Когда мне становилось невыносимо холодно, я закрывала глаза и представляла, как горячая кровь проникает до самых кончиков пальцев, неся с собой спасительное тепло.
Не сказать, чтобы озноб отступал полностью — было немного легче. Магии моей хватало ненадолго, так, чтобы руки перестали трястись.
Я поплотнее запахнулась в мантию, наклонилась, пошевелила кочергой начавшие затухать поленья. Камин пахнул жаром, но прогреть стылый дом, наверное, было под силу только пожару. Тем более сейчас, когда ветер то и дело швырял в помутневшие окна пригоршни крупных дождевых капель и проникал в комнату через неведомые щели в каменной кладке.
В Дессийских Перевалах зима шесть месяцев в году, сырая, ветреная и промозглая. Иногда из низких грязных туч лепит снег, влажный и неприятный, он быстро тает, и на земле остаются лужи. Потом они подмерзают, и тогда невозможно ходить. И ветер, непрекращающийся западный ветер, который того и гляди сорвет черепицу с крыши или повалит пару деревьев. Еще холод, но к холоду я притерпелась, особенно с помощью нашего смотрителя Фила. Я просто имею в виду, что он обеспечивал нас дровами, чтобы в камине горел огонь. Этот кабинет хотя бы отапливался, исключение, сделанное для директора Школы.
В том, что ты временно исполняешь директорские обязанности, есть свои плюсы.
За окном была ночь, передо мной лежала куча работы. В прямом смысле куча — несколько классных журналов, которые мне необходимо внимательно просмотреть, а потом выписать в отдельный реестр студенток, чья успеваемость совсем уж плачевна, и штук пятнадцать служебных записок от преподавателей. Слава Сущим, они касались моей привычной работы администратора, а не требовали немедленного вникания в какие-то вещи сложнее.
Мои прямые обязанности просты. Вовремя закупить провиант и учебные материалы, рассчитать, чтобы всего хватило до весны с небольшим запасом. Проследить за ремонтом, рассчитаться с поставщиками и строителями. Обеспечить учебный процесс — расписание, занятость преподавателей, оборудовать классы и спальные комнаты. Все это надо успеть до того, как дороги будут закрыты. Работы много, но я не жаловалась: в любом другом месте я делала бы что-то одно, здесь я изучала на опыте все, что только возможно, и, конечно, это должно мне зачесться в будущем. Когда я, к примеру, подам заявление на вакансию администратора в Доме Правительства или в Центральной государственной клинике.
Сейчас забот у меня прибавилось: классные журналы и отчисление студенток с плохой успеваемостью повесили на меня. Объективно, потому что я, в отличие от преподавателей, лицо незаинтересованное. Не то чтобы отчислить их нужно прямо сейчас, нет, только весной, когда дороги откроют, экипажи перестанут разваливаться и вязнуть в непролазной грязи. Несколько месяцев, в течение которых мне предстояло следить за студентками, а им — либо исправить свои показатели, либо окончательно все завалить.
До недавнего времени это делала директор. А теперь я, кутаясь в мантию, смотрела на суровые профили Сущей и Сущего, по местному обычаю прося их даровать директору здоровья как можно скорее. Судя по тому, что новостей из столицы не поступало, Сущие не слишком прислушивались к моим робким мольбам.
Госпожа Рут Рэндалл была в почтенном возрасте, когда не проходят бесследно многочисленные ушибы и перелом шейки бедра. До самых экзаменов ждать ее в Школе не стоило. И обеспечить нужный уход мы ей не могли. Я вздохнула, поставила напротив оценки одной из студенток жирный вопросительный знак и занялась докладными и просьбами, которые я рассматривала как администратор. В дополнительном обогреве класса анатомии отказать… Я сверилась с бюджетом: средств на это нет, а что Кора Лидделл, преподаватель анатомии, мерзнет, так пусть оденется потеплее или на собственном примере покажет студенткам, как должна действовать греющая магия. Для класса концентрации закупить новые маты. Потом, когда дороги откроются, сейчас подождут, у Нэн Крэйг было время, чтобы все заказать заранее.
Я нацарапала две резолюции: за себя и за госпожу Рэндалл, отложила служебные записки в специальный лоточек. Завтра преподаватели их разберут и прибегут ко мне выяснять отношения. А я опять им скажу, что денег нет и доставить уже ничего не успеют. Все заявят, что на меня некому жаловаться, и снова начнутся разговоры о том, как могла госпожа Рэндалл свалиться с лестницы. Как? Да легко, если с потолка натекла огромная лужа, а директор ее в темноте не увидела.
И вообще состояние Школы требовало ремонта… А денег — денег на это не было.
Я встала, подошла к окну, выглянула наружу, ничего во тьме не увидела толком. Прямо перед парадным подъездом болтался на кривом столбе одинокий бледный фонарь, и света он давал слишком мало, его мотало ветром из стороны в сторону, он ударялся о столб, выхватывал очертания стен и деревьев из темноты… Из-за этого фонаря и произошел второй несчастный случай. Это было до того, как госпожа Рэндалл попала в больницу, может, поэтому жандармы ко мне и не придирались: смету на ремонт перед учебным годом она сократила, а ведь я включила туда этот проклятый фонарь.
Выходить с наступлением темноты я студенткам, конечно же, запретила. Но фонарь все равно стоило укрепить, а еще лучше — подумать, чем можно заменить ненадежную большую парафиновую свечу.
Я вернулась к столу, быстро набросала служебную записку самой себе и поставила в копию Фила. Старик умел находить необычные решения — он мог и в этот раз подсказать что-то дельное.
У меня неплохая реакция и достаточно крепкие нервы. Я могла беспомощно закричать или броситься вон из сторожки, но я вместо этого коротко размахнулась и ударила гостя по руке фонарем.
Я била изо всех сил, но размах оказался недостаточным, а фонарь — слишком легким. Гость только вскрикнул — мне показалось, больше от неожиданности, чем от боли, и отпрянул в сторону. Я кинулась наутек, надеясь, что успею не только выскочить, но и закрыть за собой дверь сторожки снаружи.
— Стойте! — сдавленно окликнул гость. Похоже, ему было больно, но агрессии в его голосе не прозвучало. — Стойте же!
Я остановилась и обернулась. Если он собирался на меня напасть, мог это сделать без предупреждения. Бегал он все равно быстрее меня. Фонарь я не выронила и теперь издалека светила на гостя, тот морщился.
— Возьмите же, — пробурчал он, протягивая мне нечто блестящее. То, что меня так напугало. Я опустила фонарь ниже, всмотрелась и поняла, что никакой это был не нож. — Возьмите и прочитайте, у меня руки мокрые.
— Думаете, у меня они сухие? — Меня передернуло — от холода, но гость, вероятно, принял это на свой счет. Я подошла, передала ему фонарь, взяла металлический тонкий тубус и трясущимися руками раскрутила его.
Свиток я чуть не выронила. Собственная неловкость раздражала, а озноб заставлял нервничать. Я сунула обе половинки тубуса в карман мантии, развернула свиток и поднесла его к фонарю.
Из-за этого мне пришлось встать к гостю поближе.
«Государственный Учебный Совет и Совет Попечителей направляют господина Эдгара Лэнгли для временного исполнения обязанностей директора Школы Лекарниц до возвращения Дамы Рут Рэндалл».
Я перечитала текст дважды и подняла голову. Высокий мужчина, темные волосы, не слишком короткие, как у монахов, не настолько длинные, как у столичных щеголей. Мокрые, разумеется. Худощавое, выразительное лицо, темные глаза — цвет я рассмотреть не могла, — и Советы прислали этого господина для исполнения обязанностей директора?
— Я ничего не знаю о вашем приезде, — холодно сообщила я в очередной раз и подумала, что Арчи давно пора перехватить свою рюмочку и вернуться. Не много помощи от старика, но не один на один с этим человеком. Эдгар Лэнгли. Хорошо. — Документ выглядит подлинным.
Я кривила душой: отличать настоящие документы я умела, это было несложно, если знать, на что обращать внимание — несколько переплетений на гербовой печати.
— Вам должны были сообщить, — немного растерянно улыбнулся Лэнгли, и я опешила. Сначала я отметила его выдержку, теперь — улыбку. Рискованно, очень рискованно. — Вы?..
— Стефани Гэйн, — представилась я. — Администратор Школы и временно исполняющий… частично… те обязанности, которые приехали исполнять вы.
— Тогда в самом деле странно, — заметил Лэнгли, и мне показалось, что ничего странного он не видит. Не сообщили и ладно, тоже проблему нашла. — Но, я думаю, мы все прояснили. Проводите меня?
Я вернула назначение, сунув его снова в тубус и подумав мельком, что стоило сначала показать его кому-нибудь из более опытных преподавателей. Больше всего мне не хотелось снова выходить на улицу, но фонарь я забрала и, кивнув, пошла к выходу. В этот момент дверь открылась, и на пороге показался Арчи. От него явственно попахивало настойкой, но трезвый или не очень, Арчи легко обходился без фонаря в любую тьму.
— Госпожа директор, кто этот человек?
Зато по его речи сразу стало понятно, что одной рюмкой он не ограничился.
— Новый директор, господин Лэнгли, — ответила я, покосившись сначала на самого Лэнгли, затем на Арчи. Обоим было, кажется, все равно, потому что Арчи пожал плечами и ворча пошлепал в свою каморку.
— Ливень-то какой, ливень, и на лестнице опять натекло, — бухтел он.
Я, поморщившись, пригласила жестом Лэнгли следовать за собой. Что-то в его облике казалось мне странным, и дело было не только во внешности.
— Вы отпустили экипаж? — спросила я только для того, чтобы не молчать неловко, и ступила под ливень. Хуже, чем было, мне стать уже не могло.
— Он был почтовый, — спокойно пояснил Лэнгли. — Последний, если вы не ждете кого-то еще.
Мы никого не ждали. Почту практически никто не получал, редкие письма привозили с поставщиками, почтовые кареты на моей памяти заезжали к нам раз пять. Слишком большой крюк.
Я старательно пряталась в мантию — сама не понимая, от дождя или от Лэнгли. Меня не оставляла мысль, чем и о чем думали оба Совета, отправляя в нашу Школу на должность директора такого…
Красавца, если называть вещи своими именами. А проще было поступить именно так, потому что у меня были только триста ярдов, чтобы собраться, и проблема была не во мне.
Школа Лекарниц — почти монастырь. Когда-то она была частью монастыря, но лет сорок назад от пострига студенток пришлось отказаться. Возражать начало Священное Собрание, особенно когда лекарниц стали обучать принимать роды, — это считалось достойным только повитух, но никак не монахинь, а затем, когда лекарское дело включило не просто облегчение болей, но и элементарную хирургию, вопрос с постригом был снят окончательно. Лекарницы давали клятву помощи всем, кто к ним обращался, а в число нуждающихся входили, естественно, не только женщины и малые дети, но и мужчины.
— Вы не знаете? — Я приложила все силы, чтобы голос прозвучал ровно, будто ничего особенного Лэнгли не спросил. — Вам не сказали об этом ни в одном Совете?
Лэнгли неожиданно обернулся, и мы встретились взглядами. Было светло в освещенной газовыми лампами комнате, и я смогла не просто взглянуть ему в глаза, но и воспользоваться представившейся возможностью рассмотреть его.
Это было безумие чистой воды. Теперь он еще и улыбался, немного озабоченно, но улыбался, искренне и широко. Глаза его мне показались синими, но я тут же отвела взгляд и села в кресло.
— Мне сказали, что Школа срочно нуждается в руководстве, — Лэнгли прекратил улыбаться, стал серьезным, но дружелюбие в голосе никуда не исчезло. — Признаться, я не преподаватель и даже не ученый маг. Просто чиновник.
«Просто чиновник», — передразнила я. И я бы не удивилась, если бы узнала, что этого «просто чиновника» выгнали из столицы только за то, что все остальные чиновники немыслимо ревновали к нему собственных жен.
— В таком случае вам будет непросто заменить госпожу Рэндалл, — я попыталась обратить все в шутку. Больше от собственного внезапного смущения. — Ее дисциплина открыта, и если честно, меня беспокоит… Вас тоже должно беспокоить как директора, сэр, что у студенток не будет преподавателя. Но госпожа Рэндалл единственная, кто мог взять на себя этот предмет.
— Что она преподавала? — уточнил Лэнгли.
Несмотря на его улыбку и красоту, он начал меня пугать, и куда больше, чем тогда, когда я решила, что он накинется на меня с ножом.
— Кармическую диагностику, — ответила я. Где-то пропал с ужином Фил. — Не то чтобы это серьезный предмет, но учитывая, что девочкам нужна хоть какая-то практика…
Я не договорила и сделала это сознательно. Лэнгли, если он действительно Лэнгли, а не кто-то еще, должен был узнать о Школе хоть что-то. Но он не знал.
— Если я правильно понимаю, то это предмет, который как-то связан с прошлыми жизнями?
Мне захотелось встать и подтащить кресло поближе к камину, но одна мысль, что мне придется повернуться к Лэнгли спиной, теперь ужасала.
Да, кармическая диагностика — предмет, который госпожа Рэндалл включила в программу специально, пройдя курс в столичной больнице. Но кармическая диагностика применялась редко, Лэнгли, если он сам или кто-то из близких не был серьезно болен, вполне мог деталей не знать.
— Это вид диагностики, который учитывает возможные прошлые жизни пациента… Самое сложное в этом предмете — концентрация на пациенте и руническое и астрологическое выяснение его кармы, потому что ее влияние на вероятность заболеваний и осложнений в текущей жизни более или менее систематизировано, — я постаралась не щелкать зубами. От накатившего вновь приступа озноба, не от страха. — К счастью, предмет не входит в число обязательных на экзамене, хотя в акушерстве он учитывается...
— Это магия, — серьезно сказал Лэнгли. — Вы ведь тоже не ученый маг? И, как мне кажется, даже не здешняя?
Я про себя хмыкнула, подумав, что же могло меня выдать.
— Я почти всю жизнь прожила в Анселских Долинах. Моя мать вышла замуж за отчима, когда мне было всего три. — Я поморщилась — зачем я вообще вдаюсь в такие подробности, он ведь явно спросил не об этом. Но Лэнгли меня не перебивал. — Окончила курс университета по специальности «Общее администрирование». Два года проработала в администрации бургомистра в Катри, а потом увидела эту вакансию. Администрирование в Школе — богатый опыт плюс жалованье, сложно было устоять.
Дверь скрипнула, в комнату вошел Фил. Поднос он тащил такой, что мне пришлось встать и помочь ему, а особенно — убрать со стола бумаги. Часть я сгребла в ящик, часть оставила на столе. Лэнгли без малейшего смущения пересел в рабочее кресло, и я заметила, как Фил косится на мокрые кресла. «Только бы он ничего не сказал», — взмолилась я.
Но Фил ушел, и мне показалось, что сделал он это охотно, хотя вообще был любопытен и новости Школы старался не пропускать. Возможно, Лэнгли пугал не только меня.
Я успокоила себя, сказав, что бояться нечего. Если он не напал на меня сразу, то в Школе не будет этого делать точно. Здесь много людей, есть преподаватели-маги, и сильные маги, если на то пошло. Но это если сам Лэнгли не врет и не является ученым магом, но смысл? Школа Лекарниц — не то место, где можно поживиться, а с такой внешностью его сложно заподозрить даже в удовлетворении излишков страсти.
Лэнгли же с аппетитом принялся за еду. Фил расщедрился, так что я удостоилась великолепной улыбки и предложения присоединиться к трапезе. Мне все еще было холодно, поэтому отказаться я не смогла, по крайней мере, от чая. И хотя обычно я не могла пить живой кипяток, сейчас сделала исключение.
— Так что с девочкой? — опять спросил Лэнгли, и интересовался он всерьез, это было не праздное любопытство. — Сюда приезжала жандармерия?
У него стал настолько озабоченный вид, что у меня мелькнула мысль — а не собирается ли он просто скрыться здесь от жандармов? Это было бы очень логично. Если допустить, что он фальшивомонетчик или мошенник, бумага из Советов легко объясняется.
Но если он хочет скрыться, то опасаться его нечего.
— Несчастный случай, — сказала я в чашку. Мне даже лицо убирать от горячего пара не хотелось. — Вы, наверное, заметили наш фонарь? Он и так светил слабо, а в тот вечер стекло разбило ветром, огонь погас, и девочка, возвращаясь из теплиц, не заметила торчащий из земли корень, запнулась, упала и ударилась головой прямо о камень. Студенткам запрещено выходить с наступлением темноты, а я думаю, что сделать с этим фонарем, пока не пострадал кто-то из преподавателей…
— Су-ущие, — опять простонала Нэн и все-таки села, подтянув на себя одеяло. — Молодой? Это уже очень странно.
— У него назначение из обоих Советов, и оно выглядит подлинным.
— Тут тебе, конечно, видней, — признала Нэн. Потом она растрепала рукой волосы, потянулась. — Раз подлинное, зачем ты меня разбудила?
— Он подозрителен.
Нэн вздохнула, посмотрела на меня. В темноте ее глаза мерцали, только что не светились, а выражение лица говорило о том, что она не настолько удивлена, как я ожидала. И Нэн ждала подробностей.
— Нэн, он… — Как это объяснить? — Он вызывает желание с ним откровенничать.
Нэн в ответ на это захныкала и с размаху упала обратно на подушки.
— Стефани, — умоляюще произнесла она, — не начинай повторять ерунду за газетчиками. Никакая магия не позволяет влиять на разум другого человека. Тебя смущает то, что он красив? Я оценю его завтра, м-м… — Она усмехнулась. — Или то, что он ничего не удосужился узнать о Школе? Что он пренебрег своими обязанностями? Так скажи, как много преподавателей хорошо ведут свой предмет?
Теперь вздохнула уже я. Нэн затронула скользкую тему, и пусть она могла спокойно говорить со мной, не опасаясь, что я передам кому-то детали, и также не опасаясь, что ее выгонят за недоверие ко всему преподавательскому составу, я настолько раскрываться была не готова.
Да, преподаватели — выпускницы Высшей Женской Школы. Они преподавали так или иначе лекарское дело, не будучи сами ни лекарницами, ни врачами. Все попали сюда разными путями, и я опять задумалась, почему в Школе оказалась сама Нэн.
— Не ищи тайн там, где их нет, — посоветовала мне Нэн. — Здесь не столица. Это не место для исполнения заветных желаний и покорения карьерных высот. Может быть, его сослали сюда потому, что чья-то супруга повелась на смазливое личико…
Такая мысль была у меня самой. То, что сейчас Нэн подумала так же, меня не успокоило.
— Или он проворовался. Или попался на взятке. Стеффи, не перебирай варианты, воспользуйся лучше возможностью пересмотреть бюджет. Мой класс остался без матов.
Она повернулась набок, давая понять, что разговор окончен. Нэн была для меня загадкой, я не знала, устала ли она или просто не хочет об этом говорить. В чем я была точно уверена, так это в том, что она не злится за то, что я ее разбудила. Нэн, пожалуй, лучше прочих справлялась со своей дисциплиной — концентрацией, и для нее не составляло труда заснуть за пару минут так же крепко, как она спала до этого.
Я встала с ее кровати, взглянув на оставшееся мокрое пятно. Если Нэн ночью сунет сюда ноги, то даже этого не заметит, потому что один из способов обеспечить себе безупречный сон — убедить себя в абсолютном комфорте. Магия Нэн была гораздо сильнее моей, мне ни разу не удавалось внушить себе, что мне тепло, мягко, уютно, что мне не мешают ни свет, ни звуки…
Зная, что Нэн не отвлечется от концентрации, если она уже не заснула, я зажгла лампу на столе и принялась раздеваться. Ветер как будто этого ждал, начал колотиться в окно комнаты, и мой и без того продрогший бок обдало ледяным сквозняком. Ежась, я стащила платье, ботинки, чулки и белье, вынула заколки из волос, нащупала полотенце и кое-как подсушила голову. Потом откопала под одеялом длинную ночную рубашку, влезла в нее — она была школьная и бесконечно мне велика, но в ней возможно было спать, не трясясь от холода, — после чего, заранее дрожа и предвкушая муки, юркнула под одеяло в ледяную кровать. И думала я вовсе не о том, что надо было бежать не к Нэн — она проявила удивительное равнодушие! — а к кому-нибудь из старших преподавателей.
Может быть, они оказались бы более чуткими. Но в любом случае у меня было время до завтра.
Если Лэнгли сейчас украдет что-нибудь и сбежит, буду ли я виновата? Скорее — нет, поверят моим словам, что у него было назначение, даже разбираться не станут.
Если он нападет на кого-то из девочек? Тут сложнее, но студентки поднимут крик. Да и Фил по обыкновению, наверное, не спит, а ходит по дому и латает дыры. Работы ему хватит теперь до утра.
Мне было очень мерзко и зябко, но я через силу вытянула ноги и руки, глубоко вздохнула. Теперь сконцентрироваться, как учила Нэн: мне становится теплее и теплее, пальцы ног наливаются теплом и тяжестью, ступни наливаются теплом и тяжестью, щиколотки наливаются теплом, голени… и дальше — все согласно упрощенной анатомии. В которой я была не слишком сильна. Все — до самой шеи, и не пропустить ни одну часть тела. Нэн использовала другую технику — более быструю, ту самую, с горячей кровью, которая мне давалась с трудом и которой не хватало надолго. Чем сильнее твоя магия, тем проще тебе жить…
Спать, например, и тут, как раз на бедрах, мысли мои опять ускакали. Концентрацию надо было начинать сначала, но я подумала о другом.
В доме была тишина. Кроме шума дождя за окном, я совсем ничего не слышала. Интересно, Лэнгли позовет Фила и попросит его нагреть воды? Или справится сам? Он не ученый маг, но где пределы того, что он может?
И как он это будет использовать?
Нэн спала как ни в чем не бывало, меня же ноги сами вынесли из комнаты. Теплый халат я натягивала уже в коридоре. В одной рубашке меня могли увидеть разве что чопорные преподаватели, и хотя осуждение было гарантировано, в тот момент я думала совсем не о нем.
Грохот раздался со стороны холла, я выбежала на лестницу, пытаясь понять, наверху или внизу что-то случилось. Что-то металлическое опять зазвенело, я прислушалась — все-таки наверху, и бросилась туда.
Я была не одна такая смелая: из крыла студенток доносились встревоженные голоса, ночью, в гулком доме, казалось, что это говорят и шуршат призраки. Первое время меня это пугало, потом я привыкла. Сейчас, что бы ни произошло, девочки были лишние.
Но не случилось ничего страшного. На полу холла третьего этажа была лужа, и наверняка вода протекла по стенам и потолкам до первого этажа. В луже валялись старая лестница, два стула и металлический ковшик, а из прорехи в потолке болтались ноги Фила.
— Фил! — крикнула я. Ноги шевелились, значит, он был как минимум жив. — Фил, ты в порядке?
— А, госпожа директор, — Филу точно было плевать на все назначения всех Советов в мире. — Я нашел, откуда течет, это слив с крыши, так вот он насквозь проржавел, и все льется на наши головы. Проклятые крысы, госпожа директор! И мне нужно, чтобы кто-нибудь поставил обратно лестницу!
За спиной взволнованно перешептывались и переговаривались. Я оглянулась — студентки из самых отчаянных и неспящих, конечно, поднялись наверх. Развлечений и событий в Школе так мало, что даже два несчастных случая не смогли занять все внимание хотя бы на пару месяцев.
А вот преподавателей не было, кроме Почтенной Антонии Лоры Джонсон, и она подслеповато щурилась, потому что оставила очки на тумбочке.
— Стефани, детка, — прошамкала старуха. Челюсть она, разумеется, тоже не удосужилась вставить. — Кто там висит?
— Это Фил, госпожа Джонсон, — вздохнула я и взглядом выцепила из толпы девочек покрепче. — Торнтон, Мэдисон, Трэвис, поставьте, пожалуйста, Филу лестницу.
Студентки недовольно подчинились. Госпожа Джонсон опомнилась.
— Они же раздеты, Стефани, детка, — возмутилась она. — Фил их увидит. Какой позор.
— Поставьте лестницу и марш в комнаты, — скомандовала я. — А вы, — я махнула рукой остальным, — марш сейчас же! Ну, быстро!
Все притворились, что ничего не слышали. Госпожа Джонсон принюхалась: видела она прескверно, особенно в полутьме, но различала нас всех по запаху. То, что она унюхала, ей не понравилось.
— Опять эти кошелки дрыхнут! — каркнула она, подразумевая преподавателей. — Помяни мое слово, Стефани, детка, одна куколка Нэн спит как положено, остальные опять налакались! А вы что стоите? — крикнула она на студенток. — Кому было сказано — вон пошли! Тупицы, тьфу!
Самые младшие испуганно начали пробираться из передних рядов в задние, но вряд ли они действительно собирались уйти. Торнтон, Мэдисон и Трэвис кое-как поставили лестницу, и стало очевидно, что так нам Фила не вытащить.
Девочки отошли к дверям, госпожа Джонсон вытянула шею.
— Он так не слезет, да, Стефани?
Я помотала головой, судорожно думая, что предпринять. Неизвестно, как у Фила вышло взгромоздить на лестницу стулья, но одно было ясно точно — нам это повторить не удастся.
Фил сучил ногами. Он уже понял, что лестницу поставили, но нащупать ее никак не мог.
— Не пытайся слезть, Фил, — попросила я. — И не дергайся. Ты упадешь. Мы что-нибудь придумаем…
Девочки в дверях захихикали. Госпожа Джонсон сердито напустилась на них с нотациями о скромности, милосердии и послушании.
— Выше я пролезть тоже не могу, госпожа директор! — воззвал ко мне Фил, оставив бесплодные попытки. — Там прямо над моей головой эта труба, я ее залатал немного, но на меня уже капает!
В подтверждение его слов из прорехи пролилась струйка воды. Студентки взвизгнули.
— Заткнулись, курицы вы безмозглые, или будете оказывать ему лекарскую помощь, и попробуйте пропустить хоть царапину, всем поставлю низшие баллы! — опять проорала госпожа Джонсон. В этот момент девочки поспешно расступились, и на первый план вышел совсем не тот человек, которого я ожидала и надеялась тут увидеть.
Арчи или, на худой конец, Криспин, от которого было не много помощи, но это был Лэнгли, и, судя по всему, он даже не думал ложиться. Госпожа Джонсон прокашлялась, и к шуму ливня и кряхтению Фила добавились изумленные приглушенные стоны и шепот.
— Кто? — встрепенулась госпожа Джонсон. — Дурачина, во что вырядился и где это взял? — Она опять понюхала воздух и возмущенно повернулась ко мне: — Стефани, детка, я говорила не пускать этого дурака в наше крыло? От него пахнет дымом! — И накинулась на опешившего Лэнгли: — Ты спишь в кабинете госпожи Рэндалл? А кто тебе разрешил? Ты меня понимаешь, бестолочь?
Кто-то из девочек прыснул. Мне тоже было смешно, но я сдержалась.
Госпожа Джонсон называла преподавателей курами — не в бровь, а в глаз. Все повскакивали с мест, заплескали руками как крыльями, одна тучная Кора Лидделл замешкалась, опрокинув стул и чей-то поднос.
— Как пропала? — растерянно переспросила я. — Вы… может, она в туалете? В ванных комнатах?
Я понимала, что девочки обязательно должны были там посмотреть. Торнтон быстро закивала:
— В туалетах и ванных комнатах, и внизу, и наверху, где младшие. И… и в классах. Ее нигде нет.
— Она не могла сбежать в это время года, это безумие, — Нэн уже стояла рядом со мной, хмуря лоб. — Она не первый год здесь и знает, что ей никуда не добраться. Впрочем, я посмотрю в конюшне. Если пропала лошадь, то, возможно…
Она не договорила, а госпожа Лидделл, растолкав остальных преподавателей, протиснулась к нам и уставилась на Торнтон и Честер, уперев руки в бока.
— Я знаю эту мерзавку, — объявила она, — не удивлюсь, если она прихватила что-то из Школы. Госпоже Гэйн прямо сейчас стоит проверить, все ли деньги на месте!
Торнтон отступила на шаг, Джулия Эндрюс, преподаватель грамматики, зашипела как кошка, и мне показалось, что она готова вцепиться Лидделл в волосы.
— Деньги под присмотром господина директора! — я повысила голос, потому что знала — в кипящий котел брошена драконова смола. — Не надо паники!
Никто не паниковал, напротив, у всех преподавателей в глазах горел живейший интерес. В Школе действительно мало событий, наши дамы как змеи, слипшиеся в клубок. К студенткам большинство равнодушны… из собравшихся в столовой сейчас — большинство.
— Верно, не надо, — Нэн сохраняла присутствие духа. Она сжала мое запястье и сразу же отпустила. — Я схожу к Криспину. Если у него исчезла лошадь, по его крику я это узнаю, как только выйду за дверь. Стефани, Джулия, будет лучше, если вы еще раз поищете Мэдисон. Вас, дорогая Кора, не прошу, поберегите здоровье, как же мы будем без вас.
Нэн выскочила за дверь, а Кора Лидделл, оскорбленно постояв с разинутым ртом, наконец закрыла его и, гордо задрав голову, вернулась к завтраку. Торнтон тихонько хихикнула: Нэн студентки любили, и то, как она поддела скандальную Лидделл, их не могло не порадовать.
— Торнтон, Честер, пойдем, — распорядилась я и посмотрела на Джулию. Выглядела она встревоженно. — Я боюсь…
— Не будем пока думать о худшем, — посоветовала Джулия, и я согласно кивнула. Мы обе прекрасно понимали, что повисло невысказанным, и обсуждать при студентках это были совсем не намерены.
Мы вышли из столовой. В коридоре толпились девочки, от самых младших до старших, увидев нас, они заволновались еще больше, но я только махнула рукой.
— Все на занятия! Преподаватели сейчас придут в классы.
Мы прошли мимо них, вышли в холл первого этажа. Посредине гордо стояло наполовину полное ведро, возле него валялась грязная тряпка.
— Джулия, — попросила я, — иди наверх в спальни, я посмотрю в классах и лазарете. — Потом я повернулась к Торнтон. — Мэдисон точно легла вчера спать?
— Раньше нас, госпожа Гэйн, — она опустила голову. — Мы еще подождали, пока все заснут, точнее, хотели подождать, ну… но уснули сами… А Мэдисон сразу легла.
— Может быть, у нее были проблемы? — я попыталась заглянуть Торнтон в глаза. Мне казалось, она что-то скрывает. — Занятия? Или с кем-то из вас?
Торнтон помотала головой так уверенно, что меня это сбило с толку.
— Нет, госпожа администратор, — Честер тоже была убедительна. — У нее плохие оценки по анатомии, но это потому, что к ней цепляется госпожа Лидделл. Если не верите, спросите у Почтенной Джонсон, Мэдисон лучшая по акушерству!
— Она хорошо себя чувствовала? — опять спросила я.
— Да, госпожа Гэйн. — На этот раз ответила Торнтон. — Вы же знаете, Мэдисон даже не простужалась, несмотря на то, что здесь холодно. Она привыкла.
Я этого не знала. Мне было известно только, что Мэдисон родилась в одном из работных домов и что ее мать, в отличие от остальных родителей и опекунов студенток, не избавилась от нее как от обузы или паршивой овцы, а воспользовалась своим тяжелым положением прачки и отдала дочь в благотворительное заведение — научиться чему-то менее изнурительному, чем ее собственный труд. Мэдисон появилась здесь задолго до меня, когда ей было двенадцать, и была действительно старательной. Я ни разу не видела ее в списках на отчисление.
Я вздохнула и отпустила Торнтон и Честер. В холл выходили студентки, и они не торопились расходиться по классам, мне пришлось остановиться и подождать, пока они отправятся на занятия.
Я шла в крыло, в котором были кабинет и спальня госпожи Рэндалл. Теперь — кабинет и спальня Лэнгли, но именно Лэнгли я оставила напоследок, сама не зная почему. Мне следовало сказать ему в первую очередь, что пропала студентка, но я решила, что должна сначала проверить.
— Это просто несчастный случай.
Все кругом было как в плотном тумане. Такой бывает здесь ранней осенью, когда нельзя даже выйти на улицу, ничего не видно на расстоянии вытянутой руки и звуки доносятся приглушенно.
— Это несчастный случай, Стеффи, — повторила Нэн. — Бедный Криспин.
Я не понимала, как она могла быть настолько в этом уверена. Лэнгли серьезно сказал:
— Вы ведь госпожа Крэйг, верно? Преподаватель? — Нэн кивнула, и он продолжил: — Я попрошу вас пройти туда со мной. И… госпожа Гэйн, будет лучше, если об этом пока никто не узнает.
Я посмотрела на Нэн. Это было невероятно странно.
— Я сам скажу, когда все увижу.
— Стеффи, ты не могла бы заняться девочками? — Нэн сняла с шеи тонкую цепочку с ключиком. — В столе — мои тетрадки, сегодняшняя тема заложена красной лентой. Уверяю, там ничего сложного, ты справишься.
Со стороны я выглядела глупо. Стояла и хлопала глазами и не могла ничего сказать, хотя вопросы просто рвались. Много вопросов, но вместо этого я покорно кивнула, взяв ключик, и проводила взглядом исчезнувших за дверью Лэнгли и Нэн.
Какого же хвоста Нечистого? Нэн преподаватель! Это моя обязанность — администратора! — отправиться с Лэнгли, хотелось мне завопить им вслед, но я промолчала, как будто бы так и надо. Потом я окоротила себя: какой от меня прок? Нэн маг посильнее, она разбирается хоть немного в том, как давно человек умер. Практика замещать заболевших преподавателей в Школе была в чести…
И я, если честно, совсем не хотела видеть доброго, наивного, шумного Криспина мертвым.
Я повернулась и пошла в класс. Девочки, увидев меня, притихли, вероятно, ждали, что я что-то скажу им про Мэдисон, но про Мэдисон словно все забыли, и я в том числе, и я сама себе испугалась. Сначала я была с Лэнгли слишком откровенна, теперь я стала подчиняться его приказам, будто не имею собственной воли?
Я сглотнула, стараясь прогнать ощущение мерзкого холодка внутри, и решительно подошла к столу. Девочки наблюдали, как я открываю ящик и достаю записи Нэн. Почерк у нее был отвратительный — в Высшей Женской Школе учили красиво писать, но, похоже, Нэн таким образом проявляла тихий бунт.
— Что вы проходили в прошлый раз? — спросила я, не поднимая головы от тетради. — Госпожа Крэйг говорила, какая тема занятия?
— Мы учились работать с роженицами, госпожа администратор, — ответила Торнтон, а я мысленно застонала. Я не видела в своей жизни ни одни роды и понятия не имела, что там вообще может быть.
— Хорошо, — пробормотала я. Классный журнал был в кабинете Лэнгли, я не собиралась туда сейчас заходить. — М-м…
— Госпожа Гэйн, вы нашли Мэдисон?
Честер смотрела на меня умными, бесконечно красивыми синими глазами. Я встретилась с ней взглядом и подумала, что для дочери внезапно обедневшего, а потом и скоропостижно скончавшегося купца Школа Лекарниц была лучшим выходом. Для замужества Честер была в то время еще слишком мала, а о другой судьбе было страшно помыслить.
— Нет, Честер. Ее ищут. Давайте вернемся к теме занятия, — предложила я. Мне самой тоже лучше было отвлечься. — Расскажите мне, как помогает концентрация при… — Я покосилась в тетрадку и с трудом разобрала каракули Нэн. — При схватках.
Девочки хихикнули. Очевидно, я сморозила глупость, но сделала вид, что так и надо.
— Роженица при схватках испытывает сильные боли, — зачастила Честер, вскочив с мата на ноги, — и задача лекарницы — сделать так, чтобы она не мешала нормальному течению родов. Для этого необходимо, чтобы роженица дышала правильно, и лекарница должна сконцентрироваться на ее дыхании… — Она выдохнула и, кажется, на этом ее познания себя исчерпали, потому что она оглянулась на Торнтон. — Хорошая практика, когда одной рукой лекарница берет роженицу за руку, а другую кладет на живот и заставляет роженицу дышать в нужном ритме. Лекарница дышит вместе с ней, таким образом… ну, все идет как надо.
Я медленно кивнула. Так это или нет, Нэн мне сообщить не сочла нужным, даже заметки не оставила. Но сама логика предмета подсказывала, что Честер еще не закончила.
— Для чего нужна концентрация лекарницы?
— Для того, чтобы сосредоточиться на сокращениях матки и правильно рассчитать дыхание.
Я опять кивнула и прямо на полях тетрадки написала «Честер — 10». Если я ошиблась, то Нэн сама виновата.
— Кто-то может что-то еще сказать?
— Сильная лекарница может контролировать дыхание роженицы с помощью концентрации, — Торнтон поднялась, отряхнув юбку. — Так, чтобы она очень глубоко вдыхала при начале схватки и медленно и сильно выдыхала, помогая себе тужиться.
«Что?» — чуть не вырвалось у меня. Нэн уверяла, да и не только она, что никакое магическое воздействие на другого человека невозможно в принципе. Поэтому я с сомнением посмотрела на Торнтон, а потом — на Честер. Еще одна девочка, Боунс, подняла руку.
Я поспешила выскользнуть из класса. Чем меньше услышат девочки, тем лучше.
И как только я закрыла за собой дверь и обернулась, то поняла, что не всегда худшее — то, что предполагаешь. Реальность может оказаться куда кошмарнее.
— Госпожа администратор, — зашептала Мэдисон, — простите. Я думала, что я успею на занятие.
Я смотрела на нее расширившимися от ужаса глазами, сознавая, что гибель Криспина — не самое страшное, что могло сегодня произойти. Платье изорвано, руки в крови, в руках…
— Что это у тебя?
— Волчий корень, госпожа Гэйн. Его надо было успеть выкопать до того, как затопит низины. А у меня сегодня дежурство по кухне. Я… я сорвалась в овраг на обратном пути и еле выбралась, и корень бросить тоже не могла, я…
Она не плакала, не выглядела испуганной. Раздосадованной, и ей было, возможно, больно. Из Школы не отчисляли за нарушение дисциплины, а заставляли отрабатывать провинности — на кухне, в саду, в конюшне, в теплицах, в прачечной. И чем серьёзнее проступок, тем суровее наказание, но это все равно только время, проведенное за дополнительной нелегкой работой, потому что дежурства у девочек были всегда. Из персонала у нас были лишь повариха Люси, Арчи, Фил и Криспин.
Криспин — минус один.
Я махнула рукой и заглянула в класс.
— Поработайте над материалом прошлого занятия, я скоро вернусь.
У меня и сомнения не возникло, что никто не будет концентрироваться, но значения это не имело.
— Как ты вышла? — спросила я, стараясь не злиться. Мэдисон нашлась, это прекрасно, этому стоит радоваться. Она расцарапала руки, и раны лучше промыть, но не более. — Что была за спешка?
Ответить она не успела, я коротко постучала в дверь класса грамматики. Джулия повернулась ко мне, отрицательно мотнула головой, я в ответ сделала непонятный, но убедительный жест и кивнула за спину. Джулия просветлела и вернулась к занятию, будто я сообщила что-то абсолютно не значащее.
Я не винила ее, что она мне ничего не сказала. Потому что, так или иначе, Джулия проявила хоть какое-то беспокойство, остальным судьба Мэдисон была безразлична. И сама я никого не поставила в известность — нашла я Мэдисон, не нашла, где я вообще и почему я там оказалась, а гибель Криспина и приказ Лэнгли — оправдание так себе.
— Я подумала, что успею вернуться, — захныкала Мэдисон. Больше надеясь, что я не отправлю ее в прачечную на неделю. — Госпожа Коул согласилась сварить со мной одно снадобье…
Я буквально тащила ее на второй этаж, в кабинет акушерства и хирургии. Госпожа Джонсон была самым подходящим человеком. Ни лишних вопросов, ни издевательских ухмылок.
На лестнице Фил копошился с вёдрами. После ночного происшествия он не испытывал желания куда-нибудь лезть, а увидев нас с Мэдисон, сделал вид, что ничего не заметил. Я запоздало подумала, что это, весьма вероятно, не первая самовольная отлучка студентки из Школы даже за то время, что я работаю здесь, и то, что я об этом не знала, говорило только о том, как мало меня касалось все, кроме моей работы.
— Фил, я хочу, чтобы ты запирал чёрный ход, — распорядилась я, и мне было плевать, что сказал бы об этом Лэнгли. — На ключ. Постоянно.
Фил поставил ведро и кивнул, чем еще больше укрепил мои подозрения: Мэдисон не первая, и сейчас просто сезон — сам по себе опасность, и смерть маленькой Лайзы Кин.
— Сделаю, госпожа администратор.
Я не поверила, но мое дело было сначала приказать, потом — проконтролировать.
В классе акушерства и хирургии шло занятие, и госпожа Джонсон раздраженно отчитывала кого-то из девочек. Слышно ее было уже от лестницы.
— Детка моя, он у тебя уже умер! Не мучай покойника, два балла, один за сострадание, второй за красивые глаза! Бедняга Джонни, за полчаса уморили его четыре раза! Следующая, ты, вот не вижу тебя, ты кто?
Мэдисон хихикнула, потом потянула меня за рукав:
— Госпожа Гэйн, пожалуйста, я попрошу Торнтон обработать мои царапины! Со мной ничего серьезного, я просто руки ободрала!
Это я видела, но хотела убедиться, что все именно так, как она говорит.
— Ты кого-нибудь видела? — спросила я, хотя не поручилась бы за ее искренность. — Во сколько ты вышла?
— В четыре утра. Я все пыталась заснуть, а всем не терпелось обсудить, как спасали Фила. На улице шел такой ливень, что я поняла — если я не выкопаю корень сегодня, у меня уже ничего не получится. Это мой последний год в Школе, а я хотела научиться варить это снадобье. Стремительные роды — это очень опасная вещь, госпожа Гэйн…
Голос ее дрогнул, и я вспомнила, что говорила Торнтон. Может быть, Мэдисон и не лгала.
— Ты видела кого-нибудь?
— Нет, госпожа Гэйн. Вы про зверей? Они уходят к этому времени, им нечего есть, все затоплено...
«Он тронулся от этих смертей умом», — подумала я.
— Арчибальд, — мягко, в самом деле как человеку скорбному разумом, сказал ему Лэнгли, — Криспин, возможно, был вашим другом. Но поверьте, что это всего лишь несчастный случай.
— Третий случай! — Арчи выставил вперед руку с поднятым вверх указательным пальцем, для пущей убедительности потыкал чуть ли не в Лэнгли. — Третий, господин директор! Здесь нет жизни! Больше жизни здесь нет!
Лэнгли поверх его головы посмотрел на меня, но я ничем не могла помочь им обоим. Ни о каком древнем зле мне слышать не доводилось. Я была не уверена, что в принципе настроена вникать в байки и легенды. Не сейчас.
— Я буду жить здесь, — отрезал Арчи, быстро поклонился Лэнгли как директору и, шамкая что-то себе под нос, вышел, почему-то хлопнув на прощание дверью.
Я развела руками.
— Он помутился, — предположила я, — но если хочет, пусть живет. Фил может освободить ему комнатку на втором этаже, там даже есть окно и она хоть немного, но греется. И, простите, мне нужно раздать журналы преподавателям.
Лэнгли обернулся к столу, давая понять, что я вольна брать что угодно. Меня настораживал его взгляд.
— Это правда? Что Криспин погиб случайно?
— Как мне… как мы с госпожой Крэйг выяснили, он, скорее всего, поскользнулся на лошадином навозе и упал, напугав этим лошадь. Госпожа Крэйг сказала, что именно эта кобыла пугливая и достаточно нервная. На ее копыте действительно кровь… Но случаи похожи, верно?
«Мы с госпожой Крэйг». Меня покоробило это уточнение. Лэнгли словно специально подчеркнул это, но зачем? Замечания Нэн относительно лошади были важны потому, что она давно жила в Школе?
— Упала девочка, — продолжал Лэнгли, — потом Дама Рэндалл. Теперь Криспин. Вы верите в это древнее зло?
— Я знать не знаю ни о каком зле, — призналась я чуть более резко, чем следовало бы. Все еще чувствуя, как он на меня смотрит, я собрала журналы и прижала их к себе, будто закрылась. Не от зла, от самого Лэнгли.
— Я тоже не верю в легенды, — задумчиво произнес он. — А вот Арчибальд, кажется, верит. Знаете, что он сказал, когда прибежал за нами в конюшню? Он пришел как раз в тот момент, когда мы нашли тело Криспина. Он сказал, что ждал этой смерти. Глупо, да?
Я кивнула. Глупо, но что ожидать от старика, который почти всю жизнь провел в этой глуши?
— Он сказал, что видел это зло. И в ту ночь, когда погибла девочка, и потом, когда пострадала госпожа Рэндалл. И сегодня ночью видел его тоже — я так и не понял, когда именно, до моего приезда или позже, но какое это имеет значение?
Никакого, согласилась я про себя. Лэнгли хотел от меня чего-то добиться? Я первый раз в жизни слышала об этом древнем зле. А Арчи… Арчи мог не рассчитать количество настойки, только и всего.
— И не сказал, что это, как оно выглядит. По-моему, он боится говорить...
— Вы сообщите преподавателям? — больше напомнила, чем спросила я. Лэнгли отнесся к словам Арчи серьезнее, чем оно того стоило. — И… наверное, надо что-то сделать с телом?
— А что стало с телом девочки?
— Ее похоронили. — У меня появилось дикое, животное желание сбежать. Лэнгли был и спокоен, и озабочен одновременно, поэтому мне казалось, что я неправильно понимаю его. Где-то я ошибаюсь в том, что он чувствует или замышляет. — Здесь есть старое кладбище еще со времен монастыря. Я сейчас найду Фила и Арчи и…
— Филу я уже сказал, — остановил меня Лэнгли. — Он даже ведро уронил, но пошел за лопатой. — Он помолчал. — Сядьте, госпожа Гэйн. Я хочу спросить вас кое о чем.
За окном был день. Хмурый, холодный, слякотный, но день, пусть и начавшийся с очередной трагедии. В Школе было полно людей. Лэнгли не проявлял нетерпения, агрессии, злобы, и я не могла объяснить себе, почему я не хочу оставаться с ним один на один. Но спорить я не стала. Мне ничего не грозит, а пока он не скажет, чего хочет, я не узнаю совсем ничего.
Я и темноты не боялась.
— Расскажите мне, с кем мне придется иметь дело?
Только Лэнгли пугал все сильнее. Он вел себя так, как вести был не должен.
— Вы про преподавателей?
Лэнгли кивнул. Мне постоянно чудилось, что он порывается улыбнуться, но сдерживает себя. Поводов, действительно, не было.
Он тряхнул головой, прислонился к столу, хотя мог бы сесть, но не стал. Я сидела прямо, все еще прижав к себе журналы, и не знала, с чего начать.
Победило чувство, которое я даже не смогла верно назвать, оно проснулось во мне внезапно.
— Энн Крэйг, — проговорила я. — Маркиза Крэйг, ее титул действующий. Выпускница Высшей Женской Школы, преподает концентрацию, и я не знаю, почему она здесь.
Лэнгли наклонил голову. Ждет продолжения, поняла я, и торопить меня не собирается. В коридорах давно стало тихо — начались занятия.
Я недооценила госпожу Коул. А вот Лэнгли разбирался в людях не чета мне, потому что как только я входила в класс с журналами, на меня устремлялись упрекающие взгляды. Госпожа Лидделл была готова обвинить меня лично в гибели несчастного Криспина. Но никто ничего не сказал вслух, лишь после занятия все набились в небольшую преподавательскую комнатку и покорно выслушали сухую, безэмоциональную речь Лэнгли, больше напоминающую военный или жандармский рапорт. И непохоже, чтобы хоть кто-то испытал по этому поводу печаль.
Джулия кусала губы, но вряд ли дело было в Криспине, просто все это значило, что кому-то — а кому же еще, кроме студенток, — придется взять на себя заботу о лошадях. Госпожа Джонсон неодобрительно пыхтела, и не успела я озадачиться причиной ее недовольства, как она ее прямо озвучила: она хотела пойти и самолично взглянуть на тело. Спорить с ней Лэнгли не решился, наверное, после того, как я дала ей такую значимую характеристику, и в итоге мы отправились вчетвером — Лэнгли, Нэн, которой было интересно мнение более опытной госпожи Джонсон, сама госпожа Джонсон и я. Меня никто не звал, я пошла, пользуясь тем, что я оставалась администратором Школы, при госпоже Рэндалл или при Лэнгли.
Это было скверной идеей — смотреть на тело, я и не смотрела, отвернулась и ограничилась короткими замечаниями госпожи Джонсон. А ей было мало осмотреть самого Криспина, она наведалась и в конюшню и вынесла безоговорочный вердикт — его убила пугливая лошадь. Вот и след на копыте, и рана, бесспорно, соответствует.
Мне бы хоть немного ее уверенности! И умения не бояться того, что творится вокруг меня.
— Ты чем-то смущена, Стефани, детка? — спросила меня госпожа Джонсон, выбираясь из конюшни на улицу. — Сколько же дерьма, Сущие, сколько дерьма!
— Дерьма хватает, — согласилась с ней Нэн.
— Я про конюшню, девочка, — и госпожа Джонсон остановилась, чтобы заняться своей удивительной трубкой. — Но если подумать, то ты, вне всяких сомнений, права…
Я взглянула на них обеих. Лэнгли стоял позади нас и смотрел на сторожку Арчи. Туда перенесли тело Криспина, а Фил теперь под дождем копал ему последнее пристанище. Арчи за это время успел перетащить нехитрые пожитки в каморку, отведенную ему Филом, и, скорее всего, заливал горе настойкой, оставленной без присмотра.
— Вы что-то слышали о древнем зле?
Я хотела спросить совершенно иное. Например, как мог Криспин, который столько лет, с самого детства, ходил за лошадьми, так глупо погибнуть. Как могла его испугаться лошадь, которая знала его, наверное, по запаху и шагам. Почему вообще одна смерть за другой и можно ли считать происшествие с госпожой Рэндалл счастливой случайностью.
— Побойся гнева Сущих, детка, — госпожа Джонсон по старой привычке монахини дважды провела рукой от моего правого плеча к левому. — К чему сейчас поминать Нечистого? Тьфу ему на хвост.
— Я не об этом. — Она притворялась или действительно не поняла? — Арчи говорил о каком-то древнем зле.
— Это правда, — Лэнгли подошел к нам поближе. — Он заявил, что ждал этой смерти, что видел это зло каждый раз, когда что-то случалось…
— Ему надо рот зашить, — отрезала госпожа Джонсон. — Молодой человек, эти земли святые волей Сущих. Это монастырские земли, — снисходительно пояснила она.
— Вы умная женщина. — Лэнгли был серьезен. — Вы же понимаете, что монастырская святость не защитит от людского умысла?
Госпожа Джонсон по очереди посмотрела на него, на меня, на Нэн, потом на трубку, которая явно ее подводила из-за сырости и дождя, и глубокомысленно изрекла:
— Договоримся, юные господа, что если мы верим в некое зло, то признаем святость этих земель. Если мы не признаем святость, то не можем верить и в зло, так? В столице модно быть материалистом, хотя в мое время за это грозила каторга.
— Я верю в то, что видят мои глаза, — озабоченно возразил Лэнгли. — Три случая, а если считать госпожу Лидделл…
— Госпоже Лидделл надо поменьше жрать! — каркнула госпожа Джонсон. — И будьте последовательны, юноша, вы видели один-единственный труп!
Она сердито подобрала юбки так, что стали видны грубые кожаные сапоги, совсем не монашеские и вообще не женские, и пошлепала к Школе по лужам, не разбирая дороги.
— Она расстроена, — сказала Нэн и закуталась в мантию. Я взглянула на нее с завистью: у нее была дорогая, мягкая мантия, спасающая ее от дождя, а я промокла в очередной раз. — Мы все расстроены, каждый по своей причине. Считаете, что здесь небезопасно, господин директор?
Лэнгли пожал плечами. «Если бы я знал», — так я истолковала его жест, но я и сама не имела представления, что ответила бы на его месте.
Да, три жертвы, две смерти. Но — чьи жертвы? Не древнего же зла?
— Я ничего об этом не знаю, — продолжала Нэн. — Я про твой вопрос о зле, Стефани… Меня это безмерно удивило, но… пристрастия Арчи доведут и не до таких видений. Дерево, например…