления.

И несмотря на то, что прямо сейчас ко мне никто не пристает, вариант с «отобьюсь» становится все более призрачным.

Слишком интимная атмосфера. Слишком решительно настроен мужчина. Все слишком.

А трусики в рюкзаке.

Хотя вряд ли бы они его остановили.

Просто сдернет и возьмет.

Эта мысль вызывает спазм между ног. Киска пульсирует, я, усевшись на диван, закидываю ногу на ногу, чтобы сжать бедра поплотнее и немного облегчить медленно, но неуклонно разгорающееся желание.

А когда Демьян приносит чай и устраивается на другом краю дивана, становится совсем худо.

Это своего рода утонченная пытка.

Чинно пить чай с мужчиной, который не только прикидывает, как ему хочется тебя поиметь, но и твердо знает, что вот-вот он действительно окажется во мне.

Слишком предвкушающе горят его глаза. Его взгляд блуждает по моему лицу, шее… Есть ощущение, что любое сопротивление бесполезно. Слишком матерый зверь мне попался.

Чего стоит только то, как он меня подчинил, заставил ласкать себя у него на глазах. Просто приказав. Это было очень… волнительно. Сердце снова пропускает удар.

Этот мужчина знает, чего хочет.

Демьян Федорович.

«Понравился мой член?»

– О чем думаешь?

Застигнутая за непристойными мыслями, я вздрагиваю и обливаюсь чаем.

– Как любопытно, – широко улыбается Демьян.

Он поднимается со своего места, подхватывает кухонное полотенце, которое перекочевало в комнату вместе с подносом с чашками, и подходит ко мне.

Я, пытаясь одной рукой удержать тяжелую чашку, второй отлепляю намокшую ткань рубашки от тела.

– А знаешь, о чем думаю я?

Он медленно промокает полотенцем влажные пятна на груди. Его руки откровенно лапают меня под прикрытием первой помощи, а я почему-то не могу возмутиться. Слишком он близко. И как назло перед глазами встает член Демьяна. Этот самец будет во мне темные желания, в которых я и себе стесняюсь признаться.

– Нет, – выдыхаю я, когда он расстегивает две верхних пуговки, чтобы вытереть ключицы.

– Я, Женя, думаю о том, как часто ты себя удовлетворяешь, о чем ты при этом фантазируешь, всегда ли ты кусаешь губы, когда тебе хорошо…

Меня бросает в жар.

Еще одна пуговка расстается с петелькой.

Ненужное полотенце падает мне на колени, а горячая ладонь ныряет в ворот рубашки.