Глава седьмая
В лекарской, где я уже второй день прохожу свое наказание, нет ни одной свободной койки. И чтобы принять всех студентов, которые после недавнего происшествия, получили травмы - некоторые весьма серьезные - по распоряжению ректора притаскивают дополнительные койки. В итоге, чтобы не натыкаться на других студентов, которые вызвались добровольно оказывать помощь, и лекарок, приходиться заранее планировать маршруты между койками.
Занятия, на время, пока все преподаватели, засучив рукава, приводят Аринг-холл в порядок, отменили. И я никогда не думала, что буду так страдать по тем беззаботным денькам, когда могла просто сидеть за партой и листать книгу или смешивать что-то в бронзовом котле. К концу второго дня моей «отработки» я настолько устаю, что буквально валюсь с ног, когда бегу к лекарке Аршае с охапкой бинтов и мазями. Как-то так получилось, что из всех здешних сестер милосердия, мне досталась самая досужая: ей хватало времени обойти своих подопечных, дважды сменить им повязки и нанести заживляющие бальзамы, а потом устроить «смотр» остальных пациентов, обругать тех, кто делал перевязки и переделать все по-своему. По тому, что других помощник в ее причудах, кроме меня больше не нашлось, я пришла к неутешительному выводу, что можно и не надеяться передать свои обязанности следующей «жертве». Поэтому, сжав зубы, молча исполняла все ее поручения: нагреть воды, принести перевязки, сварить мазь, подогреть настойку, смешать масла для сонный благовоний, и много чего еще, что мне, наверняка, еще очень долго будет сниться в самых кошмарных снах.
— Ты очень медлительная, Безымянная, - отчитывает Аршая, когда я из последних сил, кладу перевязки на столик рядом с постелью какого-то бедолаги, завернутого в бинты словно мумия. - Я попрошу продлить твою отработку еще на несколько дней, потому что, очевидно, ты страшно ленива. Необходимо преподать тебе урок самоотверженности.
— Боюсь, через пару дней я просто сдохну, - ворчу себе под нос.
— И поделом, - без тени эмоций, отзывается лекарка, ловко разматывая бедного парня, покрытого ожогами и страшными шрамами.
— Что-то мне подсказывает, что живой я могу принести больше пользы.
— Можешь, - Аршая мерит меня бесцветным взглядом, вслед которому хочется плюнуть, - если перестанешь себя жалеть и будешь быстрее шевелить ногами, вместо того, чтобы изыскивать причину сбежать.
Конечно, она имеет ввиду побег из этой обители вздохов и криков, но на всякий случай я, уже по заученному, выдаю скороговорку о том, что послушная рабыня Императора и не помышляю о побеге. Аршая, выслушав меня, вдруг лучезарно улыбается, как будто где-то у меня за загривком взошло солнце, и я, почуяв неладное, оглядываюсь.
Взошедшие явно решили, что в моей жизни все слишком складно, и будет интересно понаблюдать, что я буду делать теперь, оказавшись в опасной близости с Ее Гордым Величеством невестой Наследника Ашеса.
— Наставница, - гордячка, сменив траурные одежды на форменное серое одеяние лекарки и такой же серый платок, обходит меня и опускается на колени перед Аршаей. - Я пришла помочь.
— Девочка моя, - та гладит ее по перебинтованной руке, - я знала, что твоя добрая душа не сможет оставаться в стороне от страданий. Но все же, твоя рана…
— … не помешает мне быть полезной, - заканчивает за нее Ниэль.
Меня сейчас стошнит от этого пошло-демонстративного акта любви и обожания.