Скажи мне "да"

— Ты у меня лучше всех на свете!

Женщина шептала эти слова своей трехдневной дочурке. Качая ее у своей груди, она изумлялась, как же такая драгоценность может быть такой легкой?

Девочка зашевелилась и широко раскрыла глаза. Казалось, она и в самом деле понимала слова матери.

Мать улыбнулась и прижала ребенка к себе, ощущая наслаждение, которое утоляло ее жажду, словно живительная влага в пустыне. Она была предупреждена опытной подругой, что развитие привязанности требует определенного времени, и не надо разочаровываться, если это не произойдет немедленно. Ее подруга, подумала она, с таким же успехом могла предупреждать, что надо привыкать к дыханию. Привязанность наступила мгновенно. Как только медицинская сестра положила новорожденную девочку ей на руки, она ощутила в себе сильнейший прилив материнских чувств. Они пронизывали ее, как аромат медоносных трав в весеннем недвижном воздухе, проникая в каждый уголок ее сердца, разума и души. И это несмотря на то, что у нее не было молока, и она не могла сама выкармливать своего ребенка. С нее было довольно даже просто прижимать его к себе.

Сейчас, спустя три дня, она чувствовала себя так, словно всегда любила крохотное существо, покоящееся на ее руках; Очень осторожно она опустила дочку в колыбель, позволив себе еще несколько мгновений просто полюбоваться на нее.

Доктор Рейнолдс сказала, что за все двадцать лет, что она принимает роды, она никогда не видела такого хорошенького младенца.

Крошка захныкала, ее маленький беззубый ротик раскрылся, в то время как веки оставались сомкнутыми. Ее мама засмеялась:

— Для тебя все будет вновь! Ты почувствуешь себя маленькой обожаемой принцессой и услышишь это сто раз подряд!

Со вздохом мать укрыла ребенка маленьким одеяльцем. Наступало время собираться. Нагнувшись над колыбелью, она ласково поцеловала ребенка в лобик. Это просто чудо, подумала мать. Сотворенное ею чудо.

— Плохо, что у тебя нет папы, как у других маленьких девочек. Но у тебя будут тетя и дядя, — прошептала она дрогнувшим голосом. — И мы все будем любить тебя так сильно, что ты никогда не почувствуешь себя обделенной. Обещаю тебе!

Все будет хорошо, обещала она уже себе. Они не останутся в одиночестве: с нею рядом будет ее семья. Она открыла маленький шкаф в своей комнате и стала доставать оттуда одежду.

Везучая, подумала молодая мама, расчесывая свои волосы. Она делала это осторожно, аккуратно пропуская сквозь расческу длинные, прямые, черные пряди. Она всегда чувствовала себя везучей, когда не думала о нем… об отце ребенка. Даже ее роды прошли поразительно легко: она начала чистить апельсин перед завтраком, когда поняла, что подошло ее время, и через пять часов после того, как она, Лиз Синклер, поступила в ХаррисМемори-ал-Хоспитал, она уже держала на руках свою дочь. Ребенок инстинктивно стал искать грудь, словно голодный птенец, требующий, чтобы мать вложила ему в клюв корм. Но обнаружилось, что у нее нет молока; на выручку немедленно явилась сестра с бутылочкой питательной смеси. Она заверила Лиз, что материнское молоко — не самое главное для ребенка. Главное — материнская любовь.

Таким образом, все, что касалось Кэти, складывалось хорошо, думала Лиз, собирая свои вещи, и это помогало ей перенести то обстоятельство, что она была безжалостно оставлена отцом девочки. Мысль о Брэде пронизала ее острой болью, но Лиз заставила себя преодолеть ее. У нее была дочь, и этого было достаточно. Она не гналась за деньгами или тем более за обручальным кольцом, когда сообщила Брэду, что зачала их ребенка, ребенка, зачатого по любви.

Ребенка, зачатого в грехе, — вот как это теперь оборачивалось. Лиз застыла, пытаясь остановить дрожь, пробегавшую по спине, каждый раз когда она вспоминала выражение лица Брэда при известии о ее беременности. Он выглядел ошеломленным и разозленным, словно Лиз предала его, и, сообщив ей о том, что женат, тут же предложил любовнице сделать аборт. Потрясенная, Лиз наотрез отказалась. Больше она Брэда не видела: он бесследно исчез.

Лиз уже заканчивала приводить себя в порядок в ванной комнате, как услышала в палате какой-то шорох. Она выглянула, и первое, что ей бросилось в глаза, — пустая колыбель. С оборвавшимся сердцем она вбежала в комнату, из которой выходила пожилая медсестра. Одной рукой она уже взялась за дверную ручку, второй держала Кэти.

Лиз стремительно подошла к женщине:

— Извините, что-нибудь случилось? — встревожено спросила она. Медсестра обернулась, явно удивленная, что кто-то еще оказался в комнате. Затем на ее добром лице появилась широкая приветливая улыбка.

— Ничего такого, о чем стоит беспокоиться, моя дорогая.

У нее был мягкий голос с легким ирландским акцентом.

— Кажется, доктора забыли сделать нашей крошке один анализ. — Кэти издала звук, похожий на бульканье. Сестра улыбнулась ребенку и покачала ее. — Разве можно уходить, не сделав этого, моя дорогая? Она у вас такая очаровательная. — Женщина опустила ладонь на руку Лиз и успокаивающе заверила: — Это займет всего одну минуту.

Лиз не помнила ее. За последние три дня перед ней промелькнул настоящий калейдоскоп лиц персонала больницы и ее друзей, наведывавших ее в одиночной палате. Мельком Лиз взглянула на табличку с именем сестры на ее халате. На ней было написано "Клэр Орбах".

— Но я выписываюсь сегодня, Клэр.

— Я быстро верну вам ваше сокровище. Не волнуйтесь.

Ладно, если они должны сделать этот тест, пусть делают. Но почему так поздно, подумала Лиз.

— Хорошо, но, пожалуйста, поспешите. Мы должны уехать отсюда до двенадцати.

— Это займет не больше минуты. Успокоенная, Лиз кивнула и вернулась в крохотную ванную.

К тому времени, когда прибыла Джулия, она уже была одета и полностью готова. Ее сестра ворвалась в палату с таким же напором, с каким она мчалась по жизни. Их брат не раз говорил, что Джулия является доказательством того, что тело, раз приведенное в движение, стремится в нем пребывать.

Быстро чмокнув Лиз в щеку, Джулия огляделась вокруг. При виде пустой колыбели она удивилась.

— А где же моя племянница? У меня всего полтора часа свободного времени! — Она взъерошила пальцами с кораллового цвета маникюром на ногтях свои темно-рыжие волосы, и они свободными, густыми волнами упали на ее плечи. Это движение Джулии всегда производило сногсшибательный эффект. — Ник по уши закопался с запеченной телятиной и прочими кухонными делами. — Она выглянула в окно и посмотрела на парусные лодки в заливе. Они выглядели завлекающе.

Джулия круто повернулась к Лиз, улыбнулась и привлекла к себе сестру. Они вместе играли и проводили время и были с детства безмерно привязаны друг к другу.

— Трудно поверить, что моя маленькая сестренка уже мама.

Лиз и сама с трудом верила в это, несмотря на сильное биение жизни внутри себя, которое она ощущала в последние три месяца.

— Между нами всего лишь год разницы, — напомнила она Джулии. Та пожала плечами:

— Ты всегда считалась в семье малышкой, вот почему я зову тебя маленькой сестренкой. — Она высвободила руки Лиз и с нетерпением взглянула на дверь. — Ну и где же этот великолепный ребенок, который выглядит точь-в-точь, как я выглядела в ее возрасте?

Лиз взглянула на часы. Прошло уже почти полчаса, как сестра унесла Кэти.

— Не знаю. Мне сказали, что это займет всего одну минуту… — Джулия вопросительно подняла брови. — Они должны сделать Кэти анализ, прежде чем выпишут ее. Это выяснилось в последнюю минуту.

— Для чего? — удивилась Джулия. — Уже известно, что Кэти самая хорошенькая, самая умненькая девочка на свете! — Она распахнула дверь и чуть не столкнулась с входившей медсестрой, катящей перед собой кресло на колесиках.

— Все готовы к выходу? — добродушно спросила сестра у Лиз.

— Да, за исключением ребенка, — она жестом указала на пустую колыбель. Ее глаза встретились с глазами сиделки, и немой вопрос той передался и ей:

— Где моя дочь?!

Белокурая женщина смущенно нахмурилась.

— Она должна находиться здесь, с вами.

Лиз обменялась взглядами с Джулией, и тень беспокойства омрачила их лица. Инстинктивно Джулия выступила вперед, словно прикрывая собой младшую сестру.

— Полчаса назад сестра унесла Кэти, чтобы провести тест, — Лиз начала вспоминать, о каком тесте говорила та немолодая женщина. — Она назвала его ПКУ-тест и сказала, что это займет только одну минуту.

Сестра сложила кресло-каталку и отставила в сторону.

— Здесь что-то не то. Мы делаем этот тест сразу после рождения ребенка!

Джулия услышала, как охнула Лиз, и успокаивающе положила руку на плечо сестры, хотя у нее самой сердце колотилось от тревоги.

— Может быть, произошла какая-то путаница, — предположила она, хотя какоето опасное, смутное чувство предсказывало ей, что это не так.

— Вы уверены? — спросила Джулия сестру.

На лице той появилось обиженное выражение, а голос утратил свое добродушие:

— Я работаю в отделении для матерей двадцать лет и уверена в том, что говорю.

— Но тогда где же ребенок? — Чувство страха овладело ею и нарастало с каждым мгновением.

Женщина покачала головой:

— Я не знаю.

— Но ребенок не мог бесследно исчезнуть, — настаивала Джулия. — Найдите ту сиделку!

Лиз попыталась представить себе ту женщину и табличку с ее именем. — Ее имя… Клэр! — Теперь она вспомнила. — Клэр Орбах, вот как ее зовут. — Лиз вопросительно взглянула на сиделку, надеясь, что это имя ей что-то говорит. Но, поджав губы, сестра покачала головой.

— В нашем отделении нет никого с такой фамилией. Я это твердо знаю, ведь я старшая сестра.

Лиз объял ужас, она схватила женщину за запястье, словно пытаясь заставить ее отречься от своих слов и вспомнить сестру, которая ушла с ее ребенком.

— Вы абсолютно уверены? — Лиз старалась говорить так, чтобы ее голос не сорвался в рыдания. — Она приблизительно вашего роста, чуть полнее, ей около пятидесяти. У нее круглое, добродушное лицо.

В глазах сиделки тоже появилось выражение тревоги:

— У нас сегодня дежурят в отделении шесть сестер. Всем им от двадцати до тридцати. Я никогда не слышала имени Клэр Орбах.

Лиз даже не почувствовала, как рука Джулии обхватила ее плечи. Она вдруг ощутила, что у нее подкашиваются ноги, и медленно опустилась в кресло.

— Она сказала, что ребенок очарователен, — сбивчиво бормотала Лиз. Стараясь удержать дрожь, она зажала рот ладонью, страшась подумать о том, чем грозила ее дочери такая оценка… Она взглянула на сестру: — Джулия?

— Все будет в порядке, — решительно заявила та и обернулась к подошедшей сиделке. — Позвоните в охрану. Дайте им словесный портрет. Может быть, она еще не покинула здание.

Джулия подбежала к маленькому прикроватному столику и набрала номер.

Она не должна упасть в обморок, не должна. Есть какое-то объяснение всему этому, твердила себе Лиз, с надеждой глядя на сестру.

Джулия уже набрала первую цифру.

— Я звоню в полицию.

Медсестра колебалась, встревоженная тем, как это может отразиться на репутации больницы.

— Но…

Взгляд, которым одарила ее Джулия, сразу подавил все ее попытки к протесту.

— Мою племянницу похитила какая-то женщина, которая у вас не работает. Якобы для проведения теста, который, как вы сказали, на этой стадии не делается. Я вызываю полицию.

Кивнув, сестра поспешила в холл звать охрану. Голос Джулии едва пробивался в затуманенное сознание Лиз: ее охватывала волна тошноты.

Утреннее солнце заливало комнату, отражаясь в блестящих стенках детской колыбели.

Кейн Мэдиген вылез из ничем не приметного серого "седана", полез в карман своей рубашки и подавил ругательство. Там было пусто. И он знал, что там пусто. После четырех недель успешного воздержания от курения он все еще машинально лез в карман за пачкой сигарет, которую за последние пятнадцать лет привык держать в нагрудном кармане. Раздраженный, он подумал о том, когда же, наконец, он избавится от идиотской привычки тянуться за сигаретами при любом стрессе. Он сомневался, что такое время вообще когда-нибудь наступит. Сержант, сопровождающий его, поспешил вперед, когда они подошли к управляемой электроникой двери больницы.

— К лифтам сюда, сэр.

Нажимая на кнопку, Кейн думал о телефонном звонке, который поступил несколько минут назад. Он не успел еще сделать какие-либо предположения по предыдущему случаю, как это снова произошло. Кто-то похищал детей, и он намеревался поймать этих "кто-то" во что бы то ни стало.

Это был одиннадцатый случай. Десять новорожденных было похищено за это время из родильных домов и больниц: восемь в Южной Калифорнии и два в Аризоне. Все преступления происходили одинаково. Новорожденные исчезали из своих колыбелей. Никто ничего не видел. Никто ничего не знал. Возможно, это похищение прольет какой-то свет на происходящее?

Двери лифта раскрылись на пятом этаже. Дежурный отправился на свое рабочее место, а Кейн и сержант Хендерсон пошли в комнату сиделок. Предъявив свои значки, они быстро перешли в палату Лиз Синклер.

Как только Кейн вошел в комнату, его внимание сразу привлекла красивая, бледная молодая женщина, сидящая рядом с закрытым чемоданом на постели. Руки у нее были сцеплены на коленях, словно она все еще пыталась удержать ими ребенка. На вид ей было лет двадцать пять. Она могла бы казаться хорошенькой, с ее прямыми черными волосами, окаймляющими лицо, если бы не выглядела такой растерянной и подавленной. Она напоминала ему солдата, рядом с которым разорвалась мина, — он видел это во время войны.

Должно быть, это мать, подумал он, стараясь заглушить в душе сочувствие к ней, — это могло на каком-то этапе помешать его работе.

Кейн обвел взглядом комнату и не обнаружил отца ребенка. Женщина, которую он принял за администратора больницы, очень походила на сидящую на постели. Кто она и какое имеет ко всему отношение?

Дверь с легким скрипом закрылась за ним. Этого было достаточно, чтобы на него устремились взгляды присутствующих. Вынув из кармана свой бумажник, он раскрыл его.

— Я детектив Мэдиген, — сказал он и предъявил свое удостоверение. Он позволил рассмотреть свой значок, а потом убрал его в карман своей куртки.

Растерянные темно-голубые глаза смотрели ему в лицо, проникали в самую душу, хотя он уже много лет как приучил себя, что в его работе нет места жалости. Это могло только мешать. Но боль в глазах этой женщины была такова, что отрешиться от нее было просто невозможно.

Она не должна потерять голову, говорила себе Лиз. Этим она никак не поможет Кэти. С нечеловеческим усилием она взяла себя в руки.

— Я Лиз Синклер. — Заметив, что другая женщина села рядом с ней и положила руку ей на плечи жестом поддержки, Кейн понял, что та ее сестра. Меж тем Лиз, облизнув пересохшие губы, произнесла самые горькие слова, какие ей когда-либо приходилось говорить. — Мне кажется, что мой ребенок похищен.

У нее сорванный голос, подумал Кейн, словно она плакала. Или пыталась не заплакать. Но в ответ кивнул головой.

Она выглядит хрупкой, подумал он. Слишком хрупкой для того, чтобы вынести такое. Потом стал размышлять, где же муж женщины. Кейну хотелось сказать женщине что-нибудь ободряющее, но он не чувствовал, что имеет право утешать.

— Все силы полиции будут брошены на то, чтобы разыскать вашего ребенка. Девочка — одиннадцатый новорожденный, похищенный за последний год в Юго-Западном регионе. Шайка несколько раз нанесла удары и в Южной Калифорнии.

— Шайка? — эхом повторила Лиз, находясь на грани обморока.

— У нас есть основания полагать, что это работа какой-то шайки или организации, — сказал Кейн.

Шайка… — подумала Лиз. Это означает, что ее ребенок похищен не какой-то сумасшедшей женщиной, пытающейся подменить ее Кэти своим собственным ребенком. Профессиональная организация должна иметь контакты. А если они имеют контакты, то должны оставлять следы…

Мысль о том, что ее девочка может быть кому-то продана, вызвала у Лиз неудержимые рыдания. Она зажмурилась, пытаясь остановить слезы, но они брызнули сквозь ресницы, словно драгоценные камушки.

Кейн ненавидел слезы. Он никогда не знал, как следует обращаться с плачущими женщинами. От вида слез ему делалось не по себе.

— Миссис Синклер, — начал он, пытаясь отвлечь женщину.

— Мисс, — машинально поправила его Лиз. Горло у нее перехватило, и ей пришлось напрячься, чтобы выговаривать слова. — Элизабет.

Кейн кивнул, хотя в своей работе он избегал называть по именам тех, с кем ему приходилось иметь дело. Фамилии были более, так сказать, нейтральны, помогали ему сохранять определенную дистанцию, которой он предпочитал держаться.

— Если вы в состоянии рассказать мне все, что тут произошло, то значительно помогли бы расследованию.

— Я немногое могу рассказать. — Лиз чувствовала себя такой беспомощной, потерянной, словно очутилась в длинном, темном тоннеле, которому не видно конца.

— Вы бы изумились, если бы узнали, сколько может дать это немногое. — Он вынул магнитофон и положил его на кровать между ними.

— А теперь спокойно и медленно, — попросил он, — рассказывайте, только говорите в микрофон. Лиз посмотрела на магнитофон, словно это был какой-то мрачный незнакомец, вторгающийся в ее горе.

— А это действительно необходимо?

— Иногда это помогает мне встряхнуть мою память. А порой я могу пропустить что-то, когда делаю записи. — При этом он вынул и раскрыл еще маленький блокнот. Что-то в душе Кейна было задето горем этой женщины: его голос дрогнул, и он бессознательно положил свою руку на ее ладонь, сказав ей: — Я здесь для того, чтобы помочь вам.

Мягкое жужжание небольшого магнитофона на столике рядом с кроватью Лиз было единственным посторонним звуком в больничной палате. Говорить ей было почти физически больно. Она откашлялась, пытаясь сдержать набегающие слезы:

— Я услышала легкий шум, а когда вышла из ванной, чтобы посмотреть, в чем дело, женщина с Кэти выходила из комнаты.

Кейн внимательно взглянул на нее, пальцы его сильно сжали авторучку.

— Женщина?

— Медсестра, — поправилась Лиз, — которая взяла моего ребенка.

Кейн смотрел на Лиз, не веря своей удаче.

— Вы именно видели eel

Хендерсон на полуслове перестал допрашивать администратора и повернулся к Кейну. Мужчины обменялись взглядами. Шанс?

Взгляд Лиз ни на секунду не отрывался от лица Кейна. Означало ли это какую-то надежду?

— Да, — ответила она.

В предыдущих десяти случаях никто не видел похитителя (или похитителей). Кейн постарался скрыть свое возбуждение: все еще могло обернуться пустым номером. По опыту он знал, как неточны бывают свидетельские показания. Пять разных человек видят пять разных вещей.

— Вы можете описать ее?

— Да, — ее ответ был хоть и поспешным, но вполне уверенным. Лиз произнесла это одно-единственное слово с таким жаром, что Кейн подумал: возможно, ее рассказ будет точным, по крайней мере, хоть в какой-то степени. Опрошенные медики, работавшие на этаже, не заметили ничего необычного, толку от них было мало, в то время как осиротевшая мать могла подробно описать похитительницу.

— Хендерсон, — Кейн взглянул через плечо, — разыщи Джона. Скажи ему, чтобы поднялся сюда.

Он полез в карман и досадливо крякнул. Господи, до чего же ему сейчас хотелось закурить.

— Кто это — Джон? — поинтересовалась Джулия. Кейн почти забыл, что в палате присутствовала сестра Лиз. Глядя на обеих женщин, он при семейном сходстве видел и различия между ними. Одна казалась трепещущей, горячей, другая подавленной, находящейся в депрессии. Но очертания рта, разрез глаз, овал лица выдавали их близкое родство.

— Полицейский художник, — помолчав, ответил Кейн.

— Вам не нужно дожидаться прихода Джона, — сказала Лиз и достала из своей сумочки блокнот и карандаш.

Кейн глядел на потерпевшую и молча ждал объяснений. За свою практику он уже убедился, что, чем менее целенаправленны его вопросы, тем больше он узнавал. Иногда все, что требовалось.

— Лиз работала художницей в рекламе, — объяснила Джулия.

Лиз взяла карандаш; когда она наносила на бумагу первую линию, рука ее дрожала, а нервы были напряжены до предела.

Кейн все же хотел, чтобы полицейский художник поработал с Лиз, но, возможно, он получит дополнительные сведения, если Элизабет сама попытается воспроизвести на бумаге облик подозреваемой, пока они дожидаются прибытия Джона.

— Давайте, давайте, — приободрил ее Кейн. Было что-то в его голосе, какаято сила, которая передалась Лиз, заставила ее успокоиться и сосредоточить свое внимание на чистом листе бумаги. Перед ее мысленным взором предстало лицо женщины. Как лживо-благожелательно обнимала она Кэти рукой.

Лиз усилием подавляла готовые хлынуть слезы и продолжала рисовать. Ее штрихи становились все более уверенными, пока, наконец, лицо не было набросано с мельчайшими деталями. Наконец, Лиз глубоко выдохнула, словно этим могла очиститься от образа этой женщины, хотя это было невозможно.

— Вот она, — Лиз вручила листок Кейну.

Тот методично изучил рисунок. Хорош, подумал он, так же хорош, как сделал бы Джон. Это была удача.

— Сержант, позаботьтесь о копировании.

Джулия подалась вперед. У нее оставалось мало времени. Думая о бизнесе, она чувствовала себя виноватой в свете того, что происходило. Но Ник нуждался в ней.

Ник.

Она внезапно осознала, что их брат не имеет представления о том, что произошло. И рассказать ему об этом предстоит именно ей. С Лиз и так достаточно.

— Она может уйти? — спросила Джулия Кейна. Может быть, Лиз отправится с ней в их ресторан? Она сможет прилечь на старую кожаную софу в задней комнате. Джулия не хотела, чтобы ее сестра сейчас оставалась в одиночестве.

Кейн покачал головой, убирая магнитофон в футляр.

— Пока нет. Я хотел бы дождаться полицейского художника. — Он обернулся к Лиз. — В случае, если он сможет добавить что-то к вашему рисунку, это может подтолкнуть вас к какой-нибудь детали, которую вы забыли или упустили.

Он делает все, что только может, подумала Лиз.

С вымученной улыбкой она протянула сестре руку. — Поезжай, Джулия, ты не должна оставлять Ника одного в затруднительном положении.

Как ни было ей трудно, Джулия приняла такое же решение. Она обняла сестру:

— Я позвоню тебе, как только мы все закончим, — пообещала она. Кинув на Лиз последний ободряющий взгляд через плечо, Джулия вышла из комнаты.

Полицейский художник прибыл через несколько минут.

Положив рисунок Лиз на стол так, чтобы он лежал перед его глазами, Джон устроился поудобнее и начал делать свой набросок. Его штрихи были быстры и уверенны.

— А чем вы занимаетесь? — задал он вопрос тем же тоном, каким спрашивал своего внука, кем тот хочет стать, когда вырастет.

— Мой брат, сестра и я владеем рестораном и занимаемся бизнесом в общественном питании в Ньюарке. "Синклеры".

Когда-нибудь, размышлял Джон, он будет счастлив, если ему удастся сделать рисунок женщины, сидящей сейчас перед ним. У ее лица и тела такие хорошие, чистые линии. Аристократические линии. Внешность того рода, которой обладают принцессы в волшебных сказках…

Тут он почувствовал, что молчание затянулось.

— Готовят у вас хорошо? — спросил он, чтобы отвлечь Лиз от грустных мыслей.

— Ник полагает, что да. — Лиз вспомнила, как он был возбужден, когда о них впервые упомянула местная газета. Заметка была доброжелательной, и Ник после этого несколько недель парил в небесах. — Ник — это мой брат и владелец дела. — Она подумала о том, как быстро сейчас развивается их бизнес. — Клиентам нравится.

— Как-нибудь зайду к вам пообедать.

Джон взглянул ей в глаза и увидел там такую нестерпимую муку, которую не могли бы передать никакие слова. Он перестал рисовать и положил ладонь на руку женщины.

— Все будет хорошо, вот увидите, только наберитесь терпения. Кейн — наш лучший детектив. Он вернет вам вашу малышку. Лиз взглянула на него отсутствующим взглядом:

— Кейн?

— Детектив Мэдиген, — Джон кивнул в глубину комнаты, где Кейн изучал какие-то данные. — Он не слишком много говорит в отличие от меня, — Джон улыбнулся, и сетка тонких морщин растянулась вокруг его рта, — но добивается многого. Ну как? — спросил он, показывая портрет, сделанный на основе рисунка Лиз. Та задохнулась от боли, так велико было сходство.

— Очень похоже.

— Хорошо, — снова устроившись поудобнее, Джон положил блокнот себе на колени. — А теперь придадим физиономии этой леди некоторые краски. — Разложив перед собой цветные мелки, он обратился к Лиз: — Волосы?

— Седые.

— Светлее, темнее?

Лиз указала на мелок, который больше всего подходил.

— Как стальная стружка для чистки кастрюль.

— Так, как стальная стружка… — Взяв в руку нужный мелок — , Джон нанес несколько штрихов на рисунок.

— Глаза?

— Голубые. Светло-голубые. — Лиз наклонилась и вновь сама указала на нужный цвет. — Она похожа на добрую полноватую бабушку.

— Именно это делает ее такой опасной, — размышлял вслух Джон, осторожно расцвечивая глаза. — Никто и не подумает, что женщина, похожая на чью-то добрую бабушку, способна на преступление.

Закончив, он аккуратно разложил все мелки на свои места.

— Хорошо, — сказал он, — а как насчет цвета лица?

Заметив, что Лиз затрудняется с ответом, он предложил несколько вариантов:

— Бледный с родимыми пятнами или румяными щеками?

— Если не считать заметных морщинок здесь и здесь, — Лиз указала их на рисунке, — цвет ее кожи напоминает о рекламе крема для лица.

Персик и сливки, подумал Джон.

— Эй, Кейн, — позвал он. — Мисс Синклер обладает цепким взглядом. — Джон закончил с растушевкой, потом повернул портрет Лиз для рассмотрения. — Ну, как теперь?

Сердце Лиз едва не выскочило из груди. Цвета превратили воспоминание во что-то живое.

— Это она! Эта женщина, которая украла моего ребенка!

Кейн взял рисунок из рук Джона и внимательно рассмотрел его. Да, такое может освежить память. Теперь стояла задача: всем полицейским силам просеять стог сена, чтобы найти в нем иголку. — Хорошо, вы знаете, что надо делать, — Мэдиген вернул рисунок Джону. Потом он посмотрел на открытую дверь. Там его люди обшаривали все отделения, расспрашивая персонал. Известие о похищении уже успело распространиться, как огонь по сухой траве в прерии. Кейн знал, что скоро его осадят бесцеремонные журналисты, репортеры полезут со своими микрофонами даже к — управляющему больницей. Но большинство газетных стервятников будут охотиться за Лиз. Так было всегда. Но ему вовсе не хотелось, чтобы Лиз была объектом этих настырных, бессердечных расспросов. Он сам не понимал почему, но чувствовал на себе ответственность за любую дополнительную муку, через которую Лиз в этом случае придется пройти.

— Ну, мы все сделали здесь, что должны были сделать, — сказал Кейн.

Лиз кивнула и поднялась. Она не могла дождаться, когда сможет уйти отсюда, от этой пустой колыбели, что стояла в углу, постоянно напоминая о трагедии, которая только что произошла.

Хендерсон сделал шаг к двери.

— Хотите, я пошлю полисмена, чтобы доставить мисс домой? — спросил он Кейна.

— Не надо, я сам сделаю это. А ты отправляйся, с ребятами. — Он сделал вид, что не заметил изумленного взгляда, брошенного на него Хендерсоном, и кивнул на чемодан Лиз. — Это ваш?

— Да.

Кейн взял его с кровати.

— Что-нибудь еще?

Да, мое дитя! — хотелось закричать ей. Но Лиз сдержалась.

— Нет, — тупо ответила она. — Больше ничего. Пока они ждали лифта, никто не произнес ни слова.

Лиз вошла в него первой и прислонилась к потертой, из серого металла стенке. Ей потребовалось приложить все силы, чтобы удержаться на ногах и не сползти на пол.

Кейн поддержал ее и постарался сочувственно улыбнуться. Он пробуждал в ней мысли о лихих ребятах с револьверами на Диком Западе, которые были на правой и на неправой стороне, но всегда на своей собственной.

Когда они подошли к машине Кейна, Лиз, наконец, нашла в себе силы задать тот вопрос, который все время мучил ее:

— Как вы думаете, каковы шансы, что Кэти найдут? — Ее прямой взгляд предостерегал от уклончивого ответа: — Но не лгите мне.

Мэдиген открыл дверцу и помог ей сесть.

— У меня правило, Элизабет, никогда не лгать. Иначе, когда истина обнаруживается, чувствуешь себя очень скверно.

— Не понимаю.

Кейн выехал со стоянки на главную дорогу.

— Вы единственная из всех этих случаев, кто видел подозреваемую. Мы покажем ваш рисунок во всех больницах, где произошли похищения. Может быть, это расшевелит людям память. Мы теперь в лучшем положении, чем до сих пор.

Она не отрываясь глядела перед собой на дорогу, в такой час уже с оживленным движением. Кейн выбрался на боковое шоссе, ведущее к ее маленькому городскому дому.

— Вы, может быть, но не я. — Лиз прошептала эти слова так тихо, что ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать их.

Кейн мысленно выругался: он не подумал, когда сказал это, что было необычно для него. Как правило, он выбирал каждое слово очень взвешенно. Чувство вины остро кольнуло его, словно укус блохи. Маленький, невидимый, но болезненный укус.

— Простите, я не так выразился.

— Все в порядке. Просто я немного не в себе. — Она сделала глубокий вдох, но и это не помогло ей успокоиться. Ничто не поможет ей успокоиться. Детектив просто констатировал факты, как он их видел. И был прав. Она медленно повернула голову и внимательно взглянула на этого человека. Он не просто производил впечатление силы. Кейн действительно обладал ею: Лиз чувствовала это. В самой форме его выдвинутой вперед челюсти было что-то такое, что позволяло положиться на него. И от этого ей стало немного лучше.

От ее одобрительного взгляда Кейн почувствовал себя неуютно. Все, что выходило за пределы обыденного человеческого контакта, вызывало у него неловкости.

Кейн был мастером своего дела во многом потому, что всегда держал дистанцию между собой и вовлеченными в дело потерпевшими. Чувства, эмоции, дружеское расположение — они только сбивали с толку и искажали соотношение фактов.

Мэдиген молчал, снова размышляя об этом деле. Оно было прямо для него — эта цепь преступлений, эта загадка.

— А не мог ли отец ребенка устроить это похищение?

Несмотря на драматизм ситуации, Лиз не могла удержаться от смеха, точнее, короткого, сухого смешка.

— Нет, если выражение раздражения, которое появилось на его лице, когда я сказала ему, что беременна, может быть каким-то индикатором его чувств! — Лиз осознала, что сказала больше, чем хотела, и снова уставилась на дорогу перед собой. Они уже подъезжали, скоро ей выходить. — Я ничего не слышала о нем на протяжении последних семи месяцев.

— Вы были за ним замужем? — Когда Кейн раньше спрашивал Лиз о ее семейном положении, она ответила, что одинока. Тогда он решил, что она разведена.

Лиз покачала головой.

— Нет. Слава Богу, я не совершила этой ошибки.

— Это ваше мнение о замужестве вообще или только применительно к отцу ребенка?

Это не был профессиональный вопрос, и Кейн сам изумился этому.

— Последнее. У моих родителей был чудесный брак. Когда-нибудь, надеюсь, мне удастся создать такой же. Отец Кэти, к несчастью, был неподходящим человеком для счастливой концовки того, что произошло между нами, только и всего. — Она повернулась к Мэдигену, пока они стояли у светофора. — И чтобы до конца ответить на ваш вопрос: я уверена, что ему и в голову бы не пришло похитить Кэти. Скорее, он был бы счастлив, если бы мы обе были похищены и сгинули без следа.

Кейн кивнул: наверное, она права. Ведь этот случай — лишь одно звено в цепи похищения детей какой-то шайкой. Может быть, у него теперь появилась ниточка, ведущая к ней.

Кейн подогнал серый "седан" к аллее, ведущей к дому Лиз. Она подумала, что ничто здесь не говорит о постигшей ее беде. Те же светло-серые оштукатуренные стены, ряды белых и желтых маргариток, которые они с Джулией насадили вдоль дорожек. Все было точно таким, как три дня назад, когда ее увезли в больницу. Но сейчас все воспринималось иначе. Предметы стали другими. Мир перевернулся за какие-то несколько минут, и теперь уже ничто для Лиз не будет прежним.

Кейн выключил двигатель, желая дать Лиз время взять себя в руки, прежде чем она решится войти в дом. Лиз повернулась к нему:

— Вы не зайдете? — Неожиданно ее охватил страх перед пустым домом. Кейн прочел мольбу в ее глазах. У него были дела, которыми следовало немедленно заняться, но он не мог ей отказать.

— Только на минутку. Мне бы хотелось узнать имя и адрес… — Он запнулся. Как он должен назвать этого человека? Любовником? Но он понимал, что так назвать его в этой ситуации было бы жестоко по отношению к Лиз. — Отца ребенка, — нашелся он.

Лиз пожала плечами.

— Думаю, что это пустая трата времени, но я дам вам его координаты. — Понравится ли Брэду звонок из полиции по поводу его недавней связи? Она положила ладонь на руку Кейна: — Но вы должны пообещать мне, что у меня не будет никакого контакта с ним.

Брэд был частью ее прошлого, и она хотела, чтобы он в прошлом и остался.

— Он так сильно задел вас? — И снова вопрос не был вызван профессиональной необходимостью, но почему-то ему хотелось знать ответ.

— Да. Так случилось. Это ранило меня очень, очень сильно. Он повернулся ко мне спиной. Оскорбил меня. Внезапно я поняла, что была для него лишь игрушкой, объектом сексуальной разрядки. Но я перешагнула через это и не хотела бы вновь встретиться с прошлым.

Лиз достала ключи и отворила дверь.

Она сделала шаг в дом и замерла на месте. Вся гостиная была украшена розовыми и белыми воздушными шариками, всюду были развешаны разноцветные ленты с прикрепленными к ним яркими китайскими фонариками. Огромный раскрашенный лист бумаги гласил: "Приветствуем вас дома, Элизабет и Кэти! С любовью Ирена и Марта".

— О Господи. — Лиз зажала рот руками, стараясь удержать слезы при виде этого плаката: соседки хотели устроить ей праздник, а она вернулась домой с пустыми руками и болью в сердце. Она чувствовала, как всю ее переполняет неизбывная тоска. С глухим стоном Лиз отвернулась от плаката и, качнувшись, прижалась к Кейну, давая себе возможность, наконец, выплакаться у него на груди. Потом она попыталась взять себя в руки, но это плохо получалось: слезы неудержимо лились из ее глаз. Кейн чувствовал сквозь рубашку тепло ее дыхания; что-то словно кольнуло его в сердце, и он прижал молодую женщину к себе.

— Все обойдется, — сказал он успокаивающе. — Вы прошли через ад, и никто не осудит вас за ваши слезы.

Кейн чувствовал себя очень странно, стоя здесь, держа ее почти в объятиях. Он молча гладил ее по голове, и это было действеннее, чем пустые слова сочувствия.

Медленно, подчиняясь какому-то неведомому инстинкту, он крепче прижал Лиз к себе. Это было единственное, что он мог сделать для молодой женщины. И Лиз чувствовала, как от этого объятия ей передается исходящая от него сила. Она нуждалась сейчас в том, чтобы кто-то держал ее вот так, пусть это будет даже чужой человек. Чтобы ей говорили спасительную ложь, что ее ребенок в безопасности и вернется к ней, а она в забытьи поверила бы в нее.

— Извините. — Голос Лиз звучал от слез хрипло; она взяла протянутый Кейном носовой платок и вытерла глаза. — Обычно я не проявляю такой слабости. — Она вернула ему платок.

— У вас более чем достаточно оснований, чтобы проявить ее.

Мэдиген стал снимать со стен украшения. Ни к чему ей эти напоминания, подумал он сердито. Ей придется еще много испытать, как и всем другим родителям, у которых дети были похищены в больницах, пройти долгий путь ада, пока он сможет отыскать ее ребенка, — если, конечно, сумеет. Если еще не поздно.

Лиз молча смотрела, как Кейн скатывает плакат, благодарная, что он делает то, о чем она сама никогда не решилась бы попросить: он производил впечатление слишком бесстрастного человека, но, оказывается, был достаточно чутким.

— Вы очень добры, — она прошептала эти слова так тихо, что Кейн на минуту замер, не оборачиваясь к ней. Потом он отложил в сторону свернутый в трубку плакат и начал снимать фонарики.

— Мне не так часто приходится слышать такое о себе, — прокомментировал он, держа в руках шарики и другое праздничное убранство. — Куда вы хотите, чтобы я убрал весь этот хлам?

Контраст между этим суховато выглядящим мужчиной и окружающими его атрибутами праздника был таким явным, что Лиз невольно подумала о Мэдигене. Всегда ли он такой сдержанный? Есть ли у него жена и улыбается ли он ей когданибудь? Или он смотрит на мир в одиночку? Лиз встала.

— В детскую комнату.

Она провела его через холл. Стараясь владеть собой, Лиз открыла дверь в светлую комнату с цветными фресками на темы популярных детских стихов: Лиз расписала их сама в последние месяцы беременности. Это была комната, где должна была царить любовь. Теперь пустая комната.

— Я вынесу их отсюда, когда девочка вернется… Кейн никак не отреагировал на эти слова. Приводя Кейна обратно в холл, она быстро закрыла за собой дверь и с мольбой положила ладонь на его руку:

— Кейн, что мне делать?

Детективу не хотелось, чтобы она прикасалась к нему. Ему не нравилось, что он при этом чувствовал. Нет, это не было неприятным, но Кейну не хотелось, чтобы это ему нравилось. Это ему не должно нравиться! Он пожал плечами, не зная, что сказать.

— Помолитесь, иногда это помогает… — Сам он никогда не делал этого, но знал, что некоторые находят утешение, обращаясь к Богу.

— Этого недостаточно. Я должна что-то делать. — Лиз пристально вглядывалась в его лицо и видела, что он ее понимает. — Что-нибудь.

— Мы разошлем портреты этой женщины. Может быть, нам повезет. — Это было все, чем он мог утешить Лиз. Но она должна была что-то делать сама.

— Я…

Кейн взял ее за руки и почувствовал их силу, хотя Лиз производила впечатление хрупкости.

— Послушайте, Лиз, вам не остается ничего, как надеяться и молиться…

— Вы мне позвоните, если появятся какие-нибудь новости? Я понимаю, что вы так заняты, но я очень прошу вас!

Кейн тяжело вздохнул, все это начало его раздражать.

— Хорошо. Я позвоню. А теперь вы должны написать мне имя и адрес того человека.

Взяв в холле блокнот и ручку, Лиз записала имя Брэда и его рабочий телефон: домашний он ей не давал. Это должно было послужить ей первым сигналом, подумала она безжалостно к себе. Но она была слишком влюблена, слишком доверчива, чтобы думать об обмане. Лиз очень повзрослела за эти девять месяцев.

Она вручила бумажку Кейну. Тот сложил ее и медленно, глядя ей в лицо, положил в карман. Придется послать когонибудь поговорить с Брэдом. А потом Кейн сделал то, что совсем не в его характере: он дал ей обещание.

— Если существует хоть какая-то возможность найти вашу дочь, я найду ее.

Лиз открыла дверь и благодарно кивнула. На прощание она легко коснулась губами его щеки. Эта леди знает, как возложить чувство ответственности на мужчину, подумал он. Выехав на скоростную дорогу, Кейн погнал машину. У него было чем заняться, он больше не мог понапрасну тратить время. Но образ хрупкой, раздавленной горем женщины не покидал его сознания.

Лиз больше не могла выносить этой муки. Прошло уже две недели, две длинные, ужасные недели, а Кейн хранил молчание. Дом Джулии стал походить на военный лагерь, когда Лиз отказалась жить в своем доме. И Джулия, и Ник отчасти запустили коммерческие дела, чтобы быть с Лиз и оградить от осаждавших репортеров. Элизабет видела себя в передачах новостей всех главных каналов и читала отчеты о происшествии в нескольких газетах. Портрет похитительницы показывали снова и снова, призывая узнавших ее зрителей позвонить либо на студию новостей, либо в полицию. Ник назначил награду за любую информацию, которая могла бы помочь найти Кэти.

Это вознаграждение пробудило к жизни, по выражению Джулии, вампиров. Телефон трещал непрестанно: регулярно звонили люди, которым казалось, что они видели ребенка Лиз. После первого же такого звонка Джулия перестала подзывать сестру к телефону. Она сама отвечала на все звонки или предоставляла это делать Нику, когда он находился поблизости.

Лиз ничего не позволяли делать. Из деликатности с ней обращались как с физическим и душевным инвалидом. Но она хотела участвовать в поисках своего ребенка. От бездействия боялась сойти с ума. Она неотрывно смотрела на телефон. Ну почему Мэдиген не звонит?

Кейн уже забыл, когда он в последний раз был у себя дома. За последние три дня он спал не более пяти часов. Когда силы совсем оставляли его, он валился на диван, конфискованный в доме арестованного с поличным короля наркотиков. Брился Кейн в душевой полицейского участка и не менял одежду уже несколько дней. Время шло неумолимо, и шансов напасть на след похитителей становилось все меньше. Но и силы Мэдигена были на исходе, и наконец он вынужден был отправиться в свою квартирку, чтобы поспать несколько часов в постели и привести себя в порядок.

Дверь распахнулась, и в помещение конференц-зала, которое Кейн использовал под комнату расследований, вошел Хендерсон, держа в одной руке полную чашку ароматного кофе, а в другой — лист бумаги.

— Привет, Мэдиген. Похоже, нам повезло. Позвонила женщина, которая утверждает, что она узнала по рисунку похитительницу. Говорит, это ее соседка. — Хендерсон опустил чашку на стол Кейна. — Или была ею… По словам звонившей, она не видела ее уже около недели.

Кейн взглянул на листок. Это могло быть пустым номером, но нельзя было упускать ни одного шанса. Он бросил взгляд на свой телефон: аппарат почти не был виден за грудами скопившихся бумаг. Кейн колебался. Это было против его правил держать жертву в курсе расследования, но он почти зримо представил Лиз, ждущую известий, и подумал: пусть женщина, по крайней мере, знает, что ее делом занимаются и не все еще потеряно. Бормоча самому себе под нос, что он занимается ерундой, Кейн нашел телефонный номер Лиз в своем бумажнике и набрал его.

Когда трель звонка неожиданно нарушила нервную тишину комнаты, Лиз подскочила. Джулия находилась в ванной, готовясь к уходу в ресторан; она велела Лиз записывать все телефонные звонки на автоответчик. Поколебавшись немного, женщина подняла трубку. Она держала ее обеими руками, словно это была линия жизни, ведущая к ее дочери.

— Слушаю!

— Элизабет?

Лиз стиснула трубку:

— Вы нашли ее, Кейн?

Полицейский тут же пожалел о своем звонке: он ведь не мог сообщить ей ничего утешительного.

— Нет.

Он ясно представил себе лицо Лиз в тот момент, когда произнес это слово. Кейн устало потер рукой глаза. Надо всетаки выспаться, пока у него действительно не начались галлюцинации.

— Но мы полагаем, что сумели найти нить. Из Лос-Анджелеса позвонила женщина, она узнала в похитительнице свою соседку. Я немедленно отправляюсь туда, чтобы все проверить.

На звонки в дверь никто не отвечал. Стоя рядом с миссис Мидоувс — женщиной, которая позвонила в полицейский участок, — Кейн несколько раз громко постучал в дверь.

— Я знаю, что она была здесь на прошлой неделе, — уверяла миссис Мидоувс. — Я разговаривала с ней. В одной руке она держала рисунок, вырезанный из газеты. Это она, Розалинда Вард. Вы будете ломать дверь? — с надеждой спросила она.

Эта женщина нагляделась слишком много телевизионных шоу, подумал Кейн.

— Нет. Я должен увидеть владельца дома.

— Так это Тельма, управляющая. Она собирает квартирную плату и ведет себя, как будто она владелица. Подождите, я позову ее. — Домашние тапочки миссис Мидоувс зашаркали по блеклому линолеуму пола.

Через несколько минут она привела недовольную женщину, которая выглядела так, словно ее только что разбудили.

— А я говорю вам, что он полисмен. Вот она, эта женщина. — Миссис Мидоувс повернулась к Кейну. — Скажите ей.

Кейн вновь объяснил, почему он здесь. Для убедительности пришлось продемонстрировать свой полицейский значок. Поняв, что имеет дело с властью, Тельма немедленно вытащила связку ключей и отворила дверь.

В непроветренной, с застоявшимся воздухом квартире нечем было дышать. Тельма стала открывать окно, а Кейн огляделся. Это была однокомнатная запущенная квартира с мебелью, которая вряд ли заслуживала такого названия, — ободранной, перекошенной, едва державшейся на хромых ножках. В углу стоял кофейный столик с телефонными справочниками, залитыми кофе; на полу был постелен давно не чищенный, потертый ковер.

— Не могу представить, как можно здесь жить, — провозгласила миссис Мидоувс, скрестив руки на животе. Это заявление немедленно вовлекло ее в запальчивую дискуссию с Тельмой. Кейн призвал их к порядку и стал внимательно обыскивать комнату, однако лишь беспорядок мог хоть что-то сказать о характере ее обитателя. Кейн раскрыл дверцу единственного шкафа. Тот был пуст.

Женщина ускользнула.

Мэдиген взял мусорное ведерко под маленькой раковиной в углу и внимательно осмотрел его. Женщины, наблюдая за ним, притихли: Кейн обнаружил несколько использованных бумажных пеленок.

— Есть! — Он посмотрел на женщин. — Кто-нибудь слышал детский плач в этой квартире?

Тельма покачала головой. Ее жидкие белокурые волосы мотались по плечам.

— Я слышала на последней неделе! — самодовольно заявила миссис Мидоувс, словно она только что угадала выигрышные номера на лотерейном билете. — Сначала я подумала, что это котенок или какое-то другое маленькое животное. — Она наклонилась к Кейну, намереваясь раскрыть ему тщательно охраняемый секрет: — Держать животных здесь не полагается.

Она бросила в сторону Тельмы косой взгляд, который сказал Кейну, что миссис Мидоувс думала об этом жестком правиле. — Тогда я постучала в дверь, полагая, что, может быть, она об этом не знает. Я только хотела предупредить ее пососедски, — пояснила она, словно оправдываясь. — Звук замолк, и Розалинда вышла, вся сама любезность. Когда я сказала, что нам не разрешается держать животных, она сказала мне, что я слышала звук телевизора.

Миссис Мидоувс явно выглядела в своих глазах чрезвычайно значительной:

— Я ни на минуту не поверила ей.

Сузив глаза, она выжидающе смотрела на Кейна, надеясь услышать подтверждение:

— То, что я слышала, был ребенок, не так ли? — Кейн промолчал, но она продолжала наступать на него. — Тот, кого вы ищете, верно?

— Возможно.

Кейн устремил взгляд на управляющую, которая, как было видно, чувствовала себя весьма неуютно.

— Позвольте пройти в ваш офис, мэм. Мне нужна вся информация о женщине, которая снимала эту квартиру: кредитные чеки, рекомендации — словом, все.

— Ладно, пойдемте. — Тельма повернулась и направилась к себе.

Миссис Мидоувс семенила за ними, опасаясь, что у нее отнимут ее кусочек славы.

Восемь — это слишком нежный возраст, чтобы почувствовать себя взрослым, но с Кейном произошло именно так. В восемь лет он стал маленьким беспризорником; мать, которую он обожал, но которая не обожала его, сбежала от непрерывно оскорбляющего ее мужа; жили они в шахтерском городке, где горизонт был темным от угольной пыли, поднимавшейся от шахт. Его отец, если вообще замечал Кейна, обращался к нему "эй, ты" или "малый", но никогда "сынок" или по имени.

Мальчику пришлось замкнуться, чтобы уберечься от обид. Он избегал контактов с людьми. Любыми. В конечном счете все его надежды свелись к конкретным материальным понятиям приобретенного вроде куска сахара. Кейн в общечеловеческом смысле не доверял самому этому слову.

Но сведения, которые он получил в квартире Розалинды Вард, давали ему определенные возможности. Теперь у Кейна было нечто, на чем можно было основываться. Иногда, думал он, возвращаясь обратно, терпение вознаграждается. Теперь наконец он сможет отправиться к себе и немного заняться запущенными домашними делами. Кейн быстро вошел в помещение отдела расследований и остановился как вкопанный. У окна его ждала женщина. Элизабет. Ее лицо по-прежнему было бледным, но, похоже, она начала приходить в себя. Фигура в прямом платье цвета зеленой мяты ничем не выдавала того, что всего три недели назад она родила ребенка.

Свет в помещении был резкий, заполняющий комнату ярко-желтыми бликами, которые подчеркивали мрачность дня. Лиз как-то не вписывалась в обстановку полицейского офиса.

Кейн кашлянул и сделал шаг вперед.

— Что вы здесь делаете? Она обернулась, вздрогнув от звука его голоса, и попыталась улыбнуться.

— Жду вас. Капитан разрешил мне.

Капитан, участвовавший в городских выборах, готов был соглашаться со всем, что могло бы снискать ему расположение возможного избирателя. Кейн повесил свой пиджак на спинку кресла.

— Мне казалось, что мы договорились о том, что я вам позвоню, когда вернусь.

Лиз постаралась не замечать его резкого тона.

— Я хотела избавить вас от необходимости делать это. Вы ведь нашли чтото…

— Пока рано о чем-либо говорить, — сухо ответил Кейн, пытаясь уберечь Элизабет от мучительного разочарования, но женщина схватила рукой его запястье и потребовала:

— Расскажите мне все!

Он пожал плечами. Это, должно быть, выглядело, как беспомощный жест, а Кейн не привык чувствовать себя беспомощным.

— Возможная похитительница исчезла.

Исчезла. С ее ребенком. Пол качнулся под ногами Лиз, и Кейн, подхватив ее, удержал. Словно в тумане, Лиз медленно покачала головой.

— Нет, нет, со мной все в порядке… Что вы собираетесь делать дальше?

Кейн не любил, чтобы ему задавали вопросы, даже его начальство знало об этом. Он лучше умел работать, чем разговаривать. Но в Лиз было что-то такое, что вынуждало его изменить своей привычке держать рот на замке.

— У меня есть ее фамилия и некоторые старые адреса, которые могут оказаться, а могут и не оказаться полезными для нас. — Кейн увидел проблеск надежды в глазах Лиз, и это заставило его рассказать ей больше, чем он намеревался: — Я собираюсь заложить ее имя в полицейские компьютеры в Департаменте моторных экипажей в Сакраменто. Посмотрим, что из этого получится. Может быть, у нее были раньше задержания или хотя бы нарушения парковки.

Кейн вышел из своего кабинета. В соседней комнате несколько служащих занимались своими делами и звонили по телефону.

— Вальдес!

Молодой человек с темными волосами приподнялся. Кейн жестом разрешил ему сесть и вручил бумажку с данными подозреваемой.

— Прогони это через компьютер, ладно? Посмотри, может быть, в других штатах что-нибудь известно о ней. Хоть что-то.

— Все понял. Как быстро это надо сделать?

— Вчера.

— Сделаю все, чтобы помочь вам, — и Вальдес, отдав Мэдигену честь двумя пальцами, исчез.

Кейн обернулся и увидел Лиз, не отводящую от него глаз, в которых все так же горел огонек надежды.

— Есть и еще кое-что. Она затаила дыхание: — Да?

— Женщина, которая позвонила в участок, клянется, что она слышала на прошлой неделе детский плач. А еще я нашел в мусоре пеленки вместе с этим. — Кейн вытащил из кармана своей куртки смятый листок, который валялся за мусорным ведром. Он обнаружил его только тогда, когда еще раз обыскал комнату. Детектив разгладил листок на столе. Это была страничка из газеты, выходящей в Лас-Вегасе, месячной давности. Она могла что-то подсказать, но что, Кейн пока понять не мог. Может быть, что-нибудь обнаружит лаборатория.

Звук открывшейся двери заставил Кейна обернуться. В комнату заглянул вернувшийся с ланча Хендерсон.

— Привет! А я решил, что вы уже дома и принимаете душ.

Его круглое лицо расплылось в улыбке, когда он узнал Лиз:

— Кое-что проясняется.

— Хочется надеяться, — кивнул в ответ Кейн. Лиз откликнулась на теплую улыбку полисмена:

— Привет, сержант.

Хендерсон взял ее ладонь и пожал обеими руками:

— Как у вас дела?

Она бросила взгляд на Кейна.

— Все зависит от того, что найдет мистер Мэдиген.

— Он уже предлагал вам кофе? Лиз покачала головой.

— Нет.

Сержант сделал шаг в сторону коридора. Она видела, как сжались губы Кейна, а ей не хотелось сделать что-нибудь такое, что дало бы ему повод попросить ее уйти. Для нее было важно находиться здесь, ближе к центру событий.

— Нет, нет! Мне не хочется, и я не хочу доставлять никаких хлопот.

— Никаких хлопот. Вернусь через минуту. Кофе не очень хороший, но все же заставляет нас двигаться. -

Хендерсон поспешно вышел.

— Хендерсон — ваш напарник? Я имею в виду сержанта…

— Нет. — Кейн засунул блокнот в задний карман. — Просто сотрудник, помогающий мне в этом деле.

Их всего-то пять человек, подсчитал он про себя: он никогда не ставил себя над другими людьми, но и в один ряд с ними — тоже. Да, этот человек работает без напарников, один, подумала Лиз, изучая его. Он одиночка, который ни с кем не делится мыслями, пока обстоятельства не вынудят сделать это, и то он станет старательно отмеривать каждое свое слово. Напарник может вторгнуться в его тщательно оберегаемый от посторонних внутренний мир. Лиз размышляла: в чем причина его замкнутости? Она-то всегда была частью семьи, ее жизнь была неразрывно связана с нею, сколько она помнила себя.

Кейн чувствовал, что его изучают. Лиз возникала откуда-то из уголков его сознания за эти последние три недели не раз. И отчасти она была виной его собачьего рвения в этом деле. Ее глаза. И вера, которую он читал в них, оказывала даже большее воздействие, чем выражение отчаяния. Эта женщина не могла оказать большего воздействия на Кейна, чем доверяя ему.

Кейн не был хорошим собеседником и всегда относился к разговорам, как пустой трате времени. Но сейчас что-то заставило его обратиться к Лиз:

— Как вы чувствуете себя?

Он видел ее в одиннадцатичасовой передаче новостей в первый вечер после похищения. Она выглядела бледной и изможденной. Сейчас на ее щеках появился слабый румянец. Это естественный цвет ее кожи или следы косметики?

Лиз была благодарна Кейну за его простой человечный вопрос. Тяжесть у нее на душе несколько уменьшилась.

— Ничего, полагаю, оттого, что я здесь.

Кейну не хотелось, чтобы она испытала чувство горечи, ведь Вальдес мог вернуться в любой момент с отрицательным результатом. Он устало провел ладонью по лицу, пытаясь собраться.

— Послушайте, Лиз, я должен сказать вам, что у нас нет никаких гарантий. Большая часть преступлений остается нераскрытой. Ладно, я не должен бы вам такое говорить, но я почти не спал эти две недели, и мой мотор работал лишь на том горючем, что содержится в кофе.

— Вы только сказали правду…

— Это от недосыпания.

Лиз наклонилась над его исцарапанным столом:

— Может быть, вам лучше пойти домой отдохнуть, а мне остаться?

Кейн засмеялся.

— Когда мы получим какое-то известие от Вальдеса, мы оба пойдем домой. Договорились?

Лиз не хотела идти домой. Она хотела быть здесь с ним, отрабатывать каждую версию, беседовать с людьми, которые хоть чем-то могли ей помочь. Но она и умолчала об этом, коротко сказав:

— Идет.

Лиз положила свою ладонь на его руку. Когда ее пальцы скользнули по его руке, между ними словно проскочила искра: чувство, которое невозможно объяснить.

Это оттого, подумал Кейн, что он устал. Вот почему это произвело на него большее впечатление, чем могло бы. Он не владеет собой, и будет хорошо, если ему удастся благополучно добраться до дома.

Лиз же испытала от этого короткого прикосновения неведомое ей раньше чувство — чувство уверенности в том, что она находится под защитой, что все рано или поздно будет в порядке.

Наконец в комнату ворвался возбужденный Вальдес, привнеся с собой дух энтузиазма. Кейн и Лиз бессознательно отдернули руки. Если Вальдес и заметил что-то, то не подал виду.

— Детектив, взгляните: мы получили несколько телефонограмм!

Он помахал листками, потом положил их на стол и разгладил, сияя так, словно нашел золотой самородок.

— Что там? — спросила Лиз раньше, чем Кейн успел открыть рот.

— Лист задержаний, — объяснил Вальдес. — Из Феникса. Розалинда Вард была арестована десять лет назад за похищение ребенка.

Лиз обменялась взглядами с Кейном. Перевернув страницу, Мэдиген взглянул на фототелеграфный портрет, приложенный к сообщению. Фотография обвиняемой десятилетней давности.

— Это она! — вскричала Лиз. Возбуждение настолько переполняло ее, что она едва могла говорить. — Это та медсестра, которая заходила в мою палату!

— Хорошая работа, Вальдес, — сказал Кейн. Молодой человек, размотав рулон, разгладил второй лист.

— Наша подозреваемая ездит не на краденой машине. Я запросил, как вы сказали, Департамент моторных экипажей в Сакраменто, и они прислали нам копию регистрации. Вот номер лицензии. — Он пододвинул лист так, чтобы Лиз тоже могла его прочесть.

— А вот список ее нарушений правил дорожного движения. Ни одно не оплачено.

Он передал лист Кейну. Список был обширным за последние два года.

— Отпечатки пальцев есть? — спросил тот.

— Просите и получите, — Вальдес порылся в бумагах и протянул последний лист: — Любезность департамента полиции Феникса.

— Прямо как к Рождеству, — пробормотал Кейн, снова просматривая все бумаги. Потом сложил их и убрал в папку. — Запросите теперь о нарушениях правил движения Аризону или Неваду. Это может помочь нам проследить ее маршрут. Он повернулся, чтобы взглянуть на карту. — Готов биться об заклад, что шесть недель назад она была в Неваде.

Лиз посмотрела на него с недоумением. Кейн указал на яркую точку на карте:

— Здесь из больницы графства был похищен ребенок Санчесов.

— Вы думаете, что одна женщина совершила все похищения? Это кажется невероятным! — сказала Лиз.

Мэдиген взглянул на нее. Она еще не разглядела темную изнанку жизни. Ей не дано понять мотивы действий таких людей.

— В этом нет ничего невероятного.

— Но что заставляет человека совершать такие отвратительные поступки? И как можно жить, зная, сколько горя они причинили, сколько сердец разбили?

— Достаточно просто. Он делает то, что у него лучше всего получается. Розалинда наверняка связана с какой-то группой. Они продают новорожденных бездетным семейным парам, которых не тревожит, откуда доставляют им детей. А может быть, есть настолько наивные люди, которые считают, что совершают обычное усыновление или удочерение. Деньги из рук в руки. Никакого следа в бумагах не остается.

— И что же вы будете делать теперь?

Она достала его. Кейн ответил раньше, чем подумал.

— Я хочу пообедать не тем, что доставляется в бумажных коробках, потом принять душ и поспать два или три часа на кровати, которая не намнет мне бока!

Кейн выглядел изможденным. Лиз поняла, что перешла дозволенную черту. В конце концов, он ведь не компьютер, а человек!

— Я могу взять на себя заботу о еде.

Он взглянул на папку. Следует взять ее с собой и просмотреть все еще раз, когда он будет в лучшей форме.

— Ладно, все в порядке. Я сам могу позаботиться о себе.

— Пожалуйста, пообедайте в нашем ресторане. — Она указала глазами на папку в его руке. — Может быть, я вам помогу с этим.

Кейн понял, что позволил Лиз зайти слишком далеко.

— Вы не числитесь в нашей платежной ведомости. Его холодный тон не остановил ее. Она упрямо вскинула подбородок:

— Попробуйте наши фирменные бифштексы. Они стоят того.

Кейн вспомнил свой почти пустой холодильник и, не удержавшись, спросил:

— И где же находится ваш ресторан?

— На Пасифик Коусх хайвей. Совсем недалеко отсюда, — быстро добавила Лиз, заметив, что он все еще колеблется.

— Тогда поехали.

Лиз хотелось прошибить стену, которой Кейн отгородил себя от внешнего мира, хотелось, чтобы ее допустили к расследованию. Она больше не могла оставаться в стороне!

Кейн тяжело вздохнул, размышляя о правильности своего решения. Он нарушал собственное правило не вступать ни в какие неформальные отношения с потерпевшими; но, пожалуй, на сей раз можно сделать исключение. В конце концов, речь идет всего лишь об одном обеде.

— Окей. — Он снял куртку со спинки кресла и натянул ее на себя. Плотная синяя ткань скрыла кобуру у него под мышкой. — Поезжайте вперед, — сказал Кейн, — я последую за вами в своей машине. — Он взял папку со стола и направился к двери, и в этот момент вошел Хендерсон с кофе для Элизабет. Кейн на ходу дал ему указания, что надо сделать.

— Я вернусь к пяти, — сказал он ему.

— А как насчет кофе? — Хендерсон приподнял чашку.

— Выпей его, — любезно посоветовал Кейн. Хендерсон ухмыльнулся, глядя, как Мэдиген и Лиз покидают помещение.

Кейн поехал вслед за синим "вольво" Лиз и припарковался рядом на площадке. Выйдя из машины, он посмотрел на фасад заведения, отделанный камнем и деревом под средневековый коттедж. Ресторан располагался на повороте, так что не было никакой возможности проехать мимо, не заметив его, если вы направлялись на скоростное шоссе Пасифик Коуст. Похоже, дела в ресторане шли неплохо: еще рано, а стоянка была наполовину занята машинами. Кейн присмотрелся к маркам автомобилей. Рядом с ними его автомобиль напоминал бедного родственника: сюда приезжали обеспеченные люди.

— У вас не так плохо идут дела, — заметил он Лиз.

— Этот ресторан принадлежит нам троим. Я начала здесь работать в полную силу, когда стало развиваться выездное обслуживание клиентов. Ник следит за приготовлением пищи, а Джулия ведет бухгалтерию к принимает гостей.

Кейн повернулся и посмотрел на нее.

— А что делаете вы?

— Все понемножку! — Лиз немного смущенно улыбнулась. — Мне приходится быть мастером на все руки. Вот так!

Кейн все еще неуверенно топтался у входа, но Лиз вошла и быстро зашагала по полированному полу, сделанному из хорошего дерева.

Их встретила Джулия, пытавшаяся по выражению их лиц определить, как идут дела. Не выдержав, она обратилась к сестре:

— Лиз, что случилось? — Джулия повернулась к Кейну. В ее глазах была надежда. — Вы нашли ее?

Кейн отрицательно покачал головой.

— Нет, — ответила за него Лиз, — но детектив Мэ-диген нашел квартиру, где останавливалась эта женщина, а на прошлой неделе соседи слышали, как там плакал ребенок. Он узнал имя женщины, и…

— Подождите! — Джулия подняла руку вверх, чтобы остановить поток информации. — Нику тоже будет интересно послушать все это.

Она схватила Лиз за руку, потом оглянулась, проверяя, следует ли за ними Кейн. Он не двинулся с места.

— Идемте, детектив. Следуйте за мною.

Кейн ошеломленно поплелся за сестрами: так с ним еще никто не разговаривал.

— Она всегда так на всех давит? — спросил он отставшую Лиз, кивком указывая на Джулию.

— Всегда только так!

— Сочувствую вам, — пробормотал Кейн. Джулия провела их через зал, где тихие голоса смешивались с позвякиванием бокалов и звуком столовых приборов, затем ладонью толкнула вращающуюся дверь, отделявшую кухню от зала; там вовсю кипела работа.

Джулия огляделась и нашла высокого мужчину, главенствующего над занятыми приготовлением пищи.

— Ник!

Николас Синклер старательно резал тонкими ломтиками лососину. Было заметно, что он заволновался, увидев Джулию в сопровождении Лиз и насупившегося мужчины с резкими чертами лица. Ник бросил свое занятие, быстро пересек кухню и подошел к вновь пришедшим.

— Ник, — Лиз положила руку на руку брата, — познакомься. Это детектив Кейн Мэдиген.

Ник приветливо улыбнулся, вытер влажные ладони о фартук, болтавшийся у него на талии, и пожал руку Кейну.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил он с надеждой.

Кейн посмотрел ему в глаза. Ник не отвел своего взгляда, и Кейну это понравилось. Но он никогда не решал ничего для себя сразу. Нужно время, чтобы раскусить человека.

— Кое-какие новости есть.

Ник повернулся к Лиз, ожидая, что она разъяснит столь лаконичный ответ.

— Мэдиген сумел узнать, кто та женщина, которая похитила нашу Кэти.

— Прекрасно! Вы уже арестовали ее?

— Нет.

— Нет? — пораженно переспросил Ник. — Но почему?! — В его голосе послышалась досада.

— Детектив Мэдиген выяснил, что женщина удрала. Вместе с Кэти, — дрожащим голосом сказала Лиз.

Ник ласково обнял сестру за плечи и прижал ее к себе. Сумма назначенного вознаграждения не привлекла внимания — телезрителей и читателей газет. Может, ему стоит нанять частного детектива? — подумал он.

— Не волнуйся, Лиз, ее найдут. — Слова Ника прозвучали как приказ. Служащие ресторана, собравшиеся вокруг них, ободряющими возгласами подтвердили свое согласие с Ником.

Кейн подумал, черт побери, все больше него верили в его способность справиться с этим делом. Ему хотелось объяснить им все, чтобы они правильно поняли ситуацию. Но это потребовало бы массу времени. Поэтому он ограничился констатацией факта:

— Теперь у нас больше возможностей найти их, чем было раньше. — Он никогда не сказал бы и этого, если бы не пристальный взгляд Лиз, направленный на него. Невыплаканные слезы блестели в ее глазах, как капельки росы на лепестках полевых цветов.

— Он ничего не ел уже три дня! — вмешалась Лиз. — Кейна надо срочно накормить, да повкуснее!

Ник радушно улыбнулся:

— Конечно, конечно, мы на славу угостим вас. Кейну стало неприятно. Лиз все подала так, словно привела с собой бродяжку, вымокшего под проливным дождем. Ему было бы гораздо спокойнее перехватить сандвич в какой-нибудь забегаловке рядом с домом. Ник принес Кейну большую зеленую папку с меню.

— Все, что вам угодно. Мы угощаем. А теперь все за работу. Нас ждут проголодавшиеся посетители, — обратился он к окружавшим их людям. — Джулия, посади их отдельно в кабинке в глубине зала. И вон из моей кухни!

— Нашей кухни! — через плечо парировала Джулия и открыла дверь.

— Ну-ну!

Джулия подвела их к отдельной кабинке и проследила, чтобы сестре и Кейну было удобно. Лиз повернулась к Кейну и увидела, что он, хмурясь, роется в боковом кармане.

— Что-то не так?

Все было не так! Кейн почувствовал, как напряжены его нервы.

— Да, я бросил курить! — Сейчас бы он отдал все, что угодно, за однуединственную сигарету.

— Курение — это плохая привычка! Он молча пожал плечами:

— У каждого есть какие-нибудь недостатки.

На территории Лиз, среди членов ее семьи, Кейну было не по себе. Ему вообще было не по себе в таких респектабельных, приличных местах. Кейн нормально чувствовал себя в полиции, во время выслеживания или ареста преступника. Он умел расправляться с подонками и сажать их в тюрьму, чтобы такие люди, как Лиз и ее семья, могли спокойно жить. Он был детективом и привык действовать, а не вести светскую беседу в полумраке фешенебельного ресторана, сидя напротив женщины, которая выглядела так, как будто в ее жизни не должно встретиться ничего дурного и грязного.

— Может, вы правы, — согласилась Лиз. Кейн выглядел таким напряженным и усталым, что ей хотелось поскорее помочь ему расслабиться. Он прекрасно умел рассказывать о своей работе, и Лиз решила сыграть на этом.

— Что было написано в этой бумаге? — Кейн в этот момент пытался разобрать герб, висящий на противоположной от них стене. Она застала его врасплох своим вопросом, — Какой бумаге?

— Прежде чем мы покинули участок, полицейский отдал вам какую-то бумагу.

— А, это…

Кейн не забыл о документе: он убрал его в карман и собирался внимательно изучить, когда останется один. Но Лиз смотрела на него такими выразительными глазами! Она ждала, что он распутает еще одну петлю в этом клубке. Кейн вздохнул и вытащил лист с каким-то текстом.

Элизабет придвинулась ближе к нему, чтобы прочитать документ вместе. В стеклянном подсвечнике мерцала свеча, создавая интимную атмосферу. Рукой Кейн нечаянно коснулся черных, блестящих волос, рассыпавшихся по плечам Лиз, и его пронзило внезапное острое желание, как бы напомнив ему, что он не компьютер, а нормальный мужчина, которому были присущи человеческие желания, как бы он ни старался это игнорировать! Кейн отодвинул руку и посмотрел на бумагу, лежавшую перед ними на столе. Он прокашлялся и постарался сосредоточиться на деле.

— Это распечатка дорожно-транспортных нарушений и происшествий в других штатах страны, — объяснил он, снова оказавшись в своей стихии, и ему стало гораздо легче. — Похоже, что мы не ошиблись. Наша подозреваемая перемещается из штата в штат. — Он показал девушке на верх страницы. — Вот ее нарушение в Аризоне два месяца назад. А вот Невада, шесть недель назад. Оба нарушения были совершены в то время, когда в этих штатах похищали детей!

Лиз сжала руки, стараясь удержать в себе растущее возбуждение.

— Значит, вы были правы, предположив, что именно Розалинда украла этих детей?!

Все сходилось, но Кейн давно уже понял, что куски мозаики могут не подходить друг к другу или обманчиво легко складываться в неверные сочетания.

— Это всего лишь рабочая гипотеза, — уточнил он, кладя листок в карман.

Он снова проявил осторожность, а Лиз так хотелось верить, и чтобы потом не случилось именно так, как они предположили. Чтобы у нее на руках оказалась ее дочь.

— У вас не бывает желания твердо уверовать во что-то? — нетерпеливо спросила Лиз, глядя на него.

— Иногда…

Казалось, это слово случайно сорвалось с его губ. Оно было вызвано воспоминаниями прошлого, когда его стремления были страстными и влекущими. Теперь он уже не строил воздушных замков, зная цену жизни, от которой порядком устал.

— …Но я стараюсь не обращать на это внимания. Лиз слегка отодвинулась от Кейна, заметив, что сидит слишком близко к нему.

— Почему же?

— Все еще может оказаться ошибкой. Все теоретические построения при встрече с реальностью могут лопнуть, как мыльный пузырь, — постарался объяснить Кейн свой взгляд на жизнь и работу. — Никогда нельзя класть все яйца в одну корзинку, если только не желаешь получить яичницу!

— Вы рассуждаете, как Ник.

Кейн взглянул на дверь, ведущую в кухню.

— Он что, может говорить только об еде?

Лиз взяла в руки стакан с напитком. Она любовалась тем, как луч света свечи преломляется в кубике льда.

— Это единственная вещь, о которой брат способен говорить с увлечением.

— Я не знал, что выгляжу таким же одержимым! Она слегка склонила голову в сторону, задумавшись над его словами.

— Вы — нет. Даже больше: вы обеспокоены тем, чтобы не выглядеть увлеченным и страстным, — сказала Лиз с улыбкой.

Кейн еле сдержал смех.

— Вы так хорошо жонглируете словами, что могли бы стать защитницей в суде.

Лиз засмеялась. Кейн в первый раз услышал ее смех: она слишком глубоко погрузилась в свое горе. И сейчас ей стало легче, хотя бы на несколько секунд.

Элизабет вернулась к прерванному разговору.

— Если ваша рабочая теория окажется правильной, как вы будете претворять ее в жизнь?

Кейна раздражало постоянное желание Лиз узнать побольше и даже поторопить его. И в то же время он не мог не уважать ее за постоянные и настойчивые попытки понять ход его мысли и методику работы. Он откинулся назад и вытянул ноги, старясь не коснуться ее.

— Мы уже разослали бюллетень с подробным описанием этой женщины. — Он вспомнил о бумаге в его кармане. — Если она так плохо управляет машиной и ее постоянно ловят на этом, мне кажется, что вскоре мы сможем на нее выйти.

Боже, как она надеялась на это!

— Но будет ли у нее мой ребенок?

— Это трудно предугадать…

На их столик упала тень, Кейн поднял голову. Это была Джулия.

— Простите, что так задержалась, — извинилась она и посмотрела на Кейна: — Что вам принести?

— Сандвич.

Джулия улыбнулась и покачала головой, взяв в руки меню.

Ей представилось, что скажет Ник по этому поводу.

— В меню этого нет, но мы что-нибудь придумаем. Она посмотрела на сестру.

— Лиз?

Та покачала головой.

— Только кофе.

С тех пор как произошла катастрофа, она ела не больше птички. Джулию это серьезно волновало, хотя она старалась не выказывать беспокойства.

— Лиз, тебе нужно поесть!

Встретив взгляд сестры, Джулия оставила ее в покое.

— Из-за вас у Ника разовьются комплексы!

— Упакуйте сандвич так, чтобы мы могли взять его с собой, пожалуйста.

Просьба Кейна поразила Джулию как гром среди ясного неба:

— Взять с собой? — переспросила она.

К Синклерам люди не забегали, чтобы прихватить еду с собой. Они сидели в приятной обстановке, наслаждались пищей и беседой; их семейство гордилось именно этим.

Джулия увидела, как Мэдиген потянулся за бумажником.

— Хорошо, мы упакуем ваш заказ, но я не отвечаю за те слова, которые будут высказаны по этому поводу на кухне. — Она отмахнулась от бумажника Кейна: — Уберите его, детектив.

Кейн положил на столик пятидолларовую бумажку.

— Я всегда сам плачу за себя. Джулия обиженно наклонила голову:

— Никто не заподозрит, что вы злоупотребляете своим служебным положением, — категорически заявила она, беря со стола деньги и вручая их Кейну; спорить с ней было невозможно. — Никто об этом даже не узнает. Ник никогда не признается, что он приготовил вам всего лишь сандвич, да еще навынос!

Она глянула на них.

— Хотите маленький совет?

— Нет, — поспешила ответить ей Лиз еще до того, как Кейн успеет что-нибудь вымолвить.

— Ну, а я вам его все равно дам. Вам нужно что-то съесть, чтобы у вас были силы для продолжения поисков. Похоже на то, что с минуты на минуту вы упадете в голодный обморок.

Через пять минут они уже были на парковке. Кейн положил огромный сандвич, упакованный в фольгу, на сиденье машины. Сможет ли он достаточно широко открыть рот, чтобы откусить хотя бы кусочек этого огромного произведения кулинарного искусства?

— Ваша сестра говорила так, как будто вы собираетесь принять участие в расследовании.

Вот оно! Лиз была готова к предстоящему спору.

— Да, это так.

— Элизабет, давайте сразу поставим все точки над "". Я — детектив, а вы, к сожалению, жертва. Расследование провожу я.

Элизабет обошла машину и оказалась перед ним.

— Кейн, мне необходимо участвовать в расследовании. Я должна знать все, что вы узнаете нового о моем ребенке. Мне нужно помогать вам…

Кейн сел за руль:

— Мы еще увидимся! — заявил он, включая двигатель.

— Да, — тихо сказала Лиз, глядя, как его машина выезжает со стоянки. Она вздохнула, села в свой "вольво" и повернула ключ зажигания. Она не собирается сидеть и ждать новостей. Ей наплевать на то, что можно и что нельзя!

Лиз поклялась себе, что заставит Кейна принять это к сведению!

Когда после четырехчасового отдыха Кейн вернулся в полицейский участок, он все равно чувствовал себя усталым. Он заснул сразу, как только его голова коснулась подушки, но его мучили кошмары. Отрывки воспоминаний детства каким-то образом связались с расследуемым делом, поэтому он проснулся разбитым. Ему пришлось принять холодный душ, чтобы немного прийти в себя перед возвращением на работу. Покидая участок, Кейн оставил там целый ряд инструкций и, вернувшись, начал знакомиться с накопившейся информацией.

— Джонсу и ОРайли повезло! — сказал Хендерсон. — Они показали фото подозреваемой в Госпитале Королевы Ангелов. Ее там узнали.

— Человек, опознавший похитительницу, уверен, что это она?

Хендерсон утвердительно кивнул головой:

— Санитар сказал, что запомнил ее потому, что у нее была странная привычка: она нервно подергивала головой, словно старалась избавиться от чего-то. Парень сказал, что это производило странное впечатление.

— Эй, Кейн, дела идут! — воскликнул Вальдес, входя в комнату. — Только что видели подозреваемую на шоссе номер пять, но ей удалось ускользнуть.

Он отдал донесение Кейну.

— Так, и куда же она направляется?

— На восток. Бейли доложил, что кое-что сумел узнать о Розалинде. Она родом из Аризоны. Может, она направляется домой?

Кейн сдержанно кивнул.

— Вполне возможно. Настало время действовать.

— Достаньте мне билет на первый же авиарейс в Феникс и сообщите в тамошнее полицейское управление о причине моего прибытия туда. Мне может понадобиться помощь. Кто знает, как все может повернуться.

— Мэдиген, — Хендерсон похлопал его по плечу и с лукавым выражением лица кивнул на дверь: — У вас посетитель.

У Кейна не было никакого желания терять время на людей, не имевших отношения к истории с похищением младенцев. Сдержавшись, чтобы не выругаться, Кейн повернулся к двери.

— Передайте, что я…

Он не закончил предложения. В дверях стояла Элизабет.

Сколько времени она простояла в их комнате?

Судя по выражению лица, она слышала последнюю часть их разговора. Кейн подавил вздох раздражения: коль скоро она здесь, ему не придется звонить ей до отлета в Феникс, чтобы объяснять, что происходит.

Но Кейн уже по опыту знал, что Лиз не удовлетворятся тем, что он поделится с ней информацией. Так оно и оказалось: молодая женщина, почти не замечая других людей в помещении и не сводя глаз с Кейна, направлялась к нему.

— Вы летите в Феникс? — с замиранием сердца спросила она, от волнения крепко сжимая тонкую цепочку, на которой висела ее сумка. — Я отправляюсь с вами.

Черта с два!

Кейн повернулся к Лиз и встретился глазами с ее умоляющим взглядом, который вместе с тем выражал решительность и упрямство. Он встал и подошел к женщине вплотную.

— Никуда вы не едете!

Мэдиген полагал, что его тон и суровое обхождение заставят Элизабет отступить, однако он ее недооценивал.

— Поеду! — настойчиво повторила она. — Я не могу не ехать!

— Леди, постарайтесь понять своей хорошенькой головкой, что это не развлекательная программа по телевидению, где прекрасно одетая женщина, — он презрительно оглядел ее элегантный черный с белым костюм, — вооруженная только своим острым язычком, может победить дюжину плохих парней! — Кейн помолчал с минуту, перевел дыхание и продолжил: — Можно попасть в неприятные ситуации. Очень неприятные. Может, начнется стрельба. Вас могут ранить или даже убить. — Однако Лиз и бровью не повела. Может, она не понимает, о чем он говорит? — Я не могу отвечать за вас.

Лиз разозлилась. Неужели ему не понятно, что у нее поставлено на карту гораздо больше того, что может поставить он?!

— Неужели вам не понятно, что мне не надо, чтобы за меня отвечали? Она украла мое дитя! Вы пытаетесь вернуть мне мою дочь. Я не собираюсь сидеть и ждать, когда зазвонит телефон и сообщат, что произошло с моим ребенком. Я не могу больше так! Я не живу, а постоянно жду!

Кейн почувствовал ее незащищенность. Он почувствовал, что жалеет Лиз и сочувствует ей. Ему нельзя было так себя распускать. Все эти чувства не для него. Он занимается фактами, реальностью. Чувства не принадлежали к реальным фактам. Мэдиген попытался воздействовать на здравый смысл Лиз.

— У меня свои правила. Я работаю в одиночку, — твердо заявил он.

- Я обещаю, что не стану вам мешать. — Элизабет подняла руку, как бы давая торжественную клятву. — Я обещаю выполнять все ваши указания. Мне нужно быть там с вами и знать, что я делаю для своего ребенка все, что в моих силах!

— Оставайтесь дома. Я буду звонить вам каждый день и сообщать, как идут дела.

Кейн лгал Лиз. Он никогда бы не стал звонить ей каждый день, но ей об этом необязательно знать. Она отрицательно тряхнула головой; темные пряди волос взметнулись у нее по плечам, и Кейн, вспомнив, как пламя свечи блестело на них, решил поскорее избавиться от этого наваждения. Он равнодушно пожал плечами и сдержанно заметил:

— Простите, но это самое большее, что я могу вам обещать. Вы не можете лететь со мной. — По голосу Мэдигена чувствовалось, что его терпение иссякает. Он продел пальцы под ремень и медленно, словно сдерживаясь, покачался на каблуках.

— Могу! — Кейн испепелял ее взглядом, но в нем уже чувствовалось растущее уважение к ее решительности, повисло тяжелое молчание.

— Итак, я не убедил вас оставаться здесь? Она крепко сжала губы:

— Нет!

Кейн покачал головой и неожиданно расхохотался. Его поразило упорство Лиз.

— А я-то пожалел вас, считая, что сестра вами помыкает! Она никогда не сможет сравниться с вами в напористости!

— Так вы разрешите мне ехать?

— Похоже, что в данной ситуации слово "разрешить" не имеет смысла. Если я не разрешу вам лететь, мне придется все время быть начеку, постоянно оглядываться через плечо и чувствовать, что кто-то дышит мне в спину. Я должен быть уверен, что вам ничего не грозит. Если вы не станете слишком мешать мне, может, я буду присматривать за вами. В каком-то смысле мне будет даже легче действовать, зная, где вы…

Лиз от радости крепко обняла его и прижалась к нему:

— Вы не пожалеете.

— Я уже жалею!

Ему хотелось освободиться от объятий Лиз. Когда они договорились о так называемом сотрудничестве, Кейн сразу же решил, что между ними не должно быть никаких контактов. Но сейчас события развивались самым невероятным образом: Кейн не снял ее рук со своей шеи; вместо этого он крепко обнял Лиз. До самого Судного дня Кейн не мог бы сказать, кому из них принадлежал первый поцелуй. Он ли поцеловал ее, или она прижалась к нему губами?! Кто знает! Ему оставалось считать, что ее поцелуй выражал благодарность, а его — раздражение! Кейн повторял себе, что он чувствовал только одно. Злость! И ничего больше. Злость на то, что Лиз загнала его в угол…

За долгие годы одиночества Мэдиген постарался окружить себя своего рода непробиваемой броней, отгородиться с ее помощью от внешнего мира. Лиз, с ее теплыми и жаждущими губами, с прекрасными влажными синими глазами смогла нарушить казавшийся ему незыблемым покой. Кейн не мог ожидать, что ее поцелуй может так подействовать на него… Ему нужно было самому диктовать условия, поставить на колени ее, однако он сам очутился на коленях. Так произошло… Его руки бережно ласкали ее нежные, хрупкие плечи. Боже, как он хотел ее в этот момент!

Лиз крепче обняла Кейна, теснее прижалась к нему. Жар, исходивший от Кейна, волновал и возбуждал ее. Она не думала, что может так случиться, но что-то влекло ее к этому человеку… Она почувствовала в этом поцелуе нечто, из-за чего ей хотелось плакать, но не из-за себя, а из-за этого мужчины. Лиз казалось, что душа его опустошена и что ей предстояло заполнить эту пустоту. Она считала, что он холоден и бесчувствен для страсти, но это оказалось далеко от истины. Ее сердце стремилось к нему. Ему была нужна ласка куда больше, чем ей. И Лиз жаждала помочь ему.

Не отводя от нее взгляда, Кейн медленно опустил руки. Лиз тоже стояла, вытянув руки по швам, и глубоко вздохнула, прежде чем смогла что-то сказать. Когда же она заговорила, каждое слово давалось ей с величайшим трудом.

— Если вы сделали это, чтобы отпугнуть меня, то вам это почти удалось…

Черт побери, ему хотелось еще поцеловать ее. Он желал целовать Лиз до тех пор, пока его душа не оттает, не станет мягче и восприимчивей к простым человеческим чувствам.

— И вы все равно поедете со мной? Она медленно кивнула головой:

— Я же сказала, что готова на все!

В этот миг ей почему-то показалось, что когда все это закончится, то она будет уже не одна. Лиз облизнула губы, на которых все еще сохранялся вкус его губ — мужской, приятный и острый вкус.

— Когда мы отправляемся?

Мы. Кейну не нравилось это местоимение. Он был одиночкой, не любил ни от кого зависеть и не переносил, чтобы кто-то зависел от него.

— Как только будут куплены билеты; я тем временем подготовлю документы.

Может, ему еще удастся удрать от Лиз? Он посмотрел на ее платье.

— Мне кажется, что вы не готовы к путешествию. Она не смогла удержать торжествующую улыбку:

— У меня в багажнике машины лежит дорожная сумка со всем необходимым.

— Я требую, чтобы вы подчинялись моему любому приказанию. Это вам ясно?

Лиз радостно кивнула и горячо сказала:

— Конечно, я буду все выполнять, Кейн, я стану играть по вашим правилам. Но я хочу, чтобы вы помнили: для вас это каждодневная работа. Для меня же это вопрос жизни и смерти!

Лиз заставила себя успокоиться. Она провела рукой по шее, пытаясь массировать судорожно напрягшиеся мышцы.

— Я оплачу свой билет и все остальное, что может понадобиться. Деньги для меня в данной ситуации не имеют никакого значения: мне нужна только Кэти. Я знаю/, вы сможете вернуть мне мою девочку. Я просто хочу оказаться в этот момент рядом с вами, чтобы сразу обнять ребенка!

— Черт побери, вы так сильно верите в меня, леди, если учесть, что две с половиной недели назад вы и представления не имели о моем существовании.

Лиз подумала о том, что с его характером ему, наверное, всегда удается держать людей на расстоянии. Правда, с ней это не получилось, ведь Кейн не удержался и поцеловал ее!

Лиз, не теряя времени, пошла к выходу, но в дверях задержалась.

— Я хочу взять дорожную сумку из машины. Вы не уйдете, пока я буду на улице? — Она чувствовала, как Мэдигену хотелось удрать от нее. Но Лиз верила его слову, которое он сдержит даже в том случае, если обещание ему и не будет по нутру.

— Ладно, — недовольно пообещал ей Кейн. Его пальцы тщетно пытались отыскать сигареты в кармане. — Я буду ждать вас, хотя мне этого и очень не хочется.

— Их там нет, — сказала Лиз.

— Чего там нет? — Черт побери, о чем она говорит?

— Ваших сигарет.

С этими словами она поспешила к своей машине.

Кейн тем временем собрал все документы, касающиеся случаев похищения младенцев, затем вернулся к своему столу и уложил все бумаги в потрепанный дипломат, который он нередко использовал в качестве дорожной сумки. Затем Мэдиген выдвинул нижний ящик стола и начал перебирать его содержимое: у него была настолько непредсказуемая работа, что Кейну приходилось держать в своем кабинете вещи, которые могли пригодиться ему в командировках, — чистую рубашку, нижнее белье, бритву и зубную щетку. Все это также было уложено в дипломат: ему не так много было нужно. Более того, ему нужно было совсем немногое. И он ничего не собирается менять в своей жизни!

Аэровокзал был отделан по последнему слову техники и дизайна, но Лиз не могла найти себе места. Она расхаживала по просторному залу как пантера, пытающаяся отыскать отверстие в клетке, чтобы удрать из нее на волю, и Кейн не мог не отметить, что ноги Лиз великолепны. Такие ноги бывают у кинозвезд и балерин; о женщине с такими ногами может мечтать любой мужчина! Однако он не верит ни в чувства, ни в мечты. И никому не доверяет. Даже себе: он это ясно понял в полицейском участке, когда потерял над собой контроль. Он не имел права целовать ее и не должен допустить, чтобы это повторилось.

Лиз снова прошла мимо Кейна. Каждая струнка ее тела была так напряжена! Кейн подумал, что женщина измучит себя еще до того, как они взлетят, но он не собирался нянчить ее.

Лиз действительно измучилась от нервного напряжения: она без сил опустилась на белый пластиковый стул рядом с Кейном, который достал из кармана упаковку ментоловых пастилок, бывших у него всегда с собой, чтобы бороться с неодолимым желанием выкурить сигарету: он не мог отвести взгляда от автомата, продававшего соблазнительные пачки…

Лиз взяла предложенную ей пастилку и вернула упаковку Кейну.

— Как вы можете быть таким спокойным? — Она вытянула кисти рук и увидела, как они дрожат. Кейн обхватил их пальцами и постарался успокоить женщину. Лиз смутилась и положила руки на колени: это легкое прикосновение напомнило ей о том, что произошло между ними несколько часов назад.

— Успокойтесь! — посоветовал Мэдиген. — Если вы заранее станете волноваться, то лишь измучаете себя! Кроме того, вам еще не поздно вернуться домой!

— Нет, я не могу сделать этого… — Ее слова были заглушены объявлением о посадке на их рейс. Лиз радостно улыбнулась Кейну. Ее напряжение немного спало.

Кейну еще не приходилось видеть столь упорную женщину. Он нехотя встал, захватив свой дипломат. Свободной рукой Мэдиген подхватил Лиз под руку.

— Идемте, пока они не обнаружили в самолете еще один дефект!

Он пропустил Лиз перед собой, они прошли по длинному проходу и поднялись по трапу в салон лайнера. Оглядевшись, Лиз вдруг забеспокоилась:

— Вы уверены, что самолет теперь в порядке? Кейн, иронически ухмыляясь, взглянул на нее:

— Мне казалось, что вам не терпелось взлететь?

— Мне не терпится скорее оказаться в Фениксе! Кейну показалось, что его спутница побледнела. Не упадет же она в обморок? Нет, ему это совсем не нужно! И Кейн на всякий случай поискал глазами стюардессу.

— Я раньше никогда не летала, — оправдываясь, тихо сказала Лиз.

Кейн забыл про стюардессу и изумленно взглянул на нее.

— Вы шутите?

— Мне просто некуда было летать. Все мои близкие живут здесь, и Южной Калифорнии.

Они замолчали, глядя в иллюминатор.

Даже ничего не спрашивая, Лиз понимала, что жизнь Мэдигена сложилась совершенно иначе, чем ее. И насколько же они отличаются друг от друга? — подумала она. В его поцелуе она почувствовала такую силу! Но человек, сидящий рядом с ней, выглядел абсолютно бесстрастным! Кейн Мэдиген оставался для нее загадкой. У него были темные, прикрытые сейчас тяжелыми веками глаза и проницательный взгляд. Казалось, что он легко читал ее мысли и знал, о чем она думает. Но его душа была совершенно недоступна для нее: выражение его лица было безразлично к окружающим и словно приказывало — не входить без вызова! Но Лиз сейчас нужен герой, прибывший на прекрасном коне и добившийся справедливости, и она с надеждой посмотрела на Мэдигена, которому выпала такая роль.

Полет показался им кратким: не успели они устроиться поудобнее, как приземлились в аэропорту Феникса.

Кейн зашагал впереди, и Лиз пришлось поторапливаться, чтобы не отстать от него. Мэдиген о чем-то напряженно думал, и она решила, что сейчас его лучше не трогать.

— Нас здесь кто-нибудь встретит? — спросила она, обратив внимание на то, что кто-то держит в руках плакатик с надписью: "Добро пожаловать домой, Дэн!"

Мэдиген оглянулся.

— Должны были встретить… — ответил он.

Не успел Кейн закончить фразу, как заметил мужчину со смуглой кожей, в джинсах и яркой рубашке бирюзового цвета, который направлялся к ним. От окружающих его отличали уверенность походки и властность. Кейн подумал, что такой-то парень ему и нужен.

— Детектив Мэдиген? — спросил мужчина. Его темные волосы были гладко зачесаны назад; по неуловимым признакам было видно, что жизнь потрепала его и он сумел усвоить ее уроки.

Кейн кивнул ему, и мужчина представился как работник полиции Феникса.

— Капитан прислал меня, чтобы я доставил вас к нему. Детектив Грэхем Редхок, — протянул он руку Кейну и вопросительно посмотрел на его спутницу.

— Это Элизабет Синклер, — сказал Кейн. — Это у нее похитили ребенка. Она хорошо запомнила подозреваемую и может нам помочь.

— Мы здесь делаем все, что в наших силах. — Редхок больше адресовал эти слова Лиз, чем Кейну. — Моя машина стоит недалеко отсюда, — и он повел их к выходу.

Редхок сел за руль, и Кейн устроился рядом с ним, чтобы не ехать сзади, рядом с Лиз. Перед тем как завести мотор, Редхок повернулся к женщине.

— Я заброшу вас в отель, а потом мы отправимся в полицейский участок.

Но Лиз не собиралась сидеть и ждать вестей: в этом случае она будет чувствовать себя совершенно бесполезной, а ее поездка потеряет смысл.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, благодарю, я поеду с вами.

Кейн постарался устроиться поудобнее на изношенном виниловом сиденье. Они уезжали из Калифорнии, когда там была вполне приличная погода, но здесь стояла жуткая жара. Кейн подумал: как могли переносить ее здешние жители?

Капитан Эрнандес тепло приветствовал их в полицейском участке.

— Я уже не надеялся вас дождаться, уже половина

девятого вечера.

— Рейс несколько раз откладывался, — объяснил ему Кейн. — Детектив Редхок сказал мне, что вы уже распространили фото подозреваемой женщины.

Эрнандес кивнул:

— Мы поместили фото в газетах и показывали его по телевидению. Наши служащие связались с сотрудничающими с полицией людьми, и мы надеемся получить какую-нибудь информацию. А почему вы считаете, что подозреваемая направляется сюда? Она ведь совершила последнее похищение в Лос-Анджелесе?

Последнее похищение, подумала Лиз. Для них это всего лишь статистика, холодные факты, Кэти для них тоже статистика. Лиз впилась ногтями в ладони: если она сорвется, Кейн отошлет ее домой следующим авиарейсом, и ей некого будет винить, кроме себя самой. Лиз набралась мужества и сказала:

— Последний ребенок, которого похитила эта женщина, — моя Кэти. Это случилось три недели назад.

Казалось, что Эрнандес был готов откусить себе язык:

— О, миссис, ради бога, извините меня. Я не понял, что вы — мать похищенного ребенка. Если бы я понял это раньше, я бы никогда не позволил себе разговаривать так свободно в вашем присутствии!

Лиз заставила себя улыбнуться.

— Все нормально, вы правы, выполняя свою работу.

Кейн подумал, что им лучше все-таки несколько изменить направление разговора, чтобы смягчить напряженность.

— Мы действуем вслепую, — честно признался Кейн Эрнандесу. — Ее машину заметили на шоссе номер пятнадцать. Она выезжала из города, направляясь на восток. Конечно, она может поехать куда угодно, но Розалинда Вард жила в Фениксе. Возможно, что она возвращалась домой.

Кейн достал папку из кейса, вместе с ней вылетела зубная щетка. Лиз быстро подхватила ее и отдала Кейну. Тот недовольно посмотрел на нее и засунул щетку в дипломат: ему придется купить большую сумку, чтобы возить с собой свои личные вещи.

Эрнандес посмотрел на фотографии, которые привез с собой Кейн, и покачал головой.

— Нужно быть очень хладнокровным человеком, чтобы делать подобные вещи!

Он взял в руки фото подозреваемой, которое ранее прислали в их полицейский участок.

— Она похожа на старенькую симпатичную бабушку, — сказал он.

— Может, оно и так, но хочется верить, что в следующем году она будет получать поздравления по поводу Дня матери уже в тюрьме.

Кейн уложил фотографию в пакет.

— Один из наших осведомителей дал нам ее старый адрес в Фениксе, — сказал Эрнандес. — Я пошлю туда утром, чтобы узнать, не живут ли там ее родственники, расспросить соседей о ней.

Кейн был согласен с ним: это было все, что они могли сделать в данный момент. Эрнандес, перед тем как уйти, поручил помощнику оставить в распоряжении Кейна машину.

Редхок открыл ящик стола капитана и подал Кейну связку ключей от автомобиля.

— Есть здесь неподалеку отель? — спросил его Кейн.

— Мили две отсюда. Отель не очень большой, но чистый, дат и цены там нормальные.

— Нашей бухгалтерии будет приятно видеть счета оттуда.

Кейн открыл дверцу машины для Лиз, а потом сам сел за руль. Притормозил он возле одноэтажного здания. Номера располагались в шахматном порядке и напоминали белые кубики сахара, выстроившиеся на песке. Въезд украшала арка, на которой было написано: "Хэппи Инн"[1].

Лиз вышла из машины и потянулась: у нее от усталости затекло и болело все тело. Казалось, что разогретый воздух обжигает легкие.

— Неужели здесь даже вечером так жарко? Кейн улыбнулся:

— Леди, это достаточно прохладно для Феникса!

— Как они могут все это выдерживать? — Лиз последовала за Кейном в помещение.

Ярко-красными неоновыми буквами светился знак, что есть свободные номера.

— Здесь, похоже, есть кондиционеры…

Кейн открыл дверь. Холл был чистым. Когда они вошли, навстречу встал худощавый мужчина. Рядом с ним работал маленький телевизор, где показывали старую черно-белую комедию.

— Чем могу вам помочь? — спросил он.

— Мне нужен номер. Два, — поправился Кейн. Он не привык заботиться о комлибо другом. Мужчина с интересом посмотрел на него.

— Как скажете, мистер. Вы сюда надолго?

— Еще не знаем, — ответил ему Кейн, беря у хозяина оба ключа.

— Я дал вам номера рядом друг с другом, — сказал тот, когда Кейн и Лиз собрались уходить.

— Благодарю, — оборвал его Кейн.

— Вам так будет легче, — добавил мужчина и подмигнул ему. — Мы рады, когда всем у нас хорошо! — Все его фразы кончались почти шепотом. Казалось, что у него иссякал запас энергии раньше, чем он успевал выразить свою мысль.

— Помоечник! — пробормотал Кейн, быстро выпроваживая Лиз из прохлады на жару.

Похоже, Кейн терпеть не может, когда над ним подшучивают, подумала Лиз.

— Мне кажется, что он решил, что у нас с вами роман!

— Человек, который работает в подобном месте, не может думать иначе.

Он молча провел Лиз в ее комнату и остановился. В течение последних часов он старательно избегал ее взгляда. И вот теперь ему пришлось взглянуть Лиз в глаза. Лиз нельзя было назвать миниатюрной женщиной, но сейчас она показалась ему малышкой. Потерянной и слабой. Лиз изо всех сил старалась держать себя в руках, но это становилось все труднее и труднее. В ней постоянно боролись надежда и страх. Сейчас, так далеко от дома и в преддверии наступавшей ночи, страх начал побеждать.

— Кейн, Кэти где-то здесь и, может быть, недалеко! — Лиз повернулась к нему, стараясь справиться с отчаянием. — Но она такая крохотная. Как мы сможем отыскать ее?

Кейн потер затылок. Ему хотелось успокоить женщину, но он не представлял, с чего ему начать.

— Ну, это немного легче, чем искать иголку в стоге сена.

Лиз горько усмехнулась. Этот человек честен до отвращения!

— Да, но это не намного легче, — заметила Лиз. Кейн положил руки ей на плечи. Он даже не понял, как получилось, что он обнял Лиз и прижал к себе. Может, так случилось потому, что им обоим была необходима разрядка, душевное тепло…

— Лиз, мы ее отыщем, нужно только время.

Он отпустил ее, стараясь не допустить, чтобы чувство близости успело захватить их всецело.

— Все нормально. Нужно время от времени выпускать пар! Но вы, похоже, сами этого не делаете! — Она точно не знала этого, но инстинктивно ощущала.

Во время полета в Феникс она все время чувствовала на себе его внимательный взгляд. Кейн следил за каждым ее движением, и Лиз чувствовала себя перед ним открытой книгой, которую он свободно читает. Но сама она почти ничего не могла сказать о Кейне Мэдигене.

— Не делаю, — подтвердил он.

Она присела на постель. Та просела под ней, обняв ее бедра, как ласковые руки обхватывают округлую вазу. Она снова поднялась.

— Но почему? Кейн пожал плечами.

— Так уж сложилось. И я не хочу теперь ничего менять. — Он никогда никому не говорил о своем внутреннем мире, а сейчас вдруг разболтался!

Лиз улыбнулась, глядя на его поношенные джинсы и рубашку. Его ветровка была в таком виде, словно он в ней спал, и не раз, а каблуки его ботинок стесались: казалось, что на них осталась пыль трех штатов.

— Да, вы не из тех, кто заботится, чтобы на нем не было ни пылинки!

— В жизни есть куда более важные вещи, — заявил он. — А как я при этом выгляжу… Ну, это совершенно иное дело. — Кейн нахмурился. Что в ней такое, что постоянно волнует его?

— Как это получилось, что мы перешли с вас на меня?

— А почему мы не можем поговорить о вас?

— Потому что это слишком скучная тема. Мне нечего вам рассказать.

Лиз поняла, что пора заканчивать обсуждение этой темы. Но она не собиралась так легко сдаваться. Ей хотелось знать, что же он за человек и почему для него было так болезненно обсуждение этой запретной темы. Она же не хочет знать историю его жизни, а просто немного ближе познакомиться с ним.

— Вы должны быть чьим-то сыном, возлюбленным, братом…

Кейн отрицательно качал головой при каждом предположении.

— Нет, у меня никого нет, — резко ответил он. Мэдиген не имел понятия, где его мать. Его отец умер десять лет назад от белой горячки. Лиз коснулась его руки:

— Простите меня.

Ему не было нужно ни ее сочувствие, ни извинения.

— Вам не за что извиняться.

Он вспомнил, как маленьким мальчиком, лет пяти, он в ужасе прятался в стенном шкафу и слышал громкие голоса родителей, которые выкрикивали друг другу ужасные вещи.

— Далеко не все семьи бывают такими дружными, как ваша. Зачастую люди ненавидят друг друга вместо того, чтобы заботиться о ближних и стараться сделать их жизнь более радостной!

Кейн старался поскорее залатать крохотную дырочку в своем щите и ругал себя за то, что позволил ее проделать.

— Расскажите мне о том, что сделало вас таким. На секунду он потерял самообладание.

Кто дал ей право касаться его незаживших ран, копаться в его прошлом?

— Леди, вы никак не можете оставить меня в покое? Вам нет места в моей душе. Я — полицейский детектив, который должен возвратить вам вашего ребенка, и больше ни-че-го!

Лиз на время оставила его в покое, но потом, не удержавшись, задала еще один вопрос:

— Вы действительно считаете, что женщина приедет сюда, чтобы продать Кэти?

— Мы проанализировали все сведения о черном рынке, торгующем детьми в районе Калифорнии, и считаем, что это произойдет здесь или в Неваде.

Или еще где-нибудь! Лиз уловила в его голосе нотки неуверенности. Кейн слегка нахмурился, и она знала, что это говорит о сомнениях…

— А что, если похищения организовала неучтенная вами группа?

Лиз — неглупая женщина; это у нее не отнять! — подумал Мэдиген.

— Мы имеем в виду и эту возможность, — сказал он, борясь со сном и пытаясь вспомнить, когда он ел в последний раз.

— Вы не хотите что-нибудь перекусить? — не выдержал он.

— Я сейчас не смогу ничего проглотить, еда не полезет в горло…

Кейн озабоченно смерил ее взглядом. Сейчас она была стройной, но если все будет продолжаться так, как сейчас, через месяц станет просто тощей.

— Ваша сестра была права, вы слишком мало едите. Вам пригодятся силы. Пошли! Он показал на дверь.

— Я плачу.

Лиз оглядела комнату. Она понимала, что не сможет расслабиться, а время между "сейчас" и "завтра" тянулось для нее так медленно!

— Хорошо.

Она повернулась к Мэдигену и поблагодарила за то, что он настоял, чтобы они поехали поесть.

— За что вы меня благодарите?

— За то, что вы разговариваете со мной. За то, что взяли меня сюда…

— Леди, если бы я не сделал этого, вы, наверное, приковали бы себя ко мне наручниками.

Лиз улыбнулась.

— Возможно, только у меня их нет… — Женщина понимала, что если бы он на самом деле не желал, чтобы она тащилась за ним, то нашел бы способ, как от нее избавиться.

"Фаджита Оле" был одним из мексиканских ресторанчиков, где можно быстро поесть. Его эмблема — мексиканская шляпа, высоко парящая в воздухе, сильно полиняла на ярком солнце Феникса.

Внутри было свободно, время для гостей было неподходящее. Кейн подал Лиз меню, она выбрала лепешку с мясом и сок. Кейн заказал себе то же и потом попросил принести еще одну лепешку. Он вдруг почувствовал жуткий голод.

Им подали заказанное еще до того, как они смогли удобно расположиться за столиком в центре зала, на равном расстоянии от двери и бара. По ресторану разносилась громкая музыка.

Лиз, как зачарованная, наблюдала за тем, как Кейн быстро уничтожил обе свои лепешки: ей за это время удалось расправиться только с половиной своего заказа.

— Вам не нравится мексиканская кухня? — спросил Кейн.

Вообще-то она ей нравилась, но хорошая мексиканская кухня. Ей показалось неудобным так ему ответить.

Кейн распахнул дверь, и они покинули ресторанчик.

— Спасибо, мне она нравится, но я вам уже сказала, что сейчас я почти ничего не могу есть. У меня такое ощущение, что внутри меня сидит огромная кобра, готовая нанести удар, и больше там не остается ни для чего места.

Они шли по плохо освещенной улице, на ней почти не было машин, да и пешеходы попадались редко. Казалось, что в городе они одни. Все, кому нужно было куда-то добраться, ехали на машинах.

Лиз подумала, что ей приятно идти рядом с ним, хотя они шли молча. Если бы все сложилось по-иному, она смогла бы наслаждаться этой прогулкой. Кейн боролся с желанием обнять ее. Он не мог понять, что с ним творится. Казалось, что-то заставляет его действовать вопреки здравому смыслу. Или же что-то в его душе стремилось вернуть его к тому состоянию, в котором он еще недавно пребывал.

— Кэти вам будет не в радость, если у вас от голода начнется дистрофия.

Кейн поймал себя на том, что лезет в дела, которые его не касаются. Это дело Лиз — есть ей или не есть. К нему это не имеет ни малейшего отношения. Тогда почему он говорит ей об этом? Лиз вздохнула, когда они подошли к отелю.

— Вы совершенно правы, делу этим не поможешь. Может, у меня появится аппетит утром. Мне раньше нравилось съесть что-нибудь вкусное на завтрак. — Она посмотрела на Кейна: — А что вам больше всего нравится?

— Мне абсолютно все равно, — отрезал тот. У него не было любимых блюд: он ел, когда был голоден. Заправлял свой организм топливом. У нее же был режим принятия пищи, когда она росла. Режим дня и человеческая любовь. Кейн же вел мучительную борьбу за выживание в ожидании того момента, когда он по закону мог бы жить и работать, существовать самостоятельно… Они с Лиз были из двух разных миров. Они и сами были разными, очень разными мирами! Под ногами Кейна гравий хрустел, как маленькие ракушки, когда они шли через парковку; он проводил Лиз до самой двери и подождал, пока она достала ключи и открыла свой номер.

— До завтра. Лиз заколебалась.

— Вы ведь не уйдете без меня, не так ли?

Черт побери, она и тут вычислила его, подумал Кейн. Он не смог удержать несколько натянутой усмешки на губах.

— Нет, я не стану этого делать.

Лиз была огорчена. Ей казалось, что они стали почти друзьями. А может, даже больше… И вот теперь он фактически признается, что собирался сбежать, отправиться утром без нее в полицейский участок.

— Вы хотели уйти без меня…

Он прочитал обиду в ее глазах, и это было ему неприятно.

— Мне не хочется, чтобы вы без толку ходили со мной везде. Или, что еще хуже, могли бы как-то пострадать во время этого хождения. Если вы желаете присутствовать при работе, пожалуйста, но только…

Ему не удастся отговорить ее. Она ему не позволит.

— Кейн!..

Он поднял вверх руки, как бы сдаваясь.

— Да, я понимаю, мы уже не раз беседовали на эту тему. — Он вздохнул. — Хорошо. Я разбужу вас утром.

— Спасибо.

Кейн нахмурился, злясь на себя, на Лиз, на весь мир. Ему всегда было неловко, когда его благодарили, ему казалось, что взамен он что-то обязан сделать для этих людей. Он не был суперполицейским! Розалинда Вард могла снова куда-нибудь скрыться. Такие вещи случались не раз.

— Мы еще ничего не добились, — напомнил он Лиз.

— Но вы найдете моего ребенка, Кейн. Вы способны сделать это.

Кейн открыл рот, чтобы объяснить ей, что он всего лишь человек, а не Господь Бог, но, глядя ей в глаза, вдруг вспомнил, что он не только полицейский, но и мужчина к тому же! И этот мужчина, прятавшийся в своей раковине, умирал, так ему хотелось снова поцеловать ее. Обнять и прижать к себе. Это желание не покидало его, оно подспудно росло и ширилось с тех пор, как он в первый раз коснулся ее. Ему хотелось еще раз почувствовать терпкий вкус ее губ. Ему хотелось потеряться в дебрях чувств, забыть о том, что вся его жизнь полетит кувырком, если он слишком сильно увлечется Лиз.

Кейн настолько устал, что у него уже не было сил бороться с соблазном. Вздохнув, он ласково сжал в ладонях ее лицо.

— Черт побери, я об этом еще пожалею, — тихо прошептал он, наклоняясь к ее губам.

В душе Лиз возникло смятение, казалось, ее сердце забилось в ритме музыки, которую они только что слышали в ресторане.

— Очень любезно с вашей стороны сказать мне это! Последнее слово она вымолвила прямо в его губы.

Кейн понимал, что ему надо сдерживаться, но его целиком захватила страсть и стало на все наплевать.

Ее губы все еще сохраняли пряный вкус пищи, которую она только что ела. Кейну всегда нравилась мексиканская кухня, сейчас он почувствовал, что теряет власть над собой. Но Мэдиген пытался убедить себя, что это было лишь увлечением; если он немного расслабится, то не произойдет ничего страшного. Ниче-го.

Он притянул к себе девушку и стал целовать ее. Он пил и не мог напиться сладостью ее губ; его охватило сильное возбуждение, и он легонько коснулся ее языка кончиком своего.

Лиз застонала, он был слишком слаб, чтобы оторваться от нее. Он желал найти для себя в ней рай. С помощью ее доброты, чистоты и прелести.

Теперь он целовал ее очень нежно, с обожанием. Но страсть все нарастала, и Кейн жаждал заняться с ней любовью. Но вдруг он отпустил ее, опустил руки и отошел, весь дрожа. Казалось, что у него в голове прозвучал сигнал тревоги, и он изо всех сил старался не показать этого. У Лиз были широко раскрыты глаза, зрачки стали огромными, как будто под действием наркотиков. Она хотела заглянуть ему в лицо, но Кейн отвернулся. Затем он ушел в темноту, на прощанье пожелав ей спокойной ночи.

Лиз поправила волосы и вошла в свой номер. Она понимала, что ей потребуется немало времени, чтобы успокоиться. Однако действительность оказалась куда хуже…

Лиз провела ужасную ночь. Ей не давали покоя мысли о малышке Кэти и человеке, который, как она считала, мог ей помочь. Она ворочалась с боку на бок всю ночь: начиная дремать, она в ужасе просыпалась. Ночь длилась и длилась, а сердце Лиз все не успокаивалось. К трем часам утра она была совершенно разбита, но перед тем как ей нужно было вставать, наконец по-настоящему заснула.

Лиз не поняла, что разбудило ее. Первая ее мысль была о судьбе Кэти. Потом у нее возникло другое ощущение, ощущение мягкости, как будто лепесток розы шевелился от легкого ветерка: Лиз вспомнила о поцелуе Кейна. Его поцелуй прошлой ночью был таким же нежным, непохожим на то, что было раньше. В первый раз он целовал ее во гневе, словно хотел о чем-то предупредить. Вчера он поразил ее своей нежностью и лаской. На этот раз Лиз почувствовала его страсть и потребность в ней, его жажду и смущение. Еще ей показалось, что, пока он целовал ее, внутри него шла война с самим собой.

Лиз пригладила волосы и посмотрела на часы, лежавшие на ночном столике. Семь утра. Через занавеси уже проникало жаркое солнце Аризоны. Зайдет ли к ней Кейн перед тем, как отправится в полицейский участок.