Вечер неожиданно для меня получается не просто не ужасным, а лучшим за много-много-много дней.
Мне сложно вспомнить, когда в последний раз было так вкусно, так интересно слушать, так легко рассказывать.
Кроме того, что Франческо — невероятный красавец, еще он очень стеснительный, но глубокий и влюбленный в окружающий мир человек.
Он умеет восторгаться всему и рядом с ним просто невозможно вести себя иначе.
Я не собиралась пьянеть и объедаться, но океанолог не слушал моих возражений. Я должна хотя бы попробовать. И я все пробовала, мы то и дело чокались. С каждым глотком мне становилось всё легче.
Если изначально я ехала с мыслью отбыть два часа, то почти сразу начала ловить себя на мысли, что вот бы эти часы тянулись…
— Агата, а ты знаешь, что океаны существовали на нашей планете за три миллиарда лет до появления на ней жизни?
Франческо сразу перешел со мной на ты. Я даже воспротивиться не успела, да и смысл? У меня с каждой минутой все более стойкое ощущение, что мы знакомы всю жизнь.
— Нет, конечно, понятия не имела. — Мне не стыдно признаваться в своем невежестве. В плане океанов я ужасный профан, а вот Франческо знает о них все.
Готов рассказывать день напролет, и ночь напролет.
Мы смеемся, тонкое стекло наших бокалов соприкасается, издавая негромкий звон..
Смотрим глаза в глаза, подавшись довольно близко друг к другу над столом.
Я вдруг чувствую, что у меня пересохли губы. Облизываю их, взгляд жгучего брюнета опускается к ним.
Он прекрасен внешне. С ним легко. Мне нравится тембр его голоса и открытость.
Ужасно стыдно признаваться даже себе, но именно сегодня вечером я впервые за долгое время чувствую себя именно женщиной, а не бесполым архитектором или мамой с полной самоотдачей.
Франческо не может слышать моих мыслей, но мне кажется, что он меня чувствует. Тянется к расслабленно лежащей на столе кисти и гладит ее своими музыкальными пальцами.
По голым рукам бегут мурашки. В последний раз со мной такое было сто лет назад. Когда мы только начинали встречаться с Игорем. Может…
Даже про себя сложно проговорить. Страшно. Но а вдруг Виктор прав и вот так неожиданно я встречу мужчину, который залечит мои душевные раны?
— А самый большой в мире живой организм знаешь, где живет?
Франческо сужает глаза и делает вид ужасно серьезного экзаменатора. Но я его серьезности не верю. Смеюсь, пытаюсь незаметно вытащить свою руку, но он не дает. Придерживает и гладит.
Его настойчивость мне тоже нравится.
— Боюсь опозориться, но раз ты спрашиваешься — скорее всего в океане? — Франческо расплывается в очаровательной улыбке и кивает. У меня даже сердце ускоряется, как у девочки. — Может быть это… Кит?
Я кокетничаю, отыгрывая сомнение, хотя на самом деле в своем ответе уверена. Как оказывается — зря. Потому что Франческо сам убирает руку, откидывается на спинке красивого стула и громко хлопает в ладоши.
— А вот и нет, красавица! Самое большое живое образование в мире — это Большой Барьерный риф у побережья Австралии. Триста пятьдесят тысяч квадратных километров. Он виден из космоса, представляешь? Я сейчас тебе его покажу!
Франческо не спрашивает, хочу я смотреть или нет. Он просто тянется за телефоном и начинает на нем искать. А я смотрю на мужчину с улыбкой.
С легкой досадой думаю, что ни одну женщину он так не полюбит, как свой океан.
Океанолог поворачивает ко мне мобильный экраном и показывает целую серию фотографий, которые действительно кажутся космическими. Когда-то мы с Игорем мечтали объездить весь мир. Нам успели приесться стандартные, даже скучные туристические точки, поэтому я уверена, что рано или поздно этот риф мы увидели бы собственными глазами, но…
Чтобы не грустить — улыбаюсь. Восторгаюсь фотографиям и с интересом слушаю историю о том, как Франческо путешествовал в Австралию и исследовал Коралловое море.
Когда есть мы просто уже не можем, океанолог подзывает официанта. Просит счет и еще одну бутылочку вина с двумя бокалами.
От моих неловких попыток заплатить за ужин и заверений, что его оплачивает архитектурное бюро, итальянец категорически отказывается. Даже не так: платить мне он прямо запрещает. Радует официантку щедрыми чаевыми. Дарит ей ослепительную улыбку. А меня уверено берет за руку и тянет за собой.
Вечер еще не закончен.
Как на странно, меня это радует. Наверное, даже слишком сильно. Я прошу у Франческо пару минут, звоню Элеоноре и умоляю задержаться еще немного. А потом мы с мужчиной за руку спускаемся по усланной брусчаткой дороге вниз к набережной реки.
Я внимательно смотрю под ноги, чтобы не упасть, и с интересом слушаю рассказы Франческо про океан. Они не заканчиваются. Напоминают таинственные сказки. Вызывают мурашки, холодок по телу, а еще огромное желание тоже когда-то поучаствовать хотя бы в одной экспедиции.
Мне даже стыдно, что экскурсию организовать должна была я, а в итоге развлекает меня мужчина.
Мы оказываемся на просторной площади рядом со старым речным портом. Уже довольно поздно, но вокруг — много людей. Все смеются, веселятся, заняты друг другом.
И мы с Франческо тоже.
Разговор каким-то образом с океана переключается на звезды. Мы стоим у металлического ограждения, под нашими ногами — черная гладь воды. В ней отражаются городские огни и ночное небо.
Франческо — немного сзади, его рука держится за перилла у меня за спиной. Я знаю, что могу сделать один маленький шажочек и прижаться спиной к горячей мужской груди, но торможу себя. Зачем-то.
Мы гуляем по набережной. У меня так сильно устали ноги, что я даже снимаю босоножки, которые тут же берет в руки Франческо.
Простилает свой пиджак на лестнице, ведущей к воде. Мы отдыхаем там. А когда я начинаю подмерзать — снова встаем. Вино допито. Дома меня ждет Тимурка.
Я очень скучаю по сыну, но и вечер заканчивать мне тоже грустно.
Думала попрощаться на набережной, но Франческо настаивает на том, что должен меня проводить.
Так как машина осталась возле ресторана, а я немного пила, вызываю такси.
Уже в нем узнаю, что в океане находится около двадцати миллионов тонн золота.
Я искренне верю каждому его слову и желаю исполнить все мечты. А еще позволяю себе приобнять и даже уткнуться носом в мой висок.
Когда такси останавливается во дворе — выхожу из машины с его помощью. Франческо придерживает меня за руку, поглаживает большим пальцем ладошку и мы вместе смотрим, как такси уезжает, поблескивая фарами.
Потом только снова смотрим друг другу в глаза. Улыбаемся.
Может быть Франческо хотел бы, чтобы я пригласила его подняться, но я не готова. Мужчина тянется к моей щеке. Гладит.
Я чувствую запретность, но этот вечер слишком прекрасен, чтобы портить его. Поэтому закрываю глаза и лащусь, как кошка.
Когда распахиваю — вижу, что глаза мужчины потемнели.
— Спасибо за прекрасный вечер, Франческо…
Мне сложно решиться, но я все же делаю шаг назад. Мужские пальцы соскальзывают. Я чувствую потерю, досаду, но одновременно с этим облегчение.
— Это тебе спасибо, Агата.
Меня не за что благодарить, я только впитывала внимание, получала удовольствие и комплименты, но не спорю.
Мы прощаемся скомкано. Франческо хочет меня поцеловать, я это чувствую, но сама трушу. Мне мерещится наблюдение. Тимурка уже должен спать, но если он сейчас из окна смотрит, как я мурлычу с чужим дядей… Да еще и в тот же день, когда почти поцеловалась с укротителем… Не хочется в глазах ребенка выглядеть совсем уж легкомысленной.
Поэтому целую океанолога в щеку, еще раз благодарю за вечер и обещаю взять трубку, когда он мне позвонит.
Под подъездным козырьком оглядываюсь — он стоит на том же месте и смотрит вслед. Это очень трогательно. Но ощущение слежки никак не проходит.
Скольжу взглядом по ряду оставленных на ночь машин. Сердце ускоряется.
Ныряю в подъезд, поднимаюсь на четвертый этаж и выхожу из лифта там, а не на своем. Подкравшись к окну, смотрю вниз.
Сначала вижу, как Франческо вызывает машину. Дождавшись, садится в салон и уезжает. А потом…
Сердце обрывается, когда другая машина зажигается фарами почти сразу. Все очарование вечера мигом осыпается, как плохо приклеенные блестки.
Еле сдерживаюсь, чтобы не набрать, только не Франческо, а Серебрянского. А еще вот сейчас жалею, что не дала итальянцу себя поцеловать.
Я поднимаюсь в квартиру в ужасном настроении. Вместо того, чтобы парить над землей, бешусь до трясучки. Благодарю Элеонору, целую в носик спящего Тимку. Еле засыпаю, а очередное мое утро снова начинается со звонка.
— Доброе утро, Виктор, — по моему голосу должно быть слышно, что принимать в восемь часов звонки от начальника — далеко не предел моих мечтаний. Но Виктора это, кажется, не заботит.
— Агата! — Он обращается ко мне громко. Даже истерично. Я уже молчу о том, что не здоровается. — Ты что натворила, Агата?! Я же просил тебя просто показать человеку город! Составить ему приятную компанию! А ты…
Резко поднимаюсь в кровати и со страхом прокручиваю в голове события прошлого вечера. А что я? Разве я сделала не то, о чем меня просили?
— Виктор, что стряслось? — Спрашиваю спокойно, но шефа это не впечатляет. Он пыхтит в трубку. Слышу, как громко плюхается в кресло. Нервно стучит чем-то по столу.
— Я просил тебя расположить к нам Франческо Муратори. Расположить, Агата, а не запугать!
— Вчера всё было хорошо, Виктор, я не понимаю…
— Вчера всё было хорошо, а сегодня утром он звонит мне и говорит, что работать с нами не будет! Что он не привык получать угрозы. Ты ничего не хочешь мне объяснить?
Я захлопываю рот и делаю один за другим глубокие вдохи. Виктор ждет какого-то ответа, но его не будет.
Объяснить я не хочу ничего. А вот придушить кое-кого — очень.
Бессильно бью кулаком по постели, скидываю входящий и зло шиплю:
— Ненавижу тебя, Серебрянский!