Я недооценила госпожу Коул. А вот Лэнгли разбирался в людях не чета мне, потому что как только я входила в класс с журналами, на меня устремлялись упрекающие взгляды. Госпожа Лидделл была готова обвинить меня лично в гибели несчастного Криспина. Но никто ничего не сказал вслух, лишь после занятия все набились в небольшую преподавательскую комнатку и покорно выслушали сухую, безэмоциональную речь Лэнгли, больше напоминающую военный или жандармский рапорт. И непохоже, чтобы хоть кто-то испытал по этому поводу печаль.
Джулия кусала губы, но вряд ли дело было в Криспине, просто все это значило, что кому-то – а кому же еще, кроме студенток, – придется взять на себя заботу о лошадях. Госпожа Джонсон неодобрительно пыхтела, и не успела я озадачиться причиной ее недовольства, как она ее прямо озвучила: она хотела пойти и самолично взглянуть на тело. Спорить с ней Лэнгли не решился, наверное, после того, как я дала ей такую значимую характеристику, и в итоге мы отправились вчетвером – Лэнгли, Нэн, которой было интересно мнение более опытной госпожи Джонсон, сама госпожа Джонсон и я. Меня никто не звал, я пошла, пользуясь тем, что я оставалась администратором Школы, при госпоже Рэндалл или при Лэнгли.
Это было скверной идеей – смотреть на тело, я и не смотрела, отвернулась и ограничилась короткими замечаниями госпожи Джонсон. А ей было мало осмотреть самого Криспина, она наведалась и в конюшню и вынесла безоговорочный вердикт – его убила пугливая лошадь. Вот и след на копыте, и рана, бесспорно, соответствует.
Мне бы хоть немного ее уверенности! И умения не бояться того, что творится вокруг меня.
– Ты чем-то смущена, Стефани, детка? – спросила меня госпожа Джонсон, выбираясь из конюшни на улицу. – Сколько же дерьма, Сущие, сколько дерьма!
– Дерьма хватает, – согласилась с ней Нэн.
– Я про конюшню, девочка, – и госпожа Джонсон остановилась, чтобы заняться своей удивительной трубкой. – Но если подумать, то ты, вне всяких сомнений, права…
Я взглянула на них обеих. Лэнгли стоял позади нас и смотрел на сторожку Арчи. Туда перенесли тело Криспина, а Фил теперь под дождем копал ему последнее пристанище. Арчи за это время успел перетащить нехитрые пожитки в каморку, отведенную ему Филом, и, скорее всего, заливал горе настойкой, оставленной без присмотра.
– Вы что-то слышали о древнем зле?
Я хотела спросить совершенно иное. Например, как мог Криспин, который столько лет, с самого детства, ходил за лошадьми, так глупо погибнуть. Как могла его испугаться лошадь, которая знала его, наверное, по запаху и шагам. Почему вообще одна смерть за другой и можно ли считать происшествие с госпожой Рэндалл счастливой случайностью.
– Побойся гнева Сущих, детка, – госпожа Джонсон по старой привычке монахини дважды провела рукой от моего правого плеча к левому. – К чему сейчас поминать Нечистого? Тьфу ему на хвост.
– Я не об этом. – Она притворялась или действительно не поняла? – Арчи говорил о каком-то древнем зле.
– Это правда, – Лэнгли подошел к нам поближе. – Он заявил, что ждал этой смерти, что видел это зло каждый раз, когда что-то случалось…
– Ему надо рот зашить, – отрезала госпожа Джонсон. – Молодой человек, эти земли святые волей Сущих. Это монастырские земли, – снисходительно пояснила она.
– Вы умная женщина. – Лэнгли был серьезен. – Вы же понимаете, что монастырская святость не защитит от людского умысла?
Госпожа Джонсон по очереди посмотрела на него, на меня, на Нэн, потом на трубку, которая явно ее подводила из-за сырости и дождя, и глубокомысленно изрекла:
– Договоримся, юные господа, что если мы верим в некое зло, то признаем святость этих земель. Если мы не признаем святость, то не можем верить и в зло, так? В столице модно быть материалистом, хотя в мое время за это грозила каторга.
– Я верю в то, что видят мои глаза, – озабоченно возразил Лэнгли. – Три случая, а если считать госпожу Лидделл…
– Госпоже Лидделл надо поменьше жрать! – каркнула госпожа Джонсон. – И будьте последовательны, юноша, вы видели один-единственный труп!
Она сердито подобрала юбки так, что стали видны грубые кожаные сапоги, совсем не монашеские и вообще не женские, и пошлепала к Школе по лужам, не разбирая дороги.
– Она расстроена, – сказала Нэн и закуталась в мантию. Я взглянула на нее с завистью: у нее была дорогая, мягкая мантия, спасающая ее от дождя, а я промокла в очередной раз. – Мы все расстроены, каждый по своей причине. Считаете, что здесь небезопасно, господин директор?
Лэнгли пожал плечами. «Если бы я знал», – так я истолковала его жест, но я и сама не имела представления, что ответила бы на его месте.
Да, три жертвы, две смерти. Но – чьи жертвы? Не древнего же зла?
– Я ничего об этом не знаю, – продолжала Нэн. – Я про твой вопрос о зле, Стефани… Меня это безмерно удивило, но… пристрастия Арчи доведут и не до таких видений. Дерево, например…
Она говорила искренне. И все равно я чувствовала, что что-то не так. Но Нэн не обратила на мое полное сомнений лицо никакого внимания и ушла в Школу следом за госпожой Джонсон. Я постояла с полминуты, потом вздохнула и, усилием заставив себя не оборачиваться к Лэнгли, тоже пошла под крышу. Пусть протечную, пусть под этой крышей холода не меньше, чем снаружи, но там спокойнее. Безопаснее.
Потому что так считал Арчи, Нечистый ему под кровать.
Обычно у студенток по три занятия до обеда, а потом – дежурства и внеклассные задания, но иногда бывали исключения. И, хотя это было моей обязанностью, сегодня Джулия справилась без меня, распределив всех куда нужно. Девочки из младшего класса, весело щебеча, тащили мебель из молельни в котельную.
– Дурость! – Что Кора Лидделл окажется недовольна – можно было заключать пари. Если бы к ней посватался сам король, она нашла бы повод для возмущения. – Дурость удумали! Не хватит этого на растопку! – Потом она увидела меня. – Да скажите вы этой старой дуре, что нельзя так топить! Останемся без дров! Зима на носу!
– Кто дал распоряжение? – Я и так поняла, кого госпожа Лидделл имеет в виду, но сочла за лучшее сделать вид, что не имею ни малейшего понятия. – Не то чтобы это было бессмысленно, но Школа насквозь продувается ветром…
– Да наша монашка, Сущие возьми ее душу! Влетела и приказала тотчас протопить Школу, а так как вас вечно где-то носит, душа моя, то она велела вынести мебель из молельни!
Я выставила руки вперед, давая госпоже Лидделл понять, что она чересчур много себе позволяет.
– Что же, – смиренно ответила я, – госпожа Джонсон знает эти стены лучше. Может быть, это немного поможет избавиться от сырости.
– Да чему это поможет, Сущие, за что вы наказали меня! – она картинно воздела руки к потолку, развернулась и быстро куда-то ушла. Я стояла и думала, почему госпожа Джонсон вдруг озаботилась обогревом Школы.
Где она могла сейчас быть? У себя в классе? Лэнгли так и не пришел, и я решила, что он отправился к Филу.
Но еще можно было найти Арчи.
– Ты не видела Арчи? – спросила я пробегающую мимо студентку, та только мотнула головой. Это против школьных правил – она должна была остановиться и обстоятельно ответить мне, но сейчас шло что-то вроде мобилизации. Спасибо госпоже Джонсон.
Ее я действительно нашла в классе. Она сидела, уткнувшись в журнал, и выставляла оценки, тихо ругаясь себе под нос.
– Госпожа Джонсон? – позвала я. Разумеется, я не собиралась выговаривать ей за самоуправство, просто хотела узнать. – Вы приказали протопить Школу? Зачем?
– Зачем? – госпожа Джонсон удивленно вытянула шею и посмотрела на меня, словно не узнавая. – Да что ты, Стефани, детка, давно было пора!