Тим дергает меня за руку, явно предлагая сесть. Я подчиняюсь.
— Вот, смотри, ты будешь слоном-наблюдателем.
Дает мне в руки одну из игрушек и вкратце объясняет, что здесь вообще происходит.
Пока мы играем, Элеонора суетится по комнате, то и дело что-то собирая, складывая. Подходит несколько раз к нам и с улыбкой тянется к волосам моего сына. Тим дергает голову.
Значит, ее прикосновения ему не слишком привычны, да и не то, чтобы приятны.
В голове складывается вполне полноценная картина. Она скорее надсмотрщица, чем няня. Еще и вынюхивает. С кем потом делится — вопрос. Может просто сплетничает.
На очередном подходе, когда Элеонора тянется к щеке Тимура и как бы мило треплет, сын не выдерживает. Смотрит на нее и просит:
— Элеонора, мы же договаривались. Я не трогаю тебя — ты не трогаешь меня.
Сын очень серьезно и по-взрослому снимает с себя руку няни. Я смотрю на нее тяжелым взглядом. Она же с неопределенным «ладно-ладно» возвращается к своим бессмысленным делам.
Уверен: этот «принцип» сотрудничества придумал не Тимур. Ставлю себе пометку: когда мы с сыном останемся наедине, обязательно узнаю, о чем еще они с этой девушкой договорились. А пока внимательно слушаю правила игры и приступаю к исполнению своей роли со всей ответственностью.
Я понятия не имею, когда Агата вернется домой. Прошу Элеонору не портить мой «сюрприз» и не звонить хозяйке.
Мы с Тимом отлично играем и третий нам не нужен.
После нескольких попыток привлечь мое внимание, дефиле за вигвамом, помывки окон и условно изящных наклонов за «случайно» упавшими вещами, Элеонора смиряется с тем, что я не обращаю на нее никакого внимания и отправляется на кухню готовить ужин.
Я не уверен, что Агата давала ей такое распоряжение. Скорее всего еда Тима приготовлена его матерью и ждет своего часа в холодильнике, но разоблачать няню не спешу.
Пока она гремит кастрюлями на кухне, мы с Тимом успеваем провести звериные выборы, в которых ожидаемо побеждает всеобщий любимчик жираф, сложить лего, поиграть в железную дорогу, сын проводит мне экскурсию по своей комнате. И, самое болезненное для меня, наверное, это когда показывает мне свои рисунки.
На многих изображена семья.
И на каждом из них это или он с мамой, или он с мамой и каким-то животным. Складывается впечатление, что он смирился с отсутствием в его жизни отца. О жирафе, собаке и ежике мечтает. А о папе — ни капли.
Меня пронизывает тоска и отчаянье. Еле гашу в себе порывы рассказать сыну, кто мы друг-другу. Я бы сделал это давным-давно, но понимаю, что сегодня — очень неудачный день.
— Иго-о-о-о-орь! — слышу крик Элеоноры и, взмахнув головой, отрываю взгляд от макушки Тима. Он как раз взял в руки карандаш. Рисует мне в подарок жирафа. — Не могли бы вы мне помо-о-о-очь?!
Уходить мне не хочется, но и совсем по-скотски вести себя воспитание не позволяет.
Явно перехожу черту, прижимаясь губами к волосам Тима. Но сдержаться — никак. Он воспринимает это спокойно. Не дергается. Позволяет.
Дальше я слегка треплю его волосы и обещаю:
— Вернусь через пару минут.
— Хорошо…
На кухне меня опять встречает неправдоподобно улыбчивая Эвелина.
У нее на несколько верхних пуговиц расстёгнута блузка. Волосы распущены. Если она вот так варила суп, который не очень то и аппетитно пахнет на всю кухню, то пробовать его я вряд ли рискну.
— Что вы хотели? — сознательно не перехожу на ты, хотя она и младше меня лет на пятнадцать.
— Мне нужно с верхней полки достать кастрюльку…
Показывает пальцем на один из подвешенных под самый потолок шкафов.
— Я, конечно, в курсе, что Агата у нас архитектор. Но вот эти ящики — это же дико неудобно! Удивительно, как она могла себе сделать такую непрактичную расстановку…
— Здесь наверняка есть складная лестница, — слушать о том, как какая-то соплюшка распинает мою жену за ее спиной я не собираюсь. Поэтому перебиваю на полуслове.
— Да, лестница есть, но я боюсь подниматься без страховки…
— Давайте, я подержу.
Мне легче было бы подняться самому и снять нужную кастрюлю, но Эвелина утверждает, что я ее не найду.
Ну что ж…
Стою, как придурок, и держу более чем надежную лестницу, пока по ней вверх, сохраняя свою вроде как изящную манеру, поднимается положившая на меня глаз нянечка Тима.
— А чем вы занимаетесь, Игорь?
Она успевает не только искать нужный ей предмет, но еще и бросать на меня игривые взгляды и повиливать бедрами. Я все это, конечно же, игнорирую. Отвечаю коротко:
— Бизнесом.
— Ой, как интересно… А то у Агаты столько друзей… Среди мужчин… Помню, и циркач был… Акробат какой-то… Байкер… Потом политик… Но я за него не голосовала, — смеется и отмахивается.
А у меня кровь вскипает. Я знаю, что все это ложь. Еле держусь, чтобы не потрясти лестницу.
— Что там кастрюля?
— Да ищу, — она дует губы от обиды. Будто правда ждала, что можно вот так переключить мое внимание с сына и Агаты на себя. — Ой, вот…
Я и раньше был не самого высокого мнения о ее интеллекте, а стоит ей увидеть ту самую кастрюлю (если она вообще там есть, в чем я сомневаюсь), как дурена-Эвелина встает на носочки. Тянется.
Дергает лестницу…
Дальше я мог бы очень жестоко ее проучить. Хотела упасть — падай. Но во мне срабатывают рефлексы.
Успеваю сделать шаг в сторону и ловлю ее.
Здесь совсем не серьезная высота и в обморок хлопаться нечего, но Эвелина все равно картинно закатывает глаза, быстро дышит и обмякает в моих руках.
— Господи, Игорь… Вы же меня спасли! — цепляется сильнее. Зачем-то лезет обнимать, прижимаясь своей грудью к моей. Я пытаюсь отстраниться, но девушка оплетает плющом.
— Танцевать на лестнице не нужно, тогда и спасать вас будет тоже не нужно.
Мое вполне трезвое замечание бьется горохом о стену.
Она зачем-то обвивает мою шею и даже волосы гладит. Я дергаюсь.
— Не стоит этого делать. — Прошу, сжимая запястья.
Что будет дальше, знаю. Сниму с себя. Отчитаю. Предупрежу, что еще одна такая выходка закончится забоем копчика или шишкой на лбу, потому что ловить я ее больше не буду.
Но мои планы рушит случай.
Точнее вихрь, который влетает на кухню вместе со стуком каблуков, сладким запахом духов Агаты и ошарашенным:
— Игорь, ты… Ты что себе позволяешь вообще?!