Наследие Сири 2 / Север в сердце

Глава 1

Джон. Август 1933 года, штат Юта, США.

- Ты идешь домой, Джонни? - от барака шел Билл, и крикнул мне, сидящему на лавочке у дерева.

- Нет, я дождусь, чем там закончится их собрание. Хорошего ничего нас не ждет, Бобби, - я знал точно, что очень скоро всему придет конец. Вон, и белые уже с голоду пухнут, детей продают, дома бросают. Если пока нас хотя бы кормят, то скоро выгонят.

Три соседние рудника закрыли за последние два года. Люди ушли на фермы, но там и белым делать нечего. Оружие – вот что сейчас хорошо продается.

Что Гувер, при котором заварили эту кашу, что Рузвельт, что вступил в должность весной, не справляются с ситуацией. Все решили жить легко и красиво, но сами загнали себя в эту «депрессию». Депрессия, тоже мне нашли как назвать смерть всей страны.

- Джонни, валим их к чертям, валим, забираем, что принадлежит нам, и уходим, - из большого барака, в котором был расположен корпус администрации, вывалил седой уже, старый Майки. За ним, как тесто из кастрюли вывалилась на улицу толпа. Они несли на руках и волокли по земле людей из администрации.

- Долбанные ублюдки, мы сейчас покажем вам «горнолыжный курорт», мы вам сейчас устроим реорганизацию. Эти рудники убили нашу жизнь, наше здоровье, - люди шли делать то, за что они все точно умрут, но мне ничего не отавалось, как быть вместе с этими людьми. Я не мог завести свою семью, потому что у меня ничего не было, и они были моей семьей.

Толпа двигалась в сторону карьера с открытой разработкой. Это был прекрасный Бингем – Каньон, разработка которого была начата семьдесят лет назад. Он был одним из самых стабильных даже сейчас. Но, начало правления Рузвельта ознаменовалось переменами, этот надутый гусь думал, что, если люди сразу увидят перемены, их дети будут меньше хотеть есть.

- Лошади, там лошади, ребята, быстрее…

- Что вы делаете, мы сейчас все решим, у вас будет работа, только подождите, как начнут работать горнолыжные курорты, к нам потянутся деньги, Рузвельт обещал нам, - кричал лысоватый мужчина, которого приходилось нести вшестером, иначе он просто тормозил ногами и упирался.

- Иди знаешь куда со своим Рузвельтом, знаешь куда? Сколько ты весишь? Как мы втроем, или вчетвером? Мы два года не видели мяса, не видели пива и гребанной рыбы, мы жрем кукурузу, и она уже тоже нам не доступна, – выкрикнул Стокки, что тащил его за правую ногу.

Я шел с ними, но понимал, что это наш последний путь, это мои последние триста метров до карьера, но я не мог предать мою семью, моих людей. На дороге уже слышны были выстрелы. Пока они стреляют в воздух, пытаясь разогнать нас, но скоро будут стрелять в нас. Ну и хорошо, потому что на этой земле мне нечего делать.

Мне было пятьдесят четыре года. Меня звали Джонни Гарви.

В момент, когда моя голова коснулась камней на дне карьера, я вдруг глубоко вдохнул и захлебнулся водой. Я начал было делать второй глоток воздуха и понял, что я в воде. Меня выдернули из нее сильные руки. Мужик кричал, давил мне на живот так, что вода хлынула из меня, и было ощущение, что даже из глаз бежит вода. Вода была ледяной.

- Севал, Севал, ты слышишь меня? – надо мной стоял мужчина, с длинными светлыми волосами, в странной шубе, изо рта у него шел пар. Я понял, что он обращается ко мне. Я закрыл и открыл глаза, давая понять, что я слышу. Больше я ничего сделать не мог, и наверно, потерял сознание.

В глаза ударил луч солнца, и сон стал уходить, рассеиваться, хотелось отвернуться и продолжить спать, но повернувшись, я понял, что спина не болит вовсе, и не пришлось упираться локтем, чтобы развернуться на бок. Открыв глаза, я увидел, что вокруг не наш барак, в котором я провел почти двенадцать лет жизни. Это было большое помещение, одна стена которого была деревянной, а остальные, похоже, были из земли. В доме было холодно. Я лежал под шкурой, и кровать пахла старым потом и мехом, который впитал уже запах дыма. Посреди комнаты было большое кострище, где догорали дрова. Над огнем висел котелок.

Вдруг на улице засмеялись дети, и вбежали в дом. За ними вошла женщина и шикнула, чтобы не кричали. Они подошли ко мне, им было лет десять – тринадцать. Следом зашел мужчина, что достал меня из воды. Это был не сон! Но я помню, как сзади, за толпой в людей начали стрелять, и задние ряды нажали на передние, и как я падал с каменистого обрыва, и как в темноте приближалась земля.

- Севал, я вижу, что ты не спишь, надо по утру выдвигаться, а то вода встанет, и мы не успеем отвезти шерсть, - мужчина говорил спокойно, размеренно. Дети при нем говорили шепотом, но голоса их были счастливыми.

Я сел и посмотрел на него. Он улыбнулся и двинулся ко мне.

- Иди за стол, еда готова, вроде взрослый мужик, а полез на воду, окрайки всегда кажутся крепкими, а ломаются на раз, вон, даже Бран знает, да, Бран? - он повернулся к мальчишкам, которые тут же подбежали к нам.

- Да, нельзя на воду, пока она не замерзнет в толщину топора, - мальчишка подражал отцу, старался выглядеть старше, мудрее, но был хвастлив, в отличие от младшего – тот внимательно рассматривал меня, сощурив глаза.

Я наклонил голову и почувствовал, как на лицо упали волосы. Пощупал голову и понял, что это мои волосы. Длинные, светлые, чуть вьющиеся, как у этого большого, пахнущего сырым деревом и дымом мужика. И тут я увидел свои руки. Они были белыми, одинаково белыми были ладони и верхняя часть ладони, я оттянул ворот рубахи, на которой не было пуговиц. Грудь моя тоже была белой.

- Где зеркало? – я не узнал свой голос и тут меня накрыл страх. Я не понимал, что происходит и где я. Почему они говорят со мной, как будто знают меня?

- Еще чего, зеркало ему, - мужчина зычно засмеялся, его женщина только чуть улыбнулась, но ткнула мужа в плечо, мол, не стоит смеяться.

- Кто вы, - вот это я спросил зря. Как и сейчас, вспоминая это, так и тогда, спустя минуту, после того как этот вопрос слетел с моих губ, я понимал, что я зря задал его. Все можно было сделать иначе.

Глава 2

Весна наступала нехотя, словно, давая нам возможность отдохнуть перед сложным весенним рабочим сезоном. Зима все никак не хотела сдаваться, но нам это было на руку, потому что как только солнце начинает греть по - настоящему, и к воде, что наполняет Зару добавится талая с гор, ущелье заполнится бурлящим потоком. Никакое судно не выдержит течения, и его разобьет в щепки о скалы на поворотах.

Но день стал светлее, и солнце всегда выходило в поддержку легкого морозца по утрам, и побеждало мороз после обеда. Люди снимали шапки, на улице стало больше детей, вечерами молодежь отвоевывала у весны оставшиеся ледяные горки, накидывая на них снега, и с криками, смехом падали в санки и катились по накатанным колеям с пригорков.

Зарам. Теперь наш город называется Зарам. С ударением на вторую «а». Это название пришло само собой, как-то совершенно не сговариваясь, не споря и не обсуждая, и раз река называется Зара, город стали называть Зарам. И он стал городом, потому что людей здесь стало больше, чем в Сорисе. Город был любим людьми – это сразу было ясно прибывшим сюда впервые, и не хотелось уезжать - трястись в телеге несколько дней по лесу, чтобы вернуться в деревни с далеко стоящими, будто бы обидевшимися друг на друга домами. Здесь все знали друг друга, вклад каждого был огромен, и люди старались дать еще больше, чтобы ни у кого не возникло и мысли, что он не заслужил быть здесь, считаться своим.

 Река и озеро кормили, помогали в поливе полей, огородов. По реке мы сплавляли железо, а обратно можно было подняться только до ущелья, или привезти по земле. Но у нас было почти все. Стада становились тучнее и разноцветнее. А сейчас, коровы, словно чувствуя приближение тепла, мычали из загонов, напоминая о том, что не только мы ждем лета.

Самые первые шесть больших домов стали общественными. Теперь там администрация, школа, детский сад, и моя гордость – первая в этом мире книжная мастерская. Мы делаем бумагу, учебники, мы записываем нашу историю – прошлую и нынешнюю. У нас есть люди, которые пишут сказки, пишут стихи и песни. Я пишу песни, которые знаю из прошлого, переделываю, чтобы они были понятны людям. Я, своим скудным языком, как только нахожу время, пишу учебники. Пишу, встав рано утром, затопив печь, поставив на очаг воду для чая в кухне.

- Ты можешь поспать спокойно, Сири, хватит подскакивать в такую рань! – Драс недоволен, что я встаю рано из-под одеяла, оставляю его одного в тепле и выхожу из его объятий в остывающий дом. Но это лучшее время, когда не нужно быстро кормить мужа и детей, кутать всех и везти в школу. Детские, такие вкусные, пахнущие сном, белые головы лежат близко друг к другу – Дарья с боем отбивает у брата место рядом с ним, а если он стоит на своем, и не пускает ее, она дожидается, когда он заснет, и перебирается в его кровать. Она терпеливая, а он вспыльчивый. Дар и Дарья. Это смешно, но нам нравится, что их зовут почти одинаково. Это очень похоже на мою жизнь в прошлом, за исключением удобств, и этот мир больше не кажется чужим.

Девочка полностью счастлива, потому что ей еще можно все, а то, что брата нужно заставлять с боем, она уже знает, хоть и младше на год. Она читает и пишет, сама сочиняет сказки, поет песни и строит из щепок «домики» для кукол, которых делает для нее Севар. Домики у нас стоят везде, и как только появляется свободная плоскость, там растет новый дом - комнаты с мебелью, рядом кусок синей ткани изображает реку.  Отец разрешает ей все, умиляется новой ее «избе» с лавками из деревяшек, накрытых лоскутами, что она ворует у меня в немыслимых количествах.

Мальчика раздражают строительные способности сестры и скорость возводимых зданий, но он знает, что жаловаться некому – отец и сам принимает участие в этой глупой девчоночьей стройке, а мать занята другими, более серьезными делами. Он знает, что если он, старший на целый год, и сильный, потому что мужчина, не может справиться с сестрой,  это только его проблема. Он долен уметь сам договориться с ней. Но он думает, что это не мужское дело.

С Драсом у нас уже был разговор на тему того, что девочка очень избалована, но он не понимает, что я имею в виду и смеется надо мной. С Даром он говорит на равных, но хвалит его в случае, если тот совершает, действительно, удивительные и смелые поступки. Мальчикам тяжело в этом мире, но я не спорю, потому что этот мир не знает депрессии, не знает панических атак и прочих странных болезней, взращённых отсутствием физического труда и забот. Мужчины здесь такие, каких обещают нашим женщинам в прошлой моей жизни после прохождения тренингов. Здесь нет слов "я устал", вернее, по отдельности есть, а вместе их не произносят.

Я сижу и пишу учебник. Если бы моя первая учительница узнала, что я буду писать учебники, она краснела бы со стыда за такой подарок от того мира этому. Сочинения я писала прекрасно, но вот то, что я и сейчас возмущаюсь факту непотопляемости железных танкеров не красит меня, как человека знающего. Ну да ладно, и здесь родятся академики и ученые. А мы пока сделаем первые шаги. Я хотела, чтобы дети имели тягу к знаниям, я придумывала кроссворды, игры, загадки. Мы сочиняли поговорки и сказки.

Я пишу задачник. Он гуманитарный, с заданиями для детей. Это задания на развитие воображения, на развитие объемного мышления. И все мои задачи проходят два теста. На девочке, которая решает все в одну секунду, словно знает – что я имела в виду, и на мальчике, который решает их только потому что знает – пока он не сделает, его не выпустят с санями на горку, его не отпустят с отцом на охоту и на поездку к руднику. Он не девчонка, чтобы сидеть с матерью, и читать глупые задания, он мужчина, и ему уже нужен новый нож, чтобы он доказал отцу, что сам может убить белого волка.

Я знаю, что в голове у моего мальчика, и знаю, что бороться с этим бессмысленно. Нужно наблюдать и следить. Драс следит, хоть и делает это осторожно, но я слежу тоже, потому что я снова не верю никому. Потому что он может пропустить что-то, а я – нет.

Глава 3

Таары, что были у нас в плену, отошли от наших берегов первой же весной, после нашего переселения в Зарам, как мы им и обещали - живыми, здоровыми и с запасом продуктов и воды в дорогу. Но ушли не все. Те, что увидели здесь больше возможностей и перспектив для себя, остались и влились в наши ряды. Это люди, что работали на рудниках, на производстве стекла. Правитель не отправил за ними лапах, и судьба оставшихся на юге северян была нам не известна. Была надежда, что южане добрались, и мы ждали, что правитель ответит тем же. Но прошло уже пять лет, как они отчалили.

- К нам на время бездорожья приедут Бран, Оми и Юта, они тоже идут в поход, - в дом ввалился Гор. Он возмужал, стал увереннее, но до сих пор соблюдал субординацию – панибратства между ним и Драсом не было. Сига – его сестра и моя лучшая подруга, так и не вышла замуж, потому что Гор отвергал все предложения, что поступают его сестре, да и она, похоже, не стремилась.

- А тебя на время бездорожья лучше отправить в Сорис, Гор, - Я влезла вперед Драса с ответом, и  они оба посмотрели на меня. Драс спросил:

- Почему это, он мне здесь очень нужен, и в походе будет нужен – надо срочно проверить все перед тем, как мы будем отрезаны здесь.

- Потому что, иначе, Сига не сможет выйти замуж, Драс. Он отверг уже предложений десять, не меньше, а ведь некоторые из них - очень достойные мужчины.

- Сири, я уважаю твое мнение, как и все здесь, но моя сестра заслуживает лучшего, чем эти дикари и лентяи…

- За тебя она замуж выйти не может, Гор, поэтому, ослабь немного вожжи, дай ей возможность выбирать самой, - я одевала детей, которых сейчас в нашу школу отвезут Драс и Гор, раз уж все равно поедут вдвоем.

Я проводила их и в тишине продолжала писать учебник. Это вам не печатать в ноутбуке и править, стирая все неправильное одним движением. Каждая ошибка заставляла переписывать все заново. На исписанных бумажках я писала черновик, а потом, на скрепленных в подобие книги листах писала на чистовую. Надо дать идею на тему печати. Может и придумают, как сделать оттиски. Но это нужно больше для расширения количества книг. А нам пока нужно разнообразие. Дети растут и рождаются новые. Сейчас у нас есть целых три учительницы, одна из которых Сига.

Когда начиналась зима, у меня было больше времени на мысли – нет работы в полях, советов по огородам и скоту. Сейчас у нас эдакий сплав городского крестьянства и ремесленников, что работают только на себя. Но, кроме этого, есть государственная работа. Это добыча и обработка руды, это производство стекла, охота, поля, которые принадлежат Зараму, и конечно, образование, армия и скот.

Крестьяне или ремесленники могут подрабатывать на наших «государственных» работах, если хотят. Мы установили ценовую политику, к которой приходили все эти годы. Люди на государственной работе получают зарплату и могут дешевле покупать мясо, что приносят государственные охотники и держат в государственных дворах, хлеб, что печется в государственной пекарне из муки, что выращена на государственных полях.

В общем, примерно все понятно, но работы еще много, так как экономика пока не выходит в плюс. Сваливаю все на короткий для развития срок. Все дети обязаны учиться, и учатся бесплатно. Медицина у нас на уровне травников, но некоторые случаи лечатся уже под наблюдением – ведем записи. Памятуя случай с использованием пенициллина, что я смогла вырастить на хлебе, у нас всегда есть этот раствор. Постоянно думаю о том, что было бы у меня медицинское образование, моя жизнь была бы спокойнее.

Учителя, одновременно с проведением уроков, учат новых учителей. Пока учат тому, что знают сами, плюс методам обучения. Я раз в месяц передаю им новую информацию, которую они внедряют в программу. Летом все учителя переходят работать на поля, и дети старше десяти лет так же, помогают в сезон сбора урожая. У нас эдакий мини Советский Союз. Политолог из меня не очень, но какие-то правила и законы, сдерживающие наш строй, имеются, спасибо социальному образованию и умению расчертить структуру со стрелочками – наконец они мне пригодились.

Больше года мы с Драсом и остальными карлами корпели над сводом законов. Теперь у нас было несколько книг, которыми пользуются судьи. Пока, слава природе, в нашей тюрьме был только один человек. Он никогда не выходил из сруба, и никогда не разговаривал ни с кем в течение этих лет. Я пыталась найти в себе силы, чтобы заговорить с ним, чтобы предложить ему варианты, где он дает нам все свои знания, но тогда мне пришлось бы что-то ему пообещать, а я не хотела, чтобы он видел наш город, наш новый мир без рабства и унижения. Я боялась, что он может все испортить.  

У нас уже больше двухсот домов. Это дома, где жили полные семьи. Новые, сложившиеся здесь, в которых каждый мужчина военнообязанный. И детей становится все больше. Мы призываем новые семьи строить отдельные дома, но пока это получается плохо – люди привыкли оставаться с родителями и жить толпой, но у меня есть девушки – учительницы, девушки – доярки и повара, с которыми я часто провожу беседы. А они – со своими подругами. Не нужны мне здесь разводы по причине того, что сноха со свекровью не ужились.

Территории нашего плато хватит еще на двести – триста домов, больше не войдет, так как дальше вся земля занята полями. Лес для строительства вырубаем не сплошь. Там, где планируется постройка, оставляем деревья на улицах между домами. А там, где расширяются поля – выкорчевываем, чтобы было проще обрабатывать.

Улицы в Зараме расположены по кругу, вокруг первых домов. К нашему дому уже подступают новые избы, но за нами озеро, как оказалось, Драс продумал это, и мы не окажемся в муравейнике даже при самом густом заселении.

Мне казалось не честным – оставить на юге наших людей, что не получилось вывезти в первый раз. Но плыть на юг на одном корабле было нельзя. Кто знает, как поведет себя правитель. У своих берегов он царь и Бог. Мы не сможем дать хороший отпор. Я бы хотела наладить с ними хорошие добрососедские отношения, торговать, меняться опытом.

Глава 4

Санный обоз, что вез  через деревни к Сорису стекло, немного бумаги, вязанные куртки для весны и белоснежные волчьи шкуры, тронулся рано утром. Обратно они вернутся с тканями, производство которых мы решили оставить Сорису, морской рыбой, которую еще можно везти замороженной, и с гостями. Пока в долинах не началась весенняя работа с землей, к нам часто приезжали гости – родственники наших поселенцев. Жители Зарама были почти все молоды – старики не торопились сниматься с насиженных мест.

К нам ехали Бран и Оми, которых мы не видели с момента, когда отбыли на наше плато после возвращения на север. Бран с Оми живут в Сорисе. Он строит корабли, а она делает одежду. Сорис стал военным торговым городом – там проходят часть службы и наши мужчины. Ткани и рыбу мы покупаем у них, но там тоже сейчас есть монополия – готовая одежда и морская капуста, что стала модным продуктом – мне с трудом удалось доказать ее пользу.

Выделка шкур, изготовление валяной обуви и курток, одеял и матрасов – было делом их сообщества. Они же одевали нашу армию, они делали оружие – «слизанные» у южан сабли, а оставшийся у нас мужчина – южанин учит армию пользоваться ими. Сорис тайно кует мечи, которые нарисовала я, но пока с ними просто занимаются, и мало кто может долго с ними упражняться, но мы подумали, что это хорошая тренировка.  

Наши земли разделились на три части: Сорис, Уклам и Зарам. Все деревни, что были между Сорисом и нашим плато теперь одна община Уклам. По дороге от Сориса к нам есть гостевые дворы, которые обслуживают люди из армии. Все подчинено экономии и взаимопомощи. Если Сорис решит заниматься чем – то, мы должны обсудить – как этот товар будет обмениваться, установить цену, если мы вводим новинки – то же самое.

Теперь в государстве были люди, которые зависели только от него, уделяя своему хозяйству минимум времени. Они должны иметь возможность купить все необходимое.

Наше планируемое путешествие было на устах у всех, и Драс с Гором должны были передать дела на время отсутствия проверенным людям. И Драс страшно переживал, что как только мы переедем реку, все накроется железным котлом. А котлом, потому что меди и тазов у нас еще нет.

Мост! Вот чем я была особенно горда. С северной стороны города, за лесом, где река делает поворот вокруг плато, спускаясь с горы, мы построили мост. А началось все с того, что летом мы переплавились на ту сторону и изучили ближайшие километров пятьдесят. Это была вылазка на пару дней, и в ней участвовала только наша семья и еще пятеро мужчин из дружины.  Наши дети были просто привязаны у нас на груди. Сначала меня считали сумасшедшей, но потом привыкли к тому, что я не оставляю их ни с кем.

На другой стороне было достаточно много земель, что можно хорошо обустроить, и река, выгибаясь крутым поворотом между горами делает эти земли доступными только через Зарам, или… с помощью вертолета, а значит, только через нас.

Река в самом узком месте глубокая и бурная, и берег другой стороны каменистый. Там и решили строить. У нас были бревна и цепи, что научились ковать, и тут же решили массу вопросов в хозяйстве. Мост не имел упора в воде, и это нас напрягало по началу, но даже не зная сопромата я сидела день и ночь - рисовала соединения бревен, чтобы усилить их. За одно научились ковать скобы любых размеров. Мост проверяли каждую весну и пропускали только по одной телеге – это было может и лишним, но хирургов, для умников, что не боятся сломать шею, у нас нет.

Теперь за реку ходили группы каждое лето, но проходили, как и мы – не больше пары – тройки суток. Мы же планировали двухнедельный поход в одну сторону. Пока не вскроется река, пока поля не потребуют внимания к себе, мы можем позволить себе это путешествие. Мне, да и Драсу теперь, было очень интересно – что же дальше? А уж нашим детям, что собрали сшитые на заказ рюкзаки и спали на них, это казалось верхом экшна.

- Ну, когда уже эксэписия, когда? – ныла Дарья на коленях у отца, который обещал, что, как только к нам приедут гости, мы возьмем их с собой, и отправимся в экспедицию.

- Бран и Оми тоже едут с нами? И Юта? – а ведь Гор на днях проговорил что-то о них, о том, что они приезжают, но то, что они пойдут с нами на север, почему-то не очень обрадовало. Я отгораживалась от них, отстранялась, сама не знаю почему. То ли из-за того, что Бран был прежде моим, хоть и не признанным, мужем, то ли из-за того, что мне не хотелось видеть их рядом с Драсом. Не знаю почему.

- Да, они передавали письмо с прошлым обозом. Сейчас уже наверно приехали к Севару, и ждут наш обоз.

- Почему ты не говорил мне?

- Да, думал, ты знаешь, и Гор говорил.

- Драс, я не хочу, чтобы они ехали с нами, - я перестала протирать тарелки, что помыла после ужина, и смотрела на него.

- Я не понимаю – в чем дело? – он что-то отвечал дочке между делом, и в момент, когда заметил мое выражение лица, снял ребенка с колен, сощурил глаза и мотнув головой на дверь, прошептал:

- Идем, погуляем, воздухом подышим.

- Я не хочу, чтобы они ехали с нами, Драс, с нами будет еще двадцать человек! – я на ходу одеваясь за дверью выпалила ему все слова, словно останавливая его перед чем-то жутким.

- Сири, я тебя не узнаю и не понимаю – в чем проблема?

- В том, что там будут твои люди, Драс, а Бран – мой бывший муж. Хоть я его и не помню вовсе, но люди то нас помнят, и ты помнишь. Зачем нам это сейчас все ворошить, ведь все так хорошо, - я начала было кричать, но закончила предложение уже как лиса, понимая, что он действительно не видит проблемы.

- Тебе ни разу не было важно мнение других людей, ты и к моему-то стала прислушиваться только для того, чтобы не поругаться, так почему сейчас тебя это так волнует? – он улыбался и глаза у него бегали.

- Я, как дура, переживаю, что тебе будет не комфортно, а тебе пофиг?

- Да, мне пофиг. Ты моя жена, у нас двое детей, куча книжек и дел, а если я замечу, что у тебя интерес к кому-то, я не стану даже говорить на эту тему, мы просто родим еще одного.

Глава 5

Вязание больше не было тайной, и на всех наших землях были люди, которые быстро начали повторять за нами. Кто-то «поделился» тайной правильного прядения. Хоть и мало было такой тонкой, аккуратной нити, но мастерицы появились. Меня это даже радовало – люди стремятся к переменам, жаждут их не меньше меня. И гордиться мне особо нечем, сама я так же – ничего не придумала. Вязание придумали до меня.

У нас пряли и вязали женщины с маленькими детьми. У них были заказы, они одевали свою семью, но сложные вещи до сих пор были загадкой для всех. У меня было десять женщин, которые следили за общественным стадом овец, занимались заготовкой корма и только они пряли и вязали сложные вещи. Это были свитеры с косами, разнообразными косыми воротами, туники, гамаши для взрослых и детей. У них постоянно была работа. А у меня то и дело возникали идеи или вспоминала детали из прошлого.

Мы начали делать шерстяные ковры. Пока это было тайной для всех, и работа еще не была готова, чтобы хвастать. Я не знала технологию, но решили попробовать по-своему – нашивать небольшие клочки, продернув сквозь ткань, высунув обратно на лицевую сторону. Петельку, получившуюся на изнаночной стороне, просто пришивали к ткани. А потом планировали ровно состричь все торчащие клочки. Работа кропотливая, и цветов всего несколько: природные черный, белый и серый разного градиента, но девушкам было интересно. Работают, болтают, детки в люльках рядом – чего еще надо?

Юта часто приезжала к нам, а вернее – с первым же обозом она торопилась к нам. Дети ждали ее и любили, хоть и была она уже взрослой девушкой. Такой, как она сейчас, я оставила свою дочь там, давно… В том месте, куда мне нет дороги. Юта в Укламе была старшей по общественным работам с шерстью – она, как я и думала о ней, оказалась умненькой, и сама сейчас придумывает новинки. Но основная ее работа – преподавание. Она переписывала мои книги и занималась со взрослыми основами – азбука, счет. Детально учила новому девушек, которые должны преподавать детям. Я видела, что это ей не особо нравится, но она отличалась завидной обязательностью – если обещала, выполнит.

У Исты и Бора есть еще двое сыновей, которые заняты исключительно Севаром. Он стал счастливее, говорит, что вернулся в то время, когда его сыновья были маленькими.

Юта всегда радовала своим приездом, своей разливающейся энергией, своими идеями и терпением. Она тайком передает мне знания, которые ей, так же, тайком от родителей, дает таар – оружейник. Она стреляет из лука, занимается с мечом и топором. Приезжая, она показывает мне все, что знает. У меня есть лук, на который Драс смотрит как на то ружье на стене, которое обязательно выстрелит.

Мужчины стрельбе из лука обучаются в обязательном порядке, как и бою с топором. Охота сейчас стала много удачнее, ведь топором попасть в зазевавшуюся косулю – ого-го какая сложная задача. Но Драс не особенно радуется, так как откладывая топор, мужчины забывают сложные приемы с ним. Ведь кормила их раньше исключительно охота с топором. Я стреляю из лука лучше Драса, и он знает об этом, и злится, хоть я и не устраиваю соревнований, и не особо радуюсь удачам. Меня просто перестали брать на охоту, куда женщин брали исключительно ради того, чтобы бравировать перед ними, соревноваться между собой.

А занятия с мечом напомнили, что у меня есть мышцы не только на ногах. И мне нравилось это ощущение – чувствовать, как меняется выдержка, как появляется второе дыхание, как мышцы становятся осязаемыми. Мы занимались с Ютой в сарае, и только точно убедившись, что Драс уехал. В мои планы не входило становиться миссис Олимпией, и тем более, соревноваться с мужем, но, старость, она и в этом мире старость, а диклофенака в здешних аптеках я не видела. Конечно, и аптек я здесь не видела. А значит, твое здоровье – дело, исключительно, твоих рук. И ног.

Обозы вернутся через пару дней, и нужно будет встретиться с Браном и Оми. После того момента, когда Оми узнала, что мы были мужем и женой, мы не встречались. Она тогда даже разговаривать со мной не стала, только зыркала глазами и говорила лишь в случаях исключительной важности этих слов, ну, или отвечала на мои вопросы. Я боялась, что нашла на свою голову врага, но когда они уехали в Сорис, ближе к морю, верфи, все забылось.

Сейчас я не знаю, как себя вести, и чего ожидать от нее, ведь нам придется держаться вместе. Первыми пойдут мужчины, потом женщины и дети, и закрывать нашу группу снова будут мужчины. Со мной будет Юта, Сига и Оми. То есть, мы в любом случае будем постоянно рядом.

Снег уже осел, но ехать можно только верхом и очень медленно. Ночами температура опускается примерно до минус восьми – десяти. Нам еженощно придется строить два чума. Я опробовала их дома, и люди научились быстро собирать и разбирать их. На месте остановки мы будем рубить молодые деревца, составлять стогом и заматывать взятыми с собой тканями. Внутри обустраивать кострище, и на нем готовить ужин. Вернее, даже наоборот – сначала кострище, а вокруг него, как уже прогорят угли, разбивать домик. Я все чаще думала – стоит ли брать детей, но оставить их для меня было еще страшнее.

И этот Ваал – Севал, что чаще стал приходить в мою голову. В общем-то он все эти годы под хорошей охраной, проверяем ежедневно и на наличие подкопов, и на его поведение. Охранники уже научены всем этим уловкам, как охранники тюрьмы Алькатраса. Но он стал иным – если раньше он гордо поднимал подбородок и не хотел даже смотреть в мою сторону, когда я входила, то сейчас смотрит как-то странно. От этого взгляда мне не по себе. Из модного хлыща, выступавшего передо мной на приеме, в шелковом платье, с бокалом виски в руке, он превратился в оборванца, а теперь, когда и этот фирменный взгляд сполз с него, стал жалок и никчемен. Я знала, что его голова содержит знания, которыми не владею я. Но просить его я просто не могла – это признание своей капитуляции, своей неправоты.

А вообще, казалось, живи и радуйся, расти детей, добавляй нового в жизнь этого мирка, но нет. Может, это истерический склад характера, или же неумение сидеть на месте, но год назад я начала поднывать на тему разведки земель.  Сначала вопросами, вроде: «Драс, а как ты думаешь, севернее много земли, или наши земли – то же остров, и Большое море омывает его?». Он отвечал, что Бран не смог обойти севернее наши земли, что это просто берег, но и западнее, береговая линия не сужалась.

Глава 6

Утром над входом в нашу комнату красовался лист бумаги, который я расписывала вензелями и арабесками вокруг текста пока все спали. Текст гласил: «Здесь живет великий и всемогущий Драс – завоеватель новых земель». А ниже, как можно мельче добавлено: «Драс – домосед живет в другом месте».

- Сири, почему другие мужчины утром жадно едят и уходят работать, а я читаю послания? – в голосе был смешок, значит, все хорошо. Хозяин голоса входил в кухню, где я жарила яичницу.

- Может, потому что жены их боятся, и не рискуют рассмешить? – я собрала волосы на его голове в пучок и завязала узлом. Долго же я привыкала, что волосы здесь у мужчин богаче женских. Он выглядел как парень с рекламы ножей, или скандинавского фильма, или парфюма.

 Но все эти воспоминания – о рекламе, о парфюмах, и даже запах дизеля в мороз, который мне почему-то всегда нравился, стали исчезать, словно это было сном. Начали стираться. Наверное, память забивает их в дальний угол сарая, как ненужные вещи, что вывозят на дачу, или выносят на балкон.

- Вот я тоже думаю – повезло мне, что ты такая бесстрашная, иначе, ел бы сейчас молча, - он жевал и смотрел на меня. Повезло же мне, правда, повезло в этом диком мире найти мужика с юмором и такой самоиронией. Думаю, даже если бы он был страшен как смертный грех, я все равно выбрала бы его. Ну, хоть весело.

Вечером в городок въехал обоз. И Драс объяснил мне, что он уже решил – Бран и Оми остановятся у нас, и поехал встречать их. Он сказал это так, что даже мимикой мне не стоило говорить «нет». Ну ладно, сам и разгребай потом эту гнетущую атмосферу бабьего взаимного смирения, которую я ожидала.

Дети не могли ждать, и выскочили на улицу – встречать Юту. Юта считалась их сестрой, а Севар был их общим дедушкой, это как-то решилось, само собой. Мои дети считали, что Севар – мой отец. Я их не переубеждала.

Мне нельзя было больше оставаться дома – стол почти накрыт, и полагалось выйти на встречу гостям. Я одевалась нехотя, медленно, надеясь, что в момент, когда закончу, все завалятся в дом, и в этой суете мне не придется встречаться взглядом с Оми, ну, или смогу мазнуть по ней глазами, улыбнуться дежурно и пригласить за стол. Но суета на улице не стремилась в дом, и я вышла сама, пристегнув улыбку.

- Юта, милая, как же ты выросла! -  девушка и правда, словно продолжала еще расти, и если раньше я была уверена, что она чуть ниже меня, то сейчас она была выше меня на полголовы.

- А это мой новый секрет, Сири, - она приподняла штанину, и там я увидела… О Боги! Она придумала каблук! Девочка из эры обезьян придумала каблук!

- Ничего себе, детка, это же просто шик! – я видела краем глаза, что к нам с моими детьми идет Оми. Драс и Бран пристраивали на конюшне их лошадей.

- Сири, я и не думала, что они уже такие большие! – она смотрела то на детей, то мне в глаза. Я вспомнила то тепло, которое испытывала к ней, когда защищала ее от навязываемого ей брака и побоев родителей и… Улыбнулась. Тепло и открыто, и пошла на встречу.

- Оми, какая – же ты стала! Настоящая северянка! – она действительно изменилась – цвет кожи оставался смуглее, нежели наш, но загара на ее лице не было. И черные глаза еще четче вырисовывались на лице с точеными скулами. Она была красавицей. Они стояли рядом с Ютой – две девушки с разных планет. В чем-то я даже понимала Брана.

- И ты! У тебя длинные волосы! – она обняла меня за талию, а я подтолкнула всех в дом. Дарина не отлипала от Юты, а Дар отправился к мужчинам, потому что «без его помощи там снова все будет вверх дном!» Так он и сказал. Ну и отлично, покажи им там, как надо!

В первую очередь мы рассредоточили места для ночлега. Свободная комната у нас была, а Юта уже знала, что даже если ей выделят отдельную кровать, проснется она с Дарьей, поэтому, сразу сама пошла в ее комнату – переодеться и сложить вещи.

Я очень долго вводила моду на домашнюю одежду. Долго боролась за то, чтобы люди не сидели за столом в шубах, скидывая их тут же, под ноги. Скандал с Драсом и домашними тапочками из войлока был такого размаха, как если бы я застала его в постели с тремя любовницами, которым он отписал наш дом. Но я просто перестала мыть пол, и он понял, что это грязно. И смирился с тапочками. Теперь в нашем доме все разуваются и снимают верхнюю одежду. А дорожную меняют на домашнюю – не сложно взять с собой платье, коли планируешь заночевать в гостях.

- Выходим завтра до обеда, а значит, сейчас все ужинают и ложатся спать! – Это Драс сказал всем, но рассчитано было на детей.

- Теплого света, Сири, - Бран вошел за моим мужем, я оглянулась на его голос, и краем глаза видела, что Драс внимательно смотрит на нас, когда тот пошел ко мне, раскинув руки для объятий. Ну вот, сам решил – сам сейчас думай. Баба же дура, так что, впредь будешь умнее.

Оми тоже поджала губы на это наше объятие. Пардоньте, но я тут инстанция последняя, так что, улыбаемся и машем. Быстро отпрянув от Брана я охнула и вспомнила, что «хлеб то забыла поставить на стол», хоть он и был там.

Дети нехотя отправились спать только после того, как отец уведомил, мол, если заглянет, и они не будут храпеть, оставит их с учительницей, и никакой экспедиции.

Мы сидели и шепотом обсуждали путь, тянули посланную Севером олу. Все было хорошо – наш путь по морю никто не вспоминал, все разговоры были только о будущем приключении.

- Я ходил и на три десятка дней, держался линии берега, но я не нашел, где он поворачивает к югу, надо больше дней. Эти земли очень большие, а значит, васары просто подвинулись, но не думаю, что они стали земледельцами, - Бран рассказывал о своих новых открытиях, что касались наших земель, и мне они были интересны.

Бран стал первым здесь, кто начал рисовать первые карты моря. У нас была карта нашего пути с южного острова, у него была карта южного берега наших земель, а Север – наше дело. Драс тоже это знал и понимал, только вот откладывал и откладывал, потому что он умнее меня, и боится за детей.

Глава 7

Мы вышли всем кагалом когда солнце уже растрепало утренний морозец. Каждая лошадь была навьючена, и поэтому мы планировали частично идти пешком. Шли без телег. За спиной у каждого были снегоходы, но они пригодятся только в местах наносов. Пока дорога была приятной – снег осел и был плотным, даже лошади проваливались редко. Все были возбуждены - и тут и там слышались смешки, а охотники, с начала группы громко перекрикивались с теми, что шли в конце группы.

 Первые две стоянки мы знали – туда ходят охотники, там были и мы. Дальше – не известно. И, если нам встретятся реки, и мы успеем перейти их по льду, то обратно можем и не успеть, тогда придется искать брод и переходить по воде. Но ледоход тоже никто не отменил, и он может идти несколько дней. Решили, что решать эти вопросы будем по месту их возникновения.

Все люди сильные и подготовленные, но я переживала за Оми. Вернее, не за нее лично, а за то, что Брану придется иногда сажать ее в седло – она не спортивна от слова совсем. Горожанка, которая ходит по дорогам, и иногда посещает рынок, чтобы проверить как продается ее одежда. Если раньше, когда к нам приезжала Юта, Дарью было не оторвать от нее, то теперь я увидела, что дочка перебралась на лошадь Оми, чтобы быть ближе к ней - конечно, яркая, непривычная внешность, которая кажется девочке удивительной. Моя дочь сказала мне, что она принцесса из другого мира, и ее спас дядя Бран от страшного чудовища. 

Ну да, спас. От чудовища, ага.  Ладно, ребенку, тем более девочке, нужно и к красоте привыкать, стремиться к ней. Хорошо, что она видела эти отличия и они ее интересовали. Ревности я пока не испытывала, потому что мои глаза то и дело искали Дара, так хоть эта пока сама прилипла к седлу, но, скоро, думаю, проснется во мне и ревность.

Юта, кроме стандартного набора, в который каждый мужчина включает топор и лук, несла свой меч. Она была похожа на воительницу рядом с людьми, что шли налегке. Дар успокоился, и не стал отбегать к ближайшему лесу только тогда, когда отец пообещал его привязать веревкой и отобрать нож. Дети шли чаще сами, ногами, наравне со взрослыми, чтобы показать, что они совсем не обуза, но на первом привале не дождались горячей еды. Помогли со сбором юрт и заснули. Впрочем, взрослые тоже не долго сидели возле костра.

Дорога была знакомой три дня. А дальше начались земли, где еще не ступала нога человека. Следов диких зверей было очень много, лошади по ночам были на фоксе, и фыркали, давая понять, что вокруг нас кипит жизнь, хоть мы и не видим ее за кругом света от костра. Лес был таким старым, что некоторые сосны сложно было обхватить, а ветви были только высоко вверху, и рассмотреть их было просто тяжело.

На пятый день погода поменялась и начались ветра. Ночами они утихали, но идти мы могли только днем, и идти было сложно. Мы оставляли заметки на своем пути – Юта делала зарубки, по которым, если что, можно было вернуться домой, но по мне, все сосны были одинаковы, и я привязывала кусочки синей ткани, которую взяла с собой именно для этого. Хотя, дорога была простой – мы постоянно шли на север.

Поставить юрты пришлось раньше – еще было светло, но вьюга полностью закрывала и без того тусклое солнце. Юрты поставили на расстоянии. Между ними завели лошадей и разожгли костры. Дежурить договорились по трое, но никто еще не хотел спать. Я вызвалась с Драсом в лес за дровами – хотелось побыть вдвоем хоть несколько минут.

- Ты устала, и жалеешь, что пошли в такой холод? – как только мы вошли  лес, он повернулся ко мне и обнял.

- Нет, эта вьюга быстро закончится, она – переломный момент, после которого не будет таких морозов по ночам. Лишь бы все это не стало дождем.

- Думаешь, стоит ходить далеко? Там точно такие же леса и взгорья, и мы не увидим больше ничего интересного. А летом, сразу, как закончатся работы на земле, мы можем отправить охотников хоть на какие расстояния, - он немного откашлялся, и уже не таким бравым голосом прошептал: - Знаешь, мне не нравится, когда вот так много людей, и пока я не вижу радости в таком походе.

- Мы много уже прошли, и видим, что земель много, но нужно быть уверенными. Города лучше строить хотя бы в полудне дороги между ними, чтобы они могли расти, а здесь мы ни разу еще не встретили реку. Они текут с севера на юг, Драс. Значит, надо взять немного левее – нам дорогу точно не пересечет ни одна река.

- Хорошо, завтра свернем и будем идти на запад, пока не достигнем какой-то реки, - он хотел высвободиться из моих объятий, но я прижалась ближе, и он терпеливо постоял еще минуты две молча.

- Спасибо тебе, спасибо за то, что согласился – невозможно было уже вот так сидеть на одном месте, я чуть не выла, Драс, - сразу после слов о вое недалеко завыли волки.

Драс отрубил дерево в месте слома от корня, вместе мы выдернули его и потащили к лагерю, громко хрустя ломающимися ветками – дерево было сухим. За дровами ходили по три - четыре человека, и никто не отходил из освещенного круга возле юрт. Мы предусмотрели все, и были уверены, что нас невозможно застать врасплох. Ни людям, ни животным.

Утро радовало – вьюга улеглась, но не было солнца, как и морозца. Серое небо, затянутое тучами, не расстроило нас, и мы рано выдвинулись от лагеря и повернули резко влево – нам нужна была река. Но спускаться обратно вдоль нее, даже если мы ее найдем, не планировалось, так как выйдем мы тогда не на наш поселок, а далеко за горами.

Мы шли громко – пели песни и смеялись, поднимая этим самым дух нашей экспедиции. Сига дружила с Ютой и сейчас всегда шла рядом с ней, и они непрестанно болтали, а нам с Оми просто приходилось быть ближе друг к другу, раз другой пары больше не было.

- Думаешь, там дальше мы увидим что-то кроме этого снега? – Оми сама всегда начинала разговор, и, по-моему, жалела о том своем поведении. Меня отпустило, и я относилась к ней ровно.

- Здесь долго снег – все четыре месяца, хорошо еще, что не очень холодно, -  я вспоминала наши зимы на Урале, утренние минус сорок два. Вот там точно в этих домах с дырой в крыше не выжить. Наверно, если бы были мягкие зимы, наши предки тоже не заморачивались бы со строительством.

Глава 8

- Быстро бери его, и к лошадям. Не – от – хо – дить – от - них! – Он сказал мне это чеканя каждый слог, и посмотрел на меня так, что я закрыла рот и не дала вопросу упасть с моих губ. Он собрал охотников, что шли в первых рядах. Те, что замыкали наш строй, так и не повернулись к нам – они в какую-то секунду, когда увидели бегущего с Даром в руках мужчину, подтолкнули вперед Сигу с Ютой и встали полукругом. Не сговариваясь.

Я несла источник информации к своей лошади. Дарью сняли с лошади, женщины сидели на корточках между лошадьми. Охотники за доли секунды превратили наш маленький отряд в группу спецназа, что защищают женщин и детей. Для меня это было неожиданно. По дороге они были обычными, вальяжными, и даже, казалось, ленивыми мужиками – балагурами, и тут превратились в один механизм, и каждый знал в нем свое место и функцию.

- Дар, милый мой, у тебя нигде не болит? Ты можешь нам шепотом рассказать – что случилось? – я присела к Сиге, и подтолкнула мальчика вперед, в круг, к сестре, которая не понимала - что происходит.

- Да нормально все, просто я первым нашел ту косулю, она еще живая там, я не стрелял даже, а у нее из ноги уже стрела торчала. Она бежать не могла, я хотел только еще раз выстрелить, а он схватил меня сзади, и велел бежать из леса молча.

- Кто схватил? – у меня дрожали руки, и я старалась не сорваться на слезы.

- Да охотник этот ваш, как там его? Бирт или Бирк, - мальчик вспоминал имя человека, который бежал с мальчиком. У меня отлегло от сердца.

- Так что случилось? Что всполошились то все? – я так и не уловила сути с первого раза, а потом, когда сын повторил, я поняла.

- Говорю же, у косули уже была стрела в ноге. Наши не охотились с луками, они с топорами ходили все эти дни – зверь то не пуганый, - он копировал отца, разговаривая со мной, и это было смешно и тепло одновременно. Я обняла его и крепко прижала к себе.

- Отпусти, мне надо к отцу. Нужно решать – что делать!

- Отец велел ни на шаг не отходить отсюда, - я сделала лицо, которое значило только одно – это приказ, и он не обсуждается, а сама, ткнула в плечо одного из охотников и вложила в его руку плечо Дара.

Осторожно пробралась к группе мужчин, что почти шепотом обсуждали происшедшее. Аккуратно протиснулась между Гором и Браном, взглядом давая понять, что не нужно ничего говорить, и давать знать Драсу, что я здесь.

- Нам нужно идти обратно, - очень тихо говорил Гор.

- Если идти той же дорогой, мы до темна будем идти по открытому полю, а по лесу идти невозможно – там валежник, там мы и проведем ночь, а это нельзя – волки в лесу одолеют нас легко, - Драс отвечал так же, чуть слышно, и мне приходилось прислушиваться, так как передо мной стоял мужчина, и я не могла вылезти вперед – так меня отправят обратно.

- Оставаться здесь нельзя - мы как на ладони, так что, давайте поставим лагерь у леса на окраине, а вокруг пустим охотников, - слышно было, что Гор волнуется и озирается постоянно.

- Да, давайте. Бирк, косуля та, она совсем не могла идти? Или могла пробежать далеко? Где могут быть эти охотники? Что думаешь? Сходите, принесите ее, - Драс махнул в сторону леса.

- Выбежала она на нас с северной стороны, я хотел было лук достать, а тут Дара увидел, что он тоже стрелять собирается. Хотел ему дать возможность – посмотрел снова на нее, и заметил, что бежит она кое-как. Там и стрелу увидел. Сегодняшняя стрела. Чуть кровь вокруг запеклась - давно уже не следит, - мужик виновато посмотрел на Драса, махнул двоим, и трое охотников отделились от толпы и направились в сторону леса.

Наш отряд начал движение, и нам полагалось просто следовать туда, куда идут люди впереди нас. Мы подошли вплотную к окраине леса и молча начали собирать легкие шалаши. Топоры сегодня не стучали. Десять человек отправились в лес – проверить следы, послушать. Наш дым далеко будет виден, и нам запретили разводить костер до полной темноты.

Драс взял меня за локоть и отвел в сторону, мы стояли под кронами высоченных деревьев, и он почти шепотом говорил мне:

- Сири, мы не знаем, кто охотился на косулю, но наконечник стрелы железный. Это могут быть васары, или может здесь тоже есть деревни, и как они отнесутся к нам, мы даже и не представляем. Сколько их – тоже загадка. Мы выйдем отсюда, как только начнет рассветать, чтобы пройти поле в темноте. Идем верхом и быстро. Завтрашний день мы не будем останавливаться вообще.

- Хорошо…

- Слушай меня внимательно, Сири! – он дернул меня за рукав, поднял мой подбородок и прищурившись говорил быстро и четко, словно, у нас оставалось несколько минут. – С тобой едет Дар, дочка едет с Ютой – ваши лошади лучше, чем у Сиги и Оми. Если вдруг что-то начнется, вы просто скачете без оглядки, просто скачете и скачете назад, домой. Лошади смогут скакать быстро и долго. Обещай мне!

Я молча смотрела на него и не могла открыть рот, чтобы хоть что-то сказать. Я представила, что на нас могут напасть ночью, и просто всех перебить даже за тех же лошадей.

- Обещай мне! – хоть и шепотом, но кричал Драс.

- Обещаю! – я сказала то, что он хотел. А я бы хотела, чтобы мы с ним прямо сейчас развернулись, и поехали домой. Это все из-за меня. Почему я считала, что здесь безопасно и пусто? Потому что я дура. Я неусидчивая дура, у которой атрофировано чувство страха.

Драс подозвал Юту, которая обратила на нас внимание. Она была натянута как струна, и была готова к нападению. У нее как-то заострилось лицо - постоянно сжатые зубы и чуть прищуренные глаза сделали его лисьим, хищным. Она двигалась практически бесшумно, постоянно держа за руку нашу дочь. Та молчала, но постоянно озиралась, не понимая - что происходит, и почему все молчат или шепчутся.

- Юта, держи Дарину постоянно рядом с собой, на лошади оставляйте только самое необходимое. Не раздевайтесь. Вы должны в любой момент быть готовы закинуть детей, сами прыгнуть в седло и мчаться отсюда, что есть сил. Не оборачиваясь, и даже не смотря на то, что здесь происходит.

Глава 9

Я не знаю, что я услышала сначала: как вздрогнул и ахнул Драс, у которого я сидя спала на груди, или как кто-то закричал в лесу. Драс дернул меня за руку, поднял, быстро надел на меня куртку с большим и теплым воротником, поднял детей и закутал их в одеяла. Дальше началась какая-то каша, в которой заржали кони, люди хватали оружие, а я следила, как Драс крепко сжав плечо Юты, что-то ей говорит.

Когда Юта и Дарина сидели уже верхом, он схватил Дара, посадил на мою лошадь, и что-то сказал ему. Крики в лесу приближались, я искала глазами Сигу и Оми, которые путались и не могли сесть на лошадей.

- Ты мне обещала, Сири, ты клялась, что сделаешь хотя бы сейчас именно так, как я сказал! – Драс кричал, глядя мне в глаза, и тут мы увидели, что в лесу, будто начинало всходить солнце - там было не меньше пятидесяти факелов.

- Пожалуйста, Драс, пусть они едут, а я останусь, я хорошо стреляю из лука, ты же знаешь, Драс, - я хотела было продолжить, но услышала, как ойкнула Сига и закричал Гор. Она стояла возле лошади, и из предплечья у нее торчала стрела. Оми закричала.

- Я догоню вас, только пожалуйста, не спорь, спаси детей, - он прижал меня к себе, быстро поцеловал не целясь в губы, а просто – в лицо, улыбнулся и закинул меня на лошадь, хлопнул по ее крупу. Впереди в темноту уже уезжала Юта с Дарой, мне не было страшно, что стрела догонит меня, я на всей скорости, которую могла развить стоявшая долгое время Фрейя, неслась за Ютой. Сначала я просто смотрела на хвост лошади, что была передо мной, шептала себе: «Не оборачивайся, не оборачивайся, если ты обернешься у тебя может не остаться надежды. Не смотри, Сири!».

Но, в какую-то секунду, я, как жена Лота, которая нарушила уговор и превратилась в соляной столб обернувшись, оглянулась. А потом снова оглядывалась и оглядывалась, а там, в месте, где несколько минут назад я спала на плече мужа, творилось что-то невообразимое: высоко горели костры, люди смешались, а самое страшное, что заставило меня остановить лошадь, и попытаться вернуться – я увидела, как упал Драс. Он отделился от толпы, сделал пару шагов и упал. Руки автоматически расслабились, и я потребовала от лошади встать. Юта вернулась, и не говоря ни слова, посмотрела на меня, а потом опустила глаза на Дарину, что сидела перед ней и большими глазами спрашивала у меня «нас убьют?».

- Я одна не смогу с ними. Даже если это будут просто волки, Сири, я одна не справлюсь, - Юта говорила это очень взросло и строго, словно это она была старше и умнее, и она была опытнее меня.

Я отвернулась и прибавила ходу. Глаза заливали слезы, но сейчас, как и тогда, расставшись с моей дочкой в моем старом, привычном, удобном и теплом мире, я должна была думать головой, потому что от меня зависела жизнь этих детей.

Мы вернемся, Драс, мы найдем вас, только ты не умирай, прошу тебя, только будь живым. И только когда начинала срываться на рев, брала себя я руки, сжимала зубы и старалась думать о том, что нужно сделать сразу, как мы вернемся. Долбанная неделя дороги, и обратно неделя! Мы шли сюда пешком, редко садились на лошадей, а сейчас мы будем гнать, мы будем спешиваться только чтобы размять ноги и попоить лошадей. Кормить их было нечем. С собой в мешках у нас была фляга воды, сухая рыба, соленое мясо и сухари. Водой мы будем поить детей, а сами будем есть снег. Мы не будем разводить костров, и останавливаться будем только на пару часов.

Дети валились, если их не придерживать, у нас с Ютой болело все тело. Спали мы всего два раза, и то, по очереди. У нас были тряпки и масло, чтобы в случае нападения волков, быстро разжечь костер. Небольшую кучку сухих веток я везла в мешке. Волки выходили на нас только раз, и их было три, но мы просто ускакали с того места, чтобы их сородичи не подтянулись к месту ужина, главным блюдом в котором были мы сами.

За половину дня дороги к дому мы увидели две точки, что двигались навстречу нам. Мы отошли к лесу, но следы наши были видны как черные пятна на белой бумаге. Мы завели детей и лошадей в лес и приготовили луки. Хорошо, что я быстро узнала свои вязанные куртки. Когда поняли, что это люди из Зарама, обрадовались, но потом что-то кольнуло – это были подростки, пацаны лет четырнадцати. Так далеко от дома их никто бы не отпустил без охотников - без взрослых мужчин.

Мы вышли от леса и помахали им. Они скакали не медленнее нас, они гнали лошадей, словно за ними была погоня.

- А где остальные, что вы здесь делаете, я… это…, я Зур, а это Варис, нас отправили за вами, потому что там вы срочно нужны, - он мялся, будто что-то не мог сказать.

- На нас напали, все остальные остались там, и мы не знаем, остались ли они живы. Нужно срочно в Зарам, собрать людей и вернуться сюда. Гоните вперед, собирайте людей из Уклама, всех, кто дежурит на дорогах, кто проходит обучение, - Юта орала, глядя ему в лицо.

- Нам сказали передать все Драсу или Гору… - начал было Зур, но потом, словно до него поздно дошли слова Юты, остановился, медленно, опустив плечи,  продолжил испуганным голосом: - Никого нет, Сири, мужчин нет в Зараме, и нет в Укламе, в глазах у него был страх.

Я поняла – они рассчитывали на нас…

Глава 10

Заставить ребят говорить было сложно, они говорили какими-то загадками, но потом выяснилось, что им не велели говорить новости женщинам, а точнее – мне.

- Нам велели найти Драса или Гора в первую очередь, и сообщить, что нужно вернуться…

- Если ты все сейчас не расскажешь, я отрежу твой язык, потому что он тебе не нужен, - Юта вдруг уверенным движением достала из сапога нож.

- Все дружины созвали в Сорис, - мальчик посмотрел на меня. – Пришли корабли Южан. Дней пять как.

- И какого черта там делать всем? – сердце у меня забилось как птичка, потому что я так хотела наладить с ними жизнь. А сейчас мне было плевать, потому что моя жизнь, видимо, разбилась на части.

- Сири, они не подходят к берегу, и стоят на горизонте…

- Ну, тем более, пусть себе стоят, я уже собралась снова запрыгнуть на лошадь и гнать, но мальчик снова заговорил: - Там больше двадцати кораблей, - и опустил голову. Все ждут вашего возвращения.

Мы неслись остаток пути как угорелые. Мне нужны были люди, с которыми можно вернуться и узнать – живы ли люди, жив ли Драс. Меньше всего меня сейчас беспокоили корабли южан и Сорис. Но людей не было. В Зараме не было мужчин. Потому что никто, как всегда, и не подумал, что с севера тоже может прийти беда.

Дочка заснула, как только ее напоили молоком и уложили в постель, Дар ходил за мной по пятам и канючил, что мы можем вдвоем вернуться и найти отца. В Зараме остались подростки, как те, что встречали нас, и три деда, один из которых смотрел за Ваалом. Ребят мы отправили в Сорис, чтобы они рассказали карлу Орусу все. Только ему. Нам нужна не просто дружина, нам нужна целая армия, чтобы отбить наших людей, только если они живы. Я вспомнила как упал Драс и на меня опять навалилась бетонная плита страха и ощущения, что я больше не увижу его.

К поселку пришли два человека с рудников и предложили сходить на разведку – проверить место, где нас застали ночью. Оказавшийся в поселке Севар не отпускал меня с ними, а я думая об их безопасности, не могла позволить им уехать.

Утром приехал Бор, и они втроем выехали налегке. Юта хорошо объяснила отцу координаты, да и снега больше не было – нашу дорогу можно было быстро найти.

- Бор, прошу тебя, привези его… - я сказала и осеклась, потому что там, кроме Драса был его брат.

- Спасибо тебе за Юту, я попробую, Сири. Только никуда не выезжайте из Зарама, тут и так, остались только женщины. Нам сейчас нужна та Сири, которая вернула людей с юга, - они прямо от домов начали понукать лошадей, и я снова осталась со своей надеждой.

За мостом дежурили подростки. Это была вынужденная необходимость, и я старалась не думать о том, что они не подготовленные, и даже если заметят приближающихся всадников, и успеют предупредить нас, мы ничего не сможем сделать. А следующим утром случилось то, что лишило нас связи с нашими остальными землями – вскрылась река. Лед шел огромными голубыми торосами, наползал друг на друга и застревал в поворотах, выталкивая часть льдин на берег.

Лишь бы Бор не приехал с опущенной головой, лишь бы он был жив! Юта не отходила от меня, и постоянно напоминала, что нужно сделать то и это, Севар занимал детей, которых теперь на наш двор приходило много – работы было много, и женщины не справлялись.

Я видела эти взгляды – женщины, наверно, винили меня за то, что их мужья не вернулись, как и Драс. И в какой-то момент я услышала разговор на скотном дворе, где наравне со всеми занималась уборкой и кормежкой.

- Дался им этот север, и стоял бы еще там за рекой, зачем она повела их туда, это она не давала карлу покоя, - женщина подметала у коров, а вторая орудовала лопатой. Я за перегородкой доила коз, и меня не было видно. Я было поднялась, чтобы сказать что-то, но поняла, что все это сейчас – мертвому припарка.

Всех женщин, что смогли прийти, я собрала в большом доме через день и рассказала – что произошло с нами в этом походе. Они слушали молча, но я очень хотела, чтобы они поняли главное.

- Из леса на нас выходило не меньше пятидесяти человек. Это значит, что их в стане не меньше двухсот. За мостом у нас даже поста нет, и если эти двести человек, даже и сто, ночью проберутся в наш поселок, всех вас вместе с детьми, спящими, просто собрали, а там, не знаю, в рабство себе, или убили бы тут же, и остались поселок разворовывать.

- Хоть мужики бы в поселке были, - начала было женщина.

- Если бы их застали в кровати, толку то, что мужики дома? – я знала, что виновата, и знала, что приход южан – совпадение чистой воды, которое могло случиться только в одном проценте случаев. И мне хотелось опустить руки и просто дождаться Бора. Я тысячу раз представила, что он въезжает в поселок с Драсом, старалась сделать эту картинку живой, но, когда вспоминала как стрела торчала из руки Сиги, как кричала Оми, картинка рушилась, как упавший со стола, собранный уже паззл из тысяч частиц.

Сири, жизнь, она вот такая – только, вроде, расслабился и почувствовал, что все получилось, и ты поймал за хвост беззубого волка, как у него находятся копыта, - Севар вышел ко мне на крыльцо, где я думала, и не находила выхода из положения. Дети спали, в поселке было мертвецки тихо, и от этой тишины по спине ползли мурашки.

 В это время, вечером вокруг кипела жизнь – все возвращались домой, топились печи и пахло хлебами и мясом. Сейчас, даже дым из труб казался другим – тощим и не пах совершенно.

- Севар, что думаешь, Бор найдет их? – мне нужно было говорить что-то.

- Ты же понимаешь, что они смогут только проверить, только посмотреть издали, или пробраться близко и сразу бежать оттуда, - он готовился к разговору, но сегодня у него не получалось меня успокоить.

- Да, понимаю. Эти люди вышли с факелами прямо на наших охотников, что притаились в лесу, именно они закричали и выдали себя, потому что видели, что шансов у нас не будет, а так, хоть кто-то успеет сбежать.

- А ты вспомни, вспомни, у них только луки были?

Глава 11

Как говорил кто-то давно и очень умный: «Делай что должно и будь что будет»? Мне эта фраза теперь стала понятна, и я боролась с мыслью, что сейчас, пока с юга к нам нет дороги, можно самой добраться до этого страшного незнакомого поселка, что-то придумать, чтобы просто узнать – живы ли они? И даже если к тому времени не будет уже Сориса, мы все равно ничего не можем сделать сидя здесь вот так, просто в режиме ожидания.

Нам пришлось переформатировать всю свою жизнь и все свои привычки. Остановили производство того, что сейчас было не важно: бумага, шерсть, и другая мелочь для красоты и радости. Рудник и стекольное производство встали уже тогда, когда все мужчины ушли в Сорис.

И того, с Бором, Севаром, оставшимися людьми с рудника и пацанами от пятнадцати до семнадцати лет, у нас было двадцать мужчин. По двое всегда дежурили за два километра по ту сторону моста, двое на горе за мостом – смотрели на дым, которым могут дать знак, и двое  у моста со стороны поселка. Менялись через пять – шесть часов. Женщины тоже начали проситься в дежурство, потому что там всего то и надо – разжечь костер и бежать. Быстро бежать в сторону дома.

- Вода нынче большая – долго будет держаться, - Севар говорил со мной каждый вечер и видел, что я ищу причину самой сходить и проверить этот поселок, который был у нас под боком все эти годы.

- Почему корабли не подходят к берегу, Севар? Ведь нам сообщили бы уже, если они причалили?

- Конечно, и гонца прислали бы, значит, пока все так. Они же знают, что у нас здесь случилось.

- Почему Орус не приехал сюда, Севар, почему он не поторопился до разлива воды?

- Значит они боятся, значит, нельзя людей оттуда выводить. Значит, там все не так просто.

- У меня нет ни одной мысли – что можно сделать, Севар. Я словно в мышеловке. Еще жива, но не вижу выхода.

- Ты чувствуешь свою вину, девочка. Она, может, и есть, твоя вина, но сейчас мы имеем то, что имеем. Если ничего не решится, начнем обрабатывать землю, выгонять скот. Пока руки в труде, голову посещают только светлые мысли.

Этим мы и занимались с Ютой – работали и думали – все ли мы успеваем без мужчин. Севар решил днем собирать ребятишек с нянями, что раньше вели наш детский сад – в случае, если кто-то решится напасть, так проще собирать всех детей.

У рудника на берегу стоял новый лапах, на который планировали грузить железо, как только вода спадет настолько, что можно будет пройти по ущелью. Эти лапахи были широкие, с невысокими бортами, мы называли их грузовыми. Они были крепкими, но обратно они поднимались только до ущелья, и внизу их разбирали, и использовали для строительства лагеря, что расширялся сейчас.

Если все пойдет плохо, нужно просто перерубить веревки под бревнами, и судно сползет по падающим круглякам в воду, но его не снесет водой, потому что с берега нужно будет раскрутить цепи, что удерживают его. Если успешно, на это потребуется час. Завидев дым, что караулили парнишки с горы за мостом, они должны были сообщить парнишкам у моста, а там – в наш поселок.

Лапах может забрать часть женщин и всех детей. Конечно, он может разбиться, если в повороте не будут рулить опытные мужчины, но у нас были Бор и Севар, что считались очень хорошими рулевыми. Это давало хоть какой-то шанс выжить и спасти детей. Лед еще шел, и я молилась, чтобы быстрее перестали идти торосы, иначе, даже и этого шанса у нас не будет.

Мы трудились как пчелы, и я знала, что такая активность связана не с тем, что теперь все зависело от нас, а потому что усталость давала заснуть, и хоть немного не думать о судьбе людей, оставшихся там, в лесу, и нашей судьбе.

Я боялась увидеть дым внизу, он сказал бы нам, что и у Большого моря сейчас не спокойно, а значит, мы сейчас все в кольце, выход из которого только на восток, но уйти нам придется в никуда, и мы не знаем, что нас ждет там. Я помнила карты Брана. Не точно, но мне хватило памяти, чтобы простецки нарисовать наши земли, Юта помогала мне, потому что тоже рассматривала его карты.

- Бор, а на востоке точно нет васаров, не всех же вы убрали на дорогах, могли еще остаться, а сейчас столько времени прошло – их дети подросли, и они уже воины, - вечерами мы устраивали мозговые штурмы, от которых устали все, кроме меня. Мне казалось, что мы что-то упускаем из виду, что-то, что находится на поверхности, ведь решение все равно есть.

- Там болота и топи, которые переходили охотники. Море врезается в берег с Востока, там наша земля сильно уходит вглубь. Берег – камни, крутые спуски, в воде много подводных камней и сильная волна – даже на лодке сложно пристать – не то что на лапахе, и уж точно – не на корабле, - он посмотрел на меня пристально. – Если перейти мост, пройти на Восток, а там снова перейти реку вброд, чтобы обойти плато, эта дорога до того же Уклама займет не меньше пятнадцати дней. И даже лошадей не возьмешь – придется брести по болотам и спускаться по камням. Нет, Сири, детей мы там не поведем.

- А Запад, скорее всего, кишит васарами. Они знают, что у нас дороги сейчас под надзором, и поэтому, не лезут, но если мы пойдем за рекой на запад, найдем спуск, перейдем реку, то как раз можем выйти на земли, которые стали считать своими.

- Да, все так, Сири.

- Все равно, Бор, должен быть какой-то выход. Должен. Хорошо, если с севера никто не придет, но что-то мне кажется, они догадались, что мы не бедствуем, судя по лошадям, одежде и оружию, если они заглянули в мешки, они увидели, что мы делаем колбасы, которых у них точно нет, что мы делаем железо лучше, чем то, из чего сделаны их наконечники для стрел. И если они кого-то пытали, о чем я даже думать боюсь, могли и рассказать все о нас.

- Будем надеяться, что они не придут до того времени, пока у нас не будет дороги по воде. Второй недостроенный лапах мы доделаем еще дней за десять – пятнадцать, и тогда, сможем уйти все.

- Но мы же не можем оставить здесь скот, все что построили и с таким трудом начали. Они просто пожгут здесь все.

Глава 12

Через неделю в поселке изменилось все: люди перестали громко разговаривать, все больше взглядов между делом было устремлено на север и юг. Женщины делали работу. Молча. Казалось, ничего хорошего здесь, в городке, где недавно кипела жизнь и улицы были заполнены людьми, не будет. Мы старались улыбаться детям, но не было смеха, не было искренности. И даже обычная беседа сводилась к простому обмену необходимой информацией. Я, словно, смотрела сериал, который меня угнетал, давил на меня, но я не могла выключить его.

- Дар, почему ты до сих пор не спишь, завтра нужно проснуться пораньше, - я села на край кровати, где он спал с сестрой, Ютой и мной. В доме, где мы теперь жили, было все заставлено кроватями, словно больница. Малышам такая постановка нравилась, и мы старались превращать все в игру – в интересную игру, где нужно пожить всем вместе и научиться новым словам, нарисовать много рисунков и слепить из соленого теста разных зверей.

Дети постарше – ровесники Дара, понимали все, и старались выполнять мужскую работу, и женщины следили за тем, чтобы мальчики не увлекались. Мы боялись, что они организуют спасательную операцию, и сбегут. Поэтому, мы дежурили ночами, постоянно смотрели в сторону моста, прислушивались к их разговорам.

- Мама, мы с тобой могли остаться там и помочь им, а мы сбежали как трусы, - он не смотрел мне в глаза, и все это время старался не говорить со мной.

- Дар, если ты не веришь мне, помнишь, я остановилась, а Юта сказала, что им без нас не уйти. Отец был бы очень зол, что мы оставили Юту и Дарью без защиты, - я гладила его по плечу, но он скидывал мою руку.

- Вы это придумали с ней, чтобы я не остался, а я уже не маленький ребенок, я умею стрелять из лука, я могу драться! – он сел, и шепотом кричал на меня, в его глазах стояли слезы.

- Скоро придет помощь из Сориса, и несколько дружин отправятся туда. Их найдут и вызволят, сынок, прошу тебя, мне сейчас нужна твоя помощь. Ты видишь, как все вокруг изменились – все боятся, и если мы с тобой сейчас не будем сильными, то кто будет?

- Ты вернула людей из-за Большого моря, ты же здесь почти главная! Я думал, что ты воин, мама, а ты трусишь, и меня заставляешь быть трусом. Ты слышала, как кричала Оми, ты видела, как ранили Сигу? И мы оставили их там одних! – он отвернулся от меня, и завернулся в одеяло.

Юта встала, высвободив руку, на которой спала Дарья и мотнула мне головой в сторону двери.

- Сири, прошу тебя, не реагируй сейчас на его слова, не обращай внимания на людей – что бы ты ни сделала для них – им будет мало, тёооотушка, - она гладила меня по руке. Юта, будто, умела читать мысли, как там, в лесу, когда я хотела пересадить к ней Дара и развернуться. Она нашла причину увести меня. Сейчас она делала то же самое.

Я считала себя самостоятельной и трезвомыслящей, мне скоро второй раз будет сорок лет, но сейчас я не могла смотреть на все объективно, и боялась, что совершу ошибку.

Утром мы кормили детей, выводили на улицу, чтобы они поиграли на солнце – снег уже просел, стал тяжелым, а на западных склонах появились проталины. Лед проплывал по реке все реже и реже. Ущелье теперь было полностью занято стремительным потоком. С гор под снегом уже текли ручьи. Если нам дадут еще неделю, мы спустимся по реке до Уклама. Детей отсюда нужно вывести точно.

Ближе к вечеру я съездила к нашему дому и увидела там свежие следы – снег отрясали на крыльце, и он подтаял на солнце. Дар? Зачем он был здесь, это далеко от домов, где мы живем. Следов лошади не было. Но он просто не мог успеть быстро вернуться к реке. Сердце забилось как воробей.

Я прошла в дом и посмотрела – куда вели мокрые следы – сын не разулся, потому что в доме холодно. Топим дома сейчас раз в два дня, чтобы они не были пустыми и нежилыми. Когда я с Даром приезжала протопить очаг, я, будто возвращалась в прошлое – на спинке кровати висел свитер Драса, который все еще хранил его запах, стояли вокруг кровати домики дочки.

На кровати Дара были раскиданы вещи. Не было его рюкзака, что лежал вместе с рюкзаком сестры с момента, когда мы вернулись с ними. Я услышала, как кровь застучала в голове. Сколько времени прошло, как его потеряли из виду?

- Юта, Юта, - я кричала, выбегая из дома, и оглядываясь – Юта со мной поехала сегодня, но заходить не стала, она нагребала овес в мешки в сарае.

- Что случилось, Сири, - она выбежала, бросив всё.

- Дар был дома, был сегодня – вот следы. Он собрал рюкзак. Гони к дому, где живем, я поехала за мост.

- Сири, я сейчас узнаю – все ли лошади на месте. Не горячись, прошу.

- Я не могу ждать. Мы не знаем – когда он ушел, у нас нет времени, Юта.

- Сири, осторожнее, отправь ребят с моста, и возвращайся, слышишь меня?

- Прошу тебя, не выпускай из вида Дарину, - мне казалось, что все, кого я люблю, утекают сквозь пальцы, словно песок. Не они меня, а я их теряю. Боже, если ты меня слышишь, он ребенок, прошу тебя, пусть сейчас окажется, что он не проезжал мост.

- Ребята, никто не переходил мост? Мальчик не проходил? – я смотрела в их лица, и ждала «нет, никто сегодня не проходил и не проезжал», но они стушевались, и ответили то, чего я боялась: - мы только подошли, ребята из-за моста приехали – смену передали, и сразу поехали спать, а мы сходили в дома к реке – взяли еду.

- Оба ходили? – я сдерживалась, чтобы не кричать. – Сколько вас не было?

- Светло еще ушли, а вернулись – только чай успели заварить, - они поняли, что сделали неправильно и опустили голову.

- То есть, вас на мосту не было вообще? Не делайте так больше – я кричала и не могла сдержаться. – Я еду туда, и, если вдруг скажут, что мальчик нашелся, догоняй меня.

- Уже ночь скоро, куда там ехать?

- Делайте как я говорю, я пересекла мост и двинулась по дорожке, что была уже хорошо проторена, туда, где в темноте мог сейчас идти или ехать мой маленький сын. Это первоклассник, хоть он и активнее, выносливей, умнее и сильнее своих ровесников из моего мира, он маленький мальчик, и он там сейчас совсем один.

Глава 13

Я не знаю – сколько прошло времени в дороге. Я проснулась на лошади. Она стояла, чуть подрагивая, тряся ушами, но мы не сошли с пути. Следы были перед нами. И я видела теперь, что свежих следов здесь нет. Снег протаял на поле до земли, и старые следы блестели лужицами. Фрейя пила из них. Дар не мог ехать, попадая только в эти лунки. Он не ехал здесь. Не ехал! Его здесь нет!

Если обогнуть лес, мне откроется поляна, пройдя через которую я буду на месте нашего лагеря. Это часа три дороги.  По лесу я пройду чуть дольше, но так могу избежать обнаружения. И меня не нагнали, чтобы сказать, что сын вернулся. Казалось, что это какая-то плохая история, рассказанная мне чужим человеком, но не моя история, и этого произойти со мной не могло точно. Сил не было, и страшно хотелось пить.

Фрейя, видимо, почувствовала, что я клонюсь, и замедлила шаг. Я не помню дорогу этой ночью совсем. Она брела по следам где уже ходила раньше. Мы отошли к лесу, и я с трудом распрямила спину. Хотелось лечь и вытянуть ноги, хотелось пить. Пить. У меня с собой нет даже кресала, чтобы разжечь огонь, и кружки, чтобы растопить снег. Я брала в ладони по чуть-чуть снега, он таял, и я жадно пила, но следующий уже таял с трудом – в холодных руках он съеживался, и капли, которым хватало моей энергии, сразу протекали между пальцами. Варежки я потеряла в дороге, спина замерзла. Я сняла куртку и прижалась спиной к лошади.

Перед тем, как возвращаться, я должна пробраться туда. Я помню, где упал Драс. Я должна сама осмотреть это место. Верхом я буду как на ладони. Нужно пробираться по лесу – до заката я вернусь обратно. Ноги пока сухие, стало тепло – руки отогреются, куртка теплая. Хорошо, что шапка не свалилась.

- Фрейя, девочка моя, я скоро вернусь, и мы поедем домой. Я обещаю тебя накормить и угостить сухариками с медом, и даже найду сушеных ягод, только ты побудь здесь. Следов волков нет, ты у меня хорошая и послушная, и умная, - я говорила с лошадью, и понимала, что обещаю этими словами себе, что все будет хорошо.

По лесу местами было идти терпимо, а кое-где нога проваливалась, и под снегом тут же «чавкало», и это значило только одно – скоро ноги будут мокрыми насквозь. Сапоги кожаные, швы тщательно обработаны воском, но лужи — это лужи – ноги замерзнут. Я шла и слышала смех. Схожу с ума? Тонкий, далекий девичий смех. Он то закатывался, то смолкал и терялся. Уже даже сквозь ветки было видно место бывшего лагеря, где на нас напали, и лес здесь был вспахан ногами людей, что шли здесь ночью на нас.

Странные – очень большие овальные следы. Это не сапоги, не снегоступы. Это больше похоже на подошву сапог – дутиков из моего прошлого мира. Те смешные пухлые пимы из искусственных материалов цвета металлик – космические угги. Во что они обуты?

Нет, сейчас я была уверена – смех мне не показался, я его точно слышу, и он все ближе и ближе, и сейчас слышен не только ее смех, но и низкий мужской голос. Я вернулась назад, и спустилась в небольшую осыпь. Сейчас, если кто-то пойдет по полю, меня будет видно, как на ладони. А из леса – нет. Лишь бы они не вышли на поляну. Лагерь отсюда не видно, значит, и меня не видно. Они двое, или кто-то молчит?

Сапоги наполнялись водой – я сидела в небольшом овраге, под спиной была снежная каша. Лишь бы меня не увидели. В сапоге есть нож, но пока я выберусь из этой ямы, меня можно будет в ней просто закопать. Голоса приближались, но выглянуть я боялась.

- Вот это место, где мы забрали богатый подарок, что приготовила нам Макра́ш, - произнес голос мужчины, но он, скорее был юношей – голосом пользоваться не мог, и на последнем слове голос подвел и сорвался в сип.

- Вы принесли в хар много даров? – девочка была лет двенадцати – тринадцати, и заметно флиртовала, для этого не нужно было видеть ее лица – достаточно той дрожащей нотки благоговение, что выражала она к мужчине - она дождалась, когда он полностью договорил, и только тогда задала вопрос. Они на «вы», или она имеет в виду всех? Что за «хар» она упомянула?

- У нас новые лошади, оружие. Харка́м доволен – он отдал мне то, что я запросил, и он заметил меня, хоть я один из младших, - у мальчика явно занижена самооценка, но девчушка уже начинает вить из него веревки. Знает ли она это, или природа – матушка давала это изначально?

- Это вы привели новых асса́ров, и все сильные и молодые. Ваши глаза – глаза охотника и рама́ра, - голосок ее дрожит как натянутая ниточка, значит, не играет. Давайте, расскажите, расскажите, что с людьми, где они?

- Харка́м слушал в темноте, и ему были слова. Говорят, надо ждать, когда придет Макра́ш. Он уже отдал воде подарок – трех своих харша́м, - мальчик говорил гордо, но в сердце снова забилась птичка. «Отдал воде», значит утопил? Кого? Кого вы утопили, животные?

- Здесь?

- Да, вот здесь мы их загнали, - сердце стучало набатом, и если они не слышат, как оно бьется, отдаваясь эхом по полю, то только потому, что заняты его самолюбованием. Твари, расскажите мне, что с ними? – Все охотники были меткие, и у нас теперь хорошие и сильные асса́ры. Пока им сломают волю – пройдет холод и холод, но Харка́м знает – придет снежная Макраш и даст нам силу.

- А Харкам говорил? Он видел ее? – девочке была интересна эта тема – ее голосок задрожал. Конечно, у нас летают на Луну, а Ванга все еще у всех на устах.

- Нет, но он слышал ее, она шептала ему, что воды сойдут с небес, и покажут нам ее стан. Он белый как кость, гибкий как лук. И если Харка́м отогреет Макра́ш, она даст нам силы. Я возьму у нее разрешение, и мои братья заснут навсегда. Я отдам их Макра́ш. Она приходит из воды, которая в холод тепла, как молоко кобылицы.

В лесу кто-то закричал, и мальчишка ответил горловым, каким-то птичьим криком, они удалялись, а я упала вперед, потому что ноги затекли и замерзли так, что были деревянными. Я ревела в голос зажав рот, я кусала ладонь и не могла успокоиться – они живы. Драс жив! Значит ничего не закончено, лишь бы мой сын был жив, лишь бы он вернулся домой.

Глава 14

Лес я миновала уже в полной темноте, прижимаясь к деревьям и замирая от каждого шороха. А дальше я встала как вкопанная, потому что передо мной расстилался туман. Он был такой плотный, что не было видно ничего. Откуда ночью туманы, и в это время года? Земля все еще укрыта снегом. Хоть и тонким слоем, и кое-где на кочках уже полностью растаял, оголив прошлогодние травы, уложенные на кочках, словно мокрые волосы на головах.

В нос ударил легкий запах, который нравился мне в моем прошлом именно зимой. Сначала я не узнала его и стояла, вспоминая. Потом в памяти отрылась неведомая дверца, подкидывая мне воспоминания. Это запах дизеля или мазута. Этот запах был настолько же знаком мне, насколько он был чужд всему этому миру.

Наверно, что-то с головой, или это очень похожий запах от сжигания чего-то. Нет, вокруг не дым, а именно туман. Он сырой, и в свете луны его можно рассмотреть и увидеть мелкие капли. Обернувшись к лесу, я увидела его прозрачным. Темным, но прозрачным. И луна сквозь него светит, как сквозь стекло. А здесь – как молоко.

По шагу, осторожно и озираясь вокруг, я вошла в это марево, чувствуя, что мне становится чуть теплее. Ноги сильнее проваливались в снег, и под ними сначала «чавкало», а потом сжимало голень. А потом снег под ногами и вовсе закончился. Главное – идти прямо, чтобы в случае чего, вернуться в лес, обратно.

Туман становился гуще, он заползал за воротник, и полоса волос за ним уже была мокрой, как и тяжелый меховой воротник куртки. Бор пробирался не сюда? Или туман тут не постоянно? Какая-то сказочная атмосфера, и в голове вспыхивали все страшные фильмы, где был туман, в котором заблудиться было проще простого, где из тумана лезли загадочные твари и окружали в тумане. Свои следы позади я видела хорошо. Как в снегу, так и сейчас - в болотистой почве между кочек. Как же они похожи на головы!

Левее, даже сквозь туман, я увидела свет. Сначала замерла, а потом, убедившись, что он не движется, расслабилась. Да, это факелы. Их много и они укреплены на чем-то. Далеко ли до них – было не понять. Этот туман ломал всю картинку. Правее продолжалось поле, но мне казалось, что впереди я вижу просвет. Так же, перебираясь от кочки к кочке, я вышла, а скорее, даже выползла из этого морока на огромное поле.

Левее все было в тумане, но свет теперь было видно лучше – точки были большими, и они подрагивали. Точно - факелы. Туман здесь, где я сейчас сидела на камне, почему-то не задерживался. Он тонкими языками пытался лизнуть меня, но рассеивался здесь, на этой поляне. Гуще всего он справа, словно, там его источник. Налево нельзя. Пока нельзя. Я не знаю, что там: поселок, о котором говорил Бор или это сторожевая башня. Нужно дождаться, когда этот туман закончится.

Я направилась правее, чуть вернувшись назад, в туманную завесу – по чистому полю идти было страшновато, я была как на ладони. Снега здесь не было вообще, словно, вдруг наступил апрель. Под ногами теперь чаще попадались камни, между ними лежала прошлогодняя гнилая трава и кое-где метелки бурьяна стояли выше колена, и мне постоянно казалось, что на камнях сидит человек. Я замирала, вглядывалась, и осторожно пробиралась дальше, понимая, что это всего лишь сухостой.

Вдруг, в тишине появились новые звуки. Они походили на что-то, но я все никак не могла уловить – на что. Что-то чавкало, потом восстанавливалось безмолвие, чавкало дальше, потом снова где-то рядом. По спине ползли уже даже не мурашки – кожа подтягивалась после каждого этого звука, а я чувствовала каждую мышцу, что принимала участие в моем передвижении.

Впереди в тумане были камни, и теперь я отчетливо видела, что туман поднимается от них, а подойдя ближе, рассмотрела – это источники. Горячие источники тут и там были обложены камнями, и от каждого из них тянулись небольшие ручейки, что стекаясь, собирались в речушку, которая убегала дальше, вперед, в сторону огней. Были небольшие ямки, в которых, если присмотреться, угадывалось дно, а были и целые поймы. На пути была ямка, выложенная камнями, то, что каменная отделка рукотворна, было видно и невооруженным глазом. Туман поднимался и его относило туда, откуда я пришла – к лесу. Видимо, это какая-то подветренная сторона, или другие правила природы, но в этой долине туман не держался.

Я опустила руку в «бассейн» размером с тот, что ставят на дачах для детей. «Она придет из теплой, как молоко кобылицы воды» - вспомнила я. Вода была сильно теплой, даже чуть горячей, словно я набрала ванную, в которую собираюсь сесть после тяжелого рабочего дня, проведенного на ногах. Они боготворят свои источники, вот что имел в виду мальчик. Они ждут богиню, или кто там у них эта Макра́ш, именно отсюда.

Ноги закоченели так, что казалось - некоторых пальцев уже нет. Присмотрелась ко дну – камни там выглядели гладенькими. Быстро разделась, складывая одежду на одном из камней, и наслаждаясь теплой водой, от которой сразу начало покалывать в пальцах ног, говоря о том, что кровь начала поступать в них и теперь возвращается чувствительность.

Я присела, скрывая голые плечи и выдохнула – было так хорошо, что стало плевать – поймают ли меня, надышусь ли я сейчас вредными парами, или сожгу себе кожу неизвестными микроэлементами, содержащимися в воде. Этот случайный спа – салон доставлял столько удовольствия, что голоса я услышала, когда они были в десяти метрах от меня. Я мазнула взглядом по своей одежде, что лежала на белых булыжниках черным инородным пятном. Голосов было три или пять – слова я еще не разбирала, но голоса были горловыми, низкими. Чуть встала в воде, схватила кучу, свернув внутрь нее сапоги, и держа над головой пошла по дну – мне нужна была другая сторона этого «бассейна», та, в которую стелется туман. Вода закрывала грудь, и я постоянно боялась, что вот сейчас дно уйдет из-под моих ног, и я булькну вместе с одеждой, привлекая этим их внимание.

Щупала стопами впереди и только потом делала шаг. Положила одежду за камень, что полностью скрыл ее, аккуратно подошла к краю, что был ближе всего к голосам, и встала у края, прижавшись к нему спиной так, чтобы голову скрывал камень. Я оставила поверх воды только нос и уши. Волосы, собранные в две косы, и завязанные кое-как нитками, начали в воде расплываться – нитки порвались еще в лесу, но собирать их сейчас руками я боялась, чтобы не было всплесков. Я стояла, вжимаясь головой в камни и слушала.

Глава 15

Ждать больше было нельзя, и лучше ночью, чем, когда рассветет, и людей будет много. Волосы в воде расплелись, и плавали по поверхности, словно водоросли. Я несколько раз погрузила макушку под воду. Тело разомлело, и выходить из воды не хотелось.

Вышла из воды, и холодок теперь был очень приятным. Тело парило, а мышцы пребывали в блаженстве от расслабленности. Только голова гудела от мыслей и вариантов. Туго свернула вещи. Отнести обратно в лес и снова залезть в воду, чтобы согреться? Нет, два раза мне не повезет. Нашла большой камень возле следующего «бассейна», что стоял в тумане, с трудом отвалила его, и минут двадцать вытаскивала из земли под большим валуном небольшие камни, которые приходилось укладывать в бассейн, чтобы не смотрелись здесь инородными, между водоемами, в жухлой траве. Два раза приходилось залезть в воду, чтобы греться. Наконец, ямка стала достаточной, чтобы  вещи уместились. Завернула их в тунику. Да, они будут мокрыми, но я на них не рассчитывала, главное, чтобы они не нашли их. Положила в яму, привалила булыжник обратно и снова залезла в воду. Хотелось спать, наверно, уже не меньше двух часов ночи, или даже больше.

От места, где горели факелы, не было ни шума, ни голосов. Вокруг была тишина, в которой журчала вода, вытекающая из источников и бульканье черного ведьминого варева, что варила сама земля.

Еще раз нырнула с головой, потерла руки и лицо, промыла ступни и пальцы. Будь что будет.

Стена начала проступать сквозь кисею тумана, и мне пришлось поднимать голову высоко. Высотой не меньше пяти метров, бревна из сосны стоят вплотную – ни щели, ни зазора. Ворота из стесанного бревна висят на огромных кованных петлях – две створки высотой больше двух метро. Прямо кино про Кинг Конга. Тумана не стало метров за десять от забора. Стена длинная, слева за ней вышка – надстройка, как смотровая башня. Без крыши и даже козырька. Чаша, похожая на жаровню нависает на цепи над стеной, в ней горит огонь. Это не факелы. С нефтью им вообще не нужны факелы. Вот почему мужик, что нес огонь, не подходил близко к источникам. Справа, наверно, такая же башня, но ее не видно, виден лишь огонь.

Идти голой было не просто стыдно, было страшно. Но я не сомневалась лишь в одном – голую меня сразу точно не убьют. Опустила волосы вперед – на грудь. Нужно было привлечь внимание к себе, и я сделала первый шаг из тумана, заведя запланированную шарманку:

- Макраш, Макраш, - я бубнила монотонно, шла, распахнув руки, и наращивая звук голоса с каждым шагом.

На смотровой площадке началось движение, мужик сначала молча повернулся, потом наклонился с башни, видимо свет огня не давал ему рассмотреть меня. Он ухватился за цепь, на которой висела жаровня и отвел ее. Я не поднимала голову, и следила за ним одними глазами.

- Хэ, хэ, - прокричал он, словно птица, или будто откашлялся. Задвигался огонь на правой башне. Я шла, но теперь сменила пластинку:

- Харкам, Харкам, Макраш, Макраш…

Я подошла уже близко, и последнее, что заметила – как человек на башне натянул тетиву лука. Больше я не могла за ним следить глазами – передо мной была высокая стена, и чтобы увидеть его, мне пришлось бы поднять голову. Над воротами началась суета, но никто не кричал.

Я осторожно подняла голову, громко выкрикивая имя богини, которую так ждал их правитель Харкам. На меня смотрели лучники. Их было не меньше пятидесяти по длине стены. Одни возвышались над стеной, перегнувшись через нее и целясь в меня, другие целились за мою спину – в туман, поворачивая влево и вправо, словно ожидая нападения со всех сторон.

Прошло не меньше получаса, и я уже адски замерзла, когда сверху услышала громкий и четкий голос:

- Что ты здесь забыла?

Я не поднимала голову. Сейчас важна игра. Никакого страха они увидеть не должны.

- Харкам призывал Макраш, - я старалась говорить рвано, гулко, горлом, как говорят они. Ответа не последовало. За воротами была какая-то суета, но открывать мне не торопились.

Я отвернулась от ворот, и не поднимая головы пошла обратно, в сторону источников. На десятом шагу позади меня разнесся скрип, разбудил в лесу птиц, что вспорхнули и ухая пролетели надо мной.

Сзади за мной кто-то шел. Я не оборачивалась. Меня обогнал мужчина и с недоверием остановился лицом ко мне. Скрестил на груди руки, немного опустил голову. Какого черта это значит, я не понимала, но с таким выражением лица он точно не собирался меня убивать. Я вспоминала старый фильм о княгине Ольге, и старалась играть. Актер из меня так себе, но здесь еще не известны розыгрыши.

Он был выше меня на голову, черные волосы, высоко выбритые над ушами, лысина покрыта наколками – круги, в них спирали и волны, черные глаза, смуглое лицо, полные губы напряжены под щетиной усов, борода заплетена в косичку и завязана кожаным шнуром. Широкие плечи, на которые накинута черная шуба. Медведь? Черный волк?

Он смотрел мне только в глаза, я тоже не отрывала глаз от его переносицы, и была благодарна, что он не рассматривает меня.

Я подняла руку, положила на его плечо и сдернула шубу. Она оказалась неподъемной. Взяла обеими руками и накинула на свои плечи. Отвернулась от него и пошла к воротам перед ним, быстро и уверенно, словно там, за воротами был мой город, а не его.

Перед воротами толпились воины с луками, все стрелы были направлены на меня. Я остановилась перед ними, они расступились, оставляя дорогу для нас. Мы вошли во двор, я старалась не оглядываться, шла, представляя, что меня только что короновали, и это все – мое, только мое, и эти люди – тоже мои. Это помогало не дрожать от страха.

Огромный двор, напротив ворот, метрах в ста – большой двухэтажный дом из камня и стесанного дерева. Высокое крыльцо. Небольшие окна, затянутые пузырями. Слева и справа - дома поменьше. Я не поднимала головы, не поворачивала ее влево и вправо. Пока я шла, видела в окне второго этажа свечу, которую то подносили к окну, то относили от него. Я знала, что сквозь него невозможно что-то рассмотреть.