Преображения, произошедшие в отца, заставили переключиться и Дамьена.
— Ваше Величество, я бы хотел попросить вас о том, чтобы вы позволили мне покинуть континент и вернуться в предел. Если все так, как говорит Эвелин, то моя мать, совет старейшин и некоторые лорды, причастные к этому, могли убедить остальных, что я и драконий предел официально выступаем на стороне заговорщиков, — говорил он твердо и уверенно. — Если в результате этого они надоумят драконов выступить в схватке на стороне наших врагов, это сможет существенно их усилить и привести к лишним жертвам.
— Я понимаю, Дамьен, — вздохнул король, откладывая переданный ему фолиант. — Но и ты пойми, что сейчас я тебя отпустить не могу. Ты сможешь удержать предел, но в результате этого мы можем потерять целое королевство. Без твоей поддержки и поддержки тех драконов, что уже прибыли сюда и выступают на нашей стороне, справиться с заговорщиками будет сложнее.
Его Величество окинул дракона своим цепким взглядом, а после продолжил.
— Я прошу тебя немного подождать. После того как мы вернем мне престол, я окажу тебе поддержку. И вместе мы быстро справимся с мятежом в пределе. Жертв все равно избежать не получится. А те, кто так долго готовился к тому, чтобы сделать драконий предел независимым, вряд ли отступятся при твоем появлении на острове.
Я, внимательно наблюдавшая в этот момент за мужем, видела, как он разрывался между своим долгом, как наместник предела, и клятвой, которую он принес королю.
Я понимала, что Дамьен желает отправиться в предел как можно раньше, навести там порядок и заверить народ в том, что мы не предали монарха. Но, честно говоря, я была даже немного рада тому, что Рагнир Третий сейчас не желает дракона отпускать. Потому что возвращаться на остров так скоро я была морально не готова.
— Хорошо, — приняв, наконец, решение, которое явно тяжко ему далось, кивнул Дамьен.
И сразу же после этого отец мягко, но непреклонно поспешил выставить меня за дверь. Он даже нашел благородный повод, сообщив, что мама и Лиора уже меня заждались.
И, оставив мужчин, которые перешли к обсуждению других, не менее важных вопросов, я в сопровождении слуги отправилась к женской части нашей семьи, мысленно готовясь к еще одному, не менее тяжелому разговору.
Правда, дойти я до них не успела. Встретила на своем пути Грейсона, который спешил в том направлении, откуда я шла. И, не обращая внимания на приветливую улыбку старшего брата, вызверилась на нем точно так же, как это сделал отец в отношении Дамьена.
— Ты бесчувственный чурбан! — стукнула я в плечо брата в ответ на его попытку меня обнять. — Как ты мог?! Да я вчера чуть не поседела. Тебе-то что стоило шлем свой идиотский снять?!
— Слушай, Эви, я все понимаю, — ловко увернулся Грейсон от моего очередного удара и все же обнял меня. — Но, во-первых, я вмешиваться в ваши отношения не хотел. А, во-вторых, я когда Лиору там увидел, все остальное напрочь вылетело из головы.
Упоминание Лиоры заставило меня смягчиться.
— Как она? — поинтересовалась я, отстраняясь от Грейсона.
— Все хорошо, — кивнул брат в ответ.
— Прости, что все так вышло, — вздохнула я, искренне сожаления.
Ее ведь отправили ко мне не просто так, когда все только началось. Я должна была за ней присмотреть и должна была о ней позаботиться. А вышло так, что со мной рядом Лиора оказалась в куда большей опасности.
— Ты не виновата, Эви, — смерил меня брат мягким взором. — Главное, что все хорошо закончилось для вас обеих. И… Я рад, что ты там была не одна.
Значит, Лиора уже успела рассказать Грейсону обо всем, что творилось в драконьем пределе.
Хотя чему я удивляюсь? Это абсолютно нормально и совершенно предсказуемо.
Брат никак не стал комментировать все, что ему стало известно. Ничего не сказал ни о Дамьене, ни о его матери, ни о наших с драконом отношениях. Лишь повторил, что рад меня видеть, несмотря ни на что. Еще раз обнял и ушел, сославшись на важные дела.
Когда слуга, наконец, довел меня до комнаты, в которой расположились мама с Лиорой, я, переступив порог, не смогла сдержать облегченного вздоха, увидев улыбающуюся Лиору. Чувство вины за то, что беременной родственнице по моей вине пришлось пережить, никак не желало меня покидать.
Вот только Лиора меня ни в чем не винила. Когда мама вдоволь меня наобнималась со мной, а после усадила в кресло и вручила чашку с горячем чаем, у нас, наконец, появилась возможность спокойно поговорить.
Леди Амалия Деверо всегда была более сдержана, чем ее муж. И, увы, вся ее сдержанность досталась старшему сыну. Мне же пришлось довольствоваться импульсивностью отца.
Вот и сейчас матушка, не изменяя своей манере, вела себя сдержанно и спокойно. И тем самым располагала к себе.
Она не осуждала, не винила, не костерила Дамьена, на чем свет стоит, и не бросалась проклятиями в его адрес. Просто смотрела на меня открыто и сочувствующе, слушала внимательно. И сжимала в своей руке мою ладонь, как всегда делала в детстве, выражая тем самым свою поддержку.
В какой-то момент, когда Лиоре надоело виноватое выражение на моем лице, она, не выдержав, произнесла:
— Эви, не смей ни в чем себя винить. Если уж на то пошло, то ты уехать хотела с самого начала. И это я мешала тебе это сделать, даже не объясняя, что на самом деле происходит. Если кого и нужно винить, так это меня, — запальчиво произнесла она. — Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что я не знала, что леди Кэтрин представляет из себя на самом деле, не предполагала, что ей известно гораздо большее, чем она показывает, и не думала, что твоя свекровь так далеко зайдет.
И эти искренние, наполненные эмоциями слова Лиоры произвели на меня неожиданный эффект. Я действительно почувствовала облегчение, позволила себе немного расслабиться и уже не чувства такого сильного гнета вины лишь при одном взгляде на жену Грейсона.
И мама, словно почувствовав все это, решила нас с Лиорой отвлечь, меняя тему разговора и начиная рассказывать обо всем, что здесь происходило. И леди Амалия Деверо не была бы собой, если бы не приукрасила свой рассказ шутками о том, с чем именно пришлось столкнуться бедным слугам, когда им поступил срочный приказ восстановить древний замок и сделать его пригодным для жизни самых высокопоставленных лиц королевства.