Я уже неделю законно и с большим удовольствием деградирую. Оказывается, больничный выглядит так. Знала бы раньше — непременно брала бы, как и ежегодный отпуск. Хотя кому я вру?
Ни черта бы я не брала. Меня и сейчас принудили.
Сладко, но решительно.
Моему вывиху уже неделя. И все это время надо мной курицей-наседкой носится бывший муж.
Если честно, нога меня уже почти не тревожит, но ему я об этом еще не сказала.
Сейчас, к примеру, я с легкостью самостоятельно добралась до холодильника, взяла из морозильной камеры ведерко с мороженым, пусть осторожно, но без прострелов и падений добралась до дивана и включила телевизор в гостиной.
Чувствую себя воровкой детства, занимаясь откровенным непотребством средь бела дня.
Дома я одна. Тимку Игорь отвез в сад. Ему с легкостью удалось сделать то, чего я не могла долгое время — уговорить сына наконец-то пойти в детский сад и избавится от потребности в няне на каждый день. Сам же уехал на работу. А я… Королева бездельников!
Набираю большую ложку мороженого и с удовольствием плавлю во рту.
Кроме всего прочего, мне кажется, за свое безделье я заплачу парой лишних килограмм, но ничего. Серебрянский там что-то бубнил, что я слишком худая. Если ему не тяжело меня таскать на руках — можно наедаться.
На следующее утро после травмы я проснулась из-за того, что рядом со мной устроилась печка. Дернулась, чтобы лечь подальше, но ногу прострелило. Застонала. Разбудила ту самую печку.
Игорь подорвался, как будто и не спал. Перепугался сам. Сбил ночник. Разбудил Тима.
В общем…
Утро было веселым. Дальнейшие наши дни — тоже. Но сейчас, в целом, мы уже приспособились жить почти как семья.
Тимур, мне кажется, доволен тем, что Игоря в его жизни стало значительно больше. А еще, что я всё время дома. Серебрянский, конечно, устает, я уверена — из-за нас с сыном ему приходится вертеться, чтобы всё успевать, но и недовольным его не назовешь.
Я… Я очень хочу расслабиться.
И речь не о возможности навернуть мороженого посреди рабочего дня.
Бывший муж много трогает меня, носит на руках даже чаще, чем в этом есть необходимость. Приручает заново, как делал когда-то еще в мою молодость. Не переходит грань, но подводит к ней мастерски. А я сопротивляюсь и возмущаюсь с каждым разом все менее уверенно.
Отвлекаюсь от незамысловатого сериала, на который умудрилась подсесть, на вспыхнувший экран мобильного.
Сообщение от Игоря.
Отставляю мороженое и беру телефон в руки.
«Как ты?»
Прочитав, перевожу взгляд на ногу, которую я по привычке устроила на кресле. Перебираю пальцами, слегка кручу в голеностопе…
Да нормально, на самом деле.
Но пишу: «Немного ноет. Спасибо, что спросил»
Игорь читает моментально и снова печатает.
«Лежишь?»
«Ага»
«Я приеду через час»
«Хорошо»
Отправляю и думаю, что нужно вовремя вернуться в спальню. А еще желательно спрятать следы моего маленького преступления.
Чувствую я себя, конечно, врушкой, но кто на моем месте не дал бы слабину? Не насладился предоставленной возможностью?
Снова увлекаюсь сериалом. Ведерко постепенно пустеет.
Когда мне пишут по работе — всех футболю. Даже не знаю, откуда во мне такой пофигизм, но я вдруг решила, что жизнь у меня одна. И я у жизни тоже одна. Себя нужно беречь. Организм поставил меня на вынужденный стоп — я подчиняюсь.
Выев треть ведерка пломбира, решаю, что пора закругляться. Слегка скривившись, снимаю ногу с дивана и скорее по привычке, чем от остаточной боли, прихрамываю в сторону кухни. Прячу сладость. Дальше — к мойке.
Успеваю включить воду, вспенить губку, когда слышу громкий хлопок двери.
В виски бьет паника. Теряюсь. Большими глазами смотрю перед собой.
— Агат, я дома.
За секунду успеваю и возмутиться, а какого это черта Игорь называет мою квартиру домом, и продумать, а потом отмести план стремительного прыжка до спальни, и смириться с неизбежностью разоблачения…
— И я дома…
Шепчу себе под нос, смиренно домывая ложку.
Слышу, как шаги проносятся по коридору. Игорь заходит в спальню. Останавливается там.
А меня там нет. Сюрприз.
— Агат! — зовет громко. Тревожно.
— Я тут, — подаю голос. Пищу немного.
Разворачиваюсь и имитирую, как ковыляю…
Бывший муж идет навстречу.
Я старательно кривлюсь и прихрамываю. А он замирает в дверном проеме, складывает руки на груди, хмурится.
Для достоверности придерживаюсь за мебель, но все равно краснею все ярче и ярче.
— Ходишь, значит… — Серебрянский заключает. — Давно?
Передергиваю плечами.
— А я, значит, спину должен надрывать. Таскать ее…
— Да я даже ни разу об этом не просила! — Игорь раскусывает меня первой же манипуляцией. Я выравниваюсь, возмущаюсь громко и совсем даже не кривлюсь. А потом вижу, как и у него лицо тоже меняется.
Он улыбается сначала светло и по-мальчишески. Потом… Взгляд темнеет. По мне скользит. Ох…
Делает шаг ближе. Я отступаю.
— Ты чего? — Спрашиваю, запнувшись. Он улыбается шире. Я не вовремя думаю, что привез нашему сыну какую-то травоядную зебру, а сам-то… Сам-то явно из хищников.
— Я чего? — Игорь продолжает спрашивать, наступая. Я — неумело пятиться. Вот сейчас действительно боюсь оступиться и усугубить свою травму. — Да у меня тут жена выздоровела и молчит. А я жду вообще-то.
Он подходит вплотную. Прихватывает меня за талию. Подбрасывает и метко усаживает на свободную столешницу.
У меня паника. Игорь шире разводит мои колени и вклинивается между. Хлопаю ртом.
— Чего ждешь? — Слежу, как проезжается ладонями по моим бедрам. С нажимом. Очень даже однозначно. — Я тебе бывшая, а не жена.
Щетинюсь, а когда он фиксирует за затылок и тянет на себя — упираюсь в плечи для равновесия, а не чтобы отталкивать.
Между моих губ оказывается его язык. Напор поражает. Мне кажется, что Игорь состоит из чистого адреналина. А я давно не получала нужную мне дозу.
Он целует меня откровенно, не спрашивая разрешения. Я начинаю задыхаться от ощущений и его мощи. Он отстраняется.
Блуждает глазами по моему лицу, тормозит на глазах.
— Бывшая… Будущая… Формальности всё это. Жена и жена.
Это ни черта так не работает, но я отчего-то смеюсь. Взгляд Игоря снова становится опасным.
— Смешно тебе?
Киваю от растерянности. Он подается вперед и снова впечатывается ртом в мой рот.
Я бы врала, сказав, что не понимала: к этому шло всю неделю, но сейчас теряюсь. Должна оттолкнуть… Наверное. А в реальности проезжаюсь ладонями по рукам. Стискиваю плечи.
Игорь издает странный звук — почти рык — в мои губы. Отрывается и дергает тенниску через голову.
Сам берет мою кисть и прижимает ладонь к горячей груди. От ритма его сердца и мое начинает вылетать. Бешеное просто. И он бешеный.
— Что смотришь? — он спрашивает так, что хочется опустить взгляд и сказать, что ему показалось. Но я поступаю иначе.
— А ты точно можешь? Сто пятьдесят ударов в минуту… Не меньше… Скорую не придется вызывать? Я же быстро не смогу. Нога. Сам понимаешь…
Очень ожидаемо и совсем неожиданно получаю легкий, но звонкий удар по ягодице.
Возмущаюсь громким:
— Ай!
— Прежде, чем я уеду от тебя сдыхать в какой-нибудь больничке от сердечного приступа, тебе придется еще дохрена поработать, малыш. Понимаешь, о чем я?
Я-то понимаю, но продолжаю упрямиться. Мотаю головой.
Игорь ловит и прижимается губами к губам. Лижет мои. Спрашивает:
— Сладкая такая почему?
— Пломбир ела, — произношу правду шепотом. Он снова ведет по губам.
— Один большой пломбир.
Больше не разговариваем. Бывший муж целует — напористо. Не давая усомниться, чем дело закончится. К подвигам на столешнице я пока что скорее всего не готова, поэтому мы повторяем привычный уже трюк с передвижением по квартире. Игорь несет меня в спальню. Укладывает, раздевает, любуется…
И я тоже любуюсь.
Ложится сверху — глажу. Его тело изменилось. Я вожу подушечками по татуировкам, которые так манили при первой нашей встрече. Они завораживают. Пугают. Но сильнее пугают шрамы.
— Тебе было очень плохо? — спрашиваю, осмелившись посмотреть в глаза. Его взгляд лижет мою кожу языками пламени.
— Уже без разницы. Теперь будет хорошо.
Игорь склоняется, я чувствую себя наполненной. Прогибаюсь и закрываю глаза.
Если быть честной с собой же, мечтала об этом давно. Особенно сильно — с ночевки в палатках.
И каждую ночь вот теперь, когда моя лучшая в мире печка ночует рядом.
Его движения — осторожные и сладкие. Поцелуи предугадывают мои желания. Я плавлюсь лавой и сдаюсь в сладостный плен.
Из глаз — искры. В уголочках — слезы. Я умудрилась забыть, как же прекрасно, когда мы с ним вдвоем.
— Как нога? — Поцелуи покрывают мою шею и ключицы. Возвращаются к губам. Я шепчу в них не ответ на вопрос, а жалобное:
— Только не останавливайся.
Кожу щекочет улыбка. Тело покалывает несуществующими иголочками. Желание копится огненным шаром. Щекочет языками под кожей, а потом взрывается яростным фейерверком.
Игорь переживает то же самое. Я вслух не говорю, но хочу оттянуть момент протрезвления. В частности, подольше остаться с ним в обнимку. И он, видимо, тоже.
Не отпускает. Обнимает. Гладит плечи, спину, волосы. Целует.
Ловит мой взгляд. Становится серьезным, даже хмурым, и произносит:
— Когда мы скажем Тимуру, что я — его отец, Агата?