Знаете поговорку: «Всё, что ни делается – к лучшему»? А есть ещё фраза Вольтера: «Всё к лучшему в этом лучшем из миров».
Кто-то может и согласится, а кто-то – нет, но эти слова были моим якорем, за который я держалась всю мою недолгую жизнь.
Меня зовут Маша. Мне двадцать пять лет. Невысокая стройная шатенка с короткой стрижкой. Глаза тёмно-карие, губы бантиком, высокие скулы. Симпатичная, в общем.
Я сирота. Воспитывалась тётей, папиной сводной сестрой. Думаю, что нет особой нужды описывать трудную долю сиротинушки, тем более, что она таковой у меня не была.
Тётя Лида заменила мне родителей, была моим единственным другом и близким по духу человеком. Она проработала учителем начальных классов столько же, сколько мне лет. А ещё она была одержима любовью к романам, которой заразила и меня.
Правда, в последние годы обе мы поостыли. Тётя тяжело болела и ей трудно было читать. А кинофильмы она считала плохими копиями оригиналов. Я же училась в медицинском институте в городе, и не так часто могла приезжать к ней, чтобы почитать ей. И у самой времени не хватало. Я так жалею, что не была рядом с ней в последние часы её жизни… Тётя запретила мне срываться с выпускных экзаменов. Она так мной гордилась.
Приехала я слишком поздно, в день её похорон. В нашем доме было непривычно людно. Знакомые и незнакомые мне гости разговаривали тихо, боясь нарушить покой умершей. Настолько тихо, что я не разбирала ни слова.
Оглушённое состояние продлилось вплоть до кладбища. Стоя у свежей могилы с огромным количеством свежих цветов, что закрыли полностью весь холм, я с ужасом поняла, что осталась совсем одна в целом свете. Плакала я долго, с надрывом, жалея себя и злясь на родителей, что выехали в дождливую ночь, не дожидаясь утра, на тётю, что так глупо заболела неизлечимой болезнью и бросила меня. На себя, что так и не сказала тёте, что я её люблю и очень ей благодарна.
Опустошённая и печальная пришла домой. В тот вечер я заснула, как убитая. На следующий день убралась в доме, приготовила себе полноценный обед и села читать любовный роман, действие в котором происходило в горной Шотландии.
Я нашла его на тумбочке, рядом с кроватью тёти Лиды. Целый пакет уже ненужных лекарств был вынесен ещё утром, и книга невольно привлекла яркой обложкой с угрюмым мужчиной в килте и мечом за спиной, едущим на коне, что держал хрупкую девушку за талию огромной ладонью.
Зачитавшись, я и не заметила, как наступила ночь. Мне приснился странный сон, как будто я бегу по лесу. По лицу мне били тонкие ветви деревьев, а кусты цеплялись острыми иглами за полы длинного платья. Под ногами лежал толстый слой прелой листвы и извивались змеями толстые корни деревьев. Нет-нет и спотыкалась об них, чуть не падая. Но продолжала бежать, задыхаясь и судорожно рыдая. Останавливаться нельзя. Меня гнал дикий, первобытный страх. Вокруг был густой туман, впереди неизвестность, а сзади доносился шум преследования.
Вскочила я с криком, вся мокрая, с колотящимся о рёбра сердцем. В то же утро уехала в город.
С тех пор уже прошло около года. Интернатуру проходила в больнице скорой медицинской помощи. Мне предложили остаться в отделении общей хирургии на постоянной основе. Заведующий отделением и по совместительству мой куратор выбрал меня из троих студентов.
Счастлива ли я была? Конечно. Жаль, что мои близкие не дожили, чтобы разделить со мной эту радость.
Первое время после смерти тёти мне было очень трудно. Я жила на съёмной квартире. Можно было пустить в свой дом в посёлке квартирантов, но совесть не позволяла, и я не хотела, чтоб к вещам тёти Лиды кто-нибудь прикасался. Особенно к книгам.
Денег едва хватало на аренду квартиры и на еду, а из одежды давно себе ничего нового не покупала. Всё изменилось, когда я встретила Павла. Впервые я увидела его на операционном столе. Поразила его красота. Заговорили на второй день, когда пришла на обход с лечащим доктором. Я опрашивала, он отвечал, при этом внимательно разглядывая меня и мягко улыбаясь. Было неуютно, и я уходила из палаты смущённой.
В течение десяти дней, что он у нас пролежал, мы подружились. А через месяц после выписки он пришёл с букетом цветов.
Павел был перспективным предпринимателем. Его фирма занималась поставками стройматериалов. До недавнего времени даже не предполагала, что они так быстро расширятся, заключив контракты с зарубежными поставщиками.
Я не стала возражать, когда он предложил мне поселиться у него. Полугодие серьёзных отношений позволяло пойти на такой ответственный шаг. Дом за городом, шикарная квартира в центре города. Отличный автомобиль.
Павел любил и умел хорошо себя преподнести. Высокий стройный брюнет с холодными синими глазами становился нежным и домашним, когда приходил домой. Он с удовольствием мог покушать то, что я ему приготовлю. А мог и потащить в крутой ресторан. Мог прийти домой смертельно усталым и заснуть у меня на коленях на диване перед телевизором, или потащить в страшно дорогой бутик, одеть меня в дорогущее шмотьё и объявиться на какой-нибудь скучной вечеринке в честь кого-то или чего-то.
Так что одна его часть мне безумно нравилась, а другая заставляла нервничать и откровенно пугала.
Незадолго до окончания интернатуры Павел надел мне на палец кольцо. Согласие я не дала, потому что и вопроса не прозвучало.
До дома оставалось совсем немного, когда случилось непредвиденное.
Я всегда считала, что случайности не случайны. И ещё, если тебе не везёт, то по полной программе армагиддец. Не знаю, у кого как, но у меня точно.
Я увидела, как на дорогу выкатился мяч. По закону жанра о дорожных происшествиях сейчас под колёса должен был прыгнуть ребенок, побежавший за мячом. Я нажала на тормоз и машина встала, как вкопанная. Не успела я облегчённо вздохнуть и посмеяться над своими умозаключениями, как на дорогу (правда, странно?) выбежал мальчишка лет десяти.
Краем глаза уловила движение в боковом зеркале прежде, чем в мою машину въехали сзади. Автомобиль дернулся вперёд и встал поперек дороги. Едущий по встречной дороге водитель внедорожника отвлёкся на секунду на нашу аварию и в последний момент увернулся от мальчишки, застывшего посреди дороги со злополучным мячом в руках и со всей дури въехал в бок моей машины, сминая её чуть ли не в лепёшку, вдавив в автомобиль, что влетел раньше.
На всё про всё ушло буквально несколько секунд. Но этого хватило, чтобы моя бедная голова ударилась об стекло дверцы. Подушки безопасности сработали поздно.
Перед тем, как я погрузилась в темноту, вспыхнул яркий свет.
«Вау! Это я умерла что ли?» – мелькнула и погасла мысль вместе с моим сознанием.
Очнулась я лицом в мутной вонючей жиже. Быстро встала на ноги и отряхнулась от прилипшей, склизкой от грязи, жухлой листвы. Кругом стоял осенний лес. Деревья были полуголыми, под ногами толстый слой из засохшей травы и листвы. Я покружилась вокруг себя. Везде деревья. И что ещё хуже, с неба сыпала холодная изморось. Я вздрогнула от холода и схватилась за плечи.
Только сейчас догадалась осмотреть себя. На мне был длинный чёрный плащ с остроконечным капюшоном. Под ним мерзкого бурого цвета платье из грубой шерсти длиной до пят. Из-под подола выглядывали ботинки. Я пошевелила ногами. Пальцы в толстых шерстяных носках заныли.
«Как только я их надела? Это скорее колодки, а не обувь» – подумала я.
И вдруг в голову пришла здравая мысль: «А какого рожна я здесь делаю? Что это за место? На парк не похоже. Когда я успела нацепить на себя это рубище? И где я достала такой наряд? И вообще, я должна сидеть в машине. Или уже ехать в больницу с шишкой на голове. Стоп. Я в коме. Это точно» – решила я для себя.
А потом вспомнила сон, что мне приснился в день похорон тёти. Подумать над этим я не успела. Со стороны послышался шум погони. Собаки, лошади, крики людей.
«Господи, это ищут меня?» – ужаснулась я.
И почему-то меня понесло в обратную сторону от шума вместо того, чтобы идти навстречу. Я старалась бежать, но мешали полы намокших плаща и платья, что путались между ног. И ещё я заметила, что низ живота тянет и болит. С каждым шагом всё сильнее. В какой-то момент я даже почувствовала, что по ногам течёт тёплая жидкость.
– Что это за хрень? – возмутилась я, когда, сунув руку под подол, вытащила окровавленную ладонь. Мне чуть дурно не стало. И так дыхание сбивалось и кружилась голова, а тело стало бить от озноба. Дождь, усталость, неприятие происходящего, потеря крови сделали своё дело. Через минут десять, что растянулись для меня на часы, я просто свалилась у одного из деревьев. С трудом выпрямилась, прислоняясь спиной к мокрому шершавому стволу.
В глазах двоилось. Вокруг и так было пасмурно, а для меня ещё и резкость упала. Лай собак был слышен всё ближе. Впереди раздался шум. Ко мне приближался кто-то огромный.
– Только не ешь меня живой, мишка, – были мои последние слова перед тем, как я окунулась в чёрный омут.
Отрывочно помню, что меня укачивало, от чего рвало. Спазмы сопровождались резкой болью внизу живота. Меня трясло от жестокого холода, что пробирался прямо до костей, а затем я плавилась на жарком огне. Помню прохладу на лбу, струйки тёплой воды, что струились по пищеводу, а затем попадали в желудок, следом выворачивая его наизнанку.
Очнулась я в тёмном помещении. Первое, что мне пришло в голову, что меня заживо похоронили. Не успел ужас охватить мысли, подумала, что таких просторных гробов не бывает. Вот в склепе – точно.
Зрение было ясным, голова светлой и пустой от каких-либо переживаний. Я лежала на узкой деревянной кровати, без мягкого матраса. Топчан, кажется так её называют, или кушетка. Накрыта я была тонким шерстяным одеялом, от которого исходил кислый запах застоявшейся грязи. Как и от сомнительной белизны длинной ночной рубашки на мне. Рядом стоял табурет, а чуть поодаль небольшой столик из грубо обработанных досок. На нём находились глиняный кувшин и стакан из того же материала.
Комнатушка была похожа на клеть. Узкая, длинная. Этакий каменный мешок. Стены побелены, но так давно, что известка пожелтела и пообсыпалась местами.
За деревянной и, как ни странно, добротной дверью, раздался шум. Звякнул замок, и она открылась со скрипом.
В комнату вошёл, склонив голову, чтобы не удариться об низкую перекладину, высокий мужчина в странной одежде. Но меня интересовало его мрачное лицо. Что бы ни происходило, объяснения я могла получить только от него. Почему я так решила, сама не знаю. Но точно чувствовала, что я его знаю и боюсь.
– Проклятье! Что за попадалово?
Мне было очень плохо не только физически, так как я чувствовала себя так, будто меня переехал грузовик, но и душа металась.
– Ах да. Я же попала в аварию. Совсем забыла, – горько пробормотала я.
На душе было хреново. Я была уничтожена нравственно и морально. Унижена дальше некуда. А тут ещё и попала чёрт знает куда. Да ещё и в тело родившей женщины, которую муж не только ненавидит, но и упёк в монастырь.
– Отличный антураж. Подходящие персонажи вокруг. Закваска сценария лучше не придумаешь. Просто супер. Можно сразу снимать фильм. Господи, что же мне делать? Повторяй, глупая: всё, что ни делается, к лучшему.
Повторила. Несколько раз. Не помогло.
– Так. Остаётся только одно. Задавать много вопросов. Отвечать вопросом на вопрос. Слушать и смотреть. Подслушивать и подсматривать тоже не возбраняется. Надо для дела, хоть и противно. Успокойся, Маша. Всё путем. Раз сюда попала, значит, наверху знали, что делают. Так просто через время не путешествуют.
Замок опять звякнул. В каморку (или келью, что правильней?) вошла худощавая особа с мертвенно-бледным лицом и с выражением смирения со своей судьбой. Очень симпатичная девочка лет пятнадцати. Может и больше, но выглядела она как подросток. Глазки долу (киндер-сюрприз, не верю я таким смиренным).
– Я принесла вам вещи, леди, – тихо сказала она, предварительно оглянувшись. – Жаль, что не получилось. Лорд прислал человека узнать, почему вы не появились на месте встречи.
– Кто же знал, что супруг явится за мной именно сегодня? – осторожно ответила я слабым голосом. Почувствовала себя сапёром на минном поле.
– Я тоже не знаю. Вроде он был в отъезде. В Абердин направился. Информатор не мог ошибиться. Что вы намерены делать дальше? – поинтересовалась она.
Мне её интерес совсем не понравился. С чего бы простая послушница интересуется моими планами? То, что она называла меня леди, говорило о том, что она из простых. Не одного мы ранга, хоть и узницы обе.
– Я обязана отчитываться? – надменно спросила я, дёрнув бровью.
– Нет, что вы? Простите меня, – повинилась она, но в голосе не было ни тени раскаяния.
«Темнишь ты что-то. Надо рвать отсюда когти. Такие помощники и соглядатаи мне не нужны. Ещё и левый лорд какой-то отыскался.
– Ничего, дорогая. Я просто устала и расстроена. Завтра утром меня забирают, ты же слышала? – печально произнесла я, щупая почву.
– Да. Лэрд Годвин попросил матушку подготовить вас на выезд с сыном к рассвету. Вы уверены, что ребёнок будет в безопасности?
– Почему ты спрашиваешь? – резко спросила я. – Он же его сын. Его кровь и плоть, – слишком эмоционально ответила я. И сразу же пожалела об этом. Не зная, к чему приведет разговор, надо было бы быть осторожней. Мысленно уже побилась головой о каменную подушку.
– Кому это знать, как ни мне? Будь он не его ребенком, вы бы не ушли из монастыря одна.
Я чуть облегчённо не выдохнула, обрадовавшись, что опять пронесло.
– Выпейте отвар и ложитесь. У вас только несколько часов для отдыха. Ехать далеко. В вашем состоянии очень опасно. Прощайте, леди.
– Прощай, сестра.
Имени я её не знала, так что подумала, что так назвать её правильнее.
Я думала, что не усну. Шорохи, стоны, надрывный кашель кого-то за стенкой, гулкие шаги, когда кто-то проходил. Стены хоть и каменные, звуки пропускали. Не вздохнёшь, чтобы не услышали.
Но стоило коснуться подушки, как я заснула мгновенно. Нырнула, как в омут, и вынырнула в ослепительно-белой палате. На потолке люминесцентные лампы, широкое чистое окно. Рядом с головой пикал аппарат искусственного дыхания. Во рту торчала трубка. Повернув голову, увидела нашего заведующего, незнакомого врача и Павла, с которым они разговаривали. Выглядел мой женишок неважно. Бледный, с синяками под глазами, хоть и безупречно одетый. Какого чёрта он здесь забыл?
Потом вдруг до меня дошло, что я попала обратно в свой мир. Моё дыхание участилось, сердце забилось быстрее и рядом запиликал другой прибор, фиксирующий изменения гемодинамики.
«Как же хорошо. Это просто коматозное состояние. Надо же… А как всё выглядело реально»
Павел бросился ко мне. Увидев, что я открыла глаза, схватил за руку, то сжимал, то разжимал и что-то быстро говорил. Как сквозь толщу воды до меня доносились слова, которые я слышать не хотела. Он это понял по моим глазам.
– Ты только вернись ко мне. Дай мне шанс извиниться! Всё будет хорошо, обещаю тебе! Я всё равно тебя никуда не отпущу!
От отвращения и обиды я стала задыхаться. Только на секунду прикрыла глаза и тут же открыла, а надо мной нависла сестричка. Я снова в келье, а над головой, прямо под потолком, небольшой оконный проём с решеткой.
– Почему ты не выпила отвар? – дохнула она на меня несвежим дыханием. – Сколько от тебя проблем, ведьма! Ты никогда его не получишь! Ты не заслуживаешь его любви.
Остановились мы всего раз, чтобы справить, кому надо, малую нужду. Я бы ещё поменяла тряпки между ног. Но, наверное, придётся потерпеть. Тянущая боль внизу живота была пока терпима. Ещё и грудь ныла, но тоже терпимо, если не касаться её. Грудь наливалась и я чувствовала, что скоро у меня начнутся проблемы со сцеживанием молока.
Когда я с трудом залезла на дроги (помогать мне никто не спешил), мне в руки сунули свёрток из чистой тряпицы. В нём я нашла кусочек твёрдого сыра, по специфическому запаху овечий или козий, а также ломоть чёрного, грубого помола, хлеба.
Я давилась жёсткой пищей, пока моя спутница не протянула мне бутыль с сильно разведённым вином.
– Я не буду это пить, – отказалась я. – Мне бы простую воду.
– Это лучшее, что есть. Воду никто с собой не берёт в дорогу, – обиженно поджала губы женщина.
– Почему я не слышала, что ребёнок плачет? – вспомнила я о твердеющей груди. Всё-таки я не вынашивала это дитя и материнское чувство во мне ещё не проснулось.
– Я покормила его, когда вы спали, – всё ещё дуясь, пробурчала женщина.
– Ты кормилица? – спросила я.
– Нет, конечно, – возмутилась пышка, как будто я её оскорбила.
– Дона, когда ты успела сиськи молоком накачать? – воскликнул один из воинов. – Вроде не рожавшая. Надо у Гара поинтересоваться.
Раздался дружный хохот. Посыпались скабрезные шуточки. Один из массивных всадников с рыжими патлами грубо отчитал шутника, бросая взгляды на мою спутницу.
Я постаралась поймать в поле зрения чёрного коня, на котором ехал лэрд. Предсказуемо, что тот даже не оглянулся. Зато его спутник резко обернулся, но я успела опустить голову и сделала вид, что поправляю плед на корзине. Сунула руку глубже. Вроде тепло.
Но что-то не давало мне покоя. Сама не могла понять, что. Ребенок, вроде, действительно спал. Щёчки только были неестественно румяными. Поцеловала его в лоб. Вроде не горячий.
– Чем ты его кормила? – задала я снова вопрос.
– Вы такая неугомонная. Откуда такой интерес вдруг проснулся? Не плачет, в тепле. Что ещё надо? – дерзко ответила женщина и даже не отвела наглого взгляда.
– Это мой ребёнок. Если с ним что-нибудь случится, землю заставлю жрать. Отвечай, – повысила я голос.
Дона побледнела и её стало трясти. Она пыталась выдавить из себя слёзы.
– Что здесь происходит? – раздался голос с моей стороны.
– Я лишь интересуюсь… – не поднимая головы начала я.
– Вы меня взяли с собой, чтобы я присмотрела за молодым господином. А леди сопротивляется, – автоматной очередью выдала женщина, перебивая меня и довольная собой вздохнула.
– Что ты себе позволяешь? – возмутилась я. Но, поняв, что наступила абсолютная тишина, подняла голову и посмотрела прямо на Годвина.
«Господи, что за мужчина! – проскочило у меня в голове. – Побрить, постричь и отмыть – просто электрошок для эстета»
Широкий разворот плеч, гордо посаженная голова с аристократическими чертами, резковатыми, но правильными. Прямой нос, острые скулы, чувственный рот и жгуче-чёрные глаза. Волосы до плеч. Руки, ноги накаченные, мускулистые. Ткань одежды была растянута до предела. Не так повернётся – треснет. Широкий клетчатый плед закрывал туловище и левое плечо. За спиной торчала рукоять меча.
– Чем ты недовольна сейчас? Мне пожалеть, что я взял тебя с собой? – вкрадчиво спросил он. Тяжёлая аура давила, как невидимый груз. Внутри меня паниковала маленькая испуганная девчонка. Но сейчас разговор шёл не обо мне.
– Я хочу выяснить, чем кормят ребенка. Только и всего, – спокойно ответила я, радуясь, что голос не дрожит.
– Она не хотела пить вино. Брезгует, – не выдержала Дона, пытаясь увеличить мои прегрешения. Под взглядом чёрных глаз она поперхнулась. А я вздохнула чуть глубже. Смотреть прямо в глаза этому мужчине – то ещё испытание.
– Так чем ты его кормила? – прозвучал вопрос от лэрда.
У меня глаза стали, наверное, величиной в пять копеек.
– Вином? – как бы спрашивая, ответила женщина.
– Я для чего тебя взял с собой? – воздух вокруг заметно сгустился.
– Я думала, что мы доедем быстро. А так – ребенок спит. Никому не мешает. Все женщины так делают, – залепетала испуганная пышка.
– Будьте добры, уберите эту особу отсюда. Я сама присмотрю за своим сыном, – сухо потребовала я.
– В ближайшей деревне найдём молоко и служанку, чтобы присмотреть за ребёнком, – решил лэрд.
– Это займёт больше времени. Если сделаем такой крюк, мы не успеем до вечера добраться, – вклинился в разговор тот, кто всю дорогу ехал рядом с лэрдом.
– Почему ты его дразнишь? – вопрос Кевина застал меня врасплох. Да я и не ожидала, что кто-то ко мне обратится.
– С чего ты взял? – повела я плечом. – Соскучилась я по нормальному общению. Знаешь ли, тесные стены и всеобщее скорбное выражение лиц и чувство безысходности настраивают на философский лад. Тут с драконом поговоришь, не только с предателем мужем.
– Будь осторожней в выражениях, Мелинда: языка лишиться недолго. Или вернём тебя обратно к матери Анне, – хищно улыбнулся Кевин.
– Ну, конечно. Вы же молча разрешили ему совершить такой некрасивый поступок. Премного благодарна за совет, братец, – съязвила я.
Кевин поджал губы и резво отъехал. Правда никому не нравится.
Остановившийся было транспорт резво покатил по неровной дороге. Красота места меня уже не привлекала. Тем более, что темнело довольно быстро. Я с тихим ужасом смотрела на стены крепости, что надвигались на меня так неумолимо. С грохотом промчавшись по деревянному подъёмному мосту через глубокий, мрачно чернеющий ров, наш отряд въехал во двор через массивные ворота.
Дона очень резво для своей комплекции спрыгнула с лошади, на которой её везли впереди одного из воинов, и не оглядываясь засеменила ко второй стене, что вела в верхний двор, где виднелась четырёхугольная башня в несколько этажей. Темнота опустилась внезапно. Стали зажигаться факелы. Все занимались своими делами, только я сидела и не двигалась. Через некоторое время, когда я отчаялась, что обо мне вспомнят, подошла миловидная женщина и хмуро уставилась на меня.
«Достали. Что за отношение к хозяйке?» – возмутилась я.
– Я надеюсь, что детская готова? – надменно спросила я. Женщина приподняла бровь.
– Я что, непонятно выражаюсь или ты онемела и оглохла? – с нарастающим гневом поинтересовалась я.
Женщина выдернула из моих рук корзину и пошла вперёд. Неуклюже спрыгнув с досок, я поплелась следом.
Внутренний двор был более обширным. Здесь было много построек, о назначении которых мне вскоре придётся узнать. Все сновали по своим делам, кидая неприязненные взгляды.
«Господи, что эта женщина им сделала?»
Мы подошли к башне, и я зашла следом в просторный зал с огромными окнами и просто гигантским камином, который жарко горел.
Женщина не останавливаясь пошла наверх, я за ней, попутно отметив, что хозяин крепости, Кевин и несколько человек сидят за столом. Рядом с Годвином находилась очень красивая молодая женщина и громко смеялась.
Я отвернулась и поспешила за угрюмой прислугой по лестнице.
– Идите в свою комнату. Вас проводит Силва. Здесь детская, – буркнула тётка, положив корзину на стол и вытаскивая ребёнка.
– Есть чем его перепеленать? – спросила я её. – Эти вещи грязные. Его кормили недавно, но он захочет ещё.
– Ребенком займётся кормилица. Она скоро придёт. Идите в свою комнату, – невозмутимо продолжила она.
– Повернись сейчас же, – прошипела я. Женщина с удивлением повернулась. Малыш стал кряхтеть. Сейчас расплачется. – Какого рожна ты позволяешь себе со мной так разговаривать? Немедленно предоставь мне гребанные тряпки и отошли кормилицу. Я не позволю кормить ребенка неизвестно кому. Поняла?
– Поняла, леди, – презрительно бросила женщина и вышла за дверь, намеренно стуча башмаками.
Глубоко вздохнув, я присела. Через несколько минут мне принесли охапку тряпок. Пахли они чистотой и лавандой, к большому облегчению.
Дверь резко открылась, когда я сидела к ней спиной и кормила пацана.
– Даю тебе неделю, чтобы оправиться, и ты вернёшься обратно, – дохнул мне в шею горячий воздух, смешанный с алкогольными парами.
– Отойди. Ты ребёнка напугаешь, – спокойно ответила я Годвину, не поворачиваясь.
Мужчина обошёл меня и уставился на молочно-белую грудь, что сосал малыш, смачно причмокивая.
– Зачем ты это делаешь? – вдруг устало спросил муж.
– Что я делаю? Занимаюсь своим ребёнком. Это запрещено? – удивлённо спросила я, поднимая голову. Лучше бы я этого не делала. Жгуче-чёрные глазищи сверлили во мне дырки не хуже дрели. – Я не сделала ничего плохого, - к моей досаде, голос дрогнул и мужчина поморщился.- Мне ничего не надо. Я хочу быть со своим сыном. Я разве просила что-нибудь для себя, для своего удобства? Нет. Оставьте меня в покое! Такое чувство, словно я сих пор сижу узницей взаперти.
– Разве это возможно? Я не верю в твоё смирение, – тяжело вздохнул мужчина.
– Я и не говорю, что я превращусь в овцу. Но, если я ваша жена, то будьте добры разъяснить своим людям, что я здесь хозяйка. Пока мы женаты.
Только после того, что я сказала, поняла, что ляпнула глупость.
– Если бы… Давно бы подал на развод. Не пойму, почему ты согласилась на этот брак? Ведь могла отказаться, – пустился он на откровение.
Проснулась я от скребущих звуков. Потихоньку выглянула из своей пригретой норки. В комнате было холодно. Служанка – Силва, кажется, – сидела ко мне спиной и выгребала из камина золу. Рядом лежало несколько поленьев и связка хвороста. Я медленно осмотрела помещение.
Высокое окно с витражным стеклом в мелкую ячейку, тяжёлые, даже на вид, деревянные ставни, что сейчас были распахнуты. Большой сундук, окованный железными пластинами. Небольшой столик рядом с окном. На стене висело прямоугольное зеркало в серебряной оправе. Стул с витой спинкой. Дальше виднелась дверь, меньшая по размеру, чем входная. На полу – пушистый ковер с разноцветным узором. Непозволительная роскошь в этом месте, как и тяжёлые гобелены, потемневшие от времени. В комнате было сумрачно, день только зарождается.
За сосок дёрнули, и сладкая волна прокатилась по телу. Нежность затопила сердце. Младенец спал крепким сном. Губки приоткрылись, и я смогла освободить ноющую грудь.
Тихо выскользнула из-под одеяла. Тело обдало прохладой. Я передёрнула плечами от озноба, осмотрелась и увидела на деревянном кресле рядом с кроватью брошенный халат. Тяжёлая бархатная ткань укрыла мою замерзающую тушку полностью.
Девчушка даже не оглянулась. Она за это время успела поджечь лучину и подложить её под хворост, что аккуратной стопкой был уже сложен в жерле очага. Огненные языки сразу лизнули сухие ветки.
– Силва, открой окно, – попросила я, подходя к столу. Выдвинула ящик и нашла гребешки.
Поворошила серебряные шпильки, странной формы заколки с камнями, выдвинула шкатулку, но открывать её не спешила: пока не было настроения. Поэтому задвинула её в дальний угол.
Девушка не торопилась исполнять мою просьбу.
Я развернулась и долго смотрела ей в спину. Она уже положила несколько поленьев, по комнате пополз дым от сырого дерева, но его затянуло обратно в дымоход. Хорошая вентиляция.
– Подойди, пожалуйста.
Силва вздрогнула, но поднялась и подошла, остановившись в двух шагах.
– Ещё ближе, если тебе не трудно, – попросила я. – Посмотри на меня.
Взгляд больших голубых глаз был печальным и виноватым.
– Я сделала тебе больно в прошлом? – задала я участливо ещё один вопрос.
– Нет, – тихо прошелестела она.
– Наказывала тебя, обижала?
– Нет.
– Так в чём дело? Я понимаю, что остальным я чем-то не угодила, включая мужа. Правда, не пойму, чем. Но ты-то ведь моя служанка!? Почему ты игнорируешь мои просьбы? Я же могу и приказать. Но не хочу. Должен же быть хоть кто-то, кому я могу доверять? Кто станет мне другом? – я взяла её за руки. Небольшие ладошки с шершавой кожей и мелкими царапинами. – Я жду. Ведь ты хочешь мне что-то сказать, и я это чувствую.
Глазки девушки забегали, губы задрожали.
– Я не дам тебя в обиду. Ты же видишь, что я вернулась? И не собираюсь никуда больше уходить.
– Простите меня, госпожа, ради Бога. Умоляю вас! Я виновата. Я испугалась. Я сама, клянусь вам жизнью, ничего не делала, но промолчала, когда вас увозили. Я так переживала всё это время. Мне обещали, что выгонят из замка. Куда я пойду? У меня никого нет. А сейчас… а сегодня … Защитите, умоляю-ю-ю-ю-ю…
Горькие слёзы и тихий плач Силвы очень меня расстроили. Мне было и жаль её, и обидно, что своим молчанием она тоже меня предала. Но я не могла позволить сломать девчонке жизнь.
– Что сегодня? Говори яснее, – потребовала я.
– Сегодня меня отправят в деревню. Отдадут замуж за Кайдена, – всхлипнула служанка.
– Что плохого в замужестве? – удивилась я. – Ведь каждая девушка мечтает выйти замуж.
– Не за старика же! Он мне в дедушки годится и умом тронутый, – обиженно произнесла она.
– Понятно. И кто у нас такой смелый и обладающий властью, чтобы распоряжаться моей личной служанкой? – спросила я.
Девушка вскочила так быстро, что я даже глазом моргнуть не успела. Выглянув за дверь, Силва так же быстро вернулась.
– Леди Аннабель, – выдохнула она. – Она здесь негласная хозяйка и… – девушка замялась.
– Греет постель хозяина, так?
– Вы же сами знаете?
– Очень хорошо представляю, – мрачно выдала я.
– Вы не волнуйтесь. Хозяин стал очень мрачным после того, как вас увезли. И они не так ладят, как раньше.
– Что-то не жалко мне его. Тем более, что моё сочувствие ему не нужно, – повела я плечом.
– Леди Мелинда, он вас любит! Вот голову дам на отсечение, что это правда. Он сам понимает, что все это поклёп. Вас увезли раньше, чем он приехал. Он так кричал в тот день. Страшно было – жуть. Потом за ним приехали, и он с отрядом отправился на юг. Сами знаете, что он часто так уезжает. Приезжал домой только раз. И…
Пока я завтракала, комната проветрилась и дышать стало легче. На улице разгорался солнечный день. Я выглянула в окно, выходившее прямо на озеро. Над стальной поверхностью ещё клубился туман, солнечные лучи преломляясь, не достигали воды, но создавали невообразимые завихрения, что при хорошем воображении можно было принять за морских чудовищ. Дальше виднелись покатые невысокие горы, покрытые осенним лесом. То тут, то там золото разбавлялось красными и зелёными мазками.
На горизонте горы с двух сторон полого спускались, как бы образуя выход из каменной чаши, где покоился огромный водоем. Я прикрыла створки окна. Надо было согреть комнату, чтобы присмотреть за мальчишкой. А потом мы пойдём гулять. До обеда мне ещё надо искупаться и разобрать гардероб. Что-то же Мелинда должна была носить до того, как от нее избавились? Если она леди, то гардероб должен быть приличным.
Я вдруг вспомнила, что любовницу лэрда Силва называла тоже леди.
«Ага. Лебледь. Очень сомневаюсь, что леди живут под одной крышей с мужчинами без компаньонок и являются официальными любовницами. Да ещё и с привилегиями хозяйки. Блин. Во что меня втянули? За что?»
Я тяжело вздохнула и решила пока не переживать по этому поводу. Единственное, о чём я действительно жалела, так это о своей работе. Кому здесь нужны будут мои знания? Ни инструментов, кроме холодного оружия, ни лекарственных препаратов, ни операционной, ни антисептиков. Сплошная антисанитария. Я о лекарственных травах мало что знаю. Необходимости не было. Ромашка, подорожник, крапива и ещё несколько всем знакомых трав. А здесь, похоже, и такие вряд ли найдешь.
Послышалось кряхтение со стороны кровати, и все мои грустные мысли ушли на второй план.
Малыш был выкупан у камина в импровизированной палатке из простыни, чтобы его не просквозить, перепеленат и накормлен. Благо, молока хватало. Хоть кому-то я была нужна, и меня поддерживало чувство ответственности за малыша. Пока его мама далеко (надеюсь, что с её душой все в порядке), я присмотрю за ребёнком. О том, что эта душа могла сейчас благополучно обитать в моём несчастном теле, я боялась думать. Каково ей придётся в современном мире, если даже здесь она не смогла себя защитить?
Я побоялась выйти во двор, поэтому попросила Силву вывести меня на воздух, где меньше людей.
– Можно на крышу, – сразу предложила она.
Туда мы поднялись по каменной лестнице. Широкая квадратная площадка ограждалась толстыми зубцами. Я отдала ребёнка в корзине Силве, а сама начала обход, выглядывая из каждого проёма.
Вид был потрясающим. Мы находились на высоте примерно пяти-шести этажей. С одной стороны озеро, с другой стороны – склон горы. Ворота с подъёмным мостом вели в нижний двор, где и располагались жилые и хозяйственные постройки. Вокруг всей крепости была высокая толстая стена, а со стороны берега даже две, делящие крепость на нижнюю и верхнюю части. Верхний двор был не таким привлекательным, там виднелись развалины. Похоже, что крепость долгое время пустовала.
– Силва, давно здесь обосновался лэрд Годвин?
Задавая этот вопрос, я рисковала, но могла же Мелинда не знать о таких вещах, если они особо не дружили с мужем?
– Раньше здесь жил одинокий лорд.
– Почему лорд, а не лэрд? – поинтересовалась я.
– Он из пришлых был. Аж из самой Франции или Германии. Не знает никто. О нём рассказывают жуткие истории. Он был очень страшным. Так говорят, – объяснила она, округлив голубые глаза. – Такой высокий, что касался головой о притолоку (я сразу вспомнила Годвина в монастыре), когда входил в дверь. Худой, как скелет и покрытый шрамами. Даже через лицо проходил жуткий шрам, нос поэтому обвисал, делая его похожим на хищную птицу. Да, он ещё и хромал на одну ногу.
– И что в этом страшного? Покалечила, небось, война мужчину. Многие имеют шрамы и хромают. Даже рук и ног не имеют.
– Не скажите, госпожа. Говорят, что он уходил ночами. А факел часто видели у берега. Были слухи, что он занимается контрабандой. Связан с разбойниками. Правда, никаких контрабандных вещей никто не видел. Или он так их прятал, что никто и не смог найти.
– А искали? – не выдержала я.
– Не-е-е. Его ещё считали колдуном. Поэтому боялись, – наклонившись ко мне ближе, прошептала девушка.
– Да ладно? – удивилась я, тоже округляя глаза, чтобы девушка была заинтересована в продолжении рассказа.
– Да. Он исчезал из крепости и появлялся внезапно. Так и не смогли за ним проследить. А отряд англичан, что за ним явились незадолго до битвы, вообще исчез. Без следа.
– Ты говоришь о… – задержала я дыхание. Понять о чем речь, можно было догадаться. Клетчатые пледы говорили о том, что я в Шотландии. Мне ещё более повезло, я в горной Шотландии. Далеко на севере страны. А может, это и к лучшему. Здесь люди суеверные, но в лучшем в виде. Верят в сказочных персонажей и не так фанатичны. Я уже догадалась в каком я времени.
«Господи, этого не может быть»
– Ага, у ручья Бэннокберн. Лорд Габриэль тоже там был. Когда его привезли, он был тяжело ранен и прожил всего год после этого. Хотя, он и так уже был достаточно стар. Даже старше Кайдена, – Силва издала печальный вздох. – Вот в те времена в крепости и появился наш хозяин. Говорят, что нашему языку господин научился здесь. Лопотал на непонятном наречии. А больше молчал. С ним долгое время жил наставник, который появился на похоронах лорда Габриэля вместе с нашим королём, – ещё тише произнесла она и оглянулась, как будто нас могли подслушать.
Я спустилась первая. Зал внизу пустовал. С любопытством осмотрелась: ставни открыты, из окон, преломляясь в цветных мутных стёклах, лился призрачный солнечный свет. Камин не горел. Перед ним располагалось два массивных кресла с небольшим изящным столиком между ними (предмет, неподходящий этому интерьеру).
Чуть ниже, в зале, стояли п-образно расположенные столы. За столом посередине виднелись высокие резные спинки стульев, а у столов по краям располагались добротные скамьи.
Пол был без покрытия, что радовало. В эти времена обычно его застилали камышом, и в свалявшейся массе чего только не было. Сплошной компост грязи и кишащих насекомых. Меня передёрнуло.
– Госпожа!? – позвала меня девушка.
– Конечно, иду, – пробормотала я и поспешила за ней.
Меня провели коротким коридором в пристройку, которая делилась на две части. Одна, более просторная – кухня. В ней было шумно. За закрытой дверью (почувствовала облегчение потому, что не было желания кого-либо видеть), громко переговаривались женщины, слышался один мужской голос. Смех, грубые шутки. Стук ножа, посуды. В общем, весело у них было. Совмещённая с ней вторая часть отводилась под купальню и прачечную, как я поняла. Помещение было тёмным, и освещалось только тусклым светом из небольшого окошка под потолком.
– Сейчас, госпожа, – воскликнула Силва и ушла. Вернулась тут же с горящей лучиной. Подожгла факел на стене, у самой двери. Как ни странно, он не чадил.
– Дыма нет, – озвучила я свои мысли.
– Конечно. Это воск. Хозяин для дома ничего не жалеет.
«Да уж! Твой хозяин Монте Кристо, и у него несметные сокровища вкупе с офигенным багажом знаний», – хмыкнула я.
Деревянный настил, чуть приподнятый над полом, находился близко к нагретой от печи стены. Рядом находился большой железный котёл с горячей водой и второй, поменьше, с холодной. Меня заинтересовала примитивная качалка.
«Умно. Только откуда воду-то качают? Неужели есть подземный источник? Ведь рядом озеро»
Напротив стояла широкая скамейка и над ней находились крюки для развешивания одежды.
В самом углу была большая медная ванна. У меня челюсть отвисла. Откуда такая роскошь?
Моя уверенность, что этот Габриэль был из известной братии под белым флагом с восьмиугольный красным крестом, укреплялась. К тому же, совсем не рядовым, а из элиты.
Ещё больший интерес у меня разгорелся в отношении Годвина. Имя ведь тоже не из местных. Вспомнила добрым словом свою тётю. Её книга, что я читала последней, дала мне много информации. Чисто из интереса я тогда пролистала историю средневековой Шотландии. Грешным делом, не поэтому ли я попала сюда? Страшно подумать. Ведь я никогда не верила в мистику, реинкарнацию, в путешественников во времени. Только если немного в волшебство.
Силва стала мне помогать разоблачаться.
– Дверь закрыла? – спросила я.
Девушка кивнула на выход. Массивная щеколда была задвинута в паз.
Я позволила снять с себя ночную рубаху и помогла Силве с ванной. Как ни странно, по весу она была не такой тяжёлой, как показалось вначале. Если сравнить с бессознательными телами, что я двигала и поднимала, когда девочкам-медсёстрам требовалась помощь, то это намного легче.
Воду Силва наносила быстро. Благо, всё рядышком. Да и не рискнула я ей помогать после недоуменного взгляда, когда я ей подсобила с ванной.
Попросила оставить воду горячей. Как объяснить чувство блаженства, когда опускаешься в горячую мыльную воду, и она постепенно соприкасается с зудящей грязной кожей?
– Госпожа, а вам можно в горячую воду после родов? – поинтересовалась девушка.
– Не думаю, что она вреднее грязи, что тоннами начнёт сейчас с меня сползать. Помой мне голову, пожалуйста.
Волосы пришлось промывать несколько раз. Терпкий запах трав был приятен для моего чувствительного носа.
Отмывшись, как следует, спросила насчёт средств для ухода за кожей. Не сказать, что Мелинда была повышенной волосатости, но мне не нравилось. Силва, улыбнувшись, достала из дальнего угла с полки с разными глиняными горшочками и плошками вонючую мазь. Мне чуть дурно не стало.
– Она кожу не снимет с меня? – поинтересовалась я.
– Ну что вы, госпожа. Я же живая.
Процесс продлился не более десяти минут.
– И всё? – удивилась я, поглаживая гладкую, как попка младенца, кожу на ногах.
– Ну да, – хихикнула девушка.
Она завернула меня в простынь, и я уселась на табурет поближе к горячей стене. Силва принялась расчёсывать мне волосы, развеивая их, чтобы быстрее высохли.
– Скажи, Силва, а почему ты за мной сейчас так ухаживаешь? Я же раньше здесь не мылась. И мы с тобой были не так близки.
Руки девушки застыли на полдороге. Потом расчёсывание возобновилось.
– Я много думала, когда вас увезли. Это было не справедливо – то, что с вами сделали. И я помогла им своим молчанием. Я молилась каждый день, чтобы Бог смилостивился над вами. Вы никогда не были злой или сварливой. Не били, не унижали меня. Всё время были печальны и много молились. Редко покидали комнату, особенно в последнее время.
Если сказать, что я была в шоке, то это ничего не сказать. Такой подставы я точно не ожидала.
Опешил вначале и Годвин. Но он пришёл в себя быстрее.
– Странно тебя видеть здесь, – сказал он.
– Почему это? Я же не с улицы пришла. Это мой дом. Или у меня здесь есть ограничения? Силва, подай платье, что застыла? – более грубо, чем хотела, приказала я.
Девушка зашуршала одеждой и подошла ко мне.
– Может, выйдешь? – с надеждой спросила я, видя, как мужчина начинает раздеваться.
– С чего бы это? Я у себя дома, и ограничений в перемещении у меня нет, – с сарказмом подколол он меня.
– Тогда хоть отвернись, – потребовала я охрипшим голосом.
– На свою собственность я имею право смотреть, – выдал он, нахально улыбаясь.
– Хм. Ну и пялься. Просто после родов я не в форме и не хотела задевать твой эстетический вкус. И самой, если честно, неприятно, – я глубоко вздохнула и просто распахнула простынь, заодно цепляя короткую нижнюю рубаху у Силвы.
Девушка выхватила полотно и, пискнув, убежала.
– Да чтоб тебя черти на огне жарили, идиотка! – выругалась я, подбегая и закрывая на щеколду дверь. – Я вам что, стриптизёрша?
Со злостью натянула рубаху и подошла к крюкам, чтобы взять платье. Одним коленом пришлось опереться об скамью, чтобы дотянуться.
Сзади раздался едва слышный вдох.
«Ага. Я тоже думаю, что у малышки красивая попочка», – про себя усмехнулась я.
Ещё ранее, когда я скинула простынь, то заметила, как мужчина окинул моё тело цепким взглядом. Когда развернулась, чуть заикой не стала на всю жизнь: Годвин оказался очень близко (когда только и успел так быстро?). Глаза – и так тёмные, – сейчас были похожи на чёрные дыры провала в бездну. Ноздри раздувались от возбуждения, а губа прикушена белоснежными зубами.
«Блин. Мечта стоматолога. Откуда такие зубы в это время?»
– Вин, я здесь, – приятный женский голос – и вот она, минетчица Аннабель собственной персоной. Так забавно было увидеть её вытянутое от удивления лицо, которое постепенно темнело от стыда. Или от злости? В любом случае, девица была в раздрае.
А я почему-то вдруг успокоилась. Полный штиль на море. Паруса тряпками висят.
– Ты что-то здесь забыла, Аннабель? – спросила я, приподняв одну бровь для пущей выразительности лица.
Годвин же, который скрипнул зубами при появлении женщины, с изумлением посмотрел на меня. Аннабель тоже застыла, её лицо приобрело оливковый оттенок.
– Я на непонятном языке изъясняюсь? Вроде, нет. Мало, что не постучалась, что должен делать каждый воспитанный человек, так ещё и стоишь в купальне с мужчиной.
– А ты что тут делаешь? Никогда же не опускалась до купальни! – нагло ответила она.
– Я тебе не подруга, и не надо мне тыкать – это во-первых. Во-вторых, я здесь со своим законным мужем. И в-третьих, с какой стати я должна отчитываться перед тобой? Уходи немедленно!
– Вин? – развернулась Аннабэль к Годвину.
– Вин??? Это ты, дорогой муж? С каких это пор лэрд Годвин стал Вином для подстилки? – усмехнулась я.
– Прекратите, – ожил мужчина. – Обе уходите!
– Не пойду. Мне надо одеться. Хотя, я передумала. Буду тебе спинку тереть, а может и приятное сделаю. Я соскучилась, – невозмутимо сказала я и упёрлась руками в бока.
– Бель, уходи, – попросил Годвин. Его тихая просьба полоснула по сердцу. Так просят только близкого человека.
«Как так можно? При живой жене? Какого ты тогда на Мелинде женился?»
Дверь на кухню закрылась с другой стороны.
– Что ты хочешь доказать? Чего хочешь добиться? – спросил мужчина.
– Я-то знаю, чего хочу. Знаешь ли ты? Определись, наконец, кто тебе больше нужен. Не то потеряешь и семью и драгоценную любовницу.
Голос у меня был грустный. Я вспомнила свою ситуацию. Обещание Павла не отпускать. Тогда зачем предавал?
– Слишком смелая стала. Ты сказала, что потрёшь мне спинку. Даже удовольствие мне доставишь.
Голос мужчины звучал натянуто и со злой иронией.
– Ну, раз обещала, надо выполнять свои обещания, – прямо посмотрела в чёрные омуты и улыбнулась. Мне показалось, что Годвин вздрогнул. Может и показалось. Но в том, что он такой свою жену видит впервые, я не сомневалась.
Платье осталось лежать на скамье.
– Как тут сливать воду из ванны? Я её не подниму, – обошла я полную воды и пены ванну.
– Не надо. Мне подойдёт. Потом обольюсь чистой водой, – остановил моё мельтешение мужчина.
– Я бы не советовала. Там грязь, сошедшая с меня за последние лет десять, наверное, – поморщилась я.
Мужчина опрокинул медную ёмкость, жидкость из неё широким потоком ушла в слив на полу.
– Довольна?
Я думала, он заставит меня таскать воду. Но нет. Сам набрал и со вздохом опустился в горячую ванну.
– Мне надо высушить рубашку, – сказала я. – Я могу помочь, – добавила тихо.
Вставать тоже не спешила. Шикарный мужчина, весь горячий и возбуждённый подо мной. А я не в форме. Где справедливость? Но, с другой стороны, получается, что я в теле женщины, которая родила ему ребенка. Значит, у них был секс? Определённо. Я заёрзала на крепких бёдрах.
Каменная эрекция под попой дёрнулась, и длинные пальцы сжали за плечи.
– Мелинда, уйди, – прохрипел он.
Громкий шлепок раздался в купальне. Мужчина передо мной дёрнулся от неожиданности и выпустил волосы. Это я ударила его по бедру. Хлёстко и больно.
Я встала, прошлась до котла, развела воду в ковше и, вернувшись, стала обмывать пах мужа. Годвин только дёрнулся, но не сдвинулся с места, внимательно следя за мной, как хищник за добычей. Думаю, что я выглядела соблазнительно. Белая рубаха до середины бедра, что, намокнув, не оставляла места фантазии. Растрёпанные волосы, тяжёлой волной спускающиеся до поясницы. Горящие глаза и опухшие губы. Соблазнительная картинка.
Тонкие ноздри мужчины хищно раздувались. Учуял запах зверь.
Под пристальным взглядом обмылась.
– Кровь? – меня обняли сзади. – Фаина тебя посмотрит.
– Не надо. Это нормально. Даже хорошо, что всё это из меня вылилось. Быстрее заживёт, – ответила я. Руки напряглись. Разорвет на фиг на куски. – Но мне её помощь не помешает. Попрошу настойку или отвар.
– Ты изменилась, – развернул он меня к себе. Прошёлся пальцами по мокрой щеке, шее и ключицам, собирая капли воды. Я не успела ещё вытереться.
Нежный поцелуй в губы был неожиданным.
– Ты ничего мне не хочешь рассказать? – спросил он, прижимаясь колючей щекой к моей. Горячий воздух в ухо заставил вздрогнуть.
– Может со временем. Но не сейчас. Я не готова, – еле выдавила из себя. Низ живота скрутило. Но я не позволила себе издать ни звука.
– Хорошо. Я подожду. Но до того момента больше не прикасайся ко мне, – похолодел его голос. Он отодвинулся. Я облегчённо вздохнула.
– Отлично. Но вот что я тебе скажу, дорогой муженёк. Если я узнаю, что ты спишь с кем-то – забудь обо мне. Раз и навсегда. Я брезгливая. Сегодня отмывала тебя для себя.
– Ты угрожаешь мне? – тряхнул он меня, как тряпичную куклу.
– Предупреждаю, – не позволила себе отвести твёрдый взгляд. – И не стоит меня недооценивать. То, что удалось сотворить со мной в первый раз, во второй раз не прокатит. Я уже не та глупая девочка-одуванчик. У меня было достаточно времени, чтобы пропустить через себя всё ваше дерьмо.
– Замолчи! Не выводи меня из себя, – зарычал лэрд.
– Мне ребёнка кормить надо, – сказала я и надавила на сосок. Белая струйка брызнула на грудь мужчины и потекла вниз.
Моё лицо горело огнем, но я была спокойна, как сытый удав.
Когда он собрал пальцем и слизал языком молоко, тело пронзила сладостная боль, стрельнувшая из лона и зажегшая огнём тело. Лёгкий вздох – и глубокий жадный поцелуй. Мне показалось, что он меня проглотит. Но длилось это всего несколько секунд.
Мужчина отвернулся и стал быстро одеваться. Рубаха, килт, гетры и низкие, мехом наружу, сапоги. Через минуту я осталась одна.
Силва ждала меня наверху, укачивая разоравшегося малыша.
К обеду я не стала спускаться. Не было желания провоцировать мужчину ещё больше. Я выбила его из колеи. Он-то не знал, что я другой человек. Конечно, я кардинально отличалась от его тихой, безмолвной жены. Ещё большой вопрос: что она была за человеком? Как себя вела?
Я примерно представляла себе здешнюю жизнь. Какое воспитание могла Мелинда получить, умела ли она читать, писать? Вышивать я, например, не умею. Рисую тоже не ахти. Знаний у меня много, слишком много, даже для средневекового учёного средней руки. Но кому они нужны? Смогу ли я свободно применять свои навыки, не навлеку ли я на себя беду?
Голова у меня гудела, как чугунный колокол.
Надо было с чего-то начинать, чтобы освоиться. Узнать быт, людей, что будут жить рядом. Поискать библиотеку. Хотя, здесь она вряд ли будет. Но мысли о тамплиерах не давали мне покоя. Ковры, изящные предметы мебели, медная ванна. Может, что ещё найду, всё это не отсюда. Это награбленное в крестовых походах. Я не лохушка-жена средневекового мужчины – "ой, даже не дышите в мою сторону, а то испарюсь". Я современная женщина. Любопытная, неглупая, страстная натура. Так что впереди меня ждут приключения. Главное – не переиграть саму себя.
Одна радость: горная Шотландия славилась гордыми, мужественными и независимыми людьми. И все примочки Европы их миновали.
Солнце почти скрылось за горной грядой, ярко слепя глаза и поливая червонным золотом водную гладь. Затем темнота опустилась разом, как будто накинули полог. Время, когда тонкая грань между днём и ночью разливается густыми серыми сумерками, кажется волшебным. Густой туман волнами, лениво вихрясь бурунами, когда его кто-то тревожит, устилает овраги, выемки и озерную гладь. Деревья утопали в серой дымке, а кусты горбились, став похожими на застывших фантастических зверей.
Я старалась без необходимости не выходить на улицу в такое время. Это не город и не наш поселок, где всё родное и знакомое. А здесь страшилась скрытых ловушек. Когда смотришь вниз с высоты своего роста, то кажется, что ты летишь над облаками, а ноги нащупывают земную твердь. Вот-вот тебя схватит за пятки призрачное чудовище или ты провалишься в бездонную дыру и тебя никто не найдёт.
Я стояла на крыше крепости, ставшей моим любимым местом, и неотрывно смотрела в сторону петляющей дороги, которая пока ещё светилась белесой лентой.
Сегодня должен был вернуться Годвин.
Прошло больше месяца с тех пор, как мы расстались в купальне. Больше шанса на то, чтобы мы остались вдвоём, он мне не дал. Он почти не появлялся дома. Постоянные вылазки, длящиеся по несколько дней. Долгие разговоры с Кевином и редкими гостями, что у нас появлялись и исчезали так же бесшумно. Ясное дело, что мужчина занят очень важными делами. Что неспокойно вокруг. Однажды отряд вернулся с раненными и с одним убитым.
Я старалась не лезть в мужские дела. Держалась поодаль. Но не пряталась. Выслеживала, высматривала, слушала. Старалась не упускать ничего из вида, даже мелочи.
Тело моё пришло в форму. Тем более, что некоторые упражнения помогали уж совсем не распуститься.
Мне нравилось своё нынешнее тело. Женственное, с выпуклостями и изгибами в нужных местах. Грудь стала немного больше, чем вначале, как и бёдра, что чуть раздались, подчёркивая тонкую талию и округлый животик. Результаты хорошего питания. Стройные ноги, тонкие руки с узкими кистями с длинными пальцами, с очень аккуратными овальными ногтями. Даже регулярный маникюр в прошлой жизни у профессионала не давал такого результата.
Главным украшением Мелинды бесспорно были шикарные волосы цвета меди. Длинные, волнистые, блестящие на солнце золотыми искорками, они выгодно оттеняли тонкую белоснежную кожу. Примечательны были и большие миндалевидные глаза жёлто-зелёного цвета. Иногда они становились янтарными. Портрет дополняли расходящиеся изящными дугами тёмно-каштановые брови, высокий чистый лоб, пухлые, цвета земляники губы с красивым изгибом и прямой носик. Просто красотка. Я и в прежнем теле была красавицей, но сейчас саму себя прежнюю я не воспринимала, как своё, родное. Это пугало, если быть честной с собой.
Конечно же, первый шок попадания в прошлое сделал меня сильнее и осторожнее, как животное, которое учуяло хищника. А попытки спасти свой разум напускной дерзостью и отвагой не могли дать мне опору, за которую я держалась бы столько, сколько нужно, не впадая в депрессию. Мне нужно было что-то большее.
Например, друг, с которым я могла бы поделиться своим секретом. Или хотя бы делиться своими мыслями и переживаниями. Притворяться другим человеком очень сложно. Практически невозможно. Помогало только то, что Мелиндой никто не интересовался, и её мало кто знал настоящую. Оставалась Силва. Но, человек, который тебя предал однажды (просто промолчал, в её случае) может предать вновь.
И всё же моё доверие к ней очень медленно, но неуклонно росло. Видимо, не такая у неё и сладкая жизнь была без протекции леди. Особенно сейчас. Хозяйка-то превратилась из тихой скромной тени в волевую, сильную женщину. И никто не решался сейчас мне пересекать дорогу. Мне не хватало совсем немного признания или хотя бы принятия со стороны хозяина замка, чтобы меня приняли и все остальные. Мужчина, которого я пыталась соблазнить, был против соблазнения, и вообще не был настроен иметь со мной хоть какие-то дела. Мы перекинулись за это время не более, чем десятком слов.
Ни разу он мне не ответил, взглянув в лицо, тем более не улыбнулся. Думала, что и ребенка он не хочет видеть, пока однажды ночью, внезапно проснувшись (малыш до сих пор спал в моей комнате), не застала его у колыбели. Силва настояла на том, чтобы мальчишка спал в колыбели у камина. И тепло, и она рядом спит, если что. А я могу и задавить его ночью ненароком.
Полный абсурд, конечно. Но тому была причина. Я плохо спала. Просыпалась по нескольку раз за ночь и стала очень нервной. Внешне старалась сдерживаться, но внутренне всегда была натянута, как тетива. Силва не отходила от меня без особой надобности. Всё-таки мне с ней очень повезло. К тому же она была моим ходячим источником информации: благодаря ей я знала обо всех событиях, что происходили за пределами моей комнаты. Кто женился, кто умер, и кто родился. Кто нажился в очередном походе, а кого ранило. Местная соцсеть.
От безделья можно было сойти с ума. На меня и так косились из-за решения кормить грудью («какой ужас, леди кормит дитя сама») и смотреть за малышом, так что надо было выбирать занятие с осторожностью. Одно из таких занятий мне нашлось довольно скоро – стоило заняться своим гардеробом.
Надо признать, что все вещи были добротными и из красивых тканей. Бархат, парча, шёлк, газ, атлас. Краски сочные, глубоких оттенков. Верхняя одежда была украшена вышивкой серебряной и золотой нитью. Пояса и головные уборы в виде сеточек и обручей украшены драгоценными камнями. Здесь же нашлось несколько пар туфель из мягкой кожи, две пары сапожек на сплошной подошве. В самом внизу была спрятана шкатулка с драгоценностями.