Сезоны любви

Осень

– Эй-эй-эй! – завопила я. – Подождите! Выхватила из турникета пропуск – тот укоризненно мигал красным (без тебя знаю, что опоздала!) – я галопом пересекла вестибюль и, ворвавшись в лифт, с облегчением выдохнула: – Спаси-и…

– Не за что, – сказал мне мой шеф, босс, работодатель – словом, человек, которого меньше всего желаешь встретить, когда заявляешься на работу на двадцать пять минут позже положенного.

– Ой, здравствуйте, Глеб Анатольевич, – тихо пробормотала я.

– Здравствуйте-здравствуйте, – сказал он и нажал кнопку моего – четвертого этажа. Я разглядывала пуговицу его немыслимо элегантного плаща и уныло размышляла над смысловой разницей слов “опаздывать” и “задерживаться”. Если последнее – прерогатива начальства, то первое касается исключительно подчиненных. А ведь пришли мы одновременно… Сказать, что трубы потекли? Или, допустим, я ногу подвернула… Ага, и неслась, как лошадь, на каблуках через весь вестибюль!

Лифт открылся; я, так и ничего не сказав (и к лучшему), вышагнула на свой этаж. Началась рабочая неделя, чтоб ее…

– …Ну кто тебе еще нужен! – раздраженно говорила Таня. – Копаешься, копаешься, гляди, в старых девах останешься!

– Старой-то я, конечно, буду, а вот девой… – Я вытянула мокрые ноги к обогревателю. – Эй, болезный, кофе оставь!

Буров, вздрогнув, пролил воду.

– Ты что, потише не можешь?

– С тобой полдня надо шепотом разговаривать! – огрызнулась я. – А вторые полдня орать, чтобы ты хоть что-нибудь услышал! Кофе дай!

– Полай!

– Ну, началось… – вздохнула Таня. – С добрым утром!

Встав, я прошлепала босыми ногами до стола, набухала в чашку кофе назло Бурову – до горечи. Выпила, глядя в окно, за которым никак не хотело светать. Дождь, дождь… Ну вот, наконец, проснулась, а то поднять – подняли, а разбудить забыли.

– Слушай, – просительно сказал Буров. – Голова раскалывается, сил нет…

– Опохмелиться забыл?

– Я же не алкаш… Ну, Натах, будь человеком! Мне голова ясная нужна, у Глеба сегодня совещание…

– Вот вчера бы и думал!

Я поставила чашку и, обойдя Сергея со спины, неласково толкнула в затылок. Буров покорно расслабился, Нина Дмитриевна поспешно надела очки, запоминая массажные точки. Галочка рассматривала свои идеальные ногти. Татьяна рылась в косметичке.

– Шею мыл? – придиралась я, Буров покряхтывал.

– Мыл-мыл, всё мыл… Работай давай.

– За тобой шоколад!

– За мной, за мной…

– Здравствуйте, Глеб Анатольевич! – радостно воскликнула Галочка.

Я глянула на дверь и уронила руки. В дверях стоял наш шеф и наблюдал за мной не менее внимательно, чем Нина Дмитриевна, которая, кстати, в данный момент погрузилась в глубокомысленное изучение выключенного монитора.

– Здравствуйте, – прохладно сказал Глеб Анатольевич. – Сергей Дмитриевич, зайди ко мне, когда освободишься.

Едва за ним закрылась дверь, я изо всей силы саданула Бурова по широкой шее.

– За что?! – взвыл тот, потирая затылок.

– Еще из-за тебя мне неприятностей не хватало!

– Да не боись, это он с утра не в духе, помассируешь ему головку…

– Чего? – немедленно вопросили мы с Галочкой.

– Фи! – сказал Буров, и я, наконец, пошла за свой стол.

– Запылился мой маленький, запылился мой серенький, – ворковала я, протирая мой агрегат. – Соскучился, малыш…

“Привет”.

– Привет, привет, как дела?

“Отлично”.

– Мне бы так. На улице дождь, вчера кошелек вырезали, когда я на свидание к одному придурку ехала, сегодня на шефа два раза напоролась, понедельник, мать его…

Напоролась и в третий – у Глеба выработалась скверная привычка появляться в самые неподходящие моменты. На этот раз он возник в самом конце рабочего дня, когда все уже стояли в плащах наготове, ожидая звонка.

– Кто у тебя сегодня? – спрашивала Галочка.

– Какой-то Артем… Сестрица удружила – в понедельник. И так весь день как чумовая…

– Газовый пистолет взяла? – заботливо вопросила Нина Дмитриевна.

– Зачем это?

– Ну как же? Видишь мужика в первый раз, мало ли что…

– Ага-ага, он меня бритвой по горлу – и в колодец!

– Не скажите, – раздался голос с небес, то бишь с седьмого этажа, где обитало все начальство. Само начальство собственной персоной стояло в дверях, вслушиваясь в наш треп. – Осторожность не помешает.

– Вот и Глеб Анатольевич говорит! – воодушевилась Нина Дмитриевна, боком проходя мимо посторонившегося шефа. – До свидания, Глеб Анатольевич.

– Бери-бери! – кивнул и Буров. – В крайнем случае дашь рукоятью в челюсть…

– О господи! – я кинулась к своему столу, гремя застревавшими ящиками, – я вам что, на бокс собралась?

– А вдруг он сексуальный маньяк? – мягко предположил Глеб Анатольевич. – Вы знаете, сколько сейчас людей с психическими отклонениями? Газеты читаете?

– Читаю-читаю, – я лихорадочно перерывала ящики – чего здесь только нет, выкину все завтра к черту. – Ну хоть бы раз… да где же он?.. встретить сексуального маньяка… все как-то наоборот получается… да куда же он провалился? Ага, вот он! Все довольны?

Я вскинула голову – кроме шефа уже никого не было. Взглянув на часы, я бросилась опрометью – хорошо, Глеб успел посторониться – автобус!

Автобус, конечно, показал мне хвост, ехидно подмигнув на прощание огоньком поворота. До следующего – еще невесть сколько времени. Плакало, похоже, мое свидание… Я сама чуть не разревелась.

Нервно топчась под козырьком, я щелкала зонтиком, не зная, что предпринять. Хотя что тут придумаешь?

– Уехал? – спросили у меня за спиной.

– Еще бы не уехал! – буркнула я.

Глеб стоял в своем немыслимом плаще, глядя поверх моей головы в моросящий сумрак.

– Вас подвезти?

– Ну разумеется! – брякнула я, и он одарил меня снисходительной улыбкой, доставая ключи от машины. Какого черта, думала я угрюмо, из-за него я опоздала всюду, куда только можно было опоздать. В конце концов, элементарная порядочность требует… Я все еще беседовала сама с собой на эту тему, когда передо мной остановился шефовский “мерс”. Бесшумно открылась передняя дверь. Я вздохнула и нырнула в роскошь. Пахло дорогим одеколоном, кожей, машиной. Глеб подождал, пока я пристегнусь, и мягко тронул с места.

Я покосилась назад, на уплывающее здание, скользнула взглядом по резкому профилю шефа – тот коротко взглянул на меня, протянул руку, под наплывающим светом фонаря блеснул браслет часов, включил приемник.

– Вам куда?

Я спохватилась.

– А вам?

И услышала короткий смешок.

– Я же вас подвожу!

– Ну да, но если вам не по пути…

– А вдруг вы мне никогда не простите, если опоздаете на свидание? Так куда?

Я назвала место и притихла, глядя прямо перед собой, хотя разглядеть что-то кроме дождя, фонарей и мрака было невозможно. Не таращиться же мне на него! Тем более, единственное, что лезет в голову, это: “Классная у вас тачка!” Ну не владею я искусством светской беседы! Да и с шефом за весь год работы оказалась наедине впервые (за исключением сегодняшнего лифта) и ничего о нем не знаю, кроме того, что с Буровым они большие друзья. Да и он хорош! Уткнулся в свою дорогу – и ни гу-гу! Музыкой, видите ли, наслаждается! Ну и я буду наслаждаться!

Так мы и наслаждались всю дорогу до города, а потом еще полчаса – до кинотеатра, рядом с которым была назначена встреча. Наклонившись, шеф выглянул из-за меня на неоновую площадь.

– Ваш? – кивнул на стоявшего в одиночестве мужчину под черным зонтом с огромным букетом в руках.

– Наверно, мой…

– Ну, ни пуха ни пера! – сказал шеф, откидываясь на сиденье.

– К черту… – я неловко полезла наружу: каким образом эти дамы в фильмах элегантно выскальзывают из машин на своих длиннющих каблуках? Тут не знаешь, чем выходить вперед – сумкой, ногой или задницей. – В смысле, спасибо, что подвезли!

Он широко улыбнулся – едва ли не ярче ближнего фонаря.

– Не за что!

И действительно, оказалось не за что! Через три минуты, кипя от злости, я неслась вдоль непрерывного потока машин. Ну не заладилось с утра, так не заладилось! Мягкий шелест – рядом тормознула машина:

– Девушка, вас подвезти?

– Да пошел ты!.. – рявкнула я, не оборачиваясь.

– Я же с мирными намерениями, Наташа.

Чуть не споткнувшись, я резко остановилась. Перегнувшись через переднее сиденье, на меня смотрел шеф. Сзади сигналили.

– Что, свидание уже закончилось?

– Да. То есть…

– Садитесь, здесь нельзя останавливаться! Да садитесь же, вы совсем промокли!

С этим уж явно не поспоришь – и я вновь погрузилась в сиденье и в знакомый аромат. Шеф осторожно влился в поток машин и лишь после это поинтересовался – с неуместной, на мой взгляд, веселостью:

– Что, цветы не понравились?

Только сейчас заметив, что все еще сжимаю в руках увесистый букет в намокшем целлофане, я с силой швырнула его на заднее сиденье.

– Да провались они!

– Зря. – Мирно сказал шеф. – Симпатичные гвоздики.

– Представляю, как бы я таскалась с ними весь вечер!

– Из-за этого вы и ушли?

– Это вы во всем виноваты! – буркнула я, еще не остыв.

– Я? Что поздно вас привез?

– Нет. Что вообще привезли.

– Не понял?

– Первым делом он поинтересовался, на ком я приехала. Я сказала – подвезли. – Кто подвез? – Начальник. – И часто он вас подвозит? – я выразительно замолчала. Шеф начал похмыкивать.

– Я подумала – если он с первой минуты устраивает мне такой допрос, то что же будет дальше?

– Ну?

– Ну и послала его…

Шеф усмехнулся, качнув головой. А я, немного успокоившись, опять начала себя терзать: а может, зря? Ну, спросил человек, ну, интересно ему, что такого? Нет, но каким тоном! Словно жену неверную обличал.

– И правильно сделали! – вдруг сказал шеф. – Наши собственнические инстинкты нужно пресекать в корне!

Я глянула с неодобрением. Ситуация его явно забавляла. Продолжение оказалось неожиданным.

– Раз уж я во всем виноват, буду заглаживать свою вину. Если у вас нет больше никаких планов на вечер, может, сходим куда-нибудь?

Я уставилась на него, не веря своим ушам. Коротко глянув на меня, шеф хмыкнул:

– Не пугайтесь так. Я имел в виду кино. Видел афишу – идет один старый фильм, я бы сходил, да один не люблю.

Я созерцала его в благоговейном молчании. Никогда бы не подумала, что такие, как он, могут пригласить женщину в кино! Хотя какая я ему женщина? Подчиненная я ему. А он, похоже, подчиненных по полам не различает. Да и не в ресторан же ему меня вести – в моем-то костюме и осенних туфлях!

– Но если вы не любите старые фильмы… – начал он.

– Люблю, – быстро сказала я. Шеф кивнул и в третий раз за вечер развернул машину.

Тыщу лет не была в кино – это вам не в детстве, где мы бегали на утренний сеанс за десять копеек. И не в институте, когда, слиняв с “пары”, смотрели фестивальные фильмы, на которые чуть ли не за неделю покупали билеты. Кинотеатры-гиганты пустовали, выживая за счет баров, ларьков, дискотек…

Шеф доставил нас в маленький обшарпанный зальчик с откидными сиденьями, где сидела пара-тройка укрывшихся от дождя бедолаг. Пресек мою вялую попытку заплатить за себя: “Компенсация морального ущерба”. Я со стуком опустила сиденье, повесила капавший зонт на обломанную ручку кресла, села, вытянув ноги в промокших туфлях – из картона их делают, что ли? Шеф сел рядом, задев меня коленом, тут же отодвинул ногу, огляделся, ероша влажные волосы. Свет начал гаснуть – я с детства любила смотреть, как медленно, словно остывая, тают матовые светильники…

Едва начались титры, я навалилась на стоявшее впереди сиденье – прошли те времена, когда впереди сидящих просили отодвинуться. Фильм был еще черно-белым, музыкальным, веселым и добрым…

– Ох, хорошо! – сказала я с чувством, оглядываясь. Шеф смотрел на меня так, точно сам придумал и снял этот фильм. Зрители, негромко переговариваясь, тянулись к выходу. Я вновь загрузилась сумками и зонтиком, поплелась вслед за шефом, потирая занемевшую от долгого сидения поясницу. Сразу продрогла до костей: ветер небрежно швырял в лицо моросью, со скрипом раскачивал древний фонарь и выдувал из берегов лужи. Я поспешно нырнула в машину, шевеля пальцами в непросохших туфлях. Шеф поглядел и включил печку.

– Холодно. Вы далеко живете?

– Ну-у… – протянула я, прикидывая, далеко ли по его понятиям кварталов десять отсюда.

– Адрес, адрес, – сказал он нетерпеливо. Взглянув на часы, я поняла, почему: был уже двенадцатый, он потратил на меня целый вечер.

Мы опять молчали, но, по крайней мере, с моей стороны, это было умиротворенным молчанием: ТАК я давно вечера не проводила. Каждый знакомый мужчина от меня что-то требовал: внимания ли, постели, будущих ли встреч, стараясь дать взамен как можно меньше…

“Мерс” тормознул у подъезда, я кивнула: “Спасибо”, и увидела, что шеф отстегивает свой ремень безопасности. Должно быть, он уловил озадаченность на моем лице, потому что сказал с расстановкой:

– Провожу вас до квартиры. Не доверяю я этим подъездам.

Я в очередной раз десантировалась из машины, шеф вручил мне забытый букет и первым пошел к подъезду. Я брела следом, в красках представляя, что нас ожидает: кодовый замок вырван, выкрученные лампочки, мусор, запах мочи или еще чего… Шеф наверняка живет в элитном доме с охраной или вообще в каком-нибудь особняке. Он приостановился у дверей, достал и зажег пальчиковый фонарик и перешагнул через порог. Я шла следом, радуясь, что не надо бежать опрометью, вжав голову в плечи – пусть мужчина первым принимает удар. Так, лифт, конечно, уже отключили.

– Четвертый этаж…– извиняюще сказала я. Мы молча зашагали наверх. И когда добрались до двери, я уже вполне созрела для раздумий: должна ли я пригласить его на чашечку кофе? И если да – с какими последствиями? Я вставила ключ в освещенный фонариком замок, и шеф сказал:

– Спокойной ночи, Наташа.

– Спокойной ночи, Глеб Анатольевич, – отозвалась я с облегчением, смешанным с раздражением: мог бы, в конце концов, и что-нибудь предпринять…

Через минуту я с ужасом созерцала себя в зеркало – какое счастье, что он не вошел! От прически – одни воспоминания, тушь становится водостойкой только когда пытаешься ее смыть, красный от холода нос… Вспомнив неудавшееся свидание, зевнула себе в лицо: обычно я целый вечер анализировала, что же я сделала не так, и ложилась спать с сознанием своей полной никчемности. Сейчас же бодро отправилась в ванну, чувствуя себя славно, хоть и странно. То ли ему и впрямь не с кем было пойти, то ли… Стоп, стоп, стоп! Человек хотел сходить в кино, а тут подвернулась ты, да еще это придурошное свидание… И вообще, мужчина, которому нравится женщина, ведет себя не так; мы с ним весь вечер даже не разговаривали, разве что выяснили, что обоим нравятся старые фильмы. И все. И не придумывай больше ничего, Бога ради! Не восемнадцатилетка, пора и мозги иметь! И вообще – спать, спать, спать…

Конечно, я опять опоздала. Влетела в кабинет, на ходу отряхивая мокрый плащ и мотая мокрой головой:

– Привет, я…

– Доброе утро, – сказал Глеб Анатольевич. Он сидел на краю буровского стола и спокойно разглядывал меня ясными серыми глазами: уж он-то не открывал их в последний момент, не умывался наполовину и не скакал галопом, опаздывая безнадежно.

– Извините, – выдавила я, – я… у меня…

– Автобус из-под носа ушел, – сочувственно подсказал шеф.

– Я… да.

– Рад, что вы все-таки добрались до своего рабочего места, – продолжал он так же учтиво. – Похоже, это вам удается с большим трудом все то время, что вы здесь работаете.

Похоже, меня сейчас будут немножечко увольнять… Сколько раз зарекалась валяться в постели после звонка будильника! Все смотрели на меня: тетки с испугом, Буров – с интересом, начальник – выжидающе. Я молча стояла в луже воды, сжимая в руках сломанный зонтик. Шеф вполне удовлетворился моим жалким видом. Бросив на ходу:

– Сергей Дмитрич, разберись, – он подчеркнуто тщательно обошел меня и скрылся за дверью.

– Как скажешь, Глеб Анатольевич! – отозвался Буров и показал мне кулак. Я вяло отмахнулась, проходя за свой стол.

– Н-да… – сказала Нина Дмитриевна.

– Ой, ну как же ты так! – причитала Таня. Я усиленно выдвигала и задвигала ящики стола, сдерживая слезы. С понедельника начнешь…

В этот день я вкалывала, не поднимая головы, пока Буров не поднес часы к моему лицу и не постучал по ним пальцем.

– Не хочу, – мрачно сказала я.

– Да ладно, пошли поедим, – Галочка присела на угол стола. – Чего себя голодом морить! Лучше скажи, как твое свидание?

– Да никак, – мрачно сказала я. – Приехала, а он…

И прикусила язык. Одно за другим – и вытянется, что мы целый вечер провели вместе с шефом. Скорее, конечно, вместе с фильмом, но наши тетки сделают далеко идущие выводы и разнесут это по всей конторе. А не был ли этот утренний разнос своего рода упреждением – дружба-дружбой, а служба… и вообще, забудь о том глупом вечере и не представляй себе черте че… А я и не представляла.

Почти.

– Ну и что? – спросила Галочка.

– Ну и уехала.

– Не пришел? – ахнула Таня. – Вот скотина!

– Ну уж сразу – скотина! – вступилась Нина Дмитриевна. – Может, у человека что случилось.

– Ну да, понос, – скептически сказала Галочка. – Не горюй, лучше тебе найдем.

– Благодарю, – буркнула я. – Мне, похоже, уже нужен перерыв.

– Перервись на меня, – готовно предложил Буров.

– П-фу… Иди, а? После тебя меня уже ничем не откачаешь.

Буров был гением и пьяницей. Или пьяным гением. С утра он обычно болел с похмелья, в обед где-то принимал и, распространяя вокруг благоуханные пары, начинал творить. Он кидал идеи и сочинял программы, которые потом мы, серые, доводили до ума и продажной кондиции. Если бы Буров не пил, он бы давно родил свою собственную фирму по программному обеспечению и, наверняка, возглавлял бы ее где-нибудь за рубежом нашей великой и могучей… А так – сидел в нашем провинциальном городе, тихо спиваясь, и не терял работу только благодаря своему таланту и Глебу. Шеф, вообще не терпящий на работе никакой выпивки, относился снисходительно к вечно полупьяной буровской физиономии, а однажды даже сам изволил доставлять евонное бездыханное тело домой – правда, с тех пор мы своего начальника отдела в таком состоянии не видели. Говорят, были они по жизни большими друзьями и даже воевали где-то вместе – на Кавказе, что ли…

Правду сказать, сначала стойку на Бурова я сделала – да и кто бы не сделал? Красавец мужик, разведенный, умница и не зануда. Но быстро поняла, что на роль жертвы – спасительницы не гожусь, да и в то, что можно переделать взрослого человека против его желания уже не верю. А Буров желал быть пьяным и жить так, как он жил, и Бог ему в помощь…

Обедать меня все-таки уволокли. Когда в обычном обожранном состоянии я вернулась из столовой, притомившийся в ожидании компьютер выдал неожиданный глюк. Некоторое время я тупо созерцала упакованный ящик, явившийся мне на экране, попыталась выйти и после третьей неудачи завопила:

– Ты, гений, чего это ты тут мне нагородил?

– Я? – удивился Буров очень натурально. Я подозрительно поглядела на его недоуменную физиономию.

– Ух ты! – восхитился Буров, наваливаясь мне на плечо. – Экие тут тебе шкатулочки подкидывают! А если вот так? Нет… А если мы так?

Пальцы Бурова летали по клавиатуре, компьютер невинно попискивал и подмигивал, в левое ухо мне уже дышала Таня.

– Добрый день, – сказали сзади. Таня немедленно вспорхнула с моего плеча, что дало больший оперативный простор Бурову: он чуть ли не улегся мне на спину, то и дело норовя въехать в глаз локтем.

– Что-то не получается? – поинтересовался шеф.

– Нет, у меня… – полузадушено начала я.

– Кто-то подкинул нашей девочке задачку! – объяснил Буров. Глаза его азартно светились. – Вот мы голову и ломаем!

Шеф наклонился, я испугалась, что и он уляжется на мое плечо. Некоторое время молча созерцал экран. Сказал через паузу:

– Н-да, любопытно. Кому это подкинули?

– Наталье.

– А ты тогда здесь при чем?

Буров, наконец, оторвался от экрана и поглядел на него.

– Ну классная задачка! И почерк незнакомый.

– Пакет по “Метснабу” готов? – отсутствующе спросил шеф. Буров фыркнул и неохотно слез с моего плеча.

– Сейчас покажу.

Глеб стоял рядом, постукивая пальцами по столу. Я осторожно потянула носом: интересно, у него новый одеколон или я его только сейчас заметила?

– Глеб Анатолич, – позвал Буров. – Так будешь смотреть или нет?

– Сейчас, – шеф чего-то сделал, и ребус, наконец, убрался с экрана. Мельком взглянул на меня. – Советую разгадывать загадки не в рабочее время.

– Да я вообще не собираюсь ничего разгадывать, – проворчала я.

– Конечно-конечно. Вам же некогда – на работе у вас на уме только работа, а вечером…

– О, черт! – я подпрыгнула с досады. – Я же должна была позвонить! Теперь он решит, что мне не понравился!

– А он вам понравился? – поинтересовался шеф.

– Это такой беленький? – спросила Галочка.

– Это у которого “тойота”? – уточнила Нина Дмитриевна. Сергей выглянул из-за компьютера.

– А ты сама-то в них не путаешься?

– Не путаюсь. Нет, у него “ниссан”. И вовсе он не беленький. Скорее… – я машинально взглянула на шефа, – темно-русый.

– Ну ничего, надо, сам дозвонится, – утешала Нина Дмитриевна.

– Ну да, а вдруг у него комплексы? Или самолюбие?

С каждой секундой я расстраивалась все больше – вскоре Борис, не произведший на меня особого впечатления, уже представлялся чуть ли не мужчиной моей мечты.

– Ну и зачем тебе мужик с комплексами? – вопросил Буров. – Мы тебе без комплексов найдем.

– А вы бы позвонили женщине, если б она вам не позвонила? – заинтересовалась Галочка, положив точеный подбородок на скрещенные руки.

Буров подмигнул.

– Зависит от женщины! Вот тебе – непременно бы!

– Ну-ну, – сказала я. – А насчет меня еще бы подумал?

– Ну-у-у… – сказал Буров.

– Спасибо, родной, – сказала я.

Галочка устремила свои ясные глазки на шефа.

– А вы, Глеб Анатольевич?

– Что? – переспросил он, поворачиваясь к ней. Похоже, пытался выиграть время.

– Вы бы позвонили, если б она не позвонила, как обещала? – бесхитростно допрашивала Галочка. Глеб уставился на нее в затруднении.

– Как сказал Сергей, все зависит от женщины.

– Нет, а вот конкретно Наталье?

Я бы лягнула ее, будь она в пределах досягаемости, а так только могла сверлить ее свирепым взглядом.

Глеб Анатольевич скользнул взглядом над моей головой.

– Смотря что она обещала…

– И вам спасибо, – пробормотала я.

– А что надо пообещать, чтобы вы позвонили? – поинтересовалась Галочка. Планы на будущее строит? С третьим мужем еще и года не живет, а туда же… Я поглядела на сотрудников – они все глазели на Глеба в ожидании ответа. Складывалось впечатление, что наш отдел в полном составе решил соблазнить собственного шефа. Даже Буров.

Глеб Анатольевич посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся. От глаз побежали симпатичные морщинки.

– Все выясняется опытным путем.

Прозвучало это… как-то поощряюще. Словно он предлагал мне попробовать.

– Ну ладно, – сказал Буров, вставая и потягиваясь. – Вы тут проводите опыты, а у нас рабочий день закончен, господин начальник.

– Ох, и правда! – спохватилась Нина Дмитриевна, поспешно увешиваясь сумками.

Галочка рассчитано медленно поднялась, разглаживая и без того натянутую на бедрах юбку, потянулась через стол, доставая мини-сумочку. Улыбнулась:

– До свидания, Глеб Анатольевич.

– До завтра.

Суматошно побросав все нужное и ненужное в сумку, я бросилась вслед за ними, чтобы не остаться с шефом один на один в лифте. И тут же споткнулась за порог – хорошо, Глеб подхватил под локоть.

– Осторожно, Наташа…

– Спасибо, – пробормотала я, вылетая в дверь. И конечно, не успела. В гробовом молчании мы дождались лифта. В мертвящем съехали вниз. О, черт, парализует он меня, что ли?

На остановке переминалась группа безлошадных. Сергей при виде нас начал грузно усаживаться в свой “форд”. У меня сложилось впечатление, что он специально задержался – посмотреть, когда мы выйдем.

– Пока! – бодро крикнул он в ответ на мою гнусную гримасу.

Я приостановилась, пережидая склонившегося у дверцы шефа.

– Вас подвезти? – мельком спросил он.

Подумал, я специально остановилась…

– Нет, – поспешно сказала я.

Он кивнул, нисколько не огорчившись.

– Тогда до свидания.

– До свидания.

Я сходу накинулась на Галку.

– Ты что, совсем?

– А что? – удивилась она.

– Хочешь что узнать про Глеба, узнавай сама, нечего меня подставлять! Еще подумает, что я тебя науськиваю!

– Да ну! – махнула рукой Галочка. – Не клюнет он на тебя, не бойся!

Ах ты… Не успела я и рта раскрыть, как подошел автобус, и мы вперегонки бросились занимать места. Мне, конечно, не хватило. Я со вздохом приклеилась к стойке в хвосте автобуса, уставившись в грязное заднее стекло. Могла бы, между прочим, ехать в “мерседесе” на мягком сиденье и поплевывать на общественный транспорт. Мозгов, понимаете, у меня всегда было маловато…

Купив пиццу, я добралась до дому в преотвратном настроении. Сбросила мокрые туфли и, поджимая озябшие пальцы, доплелась до кухни. Отсутствующе глядя в окно, разогрела пиццу, съела половину, запивая чаем. А ведь она права – не клюнет. Ни он, ни другой мало-мальски стоящий мужик. Нет во мне этого… Галочка вон при виде мужика включается, как лампочка, и на этот манящий свет летят все мотыльки-мужчины – только выбирай… А я все суетюсь, суетюсь… Плюнуть, что ли, на все, да завести кота, как вон Женька Ягунова? Скоро сорок лет, а живет – не тужит…

Рухнула на диван, машинально включая телевизор и нашаривая валявшуюся на полу книжку. Дамская серия. Что смешно – понимаешь, что в жизни такого не бывает, а читаешь взахлеб. Может, потому и взахлеб? Женские сказки… Я уже увлеклась описанием любовной сцены между графом и невинной, но страстной крестьяночкой, как зазвонил телефон. Щелкнул автоответчик и сказал весело:

– Привет, если ты дома. Я тут недалеко, дай, думаю, зайду…

Андрей. Знакомы мы года два, но встречаемся раз в месяц. Такой роман у нас – вялотекущий. Как шизофрения. Никаких претензий, никаких обязательств, полная свобода – и скукота… Я поглядела на часы – еще не поздно – и потянулась за трубкой.

– Заходи уж… граф.

Часа через два я, зевая, стояла у дверей. Андрей натягивал ботинки. Я сонно разглядывала его затылок – лысеешь, парень, а все по бабам… Ладно, хоть вина догадался принести вместо своего любимого пива.

– Ну что… – сказал он, выпрямляясь. Зазвонил телефон.

– Сейчас, – бросила я. – Погоди.

– Наташа, – сказала трубка и замолчала.

– А? – я попыталась сообразить, чей это такой знакомый голос.

– Это Пахомов, – сказал он и снова замолчал, давая мне переварить информацию.

Я судорожно перехватила трубку. Конечно, по телефону с шефом мы еще не разговаривали…

– Да, Глеб Анатольевич. Что случилось?

– Ничего. Просто я сегодня копался в машине и нашел вашу записную книжку…

Я мысленно застонала: там такие записи!..

– Я подумал, может, она вам нужна, – так же неторопливо продолжал он, – а так как мне все равно надо было заехать по соседству… Вам занести?

– Так вы здесь?

– Внизу. Звоню из машины.

Я открыла и закрыла рот. Не услышав ответа, шеф продолжил:

– Если это неудобно, возьмете завтра. Просто там все телефоны, я подумал, они вам могут понадобиться.

Вот черт! Он все-таки ее просматривал! Тогда чем раньше заберу, тем будет лучше.

– Хорошо, – сказала я обречено. – Поднимайтесь. Только подождите минутку. Я оденусь.

Бросив трубку, я суматошно кинулась убирать постель, открывать форточку, надевать халат поприличнее. Хорошо, хоть душ успела принять… Только увидев, как Андрей с любопытством заглядывает в комнату, спохватилась:

– Ох, блин, совсем забыла!

– Ну я пошел? – спросил он, не двигаясь с места.

– Да-да, иди!

– Я завтра позвоню, – сказал он, зная, что не позвонит.

– Да-да, позвони, – согласилась я, зная, что не позвонит.

– Это кто к тебе сейчас?

– Ты не знаешь. По делу.

– Ну-ну, – сказал он, глядя на меня во все глаза. – Мы у тебя что, по конвейеру?

– Слушай, иди, а? Пока!

– Пока. Занимайся своими… делами.

Он чмокнул меня в щеку, открыл дверь – и столкнулся нос к носу с шефом. Тот, опешив, не сразу посторонился. Андрей кивнул ему, бросив оценивающий взгляд, и, видно, что-то там углядев, обернулся ко мне с нежным:

– До встречи, малыш!

– Пока-пока. Заходите, Глеб Анатольевич.

Он снова помедлил, прежде чем переступить порог.

– Я не хотел вам мешать.

– Вы и не помешали. – Он наверняка решил, что после его звонка я спешно выставила мужика за дверь. – Он все равно уже уходил.

– Вот ваша книжка.

– Спасибо, – я сунула злополучную книжку под мышку.

– Неудобно получилось, – сказал он, глядя поверх моей головы. – Вы говорили, у вас свободный вечер.

– Да я и не ждала никого, – под его спокойным взглядом я вдруг почувствовала себя чуть ли не последней шлюхой.

– Что ж, спокойной ночи, – он взялся за ручку двери, и я неожиданно выпалила:

– Хотите кофе?

Он помедлил, но все же обернулся.

– Если еще не слишком поздно…

Помнится, я сегодня собиралась лечь спать пораньше…

– Не слишком. Вот сюда плащ. Проходите на кухню, я сейчас.

Я бросилась в комнату, глубоко вздохнула. Ну нет, сюда я его не поведу. Здесь пахло сексом. Мельком глянула в зеркало и ужаснулась: волосы дыбом, щеки горят… Поправила волосы и заметила, как дрожат руки. Черт, черт, черт, зачем я его оставила?

Шеф стоял у окна. Что он там видит, кроме дождя и огней дома напротив?

– Присаживайтесь.

Он послушался наполовину: прислонился к подоконнику.

– Уютно у вас.

Я попыталась взглянуть на кухню его глазами. Не больше конуры, ремонт требуется уже лет пять подряд, плита не почищена, в раковине – грязные тарелки.

– Да уж, – согласилась я. – Хозяйка я хоть куда.

– Кофеварку я включил, – сказал он буднично. – Где у вас кофе?

Я потянулась к шкафчику.

– А вы какой любите?

– У вас большой выбор?

– Целых два. Арабика и… зеленая арабика.

– Лучше первый.

Я остро ощущала его присутствие. Не был Глеб особо крупным мужчиной, но в кухне почему-то стало очень тесно.

– Сыр? Бутерброд?

– Сыр, если можно.

Глеб посторонился, чтобы я могла открыть холодильник. Украдкой соскребла плесень и нарезала сыр фигурным ножом. Заварила кофе, передала чашку с блюдцем шефу.

– Спасибо.

Садиться я тоже не стала. Прислонилась спиной к кухонному столу. Кофе был еще тот. Да и посетитель… Теперь он смотрел в пол. В судорожном молчании мы допили кофе. Глеб тут же поставил чашку.

– Спасибо, очень вкусно.

Хоть бы тень сарказма! Я с облегчением поплелась за ним в коридор, молча наблюдая, как он надевает плащ. Коротко глянул на меня.

– Спокойной ночи.

– Спокойной.

Я закрыла дверь, поглядела на нее и сказала с чувством:

– Ох, и дура!

Вяло попивая кофе, я прослушала программу “Ваша безопасность”, обучающую, как без риска для жизни войти и выйти из собственной квартиры. По утрам очень бодрит, знаете ли…

Чувствуя себя дряхлой развалиной, сунула ноги в засохшие туфли. С опаской осмотрела колготки – не появилась ли где “стрелка” – потерла замызганный плащ. Да ладно, кто меня в такой темноте увидит! И с мрачной решимостью распахнув дверь, ступила во мрак подъезда.

– Ведьмина погода! – сказала я с чувством, швыряя на стол зонтик. – Доброе утро!

Буров при виде меня схватился за сердце.

– Гос-споди! Ты! Почти вовремя!

– Привет-привет, – сказала Галочка, продолжая подкрашивать глаза.

– Наташ, глянь, – озабоченно сказала Таня. – Вчера весь вечер с Игорюхой решали. Может, в учебнике опечатка?

– У меня с утра мозги не варят.

– А они вообще когда-нибудь у тебя варили?

– Заткнись, а?

– Чего такая нервная? Сразу видно, весь вечер одна дома просидела!

– Ну уж не весь, – пробормотала я, здороваясь со своим “сереньким”. – Так, забегал кое-кто…

– Значит, не пропал вечерок?

Я посмотрела косо – в невинном на первый взгляд вопросе чудился некий подтекст – уж не созваниваются ли друзья на ночь глядя?

– Что ты привязался? Да, хороший был вечер! Да, не пропал! Да, от счастья просто на стенку лезу! Что тебе еще надо знать?

– Да нет, уже все выяснили, – сказали за моей спиной. И долго он стоит здесь, глядя на меня сверху вниз своим спокойно-снисходительным взглядом? И что из сказанного он примет на свой счет?

– Здрас-сте…

– Здравствуйте-здравствуйте. Ну, раз вы так хорошо отдохнули, вы и работать будете так же плодотворно. Заказ должен быть выполнен к концу недели.

– Хорошо, Глеб Анатольевич, – сказала я, метнув взгляд на Бурова – тот с невиданным усердием молотил по клавиатуре.

– Разрешите… – из-за моего плеча явилась рука шефа, коснулась клавиш легким, почти ласкающим движением. Откинувшись на спинку, я поглядела на его сильные пальцы, просто летающие по клавиатуре. Исподлобья скользнула взглядом по рукаву костюма, по твердому плечу, классическому галстуку, гладко выбритому подбородку, чуть впалой щеке, носу с обнаружившейся легкой горбинкой, еле заметной язвительной морщинке в углу рта, слегка сощуренным глазам – серым или синим? – и…

– Поня-ятно… – слегка врастяжку сказал Глеб, и, вздрогнув, я поспешно перевела взгляд на экран. Заметил ли он, что я его рассматривала? Оказывается, шеф контролировал мою работу. И, похоже, остался этой работой не слишком доволен.

– Продолжайте, – сказал он, скользнув взглядом поверх моей головы, и отошел к своему драгоценному Бурову.

Можно подумать, брошу на полпути! И чего привязался? Хоть бы для приличия других проверил – вон, трудятся, не покладая рук! Так, бурча про себя, я погрузилась с головой в увлекательную программу под названием “Бухучет”.

– Наташ, тебя!

Потирая занемевшую шею, я дотянулась до телефона. Дима. Дима? А, познакомились у Марины, двадцать пять процентов алиментов, брюнет, произвел приятное впечатление, взял номер телефона и, как водится, пропал. Я, значит, не произвела. А теперь, значит, вспомнил и безо всяких объяснений и извинений приглашал меня на вечеринку. Что нести? Себя, себя, конечно, вы самый – лучший подарок. “ Подарок” похмыкал, погмыкал и нехотя – очень нехотя – согласился.

Я положила трубку. Нина Дмитриевна, уже давно делавшая мне призывные знаки, уставилась на меня, как на приговоренную.

– К начальнику…

Я съежилась. Отдел следил за мной с любопытством и опаской. Торопливо причесываясь и подкрашиваясь, я попыталась вспомнить все свои грехи и сбилась со счету.

– Ни пуха ни пера! – сказал Буров, не сводя глаз с экрана.

– К черту! – прошипела я, хлопая дверью.

Лифт, похоже, разгоняется в течение дня – утром, когда я опаздываю, еле плетется, а сейчас и вздохнуть не успела, как очутилась в приемной.

Высокая эффектная секретарша, уже перевесившая плащ через руку, нетерпеливо щелкала замком сумочки. Сказала раздраженно:

– Наконец-то!

Нажав кнопку, сообщила волшебно переменившимся голосом:

– Васильева пришла, Глеб Анатольевич!

– Пусть войдет. Можете идти, Лена.

– До завтра, Глеб Анатольевич.

И, небрежно ткнув пальцем в дверь, пронеслась мимо, едва не хлестнув меня полой плаща. До свиданья, милое созданье, подумала я кисло и посмотрела на дверь. Она открылась.

– Ну что вы? – нетерпеливо спросил шеф. – Входите.

Неохотно переставляя ноги, я забрела вслед за ним. Остановившись у кресла, он энергично надевал пиджак.

– Садитесь! – бросил через плечо.

…Я присаживаюсь на край стола, мои голые коленки на уровне его лица, тушу длинную сигарету в привезенной неведомо откуда пепельнице и говорю тягучим голосом: “ Милый мой…”

Воображение меня всегда губило. Я поспешно сморгнула. Глеб смотрел на меня в ожидании. Я обнаружила, что изо всех сил вцепилась в свою сумку, представила, какой у меня сиротский вид и неожиданно разозлилась. Промаршировала к столу и села в кресло – нога на ногу. Присев на широкий подоконник, шеф снял очки в тонкой оправе и потер переносицу. Когда он отнял руку, глаза его были прицельно-острыми, и я невольно опустила ноги по стойке смирно. Скорее всего он носил очки не по необходимости, а из желания придать своему резкому лицу побольше интеллигентности.

Глеб смотрел на меня так долго, что я превратилась в бездыханную лягушку: то ли думает, как меня лучше препарировать, то ли вообще о своем замечтался. Я осмелилась шевельнуть пальцем, и, похоже, это его разбудило: он открыл рот и произнес совсем не то, что я ожидала.

Он сказал:

– Что вы делаете сегодня вечером?

На какой-то дикий миг почудилось, что мне собираются назначить свидание. Он поспешил вернуть меня к нормальному мироощущению.

– Вы можете оказать мне большую услугу.

Я сидела, проглотив язык. Похоже, Дима сегодня отпадает. Не мог, что ли, Бурова попросить просчитать? Он уже устал ждать ответа, когда я, наконец, обречено осведомилась:

– А что надо сделать?

– Составить мне компанию.

Еще одно кино? Начальник оторвал сухопарый зад от подоконника и непринужденно уселся на угол стола, покачивая ногой.

– П-пожалуйста…

Он поднял ровные брови.

– Вы так уверены, что я не предложу вам ничего неприличного?

– А… э… ну, я на это надеюсь.

Не успела я договорить, как поняла, что фраза прозвучала двусмысленно. К счастью, слегка улыбнувшийся шеф не стал углубляться.

– У моей мамы сегодня день рождения.

– Поздравляю!

– Спасибо. Вечер ожидается сугубо семейный: родственники, всякие там пары с детьми. И я.

Он сделал паузу, а я уже прикидывала – не собирается ли он проконсультироваться насчет подарка. Понятия не имею, чему обрадуется мать состоятельного джентльмена.

– Ну вы знаете родителей, как всегда начинают: “А ты опять один? Сколько ж можно? Не пора ли остепениться?”

Я сочувствующе кивнула: любимая песня моей мамы.

– Я, естественно, завожусь, мама расстраивается, праздник испорчен… Так что – выручите, составьте мне компанию на сегодняшний вечер!

Я продолжала машинально кивать и только потом, расслышав, оцепенела:

– Что?! Я? – спросила с ужасом.

Шеф непривычно – словно неуверенно – улыбнулся.

– А что вы так испугались? Уверяю вас, мои родственники – вполне приличные люди. Большинство не кусается.

– Да я и не сомневалась! Но я…

– Заняты? Вы не можете перенести вашу встречу на другой день? Вы меня очень обяжете.

– Но почему я? У вас же куча знакомых женщин, я думаю, любая с радостью…

Он смотрел на меня с живым интересом:

– Куча женщин? С чего вы взяли?

Вот ненормальный! Другой мужик на его месте немедленно бы поддержал мои слова или начал отнекиваться с таким видом, который только подтверждал обратное.

– Ну… вы такой…– я повертела в воздухе рукой. – Интересный мужчина. И вполне… э-э… респектабельный.

– А что для женщин главное? – осведомился он. – Моя интересная внешность или мой… э-э… кошелек?

– Как для кого, наверное.

– А для вас?

Я беспомощно хлопала ресницами – что я могла ему сказать? Что начальников как мужчин не воспринимаю ввиду полной безнадежности, а содержимое его кошелька меня интересует чисто теоретически, как гимнастика для ума – за какое время я могла бы его потратить?

Шеф сжалился:

– Впрочем, не важно. Едем прямо сейчас, по дороге надо успеть купить подарок.

– Сейчас? – с ужасом спросила я, забыв осведомиться, когда это я успела дать согласие. – Но я же не одета…

– А я и не заметил, что вы голая!

Он подхватил меня под локоть, снимая с кресла, как пушинку с рукава. Я полетела рядом, растерянно слушая его уговоры:

– Выглядите вы вполне адекватно. Я тоже не буду переодеваться.

Я кинула косой взгляд – как будто это ему было надо! Он перехватил мой взгляд и, неправильно его истолковав, на ходу расслабил и стянул галстук. Сунул его в карман пиджака, расстегнул воротник рубашки.

– Нормально?

– Д-да… – я уселась в машину, с тоской разглаживая юбку… пятно вот… и голову бы помыть… И вообще.

Шеф сел за руль, увидел, как я тоскливо пялюсь в зеркало. Бодро отрапортовал:

– Помада не съедена, тушь не размазалась, румяна в пределах нормы!

– Интересно, когда вы это только успели заметить, – проворчала я.

– Я вообще замечательный! – охотно согласился шеф.

– Ну да, сам себе рекламу не сделаешь, никто не заметит…

Глеб мельком глянул на меня.

– Ну вы же не замечаете.

Что-то он разошелся. Настроение хорошее? И что я его родственникам должна говорить?

– Какая у нас легенда? – как профессиональный подпольщик осведомилась я.

Шеф пожал плечами.

– Наша сила – в правде. Мы вместе работаем…

– И все? – уточнила я.

– Остальное само собой разумеется. Я здоровый взрослый мужчина с нормальной ориентацией…

Я, как всегда, блеснула своим остроумием. Теперь самое время заткнуться, потому что на язык так и просилось: ”А докажите!” Можно ведь было совершенно спокойно и убедительно объяснить, что я на такую ответственную роль не гожусь и скорее испорчу, чем подниму настроение несчастной старушке, наконец дождавшейся заветной кандидатки в снохи…

Шеф вытолкнул меня из-за своей спины, за которой я безуспешно пыталась скрыться.

– Знакомься, мама, это Наташа.

– Здрассьте…– выдохнула я. Не была она никакой старухой – моложавая леди, очень ухоженная и хорошо одетая, выглядевшая лет на сорок с небольшим, хотя даже по самым приблизительным расчетам было ей не меньше полтинника с хорошим гаком.

– Добрый вечер, Наташенька, – сказала она приветливо. – Проходите-проходите, вы совсем замерзли. Ужасная погода, правда?

Направляемая ладонью Глеба, я настороженно, как в тыл врага, проникла в глубины квартиры. Старого типа, очень просторная, евро-отремонтирована… Мы были последними, и Ольга Викторовна немедленно начала загонять всех за стол. Похоже, нас собирались усадить поближе, но шеф вовремя просек ее маневры, и мы удрали на другой конец стола. Теперь справа у меня был Глеб, за которым я всегда могла укрыться, а слева пожилой мужик, отнесшийся к моему появлению благосклонно, но без особого любопытства. Родственники были разных возрастов, внешностей и комплекций. Я с облегчением убедилась, что большинство обходится без бриллиантов и прикидов “от Кардена”, и что день рожденья обещает быть традиционным – с долгими поздравлениями в стихах, обильным питьем и бесконечной едой.

Я уцепилась за высокий бокал с шампанским и поглядела вверх, на вставшего шефа.

– За тебя, родная! – сказал он просто.

Краткость – сестра таланта. Я махом опрокинула в себя бокал. В пустом желудке сразу потеплело. Шеф методично накладывал в мою тарелку горы салатов.

– Куда мне столько!

– Ешьте, от вас скоро одни глаза останутся!

Ну да, как у подвальной кошки… Салаты в тарелке не залеживались, тосты множились и длились, шеф раз за разом заполнял мой бокал, который я также автоматически осушала. Через некоторое время к моим “одним глазам” прибавился еще один живот – но зато какого размера!

– Потанцуем?

А что, уже время танцев? Я вытерла рот салфеткой и полезла из-за стола вслед за шефом. У Глеба Анатолича было, похоже, врожденное чувство ритма, и я с удовольствием двигалась вслед за его крепким – ни единой жиринки, позавидуешь! – телом. От него вкусно пахло, и я уже не пыталась придумать тему для разговоров – и без того было неплохо. Когда музыка, наконец, смолкла, я обнаружила, что бессовестно улеглась на широкую теплую грудь шефа, и что он нисколько против этого не возражает.

– Вы замечательно танцуете, – сказал он.

– А где тут у вас можно покурить? – отозвалась я совершенно в тему.

Он увел меня на кухню размером со всю мою квартиру, дал прикурить от газовой зажигалки.

– А вы?

Он пожал плечами, засунув руки в карманы.

– Бросил.

Я выдохнула дым в форточку – да здравствует здоровый образ жизни!

– Да я вообще-то тоже – так, под плохое настроение или под пьянку.

– А в данный момент?

– Нет, что вы, тут у вас хорошо! И родственники хорошие! Я даже не ожидала.

– Думали, будет что-то более ужасное? По мне судили? – засмеялся он, и я слегка на него загляделась – выпивка сделала его более раскованным и симпатичным.

– Нет, по вашему… э-э… положению…

Я не успела договорить, как поняла, что ляпнула что-то не то. Он кинул зажигалку на широкий подоконник.

– Вы хотели сказать – судя по моему кошельку?

Я растерялась – да откуда я знаю, что я хотела сказать? У меня и в трезвом-то виде язык мысли на пять километров обгоняет.

К счастью, в кухню впорхнула его юная мамаша. Окинула нас блестящим взглядом.

– Беседуете?

И непринужденно кинулась споласкивать тарелки. Глеб сморщился:

– Мам, ну зачем? Женщина с бюро…

– Все равно чужие руки! – перебила Ольга Викторовна. – Свои-то надежнее, правда, Наташа?

Я фыркнула:

– Ну не знаю! Были бы деньги – я бы с удовольствием кому-нибудь за мойку-уборку доплачивала!

Глеб подмигнул, засмеявшись:

– Что, мам, тест на идеальную сноху не прошел, а? Не пугайтесь, Наташа, она в каждой молодой женщине видит кандидатку мне в жены!

Ничуть не смутившись, мамаша, продолжая энергично греметь тарелками, кивнула:

– А что делать старухе-матери, когда такой великовозрастный оболтус не может сам найти себе половину!

– Ленится, – сообщила я доверительно. – Или не там ищет.

– Ну конечно! – подхватил шеф. – Куда мне до вашего опыта! Только что-то не вижу, чтобы он увенчался успехом!

– Зато я, по крайней мере, что-то пытаюсь сделать, – я щелчком выкинула сигарету в форточку. – А по вам это незаметно!

– Неужели?

Я поглядела на его мамашу: она стояла, погрузив руки в воду, и переводила глаза с сына на меня.

– Насколько я поняла, вы вместе работаете?

– Вернее, я работаю у Глеба Анатольевича, – официально сообщила я. – Уже почти год.

– И как он вам как начальник?

Глеб посмотрел на меня с веселым интересом:

– Мне выйти?

– Да ладно уж, оставайтесь, – протянула я, наслаждаясь минутной раскованностью, которую породили то ли шампанское, то ли праздник, то ли необычное поведение шефа. – Ну что сказать… видела я начальников и похуже.

– Вы просто не представляете, как мне не хватало вашей щедрой похвалы!

– Рада доставить вам удовольствие. Теперь ваша очередь.

– Моя?

– Ну да, похвалить подчиненную! Я же работаю у вас почти год! Могли вы составить обо мне какое-нибудь мнение?

Глеб демонстративно задумался. А я вдруг трезво подумала: какое, к черту, мнение? Фирма у него не одна, и знать и помнить всех своих служащих он вовсе не обязан. Другое дело, что в последнее время я с ним постоянно сталкиваюсь нос к носу – и все не в самом лучшем виде.

– Ну что я могу сказать… – протянул он, передразнивая меня. – Если бы вы не тратили столько сил и времени на устройство личной жизни…

– Советуете переключиться на карьеру? Думаете, мое положение на личном фронте настолько безнадежно?

– Я этого не говорил. Просто предлагаю вам немного расслабиться. Взять тайм-аут. Хотя бы на сегодняшний вечер.

Ну я и расслабилась – до такой степени, что к концу дня рождения была готова полюбить не только Глеба Анатолича и его законсервированную мамашу, но и прочих их друзей и родственников. Лишь твердая рука шефа удержала меня от попыток облобызать на прощание всех присутствующих. Я спускалась по лестнице, цепляясь обеими руками за перила – Глеб деликатно поддерживал меня за талию – и пела замечательно громко и душевно “Ой, мороз…” Ступени под ногами все время куда-то девались, отчего песня получалась еще задушевнее: “Ой, мороз… ох, мороз… блин, мороз…” Я пинком открыла дверь – в разгоряченное лицо ударили холодный ветер и дождь. Я с удовольствием поежилась и, широко шагнув с крыльца, до колен провалилась в какую-то канаву.

– Ух ты! – повернулась с восторгом, задирая полы плаща – с них текла вода. – Вот такая ванна!

И для полного счастья еще подпрыгнула, обрызгав до головы себя и шефа.

– Стойте! – сказал Глеб с ужасом. – Стойте, не двигайтесь, я подгоню машину!

Я послушно осталась стоять в луже, запрокинув голову и ловя ртом дождинки. Кайф!

Меня потянули за рукав, я увидела перед собой тихо урчащую машину. У нее были забрызганы фары, и я немедленно кинулась протирать их полами плаща – нельзя же ехать ночью с такими тусклыми фарами! Глеб с трудом отговорил меня, уверив, что мой плащ гораздо грязнее, чем его фары. Усадил меня, включил печку.

– Снимайте туфли. У вас ноги промокли.

Я немедленно стянула раскисшие туфли, подобрав под себя ноги, пожалилась:

– И ведь больничный вы мне не заплатите…

Он закинул руку на спинку сиденья, оглянулся, сдавая назад.

– Замерзли?

– Не-а… – я широко, с поскуливанием зевнула. Голова кружилась и неумолимо склонялась припасть к его мужественному плечу. Я прижалась щекой к спинке сиденья и немедленно уснула. Я слышала шорох шин, толчки на неровной дороге, рев далекой сирены – и только сворачивалась поудобнее, кутаясь в плащ…

– Наташа… Наташа…

Я заворчала, просыпаясь. Моргая, огляделась – меня немедленно повело в сторону, и я ткнулась головой в стекло дверцы.

– Все нормально?

Я сглотнула, кивнула, спросонья и спьяну не соображая, где у него открывается дверь, Глеб молча помог, я вывалилась наружу, и меня тут же вырвало – чуть ли не на колеса машины. Я плевалась и рыдала, замечательный ужин и дорогое шампанское очутились на асфальте, а Глеб держал меня и молча подсовывал свой платок. Я ожесточенно вытирала лицо, размазывая пот, слезы, косметику, воду и ненавидела в этот момент и себя и его. А потом не осталось сил и для ненависти – на короткой дистанции от машины до подъезда меня вывернуло еще пару раз, и до квартиры я добралась, вися на Глебе.

Прислонив меня к стенке, шеф стянул мой плащ и дотащил до дивана. Я, тихо поскуливая, только шевелила глазами, наблюдая за ним. Комната ехала куда-то вправо и вниз, я поскорее зажмурилась, но тогда подо мной начинал кружиться диван. Что-то холодное легло на мой лоб – шеф приволок мокрое полотенце, профессионально вытер шею, лицо, руки. Я покорно вытягивала из одежды руки, потом ноги, потом на меня опустили одеяло, а вслед за ним – потолок – и я опять перегнулась через диван в рвотной судороге. Предусмотрительный шеф, оказывается, успел поставить рядом тазик. С ним он и скрылся в ванной, а когда вновь объявился, заявил обвиняюще:

– У вас нет молока!

– У меня много чего нет… – пробормотала я, переворачиваясь на спину. Меня трясло. Через секунду я обнаружила его руку, трогающую мои ноги, и с недоумением утянула их под одеяло.

– Холодные, как лед! – сказал шеф. – У вас есть носки? Шерстяные?

Я вяло отмахнулась, вновь проваливаясь в забытье. И проснулась, когда он начал натягивать на меня носки – и где нашел, сама второй месяц ищу… Я открыла глаза и с болезненным прищуром уставилась на шефа. Он был озабочен.

– Езжайте, а?

– Но вы…

– Что, в первый раз, что ли?

– Но…

– Да идите, мне без вас тошно!

Глеб помаялся еще, поглядывая то на меня, то на часы. Вздохнул и, стремительно повернувшись – у меня в глазах опять замельтешило – бросил на ходу:

– Выздоравливайте. Спокойной ночи.

Спокойной… ну сморозил!

Звонок дошел до меня не сразу. Я подняла тяжелую голову, во рту было сухо и гадко, все тело болело, словно меня черти всю ночь цепами молотили. За не задернутым окном было темно, но ощутимо серело… Глянув на часы, я толчком сбросила себя с дивана – в голове бултыхнулась пульсирующая боль – схватила развешанные на спинке кресла вещи. И только натянув колготки, обратила внимание на методично названивающий телефон. Торопливо застегивая пуговицы, я сверлила его злобным взглядом: люди и так опаздывают, а тут ты еще… Не выдержав, схватила и рявкнула в трубку:

– Ну!..

Тишина, потом осторожный голос:

– Наташа? Как самочувствие?

– Мое? – оторопело уточнила я.

– Ваше. Мое в порядке.

– Нормально…

– Я хотел сказать, что вы можете сегодня не приходить на работу. Отлежитесь.

Я уставилась на свои ноги. Колготки забрызганы до колен.

– Спасибо, Глеб Анатольевич. Я бы все равно не смогла придти…

Мой голос звучал так кротко, что шеф сразу насторожился:

– Почему?

– Потому что мои туфли остались у вас в машине.

Пауза.

– И что?

Я удивилась его тупости.

– А других у меня нет.

Пауза.

– Туфель?

– Туфель, – подтвердила я, не понимая причин его недоумения.

– Я привезу, – сказал Глеб задумчиво. – После работы. Отдыхайте.

– Бла-а-дарю вас-с… – сказала я в запикавшую трубку. Начала раздеваться обратно. Ага, наш шеф не привык иметь дело с женщинами, у которых всего одни туфли. У его подруг гардероб размером наверняка со всю мою однокомнатную…

Я села, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Так, можно двигаться. Можно даже дойти до двери – вон, звонок соловьем заливается. Не спрашивая, я распахнула дверь и хмуро уставилась на Бурова. Тот глядел на меня с интересом.

– Ну? – спросила я.

Видя, что впускать его не собираются, Буров протянул руку и потряс перед моим носом пакетом, как пропуском.

– Глеб Анатольевич изволили передать!

– Что?

– Туфли.

Я задумчиво приняла пакет, и Буров, воспользовавшись этим, проник в квартиру. Стал разуваться – я так расслабилась, что не пресекла его поползновения сразу.

– Кофием напоишь? – деловито спросил Буров. Я вяло отмахнулась, и, поняв это как приглашение, он направился в кухню. Я поплелась следом, прижимая к груди пакет. Сиротливо села на табуретку, уныло разглядывая суетящегося Бурова – мне от такой активности снова делалось дурно. Буров, не обращая на меня внимания, мурлыкая, варил кофе. Я заглянула в пакет. Туфли покоробились и стали деревянными, хотя, похоже, их пытались намазать кремом. Даже в здравом уме и в твердой памяти я бы не смогла представить шефа, чистящего мои туфли… Я поставила драгоценную обувь на пол, на них – озябшие ноги. По-прежнему мурлыкавший Буров водрузил передо мной внушительную чашку кофе и, ухватив в лапы вторую, прислонился задом к подоконнику. Я осторожно понюхала кипяток – желудок промолчал, сделала осторожный глоток – живот буркнул, но выдержал.

– Глеб задерживается, – обыденно сообщил Буров.

Я моргнула.

– Где?

– Встреча у него какая-то…

– Ну?

– Задерживается, говорю.

– И что?

Буров посмотрел на меня, как на дуру, и пояснил:

– Просил передать.

– А, – сказала я.

Буров сделал задумчивый глоток и зашел с другой стороны.

– А где это он твои туфли нашел?

– У себя в машине, – брякнула я и почувствовала, что начинаю стремительно краснеть. Но Буров, на удивление, обошелся без комментариев.

– Глеб говорил, ты с похмелюги маешься. Я тут тебе молока, пива и сока притащил. Чем лечишься?

– Откуда я знаю? – огрызнулась я. – Я что, каждый день с перепоя? Это у тебя надо консультироваться!

Буров, похоже, обиделся, хоть я не сказала ничего, кроме правды. Сделал большой последний глоток, поставил чашку в раковину.

– Ладно. Я пошел.

Я повернулась на табуретке, наблюдая, как он обувается. Представила, что следом заявится шеф, и сказала жалобно:

– Буров, посиди, а?

Буров, продолжая втискивать ногу в ботинок, выпрямился, злорадно ухмыльнулся:

– Э, нет, расхлебывай свои дела сама!

– Дела… – пробурчала я. – Были бы еще какие дела…

– Чего-чего?

– Ничего! Спасибо за заботу! Вали!

Коротко звякнул звонок. Буров застыл на одной ноге, вопросительно мотнул головой. Я обреченно отмахнулась, и Серега ловко щелкнул замком.

– А вот и Глеб Анатолич изволили прибыть!

Шеф поглядел на него, на меня и, не заходя, поинтересовался:

– Вы в порядке?

– В полном. Завтра буду как огурчик. Спасибо.

– Я пошел? – спросил Буров, и шеф кивнул.

– Погоди, я тоже. До завтра, Наташа.

– До свидания, – покивала я закрывшейся двери. Похоже, Глеб тоже пытается пресечь слухи… слухи о чем? О том, как я вчера славно надралась? Это же бабам полагается тащить и обихаживать перебравших мужиков, а тут – нате вам! Еще подумает, я алкашка… Или алкаши не болеют?

Прискакала Катька – самая оптимистичная из моих подруг. Из тех, у кого стакан всегда “наполовину полон”. Помахала передо мной пачкой таблеток.

– Звоню на работу, говорят, болеешь, а у тебя же, я знаю, ничего, кроме анальгина… Что, ноги промочила?

– Скорее уж горло… Кофе будешь? Свежий, Буров только что сварил.

– Ого, вы опять?.. – Катька с удовольствием плюхнулась на табурет, сверкая карими глазищами. Этакий живчик весом с центнер. Может, и мне набрать пуд-другой? Стану заядлой оптимисткой… Хотя нет, тогда встанет проблема похудания.

– Никаких “опять”, сколько раз тебе говорить!

– Ну нет, так нет, – мирно согласилась Катерина. – А как у тебя с Олегом?

– Каким?

– Ну, каким-каким… мы тебя у Витьки знакомили. Он еще с Сашкой был. Ну, черненький такой… Адрес у тебя спрашивал.

Я, сморщившись, напряженно смотрела на подругу. Тряхнула головой, сказала печально:

– Не помню. Точно он сказал – надо брать тайм-аут!

– Кто сказал? Олег?

– Да какой Олег?

– Ну черненький!

– Это что, у него фамилия такая? Отстань! Это начальник.

– Что – начальник?

– Сказал.

Катька вытаращилась на меня.

– А какое ему дело до твоей личной жизни?

– Не знаю, – со вздохом признала я. – Наверное, никакого.

– Ну-ка, ну-ка… Колись, подруга, что там у тебя еще за начальник?

Я послушно раскололась. В моем пересказе все звучало еще нелепее, чем было. Катька молча смотрела на меня. Темные ее брови стояли восторженным “домиком”.

– Значит, так, – торжественно начала она. – Поправь меня, если я ошибаюсь. Первое – ведет тебя в кино. Второе – знакомит с мамой. Третье – укладывает тебя в постель. Немного не тот порядок, к которому мы с тобой привыкли, но все традиции соблюдены.

Я фыркнула:

– Отвали! Еще кофе будешь?

– Я-то думала, у тебя начальник какой-то старый пердун, а тут… Сколько ему лет, говоришь?

Я пожала плечами.

– До сорока…

– Не женат? И не был?

Я честно поднапрягла память.

– Буров разведен, и этот, вроде, тоже. Ну да, кто-то говорил, у него сын-подросток… Воскресный папаша.

– Вот! – Катька опять задрала бровь и палец. – Порядочный! О ребенке заботится!

– А неча было разводиться!

– Тьфу на тебя! Мало ли какие ситуации… И вообще, из кого в нашем с тобой почтенном возрасте ты собираешься выбирать? Алкаш тебе нужен? А хронический холостяк? Знаем-знаем, проходили! Остаются вдовцы и разведенные. Жены, сама понимаешь, как мухи не мрут, скорее, наоборот, мужик пошел хилый. Опять же войны, целый косяк в “голубизну” подался… И что нам остается? А? А ты еще нос воротишь от нормального, свободного, буквально готового мужика!

– Да ничего я не ворочу! – озлилась я. – Чего воротить-то? То есть, от чего?.. Тьфу, Катька, отстань! Вечно ты все напридумываешь…

– Как, говоришь, его зовут? – спросила Катька, не обращая на меня внимания.

– Глеб.

– Гле-еб… – с мечтательным придыхом протянула Катька. – И где он только такое имя взял?

– Мама с папой дали. Ну, Катька!

Она в изумлении воззрилась на меня.

– Нет, ты погляди – ей мужик буквально на тарелочке с голубой каемочкой, а она выкобенивается! И какой мужик!

– Да ты его в глаза не видела!

– Правильно, – мгновенно согласилась Катька. – Я на днях собиралась приехать к тебе на работу…

Я молча показала ей фигу.

– Ну вот! – сокрушенно сказала Катька. – Собака на сене!

В общем, расстались мы поздно – обе в отличном настроении. Катька меня всегда приводит в чувство – даже, когда мне на свидание явился эпилептик, прямо тут же продемонстрировавший приступ. Я сама чуть не грохнулась рядом, неделю на мужиков смотреть не могла. ”С ума сойти! – радостно вопила Катька. – Такого еще в нашей коллекции не было! Припадочный! Боже, какая прелесть!”

В общем, “полон стакан”…

– Здрасьте, – я плюхнула сумку на стул – и что я туда все время пихаю? Стягивая плащ, с опаской поглядывала на Бурова. Тот посиживал у своего компьютера, развалившись в кресле и попивая кофейку.

– Кофе будешь? – осведомился он благодушно.

Подозрительно.

– Ага, – я достала из стола чашку и, потирая озябшие руки об озябшие же коленки, пристроилась на угол стола. Буров сыпанул щедрой рукой, я плеснула кипятку и сделала осторожный глоток. Галочка вдумчиво красилась, Таня озабоченно рылась в толстенном справочнике. Нина Дмитриевна, вздыхая, смотрела опухшими глазами в темное окно – опять, наверное, давление… Тихо попискивали компьютеры, из соседнего кабинета доносилась музыка, Буров был на удивление молчалив, и я потихоньку отогревалась и расслаблялась. Зря, конечно.

– Что с тобой было-то? – спросила Галочка, закончив второй глаз – у меня всегда не хватает терпения и времени довести хотя бы одну часть лица до такого совершенства. Правда, и материал не тот.

– Напилася я пья-яна, не дойду до дива-ана… – мурлыкал Буров.

– Простудилась? – неодобрительно спросила Нина Дмитриевна. – Теплее надо одеваться, а то все как девочка бегаешь – ни плаща путевого, ни сапог, ни зонта…

– Ни туфель, – поддакнул оживившийся Буров. – Надо шефа подговорить, чтоб зарплату повысил. Новые купишь.

Я одарила его прохладным взглядом.

– А что? – удивился Буров. – На сменку. Чтобы не пришлось потом казенный бензин тратить…

– Заткнись! – прошипела я, не разжимая губ. Буров не унимался.

– А можно еще ввести свободный график посещения: день работаешь, день здоровье поправляешь – после напряженного трудового вечера.

Вот гад! Я пнула его в коленку – получилось метко и больно, Буров охнул, наклонившись вперед, схватился за мою ногу.

– Свихнулась!

– Доброе утро.

– Доброе утро, Глеб Анатольевич! – уже привычно выпалила я, оборачиваясь.

– Приветствую, – Буров, отдышавшись, приподнялся, опираясь о мою коленку, пожал руку шефа. Тот, приподняв брови, смерил меня взглядом, и я запоздало полезла со стола. В последний раз по-свойски похлопав меня по ноге, Буров сказал добродушно:

– Идите работать, Наташа.

– Как скажете, Сергей Дмитрич, – буркнула я, отправляясь в свой угол.

Глеб о чем-то разговаривал с Буровым. Я исподлобья поглядывала. Шеф был в плаще – только пришел и сразу к нам? Вон капли дождя еще не высохли… Хорошо, хоть сегодня я его обогнала: опоздала всего на семь минут. Личный рекорд, между прочим.

– Натах, тебя.

Буров передал трубку с подчеркнутым удивлением, копируя известную рекламу:

– Тебя – девушка?!

Катька? Придушу – если сомкну пальцы на ее дебелой шее.

В трубке раздался конспиративный шепот:

– Привет! Австралиец мой едет!

– Привет, – машинально отозвалась я. – Какой-такой австралиец? А кто это?

– Ну ты что? – во весь голос возмутилась трубка. – Не узнаешь, что ли? Это Инна!

– Привет, Ин, – еще раз сказала я. – А какой австралиец?

Инна опять перешла на шепот:

– Ну какой-какой! Мы с ним по Интернету списались, помнишь?

– Это такой старый дед?

– И вовсе он не старый! – обиделась Инна.

– А сколько ему?

– Пятьдесят восемь.

– А тебе?

– Тридцать два.

Я выразительно молчала. Инна занервничала.

– Это у нас мужик как на пенсию – так хоть в гроб клади! А они там в самом соку, ну видела же фотографии! Чего нам с Семкой ждать? Когда наш папочка-козел нагуляется? Слушай, дашь свою беленькую кофточку? Я сейчас похудела, она мне в самый раз.

– А австралийца покажешь?

– Ага, а вдруг он на тебя клюнет! Вот когда у нас все наладится… Слушай, а давай мы твои данные в сеть скинем?

– Ну да, – хмыкнула я. – Тут с русским-то Ваней не разберешься, а ты мне еще аборигенов подсовываешь… А ты что шепотом?

– Так я своим не говорю, сглазят!

– А я?

– А ты не глазливая!

– Ну, тогда ни пуха ни пера!

– К черту! Буду держать тебя в курсе!

Я положила трубку и минут пять попредставляла себя на солнечных и лазурных берегах Австралии. А еще там есть кенгуру…

Я уже предвкушала обед – первый нормальный после однодневного вынужденного поста – когда гад Буров перебросил мне на стол диски.

– Отнеси Глебу.

– Я? – вытаращила я глаза. – Зачем? Почему я?

Буров хлопнул себя по коленке, возмутившись:

– Во дожили! Начальство говорит: иди и сделай, а она в ответ – зачем? Иди, тебе говорят! Очередь в столовой мы тебе займем.

На лифте я в этот раз не поехала. Втихомолку надеялась, что шеф, не дождавшись меня, плюнет и испарится куда-нибудь. Особой симпатии в его взгляде я сегодня не уловила. А вдруг он решил меня уволить за склонность к алкоголизму? Или предложит лечиться? Так, успокаивая себя, я бодрым черепашьим шагом одолела за полчаса несколько пролетов и робко просунула нос в приемную. К несчастью, Лена отсутствовала – и куда ее черт унес? Так бы отдала диски ей…

Я доплелась до приоткрытой двери, осведомилась робко:

– Можно?

– Разумеется, – откликнулся шеф слегка раздраженно, отчего я окончательно пала духом.

– Вам Сергей… Дмитрич сказал передать… вот, – осторожно, как взрывчатку, положила диски на стол и приготовилась удрать.

– Садитесь, – бросил шеф, не оборачиваясь от окна. Так, мы по-прежнему не в духе… Я осторожно села в кресло и сморщилась, когда его кожа заскрипела, уминаясь под моим весом. Повисла тишина. Хоть бы радио включил, размышляла я уныло, разглядывая ковровое покрытие под ногами. Интересно, его вкус или подсказка дизайнера? Я бы выбрала что-нибудь поярче. Тут шеф обернулся, прервав мои замыслы относительно переделки интерьера его кабинета, сел за стол, разглядывая какие-то бумаги. Надеюсь, не приказ о моем увольнении.

– Мама передавала вам привет, – сказал он так неожиданно, что я некоторое время тупо молчала, пытаясь связать себя и его маму. Когда, наконец, пауза стала неприличной, я догадалась сказать:

– А… о… очень приятно. И ей привет.

– Она обвиняет меня, что я вас споил.

Я махнула рукой:

– Ну, я сама большая девочка… вы тут ни при чем.

– И все же, – сказал он и умолк. Так, любезностями обменялись, похоже, говорить больше не о чем. Сматывайся. Я вновь, как алиби, предъявила диски:

– Это вам Буров велел передать.

– Спасибо, – рассеянно сказал Глеб и смахнул их в ящик стола. Я уже приготовилась встать, когда шеф сцепил руки в замок и спросил – задумчиво:

– Наташа, я вам мало плачу, да?

– Ну, денег всегда не хватает, – бодро пожала я плечами. – А это… вы о чем?

Он молча смотрел на меня, и я почувствовала, что начинаю краснеть:

– Вы о моих туфлях, да?

Похоже, моя одна-разъединственная пара намертво врезалась ему в память.

– …ну, это не потому, что вы мало… хотя если больше, кто ж откажется… знаете, я вообще безалаберная насчет денег, у меня их нет через неделю после получки, и не знаю, где… Вообще преклоняюсь перед теми, кто умудряется скопить… а я коплю-коплю, во всем себе отказываю, а потом – бух, ну что я, не работаю, в конце концов… а еще три года за квартиру выплачивать… и лечение…

Тут я поняла, что все больше скатываюсь к интонациям: “Подай, доченька, на хлебушек…” и заткнулась. Глеб пару раз моргнул.

– Лечение? Какое лечение? Вы больны?

– Я? Почему? А… нет, знаете, то зубы, то желудок, чувствуешь себя развалюхой… Какой же я буду лет через пятьдесят, если доживу? А вы себя старым представляете? Я как посмотрю на этих бабулек с клюкой – жить не хочется…

Глеб Анатольевич сидел, подперев голову кулаком, и неотрывно смотрел на меня – похоже, мой нервный треп его завораживал. Я спохватилась:

– О чем это я?

– О туфлях, – кротко напомнил шеф. – А сколько стоят женские туфли?

– Кожаные? – уточнила я. – Импортные? В фирменных магазинах?

Подумала и сказала цену. Шеф опустил руку.

– Тогда конечно…

– Да я в такие магазины просто как в музеи хожу. Правда, продавцы пристают… Вы знаете, – доверительно сказала я, – мне кажется, они просто издеваются! Ну видят же, кто к ним пришел – и что спрашивать, что меня интересует!

Тут я заметила, что шеф явно развлекается, и заткнулась. То у меня язык к небу прилипает, то трещу, как пьяный попугай....

– Вообще-то мне еще повезло! – с нездоровым оптимизмом закончила я. – Вот когда я полгода сидела без работы – вот где был кошмар!

– Обычно я сам принимаю работников, – неожиданно сказал Глеб. – Но вас что-то не припомню.

– Вы тогда в отъезде были, мне зам по кадрам подписывал. А что?

– Тогда ясно. А то бы я вас точно запомнил…

Скорее бы – точно не принял.

– Это уж вряд ли, – усомнилась я. – Внешность у меня среднестатистическая, умственные данные тоже…

Шеф не сделал даже вежливой попытки возразить. Потер большим пальцем бровь. Спросил – в свою очередь:

– А вообще мы о чем?

– Вы собираетесь мне повысить зарплату? – с надеждой подсказала я.

Глеб глянул с сомнением.

– Разве? Что-то не припомню…

Звук шагов скрыло мягкое покрытие, шефовский взгляд скользнул над моей головой.

– Лена, два кофе, пожалуйста.

Я сжалась, получив в затылок заряд недоуменно-презрительного: “И я еще должна ЭТОЙ кофе подавать?!”

– Минуточку, Глеб Анатольевич, – пообещала она и явилась действительно через минуту – прямо “бистро”! Вплыла с прозрачным подносиком, на котором стояли чашки в блюдцах, кофейник, сахарница и миниатюрная коробка конфет. Изгибаясь, как кошка, выставила это все на стол передо мной и вопросительно взглянула на шефа. Тот с явной благосклонностью скользнул взглядом по ее заднице.

– Спасибо, Лена.

Она махнула на меня густыми ресницами – поднялся ветер – и с достоинством удалилась.

– Пейте, – предложил Глеб, не заметивший постигшей меня тяжелой контузии. Уволок чашку к себе за стол. Я осторожно взяла конфету – самую маленькую коробку притащила, жмотина! – откусила, прикидывая, как бы выручить с получки хоть на полкило шоколадных. Глеб не спешил продолжать разговор, чему я была очень рада – на дармовщинку хоть конфет наесться. Только когда в коробке осталась всего треть, я с сожалением и усилием от нее отстала. Допив кофе, вопросительно взглянула на шефа.

– Наливайте еще.

Позавчера шампанским накачивал, сегодня отпаивает… Я послушно налила – все равно в столовую уже опоздала.

Шеф покрутил свою пустую чашку – у него были сильные твердые пальцы (слава Богу, без колец, ненавижу!) – и за хрупкую прозрачную посудину было страшновато. Поставил чашку на стол, скрестил на груди руки и неожиданно заявил:

– Сергей, конечно, парень неплохой…

Я похлопала глазами и уточнила зачем-то:

– Буров? – как будто у нас с ним была куча знакомых Сергеев.

– Но мне кажется, строить в отношении него брачные планы не стоит, – закончил он.

– Мне тоже так кажется, – согласилась я. – А как насчет вас?

Слова вылетели автоматом – так, для поддержания беседы. Я готова была откусить себе язык, но это бы уже не помогло. Мне оставалось только глупо улыбаться. Шеф откинулся на спинку кресла, глядя на меня с любопытством.

– Планы в отношении меня? А вы их строили? – помедлив, поинтересовался он. Я поднесла к губам чашку и утопила в ней свой длинный язык. Глеб явно обрадовался новому развлечению.

– И как, с вашей многоопытной точки зрения, я подходящая кандидатура для брака?

– Со мной? – слабо уточнила я.

– Вообще.

Глеб уперся руками в стол, слегка раскачиваясь в своем вертящемся кресле и не сводя с меня смеющихся глаз.

– Начнем с внешности. Я урод?

Я с тоской смотрела на него. Шеф готовно продемонстрировал мне фас и профиль. Не был он уродом, хоть и не был смазливым – терпеть не могу красавчиков – и я со вздохом признала это:

– Нет.

– Следующее – как насчет мозгов?

– Ну, если вы создали и руководите такой фирмой…

– Так. Значит, мозги есть? Оставим в покое мой ангельский характер, и не смотрите на меня так – ангельский, точно.

Мы рехнулись – вот что точно.

– Как насчет моего материального положения?

– А что с вашим материальным положением?

– Оно приемлемо?

– Для кого?

– Ну, скажем, для девушек вашего достатка?

– Лучше скажите – НЕдостатка, – пробормотала я. И вздохнула. – Да.

– Что – да?

– Для девушек моего э-э… достатка ваш э-э… достаток вполне приемлем.

– Ага, – сказал Глеб. – Теперь насчет вас. Что для вас – лично для вас – главное в мужчине?

– Огласить весь список?

Глеб ждал, подняв брови. Я подперла рукой голову.

– Вроде бы за такую же нищету выходить нечего, что нищету плодить… И урода тоже не хочется, хотя знаете, есть такие обаятельные… И секс для меня не последнее дело…

– Знаю, – пробормотал Глеб. Я немедленно затолкала назад вполне естественный вопрос – откуда?

– И чтоб голова варила, и юмор, и внимание… – я затормозила, приметив блуждающую на лице шефа странную улыбку.

– Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил…

– Ну да, примерно. А вы?

– Что я?

– А у вас какие требования к женщине? В смысле, к жене?

– У меня… – Глеб посмотрел в окно. – Мало требований. Я хочу, чтобы она меня любила.

Я вежливо помолчала. Но так как шеф по-прежнему смотрел в окно, спросила:

– И все?

– Считаете, этого мало? Просто любила – просто так, ни за что, со всеми моими недостатками. Просто.

Он посидел, глядя на свои руки, приподняв брови, словно сам удивлялся своим словам. Потом посмотрел на часы и сказал обыденно:

– О чем вы думаете? Вам к вечеру нужно сдать программу, а вы тут разговоры разговариваете.

– Я? – я в свою очередь посмотрела на часы – ну надо же, как время летит за разговором! Особенно, за таким содержательным… Начальство право, право, во всем право. А если не право, смотри правило первое.

– Спасибо за кофе, – я с трудом выбралась из кресла: оно явно не было создано для деловых переговоров – настолько расслабляюще действовала его мягкость и глубина. Шеф, не глядя на меня, уже набирал номер телефона – тоже, наверное, наверстывал упущенное со мной время. Я на всякий случай кивнула ему и удрала из кабинета. Строевым шагом пересекла приемную под прицельным взглядом Лены – расслабься, детка, оставила я тебе твои конфетки!

На столе у меня лежала “сладкая парочка” – коржик с пирожком. Тетки подняли сочувственные глаза.

– Что так долго? Без обеда осталась…

– Много вопросов? – спросил Буров, не отрывая глаз от экрана.

– Каких вопросов?

– По дискам?

Я и думать про них забыла.

– Всего два…

Ну да – про мои несуществующие туфли и моего несуществующего мужа. Рассеянно расправляясь с пирогом, я смотрела на экран. Странно как-то это было слышать от него. Любовь. В нашем возрасте как-то даже неприлично его употреблять – засмеют. Ну – влюбился, втюрился, втрескался – куда еще не шло. Теперь не умирают от любви. Насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови. Лишь без причины человеку плохо. Лишь сердце барахлит ночами. Но "неотложку", мама, не зови – врачи пожмут беспомощно плечами – теперь не умирают от любви… И вообще какой-то странный разговор у нас вышел: деньги-туфли-Буров-замужество-он… Тьфу, черт, опять не туда нажала…

Я перешагнула через порог и едва не угодила в ведра с водой, стоящие у порога.

– Чего это у вас? Потоп? Или пол моешь?

– А! – Нинка отмахнулась, подхватила ведра и пошлепала на кухню. Я пошла следом.

– Где твои?

– К маме спихнула на субботу. Хоть отоспаться, соскакивают ведь ни свет ни заря…

Нинка штопала. Аккуратная стопка носков лежала на столе, своей очереди дожидалась еще разноцветная куча.

– Садись. Есть будешь? Нитки кончились, счас…

Подхватила ведра и удалилась в комнату. Вернувшись, поставила ведра и оседлала табурет. Я подозрительно заглянула. Вода.

– Нин, ты чего это? Грудь качаешь?

Нинка скривилась.

– Грудь! Залетела я.

– Ну?

– Пальцы гну! Я уже лет пять аборт не делала. Боюсь. Одна на работе посоветовала тяжести таскать. Вот и таскаю с утра.

– Ну?

– Что – ну? Как слону дробина. Это же только в сериалах – чуть споткнулся, сразу выкидыш. А тут хоть дрелью высверливай!

Я задумалась.

– Нин, а у Кусовых ремонт…

– И что?

– Так им мебель надо двигать. Может, попросишься?

– Не могу, – рассеянно отозвалась Нинка, – у меня хондроз… У, злыдня! Жрать, спрашиваю, будешь?

– Я сегодня без обеда, – честно предупредила я. – Все подмету.

– Ладно, мой сегодня во вторую, еще поджарю.

Уплетая картошку с капустой, я предложила:

– Может, девочку родишь?

– Да иди ты!.. Я что, больная? Смейся-смейся, вот выйдешь замуж, узнаешь! Будешь толстой, как я, психованной, и скрестись через месяц!

– Вот типун тебе на язык!

Нинка, пригорюнившись, смотрела на драные носки:

– У этих мужиков-сволочей одна проблема – встанет-не встанет. А у нас, – Нинка начала загибать пальцы, – месячные – раз, девственность – два, беременность – три, роды – четыре, аборты – пять…

Мы дружно вздохнули над тяжелой женской долей.

– Не ходи замуж, Наташка, – вдруг сказала Нина. – Ничего хорошего там нет. Роди себе ребеночка…

Известная песня! Как все хорошо – так ты бедная, несчастная, одинокая, безмужняя, а как что не так – счастливая, никаких проблем… Ненавижу!

– А кстати, – тут же нелогично оживилась Нинка, – я тут объявление прочитала – как раз про тебя!

Соскочила, запнувшись за абортивное средство, вода щедро плеснула на пол. Нинка, выругавшись, сгребла ведра и с шумом вылила в ванну. Притащила свернутую трубочкой газету.

– Так, где он, я же обводила… А, вот! Брюнет, глаза карие, спортивного… 170,80,35… нормально… материально независим, детей нет. Хочет, так… стройную, сексуально раскрепощенную, без жилищных проблем… ну вылитая ты!

– Ты куда смотришь! – я ткнула пальцем. – Ему же модель нужна: 90-60-90… Да еще наверняка блондинка с ногами от коренных зубов…

– А ты объявления не давала?

– Его надо еще сочинить… ты погляди, какие они все здесь умные, красивые, нежные, сексапильные… А что, давай! Только всю правду: не умная, не красивая, нервная, ленивая, мужчин люблю, но недолго… Думаешь, кто-нибудь откликнется?

– Разве что такой же ненормальный. Нет, ну его, этого брюнета! Знаешь, я где-то читала, что брюнетам нужны блондинки и наоборот! Так, какие у тебя глаза? Почти карие… угу, у него должны быть серые, синие, голубые, а волосы если не блондинистые, то русые…

Нинка уставилась на меня с надеждой. Я честно перебрала свое окружение: в памяти упорно всплывали почему-то только стальные глаза Глеба. Изыди! Я сдалась и решительно заявила:

– Не нравятся мне блондины!

– Да? А кто тебе нравится?

– В данный момент никто! Но мы квиты – я им тоже не нравлюсь. Нин, а ты мужа любишь?

Похоже, такой простой вопрос поставил ее в тупик. Нинка выпятила нижнюю губу. Спросила настороженно:

– А что?

– Любишь или нет?

Она пожала плечами, забрала у меня тарелку.

– Ну…

– Что – ну?

– Ну люблю, а что?

– Да ничего, – я полезла из-за стола.

– А чего ты тогда? – подозрительно спросила Нинка, сопровождая меня в прихожую. Я тяжело вздохнула:

– Откуда я знаю? Пока, спасибо за ужин!

Я поглядела в глазок и с некоторым недоумением открыла дверь.

– Привет, – сказал Макс, сходу сунув мне в руки гигантскую шоколадку.

– Привет. А где Динка?

– Дома. Я тут мимо проезжал, решил зайти…

Такое впечатление, что рядом с моим домом проходит кольцевая общегородская автомагистраль – все ездят мимо… Я задала дежурный вопрос:

– Кофе будешь?

– Лучше чай.

– Сосуды бережешь? – я убрела в кухню, пожимая плечами. Макс – муж моей хорошей приятельницы и в гости приходит исключительно со своей половиной. И что его принесло? Только собралась расслабиться перед телевизором…

Он занимательно трепался, я старалась соответствовать, и все шло отлично, пока не перестало отлично идти. Макс поразмял ноги, прошелся по кухне, выглянул в окно – и как-то разом очутился рядом, нежно меня обнимая.

Начинается, подумала я. Макс уже вел прочувствованную речь о том, как давно я ему нравлюсь, и что он давно хотел приехать (и что же не приехал?), а я с тоской думала – ну, опять! Почему-то все окружающие мужчины относятся к холостым девушкам по принципу: “Я знаю-знаю, хочешь, я точно знаю, хочешь, хочешь, но молчишь”. Спокойствие, только спокойствие! Когда Макс опять полез с поцелуями, я отстранилась и с печалью в голосе произнесла:

– Макс, ты парень очень приятный, но Дина – моя подруга и это нечестно по отношению к ней. И вообще, у меня правило – не встречаться с женатыми мужчинами…

– А с кем ты тогда встречаешься? – изумился Макс, снова потянувшись ко мне. Теперь главное – повторять, повторять, повторять, авось дойдет. Дошло через несколько минут возни и взаимных уговоров. Макс пересел на свой табурет и, поболтав о том о сем, побрел до жены до дому.

– Бай-бай, – сказала я, с облегчением закрывая за ним дверь. Надеюсь, на этот раз обойдется без эксцессов – осталось только выяснить окольными путями, скажет ли он Динке о своем визите. А то если кто-то из нас упомянет, а другой нет, могут возникнуть подозрения… О, Господи, вот и скрывай то, чего нет!

Давным-давно, когда я была еще молодой и зеленой, таким вот самым образом я и потеряла лучшую (тогда) подругу. Не ожидавшая такого вероломства от ее любимого мужа, я закатила ему жуткий скандал и с треском выставила за порог. Полдня промучилась – раскрывать ли подруге глаза на неверного супруга, а к вечеру позвонила сама Маринка и обвинила меня в том, что я пытаюсь разрушить ее семью, что такого предательства она от меня не ожидала – и тэ дэ и тэ пэ… Чувствовалось, что только в силу своей интеллигентности она удерживается от более сильных выражений. Я только беспомощно мекала в трубку, но что значит слово подруги, которых хоть пруд пруди, против слова любимого (и вовремя подстраховавшегося) мужчины, с которым она намеревается провести всю жизнь! Сейчас-то я понимаю – Марина просто выбрала то, что ей дороже. Мудрая женщина. А я с тех пор твердо усвоила одно – в любом случае виноватой останется женщина. По принципу “дыма без огня не бывает” или еще радикальней – “сучка не захочет, кобель не вскочит”.

Выйду замуж, мрачно пообещала я себе, ни одной подруги на порог не пущу – а вдруг одна я такая честная-благородная?

Только я собралась отправиться в ванну, чтобы ответственно лечь спать пораньше, как зазвонил телефон.

– Здравствуй.

– Привет, Лесь!

Длинная пауза.

– Как живешь? – мертвым голосом спросила Олеся.

– Хорошо, – осторожно сказала я.

– А мы с Антоном расходимся.

Я беззвучно и длинно вздохнула.

– Я ему вещи собрала.

Я поглядела на ногти. Лак облупился, вот блин! Вещи Леська собирала каждые несколько месяцев в течение последних четырех лет. И каждый раз звонила мне и сообщала, какой он подлец, и как ей сейчас плохо и больно… Первые разы я горячо поддерживала ее решимость и сочувствовала ее страданиям. А в последнее время просто выполняла роль хорошей подруги – то есть выслушивала ее излияния с соответствующими “а, да-да, и что? вот сволочь…” Но сейчас я тупо пялилась на ногти и чувствовала, что лимит моего терпения и эмоций на сегодня уже исчерпан.

– Да куда вы денетесь! – перебила грубо. – Так и будете трепать друг другу нервы до самой смерти! Извини, я спать хочу!

На том конце трубки воцарилось потрясенное молчание. Я поскорее нажала на рычаг, пока меня не обвинили в черствости и эгоизме. Завтра буду терзаться угрызениями преступной совести. К черту такую любовь, Глеб Анатольевич! Мне и без нее нескучно!

Разлагающее влияние короткого рабочего дня – субботы – и отсутствие начальства сказывалось на всех. Нина Дмитриевна возилась с цветами, Буров увлеченно мочил монстров, Галочка отсыпалась после бурно проведенной ночи, Таня печатала очередной реферат для своего Игорюхи. В такой разлагающей атмосфере мне с большим трудом, с раскачкой удалось усадить себя за подчистку хвостов.

– …Ну что, девчонки, – Буров звучно хлопнул в ладоши. – Давайте закатимся куда-нибудь!

– Знаем мы ваши катания…

– А что за повод?

– Повод законный – пятерку отмотал в глебовской конторе.

– Прямо сегодня?

– Тика в тику! Ну, Нина Дмитриевна?

– Да куда мне, старухе, с вами!

– Эта старуха нас еще всех за пояс заткнет! Танюх?

– Ой, я не знаю… Стирки у меня…

– Иди-иди, расслабишься, – сказала я, выключая компьютер. – Не сдохнут без тебя твои мужики.

– А ты что увиливаешь?

– Да я больше не пью.

– И меньше тоже! Галка, хватай ее!

После недолгих препирательств Буров затолкал всех в свой “Форд” и отвез в “Старый город”. Там мы и просидели часов до шести – Буров с Галочкой “приговаривали” графинчик водки, Таня с Ниной Дмитриевной – бутылку красного, а я, строго блюдя пост, грустила над безалкогольным пивом. Когда семейные вспомнили о существовании своих домашних, уже изрядно набравшийся Буров вдруг выдвинул идею:

– А давайте нагрянем к Глебу!

– А давайте! – радостно вскричала Галочка. Глядя на нее, закивала и Таня. Я, как единственная трезвая, сказала сурово:

– Рехнулись! Ты ему хоть брякни!

– Брякну-брякну. Девочки, в машину!

– Так, – решительно сказала Нина Дмитриевна. – Я – домой, а вы хоть к Глебу, хоть к Путину…

Мы вылезли на шестом этаже, и Буров повлек нас к приоткрытой напротив лифта двери.

– А вот и мы! – заявил радостно, распахивая ее чуть ли не до самой стены. В прихожей стоял Глеб – в линялых джинсах и светлом пуловере, лениво похлопывая себя по бедру сложенной газетой. Его рука замерла, когда он увидел, каких именно “дам” приволок с собой Буров. Надо отдать ему должное – с лицом он справился быстро – но мне очень-очень захотелось домой.

– Извините, Глеб Анато…

– Здравствуйте, Глеб Анатольевич! Мы к вам без приглашения…

– Ничего-ничего, проходите.

– Мы тебе сюрприз… – бормотал Буров, разуваясь. – Большой сюрприз. Что у тебя пить?

Да уж, сюрприз… Я сморщилась, оглянувшись на близкий лифт – господи, ведь самая трезвая… Интересно, а выпускают отсюда тоже по звонку? Шеф, помогавший Татьяне снять плащ, склонил голову набок, выглядывая меня из-за двери.

– А вы что там топчетесь, Наташа? Заходите скорее!

– Ага…

Я перевалила через порог, потянула на себя входную дверь.

– Подождите, я сам.

Я отшатнулась к стене, но Глеб все равно задел меня твердым плечом.

– Извините. Снимайте плащ.

Разуваясь, я перехватила его взгляд, брошенный на мои ноги, и молча поклялась сегодня же выбросить проклятые туфли – похожу в сапогах… черт, там же еще набойки надо менять…

Где-то в недрах квартиры уже гремел Буров. Я осторожно поглядела на Глеба.

– Ну… проходите, – негромко сказал он. Я оглянулась – в прихожей хоть маленькую свадьбу играй. Пробормотала себе под нос:

– Боюсь, заблужусь.

– Идите на голос! – посоветовал Глеб, улыбаясь до ушей. И чего лыбится, чему радуется?

Буров уже вовсю хозяйничал, опустошая холодильник. Сунул мне упакованную в целлофан ветчину.

– На, режь!

– Может, закажем чего-нибудь? – спросил Глеб. Буров отмахнулся.

– Да не напрягайся! Мы ж по-простому…

– Да, Глеб Анатольевич, мы на минутку, – подхватила Таня, которой тоже было не по себе. – Мы не хотели вам мешать…

Буров вручил ей сыр.

– Строгай!

Глеб открыл бар и начал задумчиво изучать его содержимое. Откуда-то издалека доносились восторженные громкие вздохи Галочки – она совершала турне по шефовской квартире. Разделение труда, подумала я, ожесточенно терзая ветчину. Глеб сноровисто доставал бутылку за бутылкой – он явно переоценивал наши возможности. Таня так же энергично кромсала различные деликатесы, добытые Буровым. Сам Буров вскрывал консервные банки и уволакивал их в комнату.

Посреди прекрасного вечера Татьяна вдруг вспомнила, что у нее существует семья, и засобиралась домой. Мы хором возмутились ее тираном-мужем, и Таня, слабо посопротивлявшись, согласилась на фальшивое алиби. Домой к ней звонила Галочка. Голосом примерной школьницы младших классов она долго извинялась, что, сорвав с работы, буквально закатав в ковер, как восточную невольницу, увезла его любимую жену справлять свой с мужем юбилей: ”Десять лет, вы же понимаете!”. Да-да, ее доставят домой, да-да, проводят, ах, простите, все получилось так спонтанно… Потом вступила Таня. Пару раз кивнув, пару раз дадакнув, она повесила трубку и застенчиво нам улыбнулась. Ура, вскричали мы и уволокли ее обратно на “юбилей”. Интересно, выдержит ли Галочка хоть с одним из своих мужей такой огромный срок?

Танцевать с Буровым – это все равно что танцевать с осьминогом, только и успеваешь возвращать его руки на положенное место. Я покосилась на вторую парочку – Галочка покачивалась в нежных объятиях шефа – и внезапно устав, сказала:

– Пошли покурим!

Буров готовно согласился. Я заняла любимую шефовскую позицию на подоконнике – на моем и консервная банка не поместится, не то что чья-то задница. Предупредила:

– Только форточку открой, а то Глеб бросил.

– Да? – Буров выколупывал из пачки последние сигареты. – А ты откуда знаешь? Вчера выяснили?

– Нет, раньше.

– Да-а-а? – Буров щелкнул зажигалкой. Прикурил, выдыхая дым над моей головой. Его рука заскользила по моей коленке.

– Бу-уро-ов! – угрожающе сказала я, отдирая его ладонь – она поддалась, но только для того, чтобы переместиться мне на бедро. – Руки прочь от моей задницы! Ну, Буров!

– А?

Засмеявшись, он наклонился, прихватывая громадной лапой мой затылок, и поймал губами рот. От него пахло спиртным и табаком, но целовался он будь здоров, и я не сразу спохватилась. Уперлась руками в его твердую горячую грудь – это было все равно, что спихивать с дороги танк. Отпустил он меня только когда в кухне зажегся свет – да и то не сразу. Отпустил, слегка отодвинувшись, подмигнул темным пьяным глазом и затянулся изрядно прогоревшей сигаретой. Я глянула поверх его могучего плеча на Глеба – тот застыл на пороге со стаканами в руках, словно раздумывая, не податься ли ему обратно. Решил, что не стоит, и, сказав на ходу:

– Извините, – прошел к мойке. Я слезла с подоконника и поспешно ретировалась с кухни.

Таню провожали долго и упорно, с неоднократными возвращениями к столу, чуть ли не с песнями-плясками. Наконец мужики пошли усаживать ее в вызванное такси. Ну все – если ее еще пару раз поцелуют на прощание – девушка будет счастлива все выходные. Я поглядела на напевавшую Галочку. А мы-то что? Двое на двое? Я вообще-то на такой расклад не рассчитывала – несмотря на все мое уважение к нашим начальникам.

– Галь, – сказала я осторожно. – А тебе домой не пора?

– Не-а… у меня дома ни-ко-го!

– У меня, в общем-то, тоже… – пробормотала я. – Но мне пора.

С трудом разыскала свою сумку. Так, а где зонтик? Надев плащ, я бродила по глебовским хоромам в поисках где-то оставленной косметички, а нашла вернувшегося хозяина. Глеб окинул меня скептическим взглядом. Судя по его ясности, большую часть тостов шеф все-таки умудрялся пропускать – несмотря на всю бдительность Бурова.

– Наташа? – спросил спокойно.

– Я домой.

Он помолчал.

– Вас ждут?

– Нет.

Он кивнул и спокойно забрал у меня сумку.

– Снимайте плащ.

– Глеб…

– Я все понял. А теперь снимайте плащ и идемте обратно к столу. Мы с Сергеем мужики умные.

Звучало это, конечно, очень… успокаивающе.

– Ничего себе сексодром!

Мы разглядывали спальню, которую Глеб определил под “девичью”. Галочка со знанием дела подпрыгивала на кровати, я просто бродила, открыв рот, туда-сюда, дотрагиваясь до стен, штор, мебели, кровати. Мимоходом приоткрыла ящик прикроватной тумбочки, заглянула и быстро задвинула. А ты что ожидала там увидеть? Сказки Андерсена?

В дверь постучали.

– Войдите! – радостно вскричала Галочка. Заглянул Глеб.

– Не спите? Полотенца и халаты в ванной. Зубные щетки в шкафчике. Если что-то еще будет нужно…

– Да, Глеб, я хотела спросить… – Галочка махом оказалась возле двери, шагнула, увлекая хозяина в коридор. Как это она быстро опустила “вы” и отчество… Я весь вечер на этом спотыкалась. Я оглянулась со вздохом. Ну что, умываться и спать? И какого лешего осталась? Людям только мешаю… Вернулась напевавшая Галочка, взяла сумочку и пошла в ванную. Так, это наверняка надолго, я пока полежу…

Среди ночи жутко захотелось пить – объелась соленого. Я посидела на кровати, прислушиваясь. Сквозь плотные шторы пробивался шорох не прекращавшегося дождя и сочился слабый свет фонаря. Тихо посапывала Галка. Из комнаты “мальчиков” доносился чей-то звучный храп. Ну ладно. Я натянула свитер и, утопая подошвами в ворсе, двинулась в ночной поход. Падающий откуда-то неяркий свет – ночник? – не дал мне заблудиться. Я посидела в туалете, разглядывая потолок – со шваброй в руке не допрыгнешь… Так, а здесь, кажется, нужно завернуть налево и будет кухня. Я завернула налево и вросла в пол.

На кухне, удобно устроившись на низком диванчике под мягким светом лампы, сидел Глеб и с карандашом в руке изучал какой-то журнал. Он поднял голову, молча посмотрел на меня. Чувствуя себя ужасно неловко, я пробормотала:

– Я… пить…

И еще пару раз для верности махнула рукой в сторону раковины, словно он был глухонемым или иностранцем. Глеб мягко поднялся, налил стакан воды из белого матового кувшина. Пока он это проделывал, я спешно пыталась натянуть на колени свитер – он всегда казался мне длинноватым, но не теперь… Глеб протянул мне стакан, не трогаясь с места. Пришлось все-таки перешагнуть порог кухни. Пока я пила, Глеб прислонился спиной к столу. Я скосила глаз – он смотрел на стакан, будто считал глотки. Я немедленно поперхнулась, закашлялась и зажала себе рот, услышав, как в соседней комнате смолк храп Бурова. Кивая и утирая выступившие слезы, вернула стакан Глебу.

– Спасибо, – и остро ощущая его взгляд, отправилась вон. Уже на пороге меня застиг голос Глеба.

– Наташа.

– А?

Он все еще держал стакан на ладони, словно взвешивал.

– Посидите со мной.

Я застряла на пороге. Глеб добавил, ставя стакан на стол:

– Если вы, конечно, не очень хотите спать.

Какой “спать”! Сна ни в одном глазу и он это видит. Сбежать сейчас – все равно что расписаться в трусости. Я молча повернулась и села на второй диванчик – через низкий стол от Глеба. Снова попыталась натянуть свитер на голые коленки. Глеб взял со своего места плед, передал мне.

– Спасибо.

Он открыл холодильник и уставился внутрь, похоже, пытаясь собраться с мыслями.

– Хотите чего-нибудь?

А как же! Удрать от тебя подальше.

– Нет.

– Может, конфеты будете?

Вот жук! Заметил, как я пожирала его конфеты. Трудно было не заметить…

– Конфеты буду, – обреченно сказала я.

– И кофе, – сам для себя решил Глеб.

– Не уснете.

Он пожал плечами.

– Завтра выходной.

Пока он колдовал над джезвой, я придвинула поближе его журнал и обрадовалась:

– Кроссворд!

Глеб оглянулся, сказал осторожно:

– Так, для отдыха…

– А я люблю! – радостно сообщила я. – У меня даже книжка такая есть: справочник для кроссвордистов.

Глеб с мгновение смотрел на меня, подняв брови. Подошел к дивану и, вытащив откуда-то из его недр пухлую книгу, торжественно вручил мне.

– О! И вы!.. А можно поотгадывать, пока вы кофе варите?

– Ни за что! – сурово сказала Глеб. – Дайте сюда.

– А давайте вслух!

– Сейчас, – Глеб поочередно заглядывал в джезву и в журнал. – Так, где я остановился? Вот… у-гу… пляж?

– Сколько букв?

– Пять.

– Песок. Лежак. Океан.

Глеб заглянул в журнал и перебросил его мне, подхватывая правой рукой джезву.

– Пишите, – сказал обвиняюще. – Вы знали!

– Нет, честное слово! Мне немного…

– Много и не получится. Подождите, осядет… Так. Мэрилин… молчите, сам знаю! Вот эти с шоколадной начинкой.

Я поджала под себя ноги, и, навалившись на стол, заглянула в журнал. Глеб методично заполнял клетки.

– Ну так нечестно! – возмутилась я. – Дайте же мне!

– Я к вам только как к профессионалу…

Он тоже уселся поудобнее, согнув одну ногу и привалившись плечом к спинке дивана.

– Морская птица.

– Альбатрос?

– Пеликан?

– Сами вы пеликан! – сердито сказала я. Глеб тихонько рассмеялся. Я перевернула журнал к себе.

– А вот здесь нужно “о”, а не “а”.

– Где? Ну нет, я точно знаю, что “а”.

– А давайте поспорим?

– А давайте!

– А на что?

Я засунула подтаявшую конфету в рот и облизала пальцы. Глеб посмотрел, внезапно протянул руку и провел большим пальцем по моим губам. Вздрогнув, я отдернула голову.

– Шоколад, – спокойно пояснил Глеб. – Так на что спорим?

Мы с затруднением смотрели друг на друга. Глаза у Глеба сейчас казались почти черными.

– Если проиграю, ставлю вам большую коробку конфет. Согласны?

– Ну… да. А я что?

– Если вы – на неделю даете отставку всем своим поклонникам.

Я открыла рот, и Глеб подначивающе засмеялся:

– Сумеете продержаться?

– А вам-то от этого какой прок? Думаете, резко повысится моя работоспособность?

– Думаю, вам стоит отдохнуть. Вспомните, когда вы в последний раз проводили вечер одна?

– Согласна, – деловито сказала я, протягивая руку. – Но только чтобы в коробке не меньше килограмма!

– Но чтоб ни одного претендента ближе ста метров! – предупредил Глеб.

Мы торжественно пожали друг другу руки и вновь уткнулись в журнал.

– …И что они имели в виду? Чердак? Крыша? А что вам не нравится в мужчинах, с которыми вы знакомитесь? – спросил Глеб так рассеянно, что я машинально заглянула в кроссворд – не следующий ли это вопрос. Глеб поднял глаза, и я автоматически выпалила:

– Раскладушка!

Он, похоже, тоже хотел для верности заглянуть в журнал, но удержался:

– В смысле?

– Ну, в смысле, как у Жванецкого: “А он ей норовит подножку – и на раскладушку!” Почему я должна укладываться буквально с первым встречным? Я же человека для жизни ищу, а не чтобы перепихнуться… Тем более, после этого мужчины почему-то считают, что женщина – их собственность и начинают качать права…

– Но, в принципе, что здесь такого? – сказал Глеб. – Мужчине нравится женщина, он ее желает…

– Это все-таки чердак!

– Почему?

– Потому что здесь явно крыса. Ничего не имею против, но хочется отношений, которые начинаются так… со взглядов. Или вы думаете, если все прекрасно ночью, все будет замечательно и днем?

Глеб хлебнул кофе и заметил:

– Разве нам с вами ночью плохо?

– Увиливаете от ответа?

– Нет, развиваю тему. Честно говоря, надоело уже переворачивать журнал туда-сюда. Может, вы все-таки пересядете? Или мне к вам?

Волоча за собой плед, как шлейф, я перешла на его сторону. Удобно примостилась на толстом диванном валике. Сказала с удовлетворением:

– Вот наконец-то я смотрю на вас сверху вниз!

Глеб откинулся на спинку дивана, поглядывая на меня.

– Вам это нравится?

– Непривычно. А вам?

– Я так на вас смотрю?

– Разумеется. Вы же начальник, я от вас зависю… завишу… ну! испытываю зависимость.

– Лучше бы вы ко мне испытывали привязанность.

– Что, нравится, когда вас любят?

– Хорошо, что вы меня хотя бы терпите.

– Ну что вы, Глеб Анатольевич! – протянула я елейным голосом. – Ну как же вас не любить – с вашим-то ангельским характером!

Шеф одобрительно кивнул и пододвинул мне конфеты.

– Молодец, заслужили!

Мы еще фыркали, когда Глеб проделал некий маневр – мягко сдвинулся влево, обнимая меня за талию и непринужденно положив ладонь на мое колено. Я растерянно глядела на него сверху – плохо у меня с реакцией в последнее время – а шеф уже говорил приветливо:

– Присоединяйтесь, Галя.

Что-то не так у Глеба с этим порогом, просто какая-то геопатогенная зона, все не решаются через него переступить. Сейчас там маялась Галочка. Выглядела она, как всегда, обалденно: макияж как свежий (а может, и свежий?), рубашечка аккуратно расстегнута в стратегических местах – в общем, воплощение женственности и сонного очарования… Я мигом раздумала избавляться от глебовской руки на своем колене. Деловито сунув очередную конфету в рот, кивнула:

– Мы тебя разбудили? Заходи, чего стоишь?

У Галочки в глазах появилось очень странное выражение.

– Да нет уж… простите, что помешала, Глеб Анатолич…

Мы проводили ее взглядами.

– Похоже, она к вам приходила, – шепотом сообщила я без малейшего раскаянья.

Глеб не стал ломаться.

– Похоже.

– Извините тогда.

– За что?

– Ну… помешала.

– Спасли.

Я с интересом посмотрела на него сверху – Глеб водил пальцами по моему колену, но, по-моему, чисто рефлекторно. Где опять этот чертов плед?

– Трудно поддерживать деловую дистанцию с привлекательными женщинами, – объяснил он.

– То-то я смотрю, вы так измучены! – посочувствовала я. – Может, теперь отодвинетесь? Я уже вас спасла.

Он задрал голову.

– Вам неудобно?

– Да. И еще мне пора спать.

– Обиделись?

– Нет. Просто не знаю, что теперь ей говорить.

– А вы обязаны перед ней отчитываться?

– Можно, я встану?

– Не обижайтесь. Я не хотел портить вам жизнь.

Ну да, просто хотел избежать трудностей в своей жизни… Я посмотрела в его лицо. Глаза Глеба мягко светились. И я в первый раз как следует почувствовала, что он рядом, даже слишком рядом, что его рука ласкает мое колено, что сейчас мы вдвоем, не считая храпящего Бурова и Галочки в дальней комнате… Не знаю, какие мысли полезли в голову Глеба, но он опустил руку и не шевельнулся, когда я поднялась с дивана. Я быстро оглянулась на пороге – Глеб смотрел в стол.

– Спокойной ночи.

– Спасибо за компанию, Наташа…

Галочка дышала тихо – спала или делала вид. Ну извини, подруга, в другой раз! Я осторожно улеглась на свой край, натягивая тонкое одеяло. Вновь вспомнила голос, смех, взгляд, прикосновение… Мысли явно приобретали опасный характер. Гнать их взашей, Глеб же ясно предупредил, что не терпит служебных романов! Да и мне не нужны сложности – хотя бы в виде легкой влюбленности в собственного шефа. Я свернулась в клубок, строго приказав себе: ”Спать!”. И, как ни странно, себя послушалась…

Открыв глаза, я долгое время пялилась на темную шторину. Сквозь нее с трудом продирался серый день. Где это я? Попыталась повернуться – сзади завозились – и я замерла, враз ощутив обнимавшую меня тяжелую руку и горячее голое тело за своей спиной. Господи помилуй, но я же вчера не пила! Очень осторожно повернула голову, скосив робкий взгляд.

Глеб спал. Некоторое время я созерцала его, судорожно перебирая в памяти вчерашние события. Амнезией я до сих пор не страдала – тем более, в трезвом виде. Но как и когда он здесь оказался? И где Галка? Я вновь попыталась шевельнуться, Глеб что-то забормотал, утыкаясь губами в мой затылок, ладонь его скользнула по моей груди – я замерла – и легла на живот, притягивая меня к себе еще ближе. От него несло жаром, как от хорошей печки. Я смутно припомнила, что когда ночью стало холодно, придвинулась ближе… как я тогда считала – к Галочке. Глеб вздохнул и задышал ровно. Я – делать нечего – закрыла глаза, успокаивая бьющееся сердце, и незаметно задремала сама.

Стало холодно. Я завозилась, подтыкая под спину одеяло, подняла голову с подушки. Глеб сидел неподалеку и смотрел на меня припухшими со сна глазами.

– Доброе утро, – сказал, приглаживая взлохмаченные волосы.

– Доброе, – осторожно согласилась я.

Он перехватил мой быстрый взгляд и медленно, словно еще сонно, улыбнулся.

– Извините. Не привык спать в своей кровати одетым.

А, вообще-то, как вы в ней очутились, Глеб Анатолич?.. Я заоглядывалась.

– А где?..

– Галя?

Он сказал, как само собой разумеется:

– У Сергея. Так что…

Он пожал плечами, не договорив. Ну конечно, не на пол же ему ложиться, в собственном-то доме… Как-как! Пришел да лег – вот как. И не отдвинулся, когда к нему ночью прижалась голая женщина.

Он повернулся ко мне спиной, спуская ноги с кровати, встал. Чувствовал, что я слежу за ним, потому и не торопился – стесняться ему было нечего. Крепкий, поджарый, любо-дорого смотреть. Когда он, наконец, натянул джинсы и свитер и повернулся, я невинно увела глаза в потолок.

– Поспите еще, – посоветовал негромко. – У вас круги под глазами.

И прикрыл за собой дверь. Утренний комплимент! Сначала заставляет полночи с ним кроссворды разгадывать, а потом еще и критикует! Правда, что ли, круги? Я села, с опаской косясь на дверь, огляделась. А, вот зеркало! Придирчиво осмотрела себя – все в пределах моей обычной нормы…

Через час все собрались на кухне – Глеб сосредоточенно разливал всем кофе, Буров, как всегда, маялся головой, Галочка мрачно молчала, я старательно ни на кого не смотрела… Прямо утро стрелецкой казни!

Допив кофе, я засобиралась домой. Глеб помог мне напялить плащ. Засунув руки в карманы, молча наблюдал, как я запихиваю в сумку косметичку и зонтик. Сказал неожиданно, подхватывая куртку:

– Я вас провожу.

Я моргнула. Ну да, еще не выпустят без его соизволения. Мы молча съехали вниз, прошли мимо охранников, Глеб рассеянно им кивнул, я пробормотала: “здрасьте-до свидания”. Думаю, вряд ли меня приняли за девочку по вызову – скорее за бедную родственницу. Глеб открыл передо мной дверь, вышел следом. Я огляделась и вдруг поняла, что не знаю, куда идти. Приехали-то мы на Бурове, темным вечером…

– Автобусная остановка за углом, – подсказал наблюдавший за мной Глеб.

– Ага. Спасибо. До завтра.

– Подождите, я провожу.

– Да не надо!

Он мотнул головой, засунув руки в карманы куртки.

– Прогуляюсь. Дождь-то перестал…

И правда, хотя день оставался серым и хмурым, дождя не было. Ночной ветер подсушил асфальт и лениво переворачивал багровые истлевающие листья.

Я молча повернулась и пошла – что я могла сказать? Ах, нет-нет – и в бега? Пусть идет. Тем более, недалеко, вон уже остановка. А дом у него удачно расположен: вписался в тихий старый двор, и не подумаешь, что рядом шумная центральная улица.

Глеб нагнал меня в два шага.

– Я бы подвез, но сами понимаете – мне сейчас за руль…

– Да все нормально!

– Может, такси?

– Спасибо, Глеб Анатольевич, – чопорно ответствовала я. – Я не спешу.

Похоже, он воспринял мои слова как предложение подождать. Подпер плечом столб, провожая взглядом проезжавшие мимо машины. Несколько минут мы гипнотизировали дорогу, словно пытаясь телепортировать автобус из неведомой дали.

– Так, – наконец поставил диагноз Глеб. – У них сейчас обед.

Я взглянула с сомнением.

– Обед?

– Ну, ланч, второй завтрак, что там еще… Вы давно не гуляли по городу?

– Гуляла?

Еще пара таких переспросов – и он решит, что у меня что-то не в порядке со слухом. Или с головой.

– Ну да, гуляли – так, без цели, без походов в магазины…

Я задумалась.

– Давно.

– И я давно, – оживился Глеб. – Давайте пройдемся пару остановок. Кстати, вы проиграли!

Я перестала безнадежно пялиться вдаль.

– В смысле?

– Я сегодня проверил по словарю – как и говорил, буква “а”. – Глеб вздохнул насмешливо. – Просто не представляю, как вы выдержите неделю в одиночестве!

Я приуныла.

– Значит, конфет мне не видать как собственных ушей?

– Могу выдать утешительный приз – шоколадку.

– Ну, на безрыбье… где шоколад?

Глеб показал пальцем.

– Продержитесь сотню метров до киоска? Вы голодная или просто сладкое любите?

– Просто.

– Конечно, фигура позволяет…

Чувствуя, что начинаю краснеть, я поспешно наклонилась – убрать прилипший к каблуку лист. Да уж, мою фигуру он знает теперь не только в пригляд, но и на ощупь! Выпрямилась и обнаружила, что Глеб задумчиво изучает витрину обувного магазина.

– Зайдем? – и, не дожидаясь ответа, толкнул зеркальную дверь. К нам тут же устремилась здешняя “пиранья”, приветственно оскалив цепкие белые зубы.

– Добрый день, что вас интересует?

Глеб с любопытством озирался.

– Нас интересуют женские осенние туфли, – он рассеянно взглянул на меня. – Размер тридцать седьмой, удобные и…

– Гле-еб!.. – прошипела я, дергая его за рукав.

– А?.. модель обговорите сами.

– Присаживайтесь, – пиранья мигом смекнула, кого из нас ей слушаться. Затравленно поглядывая на шефа, я опустилась на банкетку. Мне уже волокли коробки.

– Примерьте эту пару…

– Да я на них даже не встану!

– Ну хотя бы модель попробуйте.

Господи, сроду не вставала на такие каблучищи – разве что в ранней юности! Как бы голова не закружилась от высотной болезни. Глеб с интересом наблюдал за моими мучениями. Развлекался. Ах ты…

Мне не подходило решительно ничего – ни цвет, ни каблук, ни размер; пятка терла, взъем хлюпал, палец жало… Я вовсю вошла в роль избалованной дамочки, которую хлебом не корми, а дай показать ее изысканный вкус и не менее изысканную стервозность. Притомившаяся пиранья улыбалась уже с явным усилием. Я все ждала, когда же кончится ее безграничное терпение, но единственное, что она себе позволила, притаскивая очередную партию коробок, было:

– Сложная нога у вашей…

Она кинула на меня оценивающий взгляд, не зная, какой статус мне присвоить. Выкрутилась:

– …вашей дамы.

Глеб, склонив голову набок, рассматривал очередную пару туфель.

– Красивые у нее ноги… Вот!