Счастливые слезы Марианны

Глава 1

Как похожи они — Джоана и Марисабель! В храме падре Адриана перед началом свадебной церемонии Карлос не мог налюбоваться на свою жену-невесту и их незаконнорожденную дочь.

Сейчас до ее второго — законного — рождения оставалось всего несколько минут.

Разговаривая о чем-то, по всей видимости интимном, мать и дочь одинаково всплескивали руками, одинаково дотрагивались до собственного плеча кончиком среднего пальца и одинаково смахивали пряди со лба. А когда, секретничая, они чуть ли не касались головами, Карлосу казалось, будто у них общие на двоих белокурые волосы.

«Сама Джоана себе ее родила, что ли?» — с восхищенной улыбкой подумал жених-отец. «Будто я и не участвовал в появлении Марисабель на свет Божий». И тут же поморщился, вспомнив, сколько горя выпало на их и на его долю — шутка ли, восемнадцать лет неведения и разлуки!

К счастью, Джоана поняла и простила его.

Врачебная практика в Малайзии, где Карлос лечил прокаженных (разве мог он поступиться совестью врача!), письма к ней, на которые он не получал ответа из-за постоянных переездов Джоаны и, наконец, искренность его любящего сердца заставили Джоану раскрыть объятия и признаться: он — единственный мужчина, которого она любила все эти годы. И главное — после долгих поисков и мытарств она нашла дочь, о чьем существовании Карлос не ведал.

Всегда он будет испытывать угрызения совести оттого, что покинул два родные существа, всегда будет благодарить Всевышнего за то, что нашел их!

Разумеется, мать и дочь судачили о Бето.

Счастливая развязка событий, которые могли бы привести к непоправимой трагедии, словно преобразила лицо юноши, — здесь, на церковном дворе, нежно прижимаясь к Марианне, он чуть застенчиво беседовал со своим вновь обретенным отцом Луисом Альберто. Прогремевший в доме семейства Сальватьерра выстрел (какое счастье, что Марианна вовремя отвела руку Луиса Альберто!) поставил счастливую точку в истории, скорее напоминающей телевизионный сериал.

И ведь как похожи судьбы двух семей, которые отвоевали, наконец, у злого рока своих чад: Марианна и Луис Альберто Сальватьерра — сына, а Джоана и Карлос Кастаньедо — свою милую Марисабель.

— Доченька, а ведь Бето тебе все больше и больше нравится, не так ли?

— Если бы только мне! — шутливо насупилась Марисабель. — Да с ним невозможно бывать на людях! Хорошо, что он сам не очень-то догадывается об этом… Девушки таращатся на него, как на Хулио Иглесиаса. А женщины!.. Те просто бьют копытом, будто скаковые лошади на ипподроме! Если бы Бето показывали за деньги, владелец аттракциона смог бы учить своих детей в Станфордском университете!..

— Следует ли из всего этого, что и тебе пора шить свадебное платье? — лукаво спросила Джоана, поправляя кружевную оборку на своем ослепительно белом одеянии.

— Мама! — зарделась девушка тем неповторимым пунцовым румянцем, который присущ юным блондинкам.

— Не знаю слова лучше, чем слово «мама»… — глаза Джоаны повлажнели, она улыбнулась грустно и лукаво. — И все же, доченька, разве я спросила о чем-то неприличном?

— Вовсе нет, мама! Конечно, Бето мне нравится… Но все эти неожиданные перемены… То он превращается в моего брата, то вдруг оказывается, что мои родители — не папа с мамой, а… — Марисабель осеклась и со смущенной улыбкой поправилась: — Что мои родители не Марианна и Луис Альберто, а вы с папой… Я еще не привыкла к тому, что Бето мне не брат. Мне кажется, что я люблю его, но как именно — все еще не знаю…

Глава 2

Венчал Джоану и Карлоса падре Адриан.

С того далекого дня, когда улыбчивый Пато привел к нему робкую провинциальную девчушку Марианну Вильяреаль, утекло немало воды.

Неужели это она гордо обнимает сейчас своего сына Бето, за которого дралась, как львица?

Грубоватая, дикая, похожая на зверушку девушка стала на диво привлекательной женщиной, незаурядной личностью. Испытания закалили ее, временами неизбытая скорбь сквозит в ее взгляде, но улыбка, — стоит ей улыбнуться, и в памяти отца Адриана снова встает та девчонка, приехавшая с далекого ранчо из-под Гуанахуато в невиданно огромный Мехико, — дикарка, которую падре Адриан устроил работать прислугой в дом Сальватьерра. Ну что же, после всех перипетий, после всех доказательств верности этому семейству она заслуженно стала хозяйкой дома.

Сколько раз добрый священник просил Всевышнего смилостивиться над семьей своего старого друга Альберто Сальватьерра — отца Луиса Альберто! Нынешнее торжество падре Адриан воспринимал как торжество высшей справедливости: словно мрачное море, затопившее землю, увело с отливом свою последнюю черную волну.

Две семьи стали полноценными. Шесть сердец — счастливыми. Да и только ли шесть, — а он сам, а старый честный рыцарь дон Альберто, а вырастившие Бето Чоле и Фелипа, а выпестовавшие Марисабель Мария и Рамона! Все они здесь, такие разные, но дружные, как одна семья, — головы вскинуты, глаза сияют.

Разве что Рамона сутулится, уставившись в каменный пол старинного храма, нервно теребит концы черной шелковой шали, — верно, вспоминает в этот торжественный час погибшую в житейской буре дочь Эстер и новорожденную внучку, которую Бог прибрал вместе с роженицей-матерью…

Некоторое время назад падре Адриан покинул свой приход в Мехико, уехав в места своей юности, полагая, что найдет там покой. Но предпочел вернуться туда, где столько сердец ждали его советов и благословения.

Глава 3

Выйдя из храма после венчания, гости расположились на лужайке, чтобы сфотографироваться.

Перед ними во всем своем старомодном великолепии у большого ящика на треноге неторопливо суетился старый долговязый фотограф дон Кристобаль.

Время стремительно меняло фототехнологии — элегантные «Никоны» и «Кэноны», поразительно сочные палитры «Кодака» и «Орво» низвели магическое искусство живописания мира светом и тенью до обыденного развлечения досужих туристов, поспешные «Поляроиды» с их моментальными снимками лишили фотографию сакрального красного света и вкрадчивого тиканья часов — почти спиритического сеанса, когда из зыбкого небытия проявочной кюветы бледно объявляется лицо очередного наваждения, которое мало-помалу обретает вид реального человеческого существа.

— Прошу вас! — сказал старик, вставляя в аппарат громоздкую кассету. — Когда я щелкну пальцем, пожалуйста, не шевелитесь, пока из объектива не вылетит, ну, скажем, фламинго!

— Дон Кристобаль! пошутил падре Адриан. — Почему бы не попросить вылетать из вашего аппарата вместо фламинго, ну, скажем, Купидона?

— Купидон свое дело здесь уже сделал! — парировал дон Кристобаль, нервно щелкая пальцами. — Остановись, мгновенье, ты прекрасно! — воскликнул он торжественно, нажимая на гашетку фотографического ящика.

Эта камера-обскура была оставлена ему умирающим дедом-фотографом, завещавшим внуку произносить известную фразу из «Фауста» при каждом акте фотографирования. Дед умер от ран: он заснял невиданно большое количество революционных баталий и был ранен вместе со своим верным ящиком — пуля прошила навылет мастера, другая пуля — его мирное орудие (две круглые деревянные латки были явственно видны на его боках). «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — были последние слова деда, и дон Кристобаль до сих пор не мог сказать с уверенностью: то ли они были тогда произнесены по привычке, то ли относились к чему-то, что дед узрил в мгновение смерти, которое немногие отважились бы посчитать прекрасным…

Среди зрителей, наблюдавших из-за церковной ограды за свадебной сумятицей после венчания, находился плечистый бородатый человек неопределенного возраста в клетчатом костюме, в темных очках, с модным литературным журналом под мышкой.

С едва заметной усмешкой, поглаживая подергивающиеся усы, он прислушивался к разговору двух женщин.

— Белинда, невесте-то лет семнадцать будет, не больше…

— Вот и не угадала! Не она невеста, а ее мать, та, что рядом с ней, — поправила Белинда, сделав неприязненный акцент на слове «невеста».

— Вот оно как! Что ж, лучше поздно, чем никогда.

— Лучше никогда, чем бросать родное дитя! — жестко сказала собеседница. — Девушка в чужой семье выросла, вон ее приемные мать с отцом стоят рядом с молодым господином Бето. Да и он тоже намыкался, не приведи Господь…

— Стало быть, и богатые плачут? — хохотнула первая.

— Вот-вот, только слезы их послаще наших будут…

Бородач быстро вынул авторучку и черкнул на журнале: «И богатые плачут».

Глава 4

Луис Альберто и Марианна возвращались пешком. И редкий прохожий не обращал внимание на эту пару. Бог свел эти два существа, как две половинки одного большого спелого яблока, и этим плодом нельзя было не любоваться!

Красивая женщина с ясными зелеными глазами и густыми темными волосами шла уверенно и легко. Обворожительного рисунка рот был приоткрыт, казалось, она шепчет молитву или беззвучно читает стихи…

С шофером Максимо они отправили домой Марисабель, Бето, Чоле, Фелипу, Марию и Рамону, которые еле разместились в автомобиле. Не уговори Бето сесть к нему на колени упиравшуюся Марисабель, Максимо пришлось бы сделать два вояжа.

Джоана и Карлос тут же после венчания поспешили к себе: пора было укладывать чемоданы, — вечером они улетали в свадебное путешествие, началом которого был Рио-де-Жанейро.

О Бразилии и заговорил Луис Альберто по дороге домой…

— Марианна, помнишь, как ты прилетела ко мне тогда на Амазонку? — он смущенно нахмурился, припомнив свое тогдашнее упрямство, слепую ревность, не позволившую увидеть очевидное — любовь женщины, несущей в своем чреве плод их любви.

Боже! Неужели это была кара небесная за все его прегрешения перед семьей, перед Марианной? Обними он тогда жену, смири свою гордыню — не произошло бы тех несчастий, которые обрушились на них… Как порою от скоропалительных слов и поступков меняется жизнь людей! Луис Альберто сокрушенно покачал головой.

— Еще бы не помнить, — она прижалась щекой к его плечу. — Только не надо об этом сегодня. И вообще — никогда не вспоминай то, что нас разъединяло…

На перекрестке им встретилась девчушка, продававшая лотерейные билеты. Она подбежала к богатым сеньорам без всякой надежды на успех: за мгновенной удачей больше охотятся те, у кого дыры в кармане. К радостному удивлению юной распространительницы лотерейных билетов, пышноволосая красавица с перстнями на руках опровергла ее короткий житейский опыт, купив сразу дюжину билетов.

— Марианна, Бог с тобой! — пожурил ее спутник и улыбнулся. — Чего доброго, один из этих билетов выиграет, и мы разбогатеем!

Марианна укоризненно взглянула на мужа, а девчонка хрипловатым голосом запальчиво и убежденно сказала:

— Сеньор, они и вправду выиграть могут! А че! В газетах не так давно писали, одна бедная старушка аж три миллиона выиграла! Еле ее откачали! Она от радости одна целую бутылку текилы вылакала! — затараторила чумазая посланница судьбы.

— Как бы и с моей старушкой того же не произошло! — чуть ли не утирая слезы, хохотал Луис Альберто.

— Пари? — дерзко крикнула девчонка. — На половину выигрыша!

— Давай! — протянул ей руку Луис Альберто.

Марианна залихватски разбила пари и спросила:

— Твой адрес?

— Это зачем еще? — девчонка настороженно вскинула на Марианну большие желтоватого кошачьего цвета глаза.

Только тут Марианна увидела, как красива эта девушка-подросток.

— А вдруг я выиграю? Как я тебе сообщу?

— А вы вот что… Перепишите мне номера ваших билетов. Ежели какой выиграет, я сама к вам прибегу. Лучше вы мне свой адрес дайте.

Луис Альберто аккуратно переписал номера билетов на листок из записной книжки и протянул его девчонке, присовокупив свою визитную карточку. На душе у него было спокойно и весело, как в далеком детстве, когда ученики в школе затевали какую-нибудь новую игру.

— Да пошлет вам пресвятая Дева Гвадалупе счастье! — сказала девчонка, шмыгнув носом.

— Как тебя зовут? — спросила Марианна.

— Фелисия! — крикнула она.

— Так ты сама и есть счастье! — улыбнулась Марианна, потрепав ее по щеке…

Мог ли не вспомнить Луис Альберто, как однажды в театре они чуть не поссорились с Марианной, когда она заступилась за подростка в красной футболке, который вот так же продавал лотерейные билеты? А ведь это был Бето, его сын, которого ему было суждено обрести много позже.

Прав падре Адриан, когда говорит, что происходящее с другими происходит одновременно и с нами, что сострадать чужому человеку — все равно что сострадать самому родному и близкому существу… По ком звонит похоронный колокол? По каждому из нас… Кого мы спасаем, спасая чужого человека, как не самих себя, свою душу…

Марианна будто прочитала его мысли и еще теснее прижалась щекой к его плечу.

Глава 5

Небольшая квартира дона Кристобаля была маленьким музеем фотографических шедевров его деда Херардо Диаса.

Многие мексиканские музеи гордились тем, что в их экспозициях находились работы легендарного фотографа. Но выставлены там были лишь копии. А оригиналы находились здесь, в доме дона Кристобаля, на тихой улочке неподалеку от знаменитого дома-музея Льва Троцкого, в котором он погиб от руки подосланного Москвой убийцы.

Пластины негативов, аккуратно уложенные в специальных деревянных шкатулках, хранились в старинном инкрустированном шкафу, а на стенах в прихожей и в комнатах красовались застекленные копии, собственноручно проявленные и отпечатанные дедом, — черно-белые, зеленоватые или рыжие, под сепию. Фотографии больших размеров серебристо отсвечивали: химикаты той давней поры содержали настоящее серебро…

Гость — плечистый бородач в клетчатом костюме — выказал большой интерес к работам деда.

Он назвался Альфонсо Кесадой и вручил визитную карточку с названием одной из телестудий.

Сам интерес гостя не удивил дона Кристобаля: дом был местом пусть и не частого, но все же паломничества национальных и зарубежных исследовательских центров, газет и киностудий. Уважительное восхищение Альфонсо Кесады трепетным отношением дона Кристобаля к памяти деда расположило его к бородатому посетителю. Телевизионщик намеревается снимать документальный фильм о расстреле императора Максимилиана I Габсбурга в 1867 году, многие детали костюмов и реквизита той эпохи окажут ему неоценимую помощь, что же касается достойного вознаграждения за эту первую консультацию, то оно пришлось как нельзя кстати. Заработок хромого фотографа все больше и больше отставал от резвой инфляции, а продавать негативы деда дон Кристобаль пока что наотрез отказывался.

— Часто вам приходится снимать в храме? — поинтересовался гость.

— Раза три в неделю. Только не все снявшиеся приходят за фотографиями. Впрочем, вчера мне заплатили вперед кругленькую сумму! — похвастался дон Кристобаль, кивнув на большой групповой снимок, запечатлевший венчание Джоаны и Карлоса.

Вот уж удача так удача: этот снимок был единственной целью прихода Альфонсо Кесады.

— Замечательное настроение у вашей работы, и какой радостный свет! — польстил он дону Кристобалю. — Какие счастливые лица. Кроме одного, — он указал ногтем мизинца на строгое, сумрачное лицо Рамоны.

— Вам действительно нравится эта фотография? — заулыбался дон Кристобаль. — Хотите, я вам ее подарю?

— Что вы, что вы! — начал было отнекиваться Альфонсо Кесада. — Разве что с вашей дарственной надписью. И тогда уж обязательно припишите «Дом-музей великого фотографа Херардо Диаса и его сына»!..

Глава 6

В плетеном кресле на веранде своего дома старый дон Альберто Сальватьерра в задумчивости рассматривал фотографии в семейном альбоме. После смерти Елены он частенько заглядывал в него.

Вот Елена расписывает свои статуэтки, а рядом — маленький Луис Альберто с любимым спаниелем Тобиасом.

Несчастному псу пришлось ампутировать лапу, перебитую пьяницей, который бросил в него палку. Как рыдал тогда Луис Альберто!

Вот Луис Альберто в футбольной форме во время учебы в университете.

А на этом снимке — он с друзьями на раскопках после страшного землетрясения (никогда не забудет дон Альберто его слез, когда он рассказывал о женщине, потерявшей мужа и семерых детей).

Милая Елена!.. Сколько сил она отдала сыну, как сострадала впоследствии его неудачам, стойко снося его грубости, как пыталась защитить его от ярости отца. И как радовалась в последние годы, проведенные стариками в Европе, любви и миру в семействе.

Трудно прожил сын годы своей молодости. Материнское попустительство Елены, его, дона Альберто, излишняя отцовская строгость и гордый характер Луиса Альберто чуть ли не погубили семью. Но ведь нашел он в себе душевные силы, чтобы одолеть пороки и занять в обществе место, достойное рода Сальватьерра!

Прав падре Адриан: если в человеке остается хотя бы капля человечности — еще не все потеряно.

Впрочем, неизвестно, как бы повернулось дело, если бы Спаситель не послал им тогда Марианну Вильяреаль, милую его сноху!..

А вот надменная красавица Эстерсита, загубившая свою жизнь и жизнь своего в муках рожденного младенца. Рядом с ней Рамона, которая была вынуждена скрывать до последних дней Эстерситы, что она, простая женщина, — ее мать, которая, будучи служанкой, прижила ее от своего богатого хозяина — брата доньи Елены.

Сколько мрачных сил вилось возле заносчивой стяжательницы Эстерситы, которая стала женой его сына ценой обмана. Прямо или косвенно она была связана с убийством подруги Марианны — Патрисии, с покушением на Марианну, с шантажистами — владельцем бара «Две тысячи» Фернандо Брондуарди, псевдоврачом Гомесом, провинциальным мошенником Диего Авиллой и его любовницей Ирмой Рамос, мачехой Марианны, выгнавшей падчерицу из дома ее умершего отца, чтобы завладеть ее наследством…

— Марисабель! — позвал дон Альберто и, когда внучка (у старика язык не поворачивался называть ее приемной внучкой!) подбежала, ласково склонившись к нему, спросил, указывая на очередной снимок, где рядом с ней стоял высокий человек в отвратительной маске кровопийцы Дракулы: — С кем это ты?

— Угадай!

— Я и так уже многих в лицо не узнаю, а тут маска!

— Этот кровопийца — Бето, и маска эта ему очень идет! — фыркнула Марисабель. — Нас сфотографировал Умберто, кузен моей подруги Лили, у нее на дне рождения.

— Почему же это я кровопийца? — полюбопытствовал вышедший на веранду Бето.

— Потому что пялишь глаза на каждую смазливую рожицу!

— Включая твою.

— Мою можешь не включать! — игриво и капризно крикнула она, запустив в него диванной подушечкой.

— Ах так! Пеняй на себя! — воскликнул Бето, бросившись к Марисабель.

Она стала кружить вокруг кресла деда, а Бето — ловить ее, пока не поймал и не расцеловал в обе щеки.

— Что за шум? — спросил, поднимаясь из сада на веранду, Луис Альберто.

— Совсем как маленькие! — воскликнула появившаяся вслед за ним Марианна.

— Мама! Скажи Бето, чтобы отпустил меня! Я боюсь щекотки! — верещала Марисабель.

— Отец! Она швыряется подушками! — пробасил Бето.

Вошла Рамона — просят к телефону Бето.

— Мужчина? — спросила Марисабель.

— Твоя подруга Лили, — ответила Рамона.

Глава 7

С утра у Лили было дурное настроение, в последнее время это случалось часто. Она догадывалась почему.

Вчера, притаившись за стволом платана около церковной ограды, она изгрызла все ногти, глядя на Марисабель, счастливо прижимавшуюся к Бето во время фотографирования на лужайке после венчания ее матери и отца.

Об удивительной истории своих настоящих родителей поведала со всеми подробностями сама Марисабель, которая и догадаться не могла, какую неприязнь вызвал в душе подруги этот непредвиденный поворот событий.

Всего несколько недель назад неописуемую радость испытала Лили, узнав, что Бето оказался сыном доньи Марианны и дона Луиса Альберто, а значит, родным братом ее соперницы Марисабель. Ура! Она его сестра! Путь к завоеванию сердца Бето был открыт. И вот новый сюрприз: Марисабель — приемная дочь родителей Бето.

Конечно, теперь Лили испытывала чувство превосходства над подругой-соперницей, которая так долго была приемышем (помимо всего прочего, положение Марисабель в новоиспеченной семье ставило ее в сознании Лили на более низкую ступень в обществе), но сознание того, что любящие друг друга Марисабель и Бето снова не родственники, буквально бесило ее.

Прежде она никого ни к кому не ревновала. Пытаясь сейчас разобраться в своих чувствах, она и сама не могла понять, влюблена ли сна в Бето настолько, что ревнует его, или настолько ревнует, что испытывает к нему влечение. И что тогда ее ревность: любовное влечение или азарт соперничества?

Ироничная и желчная даже по отношению к самой себе, Лили воскликнула тем циничным внутренним голосом, который возникал в ней в минуты растерянности: «Поздравляю тебя, Лили, ты, оказывается, и влюбляться умеешь!» Сама же себе и ответила вторым голосом своего второго «я»: «Ну уж нет, не дождутся они от меня!» (Под «они» подразумевались все представители сильного пола.) «Самое противное, — подумала она, — что непонятно, какой из внутренних голосов — мой?»

Идеи феминизма, полного раскрепощения женщин, их независимости от напыщенных кретинов мужчин, — идеи, столь распространившиеся в последнее время, особенно в университетах, Лили считала глупостью. Впрочем, возможность повелевать всеми этими «мачо» казалась ей симпатичной: уж больно распоясались за десяток-другой тысячелетий!

И все же, как ни приводила себя в порядок Лили внутренней иронией, унаследованной ею от покойного отца, достаточно известного радиокомментатора, из головы ее не выходил Бето.

До чего же он стал красив — покрупнел, раздался в плечах, а главное — появилось в его осанке нечто новое: спокойная уверенность, мужская неторопливость. В сочетании с доброй детской улыбкой, то и дело озарявшей его лицо, которую он, словно стыдясь, сгонял, нарочито насупив густые брови, юная его мужественность пробуждала в Лили неведомое ей желание — не только повелевать, но и в какой-то степени (конечно же в разумной) отдать себя под его покровительство.

Она позвонила. Подошла Мария, и Лили попросила к телефону Бето.

— Слушаю, — раздался в трубке мягкий баритон.

— Бето, это я, Лили…

— Приятно слышать тебя. Ты, наверно, хочешь поговорить с Марисабель?

— Я не стала бы тогда подзывать к телефону тебя…

— Ну да, конечно. Слушаю тебя.

— Бето, почему бы нам не повидаться?.. Не отправиться в субботу в парк Чапультепек?..

— Ты имеешь в виду всем нам? Думаю, Марисабель будет не против…

— Ты боишься, что мы без нее заблудимся? — съязвила Лили. — Или вы с ней сиамские близнецы?

Бето расхохотался и на мгновение умолк.

— Нет, Лили, мы не близнецы и уже не брат с сестрой. Просто я подумал…

Лили не стала унижаться до попрошайничества, до унизительной просьбы увидеться с глазу на глаз и сказала:

— Конечно, мое приглашение относится к Марисабель в той же мере, что и к тебе. Просто… у меня к тебе дело, мне нужен твой совет. Мужской совет.

— Хорошо, назначай место и время встречи. Я готов! — галантно ответил Бето.

— В одиннадцать. В сквере напротив входа в кабаре «Габриэла».

Повесив трубку, Лили рассмеялась — ей еще предстояло придумать, в каком мужском совете Бето она нуждалась.

Глава 8

— Хорошо ли я сделала, что отказалась ехать в Бразилию с Карлосом и Джоаной… — Марисабель досадливо притопнула, поправившись: — С мамой и папой?.. Что отказалась сопровождать их в свадебном путешествии?

Марианна обняла ее и с наигранной учительской строгостью, помогая себе указательным пальцем, назидательно изрекла:

— Свадебное путешествие ни в коей мере не предполагает участия в нем кого-либо, помимо непосредственных участников брачного союза.

— Это справедливо, — мечтательно сказала Марисабель, покосившись на входившего в гостиную Бето.

— Звонила Лили. Приглашает в парк Чапультепек…

— Когда? — радостно спросила Марисабель.

Бето замялся.

— Завтра…

Марианна, положив руки на плечи Бето и Марисабель, улыбнулась:

— Сынок, вы можете взять мою машину, или, если хотите, Максимо отвезет вас на папиной.

— Дело в том, что она пригласила только меня.

— Только тебя? — вскинула брови Марисабель.

Бето вздохнул и, хлопая большими ресницами, объяснил:

— Видите ли, ей требуется от меня какой-то мужской совет.

Стоявшая в дверях Мария прыснула в кулак и, спохватившись, дополнительно чихнула два раза, попытавшись замаскировать простудным звукоподражанием свою непочтительную реакцию на слова Бето.

— Мария, прошу тебя, милая, — сказала Марианна, повернувшись к Марии и со значением прищурив глаза. — Не принесешь ли нам сока со льдом?

Мария понятливо кивнула и покинула гостиную.

— А мужские советы многочисленных почитателей ее уже не устраивают? — запальчиво воскликнула Марисабель. На щеках ее появился боевой румянец.

— Откуда мне знать! — в голосе Бето зазвучали необычные для него металлические нотки, весьма похожие на интонации Луиса Альберто, когда тот начинал сердиться. — Наша общая подруга хочет спросить у меня совета, почему же я должен отказать ей?

Марианна деликатно попятилась к порогу и выскользнула за дверь, чуть не сбив с ног Марию, едва удержавшую в руках поднос с тремя стаканами сока. Она увлекла ее на кухню, где они вдосталь посмеялись, припомнив похожие моменты в непростой истории ее собственных отношений с Луисом Альберто.

Глава 9

— Марисабель то и дело спрашивает о тебе, — сказала Лили кузену Умберто, когда тот позвонил, чтобы пригласить Лили на открывшуюся выставку мексиканских древностей.

— Так уж и спрашивает… Могла бы сама мне позвонить.

— Все-таки мужчины непонятливый народ! Какая девушка после длительного перерыва в отношениях с человеком, который ей нравится, станет откровенно домогаться его?

— Но разве нельзя найти какой-либо предлог? — буркнул Умберто. — Или какой-нибудь иной способ…

— Вот я и есть тот самый способ! И я сообщаю, что она то и дело спрашивает о тебе. Счастливая! Ей есть о ком мечтать…

Нет, она еще померяется силами со своей подругой. Во что бы то ни стало рассорить Марисабель с Бето! И потом, почему это, скажите на милость, Марисабель должна и дальше жить в доме, где теперь будет находиться Бето?.. Ведь у нее нашлись настоящие родители, которые на седьмом небе от счастья. И бесчеловечно лишать их радости общения с дочерью, не так ли?

После смерти отца, оставившего семье весьма скромные средства, Лили все чаще задумывалась над своим будущим. Что и говорить, Бето — лакомый кусочек. И похоже, характером он не в отца, а в мать. Вспыльчивость дона Луиса Альберто часто была темой обсуждений и осуждений у нее дома.

Впрочем, если бы Лили присутствовала при последнем разговоре Бето и Марисабель, она, возможно, и переменила бы свое мнение о мягкости Бето…

— Умберто, если ты не позвонишь Марисабель, то это сделает кто-нибудь другой…

— Разве она все еще не увлечена этим… увальнем?

— Ах, этот увалень изрядно надоел ей. Марисабель — редкостный бриллиант, ей нужна совершенно другая оправа. К тому же увалень может быть… увлечен другой красавицей. Такое тебе в голову не приходило?

— Лили, ты просто прелесть! Хорошо, я непременно позвоню Марисабель.

— Не забудь, что она тоже интересуется мексиканскими древностями…

Глава 10

Щекотливый вопрос, связанный с местом ее дальнейшего проживания, беспокоил Марисабель.

Джоана и Карлос, возможно, пригласят ее жить с ними.

Оставить дом детства, удобства, положение — это тревожило Марисабель во вторую очередь, а в первую…

— Вернутся из Бразилии Джоана с Карлосом, и я тут же перееду к ним! — сердито обмолвилась Марисабель, покосившись на Марианну.

— Не загадывай, доченька, — помедлив, ответила Марианна и добавила, делая вид, что не догадывается о причине столь непреклонного решения. — Я понимаю и ценю твое желание первой внести лепту в объединение семьи… Но все это мы обсудим после их приезда…

Желание Марисабель оставить дом озадачило Марианну. Конечно, она обижена бестактным поведением Бето, и все же…

Мысль о том, что родители могут «востребовать» дочь, не раз приходила ей в голову в последнее время, и эта мысль приводила ее в замешательство. Конечно, это их право, но разве справедливо лишать ту, которая вырастила ребенка, права быть с ним, любоваться им, заботиться о нем? Марисабель, ее заботы и волнения — часть жизни Марианны, часть ее сознания, — не жестоко ли так сразу отсечь эту часть?

Марианна вспомнила рассказ одного ветерана о том, как кричат инвалиды, у которых продолжает «болеть» ампутированная когда-то рука. И еще она вспомнила книгу одного чилийского философа, писавшего, что начало любой физической боли коренится в душе. Марианна никогда не сомневалась в этом: столько раз причиной ее физических страданий была душевная боль. И разве сейчас, когда Марисабель обмолвилась о том, что хочет оставить их дом, не отозвались эти слова острой болью в сердце?

— Марисабель, доченька, тебя к телефону, — сказала, войдя в гостиную, Рамона.

— Здравствуй, голубка! — услышала она «приплясывающий» голос Лили. — Я хочу посоветоваться с Бето об одном деле, не знаю, сказал ли он тебе об этом…

— А я здесь при чем? — холодно ответила Марисабель.

— Я подумала, не обижаешься ли ты на то, что…

— С какой стати!

— Да, чтобы не забыть, Умберто приглашает на выставку мексиканских древностей. Может быть, ты поедешь с ним?

Появление в гостиной Бето обрадовало Марисабель. Переменив тон и кокетливо поправляя прическу, она сказала в трубку сладким голоском:

— А почему бы и нет, хорошая идея! Я принимаю приглашение. Впрочем, Умберто мог бы позвонить и сам…

— Он здесь, передаю ему трубку.

— Марисабель?

— Да, Умберто, я с удовольствием пойду с тобой на выставку. Ты заедешь за мной? Когда?

Лили шепнула Умберто на ухо:

— Скажи, завтра в одиннадцать у кабаре «Габриэла», — она подмигнула Умберто, дескать, знаю, что делаю.

— Завтра в одиннадцать? — сказал Умберто. — У кабаре «Габриэла». Согласна? Вот и хорошо!

Трубку снова взяла Лили:

— Вы договорились? Вот и славно! Поцелуй Бето!

— Ты сама можешь это сделать после того, как он даст тебе «мужской совет»! — деланно веселым голоском сказала Марисабель сразу для Лили и для Бето.

Нет, не понравилось Рамоне, слушавшей в дверях щебетание Марисабель, выражение лица Бето: растерянное и угрюмое одновременно. Так с мужчинами нельзя. Конечно, это не то, что позволяла себе по отношению к Луису Альберто ее покойная дочь Эстерсита, злая на весь мир, но ведь слово за слово, поступок за поступком…

— Снова великовозрастный сеньор пристраивается к юной сеньорите? — ухмыльнулся Бето. — Ведь знает, что юной сеньорите не нравятся великовозрастные сеньоры!

— Великовозрастные сеньоры отличаются от сосунков завидным постоянством! — парировала Марисабель.

— Постоянством занудства!

— Постоянством привязанности!

— Постоянством ишиаса!

— Постоянством воспитанности!

Тут уж Бето не преминул процитировать куплет из общеизвестной песни «Волны». Срывающимся от бешенства голосом и делая вид, что у него в руках гитара, он пронзительно завизжал на манер площадного певца-марьячи:

Марианна решила как-то разрядить обстановку и с мягкой укоризной в адрес Бето сказала:

— Разве симпатии возникают только между ровесниками? Где бы ты был, если бы твой отец не влюбился в меня, а я в него?

В гостиную с подносом, на котором дымились чашечки с кофе, вошла Чоле.

— Сынок, да что это с тобой? Ты уж и петь начал? — улыбнулась она Бето, но, увидев его лицо, осеклась.

— Чоле, — ответила за Бето Марисабель, — он не только петь начал, он начал давать «мужские советы» моим подругам! Почему бы нам не дать ему денег на открытие консультации?

Бето расхохотался и ринулся обнимать Марисабель, но та, холодно отстранив его, выбежала из гостиной.

Глава 11

Неделю назад, спустившись к консьержу дома, в котором он снимал квартиру, Блас Кесада предупредил его, поглаживая редкие волосы:

— Дон Венансио, ко мне приехал брат. Он поживет у меня некоторое время. Мы близнецы, вы сразу это поймете. Вот разве что растительности у него побольше! — с нарочитым комическим сокрушением воскликнул обладатель молодой загорелой лысины. — Он сейчас как раз у меня и, когда будет уходить, представится вам.

— Как это я не заметил, что к вам пришли! — профессионально встрепенулся дон Венансио.

Он обычно всячески подчеркивал свое сторожевое рвение еще и потому, что иногда оно входило в сомнительное противоречие с его пристрастием к некоторым маркам рома, особенно к той, чья реклама гласила: «Ром «Мафусаил», нынче весел, завтра — как не пил!»

Дон Венансио старательно пытался оправдывать вторую часть рекламы, а выглядел в соответствии с первой. Впрочем, исчерпав запас веселья, он тут же начинал дремать.

Жильцы в шутку так и звали его — «Мафусаил»…

Тогда, неделю назад, брат Бласа Кесады ушел через полчаса, вежливо поклонившись консьержу. Действительно, они с братом были одной осанки и очень похожи чертами лица, вот только у приезжего были усы, борода, лоснящиеся от бриолина черные волосы с аккуратным левым пробором и темные очки, и одежда была пестрее: в зеленовато-коричневую клетку костюм и яркий желтый галстук.

— Блас просил передать вам, что к нему придет сослуживица, — похожим, но чуть осипшим голосом сказал тогда консьержу брат Бласа Кесады, назвавшийся Альфонсо Кесада.

Да, это был тот самый режиссер телевидения, побывавший около храма отца Адриана, а днем позже — в доме старого фотографа дона Кристобаля…

Первое, что на сей раз сделал Альфонсо Кесада, войдя в квартиру брата, это задернул шторы и, пройдя в ванную комнату, снял лоснящийся черный парик, очки, отклеил усы и бороду, превратившись в самого что ни на есть Бласа Кесаду.

Это и был он в своем истинном обличии — хозяин модного кабаре «Габриэла», приобретенного им недавно в центре города.

Он быстро переоделся, а весь камуфляж аккуратно сложил в шкаф, повесив туда и запоминающийся клетчатый костюм.

Затем он подошел к письменному столу и, достав из него большую фотографию работы дона Кристобаля, внимательно стал разглядывать хозяев, чад и домочадцев дома Сальватьерра.

Раздался телефонный звонок.

— Да, Вивиан, — сказал он, узнав голос одной из танцовщиц своего кабаре, — это я, Блас.

— Я только что забегала, но «Мафусаил» сказал, что тебя нет, а есть только твой брат…

— Верно, у меня временно гостит брат… Я только вошел. Что ты хочешь мне сказать?

— Среди моих знакомых есть одна, которая может тебя заинтересовать…

— Объем в бедрах?

— Ты не понял! Она знакома с домом Луиса Альберто…

— Не надо сейчас об этом! — резко прервал ее Блас Кесада. — Я скоро выезжаю в кабаре. Там и поговорим… Виктория поправилась?

— Да, она сегодня танцует!.. — Вивиан помедлила. — Блас…

— Что еще?

— Блас, ты не мог бы мне ссудить…

— Ты и так мне должна.

— Блас… — голос Вивиан упал. — Блас, ты поможешь мне?

— Обо всем поговорим в кабаре! И гляди у меня! Еще раз поскользнешься на сцене, пеняй на себя!

Блас Кесада бросил трубку и вернулся к столу. Снова стал разглядывать фотографию, одновременно прочищая курительную трубку шильцем. Набил трубку, закурил.

Улыбнулся и неожиданно резко вонзил острие шильца в фотографию, проткнув ее там, где находилось сердце Луиса Альберто Сальватьерра.

Глава 12

Гибкая, сероглазая красавица с копной каштановых волос, Виктория Хауристи порою сама потешалась над своим артистическим прозвищем — Индомабле — Неукротимая.

Эта «кличка» была записана в контракте, по которому ее пригласили из Испании в Мексику, где такого рода словечки горячили мужчин, норовивших показать каждой встречной женщине свою ловкость объездчиков, да только не на такую напали. Что она, кобыла из стада мустангов?

Любой задира тут же смекал, что имеет дело с истинной басконкой.

Впрочем, она действительно была неукротима: и в своей личной независимости, и в той страсти, которой отличались ее выступления на сценах кабаре.

Прозвище переходило из контракта в контракт и осталось неизменным в последнем контракте в ресторане-кабаре «Габриэла», который после гибели его хозяина во время землетрясения перешло к новому владельцу — Бласу Кесаде.

Двадцатитрехлетняя Виктория не спешила с замужеством. То ли ироничный склад характера, то ли привитый дочерям матерью, работницей ткацкой фабрики, взгляд на любовь и честь с детства отличали ее от подруг, да и здесь, в кабаре, ее считали дикушей. Это и доставляло ей больше всего хлопот — несоответствие имиджа доступной жадным взглядам стройной танцовщицы и ее характера.

Только Вивиан, с которой у нее сложились более или менее добрые отношения, знала о ее недолгой, но глубокой влюбленности в дона Луиса Альберто Сальватьерра.

Виктория и Вивиан не раз хохотали, вспоминая, как Луис Альберто, напиваясь с горя в их заведении, то предлагал незамедлительно жениться на Виктории, то держать пари — кто быстрее выпьет бутылку шампанского, конечно, за его счет, а кто проиграет — в наказание выпить еще две!..

Однажды подругам пришлось доставить Луиса Альберто домой в состоянии неодушевленного предмета. Виктория сразу поняла, что этот прекрасный человек переживает большую семейную драму, и не позволила себе позариться на то, что принадлежало не ей, — на сердце человека, раздираемое любовью и ревностью к его жене — Марианне.

Изредка он заглядывал к ним, один или с Марианной. Между женщинами установились дружеские отношения, Марианна хлопала ей, и Виктория сердцем чувствовала, что искренне. Раза два она забегала к ним, откликаясь на приглашения Марианны, и они судачили о городских событиях, новой парфюмерии и голливудских разводах.

Вивиан частенько подтрунивала над подругой: «Эх, такого красавца упустила». Теперь уж не подтрунивает — с тех пор как начала курить «травку», только и забот у нее, где бы перехватить деньжат на чертово зелье, будь оно проклято!

Глава 13

До начала представления оставалось полчаса.

В кабинете Бласа готовая к выходу Вивиан в сетчатых чулках до бедра и в коротких «горячих» штанишках в полоску, с широкими бретелями, из-под которых через две круглые дырки игриво выглядывали подкрашенные губной помадой соски, выкладывала хозяину то, что он не дал сказать по телефону.

— Белинда ее зовут, живет в моем доме, этажом выше. Это недалеко от дома Сальватьерра. Она служит у них кухаркой. И очень зла на них за то, что они ее часто осаживают. Думаю, за ее острый язычок. Говорит, что дом этот стоит на пороховой бочке, с виду все честь по чести, а ковырнуть, такое полезет!

«Кухарка, — размышлял Блас Кесада. — Хорошо ли она знает расположение комнат в доме?»

— Как ей платят?

— Неплохо. Да только ухажер ее такой сердцеед и гулена, что она вечно перехватывает деньжат у соседей.

— Пусть придет. Скажи, на кухне в нашем ресторане требуется опытная повариха… Ступай!

Вивиан просительно поглядела на хозяина. Тот поморщился, отпер сейф и, достав оттуда две купюры, широко помахал ими перед лицом Вивиан, которая водила за ними глазами, как собака за куском ветчины.

— Мне не нравится, что ты перешла на таблетки! Мне не нравится, что в конце выступления ты еле стоишь на ногах! Министерство здравоохранения предупреждает!.. — угрюмо процедил Блас Кесада, а Вивиан, выхватив у него купюры и игриво подвигав бедрами, завершила его мрачную шутку куплетом из «Кукарачи»:

Блас дал ей шлепка по заду, и она, взвизгнув, побежала на репетицию.

Глава 14

На углу выложенного мраморными плитами сквера напротив входа в ресторан-кабаре «Габриэла» Бето ждал Лили.

Он сидел на скамье и читал журнал «Очень интересно» — тот раздел, где обычно публикуются цитаты, на этот раз о любви.

Особенно понравилась ему мысль французской писательницы Франсуазы Саган: «Любовь — это способность смеяться вдвоем». А вот высказывание испанского писателя прошлого века Северо Каталины показалось ему циничным: «Любовь — это большой ребенок, куклы которого — женщины».

Окружавший его с детства мир, жаркий мир мексиканской эротики, был переполнен криками о любви, историями о любви несчастной и о любви прекрасной, многие его товарищи были падки на секс-журналы и порнофильмы.

Каждый преувеличивал свои мужские достоинства, строил из себя супермачо, считал себя знатоком женских прелестей.

В каждом классе есть переросток, собирающий на переменах соучеников, которые, разинув рты, слушают рассказ о его славных победах.

В каждом классе есть рано созревшая красотка, подробно знакомящая тяжело дышащих подружек с деталями своего очередного прегрешения.

Бето старался внешне не отставать от сверстников, но в душе стеснялся неведомых чувств, которые возникали в нем порой все чаще и чаще при виде красивой женщины.

Вот одна из них — ладная, гибкая, сероглазая, со спортивным баулом на лямке, взбегает по лестнице кабаре «Габриэла».

Было без пяти одиннадцать. Спешившая на репетицию в кабаре Виктория заметила Бето и его застенчиво-восхищенный взгляд.

Она знала его (Луис Альберто, заглянувший недавно к ней на чашечку кофе, показал фотографию Бето), а он — нет. Боже, так походить на отца, вот только лицо более мягкое. Виктория тут же вспомнила, как ясно и печально улыбается Марианна.

Тряхнув каштановой гривой волос, она скрылась за дверью кабаре.

Бето услышал клаксон и поднял голову. К скверу приближался открытый, вишневого цвета, спортивный автомобиль, из которого ему махала рукой Лили.

За рулем сидел ее кузен Умберто, он сдержанно кивнул Бето. Поцеловав брата, Лили перешла в припаркованный автомобиль Бето, но продолжала переговариваться с Умберто, из-за чего Бето не мог тронуться в путь.

— Вечером, — тараторила Лили, — хорошо бы поужинать вместе. Умберто, если ты не против, — она покосилась на Бето, — мы можем зайти в «Габриэлу»? Здесь новая программа! — кивнула она на афишу у входа в ресторан-кабаре.

Над обрамленным мигающими лампочками фотопанно, запечатлевшим стройных со вскинутыми ногами танцовщиц, выделалась яркая надпись: «Эротическое шоу».

В зеркале заднего обзора она увидела, наконец, тонкую фигурку приближающейся к парку Марисабель в облегающих брючках, широкой кружевной кофточке и с ниспадающими на плечи золотыми волосами.

Этого Лили и ждала.

Она заметила, как Марисабель остановилась, увидев ее в машине с Бето, как тряхнула головой и подчеркнуто весело подбежала к машине Умберто, смачно поцеловав его в щеку.

Бето включил двигатель и «рванул» с места так, что Лили поперхнулась последними словами, едва не вылетев на заднее сиденье.

— С ума сошел!

— Мы договорились выехать ровно в одиннадцать!

— Но ведь я разговаривала с Умберто! Или ты боишься, что парк Чапультепек закроют?

— Не успеем обезьян покормить…

— Тогда я покормлю тебя, — хихикнула Лили. — Не машина, а зверь! — попыталась она польстить автомобильному тщеславию юноши. — Эта машина твоя?

— Нет.

— Отца?

— Мамина.

— Доньи Марианны? — Лили осеклась, опасаясь, как бы уточнение того, чья это машина, Марианны или Чоле, не обидело Бето намеком на бедность последней. — Зайдем вечером в «Габриэлу»?

— Там видно будет…

— Злишься, что Умберто пригласил Марисабель на выставку?

— Значит, ты знала, что они здесь встречаются в одиннадцать…

— Конечно, так мне было удобнее добраться до тебя… Марисабель все еще тебе нравится?

— Может быть…

— Ну, конечно! Вы теперь не брат и сестра! Вам теперь можно и потра…

Бето резко повернулся к Лили, машина завихляла.

— Бето, ты что! Разбить меня хочешь? — Лили нервно захохотала. — Такую красивую и влюбленную!

Она обняла сбоку Бето и, перегнувшись так, что заслонила ему обзор, жадно поцеловала его в губы. Машина резко дернулась влево. Тут же сзади, спереди и с боков послышались суматошные клаксоны движущихся в сторону парка Чапультепек машин.

— Нет, с ума сошла ты! — расхохотался Бето, выровняв машину.

— О! Я люблю тебя! — театрально выкрикнула Лили, прижав руки к груди.

Почему-то настроение Бето улучшилось. С этой плутовкой не соскучишься, подумал он, улыбаясь, и с тем же театральным наигрышем воскликнул, использовав только что вычитанную в журнале фразу Оскара Уайльда:

— Каждый мужчина может быть счастлив с женщиной при условии, что она его не любит!

Заливистый смех Лили, перекрыв шум моторов, донесся до нескольких машин, водители которых приветливо помахали ей рукой.

Глава 15

В этот субботний вечер ресторан-кабаре «Габриэла» был почти полон.

На предыдущей неделе сменили «тропическую» программу на новую, «эротическую», достаточно смелую, но в пределах допустимого. В планы Бласа Кесады не входило общение с полицией нравов и тем более с католической прессой.

Самым скабрезным номером в первом отделении программы был аттракцион под названием «Секс-конструктор». Суть номера со всей прямолинейностью объяснила зазвучавшая из динамиков песенка:

Шумнее других вел себя перебравший неразбавленного виски Кики, который то и дело получал под столом пинки от Себастьяна.

— Кики, кретин, застегни «молнию» на рыле! — шипел на него Себастьян. — На нас смотрят!

— Потому что мы самые орлы! — хихикал Кики. — Ты чего лягаешься!

У Кики были основания радоваться: как никогда удачно он сбыл сегодня тридцать порций «нюхалки» перекупщику — ученику-старшекласснику. Себастьян не одобрил акцию: возможное наказание за сбыт наркотиков несовершеннолетним было намного суровее.

На сцене кабаре за высокой ширмой выстроились пять девушек-моделей.

Приподнялась нижняя часть ширмы, и посетителям открылись пять пар разнокалиберных ножек.

Жюри, составленное из посетителей кабаре, должно было выбрать одну пару анонимных конечностей.

— Ну ты гляди, Себастьян! Одни других лучше! Вон те с краю, об заклад бьюсь, ноги Вивиан!

— Для тебя любые ножки без разбору — Вивиан!

— Не скажи! Я ее ноги на дюжину других не променяю! — привстал Кики, хлопнув ладонью по столику.

— Сиди смирно, кретин! — тихо прикрикнул Себастьян, рывком усадив его на стул.

Жюри быстро определило неведомую обладательницу наилучших ног, пометив оба ее колена большущим, сомнительной формы красным фломастером, после чего шторка задернулась, но открылась другая, выше, обнаружив второй «этаж», состоящий из пяти едва прикрытых женских бедер, соблазнительно переваливавшихся с бока на бок.

У сидящих за столиками вырвался сдержанный восхищенный вздох. У Кики — смесь всхлипа и визга.

— Уй! Вон та, в полосатых трусиках, точно Вивиан!

— Тише! Ты что, на скандал нарываешься?

А жюри продолжало свою работу, результатом которой явился последовательный отбор одного живота, одного торса и одних рук, также помеченных членообразным фломастером.

Наконец были открыты лица, среди них — строгое и прекрасное, с ироничным очерком губ лицо Виктории, которое было единогласно признано наилучшим, к деланному разочарованию других лиц, среди которых больше всего «убивалось» лицо прекрасной светлой мулатки с острова Тринидад — Лулу.

Один из членов жюри сунулся было с непристойным фломастером к лицу Виктории, но подскочивший к нему почитатель танцовщицы схватил его за лацканы пиджака.

Обстановку разрядило флегматичное появление верзилы Диди, вышибалы: один его вид быстро развел ссорящихся по их столикам.

Так были отобраны все элементы для «идеальной модели». Напряжение достигло апогея. Вся пятерка красавиц вышла из-за ширмы.

К шумной радости разгоряченных посетителей, обнаружилось, что большинство помеченных фломастером «этажей», кроме полосатых бедер, владелицей которых действительно была Вивиан, принадлежали Виктории.

Разочарованный Кики начал скандировать:

— Ви-ви-ан! Ви-ви-ан!

— Рехнулся?! Блас смотрит на тебя!

Кики моментально притих, повернув голову туда, где в дверях, ведущих во внутренний коридор, дымил трубкой лысый Блас. Кики незаметно помахал ему рукой на уровне груди. Блас резко повернулся и скрылся за дверью.

— Дождался, кретин! Он нас теперь на порог «Габриэлы» не пустит!

— Здесь кабаре! Уж и повеселиться нельзя, — обиженно и в то же время пугливо пробормотал Кики.

Склонившись к самому его уху и дав ему еще одного пинка под столом, Себастьян сказал:

— Веселиться можно. Нельзя махать ручкой Бласу. Пошли!

Ведя Кики к выходу, Себастьян столкнулся в проходе с Лили и Бето.

— Себас, Кики!

— Лили! — поцеловал ее в щеку Себастьян, холодно покосившись на Бето. Лили понимала смысл его колючего взгляда: Себастьян никак не может забыть их стычку у нее на вечеринке из-за Марисабель в начале года. Она шутливо топнула ногой.

— Прошу вас, кабальеро, протянуть друг другу руки!

Бето, добродушно улыбнувшись, обнял Себастьяна, а Кики ринулся обнимать Лили, чему оба кабальеро решительно воспрепятствовали.

— Не держит удары, — извинился за пьяного приятеля Себастьян.

— Приходите ко мне, буду рад.

— Это куда же? — спросил Себастьян, хотя был наслышан от той же Лили о завидном повороте событий в жизни «сироты».

— В дом моих родителей, — Бето широко улыбнулся. — В дом Сальватьерра.

— Непременно! — буркнул Себастьян. — И передай привет Марисабель.

— Непременно! — в тон ему буркнул Бето.

— Прошу тебя, Себас, позвони мне завтра, мне надо кое о чем с тобой переговорить. — Лили незаметно подмигнула Себастьяну.

— О'кей! — ответил он, продолжив буксировать Кики к выходу.

На улице вместе с первым глотком прохладного, но изрядно загазованного столичного воздуха Кики получил сильный удар по лицу.

— От хозяина! — сказал, криво ухмыляясь, вышибала Диди. — Приходите снова, всегда будем рады!

— Ну, спасибо хозяину! — заныл Кики, размазывая кровь.

Глава 16

Официант усадил Лили и Бето почти у самой сцены. Они пришли как раз к началу второй части вечернего шоу.

— А теперь, — объявил конферансье, — мы попросим на сцену победительницу конкурса, нашу несравненную «идеальную модель» Неукротимую Викторию!

Последние его слова были покрыты шумными аплодисментами и одобрительными возгласами: к этому часу атмосфера в кабаре пришла в свою наилучшую норму, когда счета посетителей, которые нетерпеливо подзывают сбившихся с ног официантов, начинают стремительно расти пропорционально выпитым дамами ликерам и унциям крепких мужских напитков.

Когда свет погас и сцену высветили разноцветные лучи направленных проекторов, глазам зрителей предстало огромное ослепительно белое шелковое полотно.

— Это что еще за фокус? — громко спросил один из простаков-посетителей. — Парашют, что ли?

— А Виктория, где Виктория? — послышался в тишине другой недоумевающий голос. На любопытствующих зашикали: разве не понятно, что она там, под покрывалом!

Тем временем под ним возникло еле уловимое движение, не то копошение, не то дрожь во сне. Загадочность происходящего утихомирила зрителей.

Движения под покрывалом стали более резкими, теперь можно было догадаться, что под ним два существа, и одно из них хочет обладать другим. Этот незримый танец вповалку двух тел возбуждал больше любого открытого эротического действия. Каждый мог домыслить свое, и это «свое» воздействовало сильнее самого откровенного стриптиза.

Из динамиков донеслись странные звуки, одновременно напоминающие стоны и звероподобное рычание. Совершенно явно шелковое полотно скрывало акт насилия. Борьба под ним становилась все яростнее.

Неожиданно по полотну стало расползаться ярко-красное пятно!

В прорехе покрывала, почти на уровне пола, показалась голова Виктории, ее глаза были закрыты, рот обезобразила гримаса боли и отвращения.

«Да ей цены нет! — подумал Блас Кесада, наблюдавший за выступлением Виктории из кабины осветителя, и тут же мысленно поправил себя, усмехнувшись: — Есть ей цена, если только покупатель не поскупится…»

— Блас, — ревниво дернула его за рукав стоявшая рядом Вивиан. — Нравится она тебе?

— Кто ей придумал этот номер?

— Она сама и придумала. Выдумщица она у нас.

Медленно поднимаясь и увлекая за собой белое покрывало, которое на ее плечах стало напоминать огромное окровавленное пончо, Виктория стянула его с распростертого на полу насильника и закружилась в нервном, все убыстряющемся танце под влажное ритмичное «бульканье» ксилофонов-маримб. Этот танец, вобравший боль унижения, радость мести и все напряжение неизбытого девического чувства, был неожидан для подобного места, в особенности после откровенно «соленого» первого акта. Затаив дыхание, следил зал за бессловесным чувственным рассказом Виктории.

— Так ты говоришь, что этот Луис Альберто и Виктория дружат?

— Дружили. Если она тогда за кого и вышла бы замуж без оглядки, так это за него.

Маримбы заклекотали громче. Окровавленное покрывало соскользнуло с тела танцовщицы, словно она навсегда освобождалась от кошмарного видения. В ее наготе явилась протрезвевшим посетителям ресторана-кабаре незапятнанная чистота любви…

Посвечивая карманным фонариком, официант подвел к столику, за которым сидели Лили с Бето, припоздавших Марисабель и Умберто…

Сверху на танцующую Викторию медленно опускалось новое, на этот раз розовое полотно: вот оно покрыло ее и распростертое тело убитого насильника, и танцовщица под этим покровом, как тающее снежное изваяние, стала оплывать, уменьшаться в размерах, пока совсем не «растеклась» по полу…

Приблизившийся к покрывалу конферансье резко сдернул его! Под ним не оказалось ни Виктории, ни насильника, под ним извивалась большая змея, с которой вспорхнула и улетела за кулисы белая горлица!

Когда утих шквал аплодисментов, Марисабель, нарочито прижимаясь к Умберто и заботливо снимая с его пиджака тополиные пушинки, качала рассказывать Лили про выставку мексиканских древностей, словно Бето и не было за столиком.

Вышедшая кланяться Виктория увидела компанию. От ее внимания не ускользнуло то, как резко встал и, не попрощавшись, направился к выходу Бето, за которым помчалась миловидная, коротко стриженная девушка. В оставшейся за столиком блондинке Виктория узнала сводную сестру Бето — Марисабель…

Глава 17

Чуть свет Бето уехал на занятия.

В школе художественного мастерства, куда он поступил без особых затруднений (помогла добросовестная учеба с домашними педагогами), он занимался на подготовительном отделении.

Мир искусства, этот, казалось бы, нереальный мир, окружающий человека, но организованный и прекрасный, не в пример реальному, целиком и полностью поглотил воображение Бето.

Марианна испытывала радость и гордость за сына.

Она радовалась, что Бето соприкасается с тем, чего была лишена она сама, и гордилась тем, что его влечет к прекрасному.

Марианна с огромным уважением относилась к литературным занятиям Луиса Альберто, который в последнее время все чаще засиживался по воскресеньям за литературной работой.

Когда она заглядывала в его кабинет и подходила к столу, за которым он работал, сдвинув на кончик носа очки (уже и очки носит, думала с грустью Марианна, любуясь им), он всякий раз переключал маленький портативный компьютер на табло с обычными коммерческими выкладками своей строительной фирмы, приговаривая: «Еще не время знакомиться с шедевром».

Марианна догадывалась, что он описывает жизнь их дома и, стало быть, историю их любви.

Она целовала мужа и на цыпочках выходила из кабинета.

Впрочем, если дело было к ночи, то и он шел за нею до самой их спальни: его желание обладать любимой пересиливало творческие привязанности.

— Луис Альберто, — строго говорила Марианна, — а роман?

— Я же объяснял тебе, что необходимо углубить некоторые линии произведения, — со значением заявлял муж, обнимая Марианну и подмигивая ей. — Хочу быть ближе к жизни.

Марианна краснела, как маленькая, и прыскала. А сердце начинало трепыхаться, как в тот день, когда она впервые ощутила жаркую и жадную близость Луиса Альберто.

Должно быть, Бето в отца. Его увлеченность занятиями в школе художественного мастерства была очевидна.

Впрочем, она догадывалась, что если его выбор и был как-то связан с наследственностью, то, помимо этого, была и другая причина.

Марианна помнила исповедь Бето, его удручение по поводу того, что Марисабель — девушка не его круга.

Широко открытыми, восхищенными глазами наблюдал он за ее балетными занятиями. С трепетом и робостью открывал ее альбомы великих художников прошлого и настоящего. Как в храм, входил в ее комнату, увешанную разноцветными афишами, уставленную керамикой доколумбовской Мексики. Раскрыв рот, слушал ее беседы с Джоаной о балетных спектаклях, на которые те иногда приглашали и Марианну с Бето.

Теперь все чаще и увереннее Бето участвовал в разговорах об искусстве.

Один из профессоров школы, их знакомый, которого они с Луисом Альберто встретили, тепло отозвался о Бето:

«Он учится не только разумом, но и сердцем. Такие встречаются не в каждом десятке».

На вопрос, какой из видов искусств станет его профессией, он пока не мог ответить.

«Еще есть время, пусть он занимается тем, что ему по душе, — говорил Луис Альберто. — Даже если он решит стать инженером, знание искусства только поможет ему».

Глава 18

От Марианны не укрылось то, что Бето уехал в плохом настроении.

Накануне, вернувшись домой, он тут же лег спать. Марисабель, которую Умберто привез часом позже, вскользь упомянула о том, что видела Бето с Лили в кабаре «Габриэла». И Марианна поняла, чем объясняется мрачное настроение Бето. Несомненно он ревнует Марисабель.

«Надо будет поговорить с Лили, — решила Марианна. — Пусть оставит Бето в покое. Да и Умберто хорош. Неужто не понимает, что он всего лишь манекен в интригах Лили и капризах Марисабель?»

— Виктория выступала? — спросил за завтраком Луис Альберто.

— О! Неукротимая Виктория! Она чудо! — Марисабель восторженно прижала руки к груди. — Жаль, что мы увидели лишь конец ее выступления.

— Может быть, и мы сходим посмотреть на нее в новой программе? — спросила Марианна.

— Непременно, дорогая, — ответил Луис Альберто, потеребив мочку уха и кашлянув.

Этот жест Марианна хорошо знала и любила, — искреннее раскаяние Луиса Альберто в какой-либо былой оплошности. Обычно он тут же вскидывал глаза, чтобы поймать взгляд Марианны, и когда ему это удавалось, она с улыбкой кивала и прижмуривала глаза в знак примирения и любви: что было, то прошло, и не надо вспоминать об этом.

Раскаяние очищает душу, а Марианне неизменно было присуще желание прощать. Наверно, только это и сохранило их любовь.

Скольким женщинам не дано отрешиться от желания напоминать мужьям о былых прегрешениях. Как профессиональные счетоводы, они суммируют каждую промашку. Иногда и трех жизней не хватит, чтобы замолить грехи. Вот и уходят мужья, чтобы начать новую жизнь…

Что и говорить: хорош был Луис Альберто, когда Виктория с подругой привели его, пьяного, домой, и он представил им Марианну как «любовницу вора и продавца лотерейных билетов»!

Марианна помнила растерянное и суровое лицо Виктории. Она почувствовала ее симпатию к себе.

При всем при том, редкостная красота Виктории не осталась ею не замеченной.

И конечно же она почувствовала, что независимой и честной девушке нравится Луис Альберто.

Догадывается ли он сам об этом? И что испытывает этот в прошлом ресторанный тигр, ощущая на щеке поцелуй Виктории, когда они изредка навещают танцовщицу в ресторане-кабаре «Габриэла»?

Глава 19

То же самое хотел знать и Блас Кесада.

Мнение Вивиан о том, что Луис Альберто нравился и, по всей видимости, продолжает нравиться Неукротимой Виктории, было как нельзя кстати.

Однако куда больше Бласа занимала мысль, нравится ли Виктория Луису Альберто, и если нравится, то в какой мере?

Опытный преступник, называвший себя в данный период своей жизни на воле Бласом Кесадой, проведал о существовании дона Луиса Сальватьерра и его жены Марианны в тюрьме от опустившегося красавца Диего Авиллы.

Мать Бласа Кесады, манекенщица, была кубинка, она зачала его от неведомого Бласу мексиканца во время короткой поездки в Мексику за несколько лет до кубинской революции.

В Гаване Блас закончил школу с художественным уклоном и поступил на работу помощником режиссера на киностудию в гаванском предместье Кубанакан. Он увлеченно осваивал новое дело.

Во время пресловутой кампании по борьбе с буржуазными влияниями, когда специальный сектор революционного министерства внутренних дел устроил гонения на наркоманов, гомосексуалистов, лесбиянок и на любого, чье поведение и вид могли показаться «буржуазными», одна из соседок Бласа по коттеджу, в котором он жил с матерью, написала на него лживый донос как на гомосексуалиста. Цель была проста, как кожура от банана, которую бросают под ноги прохожему. Стараниями соседки Блас «поскользнулся»: после унизительных допросов его с матерью выселили из их половины коттеджа, которую «революционно бдительная» соседка тут же и присовокупила к своему жилью, где припеваючи зажила со своим любовником.

От нервного потрясения мать слегла и вскоре умерла.

А соседка изрядно обгорела после того, как Блас подпалил коттедж.

Он скрывался, а потом, как и многие кубинцы, бежал с «острова свободы» на маленькой лодчонке, посчитав единственным «островом свободы» самого себя.

В Мексике он связался с кубинской мафией, участвовал не в одном мокром деле, и не всегда выходил из них сухим…

За понюшку наркотиков Диего Авилла слезливо выкладывал ему, эпизод за эпизодом, свою историю, которая сводилась к следующему.

Два состояния — семейства Сальватьерра и унаследовавшей богатое ранчо Марианны Вильяреаль — стали объектом посягательств гангстера Фернандо Брондуарди, мошенника Диего Авиллы и его любовницы Ирмы Рамос, которая приходилась Марианне мачехой.

На манер Шехерезады Диего растягивал свою историю, отдаляя момент, когда Блас прекратит «подкармливать» его наркотиками. Но, в отличие от крутобокой восточной рассказчицы, Диего Авиллы хватило на гораздо более короткий отрезок времени, нежели тысяча и одна ночь.

Блас Кесада сразу уяснил главное: Диего Авилла ударом бронзовой статуэтки устранил Фернандо Брондуарди, а самого Диего и его красавицу любовницу Ирму Рамос временно устранило правосудие.

Мухи пойманы, пирог остался. И пирог вкусный.

Это только кажется, что современные капиталы надежно укрыты, надежно охраняются.

Новые грабители находят все новые и новые способы ограбления банков с помощью электронных ухищрений. У Бласа Кесады не было таких талантов, но у него был природный нюх на чужое и незаурядная фантазия (он ведь действительно мог стать хорошим режиссером) для разработки и осуществления операций, которыми гордилось бы самое современное разведывательное управление.

Среди немногих книг, прочитанных им, была одна, написанная двумя русскими писателями, про мошенника по фамилии Бендер, его интриги вокруг владельца крупного состояния были не столь смешны, как это казалось самим авторам. Бендера подводило фиглярство, желание покрасоваться.

Блас Кесада не любил привлекать излишнее внимание.

Он еще в тюрьме понял, что в цитадели дома Сальватьерра остались трещинки. И сейчас обдумывал, как бы через одну из них подобраться к капиталам этой семьи.

— Так ты говоришь, Луис Альберто предлагал Виктории выйти за него замуж? — как бы невзначай спросил Блас у Вивиан за столиком в пустом в эту утреннюю пору зале ресторана.

— Пьяный был!

— Он что, алкоголик?

— Напивается, когда у него возникают проблемы…

— Ну и какие же у него проблемы?

— Откуда я знаю! В последний раз жену приревновал, а любовник-то сыном ихним оказался! Вот история! Прямо как по телевизору! — Вивиан закатилась смехом так, что даже закашлялась.

— Он ведь иногда заглядывает сюда к Виктории…

— На чашечку кофе по дороге.

— А дома у нее он бывал?

— Вряд ли… Виктория домой никого не приглашает.

— Что так?

— Святая она у нас.

— А ты бывала?

— Один раз. Перед ее переездом на новое место.

— Она что, сменила квартиру?

— К ней какая-то родственница приехала погостить из Бильбао. Виктория сказала, на полгода. В старой квартирке тесновато было.

— Что за родственница?

— Сестра или кузина, не знаю…

— Она с ней бывает здесь?

— Не видела ни разу… А ты почему все о Виктории выпытываешь? Нравится она тебе! — ревниво констатировала Вивиан.

— Мне ты нравишься, — сказал, помолчав, Блас. — Не курила бы эту дрянь, не жрала бы эти таблетки, я бы, может…

— Ты что, серьезно? Так я и завязать могу! Только не похож ты на «министерство здравоохранения».

Блас засмеялся, потрепал Вивиан по щеке. Задумался.

Он все еще не мог понять, растревожился бы Луис Альберто, если бы с Викторией что-нибудь случилось? Ну, скажем…

Репертуар у Бласа Кесады был обширным. Тут главное понять — насколько они привязаны друг к другу.

— Ты сказала своей соседке, чтобы пришла?

— Белинде? Сказала. Она обязательно заглянет.

Глава 20

Марианна никак не могла разобраться в своих нынешних чувствах по отношению к Марисабель.

Долгие годы она воспитывала ее как родную дочь, ухаживая за ней со всем рвением и одержимостью матери, а когда нашла, наконец, Бето и поняла, что он ее сын, не только не переменила свое отношение к девочке, но еще скрупулезнее стала относиться к своим материнским обязанностям. Но что греха таить — нынешняя ситуация была не из простых.

Марисабель, при всей ее ласковости и доброте, с детства была впечатлительна и норовиста. Ее нервический склад характера и вечная мнительность не раз лишали Марианну душевного равновесия, а однажды поставили жизнь их семьи на грань распада. Конечно, она понимала ее как женщина женщину: заподозрив мать в измене отцу, она бы и сама не находила себе места, но вряд ли стала бы действовать так, как Марисабель, вряд ли начала бы настраивать отца против матери.

И вот теперь треволнения из-за взаимоотношений Марисабель и Бето.

Эти взаимоотношения за последнее время претерпели столь стремительные изменения, столько раз переворачивались «с орла на решку», что Марианне стала казаться спасительной перспектива переезда Марисабель к ее родителям.

То, что сама девушка намекнула на это, было простым средством раззадорить Бето.

Тут же Марианна поймала себя на мысли, что размышляет «в пользу Бето».

А разве Марисабель не права? Кто бы терпел приставания к парню, который тебе нравится? Разве сама Марианна не провела столько бессонных ночей, ревнуя Луиса Альберто к его жене Эстерсите, к их служанке-француженке Саре, к его давней пассии Коллет, к Виктории? Одни подозрения были напрасны, иные его связи она простила, о третьих не хотела и вспоминать.

Матушка Чоле, ангел-хранитель, вспоившая и вскормившая потерянного Марианной сына, словно прочитала ее мысли.

— Бето нынче и не позавтракал. Никогда не видела его таким мрачным.

— Мальчик вырос, выросли его мысли и чувства, теперь у него больше забот, — попыталась уйти от разговора Марианна.

— А все, я думаю, из-за Марисабель. После того как она поехала с Умберто на выставку…

— Чоле, какое право мы имеем указывать Марисабель, с кем и куда ей поехать?

— Ежели бы это не отражалось на мальчике, я бы и слова не сказала…

Разговор происходил на кухне, в присутствии кухарки Белинды, которая не преминула вставить словцо:

— Тут у нас одна вертихвостка до того парня довела, что он с горя на «голубом» женился! — выпалила она свою очередную несусветицу. Так как «вертихвостка» косвенным, если не прямым, образом относилась к дочери, Марианна вспылила:

— Белинда, сколько раз я просила не вмешиваться в дела семьи! Вы вынуждаете нас не разговаривать в вашем присутствии!

— Что ж я, пирамида бесчувственная! Жалко ведь глядеть на молодого господина! — жалобно запричитала кухарка.

Чоле не стала выбирать выражения, а припекла тараторку присказкой:

— Колокола и языки звонить мастаки!

Оставив залившуюся слезами Белинду, обе женщины перешли в гостиную, где в это время находилась Рамона.

Глава 21

— Думаю, — сказала Чоле, — не обидится девочка, если прямо спросить у нее, по душе ли ей наш Бето?

Рамона, которая редко в последнее время принимала участие в разговоре, еле заметно улыбнулась, что не ускользнуло от внимания Марианны.

— Рамона, ты думаешь, что она действительно увлечена Умберто?

— Чужая душа темней колодца, — ответила печальная Рамона. — Я бы могла погадать… Но только ведь ты, Марианна, запрещаешь мне это делать…

— Рамона, милая! Я не запрещаю. Просто мне кажется, что это отнимает у тебя много душевных сил и… напоминает тебе о том, что осталось в прошлом.

— Ты права, Марианна… Но и без гадания видно, что они никак не могут отлепиться душой друг от друга. Бывает, что люди и через много лет находят друг друга… Иногда люди лишь через много лет сходятся… Сама ведь знаешь… Только бывает это после того, как они исстрадаются в разлуке… Видать, не время им еще… Не настрадались еще вволю…

— Что такое ты говоришь, Рамона! — воскликнула Чоле, замахав на нее руками. — Зачем им страдать-то? Разве нельзя без страданий, если любишь?

Но Рамоны уже не было в комнате.

Она всегда говорила странно и исчезала внезапно, как будто ее и не было, — тень да и только.

На улице на нее мало кто обращал внимания. Но едва возникал ее низкий прерывистый голос, многие оборачивались, словно слышали, наконец, то, что очень хотели услышать и о чем только догадывались. Ее голос был голосом мексиканской вечности. Такой голос, должно быть, был у индианок в доколумбовой древности Американского континента; пусть эти женщины и говорили на индейских языках Мексики — науатле, майя и других наречиях, а она — на современном испанском.

Глава 22

После занятий Бето остался в школе художественного мастерства поработать в читальном зале.

Он взял с полки несколько журналов и стал нехотя их перелистывать.

Из головы не шла размолвка с Марисабель. Несомненно, он сделал промашку, поехав с Лили в парк Чапультепек, это не вызывало у него сомнений.

Они славно провели время, гуляя по парку, среди множества детей и взрослых, кормили птиц. Катались на разных каруселях. Любовались на экспонаты из раскопок.

Потом перекусили у стойки маленького кафе.

Лили брезгливо жевала сандвич с сыром, запивая его кока-колой, это была единственная не мексиканская пища среди разного рода переперченных национальных кушаний.

— Неужели тебе не нравятся наши маисовые лепешки с перцем? — удивился Бето.

Рот его был набит, он поднес к самому носу Лили сложенную вдвое надкушенную лепешку, остро пахнущую чесноком, перцем и другими специями, внутри которой находилось мерзкое крошево из Бог весть каких растений, а может быть, и насекомых.

Лили взвизгнула и почувствовала тошноту. Бето не знал, что она не переносит национальную кухню. Возможно, она унаследовала это отвращение от матери-немки.

— Бето! Живи сам и давай жить другим! — строго произнесла она один из лозунгов свободного мира.

То ли не поняв всю серьезность ее декларации прав человека, то ли решив ее подразнить, Бето предался воспоминаниям:

— В квартале, где я вырос, много всяких лакомств продавали. И большие личинки, которые водятся на деревьях-магэй, и рачков-акосилес, их вареными и жареными едят, и грызунов-тепескуинтлес, и мясо броненосцев, — мечтательно закрыв глаза, декламировал Бето свои детские воспоминания простолюдина.

— Бето, побойся Бога! — взмолилась Лили.

— Матушка Чоле до сих пор печет их, — не унимался Бето. — И начинку сама готовит. Мы с мамой Марианной иногда на кухне по три-четыре съедаем!

Помирились на кофе и сладком пироге.

А потом гуляли.

Она шла, обняв его за талию, он ощущал, как ее тело гибко передвигается рядом с его телом, чувствовал, как ей приходится припрыгивать, чтобы идти в ногу (в его большом шаге укладывалось два ее шажка), и нарочно путал ее своими внезапными припрыжками, за что получал резкий толчок бедром, и это ему в общем-то нравилось.

Лили словно подменили, куда пропала ее смешливость, задиристость?

Скосив глаза, Бето поглядывал на ее мальчишескую стрижку с хохолком на макушке, и, словно чувствуя этот взгляд, Лили вышагивала еще «сексуальнее», еще теснее прижималась к нему.

Они стояли под огромной раскидистой сейбой.

Лили притиснула его к стволу, встала на цыпочки и уверенно поцеловала.

По всему было видно, что целоваться ей нравится и что она хорошо знает, где у парней находятся рты…

Закрыв глаза, Бето ответил ей неумелым поцелуем.

Почему-то тут же он увидел лицо Марисабель, и на миг ему почудилось, что он целует ее. Он почувствовал стыд, словно она явилась не в воображении, а наяву, и стала свидетелем его измены.

— Бето, — томно прошептала Лили. — Ты такой вкусный… Поцелуй меня еще…

Будто целоваться начал он, а не она.

Слово «вкусный» вызвало у Бето не то раздражение, не то смех, и он, переведя дух, сказал, благоразумно отойдя от ствола огромного дерева:

— А запах перца «ахи» не мешает?..

— С твоим ртом я готова съесть все что угодно…

— Ты чему ухмыляешься? — голос Кики вывел его из задумчивости. — Увидел тебя в окно и решил спросить, как вчерашнее представление закончилось? Надрался я, ничего не помню…

Кики, поморщившись, потрогал пластырь на носу, распухшем от общения с кулаком вышибалы Диди, и объяснил:

— Зацепился ногой за корневище…

— Нам понравилось представление, — нехотя ответил Бето. — Особенно Неукротимая Виктория.

— А Вивиан? — осклабился Кики. — В трусиках полосатых? Фигуристая такая… Больше не плясала?

— Нет, такую не видел, — сказал Бето, поднявшись из-за стола и ставя журналы на стеллаж.

Он направился к выходу из читального зала, Кики последовал за ним.

Бето изредка встречал его в школе художественного мастерства, он знал, что Кики работает в фотолаборатории.

От двух-трех общений с ним и его другом Себастьяном, который был в этом содружестве за старшего, Бето не вынес положительных воспоминаний: стычка с Себастьяном на вечеринке у Лили из-за Марисабель чуть не закончилась тогда потасовкой. Бето, выросший в почти трущобном квартале, не раз вынужден был вступать в драки. Но задирой не был и пристрастия к выяснению отношений при помощи кулаков не имел.

— Ты пригласил к себе, — сказал Кики. — Так мы с Себастьяном заглянем?

У Бето мелькнула мысль: надрался и ничего не помнит, а то, что из чистой вежливости он пригласил их зайти, не забыл… Эта вполне резонная мысль тут же улетучилась.

— Конечно, только предупредите часа за два…

Откуда ему было знать, что Кики появился рядом с Бето по указке Себастьяна, это он не забыл о приглашении, а было оно как нельзя кстати.

Гораздо больше занимало Бето другое: какой такой «мужской совет» ожидала получить от него Лили? Забыла спросить? И если это даже был только повод, чтобы вытащить его на свидание, то что он ответит Марисабель, когда та спросит его о характере «женского вопроса» и смысле «мужского ответа»?

В отличие от отца, Бето, испытывая чувство досады, пользовался другим жестом — кусал большой палец правой руки, при этом выражение лица у него было, как у человека, по ошибке съевшего вместо ложки конфитюра из киви ложку касторки.

Глава 23

Марианна и Чоле прервали разговор о детях в ту самую минуту, когда вернулась Марисабель.

Ее привез Серхио, друг из балетного училища, она заметно прихрамывала. На вопрос Марианны, что произошло, она, помолчав, ответила:

— Потянула ногу на занятии в балетном классе…

Марианна всплеснула руками.

— Марисабель, я немедленно вызову доктора! — и направилась к телефону.

Марисабель капризно топнула ногой.

— Мамочка, прошу тебя, не беспокойся, это чисто профессиональное, у нас это часто бывает. Помнишь, когда я еще дома с мамой Джоаной занималась?..

— Но это может быть опасный вывих, и ты поначалу просто не чувствуешь, насколько это серьезно!

Марисабель поцеловала Марианну и отчеканила:

— Я не маленькая. Если почувствую себя хуже, мы тут же вызовем нашего доктора.

Марисабель прилегла на кушетку.

Чоле, которая сразу бросилась на кухню, через некоторое время вернулась, неся баночку с каким-то снадобьем, вату и бинт.

— Тепескоуите! — с уважительным трепетом сказала она, показывая склянку. — Вмиг как рукой снимет. Древнее индейское средство. Мне из деревни присылают для моих суставов! — и начала отвинчивать крышку.

— Да что вы, право!.. Я ведь ясно сказала, оставьте меня в покое! — на глазах Марисабель выступили слезы.

— Марисабель, мы уважаем твою независимость, — сказала Марианна. — Но и ты должна уважать наше внимание друг к другу.

— Я понимаю, мамочка. — Ее губы задрожали, и она разревелась, как в детстве. — Не обращайте внимания. Просто у меня такое настроение. Ничего не клеится. Меня сегодня и преподавательница по истории искусств отчитала…

Она вытерла глаза платком и улыбнулась Чоле.

— Я согласна. Можешь проводить на мне испытание этого индейского чуда.

— Да эту панацею веками индейцы пользуют! — Чоле радостно всплеснула руками и, кряхтя, присела около Марисабель. Она намочила вату красноватой, пахнущей спиртом жидкостью и спросила: — Где?

Марисабель, приподняв подол юбки, показала на верхнюю часть левой икры под коленом. Чоле наложила на это место обильно смоченную жидкостью вату и несильно перебинтовала ногу, заработав поцелуй.

— Чоле… Бето часто болел в детстве?

— Поначалу часто. Знаешь, какие у нас условия были. Муж мой ушел, — Чоле усмехнулась. — Зачем ему было чужого ребеночка кормить… Я ведь не пожелала отдавать Бето в приют. А зарабатывала мало… В квартале нашем то и дело эпидемии случались, то дизентерия, то корь, то скарлатина…

Марианна отвернулась к окну и незаметно приложила платок к глазам.

— Детская докторша молоденькая у нас была, одна на все предместье, так она сказывала по науке, что дети, даже когда они несмышленыши, чувствуют потерю родной матери, маются, бедняжки, и болеют чаще… Потом приноравливаются…

Чоле спиной почувствовала состояние Марианны и тут же переменила тон.

— Но у нас-то получше было, чем у других! Соседки помогали, а чаще других Филипа.

Марианна подошла к Чоле, обняла ее и поцеловала. Глаза у обеих были заплаканными. Захныкала и Марисабель.

Чоле всплеснула руками:

— Что ж это нынче день какой слезливый!

В коридоре Чоле шепнула Марианне:

— А ведь нога-то у нее не болит.

— Как ты можешь говорить так?

— Цела нога…

— Чоле, почему ты так считаешь?

— Я сразу поняла, когда она ножкой притопнула. Левой. Той, которую потянула…

Чоле многозначительно подмигнула сразу двумя глазами.

— У нее не нога болит… У нее вот где болит…

Чоле положила открытую ладонь на грудь около горла, где предположительно находится душа.

— И вот здесь ей неможется.

И Чоле поводила этой же открытой ладонью около виска, где предположительно в головах у девчонок гуляет ветер. Марианна рассмеялась.

— Ну, если так, я спокойна.

Глава 24

Тут же позвонила Лили. Она решила выведать, как отреагировала Марисабель на субботние события, но начала издалека.

— Марисабель, нет ли у тебя немецко-испанского словаря?

— Это еще зачем?

— Мамины сестры прислали из Мюнхена поваренную книгу, и я хотела бы сделать маме сюрприз, приготовить какое-нибудь немецкое блюдо. А с немецким у меня, сама знаешь, дело швах…

Марисабель вспомнила шутку Марка Твена: «Я сказал «Ich bin» и уменьшил запас своих немецких слов ровно наполовину…» Шутка пришлась как нельзя кстати:

— Ты сказала «швах» и уменьшила запас своих немецких слов ровно наполовину!

Лили расхохоталась и, чтобы притупить ее бдительность, польстила Марисабель:

— Мне бы твою эрудицию!

Марисабель любила донью Эльсу, ей нравился ее смешной, чуть картавый выговор. После окончания второй мировой войны она в животе матери «бежала» из-под Кенигсберга, не знала, кто ее отец («Может быть, и русский солдат», — горько шутила она). Мать родила донью Эльсу в Испании, потом переехала с ней в Мексику, где Донья Эльса рано вышла замуж за немолодого отца Лили, ставшего со временем известным радиокомментатором.

— Немецкий словарь есть у отца в кабинете, я спрошу у него вечером…

— Ничего, я поищу в другом месте. Хочу успеть к маминому приходу с работы… Ну как, понравилось в «Габриэле»?

— Жаль, мы опоздали. За соседними столиками только и говорили, что о Неукротимой Виктории. Она действительно бесподобна!

— Да, Бето она очень понравилась. Он находит, что мы с ней немного похожи.

— Ах, так!

— По крайней мере, по темпераменту…

— Вот как!

— И по строению тела.

— Он это визуально определил или… как-нибудь еще?

Лили лукаво рассмеялась:

— Тебя это очень интересует?

— Отнюдь! — непринужденно ответила Марисабель, но не преминула съязвить: — Недаром он учится в школе художественного мастерства, у него появился тонкий вкус, чего раньше я у него не замечала…

— Тонкий вкус и у моего кузена Умберто, который в восторге от тебя! Надеюсь, на этот раз ты серьезно отнесешься к нему…

— Что ты считаешь серьезным?

— Ну, выйти замуж за достойного человека, который мог бы меня обеспечить, — полушутливо сказала Лили с мечтательной интонацией в голосе. — Чего я вполне заслуживаю!

— Мне-то нет необходимости приваживать человека из материальных соображений, — с намеком сказала Марисабель. — Главное — это чувства, расположение к тому, с кем я хотела бы прожить вместе всю жизнь…

— Разве Умберто не боготворит тебя?

Марисабель, мысленно сделав себе выговор за то, что излишне открывается своей «заклятой» подруге, защебетала в духе ничего не значащей светской беседы:

— Конечно, он очень мил, мы прекрасно провели время на выставке и позже в «Габриэле»…

Пусть она расскажет об этом несносному знатоку женских темпераментов. Не он один на свете!..

— А Бето дома? Он просил позвонить ему…

— Кажется, он еще не вернулся. Что-нибудь передать?

— Пусть он позвонит мне…

— Непременно передам.

На этом разговор и окончился.

Внезапно Лили подумала о том, о чем подумал Бето: что она должна была спросить у Бето и какой «мужской совет» должен был он ей дать… Вдруг Марисабель начнет его расспрашивать, а он запутается?

Пусть запутается, тем лучше. А не запутается, сработает то, о чем Лили попросила Себастьяна.

Глава 25

Бето вернулся домой с намерением во что бы то ни стало объясниться с Марисабель.

Так дальше продолжаться не может. Он думает о ней постоянно. Их глупая размолвка в разной степени отражается на всех обитателях дома.

Но главное — он любит ее и хочет, чтобы она это знала, верила ему.

«А свидание с Лили? — терзал он себя. — Боже, до чего я легкомыслен! Стоит меня поманить, и я бегу, виляя хвостом! Как просто меня целовать!.. Конечно, Марисабель не должна ничего знать о подробностях нашей с Лили прогулки в парке Чапультепек! Марисабель фантазерка, вообразит то, чего не было… А вдруг она спросит, какой «мужской совет» хотела получить от меня Лили! Что я ей отвечу?»

Со всем простодушием и робостью желторотого юнца Бето впал в отчаяние.

Марианна, догадываясь о состоянии сына, решила помочь ему, посчитав разумным поводом для сближения «травму» Марисабель.

— Знаешь, сынок, Марисабель повредила ногу, я опасаюсь, как бы ей не пришлось на время прервать занятия в училище… Пойди, проведай ее…

Сердце у Бето сильно забилось, он обрадовался представившейся возможности увидеть Марисабель. Это тут же отразилось на его лице широкой улыбкой. «Сущий ребенок, — подумала Марианна. — Совершенно не умеет скрывать своих чувств».

Она лукаво спросила:

— Тебя, я вижу, радует то, что Марисабель получила травму…

Бето смешался и, ничего не ответив, поспешил к дверям комнаты Марисабель.

Он постучал:

— Можно к тебе?

— Одну минуточку!

— Хорошо, Марисабель, я подожду.

Минуточки вполне хватило, чтобы снять платье, переодеться в короткое кимоно и живописно развалиться в кресле.

— Входи, — услышал он.

Короткое кимоно как нельзя лучше подчеркивало стройность ее ног. Левая, пониже колена, была перебинтована. На бинте виднелись красноватого цвета разводы.

— Что это, кровь?! — бросился Бето к Марисабель. — Мама сказала, ты повредила ногу?

— Не стоит твоего внимания. Тебе что-нибудь нужно?

— Мне нужно узнать, в каком состоянии твоя нога…

— Позволь мне одной беспокоиться о ней.

— Марисабель, что происходит? Почему ты говоришь со мной таким тоном?! Я ни в чем не провинился перед тобой, чтобы ты так себя вела…

— Я разговариваю с людьми так, как того требуют обстоятельства. А обстоятельства требуют разговаривать с предателями так, как они того заслуживают.

— Марисабель, у тебя нет оснований оскорблять меня. Я не предатель!

— Но и не человек, которому я должна рассказывать о своем здоровье. Для этого у меня есть друзья.

— Типа Умберто! — вспылил Бето.

Он пулей вылетел из комнаты Марисабель.

Глава 26

Виктория не испытывала расположения к Бласу Кесаде.

То ли из-за многозначительности и сдержанности его речи, то ли из-за непроницаемого, чуть ироничного взгляда, то ли из-за контраста с предыдущим хозяином кабаре, старым балагуром баском Висенте Арансади, погибшим во время землетрясения.

Этот человек сделал много доброго для Виктории, а перед самой своей гибелью что называется облагодетельствовал ее.

Никто в кабаре, кроме Висенте Арансади, не знал, что заставило Викторию сменить жилье.

Дело в том, что Виктория вынуждена была привезти в Мехико из Бильбао и поселить у себя одну из трех своих сестер.

У шестнадцатилетней Бегонии была обнаружена тяжелая форма диабета. Девушка к тому же была немая. Недомогания матери-вдовы, малый возраст двух младших дочурок, постоянная нехватка средств принудили мать поделиться в письме к дочери этим печальным обстоятельством.

Виктория отреагировала моментально: она возьмет Бегонию к себе, покажет ее хорошим специалистам (а в Мексике таких немало), будет ухаживать за ней.

Движимая состраданием, она приняла решение, которое чуть позже, по здравому размышлению, встревожило ее: справится ли она, не отразится ли это на работе в кабаре, от которой только и будут зависеть ее заработки.

Милый дон Висенте!.. Он сразу приметил озабоченность лучшей танцовщицы, своей любимицы и землячки Виктории Хауристи.

Басков, живущих в Испании и рассеянных по белу свету, не так много. И двух слов хватило, чтобы дон Висенте взял ситуацию в свои руки.

Он сам приглядел для Виктории новую, более просторную квартиру, недалеко от ресторана, и, чтобы не лишать шоу в разгар сезона лучшей танцовщицы, самолично привез Бегонию в Мехико, благо у него были дела в Бильбао (если только он не придумал это для отвода глаз). К тому же он удвоил Виктории оклад, попросив только, чтобы она никому об этом не говорила. «Ты стоишь того, и твое положение не дает тебе права отказываться!» — решительно пресек он попытку Виктории гордо отклонить вспомоществование.

Произошло все это незадолго до его гибели, после которой она узнала также, что он оплатил ее новую квартиру за два года вперед. Учитывая высокую квартирную плату, это компенсировало Виктории утрату тайного второго оклада.

Хлопот с Бегонией было не так уж и много.

Улыбчивая рассудительная девушка быстро освоила все, что требуется для помощи самой себе: делать вовремя уколы, принимать лекарства.

Домохозяйка, комичная пожилая дама, в прошлом артистка кордебалета, была посвящена в то, что Бегония больна. Она души не чаяла в Виктории не только потому, что ее квартира была оплачена за два года вперед. После того как Виктория пригласила ее на свое выступление в кабаре, она умоляла ее не беспокоиться о сестре, — она всегда придет ей на помощь. Смущало Викторию то обстоятельство, что старая меломанка вечно ходила с магнитофоном-плейером за поясом и наушниками в ушах, и два раза Виктория с трудом достучалась до нее.

Бегония тоже знала, что в крайнем случае она может спуститься к домохозяйке.

Виктория попросила ее только не посвящать никого в ее семейные дела.

Еще на родине Виктория немного освоила язык глухонемых. Виктория несколько раз на день звонила Бегонии.

Они придумали условный телефонный «язык»: в ответ на слова сестры Бегония стучала один раз по трубке, что означало «да, понимаю, согласна, сделаю, не беспокойся», два раза, что означало «повтори, не понимаю, не расслышала» и три раза, когда хотела ответить «нет». Был заготовлен и еще один сигнал — тревоги: четыре удара по трубке, что могло означать «мне плохо, на помощь, сейчас же приходи!»

Но до этого, слава Богу, ни разу не доходило…

Глава 27

После окончания шоу-программы Блас Кесада попросил Вивиан пригласить Викторию к нему в кабинет.

Блас Кесада встретил Викторию сдержанно, но любезно.

Он выразил ей благодарность за талантливый номер, который она сама придумала, и вручил ей конверт с двумя месячными окладами в поощрение за участие в делах его ресторана.

Казалось бы, только за этим и вызвал ее хозяин.

Но то был лишь повод для дальнейшей беседы, в течение которой Блас Кесада хотел убедиться в обоснованности задуманной им акции.

Десяток рекомендаций и сторонних суждений не могли заменить Бласу одной короткой беседы. Почти всерьез он считал себя «детектором лжи».

— Вивиан рассказывает мне много хорошего о тебе, — начал Блас Кесада.

— Она слишком добра ко мне, — сдержанно ответила Виктория. — Больше, чем я к ней… Недосмотрела, и она пристрастилась к наркотикам.

— Нет ли у тебя каких-либо просьб ко мне?

— Не поощрять этого ее пристрастия…

Блас жестко отчеканил про себя расхожую истину: «Доверяйся небесам, да не плошай сам», но для отвода глаз одобрительно улыбнулся на слова заботливой подруги:

— Спасибо за подсказку, я займусь ею всерьез. Она неплохая танцовщица…

Блас помолчал и, глядя в упор, спросил:

— У тебя есть жених?

Виктория вскинула на него глаза, в которых Блас прочитал настороженность, неприязнь и то, что можно было бы назвать отрешенностью, словно Виктория в этот момент находилась еще где-то, еще с кем-то.

Интуиция не обманула его: безусловно, есть существо, с которым Виктория незримо связана мыслями. Не зная о существовании Бегонии, он еще больше утвердился в мысли, что Виктория не так одинока, как это кажется Вивиан.

— Отвечать обязательно?

— Нет, не обязательно. Простое мужское любопытство. И… симпатия, которую я к тебе испытываю.

— Тогда я пропущу твой вопрос мимо ушей, и считай, что это симпатия, которую я испытываю к тебе.

Блас улыбнулся, он умел ценить остроумие.

— У такой девушки, как ты, должен быть друг и защитник… — И, прочитав в ее глазах смешливый вопрос:

«Уж не ты ли?» — поспешил избавить Викторию от этих подозрений. — Это должен быть человек со стороны и не обязательно любовник. Солидный мужчина, не шантрапа, который бы понимал твою душу артистки, избавлял тебя от излишних житейских хлопот.

— Где найти такого! — Виктория с наигранной издевкой мечтательно улыбнулась. — В каком-нибудь сентиментальном кинофильме? К тебе пристают, и тут появляется красавец, который нокаутирует наглеца!

— От ресторанных бабников и мы с Диди тебя защитим…

Блас помолчал и сказал то, из-за чего только и затеял эту беседу:

— Вивиан рассказывала, как вы отвозили домой не стоявшего на ногах самого сеньора Луиса Альберто Сальватьерра! Вот если бы такой человек…

Виктория покраснела, сердито сдвинула брови и встала. И Блас уверился в том, что его подозрения верны. Это отчасти подтвердили и ее слова, сказанные с затаенной печалью и искренней убежденностью:

— Как же было не спасти достоинство этого добропорядочного человека!

— Не кипятись, Виктория. Я никоим образом не подвергаю сомнению достоинство этого уважаемого имени. Просто я хотел привести пример. Человек такого ранга и должен опекать артисток такого таланта, как твой. Прости, если я вторгаюсь в твою личную жизнь…

Виктория вспыхнула:

— Что ты имеешь в виду? На что ты намекаешь? Что еще обо мне наплела Вивиан?

«Пора сворачивать разговор, — решил Блас. — Ишь, как взъерепенилась».

— Виктория! Вивиан слова плохого о тебе не сказала. Наоборот, она души в тебе не чает. Я говорю об одном, а ты слышишь совершенно другое! Останемся друзьями. Не в моих интересах терять такую замечательную артистку. Прости, если я обидел тебя.

Выйдя из кабинета Бласа, Виктория поспешила к выходу и позвонила домой:

— Бегония, как ты?

И впервые услышала в ответ четыре нервных удара!

Глава 28

Конечно, Чоле была права: нога Марисабель была вне опасности. И Марианна нисколько в этом не сомневалась.

— Я тоже была горазда на выдумки, — смеялась Чоле. — Когда мой за мной ухаживал и на другую стал заглядываться, я у себя на постели мужской пояс забыла. Он увидел и стал кипятиться. Пояс-то моего отца был. Но только я ему сразу про то не сказала!

Милая выдумка Марисабель заставила женщин только улыбаться. И конечно, они не стали выдавать свою младшую сестру по женским страстям. Пусть мальчик помучается. Это ему пойдет на пользу.

— Ишь, гулена! И в кого он такой? Разве этому я его учила?

— Чоле, имя этому «гордыня», — отвечала с грустной улыбкой Марианна. — И ему есть на кого походить…

Чоле поняла, о ком идет речь, и впредь до примирения детей запретила себе обвинять Бето в «донжуанстве», даже и добродушно, понимая, что это каждый раз наводит Марианну на печальные воспоминания о размолвках с Луисом Альберто.

Нет, конечно, так не может продолжаться долго. Они будут начеку. Но вмешиваться покуда не станут, пусть все разрешится само собой.

А в том, что все закончится миром, они не сомневались. Заносчивая ревность Марисабель и ревнивое возбуждение Бето явно вели к скорому примирению.

Марисабель чувствовала, что обе матери Бето хотят оставаться нейтральными в ее конфликте с ним.

Джоана отсутствовала. Луис Альберто? Он наверняка сочтет ее жалобы смешными. Близких подруг, кроме Лили, не было. Так ведь и ей не поплачешься: она-то и стала разлучницей!

Вот почему Марисабель стала искать общения с Рамоной.

Глаза Рамоны источали не только житейскую мудрость. Казалось, заглянув в ее глаза, можно было увидеть край света и то, что за ним. Увидеть былое и будущее.

Так оно и было.

Недаром сама Рамона считала себя колдуньей, гадалкой, пророчицей. Когда она впервые почувствовала в себе эту силу, она испугалась.

Не к лицу христианке заглядывать в будущее, о котором ведомо лишь Господу Богу. Но в жилах ее текла кровь народа, чьи дети лишь несколько веков назад всецело доверяли себя и свою судьбу жрецам и прорицателям.

Нет, она не считала большим грехом следовать своему неодолимому желанию — помогать ближним в их душевных и физических страданиях.

Только одно не могла она себе простить: что не уберегла свою Эстерситу и ее ребеночка от гибели.

То, что у Марисабель нога в порядке, Рамона тоже поняла, но по-своему, чутьем. И силой воли заставила девушку первой заговорить с нею, открыться ей.

— Рамона, — попросила ее Марисабель, выглянув из комнаты. — Не сваришь ли ты мне кофе по-твоему?

Рамона варила кофе как все, только добавляла в него то одну, то другую ароматическую травку, как ее учила бабка, отчего кофе получался на диво душистым. Не говорила она только никому, что каждая из трав имела какое-нибудь особое «охранное» свойство: раскрытие тайны привело бы к утрате травой ее силы.

В этот раз она бросила в закипавший кофе «приворотную» травку, наделявшую того, кто ее отведает, неотразимой притягательностью.

Марисабель с наслаждением вдохнула терпкий аромат.

— Рамона, почему мужчины такие обманщики?

— Бето совсем другой, — без обиняков сказала Рамона. — Он не умеет притворяться. А если и делает что-то не по-твоему, так это из гордости.

— Я догадываюсь об этом, но не могу пойти ему навстречу. Словно какая-то сила мешает мне, и я делаю то, что не хочу делать.

— Тебе нравится Умберто?

— Только тем, что я нравлюсь ему.

Глаза Рамоны затуманились, она покачнулась, коснувшись рукой стены, и тихо заговорила:

— Солнце печет… Море синее-синее… Ты ему на живот краба… А он тебя обнимает и целует… Его веслом хотят ударить!.. Жив остался… Точно, остался живым…

Рамона вздрогнула и очнулась.

— Рамона! Господь с тобой! Ты о чем? — испуганно спросила Марисабель.

— Не помню… Все у вас будет хорошо… Только не сразу.

Об этих словах Марисабель вспомнит однажды и удивится.

Но случится это не скоро…

Глава 29

Виктория успела вовремя.

Она нашла Бегонию на полу возле телефона. Вызвала «скорую помощь».

Доктор осмотрел девушку и определил обострение болезни. Наказал неусыпно следовать предписаниям, соблюдать определенный режим питания, точно по часам делать инъекции.

И главное, избегать волнений.

Бегонию перенесли на диван, бледную, слабую. У нее было виноватое выражение лица, она не хотела доставлять сестре беспокойство. И еще в ее глазах Виктория увидела тень страха.

— Что-нибудь случилось в мое отсутствие?

Бегония кивнула, взяла карандаш и написала в большой тетради, всегда лежавшей у нее под рукой:

«Кто-то приходил».

— Надеюсь, ты не открывала? Мы ведь условились, что, когда меня нет дома, ты никому не открываешь.

Бегония кивнула и написала:

«Но он долго стоял у дверей».

— Может быть, не он, а она?

«Нет, он».

— Откуда ты знаешь?

Бегония поднесла два пальца к губам и медленно почмокала, подражая курильщику.

— А женщины разве не курят?

Бегония пальцами показала длину и толщину того, что курили, — по всему выходило, что это была сигара.

— Он курил сигару?

Бегония покивала головой.

— Ты ведь не видела!

Бегония поднесла палец к носу и, закрыв глаза, смешно подвигала ноздрями: она определила сигару по запаху.

— Он стучал?

Бегония отрицательно покачала головой и написала:

«Он вставил в замочную скважину ключ». Остальное она показала: то, как нарочно уронила на пол книгу, как тот услышал звук падения книги и убежал.

Все это встревожило Викторию.

Но, улыбнувшись, она сказала:

— Наверно, кто-то ошибся дверью.

Виктория помогла сестре раздеться и уложила ее в постель. Она прилегла рядом, обняла ее и тихо запела на баскском языке колыбельную, которую пела им мать:

Бегония прижалась к ней и вскоре уснула.

Виктория тихо прошла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила.

— Слушаю вас, — раздался в трубке молодой женский голос.

— Позовите, пожалуйста, дона Луиса Альберто.

— Его нет дома. Что ему передать?

— Нет, ничего… Я позвоню позже. — И положила трубку.

Она подумала, что поступила неделикатно, надо было назваться. «Ничего, — решила она, — я извинюсь и скажу, что звонила я».

Из головы не выходил ключ, который некто вставил в замочную скважину их двери.

Запасные ключи были только у домохозяйки. Но она не курила сигары.

Глава 30

Решение Виктории позвонить Луису Альберто возникло сразу, и она обрадовалась этому решению.

Еще не зная, каким будет результат, она успокоилась. Этот человек, его семья, его дом излучали надежность, казалось, были образцом порядочности.

Вот и решила поделиться именно с Луисом Альберто своими страхами, спросить совета именно у него.

После гибели старого дока Висенте она чувствовала себя такой одинокой… А тут еще опасения, связанные с состоянием здоровья сестры.

Блас Кесада неожиданно объявил о пятнадцатидневных гастролях кабаре «Габриэла» на Кубе. Виктория считала, что это время Бегония во что бы то ни стало должна провести в специальном пансионе, где ее будет опекать опытный медицинский персонал. Но ее средств на это не хватит…

Неведомый звонок насторожил Марисабель.

Женский голос, после небольшой паузы попросивший к телефону Луиса Альберто, и нежелание звонившей назваться пробудили в ней подозрение, которое она тут же попыталась прогнать.

Она хорошо помнила, чего стоили Марианне и Луису Альберто ее нервные фантазии.

Она уже не та. Повзрослела, набралась небольшого душевного опыта. Убедилась в опасности опрометчивых суждений.

Она теперь понимает, что не все женщины, которые домогаются внимания мужчин, и не все мужчины, беседующие с женщинами, преследуют низменные плотские цели.

И все же…

Почему бы незнакомке не назвать себя? Марианне и Луису Альберто звонят многие люди. Они представляются, оставляют свои телефоны, адреса и просьбы. Ведь это частный дом, и каждый визит незнакомца (а телефонный разговор — тот же визит) должен начинаться с вручения визитной карточки. Любое анонимное вторжение в частную жизнь предосудительно!..

Марисабель показался знакомым этот приятный, чем-то встревоженный молодой голос. Он располагал к себе.

И все же…

Это «и все же», эта недоверчивость, вопреки ее сопротивлению тайно обитавшая где-то в самой глуби ее сознания, тревожила Марисабель.

«Может быть, я больна? Говорят, что подозрительность — признак душевного расстройства, а ревность близка к шизофрении», — изводила себя девушка догадками.

Она решила не говорить Луису Альберто об этом звонке.

Вскоре после прихода домой Луису Альберто позвонил человек, представившийся начинающим сценаристом Альфонсо Кесадой. Он попросил о встрече по интересующему его творческому вопросу.

— Простите, куда вы звоните?

— В дом сеньора Луиса Альберто Сальватьерра…

— Да, но моя фирма — строительная.

Человек на другом конце провода добродушно рассмеялся.

— Я понимаю, мой звонок может показаться вам более чем странным, хотя, уверяю вас, я отдаю себе полный отчет в том, с кем я разговариваю и с какой целью хочу отнять у вас полчаса. И, ради Бога, не подумайте, что я ищу встречи с вами из меркантильных интересов. Повторяю, мой интерес чисто творческий.

Луис Альберто, подумав, предложил Альфонсо Кесаде повидаться через час в ближайшем кафе «Фламинго» и назвал адрес.

Он не любил тянуть с тем, что попахивает неизвестностью.

Глава 31

Там они и встретились.

Луису Альберто понравился чуть сутуловатый плечистый бородач в темных очках. Он говорил с небольшим карибским акцентом: Мексика — место встречи многих стран испанского языка.

Обменялись визитными карточками.

— Может быть, вас удивит то, что я скажу вам, уважаемый дон Луис Альберто. Но я хотел бы предложить вам сотрудничество в создании сценария телевизионного сериала о жизни современной семьи.

Луис Альберто расхохотался.

— Соавторство в качестве кого?

— В качестве прообраза героя и соавтора в написании сценария.

Луис Альберто удивленно захлопал глазами. Он и его семья — тема для телевизионной сплетни? Да он что — сумасшедший, этот скромно улыбающийся и, по всей видимости, не такой наивный сценарист, поглаживающий усы так, будто они у него приклеенные и вот-вот отвалятся!

— Вот уж неожиданное предложение! Но почему именно я? — вежливо спросил он, в то же время подумав: «Может быть, он узнал от кого-нибудь о моих литературных упражнениях?»

— Видите ли, я одержим идеей создать мексиканскую «Сагу о Форсайтах»…

Альфонсо (он же — Блас) Кесада неторопливо закурил сигару и смущенно улыбнулся, словно понимая, что его слова могут быть приняты за слова самонадеянного идиота.

— Неделю назад я случайно наблюдал церемонию венчания в храме святого Иеронима…

«Значит, он был в храме падре Адриана», — несколько примиряясь с ситуацией, подумал Луис Альберто.

— Одна из женщин, — продолжал Кесада, — по-видимому знакомая с историей вашей семьи, рассказывала своей спутнице настолько удивительные вещи, что я не мог не встретиться с вами в расчете, по крайней мере, на вашу снисходительность к моему дерзкому предложению…

Телевизионные «мыльные оперы» Луис Альберто ненавидел так, как служащий, отдыхающий в конце недели в гамаке, ненавидит осу, жужжащую над самым ухом и готовую впиться в нос.

Однако, подтрунивая в душе над женщинами дома, он лишь единожды в присутствии своих милых домашних высказал несколько крепких слов в адрес «мыльных опер», о чем весьма потом сожалел.

Чоле, которая очень любила «Просто Марию», посмотрела на него так, как смотрят на малышей, которым позволяют болтать всякую чепуху лишь потому, что они несмышленыши.

На Рамону магическое воздействие имела «Моя вторая мама» — в перипетиях этой бесконечной истории она находила отзвуки своих переживаний. Мнение Луиса Альберто она просто не услышала. Или не захотела услышать.

А Марианна, обладавшая достаточным чувством юмора, чтобы понимать всю розовую сентиментальность этих бесконечных телесерпантинов, находила, однако, весьма любопытным сериал «Дикая Роза», считая даже, что исполнительница главной роли Вероника Кастро похожа на нее, какой она была лет пять-семь тому назад.

Ко всем этим вещам подходило пришедшее ему однажды на ум еще в университете определение «Бедная мать, обделенные дети», — так он и называл подобные телесериалы в кругу друзей.

— Откровенно говоря, я не отношу себя к числу поклонников телесериалов, — сказал он новому знакомому. — Впрочем, мне известна статистика, свидетельствующая о том, что огромное число телезрителей влюблены в них.

— Люди бегут от жестокой реальности повседневной жизни в условную, более человечную реальность телевизионного Зазеркалья, — несколько выспренно, но довольно образно заступился за массового телезрителя Кесада.

«Говорить-то все умеют, — подумал Луис Альберто, — а вот что ты умеешь делать?»

Словно прочитав его мысли, Кесада сказал:

— Очень хочется сделать фильм простой. Но не обязательно для массового зрителя. Собственно, все зависело бы от главной идеи и отбора эпизодов… От вкуса и от уровня литературного сценария.

Кесада приметил заинтересованный живой огонек во взгляде собеседника при последних словах. Это подтверждало обмолвку Диего Авиллы о том, что Луис Альберто «пописывает».

— Признаюсь, на протяжении нескольких лет я делаю наброски того, что назвал бы семейной хроникой. Но это настолько личное…

— Ну вот, видите! — совершенно достоверно обрадовался Кесада. — А что касается «личного», так ведь это замечательно! Чутье не обманывает меня. Я сказал себе: ничего не получится, пока ты не найдешь достоверный материал. Это не означает, однако, что в фильме должны быть сохранены реальные имена и фамилии. Речь ведь идет не о документальном, а о художественном кино…

На какой-то миг Кесаде показалось, будто в нем проснулось то, что все эти годы он так старательно и жестоко изгонял из своего сердца природную любовь к искусству кино.

Этой жестокостью к воспоминаниям о своей юности на Кубе, где он удачно начинал работать помощником режиссера на киностудии, он хотел подавить в себе малейшую слабость, которая бы вновь поманила его к юношеской мечте.

То унижение на допросе в секторе по борьбе с буржуазными предрассудками, выселение из дома, заболевание и смерть матери, поджог, который он совершил, чтобы отомстить клеветнице, бегство с Кубы и его криминальная судьба в Мексике навсегда отрезали путь к мечте.

Он не желал парить в облаках. Он не верил в себя — кинематографиста. Он знал: ожесточившееся сердце плохой помощник в искусстве.

Он хотел твердо стоять на земле.

Любой ценой добыть деньги. Много денег. И когда на Кубе произойдут перемены (а ждать их осталось недолго), он знает, куда их поместит на родном острове. А вернется он на Кубу непременно. Собственно, во имя той, дальней цели он и устраивает нынешние краткосрочные гастроли.

А деньги…

Вот они перед ним — сидят и пьют кофе, не догадываясь, что вокруг плетется паутина… Точно так же, как Луис Альберто «просвечивал» незнакомца, пытаясь на «рентгенограмме» увидеть то, чего не увидишь снаружи, Кесада сверял свои сведения о нем с впечатлением от личной встречи.

Его «детектор лжи» показывал почти полное соответствие слов Диего Авиллы, обмолвок Вивиан и реакций Виктории: это цельный, открытый человек. Человек чести — вот это и есть слабое место, слуховое окошко, через которое можно подобраться к его капиталам…

— Хорошо, я подумаю о вашем предложении. Приходите ко мне на следующей неделе. Только прошу вас, безотносительно к тому, какое решение я приму, — Луис Альберто усмехнулся, — будем держать ваше предложение в секрете.

Глава 32

Виктория позвонила Луису Альберто на следующий день. На этот раз он был дома.

— Виктория! Рад слышать тебя!

— И я, Луис Альберто.

— Мои дети были в «Габриэле», они в восторге от тебя.

— Почему бы и вам с Марианной не посмотреть новую программу?

— Ну, раз ты приглашаешь, то непременно.

— Луис Альберто, я бы хотела встретиться, поговорить…

Луис Альберто ответил не сразу. Эта запинка расстроила девушку. Зачем только она потревожила его. Известный человек. Отец семейства. Ишь, что возомнила — кто она и кто он! Ресторанные беседы еще не означают, что можно посягать на время и рассчитывать на участие такого занятого человека…

Однако, услышав его слова, она несколько приободрилась.

— Знаешь, Виктория, у меня сейчас не очень много свободного времени. Срочный заказ на строительство коттеджей в провинции… Может быть, ненадолго отложим встречу? Скажем, до понедельника?.. Виктория, почему ты молчишь, девочка? Ты обиделась? — встревоженно спросил Луис Альберто. — Что-нибудь случилось?

В телефонной трубке раздались гудки отбоя.

Луис Альберто, злясь на себя и отчасти на собеседницу, бросил трубку, воскликнув:

— Что за манера прерывать разговор!

Поначалу невольной, а затем и внимательной свидетельницей телефонного разговора была Марисабель, находившаяся в коридоре около кабинета отца у стеллажа с альбомами художников-сюрреалистов.

Она услышала имя Виктории, то, как отец назвал девочкой, и подметила его недовольство тем, что разговор прервался.

Настроение Марисабель ухудшалось с каждым днем. Размолвка с Бето раздражала ее все больше и больше, а его нежелание повиниться просто выводило ее из себя.

Подслушанный разговор она мысленно соединила с анонимным звонком, тут же поняла, что показавшийся ей знакомым голос и есть голос Виктории и, домыслив слова отца в духе своего настроения, увидела в них свидетельство бесчестного флирта за спиной у Марианны.

Все мужчины одинаковы!

Определенно между отцом и Викторией существуют близкие отношения.

Во время той страшной семейной бури Марисабель спросила с издевкой у Марианны, кто эти женщины, которые привели пьяного отца домой.

Марианна строго отчитала дочь, попросив ее не вмешиваться в дела родителей.

Марисабель обиделась, но, видя, как сильно задета мать вторжением в дом молодых красавиц, на следующее утро в слезах попросила у нее прощение.

Позже, после примирения с Луисом Альберто, Марианна скупо пересказала ей исповедь отца и пошутила:

— Если бы я должна была найти отцу замену себе, я бы сама указала ему на Викторию. Она честная девушка. Что отец нашел во мне? А она такая стройная, гибкая и… молодая!

Вот тебе, мамочка Марианна, и стройная, и гибкая, и молодая!

Марисабель вспомнила восторженные крики зрителей в кабаре и вдруг представила Викторию в объятиях отца…

Рыдания Марисабель, которую Марианна нашла около кабинета Луиса Альберто, заставили его выйти в коридор.

Это была истерика.

Марисабель сбрасывала с полок бесценные альбомы, слезы ручьем катились по ее лицу, она кричала что-то невразумительное, а когда Луис Альберто приблизился к ней, закричала:

— Не прикасайся ко мне!

Появление Рамоны и ее пронзительный взгляд словно лишили ее сил.

Казалось, будто Марисабель внезапно остановилась на бегу, наткнувшись на какую-то невидимую преграду. Она зашаталась.

Луис Альберто подхватил Марисабель на руки и понес в ее комнату.

Только что вошедший Бето вопрошающе взглянул на Чоле, которая сердито приложила палец к губам.

Глава 33

— Кики, да ты просто молодец! — восторженно сказала Лили, просматривая пачку фотографий. Она подбежала и поцеловала его в голову.

Кики, развалясь в кресле-качалке, потягивал виски со льдом, подливая себе из бутылки, стоявшей перед ним на низком столике.

Он и сам знал, что он молодец. Только не слова его интересовали, а гонорар.

Он цепко обхватил Лили за талию, притянул к себе и, поставив стакан, решил было пустить в дело вторую руку, когда послышались шаги.

Они быстро заняли прежние позиции, а Лили успела сунуть пачку фотографий под журналы.

Донья Эльса, дородная краснолицая мать Лили, поставила на столик поднос с маленькими сосисками, ломтиками хлеба и баночкой баварской горчицы, улыбнулась и вышла.

— Я и сам знаю, что молодец! — сказал Кики. — Мои фотографии выиграли не один процесс по разводу. Только на этот раз я хочу не деньги…

— Кики, я честная девушка, — развязно сказала Лили. — И неприлично…

— А прилично целоваться с парнем, который не знает, что его в это время фотографируют? — заржал Кики. Он начинал хмелеть.

— Кики! Умоляю! Никто не должен об этом знать! К тому же дело не доведено до конца…

Лили достала из-под журналов пачку фотографий и снова стала их просматривать.

Вот они с Бето в обнимку идут по аллее в парке Чапультепек…

Вот Бето во весь рот улыбается Лили, чуть ли не касаясь носом ее щеки…

Вот Лили, привстав на цыпочки, страстно прильнула к губам Бето…

Лили достала лист бумаги и авторучку.

— Пиши!

— За это, — еле ворочая языком, сказал Кики, — я потребую дополнительное вознаграждение.

— Пиши… «Вы мне очень нравитесь, и мне больно видеть, как человек, которому вы симпатизируете, так нагло вас обманывает». Поставь точку. Подпиши так: «Доброжелатель».

Она достала конверт, вложила в него три отобранные ею фотографии и записку.

— Надо, чтобы это попало на глаза Марисабель, — сказала она, опуская конверт в карман пиджака Кики и снова целуя его в голову.

— А за это я потребую дополнительное вознаграждение! — как попугай, проворчал задремывающий Кики.

— А я тебе его дам, — повторяя хмельную интонацию Кики, сказала Лили. — Но не раньше, чем ты доведешь дело до конца…

— Люблю доводить дела до конца, — пошлым голосом сказал, встрепенувшись, Кики и сально подмигнул Лили.

— Гуд бай, гуд бай! — подтолкнула она его к выходу.

После ухода Кики она заперла дверь своей комнаты и начала рвать на мелкие кусочки оставшиеся фотографии.

Пожалела только одну — из тех, где она целуется с Бето у дерева.

Она спрятала ее в фотоальбом «Мадонна», поставила альбом на полку и, подойдя к зеркалу, стала медленно перед ним раздеваться.

Стриптиз перед зеркалом возбуждал ее с тринадцати лет.

Она подмигнула своему нагому отражению:

— Лили, какая ты дрянь… Но до чего же красивая…

Глава 34

Джоана сидела у постели Марисабель и гладила ее по голове. Словно наверстывала годы и годы, когда ее рука была разлучена с волосами дочери.

Сколько раз она пыталась вызвать в сознании образ девочки. Долгие годы она заглядывалась на чужих дочерей, выискивая самые красивые лица. Переходя от возраста к возрасту, она выбирала в этой взрослеющей череде чужих детей лицо для своей дочери. Но даже самые красивые девушки, на которых она заглядывалась в последние годы, уступали в красоте ее Марисабель.

Бедная…

Случайный звонок Джоаны из маленького бразильского города был как нельзя кстати: Марианна попросила ее тут же приехать. Ничего особенного, но ее присутствие было бы полезным для выздоровления Марисабель. Врач уложил ее. У нее был нервный срыв.

— Джоана, дорогая моя, не волнуйся, — успокаивала ее по телефону Марианна. — Разве мы не были молоды, разве мы не любили?

— Это связано с Бето?

— Думаю, да. Хотя есть и другие… специи. Приедешь, сама убедишься, ничего особенного не произошло.

Марисабель встретила ее с большой радостью, хотя эта радость после курса успокоительных препаратов была тихой: усталая улыбка и широко открытые глаза дочери растрогали Джоану, она всплакнула.

Джоана рассказала Марисабель о Бразилии, о карнавале в Рио, который они, к счастью, еще застали по приезде, о путешествии на Амазонку.

Карлос остался, через два дня в Рио открывается симпозиум по инфекционным заболеваниям, он должен повидать на нем коллег, с которыми работал в джунглях Малайзии.

В изножье постели Марисабель сидела большая карнавальная кукла, подарок Джоаны, — стройная мулатка в одеянии из пестрых птичьих перьев.

Домашний доктор порекомендовал семье пригласить психиатра, который, беседуя с Марисабель, установил с ней хороший контакт и вместе с ней «вышел» на причину ее срыва.

Кевин Смит, спокойный высокий американец, женатый одно время на мексиканке и осевший в Мексике, объяснил: какими бы ни были ее переживания и подозрения, нельзя допускать их в святая святых своей личности — в свое «я», в котором сконцентрированы треволнения многих ее предков и которое отчасти должно перейти к ее потомкам. Так надо ли множить их?

Если теория белокурого красавца Кевина Смита и могла кому-то показаться странной, то нельзя было отказать ему в деликатном профессиональном общении с пациенткой.

О беседах с Кевином Смитом и рассказывала Джоане Марисабель.

А Джоана вспомнила и рассказала ей, как однажды в бойскаутском лагере (ей было тогда лет четырнадцать) она подслушала разговор двух старших девочек. Джоана лежала в спальном мешке в палатке и не могла уснуть. Дело было ночью, девочки сидели на краю речного откоса рядом с палаткой и беседовали… Джоана решила, что о любви, о первом… грехопадении.

«Неужели это однажды случится?»— сказала одна. «Обязательно случится! — сказала другая. — Как же иначе, все через это проходят». — «Это больно?» — «Говорят, что это чудесно». — «Я хотела бы, чтобы с нами это случилось одновременно». — «И я», — ответила подруга.

Джоана искоса следила за реакцией дочери. Та удивленно слушала ее, взволнованно дышала, стыдливый румянец появился на ее щеках.

— Видишь ли, они говорили… о смерти.

Марисабель широко открыла глаза и вскрикнула.

— Понимаешь, девочка, я до сих пор себя укоряю… Заподозрила их в том, о чем они не думали. Навязала им свои мысли.

Марисабель села и, потянувшись к Джоане, крепко ее обняла.

— Мамочка, и я себя укоряю…

Глава 35

Когда позвонила Лили и, назвавшись, попросила позвать Бето, первым побуждением Марианны было сказать, что его нет дома. Но тут же она переменила решение: вряд ли она этим поможет сыну.

Случай не смертельный. Бето должен сам найти выход. Пусть накапливает жизненный опыт, учится принимать решение.

— Бето, тебя просит к телефону Лили.

— Скажи, что я занят…

Марианна еле сдержала улыбку.

— Я сама хотела сказать ей, что тебя нет дома, но ведь она… настойчивая.

— Мне не хочется ее видеть. Мне кажется, что она…

Он осекся, ничего больше не сказал и, насупив брови, отправился к телефону.

— Слушаю тебя, Лили.

— Бето, дорогой, что же ты мне не звонишь, я так благодарна тебе за нашу прогулку! До сих пор не могу забыть… Ты сам знаешь, что…

— Прости, Лили, но я не хотел бы вспоминать об этом… Никогда.

— Но почему, глупый? Было так хорошо…

— Может быть… На секунду, другую… Все это скверно!

— Боже мой, Бето! Два человека гуляют, им хорошо, они обнимаются и целуются… Что в этом скверного?

— Не знаю… Я хочу тебе сказать напрямую…

Лили поняла, что за этим последует. Марисабель — он изменил ей! Ах, ах! Впору вешаться! Несчастная жертва обмана!..

Лили решила выиграть время:

— Бето, если ты хочешь со мной объясниться, то лучше это сделать не по телефону.

— Да, но…

— Если ты мужчина, скажи то, что ты хочешь сказать, глядя мне в глаза.

— Мне не хотелось бы…

— Бето, что происходит? Я лишила тебя девственности? Совершила что-то предосудительное?

— Нет, Лили, но эта ситуация заставляет страдать других. Не я искал встречи…

— Позволь, не хочешь ли ты сказать, что наше свидание произошло вопреки твоему желанию?

— Совсем нет, но я не хотел бы…

— Вот и объяснимся при встрече.

— Ну, хорошо, хорошо…

— В кафе «Фламинго», завтра в двенадцать, тебя устраивает?

— Согласен…

Марианну беспокоило безволие Бето. Откуда эта мягкость, покладистость у парня, выросшего в бедном квартале, среди стольких житейских тягот?

Конечно, это благодушие подкупает, таких людей мало и они пример для многих, но зачастую судьба делает из них и мучеников…

Марианна поймала себя на том, что как бы ставит это в упрек Чоле, и устыдилась.

Именно теперь она поняла, насколько самоотверженным было участие Чоле в судьбе ее сына.

Честная простая женщина — она оградила мальчика от злых ударов судьбы так, как не сделала бы этого, возможно, по отношению к своему собственному ребенку сама Марианна.

Заботы о чужом младенце заставили Чоле даже расстаться с мужем. Поистине неоплатным был долг Марианны перед ней.

— Чоле, меня беспокоит мягкотелость Бето, — поделилась она своими опасениями с кормилицей.

Чоле, в старомодных очках «с чужого носа» (так и не могла уговорить ее Марианна купить новые), сидела за швейной машинкой, перешивая старые рубахи Бето и Луиса Альберто и платья Марианны в детские рубашонки и платьица для приюта в квартале, где она жила прежде. «Ничто не должно пропадать!» — считала она. Попытки переубедить ее, дать деньги на покупку новой одежды для сирот ни к чему не привели. «Зачем? И в этих походят, на них и так горит все», — отвечала рачительная Чоле.

Она строго посмотрела на Марианну.

— Он не мягкотелый, а добрый, никому не хочет зла.

— Но, по-моему, Лили этим умело пользуется.

— А почему не пользоваться, ежели Марисабель смотрит на мальчика свысока? Третирует его…

— Не понимаю тебя, Чоле.

— Будто он ей не ровня.

— Чоле, как ты можешь такое говорить!

— Марианна, может, ты этого и не замечаешь, а мне со стороны видно.

— С какой такой стороны? Разве мы не одна семья? — воскликнула Марианна.

Чоле смущенно помолчала и, совсем не желая обидеть «богачку» Марианну (у нее и в мыслях не было считать ее за чужую), робко ответила:

— Со стороны нашего квартала, где Бето вырос…

— Чоле, а где росла я? — Марианна всплеснула руками. — Во дворце? Я росла на ранчо, среди грубых людей, ругани. Носила что придется. Почти не училась. Но когда я встретила Луиса Альберто, это не помешало мне стать другой. Думаю, дело здесь не в заносчивости Марисабель, а именно в мягкотелости Бето. Он мужчина, и если он любит Марисабель, то должен действовать решительно. Выяснить до конца свои отношения с ней.

— Так ведь и я ему это советую.

Их разговор прервало появление Марисабель.

После всего случившегося ее словно подменили. Внешняя умиротворенность, бледность и некоторая вялость в движениях еще больше подчеркивали ее необычную грациозную красоту.

— Мама, Умберто приглашает меня и Джоану на свой день рождения…

— Я думаю, тебе лучше отложить первый после болезни выход из дома еще на недельку, — сказала Марианна, внутренне устыдившись того, что мотивирует свое мнение не самим поводом для выхода, а озабоченностью здоровьем Марисабель.

— Я советовалась с доктором Смитом, и он сказал, что смена обстановки мне не противопоказана.

— Там будет много приглашенных?

— Родители Умберто, его сестра и… Лили.

Марианна насторожилась — уж не на помолвку ли она собралась!

— Ты уверена, что должна идти?

— Мама Джоана не против.

Марианна ничего больше не сказала, лишь многозначительно взглянула на Чоле. У той были похожие мысли.

Марианна подошла к Марисабель, поцеловала ее в лоб и направилась к двери.

И увидела стоявшего в глубине коридора Бето. Глаза его были влажны.

Глава 36

Марианна увела Бето в его комнату.

За все время болезни Марисабель он ни разу не видел ее и не говорил с ней.

Только робко справлялся у Чоле и у Марианны о ее здоровье.

Увидев в первый раз психиатра Кевина Смита, вышедшего из комнаты Марисабель, он вызывающе громко спросил у Марианны:

— А это еще кто? — и выбежал из прихожей.

Подобная бестактность со стороны Бето удивила Марианну. Смутившись, она сказала врачу:

— Доктор, простите моего сына Бето. Недомогание Марисабель испортило наши характеры…

— Его характер, — поправил Марианну Кевин и усмехнулся. — И насколько я могу судить со слов сеньориты. Марисабель, именно этот его характер испортил ее здоровье.

— Что, сынок, не сладко? — спросила она Бето, потрепав его по волосам.

— Мама, скажи, я могу нравиться Марисабель?

— И не только ей! Она сама это знает и нервничает, когда бывает с тобой на людях.

— Бывала, — поправил он Марианну. — Теперь она бывает на людях с Умберто.

— Сынок, вот что я тебе скажу. Ваша размолвка уже довела ее до срыва. Я не хочу, чтобы это произошло и с тобой.

— Мама, за меня не бойся. И я хочу сказать тебе, что я ни в чем перед ней не виноват. Я люблю ее, понимаешь, очень люблю!

— Так пойди и скажи ей об этом!

Бето догнал Марисабель в дверях. Она готовилась выйти с Джоаной на улицу.

— Марисабель!

Девушка спокойно посмотрела на него. Джоана, понимая всю деликатность момента, вышла за порог, прикрыв за собою дверь.

— Я слушаю тебя, Бето.

— Не езжай к Умберто.

— Ты можешь мне предложить что-то иное?

— Не езжай к Умберто, — как маленький, с той же интонацией повторил Бето.

На улице послышался автомобильный гудок. Скорее всего, заехавший за ними Умберто торопил Марисабель.

— Бето. я вернусь, и мы поговорим, — миролюбиво сказала Марисабель и, поцеловав его в щеку, вышла на улицу.

Глаза Бето просияли. Он бросился к Чоле и крикнул:

— Она меня поцеловала! Марисабель меня поцеловала!

Глава 37

Это уютное помещение с большим окном, выходящим в сад, бывшее когда-то его детской комнатой, было специально переделано Луисом Альберто в «литературную камеру», где он уединялся, когда свободное время позволяло ему предаваться любимому сочинительству.

Здесь он чувствовал себя особенно хорошо.

Закрыв глаза, он вслушивался в шум листвы за окном и щебетание птиц, и ему казалось, что сейчас скрипнет дверь и войдет мама.

Иногда ему чудилось даже, что он слышит тонкий запах ее духов.

В последнее время к нему часто заглядывал сюда отец. Дон Альберто сильно сдал. Когда-то волевой и строгий глава семейства, не раз решительно и прямодушно вторгавшийся в жизнь своих чад и домочадцев, дон Альберто умильно вспоминал и пересказывал теперь лишь окрашенные в розовые тона эпизоды былой жизни, до смешного смахивавшие на некоторые сцены пресловутых «мыльных опер».

Впрочем, он теперь частенько составлял компанию женщинам во время их вечерних бдений у телеэкрана…

Луис Альберто пригласил Альфонсо Кесаду именно сюда.

К удивлению хозяина кабинета, Кесада показал ему фотографию, сделанную тут же после обряда венчания Джоаны и Карлоса на лужайке около храма падре Адриана.

— Когда и где вы успели заполучить ее? — спросил Луис Альберто, с интересом посмотрев на расторопного телевизионщика. — Даже у нас еще нет такой.

— Все просто, — ответил Кесада. — Я залюбовался вашей группой, в особенности… Но об этом чуть позже… Нетрудно было узнать адрес фотографа и найти его. Мне хотелось рассмотреть эти лица на фотобумаге, определить фотогеничность некоторых из них. Кстати, фотограф дон Кристобаль личность незаурядная, а в доме у него настоящий музей…

— На чем же вы хотите заострить мое внимание?

— Вот на этих двух членах вашего семейства.

— А! — улыбнулся Луис Альберто. — Это Марисабель и Бето.

— Чудесные лица! — со всем простодушием, на какое он был способен, воскликнул Кесада и спросил про то, о чем он и так знал. — Где они учатся?

— Марисабель в балетном училище, а Бето в школе художественного мастерства.

— Так ведь это настоящая удача!

— Почему?

— Не считаете ли вы, дорогой дон Луис Альберто, что они могли бы сыграть главные роли в будущем телесериале?

Вопрос гостя озадачил Луиса Альберто.

Глава 38

В назначенное время Вивиан привела в кабаре Белинду. С робостью переступила она порог кабинета Бласа Кесады.

Ишь, какой важный, сидит спиной к окну, дымит трубкой и в упор на нее глазеет.

Блас Кесада узнал в ней ту самую женщину, которая в день венчания Джоаны промывала ей косточки около ограды храма. Там Блас находился в обличии своего клетчатого «близнеца» и мог не опасаться того, что Белинда его узнает.

Иметь в доме Луиса Альберто осведомительницу было крайне необходимо. Успех замысла (вернее было бы сказать «злого умысла») во многом зависел от понимания того, как хитроумные атаки Бласа будут воздействовать на цитадель Сальватьерра.

Сделать Белинду своей союзницей было не сложно.

— Так что я пришла, сеньор, — робко сказала Белинда.

Не предложив ей сесть, Блас приблизился к ней и обошел ее со всех сторон, словно разглядывая лошадь, мнение которой об осмотре совершенно не заботит покупателя. Потом медленно вернулся за стол и углубился в просмотр бумаг.

— Так что я пришла, сеньор, — чуть громче сказала Белинда.

— Будешь помогать повару два вечера в неделю, с восьми до двух ночи, — сказал Блас как о чем-то окончательно решенном. — Ступай.

— А сколько будут платить?

— Ты сколько получаешь в неделю там, где постоянно работаешь? — и, не дав ей ответить, сказал: — Столько же будешь получать здесь за два вечера. Я сказал, ступай!

Радостно огорошенная, Белинда взялась было за ручку двери, когда услышала сказанную ей вдогонку угрюмую фразу:

— Никому ни слова о том, что будешь здесь работать!

— Понятно, сеньор, — ответила, не оборачиваясь, Белинда, когда дверь сама отворилась и на пороге появился неотразимый Диди.

— Диди, — приказал Блас. — Поедешь с сеньорой Белиндой в ателье и закажешь ей форменную поварскую одежду.

Не потребовалось много времени для того, чтобы Белинда сменила тщедушного ухажера на сурового красавца Диди. Остальное было делом любовной техники: о каких только подробностях из жизни дома Луиса Альберто Сальватьерра не рассказывала Белинда, барахтаясь время от времени в жестоких объятьях ресторанного вышибалы…

Обо всем тот неукоснительно докладывал своему спасителю Бласу.

Глава 39

В уединенном уголке парка Себастьян отчитывал Кики за то, что тот опасно привлекает к себе внимание людей.

— На твоем месте я бы вел себя поскромнее. Еще раз напьешься, отведу тебя к Бласу!

Кики занервничал, но в свое оправдание сослался на аналогичное поведение обвинителя:

— А ты что, не напиваешься?

— Но я никогда при этом не забываю, что напился!

Себастьян и Кики заглядывали в кабаре «Габриэла» еще до появления там Бласа Кесады. Кики очень нравилась Вивиан, а Себастьян не мог глаз оторвать от Виктории.

Вивиан, которую Кики решил заполучить, приваживая ее к наркотикам, к его досаде, что называется, втюрилась в нового хозяина кабаре.

А то, что Виктория — яблочко не по его зубам, Себастьян и сам понимал.

Зоркий Блас Кесада тут же заприметил пеструю парочку, определив опытным глазом всю их мошенническую сущность.

С помощью одного нехитрого трюка, оставаясь при этом в тени, он прибрал их к рукам, рассчитывая «задействовать» их в какой-нибудь будущей махинации.

Через вышибалу Диди, своего верного телохранителя, который был ему обязан жизнью еще с тюремных лет, он навел их на одного богатого посетителя кабаре.

Диди посадил его и шустрых приятелей в одно такси, и те по дороге его обчистили. Диди показал им потом снимок, сделанный по его указанию фотографом кабаре доном Кристобалем (да-да, тем самым — он подрабатывал здесь, подменяя каждый третий день основного фотографа): на этом снимке дружки тащили к автомобилю ограбленного ими сеньора.

Кики, профессионально оценив улику, приуныл: теперь они с потрохами были «в кармане» у Кесады.

Никаких заданий от Диди они пока не получали, а когда однажды подъехали к нему с вопросом «Что прикажете?», вышибала так на них рыкнул, что спрашивать его больше им не хотелось.

Сметливый Себастьян понимал, что Блас Кесада держит их для чего-то другого, но для чего?

Кики достал из кармана большой желтый пакет и протянул его Себастьяну — пусть не думает, что он только выпивать умеет. Себастьян извлек из конверта фотографии и присвистнул.

— Вот так Бето! Вот так тихоня! — и сделал ухмыляющемуся другу комплимент: — Классные фотографии!

— Разумеется, — самодовольно ответил Кики. — Но главное не качество фотографий, а качество телеобъектива, который на значительном расстоянии позволяет делать такие снимки…

— Ты что, ревнуешь Лили? — полюбопытствовал Себастьян.

— Зачем мне ее ревновать, если я, когда захочу… Она сама мне их заказала.

— На память себе и Бето, — решил Себастьян.

— Не угадал! — возразил Кики, хихикнув. — На память Марисабель.

— Ну, и стерва твоя Лили! — одобрительно воскликнул Себастьян. — Сколько она заплатит?

— Оплата… натурой!

— Уже рассчиталась? — заржал Себастьян.

— Нет. Дело пока не сделано. Я их еще должен подбросить Марисабель… Я вот как думаю, надо пойти в этот дом, Бето ведь нас пригласил…

— Это он так сказал, для вежливости…

— А мы из вежливости придем! — сострил Кики и первый засмеялся своей шутке.

Глава 40

— Эта пара настолько прекрасна, — достаточно увлеченно фантазировал несостоявшийся режиссер, — что идеально подошла бы для героев современного сериала. В то же время, не будучи профессиональными актерами, они могут выглядеть достовернее и ярче…

Луис Альберто расхохотался.

— Но надо, по крайней мере, выяснить, могут ли они играть? Немаловажно также получить их согласие.

— Снимаются даже дети. Их непосредственность перед камерой поразительна. Марисабель и Бето, хотя уже и не дети, кажутся столь же непосредственными…

Луис Альберто давно хотел и не решался задать Бласу Кесаде вопрос, опасаясь, что тот сочтет его слишком деловым, а он не хотел пока выказывать заинтересованность.

— У вас уже есть конкретная договоренность на телевидении?

— Предварительная. В том-то и дело, что прийти надо не с пустыми руками, а с готовым развернутым планом, где вчерне выстроен весь сюжет. Это то, что мы должны с вами сделать на первом этапе. Но есть один решающий фактор. В эту вещь вложит часть средств один из людей шоу-бизнеса.

— Можно поинтересоваться кто?

— Конечно, — с улыбкой сказал гость. — Но пока не называя фамилию. Такова его просьба.

— Конечно, я понимаю.

— Это владелец одного из крупных ресторанов-кабаре. Впрочем, я попрошу его разрешение и, возможно, в ближайшее время познакомлю вас.

— В этом нет никакой срочности, — деликатно ответил Луис Альберто.

— Да, и еще… На вашем месте, при благоприятном развитии дела, я бы тоже вложил в сериал средства. «Мыльные оперы» сегодня дают не меньшую прибыль, чем производство мыла! — Блас Кесада рассмеялся, мило похлопав пальцами по усам тем самым жестом, как будто усы у него вот-вот отвалятся.

Эта мысль показалась Луису Альберто небезынтересной.

Рамона внесла на подносе кофе.

На этот раз она положила в него траву-«фантазию». Луис Альберто объяснил ей как-то, что в этой комнате он пишет книгу, и она сочла правильным добавлять в кофе, когда он здесь работает, то, что добавляли в кофе народные певцы-пайадоры, когда участвовали в состязаниях «кто кого перепоет», на которых они импровизировали куплеты иногда по десять часов подряд.

Луису Альберто понравился этот Привкус, о чем он в тот первый раз и сказал Рамоне.

Когда Рамона ставила поднос на стол, ее взгляд упал на большую фотографию, сделанную доном Кристобалем. Увидев на ней себя, она смутилась: слишком печальным был ее вид по контрасту с остальными.

Неожиданно она вздрогнула, заметив то, что ускользнуло от внимания Луиса Альберто, и то, что Блас Кесада старательно пытался отреставрировать на фотографии, поругав себя за излишнюю вспыльчивость, маленький прокол бумаги там, где находилось сердце Луиса Альберто.

Колдунью эта деталь встревожила, и она бросила на гостя испытующий беглый взгляд, от которого тот поежился.

Глава 41

Сообщение Кики о кознях Лили, которая его стараниями решила окончательно отвадить Марисабель от Бето, навело Себастьяна на более интересные мысли.

К своим двадцати трем годам он научился только одному — зорко высматривать, что где плохо лежит.

Сын неведомого отца и проститутки, переехавшей к тому времени, когда ему надо было поступать в школу, из Гвадалахары в Мехико и для сокрытия своего позорного прошлого поступившей работать в прачечную, Себастьян, после скоропостижной смерти матери, переходил от одних родственников к другим, пока не оказался в семье бедной тетушки.

Он рано пристрастился к разного рода карточным играм и для добычи денег время от времени разбойничал, подстерегая с дружками пьяных прохожих.

Один из «пьяных» оказался полицейским агентом…

Выйдя из колонии для малолетних правонарушителей, Себастьян стал осмотрительней. Закончив курсы автомехаников, работал на бензоколонке в окрестностях Мехико, пока его не «подставил» товарищ по работе, который обчистил кассу хозяина, а подделанный ключ подбросил Себастьяну.

Сейчас, после второй отсидки, Себастьян пробавлялся сбытом мелких партий наркотиков. Но в последнее время в связи с тем, что правительства ряда латиноамериканских государств объявили настоящую войну наркобизнесу, перепродажа наркотиков стала весьма опасным делом.

Вот почему Себастьян ломал голову — чем бы заняться помимо этого сомнительного промысла.

Рассказ Кики навел его на неплохую идею.

Об этом они и беседовали в кафе «Фламинго».

— Лили баба, ей бы только сманить Бето и насолить своей лучшей подруге, — не торопясь, втолковывал он Кики свой план. — Но мы-то не бабы…

— Тонко подмечено, — сказал Кики, не понимая, куда клонит приятель.

— Куда как хорошо было бы «подоить» Бето, ты считаешь?

— Что ты придумал?

— Почему бы, когда мы пойдем к Бето, не убить сразу двух зайцев, подбросить Марисабель фотографии, а заодно…

— Заодно что? — У Кики даже губа отвисла, а так как Себастьян не сразу продолжил изложение своего плана, то с этой губы успела соскользнуть тонкая ниточка слюны.

— Заодно стибрить что-нибудь, а после свалить на прекрасного найденыша…

— Зачем? — недоуменно заморгал Кики.

— Чтобы мы могли стать его спасителями в глазах родителей…

— Здорово! И чтобы за это он, стало быть, отвалил нам…

— Не нам, а мне. Моя идея! Будешь помогать, и тебе перепадет.

— А какие улики надо?

— Пока не знаю. Будем действовать по обстоятельствам… Главное побывать у него.

Глава 42

При всей разнице в возрасте спокойный дородный Умберто был той благородной «оправой», которая как нельзя лучше оттеняла жемчужную прелесть Марисабель.

— Да вы созданы друг для друга! — слащаво воскликнула припоздавшая Лили.

Марисабель знала, что Лили приглашена в дом Умберто на его день рождения, и заранее смирилась с этим, и все же ее появление заставило девушку поморщиться.

Джоана откровенно любовалась дочерью. Лишь иногда, не переставая улыбаться, она опускала глаза, чтобы скрыть смущающие ее раздумья, связанные со взаимоотношениями Марисабель и Бето.

Скорее всего, Марисабель выходит из полосы первого увлечения. Ее нервный срыв был вызван не столько ревностью, сколько неутоленностью чувств.

Нет, Джоана не считала, что Бето должен лебезить перед Марисабель, это еще быстрее испортило бы их отношения. Просто ему не хватает мужества увлечь ее, завоевать. В первый раз Джоана с грустью подумала о том, что ее девочка и Бето — не пара…

Изысканный ужин был предоставлен одним из лучших ресторанов вместе с двумя чопорными официантами, действиями которых руководила сестра Умберто — Эслинда, молодящаяся старая дева, преподавательница латыни в университете.

После ужина хозяева и гости перешли на веранду.

Отец Умберто, старенький дон Октавио, известный археолог, сделавший немало открытий на полуострове Юкатан, потягивал виски с содовой, а вернее содовую с несколькими каплями виски.

— У всех своя бочка вина, данная на всю жизнь, — сказал дон Октавио, коснувшись своим большим граненым стаканом бокала Джоаны, где две соломинки торчали в ароматной ледяной кашице по имени «дайкири». — Некоторые торопятся выпить эту бочку, словно кто-то ее у них отнимет, и спиваются. Другие пьют понемногу, растягивая удовольствие на всю жизнь. Я отношусь к последним, хотя, по чести говоря, в бочке моей осталось всего несколько капель.

— Дядя Октавио, если вам не хватит вина, я с радостью подолью вам из своей бочки! — засмеялась Лили, поднимая бокал, доверху наполненный душистой «сангрией».

Зазвучала музыка.

Это был трубач и композитор Эрб Алперт со своим оркестром «Медь Тихуаны», исполняющим неповторимо пританцовывающие ритмы мексиканско-американского джаза.

Умберто пригласил Марисабель.

Он чуть старомодно вел ее, чрезмерно покачивая плечами и бедрами и манерно отведя ее руку к своему плечу.

«Жаль, что они почти одного роста, — подумала Джоана. — Даже может показаться, что Марисабель смотрит на него сверху вниз».

— Тебе нравится у нас?

— Очень, — улыбнулась девушка. — У тебя замечательный отец.

— А сестра?

— Ты сказал, что она… не была замужем?

— К сожалению…

— А может быть, она об этом не сожалеет?

— Думаю, что сожалеет. Я не раз говорил ей о том, как меня тяготит одиночество. И она соглашалась со мной…

— Может быть, одиночество не так страшно?

Умберто вопросительно посмотрел на Марисабель: о чем она думает?

Он решил рассказать ей об отце.

— У него была трудная жизнь. Он ведь испанец. Сражался во время гражданской войны на стороне республиканцев, был ранен, чудом вырвался из Испании, был интернирован в Алжире, чуть не умер от лихорадки…

— Поглядеть со стороны, не скажешь.

— Просто он оптимист. И здесь в Мексике ему пришлось не сладко. Уже в зрелом возрасте он окончил университет, долго мыкался без работы. Но в первой же археологической экспедиции открыл древнее захоронение, написал ряд интересных работ. Жаль, что я не в него, а в покойную мать. Когда трудно, я теряюсь. Вот и теперь не знаю, радоваться мне или печалиться…

— Какие-нибудь неурядицы?

Умберто грустно улыбнулся.

— Марисабель, я не знаю, как мне жить дальше, — на глазах у него блеснули слезы. — У меня все из рук валится. Думаю о тебе, хочу быть с тобой… Постоянно.

Марисабель рассмеялась: такие горькие слова под такую веселую музыку… В глазах Умберто мелькнул то ли страх, то ли отчаяние. Марисабель поспешила утешить его.

— Умберто, мне кажется, что ты хочешь мне сказать что-то важное.

Умберто широко открыл глаза — не шутит ли она, и робко произнес:

— Я прошу твоей руки.

Они остановились и разомкнули танцевальное объятие.

Эта остановка не осталась незамеченной.

— Сынок, неужели ты наступил красавице на ногу?

— Отец, донья Джоана, — сказал, побледнев, Умберто. — В вашем присутствии с огромной надеждой и любовью я прошу Марисабель выйти за меня замуж!

— И что же она? — спросил, вставая из кресла, дон Октавио, поглаживая дрожащей рукой седые усы.

Марисабель подбежала к Джоане, обняла ее и, уткнувшись ей в плечо, разрыдалась. Потом, отпрянув от матери и улыбнувшись сквозь слезы Умберто, сказала:

— Я согласна, Умберто.

— Шампанского! — торжественно сказал дон Октавио, подав знак дремавшему в дверях официанту.

— Ура! — завизжала Лили, бросившись обнимать Марисабель.

Разумеется, услышанное означало ее победу.

— Поздравляю тебя, — сдержанно сказала Эслинда и обняла брата.

— Только прошу вас, — сказала Марисабель, — пусть пока это будет нашей тайной.

Умберто вопросительно вскинул брови. Дон Октавио, как истинный кабальеро, согласно кивнул.

Марисабель со значением посмотрела Лили в глаза.

— Конечно, конечно, — быстро подтвердила Лили свое обязательство хранить тайну.

— В отличие от большинства людей я счастливая дочь сразу четырех родителей, — с милой улыбкой сказала Марисабель, обнимая Джоану. — Надо также узнать мнение о моем решении остальных.

Умберто подошел к Марисабель и галантно поцеловал ей руку. Разве что поцелуй этот в нарушение этикета походил на печать, которая в течение нескольких долгих секунд никак не желала отклеиваться от документа.

«Не так-то все и прекрасно, — размышляла Лили. Почему она просит все это держать пока в тайне?.. Нет, рано пока отменять задание, которое я дала Кики».

Неспокойно было на душе у Джоаны, странными показались ей смены настроений Марисабель, ее неожиданное решение.

Безусловно, продолжали сказываться последствия нервного срыва, лечебного курса и… ее душевного смятения.

Джоане стало страшно за дочь.

Глава 43

Кики нашел Бето в баскетбольном секторе.

Школа художественного мастерства располагала неплохим спортивным комплексом, которым пользовалось также находившееся рядом балетное училище.

Кики не сразу подошел к Бето.

Сидя в стороне, Бето не отрывал глаз от площадки, где проходила тренировка по спортивной гимнастике будущих балерин, среди которых особенно выделялась Марисабель. И не только дорогим спортивным трико.

По окончании тренировки Марисабель прошла мимо Бето, он поцеловал ее в щеку, и она побежала в душевую.

«Почему я не горячая вода!» — пришла в голову Кики пошлая мысль, показавшаяся ему весьма поэтичной.

Он подошел к Бето, который не собирался уходить, видимо, дожидаясь Марисабель.

— Привет, Бето! Что, если мы с Себасом заглянем сегодня, — спросил он, делая упор на слове «сегодня» так, словно договориться осталось лишь о дне встречи.

— Пожалуй, — с широкой улыбкой ответил Бето, голова которого была занята Марисабель, сменившей гнев на милость.

Поговорили о том о сем.

— Не нужен ли тебе недорогой фотоаппарат, он мне достался по случаю.

— Я и дорогой могу купить, — сказал бесхитростно Бето.

Увлеченный своими мыслями, он не догадывался, что дело не в цене.

— Бето, понимаешь, у меня затруднения с деньгами, и ты бы выручил меня, если бы…

— Сколько стоит аппарат? — спросил Бето и, отсчитав Кики названную сумму, близкую к стоимости такого же новенького, бросил простенький туристический аппарат в свою спортивную сумку.

В дверях раздевалки появилась Марисабель. Кики издали помахал ей рукой и понесся к выходу из спортивного зала.

— Марисабель, может быть, погуляем? — спросил Бето.

— Лучше домой. Сегодня из Бразилии возвращается Карлос, и мама Джоана просила не задерживаться.

— А я пригласил к нам Кики и Себаса, — удрученно сказал Бето.

Глава 44

Кики и Себастьян пришли часа за два до того, как семья Сальватьерра должна была сесть за стол в связи с возвращением из Бразилии Карлоса.

Только сегодня Джоана вспомнила о письме, которое она по возвращении из Бразилии забыла передать Луису Альберто.

В одном маленьком городке на Амазонке, где они недавно побывали с Карлосом во время путешествия по Бразилии, стройная большеглазая служащая из администрации отеля, узнав, что они мексиканцы, радостно улыбнувшись, сказала, что в окрестностях городка одна мексиканская фирма построила сорок коттеджей, и назвала фирму Луиса Альберто Сальватьерра. Услышав от Джоаны, что она родственница Луиса Альберто, женщина приготовила сувенир и письмо и попросила Джоану передать их Луису Альберто с… поцелуем.

— Обязательно с поцелуем! — сказала она, вручая письмо Джоане…

Что она и сделала сейчас.

Луис Альберто, повертев в руке смешной сувенир — играющего на барабане негра, удивленно вскинул брови, прочитав имя бразильянки на обороте конверта и, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

— Боже! Весточка от Жуаниты!..

Этот семейный ужин отчасти посвящался бракосочетанию Джоаны и Карлоса, которые тут же после венчания отбыли в свадебное путешествие.

Джоану продолжало беспокоить состояние Марисабель, ее отрешенность при внешней общительности, заметная, наверно, только ей.

Она не могла предугадать, объявит ли сегодня дочь о помолвке с Умберто. Хотела и не могла спросить ее об этом. Готова была умолять об отсрочке столь важного оповещения.

Джоана так и не решилась рассказать Марианне о скоропалительном решении Марисабель, не зная, как та отреагирует на него.

Если Марисабель решила исполнить свое обещание Умберто, то как можно объяснить ее спокойное общение с Бето, который так и сияет при каждом ее слове?

На самом деле внешняя сдержанность и кажущаяся умиротворенность Марисабель объяснялись лишь воздействием лекарственного курса и гипнотическим сеансом доктора Кевина Смита. В ее душе царило все то же смятение.

Она чувствовала, как меняется.

Никогда раньше она не стала бы так старательно скрывать свои побуждения. Никогда раньше не стала бы так скоропалительно обещать то, что могла не исполнить. Больше всего ее пугало, что, начав действовать по-иному, она все еще судила о себе по-старому, словно вместо одной в ней живут две Марисабель.

Она и сама не знала, как повзрослела за последние недели.

— А чего-нибудь покрепче нет? — спросил Кики, разглядывая в комнате Бето стоящие на низком столике банки с пивом и кока-колой.

— И этим обойдешься! — одернул его Себастьян, опасаясь, как бы к моменту важных действий, которые им надлежало осуществить, его друг не «поплыл».

Другой такой случай им вряд ли представится.

В почтовом ящике около ворот дома Сальватьерра уже лежал большой желтый конверт с фотографиями, изобличающими Бето, и запиской «доброжелателя». Оставалось выбрать наиболее благоприятный момент и позвонить Лили. У нее находится один из ее школьных поклонников, который спустится к уличному телефону-автомату, наберет номер дома Сальватьерра и как благородный «доброжелатель» попросит Марисабель ознакомиться с содержимым лежащего в почтовом ящике пакета.

Труднее было другое — выкрасть что-нибудь ценное, что могло бы бросить тень на Бето.

А уж как «бросить тень» — дело несложной мошеннической техники.

Себастьян несколько раз отлучался в туалет, полушутливо ссылаясь на то, как четко реагирует его организм на хорошее пиво. По-кошачьи, почти неслышно сбегая по лестнице, он зорко посматривал по сторонам, заглядывая в приоткрытые двери спален.

В глубине полутемного коридора, напротив туалета, он увидел невысокую дверь, приоткрыл ее и заглянул вовнутрь.

Это была «литературная камера» Луиса Альберто. На ее стенах висели портреты доньи Елены и дона Альберто и несколько картин. В углу внимание Себастьяна привлек небольшой старой модели несгораемый ящик. Сделав три больших шага, он подскочил к нему и заглянул вовнутрь. На полках лежали какие-то папки с документами, чековая книжка, из-под которой выглядывали несколько звеньев металлических четок.

Он потянул за них и увидел всю гирлянду дивной работы с вмонтированными в каждую «ягодинку» миниатюрными лаковыми сюжетами Евангелия. Чутье подсказало Себастьяну, что наиболее интересная для него здесь вещь — эти четки. И не потому, что, скорее всего, они были сделаны из драгоценного или полудрагоценного металла или сплава, а потому, что являлись реликвией.

Положив четки во внутренний карман, Себастьян выскользнул из комнаты, прикрыл дверь и шмыгнул в туалет.

Когда он вернулся, то увидел, что Кики успел опростать почти полдюжины банок с пивом.

Пора было ретироваться. К тому же, возвращаясь из туалета, он увидел, что в гостиной почти все готово к началу ужина, а в прихожей Марисабель, Джоана, Марианна и Луис Альберто поочередно обнимают высокого загорелого мужчину, по всей видимости, отца Марисабель — Карлоса.

Бето смущенно извинился перед Себастьяном и Кики за то, что пригласил друзей, не зная о назначенном семейном ужине.

Себастьян, незаметно толкнув Кики, сказал, что им тоже пора. Пусть Бето не беспокоится, он славный парень! Только нельзя ли перед уходом сделать один звонок?

Бето подал ему трубку беспроволочного телефона, и Себастьян набрал номер Лили.

— Тетя Эулалия? Это я, Себастьян. Так я заеду к вам? Ладно? — И повесил трубку. Этих слов было достаточно, чтобы через некоторое время после их ухода в дом Сальватьерра позвонил «доброжелатель».

Глава 45

За праздничным столом семейства Сальватьерра сошлись вместе те же люди, что и на лужайке перед храмом падре Адриана в день венчания Джоаны и Карлоса.

Был за столом и падре Адриан.

Он сказал несколько слов.

— Дети мои, помимо кровного родства существует еще одно, более крепкое, это родство во Христе, родство душ. Трудно приходится людям. Часто поднимаются они брат на брата. Вот почему духовное ваше родство так радует мое сердце и сердца тех, кто вас знает. Будьте счастливы, дети мои!

Луис Альберто показал всем большую фотографию, оставленную ему Бласом Кесадой. Фотография пошла по рукам, каждый хвалил другого, находя изъяны в своей позе, выражении лица или в жесте.

Марианна грустно улыбнулась, увидев на фотографии стоящих рядом счастливых и улыбающихся Марисабель и Бето. Она посмотрела через стол на Джоану, прижавшуюся к Карлосу, но та опустила глаза. Марианна поняла: Джоана обеспокоена чем-то, чего она, Марианна, не знает, и самим сердцем почувствовала, что это связано с Марисабель.

Те же самые люди, но за это короткое время что-то изменилось в них и в их отношениях, в центре которых находились Марисабель и Бето.

Их одновременное притяжение и отталкивание во многом напоминало то, что происходило с самой Марианной и Луисом Альберто. Словно все вернулось на круги своя, словно законом природы является повторение одних и тех же страстей, радостей и печалей…

Будут ли они в конце концов счастливы, будут ли принадлежать друг другу?

Жизнь летела вперед на крыльях вечности и несла их в неизвестность.

Марисабель решила не объявлять пока о намерении выйти замуж за Умберто. Не потому, что она вновь отказалась от этой идеи, а чтобы позволить Джоане и Карлосу насладиться своим праздником.

Ее ровное отношение к Бето, которое так его обнадежило, свидетельствовало лишь о ее стремлении к покою.

Вошла Мария и позвала Марисабель к телефону…

Она отсутствовала ровно столько, сколько потребовалось, чтобы, услышав чужой голос, домчаться до почтового ящика, достать желтый пакет, извлечь из него фотографии и записку и вернуться в гостиную.

Она подошла к Бето, который, улыбаясь, поднялся ей навстречу из-за стола, и резко ударила его ладонью по щеке.

Повернулась к Марианне и передала ей желтый пакет.

Глава 46

Бето лежал в своей комнате на кушетке, отвернувшись лицом к стене.

— Бето, я допускаю, что ты мог увлечься Лили, — сказала Марианна, присевшая рядом с ним. — Может быть, даже увлечен до сих пор. Но почему тогда ты продолжал делать вид, что ухаживаешь за Марисабель? Ведь это недостойно.

Бето молчал. Злополучные фотографии, которые несколько минут тому назад нарушили мирный ход праздничного вечера, прервали для него нечто более важное.

Бето понимал, что это конец.

Он не знал, что придумать, как убедить Марисабель в том, что она больше всех на свете радует его сердце. Ломал голову, кто мог совершить эту подлость?

Ему стало казаться, что он догадывается.

— Здесь определенно замешано лицо, заинтересованное в твоем разрыве с Марисабель, — сказала Марианна.

— Об этом нетрудно догадаться, — буркнул Бето, не поворачиваясь.

— Но этот человек не мог бы снять то, что он снял, если бы ты не поддался на уговоры Лили поехать с ней в парк Чапультепек.

— Главное, он знал о том, что я буду там…

Бето повернулся к Марианне.

Она отшатнулась, увидев лицо сына: глаза покрасневшие, колючие, губы дрожат.

И это ее сын! Еще недавно само воплощение кротости и добродушия!

— Мама, наиболее заинтересованное лицо в разрыве моих отношений с Марисабель, — отчеканил Бето, — это… сама Марисабель!

Он вскочил и направился к двери. Марианна, опередив его, преградила ему дорогу.

— Бето! Никто не позволил тебе оскорблять мою дочь! — решительно сказала она.

— Твою дочь… — презрительно скривив губы, процедил Бето.

— Да, мою приемную дочь, которую я люблю, как тебя!

— Это она все подстроила! — Бето, закрыв глаза, топнул ногой. — Чтобы оправдать то, что она принимает ухаживания этого тюленя Умберто!

Вошедший Луис Альберто слышал последние слова. Кивком головы он попросил Марианну оставить его наедине с сыном.

Он подошел к Бето и положил ему руку на плечо.

Бето порывисто обнял его. Разрыдался.

— Успокойся, сын. Давай поговорим, как мужчины. Я виноват перед тобой…

Бето вытер кулаком глаза и посмотрел на отца. Во взгляде юноши он прочитал мольбу о помощи.

— Я виноват в том, что из-за своей гордыни потерял тебя и долгие годы не мог быть рядом, не мог по-отцовски объяснить тебе многие вещи. Ты не защищен от человеческой злобы, от коварства тех, кто желает построить свое благополучие на чужом страдании.

— Отец, я уверен, что фотографа наняла Марисабель!

— Мы попробуем поразмышлять на эту тему, — Луис Альберто усмехнулся (и придет же такое в голову!), закурил и машинально протянул пачку сыну.

— Я не курю, папа, — сказал Бето.

— Вот видишь, Бето, какой я отец! — горько усмехнулся Луис Альберто. — Не знаю привычек сына.

Он продолжал:

— Мы попробуем догадаться, кто бы это мог сделать. Хотя факт остается фактом, у вас с Лили была… близость, которую кто-то использовал в своих интересах.

— Отец! Прогулка с девушкой, ее желание поцеловать ты называешь близостью?

— Успокойся. Не это главное: Самое важное, чтобы ты отдавал отчет своим чувствам, своему отношению к Марисабель и, что бы ни происходило, верил в чистоту своих намерений. — Луис Альберто удрученно помотал головой. — Если бы ты только знал, каким болваном бывал твой отец! Сколько раз я попадался в подобные ловушки!.. — Он поморщился, вспомнив о письме из Бразилии, привезенном Джоаной.

В этот вечер они говорили долго. О многом вспомнил Луис Альберто, конечно утаивая некоторые особенно «горячие» подробности.

Предположение Бето он отверг.

— Я думаю, это подстроила Лили, — сказал Луис Альберто. — Один выстрел, поражающий две мишени… Марисабель порывает с тобой, что на руку Лили. И одновременно это на руку Умберто, который добивается благосклонности Марисабель.

Луис Альберто посмотрел прямо в глаза сыну.

— И если это так, то я бы хотел, чтобы это было тебе уроком на всю жизнь. Мы не можем быть игрушками в чужих руках. — Он улыбнулся и подмигнул Бето. — Особенно в руках нежных мошенниц.

Глава 47

В комнате у Марисабель Джоана беседовала с дочерью.

— Мама, — твердо сказала девушка. — Я больше не хочу здесь оставаться. Пожалуйста, возьмите меня с папой к себе.

— Ты подумала, какую боль ты причинишь Марианне и Луису Альберто? — спросил Карлос.

— Они поймут меня. В конце концов приятно ли им переносить все, что происходит у них на глазах? А может быть, вы с папой не…

Она не окончила фразу, вовремя поняв, насколько жесток и несправедлив упрек, который она хотела бросить недавно соединившимся родителям.

Джоана догадалась, что хотела сказать дочь; вам-де удобнее, чтобы я жила не с вами, хлопот меньше.

И быстро сказала, спасая дочь от ее поспешного подозрения, которое та сама себе никогда бы не простила:

— Хорошо. Ты права. Дай мне одну неделю, чтобы все как следует устроить.

Слова Бето о том, что Марисабель могла нанять фотографа для слежки за ним, сначала возмутили Марианну. Но не были ею забыты.

Марисабель действительно изменилась. Ей пришлось пройти через столько неожиданных перемен в понимании самой себя и окружающих ее людей. Эти перемены — к лучшему? Или они настолько ожесточили ее, что она теперь может втайне совершать подобного рода действия?

Марианна чувствовала острую необходимость посоветоваться с кем-нибудь. Так она была устроена — в трудные минуты она всегда искала душу, которая могла бы разделить с ней ее заботы.

Марианне очень хотелось поделиться своими переживаниями с Луисом Альберто, но она боялась, что его вспыльчивость не позволит ему быть достаточно объективным.

Поговорить с Рамоной? Нет, Рамона сама первая заговаривает и если не делает этого, то от нее и слова не добьешься.

С Чоле она посоветовалась бы в первую очередь. Но та прихварывала, даже не вышла к праздничному столу, и Марианна умолила всех не посвящать ее в то, что произошло.

Дона Альберто, который столько раз на протяжении многих лет был семейным арбитром, ей тоже не хотелось тревожить.

Джоана и Карлос? Им не до нее Марианна верила, что в этот момент они прилагают все усилия, чтобы их дочь не повела себя опрометчиво.

Как в пору юности, она решила исповедаться падре Адриану.

Глава 48

Среди множества семей его прихода семья дона Альберто Сальватьерра на протяжении многих лет была для падре Адриана тем, что можно было назвать маленькой копией бренного земного мира.

Многие соблазны подтачивали фундамент этого дома, обитатели которого не один раз являли пример чести и добродетели.

Видел падре Адриан, как на этом поле битвы добра и зла побеждало бесчестие, но бывал и свидетелем торжества справедливости.

Старая истина: если в человеке осталась хотя бы малая толика человечности, он выкарабкается. Иногда невозможно спасти. Но всегда можно спастись.

Семейство Сальватьерра, мятущееся и страдающее, столько раз находившее в себе силы для самоспасения, было дорого душе старого священника.

Иногда он ловил себя на суетной горделивой мысли, что эта семья самим своим существованием обязана его стараниям. «Пусть уж этот грех тщеславия будет на моей совести, — сокрушенно думал священник, — нежели какой-нибудь другой…»

Он отдавал себе отчет, что вернулся из родной провинции в столицу лишь потому, что хотел до конца своих дней быть рядом с этими людьми.

А Марианна с ее открытым сердцем и добрыми помыслами была существом, особенно желанным его душе.

После скандала за столом падре Адриан чувствовал, что она прибегнет к его помощи, и принял ее с распростертыми объятиями.

Событие, нарушившее мирное течение праздничного ужина в доме Сальватьерра, не на шутку встревожило его.

— Падре Адриан! Бето и Марисабель как будто подменили, — в глазах Марианны он прочитал мольбу. — Неужели им суждено ожесточиться, возненавидеть друг друга?

— Успокойся, Марианна. Только спокойный разум может бороться с кознями.

— Какой совет я должна дать сыну?

— Я думаю, надо выждать. Пусть страсти улягутся. Сама жизнь учит людей, если их сердца и глаза открыты Всевышнему. А Бето умный и совестливый мальчик.

— Как я должна вести себя с Марисабель?..

— Думаю, теперь ты должны действовать сообща с ее родителями.

— Больше всего я боюсь, что эти события могут привести к чему-то непоправимому!

— Ах, Марианна, будто ты сама не любила, будто сама не страдала, будто Луис Альберто не подозревал тебя, а ты его в том, в чем не было вашей вины. И однако, все это позади, и вы вместе.

— Мои страдания той поры не сравнить с теперешними моими переживаниями матери…

— Конечно, Марианна, ты истинная христианка. Заботы о ближнем заставляют страдать сильнее, чем забота о себе.

— Иногда мне кажется, что над нашей семьей тяготеет вечное проклятие…

Они долго говорили в тот вечер.

Падре Адриан не знал, что посоветовать Марианне. Да и какой совет может примирить два ополчившихся друг на друга пылких сердца?

Лишь одно понимал падре Адриан: подобно врачу «скорой помощи», он должен незамедлительно начать врачевание души страждущей, и незаметно он переключил внимание Марианны на другие вещи.

— А как идут их занятия?

Марианна рассказала об успехах Марисабель в балетном училище, где с недавнего времени преподают две московские балерины, об увлечении Бето актерским мастерством, так что, скорее всего, после подготовительного курса он поступит на актерский факультет.

Луису Альберто предложили участвовать в написании сценария для телевизионного сериала, и, хотя он постоянно иронизирует по поводу увлечения домашних «мыльными операми», по всей видимости, готов соблазниться этим предложением.

— Вот его Господь и накажет! — от всей души рассмеялся падре Адриан.

Он любовался Марианной и невольно вспоминал ту провинциальную девчонку, бежавшую после смерти отца от мачехи с отцовского ранчо в Мехико, где Бог направил ее к нему, а он — в дом семейства Сальватьерра…

И еще ока сказала, что они с Луисом Альберто хотят совершить путешествие в Европу с возможным посещением России, да вот теперь, должно быть, сделать это из-за семейных неурядиц удастся не скоро…

— Ну-ну, не надо так мрачно смотреть на вещи! — улыбнулся ей на прощание падре Адриан.

На сердце у него было неспокойно: несомненно этот дом ждут новые испытания.

Глава 49

Письмо от Жуаниты напомнило Луису Альберто месяцы, проведенные в Бразилии, когда он руководил строительством, принесшим его семейству большие доходы.

Дон Альберто был несказанно рад тому, что сын, приняв это решение, порвал со своей разгульной жизнью сынка богатых родителей.

То время было сопряжено с большими душевными переживаниями Луиса Альберто, ревностью, ненавистью и любовью к Марианне…

В день вылета отменили рейс, и, вернувшись домой, он застал там Леонардо, который на протяжении долгих лет симпатизировал Марианне и пришел повидать ее.

Марианна была беременна и, почувствовав себя плохо, потеряла сознание и едва не упала — хорошо, что Леонардо ее подхватил.

Вошедший Луис Альберто, не разобравшись в происходящем, обрушил на Марианну поток проклятий.

— Вы только и ждали, чтобы встретиться! Не успел муж выйти за порог, а уж любовник в спальне! — кричал он.

Сколько раз с мучительным стыдом вспоминал он эту сцену… Вот и сейчас Луис Альберто зажмурился и криво усмехнулся: очень уж смахивало это воспоминание на дурной спектакль!..

Как бы там ни было, а он улетел с мыслью навсегда порвать с Марианной.

Его ангела-хранителя на Амазонке звали Жуанита.

Она работала учетчицей.

Луис Альберто вздрогнул, словно увидел наяву ее неповторимо прекрасное лицо, короткую стрижку, дивную форму затылка и посадку головы.

Его ладони вспомнили ее плечи, пальцы — шелковистость ее волос, грудь — два прикосновения ее жарких сосков. Мелодия ее португальской речи, близкой его родному испанскому языку, терпко ласкала его слух.

Вся она умещалась в ее имени — Жуанита…

Она понимала его переживания и раздумья о Марианне и никак не вмешивалась в них. Просто была каждый вечер и каждую ночь рядом.

Так приятно было, закрыв глаза и обнявшись, стоять с нею под тепловатым душем…

Было ли это изменой Марианне? В ту пору он ненавидел ее, ослепленный ревностью, желал ей всего самого наихудшего… Конечно, это было измена… Но какая сладкая!

«Луис Альберто, — пожурил он себя, — а ты законченный циник!»

И вот письмо от Жуаниты. Она пишет, что городок разросся, теперь это один из пунктов модного туристского маршрута. Она работает в отеле. У нее семнадцатилетняя дочь. Последняя новость была жирно подчеркнута. А назвала она ее Луиса. «Не правда ли, красивое имя?» Этот лукавый вопрос заставил Луиса Альберто поежиться, однако, вспомнив игривый нрав Жуаниты, он не стал тревожиться по поводу совпадения своего имени и имени незнакомой ему дочери Жуаниты.

Она писала также, что коттеджи выдержали испытание временем, и, если он хочет, она могла бы прислать для его фирмы отзывы о качестве этих построек…

В конверт была вложена фотография: Жуанита с дочерью Луисой.

Нет, лучше бразильянок только мексиканки!..

Глава 50

Из-за домашних передряг Луис Альберто вспомнил про звонок Виктории не сразу, а вспомнив, решил как можно скорее повидать ее.

В обеденное время он приехал в ресторан «Габриэла» у входа в который висел большой плакат с броским заголовком «Эротическое шоу». В центре плаката была помещена фотография сильно обнаженной Неукротимой Виктории, и Луис Альберто невольно приосанился. Впрочем, только ли он чувствовал прилив сил при виде этого прелестного существа!

Войдя со служебного входа, он справился у одной из пробегавших артисток, нет ли здесь Виктории. Та не успела ответить, когда за спиной он услышал неповторимый чувственный голос Виктории, только что вошедшей вслед за ним.

Она была в облегающей бархатной куртке яблочного цвета, с большими металлическими пуговицами, и в брюках, которые, плотно обтягивая то, что пониже крестца и повыше ляжек, переходили в просторные мотающиеся штанины, не закрывающие точеных щиколоток. На ногах у нее были испанские плетенные из веревки сандалии «альпаргатас» с обмотанными вокруг щиколоток зелеными лентами.

— Что вам угодно, сеньор? — шутливо нахмурившись, спросила Виктория, подставляя щеку для поцелуя. Однако в ее глазах он увидел испытующую настороженность.

— Бип-бип-бип-бип… — загудел, подражая сигналам отбоя, злопамятный добряк Луис Альберто.

Виктория расхохоталась и извинилась:

— Видит Бог, я поступила скверно. Готова нести любое наказание.

— Тогда ступай за мной.

— Куда?

— В ваш ресторан, куда же еще! Я умираю от голода!

— У меня репетиция…

— А «любое наказание»?

— Хорошо, одну минуточку.

Она подошла к телефону и набрала номер кабинета Бласа Кесады.

— Блас, ты позволишь мне пообедать у нас в зале с другом? Он застал меня врасплох, а у меня к нему дело…

— Виктория, через неделю у нас гастроли на Кубе, — хмуро ответил Блас и, помолчав, добавил: — Отложить нельзя?

— Это достаточно занятой человек.

— Кто он?

Виктория улыбнулась, вспомнив «братскую озабоченность» Бласа по поводу того, есть ли у нее друг и защитник, и сказала:

— Некто Луис Альберто Сальватьерра.

Блас не подал виду, что это сообщение было для него неожиданным. В голосе его прозвучала строгая хозяйская озабоченность:

— А хотя бы и Луис Альберто Сальватьерра, а хотя бы и сам Господь Бог… Ладно, только из уважения к лучшей танцовщице…

Виктория повесила трубку и, повернувшись к Луису Альберто, с облегчением выдохнула:

— Пошли.

Глава 51

В полупустом зале ресторана Виктория хотела сесть за свой любимый столик на возвышении недалеко от входа. С этого места можно было хорошо обозревать ресторан и запасной выход, откуда ее всегда могли позвать знаками, когда она нужна была за сценой.

Однако новый официант Даниэль повел их в угол, усадив за столик для двоих около свисающей с потолка завесы из толстых стволов бамбука.

Луис Альберто попросил у Виктории разрешение заказать лангустов, одно из наиболее дорогостоящих в «Габриэле» блюд, которое подавалось с гарниром из других моллюсков под специальным фирменным соусом.

Официант живо привез аквариум на колесах, в котором доживали свой недолгий век четыре жертвы человеческого обжорства. Луис Альберто показал на двух пучеглазых усачей, и Даниэль помчался на кухню, где около котла с кипящей водой уже готовился совершить жертвоприношение старший повар. Он торжественно бросил указанных Даниэлем особей в кипяток и отдал необходимые распоряжения помощникам, ответственным за гарнир и соус.

— Луис Альберто, не знаю, с чего начать…

— Я слушаю тебя.

— Я рассказывала тебе, что в Испании, в Бильбао, живет моя мама и три мои младшие сестры.

— Мама, насколько я помню, ткачиха?

— Да… Вот уже полгода, как из-за плохого здоровья она ушла с работы.

— Да, не просто ей теперь содержать семью, — сказал Луис Альберто, подумав о том, как наиболее деликатно предложить гордой басконке свою помощь.

Виктория угадала его мысли и пожурила себя за то, что навела его на это рассуждение, — она ведь хотела посоветоваться о другом. Благодарно накрыв своей маленькой ладонью его руку, она сказала:

— Я посылаю им деньги. Это не так много, но им хватает на скромную жизнь, к которой наша семья привычна.

Виктория помолчала.

— Тебе трудно говорить? — спросил Луис Альберто. — Прошу тебя, девочка, расскажи мне все, что ты считаешь нужным, без обиняков.

— Хорошо. У старшей из моих сестер, ее зовут Бегония, обнаружили диабет… Ей шестнадцать лет, и она… немая. Я взяла ее сюда к себе, в Мехико. Привез ее дон Висенте, помнишь, хозяин этого заведения, незадолго до гибели во время землетрясения…

Луис Альберто смущенно посмотрел на Викторию, устыдившись того, что в телефонном разговоре не придал должного значения ее просьбе, и с опозданием догадавшись, насколько важна для нее эта встреча.

— Думаю, мне хватит средств, чтобы показать ее хорошим специалистам… Меня беспокоит только, что в мое отсутствие кто-то хотел проникнуть в квартиру. Бегония испугалась, и это вызвало обострение болезни. Ты ведь знаешь, что такое диабет!

Виктория рассказала Луису Альберто все, что она узнала от Бегонии о таинственном визите. После этого сказала, что их труппа улетает на неделю на Кубу, и она не знает, что ей делать с Бегонией. Отказаться от гастролей она не может, так как новый хозяин кабаре хорошо ей платит и очень рассчитывает на нее. А подвергать сестру опасности со стороны неизвестных людей она не может.

— Что же мне делать? — спросила Виктория, нахмурившись.

— Думаю, есть два выхода. Первый — поместить ее на время твоих гастролей в специальный лечебный пансионат. — Луис Альберто жестом не дал ей возразить и продолжил: — Да, это очень дорого, но ты не откажешь мне в радости помочь твоей сестре.

— Может быть, лучше пригласить сиделку?

— Не думаю, в пансионате она будет подвержена меньшему риску. Более того, полагаю, что помещать ее в пансионат тоже не следует…

Он задумался и закурил. Виктория ждала, затаив дыхание. Наконец он сказал:

— Вот что, девочка. Это не шуточное дело. Решать вопрос надо кардинально. Положим, за время твоего отсутствия ничего не произойдет. А как вы будете жить дальше?

В глазах Виктории появились слезы. Она смотрела в одну точку, потирая пальцами оба виска.

— Сделаем вот что. Бегония переедет к нам. Для начала на время твоих гастролей. А там видно будет.

Виктория потянулась к Луису Альберто и крепко поцеловала его в щеку.

Это видела Марисабель, сидевшая в другом углу ресторана с Умберто.

А весь разговор от начала до конца слышал Блас Кесада, притаившийся за бамбуковой завесой. Значит, у нее есть сестра. Она страдает диабетом, и она немая…

Это подсказало Бласу новые, весьма заманчивые варианты в деле, которое он замыслил.

Лангусты удались на славу.

Виктория в этот вечер превзошла самое себя — ее вызывали бессчетное количество раз.

Глава 52

Первоначальный замысел Бласа был прост: похитить Викторию и потребовать за ее освобождение как можно более «жирный» выкуп у Луиса Альберто, спустить с него шкуру, как следует выпотрошить!

Такой гордец, как Луис Альберто, решил Блас Кесада, не пожалеет денег во имя фанаберии, которую принято называть честью и благородством.

Наблюдение за Викторией и Луисом Альберто в ресторане, их беседа окончательно убедили Бласа в том, что он на верном пути.

Блас шел к этой цели с той самой ночи, когда услышал в тюрьме слезливый рассказ неудачливого Диего Авиллы о «сказочных богатствах» семейства Сальватьерра.

И вот неожиданность — Бегония! Что и говорить, соблазнительный «товар».

Девушка, страдающая диабетом, — да за такую несколько состояний не пожалеют! Платите, а то не сделаем ей спасительный укол!..

В своем офисе, за чашечкой наикрепчайшего кофе, Блас тщательно обдумывал детали сложного проекта.

Необходимо было выстроить точную — во времени и пространстве — схему действий, предполагающую теперь последовательное похищение… обеих сестер!

Важно при этом оказаться героем-спасителем, что позволит не покидать покуда удобнейшее место — ресторан-кабаре «Габриэла», которое стоило ему немалых денег. На его покупку ушла почти четверть выручки от перепродажи крупной партии оружия партизанам на границе с Гватемалой.

Задуманное похищение — не первое и не последнее для него дело. К тому моменту, когда на Кубе вымрут бородатые мамонты, ему понадобится много денег…

Итак, до полета на Кубу остается всего неделя.

Виктория должна непременно быть в гастрольной группе, которая, собственно, из-за нее только и приглашена: приезжий кубинский антрепренер чуть оба глаза не уронил в салат, таращась на ее выступление.

В последнее время приток туристов на остров значительно истощился, и для их приманки стали приглашать яркие, пусть и не самые дорогие, зарубежные коллективы.

Блас хотел во что бы то ни стало воспользоваться этим неожиданным приглашением, чтобы поразмыслить на месте о том, что он будет делать, когда «остров свободы» освободится от нынешней «свободы».

Была и особая мечта: если удастся, свести окончательные счеты с доносчицей, из-за которой умерла его мать, а он был вынужден мокнуть в водах Флоридского пролива, спасаясь бегством вплавь от скорого на руку революционного «кривосудия»…

А тут еще того и гляди сердобольный Луис Альберто заберет Бегонию в свой дом, что намного затруднит ее похищение.

Сложная ситуация.

Однако Блас был существом «многоканальным», способным одновременно просчитывать несколько вариантов, — все-таки он родился на острове Капабланки!

Итак. Вначале как можно скорее похитить Бегонию.

Внешне обставить все как можно более бесчеловечно. С признаками сексуальных отклонений и варварской жестокости. При этом, конечно, после похищения проявить к похищенной максимум внимания и милосердия, создать все условия для того, чтобы она не только не умерла, но не испытывала никаких затруднений.

И, конечно, обеспечить хороший медицинский присмотр.

К моменту освобождения Бегония должна быть целехонькой. Это позволит обрадованной Виктории не подвести его на Кубе.

А похищением самой Виктории он займется по возвращении труппы из гастролей.

Поначалу он опасался принять революционное приглашение: кто знает, не подвергнется ли он на Кубе аресту…

Но, по здравому размышлению, пришел к выводу: вряд ли кто-нибудь узнает в нем, облысевшем и состарившемся, носящем другую фамилию мексиканце, юнца с киностудии «Кубанакан», который два десятка лет тому назад поджег отнятое у него и у его матери жилище и бежал в Майами.

Глава 53

В первый раз, когда Луис Альберто не увидел в несгораемом шкафу четки, он не придал этому значения.

Он спешил в контору, в сейф заглянул лишь для того, чтобы взять чековую книжку, и, не увидев на привычном месте четки, решил, что случайно положил их в другое место и по возвращении поищет.

Эти четки были семейной реликвией, они принадлежали родителям покойной матери. Были сделаны они в конце XVII века и предположительно могли принадлежать великой мексиканской поэтессе-монахине Сор Хуане Инес де ла Крус.

Донья Елена считала: если поцеловать их или даже дотронуться до них, то обязательно весь день будет хорошее настроение и дела будут ладиться.

Луис Альберто привык с детства хоть раз в день дотрагиваться до них. Он делал это машинально и теперь словно не досчитывался чего-то очень важного, — так бросивший курить машинально ищет сигареты, которым нет замены.

На следующий день Луис Альберто обыскал всю «литературную камеру», чему отчасти был рад, так как заодно навел порядок на столе, стеллажах и в сейфе.

Обычно он искал вещи по памяти, точно выходя на искомую пропажу. Сегодня он поймал себя на мысли, что ищет не по памяти, а наобум.

«Вот и начал стареть», — подумал он.

— Марианна, ты не брала мамины четки?

— Нет, дорогой. Ты ведь знаешь, я благоговею над всем, что находится в твоей келье, — сказала она. — Я и домашним наказываю не входить и ничего не трогать в ней.

— Странно, — сказал Луис Альберто. — Не хочу думать ничего плохого ни о ком… Единственным посторонним посетителем в моей «камере» был дон Блас, телевизионщик. Но после его ухода, я видел, четки были в сейфе.

Дело было за завтраком. Бето продолжал кушать в своей комнате. Но Марисабель спустилась к столу.

— Не волнуйся, отец, они найдутся.

— Я начинаю сомневаться, — сумрачно сказал Луис Альберто.

— Почему? — удивленно спросила Марианна.

— Потому что у меня с утра плохое настроение, — мрачно пошутил Луис Альберто, намекая на магическое свойство реликвии.

Поцеловав Марианну и Марисабель, он поспешил к автомобилю.

Марианна рассмеялась:

— Ну, что же, тогда мы вместе дружно поищем их, верно, Марисабель? Меня совершенно не устраивает, чтобы в нашем доме воцарилось плохое настроение…

— А какие у тебя основания желать этого?

Марианна внимательно посмотрела на дочь. Снова язвит. А она так надеялась, что выход Марисабель к завтраку ознаменует перемену к лучшему.

— Да, — повторила Марисабель. — Какие у тебя основания для оптимизма?

— Те основания, что после многолетних страданий все мы наконец вместе и можем помогать друг другу в трудные минуты…

— Я бы на твоем месте не была столь наивной…

«Значит, она все еще не отошла», — с горечью подумала Марианна, посчитав слова Марисабель намеком на проступок Бето.

Однако она ошибалась.

— Наш дом как был, так и остается домом измен.

— Марисабель, ты отдаешь отчет своим словам?

— Тебе тоже нравится Виктория? — неожиданно спросила Марисабель.

— Ты имеешь в виду так же, как тебе?

— Нет, так же, как папочке Луису Альберто! — Она поджала губы и дерзко посмотрела на Марианну.

«То, что она злится на весь свет, я допускаю, — подумала Марианна, — но Луис Альберто здесь при чем?» — хотя тут же почувствовала, как забилось сердце.

— Она нравится мне и Луису Альберто. Это очень талантливая девушка и совестливая. Другая могла бы воспользоваться тем, что отец одно время пил… Ты помнишь, что нам пришлось тогда испытать. Я не понимаю, почему ты снова принимаешься за старое…

— Я принимаюсь за новое! — тихо сказала Марисабель, сжав кулаки. — И тебе не следует быть такой доверчивой. В конце концов это меня уже не интересует. Я буду жить у Джоаны и Карлоса. А вот ты останешься жить здесь. Я избавлю себя от юного изменщика. А старым придется заняться тебе!

— Марисабель, что такое ты говоришь? Ты хочешь сказать…

— Вчера я была днем в «Габриэле». С Умберто. Он может подтвердить, что у нашего Луиса Альберто нежности с Неукротимой Викторией.

Взяв сумку, Марисабель холодно поцеловала опешившую Марианну и выбежала из гостиной.

Глава 54

Себастьян решил идти напролом.

Рассмотрев дома четки, он обнаружил, что на одной из бусин отсутствует лаковая миниатюрка.

На «блошином рынке» он уговорил за небольшую мзду знакомого пьяницу скупщика антикварной мелочи, в прошлом театрального реквизитора, послать Бето письмо, из которого следовало бы, что тот, продав четки скупщику, должен вернуть деньги и взять их обратно, так как Бето снял с них несколько бусин с миниатюрами.

Независимо от того, хватились или еще не хватились у Бето дома пропавших четок, это письмо должно было сыграть роль детонатора.

Надо только, чтобы письмо попало лично к Бето. Тут же вслед за этим Себастьян убедит Бето, что положение его безвыходное — денежки придется платить, иначе «скупщик» пожалуется Луису Альберто.

Если письмо попадет еще к кому-то и его предадут огласке, то после этого у Бето нельзя будет получить ни гроша. А так он будет таскать денежки, надеясь на то, что четки ему вернут и он сможет — по совету Себастьяна — подбросить их обратно в ту же комнату.

Письмо надо послать с каким-нибудь мальчишкой, проследить его вручение Бето и тут же, выйдя из тени, начать откровенный разговор.

Реально существующий скупщик необходим на случай, если полиция захочет узнать, действительно ли сын Сальватьерра продал украденную вещь.

Ну, а если шантаж не удастся, что ж, — тогда «скупщик» оповестит родителей: пусть этот «везун» попляшет!

В душе сирота Себастьян ненавидел звериной ненавистью удачливого Бето.

Глава 55

Пропажа четок обеспокоила Марианну.

Она сочла допустимым поискать их в «келье» у Луиса Альберто.

— Нет их в доме, — задумчиво оповестила ее ясновидящая Рамона, приметив, что Марианна направляется на поиски.

— Где же они? — полушутливо спросила Марианна, одновременно отдавая дань интуиции Рамоны и иронизируя над ее всезнайством.

— Нет их в доме, — повторила Рамона и ушла к себе.

Марианна вошла в «келью» и порадовалась порядку, наведенному в ней Луисом Альберто. Она заглянула под кушетку, за занавеску, под комод.

Ее внимание привлек конверт с обратным бразильским адресом — того городка, куда она, беременная, полетела объясниться с Луисом Альберто и откуда вернулась ни с чем. Это отчасти и послужило причиной того, что после родов она в беспамятстве потеряла своего Бето, которого так долго потом искала.

Она машинально вынула из конверта письмо и прочитала его. До нее тут же дошел смысл намеков и то, что имя девушки, сидящей рядом с поразительно красивой матерью, похоже на имя мужа.

Марианне стало бесконечно горько!

Она снова была в том времени: ее муж, отец ее ребенка, не внявший ее мольбам, когда она прилетела к нему в далекий городок на Амазонке, скорее всего стал отцом миловидной бразильской девушки, любил ее мать, которая за ее спиной переписывается до сих пор с ее мужем…

Марианна не раз прощала Луису Альберто его любовные похождения — с Коллет, со своей мачехой Ирмой Рамос и со служанкой-француженкой Сарой.

Простит и на этот раз. Ведь все это дела минувшие.

Но что это?

Она увидела салатного цвета бумажную салфетку ресторана «Габриэла» с беглым отпечатком губной помады и на ней — запись, сделанную рукой Луиса Альберто: «С Викторией во вторник».

Неужели и вправду исчезнувшие четки унесли с собой из этого дома мир и согласие!..

Глава 56

Марисабель не удивилась, когда Умберто на следующий день снова пригласил ее в «Габриэлу». На этот раз вечером. С ними пошла и Эслинда.

Умберто слышал от Лили и Марисабель об успехе эротического шоу и, хотя не был любителем подобного жанра, решился на этот шаг, желая показать себя человеком широких взглядов.

Виктория с момента ее появления на сцене поразила его.

Словно и впрямь невидимка Амур с завязанными глазами, поражающий сердца любовной стрелой, избрал своей мишенью этого лысеющего молодящегося сеньора.

Марисабель было смешно наблюдать, как он делает вид, что его якобы не интересует происходящее на сцене.

Так как Умберто сидел вполоборота к сцене, он, чтобы лучше видеть, занял на стуле весьма «несимметричное положение», будто приготовился встать и уйти. В какой-то момент Марисабель показалось, что он может упасть.

— Упадешь! — строго предупредила его сестра. — Развернись и смотри на здоровье.

Умберто охотно внял совету сестры.

Марисабель внимательно наблюдала за Эслиндой. Та пристально следила за Викторией и время от времени облизывала губы. Два или три раза к ней подходили молодые женщины, которые, склоняясь к ней, целовали ее в губы, негромко обменивались репликами и кивали в сторону танцующей Виктории.

Марисабель догадалась о причине незамужества красавицы Эслинды. Она вспомнила ее пристальный оценивающий взгляд, жесткую руку, жадно пожавшую ее плечо при первой встрече, и неприятные поцелуи в губы, которых Марисабель стыдилась избегать…

Вдруг она поймала себя на мысли, что не нравится мужчинам. Бето променял ее на вертихвостку Лили, увалень Умберто чуть ли слюни не роняет, глазея на Викторию, а к ней самой примеривается его женолюбивая сестра.

Марисабель незаметно встала, вышла из ресторана и, подозвав такси, уехала домой.

Тревожный звонок Умберто последовал лишь через полчаса после того, как она вернулась, — так он был увлечен происходившим на сцене.

— Она легла, плохо себя чувствует, — сказала Рамона.

— Отнесите ей трубку, я не задержу ее долго, — умоляюще попросил Умберто.

— Она велела вам больше не звонить. Если вы ей понадобитесь, она сама с вами свяжется.

Глава 57

Себастьян позвонил Бето минут через пятнадцать после того, как мальчик отнес ему письмо от «скупщика».

— Бето, срочно надо поговорить.

— Себастьян, я не могу, — глухо буркнул в трубку Бето.

— Советую не упрямиться, это не в твоих интересах.

— О чем ты?

— О письме, которое ты сейчас получил.

Бето не сразу ответил, а когда ответил, Себастьян даже немного испугался, столько ненависти звучало в его голосе:

— Ты… ты!..

— Я, я! — «утешил» его Себастьян.

— Ворюга!

— Само собой. Не надо кипятиться. У тебя нет выхода.

— Я расскажу обо всем отцу.

— Он свернет вам шею!

— Тебе… Мы дадим ему понять, что ты проиграл много денег в карты.

Бето долго молчал, потом спросил дрожащим голосом:

— Ты, наверно, хочешь денег. Сколько?

— Миллион песо. Можно частями по сто тысяч.

— Ты с ума сошел…

— Эти четки стоят дороже.

— Почему же ты их не продашь?

— Хорош сын! Предпочитаешь потерять фамильную ценность, только бы тебя не трогали! — цинично упрекнул его Себастьян и разъяснил: — Эту вещь нельзя продать. Она есть во всех каталогах.

— Не понимаю…

— Чего понимать-то. Реликвия это! Не морочь голову! Лучше вспомни, что ты однажды уже забирался в этот дом! И твой отец один раз уже ловил тебя! Он поверит!

— Я скажу, что вы украли четки, когда были у нас.

— А мы скажем, что ты нас только для того и пригласил, чтобы свалить на нас кражу!

Куда было тягаться наивному Бето с пройдохой Себастьяном…

— Где же я возьму деньги?

— У мамочки попроси! Но чтоб завтра принес не меньше ста тысяч!

Как же Бето мог забыть день, когда, желая добыть деньги на лекарство для матушки Чоле, он по наущению того же Себастьяна проник в дом, не ведая, что это дом его отца, и был схвачен им!

Первым побуждением было побежать к Марианне и все ей выложить.

Но тот день настолько сильно врезался в его сознание, что он не решился сообщить ей о полученном письме и звонке Себастьяна.

Господи! Быть невиновным и бояться рассказать правду родной матери!

Бето понял, что он в ловушке, из которой ему так просто не выбраться…

Он решил попросить деньги у Марианны.

Дескать, на приобретение дорогих альбомов живописи. Возьмет их на время у товарища, а скажет, что купил.

— Если хочешь, я поеду с тобой, — сказала Марианна. — Вместе и выберем.

— Нет, мама, я сам.

Марианна вздохнула: для нее каждый выход с Бето был праздником. Рядом с высоченным сыном она испытывала чувство гордости, ловя пристальные взгляды прохожих, ломающих головы: сын или любовник вышагивает рядом с миниатюрной пышноволосой женщиной?..

— А каких художников ты хочешь купить? Мексиканцев? Так многие у нас есть. — Она с удовольствием произнесла их имена, довольная своими познаниями в той области, которую осваивает ее сын: — И Диего Ривера, и Давид Альфаро Сикейрос, и Хосе Клементе Ороско, и Руфино Тамайо. Они стоят на левой полке у Марисабель.

— Спасибо за справку, мама, — сказал Бето, беря у нее деньги.

Себастьян ждал его, как они договорились, на теннисной площадке. Неподалеку маячил Кики, демонстративно поигрывая кастетом.

Себастьян решил создать видимость честной игры.

Дома он аккуратно развязал тонкий узелок бечевки, на которую были нанизаны бусины, и ссыпал их в стакан, предварительно зарисовав под копирку, в какой последовательности они были нанизаны.

Взяв у Бето деньги и пересчитав их, он протянул ему одну из зарисовок (вторую он оставил себе) и высыпал ему на ладонь десятую часть бусин.

— Все по-честному! Пропорционально сумме. Шнурок и остальные четки получишь по мере уплаты, — ухмыльнулся Себастьян.

В голове-то у него созрел другой вариант: последнюю часть он сразу не отдаст, назначив новую цену. А без этих последних «ягодин», считай, что четок все равно как нет.

— И на том спасибо! — пробурчал Бето.

Что еще он мог сказать…

Глава 58

— Луис Альберто, мы, кажется, хотели пойти в «Габриэлу» посмотреть новую программу с Викторией? — как бы вскользь упомянула Марианна об их намерении.

— Конечно, но сейчас у меня много работы. К тому же она отбывает на гастроли на Кубу…

— Виктория звонила тебе?

— Нет… То есть да. Звонила и попросила о встрече. Я с ней виделся в «Габриэле». Забыл сказать тебе…

Марианна тут же перевела разговор на другую тему, а Луис Альберто с удивлением подумал о том, что не испытал большого желания посвятить Марианну в подробности разговора с Викторией. Хотя вскоре придется это сделать, учитывая решение взять к ним в дом Бегонию.

По дороге на работу, а дорога эта отнимала все больше и больше времени из-за чудовищных пробок в самой большой столице мира, он размышлял о причине своей недомолвки.

При всем благополучии их с Марианной нынешних отношений все-таки не прошли бесследно распри и взаимные подозрения, которые в прошлом чуть не довели их до трагических поступков.

Должно быть, он инстинктивно опасался новых вспышек ревности и поэтому машинально избегал упоминаний о своих встречах с женщинами, какими бы платоническими ни были поводы для этих встреч.

Приблизительно то же самое думала и Марианна. Она научилась почти безошибочно угадывать настроение и мысли мужа.

И все-таки она все чаще с горечью думала о том, как быстро летит время, отнюдь не молодящее ее.

Луис Альберто пользовался неизменным успехом у женщин всех сословий. Общительный и остроумный, он одинаково относился и к дамам из высшего света, и к «золушкам» на улице. За это она и любит его.

Марианна вспомнила недавнюю встречу с продавщицей лотерейных билетов Фелисией и то, как смеялся Луис Альберто, заключая с ней пари.

Кстати, надо бы наведаться на тот угол, узнать, благоволит ли судьба юной симпатичной мексиканке?

Ее образ развеял печальные мысли Марианны. «Во всяком случае хорошо, что я удержалась от дальнейших расспросов» — решила Марианна.

«Во всяком случае, хорошо бы как можно скорее рассказать Марианне о нашей с Викторией беседе», — подумал Луис Альберто, начав медленно продвигаться вместе с ожившим пятирядным потоком автомашин.

Глава 59

Встретиться с падре Адрианом Луис Альберто решил по многим причинам.

Старый священник был свидетелем скандала за семейным ужином, и Луис Альберто хотел посоветоваться с ним о том, как вести себя в дальнейшем с Марисабель.

Его отец, дон Альберто, уже не мог, как прежде, наставлять его. Он отошел от дел фирмы, жил затворником в дальней комнате в правом крыле дома, редко спускался к столу, часами перебирал старые фотографии, стал слезливым.

Луис Альберто не хотел тревожить отца, посвящая в семейные неурядицы, — разве мало он доставил ему волнений в былые годы…

Луис Альберто испытывал по отношению к Марисабель неподдельную отцовскую нежность. Появление ее родителей вселило в его сердце растерянность. Он чувствовал себя, как человек, который долгое время обладал тем, на что не имел права, что принадлежало не ему.

Конечно, он не присваивал девочку-сироту, он спасал ее от сиротства. И все же…

Ни Джоана, ни Карлос не давали ему повода для угрызений совести, более того, они сами немного стыдились из-за того, что их дочь должна была долгие годы жить в доме приемных родителей.

Луису Альберто эта его растерянность не давала покоя: он понимал, что ведет себя нерешительно, двойственно, устраняется по отношению к Марисабель от отцовских, еще недавно священных для него обязанностей. Это удручало его как человека делового, который всегда был готов откликнуться на любое происходящее в доме событие.

До сих пор он не отваживался серьезно говорить о поведении Марисабель и Бето с Марианной. Не хотел усугублять и без того смятенное состояние жены? Предпочитал делать вид, что ничего серьезного не происходит, и этим подбодрить сына?

Но ведь Марисабель твердо решила жить с Джоаной и Карлосом. Так и заявила! Словно никогда не принимала всерьез семью Луиса Альберто! Словно здесь к ней относились как к чужой! Словно она всегда знала, что это не ее родители! Словно только и ждала удобного момента, чтобы сказать: «Прощайте, мои дорогие ненастоящие папа и мама! Я пошла!»

Луис Альберто гнал от себя злые мысли, но ведь сказал же один мудрый юморист: «Мысли приходят в голову, потому что им некуда больше идти…»

Луис Альберто внутренне восставал против необходимости поступиться приемной дочерью: он любит Марисабель, любит по-настоящему, он «вжился» в свои отцовские чувства, утрата этих чувств тревожила его.

Вот так, сразу «поменять» бывшую всегда в его сердце и сознании дочь на внезапно обретенного сына, в существование которого он не верил даже тогда, когда Марианна заклинала его верить в это!

Он бы предпочел не столь резкий поворот… Он предпочел бы не столь быстро свыкаться с этими двумя неожиданностями, предпочел бы как можно медленнее отвыкать от дочери, как можно дольше привыкать к сыну…

И еще он хотел поделиться с падре Адрианом озабоченностью по поводу пропажи знаменитой реликвии… А еще… Он усмехнулся: вот сколько накопилось душевных забот!

Он позвонил падре Адриану и пригласил его на чашечку кофе, и тот обещал приехать в конце дня.

Глава 60

Они удобно расположились в креслах в «литератур ной камере». Рамона принесла им кофе с одним из своих таинственных ароматов.

— Благодари Бога, сын мой, за то, что сердце твое не очерствело! — воскликнул Падре Адриан, выслушав размышления Луиса Альберто по поводу семейных треволнений. — Но не кажется ли тебе, что ты ведешь себя как эгоист?

— Не понимаю вас, отец мой.

— Страдать на словах и не участвовать в событиях?

— Просто боюсь своим неуклюжим вмешательством усугубить их вражду.

— Столько раз «усугублял», — усмехнулся падре Адриан, — а тут стесняешься.

— То было по отношению… — запнулся Луис Альберто.

— Ну, ну, продолжай, — сказал падре Адриан, почти угадав причину стыдливой паузы главы семейства.

— По отношению к людям, которых я считал…

— Стопроцентно родными?

— Да, святой отец, вы правы.

— Вот здесь и заключена причина твоих сомнений! И Марисабель, и Бето посланы тебе Богом. Отбрось сомнения, будь отцом! Всем станет легче: и Бето, и Марисабель, и Марианне. Разве ты не видишь, как это для нее мучительно?

Падре Адриан не стал посвящать Луиса Альберто в разговор с Марианной. Ее состояние беспокоило его. Была какая-то недосказанность во всем, о чем она говорила, какой-то неясный фон. Неужто снова между Марианной и Луисом Альберто легла тень?

— Ты согласен со мной?

— Да, Марианне приходится труднее. Она мать, которая долго страдала в поисках сына. Я в душе посмеивался над ней, считал ее фантазеркой… Могу представить, что чувствовала она каждую минуту, как убивалась оттого, что не знала, где ее ребенок!

Луис Альберто помолчал, машинально перекладывая бумаги на письменном столе. И наконец решился высказать свои опасения.

— Мне кажется, что она снова меня в чем-то подозревает…

— Если у нее нет повода, так чего же бояться?

— «Был бы петушок, найдется и грешок», — сказал Луис Альберто, широко улыбнувшись.

— Эта поговорка имеет два смысла. Один оправдывает мужчину, о котором чего только не насплетничают…

— Меня волнует второй смысл, — сказал нахмурившись Луис Альберто.

И он рассказал падре Адриану о Виктории, о ее больной сестре Бегонии, о том, что, едва он услышал о ее болезни и о том, что Виктория должна покинуть Бегонию на неделю в связи с гастролями, он предложил взять девушку к себе и вот теперь сомневается, сообщить ли об этом намерении Марианне. Ему кажется, что Марианна стала относиться к его дружбе с танцовщицей с некоторым недоверием.

— Тут я не советчик, — сказал падре Адриан. — Но полагаю, раз речь идет о больной девушке, твое побуждение достойно похвалы.

Луис Альберто пожалел было о том, что поделился с падре Адрианом своими сомнениями. Но падре Адриан неожиданно предложил:

— А не взять ли мне девушку к себе?

— Что вы, падре Адриан!

— Я попрошу Альбу присматривать за ней. Не знаю более старательной служанки. Своих детей у нее нет, но она так любит чужих, что до поступления ко мне много лет работала в детском приюте.

— Спасибо, святой отец, я посоветуюсь с Викторией, — сказал Луис Альберто, отдав должное падре Адриану, который, приглашая к себе Бегонию, намеревался избавить его от возможных подозрений Марианны.

Рамона снова принесла кофе с тем же необычным ароматом. Падре Адриан знал о ее пристрастии к целебным (а может быть, и не только целебным) растениям и, с наслаждением пригубив кофе, шутливо спросил:

— Милая Рамона, не добавила ли ты в кофе двум засидевшимся болтунам траву-разлучницу? — Падре Адриан посмотрел на часы и сокрушенно покачал головой. — Боже мой, однако мы засиделись!

Ничего не сказав, Рамона лишь едва заметно усмехнулась: было в этой усмешке и высокомерие колдуньи, и гордость за познания ее предков, и уважение к двум существам, одинаково озабоченным делами дома, который стал для нее родным.

Когда Рамона вышла, Луис Альберто извинился перед гостем за то что хочет попросить у него совета еще в одном деле.

— Вы знаете наши четки, которые подарила мне покойная мать?

— Донья Елена говорила, что они предположительно принадлежали великой Сор Хуане Инес де ла Крус…

— Они… Их нет.

— Как это нет? Ты хочешь сказать, что они пропали? Но ведь это бесценная реликвия!

— Никак не могу их найти… Рамона утверждает, что их в доме нет.

— Послушай, сын мой, — улыбнулся падре Адриан, — при всем моем уважении к сверхъестественному чутью нашей «колдуньи», думаю, надо просто как следует поискать, четки найдутся.

— И я так думаю, а в голову лезут всякие нехорошие мысли…

— Прошу тебя лишь об одном, никого не подозревай! Ты знаешь, нет такого человека, который, что-либо потеряв, не начинал бы хоть однажды считать кого-то похитителем, а после, найдя пропавшую вещь, не маялся бы от угрызений совести.

— Но их нет!

— Хорошо, считай, что ты их дал на время мне!

— Ну, тогда я спокоен, — усмехнулся Луис Альберто. — Только, если можно, верните их через некоторое время… Они не простые…

— Знаю, знаю, стоит один раз утром их тронуть…

— Конечно! — убежденно сказал Луис Альберто и с игривой гордостью добавил: — Не забывайте также, что они принадлежали великой писательнице, по стопам которой я иду!

И он показал падре Адриану папку, на которой было выведено: «И богатые плачут».

Глава 61

Все эти дни Лили не единожды звонила Бето, но подходившие к телефону женщины, каждая по-своему, объясняли ей, что она не может говорить с ним.

Марианна сообщала это настороженным, чуть стесняющимся тоном, Рамона — бесстрастно, Чоле — сердито. Только Марисабель каждый раз бодро отвечала, что его нет: конечно же лгала.

И действительно, этот простой способ не только избавлял Марисабель от общения с изменщиком, но и препятствовал его общению с подругой-предательницей, позволял скрывать свое отношение к происходящему да еще с веселым цинизмом вымещать на подруге свою к ней ненависть.

Тогда Лили отправилась в школу, где учился Бето.

Она подстерегла его после тренировки по баскетболу, когда он направлялся в душевую.

— Привет, чемпион! — весело сказала она, потянувшись к нему губами.

Бето отпрянул, как боксер, уходящий от прямого удара, и сделал не менее ловкий нырок, когда она попыталась забросить руки ему на плечи.

— Лили, я грязный! — сказал он в свое оправдание и скрылся в душевой.

— Я подожду тебя! — крикнула ему вслед Лили. Бето что-то буркнул в ответ.

Она прождала минут двадцать. Один за другим из душевой выходили парни. Последний на ее вопрос, скоро ли выйдет Бето, удивленно вскинул брови:

— А он минут пять как ушел.

— У вас тут что, два выхода? — спросила Лили.

— Три, — ответил студент.

Лили вспоминала об этом, сидя на старой кушетке в тесной фотолаборатории Кики в подвале школы художественного мастерства.

Она достала из сумочки фотографии, сделанные Кики в парке Чапультепек, — снимки были в четыре раза меньше тех, что они подбросили Марисабель.

«А неплохая мы пара», — подумала она, щелкнув Бето на фотографии по носу, и положила пакет с фотографиями обратно в сумочку.

Она знала, зачем пришла. Этого не избежать, да и зачем…

Она начала рано, в восьмом классе. Вернее, ее «начали».

Это произошло на вечеринке в богатом особняке в пригороде Мехико, куда ее пригласил один из оболтусов-старшеклассников.

Особняк стоял на крутом обрыве, а внизу, около шоссе, находился его портал дома, оторванный от самого «замка», словно парящего в небесах. От портала вверх уходил ствол лифта.

В конце вечеринки, под утро, подпившие мужчины стали уводить в спальни своих спутниц.

Лили поразило, что кроме небольшой боли она не испытала никаких особых чувств, разве что чувство гордости — вот и она «взрослая».

Тут же она попросила своего «первопроходца» (им был не пригласивший ее старшеклассник, а щеголевато одетый студент университета) отвезти ее домой.

На следующий день она узнала, что в «замке» произошло несчастье: после их отъезда одна из приглашенных девушек, отбиваясь от насильника, выскочила на балкон и, потеряв равновесие, упала с огромной высоты на шоссе.

Испуганный студент университета в страхе позвонил ей и попросил, в случае, если ее вызовут на допрос в качестве свидетельницы, утаить интимный факт их отношений, дабы не создалось впечатления о насильственном характере последних.

При всем отвращении к трусости щеголя Лили испытала некоторое возбуждение оттого, что находилась вблизи от столь драматических событий. И немного жалела, что до вызова в полицию не дошло.

Проходимец Кики прямо дал ей понять, зачем он приглашает ее в свою фотолабораторию. Она не оспаривала то, что должна расплатиться за его фотографическое одолжение «натурой» — дешевле обойдется. К моменту прихода Кики она уже застелила кушетку, достав из стенного шкафа постельное белье и подушки.

Кики, приняв душ, набросился на нее, как голодный на жареного цыпленка. Он был большой выдумщик и «работал с ней» как борец на тамтаме. Позы, предлагаемые им, были не менее изобретательны, чем изображенные на знаменитых гравюрах японца Хокусаи.

Лили хохотала, пока не решила, что отработала услугу сполна.

Она только не обратила внимание на то, что время от времени в лаборатории вспыхивал свет.

— Неполадки в проводке, надо будет вызвать мастера, — сказал Кики в первый раз, когда Лили испуганно подняла упавшую на пол простыню и инстинктивно закрылась ею…

Глава 62

Богатые альбомы, позаимствованные Бето у друга, на которые «ушли» данные Марианной деньги, понравились ей.

Бельгиец Поль Дельво с его таинственным городом, по которому прогуливаются обнаженные женщины и мужчины в черных котелках, где посреди мостовой на брусчатке может стоять керосиновая лампа… Абстракции Василия Кандинского, и впрямь похожие на концерты авангардной музыки… Трогательно наивные, поразительно красочные сюжеты Марка Шагала…

Но особенно обрадовалась Марианна толстенному альбому мексиканского гравера Гвадалупе Посады с его пляшущими мертвецами и сценами времен революции…

— Бето, неужели тебе хватило денег? — спросила Марианна. И он ответил, не поднимая глаз, занятый перешнуровкой кроссовок:

— Я купил их у букиниста…

Бето был в отчаянии: одна пятая часть уплачена, но неумолимо приближался срок следующей контрибуции.

Он ломал голову: признаться матери в том, что он жертва шантажа? Сообщать об этом отцу он и не помышлял. Сверлила голову мысль, навязанная ему Себастьяном: ведь Бето один раз уже был пойман в доме Луиса Альберто Сальватьерра.

Только Чоле он мог излить душу, но она очень плохо себя чувствовала, и Бето не решился поведать ей о своих несчастьях, как в ту пору, когда он, предупрежденный врачами, не тревожил ее никакими плохими известиями в предоперационный период.

В какой-то момент ему начало казаться, что обо всем догадывается Рамона. Входя к нему в комнату или встречаясь с ним в коридоре, она окидывала его диагностическим взглядом ведуньи и чуть хмурилась.

Ему казалось, что неведомая сила требует от него исповедаться перед этой молчаливой женщиной. Он вот-вот готов был сделать это, да не успел…

Горсть бусин, врученных ему Себастьяном, Бето высыпал в продолговатую металлическую коробочку от изысканных голландских сигар «Panter mignon», на крышке которой была изображена пантера, сидящая на огромной, обросшей пеплом сигаре.

Он подобрал эту желтую коробочку на улице квартала, где они с Чоле жили, — должно быть, ее выбросил в окно автомобиля один из состоятельных курильщиков. В коробочке Бето с детства хранил, подобно какому-нибудь полинезийскому дикарю, разные мелкие побрякушки: значки, стеклянные шарики, металлические военные пуговицы и найденную плоскую печать, оттискивающую странные слова «Гуманист Рафаэль де ла Рубиа».

Он всегда хотел представить, каким мог быть этот неведомый человек-гуманист, и однажды ему показалось, что он встретил его в парке Чапультепек, куда его свозила Чоле. Это был игравший на флейте толстяк, за которым брел осел, выкрашенный под зебру: время от времени осел орал, словно подпевая унылой мелодии на флейте, а «гуманист» выкрикивал: «Подайте Рафаэлю, не ел, не пил неделю!..»

Опаздывая в школу, Бето не успел привести в порядок свою комнату и, помимо прочего, оставил выдвинутым ящик письменного стола.

Марианна, решив показать Луису Альберто альбом с «мертвяшками» Гвадалупе Посады, привела его в комнату Бето, и Луис Альберто приметил в выдвинутом ящике коробочку любимых им сигар «Panter».

— А говорит, что не курит! — удивленно воскликнул он.

Чисто инстинктивно Луис Альберто открыл коробочку, чтобы насладиться ароматом любимых сигар, и обомлел, увидев горсть бусин от разъятых четок.

Ничего не говоря, он протянул открытую коробочку Марианне.

Она взяла ее в руки и вскрикнула.

Луис Альберто так же молча повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Глава 63

— Бето, зайди к Марианне, — глухо сказала Рамона, когда Бето вернулся из школы.

— Она заболела? — тревожно спросил он.

— Она просит тебя сейчас же зайти к ней, — повторила Рамона, в руках у которой была чашка с каким-то таинственно пахнущим отваром.

— Это для мамы Чоле? — забеспокоился Бето. — Как она себя чувствует?

— Намного лучше Марианны, — сухо сказала Рамона.

Она первая вошла в комнату к Марианне, поставила на тумбочку рядом с кроватью чашку с отваром и вышла, прикрыв дверь.

Марианна полулежала. Ее волосы были плотно стянуты широкой индейской лентой, что свидетельствовало о знахарской опеке Рамоны. Скорее всего, на висках под лентой были жирные катышки, которые Рамона прикладывала всякий раз, когда у нее разыгрывалась мигрень.

— Присядь, сынок, — еле слышно сказала Марианна и достала из тумбочки коробку из-под сигар. Она не стала ее раскрывать. — Я готова к любой неожиданности. Прошу только сказать правду.

Не сказав ни слова, Бето вышел и через минуту-другую вернулся, неся перед собой, как дрова, тяжелые тома «купленных» книг.

— Вот, мама. Видишь эти альбомы, я их не покупал, мне их дал на время Хоакин, мой товарищ.

— А деньги, которые?..

— Отданы аферисту, который украл у нас четки. Это Себастьян. Помнишь, который приходил к нам с Кики в тот день, когда… Марисабель ударила меня.

Он стоял с книгами, глядя прямо в глаза Марианне. Она почувствовала, что сердце ее вот-вот разорвется.

— Мама, ты что, роешься в моих… вещах? — вырвалось у Бето. Он тут же пожалел, что высказал это пришедшее ему на ум подозрение.

Она хотела встать и не могла. И тогда закрыла лицо руками и, повалившись на спину, заревела, как в детстве.

— Мамочка, не плачь! Я что-нибудь придумаю, заработаю деньги и выкуплю остальные бусины. Он мне их по частям отдаст… Ты только… отцу не говори, что нашла их! Прошу тебя!

Марианна перестала плакать. Неожиданно она успокоилась. Она подумала: ведь все теперь ясно. И, значит обо всем можно договориться. Бусы она сама выкупит. Но непременно с ведома Луиса Альберто.

— Отец все знает. Я хотела показать ему альбом Гвадалупе Посады, и он случайно увидел в выдвинутом ящике твоего стола коробку сигар, которые ему очень нравятся!

Бето густо покраснел и положил альбомы на комод у окна.

— Ты должен рассказать все как есть отцу! Ведь он извелся в поисках четок! Ты можешь это понять? Почему ты раньше не признался в том, что произошло?!

Она говорила жестко, с болью, ей было обидно за Луиса Альберто, который, никого не подозревая, так одержимо искал в доме фамильную драгоценность. Она вступилась за его самолюбие, за его любовь к памяти предков, хотела уяснить, из-за черствости, трусости или заботы о родителях утаивал ее сын то, что не давало покоя всему дому?

— Я хочу, чтобы мы немедленно пошли к отцу, сказала Марианна.

— Мама, я сам поговорю с ним, но прежде, умоляю тебя, дай мне деньги, чтобы выкупить остальные бусы и шнурок от четок…

Упоминание о такой детали, как шнурок, привело Марианну в неистовство.

— Он что, и за шнурок требует деньги? вскрикнула она и присовокупила к восклицанию название одной из частей человеческого тела, которая особо любима мексиканскими и иными испаноязычными сквернословами. При этом уткнула руки в бока, превратившись из богатой столичной сеньоры в простую гуанахуатскую девчонку.

Это было настолько неожиданно, что Бето расхохотался.

Теперь покраснела Марианна.

Бето обнял ее. Какое-то время они стояли и нервно похохатывали. Заглянувшая в комнату Рамона удивленно вскинула брови.

Глава 64

То, что Бето принес оставшиеся деньги, озадачило Себастьяна. Он полагал, что Бето не сразу рассчитается. И еще его злило, что у «везуна» такое надменное выражение лица.

Бето деньги отдавать не спешил. Он лишь показал их.

— Ишь, какой честный налогоплательщик! — процедил сквозь зубы Себастьян. — Ну, и где же ты их добыл? Выиграл в карты? Ограбил банк?

— Не выиграл, не ограбил и не стибрил в доме у друга! — с презрением ответил Бето, намекая на бесчестье Себастьяна. — Мне их дала мать…

Себастьян насторожился.

— Значит, она знает, что ты продал четки старьевщику? — цинично спросил он.

— Она знает, что четки выкрали и требуют за них выкуп в один миллион…

— А ты сказал, кто… выкрал?

— Конечно!

— Знаешь, что причитается тому, кто настучал на… безвинного человека?

— Не бойся, мы не станем предавать это дело огласке.

— А хоть бы и стали! У меня копия письма старьевщика. И самое главное, существует сам старьевщик, он и на высшем суде подтвердит, что четки ты ему продал!

— Я же сказал, мы не станем поднимать шума!

— Вот что! Даром тебе это не пройдет!

— Что ты хочешь сказать?

— Раз проговорился, заплати штраф… Тысяч сто сверх оговоренной суммы.

Бето сжал кулаки. Себастьян сунул руку в карман.

— У меня с собой только те, что я тебе был должен. Отдай мне оставшиеся бусины, а сто тысяч я принесу тебе через день-два. Честное слово!

Себастьян посверлил его глазами и неожиданно мирным голосом сказал:

— Ладно, бери. Я тебе верю.

Он достал из кармана стеклянную баночку с отвинчивающейся крышкой и высыпал себе на ладонь оставшиеся бусины.

— Пересчитай как следует, чтобы потом не жаловаться.

Бето пересчитал глазами бусины — все правильно. Себастьян ссыпал их в баночку и передал ее Бето, взяв у него пачку денег и аккуратно пересчитав их.

Он протянул Бето руку, и тот нехотя пожал ее.

— Значит, уговор? — быстро спросил Себастьян и зашагал к выходу из сквера.

Только на пороге дома Бето вспомнил, что забыл востребовать у Себастьяна шнурок от четок. «Ничего, отдаст, когда я принесу ему сто тысяч», — подумал он.

Но Себастьян так не думал: «Нужны мне твои сто тысяч! Мне и этого миллиона хватит. А ты у меня попляшешь, когда твой отец получит письмо от старьевщика!»

Глава 65

— Вот! — гордо сказал Бето, показав Марианне баночку с бусинами. — Забыл только шнурок у него забрать.

Он смущенно опустил глаза.

— Знаешь, он просит еще сто тысяч… За то, что я рассказал тебе о нем.

— Негодяй! — воскликнула Марианна.

— Я забыл сказать, что он подкупил какого-то старьевщика, и тот прислал мне письмо, в котором говорится, будто я эти четки ему продал… Я ведь побоялся тут же рассказать вам обо всем этом потому, что Себас пригрозил переслать письмо отцу…

Марианна задумалась: а где гарантия, что он не сделает это? Она угадала то, что задумал пройдоха Себастьян и о чем не догадывался ее простак сын.

Однако не стала тревожить Бето этой догадкой.

О своем открытии Луис Альберто успел рассказать по телефону падре Адриану.

Говорил он об этом возмущенно. Но никаких скоропалительных выводов не делал и никаких обидных слов в адрес сына себе не позволил — ведь он так и не поговорил с ним.

Он не мог понять, что произошло. И не хотел торопить события.

Марианна в курсе дела. Луис Альберто не сомневался, что она серьезно поговорит с Бето. Сам он боялся вспылить при объяснении с сыном, с которым у него не было той близости, какая позволит Марианне говорить с ним абсолютно откровенно.

А в том, что она не даст ему спуска, он не сомневался.

Падре Адриан крайне обеспокоился.

Больше всего его опечалило сообщение о том, что четки рассыпаны, что обнаружена лишь часть бусин. Теперь эта реликвия утратила первозданную цельность, и даже в том случае, если в доме находятся и остальные бусины, над четками совершено богопротивное надругательство.

Невольно Падре Адриану вспомнились эпизоды мексиканской революции, когда солдатня врывалась в храмы, срывала облачения с изваяний, пуская бархат на попоны, а золоченые металлические ореолы святых — на побрякушки.

Падре Адриан выслушал Луиса Альберто, но уклонился от каких-либо замечаний. Сославшись на усталость и головную боль, он извинился и обещал позвонить на следующий день.

«Дай Бог, чтобы все обошлось миром!» — возжелал он.

И вот Марианна просит Луиса Альберто поговорить с Бето. Она не хочет ему ничего рассказывать, полагая, что со слов сына Луис Альберто точнее поймет всю необычность произошедшего. Она только обмолвилась, что Бето стал жертвой шантажа.

— Дорогая, я боюсь этого разговора, — откровенно признался Луис Альберто. — Скажи мне только, остальные бусины тоже дома?

— Теперь, слава Богу, дома.

— Это значит, в тот момент, когда мы случайно обнаружили пропажу, часть их отсутствовала, — полувопросительно-полуутвердительно произнес Луис Альберто. — Хорошо. Вечером я поговорю с Бето.

День выдался суматошным.

Обсуждение проектов коттеджей закончилось поздно. Проекты должны были успеть на конкурс в Россию. Темой конкурса были «Дома для семей военнослужащих, возвращающихся из Германии». Этот экономный проект вполне мог рассчитывать на успех и в этом случае — на выгодное инвестирование из бюджета Федеративной Республики Германии.

Во время обсуждения проекта Луису Альберто позвонил частный детектив Серхио Васкес, находившийся в отъезде. Его помощницу Луис Альберто просил связать их, как только тот вернется. Васкес не раз оказывал их дому услуги. Он был вдумчив, точен, ненавязчив в общении.

— Сеньор Сальватьерра, вы просили позвонить.

— Спасибо, дон Серхио. Не могли бы вы уделить мне полчаса?

— Это срочно?

— Мне бы хотелось поговорить сегодня. Скажем, в четыре.

— Где?

— У меня в офисе…

Серхио Васкес был точен. Перед его приходом Луис Альберто размышлял, рассказать ли ему также о пропавших четках, но в последний момент раздумал — ведь он еще толком ничего не знает…

Вызвал он детектива по другому делу.

Луис Альберто обстоятельно пересказал Васкесу то, что поведала ему Виктория о незнакомце, пытавшемся проникнуть в квартиру, где находилась Бегония.

— Нельзя ли узнать, кто проявляет интерес к квартире?

— Скажите, сеньор Сальватьерра, почему вас интересуют эти сеньориты?

Луис Альберто смешался, потом с улыбкой ответил:

— В те печальные времена, когда ваш покорный слуга шлялся по ресторанам, танцовщица Виктория Хауристи проявила истинное благородство, не соблазнив богатого забияку… Как же мне не беспокоиться в тех случаях, когда она прибегает к моей защите. Она очень напутана, ведь у ее сестры диабет и она немая.

— Благодарю вас за объяснение. Этого достаточно. Вы знаете, в нашем деле важна каждая деталь…

— Виктория улетает со своей труппой на Кубу, у нее недельные гастроли. По всей видимости, на это время Бегония будет жить у нашего духовника падре Адриана. Как бы там ни было, может быть, вам удастся разгадать загадку… — Луис Альберто помолчал и добавил: — Я бы не хотел, чтобы об этом знали у меня дома.

Серхио Васкес еле заметно кивнул. Он встал, собираясь уходить.

— Впрочем, у меня к вам еще одно дело.

Луис Альберто выложил на стол злополучные фотографии, запечатлевшие прогулку Бето в Чапультепек.

— Это не может быть фотомонтажем?

— Скорее фотошантажем, — усмехнулся сыщик, разглядывая снимок, на котором Лили атаковала Бето около неохватного ствола сейбы.

— Как вы догадались?

— Съемка велась с относительно большого расстояния, об этом говорит некоторая недофокусировка…

Серхио Васкес расспросил о персонажах, запечатленных на снимках, и о лицах, которых все это может интересовать.

Он забрал фотографии, обещав вернуть их.

Потом позвонила Виктория. У нее было хорошее настроение. Она сказала, что была с Бегонией на обследовании, и врач обнадежил ее, сказав, что как раз в том возрасте, в какой вступила Бегония, возможны перемены к лучшему.

— Знаешь, — сказал Луис Альберто, — я беседовал с падре Адрианом и рассказал ему о нашей озабоченности здоровьем Бегонии, особенно в связи с тем, что ты должна на неделю отлучиться из Мехико…

Виктория помолчала.

— Ты считаешь, я не должен был посвящать его в это? — спросил Луис Альберто.

— Раз ты так решил…

— Он наш духовник, — пояснил он, словно оправдываясь за разглашение некой сугубой тайны. — И настолько проникся интересом к незнакомой ему Бегонии, что даже предложил взять ее на недельку к себе. Благо его служанка любит детей…

По тону Виктории Луис Альберто понял, что она догадывается о его опасении вызвать неудовольствие Марианны, и пожалел о том, что заговорил с нею о падре Адриане.

— Луис Альберто, в крайнем случае я сама найду выход из положения…

Со всей беззаботностью и оптимизмом он пошутил:

— Занимайся созданием положений, а выходы из них позволь находить твоему довольно старому другу!

Виктория звонко расхохоталась.

Глава 66

Марисабель выполнила свое обещание. Вернувшись из училища, она сказала Марианне, что сегодня же хочет переехать к маме Джоане и Карлосу.

За час до этого позвонила Джоана. Разговор был трудный. Обе женщины понимали все значение переезда их девочки и боялись ранить друг друга неверно сказанным словом.

— Пойми, Марианна, — оправдывалась родная мать Марисабель, — как я могу отказать ей? При всем при том, разве я не понимаю, что ее переезд, помимо желания продемонстрировать лояльность к нам, продиктован еще обидой на Бето?

— Пусть они перебесятся, там разберемся, — сказала Марианна, как бы соглашаясь с доводами Джоаны и понимая, насколько ей труднее в этой щекотливой ситуации.

— Она ведь берет только самое необходимое, — успокаивала Джоана. — Так что…

И умолкла.

«Так что прощай, моя доченька», — с печалью подумала Марианна, сказав, что сама привезет Марисабель.

В машине они молчали. И лишь прощаясь у подъезда с Марианной, Марисабель пустила натуральную детскую слезу с подрагиванием губ и жалостливым нытьем.

Горячо целуя ее, Марианна шепнула, пошлепав ее по одному месту:

— Будут наказывать или ставить в угол, позвони, я им задам!

За этой сценой смущенно наблюдал спустившийся за чемоданами Карлос.

— Прощание блудной дочери! — глуповато пошутил он.

Марианна успела вернуться до прихода Бето.

Он понял, что Марисабель покинула их, и со злостью швырнул ранец в угол прихожей.

— Бето, ты в своем уме? — строго выговорила ему Марианна. — Раньше надо было думать. Я бы на ее месте поступила так же.

Пока он ел, Марианна внимательно присматривалась к нему. Хотела угадать, как сложится его разговор с отцом. Это было первое напряженное противостояние между ними с того дня, когда Луис Альберто чуть не застрелил его, не зная, что Бето его сын.

— Ты расскажешь ему все как есть?

Бето, словно просыпаясь, исподлобья взглянул на мать.

— А что остается?

Его обреченный тон пробудил в ней чувство жалости и одновременно возмущение: послушать его, так он снисходит до правды только потому, что у него нет другого выхода. Однако она тут же поняла причину его растерянности. С одной стороны, только правда могла объяснить все. С другой — стоит Себастьяну прислать подметное письмо Луису Альберто, и Бето в один миг превратится в грязного лгуна…

Однако пути к отступлению не было.

Бето вошел в большой кабинет отца, почти не думая о теме предстоящего разговора, все его мысли были заняты отъездом Марисабель.

— Я слушаю тебя, сын, — сказал Луис Альберто, приглашая его на длинный диван, где сидел сам, указав на место рядом с собой. — Прошу тебя только об одном, расскажи все без утайки. Пойми, меня интересуют не только четки, но и мотивы, по которым…

Луис Альберто осекся.

— Отец, — сказал Бето, ставя на письменный стол баночку с бусинами. — Здесь все четки… Я хочу сказать, все бусины, не хватает только шнурка…

Луис Альберто встал и отошел к письменному столу.

— Что произошло?

— Их выкрали, чтобы потребовать у меня за них выкуп.

Луис Альберто пристально взглянул на сына и пристукнул кулаком о кулак.

— Почему именно у тебя, а не у меня, не у мамы? — с издевкой спросил он.

— Отец, позволь мне пока не отвечать…

Если бы он рассказал отцу все как есть, он назвал бы имя Себастьяна, у которого он должен был еще взять шнурок. Кто знает, как повел бы себя отец.

— Ты можешь не отвечать, но я не могу не спрашивать. Может быть, тебе еще не известно, что четки достались мне от покойной матери, а ей подарила их ее бабка…

Слово «еще» кольнуло самолюбие Бето.

— Отец, ты прав, я многого здесь еще не знаю, — буркнул он, делая упор на слове, подчеркивающем то, что он лишь недавно переступил порог дома семейства Сальватьерра. — Но, поверь, я понимаю, что значит для тебя эта вещица…

— Это не «вещица»! — отчеканил Луис Альберто. — И даже не вещь. Это святыня! Она могла бы украшать любой музей. Возможно, она принадлежала великой поэтессе. И я вправе знать, чьи грязные руки на нее позарились?

Луис Альберто чувствовал, как в нем закипает злоба. С какой стати он должен подлизываться к сыну, щадить его самолюбие, если тот не щадит его отцовское!

— Отец, ты не знаешь, что мне и маме пришлось испытать прежде, чем эта баночка оказалась на твоем столе!

— Баночка с хламом!

— Прости, отец…

Луис Альберто открыл ящик письменного стола, достал оттуда конверт и протянул его Бето.

Это было полученное незадолго до прихода Бето и возвращения Марианны письмо от «старьевщика».

С благородным негодованием тот поносил неблагородство Бето, который подсунул ему вещь, занесенную во все каталоги! Он, «старьевщик», хотел было сделать из каждой бусины подвеску и для этого снял бусины со шнурка, но, когда один знакомый антиквар обратил его внимание на происхождение четок, он, честный «старьевщик», испугался и вернул все бусины Бето, востребовав у негодяя в рассрочку заплаченные ему деньги, о чем он и сообщает отцу — как выяснилось, благородному и достойному сеньору!

К письму был приложен шнурок.

— Вот здорово! — непроизвольно воскликнул Бето. — Он отдал шнурок!

— Вор! — крикнул Луис Альберто. — Как был вором, так и остался им! Но только вор теперь носит мою фамилию!

Бето не верил своим ушам, — и это говорит отец!

— Отец, ты ничего не знаешь и не смеешь судить! Ты…

— Ступай вон! Видеть тебя не хочу! — крикнул Луис Альберто.

Бето вздрогнул и направился к двери.

Там стояла, прижав руки к сердцу, Марианна. Бето прошел мимо нее, задев ее плечом.

Она пошатнулась и стала медленно оседать на пол. Луис Альберто бросился к ней.

Глава 67

— Что новенького, Белинда? — спросила на следующее утро Чоле, спустившись в кухню. Она почувствовала себя лучше и решила наконец встать. Бето, не заглянув к ней, умчался в школу. Марианна не вышла к завтраку: по словам Рамоны, она приболела…

— Марисабель съехала! — сообщила кухарка.

— Решила погостить у Джоаны с Карлосом, — высказала Чоле предположение, оставляющее надежду на возвращение девушки. Тут же она подумала, что недомогание Марианны именно этим и объясняется.

— Да уж совсем, наверно! — Белинда злорадно крякнула.

— А ты чего радуешься?

— Мое дело сторона, но я тебе так скажу, Чоле! Чтобы я стерпела, ежели бы мой мне рога наставлять стал!..

— Белинда, имей совесть! Когда это мальчик наставлял кому рога?

— А фотографии эти! — сказала Белинда и осеклась, поняв по удивленным глазам Чоле, что она слышит об этом в первый раз.

— Какие фотографии?

— Ну, эти, — заюлила Белинда, опасаясь, как бы Чоле не стала после выведывать, откуда она знает про фотографии. Рассказал-то ей об их существовании Диди, а вот откуда он прознал, ей было невдомек — Диди тут же стал отшучиваться. — Не знаю, может, я чего и не так поняла, — буркнула она и вернулась к тому, с чего начала: — А Марисабель я понять могу. Я тоже была девушкой, так однажды…

— Ты вот что, «девушка», занимайся стряпней и не суй носа в чужие кастрюли!

Вошла Рамона и, сняв с полки темного стекла кувшин, налила Чоле в стакан какой-то свой целебный напиток. Чоле, благодарно улыбнувшись суровой целительнице, выпила. Поставив на подносик кофейник, сахарницу и чашечку, Рамона пошла к Марианне.

— Скажи, я зайду ее проведать, — сказала Чоле вслед Рамоне, понимая, что за время болезни в доме произошли события, в которые ее не посвящали.

— Еще хозяин красавца твоего чихвостил! — выпалила Белинда.

— Ты о чем?!

— У них четки пропали, те, что от ихней матери…

— А Бето здесь при чем? — побледнев, спросила Чоле, предчувствуя недоброе.

— Что да как, точно не знаю, а крику было, я отсюда слышала! «Пошел вон! Пошел вон!» Ну, сеньора Марианна и грохнулась…

Чоле выбежала из кухни.

Марианна сидела в кресле с опущенной головой.

Неприятное чувство — ноющий спазм в горле, заставляющий обмирать сердце и туманящий сознание, — напомнил ей о той поре, когда, мучительно переживая размолвки с Луисом Альберто, она в отчаянье помышляла о самом ужасном…

То, чего она больше всего опасалась, произошло.

Луис Альберто, ее всепонимающий и всепрощающий муж, ожесточился против сына, и она не знала, как убедить его в невиновности Бето, в том, что он стал жертвой чужого коварства.

Конечно, он ни при каких обстоятельствах не должен был приглашать в дом сомнительного типа, который однажды уже толкнул его на преступление. К счастью, она тогда спасла положение. И вот…

Виновата она! Надо было сразу же все объяснить мужу. Но ведь она хотела, чтобы Бето сам вышел из трудного положения.

Не пристало мужчине прятаться за спину женщины. Пусть даже это и родная мать.

Марианне нравилась мужественность Луиса Альберто, и она имела право рассчитывать на то, что у ее сына будет подобный характер.

Что же теперь делать?

Она хотела снова позвонить падре Адриану, но передумала.

Пусть Бог, а не пастырь Божий пособит им, если только они достойны этого…

Чоле вбежала без стука. Марианна ждала встречи со старой женщиной и боялась объяснений с ней.

— Марианна, это правда?! Луис Альберто кричал на Бето?! — В словах Чоле было столько недоумения и искреннего негодования, что Марианна со стыдом подумала: «Будто не я, а она мать Бето».

— Чоле, я не хотела тебя беспокоить… Дело в том, что из дома пропали старинные четки, подаренные Луису Альберто покойной доньей Еленой…

— И он что решил, что их взял Бето?..

— Так все складывается, что он не может не подозревать его…

— А какое у него право?!

— Понимаешь, четки стащил Себастьян…

— Тот, что надоумил Бето залезть к вам, когда мне лекарства были нужны?!

— Да, Чоле…

Чоле показалось, что у нее земля уходит из-под ног. Она тут же додумала все остальное, и в том, что она увидела, не оставалось никакой надежды на оправдание Бето в глазах отца.

Словно молния ударила ей в темя.

Чоле медленно вышла из комнаты…

Погруженная в свои мысли, Марианна не заметила внезапной перемены в выражении ее лица.

В комнату входила взволнованная мать. А вышла из нее мумия с остекленевшим взглядом.

Глава 68

Чоле пропала!

Марианна обнаружила это к вечеру, когда немного пришла в себя и решила заглянуть к ней, чтобы вместе решить, как выходить из этого положения.

Ее кровать была смята, в комнате царил хаос, вещи были разбросаны. Это было так не похоже на аккуратную Чоле, которая не могла нарадоваться на свое новое жилище в богатом доме. Светлую просторную комнату она содержала в идеальном порядке и, гордясь, показывала ее редким гостям из бедного квартала, где они прежде жили с Бето.

На пороге лежала оброненная ею шаль…

— Чоле пропала! — чуть ли не рыдая, кричала в трубку Марианна. — Луис Альберто, что делать?

— Как давно?

— Не знаю… Она зашла ко мне утром… Узнала о том, что ты…

— Да, да, понимаю! Дальше!

— Я себя неважно чувствую и поэтому вышла проведать ее только сейчас. В комнате беспорядок, а ее нет!

— Не волнуйся, не выходи из дома! Я позвоню в центральную службу Красного Креста, если с ней что-нибудь случилось, они должны знать.

— Не дай Бог! Луис Альберто, мне страшно!

— Я скоро приеду, успокойся…

Марианна положила трубку и упала в кресло. Что она скажет Бето?.. Боже, что делать!

Луис Альберто сидел в офисе, мрачно уставившись в одну точку.

Он жалел о том, что вспылил, беседуя с сыном.

Он ведь сам настраивал себя на мирный разговор, в каком бы направлении он ни пошел. Заранее убеждал себя, что сын и его судьба важнее любой вещи. Так почему он сорвался?!

Все, что происходит в жизни, накладывает на человека неизгладимый отпечаток. Дьявол продолжает цепляться за твою душу, за твое сознание даже тогда, когда тебе кажется, что ты его одолел… Дьявол говорит языком отца, враждующего с сыном!.. Никогда не вернуться человеку в детство, к первозданной чистоте чувств и помыслов…

Он, взрослый опытный человек, много раз битый жизнью, счастливый отец, не дал неопытному сыну высказаться до конца, накричал на него, подавил своим гневом… И вот результат.

Чоле — неведомо где.

Марианна за один день сдала так, словно прошла через долгие изнурительные испытания.

Бето… Что произошло в действительности?

Луиса Альберто не покидало чувство, что все неурядицы — и вражда между Марисабель и Бето, и подметные фотографии, и пропажа четок — исходят от одной и той же силы или от схожих сил…

И еще он вспомнил, что большой конверт, в который были вложены фотографии, изобличающие Бето, и маленький конверт с анонимным письмом от старьевщика были одной породы: одинакового бледно-зеленоватого цвета с одинаковой конфигурацией клапана… Впрочем, такие разного цвета конверты можно купить в любом магазине. А что цвет одинаковый, так ведь это случайность…

Из центральной службы Красного Креста Луису Альберто ответили, что похожая по имени и описанию сеньора в пункты «Скорой помощи» в этот день не поступала.

Марианна позвонила прежней соседке Чоле и попросила передать Фелипе, чтобы та ей позвонила, — у самой Фелипы не было дома телефона.

Фелипа позвонила минут через двадцать.

— Слушаю тебя, Марианна.

— Фелипа, Чоле пропала! Она не появлялась у вас?

— Нет! А что случилось?

— Знаешь, дорогая, мы тут… немного повздорили…

— Что-нибудь с мальчиком?

— Да… Луис Альберто накричал на него, Чоле узнала об этом и вот…

— С ней это было однажды, когда Бето попал в аварию. Вот так же ушла из дома и бродила до утра, как спятившая.

— Фелипа, умоляю! Если кто-либо из ваших увидит Чоле, доставьте ее сразу к нам!

— Не волнуйся, Марианна, мы ее поищем!

Бето, долго бродивший по улицам, решил, наконец, вернуться домой. Первое, что он услышал в прихожей, это слова Марианны из разговора с Фелипой о Чоле. Он бросился к Марианне.

— Где она? Что случилось?!

— Она узнала обо всем, и вот…

Послышался скрип тормозов, это вернулся Луис Альберто. Он вошел и как ни в чем не бывало приветливо поздоровался с Марианной и Бето.

— Это ты виноват! — крикнул в бешенстве Бето и выбежал на улицу.

Глава 69

Виктория пересказывала Бегонии свой последний разговор с Луисом Альберто.

— Понимаешь, так нам будет спокойнее… Он серьезный, порядочный человек. У него семья, могут возникнуть неудобства. А у падре Адриана тебе будет просторнее, там и служанка есть, по словам Луиса Альберто, милая женщина, у нее есть опыт по уходу за детьми.

Увидев вопросительно вскинутые глаза сестры, Виктория сказала:

— Конечно, ты уже не ребенок. Но ведь еще и не такая взрослая.

Бегония написала на листе в большой тетради: «Луис Альберто к тебе неравнодушен?»

— Конечно, но не в смысле любви. Я чувствую его интерес ко мне, но, поверь, Бегония, у нас чистые отношения.

«Ты рассказывала, что он пил…» — Бегония сощурила глаза и нахмурилась.

Виктория горько усмехнулась, и не потому, что вспомнила милые выходки пьяного Луиса Альберто…

Их отец, добрый и сильный человек, бывший опытным водителем, умер от алкоголизма.

Уехав по найму в далекую Венесуэлу, он в течение нескольких месяцев присылал домой хорошие деньги, что значительно облегчило жизнь семьи. Вскоре суммы, присылаемые им, стали уменьшаться. Его товарищ прислал матери тревожное письмо: Эусебио пьет…

Отец вернулся домой осунувшимся и злым, в пьяном виде вымещал злость на матери. Это длилось около года. И тогда его братья, собрав семейный совет и пригласив на него отца, порешили, что он должен оставить семью… Все это держалось от детей в секрете, им сказали, что отец снова уехал в Венесуэлу, а деньги, которые мать приходила получать на почту, присылали ей его братья.

Только тайна вскоре раскрылась. Кто-то из соседей сказал Виктории, что отца видели валявшимся на тротуаре возле какой-то захудалой таверны. Виктория, ничего не сказав матери и сестрам, бросилась разыскивать его и нашла отца в морге городской больницы.

Они с матерью договорились, что через какое-то время скажут сестрам, будто отец разбился в Венесуэле. Но одна из тетушек, не любившая «беспутного пьяницу» Эусебио, проговорилась как-то при девочках об истинной причине смерти их отца…

Все это Виктория вспомнила, прочитав вопрос Бегонии и увидев ее недовольное лицо.

— Он пил оттого, что ревновал свою любимую жену, — успокоила она сестру.

Глава 70

Бето быстро шел под мелким моросящим дождем по улице, заглядывая в переулки и в шумящие мокрой листвой скверы.

Он не надеялся на удачу — человек в огромном Мехико что песчинка в горе песка.

Он чувствовал себя бесконечно одиноким на вечерней улице. И поймал себя на мысли, что до сих пор последним прибежищем для него в горькие минуты остается Чоле.

И вот она пропала! Мехико в ночную пору — не для беззащитных существ…

Бето вспомнил чуть смущенную приветливую улыбку Луиса Альберто, который словно просил прощения за резкость своих недавних слов, но он тут же прогнал мысль о примирении. Не хочет он больше видеть этого бездушного, занятого только собой и своими проблемами человека!

И тут Бето увидел ярко освещенный портал ресторана-кабаре «Габриэла».

Он почувствовал невероятную усталость и желание забыться.

При входе он обратил внимание на рослого человека, по всей видимости служащего ресторана. Это был бдительный Диди. Он сразу приметил Бето и, когда к нему направился один из служащих, которому показался странным вид посетителя, Диди незаметным взглядом остановил его, вежливо открыв перед гостем двери в зал ресторана.

Зал был почти полон.

Диди жестом и мимикой подсказал подскочившему официанту, за какой столик усадить вновь прибывшего, и тот провел Бето в угол, где усадил его за столик на двоих.

У Бето было сто тысяч, которые Марианна дала ему, не зная еще о подметном письме. Бето только сейчас почувствовал, как он голоден. У него не было опыта в выборе блюд. В тот раз, когда он был здесь с Лили, заказывала она.

— Принесите мне что-нибудь поесть, я очень голоден.

Официант усмехнулся, оценивая платежеспособность парня в мокрой куртке.

— Что-нибудь изысканное или из американского меню?

— Из американского… Мясное… С рисом и фасолью…

— Что сеньор предпочитает пить?

— Даже не знаю…

Бето действительно не знал, у него не было опыта общения с вином.

— Тогда я принесу вам для начала текилу с лимоном, а вы разберетесь сами…

Официант ушел. Бето, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза…

О появлении Бето в ресторане Диди сообщил сначала Белинде. Чего доброго, сунется в зал, и Бето увидит ее.

После этого он заглянул в кабинет к Бласу, который беседовал с Себастьяном. Разговор был жесткий, и Диди, шепнув на ухо хозяину о приходе Бето, тут же вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Текила подействовала на Бето бодряще — сдобренная лимоном, она показалась ему вкусной, а то, что он в первый раз в жизни пьет крепкий напиток, наполнило его все еще мальчишеское сердце мужской гордостью.

Он забыл о своих горестях, по жилам его разлилось тепло. А вкрадчивая текила будто умоляла его не бояться ее, так что рука сама наливала и наливала.

Мясо с рисом и черной фасолью показалось ему невероятно вкусным: приправленное специями, оно горячило рот, и этот жар хорошо было гасить небольшими глотками текилы.

На сцене началось представление эротического шоу. Взгляд Бето затуманился, и ножки танцовщиц переплелись в одно сплошное телесное месиво — казалось, будто на сцене в ритме музыки переваливается с боку на бок большущий телесно-розовый спрут.

Публика восторженно встречала отдельные номера, а Бето — восторженнее всех.

Блас Кесада вызвал к себе Себастьяна потому, что он с Кики вторгся в его, Бласа Кесады, владения.

Сперва пьяный Кики протрепался чуткому Диди о фотографиях Лили и Бето. Потом Диди принес Бласу информацию Белинды о том, что Себастьян с Кики пожаловали в гости к Бето, а когда Белинда сообщила о похищении четок, Блас понял, что и это дело рук той же блудливой парочки.

Чутье подсказывало ему: их мелкая возня вокруг золотого улья может сорвать задуманную им акцию.

Блас Кесада говорил обиняками, он издалека подвел Себастьяна к интересующей его теме, сказав, что слышал, как пару недель назад здесь, в ресторане, Бето пригласил Себастьяна и Кики к себе домой. Себастьян тут же самодовольно выпятил губу, очевидно, гордясь успешно провернутым дельцем. Блас подмигнул ему: дескать, поживился чем-нибудь? И едва тот лениво процедил: «Да так, взял одну штуковину на память», — схватил его за горло и тряхнул:

— И после этого ты ходишь ко мне?!

— Подумаешь, четки! Да я их отдал ему…

— За так?

— За «пятак»! — вздумал пошутить Себастьян, но, увидев мертвящий взгляд Бласа, тут же «раскололся», рассказав о миллионе. Он скрыл только свой акт мести — посланное Луису Альберто письмо от «старьевщика».

Словно догадываясь об утайке чего-то важного, Блас вкрадчиво спросил, прострелив Себастьяна «взглядом навылет»:

— А где Бето взял деньги?

— Откуда мне знать! Он богатенький! — злобно сказал Себастьян, выдав свою «классовую» ненависть к более удачливому представителю сиротского племени.

— Не у родителей ли? — почти ласково спросил Блас.

— У мамочки, она добрая…

— А отец знает?

Себастьян потупился.

— Этого не скажу, не знаю.

Блас понял: дом Сальватьерра растревожен. Сам факт появления в ресторане Бето, которого, по словам Диди, «будто через стиралку пропустили», свидетельствовал о справедливости его догадки, и, значит, требование о выкупе Бегонии на этом фоне не произведет того эффекта, на который он рассчитывает.

Молниеносный удар от плеча в челюсть сбросил Себастьяна на пол. Услышав грохот, в комнату вбежал верный Диди. Прочитав на лице Бласа распоряжение, он рывком поднял Себастьяна и водворил его на прежнее место.

Пока Себастьян, покачиваясь, приходил в себя, Диди успел шепнуть Бласу, что Бето «с чего-то надирается», что «опять притащился жених Марисабель, только без нее, на Викторию зырится» да «Кики, паскуда, все Вивиан вызывает, слушать тошно!».

Диди, окинув взглядом очнувшегося Себастьяна, вышел.

— Слушай меня внимательно, Себас… У тебя сколько осталось от миллиона?

— Все мои, — по инерции стал увиливать он, но тут же добавил: — Тысяч восемьсот…

— Вот тебе триста, — сказал Блас опешившему Себастьяну, доставая из сейфа деньги. — В зале сидит Бето. Отдашь ему миллион и доставишь его в целости и сохранности домой.

— Да ты что! — попробовал защищать свое мошенническое достоинство Себастьян.

— Иди, иди, — ласково сказал Блас Кесада, подталкивая его к двери. — И не вздумай кому-нибудь рассказывать о своей благотворительной акции…

Глава 71

Зоркая Виктория углядела со сцены, как со стороны коридора, ведущего к кабинету Бласа, появился Себастьян, а когда он подошел к дальнему столику в углу и подсел к одинокому посетителю, Виктория с удивлением признала в нем Бето.

Его вид удивил и насторожил ее.

Бето был сильно пьян. И опьянение это было опьянением новичка.

Виктория давно научилась распознавать виды опьянения, эти «познания» весьма необходимы, если, работая в злачном месте, ты хочешь остаться «на плаву».

Она еще раньше догадалась, что Себастьян в ресторане, когда увидела в зале Кики, — где Кики, там и Себас.

— Рожу его видеть не могу! — негромко говорила Вивиан подруге во время выступления. — Ну, что он орет «Вивиан! Вивиан!» Скажу Бласу, он его мигом отучит сюда ходить…

Увидела Виктория и Умберто, который на этот раз был в одиночестве.

Виктория чувствовала, что произвела впечатление на этого лысеющего полноватого рохлю.

Она давно перестала радоваться восторгам посетителей кабаре. Виктория знала себе цену и мечтала как можно скорее уйти из кабаре, чтобы поступить в какую-нибудь серьезную труппу современного танца.

Она посещала почти все концерты гастролировавших в Мексике ансамблей, завидовала солисткам, «примерялась» к их партиям и считала, что вполне могла бы начать новую жизнь.

«Тесен мир, — подумала она, — в одном зале одного из тысяч столичных ресторанов сидит сын ее друга Луиса Альберто и жених его дочери».

А что бы она сказала, если бы узнала, что в этом же ресторане работает кухарка Луиса Альберто, что владеет рестораном человек, который покушается на его деньги, что один мошенник, скандирующий «Ви-ви-ан!», повинен в размолвке Марисабель и Бето, а другой мелкий аферист, подсевший к Бето, выудил у него миллион?..

Сказала бы, наверно, что такое бывает лишь в «мыльных операх»!

Поначалу опьяневший Бето даже не вспомнил о том, что с ним проделал Себастьян, Он видел перед собой ухмыляющееся лицо старого приятеля и радовался, что появился знакомый, с кем можно поделиться щенячьим восторгом от выступления танцорок!..

Блас, приказавший Себастьяну вернуть Бето деньги, не представлял, конечно, в каком состоянии находится юный гуляка. Само собой разумеется, что в голове Себастьяна стали роиться варианты прикарманивания «ссуды», выделенной Бласом для покрытия злополучного миллиона.

Себастьян заказал своему знакомцу-официанту под «богатенького» посетителя еду и выпивку, за их столик перекочевал и Кики.

В какой-то момент Бето протрезвел, и взгляд его обрел прозрачность самой дорогой минеральной воды. Хорошая текила — она такая: время от времени раздергивает занавес опьянения, как бы спрашивая своего возлюбленного: «Еще или, может быть, остановимся?..»

Перед Бето сидел ненавистный ему человек…

Глава 72

В сквере Чоле присела на скамью.

Со стороны могло показаться, будто старая служанка вышла перед сном на улицу подышать свежим воздухом, если, конечно, можно считать за таковой смесь неведомо каких испарений, висящих над огромным Мехико в конце дня.

Небольшой дождь чуть освежил город.

Чоле ушла в чем была — на ней был цветастый халат и тапочки. Ее короткая, туго заплетенная коса растрепалась.

Она сидела, скрестив руки, смотрела в одну точку и тихо стонала. Будто напевала колыбельную.

Точь-в-точь старая служанка.

После того как «молния» ударила ей в темя, ею помыкал только страх: над Бето нависла ужасная угроза.

Чоле не могла ясно представить, какая именно опасность подстерегает ее мальчика.

Знала, но забыла. Старалась вспомнить — и не могла.

Реальный мир помутнел.

Не стало мыслей, остались инстинкты.

Во что бы то ни стало она должна найти своего мальчика! Своего Бето! Спрятать его!

Образ взрослого Бето исчез. Бето стал младенцем. Она искала младенца. Должна была унести его в укромное место, где их никто не найдет.

Она снова двинулась в путь. Шла вдоль проспекта, свернула в проулок, миновала огромный заваленный мусором пустырь, пересекла стройку, чуть не свалившись в глубокий ров.

Она не чувствовала ни голода, ни усталости. Единственным ощущением было посасывающее под ложечкой чувство страха.

Вблизи послышалась музыка.

Это был один из танцевальных залов, которые с недавних пор снова начали входить в моду.

Над входом мелькали разноцветные лампочки. То и дело на улицу выскакивали возбужденные подростки. Около входа курили две смазливые подружки явно публичного образа жизни.

Чуть поодаль, около телефона-автомата, целовалась парочка — высокий парень в бейсбольной шапочке козырьком назад и коротко остриженная молодая женщина в модной майке и мини-юбке. Рядом стояла детская коляска.

— Луиза! — крикнула ей, выбежав из зала, невысокая толстушка с пышной копной кудрявых волос. — Ты что! Сейчас приз будут разыгрывать!

Недоцелованная Луиза «рванула» в зал, крикнув парню:

— Маноло, я мигом! Покарауль малыша!

Раздраженно сплюнув недоиспользованный поцелуй, парень с досадой крутанул козырек бейсбольной фуражки с затылка на лоб и, потоптавшись около коляски, полез звонить в телефонную будку, плотно прикрыв за собой дверь.

Чоле давно заприметила коляску, она уже несколько минут, не отрываясь, смотрела на нее.

Ребенок захныкал…

Да ведь это Бето плачет! Испытывая невыразимую нежность, она подошла к коляске, взяла на руки малыша и, баюкая его, скрылась в темноте бульвара…

Глава 73

Протрезвление Бето было недолгим, но достаточным, чтобы ненавистные лица Себаса и Кики пробудили в нем злость, никогда ранее им не испытываемую!

Он тяжело дышал, а слова ненависти, которые он хотел бросить им, никак не обращались в членораздельные звуки, вырываясь из его горла мрачным хрипом.

Пьяный Кики, хихикая, полез обниматься.

— А знаешь, Бето, ты чертовски фотогеничен!.. Хочешь, я тебе продам…

Он не успел проболтаться о сделанных им по заданию Лили снимках, так как Себастьян под столом больно пнул его, как всегда это делал в подобных случаях.

Перехватив внимание Бето, он елейным голосом завел разговор о том, что хочет как можно скорее вернуть ему деньги: зачем ссориться, ведь они старые друзья. А для того чтобы Бето поверил в истинность его намерений, Себас отдает ему долг…

Себас полез в боковой карман, вытащил конверт с тремястами тысяч, которые дал ему Блас, и затолкал конверт в карман брюк Бето.

Казалось, Бето снова провалился в сон. Но вдруг он вскочил, перевернул стол и ринулся на Себастьяна с кулаками.

— Негодяй! Вор! — прохрипел он.

Распутница текила показала на этот раз одну из своих неприятных черт, она шепнула на ухо Бето: «Что с ним церемониться! Хвати его моей бутылкой по башке, в самый раз будет!»

Бутылку из его руки выхватил многоопытный Диди, подоспевший как раз вовремя. Он счел при этом вполне оправданным двинуть Кики локтем в живот, после чего тот, согнувшись в три погибели и хватая воздух ртом, заковылял к выходу, а также с силой наступить Себасу на ногу, что заставило последнего с визгом поскакать на другой конечности в том же направлении.

Бережно сжимая Бето в своих железных объятиях и успокоительно улыбаясь посетителям, сидевшим за соседними столиками, он размышлял, как лучше поступить, когда подбежала Виктория.

Она была в «горячих» шортах и белых сапожках, в каких только что закончила выступление, но успела набросить тонкий свитерок.

— Диди, прошу тебя, отведи его к нам с Вивиан в гримерную, — умоляюще сказала она.

К этому моменту обманщица текила, на манер любящей мамаши, снова стала баюкать Бето, так что в гримерной, куда его доволок Диди, у него хватило соображения только на то, чтобы плюхнуться на узкий диванчик и заснуть…

Глава 74

Бето очнулся. Ему очень хотелось нить. Он увидел, что лежит в незнакомой ему комнате, оклеенной афишами и фотографиями. Одна большая фотография привлекла его внимание: полуобнаженная Виктория в танцевальном прыжке — та самая фотография, которая была помещена на афише у входа в ресторан-кабаре.

Бето приподнялся и застонал от боли в висках.

И увидел, что в кресле зашевелилось нечто, закутанное в большой плед.

— Виктория! — изумленно воскликнул Бето.

Он вскочил и увидел, что на нем одни трусы. Схватив простыню, он стыдливо набросил ее на себя, став похожим на римского оратора с иллюстрации в школьном учебнике.

— Где я? — задал он неумный вопрос.

— У меня в гримерной.

— А почему я без…

— А потому ты «без», что мы с Вивиан тебя раздели и уложили спать.

Бето покраснел и сел на кушетку, низко опустив голову.

Сквозь гардины в окна гримерной просачивался утренний свет.

— Пойди в ванную, я не смотрю, — сказала отвернувшись Виктория.

Бето, захватив «плечики» с аккуратно повешенной на них одеждой, прошествовал в указанном направлении. Из ванной донесся шум воды.

Виктория посмотрела на часы: было без четверти шесть. Она придвинула к себе телефон, но номер набрать не успела, так как раздался звонок.

Это была Бегония, о чем говорил один ее удар карандашом по трубке.

— Бегония, как тебе спалось? с тревогой спросила Виктория.

«Тук».

— Прости, что я осталась здесь. Бето встал, он сейчас в ванной.

«Тук».

— Я нужна тебе с утра?

«Тук-тук».

— Я сейчас позвоню Луису Альберто. Не хотела будить его ночью… Целую тебя! Я кладу трубку.

«Тук».

Не успела она положить трубку, как раздался новый звонок. Это была Вивиан. Виктория вспомнила ее двусмысленный взгляд, когда ночью, после того как они уложили Бето, прощаясь, она подмигнула Виктории.

— Желаю приятно провести время!

— Вивиан, оставь свои шуточки!

— А он недурен, — сказала Вивиан, склоняясь над спящим Бето. — По мне, так намного симпатичнее своего папаши!

Она поцеловала спящего Бето в губы и со смехом выбежала из гримерной.

Виктория не была ханжой, но эта выходка ей не понравилась.

— Ну, как вы там? — спросила Вивиан, словно не сомневаясь в том, что отныне Виктория и Бето — одно неразрывное целое.

— Вивиан, твоя озабоченность моей личной жизнью в последнее время меня удивляет.

— Похож ли он на отца?..

— Вот ненормальная!

— Ага, уже и застеснялась! Ну ладно, ладно! Знаю, тебе трудно угодить!

— У тебя ко мне дело?

— Блас велит передать, что сегодня надо поставить в кубинском посольстве визы.

Виктория поморщилась: значит, Вивиан судачит с ней о Бето, находясь в постели Бласа. А Вивиан продолжала:

— Он спрашивает, не отвезти ли Бето домой?

Любезность Бласа удивила Викторию и вызвала чувство благодарности.

— Я еще не знаю о намерениях нашего забияки…

— Он спит?

— Он в ванной. Я спрошу у него и перезвоню Бласу…

— Я не у него… Мы у меня… И он тоже в ванной.

— Не надо было говорить ему о том, что Бето остался в кабаре.

— Как будто Диди не знает этого!

Повесив трубку, Виктория включила музыку и, подойдя к шкафу, надела легкий тренировочный костюм.

Из ванной показался Бето, с удивлением разглядывая на себе отглаженные Викторией брюки и рубашку.

А Виктория, не обращая на него внимания, начала под музыку первые упражнения утренней аэробики.

При всей женственной пластичности ее стройное молодое тело, включившееся в напряженное физическое действие, источало жесткую жизненную энергию и походило скорее на тело не артистки, а спортсменки. Краем глаза Виктория видела, какое впечатление она производит на сына Луиса Альберто.

Его наивное восхищение обрадовало и смутило ее. Она вспомнила ерничанье Вивиан. «Не подумал бы кто-нибудь, что я и впрямь приманиваю Бето», — подумала она, резко оборвав энергичное упражнение по разработке тазобедренных суставов. Взяв с трельяжа косметику, а из шкафа одежду, она отправилась в ванную.

Отсутствовала она недолго. А Бето, смутно восстанавливая в памяти события минувшего вечера, с ужасом вспомнил о пропавшей Чоле и о том, как, должно быть, волнуется Марианна, не дождавшись его возвращения домой!

— Сейчас мы где-нибудь позавтракаем, — сказала, выходя из ванной, Виктория, — и ты мне расскажешь, в честь чего ты вчера хотел испробовать крепость бутылки на голове Себастьяна…

Она была неотразимо хороша в длинном облегающем темно-зеленом трикотажном платье с широким вырезом, которое не скрывало эластичности ее мускулов и суставов, в том числе и вышеупомянутых тазобедренных.

— Но сперва я позвоню Луису Альберто.

Заметив, что Бето нахмурился, она спросила, занеся палец над кнопкой телефона:

— Тогда я попрошу Марианну?..

— Нет необходимости тревожить их, — сухо сказал Бето. — Я сам позвоню чуть позже…

— Как скажешь.

Глава 75

Утро застало Чоле в подземном переходе. Она сидела, поджав ноги, на каменных плитах, прижимая к себе теплое тельце малыша.

Благодаря провидению похитительница унесла его вместе с лежавшей у него на груди бутылочкой с молоком. Он досасывал последние капли и начинал похныкивать. Напротив Чоле стена подземного перехода представляла собой одно длинное сплошное окно, за которым виднелся подсвеченный срез большой археологической раскопки. Современный, разрастающийся, как убегающее из квашни тесто, город стоял на месте древней ацтекской столицы.

Кое-кто из сердобольных утренних пешеходов бросал на бегу бумажку-другую в подол Чоле, за отсутствием обычной в этих случаях коробки или банки.

Клаудии показалось странным, что при старой женщине ничего нет.

Она была студенткой психологического факультета. Темой ее дипломной работы была проблема народонаселения, ужасающий рост которого интересовал ее с точки зрения народных представлений о семье.

Она присела около Чоле на корточки. Ее удивило несоответствие между домашней одеждой Чоле и новехоньким костюмчиком на малыше, между ее возрастом и возрастом ребенка. Вряд ли эта старая женщина могла быть его матерью. На эту же мысль наталкивала и разница в цвете волос и в чертах: у черноволосой, чуть седой Чоле был чисто мексиканский очерк глаз и губ, а малыш скорее походил на золотоволосого маленького Иисуса с американских рождественских открыток.

Может быть, эта женщина — нянька? Клаудия читала в одном журнале, как нянька использовала ребенка хозяев, побираясь на рынке.

Клаудия погладила ребенка. Он заплакал. Старая женщина очнулась и, прижав к себе малыша, в страхе завизжала.

Клаудию поразило безумное выражение ее глаз.

— Не отдам моего Бето! Никому не отдам!

Некоторые пешеходы остановились. Вокруг стала образовываться небольшая толпа зевак, затруднявшая все нараставшему потоку пешеходов продвижение ко входу в метро.

Показался полицейский.

— Мне кажется, эта женщина невменяема, — сказала Клаудия. — Я боюсь, что ребенок не ее…

Через час Чоле с ребенком была препровождена в больницу уголовной полиции.

Глава 76

Виктория переменила решение позавтракать в каком-нибудь кафе. Она пригласила Бето к себе.

— Мне надо проведать сестру… До утренней репетиции у меня два часа. Мы успеем поговорить.

По дороге Бето рассказал ей об уходе из дома Чоле. Этим он и объяснил свое появление в ресторане: набегавшись в поисках Чоле по улицам, он почти машинально зашел в оказавшуюся на его пути «Габриэлу».

— Я очень хотел есть, а возвращаться домой вчера мне не хотелось…

— Повздорил с отцом?

— Да.

— Он обидел тебя?

— Думаю, справедливо, хотя…

— Уход Чоле связан с этим?

— Наверно… Она узнала, что отец накричал на меня… Должно быть, она испугалась и побежала меня искать. Такое с ней уже бывало. Она ведь мне как родная мать…

— Я знаю.

Бето вопросительно посмотрел на Викторию. Дома Луис Альберто и Марианна изредка заговаривали о Виктории как о танцовщице. После посещения Марисабель «Габриэлы» и ее восторженного отзыва о Виктории они даже решили в ближайшее время пойти в кабаре. Но Бето был удивлен тем, что Виктория, оказывается, посвящена в некоторые стороны жизни семейства Сальватьерра.

— Ты не удивляйся. Твой отец часто захаживал в «Габриэлу», когда еще не знал о твоем существовании. У него с Марианной был… конфликт, и он заливал его вином.

Она вдруг расхохоталась, вспомнив, как ей пришлось с помощью Вивиан транспортировать Луиса Альберто домой.

— Знаешь, Бето, он похож на тебя. Такой же ребенок! — И Виктория игриво мазнула его пальцами по носу. Запах этих пальцев показался Бето восхитительным! Как будто они не пахли самым обыкновенным мылом…

— А однажды с моей подругой Вивиан… Она танцует в нашей программе в полосатых штанишках… Так вот, однажды нам с Вивиан пришлось даже доставлять Луиса Альберто домой. — Она всплеснула руками. — Вот была умора!

Виктория прыснула в кулак и, переменив тон, сказала аденоидным голосом телепроповедника Эстанислао Матоса.

— Все возвращается на круги своя!

Бето улыбнулся и неожиданно почувствовал облегчение. Он посмотрел влюбленными щенячьими глазами на легконогую стройную спутницу, а та, посерьезнев, сказала:

— Думаю, есть и моя заслуга в том, что он тогда повел себя благоразумно… Ох уж эти мне мужчины!

Подходя к дому, Виктория предупредила.

— Сестру зовут Бегония. Она… немая. И у нее диабет.

Она не решилась рассказать Бето о том, что Луис Альберто намерен взять Бегонию к ним в дом на то время, что Виктория будет на гастролях на Кубе.

Виктория постучала условленным стуком и громко сказала:

— Бегония, я не одна, со мной Бето.

По этой фразе Бето понял, что Бегония знает, кто он. За дверью Бето услышал быстрые легкие шажки. Дверь распахнулась.

Перед ним стояла чуть уменьшенная копия Виктории. И эта копия показалась ему еще прекраснее оригинала.

Глава 77

Бегония быстро сделала невероятно вкусный омлет с ветчиной. И к нему подала большой салат из томатов, огурцов и авокадо с оливковым маслом. Поставила на стол хлеб, масло, сыр и кувшин с домашним лимонадом, в котором позванивали кусочки льда.

Двигалась она легко и грациозно, чуть вприскочку, покачивая головой, отчего ее густые длинные волосы отлетали то в одну, то в другую сторону.

Как истинная женщина, она чувствовала, что Бето любуется ею, но, как неопытная девушка, не могла (не умела еще) скрыть свое удовольствие от этого — вернее, скрывала настолько старательно, что порою лицо ее заливал румянец неправдоподобной яркости.

«А у вас есть музыкальное отделение?»— написала Бегония после завтрака: Бето уже успел рассказать ей, что учится на подготовительном отделении в школе художественного мастерства.

— Композиторское, — уточнил Бето.

— Бегония пишет песни, — сказала Виктория. — И музыку, и тексты на испанском и на нашем баскском языке…

— Спой, — попросил он Бегонию, совершенно забыв, что перед ним немая. «Вот болван!» — тут же обругал он себя. Бето сконфузился, с виноватым видом потянулся к Бегонии и поцеловал ее.

Она сорвалась и выбежала в соседнюю комнату.

Бето в отчаянии посмотрел на Викторию, но та ничего не успела сказать, так как Бегония уже возвращалась с большой гитарой.

Она села на высокий табурет, ссутулилась над гитарой, печально и виновато поглядела на Бето и тронула струны.

Тихие, необычно составленные аккорды еще до возникновения самой мелодии заворожили его чувственной скорбью существа, обреченного на вечное одиночество.

Играла Бегония. Пела Виктория, как понял Бето — слова, написанные сестрой:

Бето закрыл глаза и увидел диковинную сказочную чащобу.

Бето показалось, что он видит Бегонию, теряющую сознание на опушке шумящей разумной заросли, которая простирает к ней ветви-руки…

У Бето комок подступил к горлу. Какое одиночество должна испытывать немая девушка, отдающая себя в мечтах не юноше, а лесу, рассчитывая на взаимность и понимание стихии больше, чем на любовь живого сердца!..

«Виктория стала поющей душой Бегонии», — подумал Бето и почувствовал, как по щекам у него покатились слезы. Не открывая глаз, он понял, что сестры заметили это, — неуловимо встревожились струны Бегонии и голос Виктории.

Поразительным было слияние двух сестер воедино! Со стороны каждый бы подумал, что играет и поет одна из них… Голос Виктории зазвучал устало, словно у нее не осталось сил.

— Тебе нравится? — услышал Бето голос Виктории. Он открыл глаза.

«Тебе нравится?» — робко спрашивал взгляд Бегонии.

Бето утвердительно тряхнул головой, а потом помотал ею, словно сбрасывая с себя колдовской дурман увиденного наяву дикого леса.

— Сейчас я как раз репетирую этот номер, С музыкой и словами Бегонии, которые ты слышал. Номер называется «Блуждание по лесу любви». Придумаешь название лучше, получишь от нас какой-нибудь приз…

— «Свидание с лесом любви»?..

— Неплохо… Я покажу этот номер на Кубе, а по возвращении начну танцевать его у нас в кабаре… Хотя я с удовольствием ушла бы из него в какой-нибудь серьезный ансамбль.

Виктория помолчала и твердо сказала:

— Позвони домой.

Глава 78

Вернуть ребенка, похищенного Чоле, не составило труда. В полиции быстро нашли соответствующее заявление: описание одежды ребенка и его примет (включая золотой оттенок волос, не так уж часто встречающийся у мексиканской малышни) совпали с одежкой и личностью крошки.

Любительница танцев, ринувшаяся в салон во время разыгрывания там приза за лучшее исполнение ямайского «рэгги», оказалась нянькой, которую наняла одна канадская чета, работавшая в Мехико по программе объединения Мексики, США и Канады в один экономический регион.

Канадская чета отправилась в короткое турне на знаменитый тихоокеанский курорт Акапулько, не предполагая, что нянька обожает танцевать.

Растяпа нянька слезливо орала в трубку приметы младенца. Выехавшая на место похищения полиция попросила ее составить заявление, в котором самым запоминающимся местом было «потому как Хувенсио, пес поганый, залез в будку», что превратило парня в бейсбольной шапочке в сторожевого пса, а телефонную будку — в собачью конуру.

Нянька умоляла полицейских не сообщать родителям по их возвращении из солнечного Акапулько о ночной экскурсии их золотоволосого чада по Мехико-сити, приведя веский довод: «Что подумают канадцы о нас, мексиканцах?!» На что усатый полицейский ответил в том духе, что не надо путать нас, мексиканцев, с некоторыми особами…

Труднее было выяснить личность старой женщины, которая после того, как у нее отняли ребенка, впала в полную прострацию.

Она лежала на кровати ничком. Стонала. Не принимала пищу. Звала какого-то Бето.

С большим трудом ее удалось переодеть в чистое белье.

Это и помогло.

Из больничной прачечной сообщили, что в кармане ее замызганного халата обнаружен клочок бумаги с номером телефона.

К телефону подошла соседка Фелипа. Она знала от Марианны, что Чоле ушла из дома и не вернулась. Фелипа сообщила всем знакомым жителям квартала об этой нерадостной вести, попросив их глядеть в оба — не мелькнет ли Чоле в уличной толчее либо на рынке.

Фелипа голову давала на отсечение, что в уме ли, в безумстве ли, а Чоле непременно «вырулит» на родной квартал.

Радостная скороговорка соседки и ее счастливые вопли, оглушившие лейтенанта Эухенио Сепульведу, долго не давал ему возможности узнать адрес попечителей Чоле. Это удалось сделать с помощью длинного ругательства, вызвавшего на другом конце провода почтительное уважение к представителю власти, незамедлительно получившего номер телефона семейства Сальватьерра.

Глава 79

Бето набрал номер дома с волнением. В первый раз со времени переезда к родителям он не ночевал дома.

К телефону подошла Рамона.

— Нашлась Чоле. Луис Альберто поехал за ней в больницу.

— Где это? — с волнением крикнул Бето.

— Бето, не следует тебе туда ехать, ты с ними разминешься, — сказала Рамона. — Они скоро будут дома.

— В каком она состоянии?

— Привезут, узнаем…

— А почему не поехала мама?

— Она плохо себя чувствует…

Рамона не спросила, откуда звонит Бето и почему он не ночевал дома. С одной стороны, это обрадовало Бето, с другой — насторожило. Он осторожно спросил:

— Меня тоже искали?

— Зачем? — спросила Рамона и после небольшой паузы добавила: — Ты ведь у Виктории?

Опешивший Бето положил трубку и уставился на Викторию:

— Ты звонила ко мне домой?

— Нет, — совершенно искренне ответила девушка. — Они что, знают, где ты?

Бето растерянно кивнул. Потом широко улыбнулся:

— Мама Чоле нашлась!

От полноты чувств Бето обхватил Викторию за талию, поднял и закружил.

Она хохотала, отбивалась, как могла. Бегония схватила подушку и стала бить Бето. Он упал вместе с Викторией на ковер. Сестры начали его щекотать. Прижав локти к бокам, он вертелся на ковре, хихикая и дрыгая ногами.

Слава Богу — Чоле нашлась!

Глава 80

Весть о том, где находится Бето, шла в дом Луиса Альберто кружным путем.

Умберто видел, как Диди и Виктория уводили пьяного отпрыска семейства Сальватьерра из ресторанного зала.

Состояние Бето вызвало в нем противоречивые чувства. Первым было чувство острой зависти: совершенно очевидно, что сосунок Бето Виктории небезразличен. На смену этому чувству пришло другое, мстительное: кого не обрадует вид мертвецки пьяного соперника, пусть и бывшего!

Впрочем, действительно ли Марисабель разлюбила Бето? Действительно ли он — бывший соперник Умберто? Сестра Эслинда сомневалась в этом: по ее мнению, последняя выходка Марисабель, запретившей Умберто домогаться ее, свидетельствовала об обратном.

Умберто отважился позвонить Марисабель.

— Она гостит у Джоаны, — сказала ему Марианна, внутренне устыдившись слова «гостит», выдававшего ее желание как можно раньше заполучить приемную дочь обратно.

Умберто не решился сообщить Марианне о том, в каком состоянии он видел Бето в компании с Викторией.

Он позвонил Джоане.

— Добрый день, Джоана! Не могу ли я поговорить с Марисабель?

— Одну минуточку.

Десятисекундная пауза свидетельствовала о молниеносном обмене мнениями с помощью жестикуляции, результатом чего стало растерянное сообщение Джоаны о том, что Марисабель, по-видимому, ушла в училище.

Джоана предложила в собеседницы себя.

— Умберто, а как поживает отец?

— Грозится, если я не женюсь, привести в дом мачеху, — пошутил Умберто в надежде получить хоть какую-нибудь информацию по поводу того, не сменила ли Марисабель гнев на милость.

— Ах, Умберто! Видит Бог, мы с Карлосом не имели бы ничего против того, чтобы породниться с вами. Но ты сам знаешь, какая сегодня капризная молодежь…

Умберто поморщился от сознания того, что Джоана, не задумываясь, записала его, жениха дочери, в свои ровесники. Он сменил тему.

— Я вчера снова ужинал в «Габриэле» и так жалел, что рядом со мной не было Марисабель…

— Вы были в «Габриэле» с Эслиндой?

Произнесение Джоаной названия кабаре могло свидетельствовать о том, что она дает понять находящейся рядом с ней Марисабель, в каком направлении развивается беседа.

— Нет, она уехала с подругой в Акапулько. Я был в «Габриэле» один.

— Представляю, как одиноко вы себя чувствовали… Марисабель была в восторге от выступления в «Габриэле» одной танцовщицы. Кажется, ее зовут Виктория?

— Да, Виктория Хауристи, и она действительно великолепна! — подтвердил Умберто, обрадовавшись тому, что Джоана сама подставляет «розетку», в которую он воткнет свою мстительную «вилку». — Правда, вчера она выступила не только в роли танцовщицы…

— Что вы имеете в виду, Умберто?

Небольшое понижение уровня слышимости в трубке несомненно означало, что Джоана нажатием кнопки сделала доступным их разговор для Марисабель.

— Дело в том, что в ресторане был Бето. Бедняжка напился, стал скандалить, и если бы не Виктория…

Умберто загадочно помолчал.

— Что «если бы не Виктория»?

— Она на виду у всего ресторана увела его…

— Куда увела?

— По всей видимости, к себе…

— Бето? Пьяный? Ушел с танцовщицей? Уму не постижимо!

Умберто представил, какими большими глазами уставились друг на друга две разновозрастные красавицы, и еще немного накалил «розетку», повысив «напряжение» в информационном канале:

— Когда она вела его по проходу, публика аплодировала! Она так нежно прижималась к нему! Должно быть, слушала, как бьется его влюбленное сердце!

Умберто фантазировал в духе светской сплетни, и Джоане не оставалось ничего другого, как поддержать его тон.

— Бедный мальчик! Жертва кафешантанного искусства! Ах, Умберто, эта современная молодежь!..

Вторичное, на этот раз несомненно умышленное упоминание о молодежи отбило у него желание затягивать разговор.

— Я был бы рад пригласить вас и Марисабель отужинать со мной в любой день. Разумеется, это относится и к Карлосу.

— Я передам им ваше любезное приглашение…

Марисабель сама нажала на рычажок телефона.

— Мамочка, там у них что-то случилось!

Она вырвала у Джоаны трубку, которую та не успела положить, и набрала номер дома Сальватьерра.

Глава 81

Рамона заглянула в комнату Марианны и, увидев, что она проснулась, сказала, что ее просит Марисабель.

Марианна обрадовалась звонку приемной дочери, особенно ее волнению, когда она спросила, дома ли Бето.

— Его нет, — устало ответила Марианна и разрыдалась.

— Мамочка! Что у вас там случилось?

— Луис Альберто накричал на Бето, Чоле ушла из дома, а он отправился ее искать, и вот до сих пор ни его, ни ее нет! Луис Альберто с ног сбился! Ты знаешь, как опасно в городе по ночам!

— Мамочка, прошу тебя, успокойся! Бето в безопасности…

— Он у вас?!

— Нет, он… у Виктории. Ну, у этой… танцовщицы из «Габриэлы».

— Откуда тебе это известно?

— Звонил Умберто, и он видел, как она его уводила… Пьяного…

— Вот замечательно! — воскликнула сквозь слезы обрадованная мать.

— Ты считаешь, что это замечательно? Замечательно, что он показывается в людном месте пьяным в обнимку с одной из этих?..

— Марисабель, — сказала, успокаиваясь, Марианна, — я бы сама отвела вас в публичный дом, если бы речь шла о вашей жизни и смерти! Да и потом, «Габриэла» не публичный дом и Виктория… не такая.

— А какая? Ты бы посмотрела на ее эротическое шоу!

— Ты сама от него в восторге…

— Я думала, что эротические наклонности Виктории ограничиваются только сценой…

— Скажи честно, девочка, тебе известно что-то, о чем ты умалчиваешь?

— А что еще должно быть известно?! Пьяный Бето в обнимку с этой…

Марисабель в сердцах бросила трубку.

Марианна с облегчением вздохнула. Головная боль прошла. Она спустилась в гостиную.

— Рамона, Бето нашелся! По всей видимости, он у Виктории. У той, что когда-то привела домой Луиса Альберто. Надо взять у него ее телефон!

Она пошла к нему в кабинет. Луис Альберто бросился к ней, обнял и нежно прижался губами к ее виску.

— Луис Альберто, Бето у Виктории!

Луис Альберто удивленно посмотрел на Марианну.

— Как он оказался у нее? — недовольно спросил он.

— Если бы я знала. Его видели в «Габриэле». Ты не дашь мне телефоны Виктории?

— Я сам ей позвоню, — мягко сказал он, поцеловав ее, и, заметив ее беспокойство, добавил: — Ради Бога, не бойся, я не намерен обижать Бето. Сейчас при тебе и поговорю с ним, если только он действительно у нее…

Но Луис Альберто не успел это сделать. Раздался звонок.

— Добрый день! — поздоровался суховатый официальный голос. — С вами говорит лейтенант полиции Эухенио Сепульведа. Мы задержали проживающую у вас Чоле Эрнандес…

— Боже! Наконец-то! Скажите, лейтенант, куда мне приехать за ней? — и, прикрывая трубку ладонью, Луис Альберто крикнул Марианне: — Чоле нашлась!

Лейтенант Сепульведа назвал адрес больницы и прибавил:

— Она не в себе… Мы поместили ее в нашу больницу. Вы можете ее забрать в любое время. Однако вы должны дать поручительство о ее невыезде в связи с расследованием о похищении ею ребенка.

— Не понимаю вас…

— Приезжайте, и мы посвятим вас в подробности. Думаю, что она действовала бессознательно. Сейчас составляется медицинское заключение о ее состоянии…

Луис Альберто не стал передавать Марианне подробности этого разговора, а только сказал:

— Она в больнице, я еду туда, а ты, умоляю тебя, отдохни.

В дверях уже стояла Рамона, — в руке дымилось нечто долженствующее принести Марианне успокоение и глубокий сон — то, в чем она сейчас больше всего нуждалась.

Она отвела Марианну в ее комнату и помогла ей лечь.

Марианна попросила Рамону принести из комнаты Бето один из альбомов, которые Бето позаимствовал у приятеля — Поля Дельво, и стала рассматривать репродукции, остановившись на той, где была изображена пустыня, по которой брели в разных направлениях полуобнаженные и вовсе обнаженные люди…

Она увидела себя среди них. «Как странно, — подумала она, засыпая, — что я вижу самое себя…»

Тогда-то, позвонив, Бето и узнал от Рамоны, что Чоле нашлась, отец поехал за ней, а мама Марианна спит.

Глава 82

Бето взял такси и отвез Викторию в «Габриэлу».

Готовясь расплатиться с шофером, он обнаружил в кармане брюк конверт с деньгами, который всучил ему Себастьян под видом миллиона. Себастьян рассчитывал на то, что Блас, в случае, если бы он когда-нибудь вздумал проверить, вернул ли Себастьян миллион Бето, получит от того положительный ответ, а ежели возникнут «разночтения» в сумме, так ведь, простите, Бето был в большом подпитии…

Обнаруженные — лишние — деньги озадачили Бето, он смутно припомнил, что Себас действительно махал у него перед носом чем-то вроде конверта, но тут же Бето переключился на расчет с водителем, забыв на время о прибавлении денег.

Виктория предложила на прощание выпить чашечку кофе в артистическом баре. Однако, вызванная Диди в кабинет к Бласу, вынуждена была оставить Бето у стойки.

Он сел на табурет и заказал кофе.

На глаза ему легли неведомые ладони. Носом он ощутил запах духов, а лопатками — прикосновение двух эластичных женских экстремальностей.

Это была полосатоштанная Вивиан, которая, попросив разрешения, села рядом с ним за стойку.

Бето вспомнил упоминание Виктории о том, что Вивиан принимала деятельное участие во вчерашнем его спасении, которое завершилось освобождением его от лишней верхней одежды, — он густо покраснел.

— Что, юноша, стыдно? — Она залилась звонким смехом и вдруг, оглядываясь по сторонам, зашептала: — Да не бойся, я никому не проболтаюсь!

Бето успокоило обещание Вивиан никому не рассказывать о том, что его, пьяного, раздевали две молодые танцовщицы из ресторана-кабаре «Габриэла». Однако он еще не знал, какой сладостный грех совершил он в хмельном беспамятстве вместе с Викторией, которая, оказывается, без ума от него.

Вивиан играла бровями, губами, ноздрями, выбирая слова, чтобы не ранить Бето и не обидеть свою подругу.

— Не было этого, — буркнул ошарашенный Бето.

— Было, было, голубчик! Она считает, что ты справляешься с мужскими обязанностями получше… твоего отца.

Бето поперхнулся кофе и уставился на Вивиан, только сейчас догадавшись о том, что она его шантажирует.

Да что же это такое! Из одного котла в другой! Видимо, и впрямь он смахивает на теленка, если каждый и каждая может наговаривать на него!

— И не вздумай говорить об этом Виктории! Я ее так ославлю перед твоим отцом, что ей не поздоровится. И вот что, мне бы деньжат немного…

Она уставилась на него колючим взглядом стартующей наркоманки, в котором он прочитал беспощадную решимость довести дело до конца.

Бето с омерзением сунул ей конверт с тремястами тысячами и выскочил на улицу.

Глава 83

Врач провел Луиса Альберто в палату и указал на койку возле окна.

Увидев Луиса Альберто, Чоле задрожала, лицо ее выразило сложную гамму чувств — от ужаса до мольбы. Это лицо не было лицом нормального человека.

Чоле судорожно натянула простыню на голову. Врач жестом подозвал медсестру и попросил сделать пациентке успокаивающий укол, но медсестра ответила, что такой укол недавно был сделан.

Врач подошел к койке и сел на стул. Он осторожно стянул с лица Чоле простыню. Могло показаться, что она спит с открытыми глазами, если бы через определенные интервалы по ее лицу не пробегала судорога. Врач протянул к ней руку и гипнотическими пассами снял судорогу…

Только сейчас Луис Альберто понял всю меру потрясения, которое пережила Чоле, узнав, что он выгнал родного сына из дома.

Чувство вины, признательности и сострадания заставило его подойти и погладить несчастную по голове.

Она уже не чувствовала его прикосновения, провалившись в глубокий сон.

— Я думаю, лейтенант ошибается, полагая, что вы можете немедленно забрать ее, — сказал после некоторого раздумия врач, заглянув в историю ее болезни. — Пусть Чоле Эрнандес побудет у нас. Пока не будет уверенности, что она вышла из своего состояния. Это должно произойти через неделю, максимум через десять дней. Я обещаю подробно информировать вас о положении дела.

На тумбочке Чоле Луис Альберто увидел вазу с апельсинами, яблоками и киви и небольшой букет роз. Он вопрошающе взглянул на врача, и тот, улыбнувшись, сказал:

— Это принесла Клаудия, студентка, та, что обратила внимание на нашу пациентку в подземном переходе, поняла, что с ней творится неладное, и позвала полицейского.

В коридоре, прощаясь, врач сказал, тронув Луиса Альберто за рукав:

— Поймите меня правильно… Ни вам, ни вашим близким не следует навещать ее, пока я сам вас не приглашу. Ей противопоказано какое-либо волнение.

— Доктор, не дадите ли вы мне телефон или адрес этой студентки?

— Вы узнаете его в полицейском участке нашего района у лейтенанта Сепульведы…

После посещения больницы Луис Альберто побывал у лейтенанта Эухенио Сепульведы, который дал ему телефон свидетельницы Клаудии Сеа и кратко рассказал о злоключениях Чоле.

Луис Альберто ужаснулся, представив, что могло произойти с ребенком в руках невменяемой женщины. Его поразила мысль о том, как фатально жизнь одних людей зависит иногда от событий, происходящих далеко от них.

Вот он вспылил, накричал на сына, выгнал его из дома, а маленький ребенок, еще не вступивший в сознательную жизнь, стал жертвой его гнева, мог погибнуть. Из-за него! Словно его — Луиса Альберто — ярость по невидимым каналам растеклась по миру. Луису Альберто представилась вся мера ответственности человека перед людьми. И он подумал о Бето — надо как можно скорее его найти, как можно внимательнее выслушать его…

Из своего офиса Луис Альберто позвонил домой и, узнав, что Марианна спит, пересказал Рамоне ситуацию. На его вопрос, дома ли Бето, Рамона ответила, что тот пока не объявлялся.

Луис Альберто набрал номер Виктории. Трубку не сняли — значит, Виктории не было дома. Луис Альберто знал, что Бегония подходит к телефону, лишь когда слышит три звонка, после которых Виктория тут же снова набирает номер.

До начала совещания оставалось десять минут. И он решил позвонить незнакомой студентке — Клаудии Сеа, наблюдательность которой избавила Чоле и похищенного ею ребенка от худшего.

— Слушаю вас, — раздался в трубке спокойный грудной голос.

— Простите, вы сеньорита Клаудия? Вас беспокоит Луис Альберто Сальватьерра. Хочу от всего сердца поблагодарить вас за внимание к нашей родственнице Чоле Эрнандес!

— Сеньор Сальватьерра, а как бы поступили вы? — удивленно воскликнула Клаудия и добавила, вздохнув: — Если бы вы видели ее там…

— Сеньорита Клаудия, я был бы вам очень признателен, если бы вы нашли время и наведались к нам.

— Я не хотела бы вас утруждать…

— Не подумайте, будто мое приглашение продиктовано формальными соображениями. Просто мне захотелось познакомиться с вами…

— Вот уж не обязательно! — недовольно ответила Клаудия.

Луис Альберто усмехнулся про себя, вспомнив о повальной подозрительности феминизированных студенток, бдительно следящих за тем, чтобы преподаватели не позволяли себе по отношению к ним каких-либо фривольностей и домогательств, смахивающих, по их мнению, на «сексуальные притязания».

— Мне кажется, Клаудия, у вас очень доброе сердце. Пусть Бог продлит годы ваших родителей, которые привили вам чувство сострадания к ближнему…

— У меня нет матери, — сказала Клаудия. — Я приехала из Керетаро, там остались отец и два брата. Отец адвокат, сейчас он на пенсии. Братья учатся в школе… А у вас есть дети?

— Двое. И они иногда доставляют мне немало волнений.

— А знаете, я приду к вам. Благодарю вас за приглашение. Дайте мне ваш телефон и адрес. Я проведу у вас анкетирование.

— Что, простите?!

— Анкетирование. Вы ответите на некоторые вопросы, связанные с вашими взглядами на семью.

Диктуя свои телефоны и адрес озабоченной проблемами роста народонаселения Клаудии, Луис Альберто вспомнил о цветах и фруктах на тумбочке у Чоле и на прощанье пошутил:

— Клаудия, только учтите, я бесплатно анкеты не заполняю. С вас такой же замечательный букет, какой вы принесли Чоле!

Глава 84

Бето был в полной растерянности. Сидя в скверике напротив входа в «Габриэлу», он ломал голову над тем, что ему делать дальше?

Хладнокровный шантаж Вивиан потряс его. Он не знал, как отнестись к нему. Во всяком случае, идти домой он пока не может.

Он решил было до конца объясниться с отцом, но как он теперь посмеет глядеть ему в глаза?!

Бето был неопытен в любовных тонкостях. Обдумывая сказанное Вивиан, он понял, что, хотя все это ложь, он переступил черту, за которой его могут ждать большие осложнения. Его неосмотрительность может причинить огромный вред людям, которых он любит и которые сделали для него так много. Чоле уже пострадала. Марианна не находит себе место. Отец взвинчен. Марисабель покинула их дом…

Ведь он действительно провел ночь наедине с Викторией. Его отца и ее связывали какие-то таинственные отношения, не хватало только, чтобы пошли слухи, будто отец и сын ухаживают за одной и той же девушкой.

Боже, мама-то что подумает!

Нет, домой он пока пойти не может… Но где он будет спать? Заниматься?

Виктория! Только она сумеет его понять! Он обсудит с ней свое положение и попросит позволения переночевать у них. Она не откажет!

Бето прождал ее около часа. И решил поехать к ней и дождаться ее возвращения у нее дома.

Он накупил целую сумку продуктов и букет гвоздик.

Выйдя из лифта и свернув в коридор, он чуть не сбил с ног бородатого плечистого человека в темных очках, одетого в броский клетчатый костюм, в руке у него дымилась сигара. Бето почудилось, что при виде его незнакомец несколько опешил. И еще ему показалось, что он уже где-то его встречал.

Постучав дверным молотком, Бето услышал пугливые удалявшиеся шаги. Он громко сказал:

— Бегония, это я, Бето! Открой!

Теперь он услышал прежние шаги вприскочку, как будто раньше по квартире металась совсем другая девушка.

Бегония отперла, повернув три раза ключ, отодвинув засов и сняв цепочку.

Она была бледна и дрожала. У нее были испуганные глаза.

Она прильнула к Бето и выглянула за порог, тыча пальцем в сторону коридора и прикладывая пальцы к губам, как будто курила сигару.

— Тебе не нравится сигарный дым? — пошутил Бето, принюхиваясь.

Она подбежала к столу и «сказала» на листе бумаги:

«Это тот самый запах!»

— Какой запах?..

«Виктория тебе потом расскажет».

Бето вызвался помочь на кухне. Они принялись стряпать. Бето занялся овощами, а она поставила вариться мясо.

Позвонила Виктория. После нескольких постукиваний Бегония передала трубку Бето. Виктория крайне удивилась, услышав его голос.

— Бето, что случилось? Ты не поехал домой?

— Я не дождался тебя, а мне надо с тобой поговорить. Сейчас не могу, — он покосился на Бегонию, деликатно вышедшую из комнаты. — Но это очень важно, и мне не с кем больше посоветоваться.

— Хорошо. Я приеду через час.

— Мы тут готовим обед…

— Вот молодцы! Тогда я выезжаю немедленно! С ног валюсь от голода!

Глава 85

Блас Кесада, в клетчатом обличии и искусственном волосяном покрове своего вымышленного брата Альфонсо, еще раз наведался к домовладелице, у которой снимала квартиру Виктория.

В первый приход он еле достучался.

Пышногрудая сеньора Алисия Арау, в прошлом артистка кордебалета провинциальной труппы, была заядлой меломанкой: в ушах у нее чуть ли не с утра до ночи торчали наушники плейера.

Непостижимым образом сквозь эту плотную музыкальную завесу (ах, Моцарт! ах, Верди! ах, Мусоргский!) мог моментально пробиться лишь ее кот Сталин, прозванный ею так потому, что охотился за мышами не менее хитроумно, чем его прототип — за Троцким, расправляясь с ними с не меньшим хладнокровием и жестокостью. Сталину достаточно было мяукнуть, чтобы великие композиторы поутихли, уступив место сюсюкающим причитаниям меломанки, приступавшей к кормлению деспота дурно пахнущей рыбой и молоком.

Бородач завоевал сердце сталинской прислужницы кассетами с элитарными записями классики. В первый раз он объяснил причину своего визита желанием снять у нее в доме мансарду, чем тут же расположил ее к себе.

Блас был прирожденным психологом, тонко чувствовал сильные и слабые стороны людей, легко лавировал в той или иной ситуации — уже через две минуты тема мансарды ушла на второй план.

А на первый выступили воспоминания Алисии Арау о ее балетных подвигах. Выходило так, что ее стремительное продвижение в одном бесконечном вихревом пируэте вверх по склону балетной карьеры, с обгоном и сбрасыванием в пропасть неудачливых соперниц, едва не завершилось взятием пика славы, да зрение стало портиться, в результате чего она и вынуждена была уйти в тылы кордебалета…

Блас ломал голову над тем, как лучше осуществить похищение Бегонии. Выманить ее из квартиры не представлялось возможным. Немая девушка ни за что не откроет постороннему. Нельзя же использовать единственную знакомую ей женщину — домовладелицу — для того, чтобы та попросила впустить ее и похитителя?..

Стоп! Вот и найдено решение!

В сегодняшнее посещение Алисии Арау его внимание привлекла ее жалоба на мышей. Мыши, крысы, тараканы и другая зловредная живность — сущая напасть для больших городов. Специальные службы не справляются с ними.

Домовладелица упомянула о мышах, когда Блас, он же Альфонсо, желая произвести на нее самое благоприятное впечатление, взяв Сталина на колени, стал поглаживать его.

Тогда-то его и осенила эта замечательная идея.

— Донья Алисия, вы говорите, что, несмотря на все проворство вашего великолепного тигра, жильцы продолжают жаловаться на мышей… Я благодарю вас за откровенность. Другая хозяйка не стала бы выставлять свой дом в неприглядном свете тому, кто хочет у нее поселиться. А что если я пришлю вам редкостного специалиста по борьбе с грызунами?

— Это, должно быть, дорого? — осмотрительно поинтересовалась донья Алисия.

— Пусть это вас не заботит, считайте, что я пекусь как бы и о себе, ведь я хочу снять у вас мансарду…

— Не опасно ли это для домашних животных? — забеспокоилась хозяйка Сталина.

— У моего друга-специалиста собака и попугай, а ведь он и у себя травит мышей и тараканов… Он сейчас в отъезде, но я обязательно пришлю его. Он работает с двумя помощниками…

После вторичного осмотра снятой им мансарды он спросил, позволительно ли ему вручить донье Алисии задаток в виде платы за полгода вперед, чем несказанно ее обрадовал.

Квартира домовладелицы находилась в конце коридора, на том же этаже, где была квартира сестер Хауристи. Возвращаясь от доньи Алисии, Блас, приблизившись к дверям их квартиры, с особым удовольствием затянулся дымом любимой сигары.

Неплохо придумано. Когда Виктория будет в кабаре, Диди, в присутствии доньи Алисии, произведет предварительный осмотр «объекта», где он должен травить мышей, расположив к себе Бегонию. Через день Бегония, узнав его голос, откроет ему…

Тут-то его чуть и не сбил с ног Бето. «Интересно, заприметил ли он меня, когда я был у его отца?» — забеспокоился Блас. А хоть бы и заприметил. Да, скромный сценарист и режиссер побывал в доме, где хочет снять мансарду.

И еще Блас подумал о том, что, вероятно, сестры Хауристи пришлись по душе Бето.

Ну, что же, тем больше эмоций в доме Сальватьерра будет содействовать выкупу Бегонии.

Глава 86

После обеда Бегония отправилась на кухню мыть посуду, а Виктория, глядя в упор на Бето, сказала:

— Бето, мне не нравится, что ты зачастил к нам. Бегония нездорова, у нас много своих непростых проблем. А я чувствую, что ты нашел удобное место для пустого времяпрепровождения.

Она видела, что ее слова ранят самолюбивого парня. Этого она и добивалась. У нее не было другого способа поставить все на свои места. Пообщались, и хватит. Ему пора возвращаться домой. Она не хотела иметь проблемы с Луисом Альберто. Не из моральных соображений. Дело куда проще, прагматичнее: Луис Альберто обещал позаботиться о Бегонии, пока Виктория будет отсутствовать. Она не может подвергать опасности эту возможность.

Бето встал, губы его дрожали. Он махнул рукой и направился к двери. Виктория, поморщившись, прицокнула языком:

— Стой! Садись. Объясни, почему ты не пошел домой?

— Потому что не могу! Потому что меня топят, а я не знаю, как выбраться на берег! Потому что никто не хочет выслушать меня до конца!

С кухни прискакала испуганная Бегония, в фартуке, с тарелкой и кухонным полотенцем. Виктория подошла к сестре, обняла ее и шепнула:

— Не волнуйся, у парня разыгрались нервы, он хочет о чем-то посоветоваться со мной. — Она развернула ее и наподдала ей легкого шлепка. — Марш на кухню!

Виктория осталась стоять в дверях, прислонившись к косяку.

— Рассказывай.

— Твоя подруга Вивиан утверждает, что я… что мы… якобы этой ночью…

Виктория расхохоталась.

— Вивиан в своем репертуаре! Она и мне высказала свои подозрения. А ты сам не понимаешь, что это не так?

— Но она потребовала деньги за свое молчание! Она пригрозила рассказать отцу!

Виктория побледнела.

— И ты дал ей деньги? Говори, дал?!

— Дал…

— Сколько?

— По-моему, триста тысяч…

— Сколько, сколько?!

— Мне Себастьян подсунул конверт. Я так и не понял зачем… Там было триста тысяч. Я так испугался ее слов, что отдал ей весь конверт…

— Ты понимаешь, что этим ты как бы признал нашу…

Бето выпучил на нее глаза.

— Как можно признать то, чего не было?

Виктория мрачно покачала головой: ребенок, сущий ребенок…

— Слушай. Я хочу откровенно сказать тебе следующее. Состояние сестры очень серьезное. А тут еще… Вокруг квартиры какой-то дым сигарный… вьется. — Она помолчала и смущенно добавила: — Так как я должна лететь на неделю на Кубу, я посоветовалась с твоим отцом, куда лучше пристроить Бегонию. И он тут же предложил взять ее к вам… Падре Адриан, которому он обмолвился о нашем разговоре, тоже не прочь пригласить ее к себе.

Бето участливо кивал, слушая ее.

— Теперь ты понимаешь, чего я боюсь? В твоем конфликте с семьей мы с Бегонией оказываемся между молотом и наковальней.

Бето опустил голову. Потом посмотрел на Викторию. В его глазах было столько растерянности, что ей стало его жалко.

— Вот что, Бето. Вивиан я беру на себя. А ты возьми на себя примирение с отцом… Дома ведь уже знают, где… ты провел ночь. Должно быть, Вивиан и донесла. Впрочем, нет. Если бы она сделала это, ей нечем было бы тебе угрожать. Значит, нас увидел вместе кто-нибудь из твоих знакомых… Ну, конечно, Себастьян или Кики!

Бето отверг это предположение. Себас не стал бы сейчас шкодничать. Бето пришлось рассказать Виктории про похищенные четки, про то, как он выкупал их у негодяя и как того, по-видимому, заела совесть — стал бы он иначе возвращать триста тысяч, те самые, которые Бето отдал Вивиан.

— Так что вряд ли это сделал Себас, — заключил Бето. — А уж Кики ничего без ведома своего дружка не предпримет.

— Тогда, возможно, донес Умберто, жених Марисабель. Я видела его в зале. На этот раз он был один и громче всех мне хлопал, а лысина его сверкала, как ночью маяк! — развеселилась Виктория. — Его сестра мне проходу не дает! Но клянусь, моим мужем будет не женщина!

У Бето снова поднялось настроение. Все-таки Виктория замечательная девушка: как просто с ней, как разумно она мыслит!

Позвонив домой и узнав от Рамоны, что отец на работе, он набрал номер его офиса и сказал:

— Отец, я виноват перед тобой. Я тебя очень люблю и прошу только об одном — верить мне. Я могу вести себя не так, как следовало бы, могу что-то недосказать. Но я никогда тебе не солгу…

— Сынок, я не сомневался в этом. Прости, если обидел тебя. До вечера!

На глазах Бето блестели слезы, а душа его ликовала.

Виктория крепко его обняла и расцеловала. С кухни прибежала Бегония. Она тоже шутливо полезла целоваться.

— Ну, ну! — оттащила ее Виктория. — Рано еще!

Теперь они повалили на ковер Викторию, теперь Виктории пришлось вертеться на лопатках и визжать от щекотки…

Выйдя на улицу, Бето взял такси и через полчаса был дома…

Блас никогда не был женат. Но влюблялся не раз.

Он не мог причислить себя к разряду жарких донжуанов. С женщинами вел себя, как подобает настоящему мужчине. Он не любил, когда при нем рассказывали сальные подробности интимных подвигов. Ему не нравилась порнография и пошлые анекдоты.

Трудно сложилась его судьба, не раз он был на шаг от смерти в тюрьмах и в джунглях (в настоящих, где транспортировал оружие и наркотики, и в городских, где какое только зверье не встречалось).

Конечно, иногда он думал о том, что неплохо бы обзавестись семьей, детьми, но все откладывал это на будущее… Если только оно было ему суждено…

Вивиан ему нравилась.

У нее были тонкие черты лица, мягкая линия рук, нежная кожа. А полуоткрытые губы, казалось, были созданы для поцелуев. Она была по нему. Не раз, думая о ней, он вздрагивал и улыбался.

Но дальше тела ее не пускал. Ее оболочка не соответствовала содержанию.

Танцовщицы знали об их связи, некоторые завидовали Вивиан, относясь в то же время с уважением к Бласу, который не злоупотреблял в своем курятнике неоспоримыми правами петуха.

Самая веселая из них — мулатка с острова Гваделупы — Лулу говорила с милым французским акцентом обитательницы этого заморского департамента Франции:

— Я сюда работать приехала, а не!.. Платил бы побольше, а ухажера я себя и сама найду!

В последнее время Блас все чаще сердился на Вивиан за ее откровенную алчность. Он неплохо платил, а она все чаще намекала ему на то, что он скуп.

Блас ни разу в жизни не покупал женщину. Самолюбие не позволяло. Конечно, он тратился на них, платя за ужин в ресторане, за подарки, за поездку к морю. Но это были затраты косвенные, от всей души и по своей прихоти.

Намеки Вивиан начали раздражать его, а несоответствие ее привлекательности и мелочных притязаний вызывали приступы злобы.

Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, было обнаружение в ее сумочке знакомого ему конверта.

Он унизился до обыска, пока она спала. Возвращаясь ночью из туалета, он увидел, что ее сумочка открыта. Он подозревал, что она держит там наркотические таблетки, поэтому взял сумочку и, выйдя на кухню, ознакомился с содержимым этого аксессуара женского туалета. На дне лежал тот самый конверт с тремястами тысяч, которые Блас дал Себастьяну для успокоения Бето.

Первой его мыслью было: Себастьян расплачивается с Вивиан его же — Бласа — деньгами. Однако он тут же понял абсурдность этого подозрения: никогда Себастьян таких денег на женщину не потратит.

Тут же он подумал, что деньги Вивиан стащила у Бето, когда вместе с Викторией укладывала его спать, о чем она с энтузиазмом рассказывала Бласу. Это требовало проверки.

Он грубо разбудил Вивиан и, не дав ей времени протереть как следует глаза, сунул ей под нос конверт.

— Как к тебе попали эти деньги?!

— Ты рылся в моей сумке! — завопила Вивиан, но, получив хлесткую пощечину, запричитала: — Мне их Бето дал!

— За какие такие заслуги?

Вивиан, окончательно проснувшись, испуганно захлопала глазами. Слезливым голоском она запричитала, оправдывая свой неблаговидный поступок намеками на прижимистость Бласа:

— У меня копейки лишней нет! Я вся в долгах! Я его увидела, и сама не знаю, как это произошло, взяла да и ляпнула в шутку, что он по следам отца пошел, к Виктории нашей клеится, а он с перепугу в карман и деньги мне сует, а я что, отказываться буду? — И пошла «по второму кругу»: — У меня копейки лишней нет!..

Не в обычаях Бласа было до конца обнаруживать свои мысли. Прекратив допрос, он неожиданно сменил гнев на милость, улегся рядом с Вивиан и обнял ее. «Ревнует!» — со смешанным чувством радости и обиды подумала она, прижимаясь к Бласу.

— Что ты накинулся на меня! Подумаешь, деньги стрельнула у Бето…

Она зевнула и, уже засыпая, еле слышно промолвила:

— Сам-то разве не замышляешь ободрать Луиса Альберто?..

Лучше бы она этого не говорила.

Она уснула, не догадываясь, что ей суждено поплатиться не только за свою неразборчивость в добыче средств для покупки наркотиков, но и за чрезмерную наблюдательность.

Глава 87

Наутро, уходя от Вивиан, Блас, как бы не придавая этому особого значения, сказал ей:

— Вивиан, прошу тебя, радость моя, не приставай больше к младшему Сальватьерра. Не тяни из него деньги.

— Что ты так опекаешь этого сосунка!.. Для него деньги не деньги. Ладно, раз ты просишь, больше не буду…

— Не хочу лишаться таких именитых клиентов.

— Зачем объяснять, я же сказала!

— Вот возьми. — Блас бросил ей в сумочку несколько крупных ассигнаций. — Прилетим с Кубы, я тебе повышу жалованье.

Она полезла к нему целоваться, и он великодушно дал себя помусолить прекрасным, но холодным губам надоевшей ему куклы.

— Ты проследил, отдал ли Себас деньги Кики? — спросил Блас вышибалу Диди.

— Твой конверт запечатанный он ему в штаны точно сунул, — ответил Диди.

— А сверх того?

— Больше ничего. Только твой конверт из бокового кармана вынул и отдал Бето. Он и это едва успел, Бето его чуть бутылкой не угрохал!

— Гляди, какой боевой…

Блас задумался. Как он и предполагал, Себастьян все деньги не отдал.

Он велел Диди как можно скорее разыскать его и прислать к нему.

— Почему ты не отдал Бето весь долг?

Себастьян внимательно посмотрел на Бласа и понял, что финтить бесполезно.

— Не успел… Он чуть мне бутылкой не двинул…

— Вот это похоже на правду, — одобрительно сказал Блас, давая понять пройдохе, что ему все известно и что хотя он суров, но справедлив, когда ему не лгут. — Так что изволь вернуть ему деньги как можно быстрей! Мы улетаем на Кубу. Сроку у тебя пять дней!

Блас заранее знал, что ответит ему на это Себастьян: это и была ловушка.

— Где я за такое время столько денег раздобуду! Я ведь деньги раздал по карточным долгам!

— Тогда придется отработать.

— А что нужно делать?

— Придет время, объясню…

Пора было заняться похищением Бегонии.

Итак, под видом специалиста по борьбе с грызунами Диди в присутствии домовладелицы заглянет во все квартиры дома, в том числе и в квартиру Виктории.

Конечно, сделать это надо, когда та будет на репетиции, Блас проследит за этим. Диди должен разыграть добряка и понравиться Бегонии.

В день похищения Диди без ведома домохозяйки постучится к Бегонии и назовется и, когда та откроет ему, усыпит ее хлороформом. По черной лестнице перенесет ее в мансарду. Себастьян и Кики, которые ничего не будут знать о задаче Диди, будут стоять на стреме у входа в дом, чтобы отвлечь внимание домохозяйки или жильцов, если вдруг они появятся.

В мансарде уже будет находиться врач, которого в тюрьме, где сидел Блас, товарищи по отсидке звали Скальпелем. Он должен обеспечить тщательнейший уход за больной девушкой, чтобы Блас — в роли спасителя мог «вручить» ее в «полной кондиции» Виктории, разумеется, после получения выкупа.

Блас немедленно оповестит Викторию о похищении Бегонии и определит размер выкупа, а та непременно бросится к Луису Альберто.

В том, что он тут же отреагирует на трагическое происшествие, Блас ни минуты не сомневался: подслушанная им интимная беседа в ресторане между Луисом Альберто и Викторией, когда она попросила его об опеке Бегонии на время ее отсутствия, и его дружеская озабоченность судьбой сестры танцовщицы полностью гарантировали успех криминального умысла.

Себастьян догадывался, что Блас затевает нечто неординарное и что ему в этом уготована всего-навсего вспомогательная роль.

Это его раздражало. Ему не нравилось ходить в упряжке.

Он всегда мечтал действовать самостоятельно, но человек предполагает, а Бог располагает: не стал он крупным воротилой. Под началом у него только придурок Кики.

На нем он и вымещал зло.

В последнее время Кики обтяпывал делишки на стороне, не посвящая в них Себастьяна, и это его настораживало. Не только потому, что Кики утаивал от него свои барыши, — попадись он в лапы полиции, не миновать и Себастьяну каталажки. Он знает Кики как облупленного: двинут ему разок по шее, он и мать родную продаст!

Особенно беспокоило Себастьяна то, что Кики сбывает наркотики в школах, — за это власти карают сурово!

Кроме того, в последнее время он начал приторговывать также порнографическими открытками собственного производства.

Две недели назад Кики показал несколько таких открыток Себастьяну, нагло предложив купить их: довольно гнусные сюжеты, крупные планы промежностей, конечно, без лиц волосатого участника и совсем юной участницы примитивной фотографической оргии.

Себастьян послал Кики к дьяволу, сказав, что если вдруг захочет полюбоваться на голых девочек, то купит лучше «Плейбой» или «Пентхауз», а не эту дрянь.

Себастьяна больше всего насторожило то, что на следующий день Кики, указав на проходящую мимо скромную школьницу, глумливо похвастался, что на порноснимках снята именно она. На вопрос Себастьяна, кто исполнил роль соблазнителя, Кики загадочно устремил глаза к небу…

Нет, не нравилось все это Себастьяну. Он не был моралистом, но «загреметь» из-за идиота, который наверняка попадется и выложит в участке помимо своих также и совместные дела и аферы Себастьяна, — такая перспектива его никак не устраивала.

Глава 88

Луис Альберто избавил Бето от объяснений. Он обнял сына и рассказал ему о состоянии Чоле.

— Отец, я хочу как можно скорее ее увидеть!

— Врач сказал, что это сейчас может только усугубить ее состояние.

— Но хотя бы что-то купить ей!

— Она ни в чем не нуждается, — Луис Альберто улыбнулся. — И есть ангел-хранитель, который навещает ее. Вернее, ангелица…

— Не понимаю.

— Я же рассказал тебе о том, что на ее ненормальное состояние обратила внимание одна девушка. Это студентка-психолог Клаудия Сеа. У нее добрая душа, она навещает Чоле, приносит ей фрукты и цветы.

— Я хотел бы сделать то же самое…

— Видишь ли, только ее Чоле не боится. Доктор считает, что визиты Клаудии благотворно воздействуют на Чоле… И наше присутствие пока не обязательно.

— Неужели она мне не обрадуется?

— Каждый из нас напомнит ей о случившемся. Я ли это, ты или мама, в ее теперешнем состоянии мы являемся только раздражителями, а это для нее самое опасное.

— Ты видел эту девушку?

— Нет. Но я разговаривал с нею по телефону и пригласил ее к нам. — Луис Альберто расхохотался, назидательно подняв указательный палец. — Она проведет у нас анкетирование!

— Уж не «гуманистка» ли она?

— Вроде бы не «гуманистка». Она занимается проблемами народонаселения…

Луис Альберто оценил шутку Бето.

В последнее время на улицах не стало прохода от юнцов и девиц, пристающих к прохожим с требованием заполнить анкету с вопросами одного аргентинского, с позволения сказать, философа-«гуманиста» с явными замашками фюрера.

Его шумные появления на телеэкранах в окружении холеных полуграмотных соратников, пустопорожние рассуждения о гуманности и сами идеи, похожие на силос из различных философских работ, резко контрастировали с понятием человечности, требующей не словопрений, а реальной помощи голодным и униженным людям, которых немало в разных уголках земли. Этот словесный «силос» был явно рассчитан на приобретение голосов избирателей, которые продвинут еще одного демагога к власти. Жажда ее была написана у него на лице.

Увидев его как-то на экране в шумной толпе подобострастных почитателей, Луис Альберто вспомнил изречение его соотечественника, аргентинского поэта Антонио Поркья: «Сто человек — одна сотая часть человека…»

— Нет, она не «гуманистка»! — рассмеялся Луис Альберто. — Разве «гуманистка» проявила бы такое внимание к незнакомой старой женщине, сидящей в подземном переходе с ребенком на руках…

Две мысли не давали Бето покоя: Вивиан с ее угрозой сообщить отцу о его «грехе с Викторией» и шнурок от четок, которые Себастьян то ли забыл ему отдать, то ли умышленно оставил у себя.

Он позвонил Себастьяну.

— Себас, что за деньги ты мне подсунул?

— Не подсунул, а вернул. Хотел и остальные отдать, да ты за бутылку схватился… Я отдам…

Эта мысль понравилась Бето: вот и будет денежный запас на случай, если Вивиан станет тянуть из него новые деньги.

— Хорошо, — сказал он как можно более «мафиозным» голосом. — Ловлю тебя на слове! И вот что еще! Немедленно отдай шнурок от четок!

— Что орешь! Приходи в восемь к «Габриэле», я вынесу…

Присутствовавший при этом разговоре Кики навострил ухо: со слов Себастьяна он понял, что тот вынесет Бето оставшийся долг.

Его рука сжала в кармане кастет…

Глава 89

Настроение Марисабель все больше удручало Джоану. Ее переезд к ним не принес родителям ожидаемого счастья.

— Ничего, — успокаивал жену Карлос, — надо потерпеть, она привыкнет.

— Я понимаю! — отвечала Джоана со слезами на глазах. — Но пойми и ты, разве об этом я мечтала, когда нашла ее и долгие месяцы ждала, когда, наконец, смогу прижать ее к груди, как дочь!

Карлос отшутился:

— Мы с ней долго не виделись… Целую жизнь.

Своими переживаниями Джоана поделилась по телефону с Марианной.

— Понимаешь, дорогая, она ходит как в воду опущенная. Я никак не могу до нее достучаться. Уезжает на занятия, приезжает, поест, поспит, сидит у себя. Когда я вхожу, она хватает книгу и говорит, что на завтра много задали.

— А что Умберто?

— С Умберто мы покончили, — нервно засмеялась Джоана. — Нам его лысина не нравится. И еще, видите ли, он таращится на Викторию. А кроме того, понимаете ли, у него сестра лесбиянка!

— Джоана, ты сама знаешь, что для нашей девочки Умберто был всего лишь картой в игре с Бето… Ты упомянула Викторию?..

— Да, танцовщицу из «Габриэлы». Во время последнего похода туда Марисабель сделала вывод, что Виктория нравится как Умберто, так и его сестре. К тому же Марисабель взбрело в голову, что сестра Умберто и на нее заглядывается. Прибавить к этому, что и Умберто, и Бето, по ее мнению, отвернулись от нее… Она считает, что не может и никогда не будет пользоваться успехом у мужчин!

— Это наша-то красавица?!

— Марианна, не смейся! Меня это очень беспокоит!

— Может быть, еще раз пригласить доктора Смита?

— Знаешь, я неоднократно об этом думала. Но если ее снова начнет посещать психиатр, не вобьет ли она себе в голову, что у нее не все в порядке?

Как бы там ни было, женщины договорились как можно скорее вытащить Марисабель из дома.

Обеспокоил Джоану и разговор с преподавательницей танца — одной из двух преподававших в училище русских балерин-сестер, Катей.

— Джоана, — сказала ей при встрече Катя. — Что происходит с Марисабель? Она стала такой невнимательной на занятиях… Прости меня за вопрос, может быть, у вас какой-нибудь конфликт дома?

— Ах, Катя, конфликт простой, она снова поссорилась с Бето, и ссоре этой не видно конца…

— Это бывает с девушками, сами были молодыми!

Катя знала о неожиданных событиях в жизни молодых людей, которые в один прекрасный день «переменили» родителей, знала о взаимных симпатиях Бето и Марисабель. Она часто видела их вместе на стадионе — общей собственности училища Марисабель и школы Бето и любовалась сначала «братом и сестрой», а потом «женихом и невестой».

Марисабель души не чаяла в Кате, обворожительной тридцатилетней блондинке из Новосибирского театра, которая вместе с младшей сестрой Дарьей осталась в Мексике в суровые времена, когда подобные поступки были чреваты самыми неожиданными последствиями.

В те драматические для сестер дни Джоана приняла участие в их судьбе. Они входили в труппу молодых артистов балета России, сопровождавших министра культуры во время его визита в Мексику. Джоана была ответственной за репетиции. Она сразу подружилась с сестрами, уровень мастерства которых поразил ее и мог бы открыть им дорогу в любой серьезный театр на континенте.

Джоана живо интересовалась условиями жизни и заработками балерин в России и с удивлением узнала о мизерных окладах и полной зависимости от прихотей театральных и городских чиновников, слепо подчинявшихся указаниям столичной бюрократии.

Однажды она была свидетельницей паники, возникшей у руководства делегацией в связи с появлением «американских купцов» — менеджеров из США, которые прилетели в Мехико посмотреть на русский молодой балет.

Джоане передалось нервное напряжение, которое испытывали молодые артисты, она знала о судьбе Нуриева и Барышникова, и, когда однажды Катя осторожно заговорила с Джоаной о том, что они с Дарьей мечтают остаться, она уверила их, что, если это произойдет, они могут рассчитывать на ее советы и посильную помощь.

Сестры не вернулись в Россию. Джоану подкупило то, что они сделали это, так как были сиротами, и за их поступок некого будет дома наказывать. «Что за страна, — с печалью подумала тогда Джоана, обожавшая русское искусство. — С одной стороны, бесплатно обучает сирот балету, а с другой — преследует родителей-заложников, чьи дети хотят работать в других странах!..» Джоана устроила сестер вначале в труппу театра в Гвадалахаре, а затем в училище, где теперь занимается Марисабель.

— Знаешь, Джоана, у Дарьи день рождения. Приезжайте с Марисабель к нам. Будут сибирские пельмени!

Джоана от всей души поблагодарила Катю за приглашение, ее тронуло желание подруги развлечь Марисабель.

Глава 90

Ровно в восемь Бето был в скверике напротив входа в «Габриэлу».

Точен был и Себастьян.

Он буркнул, что с возвращением денег придется немного повременить — он раздал кое-какие карточные долги (это было отчасти именно так), а оставшиеся триста тысяч вернул Бето. Но он надеется в ближайшее время сорвать хороший куш, и тогда уж…

Конечно, Бето очень хотелось возвратить Марианне потраченные ею деньги, но он понимал, что никогда не дождется их, и перешел к делу, которое интересовало его в первую очередь.

Себастьян предвосхитил его вопрос и протянул ему запечатанный конверт, в котором лежал шнурок.

Прощупав шнурок через бумагу конверта, Бето положил его в задний карман джинсов и встал.

— Себастьян, прошу тебя, прекратим наши встречи. Считай, что мы незнакомы. Ты знаешь, я хотел быть тебе верным другом. Но наша дружба не раз приносила мне несчастье…

«Богатеньким стал! — заканючил про себя завистник. — Якшаться не хочет, гаденыш!» Он оскалился:

— Нужен ты мне!..

Снова взяв «мафиозный» тон, Бето на всякий случай припугнул пройдоху:

— Как бы тебе самому не нарваться на неприятности! Если отец займется тобой, ни один адвокат тебя не вытащит. Я о тебе же пекусь, Себас!..

Трусоватый приятель оценил серьезность угрозы и примирительно сказал:

— Учту, братец.

На том и расстались.

Себастьян направился в «Габриэлу», а Бето шагнул в одну из безлюдных в это время аллей, которая выводила к автобусной остановке.

Быстро темнело.

Через какую-то минуту Виктория, заболтавшаяся в вестибюле с Лулу, увидела входившего в ресторан Себастьяна. Она спешила домой и, расцеловавшись с мулаткой, вышла на улицу и направилась к скверу.

Навстречу ей выскочил из кустов Кики, помчавшийся в «Габриэлу».

«Где один, там и другой», — подумала Виктория…

Бето шел по аллее, когда из-за дерева к нему метнулась тень. Это был Кики.

Он нанес Бето удар кастетом по голове и быстро обшарил его карманы. Но нашел в них лишь несколько сотен. В конверте, торчавшем из заднего кармана, ничего, кроме какого-то шнурка, не оказалось. Чертыхнувшись, Кики скрылся за деревьями…

Виктория чуть не споткнулась о тело Бето, он застонал.

Она вскрикнула и склонилась над ним, а когда узнала Бето и, коснувшись его волос, ощутила на руке кровь, побежала обратно в «Габриэлу» вызвать полицию и «скорую помощь».

— Что случилось? — спросил ее Себастьян, стоявший вместе с Кики около телефона.

— Да, что случилось? — вякнул, побледнев, Кики.

— Кто-то напал на Бето Сальватьерра и пробил ему голову.

— Вот бандиты! — неуверенно, но с большим пафосом, воскликнул Кики.

Себастьян внимательно посмотрел на него, — тот забегал глазами…

Виктория вернулась на место происшествия, где около Бето уже стояли три прохожих.

Полицейские и «скорая помощь» прибыли почти одновременно. Пострадавшему перевязали голову.

Полицейский попросил его внимательно проверить, не пропало ли что-нибудь?

— Несколько сотен песо, — ответил Бето, с радостью увидев, что рядом валяется конверт и в нем лежит вожделенный шнурок.

Полицейский записал адрес Бето. Цель покушения для него была абсолютно ясна.

Врач сказал, что молодой человек не нуждается в госпитализации, но спросил, не надо ли доставить его домой? Ему необходим постельный режим и наблюдение врача, чтобы проконтролировать заживление раны и убедиться в отсутствии побочных эффектов травмы.

Бето поблагодарил, и через пятнадцать минут, к ужасу Марианны, он, в сопровождении врача и Виктории, входил в дом: на голове у него белела чуть окровавленная повязка.

— Сеньора! — сказал врач. — Поздравляю вас с благополучным исходом! А вы, юноша, не ходите по аллеям Мехико с наступлением темноты. У нас и без вас хлопот хватает!

Виктория поблагодарила Марианну за приглашение остаться на ужин, но воспользовалась любезностью врача, предложившего доставить ее домой.

— Бето, дорогой мой, — всплакнула на груди сына Марианна, — когда окончатся твои несчастья!

Он вытащил из конверта шнурок и победно потряс им.

— Теперь Сор Хуана Инес де ла Крус, пребывающая на небесах, может не беспокоиться за свои четки!

— Ну что мне с ним делать! — улыбнулась сквозь слезы Марианна, обращаясь к Рамоне.

— Уложить в постель, — последовал лаконичный ответ. Взгляд Рамоны был задумчив. Скорее всего знахарка мысленно выбирала наилучшее сочетание трав для приготовления снадобья для врачевания ран.

Ее далекие предки, получавшие немало ранений в голову от тяжелых палиц в бесконечных сражениях с соседними народами, придавали подобным снадобьям первостепенное значение…

Глава 91

Бегающие глаза Кики насторожили Себастьяна — что, если именно он проломил голову Бето?

Хоть бы что-нибудь делал как следует — этот недоносок и убить-то толком не умеет.

Себастьян не на шутку испугался: а вдруг подозрение падет на него, Себастьяна?!

Ведь это он шантажировал Бето, а теперь, скажут, сдрейфил и решил убрать «клиента»…

Бласу это наверняка не понравится, он ведь неспроста приказал отстать от Бето и даже велел вернуть ему деньги.

Конечно, не дай он слабину и не сознайся, что отдал Бето лишь часть выуженных у него деньжат, можно было бы отпереться, сказав, что он их все и отдал и что они достались грабителю, который напал на Бето…

Впрочем, нет, он правильно сделал, что сознался: Бласу это понравилось.

А вот то, что Кики подложил Бласу свинью, избив Бето, ему явно не понравится.

«И уж наверняка достанется и мне, — подумал Себастьян. — Почему, скажет, не довел до сведения Кики мой приказ — не тревожить семью богатых посетителей!»

Так или иначе, скрыв от Кики свои подозрения, Себастьян решил первым сообщить Бласу о том, что Бето был ранен недалеко от «Габриэлы», что Виктория наткнулась на него и что Себастьян не сомневается — стукнул Бето Кики.

Он прямиком направился в кабинет Бласа.

Дорогу ему преградил Диди, сказав, что у Бласа кубинский импресарио — надо подождать.

Прождал Себастьян около получаса.

Разговор с кубинцем у Бласа был трудный.

Импресарио был работником посольства, и у него на лице было написано, что ему очень хочется получить от Бласа взятку.

Кубинец что-то пространно говорил по поводу дороговизны мексиканской жизни и низких «революционных» окладов, намекая, что не все еще улажено и поездка может сорваться, если он, Рохелио Нуньес, не замолвит где нужно свое авторитетное «родина или смерть».

Блас хотел было сразу вытащить из сейфа деньги и всучить их своему соотечественнику-взяточнику (который, конечно, не догадывался об островном родстве с ним владельца мексиканского варьете), но решил прикинуться незаинтересованным, обмолвившись, что получил выгодное приглашение в Аргентину.

Увидев, что представитель «острова полной свободы» приуныл, он сжалился над ним и сказал, что хотел бы сделать взнос на развитие атомной промышленности Кубы.

Рохелио Нуньес заметно приободрился, и Блас торжественно вручил ему триста тысяч песо, с убедительной просьбой нигде об этом не распространяться, что заставило дипломата проникнуться уважением к столь скромному предпринимателю.

Затем они обсудили последние детали: Блас просил предоставить ему на Кубе личную автомашину и номер люкс. Импресарио напомнил, что они должны отработать в течение недели не менее десяти выступлений, в субботу и воскресенье — по два. Эти выступления будут проходить в ресторанах отелей, в Гаване и на курорте Варадеро, исключительно для богатых туристов. В заключение дипломат вручил Бласу десять паспортов с проставленной визой.

Блас машинально открыл один из них и увидел улыбающееся лицо Вивиан — жаль, что она никогда больше не увидит не только кубинское Варадеро, но и мексиканское Акапулько…

Сообщение Себастьяна заставило Бласа задуматься.

Ну что же, Кики сам катится с горы в пропасть. Пора его устранять. Он выработанная шахта, больше от него никакой пользы не будет. Люди, которые не отдают себя целиком Бласу, должны исчезнуть.

И ему пришла в голову заманчивая идея.

Кики еще может пригодиться в последний раз! Прежде чем исчезнуть, он выполнит роль похитителя Бегонии, отвлечет внимание на себя.

Уж Блас постарается его замарать!

Кики выполнит роль пластикового мешка для мусора, куда Блас свалит все улики, связанные с похищением Бегонии!..

Он велел Себастьяну не паниковать. Пусть следит за Кики и строго-настрого запретит ему чем-либо заниматься. Пусть скажет, что Кики будет поручено сверхважное дело, за которое он получит огромные деньги.

А пока пусть ляжет на дно…

Глава 92

О том, что Бето ранили в голову, Марисабель узнала от Джоаны за завтраком. Она вскочила и бросилась в прихожую.

— Куда ты, дочка?

— Я еду к нему!

— Не беспокойся, слава Богу, рана легкая. И потом, тебе сегодня надо быть в училище. Катя сказала, что ты отстала от подруг, а скоро экзамены…

— Мамочка, как ты можешь говорить об этом, когда он ранен! Я не могу больше не видеть его!

Это искреннее излияние чувств обрадовало Джоану. В трудную минуту ее дочь повела себя самым достойным образом: отбросив все условности и обиды, она хочет быть рядом с тем, кто ей дорог.

— Хорошо. Тогда, если позволишь, я отвезу тебя.

По приезде Марисабель сразу поднялась к Бето.

Джоана не стала мешать их встрече. Она прошла с Марианной в гостиную, Рамона тут же принесла им кофе.

— И смех и грех. Неужели, чтобы перебороть гордыню, обязательно надо дождаться ранения любимого человека? — развела руками Джоана.

Марианна вздохнула.

— Представляешь, что ему пришлось пережить за эти дни…

— Марианна, не кажется ли тебе, что он… охладел к Марисабель? — смущаясь, спросила Джоана.

— Кто может знать это. Видела бы ты, сколько раз и как я «охладевала» к Луису Альберто. Иногда мне и самой начинало казаться, что с ним раз и навсегда покончено. Но уголек в груди тлел, тлел и снова разгорался…

Джоана задумалась и сказала с некоторой тревогой:

— Мы женщины, у нас чувства наружу, а у мужчин все по-другому.

К этой истине она пришла не сразу.

В отрочестве у нее была подруга, дочь преподавателя марксизма, начитавшаяся модной в то время «диалектической» литературы. Возраст у них был самый что ни на есть «озабоченный».

Подруга постоянно просвещала ее по части «единств и противоположностей», в том числе и полов. В чем заключалась противоположность, и дураку было ясно: достаточно приспустить трусики. А вот единство, по ее мнению, заключалось в том, что какие мальчики, такие и девочки.

— Им хочется так же, как и нам. Никакой разницы! — уверенно заявляла юная «марксистка». — Только у них палочка, а у нас дырочка…

Какое счастье, что ее пропаганда не оставила в Джоане ни малейшего следа!

Она была счастлива, что природа и Бог надоумили ее не уподобляться мужчинам, а выявлять в себе то, что единственно прекрасно в женщинах.

Джоана была согласна с мыслью Карлоса о предназначении женщины. И не потому, что он с уважительной нежностью восторгался ею, а потому, что самим нутром чувствовала правоту его слов.

— Женщина красива, — говорил Карлос, — потому что она должна родить, а механизм рождения не может быть негармоничен.

— Но разве не гармоничен атлет?

— В этом я ничего не понимаю, — уходил от спора хитрый философ…

— Как же это случилось? — спросила Джоана.

Марианна рассказала ей подробности нападения на Бето неизвестного грабителя.

Только благодаря тому, что мимо шла Виктория, которая тут же вызвала полицию и «скорую», Бето оказали своевременную помощь.

— Виктория? — расхохоталась Джоана. — Да она вездесущая, как сам Господь Бог!

Марианна поморщилась. Ей тоже стало так казаться, и от этого на душе у нее было неспокойно…

Глава 93

Боже, до чего хорошела изо дня в день Марисабель! Бето не мог глаз от нее оторвать.

Его улыбка была на той грани, когда — еще немного, и могла бы показаться улыбкой дебила.

— Бето, прости меня, ради Бога, что я разыгрывала из себя невесту Умберто!

— Ага, значит, ты все-таки ею не была! — паясничал Бето.

— Была или не была, но состояние это, скажу я тебе, довольно противное.

— Этим признанием вы спасаете жизнь невинного человека! — торжественно заявил Бето.

— Так, значит, ты невинный человек? — лукаво спросила Марисабель.

— Я не о себе! — нагло заявил Бето. — Я об Умберто. Еще немного, и я вызвал бы его на дуэль.

— Но он не умеет стрелять, он целыми днями просиживает за компьютером.

— Тогда я предложил бы ему драться на компьютерах!

Они хохотали так, что было слышно внизу.

Увидев альбомы художников, Марисабель с восхищением уставилась на Бето.

— Кандинский! Шагал! Дельво! Хочу такие же! — закапризничала Марисабель.

— Марисабель, давай поклянемся друг другу никогда не принимать мелочи за трагедию, — сказал Бето.

Он полулежал на тахте, она сидел у него в ногах.

Он раскрыл объятья, и она почти прыгнула в них.

Он прижал ее к себе, закрыл глаза и стая искать губами ее губы.

Он коснулся губами ее шеи, скулы, щеки, подобрался к носу и, спустившись чуть ниже, ощутил жаркое дыхание ее рта.

— Марисабель, я люблю тебя! — чуть слышно вымолвил он.

— Люби меня, Бето, прошу тебя, — ответила девушка.

Глава 94

В баре варьете Диди неслышно подошел к Кики и многозначительно шепнул ему:

— Хозяин вызывает…

— Меня? Зачем? — засуетился Кики, растерянно глядя на Себастьяна.

Тот сделал зверское лицо и сказал:

— Раз вызывает, значит, нужен! — и, наклонившись к самому его уху, добавил: — Разве я не говорил, что он хочет поручить тебе важное дело?

Кики поплелся за Диди.

Блас встретил его приветливо.

— Садись, Кики. Выпьешь чего-нибудь? Давай продегустируем перуанское «писко».

Блас достал из бара черный фаянсовый сосуд в виде головы индейца-инка, сорвал бумажный ярлык с пробки и откупорил сосуд, налив в две большие рюмки густую ароматную виноградную водку.

Кики было схватил бокал, но Блас жестом остановил его. Он достал тарелочку и разрезал на ней лимон, выжав сок в рюмки.

— Теперь это «писко-сауер»! — торжественно сказал он, передавая рюмку Кики.

Тот ломал голову, к чему такие нежности?

— Я решил поручить тебе деликатное дело, — Блас не торопясь начал втолковывать Кики его задачу. — Сейчас я позвоню одной сеньоре. Ее зовут Алисия Сеа. Она домовладелица. И я ей скажу, что ты к ней придешь по моей рекомендации…

Блас продиктовал адрес и телефон доньи Алисии.

Кики тут же занес эти сведения в мятый блокнотик, где записывал выручку от продажи наркотиков и порнографических открыток.

«Вот и хорошо, — подумал Блас. — Пиши, пиши! Это пригодится в полиции…»

— Но она знает, что меня зовут не Блас Кесада, а Исидро Мендес.

— Ах так…

— Да. Так и запиши…

Блас встал из-за стола и заходил по кабинету.

— А ты специалист по выведению мышей и прочей нечисти…

— Кто, я? — изумился Кики.

Не обратив внимания на его вопрос, Блас продолжал:

— Она добрая глупая сеньора. Ты скажешь ей, что завтра придешь выводить мышей. Их у нее уйма, и ее кот Сталин с ними не справляется.

Блас потешался в душе, видя, с каким серьезным видом Кики приступает к очень важному делу, за которое получит уйму денег.

— А я никогда мышей не выводил, — сказал Кики, прикидывая, неужто он получит свою «уйму» за мышей?

— Надеюсь, и не придется.

— Как это, шеф?

— Ты не перебивай, а слушай… Сегодня ты только попросишь, чтобы она провела тебя по квартирам. Как бы для ознакомления с объемом работы. Понял? Многие квартиры пустуют. Те квартиры, где хозяева отсутствуют, донья Алисия отопрет сама, у нее есть запасные ключи от всех помещений.

Блас помолчал, давая понять, что переходит к главному.

— Во что бы то ни стало ты должен понравиться девушке из квартиры 12-А.

Кики приосанился и спросил:

— Красивая?

— Не знаю! Запомни, никаких ухаживаний! Убью…

Кики побледнел.

— Она немая, но слышит. Запоминай! Ты добрый, простой парень… Порядочный. Шутник… Вспомни кого-нибудь из таких и прикинься… Ты во что бы то ни стало должен ей понравиться! Не как ухажер, а как старший брат, что ли!

— Для чего?

— А вот это ты узнаешь потом.

Блас подлил в рюмки «писко» и сказал:

— Из виноградных водок эта самая лучшая! За твое здоровье, Кики! Я на тебя надеюсь. От того, понравишься ты ей или нет, зависит, заработаем ли мы уйму денег… Гору денег! Океан денег!..

Блас достал из ящика письменного стола и протянул Кики брошюру о мышах и способах борьбы с ними.

— Непременно ознакомься! Ты ведь теперь специалист по борьбе не только… с людьми, но и с мышами…

Кики испуганно поглядел на Бласа. Тот подмигнул ему.

Кики раскрыл брошюру и увидел, что в нее вложены две большие купюры.

Его так растрогало обхождение хозяина, что он пустил тихую слезу.

Глава 95

Конечно, Луис Альберто крайне занят — Марианна видела, как, не щадя себя, он отдается работе, во многом напоминая одержимостью своего отца, каким она помнила старого дона Альберто в первые годы, проведенные в доме семейства Сальватьерра.

Марианна понимала, что только работа делает мужчину мужчиной, дает ему силу и привлекательность, определяет настроение семьи, и посягательство на его занятия ни к чему хорошему не приведет.

И все-таки она полагала, что может рассчитывать на большее внимание мужа.

В последнее время ее коробило участливое отношение Луиса Альберто к чужим проблемам — она считала, что он мог бы проводить с ней больше времени.

Они давно не были в театре. Раза два или три она деликатно просила мужа пойти в ресторан «Габриэла», но он всякий раз находил отговорки, ссылаясь на занятость.

Участившееся в последнее время упоминание в доме имени Виктории действительно стало раздражать Марианну. Конечно, она и виду не подавала, но боялась, что в какой-то момент может сорваться.

И еще ей на ум приходила лукавая Жуанита из далекого бразильского городка на Амазонке…

А еще…

«Старею? — подтрунивала над собой Марианна. — Или, наоборот, все еще молода и поэтому ревную?»

Цепочка происшествий с Бето сильно встревожила Марианну.

Сейчас, когда после стольких треволнений они, наконец, вместе, мысль о том, что она может лишиться сына, приводила ее в исступление и ужас.

Ей ли не понять бедную Чоле, которую материнский инстинкт привел на грань безумия!

Марианна давно хотела посоветоваться об этом с Пато, с тем самым Пато, который был первой доброй душой и верным другом, встретившимся ей в огромном чужом Мехико, когда много лет назад она бежала с родного ранчо от мачехи Ирмы Рамос и ее любовника Диего Авиллы в надежде разыскать старинного друга покойного отца — сеньора Луиса де ла Парра.

Через несколько лет старый дон Альберто взял смышленого паренька к себе в контору. Он честно работал посыльным и секретарем, но вскоре его потянуло к делу, о котором он мечтал с детства — к профессии сыщика.

После учебы и практики в полиции он ушел в частный сыск, открыл свою контору, а несколько успешно раскрытых им дел принесли ему надежные средства и репутацию удачливого детектива.

Время от времени он заглядывал в дом Сальватьерра, неизменно встречая дружеский прием.

И вот теперь Марианна решила обратиться к нему за помощью: не попробует ли он узнать, кто покушался на Бето.

Может быть, опасность все еще существует? Может быть, надо принять меры для его охраны? Незадолго до этого в доме были похищены фамильные четки. Но похититель сам объявился, требуя от Бето выкуп… И она дала эти деньги.

— Прости меня, Марианна, но лучше бы ты мне этого не говорила! Такие, как ты, попустительствуют преступникам!

— Это хорошо говорить вам, специалистам! А что делать нам, матерям?

— Шантаж всегда шантаж, будь то похищение четок или угон самолета. И однако, при угоне самолета многие учреждения, объединившись, действуют в соответствии с теорией и практикой борьбы с террористами. Не всегда, но в большинстве случаев это помогает добиться успеха. Более того, каждый новый успех снижает количество угонов, сплачивает общество, помогает бороться с терроризмом.

— Я решила, что деньги решат все…

— Я не утверждаю, что тебе не пришлось бы их дать. Но почему ты сразу не подключила меня? Может, не пришлось бы приглашать меня сейчас?

— Ты считаешь, что между шантажом и покушением есть связь? Знаешь, этот парень не только отдал четки, но и вернул часть денег. Он сказал Бето, что ему стыдно. А шантажировал он его, потому что должен был отдать карточные долги.

— Прости меня, Марианна, но это абсурд. В заядлом картежнике вдруг пробудилась совесть. Да и потом, почему обязательно красть, нельзя было попросить деньги?

— Мне кажется, ты прав… Мне бы твою логику…

— А что Луис Альберто?

— В том-то и дело, что мы с Бето боялись сообщить ему, что четки украл знакомый Бето. Этот негодяй заявил, что пошлет Луису Альберто письмо от какого-то старьевщика, подтверждающее, что Бето продал ему четки…

— А ты считаешь, что такой мерзавец может покаяться! — снова укорил Марианну Пато.

— Ты ведь помнишь, дорогой, что однажды Бето по наущению своего приятеля проник в наш дом, когда мы с Луисом Альберто еще не знали о том, что он наш сын. Это тот самый человек, и он знает самое уязвимое место моего мальчика! Бето больше всего испугался, что Луис Альберто решит, будто он неисправим… Вот я и решила поначалу дать Бето деньги для того, чтобы откупиться от шантажиста.

Пато приехал, когда Луиса Альберто не было дома, — Марианна боялась, что муж отнесется неодобрительно к ее затее. А то еще и станет высмеивать. Юмор Луиса Альберто ей нравился, но в этих обстоятельствах она не хотела бы стать объектом его насмешек.

При всем при том, что Пато полагал уместным в таких случаях информировать главу семейства, он, как частный детектив, следуя пожеланиям клиентки, принял заказ на ее условиях, решительно отказавшись, однако, в дальнейшем от какого-либо вознаграждения.

Пато поинтересовался, кто первым наткнулся на раненого Бето, и Марианна назвала Викторию, сказав, кто она и где работает. Пато обещал в случае появления результатов тут же связаться с Марианной.

— А теперь я хотел бы поговорить с Бето.

— Очень прошу тебя, Пато, если можно, не сегодня…

Пато нехотя согласился отложить беседу с ним и собрался было уходить, когда Марианна огорошила его вопросом:

— Есть ли возможность определять родство ребенка таким способом, чтобы об этом не узнали ни отец, ни мать?

Так как Марианна упомянула также мать, Пато понял, что она имеет в виду не Бето, и попросил уточнить, о ком идет речь.

Марианна, смущаясь, рассказала ему о бразильском периоде жизни Луиса Альберто, высказав подозрения, связанные с Жуанитой и ее дочерью… Луисой.

— Марианна, Бог с тобой! Стоит ли ворошить былое? Зачем изводить себя подозрениями, которые скорее всего не имеют под собой никакой почвы?

— Пато, а вдруг Луиса действительно дочь Луиса Альберто? Чем пребывать в неведении, я предпочла бы знать об этом.

Марианна протянула Пато фотографию Жуаниты и ее дочери.

— Да-а-а! — одобрительно воскликнул Пато. — Если бы все это было действительно так, то я бы сказал, что у Луиса Альберто неплохой вкус. Правда, с тобой она тягаться не может, но тоже недурна…

Марианна грустно улыбнулась.

— Поверь, Пато, это не ревность, это усталость и желание знать правду.

Пато попросил Марианну сесть, устроился в кресле напротив нее и помолчал. Лицо его стало суровым, точно он вспомнил о том, о чем никогда не хотел бы вспоминать.

— Конечно, современная наука располагает способами определения родства. Мне пришлось этим заниматься… К сожалению…

Пато поведал Марианне об участии в расследовании, связанном с похищением детей в Аргентине.

— В течение восьми лет правления военной хунты среди прочих жесточайших репрессий тайными карательными органами применялось похищение людей, в том числе и детей.

— Боже, Пато, неужели они это делали!

— Да, Марианна, и не только это…

После свержения хунты организация «Женщины с площади Мая» начала кампанию по розыску похищенных детей и возвращению их в семьи. Более двухсот детей было идентифицировано без применения научных методов, но сто пятьдесят не могли быть признаны их родственниками без проведения экспертизы.

Американская исследовательница-эпидемиолог Мэри Клэр Кинг из Калифорнийского университета, применив метод сравнения генов, принадлежащих внукам и дедам, с абсолютной достоверностью выявила принадлежность большого числа детей к той или иной несчастной семье.

— Да, я слышала о чем-то подобном, — вспомнила Марианна. — Должно быть, это тот же самый метод, который был применен для определения принадлежности одной женщины к царской семье…

— Ты права, речь идет о той, что назвалась принцессой Анастасией, дочерью русского царя Николая II и царицы Александры, являвшейся ближайшей родственницей английской королевы Виктории…

Марианна задумалась и сказала с печальной улыбкой:

— Знаешь, Пато, отложим это расследование. Кем бы ни была Луиса, она живет со своей матерью, дай ей Бог счастья.

Пато с восхищением посмотрел на Марианну — он нежно любил ее все эти годы. Перед ним была все та же честная и открытая Марианна. Разве что около глаз появились морщинки.

Пато вспомнил фразу одного поэта: «Я так люблю свою жену, что мне нравится подмечать, как она стареет…»

Впрочем, Марианна ведь не его жена. Пато встал, галантно поцеловал руку донье Марианне, попросив передать самый искренний привет членам ее семьи.

— Пато! Ты что, забыл об уговоре!

— Ах да! Полнейшая тайна! Но тогда пусть для всех останется тайной и это…

Он нежно обнял подругу юности и поцеловал ее в лоб.

Глава 96

Блас набрал номер телефона домовладелицы-балерины и учтиво сказал:

— Донья Алисия? Говорит Исидро Мендес. Как поживает усатый палач?

— О, спасибо! Он сегодня не притронулся к рыбе! Значит, мышам не поздоровилось.

— Благодаря Сталину вы можете сэкономить на рыбе целое состояние!

— Ах, разве может он справиться со всеми! Как бы они сами его не слопали!

— Именно этого я и боюсь. Скажите, может ли вас сегодня навестить обещанный мной специалист по борьбе с грызунами?

— Конечно!

— Его зовут Пепе…

— Пепе, а дальше?..

— Можно без фамилии! Он простой славный парень. Передаю ему трубку… Но прежде напомню, что завтра я должен отвезти вас в музыкальный салон, где получены новые записи Пласидо Доминго.

— Ах, дон Исидро, вы так любезны! — завизжала от радости былая слава провинциального кордебалета.

Кики приветствовал сеньору Алисию Сеа и обещал приехать к ней через полчаса для ознакомления с объектом.

Блас попросил Вивиан о дружеской услуге: под любым предлогом задержать Викторию на случай, если она в течение двух часов вознамерится уйти с репетиции.

Для страховки он приказал также Диди следить за тем, чтобы Виктория не покинула кабаре до окончания репетиции, а если она захочет это сделать — немедленно сообщить ему.

Кики появился у доньи Алисии с букетом цветов и приблизительным знанием того, какими безвредными для людей и домашних животных препаратами выводят грызунов.

Донья Алисия радостно защебетала и повела «специалиста» осматривать дом. По пятам за ними следовал Сталин, очевидно желая подслушать секреты фирмы. Однако Пепе-Кики, по-видимому, свято их хранил, в основном нахваливая донью Алисию и ее усатого тирана.

С замиранием сердца подошел он к квартире 12-А.

— Это я, девочка! Донья Алисия! Открой нам.

Бегония посмотрела в глазок. Действительно, за дверью стояла донья Алисия, с наушниками на голове и котом на руках. За ее плечом виднелось улыбающееся лицо Пепе-Кики.

— Здравствуйте, милая сеньорита! Любите ли вы животных? — спросил он, поцеловав Сталина, сидевшего на руках у доньи Алисии.

Бегония широко улыбнулась и кивнула, погладив кота.

— Значит, вы любите и мышей? — комично ужаснулся Кики, прижав руки к груди.

Бегония беззвучно захохотала и замотала головой.

— Спасибо, сеньорита! Мы со Сталиным их не любим! Как специалист по борьбе с грызунами обещаю вам быть беспощадным!

Он бегло осмотрел квартиру, приговаривая: «Так, польем здесь, а здесь посыпем…»

Три раза прозвонил телефон. Бегония подошла к аппарату и, дождавшись нового звонка, сняла трубку. Она слушала, то и дело постукивая по трубке карандашом. Это удивило Кики, но он понял, что таким способом Бегония отвечает на вопросы того, кто знает этот условный код.

Звонила Виктория, сказавшая, что репетиция под музыку и слова Бегонии идет успешно.

— У тебя все в порядке? Ага. Укол себе сделала? Умница…

Осмотрев помещение, галантный гонитель мышей поцеловал ручку милой сеньорите, откланялся и отправился с доньей Алисией осматривать другие помещения.

Вечером Бегония написала Виктории о том, что приходила донья Алисия со специалистом по борьбе с мышами.

— Наконец-то! — обрадовалась Виктория.

Глава 97

Звонок частного детектива Серхио Васкеса не застал Викторию врасплох — Луис Альберто предупредил ее о том, что попросил его расследовать случай, напугавший Бегонию.

Они встретились в корейском кафе самообслуживания, куда его пригласила Виктория. Оно славилось тем, что оплата производилась по весу набранной в пластиковые тарелки пищи — цена была одна и та же, будь то килограмм мяса или килограмм капустного салата.

Виктория рассказала сеньору Васкесу о том, что недавно к ней приехала сестра Бегония.

— Она немая, и у нее диабет. Сестра очень чувствительна: ее напугал человек, задержавшийся около их двери.

— Она ассоциирует его с табачным дымом, — сказала Виктория. — Может быть, это ей только кажется… Недавно она снова почувствовала этот запах.

Она рассказала также, что Бето, сын дона Луиса Альберто, который как раз в это время наведался к ним, столкнулся в коридоре, который вел к лестнице, с бородатым человеком, курившим сигару.

— Был ли это тот самый человек или кто-то другой, сказать затруднительно, ведь сигары курят многие. Хозяйка, донья Алисия, сообщила ей, что этот милый сеньор приходил по поводу снятия квартиры в их доме, и она показывала ему некоторые свободные.

Серхио Васкес поблагодарил Викторию и, прощаясь, поинтересовался, многие ли знают о приезде сестры?

— Почти никто, — ответила Виктория.

— А у вас на работе?

— Разве что моя подруга Вивиан.

Серхио Васкес помолчал и неожиданно спросил:

— Бето часто захаживает к вам?

Виктория пристально посмотрела на него и холодно спросила:

— Это и есть главная цель вашего визита? О сестре вы спросили «для разминки»?

Серхио Васкес опешил, но сказал, глядя прямо в глаза Виктории:

— Я не пользуюсь столь дешевыми методами, тем более в общении с такими проницательными и нервными особами, как артисты!

— Шпионить за Бето вам поручил Луис Альберто?

— Нет! Но в нашей профессии важны все детали. И вам, как другу семьи Сальватьерра, я доверительно скажу, что мне также поручено разобраться в деле, которое поставило Бето в трудное положение.

— Я это и имею в виду! Не успел парень сорваться, как отец посылает сыщиков!

Серхио Васкес ничего не понимал.

— Вы имеете в виду компрометирующие его фотографии?..

— Ах, уже и фотографии сделали!

— Успокойтесь, прошу вас.

Сыщик улыбнулся. Он понял, что они оба пошли по неверному пути. Ей-то это простительно, но каков он — опытный волк!

— Я упомянул о фотографиях, на которых он изображен в обнимку с одной девушкой, что привело к скандалу в доме… Это дело с вами не связано.

Виктория поняла, что ошиблась. Она сконфуженно улыбнулась, надула щеки и ударила по ним кулаками, издав звук, напоминающий лошадиное фырканье. У них с семье всегда так делали, когда попадали впросак.

— Очень прошу вас простить меня. Артисты действительно народ нервный. Но у меня особенно много причин для волнений… Здоровье сестры оставляет желать лучшего.

— Я много наслышан о вашем таланте…

— Это явное преувеличение. Впрочем, может быть, вам и понравится. — Она протянула частному детективу визитную карточку ресторана-кабаре «Габриэла».

Глава 98

— Да что у вас, гнездо, что ли, возле нашего дома?! — воскликнула Виктория, когда в подъезде к ней подошел улыбчивый сеньор, назвавшийся Паскуалем Кориа и представившийся частным детективом. — Один уже был! А вы кого будете представлять?..

Пато был задет. Однако обрадовался, что с самого начала узнал нечто немаловажное — Викторией уже «занимаются», и, по всей видимости, тоже частный сыск.

— Чтобы у вас не было никаких подозрений, скажу, что я представляю интересы дома Сальватьерра.

— Вот новость-то!.. — съязвила Виктория.

— Ну, раз вы сами мне выложили, что передо мной к вам приходил человек, который, как и я, интересуется вами по поручению дома Сальватьерра, остается спросить, не сеньором ли Луисом Сальватьерра был направлен к вам мой коллега.

— Кем же еще, если вы не знали о его существовании? А вот вас донья Марианна прислала…

«Вот конфуз, — подумал Пато, — попался на простом логическом упражнении…»

— Вы правы, сеньорита Виктория. Но чтобы у вас не было ко мне неприязни, скажу вам, что я был первым человеком, который подружился с доньей Марианной, когда она впервые попала в Мехико. И подозреваю, что вас тогда еще не было в солнечной системе.

— Уже была…

Виктория улыбнулась, открыто и немного застенчиво: она готова была отвечать на вопросы этого высокого седеющего человека.

— Сеньор Кориа, вы, должно быть, по поводу Бето?

— Конечно. Мать обеспокоена произошедшим, боится, что последним нападением опасность не исчерпана. Что это, нападение с целью ограбления или месть?..

— Как я могу вам ответить?

— Все это риторические вопросы. Так сказать, размышления вслух. А конкретно меня интересует, как вы обнаружили Бето?

Виктория нахмурилась, вспомнив простертого на земле Бето. В тот момент она подумала о худшем.

— Вы первая наткнулись на него, не так ли? Собственно, только за этими подробностями я и пришел к вам… И не забыть… Раз уж с вами работает детектив по поручению сеньора Сальватьерра, очень прошу вас не говорить ему о моем появлении… Это просьба доньи Марианны, которая боится… насмешек мужа. Хорошо?

Виктория кивнула и сказала:

— Я спешила из варьете и в аллее, ведущей к автобусной остановке, увидела лежащего человека, дотронулась до его головы и обнаружила кровь.

— Было еще не темно?

— Темнело…

— В этом месте многолюдно?

— Только когда подходит автобус…

— Вы кого-нибудь заметили до или после того, как увидели Бето?

— Я побежала обратно в варьете, чтобы вызвать полицию и «скорую помощь», а когда вернулась, увидела около Бето трех прохожих. У него пропало несколько сотен. Я считаю, это нападение с целью ограбления.

Виктория думала, сказать ли сеньору сыщику о подозрении, которое возникло у нее, когда она вспомнила, вернувшись в вестибюль, о том, что перед входом в сквер ей повстречался Кики?

— Вы хотите что-то добавить?

— Нет, — ответила Виктория.

Такое сообщение равнозначно доносу она не могла взять на душу подобный грех. В конце концов, у выхода из сквера перекрещивается несколько аллей…

Глава 99

Незадолго до этого один из старых друзей Серхио Васкеса обнаружил в ранце своего сына пачку порнографических фотографий самого грязного пошиба.

Сихисмундо Буэно был человеком крутого нрава, в недавнем прошлом известным боксером. Первым побуждением его было устроить сыну хорошую взбучку, узнать, где он достал эту пакость, и наказать тех, кто занимается производством и распространением подобной продукции среди школьников. Сам-то он видел в детстве и не такое, но сейчас в детстве пребывал его сын…

Жена, которой Сихисмундо показал фотографии, с интересом просмотрела их и сказала, что если он тронет сына пальцем, то она сама пойдет сниматься в разных позах, и не с ним. У отца хватило юмора и ума не трепать нервы сыну, а прибегнуть к совету Серхио.

Однажды Серхио его здорово выручил, разоблачив на жену тренера, которая заявила мужу, будто живет с его подопечным. Эту кашу заварили хозяева его противника, у которого было мало шансов на победу.

Утрата тренера за месяц до ответственного боя не оставляла Сихисмундо шансов на успех.

Серхио доказал, что лгунья была в заговоре с тренером противника, который обещал жениться на ней после поражения Сихисмундо.

Ознакомившись с доказательствами, предоставленными частным детективом, муж выгнал обманщицу до матча, а Сихисмундо, к его ликованию, расквитался за его обиду, послав противника в глубокий нокаут уже в пятом раунде…

Сихисмундо рассказал Серхио по телефону о своей находке, и сыщик попросил забросить фотографии ему.

— Получишь большое удовольствие! — пошутил экс-боксер.

Фотографии провалялись у него в столе около недели. Вспомнив о них и внимательно просмотрев, он собрался бросить их обратно в ящик письменного стола, как вдруг его внимание привлекла одна деталь!

Он взял лупу и вгляделся в то фото, на котором крупным планом виднелся локоть партнерши.

Локоть как локоть, если бы не характерные большие родинки, складывающиеся в нечто напоминающее созвездие Большой Медведицы.

Где-то он уже видел подобный «крап»…

Ба! Да это же!..

Он открыл ящик другого стола, вытащил большой зеленоватый конверт и высыпал на стол фотографии Бето и Лили.

Так оно и есть!

Вот она тянется к его губам, чуть ли не насильно притягивая его сконфуженное лицо к своему, а на локте поднятой руки — вот оно! — созвездие Большой Медведицы.

Ай да Лили! Хороша невеста для продолжателя рода Сальватьерра!

Не представляло большого труда наметить план действий, но прежде надо было посоветоваться с сеньором Сальватьерра. Частный сыск предполагает тесное общение с заказчиком, дабы нюансы расследования не нанесли ущерба репутации того, кто хочет узнать тайное.

Бывали случаи, когда факты пугали и сыщика просили забыть о задании.

Серхио Васкес позвонил Луису Альберто и договорился о встрече.

Глава 100

Луиса Альберто обрадовало сообщение Серхио Васкеса: если удастся изобличить Лили, снятую на порнографических открытках тем же человеком, который сфотографировал ее и Бето в парке Чапультепек, это позволит Бето и Марисабель окончательно избавиться от взаимных подозрений.

Он одобрил намерение сыщика добиться от Лили имени негодяя и попросил в случае удачи передать интриганке от его имени несколько слов…

— Сеньорита Лили? — спросил тяжеловес Сихисмундо Буэно, набравший номер Лили, и подмигнул стоявшему рядом другу — сыщику Серхио Васкесу.

— Это я.

— У меня к вам дело.

— Какое?

— Кики вам тут записочку оставил…

— А почему сам не позвонил?

— Почем я знаю…

— А где это?

Сихисмундо назвал адрес спортивного зала, где он работал тренером.

— Кого спросить?

— Спросите Крошку Сихисмундо.

— Через полчаса буду.

Пато позвонил Марианне. Сначала он проинформировал ее о том, что Луис Альберто сам нанял частного детектива.

— Откуда ты это взял?

— Мне сказала Виктория.

— А при чем тут какой-то частный детектив?

— Видишь ли, Виктория поделилась с Луисом Альберто опасениями, связанными с ее сестрой…

И Пато пересказал Марианне то, что сообщила ему Виктория.

— Я думаю, это никак не должно тебя волновать. В подобной ситуации логично, когда беззащитная девушка ищет покровителя. И Луис Альберто, как настоящий кабальеро, попросил частного детектива разобраться в этом.

— Ну-ну, — буркнула Марианна.

Едва Лили вошла в пустой спортивный зал, Серхио Васкес бросил взгляд на ее локоть.

Родинки были на месте. И выглядели они еще соблазнительнее, чем на фотографии.

Лили сразу почувствовала недоброе, но Сихисмундо, преградив ей путь к отступлению, запер дверь на ключ.

— Я буду кричать! — пригрозила она.

— Очень хорошо! Когда сюда придет полиция, я покажу вот эти фотографии, — и сыщик вынул из бокового кармана порнографические открытки.

— Какое я к этому имею отношение? — дерзко крикнула Лили.

— Поглядите получше, — сказал Серхио Васкес.

Лили сразу узнала себя и побледнела: вот, оказывается, почему время от времени вспыхивал свет в лаборатории Кики, когда она «расплачивалась» с ним за фотографирование в парке Чапультепек.

Она тут же взяла себя в руки. Ведь на этих снимках («А я неплохо смотрюсь голой!») нет ни ее лица, ни лица Кики.

— Какое я к этому имею отношение? — переспросила она. Однако теперь не так дерзко.

Серхио Васкес молча ткнул пальцем в ее локоть.

Лили сникла…

После этого Серхио Васкес показал ей чапультепекские фотографии. Снова ткнув пальцем в фотографию и в локоть Лили, он спросил:

— Кто фотограф?

Лили опустила глаза и подавленным голосом сказала:

— Не буду отвечать…

Тут вступил в действие Сихисмундо:

— Будешь! Эти фотографии мой сынишка из школы принес! — и решительно шагнул к Лили.

— Погоди, Сихисмундо, — остановил его, незаметно подмигнув, Серхио Васкес. — Мы ведь не желаем зла сеньорите, мы только хотим узнать имя фотографа…

— А вдруг вы не сдержите слово? — заикаясь, спросила Лили. — Я назову фотографа, а вы ославите меня на весь свет.

— Сделаем так, — предложил Серхио Васкес, — вы напишете покаянное письмо…

— Какое еще письмо? Ничего я не буду писать!

— Покаянное письмо к Бето и Марисабель, — закончил сыщик.

— Вот еще! — сказала Лили, понимая, что этим окончательно утратит надежду стать женой младшего Сальватьерра. Но, взглянув еще раз на свои «гимнастические упражнения» с Кики, спросила:

— Что я должна написать?

Серхио Васкес достал из кейса лист бумаги и авторучку и продиктовал:

— «Настоящим подтверждаю, что мною были заказаны фотографии, компрометирующие сеньора Бето Сальватьерра. Эти фотографии выполнены сеньором…» Напишите его имя и адрес.

— Его имя и адрес я назову после! — глухо сказала Лили.

Тяжеловес сделал по направлению к упорствующей развратнице тяжелый шаг.

— Сихисмундо! — прикрикнул на него Васкес и сказал Лили: — Хорошо… Тогда припишите: «Заявление составлено по собственному желанию в присутствии свидетелей, сеньоров Серхио Васкеса…» Это я. «И Сихисмундо Буэно». Это он.

— Привет, чемпион, — с ненавистью процедила сквозь зубы Лили, услышав знакомую фамилию, чем польстила тяжеловесу.

— Проставьте дату и распишитесь, — закончил сыщик.

Лили исполнила и эту его просьбу.

Сыщик посмотрел на распутницу и сказал:

— Сеньор Луис Альберто Сальватьерра просил передать вам… Из уважения к вашей матери он не даст хода этому делу. Если только вы будете вести себя благоразумно.

Лили кусала губу.

— А я добавлю от себя… Если вы в ближайшие дни не сообщите мне имя и адрес фотографа!..

Сыщик сделал знак боксеру, и тот нехотя распахнул перед Лили дверь.

Она фыркнула и выскочила из зала.

Сихисмундо уставился на дона Серхио.

— А как же мы теперь найдем фотографа?!

— У нее нет выхода. Она назовет его.

— Я сверну этому негодяю шею! — решительно сказал Сихисмундо.

— Мы передадим его и его грязные деяния блюстителям закона! — поправил приятеля честный частный детектив…

Глава 101

И все-таки Виктория сочла нужным поделиться с Паскуалем Кориа своими подозрениями. Она позвонила ему:

— Единственный человек, которого я встретила перед входом в сквер, где было совершено нападение на Бето, был… Кики.

— Кто это, простите? — спросил Пато.

— Он работает у нас в варьете фотографом… Через день… Но учтите, он вполне мог прийти по другой дорожке. В том месте пересекаются три аллеи…

В голове Пато, как в компьютере с хорошей оперативной системой, сразу проработались все варианты.

— Сеньорита Виктория, а может быть, это вы ударили Бето?

Виктория опешила: тон сыщика был серьезным.

— Да, конечно, ударила, вернулась, снова пошла, снова вернулась…

Пато рассмеялся.

— Вот вы шутите, а то, что вы сразу не сказали мне об этом вашем Кики, ставит передо мной несколько вопросов, один из которых я вам уже задал.

— Есть и другие?

— Много.

— Например?

— Что вы с упомянутым вами Кики были в заговоре, но сейчас хотите от него отделаться, и так далее. И на все это наталкивает то, что вы сразу не сказали об этом человеке.

— Не сказала потому, что не хотела возводить напраслину…

— А сейчас?

Виктория разозлилась:

— Идите к дьяволу! Думайте что хотите! — и бросила трубку.

Пато решил заглянуть в «Габриэлу». И прихватил с собой своего помощника Джона Эшби.

В баре ресторана Джон Эшби, отозвав Кики от стойки, где он с Себастьяном пил текилу, попросил его сказать, по какой аллее он обычно ходит на работу в ресторан?

Лицо у Джона Эшби было во внушительных шрамах. На манер американских сыщиков (а он был настоящий янки из Аризоны) шляпу он носил на затылке. Темные очки придавали его лицу подчеркнуто «детективное» выражение, а расстегнутый пиджак и почесывание под мышкой не оставляли сомнения, что под пиджаком надета обременительная портупея.

Кики сразу смекнул, что этот человек не работник прачечной, и тут же сообразил, куда он гнет.

— А я вообще хожу не через сквер, а со стороны музея, — ответил Кики.

— Вот и врешь, — добродушно сказал Джон, направившись к выходу.

Себастьян, слышавший этот разговор, метнулся к Кики и зашипел:

— Поздравляю, идиот! Тебе сели на хвост! Пикнешь о чем-нибудь, пожалеешь!

— Шефу только не говори! — взмолился Кики.

Все это видел Пато.

— Кто этот худой? — спросил он у бармена.

Бармен сразу догадался о невидимой связи между громилой Эшби и неизвестным посетителем, задавшим вопрос.

— Это Себастьян Кихада. Сеньор хочет познакомиться?

— Не сейчас, — ответил Пато, отблагодарив бармена тройной платой за пиво.

Джон поджидал его на скамейке сквера.

— Как ты и предполагал, — воскликнул он, — гаденыш заявил, что вообще через сквер не ходит. Стало быть…

— Стало быть, скорее всего, ударил Бето и ограбил его он.

Пато позвонил Марианне и рассказал ей про Кики. Он попросил разрешить ему побеседовать с Бето. Сказал, что это крайне важно.

Так как Луиса Альберто дома не было, Марианна позволила Пато приехать, но попросила не утомлять сына и не травмировать его напоминанием о нападении.

Он заверил Марианну, что этого и не требуется, — ему надо только выяснить степень связи подозреваемого Кики с неким Себастьяном Кихадой…

— Так ведь это тот самый тип, который стянул четки. Он дружит с Кики. Они вместе были у Бето в гостях, когда Себастьян стащил четки.

— Тогда отпадает необходимость тревожить Бето, — обрадовал Пато Марианну. — Остается прижать этого негодяя и сдать его полиции вместе с его дружком Себастьяном.

— Пато, а нельзя ли действовать как-то по-иному? Припугнуть их или предложить деньги, чтобы они оставили Бето в покое?

— Марианна!

Гневные нотки в голосе Пато напомнили ей о том, что он придерживается иных взглядов на проблему преступления и наказания.

— Хорошо, хорошо… Только я не хотела бы, чтобы Луис Альберто узнал о том, что мы действуем за его спиной.

— Я уже попросил Викторию не сообщать сыщику, нанятому Луисом Альберто, о нашей встрече, объяснив, что это твоя просьба…

— С какой стати! — возмутилась Марианна.

— Марианна, сеньорита Виктория Хауристи производит впечатление порядочной девушки. — Он помолчал и добавил медовым голосом: — Несмотря на ее ослепительную красоту!

— Все вы одинаковы! — засмеялась Марианна.

— Марианна, прошу тебя только об одной услуге. Узнай у Бето, где живет Кики, и позвони мне.

Глава 102

В этой операции ни один из участников не должен был знать целого плана.

Никто из них, кроме Кики, не знал, что дело идет о похищении девушки с целью шантажа. И даже Кики не было известно, что эта девушка — сестра Виктории.

Каждый обязан был выполнить лишь то, что предписывалось ему.

Диди — выведать у кухарки Белинды, какое настроение в доме у Луиса Альберто Сальватьерра. Белинда с недовольным видом буркнула, что богатые вроде бы пока больше не плачут: радуются, что ограбленный Бето отделался легким испугом, что четки возвернулись обратно, а Марисабель помирилась с найденышем.

— Ничего, наплачутся еще! — уверенно каркала потная Белинда, задыхаясь ночью в железных объятиях ненасытного Диди…

Вивиан точно так же, как накануне, должна была задержать Викторию, если та раньше времени вздумает покинуть репетицию.

Диди — в случае чего помочь Вивиан, при этом она не должна была догадываться о том, что он ее подстраховывает.

Себастьяну вменялось наблюдение за домом доньи Алисии, не произошло ли в нем что-нибудь необычное, и позднее сообщить об этом Бласу. Для этого Себастьян должен был занять место в маленьком уличном кафе на противоположной стороне улицы. Главную работу на этой начальной стадии надлежало выполнить Пепе-Кики.

Блас, в обличии Альфонсо (для доньи Алисии он был сеньор Исидро Мендес), остановив машину около подъезда, заглянул к потухшей звезде балета, чтобы отвезти ее в музыкальный салон. Она вышла с котом на руках. Блас галантно подсадил ее в машину и, прежде чем сесть за руль, мельком глянул в ту сторону, где за столиком кафе сидел Себас, естественно не признавший в сутулом бородатом сеньоре своего стройного шефа.

Через пять минут после этого Кики, точно придерживаясь инструкций Бласа, проник в дом с черного хода.

Он постучал в дверь квартиры 12-А и весело назвался.

Вошел, поцеловал руку улыбнувшейся ему Бегонии и, вытащив из кармана тампон с хлороформом, прижал его ко рту девушки.

Она медленно стала оседать на пол.

Кики поднял ее на руки, вышел из квартиры и, осторожно прикрыв дверь ногой, быстро прошел к черному ходу, поднялся, задыхаясь, этажом выше и носком ноги три раза ударил в дверь мансарды.

Дверь распахнулась, и он передал девушку на руки человеку, лицо которого было скрыто трикотажным чулком с прорезями для глаз и рта. Кики знал, что его будут ждать. Ничего не сказав, он вышел и по лестнице черного хода спустился во двор.

Удалившись от дома доньи Алисии на два квартала, он вошел в телефонную будку и набрал номер кабинета Бласа.

Блас ответил ему в трубку беспроволочного телефона, находясь в музыкальном салоне.

— Шеф, так я пошел? — спросил Кики.

— Спасибо, — ответил Блас, взглянув на часы. — Хвалю.

Он отвез донью Алисию домой. Всю обратную дорогу она не снимала наушники, упиваясь голосом Пласидо Доминго. Дала даже послушать Сталину, который неодобрительно дернул головой.

Глава 103

Виктория осталась довольна репетицией. Именно сегодня все завертелось, как надо.

Номер, названный по подсказке Бето «Свидание с лесом любви», обретал свои магические черты.

Виктория решила отказаться от излишних декораций и костюмов. Смысл этой вещи был понятен и без слов, одна музыка вполне могла бы выразить идею Бегонии, но Виктории важно было как можно лучше записать ее текст на фонограмму — ведь этим текстом ее немая сестра «говорила».

Виктория предпочла не петь, а просто наговорить стихи под музыку — это давало больший эффект. Казалось, будто влюбленная девушка действительно объясняется в любви дикому лесу.

Вместо костюмов Бегония предложила разрисовать тела специальными красками. Это соответствовало входящему в моду искусству «телесной живописи».

«Свидание с лесом любви» решено было показать сначала на Кубе, а в дальнейшем, по возвращении, в своем кабаре.

На репетиции присутствовала русская балерина Дарья, с которой Виктория познакомилась недавно на одном из концертов Ансамбля современного танца Бразилии.

На этот концерт своих соотечественников Дарью пригласила одна из ее учениц — бразильянка Луиса.

Дарья однажды была со своим приятелем в «Габриэле», она узнала Викторию и вместе с Луисой подошла к ней в антракте.

Они разговорились. Узнав, что Дарья преподает в балетном училище, Виктория спросила, не посмотрела бы она одну ее новую работу. Мнение русской балерины было для Виктории очень важным.

— Ты сама это придумала? — спросила Дарья после окончания репетиции, обняв и поцеловав Викторию.

— Хореографию придумала сама. А музыку и текст — моя сестра.

Дарья высказала несколько замечаний и, поднявшись на сцену, показала один вариант, который, по ее мнению, был более естествен. Она спросила:

— А не могла бы твоя сестра показать мне другие свои работы? Я бы предложила их моим ученицам…

— Хочешь, поедем прямо сейчас со мной?

— С удовольствием.

Под впечатлением ее отзыва Виктория позвонила сестре, решив пока не сообщать о просьбе Дарьи, отложив этот сюрприз до возвращения домой. Виктория обрадовалась предложению Дарьи, так как врач сказал, что Бегонию надо обязательно чем-то занимать.

— Мышелов не приходил? — спросила она.

Тук-тук…

— Сделай салат побольше, я приеду с подругой.

Тук…

— Если этот враг мышей появится, попроси его, пожалуйста, отложить свое зверство часа на два.

Тук…

Виктория положила трубку.

— У нас должны травить мышей! — объяснила она Дарье…

У порога квартиры лежал сонный Сталин.

Виктория постучала.

— Бегония, мы пришли! — громко сказала она, наклонившись, чтобы погладить тирана. Она испуганно сказала Дарье: — Он почти не дышит! Надо сказать донье Алисии!

— Странно, пахнет лекарствами… Хлороформом…

У Виктории забилось сердце.

— Неужели у Бегонии приступ! Наверно, приезжала «скорая»!

Она сильнее застучала в дверь.

— Бегония, ты дома?!

Снизу поднималась донья Алисия.

— Виктория, что случилось? Боже! Сталин! Что с ним?

— По-моему, он опьянел от хлороформа, — сказала Дарья, подняв с пола клочок ваты.

Виктория разрыдалась. Не попадая ключом в замочную скважину, она спросила:

— Донья Алисия, «скорая помощь» не приезжала?

— Нет, дорогая!

— Тогда у нее, должно быть, приступ!

Дарья взяла у Виктории ключ и открыла дверь.

В комнате никого не было. Аптечка с ампулами и шприцем лежала на месте.

— Боже! — только и воскликнула Виктория, бросившись к телефону.

Глава 104

В мансарду Скальпель проник за час до того, как в доме появился Кики.

Респектабельный с виду человек в сером костюме, в дымчатых очках с большим медицинским баулом в руке.

К моменту появления Кики с Бегонией на руках Скальпель уже переоделся в куртку, разложил на стерильной марле два шприца и ампулы.

Он прилег на кушетку и полистал газету «Один плюс один». Потом посмотрел на часы и надел трикотажную маску.

Когда появился Кики, Скальпель бережно принял Бегонию на руки и, положив пленницу на кушетку, сделал ей два укола — один инсулина, а второй снотворного.

Снял маску.

Он вглядывался в безмятежное, поразительно красивое, чуть бледное лицо Бегонии и криво улыбался: губы его плотоядно подрагивали, а брови ходили вверх-вниз, что свидетельствовало о его крайнем возбуждении.

Это возбуждение при виде несовершеннолетних не раз доставляло ему неприятности, которые два раза оканчивались судебными приговорами.

«С такой неплохо бы побаловаться!» — подумал Скальпель. И нахмурился, вспомнив волчий взгляд Бласа, который знал вкусы отчаянного доктора и категорически запретил ему пользоваться случаем. «Грех возвращать такой товар в целости и сохранности!» — заключил свои размышления Скальпель, подавив вожделение воспоминанием о взгляде Бласа.

Впрочем, он не преминул заглянуть Бегонии под блузку и уже намеревался продолжить ее «медицинский осмотр» дальше, как вдруг зазвонил телефон: два гудка, пауза, звонок.

Это был пароль.

Скальпель снял трубку и, косясь на спящую Бегонию, тихо сказал:

— Прачечная слушает…

— Простите, не туда попал, — раздался голос Бласа, который, услышав слова, означавшие, что все идет своим чередом, тут же положил трубку.

Скальпель подошел к Бегонии, приподнял ей веко, пощупал пульс и, убедившись, что оба лекарства подействовали, достал толстый сандвич с сыром и с аппетитом стал жевать, углубившись в чтение газеты.

Крайнее возбуждение на время покинуло его…

Если бы он знал, что Бегония очнется раньше времени, он бы не читал столь самозабвенно в приложении к газете «Один плюс один», в любимом разделе «Эрос», статью «Три момента задницы».

Бегония лежала с закрытыми глазами. Она поняла, что находится не дома, слышала шуршание газеты и покашливание мужчины.

Голова была как ватная. Она вспомнила улыбчивого специалиста по выведению мышей, удушливый запах хлороформа и поняла, что попала к плохим людям.

Запах спирта, которым Скальпель протер ей руку перед тем, как сделать укол, и относительно нормальное самочувствие, помогли ей догадаться об уколе. Значит, им известно ее состояние и они не хотят, чтобы оно ухудшилось.

Не знала она, правда, о том, что ей сделан также укол снотворного.

Впрочем, и Скальпель не знал, что Бегония отличалась редкой невосприимчивостью к снотворному, кроме одной «маминой» настойки, которую она привезла с собой из Испании.

Бегония помнила и не раз убеждалась в этом: при ее болезни главное — не волноваться. И она научилась успокаивать себя, начиная в моменты возбуждения сочинять в уме музыку и стихи.

Вот и сейчас она решила «поработать» с закрытыми глазами.

Глава 105

С нескрываемой укоризной глядя на Луиса Альберто, Марианна сказала, что его зовет к телефону «эта твоя Виктория».

Девушка никогда не звонила ему домой, и Луис Альберто испытал легкое раздражение от непредусмотренного вторжения в его домашние дела.

— Марианна, любовь моя, извинись и попроси ее перезвонить позднее ко мне в офис.

Марианна вернулась и, уже нервничая, сказала:

— Она… настоятельно просит.

— Луис Альберто! — Плачущий голос Виктории не оставлял сомнений, что поводом для звонка было нечто серьезное. — Бегония пропала!

— Успокойся и расскажи все по порядку!

— Ее нет, а шприцы и лекарство дома!

Луис Альберто ужаснулся. Больная диабетом неведомо где, без лекарства, от которого зависит ее жизнь!

— Ты звонила в полицию?

— Нет, тебе я позвонила первому!

— Ты дома? Где это? Я выезжаю!

На бегу он крикнул Марианне:

— У Виктории пропала сестра! У нее диабет!

— Не понимаю! — удивленно вскинула брови Марианна.

Но Луис Альберто уже был на улице.

В это утро многорядный поток транспорта был, как никогда, густ и напоминал застывшую лаву.

Еле выбравшись в боковую улицу, Луис Альберто небрежно припарковал машину возле тротуара, не думая о том, о чем не забывает каждый водитель в Мехико: круглосуточно работающая служба движения то и дело буксирует плохо или не в том месте припаркованные машины на специально отведенные пустыри, где их уже поджидают стаи автомобильных стервятников. Частенько можно наблюдать, как за самопогрузчиком, увозящим автомобиль, несется его владелец, понапрасну воздевающий руки к небу…

Спустившись в метро, Луис Альберто через двадцать минут был в районе, где жила Виктория, и там взял такси.

Она уже ждала его на пороге: из груди ее вырывался непрерывный монотонный полустон-полухрип, по щекам катились слезы. Рядом с ней находились стройная белокурая женщина и толстуха с котом на руках.

В глазах Виктории была ненависть, какую только может испытывать человек к убийце.

Луис Альберто обнял ее, и она разрыдалась у него на груди.

И тут раздался звонок.

Глава 106

Марианна не находила себе места. Она восприняла случившееся по-своему: похищение сестры Виктории — лишь повод, чтобы выманить Луиса Альберто на свидание.

Она вдруг представила себя наивной провинциалкой, не понимавшей того, о чем, вероятно, знают все! Она стала посмешищем для Луиса Альберто и этой длинноногой танцорки!

Разве и раньше не было в ее жизни подобных ситуаций?

Разве Луис Альберто не изменял ей со служанкой Сарой, а до этого наверняка — с Жуанитой и, скорее всего, — с ее мачехой Ирмой Рамос!

Марианна чувствовала себя одинокой и покинутой, ей не хотелось больше сносить эти издевательства.

Хватит, она устала.

Сколько можно возвращаться к исходной точке, где ты видишь, как единственный человек, которого ты любишь, волочится за другой!

Только Бето и остался у нее, которого она выстрадала в родах и в долгом поиске, — ее мальчик, которого она спасла от пули его собственного отца.

Она вбежала в комнату Бето. Он сидел за столом и читал. Повязка с его головы была снята. На месте заживающей раны белел только пластырь.

— Бето, мальчик мой, что мне делать?!

Она зарыдала, как маленькая. Бето выскочил из-за стола.

— Мама, что случилось? Почему ты плачешь?

Он обнял мать и усадил в кресло, а сам встал на колени рядом.

— Отец!..

— Что с ним?

— Он разлюбил меня! Бето, я давно догадывалась, что он и Виктория…

— Какие у тебя основания так считать?

— Она только что звонила. Отец сказал, что не может с ней говорить, но она настояла. Что-то сказала ему, он сорвался и помчался к ней!

— Возможно, у него… у нее…

Бето не знал, что сказать. Неужели навет Вивиан — правда?

Марианна заметила его замешательство. «Вот и он знает то, чего не знаю я. Какой позор!» — подумала она и снова заплакала, закрыв лицо руками.

— Мама, я поговорю с отцом! — сказал Бето. Он потянулся к ней и стал нежно гладить ее волосы. Стоя на коленях, он был почти одного роста с ней, сидящей в кресле.

Как маленькая, она всхлипывала и жаловалась:

— Не уделяет мне внимания… Мы нигде не бываем… Нашел предлог… Якобы пропала сестра… У которой якобы диабет…

— Бегония пропала? — насторожился Бето. — Но у нее действительно диабет!

Он бросился к телефону и набрал номер Виктории.

— Я слушаю! — послышался ее взволнованный голос.

— Что с Бегонией?

— Это ты, Бето? Она пропала! А лекарства на столе!

— Я сейчас буду!

— Не надо, только что вошел твой отец, мы обсудим, что делать!

— Позвони мне! Я хотел бы помочь…

Он повернулся к Марианне. Она поняла: у Виктории случилось что-то страшное.

— Мамочка, глупо утешать тебя чужой бедой. Но отец сказал правду. У Виктории пропала сестра!

Глава 107

Блас заранее решил, кому вести переговоры о выкупе: голос этого человека не должен быть известен ни Виктории, ни кому-либо еще из ее окружения.

Для этой цели он выбрал Урсулу.

От Урсулы у него не было секретов, так как он знал многие из ее тайн.

Она была родом из Гватемалы, где училась в столичном университете. Примкнув к революционному студенческому движению, стала связной одного из партизанских отрядов.

Однажды Урсула попала в руки молодчиков из «эскадрона смерти». Ее зверски изнасиловали. Пытки обезобразили ее лицо до неузнаваемости.

Когда ее отбили партизаны, они подвергли ее такому же унижению, — они решили, что она не могла не проговориться. Брошенная в горной сельве, она еле выжила, добралась до мексиканской границы.

Там Блас, занимавшийся в ту пору торговлей оружием, однажды и наткнулся на нее, опустившуюся, голодную, полубезумную, предлагавшую себя за любую порцию наркотиков.

Пятнадцатый год она жила в Мехико, прижила ребенка, слабого и умственно отсталого. Она скрывала свое местонахождение от родителей. Обреталась в бедном квартале, работала прачкой. Не отказывалась ни от какого заработка.

Однажды Блас три недели отсиживался у нее, когда был на волосок от смерти, еле-еле уйдя от соперничающей банды.

Ему нравилось ее тело, но лицо Урсулы, такое прекрасное на единственной фотографии, которую ей прислала подруга из Гватемалы, — ужасало его…

Она слепо верила ему, он не раз помогал ей деньгами и советами, и сейчас Блас сам решил воспользоваться ее помощью.

Накануне он успел побывать у нее и обо всем договориться.

Он объяснил Урсуле, что речь идет о выкупе похищенной.

Для этого ему нужен голос Урсулы.

Они отрепетировали, используя его трубку беспроволочного телефона, прием разговора. Она скажет заученный текст. Блас будет брать у нее трубку, когда на другом конце провода начнут что-либо говорить, и шептать ей на ухо то, что она должна отвечать.

А говорить они будут из телефона-автомата: разумеется, Блас не мог использовать для такого дела номер своего офиса, соответствующий номеру радиотелефона.

Доставив донью Алисию и кота из музыкального салона домой и позвонив Скальпелю, Блас приехал к Урсуле, и они отправились в парк Чапультепек.

Здесь Блас привел ее к телефонной будке, почти скрытой густой зеленью от асфальтовой пешеходной дорожки, неподалеку от стоянки, где он оставил машину.

Он набрал номер Виктории.

— Кто говорит?! — услышал он ее испуганный голос и передал трубку Урсуле.

Урсула произнесла заранее выученный текст:

— Слушай и не перебивай! Твоя сестра стоит двести миллионов песо.

— Кто вы?!..

— Слушай и не перебивай! Эта сумма в крупных купюрах в заклеенном пластиковом пакете должна быть выброшена из автомобиля, снабженного телефоном, в месте, которое я сообщу водителю в момент его движения по указанному мной маршруту. Готовь выкуп! Я позвоню через полчаса! Назовешь телефонный номер в машине. И гляди, как бы у сестры приступ не случился!

Урсула повесила трубку.

Блас и Урсула быстро проследовали к выходу из парка. У него не была уверенности, что к этому моменту к телефону Виктории не подключилась полиция.

В последние годы, обученная американцами, обеспокоенными невиданным ростом наркобизнеса, мексиканская сыскная полиция заметно модернизировалась.

Блас сел в автомобиль и перевез Урсулу в противоположный конец города…

Глава 108

Нажав на кнопку, Виктория сделала слышным голос Урсулы для находившихся в комнате. К этому времени, помимо нее, Дарьи и Луиса Альберто, здесь был и вызванный Луисом Альберто частный детектив Серхио Васкес.

— Не прерывайте ее! — сразу шепнул он Виктории на ухо, включив подсоединенный к ее трубке магнитофон.

После окончания разговора он воскликнул с некоторыми нотками удовлетворения в голосе:

— Значит, все-таки похищение!

— Это вас радует? — удивилась Дарья.

— В нашем деле факты важнее догадок, — ответил дон Серхио. — Помимо прочего, они знают, что Бегония больна. И не маловажно, что мы знаем о том, что это им откуда-то известно…

Извинившись перед женщинами, он отвел Луиса Альберто в сторону.

— Уже этот текст дает нам в руки ряд сведений. Но сейчас я хочу спросить, кто…

— Я! — не дав ему договорить, ответил Луис Альберто. — Я берусь изыскать эту сумму.

— У вас мало времени. Уже через полчаса, — он взглянул на часы, — вернее, через двадцать три минуты может последовать второй звонок… И надо еще решить, в какой машине с телефоном и кто отправится отдавать выкуп!

Звонок последовал раньше. Дон Серхио метнулся к магнитофону и нажал на кнопку.

— Виктория! Это я, Бето! Я обязательно должен приехать, я могу понадобиться!

— Бето? — удивился Луис Альберто, внимательно посмотрев на Викторию.

— Раз хочет, пусть немедленно приезжает, — сказал сыщик.

— Бето, мы ждем тебя! — сказала Виктория.

Серхио Васкес закончил свою мысль:

— Уже сейчас необходимо заняться подготовкой пакета. Надо срочно связаться с полицией. Нам одним в этом деле не справиться.

— Я не хотел бы делать это достоянием прессы…

— Террористы могут это сделать и без вас. Полиция нужна, так как она располагает агентурой и техническими средствами для перехвата информации и быстрого реагирования. К тому же деньги необходимо пометить изотопами. Это поможет в дальнейшем поиске преступника или… преступной банды.

— Свяжитесь с полицией. Но прежде я позвоню в офис.

Луис Альберто приказал управляющему немедленно снять со счета двести миллионов песо в больших купюрах и как можно скорее, запечатав их в прочный пластиковый пакет, доставить по адресу, который он указал.

— Дон Луис Альберто! — ответил управляющий. — Но я хотел бы, чтобы вы подтвердили это письменным распоряжением или хотя бы личным присутствием…

— Я не желаю тратить время на повторение сказанного! — И он повесил трубку.

Серхио Васкес оговорил с Луисом Альберто другие детали и получил от него разрешение на все действия, какие он сочтет необходимыми.

Серхио Васкес связался с центральным отделением полиции и, попросив к телефону своего старого друга — капитана Томаса Буэро, кратко изложил ему ситуацию, доверительно упомянув (с просьбой не разглашать это) об особом участии в судьбе похищенной девушки сеньора Луиса Альберто Сальватьерра.

— Кто поедет? — спросил капитан.

— Я. На машине сеньора Сальватьерра. Надо бы деньги пометить. — И он дал капитану телефон офиса фирмы сеньора Сальватьерра и имя управляющего.

— Хорошо… Я свяжусь с управляющим и попрошу банк пометить ассигнации. Мы включаемся.

Ровно через полчаса голос неизвестной, записанный Васкесом на магнитофон, монотонно сообщил Виктории:

— Слушай и не перебивай! Машина с телефоном должна ждать у выезда номер три на окружное кольцо в восемь часов вечера. Называй номер телефона!

— 550-0001! — взволнованным, но внятным голосом продиктовала Виктория и повторила: — 550-0001!..

Блас, записавший номер телефона, нашептал Урсуле то, что она за ним повторила, присовокупив остальную часть сообщения:

— Нечего волноваться! Главное — не подведи сестру и делай, как велят! Теперь дальше. В машине не должно быть никого, кроме водителя с названной суммой денег, запакованных в пластиковый пакет. Движение начнется по моему звонку. Задержка на один час обойдется еще в сто миллионов. В десять часов вечера можешь заказывать для сестры гроб и панихиду! Позволяю один вопрос…

Трубку схватил Луис Альберто:

— Как себя чувствует девушка и какие гарантии ее освобождения?

Блас, узнавший голос Луиса Альберто, быстро вернул Урсуле трубку, и она монотонно сказала то, что он ей нашептал:

— Плохо она себя чувствует, так что имейте к ней жалость! А мертвую мы ее и так освободим! Долго она не протянет! Все! Позвоню в восемь в машину…

Глава 109

Бегония слышала, как шуршала газета, как чавкал человек, жующий сандвич с сыром, сыр распространял острый запах, и Бегонии захотелось есть.

Потом она услышала хихиканье и догадалась, что оно связано с чтением газеты.

Зазвонил телефон, человек во второй раз сказал: «Нет, это не прачечная».

Бегония вспомнила смешной анекдот: «Это зоопарк?» — «Нет!» — «А зачем тогда снимаете трубку?..» И тут же смекнула, что насчет прачечной — это у них условная фраза.

Она подумала: как жалко, что я немая, я бы, не раскрывая глаз, громко спросила: «Это зоопарк?» Она чуть не прыснула и сделала себе выговор — она не хотела обнаруживать свое бодрствование.

Как странно, ей совсем не было страшно.

Она решила «поработать». И тут же ей явился Бето. Если бы Скальпель пощупал сейчас ее пульс, он бы встревожился — так учащенно он забился при возникновении Бето.

Она увидела его обнаженным на берегу моря. Бегония устыдилась, что «раздела» его, но ничего теперь не могла поделать: он шел к ней, раскрыв объятья, и улыбался.

Она могла бы увернуться, если бы открыла глаза.

Но она не могла их открыть, не выдав себя чавкающему созданию, и этим как бы оправдала то, что позволила обнять себя, чем Бето тут же и воспользовался, крепко-крепко притиснув ее к себе и повалив на землю…

Она чуть не вскрикнула, почувствовав тяжесть мужского тела, и в первое мгновение поразилась реальности своего видения, но тут же поняла, что на нее взгромоздился шуршащий пожиратель сандвича.

Скальпель решил хоть как-то воспользоваться близостью лакомой юности и, взгромоздившись на усыпленное им совершенство, стал тихо имитировать связь с несовершеннолетней. Его напряженное старание почти вынудило Бегонию залепить ему оплеуху, но от этого ее избавил новый звонок, сбросивший на пол пахнущего сыром павиана, который испуганно просипел в трубку: «Нет, это не прачечная», добавив от себя непредусмотренное: «Сколько раз говорить!»

Бето не стало. Но осталась тоска по нему…

Бегония никогда раньше не думала о мужчинах всем телом…

Она творила его таким, каким бы хотела видеть…

Музыка, возникшая вместе со словами, будоражила девушку — это была не ее музыка, ее принес Бето.

Вдруг ей стало страшно, что она никогда не сможет сыграть Виктории эту мелодию, никогда не напишет ей эти слова, не попросит ее… спеть их для Бето!

Музыка живет вне людей? Если бы не было людей — была бы музыка? Она задалась этими вопросами и убежденно ответила: да!

Эту музыку и эти слова принес ей ее Ангел-хранитель. Она с надеждой подумала: «А вдруг все обойдется?»

Глава 110

Блас со своего телефона набрал номер квартиры Виктории, прекрасно понимая, что все разговоры с момента похищения Бегонии прослушиваются полицией. Именно на это он и рассчитывал.

Он не опасался присутствия в квартире у Виктории Луиса Альберто и домовладелицы доньи Алисии — они бы ни за что не могли связать этот его голос с теми людьми, обличия которых он принимал: недаром он предусмотрительно наделил «телевизионщика» Альфонсо сипловатым, запинающимся голосом мятущегося фантазера, а галантного Исидро Мендеса — смешком манерного холостяка.

Серхио Васкес включил магнитофон и надел наушники.

— Виктория, я видел окончание репетиции из зала. Мне очень…

— Прости, Блас, мне сейчас не до этого.

— Виктория, что за тон! Я звоню не только для того, чтобы тебя…

— Блас, похитили мою сестру!

— Что такое?! Ты уверена? Может быть, она отлучилась?

— Блас, звонили похитители! Вернее, одна из них! Она потребовала выкуп!

— Сколько?

— Пятьсот миллионов…

— Но у тебя нет таких денег!

— Дело в том, что…

Она осеклась, увидев, как Серхио Васкес, сделав грозные глаза, приложил палец к губам.

— В общем, я не могу сейчас говорить…

— Боже! А как же наши гастроли на Кубе! — И тут же извинился: — Прости, Виктория… Главное спасти сестру. Думаю, я могу наскрести какую-то сумму… Скажем, десятую часть…

— Спасибо, Блас! От всего сердца! Я скажу тебе, если они понадобятся. Я предпринимаю кое-какие шаги… Прости, я не могу больше говорить.

— Надо сейчас же позвонить в полицию!

— Она уже оповещена. Блас, я не могу больше говорить!

— Звони мне!

Блас выключил телефон. Ему понравилась его искренность в разговоре с Викторией.

Приехал капитан полиции Томас Буэро. Он принес свое и своих коллег соболезнование по поводу случившегося.

Извинившись перед Викторией и Дарьей, он отозвал в сторону Васкеса и Луиса Альберто.

— Не могу понять, как они намереваются заполучить выкуп? — сказал капитан. — Ведь они не идиоты, они понимают, что мы будем следить за машиной с деньгами.

— Скорее всего, они попросят оставить пакет в каком-нибудь укромном месте, — предположил Луис Альберто.

— Какое место можно считать укромным, если мы будем висеть над шоссе на вертолете! Я связался с министром, он санкционировал задействовать любые необходимые средства слежения.

— Что говорят аналитики? — спросил Васкес.

— Пока нет никаких заявлений со стороны похитителей. Я полагал, что ответственность за похищение возьмет на себя какая-нибудь повстанческая группировка из штата Чиапас, но, похоже, это ординарное похищение с целью наживы.

— Конечно, за этой женщиной кто-то стоит. Но сколько их? — сказал Васкес.

— Это, должно быть, малочисленная группа…

— Удивляет меня вот что. — Луис Альберто закурил и предложил сигареты своим собеседникам. — Как могут похитители рассчитывать, что танцовщица способна уплатить столь значительную сумму денег в столь короткий срок?

— Приблизительно такой же вопрос задал один из офицеров на оперативном собрании, — ответил капитан Томас Буэро, внимательно посмотрев на Луиса Альберто.

— И каков ответ?

— Их множество. Один из них — вы сами, уважаемый сеньор Сальватьерра, организовали похищение, чтобы завоевать сердце сеньориты Виктории…

— Я и без похищения мог бы добиться этого! — с шутливой заносчивостью истинного мачо воскликнул седеющий красавец. — Вы не согласны со мной?!

— С вашего позволения, я тоже так считаю! — учтиво рассмеялся капитан. — Я только хотел пояснить вам, что логика аналитиков сродни фантазиям авторов криминальных рассказов. — И, помолчав, добавил: — Это и есть главный вопрос…

— Я почти уверен, — сказал частный детектив, — что автор проекта хорошо знает всех из окружения Виктории… Думаю, план построен исключительно на ваших добрых взаимоотношениях с ней. На том, что Виктория не могла не обратиться к вам. Похититель с самого начала рассчитывал только на ваше, дон Луис Альберто, сострадание к ней…

— Конечно, в отдельных случаях собрать выкуп помогают друзья и, в самых крайних случаях, деньги выделяются из государственной казны, — продолжил размышление Серхио Васкеса капитан Томас Буэро.

— Но на все это уходит время, — продолжил Васкес. — Сделав объектом похищения больную диабетом девушку и подчеркивая, что она может не дотянуть до завтрашнего дня, они делают ставку на моментальность решения. А такое может только состоятельный человек.

— Я ломаю голову и не могу понять, кто бы это мог быть? — сказал Луис Альберто…

Глава 111

Что-то необъяснимое влекло Клаудию к несчастной Чоле Эрнандес, в чьи пустые глаза она заглянула в подземном переходе. Какая сила привела и подвела ее к сгорбленной фигуре с мокрым малышом на коленях?

«Ангел пролетел», — говорила покойная мать Клаудии, когда случалось что-то неожиданное, наполнявшее душу радостью или удовлетворением. «Ангелом» называла покойная мать то, что обычно называют случаем.

При всем уважении к психологии и статистике, на стыке которых Клаудия занималась научной работой, связанной с проблемами семьи, она, как истинная католичка, верила в Божественное провидение. И казалось бы, случайную встречу с Чоле во многом связывала с подвижнической деятельностью небесного активиста Ангела.

«Relaciones publicas» — общественные связи — называется это на испанском языке, «Ангел пролетел» — называлось это на языке души Клаудии Сеа.

Сегодня старшая медсестра обрадовала Клаудию сообщением о том, что Чоле Эрнандес явно пошла на поправку. Она стала принимать пищу, а сегодня утром, улыбаясь, смотрела на принесенные накануне Клаудией цветы, повторяя при этом имя «Бето».

Клаудия знала: так зовут сына сеньора Сальватьерра, того сеньора, который позвонил ей, чтобы поблагодарить за участие в судьбе Чоле, и пригласил ее посетить их дом.

Клаудия прониклась доверием к незнакомому мужественному голосу по имени Луис Альберто Сальватьерра, может быть, еще и потому, что покойная мама была родом из небольшого города Сальватьерра, что в штате Гуанахуато.

— Здравствуйте, донья Чоле, — сказала Клаудия, ставя в вазон свежие цветы.

Чоле посмотрела на нее с удивлением и печалью: она поняла, что цветы ей приносит не Бето, а эта миловидная стройная девушка в больших очках на кончике маленького курносого носа. Поняла и Клаудия по взгляду Чоле, что та надеялась увидеть с цветами в руках не ее, а Бето.

И все же усталая улыбка Чоле позволяла надеяться, что посещение Клаудии ей по душе.

В памяти Чоле смутно проявились обрывки недавних событий, которые, наплывая друг на друга, мало-помалу складывались в более или менее ясные картины. Эти чувства, тенями и светом отражавшиеся на лице Чоле, словно при убыстренном показе фильма, «прокрутили» все случившееся с ней.

И в этих воспоминаниях образ Клаудии был приятен ей.

— Как тебя зовут, голубка? — спросила она.

— Меня зовут Клаудия Сеа.

— Я вспомнила тебя… Ты меня гладила по голове…

— Донья Чоле, вы почувствовали себя плохо на улице, и я вызвала «скорую помощь». Вот и все.

Она утаила от Чоле, что в беспамятстве та похитила малыша и подвергала его смертельной опасности на ночных улицах Мехико…

— Цветочки ты мне приносишь?

— Да, но, думаю, что теперь к вам пустят и ваших родных, они извелись, ожидая встречи с вами…

— Что ж они раньше не пришли?

— Раньше их доктор не пустил. Но они ждут не дождутся его разрешения. И Бето, и дон Луис Альберто…

— Они помирились?!

Сердце подсказало Клаудии ответ.

— Они вместе хотят вас видеть. Все теперь зависит от вас и от вашего здоровья. Думаю, доктор не будет против.

— А ты позвони Бето, пусть он наведается к врачу, попросит разрешения…

Девушка пообещала немедленно сделать это…

— Клаудия, я будто тебя сызмальства знаю, — улыбнулась ей на прощание Чоле.

А Клаудия повторила шутку отца, которую он неизменно говорил на прощание новым знакомым:

— Донья Чоле, просто мы с вами давно не виделись… Всю жизнь!

Глава 112

Бето собирался к Виктории. Он надел старые джинсы и куртку на случай, если придется как-то участвовать в освобождении Бегонии. Он смутно представлял себе ситуацию, но произошедшее всколыхнуло в нем волну нежности и тревоги за судьбу девушки. Глаза его были влажны.

Смешанное чувство гнева, обиды и растерянности перехватывало дыхание, делало движения резкими — он никак не мог зашнуровать кроссовки, а застегивая легкую куртку, сломал «молнию». Для чего-то положил в карман перочинный ножик и надел дымчатые очки.

— Ты куда собрался, сынок? — спросила Марианна.

— К Виктории. Может, и я чем-то смогу помочь. Мама! Ведь у Бегонии диабет! Ты понимаешь это?!

— Отказываюсь понимать, — устало произнесла Марианна, удаляясь в свою комнату.

Бето не успел уйти — телефонный звонок остановил его на пороге.

— Здравствуйте! Могу я попросить к телефону Бето?

— Это я…

— С вами говорит Клаудия Сеа. Я навещаю Чоле Эрнандес и хочу вас обрадовать. Она пошла на поправку. Думаю, вам следует поговорить с врачом насчет посещения доньи Чоле. Передайте это, пожалуйста, и вашему отцу.

— Обязательно передам, Клаудия!

Не успел он повесить трубку, как позвонила Марисабель. Подошла Рамона:

— Бето, тебя к телефону…

С некоторым раздражением он сказал:

— Я слушаю вас!

— Бето, это я, Марисабель!

— А, это ты… Не могла бы ты перезвонить к вечеру. Или лучше всего утром.

— Или лучше всего… никогда? — спросила Марисабель.

— Марисабель, мне не до шуток. Понимаешь, пропала сестра Виктории. И я должен поехать к ней. Там уже находится отец.

— Ах так, — деликатно сказала Марисабель, стараясь ничем не выдать своего удивления. — Я понимаю… Бето, знаешь, лучше ты позвони мне, когда освободишься. Хорошо?

— Хорошо, дорогая! И прости, что не могу сейчас говорить с тобой.

Умом Марисабель понимала, что исчезновение девушки серьезный довод для того, чтобы не пускаться в досужий телефонный разговор, но сердце ее не могло с этим смириться.

Опять Виктория, снова Виктория, в который раз — Виктория!

Она гнала от себя мысль, что Бето влечет в дом к сестрам не только озабоченность судьбой пропавшей девушки. Но мысль эта снова и снова свербила возбужденное сознание, превращаясь из предположения в навязчивое убеждение.

Ну, пропала сестра Виктории! Не она первая, не она последняя: иногда страшно включать телевизор — мир словно сошел с ума! Но это не значит, что люди не живут обычными делами, что они подвергают опасности добрые семейные узы, что они не проявляют к близким чуткости и элементарного внимания… Неужели Бето всегда будет таким: будет спешить на чужой призыв и не слышать голос живущей с ним рядом женщины?

Но ведь это ужасно!

Она любит его, она хотела бы, чтобы он принадлежал целиком ей! А если надо кому-то помогать, то почему они не могут делать это вместе?..

Вот и ответ. Он не хочет вместе. Есть что-то, что заставляет его отстранять Марисабель от части своих интересов.

И эти интересы, по-видимому, связаны с его увлечением одной из сестер Хауристи.

«Не успела я порадоваться примирению с Бето, — сетовала она. — А мне так хорошо было с ним в последние дни…»

И ведь позвонила она Бето, чтобы пригласить его на день рождения сестры своей наставницы Кати Себастьянов — Дарьи… Вот и пригласила!

Глава 113

У Марианны голова раскалывалась от боли.

Спустившись на кухню, чтобы найти в большом буфете жировые катышки, которые она по совету Чоле прилепляла к вискам, когда начинала болеть голова, она вспылила, накричав на Белинду.

Та сказала, как всегда, неожиданно и как бы ни для кого:

— Что за мужчины! Дома не сидят, вместо себя телевизоры женщинам подсовывают, а сами по ресторанам рассиживаются!

Марианна не один раз, потешаясь, приносила с кухни эти выкрики Белинды, вызывавшие у Бето и Луиса Альберто смех до колик. Марианна, выросшая на ранчо среди простолюдинов, с большим искусством подражала крикливой кухарке. А когда при этом изображала ее идиотские гримасы, шмыгала носом со вскидыванием головы или «элегантно» почесывала неэлегантные места, начинала прыскать в кулак даже строгая Рамона.

И вот Марианна сорвалась, усмотрев в выкрике Белинды намек на охлаждение к ней Луиса Альберто.

— Белинда, попридержи язычок! Отвалится!

— С чего бы это ему отвалиться? Хозяйка, ну что я такого сказала?!

— Беседуй со своим телевизором, а наши оставь в покое! — съязвила Марианна, намекая на одиночество безмужней Белинды, не ведая о существовании большерукого геркулеса Диди.

Белинда только фыркнула в ответ…

После ухода Бето Марианна позвонила Пато и попросила его как можно скорее приехать.

Пато пожурил Марианну за то, что она все еще не удосужилась сообщить ему адрес «приятеля» Бето. Однако ее рассказ о происшествии в доме Виктории заставил его забыть о мелком мошеннике.

Марианна поделилась с ним своими подозрениями, напомнила Пато былые «подвиги» Луиса Альберто, снова помянула бразильянку Жуаниту.

Глаза Марианны молили его о помощи. И Пато от всей души посоветовал ей переменить обстановку, на какое-то время отвлечься от навязчивых мыслей, поехав куда-нибудь. Не захочет Луис Альберто сопровождать ее, пусть она пригласит какую-нибудь подругу.

— А друга? — с усмешкой спросила Марианна.

Пато смешался, понимая, что не следовало походя отказывать этой не первой молодости, но далеко еще не старой и такой привлекательной женщине в возможности увлечься.

— А друга еще лучше! — засмеялся Пато. — Почему бы и не меня?

Но мысли Пато были там, в доме Виктории, где произошла самая настоящая трагедия, по сравнению с которой такими смешными выглядели сетования Марианны.

— Марианна, позволь мне быть откровенным, — сказал, нахмурившись, Пато. — Меня очень беспокоит, что ты как бы утрачиваешь масштабы событий. Похищена девушка. У нее диабет, требующий точного соблюдения режима. Каким-то образом ее судьба зависит от вашего дома. А ты, которая была так чувствительна к чужому горю, реагируешь на это как эгоистка!

— Пато! Если бы ты знал, как я боюсь потерять Луиса Альберто!

— Ты и потеряешь его, когда он поймет, что ты его беспочвенно ревнуешь!

Пато сказал это с такой страстью, что Марианна испуганно вскинула на него глаза.

— Как жаль, что я дал тебе слово хранить в тайне от Луиса Альберто то, что ты мне рассказываешь. Я бы тут же позвонил Виктории и включился в расследование…

— Я позволяю тебе это сделать. Если столкнешься с Луисом Альберто, сошлись на меня, скажи, что это я позвонила тебе и попросила помочь… ей.

Он положил руки на плечи Марианне и ласково тряхнул ее:

— Очнись, Марианна, и будь всегда рядом с Луисом Альберто там, где ему трудно.

Она посмотрела на него с благодарностью. Ей показалось, что она трезвеет после тяжелого опьянения…

Глава 114

Позвонив Виктории, Пато сказал, что донья Марианна рассказала ему о случившемся, и он хотел бы как-то помочь.

— Сеньор Кориа, если хотите, приезжайте, но только я не могу сейчас занимать телефон!

— Понимаю. Один только вопрос… Сеньор Сальватьерра у вас?

Виктория, вспомнив об их уговоре, поняла, чем продиктован его деликатный вопрос.

— Нет, он будет не раньше чем через час. Приезжайте.

Пато приехал тут же. Виктория скупо, но четко обрисовала ему положение дел. Пато извинился, что задаст несколько жестких вопросов. Связаны они будут только с похищением Бегонии.

— Многие ли знали, что у нее диабет?

— Семья сеньора Сальватьерра… Домохозяйка донья Алисия… Разумеется, моя семья в Бильбао… Врач в клинике… Покойный дон Висенте, предыдущий владелец кабаре, где я сейчас работаю…

— А в самом кабаре?

— Нет. По крайней мере, я ни с кем больше об этом не говорила… До сегодняшнего дня.

— То есть?

— Позвонил мой хозяин Блас Кесада по поводу репетиции. И я рассказала ему о похищении. Он испугался, что я не смогу полететь на гастроли, но тут же извинился и даже предложил дать часть денег для выкупа…

— И что же вы?..

— Отказалась, так как всю сумму дает дон Луис Альберто…

— Полиция подключена?

— Да, дон Луис Альберто позвонил им…

Пато не стал утомлять и без того едва стоящую на ногах девушку и раскланялся.

Вскоре приехал Луис Альберто, сказавший, что деньги из банка получены и обрабатываются изотопами в полиции.

Буквально вслед за отцом появился Бето.

Он поразился тому, как Виктория переменилась. Ему почудилось, будто в ее чертах проступило ее «повзрослевшее» будущее.

Она словно не заметила появления Бето, и на его вопрос, как идут дела, резко ответила, что ей не хотелось бы отвечать.

Отец отозвал Бето в сторону. Он сказал, что гордится сыном, поблагодарил его за то, что в такую трудную минуту он приехал поддержать Викторию, и попросил его не обижаться на ее резкость.

Он уговорил Бето вернуться домой и побыть с мамой, которая в последнее время не в настроении. Он понимает, что причиной ее недовольства является он сам. Она права, надо бы уделять ей больше внимания, но столько дел сошлось воедино. А тут еще похищение Бегонии!

Он доверительно сообщил Бето, что дал пятьсот миллионов на выкуп Бегонии, и это потребует от фирмы куда более напряженной работы.

Бето обнял отца, он был удивлен и тронут его чуткостью к чужому горю.

— Отец, я все понимаю. Не буду путаться под ногами. Если я понадоблюсь, позвони.

Улыбнувшись Виктории, Бето, прежде чем уйти, поднял над головой раздвоенные пальцы. Это было ее имя — «Виктория» и его надежда на то, что все кончится их победой…

На обратном пути Бето решил навестить Марисабель. Недавний разговор с Марисабель по телефону оставил у него неприятный осадок: нельзя так разговаривать с ней, что бы ни происходило. Она — Марисабель!

В последнее время Бето все чаще стал думать о том, как бы выглядели они, став мужем и женой?

Всякий раз картина напоминала пестрые рекламные сюжеты бегущих друг к другу с распростертыми объятиями жениха и невесты. Их шумная «состыковка» рождала на свет либо телевизор новой марки, либо особо полезную жвачку, либо морщинистого щенка, который старательно облизывал их лица, по всей видимости предварительно намазанные медом.

В лучшем случае он являлся себе самому в сюжете какой-нибудь «мыльной оперы» одним из тамошних слезливых шалопаев, у которого было его лицо и который нес несусветную чушь в духе «почему ты мне сразу не сказала, что это твой брат!».

Бето становилось смешно и грустно.

Со стыдом он признавался себе, что не готов еще опекать нежность по имени Марисабель, и мучительно ждал момента, когда вместо рекламной несусветицы явится ему истинное откровение Любви.

Неужели оно никогда не посетит его?..

Он не мог дозвониться с улицы и решил заявиться без звонка.

Для Марисабель его приход был приятной неожиданностью.

Она бросилась ему на шею и расцеловала.

Джоана обрадовалась не меньше дочери: Марисабель уже начала хныкать по поводу того, что придется идти на день рождения Дарьи Себастьянов без Бето.

Марисабель мечтала об этом первом их совместном выходе после венчания Джоаны и Карлоса в храме у падре Адриана, если только можно считать «выходом» участие в семейном торжестве.

Тут же в прихожей Марисабель радостно оповестила Бето о приглашении и заручилась его честным словом, что на этот маленький праздник в дом русских сестер они пойдут все вместе.

— Теперь не улизнешь! — игриво помахала пальчиком перед носом Бето прекрасная златовласка.

— И не посмею, ваше величество! — покорно воскликнул проштрафившийся Бето, отдав Марисабель честь и почему-то встав на колени.

Глава 115

Многое должен был «провернуть» Блас Кесада до отлета на Кубу.

Его план напоминал тонко выстроенный киносценарий, где несколько сюжетных линий, переплетаясь, были устремлены к развязке, которая должна была разрешить сразу все проблемы.

Такой человек, как Блас Кесада, мог бы руководить крупным концерном, а то и целым государством. Не его вина, что мутные волны бизнеса и политики вынесли на свои гребни других Бласов. Как не его вина и в том, что он востребовал себя в преступном мире.

«А впрочем, — часто думал он, — лучше быть откровенным преступником, чем скрытым преступником в бизнесе и политике»…

Блас не упивался своими «подвигами», а в заслугу себе ставил только то, что своей рукой не убил ни одного человека.

Он оставил этот грех лишь для одной гадины… Если только свидится с ней.

Отлет на Кубу представлялся ему успокоительным финалом первой части «сериала». До этого финала было рукой подать.

Но дел еще было немало, минуты сейчас были равны часам, а часы — суткам.

Во-первых, устранить Вивиан. Этим займется Себастьян.

Во-вторых, убрать мешок для мусора по имени Кики, куда еще надо умело насыпать улики, которые навечно свяжут его имя с похищением Бегонии.

В-третьих, и это главное, получить выкуп.

В-четвертых, постараться предстать перед Викторией одним из сочувствующих ее горю или косвенно участвующих в освобождении ее сестры: ведь надо, чтобы она не отказалась от поездки на Кубу…

Куба… С той поры, как он покинул эту страну, он запретил себе думать о ней… Так гонят от себя мысли о поруганной сестре, матери…

Ему были ненавистны эмигранты всех стран, тратящие жизненное время на витание в родных облаках. Ему ли не знать, что такое тоска по родине, — да он выл, лез на стены, утратив неповторимый шелест пальм, расчесываемых пальцами утреннего бриза, лишившись шума гаванских улиц! Но нельзя выть всю жизнь!

Он не боялся появиться на Кубе: его документы были в полном порядке, а лицо так изменилось за долгие годы, что вряд ли кто-нибудь узнает в уверенном в себе, говорящем с мексиканской вкрадчивостью, хорошо одетом сеньоре веселого юнца с киностудии «Кубанакан». А узнают… Он и не из таких ситуаций выпутывался во флоридских трущобах, в колумбийской глухомани и в гватемальских горах…

Должен, он обязательно должен побывать на Кубе!.. Есть у него там одно незавершенное дело…

Итак, подлый негодяй и мошенник Кики, со всей очевидностью покушавшийся недавно на жизнь Бето, похитил еще и Бегонию, прознав о том, что у Виктории есть верный опекун в лице богатейшего сеньора Сальватьерра. Случайно догадавшись по обмолвкам Вивиан, что похититель, Кики, держит Бегонию у себя в фотолаборатории, он, Блас Кесада, спешит сообщить об этом полиции, но к ее приходу — ай-ай-ай! — чья-то пуля прервала недостойную сожаления жизнь Кики! Погодите, да ведь эта пуля из того же пистолета, который поставил точку в земном существовании красотки Вивиан! Кто же двойной убийца? Так это же Себастьян Кихада, который из ревности убил их обоих, о чем и сообщит некий доносчик! Хватайте убийцу!

Блас — при выкупе, опасные или ненадежные сообщники, кроме Скальпеля и Диди, устранены.

«А что! — удовлетворенно заключил про себя Кесада (не столько как мафиози Блас, сколько как «киношник» Альфонсо). — Неплохой синопсис! Конечно, в некоторых полицейских фильмах напридумано то, что вряд ли когда-нибудь произойдет в жизни. Но и жизнь рождает сюжеты, какие вряд ли придут в голову шустрым производителям криминальных лент».

Он с усмешкой подумал, что мог бы преуспеть в этой профессии. И был недалек от истины…

Не позднее завтрашнего утра все линии придуманного им сюжета должны были прийти к своей развязке.

Одна из них — линия Вивиан — уже приближалась к концу.

После того как Себастьян отсидел за столиком уличного кафе положенный ему Бласом Кесадой час, не заметив ничего тревожного, он направился в «Габриэлу». Не заходя внутрь, он позвонил Диди из телефона-автомата и спросил:

— Ну как?

— Сейчас, — ответил Диди.

Им не надо было произносить лишних слов, все их поступки заранее продумал «шеф».

Диди подозвал к телефону Вивиан.

— Виви, — сказал Себастьян, — у меня для тебя есть то, что ты ищешь…

— Бласу не проговорись! — пугливо сказала она. — Где встретимся?

— Деньги при тебе?

— При мне, при мне! Так где?

— На стройке универсама… Тут же, как войдешь за ограду со стороны музея.

Законсервированная после страшного землетрясения стройка подлежала демонтажу из-за трещин, появившихся в некоторых местах недостроенного универсама.

Землетрясение стало беспристрастным ревизором многих зданий и строящихся объектов Мехико, рухнувших или деформированных из-за мошенничества строительных фирм, использовавших более дешевые строительные материалы и некондиционные конструкции, позволившие прикарманить баснословные суммы.

На фоне бесформенных цементных глыб и скрюченных металлических прутьев переступающая с обломка на обломок Вивиан, в высоких сапожках и в мини-юбке балансирующая, как девочка на шаре с картины Пикассо, напоминала манекенщицу, снимающуюся на обложку журнала мод.

Она увидела машущего ей из темного проема Себастьяна и вошла из слепящего полудня в темноту.

В ней она навсегда и осталась.

Кики выстрелил ей в голову и, когда она упала, еще раз — в сердце.

Через полчаса Диди из уличного телефона-автомата не своим, перепуганным голосом оповещал полицию о том, что на «недостройке» универсама… женщину… молодую… угрохали… вся в крови!..

Глава 116

Только юный разносчик маисовых лепешек обратил внимание на то, как гигантского роста санитар в белом халате вынес на руках из подъезда черного хода седую старушку в пледе, с наполовину забинтованным лицом. Рука у старушки бесчувственно моталась.

Санитара сопровождал сутулый человек с докторским саквояжем в руке.

Впритык к подъезду стоял микроавтобус со светоотражающими стеклами, на крыше которого была укреплена дуга с двумя мигалками. Санитар с помощью доктора бережно усадил бесчувственную старушку на сиденье, рядом с ней сел доктор. Могучий санитар, еле втиснувшись на водительское место, тихо отрулил от подъезда.

Набрав небольшую скорость, микроавтобус скрылся из виду.

Второй укол, сделанный Скальпелем перед выносом забинтованной и закамуфлированной буклями и пледом «старушке» Бегонии, обеспечивал эротоману спокойную манипуляцию ее бесчувственным телом внутри микроавтобуса. «Санитар» Диди в медленной лаве автомашин продвигал его к району, где находилась фотолаборатория Кики.

На этот раз укол усыпил Бегонию.

Манипуляции Скальпеля сводились к тому, чтобы спрятать Бегонию в крепкий картонный ящик от морозильника.

Понукаемый сквернословием Диди, доктор, подозрительно пальпируя бесчувственное тело пациентки, приноравливался, как бы получше втиснуть ее в лежащий на полу ящик. Наконец это ему удалось, и он залюбовался ее позой младенца в утробе матери — той позой, в которой древние перуанские инки хоронили в корзинах своих умерших, считая, что человек должен уйти из мира в той же позе, в какой приходит в него…

Дарья, возвращавшаяся от Виктории в балетное училище и проходившая мимо здания соседней школы художественного мастерства, не поверила бы, если бы ей сказали, что около двери, ведущей в подвал фотолаборатории сгружают не морозильник, а похищенную сестру Виктории…

Диди и Скальпель внесли ящик в полутемную лабораторию. Диди тут же ушел, а Скальпель, перед тем как исчезнуть, разложил на стерильной марле все, что необходимо для спасительных инъекций, которые Бегония должна будет себе делать.

Кики, кряхтя, извлек спящую красавицу из ящика и перенес ее на кушетку, сковав ей ноги наручниками, которые в данном случае следовало бы назвать «наножниками».

Открыв через полчаса глаза, Бегония увидела ухмыляющееся лицо мышебоя Пепе.

— Не бойся, скоро мы тебя отпустим, — сказал он осклабясь.

Она привстала и почувствовала, что ноги ее скованы.

Она сбросила их на пол и села, увидев перед собой на низком столике пакет с молоком, свежий батон и марлю, на которой в чистой белой кювете находились шприцы одноразового пользования, а рядом — ампулы с инсулином, флакон со спиртом и вата.

Виктория открыла пакет и стала уписывать батон, запивая его молоком.

— Как получим выкуп, так сразу и отпустим! — убежденно повторил Кики.

«Вряд ли ты отпустишь меня живой, — подумала девушка. — Раз не боишься показать свое лицо…»

Глава 117

В восемь вечера за рулем машины, принадлежавшей Луису Альберто, частный детектив Серхио Васкес ждал указания террористки, в каком направлении следовать. Машина стояла у выезда номер три на окружное кольцо.

На сиденье рядом с водителем лежал черный пластиковый пакет, туго набитый купюрами и многократно оклеенный липкой лентой.

Невдалеке стояли два автомобиля с полицейскими, в одном из которых находился капитан Томас Буэро.

А за домами на пустыре крутили винтами готовые взмыть в небо два легких полицейских вертолета «белл».

Телефон в машине Васкеса центральная диспетчерская служба полиции подключила к рациям полицейских машин и вертолетов.

С момента нахождения в машине столь крупной суммы денег за ней устанавливалось неусыпное наблюдение: нельзя было исключить нападения террористов еще до старта.

В столь сложной обстановке мало было надежды на сохранение и жизни похищенной девушки, и капитала. Тем не менее правоохранительные органы хотели сделать все от них зависящее для сохранения жизни и возможного дальнейшего розыска денег.

Уважаемый сеньор Луис Альберто Сальватьерра, не раздумывая, пожертвовал деньги для спасения чужой человеческой жизни. И полиция считала своим долгом сделать все возможное и даже невозможное для возмещения затрат этому благородному члену мексиканского общества.

Не вмешиваться в развитие событий, чтобы не подвергнуть риску контакт Серхио Васкеса с похитителями. Как можно лучше узнать почерк террористов. Такова была установка начальства.

Самый мучительный вопрос — удастся ли больной девушке выбраться живой из этой страшной игры?

Не обречена ли она на смерть, после того как похитители получат выкуп? Обычно они держат слово. Общество от безысходности может обрушить на них всю свою ярость. Но ведь это «моральный кодекс» людей без морали. Среди столь отчаянных преступников могут быть и слепые безумцы.

Самый головоломный вопрос — как надеется преступник получить деньги, не будучи «засеченным»?

Телефонный звонок прозвучал ровно в восемь.

— Полный ли у тебя бак? — раздался в трубке тот же монотонный женский голос.

— Полный, — ответил Васкес.

— Выкуп в машине?

— Как договорились.

— Выезжай на кольцевую автостраду и двигайся направо со скоростью шестьдесят километров.

Аналитический центр получил первую информацию. Вопрос террористки о количестве бензина в баке наводил на мысль, что место передачи денег могло оказаться за много километров от Мехико…

Васкес выбрался на кольцо и двинулся в указанном направлении.

На некотором расстоянии от него шли две машины без полицейских знаков, которые переговаривались с Васкесом по другой, не связанной с его телефоном рации.

Чуть сбоку в небе мерцали сигнальными огнями летевшие параллельным курсом вертолеты.

Начало смеркаться, идущие потоком машины включили фары.

В машине Васкеса вновь раздался телефонный звонок. На этот раз говорил хриплый, специально измененный голос мужчины:

— Слушай и не перебивай! Переходи в левый ряд! Опусти стекло. Возьми крепко пакет в левую руку. Не бросая пакет, высунь руку с пакетом из окна. Учти, в твоей руке жизнь девчонки!..

Террорист отключился.

В аналитическом центре засуетились. Зазвучали мнения pro и contra экспертов в центре и полицейских, находившихся в движении на шоссе и в воздухе. Этот быстрый обмен мнениями походил на скоростное совещание участников какого-нибудь телеконкурса.

— Кто-то должен поравняться и взять пакет на ходу машины!

— А вдруг этот кто-то — перехватчик из другой банды?

— Возможный вариант, не исключающий нашу догадку!

— Если наши террористы лишатся выкупа, девушка может погибнуть.

— Это отвлекающий маневр! Не забудьте вопрос о полном баке бензина!

— И это мог быть отвлекающий маневр!

— Как можно перехватить пакет в левом ряду? Не из встречного же потока!

— Верно!

— Я понял! Я понял! — Это был голос самого молодого Холмса — Эстебана Кориа (сына Пато, выбравшего профессию отца), недавно прошедшего стажировку в Лос-Анджелесе. — Ведь впереди каньон!

— Молодец, мальчик! — крикнул из своей машины капитан Томас Буэро.

Но было уже поздно что-либо предпринять.

Как бы в подтверждение правоты Эстебана загудел телефон в машине Васкеса, и «перекошенный» голос сказал:

— Слушай и не перебивай! Сбавь скорость! Сейчас ты въедешь на эстакаду! — Голос замолчал, но не отключился.

В аналитическом центре Эстебан Кориа испустил душераздирающий крик болельщика, команда которого вогнала гол в ворота противника.

— Ящик текилы! — поощрительно крякнул в своей машине капитан Буэро.

Вертолеты в небе растерянно зависли в темном небе над стальным ажурным перекрытием эстакады.

Перед въездом на эстакаду полосы двух встречных потоков, раздвоившись, расходились по своим путепроводам, разделенным пустотой почти бездонного провала.

Через две секунды голос террориста проскандировал приказ:

— Внимание! Через парапет бросишь пакет вниз! Приготовься! Не промахнись!

Васкес резко выбросил руку с пакетом.

Пакет с миллионами скрылся в пропасти.

— Так! Ты хорошо все сделал! — сказал искаженный голос, и связь прервалась.

Это был сужающийся книзу, как длинная воронка, бетонированный ствол, укрепляющий отвесные стены высокой узкой расщелины. В эту воронку с высоты ста пятидесяти метров и полетел выкуп.

Внизу, на узкой площадке, около большого «лендровера» с включенным двигателем, ждал, закинув вверх голову, Диди. Пакету некуда было больше упасть, как на эту площадку в полусотне метров от другого большого шоссе. Выкуп с шумом шлепнулся на гранитное покрытие в нескольких метрах от Диди…

Глава 118

Большое число людей, следивших за ходом операции в полицейском центре, в движущихся машинах и на летящих вертолетах, с восхищением отметили изобретательность похитителей, чья афера с этого момента, как бы ни закончилась акция, непременно должна была войти во все учебники по борьбе с терроризмом!

Несомненно, можно было констатировать, что частного детектива Серхио Васкеса вел один из преступников, следовавший на своей машине в том же направлении.

Мысль о задержке огромного пелетона автомобилей в начале уик-энда на одной из больших магистралей с целью их поголовного осмотра для нахождения телефона, который был сразу же засечен и определен как украденный за несколько часов до этого вместе с машиной (что еще нуждалось в проверке), была тут же отвергнута. Наверняка человек с искаженным голосом тут же выбросил похищенный аппарат под колеса идущих сзади автомобилей.

Сообщение вертолетчиков тоже было не из обнадеживающих: не говоря о том, что они не могли, согласно инструкции, сделать это незаметно, — спуститься в воронку каньона не представлялось возможным. А после перелета через гряду, отделявшую верх эстакады от обнаруженной ими внизу площадки — места возможного падения пакета, они не нашли никого и ничего, связанного с террористами.

По-видимому, подобрав пакет, один из соучастников на автомобиле тут же затерялся в огромном потоке машин, спешивших по другому широченному шоссе вон из задушенной смогом гиперстолицы на вольный воздух мексиканского плато.

Безусловно вопрос о том, полон ли бак у Васкеса, был вопросом для отвода глаз: пакет был выброшен через семнадцать минут после старта.

Теперь оставалось надеяться на честность террористов, обещавших вернуть похищенную, и на то, что рано или поздно меченые деньги где-то всплывут.

Весть о том, что выкуп доставлен, Луис Альберто узнал, находясь у Виктории: он не мог покинуть ее в эти трагические часы.

— Виктория, не волнуйся, — сказал он, дружески обняв девушку. — С нашей стороны все условия выполнены. Будем надеяться на лучшее. Приляг. Тебе надо отдохнуть.

Позвонила Дарья, справляясь о ходе дела. Луис Альберто сказал ей, что выкуп уже передан похитителям и что Виктория не может подойти, так как прилегла.

— Посиди рядом, — попросила его Виктория. Он присел на край тахты. Девушка протянула руку, и он взял ее руку в свою.

Глаза Виктории слипались. Она засыпала. Ее усталое, осунувшееся лицо снова возвращалось в молодость. Брови еще были насуплены, но подрагивающие губы уголками своими улыбались. Лицо Виктории было обращено к Луису Альберто. И он в первый раз поцеловал ее в губы.

Она открыла глаза.

— Иди ко мне, — прочитал он на ее еле двигающихся губах.

Он вытянулся рядом с ней, обнял ее и забыл обо всем на свете, провалившись в глубокий сон.

Когда очнулся, он увидел Марианну. Широко открытыми глазами она смотрела на них, механически выставляя на стол извлекаемые из большой сумки пакеты с едой. Последним она поставила на стол термос.

Ничего не говоря, она повернулась и пошла к двери.

— Марианна! — шепотом крикнул Луис Альберто, боясь разбудить Викторию.

Не оборачиваясь, она помахала ему рукой и вышла из квартиры…

Глава 119

Сидя на кушетке в подвале Кикиной лаборатории со скованными ногами, Бегония жевала батон и запивала его молоком.

Она вспоминала родной Бильбао, маму и сестер, дона Висенте Арансади, с которым прилетела в Мехико. Он трогательно заботился о ней во время полета.

И еще она вспомнила неописуемо красивое надоблачное небо, которое простиралось в необозримую даль за круглым иллюминатором…

Вертикальные нагромождения облаков, похожих на бело-голубые, желтовато-палевые и сиренево-серые грибы. А между ними в разных направлениях текли струи более легких облачных потоков, одни бирюзовые, другие сизые.

Не было у Бегонии слов, чтобы описать жизнь этого пустынного пространства, населенного стадами гигантских облаков.

Но оно звучало — этот небесный хорал домогался ее слуха в течение всего полета.

Удивительно, как он мог проникнуть в самолет! Она оглядывалась на дремлющих, читающих и жующих пассажиров — странно, но никто из них, по-видимому, не слышал эту музыку.

Время от времени вдалеке с невероятной быстротой проскальзывал какой-нибудь деловитый серебристый самолетик, оставлявший за собой тонкий след.

Бегония играла в облака. То велела себе видеть только животных — и тогда облака превращались в слонов, собак и дельфинов, то переходила на людей — и облака тут же преображались в веселого старика, или стоящего на руках гимнаста, или стайку пузатых гномов.

Вдруг она увидела Бога: печальное бородатое лицо с горькой складкой рта и снесенными в сторону ветром космами было обращено к ней, хотя Его тело в синеватой длиннополой накидке было устремлено к горизонту, — словно Он задержался на мгновение, чтобы поглядеть на Бегонию…

После она забыла все это, и вот сейчас, снова вспомнив, немного испугалась: может быть, это зовет ее к себе Небо?..

Запивая хлеб молоком, она подумала, что Рай, должно быть, находился там, куда направлялся этот дымчатый Бог.

А может быть, это и был Рай, но только скрытый от человеческих глаз облачными чехлами…

Кики вытащил из стола откусанную шоколадку и протянул ее Бегонии.

Она вежливо отказалась, покрутив пальцем у рта и сделав этим же пальцем отрицательное движение: у меня ведь диабет, мне нельзя.

— Неотравленная! — обиделся почему-то враг мышей и людей.

Бегония искоса разглядывала фотолабораторию, на стенах которой висели большие и маленькие фотографии — некоторые заставили ее сконфузиться.

Ей захотелось в туалет. Она привстала и стала оглядываться. Кики подошел к ней и, так как она не могла идти, подставил спину и отволок ее в угол к незаметной для глаз двери туалета.

Внутри его Бегония и вовсе закрыла глаза — столь однообразно непристойными были фотографии, облепившие все стенки тесной кабины.

Обратно к кушетке Бегония прискакала сама.

— Ты не бойся, получим за тебя выкуп и отпустим. Шеф сказал, чтоб ни один волос с твой головы не упал!

«Вот ведь какие вы добрые!» — съязвила про себя девушка. Она жестами попросила бумагу и карандаш и, получив от хозяина лаборатории использованный лист фотобумаги и фломастер, спросила у него на обороте листа зеленым по белому:

«Вы фотограф?»

— Ага.

«Давайте снимемся на память?»

Кики оторопело поглядел на Бегонию, не понимая, шутит она или говорит всерьез?

— А потом меня по этому снимку — бац — и за решетку?! Идиотка, что ли?

Он кивнул на шприцы.

— Ты лучше укол себе сделай…

Бегония была девушка неглупая. Она поняла то, о чем не догадывался Кики, — не жилец он на белом свете…

Если они так пекутся о ее здоровье, значит, хотят вернуть ее Виктории здоровой? Этот мышелов — единственный, кто не скрыл от нее своего лица. И значит, те люди, чьих лиц она не видела, не оставят его в живых…

«Почему они хотят вернуть меня целой и невредимой?» — мелькнула у нее мысль, которая могла привести ее к ответу: «Потому что не хотят досадить Виктории». И уж тогда она могла бы пойти дальше, задавшись следующим вопросом: «А для чего?» И, вспомнив, что у Виктории гастроли на Кубе, наверняка поняла бы (она такая!): все это затеял хозяин Виктории — Блас!

Взойти на лесенку этих вопросов и ответов она не успела, так как в зашторенное окно под потолком подвала кто-то постучал условленным стуком: два частых удара, один и три.

Пепе-Кики крикнул вверх:

— Подожди! Проявляю!

Погрозив Бегонии кулаком, чтобы не ерепенилась, он бросился к ней, рывком поднял, поставил на скованные ноги, свел ей руки, защелкнул у нее на запястьях наручники и, обхватив поперек талии, поволок ее в чулан, где примотал за наручники проволокой к водопроводной трубе. Он сунул под Бегонию табурет и, надавив ей на плечо, усадил ее с прикрученными к трубе руками и скованными ногами, сказав, что тут же вернется и отвяжет ее, а ежели она пикнет (немая-то?!), то он выкинет на помойку все ее шприцы!

Хотя стучал условленным стуком Себас (только он был в курсе), Кики, выйдя из подвала, на всякий случай запер его. Он поднялся по лестнице к верхней двери, находящейся на уровне земли, и отодвинул засов.

В отличие от Вивиан он ослеп не от темноты, а от света, а так больше ничто не отличало его судьбу от судьбы нравившейся ему полосатоштанной красотки.

Резкий удар в плечо сбросил его вниз, и вслед за этим раздался глухой хлопок выстрела.

Кики скатился к дверям лаборатории. Сбежав к нему, Себас избавил его от корчей выстрелом в голову…

Бегония приняла эти короткие сухие хлопки за посторонние звуки.

Глава 120

Зная, что Диди по телефону дурным голосом навел полицию на тело Вивиан, Блас тут же вслед за этим ожидал появления в ресторане агентов, но так и не дождался.

После кольцевого шоссе (это он выводил Серхио Васкеса на эстакаду) Блас действительно выбросил аппарат беспроволочного телефона, выкраденный для него Диди незадолго до этого из чужого автомобиля. Он поплутал немного по городу и, убедившись, что за ним нет хвоста, вернулся в ресторан.

Агенты заявились к нему в кабинет минут через десять после его возвращения.

Блас собрал все силы и весь свой талант, чтобы соответствовать роли человека, опечаленного случившимся: ведь Вивиан работала в его заведении!

Он сказал, что о ее смерти ему поведали некоторые почитатели кабаре, проходившие мимо стройки и привлеченные шумом толпы около того места, где было совершено убийство. Блас предполагал, что агенты наслышаны о его связи с Вивиан.

Впрочем, какой хозяин кабаре не симпатизировал по ночам молодым талантам. Да, он очень, очень сожалеет о смерти этой… очаровательной девушки. Печально все это…

К тому же он в растерянности: через пару дней она должна была отправиться со всей труппой на Кубу, и теперь он должен срочно искать ей замену, а это почти невозможно.

Прямо напасть какая-то.

К тому же в это самое время у его примадонны Виктории Хауристи, Неукротимой Виктории, похитили сестру! Агенты уже знают об этом? Ну вот…

— Можете ли вы высказать какие-нибудь предположения по поводу убийства Вивиан Виделы? — спросил агент.

— Я хотел бы рассчитывать на конфиденциальность нашего разговора, — замялся Блас — Мне бы не хотелось…

— Разумеется.

— Наркотики…

— Что вы имеете в виду? — насторожился второй агент.

— Хочу быть откровенным. У меня была короткая связь с Вивиан…

Блас печально улыбнулся и помолчал, сокрушенно помотав головой под наплывом дорогих его сердцу воспоминаний.

— К сожалению, к моменту нашего сближения она уже пристрастилась к курению и таблеткам, которые я однажды обнаружил у нее… Я говорил ей, что это не кончится добром.

— Один из официантов показал, что ей симпатизировал некий скользкий тип, который иногда напивался у вас в ресторане и шумно ее вызывал…

— Скорее всего, он имел в виду Акилеса Паредеса по прозвищу Кики… Впрочем, только ли его! Однажды из-за нее чуть не пристрелил Кики его дружок Себастьян Кихада…

— Да-да, ваш охранник Диди уже сказал нам об этом…

Зазвонил телефон.

Спрашивая у Бласа, не требуются ли ресторану официанты (что означало: «С Кики покончено!»), Себас не знал, что в кабинете Бласа разговор как раз идет о нем и о Кики и что, таким образом, как бы покончено и с самим Себасом.

— Зайдите через две недели, — ответил Блас. Что означало: «Понял тебя, спасибо…»

Тут же позвонил Диди, спросив, не требуется ли в кабаре электрик? «Наконец-то!» — вздохнул с облегчением Блас, ответив чуть запинаясь от волнения:

— Мы вылетаем на гастроли, так что наведайтесь недели через две. — И, помолчав, спросил: — А вы в радиоаппаратуре тоже разбираетесь?

Это был важный вопрос, подразумевавший следующее: подбросил ли Диди несколько купюр из выкупа Кики? Блас не сомневался в том, что деньги каким-то образом мечены, и хотел набить «мешок с мусором» чем-то существенным. Из положительного ответа «и в радиоаппаратуре тоже» следовало, что ассигнации из выкупа находятся на теле Кики…

Попросив прощение у агентов, Блас горделиво сказал:

— Нет отбоя от желающих у нас работать!

— Да, говорят, у вас чудесное шоу!

Задав еще несколько несущественных вопросов, агенты ушли.

Теперь надо было возвращать Бегонию.

Бласа беспокоило, в каком она состоянии. Она ведь в фотолаборатории, где, по всей видимости, находится и бездыханный Кики, который должен был быть неотлучно при ней. Была ли она свидетельницей его смерти? Видела ли Себастьяна? Ни тот, ни другой не знал, что Бегония сестра Виктории.

Кики был уверен, что речь идет о похищении дочери банкира, за которую он и получит здоровущий кусок от «уймы» — поверил, кретин, что они девчонку прикончат. Поэтому и не побоялся «работать» с открытой физиономией…

По всей видимости, через час с небольшим полиция нагрянет в фотолабораторию.

Бласу очень хотелось поспеть и здесь: как-то проявить себя в обнаружении Бегонии.

Он набрал номер Виктории.

Глава 121

Время шло, а Пепе-Кики не появлялся.

И Бегония поняла, что случилось то, о чем она подозревала. Она догадалась, что это были за хлопки. Испугалась. Не за него — за себя, привязанную и закованную в наручники пленницу.

«Но ведь они хотят меня возвратить!» — подумала она и тут снова вернулась к рассуждению, которое на этот раз привело ее к догадке: делом чьих рук было ее похищение!

Теперь она испугалась по-настоящему — ведь то, что она обо всем догадывается, может понять и сам хозяин Виктории!

Она поклялась Богу, что никогда ничем не выдаст эту свою смертельно опасную для нее и для Виктории разгадку!

Шло время, никто не появлялся. Бегония придвинулась как можно ближе к водопроводной трубе, чтобы можно было держать руки опущенными. Труба приятно холодила запястья, плечо и щеку. Бегония забылась кратким сном, в котором снова ей явился Бето, а с ним музыка и слова…

В этом наваждении она впервые услышала себя поющей, и этот новорожденный ее голос ей понравился. Бето спросил:

— Так ты умеешь говорить?

Она хотела крикнуть: «Конечно, умею», но у нее это не вышло, и она поняла, что голос ее слышен, лишь когда она поет…

— Понимаю! — сказал Бето, — ты девушка-птица! Ты умеешь только петь!

И Бегония ответила ему кивком головы и пением:

Вот Бето снова ее обнял… А ей страшно — вдруг это снова обернется тяжестью шуршащего сандвича! Но это обернулось нежным поцелуем, которым Бето запечатал ей рот. Но как же она тогда поет? Странно все это, очень странно…

Она почувствовала острую боль в ноге и проснулась. В слабом свете, который просачивался из-под двери чулана, она увидела на полу большую крысу. Бегония поджала ноги, чуть не свалившись с табурета, и беззвучно закричала…

Глава 122

Пато говорил по телефону с сыном Эстебаном, работающим в аналитическом полицейском центре. Тот с гордостью рассказал отцу о том, как угадал развитие событий во время операции, связанной с похищением девушки.

— Бегонии Хауристи? — спросил отец.

— О! Папа, ты делаешь успехи! — пошутил юный Кориа.

В это время в офисе появилась Марианна. То, что она наведалась к нему буквально через час с небольшим после их встречи у нее дома, настораживало.

Ему стало немного надоедать пережевывание одного и того же. Очевидно, это было связано с тем, что он с иронией называл НП.

НП — необратимый процесс!

Все течет, все изменяется, но, к сожалению, течет и изменяется в одну сторону…

Марианна была бледна, но спокойна, как человек, обретший ясность и принявший важное решение.

Пато опешил. Да-а-а… Хорош дон Луис Альберто, нечего сказать! По-видимому, она была права.

Марианна рассказала ему о своем открытии. После беседы с Пато, устыдившись своего эгоизма в такой трагический для незнакомой девушки момент, Марианна, понимая, в каком положении находится ее сестра, к которой ринулся отзывчивый Луис Альберто, собрала для них еду и поехала покормить их…

— Должно быть, они с аппетитом съедят то, что я им оставила! — воскликнула с иронией Марианна.

У нее нет секретов от старого друга! Пусть Пато знает, насколько отзывчиво сердце ее мужа: она застала его на тахте в обнимку с Викторией: нашли время заниматься любовью! Ведь Бог может покарать Викторию гибелью сестры!..

Марианна усмехнулась: если не оправдался первый наивный совет Пато, то она с удовольствием воспользуется вторым, который кажется ей куда более разумным, — она уезжает на родное ранчо, расположенное близ Гуанахуато.

— Пато, я приехала только затем, чтобы попросить тебя… Доведи до конца розыск… Выясни, кто желает зла моему мальчику?

Она вынула пачку сигарет и закурила, Пато не помнил, чтобы она имела пристрастие к этому зелью. Ее покашливание подтвердило его наблюдение.

— Человека, о котором мы говорили, — сказала Марианна, — зовут Кики. Он живет в фотолаборатории, в здании школы художественного мастерства, где учится Бето.

— Спасибо за информацию… Но правильно ли ты делаешь, что уезжаешь, не выяснив отношений с мужем?

— Я устала. Может быть, дом моего детства вернет мне благоразумие и силы?.. Я обязательно тебе напишу. И ты, пожалуйста, информируй меня обо всем, что сочтешь нужным.

Они выпили на прощанье по бокалу вина и обнялись…

— Девушка, у меня есть один знакомый священник, я бы отвел тебя к нему за добрым советом…

Марианна печально усмехнулась, вспомнив эту фразу, произнесенную Пато много лет назад, когда она впервые встретила его в незнакомом огромном городе Мехико.

— Милый юноша, я уже была у него, — ответила она с порога. — И не раз…

Глава 123

Трубку снял Серхио Васкес, успевший вернуться с операции в квартиру Виктории. В квартире находились также Луис Альберто и капитан Буэро, а около дома дежурили две машины с полицейскими, готовыми ринуться по первому сигналу туда, где, возможно, содержится похищенная девушка.

— Вас слушают, — сказал Серхио Васкес.

— Простите, нельзя ли попросить Викторию Хауристи.

Виктория подбежала и схватила трубку. Она с разочарованием узнала голос Бласа.

— Виктория, дорогая, что слышно?

— Жду! — Взволнованный голос говорил обо всем. — И поэтому…

— И поэтому надо срочно освободить линию, — докончил за нее «догадливый» Блас — Только одно слово. Есть ли там кто-нибудь из полиции?

— Конечно.

— Пусть срочно позвонят мне с другого телефона.

Капитан Томас Буэро решил по своей рации набрать номер Бласа, данный ему Викторией, как вдруг позвонила дежурная, попросившая капитана подозвать сеньора Васкеса. (Тот наказал дома перезванивать ему через этот номер полицейского управления.)

Говорил славный экс-чемпион Сихисмундо-Буэно.

— Дон Серхио, позвонила наша «гимнастка»! Назвала своего партнера и сказала, где его искать. Что будем делать?

— Наведаемся к нему.

— Когда?..

Серхио Васкес помолчал. «А что, если сейчас? Когда еще похитители соберутся звонить?.. Если вообще соберутся», — с тревогой подумал он и ответил боксеру:

— Сейчас и наведаемся. Я заеду за тобой.

Тут же после ухода дона Серхио капитан Томас Буэро набрал номер Бласа Кесады.

— Сеньор Кесада? Вы звонили только что Виктории Хауристи? Я капитан Буэро. Слушаю вас.

— Капитан, думаю, не только я один понял, что организовать похищение сестры Виктории с целью потребовать такую большую сумму мог либо сумасшедший, либо человек, уверенный, что кто-то сможет внести эту сумму за Викторию, не так ли?

— Согласен с вами.

— Так вот, я вспоминаю, что мне приходилось слышать завистливые слова о некоем богатом друге Виктории от одного человека…

— Кто он?

— Некто Кики. Он через день подрабатывает в нашем ресторане фотографом… В последние дни он не появлялся. Есть в нем что-то и от сумасшедшего, и от авантюриста. Сегодня, когда я узнал, что уважаемый сеньор Сальватьерра, не задумываясь, великодушно дал столь большие деньги на выкуп, я вспомнил об этой фразе Кики… И вот еще что… Второй день я звоню ему, чтобы узнать, почему он не является на работу, а телефон не отвечает.

— Где он живет?

— В фотолаборатории школы художественного мастерства… Если бы вы заехали за мной, я бы воспользовался вашей любезностью, чтобы в его присутствии повторить сказанное мной. Конечно, если только мы его застанем, в чем я не уверен.

— Хорошо. Мы заедем за вами.

Глава 124

Войдя в здание школы художественного мастерства, Пато и Джон Эшби спросили у встретившихся им студентов, где находится фотолаборатория? Им указали на коридор, в конце которого находилась лестница в подвал.

Джон, сдвинув подальше на затылок шляпу, вынул пистолет и, подойдя к двери, на которой висела табличка «Просим стучать», пинком открыл дверь, оказавшуюся незапертой, и тут же получил страшный удар в челюсть!

Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы Пато не увидел своего первого наставника в деле частного сыска — Серхио Васкеса.

— Пато! Какими судьбами! — обнял младшего коллегу сыщик. — Твой сын делает успехи!

— Знаю, наслышан…

Теперь-то Пато понял, кто был «представителем» Луиса Альберто Сальватьерра, который до него наведывался к Виктории.

Ошеломленный Джон, не успевший, к счастью, выстрелить в мятое многими молотобойными ударами лицо недавнего чемпиона Сихисмундо Буэно, удивленно озирался по сторонам, пока не углядел лежавшее внизу лестницы перед входом в подвал тело, вокруг которого растеклась кровь.

— Мы только что обнаружили его, — сказал дон Серхио. — Он занимался порнофотографией и шантажировал одну семью.

— По-видимому, это Кики, — сказал Пато.

— Он же Акилес Паредес…

— Виктория рассказала мне о вас, но я попросил ее не рассказывать вам обо мне, так как я действую по просьбе супруги дона Луиса Альберто, с которой мы друзья юности. Кто-то напал и ограбил младшего Сальватьерра… Скорее всего, этот же подонок…

Они договорились умалчивать о своей встрече, чтобы не нанести ущерба семейным отношениям семейства Сальватьерра. Помимо всего прочего, этого от них требовал их профессиональный долг.

— Посмотри, — сказал дон Серхио, показывая Пато фотографии, на которых был изображен Бето с Лили…

— Да, это Бето, — сказал Пато.

Серхио Васкес, присев на корточки, вглядывался в мертвое лицо мошенника.

— Кто это его? — спросил Сихисмундо.

— Пусть разбирается полиция, — сказал сыщик.

— Не пришлось мне задать ему жару, — сокрушенно сказал боксер.

— Да и я был бы не прочь, — посетовал Джон Эшби и добавил, обращаясь к Пато: — Может, обыщем лабораторию?

Сверху послышались шаги.

В подвал спускался Блас Кесада, а за ним — капитан Буэро и его помощник. Увидев Серхио Васкеса, капитан опешил:

— Вы и там, вы и здесь?!

— Я занимаюсь делом шантажистов, которые докучают сыну сеньора Сальватьерра…

— Так он еще и этим знаменит? — воскликнул Блас, прекрасно знавший, что Кики мертв, но не желавший выдать свою осведомленность в этом. Он полагал, что Кики лежит внутри лаборатории, и очень беспокоился за состояние находившейся там Бегонии.

Четверо ранее пришедших расступились.

— Бог мой! — вскрикнул, отпрянув, «пораженный» Блас Кесада, увидев внизу простертое перед входом в лабораторию тело. — Так это он и есть! Кики!

— Был Кики, да весь вышел, — мрачно пошутил Джон Эшби.

— Вызывайте команду, — сказал капитан своему помощнику.

Глава 125

Бегония в полузабытьи, сидела с закрытыми глазами в чулане, не смея спустить ноги на пол.

Она пела себе колыбельную, прощалась сама с собой…

И перед тем, как рухнуть с табурета на пол, повиснув на руках, примотанных к водопроводной трубе, она успела еще выдохнуть:

Услышав неясный шум в фотолаборатории и смекнув, что этот шум может быть как-то связан с Бегонией, Блас, с намерением отличиться, вышиб плечом дверь лаборатории и, уловив донесшееся из чулана позвякивание металла и тихий стон, рванул на себя дверь, закричав умышленно страшным голосом:

— Она здесь! Сюда! Ко мне!

Мужчины сгрудились у входа в кладовую. Джон Эшби нажал на кнопку первого попавшегося под руку выключателя, и лабораторию залил густой кроваво-красный свет.

Пато начал распутывать проволоку, которой наручники Бегонии были прикручены к водопроводной трубе.

Капитан извлек из кармана Кики связку ключей и, подбежав к Бегонии, разомкнул наручники и «наножники».

Девушка находилась в полуобморочном состоянии. Она обводила всех почти бессмысленным взглядом.

Блас Кесада, не на шутку встревожившись тем, что ее состояние не позволит Виктории участвовать в гастролях, взял девушку на руки. Она обвила одной рукой его шею, а другой показала на шприцы.

Блас отнес ее на кушетку, и она сделала себе укол.

Блас уложил ее и погладил по волосам. Она с усилием улыбалась ему.

— Сеньор Кесада, — сказал ему капитан Томас Буэро, — если бы не ваша помощь…

Услышав имя Кесады, Бегония вздрогнула и повернулась к стене. Она боялась выдать лицом свою догадку…

Блас первым набрал номер Виктории.

— Я слушаю! — раздался ее надеющийся на чудо голос.

— Виктория, дорогая, я нашел Бегонию! Передаю ей трубку.

Виктория разрыдалась:

— Сестричка! Ты жива?!

Тук — раздался тихий удар.

— Как с уколами?!

Тук.

— Но у тебя все в порядке?!

Тук.

Это «тук» радовало слух Виктории, как самая сладостная музыка! Она поцеловала трубку, потом — стоявшего рядом Луиса Альберто, и он крепко прижал ее к себе, радуясь вместе с ней.

— Боже! Какое счастье! — по-девчачьи взвизгнула Виктория. — Целую тебя, девочка!

Тук.

— Передай трубку Бласу!

Блас сказал, прикрывая трубку рукой, чтобы не волновать ослабевшую от переживаний Бегонию:

— По-видимому, это дело рук Кики. Приехала команда следователей… Сейчас я доставлю Бегонию к тебе.

— Блас, тебе что-то хочет сказать дон Луис Альберто.

Луис Альберто сказал:

— Дон Блас, от всего сердца благодарим вас! Если вам не трудно, отвезите Бегонию в дом нашего приходского священника падре Адриана. Запишите его адрес…

Пока Луис Альберто диктовал Бласу адрес падре, с которым час назад они окончательно договорились, что Бегония, если Господь дарует ей спасение от душегубов, погостит у него, Виктория собрала вещи сестры.

— Прошу вас, дон Блас, — попросил Луис Альберто, — передайте Бегонии, что мы направляемся туда же…

Глава 126

Глубокой ночью Блас Кесада встретился с могучим Диди в лачуге у безобразной Урсулы.

Она баюкала в соседней каморке хныкающего с самого рождения пятилетнего малыша, с изможденной улыбкой поглядывая на несколько денежных купюр, которые ей посчастливилось урвать у жадной судьбы. Деньги были «чистые», не из тех, что лежали рядом с Диди в плотном пластиковом пакете, чуть надрезанном сбоку.

Диди с нежностью поглядывал на этот черный пакет, изредка любовно похлопывая по нему, как по упругому заду гордой кухарки Белинды.

Он мысленно вспоминал свои действия внизу под эстакадой, точность исполненного им поручения, радуясь сдержанному одобрению, которое он вычитывал на губах Бласа, не слишком щедрого на комплименты, особенно мужчинам.

Диди виртуозно водил машину — умело лавируя в густом потоке транспорта, он уже через пятнадцать минут был достаточно далеко от того места, где встретились, по замыслу Бласа, черный тяжелый пакет и цепкая рука Диди.

В зеркале заднего обзора он видел, как в том месте, которое он покинул, снижаются мигающие сигнальными огнями полицейские вертолеты…

Вытащенные из прорехи ассигнации Диди засунул в карман убитого Кики: тут же после его кончины от пуль Себаса Диди проскользнул вниз, чтобы подкинуть в этот «мешок мусора» особо важную улику…

Сейчас, должно быть, эти ассигнации подвергались проверке в полиции.

В вечерний выпуск одной из газет попало сообщение об освобождении за большой выкуп (сумма не называлась) сестры Виктории Хауристи, танцовщицы из ресторана-кабаре «Габриэла», и о том, что найден мертвым один из террористов, по всей видимости убитый его сообщником, приревновавшим его к другой танцовщице из того же кабаре — Вивиан Виделе.

Бласу не понравилось столь густое газетное варево, запах которого мог отвратить от посещения варьете состоятельных снобов.

Хорошо еще, что заметка была напечатана мелким шрифтом на внутренних страницах газеты, чей фасад был украшен фотографией красавиц, которые в недавнем прошлом, оказывается, были красавцами, а сейчас съехались в столицу, где открывался фестиваль искусств сексуальных меньшинств.

— Деньги скорее всего меченые. Попробуй часть из них обернуть в доллары у рыночных менял. Или на выгодных условиях на улице у туристов. На остальные купи наркотики. Удастся, спусти наркотики мелкими партиями в Тихуане и Веракрусе, сам знаешь кому. Вырученные деньги спрячь отдельными суммами в разных местах.

— Не беспокойся, шеф…

— Не допускай дебошей в ресторане. Белинда пусть сообщает, что делается в доме у Сальватьерра. К возвращению с Кубы хочу все знать досконально.

— А ежели снова начнут допрашивать?..

— Это в порядке вещей, — усмехнулся Блас. — Все-таки окочурились люди, так или иначе связанные с нашим заведением. Допросов не избегай, но ничего нового не сообщай. Не скрывай, что я какое-то время жил с Вивиан, а расстался с ней, потому сильно «дымить» стала…

— Все исполню как надо…

— И последнее, Диди… Всякое может случиться. Если узнаешь, что со мной что-то произошло…

— Да ну тебя, шеф! Что может произойти?!

— Скажем, умер я…

— Что это ты, шеф, панихиду устроил! — запротестовал верный Диди.

— Дай сказать… Если что-нибудь случится, дашь ход вот этому моему завещанию. — Он протянул Диди конверт. — Ресторан оставляю тебе. Кабаре завещаю Виктории и Бегонии. — Он криво усмехнулся. — За их страдания. И еще… Когда на Кубе все переменится, найдешь на гаванском кладбище «Колон» могилу Марии Эскаланте и поставишь на ней беломраморный памятник, от сына… Алехандро Эскаланте…

— Это кто?

— Один мой знакомый… Никак не дождусь, когда смогу выполнить его просьбу.

— А почему сам сейчас не сделаешь этого?

— Я же сказал, он просил это сделать, когда на Кубе власть переменится…

— До этого, может, и я не доживу! Кому охота это болото осушать.

— Диди, в этом болоте захлебываются десять миллионов неплохих людей…

Глава 127

Луис Альберто и Виктория засиделись у падре Адриана за полночь.

Виктория вызвала лечащего врача Бегонии, и тот заверил, что ничего страшного не произошло, но такая эта болезнь, что неожиданностей можно ждать каждую минуту.

Конечно, выпавшее на долю Бегонии испытание не могло пройти даром: полосы возбуждения сменялись спадом, и тогда было жалко смотреть на ее полузакрытые глаза и на руку, которая безвольно соскальзывала с ее груди.

Позвонила Дарья и сообщила о том, что Виктория у падре Адриана ей сказал Бето. И сам он несколько раз справлялся о самочувствии Бегонии.

Растрогал Викторию и звонок Бласа, который попросил в случае обострения самочувствия Бегонии позвонить ему домой: он хотел бы хоть что-то для нее сделать.

После того как Бегония уснула, Виктория и Луис Альберто, перебивая друг друга, рассказали падре Адриану перипетии этого страшного дня.

Виктория даже всплакнула, вспомнив, что сегодня погибла ее какая ни на есть подруга Вивиан.

Стоя в дверях и ахая, за их рассказом следила служанка Альба. Бегония сразу почувствовала к ней расположение. Когда падре Адриан сообщил Альбе, что Бегония некоторое время поживет у них, она не могла найти себе место от радости.

Альба встретила Бегонию большим букетом цветов, которые сама срезала на клумбах в ограде храма.

Луис Альберто молча вел машину по ночным улицам Мехико, стараясь осторожно проходить повороты, чтобы не потревожить спящую Викторию.

Только сейчас, приходя в себя от жарких событий минувшего дня, он понял всю серьезность прощального жеста Марианны, после того как она застала его на тахте рядом с Викторией.

Как часто события, увиденные извне, не соответствуют их истинному смыслу.

Луис Альберто прилег рядом с усталым человеческим существом, сломленным от сознания потери любимой сестры, с девушкой, которая доверилась ему и ждала от него помощи.

Неужели он воспользовался бы этим! Неужели Марианна может так думать!

Да, он лежал рядом с молодой женщиной. Да, половина людей на свете — женщины, но не все они связаны с мужчинами любовными узами…

Луис Альберто усмехнулся, прислушиваясь как бы со стороны к своему красноречию.

Он просто расхохотался, разбудив оторопело заморгавшую Викторию.

— Хорошо же ты поступаешь со своими лучшими друзьями! — воскликнул он.

— Что такое?

— Я устал, прилег на тахту, просыпаюсь, а ты рядом!

Виктория сконфуженно опустила глаза, а потом независимым тоном танцорки из кабаре ответила:

— А я всегда как где увижу мужчину, так и ложусь с ним. А что! Зачем пропадать лежащему мужчине! Зазеваешься, и с ним тут же другая ляжет!

На этот раз Луис Альберто расхохотался так, что машина сделала зигзаг.

— Вот ты пойди и расскажи об этом моей уважаемой супруге донье Марианне! Послушаешь, что она тебе ответит…

Виктория испуганно покосилась на Луиса Альберто.

— Луис Альберто, сейчас же выкладывай, что произошло.

— Мы спали, когда приехала Марианна. Еда, к которой ты не прикоснулась…

— И которую ты слопал, как первобытный людоед…

— Вот именно… Эту еду привезла нам Марианна!

— Неправда? — с надеждой спросила Виктория, закрыв лицо руками…

Прощаясь с Викторией у подъезда ее дома, Луис Альберто поцеловал ее в волосы и сказал:

— Ты замечательная! А я большой негодяй…

Виктория вошла в темный подъезд и вскрикнула. Послышался кошачий визг: Сталин не любил, когда ему наступали на хвост…

Глава 128

Приехав домой, Луис Альберто нашел на своем столе в кабинете письмо от Марианны — первое письмо из листопада писем, которым суждено будет латать их напряженные супружеские отношения.

В который раз Луис Альберто поразился деликатности, какая даже в самые трудные минуты их жизни отличала его жену.

«Луис Альберто!

Я приняла решение уехать на свое ранчо, убежденная в том, что мое присутствие в Мехико серьезным образом осложнит наши отношения.

Не буду пенять на тебя за многие твои поступки, недостойные нашей любви. Убедительно прошу и тебя не докучать мне своими соображениями по поводу вещей, о которых я сама могу составить представление.

Препоручим все времени.

Больше всего меня беспокоит Бето.

Я попросила Пато, испросив твоего позволения, наблюдать за Бето и его окружением и в случае необходимости ставить тебя в известность о тех или иных неприятностях, которые, по его мнению, могли бы осложнить жизнь нашего мальчика.

Всем близким и знакомым передай, что меня позвали в Гуанахуато дела, связанные с моим фамильным ранчо.

Я и вправду хочу узнать, все ли там в порядке.

Целую тебя,

твоя Марианна».

Она уехала… Что он мог сделать, что мог предпринять?

Луис Альберто долго ходил по саду, прислушиваясь к шелесту листвы, той самой листвы, которая была свидетельницей их любви и неприязни, их размолвок и согласия, их страданий и радостей.

Ему казалось, что листва подсказывает ему что-то, а он никак не может услышать…

Он уснул, не раздеваясь, на веранде, в гамаке, не почувствовав, как Рамона накрыла его толстым крестьянским пончо. Так проспал он часа два.

Когда открыл глаза, ему показалось, что на него падает звездное небо.

Он пришел в спальню, принял душ и, уже лежа в постели, вдруг осознал всю глубину печали из-за разлуки с Марианной.

Он обнял ее подушку, жадно вдыхая ее аромат.

В начале этой новой разлуки ему показалось, что она длится вечность. Он вспомнил стихи русского поэта:

Глава 129

Луиса Альберто разбудил звонок «телережиссера» дона Альфонсо, у которого возникла необходимость повидать своего возможного соавтора. Луис Альберто предложил встретиться в его офисе в двенадцать, что тот с пунктуальной точностью и исполнил.

Дон Альфонсо сообщил, что он нашел спонсора, который готов выложить сумму, достаточную для покупки сценария и съемки первых тридцати частей.

Луис Альберто с усмешкой сказал, что может отказаться от гонорара в пользу какого-нибудь приюта, и даже сам был бы не против вложить средства в этот фильм, если бы не серьезные затруднения, связанные с выключением из бюджета фирмы значительной суммы денег.

Он доверительно сообщил дону Альфонсо о выкупе у террористов знакомой девушки.

Дон Альфонсо, не изменил своей привычке и, проверив, не отклеиваются ли усы, произнес запинающимся глуховатым голосом:

— Какой прекрасный поворот сюжета для нашего будущего сериала!.. И что же, эти деньги никогда не будут найдены?

— На это мало надежд. Хотя аналитический центр пополнился одним весьма любопытным работником, прошедшим стажировку в американской полицейской академии…

— В той самой? — сострил, поправляя дымчатые очки, дон Альфонсо, намекая на известный комедийный фильм о недоумках полицейских, проходящих обучение в одной полицейской академии, скорее смахивающей на сумасшедший дом.

Отсмеявшись, Луис Альберто сказал:

— Нет, не в этой! Наш молодой человек предугадал, что террорист потребует, чтобы выкуп был брошен в узкий каньон, где его подберет второй преступник.

— Но ведь номера купюр в этих случаях, наверно, переписываются…

— Есть и другие способы помечать деньги, — бегло заметил Луис Альберто, с увлечением рассказав гостю о том, как нашли Бегонию.

— Что-то такое я читал во вчерашней вечерней газете. Но там не было сказано, что выкуп внесли вы…

— И на том спасибо! — ужаснулся Луис Альберто, представив на миг, сколько глупых звонков обрушилось бы на его голову.

Выяснив то, что намеревался узнать о купюрах, Альфонсо-Блас увел беседу в сторону, полюбопытствовав, не разговаривал ли Луис Альберто с Бето и Марисабель об их желании попробовать себя на актерском поприще в качестве главных героев будущего сериала?

— В нашей семье, — сказал Луис Альберто, — страсти кипят, как лава в кратере проснувшегося вулкана. Молодые люди только что помирились после очередной размолвки. Надеюсь, мне удастся в ближайшее время насмешить их этим вопросом!

— Может быть, он и не покажется им столь уж смешным, — сказал дон Альфонсо. — Я был бы вам крайне признателен, если бы вы могли узнать их ответ через неделю-две. Как раз это время я буду в отъезде…

Дон Альфонсо старомодно раскланялся.

«Странный, но милый чудак, — подумал Луис Альберто, глядя ему вслед. — И большой аккуратист…»

Его клетчатый пиджак был как новенький. Откуда Луису Альберто было знать, что «телережиссер» и надевал-то его лишь несколько раз, чтобы рябить в глазах лишь в тех случаях, когда превращался из Бласа в Альфонсо…

Глава 130

Провожали труппу на Кубу верный Диди, Пато и Серхио Васкес.

Броский Диди, укорачивая ремень на ранде не менее броской Лулу, с цинизмом базарного остряка вслух мечтал приторочить себя вместо рюкзака к ее смуглокожему гваделупскому телу.

Великий латиноамериканский котел, продолжающий варить все новые и новые образцы человеческой породы, являл на примере Лулу, чего может добиться природа, когда она в нужной пропорции соединяет кровь потомков, принадлежащих к древнейшим африканским, американским и европейским родам.

Пато и Серхио Васкес, пережившие вместе с Викторией страшные часы неведения и надежды на спасение Бегонии, пришли поделиться с Викторией новостями о ходе расследования.

Пистолет, найденный у задержанного в тот же вечер Себастьяна Кихады, свидетельствовал, что именно из него были выпущены пули в Вивиан и Кики.

Несколько купюр, обнаруженные в карманах Кики, оказались мечеными, из выкупа, данного Луисом Альберто.

Не успели детективы упомянуть его имя, как он появился у выхода на посадку с огромным букетом роз, и Виктория мрачно, но деликатно, пошутила:

— Луис Альберто, поздравляю тебя, уже нашлись первые деньги! — и пересказала ему только что услышанные новости.

— Нет, все-таки есть для чего жить! — невозмутимо ответил Луис Альберто. — Обязательно дождусь, когда найдутся все.

Друзья дружно засмеялись.

— Впрочем, — добавил Луис Альберто, — самые дорогие деньги — это те, которые еще не заработаны…

Накрашенные прелестницы из кабаре «Габриэла», в легких платьях, сшитых по последней моде, с шелковыми бирюзовыми платочками на шее, походили на команду стюардесс с экзотического лайнера.

Вокруг них собралась небольшая группа светловолосых туристов, жевавших трубки и цедивших слова одобрения на их неспешном, по-видимому норвежском, языке.

Последние дипломатичные советы давал Бласу посольский мздоимец Рохелио Набель.

— Чико, если у тебя есть доллары, ты можешь на Кубе все! Лучшие девочки ходят около гостиницы «Националь», — и грустно вздохнул. — Всего за десять долларов, а здесь приходится платить вдесятеро дороже…

Блас незаметно сунул ему в карман деньги приблизительно на дюжину проституток, не решившись на этот раз сделать заявление о том, что инвестирует деньги в «атомную промышленность» «острова полной свободы».

Объявили посадку.

Проходя через контроль, там, где пассажиры в последний раз могут махнуть рукой провожающим, Блас Кесада, прежде чем нырнуть в трубу закрытого трапа, поймал на себе внимательный взгляд Пато.

Взгляд этот ему не понравился.

Уже на взлете его осенила догадка, которая, как и Бегонию, привела его к нему самому: кто еще, кроме него, был заинтересован не только в том, чтобы получить выкуп, но еще и в том, чтобы вернуть похищенную девушку приме-танцовщице, без которой не смогут состояться гастроли!

Из самолета в движении можно выйти разве что в смерть…