Сила любви

Глава 1

Для Кристофера Лаллека все складывалось как нельзя лучше. Был день зарплаты, к тому же его выходной, и сегодня ему предстояло наконец распрощаться со своей старой колымагой «чеви-нова» и пересесть за руль новенького «форда-эксплорера». Это была последняя модель Эдди Бауэра – четырехприводная, с четырехлитровым двигателем, кондиционером, встроенным проигрывателем компакт-дисков и кожаными сиденьями. Автомобиль цвета лесной земляники был просто неотразим. Итак, через час все необходимые документы будут оформлены, и Кристофер станет счастливым обладателем первого в своей жизни нового автомобиля. Дело оставалось за малым – заскочить в управление за жалованьем.

Он влетел на автостоянку возле полицейского управления Аноки и, взвизгнув тормозами, припарковал свой «чеви-нова» у обочины, рядом с патрульными машинами.

Кристофер легко выпрыгнул из автомобиля, насвистывая веселую мелодию «Я завел знакомства в злачных местах», и взглянул на небо сквозь зеркальные солнцезащитные очки. День выдался солнечный. Лишь на востоке зависли белые пушистые облака. Утро, а жара уже под тридцать; к тому времени как все соберутся на озере, дойдет и до тридцати пяти, так что водичка будет – что надо. Грег прикатит огромные шины, Том принесет водные лыжи, а Джейсон наверняка одолжит у родителей моторную лодку. Кто-нибудь из ребят захватит пиво; за Крисом – содовая, салями и сыр и еще та селедка в сметанном соусе, которую они с Грегом просто обожают. И со всей этой снедью он выкатит на берег в своем сверкающем новом грузовичке под оглушительный рев компакт-диска – черт возьми, вот это будет номер!

Он открыл зеркальную дверь и вошел в комнату дежурного полицейского, все еще насвистывая. Ноукс и Острински, оба в форме, стояли возле компьютера и, хмурые, о чем-то беседовали.

– Эй, что нового, ребятки?

Увидев Кристофера, они примолкли, наблюдая за тем, как он, просунув руку в свою ячейку, вытащил конверт и вскрыл его.

– Наконец-то зарплата! Ну и жарища сегодня. – Он внимательно рассмотрел вложенный в конверт чек и прихлопнул его ладонью. – Ну, лопнете от зависти, ребята, меня наконец-то ждет новый «эксплорер»! Если хотите попрощаться с моей старушкой, можете выйти на улицу…

Он вдруг осекся: ни Ноукс, ни Острински не шелохнулись. Даже не улыбнулись. И вообще не проронили ни слова, с тех пор как он, вошел. Из патрульной подошли еще двое полицейских в форме – такие же мрачные.

– Мерф, Андерсон… – приветствовал их Кристофер, начиная беспокоиться. Вот уже девять лет, как он служил в полиции; это молчание – мрачное, зловещее – было ему хорошо знакомо и не предвещало ничего хорошего.

– Что случилось? – Он растерянно переводил взгляд с одного на другого.

Капитан Тони Андерсон первым нарушил молчание:

– Плохие новости, Крис.

У Кристофера похолодело в животе.

– Пострадал кто-то из наших?

– Боюсь, что да.

– Кто?

Молчание.

– Кто? – закричал Крис, уже охваченный гнетущим предчувствием.

– Грег, – хриплым голосом произнес Андерсон.

На лице Кристофера застыло крайнее изумление и недоверие.

– Грег?! – Этого не может быть. Наверняка что-нибудь перепутали.

Андерсон лишь печально покачал головой. Он не отводил взгляд от Кристофера, в то время как остальные уставились на свои ботинки.

– Ты ошибаешься. Он же сегодня не дежурит. Час назад он ушел из дома сюда за жалованьем, потом собирался зайти в банк, оттуда – к матери, а потом хотел подождать, пока я получу свой «эксплорер». И вместе со мной отправиться на озеро.

– Он не заходил в управление, Крис. Это случилось по дороге сюда…

Кристофер почувствовал, как голова его поплыла.

– О, черт, – прошептал он.

Андерсон вновь заговорил.

– Пикап промчался на красный свет и ударил его сбоку…

Кристофера охватил ужас. Лицо его свело судорогой боли. Он ежедневно сталкивался с трагедиями, но сегодня она коснулась не просто кого-то из его коллег, а лучшего друга. Горе бунтовало в нем против профессиональной привычки опытного полицейского к трезвой рассудительности. Когда он в конце концов заговорил, голос его прозвучал резко и отрывисто:

– Он ведь был на мотоцикле?..

– Да… на мотоцикле.

Пауза, сделанная Андерсоном, его хриплый голос были достаточно красноречивы – разъяснений не требовалось. Кристофер почувствовал, как сдавило грудь, ноги затряслись мелкой дрожью, но он сумел взять себя в руки и продолжал расспрашивать, словно речь шла не о Греге, а о постороннем человеке.

– Кто принял сообщение?

– Острински.

Кристофер перевел взгляд на молодого полицейского – тот был бледен, его тоже била дрожь.

– Острински?..

Острински молчал. Казалось, он вот-вот заплачет.

– Ну же… давай, рассказывай, – настаивал Кристофер.

– Я сожалею, Крис, но к тому времени, как я добрался к месту происшествия, он был уже мертв.

Внезапный порыв ярости захлестнул Кристофера. Он резко дернулся, отшвырнув стоявший рядом стул.

– Проклятье! – закричал он. – Ну почему Грег? Почему он не поехал со мной! Я же говорил ему, что вполне могу заехать за ним к матери! Зачем ему понадобилось брать мотоцикл?

Андерсон и Острински попытались успокоить его, но он лишь отмахнулся.

– Не надо! Оставьте меня… мне нужно… дайте мне побыть одному… – Сделав пару шагов, он вдруг резко остановился и вновь воскликнул:

– Проклятье!

Страх сковал его, нервы были напряжены до предела. За годы службы в полиции Крис десятки раз сталкивался с подобной реакцией людей на трагедии, но никогда не понимал, почему вдруг известие о смерти вызывает вспышку гнева и злости. И вот это случилось с ним, и, вместо того чтобы оплакивать кончину друга, он зажегся безотчетной яростью, рассвирепев, словно воин, жаждущий отмщения.

Но злость вскоре прошла, уступив место слабости. К глазам подступили слезы – обжигающе-горячие; горло сдавило.

– О, Грег, – произнес он чужим надтреснутым голосом. – Грег…

Полицейские подошли к нему. На этот раз он не противился их дружеским объятиям. Обернувшись, он встретился взглядом с капитаном Андерсоном, тот крепко прижал его к себе, и оба какое-то время молчали, сдерживая рыдания.

– Ну почему Грег? – наконец выдавил из себя Крис. – Это же чертовски несправедливо. Почему не какой-нибудь… какой-нибудь торговец наркотиками, сбывающий кокаин школьникам, или нерадивый отец, который лупит своих… своих детей дважды в неделю? Черт возьми, ведь таких уродов – сотни в наших картотеках!

– Я знаю, знаю… это действительно несправедливо.

Из глаз Кристофера хлынули слезы. Он так и стоял, прижавшись к Андерсону, уткнувшись в накрахмаленный воротничок его рубашки, безотчетно прислушиваясь к тому, как тяжело сглатывает слюну этот великан, и ощущая, как неприятно давит на живот кобура его пистолета.

– Он был хорошим человеком… хорошим полицейским, – сказал Андерсон.

– Двадцать пять лет! Черт возьми, он ведь только начал жить.

Андерсон похлопал его по спине и высвободил из объятий. Кристофер осел на стоявший радом стул и согнулся, закрыв лицо руками. В глазах стоял Грег: еще сегодня утром он, как всегда взъерошенный, выскочил из своей комнаты в квартире, которую они делили с Крисом, и, почесывая грудь, приветствовал приятеля: «Писать хочу, как скаковая лошадь. А ну-ка, с дороги!» Из ванной тяжелой походкой поплелся на кухню; распахнув дверцу, постоял над холодильником, задумчиво разглядывая его содержимое, потом спросил: «Ну, и во сколько же ты рассчитываешь получить свой «эксплорер»?» Достав пакет с апельсиновым соком, отпил половину, шумно рыгнул и наконец закрыл холодильник.

Не мог он умереть! Это невозможно!

Всего лишь час назад стоял он у кухонного шкафа с тостом в руке, в плавках и мятой майке с надписью: «Ветеранам – проезд бесплатный!».

– Я заеду к матери, – сказал он. – У нее что-то барахлит садовый шланг, надо взглянуть.

Грег так добр был всегда к матери!..

Мать Грега… О Боже, бедная женщина. Мысль о ней вызвала новый прилив щемящей тоски. Бедняжка и без того настрадалась в жизни. А тут еще незнакомый полицейский капеллан явится к ней с таким жутким известием.

Кристофер шумно вздохнул и выпрямился, утерев нос ладонью. Кто-то протянул ему несколько жестких салфеток из буфета. Он высморкался и спросил охрипшим голосом:

– Капеллан уже сообщил его семье?

– Нет, – ответил капитан Андерсон.

– Я бы хотел сделать это сам, если вы не возражаете.

– Ты уверен, что у тебя хватит сил?

– Я знаю его семью. Возможно, им будет легче, если они узнают об этом от меня, а не от чужого человека.

– Хорошо, если ты уверен, что хочешь этого, я не возражаю.

Крис поднялся на ноги, ощутив при этом странную слабость. Его колотило; дрожали колени, живот, руки, а зубы стучали так, словно он внезапно оказался на лютом морозе.

Андерсон спросил:

– С тобой все в порядке, Лаллек? Ты выглядишь неважно. Может, тебе стоит еще немного посидеть?

Крис послушался и рухнул на стул. Закрыв глаза, он сделал несколько глубоких вздохов – к горлу опять подступали рыдания.

– И все равно так трудно в это поверить, – пробормотал он, обхватив руками голову. – Всего лишь час назад он стоял на кухне и жевал тост.

– А вчера, уходя с дежурства, говорил, что вы с ребятами собирались махнуть на озеро, – сказал Острински.

Крис открыл глаза и сквозь густую пелену слез посмотрел на Пита Острински, двадцатипятилетнего великана, в лицо которого словно врезалась печать глубокого потрясения.

– Эй, Пит, извини, старина. Я тут раскудахтался, а ведь ты первым узнал о случившемся и выехал на место аварии. Так что тебе выпала самая тяжелая миссия.

Острински согласно кивнул.

– Да, – с трудом выдавил он и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Настала очередь Криса утешать приятеля, и он, поднявшись, обнял Пита за плечи и потрепал его по толстой шее.

– Он уже в морге?

Острински едва мог говорить.

– Да, но ты не ходи, Крис. И что хочешь делай, но не пускай туда его мать. Его разворотило прилично.

Крис похлопал его по плечу и понуро покачал головой.

– Это известие убьет его мать.

– Да-а… с матерями сложно.

В дверях, прислонившись к косяку, застыла в нерешительности Рут Рэнделл, их делопроизводитель. Хлопнула входная дверь, и в дежурную часть вошел еще один полицейский в форме.

– Я только что узнал… – сказал Рой Марчек, и в комнате вновь воцарилось тяжелое молчание. Каждый из присутствовавших ежедневно сталкивался со смертью и поневоле свыкся с нею. Но эта смерть, унесшая одного из них, лично задела каждого, и на ее фоне все остальные происшествия меркли.

Вновь хлопнула дверь – прибыл полицейский капеллан Вернон Уэндер. Ему было за сорок; статный, подтянутый, с редеющими темными волосами, на носу – очки в серебристой оправе. Капитан Андерсон приветствовал Уэндера молчаливым кивком головы.

– Мы потеряли хорошего человека, – приглушенным голосом произнес капеллан. – Ужасная трагедия.

Все молчали.

– В последний раз, когда я разговаривал с Грегом, он сказал мне: «Вернон, ты задумывался когда-нибудь о том, что многие ненавидят свою работу? Но это не про меня, – добавил он. – Мне нравится быть полицейским. Приятно сознавать, что ты нужен людям, и помогать им». Может быть, вам всем станет легче, если вы всегда будете помнить эти его слова. Грег Рестон был счастливым человеком.

Уэндер сделал небольшую паузу и добавил:

– Я пробуду у вас целый день, так что если кому-то из вас захочется поговорить со мной… или помолиться… исповедаться… я к вашим услугам. Думаю, что и сейчас всем нам станет легче, если мы помолимся.

Кристофер вполуха слушал проповедь капеллана. Он думал о семье Грега, о его матери, представляя, каким ударом будет для нее весть о сыне. Она была вдовой, и на ее попечении было еще двое детей – двадцатитрехлетняя Дженис и четырнадцатилетний Джои. Грег был старшим в семье и девять лет назад после смерти отца стал для матери единственной опорой. «Сильная женщина моя мать, – всегда говорил о ней Грег, – самая сильная из всех, кого я знаю… и самая хорошая». Кристофер Лаллек никогда еще не встречал более нежного отношения сына к матери. Это было удивительное сочетание взаимного уважения, восхищения и любви, что всегда вызывало у него легкую зависть. Грег мог говорить с матерью о чем угодно – о спорте и деньгах, сексе и философии; запретных тем для них не существовало. Грег охотно делился с другом всем, что обсуждал до этого с матерью, так что Крис знал о миссис Рестон больше, чем многие знают о собственных матерях, и со временем проникся к ней истинным уважением и любовью. Подобных чувств он никогда не испытывал к своим родителям.

Капеллан закончил проповедь. Послышалось шарканье ног. Кто-то шумно высморкался. Крис глубоко вздохнул и сказал, обращаясь к Уэндеру:

– Мы с Грегом… мы жили с ним в одной квартире. Я бы хотел сам сообщить о случившемся его семье.

Капеллан взял его за руку.

– Хорошо, но вы уверены, что владеете собой?

– Я справлюсь.

Уэндер отпустил его руку и печально кивнул.

А на улице нещадно палило солнце. Оно слепило воспаленные от слез глаза. Крис надел темные очки и сел в машину, даже не почувствовав, как обожгло голые ноги раскаленное кожаное сиденье. Он завел мотор, но так и не двинулся с места.

Он не умер. Вот сейчас он подъедет, подойдет к моей машине и, уперевшись руками в дверцу, скажет: «Увидимся на озере».

Но этого не произойдет.

Уже никогда.

Кристофер сидел в машине, утратив чувство времени, весь во власти обрушившегося на него горя. Наконец он все же включил передачу и выехал на улицу. По дороге он попытался вызвать в памяти лицо Грега, вспомнить его таким, каким видел в последний раз. Тогда Грег как раз выходил из квартиры, одетый по-пляжному, в красной кепке, в одной руке – яблоко, в другой – ключи. Открывая дверь, он зажал яблоко зубами и, надкусив его, сказал с набитым ртом: «Увидимся через час, да?»

На голове кепка вместо шлема.

Плавки вместо джинсов.

Майка вместо кожаной куртки.

И даже без носков, на голых ногах – грязные белые кроссовки.

Крис слишком хорошо знал, как выглядят жертвы мотоциклетных катастроф.

Разможженные черепа…

Кости, разбросанные в черном месиве крови и сажи…

Обгоревшая кожа…

Иногда даже обувь отыскать невозможно.

Пронзительный гудок автомобиля вернул Кристофера к реальности. Забывшись, он, оказывается, проехал указатель «стоп», даже не притормозив. Черт возьми, в таком состоянии нельзя вести машину. Иначе не избежать еше одной катастрофы.

Он вытер глаза рукавом рубахи и сосредоточился на дороге, пытаясь отвлечься от назойливых кошмарных видений. Надо во что бы то ни стало дотянуть до дома миссис Рестон.

Но мысль о ней вновь повергла его в ужас. Мать… Господи всемогущий, да как же сказать матери о случившемся? К тому же матери, уже потерявшей однажды ребенка?

Она пережила смерть своего второго ребенка. Грег тогда был еще совсем маленьким, так что почти не помнил этого. Но, когда он подрос, мать часто напоминала ему о случившейся когда-то трагедии. Она всегда говорила, что для нее нет ничего важнее семьи и что никогда нельзя забывать о ребенке, даже если его уже нет в живых. Она оставалась преданной женой и матерью и, повинуясь великому чувству ответственности, не оставляла попыток забеременеть вновь. Так на свет появилась Дженис, младшая сестра Грега. А через девять лет родился и Джои.

В возрасте тридцати шести лет мать Грега овдовела, потеряв горячо любимого мужа. Он умер от мозговой аневризмы, трое суток промучившись на госпитальной койке. Но миссис Рестон вновь выстояла, проявив завидное мужество. Оставшись с тремя детьми на руках, без профессии, с мизерным капиталом в двадцать пять тысяч долларов, выплаченных в качестве страховки за смерть мужа, она тем не менее не утонула в своем горе. После консультации в местном центре профессиональной подготовки она окончила курсы по основам бизнеса, прослушала годичный курс лекций в школе торговли и выкупила цветочный магазин, обеспечив этим себе и детям достойное существование.

Это ли не сила? Пожалуй, уместно было бы даже сравнение со скалами Гибралтара. Но и скала может дать трещину, если давление на нее окажется избыточным.

Подъезжая к дому миссис Рестон в тот трагический июньский день, Кристофер Лаллек никак не мог сообразить, как же все-таки сообщить ей страшную весть о том, что она потеряла еще одного ребенка. Ничего утешительного он так и не придумал.

Дом Рестонов находился недалеко от станции – всего в двух милях. Почти всю дорогу Кристофер проехал словно в забытьи, но сейчас, свернув на Бентон-стрит, разволновался и, словно очнувшись, стал настороженно разглядывать окрестности. Путь его лежал по тенистой улице, что шла вдоль излучины Миссисипи; по обе ее стороны тянулись старинные, ухоженные дома. Миссис Рестон жила в нескольких кварталах от Ферри-стрит, дом ее выходил окнами на юго-запад. Это был чудесный старинный домишко, с черными ставнями и украшавшим парадный вход цветником, выложенным из желтого кирпича и засаженным красной геранью. Во дворе росли мощные клены, кроны их были подстрижены так идеально, что издалека деревья напоминали леденцы на палочке. Вокруг стволов, в выложенных кирпичом цветничках, белели петунии. Газон возле дома был аккуратно подстрижен, но возле обочины явно засыхал, и сейчас там как раз вовсю старался вибрационный разбрызгиватель, который не пощадил ни ветрового стекла автомобиля, ни локтя Кристофера, выставленного в окно.

Кристофер притормозил возле гаража, стоявшего особняком от дома. Дверь в гараж была открыта. Рядом с пятилетней давности голубым «понтиак-седаном» миссис Рестон, на бампере которого рыжей краской было выведено: «Цветы делают нашу жизнь прекраснее», нашлось место и для автомобиля Кристофера.

Крис заглушил мотор и некоторое время сидел молча, уставившись в полумрак гаража, разглядывая нехитрую утварь: лейки и шланги, садовую тележку, мешок с углем, верстак покойного мужа с инструментами, старый желтый велосипед – вероятно, Грега.

Крис почувствовал, как вновь подступает к горлу ком, словно он только что проглотил пинг-понговский шарик. Стало трудно дышать, впечатление было такое, что грудь стянули невидимым тросом.

Черт возьми, Грег, ну почему ты не надел шлем?

Какое-то время он еще сидел в машине, машинально думая о том, что миссис Рестон не следовало бы держать гараж открытым – с улицы сюда мог зайти кто угодно и поживиться хранившимся здесь скарбом. Он вспомнил, что Грег частенько журил мать за это, но она лишь отшучивалась: «Вот уже двадцать лет я живу в этом квартале, и никто у нас не запирает гаражи. Да и что у меня можно украсть? Кому нужен этот хлам? Если кому что и приглянется, пусть забирает».

Но Кристофер, будучи полицейским, хорошо знал, какую опасность таят в себе открытые двери. Знал это и Грег.

Кто теперь будет предупреждать ее об этом? Кто напомнит, что пора менять масло в машине? Кто заменит фильтр в печи? Починит шланг?

Кристофер вытер глаза, вновь надел темные очки и, тяжело вздохнув, открыл дверцу автомобиля.

Раскаленный асфальт жег подошвы его голубых резиновых шлепанцев. Крису вдруг стало неловко: его пляжный наряд был сейчас совершенно не к месту. Он застегнул рубашку на все пуговицы, вышел из гаража, и тут ему под ноги попался садовый шланг, который должен был починить Грег.

Улегшиеся было чувства вспыхнули с новой силой.

О Боже, неужели любое напоминание о Греге будет таким болезненным? Но ведь отныне вся жизнь будет пронизана ими, и каждое будет рождать жгучую тоску и слезы.

Он переступил через шланг и направился к дому.

Дверь была открыта.

Он постоял на пороге, собираясь с духом. Из глубины дома доносилась негромкая мелодия Нейла Даймонда. Сквозь сетку двери он разглядел стоявший вдали кухонный стол, из кухни дверь вела в тенистый сад, где они с Грегом собирались устроить пикник на Четвертое июля. На столе в кухне лежал букет цветов, на спинку стула был брошен свитер, стояла баночка кока-колы, а поверх кипы книг лежал кошелек – миссис Рестон явно собиралась уходить.

Где-то в доме зашумел водопроводный кран. Донесся женский голос, подпевавший Нейлу Даймонду, потом он умолк за дверью спальни.

Крис все стоял на крыльце, вдыхая сладкий аромат герани, высаженной в цветнике у двери.

Перед глазами упорно маячила черная кнопка звонка.

Никогда в жизни Кристофер Лаллек не испытывал большего страха, чем сейчас, перед этой зловещей кнопкой.

Так и не отважившись нажать на нее, он постучал – так ему показалось уместнее – и стал ждать, а в горле по-прежнему стоял ком.

Ли Рестон выключила воду, протерла кран, повесила полотенце и слегка тряхнула головой, наблюдая в зеркале, как ложатся на свои привычные места прямые темные пряди волос. Иногда она подумывала о том, чтобы отпустить их подлиннее, изменить прическу, сделать завивку, но знала, что С кудрями вряд ли уживется. Волосы ее всегда ложились по-своему, и короткая простая стрижка а-ля Джули Эндрюс шла ей как нельзя лучше, особенно в сочетании с детскими веснушками, которые высыпали на ее лице каждое лето. Она развязала узел, которым была стянута на талии ситцевая юбка, поправила простую белую блузку и подвигала в ушах крохотные золотые сережки – так, как учили еще тогда, когда она только проколола уши, много лет назад.

Напевая, она погасила свет в ванной и прошла в спальню; она смачивала руки лосьоном, когда вдруг услышала стук в дверь.

– Иду! – крикнула она и посмотрела на часы. Уже без пяти двенадцать, а в полдень ей надо быть в магазине. Хотя ничего страшного и не произойдет – ее сестра Сильвия уже там и пока управится одна. Сестры не придирались друг к другу по пустякам.

Ли поспешила к двери, обдумывая на ходу, не придется ли все-таки покупать новый шланг. Этот паршивец Грег уже три раза обещал приехать посмотреть, в чем там дело, но так до сих пор и не объявился.

Выйдя в прихожую, она очень удивилась, разглядев за дверью приятеля сына.

– Кристофер! – улыбнулась она, открывая решетчатую дверь. – Что ты здесь делаешь? Я думала, вы с Грегом отправились на озеро. Заходи же.

– Здравствуйте, миссис Рестон.

– Его здесь нет, если ты за ним. Он обещал сегодня приехать, поменять насадку на шланге, но пока так и не появился. Впрочем, может, и заглянет. Ты подожди его, если хочешь.

Крис вошел в дом – в плавках и дикой расцветки рубашке, в нелепых резиновых шлепанцах на голых волосатых ногах. В его зеркальных очках Ли увидела свое искаженное отражение.

Она стояла перед ним, все еще втирая в руки лосьон, благоухающий цветочным ароматом, и озабоченно думая о том, что пора уже все-таки отправляться на работу.

– Я так поняла, что у тебя выйдет присоединиться к нам четвертого. Это было бы здорово. Мы хотим попробовать зажарить на гриле индейку с чесночной начинкой. А потом, если не потеряем сознание от запаха, сможем поиграть в волейбол. Как тебе?

Крис не ответил. Очень медленно он снял очки. Ли тотчас же обратила внимание на его заплаканные глаза.

– Кристофер, что случилось? – Она подошла к нему.

Он с трудом проглотил слюну; кадык его дернулся так, будто кубик льда плюхнулся в стакан с водой.

– Миссис Рестон…

Она знала об этом молодом человеке гораздо больше, чем он думал: знала о его безрадостном детстве, о родителях, которые относились к нему как к непростительной ошибке своей молодости.

– Кристофер… – Она тронула его за руку, мысленно позволив себе задержаться: пусть Сильвия поработает одна еще немного. – Тебе нужно со мной поговорить?

Он прокашлялся, взял ее руки в свои и крепко сжал их. Они еще были скользкими от лосьона и пахли жимолостью.

– Миссис Рестон, боюсь, у меня плохие новости. – Он решил, что не стоит тянуть и лучше выложить все сразу. – Произошла страшная авария. Грег погиб.

В ее лице не дрогнула ни черточка. Даже взгляд не изменился.

– Грег? – переспросила она твердым голосом, словно ей сообщили нечто ее не касающееся.

– Мне очень жаль, – прошептал он.

Она долго стояла не шелохнувшись, пока до нее не дошел жуткий смысл сказанного. Зажав рот обеими руками, она молча уставилась на Кристофера, ее рыжеватые глаза наполнились слезами и засверкали, словно отполированная медь.

– Грег… – пробормотала она надтреснутым голосом.

– Он ехал к вам. Автомобиль промчался на красный свет и врезался в него сбоку. К тому времени, когда подъехала наша дежурная машина, он был уже мертв.

– О Боже, – прошептала она, и руки ее безжизненно повисли вдоль тела. – Только не Грег… о нет, не может быть.

Ее учащенное дыхание оборвалось судорогой, в горле заклокотало. Она открыла рот, но не произнесла ни звука, и губы так и замерли в немом крике. Наконец она попыталась что-то сказать, но вместо слов вырвался лишь протяжный стон. Кристофер взял ее за плечи и прижал к себе так крепко, как только мог. Ее плач был подобен детскому писку, набирающему высоту. «Нет… нет… не-е-е-ееет…» – нарастал жалобный звук. И наконец, когда ее легкие, казалось, готовы были лопнуть от нехватки воздуха, она разразилась безудержными рыданиями, сотрясающими все ее тело. Кристофер не выпускал ее из рук, чувствуя, как она слабеет; колени ее подкосились, и она совсем повисла на нем.

– Нет, нельзя, чтобы еще один… – молила она. – Нет, только не это…

Сердце его разрывалось. Он чувствовал, как от боли и жалости ломит кости, сводит живот, сдавливает легкие.

– О… он… д… дол-жен… б… был… при… приехать… п… починить… м… мой… ш… шл… – Она так и не сумела закончить фразу.

– Да… – с трудом прошептал он. – Он собирался ехать чинить вам шланг.

Она забилась в конвульсиях, и он бережно опустил ее на пол. Его голые колени уперлись в прохладный деревянный пол. Она прижималась лбом к его шее, рыдала, уткнувшись в его нелепую гаитянскую рубашку, вздрагивая так сильно, что он поневоле раскачивался вместе с ней, чтобы не упасть.

– Он… п… пытался… од… однажды… п… починить… но… к… ку… пил… не ту… на… садку…

– Я знаю… я знаю… – пытался утешить он, поглаживая ее по спине, моля Бога о том, чтобы тот избавил ее от таких страданий, вернул бы Грега и того умершего ребенка, или же мужа, с которым ей было бы легче пережить эту страшную муку. А вместо этого сейчас рядом с ней он – не совсем посторонний, но и не друг, так – молодой человек, которого она мельком встречала несколько раз и с которым была приветлива, поскольку он работал и жил в одной квартире с ее сыном.

Они долго стояли на коленях; его рубашка намокла от ее слез, ноги затекли и ныли. А она все рыдала, выла, стонала. Он усадил ее на пол, прислонив спиной к стене, а сам сел рядом, обняв ее за плечи.

Вот уже и юбка ее стала влажной, а слезам, казалось, не будет конца.

– Я сейчас. – Он оставил ее на мгновение, выскочив на кухню за носовыми платками, и тут же вернулся. Сев рядом, он положил ей на колени голубую коробку с платками «Клинекс», достал сразу три для себя и три для нее и всунул ей в руку, безвольно лежавшую на коленях. Да и вся она как-то обмякла и была очень слаба. Он обнял ее, прижался щекой к ее волосам и гладил ее руку, время от времени вытирая лицо и себе и ей и разбрасывая влажные голубые платки по полу.

За окном шумела поливальная машина. Вот она развернулась и двинулась в обратный путь… Крис почувствовал, как горит плечо, онемела рука.

Наконец она судорожно вздохнула и подняла голову. Крис осторожно высвободил руку и теперь мучительно размышлял, что же делать дальше. Она шумно высморкалась.

– О Боже, – прошептала она, явно не уверенная в том, что найдет силы подняться. Прикрыв глаза, она еще какое-то время сидела, прижавшись к стене, тихонько всхлипывая.

– А где Дженис? – спросил он.

Сквозь ресницы вновь просочились слезы, и она закусила губу, пытаясь сдержать подступившие рыдания.

Крис положил руку ей на плечо.

– Где она? – прошептал он.

– В С… Сан-Фр… Франциско.

– В Сан-Франциско?

– Да, со своей подругой К… Ким.

В самом деле, Грег ведь говорил, что сестра уезжает на каникулы на Запад.

– А Джои?

– Джои на Г… Галл-лейк с Уит… Уитманами.

– Надо послать кого-нибудь за ними.

Плечи ее затряслись от рыданий. Крис не знал, что ему делать – то ли утешать ее, то ли оставить одну, чтобы она выплакала свое горе.

– А ваша сестра, она в магазине? – спросил он.

Она молча кивнула.

Он опустился перед ней на колени, задержав взгляд на ее коротких спутанных волосах – темных, с медным отливом.

– Хотите, я схожу за ней и попрошу побыть с вами?

– Н… нет. – Она наконец подняла голову и вытерла глаза руками. – Не надо, я позвоню ей. – Она опять всхлипнула и потянулась к коробке с носовыми платками, потом начала неуверенно подниматься. Он поддержал ее под руки, подождал, пока она вытрет слезы.

Несколько справившись с собой, она вымученно улыбнулась ему. Он обнял ее за плечи и повел в кухню. Там, на полке, стоял телефон, но Крис подумал, что надо бы переставить его на стол – так будет удобнее. Отодвинув стул, он усадил миссис Рестон, сам сел рядом. Кошелек, баночка кока-колы, книги все еще лежали на столе – напоминание о счастливых буднях, в которые ворвался он со страшным известием.

– Не нужно сейчас никому звонить. Вам надо прийти в себя.

Она подперла рукой подбородок и уставилась на дверь. Легкий ветерок колыхал прозрачную занавеску.

Он молча выжидал. Его переживания словно растворились в ее безутешном горе.

– Я должна поехать опознать его? – спросила она, обратив к нему опухшее лицо.

– Нет, его опознали по водительскому удостоверению.

Она прикрыла глаза и вздохнула даже с некоторым облегчением, потом вновь подняла на него взгляд.

– Ты видел его?

– Нет.

– Хочешь?

– Не знаю.

– Ты не узнавал – он сильно пострадал?

– Я не спрашивал. – По сути, это было правдой. Он ведь действительно не спрашивал.

– Он был на своей машине?

Он поднялся и принялся искать в шкафчиках стаканы. Взял один, заполнил его льдом из морозильника, вернулся к столу, долил кока-колой и передал миссис Рестон.

– Он был в своей машине? – настойчиво переспросила она, явно собираясь задать следующий мучительный вопрос.

Кристофер отошел к двери и встал спиной к миссис Рестон, широко расставив ноги, впиваясь голыми пальцами в мягкую резину подошв.

– Нет, на мотоцикле.

Повисло молчание, пока она осмысливала сказанное, потом ее высокий жалобный голос взвился отрывистым стаккато. Крис обернулся – вода была не тронута, а миссис Рестон, уперевшись локтями в крышку стола, сидела, закрыв лицо руками. Он подошел к ней и нежно обнял ее за плечи – просто чтобы она чувствовала, что он рядом и разделяет ее горе.

– Вам совсем ни к чему видеть его. Зачем вам это нужно?

– Я не знаю… я должна… я его мать… о Боже, Боже, Боже…

– Нужно, чтобы сейчас с вами была ваша семья. Кому мне позвонить? Вашей сестре… или матери?

– Я позвоню… сама. – Она промокнула лицо платком и, тяжело оперевшись о стол, усилием воли заставила себя подняться.

Затем прошла к телефону. Сняв трубку, она так и не смогла набрать номер, выронила ее и пошатнулась.

Крис тут же подскочил к ней и предложил:

– Я позвоню. Кому?

Она, казалось, никак не могла собраться.

– Не знаю, – жалобно произнесла она, и слезы покатились по ее щекам. – Я н… не знаю. Не хочу п… подвергать их такому удару.

– Идите-ка сюда. – Он подвел ее к столу. – Сядьте, я сам позабочусь обо всем. Где у вас телефонная книжка?

– В ящ… ящике… там.

Он нашел домашний телефонный справочник во втором ящике кухонного шкафа и стал набирать номер цветочного магазина. Она молча наблюдала за ним, прижав к губам скомканный платок. Глаза ее были красными, воспаленными.

– Цветочный магазин, – ответил в трубке женский голос.

– Это миссис Эйд? – спросил Крис.

– Да.

– Миссис Эйд, вы одна или с вами кто-то есть?

– А кто говорит? – Голос прозвучал настороженно.

– Прошу прощения, меня зовут Кристофер Лаллек. Я – друг вашего племянника, Грега Рестона. Я нахожусь в доме вашей сестры. Боюсь, у меня очень плохие новости. Грег погиб в автокатастрофе.

В трубке воцарилось молчание. Крис представил себе миссис Эйд, онемевшую от ужаса.

– Боже мой, – раздался наконец ее шепот.

– Извините, что я так резко обрушил на вас это печальное известие. С вами кто-то есть рядом?

Она расплакалась. Крис все это время не спускал глаз с миссис Рестон. Она поднялась и подошла к телефону, взяв у Криса трубку.

– Сильвия?.. О, Сильвия… я знаю… о Боже… да… нет, нет… никто из них… да… о да, пожалуйста… спасибо тебе.

Ей вновь понадобилась поддержка Криса, когда она повесила трубку.

– Она сейчас едет, – прошептала она и прижалась к нему.

Аромат лосьона для рук так и остался в его памяти, как, впрочем, и другое: луч послеполуденного солнца, прорвавшийся сквозь листву деревьев в саду; шорох занавески на кухонной двери; отдаленное жужжание газонокосилки; запах свежескошенной травы; букет садовых цветов на столе, с трудом различимый сквозь пелену слез, застилавшую глаза; фотография Грега в рамке на голубой стене; запотевшее стекло стакана с кока-колой; мягкая ткань юбки миссис Рестон, касающаяся его голых ног; ее пылающее лицо, уткнувшееся ему в шею, и прилипшая к телу, влажная от слез рубашка; записка на дверце холодильника: «Не забыть дать Грегу лазанью» и другая: «Дженис, рейс 75, час тридцать пять»; печальная мелодия по радио «Когда я зову тебя» в исполнении Винса Джилла.

Шепот матери Грега: «О, он так любил эту песню».

И его – в ответ: «Да, я знаю. Он постоянно заводил ее».

Они оба любили эту песню, у обоих были компакт-диски с этой записью. И оба они с ужасом сознавали, сколь многое будет напоминать им теперь о страшной утрате…

Во дворе затормозила машина, по дорожке зашуршали шаги. Открылась дверь, и Ли бросилась навстречу сестре. Крис молча наблюдал печальную сцену.

– О, Ли…

Услышав ее имя, он подумал: «Пожалуй, это слишком для одной женщины – ребенок, муж и вот теперь взрослый сын…»

– Почему, Сильвия, почему? – причитала Ли.

Сильвия лишь повторяла:

– Не знаю, милая, не знаю.

Сестры прильнули друг к другу и горько плакали.

– О, Грег, Грег… – с мольбой взывала Ли к горячо любимому сыну, увидеть которого ей уж больше было не суждено.

Кристофер Лаллек, глядя на бедную женщину, чувствовал, как опять закипает в нем тихая ярость. За свои тридцать лет он впервые столкнулся с настоящим горем. И ощущал себя потерянным, беспомощным. Все прошлые неурядицы и перипетии его жизни казались ничтожными и нелепыми в сравнении со страшной реальностью смерти. Она сковывала волю, разум, подавляла чувства, губила мечты.

И если ему, Крису, сейчас так тяжело, то каково матери, потерявшей сына?

Сестры разомкнули объятия, и Сильвия Эйд увидела Кристофера. Сквозь слезы она вымолвила:

– Вы – Кристофер…

Крис крепко обнял незнакомую женщину. Он, не отличавшийся до сих пор общительным нравом, суховатый и сдержанный, тем более с незнакомыми людьми, сейчас прижимал к себе женщину, с которой до этого едва перекинулся словом.

Выразив таким образом сочувствие друг другу, они вновь обратились к той, кто более всех нуждался сейчас в заботе и утешении, Поддерживая Ли под руки, они увлекли ее в гостиную и усадили на диван. Ли Рестон прижалась к сестре, вновь и вновь повторяя все те же слова:

– Он… он ехал сюда, ко мне… должен был починить мне шланг…

Почему от этих простых слов в его глазах опять закипают слезы? Может, они напомнили о том, как беспечно он относился к жизни всего лишь час назад? Или о том, как нежно любил Грег свою мать?

Сестры несколько успокоились, и Сильвия спросила:

– Как ты узнала?

– От Кристофера. Он приехал сразу, как только узнал о случившемся.

Сильвия подняла на него покрасневшие глаза.

– А как узнали вы?

– Я… – Кристофер прокашлялся. – Я заехал в управление за жалованьем, там мне и сказали.

Ли Рестон посмотрела на него сквозь слезы. И крепко сжала его руку.

– Представляю, каким ударом это было для тебя. И потом… эта тяжелая миссия… встреча со мной.

Он ощутил ее пожатие и словно заново пережил недавний шок, но тем не менее нашел в себе силы твердо встретить ее взгляд. И произнес хриплым шепотом:.

– Он безумно любил вас.

Она закрыла глаза, пытаясь хотя бы так сдержать слезы. И тоже прошептала, все еще сжимая его руку:

– Спасибо тебе.

В этот скорбный миг между ними возникло какое-то единение, общее горе сблизило их, связало незримыми узами.

Он сделал все, что было в его силах, чтобы поддержать ее в самый трудный час.

Она была признательна ему за то, что он отважился первым сообщить ей о смерти сына.

– Я всегда буду рядом с вами… что бы ни случилось, – пообещал он, и обещание это было таким же искренним, как и любовь к ее сыну.

– Спасибо, Кристофер, – сказала она и еще крепче сжала его руку, впервые по-настоящему оценив его как человека, как мужчину, в чьем участии она так нуждалась сейчас. Да и не только сейчас, но и в тревожном будущем.