Глава шестая

Госпожа Джонсон называла преподавателей курами – не в бровь, а в глаз. Все повскакивали с мест, заплескали руками как крыльями, одна тучная Кора Лидделл замешкалась, опрокинув стул и чей-то поднос.

– Как пропала? – растерянно переспросила я. – Вы… может, она в туалете? В ванных комнатах?

Я понимала, что девочки обязательно должны были там посмотреть. Торнтон быстро закивала:

– В туалетах и ванных комнатах, и внизу, и наверху, где младшие. И… и в классах. Ее нигде нет.

– Она не могла сбежать в это время года, это безумие, – Нэн уже стояла рядом со мной, хмуря лоб. – Она не первый год здесь и знает, что ей никуда не добраться. Впрочем, я посмотрю в конюшне. Если пропала лошадь, то, возможно…

Она не договорила, а госпожа Лидделл, растолкав остальных преподавателей, протиснулась к нам и уставилась на Торнтон и Честер, уперев руки в бока.

– Я знаю эту мерзавку, – объявила она, – не удивлюсь, если она прихватила что-то из Школы. Госпоже Гэйн прямо сейчас стоит проверить, все ли деньги на месте!

Торнтон отступила на шаг, Джулия Эндрюс, преподаватель грамматики, зашипела как кошка, и мне показалось, что она готова вцепиться Лидделл в волосы.

– Деньги под присмотром господина директора! – я повысила голос, потому что знала – в кипящий котел брошена драконова смола. – Не надо паники!

Никто не паниковал, напротив, у всех преподавателей в глазах горел живейший интерес. В Школе действительно мало событий, наши дамы как змеи, слипшиеся в клубок. К студенткам большинство равнодушны… из собравшихся в столовой сейчас – большинство.

– Верно, не надо, – Нэн сохраняла присутствие духа. Она сжала мое запястье и сразу же отпустила. – Я схожу к Криспину. Если у него исчезла лошадь, по его крику я это узнаю, как только выйду за дверь. Стефани, Джулия, будет лучше, если вы еще раз поищете Мэдисон. Вас, дорогая Кора, не прошу, поберегите здоровье, как же мы будем без вас.

Нэн выскочила за дверь, а Кора Лидделл, оскорбленно постояв с разинутым ртом, наконец закрыла его и, гордо задрав голову, вернулась к завтраку. Торнтон тихонько хихикнула: Нэн студентки любили, и то, как она поддела скандальную Лидделл, их не могло не порадовать.

– Торнтон, Честер, пойдем, – распорядилась я и посмотрела на Джулию. Выглядела она встревоженно. – Я боюсь…

– Не будем пока думать о худшем, – посоветовала Джулия, и я согласно кивнула. Мы обе прекрасно понимали, что повисло невысказанным, и обсуждать при студентках это были совсем не намерены.

Мы вышли из столовой. В коридоре толпились девочки, от самых младших до старших, увидев нас, они заволновались еще больше, но я только махнула рукой.

– Все на занятия! Преподаватели сейчас придут в классы.

Мы прошли мимо них, вышли в холл первого этажа. Посредине гордо стояло наполовину полное ведро, возле него валялась грязная тряпка.

– Джулия, – попросила я, – иди наверх в спальни, я посмотрю в классах и лазарете. – Потом я повернулась к Торнтон. – Мэдисон точно легла вчера спать?

– Раньше нас, госпожа Гэйн, – она опустила голову. – Мы еще подождали, пока все заснут, точнее, хотели подождать, ну… но уснули сами… А Мэдисон сразу легла.

– Может быть, у нее были проблемы? – я попыталась заглянуть Торнтон в глаза. Мне казалось, она что-то скрывает. – Занятия? Или с кем-то из вас?

Торнтон помотала головой так уверенно, что меня это сбило с толку.

– Нет, госпожа администратор, – Честер тоже была убедительна. – У нее плохие оценки по анатомии, но это потому, что к ней цепляется госпожа Лидделл. Если не верите, спросите у Почтенной Джонсон, Мэдисон лучшая по акушерству!

– Она хорошо себя чувствовала? – опять спросила я.

– Да, госпожа Гэйн. – На этот раз ответила Торнтон. – Вы же знаете, Мэдисон даже не простужалась, несмотря на то, что здесь холодно. Она привыкла.

Я этого не знала. Мне было известно только, что Мэдисон родилась в одном из работных домов и что ее мать, в отличие от остальных родителей и опекунов студенток, не избавилась от нее как от обузы или паршивой овцы, а воспользовалась своим тяжелым положением прачки и отдала дочь в благотворительное заведение – научиться чему-то менее изнурительному, чем ее собственный труд. Мэдисон появилась здесь задолго до меня, когда ей было двенадцать, и была действительно старательной. Я ни разу не видела ее в списках на отчисление.

Я вздохнула и отпустила Торнтон и Честер. В холл выходили студентки, и они не торопились расходиться по классам, мне пришлось остановиться и подождать, пока они отправятся на занятия.

Я шла в крыло, в котором были кабинет и спальня госпожи Рэндалл. Теперь – кабинет и спальня Лэнгли, но именно Лэнгли я оставила напоследок, сама не зная почему. Мне следовало сказать ему в первую очередь, что пропала студентка, но я решила, что должна сначала проверить.

Первый этаж этого крыла, помимо кабинета директора, занимали классы грамматики и концентрации, несколько подсобных помещений, спал в своей каморке Фил, находился небольшой лазарет на четыре места. Самая большая комната – зал приемов. Не балов, конечно, а приемов пациентов, которых тут не было никогда. Сорок лет назад в этом зале возносили молитвы Сущим, и госпожа Джонсон до сих пор называла его молельней. В любом помещении невозможно было спрятаться… но легко можно было спрятать.

В классе грамматики начинались занятия младших классов, и я заглянула туда в первую очередь, остановив девочек на пороге жестом руки, – пусто. Я наклонилась посмотреть под партами, но это было перестраховкой. В кабинете концентрации девочки – старший класс – уже расселись на старых продавленных матах, и я испытала укол совести. Я могла сама заказать маты, но решила, что кто-то сочтет, что это по дружбе, и посмотрит косо.

На меня и так смотрели частенько косо…

Молельню пришлось осматривать дольше. Тут до сих пор стояли алтари, и между ними и стеной оставалось достаточно места из-за возвышений для свечей, которые, конечно, никто не подумал рушить. За кафедрой преподавателя дисциплины – плотным рядом шкафы, за шкафами – почти ярд алтарного возвышения, столы для осмотра сдвинуты так, что можно спокойно улечься под ними, и никто тебя не заметит.

Я заглянула даже в камин, заставленный сломанными стульями. Фил предусмотрительно ничего не выбрасывал, потому что вся старая мебель могла при необходимости пойти на растопку.

Убедившись, что в молитвенном зале никого нет, я заставила себя сказать то, что боялась: я искала не спящую или плачущую Мэдисон. Я искала ее тело, как бы дико это ни прозвучало. Я подняла голову и посмотрела на текст молитвы, написанный на стене: «Когда Тьма опустится на землю с Небес, да оградит нас длань Сущей от Зла, убережет дыхание Сущего от искушения Нечистого…»

Лазарет был пуст. К Филу я осторожно постучалась, зная, что он днем, как правило, спит, но сегодня старика мучила бессонница. Он открыл дверь, глаза у него были красные, я спросила, растопил ли он камин в кабинете директора и не залило ли класс акушерства. Фил отнесся к вопросу нормально и ничего не заподозрил, а я тем временем успела осмотреть его крохотное логово. Здесь возможно было спрятать тело, но только по частям…

Я заглянула в туалет, оттуда испуганно выскочила студентка и побежала в холл – потом наверх, на занятия. Из-за закрытых дверей доносились голоса: студентки именно в этих классах остались без преподавателей, потому что Нэн убежала под дождь, а Джулия осматривала дом.

Наверное, подумала я, у нее успехи побольше. Это я тут копаюсь. Нэн тоже не было дольше, чем я могла ожидать.

Оставался директорский кабинет, и я мялась, не зная, стоит ли туда заходить. С одной стороны – Лэнгли директор. С другой – мы видели его всего несколько раз и то мельком. Может быть, он воспользовался своим положением.

Я решительно постучала. Лэнгли открыл сразу же, как будто ждал.

– Госпожа Гэйн! – И он, как мне показалось, был рад меня видеть. – Как хорошо, что вы заглянули, я никак не могу разобраться с…

– Господин директор, пропала студентка, – выпалила я не подумав. Лицо Лэнгли вытянулось. – Пока мы ищем, где она может быть. Вы видели ее вчера, это одна из девушек, которые были наверху…

Лэнгли кивнул, сделал шаг в коридор. Мне очень хотелось войти и посмотреть, что изменилось за эту ночь в кабинете и спальне, и то, что Лэнгли меня не пускал, насторожило.

– Когда она пропала? – спросил он.

– Девушки утром увидели, что ее нет, господин директор. Госпожа Эндрюс ее ищет. Это преподаватель грамматики. Нэн Крэйг тоже пошла искать – к нашему садовнику и конюху.

– Полагаете, она могла уехать на лошади? – уточнил Лэнгли, и я кивнула. – Пойдем посмотрим.

Я понятия не имела, на что он собрался смотреть. Он не знал Школу, хотя я не исключала возможности, что ночью он обследовал все помещения, которые пустовали. Но Лэнгли направился к центральному входу, встал напротив двери и какое-то время смотрел на лужицу возле порога.

– Плохо, что дверь открывали, – негромко заметил он. Меня удивило: чем плохо? Какая взаимосвязь? – Ветер всю ночь швырял дождь в мои окна, – он пояснял охотно, – они выходят на эту же сторону, и, видимо, дверь достаточно плотная, иначе натекло бы больше воды. Но преподаватель вышла… как вы назвали ее? Госпожа Крэйн?

– Крэйг, – машинально поправила я.

– Да, – Лэнгли кивнул. – И теперь мы уже не узнаем, выходила ли студентка ночью или нам надо искать ее в доме.

Замечание было настолько же очевидно, настолько и неожиданно, но я смогла только пожать плечами. Нэн уже давно пора вернуться.

– А если Мэдисон вышла через черный ход?

– Если здесь есть черный ход – надо проверить.

Согласиться я не успела. Дверь открылась нешироко, в щель проскочила Нэн, отряхиваясь, резкими движениями отжала волосы и посмотрела на нас.

– Ты нашла ее? – выдавила я.

– Нет, не нашла. И лошади все на месте.

У меня появилось ощущение, что Нэн собирается с силами.

– Тогда почему ты так долго?

Нэн отвечала мне, а смотрела на Лэнгли, и он так же пристально смотрел на нее.

– Искала Криспина.

– Нашла? – Мне это переглядывание совсем не понравилось. А Нэн было все равно – она продолжала сверлить взглядом Лэнгли, будто обращалась к нему за помощью.

– Я не лекарница и не врач, но мне хватило навыков убедиться. Лошадь пробила ему голову. Он мертв уже несколько часов.

Загрузка...