Олеся Рияко (L. Ree) Принцесса из борделя ДИЛОГИЯ

Принцесса из борделя Книга первая

АННОТАЦИЯ

Не все родятся писаными красавицами даже в сказочном королевстве… Вот мне не повезло, в отличие от сестер — те то красотки, самые желанные куртизанки в Миле, все в нашу знаменитую мать. А я, что называется, совсем не получилась: рожа крива, да горб на всю спину. Вот только когда на наш бордель, словно снег на голову, свалился Розамундский король, вспомнили и обо мне. А то где же ему девственницу среди ночи-то найти!

Вот только разве король слеп и глуп? Чтобы такую, как я красивой сделать, это же о-го-го какую магию нужно применить!

Пролог

Если бордели открываются, значит это кому-нибудь нужно.

Наш — так и вовсе гремел на весть Эвенор! Как бы не ворчали чопорные горожанки и горожане, задирая нос, подобно всем столичным жителям, а посмотреть эдакую диковинную достопримечательность съезжалось не мало состоятельных людей со всех концов света. Осмотреть, так сказать, во всех подробностях красоты Миля, столицы Кардского королевства. Да и те же чопорные горожане захаживали, если имели достаточно средств. А денег, я вам скажу, надо было не мало — в "Лиловой Розе" абы какой товар не предлагали.

Здесь были первые красавицы, искусные в любви и изящных искусствах: пении, танцах, игре на музыкальных инструментах, ворожбе. Стоило им появиться в выходной день на улицах города, приличные мильские дамы прикусывали свои губки, локотки и головы мужей, осмелившихся вытаращиться на эдакую красоту. Да только куда им, бедным, до наших девчонок, все одно — мыши серые.

Работать в таком борделе, как "Лиловая Роза", было высшим достижением для представительниц профессии. Хозяйка заведения, мадам Кардамон, на уход за своим цветником денег не жалела, платила много, а клиентов при том было мало. Потому как не много у кого найдется денег в достатке, чтобы провести ночь в лиловых покоях, обнимая прекрасную розу.

И все же посетители в нашем заведении были разные: колдуны, удачливые разбойники, именитые рыцари, принцы, демоны в человечьих обличьях, купцы, некроманты и даже короли!

Так, Жоржетт Второй, правитель нашего Кардского королевства дважды заглядывал, с соблюдением великой тайны, разумеется! И оба раза закатывал такие шумные оргии, что я до следующего вечера выгребала его приближенных из-за диванов и рассовывала по каретам. Сам Жоржетт Второй, по заверениям девушек, больше предпочитал смотреть и чинно удалялся тайными проулками восвояси, как только чувственная и пылкая часть перерастала в откровенную пьяную вакханалию.

Я на работу тоже не жаловалась, только на оплату немного. С другой стороны, многого ли мне было надо? С моим горбом и кривой рожей, копи — не копи приданное, а замуж все одно никто не возьмет, да даже на невинность не позарится, чего уж там. Жила я в чулане за кухней, ела, что от прелестниц, да гостей останется, а копейку к копейке складывала так, для развлечения. Можно сказать, что мадам Кардамон хорошо исполняла обещанное моей матери, держала ее дочерей в сытости и достатке. Если подумать, мы с сестрами и правда ведь ни в чем не нуждались.

Ах, ну да! Куда же здесь без пояснения, простите, заболталась совсем!

Наша мать, ее звали Роза, была самой известной куртизанкой во всем Эвеноре. К ней в фавориты набивались короли, могущественные волшебники и, поговаривают, однажды даже несмотря на ее своеобразную известность сватался настоящий дракон. Но она предпочитала независимость и принимала благосклонность всех своих обожателей, как должное, от чего, как не странно, меньше их вовсе не становилось.

Всех сводили с ума ее нежная фарфоровая кожа, гладкий шелк волнистых, ярко-каштановых волос и невероятные лиловые глаза. Необычный цвет, разумеется, был неспроста — ко всем своим талантам моя родительница была еще и умелой чаровницей! Так что богатые мира сего обращались к ней не только за трепетным наслаждением, но и за особыми амулетами от сглазов, ядов, шальной стрелы в бою… да хоть бы и от мужского бессилия! Матушка свое дело знала.

Стало ли ей скучно одной или просто "так получилось", но в какой-то момент она родила мою старшую сестру Амариллис, а затем и среднюю Валериану, поговаривают, причем в основном они же сами, что отцом их был сам Ангельд Черный, известный пират, о котором сложено немало героических баллад. В частности, о том, по какой-такой причине он внезапно пропал после стольких побед и невероятных приключений.

А чуть позже, у нашей невероятной матери родилась я — ворчливое чудовище, Лобелия-дибелия или, как метко обозвала меня однажды Амариллис — Лобуэлия.

На самом деле конечно меня звали просто Лобелия, но те, кто не имел цели обидеть или унизить еще больше, чем это сделала со мной матушка-природа, звали просто Либи.

Я родилась с кривым лицом, таким, будто кто-то взял и потянул его с одной стороны, отчего бровь удивленно ползла вверх, глаз был вытянут до прищура, ноздря вывернута, а рот и вовсе до конца не закрывался из-за вздернутой кверху губы. Ну, и кроме прочего, у меня имелся горб, солидный такой, что аж с головой был вровень. Не в пример своим сестрам красавица, одним словом.

Сестры очень долго вбивали мне мысль, что матушка скончалась, едва ей после родов представили меня, не иначе как плод соития между ней и демоном, вселившимся в какого-то ее клиента, но мадам Кардамон быстро пресекла подобные толки. В общем-то она была справедливая тетка, в том, что не касалось ее прямой выгоды.

На самом деле, после моего рождения знаменитая Лиловая Роза прожила еще год и почти полгода после того умирала от тяжелой и неизвестной магической болезни. Поскольку старшим моим сестрам к тому моменту едва стукнуло семь и восемь лет, а родственников у нас как есть не было, матушка позаботилась о нас иначе. Завещала свои шикарные апартаменты в центре Миля с видом на фонтанную площадь и дворец, а также сбережения и связи подруге и товарке Кардамон, которая ухаживала за ней до самой кончины. Ее просьба состояла в том, чтобы женщина, если и не заменила ее дочерям мать, то предоставила хорошее образование, пожизненный кров и пищу.

Нельзя сказать, что мадам Кардамон не выполнила данного обещания, скорее она выполнила его по-своему. Создала бордель имени нашей матери, вложила деньги в его развитие и, надо сказать, не оставила нас на улице. Дела у нее шли хорошо, оттого мы все детство действительно, хоть в роскоши и не купались, но были сыты, одеты и по вечерам уложены в теплые постели.

Смекнув, что старшие растут писаными красавицами, она и правда вложилась в образование: мои сестры чудно пели, танцевали, владели, кажется, шестью языками и еще знали много всего другого.

Что до меня… то и мне нашлось применение — меня учили вещам более полезным при моей внешности и теперь я отменная швея, знатная повариха и, что получается у меня лучше всего, замечательная уборщица. Нет, серьезно! Я буквально могу вывести любое пятно с любой поверхности и привести комнату в порядок так, что даже вздумай кто щупать ее потаенные углы в белых печатках, найдет, что на его перчатках больше грязи, чем в вычищенных мной потаенных углах!

В общем, на жизнь я особо не жаловалась, но и смысла в ней какого-то особого не видела. Просто… ну, было приятно просыпаться с рассветом, ощущая на коже самые первые ласковые лучи, вдыхая утреннюю свежесть. Печь коричные булочки с сахаром и затем, прятать одну под фартук, чтобы потом, еще горячей, употребить ее в своей комнатушке с ароматным чаем или кофе. Конечно тоже взятыми украдкой. В общем, мне просто нравилось жить.

Конечно были и плохие дни.

Так, однажды, когда за окном уже начали сгущаться сумерки, в "Лиловую Розу" ворвался мужчина, заехав через наши большие парадные двери прямо на своем белом коне. Я, разумеется, сразу попыталась изгнать наглеца, бесстрашно охаживала его клячу веником на длинной ручке — вот уж кто бы из охраны помог, так нет же! Стояли, ржали не хуже тех же коней, чуть не падая на пол от того, что горбунья метлой принца на белом коне выпроваживает.

Только вот то и был. Принц. Как есть, наследник Ватундрии, только вот второй в очереди, не первый. На мои крики и дикий ржач нашей охраны выбежали все обитательницы и обитатели борделя, ну и мадам Кардамон среди них, которая конечно же сразу узнала гостя.

— Что же это вы, — говорит, — ваше величество Даниэле на коне к нам? Никак штурмом брать решили?

Он конечно тут такой, капюшон откинул, светловолосой гривой встряхнул, голубыми глазищами зыркнул, представительно так, царственный палец за пояс с каменьями и дорогущим мечом заткнув. А что скрываться, если уже и так узнали.

— Могу и штурмом, коли Нарциссу немедленно сюда не позовете!

Ну, а что ее звать? Эта у нас всегда в каждой бочке затычкой была и без того с остальными слюни на не званного гостя попускать вышла.

— О, Дэн-дэн, я здесь, любимый! — Воскликнула она с балкона, вся такая нежно-молочная. Волосы вьющиеся до пояса, карамельные, глаза золотистые, медовые, губы пухлые, яхонтовые. Не девушка, а конфета.

В общем, что долго разглагольствовать: пришел он ее, значит, замуж брать. Да, да, ее, карамельную, из на весь Эвенор известного борделя "Лиловая Роза". И ведь взял!

Уплатил мадам выкуп за все что на его невесту потрачено было и за все, что ей было куплено и "безвозмездно" подарено, да еще и, как сплетничали потом девушки, переплатил половину.

Помог ей, значит, этот принц сказочный, взобраться на коня подле себя и, сделав круг почета по нашей гостиной, которую мне, между прочим, потом еще и отмывать пришлось от вовсе не сказочного навоза, ускакал прямиком в свое королевство. Благо, оно не далеко. Хотя тут, в Эвеноре, все вообще достаточно близко. А она, Нарцисса наша, коза еще такая, язык всем на прощание показала.

И что-то тут на меня как нашло, как душу прищемило за самое сокровенное место — я как давай реветь! Метлу у ног уронила, и сама рядышком с ней шлепнулась. Реву, не могу, хотя сама понять не могу, что реву? Хотя, потом разобралась конечно: я же как все время думала, ну и что с того, что я уродина — вон, девки всех красивее на свете, а все одно их замуж никто никогда не возьмет. А вот как оно все обернулось. И стала я для себя в этот день уродиной самой настоящей, ни на что свою жизнь меняющей.

И нет бы пожалел меня кто, так женщины злые до чужой радости, принялись себе настроение за мой счет поднимать и всячески надо мной потешаться. Мол, это я, дура ихняя, решила, что принц за мной приехал. Или насочиняли разного, что я в Даниэле Вантундрийского давно втюрилась и Нарциссу к нему страшно ревновала. Или еще совсем мерзкого, что когда они в спальне уединялись, я у нее в шкафу пряталась, рыдала и за петельку себя дергала. Фу… мерзко-то как!

Нет, Даниэле, конечно был всем хорош, вот только не в моем вкусе. А что? Если горбунья и уродина, то и своего вкуса быть не может — бери что дают? Вот мне лично высокие голубоглазые брюнеты всегда нравились, и чтобы скуластые, и с мужественным красивым подбородком…

В общем, долго мне в цветнике нашем это припоминали, да и сейчас нет-нет да вспомнят. Особенно Амариллис, она всегда рада мне напомнить, кого материнская благодать стороной обошла. А вот Валериане все больше все равно. Она вообще такая, ко всему вокруг равнодушная и надменная, словно дама из высшего общества. Да и манеры такие же. Впрочем, многим господам нравится.

Нельзя сказать что на меня в "Лиловой Розе" никогда и никто не обращал внимание. Да, да и моя роза имела спрос, вот только у кого…

Мадам Кардамон особо яро обороняла меня от одного некроманта, которому дался мой горб. Он все упрашивал ее продать меня, бешеные, надо сказать, деньги сулил, но та нашла в себе силы отказать. И на том спасибо, что хоть последнюю волю матушки блюдет. Я-то знаю, как ей трудно было не согласиться! Глаза так и блестели от предложений этого трупных дел мастера.

Мадам Кардамон была женщиной не страстной и практичной, но в том, что касается денег, а точнее прибыли, у нее порой могло и крышу снести. Нет, она спокойно тратила кошели золота на ткани для нарядов наших прелестниц, на угощения для будущих гостей, но это не значит, что не перегрызла бы горло за копеечку какому-нибудь продавцу маринованной селедки. Просто она знала от каких вложений ей вернется втрое, а от каких будет дулька с гулькой.

Еще был странный чернокнижник, адепт какого-то демонического культа, а то и сам одержимый, который умалял ее предоставить меня ему на одну ночь для проведения какого-то своего ритуала. Но и ему отказала моя мадам, потому что он так и не смог внятно ответить, повредит ли этот ритуал моему здоровью, разуму или жизни.

В общем, в борделе "Лиловая роза" даже мне перепадало внимание посетителей и жизнь шла своим чередом.

Пока не настал этот день…

Глава 1. Гости, свалившиеся на голову

А точнее вечер… ну, позвольте, какие же приличные кутежники отправляются в бордель днем! Хотя двери "Лиловой Розы" несомненно были открыты для дорогих гостей круглые сутки. Но только для дорогих.

Время было уже к сумеркам, и я пошла зажигать фонари на нашем крыльце. Лиловые, все как положено. Что-то мне, пожалуй, от матери все же досталось, вот чаровницкий дар, например. Только слабенький конечно, совсем слабенький. Вот, могла заставить небольшой огонек другим цветом окраситься, могла и зажечь, но это уже серьезнее — для такого часами пыжиться над фитюлем приходилось. Могла иголку заговорить, чтобы палец не колола, ну, или булавку, или наоборот… было такое, когда наши прелестницы сами приходили и за деньги просили какую-нибудь пакость сопернице очаровать, например, помаду, чтобы все время на губах растекалась или заколку, чтобы непременно до крови все время царапала.

А что? За деньги я завсегда пожалуйста — тем более пакостили в основном Амариллис, она у нас была главная красавица. Говорили, что на мать нашу сильно была похожа — брови вразлет, губки сочным бантиком, глаза блестят под пышными ресницами… только я-то знаю от чего блестят. От того, что гадость опять кому-то какую-то подстроила или сплетню какую пустила, гадина лупоглазая.

Так вот, зажигаю это я фонари, как вдруг гром! Люди голосят, кони ржут! Да так шумно, будто и не спят добрые люди вокруг в поздний час. Спустя мгновение вижу — подъезжают к нашему крыльцу кареты золотом покрытие и всадники вокруг, охрана значит. Один такой молодец слез с коня, подвинул меня деликатно со словами "уйди старая!" и давай стучать в приличное заведение.

— Открывай, хозяйка! Благородные гости приехали! Встречать выходи, да поторопись же!

Только вот какая я старая? Обидно совсем! Мне же только-только девятнадцатый годок стукнул. Но знаем, плавали — таким лучше не перечить, и я бочком, бочком да в сторонку. К черному ходу, посмотреть что дальше будет, да в дом. Кто ж еще этим будет кофе с пирожными готовить? Там-то душу и отведу, уж слюны у меня точно на всех хватит.

Мадам Кардамон и правда не стала заставлять себя ждать. Распахнула дверь с улыбкой в два ряда. А что не улыбаться, когда тебе денег много принесли. Тут и дурак улыбнется.

— Здравствуйте, здравствуйте, милейший господин. А кто же, позвольте узнать, столь щедр, чтобы порадовать нас своим присутствием?

Тут ворота первой кареты распахнулись, как по заказу и из них вышел он — наш король Жоржетт Второй, при полном параде; разодетый в шелковый камзол, панталоны в цвет и седой парик, хотя у самого волосы рыжие густые и кудрявые, если верить девочкам, везде.

— Милая мадам Кардамон, ну что за встреча, что за радостное событие! — Воскликнул он, словно то было совершенно случайно, что он явился в бордель среди ночи. Хотя было определенно странно, что в этот раз так открыто. — Позвольте представить вам моего доброго друга, которого, я надеюсь, вы окружите столь же восхитительной заботой, что и ме… кхм… других ваших почтенных гостей. Король, Генрих Третий, Розамундский.

После его слов, а может и до них — я не заметила, во время его приветствия дико зачесался нос и я аж глаза закрыла от удовольствия, пока удовлетворяла эту потребность — из той же кареты вышел высокий и просто невероятно красивый мужчина. Вот умеют же эти Розамудцы королей делать — подтянутое тело было идеально подчеркнуто правильно скроенным камзолом, уж я-то в шитье разбираюсь! Густые каштановые волосы немного откинуты назад, лицо волевое, гармоничное, с тонкими, но мужественными чертами и серые глаза так сладко горят в обрамлении темных ресниц… ну, про глаза я уже додумала, там темно было и стояла я достаточно далеко, но мне показалось, что глаза непременно должны быть такими.

Пожалуй, не буду в кофе и пирожные плевать, вдруг еще ему, Генриху, попадется. Опять же, поймают — будет международный конфликт.

Пока они на крыльце любезничали, пошла к черному ходу, как вдруг смотрю — вторая карета подъехала. Ну, как тут было не поглядеть!

А вышел из нее человек — не человек, а субъект занятный. Высокий, весь облаченный в черное и с глубоким капюшоном надвинутым на глаза. По фигуре понятно что мужчина, а больше ничего не сказать, кроме того, что колдун или чародей какой. Ну, на крайний случай некромант. Пробрало меня при его появлении знатно. Такая энергища вокруг сгустилась! Из меня хоть чаровница и некудышная, а все же если в ком хоть чуть магии есть, он такое непременно поймет.

А самое страшное было то, что колдун этот не дойдя до дверей как остановился, как обернулся в мою сторону — я от такого страха чуть в трусы не напрудила и сию минуту скрылась за черным ходом. Благо на кухню ко мне мадам еще не скоро послала, было время отдышаться и в себя прийти.

Все было чинно — заварила кофе, пирожных заготовленных поднос собрала, сладостей Ишмирских, шоколад растопила, да на лампадку поставила, фруктов нарезала… ну, словом, как обычно. Из гостиной за угощением пришел Амарант, был у нас один цветочек и мужского пола. Гостей у него было не много, но мадам Кардамон всегда приглашала его обхаживать публику, уж очень он был вежлив и приятен в общении. Ну, не мне же со своей рожей лакомства подавать.

Я его и так спросила и эдак, мол что там гости, кого из цветника выбрал Розамундский король? А он только и знай, глаза выпучил, за сердце хватается, охает… в общем, всучила ему подносы и отправила. Только интерес раздразнил подлюка.

Теперь даже несмотря на колдуна захотелось поглядеть, что же там происходит, что он так напыжился, будто его все трое, включая мадам Кардамон на свидание выписали. Причем одновременно.

Поскрипела, побоялась еще немного на своей кухонке и пошла.

В доме удовольствий нельзя без потайных ходов — как же без этого любовника тайно вывести, ведь бывает и так, что к одной прекрасной девице кровные враги ходят и о том не знают. А если девица поумнее, то и знаю, да каждый думает, что другой не знает и от того наслаждается этим своим, якобы, сокровенным знанием, да и платит больше, разумеется. Другими словами, в "Лиловой Розе" ходы и подслушки были так или иначе в каждой комнате и даже в некоторых уборных.

Я вышла во двор и, пройдя через подвал поднялась в схрон под большой лестницей, которая устремлялась из гостиной прямо к верхним опочивальням. Там, за ступенькой, был удобный заступ для открытия незаметной щелки из которой замечательно было видно располагавшиеся напротив лестницы столики с угощениями и диваны вокруг них, на которых расположились наши гости.

Я устроилась поудобнее и прислушалась, благо акустика в нашей гостиной была замечательной.

— … и потом Луций такой говорит мне: "Но, мой король, это же просто селедка"!

Развязка шутки, рассказанной Георгом Третьим вызвала очень бурную реакцию, все смеялись буквально надрывая животы… почти все — не смеялся мужчина с седыми волосами ниже плеч, он просто сдержанно улыбнулся.

Это был тот самый колдун, и меня от него просто бросило в холод — весь какой-то вытянутый, элегантный, суховатый еще бы уши ему острые и точно выйдет Чернолесский эльф. А может он и есть?!

Пригляделась — нет. У эльфов в пальцах на сустав больше, а этот держал свой бокал шампанского вполне обычным мужскими руками.

Другие гости все не унимались, особенно мадам Кардамон:

— Ой, селедка, не могу! Это же надо вам, господин Луций, такое сказать! — Колдун улыбнулся на ее реплику уже совсем не благожелательной улыбкой, но наша мадам была не дура и все сразу же поняла. Это она в самом деле так почву прощупывала.

— Ну, что же… начнем-с? — В нетерпении потер Жоржетт свои маленькие, увенчанные золотыми перстнями, ручки. — И подавайте нам лучших! Лучших своих роз, мадам Кардамон.

Думаю, и говорить не стоит, что все было уже давно готово к этому пожеланию венценосного гостя.

Началось представление, которое я отчасти не видела, но мне и смотреть-то не нужно было, потому как я сотни сотен раз присутствовала на его репетиции.

Выйдя на верхний балкон по лестнице начали по очереди спускаться девушки, все как на подбор красавицы и прелестницы на совершенно любой вкус. Всего в "Лиловой Розе" было двенадцать цветков.

Они ступали босыми ухоженными ножками по мягким коврам, завораживая своими струящимися одеждами и длинными волосами. Каждой было подобрано свое особое платье, которое подчеркивало бы ее красоту и выделяло среди остальных. Уж об этом я позаботилась!

Спустившись вниз, девушки подходили к гостям и, поворачивая обратно прямо возле диванов, возвращались в вверх по лестнице, гипнотически покачивая бедрами, чтобы занять отведенные им ступеньки. Такие соблазнительные и одухотворенные, сияющие и томящиеся в ожидании своего господина и повелителя. Да…

Если честно, я и сама залипала, смотря на это действо, ну просто невозможно было оторвать взгляда от округлых поп, качающихся в волнах шелка и переливах бархата.

Но, судя по выражением лиц гостей, восхищаться они не торопились.

Больше всех почему-то нервничал Жоржетт и его чрезмерная в плохом смысле возбужденность, передалась и мадам Кардамон. Но она была бы не она, если бы не взяла быка за рога.

— Обратите внимание, ваше величество, на верхней ступени прелестница Амариллис, ее фарфоровая кожа так нежна, что вы не захотите выпускать ее из объятий. Кроме того, девушка обучена особой технике ласк, благодаря которой вы сможете, не уставая, получать удовольствие за удовольствием до самого рассвета.

— Старовата как-то. — Уронил король дружественной страны… и я готова была поднять это и понести вместо флага. Да! Так тебе и надо! Получай кошка за мышкины слезки!

Я сладко представила, как скривилось после его слов ее красивое личико, став отчасти похоже на мое.

— Тогда быть может Жасмин? Это темнокожая девушка на средней ступени, ее родители родом из Ишмира, но девушка обучалась и воспитывалась у нас в Кардаре. У нее просто удивительный голос и своим ртом она может ублажить мужчину до потери сознания от множественных экстазов.

— М… — Промычал в ответ мужчина, словно раздумывал. — Пожалуй, сегодня мне не хочется оральных ласк.

— А что на счет истинно Капларской красоты? — не сдавалась мадам Кардамон. — Уважаемые мужи, позвольте представить вам Валериану, ее отец — тот самый Ангельд Черный, баллады о котором поют от края до края Эвенора. Тонкие черты, удивительные, иссиня черные волосы, а какие яркие глаза… девушка очень страстна, эту ночь вы не забудете никогда.

Ага, она хотела сказать "без страстна", потому что так ненатурально кричать, изображая чувственное наслаждение — это надо еще постараться.

— Что скажешь, Луций?

Маг смотрел на мою сестру очень тяжело и сурово, словно она ему лично, глядя в глаза сотворила какую-то пакость. А потом сказал:

— Ваше величество, думаю, если бы вы когда-нибудь захотели провести ночь с пиратом Ангельдом Черным, то я бы всенепременно отыскал бы для вас такую возможность.

Мадам Кардамон вспыхнула и буквально еле сдержалась, мне аж показалось, что я услышала захрустевшие от напряжения грудей монеты в ее бюстгальтере.

— Но позвольте, господа. В моем борделе действительно представлено лучшее, что есть в Кардском королевстве, да и вероятно в целом Эвеноре. Требуйте — и получите, чего же вы в самом деле хотите?

Я аж подалась вперед, лишь бы не упустить детали, а король Розамундский Генрих Третий незамедлительно произнес:

— Хочу девственницу. Чистую, непорочную и прекрасную, как свежий снег у не замерзшей реки.

Я не сдержавшись прыснула — ха! Девственницу в самом известном в мире борделе, вот смеху-то! Но вдруг наткнулась на пронзительный и жесткий взгляд. Колдун Луций по-прежнему расслабленно восседая в мягком кресле, смотрел прямо на меня.

Собрав будто бы расплескавшиеся потроха во внутренний кулак, я подобрала юбку и как могла быстро помчалась обратно на кухню.

Ой, что-то буде-ет…

Глава 2. Красота во мне

— Что же будет, ой, что же будет! — Причитала мадам Кардамон, сложив голову на руки, сидя на своей-моей кухне. — Валериану, цветочек мой, мужиком обозвал! Ох уж этот колдун… и зачем только его величество с собой такую мерзость таскает. Уж не иначе он его достоинство укрепляет, чтоб перед девками не стыдиться.

С тех пор как женщина вбежала в кухню пять минут назад, все не переставала причитать и жаловаться на седовласого смутьяна, который ей "все дело испортил". Поскольку был вечер, наши горничные и помощницы уже были в своих постелях, а следовательно, и стратегический запас девственниц в доме утех отсутствовал.

Мадам послала Амаранта стучаться в двери и "заглядывать под юбки". Его задача была в том, чтобы найти недурственную барышню, посулить золотые горы и привести сюда пока не передумала. А тут уже не передумает, чай не шнырь портовый, а король Розамундский, да при том еще и ладный собой.

Арсенал для превращения в "свежую, как первый снег у не замершей реки" у мадам тоже имелся. В чем — в чем, а в макияжах и волшебных притираниях она смыслила, как никто другой. Даже по доброте душевной вывела у меня прыщи в юности. Хотя, может и не по доброте, а просто смотреть на меня прыщавую ей было еще противнее.

В любом случае, часики тикали, гости развлекавшиеся талантами отвергнутых куртизанок нервничали. Жоржетт Второй нервничал, что было еще хуже, а значит и время на поиск подходящей девственницы было почти на исходе.

— Вернулся! — Всплеснула руками мадам. — Ну, где ж тебя так долго носило! — Это был не вопрос, а просто показательный укор. Мол, мог бы и побыстрее ножками своими худыми перебирать.

Амарант стоял на пороге черного хода, крепко держа под локоть смущенную, потупившую взор девицу в платке, простом платьице и дешевых кожаных башмачках — то была наша прачка, Гурьяна. Парень широко улыбался, довольный тем, что выполнил сложное задание для мадам.

— Ну, давай посмотрим чего у тебя тут… — потянулась она и стянула платок с девушки. — Тьфу ты, демон тебя подери! Это же Гурьяна, остолоп ты напомаженный. Она же всей нашей охране уже дала, ее разве что по кругу еще не пустили.

— Так я же… так я же спросил! — Опешил цветочек. — Девушка говорю ты или нет? "Девушка — говорит, — как есть, девушка, господин мой!"

— А ты и купился? Эх ты ж, молодость-глупость, кто так девушку проверяет? Да так тебе любая женщина ответит, чтобы интересней казаться. Ну-ка! Иди отсюда, вертихвостка… и чтоб завтра вовремя была, а не как всегда!

Мадам села обратно за стол, и гортанно простонав от невыносимости потери кучи денежных средств, снова уронила голову на руки.

— Что ж делать-то, Либи… ну, где я ему красивую девственницу среди ночи найду…

— И то правда, мадам, чего уж тут стенать — дело то уже решенное. — Попыталась я ее поддержать, тем временем сосредоточенно натирая посуду. — Не мучайте вы себя так, пойдите и скажите уже все как есть.

Мадам Кардамон ничего не ответила и я подняла на нее взгляд своих косых синеватых глаз.

Женщина смотрела на меня неотрывно, не мигая, словно прямо сейчас ее посетила грандиозная по своей выгодности мысль.

— Либи, дорогая… а твой-то цветок уже сорвали?

Я и Амарант рассмеялись так громко, что лично я аж захрюкала. Бывало со мной такое из-за вывернутости правой ноздри. Но вот на лице нашей мадам почему-то не проскользнуло ни тени улыбки.

— Либи, цветочек мой, помоги не попасть впросак. — Запричитала эта сумасшедшая и, обогнув стол, принялась наглаживать мою руку. — Это ведь все не просто так! Жоржетт с Георгом никак торговый договор не заключит и если этот гурман своего не получит, то и не быть этому договору. А дальше уж сама подумай, ты же умненькая у меня, что с нами сам наш король-то сделает! Ведь по миру пойдем, дорогая! Кто же о тебе, Амариллис и Валериане тогда позаботиться, я же не смогу свой долг перед вашей матерью исполнять, если у меня на то средств никаких не будет…

— Да как же я вам помогу-то, — сказала я уже больше растерянно, чем в корне не рассматривая такую возможность, — на меня же без страха не взглянуть. Я вон, одна через Кривой проулок срезаю, когда ночью вам надо какой аптечной мази. И хоть бы кто юбку задрал, я бы может и рада была. А вы меня к королю положить хотите!?

— Об этом не беспокойся совершенно, дорогая! Есть у меня один зачарованный амулет, он одноразовый правда, но на краткое время сделает из тебя форменную красавицу. Ты подумай, ведь то и для тебя хорошо. Когда бы ты мечтать смогла, что свой цветок любви подаришь настоящему королю, да еще и такому красивому!

Я задумалась.

А потом передумала, потому что вспомнила про колдуна — этот упырь за версту почует, что от свежей, как снег красавицы магией несет. Если уж меня, слабенькую чаровницу учуял, то что говорить о такой сильной магии, что из кошмарной уродины сможет сотворить неземную богиню.

— И за это ты тоже не переживай! — Продолжала гнуть свое воодушевившаяся мадам. — Колдуна этого мы отвлечем, это в самом деле наша забота. Да тебе даже и в постели ничего делать не придется, сказал же он, что нужна невинная и белая, вот и будь такой.

Сказать по-честному, мне безумно хотелось хоть на день стать пусть даже и не красивой, но хоть не такой страшной, что аж малые дети шарахаются, едва завидев и начинают биться в истерике. И тем более мне хотелось "подарить свой цветок" кому-то приятному мне человеку, а не вусмерть упившемуся забулдыге, который еще потом и всем рассказывать будет, как намедни поимел целого демона.

Я согласилась.

И сразу же пожалела.

Пожалела потому что к каким-либо моим чувствам мадам Кардамон сразу же потеряла всякий интерес. Она велела Амаранту согреть мне воды в ее опочивальне и тщательно меня отскрести в медной ванне, со всех сторон! И это было жутко стыдно, ведь скрести-то нужно было меня голенькой!

Показаться мужчине без одежды вот так, пусть и цветочку, которого женское тело не интересует… хотя кого я обманываю, мое женское тело до сих пор интересовало только некроманта и какого-то одержимого чернокнижника.

С выражением безразличия на лице, я стоически вытерпела интенсивное отскребание жесткой щеткой и даже потом умасливание волос, которые у меня были весьма жиденькие, но все же каштановые, как у почившей матушки. Затем он высушил меня, укутал и отправил сидеть на кровать.

Из положительных моментов было то, что теперь хоть был нормально оттерт мой горб — до его вершины я вечно не доставала.

Вскоре вернулась мадам, веселая и окрыленная. Она уже успела сообщить гостям, что нужная девушка найдена и в данный момент проходит необходимую подготовку.

Взяв мое кривое и изможденное лицо в свои холодные ладошки, она так счастливо вздохнула, словно я была малышкой на миллион золотых делариев и ей должны были их вот-вот отдать. Но я-то знала, что мое лицо не стоит больше двадцати, которые я заплатила бы за него сама из собственных сбережений. Потому что только мне дорого мое лицо.

Покружив по комнате, мадам Кардамон подвела меня к своему сейфу, который запирался магическим образом, на ее поцелуй. Я увидела в нем деньги… много денег… стопки бумаг и шкатулки, некоторые из которых буквально ломились от украшений. Женщина достала одну, самую скромную, из лазурита и аккуратно извлекла из нее круглый медальон, на котором красиво поигрывали ограненные голубые сапфиры, вплетенные в таинственную пентаграмму.

— Вот, — сказала она с гордостью, — когда-то давно его сделала для меня твоя мать. Она сказала, что с его помощью я смогу охмурить совершенно любого мужчину, на короткое время превратившись в совершенную красавицу. Этот зачарованный амулет исправит все недостатки и превратит их в достоинства. — Женщина положила его в мои протянутые ладони и я почувствовала, до чего он был тяжелым и теплым, а еще, от прикосновения с моей кожей, будто начал легонько подрагивать, трепетать. — К сожалению или к счастью, но он мне так и не пригодился, а продать рука не поднялась. Ну, что ж. Тебе осталось только надеть его себе на шею.

Добавила она и сделала шаг назад, будто подозревая, что после долгого лежания в сейфе он может сработать не так и, например, взорваться.

Что ж, если бы за такие чары взялась такая неумеха, как я — то наверняка. Но этот амулет зачаровывала моя мать и я надела его, не испытывая ни малейшего сомнения.

И… ничего не произошло.

Я стояла растерянно глядя то в зеркало сбоку от себя, то на мадам, но и она, казалось, уже начала сомневаться в том, что что-то изменится в моей внешности, как вдруг амулет на груди начал отчетливо и быстро вибрировать, пока не превратился в расплывчатое пятно. И вот уже начала вибрировать и я, все быстрее и быстрее, так, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не вывернуть то, что еще осталось в моем желудке с плотного ужина. И вдруг все стихло.

Я стояла на том же месте, меня ощутимо потряхивало и все еще тошнило, но что-то изменилось.

Во-первых лицо мадам Кардамон, она смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и не отнимала рук от лица, видимо, чтобы не закричать.

"Ну, отлично — подумала я, — стала еще страшнее, чем была. Что же теперь? Щупальца из ушей и искры из глаз?"

Но обернувшись к зеркалу я едва подавила желание поздороваться.

Передо мной стояла совершенная, обворожительная, блистательная… копия портрета моей матери из гостиной. Но еще более прекрасная, при детальном рассмотрении. Не веря в происходящее, я принялась ощупывать свое симметричное, гармоничное лицо — маленький, чуть вздернутый носик, губки бантиком, как у Амариллис, фарфоровую кожа с таким свежим розоватым отливом, глубокие, проникновенные васильковые глаза, глядящие из-за драматически темных ресниц… и огромная, густая копна каштановых волос до пояса! Я была сказочно красива! Пожалуй, Чернолесские Эльфы отдали бы за меня свой священный камень Алдуин не раздумывая…

Бесстыдно скинув полотенце и совершенно больше не стесняясь Амаранта, который как открыл рот после моего превращения, так и не закрывал его более, я подлетела к зеркалу и начала подставлять ему плоский животик, плавные изгибы тела, стройные ножки с волнующими ступнями… я вся была такая волнующая и чувственная, хрупкая, словно, как его там, первый снег!

В этот момент мне стало плохо — сильно закружилась голова и на миг показалось, что это заканчивается действие чар… они выветрились, слишком долго пролежав в сейфе мадам! И мне вдруг стало так грустно и обидно, словно мир наконец присвоил мне главный приз в чемпионате униженных и оскорбленных, но внезапно передумал, отдав его ишмирскому попрошайке с Кривого проулка.

Но то было лишь чрезмерное волнение чувств, свойственное нам, прекрасным особам.

Придя в себя очень быстро, я запрыгала выше кузнечика, впрыгивая в подготовленные наряды, разрешая себя напомадить, причесать и надушить…

И вот, спустя не время, а краткий миг, я была полностью готова и под не прекращавшиеся с момента моего перевоплощения возгласы восхищения со стороны мадам Кардамон и Амаранта, который кажется забыл, что он вообще-то по мужчинам, направилась в гостиную, где ожидали нас дорогие гости.

И вдруг вспомнила, что какая бы я сейчас не была красивая — это все-таки я.

Глава 3. Разрываю канаты в клочья

Да, это все-таки была я — страшная горбунья из борделя "Лиловая Роза", Лобуэлия, которая в жизни не общалась с почтенными господами на равных! А что, если я что-то скажу не так? А что, если говорю слишком просто? Что, если в конце-то концов, чары из амулета действительно выветрились и стоит прекрасному королю на секунду отвлечься на осыпание поцелуями моих нежных ключиц, как я снова стану той, кем являюсь… да я же так могу всю Розамундию наследников лишить! У какого мужчины желание хоть раз еще появится после такого…

Свои тревоги я тут же высказала мадам Кардамон, на что получила заверения о том, что все это под ее ответственность и мне нужно просто расслабиться, а то не удастся даже в таком виде понравиться королю. Я обещала постараться.

— Вот и славно. — Сказала женщина и повела меня вовсе не в гостиную, а в опочивальню "Полной луны и вдохновленных звезд". Так мы называли самую красивую комнату в доме — она располагалась на третьем этаже и над кроватью имела стеклянный свод, через который можно было видеть бескрайнее и глубокое мильское небо.

Там было чудо как хорошо по ночам! Только не в дождь… в плохую погоду с мансардных окон дико капало из-за чего мадам посылала меня туда отодвигать к стене дорогущую кровать королевского размера и бегать с ведрами, чтобы не залило нижние этажи.

— Жди здесь и ничего не бойся! — сказала она и оставила меня в полном одиночестве. Что же я сделала, оставшись одной? Разумеется, побежала к зеркалу! Ну, а вы бы что сделали, если бы из страхолюдины в мгновение ока превратились в прекрасную нимфу?

Я была все еще хороша и даже лучше, благодаря умелым рукам мадам Кардамон. Мои волосы были уложены в свободную прическу со слегка убранными назад передними локонами, их фиксировала чудесная серебряная диадема с розовым жемчугом, оттенявшим мой естественный румянец. Макияжа на мне практически не было, мне лишь слегка подвели глаза темным перламутром и увлажнили губы. Одета я была в платье, которое сама когда-то сшила для консумации Амариллис. Помнится, девственность ее тогда ушла почти за тысячу золотых динариев. Больше в свое время заплатили только нашей матери.

Вдруг, мне стало противно от того, что в этом же самом платье, легком, воздушном, облегающем по корсету до талии и затем ниспадающем прозрачной, точно золотистое облако тканью, когда-то лишилась девственности моя вредная старшая сестра. Будто я, в самом деле, не достойна иметь свой собственный судьбоносный наряд.

Я пнула подол изящной ножкой, отчего она проскользнула в соблазнительный вырез, что шел до самой талии. Начала смеяться. Вот оно, значит как, стоило дурнушке на пять минут стать красавицей и она уже носик ведет. Видимо, капризность — непременный спутник неземной красоты.

Что особенно понравилось — мой собственный смех. Такой чистый, приятный, словно маленькие колокольчики звенят в саду, не то что был у меня раньше! Я еще раз улыбнулась своему отражению обворожительной юной улыбкой и закружилась перед зеркалом, с удовольствием наблюдая, как невесомая, деликатно искрящаяся ткань обхватывает мои бедра, голени, соблазнительно открывает то, что под подолом этой юбки прикрепленной к нежно-молочному шелковому корсету ничего нет.

Я вскрикнула от неожиданности, когда поняла, что не одна наслаждаюсь своей внешностью. Наблюдатель протянул ко мне руки ладонями вперед, демонстрируя что бояться совершенно нечего. На лице короля Георга Третьего застыла восхищенная улыбка. Его зеленые глаза блестели, — да, зеленые, к сожалению, не серые, — и отражали крайнюю степень заинтересованности в увиденном.

— Вы так прекрасны, госпожа… прошу вас, скажите мне свое имя!

"О, я уже и госпожа" — поразилась я и попыталась взять себя в руки. Мадам советовала вести себя застенчиво, как чистая и непорочная девушка, ну что ж, это было не так сложно, как могло показаться. Я смущенно улыбнулась и, словно маленький волшебный зверек, кинулась к кровати, чтобы спрятаться за балдахином и уже оттуда сказать ему:

— Лобелия, господин мой. — Ах, до чего же нежно и приятно теперь звучал мой голосок. Таким уже не пошлешь молочника демонов пасти, за то что опять молока не долил или масло прогорклое принес.

— Ах, Лобелия, — попробовал он на вкус мое имя, — в моей стране растут цветы с таким названием и у некоторых сортов цвет именно такой, проникновенно синий, как у ваших прекрасных глаз.

Никогда бы не подумала, что и меня мама назвала как цветок. С Амариллис и Валерианой все ясно, такие и у нас в саду растут, но Лобелия… я почему-то всегда думала, что это как-то связано с моим лбом. Ну, вроде того что мама думала, что раз я уродина, то непременно буду умной. Как же глупо!

От его комплимента я залилась румянцем и вновь скрылась за тяжелым бархатным балдахином. Увидела там паука… да, давно я в эту комнату не заглядывала, надо бы тут завтра порядок навести.

— Прекрасная Лобелия, прошу вас, не прячьтесь от меня. Я принес нам шампанское и фрукты, быть может вы разделите со мной это угощение? — Пролепетал король, а сам так и зарделся. Кровь вон как прилила к его лицу, да наверно и не только к лицу…

В вопросах мужской физиологии я была достаточно подкована, всякого тут насмотрелась, да и прелестницы иногда просто не могли сдержаться, делясь подробностями минувшей бурной ночи. К плотским же утехам я относилась достаточно спокойно и каких-то иллюзий по поводу дарения благосклонности непременно только объектам неземной любви — не испытывала. Наслаждение и наслаждение. Для местных красавиц, это то же самое, как массаж кому сделать или спинку почесать. От чего же не причинить удовольствие человеку, если просит или платит, одним словом.

Я неуверенно покинула свое укрытие и не без удовольствия отметила, что король начал дышать чаще, рассматривая мою тонкую талию, стянутую к тому же корсетом и смутные очертания ног, угадывавшиеся вплоть до самого секретного местечка под слоем ткани еще прозрачным, но не настолько, чтобы доподлинно было видно все.

Когда же я двинулась в его сторону и та ткань заструилась, нежно обвивая меня, а в неприличном разрезе мелькнуло фарфорово-белое бедро, мне на минуту показалось, что прекрасный мужчина и вовсе потеряет сознание.

Мы рядом устроились на диване поодаль от ложа любви, устланного атласными простынями и мягкими подушками синего цвета. Он открыл бутылку и налил мне шампанское в высокий бокал, поднес ближе поднос с нарезанными ананасами, предлагая взять кусочек.

Я поблагодарила и сделала то, о чем давно мечтала — кинула ананас в шампанское и пригубила. Пожалуй, было вкусно. Шампанское мне иногда доставалось, а вот ананасы стоили дорого и даже украсть кусочек было невозможно — мадам всегда разделывала этот фрукт сама.

— Вы так чудесны, что я просто забываю рядом с вами дышать. — Признался он честно, а я улыбнулась и сделала еще глоток. Тут главное не переборщить, я себя знаю — после второго бокала пойду либо спать, либо искать кому начистить морду. Поэтому вот этот выпью и больше ни-ни. — Скажите, а правда, что вы дочь той самой Лиловой Розы, куртизанки, что сводила с ума весь Эвенор.

Я горделиво расправила плечи и приподняла подбородок. Нет, меня и раньше спрашивали об этом, многие не верили, что у такой красавицы могло родиться эдакое чудовище, но тогда я отвечать правду все время стеснялась. Просто потому что не хотела хоть как-то портить мамину репутацию. Но сейчас, будучи такой обворожительной, я могла с гордостью признать ставшее очевидным.

— Да, в гостиной висит ее портрет и мне говорят, что я на нее даже похожа.

— Истинно так! Знаете, госпожа моя, прибыв сюда, я несколько минут просто оторваться не мог от созерцания портрета вашей матушки. Во истину, невероятная женщина… и, скажу вам по секрету, — продолжил он доверительно наклонившись ко мне и положив руку на мое колено деликатно, и как бы невзначай, поверх платья. — Она даже одно время была фавориткой моего отца, Георга Второго. И он очень просил ее остаться при дворе, но ваша матушка пожелала вернуться в родной Миль. Сейчас и мне жаль, что так произошло, ведь останься она в королевстве Розамунд, кто знает… быть может мы встретились бы с вами раньше.

Его рука как бы невзначай скользнула в разрез юбки, и он вздрогнул, коснувшись моей гладкой белой кожи. "Это все и правда происходит!" — вопил голос горбуньи в моей голове. Я подняла глаза и встретилась с его зелеными омутами, в которых уже горела нешуточное желание. Но он не порывисто, а осторожно приблизил свои красивые губы к моим и почти задыхаясь от волнения прошептал:

— Прошу вас, только я не отталкивайте… я буду совершенно нежен с вами… — и наши губы слились в поцелуе.

А с чего бы, собственно, я стала его отталкивать, спрашивается? Он был так красив, даже вблизи я не нашла недостатков в его благородном лице, и, кроме того, от него так чудесно пахло какими-то пряными травами и лимоном, что мне наоборот хотелось, чтобы он ни в чем себе не отказывал.

Его губы были горячими, а поцелуй в начале мягким. Рука скользнула под платье и окончательно завладела моим бедром, скользнув к округлой попе и сжав ее. Другую руку он положил мне на шею сзади и притянул к себе… теперь он целовал увереннее, его язык ужом проник в мой рот и поцелуй сразу же перестал быть столь невинным.

Я не стала сопротивляться и просто отдалась чувствам, раскрывшись на встречу ему и это возымело ответный эффект. Я чувствовала, что его буквально трясет от возбуждения, движения стали более резкими, смазанными, он не знал за что хвататься, как голодный дворовый кот, которому рыбак кинул огромную рыбину.

Подхватив меня под попу, он одной рукой легко усадил себе на колени, и я почувствовала, что сижу точно не на третьей ноге. Продолжая целовать меня, он начал раздеваться сам — порывисто развязал галстук, стянул камзол, не расстегнул, а буквально разорвал жилет, так что золотые пуговицы поскакали во все стороны комнаты. Надо будет не забыть собрать, каждая стоит не меньше делария.

— Нет… не так… — томно прошептал он оторвавшись от моего порозовевшего лица и подхватил на руки, прижав к своему твердому рельефному телу, а под тонкой хлопковой сорочкой у него определенно было на что посмотреть. — Мы сделаем это на ложе и я доставлю тебе незабываемое наслаждение уже в первую ночь. Ничего не бойся, Лобелия, я очень опытный и нежный любовник!

Пожалуй, устная декларация своих умений, была излишней, но мне понравилось, как из его уст прозвучало мое имя… Лобелия… и вовсе оно не такое противное, как мне всегда казалось.

Король отнес меня к постели, точно пушинку и опустил на мягкую перину. Теперь я возлежала точно на облаке и мою кожу ласкала нежная прохлада атласных простыней. Он отстранился на миг, чтобы стянуть с себя сорочку и спешно избавиться от штанов. Восторженно рассматривая меня, он сказал:

— Этот синий атлас так оттеняет твои глаза, госпожа моя, что они горят еще ярче… я непременно подарю тебе платье из ткани такого цвета и велю расшить его сапфирами.

Ох уж эти мужчины… девушки часто рассказывали о том, как иной клиент наобещает золотые горы во время соития, а потом возвращается только месяца через три и будто не было никаких посулов. С другой стороны, это же король, кто его знает…

Вид обнаженного мужского тела меня воодушевил. Он был такой стройный, выпуклый где надо, его хотелось трогать… ну и что, что глаза не серые, так тоже красавец. Я спустилась взглядом ниже его отчетливых кубиков пресса и замерла. Там, между его ног, среди густой темной растительности в меня целился здоровенный мужской орган. Не ожидая от себя, я стыдливо прикрыла руками лицо. Срамота-то какая… нет, я видела много мужских причинных мест, взять хоть оргии Жоржетта Третьего, когда его верные слуги ни в чем себе не отказывая, заходили ко мне на кухню в чем мать родила, чтобы потребовать срочно чего-то состряпать. Были у них и большие и маленькие, но я никогда не рассматривала эдакий агрегат в для проникновения в себя.

Видимо, удовлетворенный произведенным впечатлением, Генрих прошептал, накрывая меня своим телом.

— Не бойся Лобелия, я буду очень нежен и аккуратен срывая твой цветок.

Ой, как это пафосно прозвучало! Знал бы он, чей цветок на самом деле собрался сорвать…

Розамундский мужчина приподнял меня, чтобы развязать на девичьей спине корсет и сделал это так быстро и умело, что вот теперь я действительно поверила, что он опытный любовник. Освободившись от платья, я почувствовала озноб, но Генрих вдохновенно начал согревать меня своими поцелуями — шею, плечи, маленькую упругую грудь, бедра… стоп… куда это он?

Аккуратно разведя мои ноги, король начал с энтузиазмом прикасаться губами и языком к внутренним поверхностям моих бедер. Я посмотрела вниз, вид у него был такой, словно он сейчас вкушал божественную амброзию, не иначе — глаза прикрыл, лицо расслабленное, влажное, веки подрагивают, руки дрожат, сжимая мою попу. Кажется я поняла, что он собирается делать.

Девушки рассказывали, что некоторым гостям это нравится и они даже сами просят пустить их поцеловать там, под юбкой… ой!

Его горячие влажные губы коснулись моих складочек и он принялся делать с ними примерно то же, что и недавно с моим ртом… ой! Он неожиданно проник языком туда и что-то будто щелкнуло у меня в голове, будто взорвался маленький фейерверк… а потом еще и еще! Я застонала, и он ускорил свои движения. Это было так интересно, словно внизу живота стягивался и расслаблялся какой-то узел, но мне не хотелось, чтобы он был развязан. Наоборот, я хотела, чтобы он натянулся настолько, чтобы лопнул, разметав ошметки клятой веревки по всей комнате!

И происходило именно это! Горячие губы короля целовали меня там, его язык скользил вверх и вниз, проникая внутрь или задевая петельку, о магической силе которой столько раз было рассказано девушками в борделе. Он покусывал меня томно, посасывал, а потом я почувствовала, что он добавил к своим играм палец, и я сжалась, сминая в своих руках простынь и подушки, как только он ввел его в меня достаточно глубоко.

Это был взрыв эмоций! Я словно на мгновение поднялась до самых небес и от наслаждения закричала так томно, что аж самой не поверилось, что так могу. Вот, учись Валериана, как оно на самом деле звучит.

Но король вовсе не собирался давать мне передышку, теперь он поднялся выше и довольно изучал мое расслабленное лицо в разметавшихся по синему атласу каштановых волосах.

— Лобелия… ты такая сладкая… — шептал он растягивая фразы, — разреши мне слиться с тобой воедино. Я подарю тебе еще большее наслаждение, обещаю.

И я почувствовала, как он направил в меня свою твердую плоть и уперся ей прямо в мои разгоряченные влажные складочки.

"А что, можно еще добавки?" — подумала я про себя, а вслух простонала:

— Да, мой король… — Хотя король в общем-то был не мой.

Его глаза влажно блеснули, и красивый мужчина обворожительно улыбнулся мне, заключив наши губы в страстном поцелуе. Одновременно я почувствовала, как он начал давить на меня сильнее и не сказать что это было не больно.

О таком я тоже была предупреждена. Девушки часто обсуждали "свой первый раз", для каждой куртизанки он все равно был особенным — они мерились в том, что касалось количества денег, уплаченных им господами за невинность и безумно радовались, когда оказывались в комнате самыми дорогими. Говорили, что боль лучше перетерпеть и расслабиться, тогда потом можно будет ощутить нечто приятное. Я сделала все, как советовали — расслабилась и терпела.

Это было сравнимо с тем, как лекарь однажды раздвигал мне рану на пятке, которая загноилась, чтобы насыпать туда червей, которые должны были объесть всю гадость и дать ему ее обработать. Да, не лучшее сравнение, но все же было очень больно. Я чувствовала, как он продвигается в меня, раздвигает меня миллиметр за миллиметром, втискиваясь в сокровенное пространство. От того, что его орудие было к середине шире, чем в начале легче не становилось и я начала тихонько беззвучно плакать. Увидев мои слезы, король погрустнел, но продвигаться не перестал. Он целовал мое лицо, собирая слезинки и шептал:

— Это ничего, Лобелия, знала бы ты, какое наслаждение будет ждать тебя после…

Наконец, он медленно, но верно достиг предела, заполнив меня так, что я мне стало непривычно тесно внутри. Затем, начал двигаться, медленно, протяжно, выходя до середины и входя снова насколько позволяла моя глубина. Это тоже было не очень приятно, еще бы, бередить свежие раны.

— Какая же ты тугая, какая же сладкая, Лобелия… — Продолжал шептать он свои пошлости. А я уже не хотела ждать какое-то там наслаждение в конце, мне вообще теперь казалось, что нет там никакого наслаждения и все обман. Сказать честно, его поцелуи там были не в пример лучше. И язык. И палец.

Но король продолжал и продолжал, на лице его при этом появилось совершенно блаженное выражение непрекращающегося удовольствия. Ну, а мне осталось только расслабиться и ждать.

Но я рано поторопилась, потому что буквально несколько мгновений спустя определенно начала ощущать что-то приятное. Да, все по-прежнему болело, но все это натяжение, то как туго он в меня входил и протяжно выходил… толстый канат наслаждения снова начал завязываться внизу живота. И словно почувствовав это, он начал двигаться быстрее, а может и ему просто стало очень хорошо.

Я обвила руками его шею и притянула к себе, ощущая всю мощь мужского тела надо мной. Он так восхитительно пах, его руки так приятно сжимали меня и это его возбуждение, скользившее во мне, доставая, словно до самого центра моего существа.

Следуя внезапно нахлынувшему порыву, я обхватила своими изящными ножками его бедра и настойчиво оттолкнулась, заставив его перевернуться и оказаться подо мной. Так было еще глубже, еще ближе к той части меня, которая жаждала чтобы ее касались чаще, сильнее.

Он сладко застонал и положил руки мне на бедра, помог задать темп. Теперь я управляла своим удовольствием, я скользила по нему назад и вперед, томно растворяясь в ощущениях чего-то большого и теснящего меня внутри. Моя маленькая хитрая петелька теперь терлась о его лобок и волосы, и это сводило узел внутри меня с ума. Он сжимался и разжимался в том же бешеном темпе, что я скользила на короле.

И в момент, когда мне самой стало тяжело дышать, я почувствовала как мужчина подо мной напрягся всем телом и его внушительная часть, словно еще больше наполнила меня. В ушах зашумело и я одновременно почувствовала, как внутри рвется узел, а из чужой плоти во мне вырывается толчками поток чего-то густого и тягучего. Я снова застонала так, что всем бы в этом доме утех послушать и поучиться.

На этот крик, на этот выброс эмоций, казалось, ушли все мои силы. Я упала на простыни, прохладные нежные простыни и просто тяжело дышала, не в силах даже думать. Король лежал рядом и тоже восстанавливал дыхание. Я не видела, но чувствовала, что ему так же хорошо, как и мне, а может и лучше. Ну, в конце-то концов у него там ничего не болело.

Внезапно он обернулся ко мне и притянул к себе сильной рукой, зарывшись лицом в мои шелковистые волосы.

— Как же ты прекрасна Лобелия и твой подарок… теперь каждый раз вспоминая об этой ночи я буду вынужден уединиться.

Он говорил и что-то еще, нежно терзая меня за ушко и целуя шею, но я так выбилась из сил… целый день драила полы и готовила, а потом еще и это…

Интересно, что же он со мной сделает, если проснется завтра в постели, а от маминых чар не останется и следа…

Глава 4. Учусь новому

"Когда от маминых чар не останется и следа, он наверно решит, что ночью в его постель забрался страшный демон и, сожрав его прекрасную деву, так и уснул на месте. Зарубит, как пить дать, на месте убьет!" — подумала я сквозь сон… и тут же вскочила, осознавая, что тело уже прилично напекло солнцем и в окнах комнаты для королевских утех вовсю горит новый день.

Я оглянулась на оставленные в беспорядке простыни… вот и наглаживай их потом… и, охваченная тревожным предчувствием, потянулась к лицу…

Моя кожа была по-прежнему мягкой на ощупь, а губа не уползла вверх. Не было и вывернутой ноздри, мешавшей дышать, не было горба, не дававшего разогнуться. Я вспорхнула с кровати и устремилась к большому зеркалу в резной раме.

Пожалуй, лицо слегка припухло, после шампанского, выпитого на ночь, но кроме того ничего не изменилось с прошлой ночи… какой там! От меня даже не пахло потом и изо рта не несло кошачьим беспределом, только на внутренней стороне бедер обнаружилось немного смазанных кровавых следов. Какие же все-таки мощные чары творила моя матушка.

Я уже направилась к платью, брошенному у кровати, желая прикрыть хоть и прекрасную, но наготу, когда большая дверь в конце комнаты широко распахнулась, впустив мадам Кардамон и Амаранта. Они принесли таз для умывания, полотенце и поднос с завтраком — я аж смутилась от такой заботы о своей скромной персоне.

Из-за двери на меня сгрудившись в кучку смотрели одиннадцать пар заинтересованных глаз, но я не успела рассмотреть кто где, потому что мадам закончила представление, демонстративно ее захлопнув.

— Либи, солнышко наше, как спаслось тебе этой ночью? — пролепетала она, ставя возле меня таз с теплой водой и добавляя в него следом какие-то парашки. — Амарант, цветочек, подай настойку. Вот, девочка выпей.

Женщина протянула мне продолговатый темный флакон с дурно пахнущей жижей. Внутри у меня от этого запаха все так и повело.

— Что это… фу, гадость какая!

— Гадость — не гадость, а королевских ублюдков носить — это тебе не сахар. Пей давай.

Так вот какая она, настойка из полыни и личинок жука-древолаза. Девушки называли ее "горькой участью шлюх", потому что пить такую дрянь нужно было всякий раз после ночи любви. Выпив ее ни в коем случае нельзя было забеременеть! Такое средство стоило дорого, но было намного надежнее, чем все эти новомодные настойки, которые нужно было употреблять, следуя женскому циклу.

— Умывайся и промежность не забудь хорошо помыть. Я тебе ромашку, перетертую с чертовым пальцем добавила, поможет все быстрее заживить и очистить. — Заботливо сказала она, подталкивая за плечо к тазу на полу.

Я послушно умылась, а перейдя ко второй части процедур, опасливо покосилась на Амаранта. Тот скабрезно ухмыльнулся и отвернулся, закатив глаза. Может и зря я, может ему и правда все равно до женской натуры. Кто их цветочков разберет.

На моей груди не было амулета, должно быть, король сорвал его с меня еще тогда, вместе с платьем. Но он в общем-то был бесполезен, после активации чар, и все же… почему я все еще не выглядела, как прежде. Этот вопрос я не применила озвучить мадам Кардамон.

— Чары — сложная штука, Либи. Но будь уверена — все пройдет. Ты же и сама чаруешь предметы, может на тебя амулет подействовал так, потому что в тебе есть магическая сила, хоть и ее там со спичечную головку. У таких сильных воздействий всегда есть побочные эффекты. Согласись, твой совсем не плох!

И действительно, сложно было сказать что-то против.

Умывшись, я вытерлась мягким полотенцем, оделась в поданное мне юношей простое льняное платье, какие носили наши горничные. Ведь моя одежда, сшитая с особенностями кривой фигуры, в данный момент бы мне не подошла. И только сев завтракать свежей коричной булочкой и ароматным кофе, поняла… а чего это они все, в самом деле, со мной такие милые?

Так и спросила в лоб:

— Мадам, к чему со мной такое обхождение?

Женщина растянула рот в улыбке и, по-девичьи хихикнув, принялась укладывать мои волосы в высокую улитку на затылке.

— Радость моя, мы празднуем! Король Генрих был так доволен тобой, что за всего одну ночь отвалил полугодовой доход нашего заведения. Будет тебе известно, что это почти на пятьдесят процентов больше, чем в свое время получила твоя мать. Даже с учетом инфляции!

Если скажу, что у меня округлились глаза, то ничего не опишу достоверно — они почти вывалились из орбит! Я, уродина-горбунья, получила за свой "цветок любви" больше чем Амариллис, больше даже чем наша прославленная на весь Эвенор матушка! Да сестра, должно быть, глаза себе выколет после такого, и уши проткнет, чтобы больше об этом не слышать.

— Повелел окружить "прекрасную Лобелию" нежностью этим утром вместо него, также приказал доставить ему постельное белье с ложа любви и спешно отбыл в свое королевство. — Перечислила Кардамон и, закончив с прической, принялась снимать простыни и наволочки — трофей победителя невинной девы. — У нас теперь торговый союз с Розамундскими землями, видно у Генриха Третьего назрело множество неотложных дел. Но тем лучше, кто знает, когда чары развеются, не хотелось бы, чтобы в его присутствии.

И то правда. Генрих Третий — хороший человек, нечего ему психику ломать. Пусть уж лучше он просто ее никогда не увидит… пусть прекрасная Лобелия растворится в тумане над Мильскими доками, захваченная в плен каким-нибудь пиратом или знатным торговцем из диких земель, увезшим ее в неизвестные дали навсегда.

Было немного грустно, но правильно и это успокаивало. К тому же время пришло подумать и о себе.

— Мадам Кардамон, — сказала я, хитро прищурившись своими начарованными миндалевидными глазами. — Я так старалась для вас этой ночью, что просто не жалела сил!

— Да, да, золотце мое, мы все это прекрасно слышали. Даже колдун его величества так возбудился, что по очереди всех девочек перепробовал, даже Амаранта не пощадил. — По внешнему виду парня вовсе не казалось, что он был как-то отягощен минувшей ночью, скорее даже наоборот. — Ты молодец, наверно в тебе и правда что-то от Розы есть, жаль, что рожей не вышла.

Итак, почва была прощупана и сулила выгоды.

— Так вот, я надеюсь вы не откажете мне в некоторых милостях, коль скоро я принесла "Лиловой Розе" столько пользы?

Прагматичная мадам Кардамон напряглась и даже перестала вытаскивать подушки из наволочек. Было ясно, что выгоды она с меня уже не получит, а потому выбить из нее что-то совсем уж серьезное мне не удастся. Но попытаться-то стоило.

— И чего же ты хочешь, поганка? — Вон оно как все обернулось, значит. Один шаг от золотца до поганки. Впрочем, мне не привыкать.

— Хочу жалование вдвое больше, один выходной в неделю и разрешение брать кофе и чай из кладовой. Какой захочу. — Выдохнула я, совсем охмелев от собственной наглости.

— Ты посмотри на нее! — Всплеснула руками женщина, ища поддержку в глазах помощника, но тот только пожал плечами. — Палец дай — с головой откусит! Ладно, шантажистка, без ножа ведь режешь… вот что, хорошее у меня сегодня настроение, да и личико твое милое, меня на добрый лад настраивает. Дам тебе выходной, пусть будет в среду и кофе с чаем бери сколько хочешь, только не из серебряных ларчиков… и чтоб не впрок, а сразу употребить! А то еще продавать начнешь. И не думай, что я не знала, что ты и без моего дозволения таскала! А вот жалование я тебе поднимать не буду и не проси, и так на всем готовом живешь. Лучше буду тебе на Вальдосову субботу дополнительный выходной давать и денег на гуляние, два делария тебя устроят?

— Три! — выпалила я.

— Тфу! Будет тебе три. А сейчас все уже, допила свой кофе с булочкой? Хватит с тебя утренних нежностей, марш работать — колдун нам вчера всю круглую комнату разнес, чтоб до вечера все как прежде было!

Увернувшись от летевшей вслед подушки, я быстро скрылась из комнаты, растолкав подслушивавших за дверью девушек. Те так и остолбенели, смотря на меня во все глаза, что еще больше подняло мне настроение.

Ух и разозлила я нашу мадам! Но ее всегда разговоры о деньгах выводили из себя… если речь не шла о прибыли, конечно. Но это того стоило, тем более все сложилось как нельзя лучше — у нашего разговора был свидетель, а значит главная дама не станет отпираться, когда придет время, так сказать, платить по счетам.

* * *

День прошел в заботах. Круглая комната и правда являла собой нынче нечто удручающее — у овальной кровати в центре были подломлены ножки… так же как у дивана, и кресла, и даже столика между ними! Шторы были сдернуты с гардин, а гардины вывернуты из стен, на окнах остались следы рук, словно кого-то прижимали к стеклам с неистовой силой, на полу валялось несколько изодранных платьев, ступать по ковру нужно было осторожно, в нем прятались осколки от разбитых бокалов и пролитое вино… Другими словами, это место больше напоминало поле битвы, а не уголок в доме плотских утех.

Ну, делать нечего, пришлось браться за уборку.

В комнату непрестанно кто-то заглядывал, но заговорить со мной не решались. Притаятся, а как увидят, что я заметила, с хихиканьем уносятся прочь. А я все ждала…

Ждала, когда сойдет с меня милое личико и вернется прежняя физиономия, мой привычный горб, без которого было двигаться так просто, легко и удобно. Вот, и уборка быстрее спорилась.

Смекнув, что зачарованная благодать пока покидать меня не собирается, я спустилась вниз к охранникам.

По обыкновению, двое дежурили в доме, пара за крыльцом и трое отдыхали в специальной комнате. На всякий случай. А случаи в доме бывали разные: много пылких ревнивцев голубых кровей или не дюжих магических способностей воображали, что прелестница не может дарить свои ласки никому другому и устраивали сцены ревности — тут то грубая мужская сила и нужна. Вот только гостей можно бить только в самом крайнем случае, а потому наши охранники все больше были громилами, которые долго и упорно могли сносить удары пылких любовников, принимая их гнев на себя, вместо тонких и хрупких дев.

Я тихонько постучала в комнату отдыха и, изображая смущенную непосредственность, попросила помочь мне передвинуть мебель. Мужчины впервые обозрев такую красоту в платье горничной, поднялись и не пошли, а буквально побежали мне на помощь.

Ну, что же за несправедливость такая, красивым девушкам ведь не так нужно содействие сильных мужчин, как дурнушкам, которые всю жизнь обречены выполнять трудную работу!

Руководить обычно ни в грош не ставившими меня охранниками было безумно приятно. Я не давала им продыху, заставив вытащить всю сломанную мебель из круглой комнаты в подвал и потом вежливо попросила из того же подвала достать запасную, но более старую и потасканную мебель наверх. Ну, а в благодарность я им просто от всей души улыбнулась — вот и все!

С моим настоящим лицом пришлось бы идти на риск и без спроса из хозяйской кладовой нести им кровавую колбасу и пиво. До чего же выгодно быть красавицей!

За окном вечерело. Закончив с уборкой я оглядела плоды своих трудов — комната выглядела не новой, но никто бы и не подумал, что прошлой ночью здесь разворачивались сражения на любовных фронтах. Посмотрев на себя в большое зеркало на стене, я нашла, что даже с капельками пота на лбу и следом от серой пыли на щеке такая Лобелия выглядит просто обворожительно. Вот интересно, если бы я не родилась уродом, выглядела бы я так или все это только плод мощных чар?

Решено! Пока не опустился вечер на город, сходила умыться, сменила платье на такое же, но чистое и по-быстрому сбегала через квартал к плотнику. Попросить, чтобы завтра к нам в подвал пришел чинить мебель. Плотник отказался меня отпускать обратно одну и вызвался пойти чинить мебель сегодня же — вот это сила женской красоты, вот это я понимаю! Обычно этот увалень-краснодеревщик даже за хорошую плату не торопился приступать к обязанностям, а тут такая прыть.

Пока шли, все оглаживал свою жиденькую бороденку и так и норовил приобнять. Расспрашивал, кто мамка, кто папка, где живут и не требуется ли им зятек. Пару раз особо проявив прыть и ущипнув за задницу, хорошо получил по морде, но то его будто только раззадорило.

Как же хорошо, что расплачиваться с ним будет сама мадам, а мне не нужно следить за тем, что он там в подвале делает.

Едва войдя в кухню с черного хода, чуть не была сбита Валерианой, которая, видимо, стремилась скрыться из "Лиловой Розы" или просто спрятаться в саду.

Сестра схватила меня за плечи и с расширившимися от ужаса глазами прошептала мне прямо в лицо.

— Он здесь, он снова здесь! Мамочки! Либи, спрячь меня где-нибудь, умаляю!

— Кто он-то, — опешила я, хватая сестру в ответ и усаживая за кухонный стол. Пока девушка давилась беззвучными рыданиями, заварила ей чай с календулой и ромашкой, разбавила, как она любит и сунула в руки, чтоб уж если и не пила, хоть парами подышала. — Рассказывай давай, что приключилось?

— Колдун сегодня снова пришел. Не знаю, знаешь ты или нет, но он вчера здесь такое устроил! Ох, Либи, какая же ты красивая… просто так не привыкнуть. Вот, вроде голосок твой, а вроде и нет, словно с какой-то незнакомкой разговариваю, но такой родной… ой, а до чего же на портрет мамы похожа!

— Ты не отвлекайся. — Одернула ее я.

— А на долго это у тебя? Ладно, ладно! — Замахала она на меня руками и отхлебнула чай, но и пары уже успели подействовать, было видно, что успокоилась. — Вчера, как мадам короля отвела в комнату наверху, он напрягся так — не понравилось ему, что прежде тебя всем не показали. Но возражать не стал, потому что Генриха заинтриговала встреча с прекрасной незнакомкой один на один. Мы же тогда локти кусали, думали "кто?", это потом нам Амарант про тебя и зачарованный медальон рассказал.

— Не отвлекайся, продолжай. — Нетерпеливо подогнала я ее и подлила чай.

— Ну стало быть вот, Генрих ушел, а колдун этот такой злой сделался. В тот момент я ему пела, а Мускари плечи массировала и тут, ты как закричишь… мы все думаем, вот чертовка, до чего артистично восторгается господином. А Луций этот, как подскочил ко мне, в талию вцепился и своими ледяными глазищами зыркает, а у самого так зрачки расширены, что аж страшно. "Какая, — говорит, — у вас тут комната свободна?". А я ему: "По лестнице и направо до конца", ну он меня на плечо и в ту комнату почти бегом. Еще на пороге с меня платье сорвал, то, любимое, на котором ты мне чаек вышивала и лиловые розы. Ну, а потом, как давай меня охаживать…

— Бить? — Охнула я, аж руки ко рту приложив.

— Какой там бить! Брать! И сзади и спереди, при том ждала, терпела, все думала сейчас спустит и отдышусь — так нет же. Спустил в меня и давай за волосы хватать и ротиком моим наслаждаться, да так что и носом дышать невозможно. Снова спустил, я чуть не захлебнулась! И давай опять сзади пристраиваться. Уткнул меня лицом в окно, не иначе чтобы прохожие смотрели и как на ездовой кобыле, снова и снова, я уж развязки-то и не дождалась — сознание потеряла. Очнулась, смотрю он на Амаранте сзади, к колонне от кровати его припер, а ложе уже того — сломано. И тыркает его, тыркает, бедный мальчик! Я даже побоялась подниматься, на четвереньках оттуда выползла, а там в коридоре уже все наши прячутся — он их всех этой ночью попробовал. Вон, Амариллис до сих пор ходить нормально не может. Заплатил-то он щедро, только ведь никто не чаял, что этот изувер после такого снова вернется! Спрячь меня, Либи, заклинаю, спрячь. Я после еще одной такой ночи точно умру! — взмолилась сестра.

— Конечно спрячу, дорогая!

А про себя подумала, что и сама с ней схоронюсь, от беды подальше. Ведь чары пока не сошли…

Глава 5. Дела житейские

Хороший был план спрятаться, мудрый. Вот только не удавшийся!

Нет, и легенду-то мы с ней придумали — думали сказать, что ушли на рынок и запоздно идти по улицам побоялись, из-за чего пришлось снять комнатку там же, на рыночной площади. И собрались-то быстро, выскользнув через черный ход.

Нашу уловку мадам, пожалуй, бы сразу раскрыла, но сильно б ругать не стала — это точно. И все же план провалился, едва мы с сестрой выскочили за пределы "Лиловой Розы".

Он, будто прочтя наши мысли или предугадав намерения, стоял у потайной калитки. Сложил руки на груди и улыбался каким-то своим колдовским думам, внимательно изучая мышек, что выскользнули прямо в его кошачьи лапы.

— Ну, здравствуй, прекрасная Лобелия. — Голос у колдуна был низкий, протяжный, в самом нутре у его слушателей трепещущий. — А я с вами пришел побеседовать, между прочим. Вы куда-то спешите?

Под взглядом этого высокого седовласого щеголя, облаченного во все черное, моя сестра совершенно уничтожилась в песчинку. Спряталась за мной, даже несмотря на то, что была на целую голову выше.

Признаться, мне тоже было совершенно не по себе, я собственно решила, что вот и смертушка моя пришла, потому как этими ледяными глазищами колдун непременно должен был видеть какая я настоящая. Вокруг него я ощущала невероятную силу! Только если тогда, вечером, она просто впечатлила меня, то теперь, когда он был так близко, почти сшибала с ног.

— Здравствуйте, господин мой! Чем же я могу вам помочь? — Спросила я, очень плохо скрывая свое беспокойство.

— Для начала, давайте вернемся в ваш чудесный дом, не к чему нашей беседе лишние свидетели. — Сказал он, отрезав нам путь к отступлению — пригласил жестом проследовать к главному входу.

Валериана тихо всхлипнула после этих слов, как знать, может он и правда имел ввиду то, что она подумала.

В "Лиловой Розе" мадам Кардамон уже сообразила нам кофе с пирожными в кабинете, который отводился для встреч господ и их важных переговоров. Титулованные мужи, посещавшие наше заведение, предпочитали в начале обсудить дела, а потом уже расслабиться в гостиной и перейти к утехам на верхних этажах.

Сели за кофейный столик. Мы с Валерианой на лиловый диван, а колдун-изувер в кресло.

— Давайте отпустим нежную Валериану, наш с вами разговор может быть не для ее ушей. — Предложил седовласый и мою сестру, как ветром сдуло. Впрочем, я ее понимаю, сама бы поступила также. — Но не уходите далеко, любезная! Я возможно и с вами захочу перемолвиться словечком! — крикнул он ей вслед и плотоядно улыбнулся, пригубив чашечку крепкого черного кофе.

Не увлекался бы так бодрящими-то напитками, судя по всему ему и без этого энергии не занимать.

Сидим. Молчим. Он меня разглядывает своими ледышками ярко-голубыми, я его, своими синими очами, как сказал король, цвета тех самых розамундских лобелий.

— Какой же вы потрясающий экспонат! — Нарушил тишину колдун.

Ну, все. Началось — поняла я. Сейчас будет разоблачение, потом фееричное снятие чар. Наверно в цепи закует, в клетку посадит и к Георгу Третьему повезет, показывать какая клопиня к нему минувшей ночью присасывалась.

"А потом, из меня сделают чучело и поставят украшать чей-нибудь клозет…" — размечталась я.

— Я долго не мог понять, что же происходит вокруг. Терпеть ненавижу, когда от меня что-то скрывают. Все думал, что же они нас так за нос водят, что же задумали. А вы — вон что. Ох, чертовки. — Кажется, настроение у колдуна было приподнятое. Наверно, он был из тех, кто любил скандальные разоблачения и публичные казни. — Так что же, чья это была идея?

В голове пронеслось, что надо все валить на мадам и следом, что меня все равно не помилуют после минувшей ночи с королем, а Кардамон и правда заботится о Амариллис и Валериане. Без нее они, пожалуй, скатятся до уровня обычных портовых шлюх и сгниют в канаве. Маме бы такое точно не понравилось. Потому я сменила тактику и решила все взять на себя. Все равно я урод, ну что в моей жизни хорошего, кроме кофе с булочкой по утрам?

— Моя. Я все придумала сама. А мадам Кардамон отговаривала меня, хотела признаться вам, что у нее нет девственницы для короля. А я настаивала, сказала, что никто ничего не узнает.

Колдун испытующе уставился на меня и даже наклонился вперед, отставив чашечку кофе.

— Лобелия, а не хотели бы вы переехать в Базенор, столицу королевства Розамунд?

Это что, какая-то словесная шарада? С какой стати мне хотеть отправиться туда, где меня почти наверняка четвертуют или протащат по улице вслед за телегой с навозом?

— Если честно, мне и здесь хорошо. — Сказала я, вжимаясь в спинку дивана за собой. — Тут сестры, дом. Я тут привыкла и никуда не хочу.

Мужчина задумчиво откинулся в кресло и покрутив на пальце перстень с большим ониксом, решительно поднялся.

— Что ж, не скажу, что я не понимаю вас, но все же я надеялся познакомиться с вами ближе. — Печально сказал он и, уже более весело добавил. — За этим вынужден откланяться, но буду рад увидеться снова, если буду проездом. Очень уж мне понравилось ваше заведение.

Колдун качнулся в мою сторону и, несмотря на то, что я машинально отклонилась от него, поймал мою руку своими леденющими пальцами и приложил к горячим губам. Пожалуй, это был самый долгий поцелуй между тыльной стороной моей ладони и мужчиной со времен… с вообще каких-либо времен. Но я была уверена, что обычно галантные господа справляются с этой повинностью быстрее.

Все еще не веря в то, что моей жизни ничего не угрожает, я не сразу покинула кабинет. В гостиной за его дверьми мне мерещилась королевская стража, которая только и ждет момента чтобы взять горбунью-обманщицу под белы рученьки и заковать в кандалы. Но ничего такого не случилось.

Только мадам раскричалась на то, что солнце еще не село, а я уже позволяю себе прохлаждаться.

* * *

Дни потекли своим чередом… вот только морда моя в норму все не приходила! И в связи с этим я начала испытывать трудности.

Девушки смотрели на меня странно — то ли с завистью, то ли с ужасом. Будто я не та самая Либи, что им сопли после грубых клиентов и местных разборок утирала, да волосы держала, пока они от чрезмерностей минувших вакханалий избавлялись, а какая-то одержимая. Но, надо сказать, Амариллис присмирела. Видимо заклевали ее наши курочки совсем, ведь не она теперь была из трех сестер самая красивая.

Из всех них я теперь могла нормально общаться только с Валерианой и Амарантом. Хороший парень оказался, глуповатый, но добродушный. Честно мне вывалил, что раньше со мной особо не разговаривал, потому что боялся, что я на самом деле проклята и мое уродство может и на него перейти. А теперь я красавица, отчего же со мной не поболтать?

Из-за смазливой внешности появились новые проблемы. По улицам Миля стало страшно ходить даже днем — мне свистели в след, пытались познакомиться, а один раз даже насильно чуть не утащили в подворотню — хорошо городская стража вовремя подоспела.

"Что же это вы, такая принцесса и без сопровождения?" — сказал тогда капитан, совершенно не скрывая подтекст своего внимательного взгляда на мою грудь и бедра. Которые, между прочим, были скрыты приличным мешковатым платьем горничной!

До того, как меня зачаровали, я и не думала, что живу в таком опасном городе! Прежняя Либи ходила по Милю в любое время суток с гордо поднятой головой и горбом. А нынешняя была вынуждена, словно маленький зверек, которого все вокруг норовят сожрать, носиться от укрытия к укрытию, чтобы просто сходить в бакалею.

Но на этом мои сложности не заканчивались.

Конечно, я же работала не абы где, а в месте сосредоточения всех этих похотливых хищников, ко всему прочему еще и богатых, да властных.

Осознавая всю свою меру ответственности за смазливое личико и ладную фигурку, я старалась не высовываться, когда в "Лиловую Розу" приходили господа. По крайней мере с кухни. Мадам неоднократно предлагала мне пойти и помочь Амаранту обслуживать гостей, но я ей сразу сказала, что лучше на месте умру. Ведь если кому приглянется милый парень, то он с радостью разделит с гостем ложе, а я в такие дела больше ни-ни. С меня и короля хватило с его цепным колдуном, не весть за какие заслуги меня пожалевшим. Мало ли когда чарам вздумается рассеяться! А ну как под рыцарем каким? Так у него же и меч при себе оказаться может!

Ко всему прочему в меня без памяти влюбился один из наших охранников. Этот идиот брал смены за других, менялся по невыгодному курсу, лишь бы дежурить в гостиной днем и бросать на меня многозначительные взгляды. Еще бы. На меня-то можно, я не цветочек из цветника мадам Кардамон, горничных и прачек у нас портить не запрещалось, если они сами на то свое согласие давали.

Никогда бы не подумала, что когда-нибудь скажу такое — но меня, криворожую горбунью, душила любовь этого широкоплечего смуглого ишмирского молодца. Если раньше я бы перед ним стелилась и пылинки бы с такого красавца сдувала, то теперь воротила нос. Хотя, в сущности-то ничего в моей жизни и не изменилось.

Но кого я обманываю — я ведь действительно стала другой. Начала ценить себя. И теперь, когда вернется мое уродство, моя защита от этого мира, я больше не буду относиться к себе как прежде. Я буду больше ценить свое мнение и чувства, вот чему научила меня незаслуженно подаренная красота.

Ну и еще тому, что губки бантиком — это конечно хорошо, но с горбом среди целого города похотливых мужиков как-то спокойнее живется. Они, эти губки, не позволяют воспринимать тебя всерьез. А ведь я действительно серьезная дама.

Это я и пыталась сказать в конец охамевшему, зажавшему меня в чулане между комнатами охраннику. Звали его, к слову, Габдал.

— Отпусти, дурак! — верещала я, не доставая до пола маленькими ступнями. Ишмирец припер меня к стенке и держал аккуратно зажав мои плечи между предплечьем своей правой руки и стеной. Левая уже начала беспрепятственное путешествие по моим бедрам. — Я нажалуюсь мадам, и она тебя уволит!

Габдал улыбнулся и его белые зубы ярко блеснули на фоне симметричного, словно высеченного из эбенового дерева лица.

— Никуда ты не денешься, маленькая принцесса. Все равно будешь моя!

Разглядев меня в толпе горничных этот влюбленный идиот взял моду называть меня принцессой или обращаться не иначе как "ваше высочество". Это раздражало безмерно, особенно когда его ласковые прозвища догоняли меня во время выноса ночных горшков наших цветочков.

— Ты знаешь, что мадам относиться ко мне, как к дочери? Так вот, я попрошу ее не уволить тебя, а убить! Будь уверен, у нее есть нужные связи! — и на это ишмирец продолжил улыбаться.

Меж тем его рука уже забралась мне под платье и завладела мягкими розовыми складочками, которые тут же предательски взмокли. Такой эффект воодушевил наглеца и он, вынув пальцы из-под моего подола и демонстративно облизав их, вернул обратно, войдя в мое лоно двумя толстыми, как сосиски пальцами. Конечно мое тело отозвалось томной судорогой, но это произошло совершенно не по моему желанию.

Я бросила бесполезные угрозы и решила попробовать договориться.

— Послушай, Габдал, ну я совсем не та, за кого ты меня принимаешь… помнишь, тут одно время работала уродливая ворчливая горбунья, так вот — это была я! Я… — простонала я от того, что он особенно удачно погрузил в меня свои пальцы. Нет, он не был особым умельцем, просто видимо мое тело было благодаря чарам и правда создано для ласк, и охотно отзывалось на любые поползновения к чувствительным зонам и местечкам. — Меня зачаровали, но чары оказались слишком сильными и теперь я в любой момент могу снова превратиться в себя. Ты же помнишь, как я уродлива на самом деле?

— Ну и что? — Безразлично отозвался Габдал, продолжая водить внутри меня своими пальцами, точно я какая-то марионетка, которая при правильном сочетании движений, попросит сделать с ней все, что заблагорассудиться ее новому черному господину. — Какое мне дело до того, как ты выглядела раньше или будешь выглядеть после, если ты сейчас так хороша, принцесса? То, что будет потом — будет потом. И даже если ты обратишься в козу, пока я буду заправлять свой член в твою нежную дырочку, у меня все равно останутся приятные впечатления о былом.

Этот глубокомысленный ответ заставил меня задуматься. Я на минуту даже перестала сопротивляться, так меня поразила мощь тайного смысла, сокрытого в нем. А ведь и правда, погрузившись полностью в ожидание "момента-когда-все-кончится", я начала забывать жить и пользоваться счастливыми обстоятельствами. "Спасибо тебе, Габдал!" — мысленно произнесла я и попыталась пнуть его по внушительному объему, назревшему в штанах.

Конечно же он ловко увернулся и снова одарил меня своей неподражаемой улыбкой.

Но тут, внезапно, задергался, точно в конвульсиях….

Глава 6. Смело двигаюсь в будущее

Глядя как этот большой чернокожий мужчина закатил глаза и начал ритмично шататься туда-сюда, я всерьез испугалась, что он упадет на меня и задавит насмерть. Но в тот самый момент, когда Габдал окончательно потерял самообладание и начал наваливаться на мое тщедушное, уже переставшее дышать от мощного нажима на грудную клетку тело, на его лбу материализовались два пальца с длинными антрацитово-черными ногтями, которые задали его движению другое направление.

Мой не случившийся насильник и его жертва повалились в разные стороны но я в отличии от него была в сознании.

Передо мной прямо из воздуха начал материализовываться спаситель. Когда его образ проявился окончательно, я подумала, что лучше бы уж не спасал.

Это был мужчина среднего роста, но выдающихся внешних данных — широкоплечий, хорошо сложенный брюнет с широкими скулами и красивым подбородком… эх, почти все, как я люблю, за исключением ярко-золотых глаз с кошачьими зрачками, трех пар коротких изогнутых рогов, одни расположены за другими, ну, и уже упоминавшихся длинных черных ногтей. Одет он был просто, в черный бархатный сюртук и такие же штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги.

— Сомерайт Барджузи Гроуд. — Представился господин одержимый и протянул мне руку, чтобы я могла подняться.

В чулане было тесно и я бы встала и без того, чтобы щупать обжигающе горячую длань существа, живущего между мирами. Ну, или на два мира, как кому удобнее. Но было как-то не вежливо брезгливо отворачиваться после всего.

Одержимыми становились добровольно. Обычно это делали колдуны, желавшие усилить свои не выдающиеся способности, а существа с изнанки мира с удовольствием принимали предъявленные условия.

Условия, кончено, всегда выворачивались в итоге не в пользу тех же колдунов, но желающих подселить в себя сущность почему-то не убавлялось. Наоборот! Среди этой категории людей создавались даже целые школы приручения демонов, писались труды по составлению контрактов! И молодые, воодушевленные колдуны искали свой способ безошибочно составить договор, который не оставил бы демону лазейки для того, чтобы перехватить управление телом.

Вот, у Сомерайта Барджузи Гроуда, внимательно рассматривавшего меня в данный момент, составить идеальный контракт явно не получилось. Его "прирученный" демон уже в полной мере владел телом, впитав в себя остатки личности колдуна-неудачника, элементом которой, видимо, была неуемная страстность.

Хотя, лично я слышала, что демоны сами по себе охотчи до плотских утех, не зря их так часто можно было встретить в нашем борделе.

— Могу я узнать ваше имя, прекрасная незнакомка?

Прекрасная? Впрочем, чему удивляться, что ему демону — переключился с магического зрения на простое человеческое и наслаждайся.

— Меня зовут Лобелия и я здесь не работаю. — Пошла я сразу в бой, — точнее, я здесь работаю, но не как куртизанка. Я — экономка… повариха… горничная, а, в общем, все в одном лице.

— ЧуднО! — покачал головой одержимый и растянул губы в улыбке, обнажив ряд белых острых зубов.

Я пожала плечами и начала бочком пробираться к выходу, стараясь ничем его не задеть. В смысле ни рукой, ни краем юбки.

Вдруг он совершенно резко наклонился ко мне, так что я замерла, приготовившись в этот раз действительно отбиваться до последней капли крови… и понюхал. Судя по тому, как загорелись при этом его глаза, аромат ему явно понравился. Но предваряя уговоры и ненужные мне неприличные предложения, я помчалась прочь из кладовой. Нужно было еще предупредить мадам о том, что у нее в чулане лежит охранник в отключке, да позвать людей, вдруг бедолаге еще можно было помочь.

* * *

Ничего с Габдулом страшного не случилось, но вот доставать меня своей любовью он перестал. Сначала я решила, что из страха перед Сомерайтом как-его-там, но потом поняла, что он меня словно забыл. Вот просто в упор теперь не видел, когда я мимо него проходила.

Вот она какая, мужская короткая память. Не дала — забыл — формула счастливой жизни проста!

И все же интересно было узнать, что такого одержимый с ним сделал. На будущее, такой фокус в рукаве мне определенно в жизни еще пригодится!

И все же инцидент с темнокожим охранником имел долгоиграющие последствия. Так, буквально пару дней спустя, мадам Кардамон вызвала меня в свою спальню для серьезного разговора. Она как всегда не ходила вокруг да около:

— Либи, деточка моя, нам пора признать очевидное и перестать бежать от страхов. — Это она про мои внешние данные и "повышение" по службе, безошибочно поняла я. — Мы не знаем, что пошло не так и почему с тебя все еще не спадают чары, но твоя красота, которой ты так опрометчиво не пользуешься, причиняет неудобства всем гостям, девочкам и особенно мне! Я специально беру на службу страшненьких, неприглядных горничных, чтобы не рассеивать внимание добродетельных господ. Но что они видят — по дому ходит уборщица в десять раз красивее всех моих цветочков. Но они не могут испить ее мед, потому что она свободная женщина!

Ну, это она уж загнула, прям так и в десять раз. Ну, может немного красивее самой красивой. Тем более мы с Амариллис даже похожи. Немного.

— Я вынуждена поставить перед тобой условие. — Выдохнула женщина, устало прикрыв рукой глаза. — Я не могу выгнать тебя, я верна слову данному твоей матери. Но ты должна найти работу в другом месте или начать работать на ровне с сестрами. Ну, а если чары все же рассеются, я с радостью верну тебе прежнее обеспечение.

Это был удар ниже пояса, я готова была расплакаться, ведь это место было мне домом и чтобы тут ни происходило со мной, я находила способ почувствовать себя здесь хорошо! Внезапно, я отчетливо поняла, что изуродовать себя снова намного проще, чем пытаться пристроиться кухаркой в другое заведение или даже дом. Везде найдутся умельцы распускать руки, вот только мадам Кардамон уже рядом не будет.

Видя мое смятение и наверно удовлетворившись результатом, она добавила:

— Мне неоднократно делали выгодные предложения на твой счет, с тех пор как все случилось, но недавно поступили два просто невероятных по своей щедрости. — Так-так, а вот мы и добрались до сути разговора. — Один господин предложил заплатить за ночь с тобой двадцать пять тысяч делариев, а другой, сразу следом за ним сказал, что готов отдать за тебя тридцать тысяч, причем в любое время, в любой валюте. — Мадам Кардамон замолчала, давая время оценить масштаб и перспективы. А оценить было что…

Три тысячи делариев — таков годовой доход "Лиловой Розы", если верить самой мадам, но она, понятное дело, могла и скрывать настоящую сумму. Но из этих же денег вычитались содержание дома удовольствий, налоги, оплата работникам, взятки чиновникам, чтобы сквозь пальцы смотрели на рассадник похоти и порока в самом центре столицы. Имея сумму в пятьдесят пять тысяч, мадам Кардамон могла бы снарядить собственную небольшую армию или открыть бордели в каждой столице каждого королевства в Эвеноре. Вот это был бы новый виток в развитии дела, совершенно иные прибыли. Вероятно, именно об этом и думала женщина, так деликатно и расчетливо наступая мне на горло.

— Подумай, девочка моя. Две ночи, всего две! И ты сможешь, например, выкупить у меня своих сестриц и при том сама останешься свободной женщиной. А дальше — можешь продолжить работать у меня или же забрать Амариллис и Валериану и уехать куда-нибудь, где вы найдете себе женихов, создадите семьи и забудете былое. Ну, или они создадут, а ты придумаешь что-нибудь другое, если чары рассеются.

Говорила она конечно сладко, но вот было в этом меде что-то горькое и мне ума не хватало понять что именно. Благо, было время подумать.

* * *

На следующее утро, стряпая на кухне завтрак, я столкнулась с немыслимым.

Нет, я могла поверить в этой жизни во все, как человек из чудища в мгновение ока ставший красавицей, но только не в это!

Я закручивала в бутончики булочки с корицей, когда в комнату вошла Амариллис, вся заплаканная и дрожащая. Мои руки были в муке и тесте, иначе бы я обязательно защитилась от нее, потому что была абсолютно уверена в том, что она наконец достигла придела и пришла мстить мне за мою красоту… но напав на меня внезапно и порывисто, она заключила в объятия и уткнулась мокрой, порозовевшей, чудо какой хорошей мордашкой мне в плечо, да тут же завыла навзрыд:

— Либи-и… какая же ты на самом деле хорошая-а! Либи-и… у-у… я тебя не заслуживаю-у…

Следом за ней заглянула Валериана у нее тоже глаза были на мокром месте от слез, но она все же вела себя адекватнее и не пыталась задушить меня в объятьях.

— Что случилось-то? — Спросила я, ожесточенно стряхивая муку с ладоней, чтобы наконец отцепить от себя старшую сестру, усадить на стул и налить чай с ромашкой и календулой.

— Либи, почему же ты сразу нам не сказала? Хотела сделать сюрприз, да?

Я начинала злиться.

— Да о чем вы вообще?!

— Нам все Мускари рассказала. Ей сказал Амарант, которому по секрету рассказала Жасмин, слышавшая это от охранника Бэроза, у которого нельзя спросить, потому что он нынче в отгуле…

— Да что все-то? — Вспылила я, наконец сняв с себя Амариллис и жестко усадив ее за стол.

Валериана набрала в легкие воздух, чтобы тоже не заплакать и выдохнула:

— То, что ты собираешься выкупить нас у мадам и даже оставишь нам приданное, чтобы мы могли выйти замуж.

Вот так номер! Вот так хитрюга Кардамон! Распаляясь от гнева на расчетливую хозяйку борделя я отправилась наливать чай, а у самой теперь ложка с травами в заварник не попадала. Я плюнула, выругалась и насыпала прямо так, из банки. Все равно просыпала половину.

Остановилась и выдохнула. Во-первых, кто бы мог подумать, что моим сестричкам так не нравится то, чем они занимаются. Во-вторых решила, что данная мысль достойна озвучания.

— Кто бы мог подумать, что вам так не нравится ваше занятие!

Мои сестры переглянулись и посмотрели на меня, как на сумасшедшую.

— Так что же здесь может нравиться? — Вытирая слезы и сопли о мой фартук, лежавший в этот момент на столе, осведомилась Амариллис. — Это по началу думаешь о красивых нарядах, вкусных яствах, внимании мужчин и вообще праздной жизни, мол, опять же образование хорошее. А потом сталкиваешься с настоящей правдой! Ну вот и зачем мне эти мои шесть языков, если гостей интересует только один! И куда я его только не засовывала за свою короткую жизнь. Вот, у нашего короля Жоржетта, например, очень специфическое представление о прелюдиях. Он любит, чтобы ему вылизывали его маленькую сморщенную дырочку и, желательно, проникая туда языком. Я, вероятно, единственный человек в стране, который может честно сказать себе и окружающим, что лижет жопу королю. Мало кто в наше время может в таком признаться.

— Да-да, — подхватила ее исповедь Валериана, — А меня вообще все время выбирают для себя какие-то извращенцы, уж не знаю, чем я им так нравлюсь. Есть у меня один постоянный гость, мне все время хочется провалиться сквозь землю, когда он приходит — Балазар Анрай, одержимый. Ты бы видела во что он превращается, когда его охватывает желание! У этого… — Она аж потерялась в поисках подходящего эпитета, — существа не один, а два мужских органа. Причем, чтобы удовлетвориться, ему нужно использовать их одновременно. По обыкновению он любит брать меня с двух сторон, входя одним своим фаллосом в мое лоно, а другим промеж ягодиц и ему непременно хочется, чтобы я достигала удовольствия вместе с ним. Только ему даже нравится, когда так не выходит, потому что он делает это со мной снова и снова, пока не добьется нужного результата.

Я поникла… да… а я ведь никогда и не задумывалась о том, что приходилось терпеть моим красивым сестрам. Какая же я была замкнутая на себе эгоистка.

— Я хочу детей и мужа, чтобы любил как все нормальные любят, а не гадости всякие. Свой дом, пусть бы и маленький, собаку завести наконец. — Амариллис всхлипнула и чуть снова не разрыдалась, но я вовремя подставила ей под нос чай.

— Мы тебе даже завидовали. — Призналась Валериана. — Наша красота — это то же уродство, только в худшем для нас смысле. Она для других красота, а для нас несчастье. Вот ты жила как хотела, и никто тебя против воли ничего делать не заставлял, а мы мучились и поэтому тебя дразнили, а вовсе не потому, что не любим.

Я молчала, но внутри у меня бушевали эмоции. Я злилась на себя, за свою недальновидность и ослепленность собственным горем, мне хотелось разрыдаться и обнять сестер, сказать им что все былое прощено, и я их на самом деле люблю. Хотелось пойти и набить морду мадам Кардамон, которая так умело пользовалась нами и нашим наследством, вовремя подсуетившись возле нашей больной матери. Но все это было пустое.

Прошлое было лучше оставить в прошлом и начать действовать в настоящем. Строить новое и не допускать былых ошибок.

— Да, все правда. Я хочу выкупить вас у мадам и обеспечить нам новую жизнь!

Глава 7. Последствия тяжелых решений

— Я хочу выкупить своих сестер, но у меня есть и другие условия.

В этот раз мадам Кардамон заседала в кабинете на первом этаже, а не в своей спальне. Вокруг нее были разложены счетоводческие книги, какие-то письма и писчие принадлежности. Услышав мою реплику, выпаленную без каких-либо предисловий, она отложила свое пенсне, которое помогало изучать записи и, сложив холеные ручки на столе, деловито сказала:

— Слушаю.

— За две эти ночи нам заплатят пятьдесят пять тысяч делариев. Вы отпускаете моих сестер и меня, без каких-либо дополнительных платежей. А также отдаете нам от той суммы пятнадцать тысяч. Все.

Глаза мадам загорелись, но не совсем ясно было что стало топливом — предчувствие выгоды или гнев на мои немалые запросы.

— Пятнадцать тысяч делариев — это баснословная сумма. — Аккуратно заметила она. — Что же ты будешь с ней делать?

Я ответила, не раздумывая и не юля:

— Поделю поровну, каждой хватит на дом и на жизнь, ну или на приданное для хорошего замужества. — Я же не дура, я понимаю, что после стольких лет взаимного унижения вместе мы жить не сможем. Куда как лучше знать, что я сделала все возможное для счастья сестер, а свою жизнь дальше они уже запоганили сами. Если запоганят, конечно.

— Нет. У тебя слишком большие запросы. — Сказала мадам и вернулась к изучению документов.

Так, отлично, мы уже начали торг.

— Не большие, а справедливые. Без меня вы вообще ни делания из этих денег не получите. Или так или никак, я решение не изменю.

— Нет, о такой большой сумме не может быть и речи. Иди отсюда, сделай что-нибудь полезное.

Принимая правила игры, я пошла вон из кабинета, самым поспешным образом.

— Стой! — Окликнула она меня, когда я уже одной ногой шагнула за порог. — Ну, хорошо. Но больше ты никаких условий не предъявляешь, поняла! А теперь ступай… но не на кухню. Теперь ты еще один мой цветочек, пусть и ненадолго. Нужно подготовить тебя, все же за немалые деньги будем ночи продавать.

Я довольно улыбнулась и все же перешагнула порог.

— Стой! — Окликнула она меня снова. — И что же, тебе совершенно не интересно, кто готов такие деньги за тебя заплатить?

Я честно думала об этом, но послушав истории сестер решила, что лучше не знать. В конце концов, это всего две ночи — не самая страшная цена за свободу и безбедную жизнь.

— Нет, пусть будет что будет. — Сказала я и покинула кабинет.

— Ну ладно. — Задумчиво прошептала себе под нос мадам Кардамон.

* * *

Мне всегда хотелось попробовать на вкус жизнь жрицы любви. Не встать в кои то веки с петухами, не замараться от макушки до пят, выполняя тяжелую работу по дому, поесть не объедки с чужих столов, нарядиться в красивое платье и сделать себе макияж. Правда последнее, пожалуй, не доставило бы мне удовольствие, поскольку я была крива и горбата и любые вещи и косметика делали меня не лучше, чем я есть на самом деле.

Теперь же мне представился шанс.

Жизнь — вообще удивительная штука, ведь если подумать, с некоторых пор исполнилось столько моих сокровенных желаний… наверно правду говорят, что если кто-то рождается уродом или блаженным, то у него вместо красоты удача в достатке.

Сами подумайте, я за короткий срок стала невероятно красивой, потеряла невинность не с портовым пьяницей, а с прекрасным и нежным королем, помирилась с родными, а теперь еще скоро стану невероятно богатой и свободной. Ну, не чудо ли?

Мадам определила мне те самые апартаменты — опочивальню "Полной луны и вдохновленных звезд". По обыкновению наши куртизанки жили в комнатах, в которых принимали своих господ, но, поскольку в нашем борделе было двенадцать цветочков и двадцать четыре опочивальни, это было не строгое правило.

Теперь я засыпала и просыпалась под открытым небом. Дождей не было и пока я этим наслаждалась. Привычка вставать рано выработавшаяся за долгие годы монотонного распорядка никуда не исчезла, но я и не страдала от этого. Просыпалась раньше всех и по долгу валялась в постели читая книги или рисовала акварелью в саду — едва взяв кисти и краски, я поняла, что у меня к этому настоящий талант! Кто бы мог подумать, у кривой горбуньи есть к чему-то талант!

Потом, по указанию мадам Кардамон, ко мне приходили девочки и по очереди учили всяким потаенным искусствам наслаждения. Оказывается, даже держать мужской ствол в руке — это целая наука. Никогда бы не подумала. Хотя, я откровенно не понимала зачем мне это все, ведь ночь со мной готовы были купить и так, от общения с девочками не отказывалась, да и весело это было, с умным видом обсуждать всякие скабрезности. А ну как и пригодится для чего-нибудь в самом деле.

Кроме того, я каждый день принимала очень много процедур красоты, не одна конечно, вместе с сестрами или другими девушками. Мы делали их сами или к нам в "Лиловую Розу" приходили особые мастера, чаровницы и лекари. Эффект был определенно заметен, хотя я и до них была чудо как хороша. Кожа моя стала еще белее и нежнее, волосы шелковистее, а фигура соблазнительнее. Хотя, говоря по правде, наверно это все просто самообман. Чтобы не расстраиваться из-за того, сколько времени я на все это убила.

Так один за другим шли дни, и я начала задумываться над тем, что мадам забыла о нашем договоре, как вдруг она сама ранним утром зашла ко мне в комнату и сказала, радостную весть — сегодня все случится.

И я бы должна была обрадоваться… но нет. От того, что момент настал, мне стало как-то слишком не по себе. Мне одновременно хотелось и не хотелось знать о том, за что кто-то мог заплатить такие деньги. Но я в любом случае узнаю об этом. Вечером.

* * *

"Целый день приготовлений, дом стоял на ушах, а все гости отосланы прочь — сегодня одна единственная куртизанка отработает на спине за всех". — Так могла бы выглядеть аннотация к тому представлению, которое целый день разыгрывалось в "Лиловой Розе". И вот, момент настал — я осталась одна в опочивальне, в ожидании своего принца или палача.

Я сидела на кровати, привалившись к витому столбику и смотрела, как медленно прогорают свечи на каминной полке. От волнительного ожидания, которое уже превратилось в муку, не могла ничего делать — ни есть, ни пить, ни читать, ни рисовать.

Моего господина все не было. И это уже начинало злить. Может и не будет его вовсе, кто-то просто ради шутки заплатил двадцать пять тысяч, чтобы я промучилась всю ночь в ожидании этого таинственного сластолюбца.

— Ну, демон же тебя дери! — выругалась я, как вдруг…

На мои губы опустились два горячих пальца с антрацитово-черными ногтями и все внутри меня оборвалось от узнавания этого коронного жеста.

— Тише-тише. Говорят, не поминай и не увидишь…

В пространстве медленно материализовывался он, Сомерайт Барджузи Гроуд. И ведь как только запомнила его имя! Все было при нем, хорошая фигура, красивое, даже приятное лицо… но вот его золотистые глаза, черные длинные ногти и три пары рогов значительно все омрачали. Тут еще и вспомнился рассказ Валерианы, очень не к стати.

— И что же, вы господин мой, все это время ждали пока я помяну демона, чтобы появиться? — спросила я с горяча и сама же своей дерзости ужаснулась.

— Ух, ты какая! А ведь говорила, что ты кто угодно, только не куртизанка. — Сказал он и улыбнулся своими белыми острыми зубами. Вот, еще про зубы забыла. Ужас, одним словом.

Одержимый взял меня за ручку, заставил подняться и покружил вокруг оси, рассматривая как чудесно демонстрирует мои прелести полупрозрачная шелковая туника с глубокими разрезами в области декольте, спины и бедер.

Аж причмокнул от удовольствия, а потом притянул к себе и опустил лицо к шее, томно вдохнув мой аромат.

— Ах, сладко! — Прошелестел он и запустил кончиком языка в мое ухо. — Интересно, ты везде сладкая? Или где-то все же горькая? Думаю, придется проверить, сама не скажешь. — И схватил за попу, плотно прижав к себе мои бедра.

Животом я явственно почувствовала, как внутри его штанов набирает силу и растет его огромный интерес ко мне.

Сомерайт, я стала называть его так для краткости, потому что так и не поняла, где у него в этом каламбуре слов имя, а где фамилия, жадно наблюдал за моей реакцией. Наверно хотел заранее понять, удивлюсь ли я его размеру. Что ж, когда интерес почти достиг его пупка — удивил. Но, по крайней мере я теперь знала с чем придется столкнуться.

Это немного успокаивало. Немного.

Насладившись моментом, рогатый отстранился и выпрямился, не сводя с меня немигающего взгляда.

— Я хочу, чтобы ты раздела меня сама. — Сразу после этих слов в растянутом в улыбке рту по-змеиному мигнул кончик его языка и меня чуть не скрутил порыв рвоты. Вот уж действительно, отвратительные создания.

Но делать было нечего, начала раздевать.

Для этого вечера он выбрал камзол алого цвета, который дивно шел к его натуре. Я стащила куртку, сняла жилет, стянула шелковую сорочку, под которой обнаружилось пусть и не такое большое тело, как у короля Генриха Розамундского, но упругое и рельефное. Грудь Сомерайта покрывала не густая черная растительность.

Настало время для самого ему интересного — я расстегнула ремень, пуговицы на ширинке и… штаны сами упали с одержимого. Белья он, как оказалось не носил. Ну, или специально не надел для встречи со мной.

Со все возрастающим энтузиазмом мужчина наблюдал за моей реакцией на открывшуюся мне плоть. Ну, что же они так на своих причиндалах-то все зациклены в самом деле…

Орудие действительно устрашало, мне смутно представлялось, как я все это должна была бы в себя поместить, но мой господин уже явно себе что-то представил, потому что я увидела, как начала пульсировать большая розовая головка его члена. Интересно, это вообще нормальное явление?

Мужчина взял себя в руки и, оглаживая по всей длине, подошел ко мне. Разбираясь с завязкой туники одной рукой, другой он стал водить головкой своего члена по моему бедру и животу, делая своеобразный массаж. Придется признать, что это было приятно… Наконец туника упала к ногам и одержимый завороженно потянул носом, его змеиный красный язычок, видимо, свидетельствуя о крайней степени возбуждения, начал высовываться из-за губ, даже когда Сомерайт не улыбался.

Что творилось у него в голове — непонятно, он словно повисал на некоторое время разглядывая меня, словно решая, как лучше спустить с меня кожу, разделать и подать. А потом вдруг решительно толкнул на кровать и поднырнув под мои ноги, опустил их себе на плечи.

Ох, ну вот это мне конечно в прошлый раз понравилось, но теперь моим любовником был полудемон с зубами, на вид острыми, как бритвы и змеиным языком. Бррр… мерзость какая!

Словно прочтя мои мысли, он сказал.

— Пожалуй я начну исследовать тебя с этой сладкой дырочки. Не бойся, я люблю вкушать сок, а не жевать мясо. — От этого совершенно не стало легче, а потому я посильнее вцепилась в простыни и будь, что будет.

Он начал нежно, касаясь моих складок едва-едва. Исследовал их сверху вниз и, втянув в себя всем известную петельку, стал аккуратно посасывать ее. Пожалуй, это было сладко… и я начала понемногу расслабляться, ощущая, как появляется ощущение тяжести внизу живота. Затем он сделал то, чего я опасалась едва распознав его намерения — скользнул в меня своим тонким языком. Пожалуй, это было вовсе не так плохо, а даже очень хорошо!

Его язык гибкой лентой скользил среди моих нежных, разгоряченных губ, то проскальзывая вверх-вниз, то опускаясь в заветную глубину. Эти движения были мучительно сладкими, мне все время хотелось большего, хотелось, чтобы давил сильнее, двигался быстрее, да в конце концов я была уже готова к тому, чтобы он засадил в меня все, что так долго показывал и я бы попросила еще.

— Ты такая влажная и сладкая там, что просто сложно удержаться… — Прохрипел он меж моих ног, буквально пылая от возбуждения. Нет, я не шучу, кожа его приобрела ярко-алый оттенок, отчего кошачьи золотые глаза теперь смотрелись еще более дико и властно. — Ммм… какую теперь твою дырочку испробовать на вкус… — сказал он и вернулся к своему предыдущему занятию и я живо это одобрила, издав полный томления стон.

Его язык продолжал двигаться во мне и елозить снаружи меня, а руки одержимого жадно сжимали мои бедра. А потом он спустился ниже и начал оглаживать совсем другую дырочку. Я было хотела возмутиться, но… это было так чувственно, так необычно, особенно, когда он стал аккуратно и скоро проникать внутрь. Пожалуй, такое можно было и потерпеть. Я полностью отдалась этому чувству, ощущая, как он теперь поднимается выше, лаская мои груди, ставшие такими чувствительными от возбуждения, целуя мою шею, нежно покусывая за ушко. Ах… еще один стон наслаждения и тут я понимаю, что все это он делает одновременно и открываю глаза.

Вокруг меня суетились и скользили три демона! Три! Все на одно лицо Сомерайта, но теперь у каждого из них было только по одной паре блестящих черных рогов. Так вот, что означало его имя! Сомерайт, Барджузи, Гроуд — правильно писать и читать с запятыми!

Я хотела возмутиться, но какой был в том смысл… они уже заплатили за меня и теперь этой ночью будут делать все, что захотят.

— Мы попробовали тебя во многих местах и везде ты была сладка на вкус, теперь мы желаем сравнить ощущения. — Сказали они в унисон и вот это уже было действительно страшно.

Тот, что стоял у моих ног на коленях, назовем его Сомерайтом, немного приподнялся и направил пульсирующую головку своего члена прямо к моему лоно. Он не торопился, вожделенно следя за моей реакцией. Барджузи, тот, что целовал и мял мою грудь, на мгновение отвлекся, но решил продолжить, теперь он нежно покусывал мои соски и затем посасывал их, избавляя от напряжения, нежно сжимал и разжимал груди, повторяя сладкую пытку. Гроуд же, положил мою голову себе на колени и стал нежно оглаживать, разминать виски. Его горячий член был прижат к моей щеке…

Тяжелая, пульсирующая головка туго втиснулась в мою пустоту, но благодаря влаге, без напряжения прошла дальше. Сомерайт зашипел, закатив глаза. Кажется, ему было хорошо. Но вот мне с этого ракурса было страшно.

Он начал двигаться медленными толчками, каждый раз немного отступая назад, но входя глубже. Томно и сладко. Он делал это пока не вошел до конца, не уперся в преграду внутри меня и тогда словно обезумел, поймав какую-то свою волну.

Барджузи больше не покусывал мою грудь, он стиснул ее и держал, а Гроуд опустил свои руки мне на плечи, чтобы я не смела шелохнуться. Демон между моих ног входил в меня резко, часто, буквально вбивая в колени Гроуда. Мне не было больно от этого, но пожалуй, такой темп был слишком быстрым для того чтобы мне достичь наслаждения. Но ему и нужно было вовсе не это. Он всаживал себя в меня снова и снова, шипя, рыча, туго вбиваясь опять и опять. Я чувствовала, что он, должно быть все же не входил в меня весь, и это словно злило его, он хотел большего. Его жесткие руки больно сжали мои бедра и я поняла, что он близок к цели, я ощутила, как внутри меня его плоть начала мелко вибрировать и это были такие необычные ощущения, что я почти провалилась в свой стон, но не успела достигнуть апогея, в отличие от Сомерайта.

Горячее семя толчками пролилось в мое лоно и я почувствовала томную тяжесть внизу живота, а затем пустоту, когда демон стремительно вышел, уступив место Барджузи.

Этот уже не медлил, вошел сразу, на всю длину, очень туго и часто задвигался, заставляя семя Сомерайта покидать меня, стекая по складке между ягодиц. Его член будто был короче, но толще, потому что я чувствовала, как он бился об меня пахом и мне было почти невыносимо тесно с ним внутри. Его продолжение также начало мелко вибрировать, причиняя мне удовольствие на грани экстаза. Наконец и он запрокинул голову изливаясь в меня горячо, толчками вбивая остатки семени в преграду внутри.

Настала очередь Гроуда и он по-хозяйски перевернул меня на живот, ввел два пальца между складочек, поводил и вынул, а затем скользким и густым намазал мою вторую дырочку и сильно уперся в нее головкой, дожидаясь пока я приму его сама. Как бы то не звучало, но это было совсем не сложно — я к тому моменту уже совсем обезумела от желания разрядки. Узел в животе сжимался так, что становилось мучительно больно…

Его движения были не быстрыми, плавными. Он входил и выходил снова, исследуя меня и причиняя удовольствие… "Так вот значит зачем охотится Амарант" — не весело подумала я. Но мне было безразлично. Я хотела большего. Еще сильнее, еще глубже, мне нужно было все возможное для того чтобы достичь долгожданного апогея, иначе я бы просто умерла, выбившись из сил.

Гроуд приподнял меня за плечи, продолжая скользить во мне и снизу лег Сомерайт, а может быть и Барджузи… нет Сомерайт — он ввел в меня свой длинный член, не встретив никаких препятствий и задвигался в ритме с Гроудом. Я была такая тугая, скользкая внутри и снаружи от них, от себя. Они углублялись по очереди создавая внутри меня какую-то невероятную симфонию чувств, оставляя меня на грани разрядки, но не подпуская к ней. А я хотела нырнуть за край!

Барджузи взял меня за волосы и подставил к приоткрытому рту напряженную розовую головку, а я с готовностью принялась облизывать ее и посасывать, как показывала Жасмин на примере огурца. Только тут был целый кабачок, и я и его с готовностью приняла в свое тело. Все это не могло долго продолжаться, я почувствовала во рту, в своем лоно и заднице знакомые вибрации, они были близки, но в этот раз не торопились, давая мне насладиться, дойти до конца… и я взорвалась этим всепоглощающим чувством, оглушительно громко, до искр в глазах уже на волнах отступающего экстаза, почувствовав, как все трое изливаются в меня и кажется, потеряла сознание…

Глава 8. Теряю землю под ногами и обретаю вновь

Потерять сознание не так необычно, как очнуться после этого и понять, что провел в беспамятстве не час и не два. Этот краткий миг, на который я позволила себе провалится в мирное ничто на самом деле длился не меньше пяти часов, потому что, когда я наконец раскрыла глаза, за мансардным окном прямо надо мной уже занимался рассвет.

Я лежала на смятых простынях раскинув руки, смотрела на светлеющее небо над собой и боялась пошевелиться. Мне очень хотелось, чтобы все, что со мной произошло оказалось просто сном, что я на самом деле не пошла на это… это безумие и ночной гость не пришел, а просто подарил мне двадцать пять тысяч делариев.

Нет, я никогда не думала, что деньги в "Лиловой Розе" достаются цветочкам мадам Кардамон за так! Я прекрасно видела, в каком состоянии иногда пребывали девочки после ночи с гостями, взять хоть оргии Жоржетта Второго, чего только я не наслышалась и не навидалась после них. Например, один раз пришлось вынимать бутылку от шампанского из Амаранта… хорошо, что это было розовое шампанское "Мильский бутон", которое продавалось в длинной узкой бутылке, а не в обычной. Гости порой доходили до крайности в своей жестокости и жажде удовлетворения самых низменных плотских потребностей.

И все же, лежать так и бояться дальше было нельзя — тело начало затекать от напряжения, и я медленно села в кровати. Это был кошмар… все мои причинные места болели, а ноги и грудь были улиты… стараясь не вдаваться в подробности даже для самой себя, я бросилась к тазу на туалетном столике, в котором осталась вода с вечернего умывания. Я смочила в ней полотенце и яростно терла себя, пока не убедилась, что не осталось и следа. Холодная вода бодрила, растертая докрасна кожа горела… но я все равно чувствовала себя грязной. Сейчас мне хотелось выпить "горькую участь шлюх" так, будто то была не жижа из личинок древолаза и полыни, а желанный Богами волшебный нектар… пожалуй, только это средство сейчас утолило бы мои терзания.

Что осталось мне от вчерашнего пика наслаждения? Горькие мысли о том, что три демона использовали меня, как вещь и их грязь осталась на моем теле, но хуже того, во мне самой, ведь я никогда не смогу этого забыть. Вот она, истинная цена красоты на продажу… неужели моя мать так зарабатывала на хлеб и кров? А мои сестры? Неужели кто-то в целом мире готов на такое ради достатка?

"Им больше не придется" — напомнила я себе и строго посмотрела на себя в зеркало напротив. Растрепанная, с яростным румянцем на щеках, я все еще была красива той кукольной красотой, которая в большой цене у сластолюбцев. Но это же не я, так чего жалеть? Могло ли нечто подобное перепасть на долю страшной уродины, которой я была до того, как надела зачарованный амулет?

Я с содроганием вспомнила о том, как в тайне мечтала, чтобы в темном переулке ко мне пристал незнакомец и сделал со мной то, на что при свете дня никто не отважился бы даже на спор. Я всего лишь хотела не видеть лица, чтобы затем представлять себе на его месте любое другое… я была такой идиоткой! Все это расхваленное чувство полета, соприкосновения с божественным, погружение в саму сущность магии и прочие эпитеты, которые люди подбирают к оргазму не стоит той грязи, которую это чувство может за собой таить!

Я вспомнила короля Генриха… своего ласкового короля, первого любовника и чуть не расплакалась. Пусть и не любя, но он дарил нежность, он не искал эмоций только для себя, ему хотелось быть сопричастным с моими переживаниями. Хотя, быть может и то было особой формой извращения?

И я снова одернула себя. На что же я надеюсь? Неужели я так свыклась со своей начарованной красотой, что уже строю на нее планы?

Найти любимого мужчину…

Стать ему верной женой…

Воспитать детей вдали от этой грязи, чтобы они даже не допустили мысли о том, чтобы зарабатывать на кров и пищу лежа на спине…

Все это не для Лобелии, принцессы из борделя! Все это не для Либи, кривой горбуньи из "Лиловой Розы" мадам Кардамон!

Но для кого?

Не для той ли маленькой девочки, что все еще живет во мне? Чистого создания, что верит в то, что ее маму в волшебную страну забрали феи, потому что она была слишком красива для этого мира. Той, что все еще не понимает, отчего ее не выпускают из дома одну и запирают в чулане за кухней при приходе гостей…

У каждого в мире есть своя роль, своя судьба. Наверно моя в том, чтобы спустя годы притеснений и обид, простить сестер и помочь им стать свободными. Чтобы те удачно вышли замуж и родили счастливых розовощеких малышей, которые не будут знать одиночества и горьких слез.

А что до меня, то я тоже найду свое счастье с пятью-то тысячами делариев… куплю маленький дом где-нибудь на отшибе у леса, заведу кошек, собак… или попугаев — им-то все равно, красив ли тот, кто их кормит и дарит ласку. Буду печь свои булочки с корицей и пить кофе, наслаждаясь рассветом по утрам…

Нет, это не было счастьем на горизонте, но дарило мне надежду. Теплые лучи на щеках, мокрых от горьких слез… Слезы высохнут и больше не появятся, ведь у меня есть цель, о которой я не должна забывать.

Еще одна ночь — и мы будем свободны. Все вместе и каждая по-своему. И даже если она будет худшей в моей жизни, я справлюсь.

Я ведь не из этих цветочков, в конце-то концов!

* * *

Найдя незыблемую точку опоры, я обрела спокойную решимость. Где же еще нам, зачарованным горбуньям искать поддержку, как не в своем собственном закаленном ведомыми лишь нам страданиями сердце?

Меня обуяла жажда деятельности, несмотря на раннее утро… хотя, что значит на раннее? Ишь, что, расслабилась! В свою бытность кухаркой-поломойкой-горничной-экономкой я к такому часу уже кучу дел переделывала. Вот и сейчас сорвала с огромного ложа грязное постельное белье, взбила перину и подушки, навела в комнате порядок, так сказать, и уселась ждать мадам. Она, к слову пришла достаточно скоро… вся такая сияющая, медовая — еще бы, такие деньжищи за ночь с кривой горбуньей получить. Да она просто магистр среди всех владелиц борделей! Ей в пору свою школу успешных мадам открывать!

В этот раз ей помогал не Амарант, а Ирис, самая молоденькая в "Лиловой Розе"… ну, помимо меня. Девушка была чудо как хороша — яркие карие глаза под опушкой черных ресниц, длинные темные волосы без единой волны, словно водопад опадавшие на хрупкие тонкие плечи. Нос, пожалуй, был чуть крупноват, но этот недостаток вполне извиняла большая налитая грудь, к которой так неравнодушны многие мужчины.

Ирис привел "Лиловую Розу" отец, сказав, что натура девушки слишком страстна и испорчена, чтобы он мог с ней справиться, так пусть хоть катится в бездну разврата не на холодной портовой улице, а в богатых апартаментах. Сомнительная такая отцовская забота, тем более, что за нее сполна заплатили золотом. По началу мне не верилось в его историю — мне сложно было представить столь милую девушку распущенной… но судя по тому, как охотно и без указки юная Ирис взялась за работу, в доме мадам Кардамон ей было самое место.

Мне позволили умыться, не задавая вопросов, вгоняющих в краску. Кажется, по одному моему жесткому взгляду было понятно, что я была не в восторге от пережитого и вполне могла бы выдрать клок волос любому не в меру любопытному посетителю моей опочивальни. А то и не из головы…

Горький бальзам от нежеланных ублюдков я выпила даже не поморщившись, еще и причмокнула для большего эффекта. Эффект был — Ирис замутило и она, прикрывая рот, выбежала из комнаты. Я-то знаю, что ее всегда чуть ли не силой приходилось заставлять его пить.

Мадам неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала.

Кажется, я начала входить во вкус. Потерять работу было не страшно, и я откровенно начала капризничать, на что Кардамон только зыркала недобро, но даже не пыталась найти на меня управу.

Например, с того дня требовала к завтраку персиков, хотя знала, что их чуть свет раскупают на привозе и нужно было вставать еще до рассвета, чтобы удовлетворить мой каприз. Но и поделом новой кухарке-поломойке-горничной-экономке… хотя, той все — что с гуся вода.

На мое место взяли Гурьяну — вот уж недальновидное назначение! Булочки теперь подавались жесткими и подгорелыми, кофе прогорклым, а еда на обед и ужин и вовсе была ни к черту… что и говорить о порядке в комнатах. Этой девице просто было не до работы, уж не знаю, то дух особой страсти, что летал по коридорам "Лиловой Розы" или просто ее дурная натура покоя бедняжке не давала, но за раздвиганием ног перед охраной, да кухонными поставщиками ее можно было заметить чаще, чем за работой.

Мадам терпела не долго, видимо, просто подыскивала более подходящую замену — спустя пару дней скандалов и всеобщей голодовки на кухне в моей каморке обосновалась одноглазая бабка Калтея. Готовила она сносно, убирала чисто, но ко всей нашей богадельне относилась с нескрываемым презрением, мол, если бы не нужда, за милю бы кругом нас обходила. Поэтому на всякий случай приходилось следить за консистенцией напитков и проверять все на глаз, прежде чем есть… мало ли, плюнет или какой дряни подмешает. Хотя, сама, поработав на кухне, я знала, что на вид не определишь. Но все равно старалась не есть и не пить то, что вызывало подозрения.

По вечерам "Лиловая Роза" жила обычной жизнью. Вот только я больше не зажигала перед ее входом волшебные лиловые огоньки. Мне теперь вообще не разрешалось покидать комнату, если в доме были гости… снова, все как в детстве… Только теперь то было в моих интересах, не мельтешить перед гостями лишний раз милым личиком и аппетитными формами.

Сестры продолжали работать, но теперь у всех нас появилась отдушина и новое любимое времяпровождение. Если кого из них не выбирали на вечер, мы собирались у меня на сестринское суаре, утащив с пира, бушевавшего в нижних комнатах продажной страстью, немного угощений. Мы пили шампанское строя планы на будущее и… в них всегда было мне место. Я размышляла вместе с ними, но все боялась поверить, что такое случится на самом деле. Возможно… останься я такой, как есть навсегда? Но будущее было столь туманным… и все же, я не спешила разбивать их так лихо строившиеся планы своими вопросами или недоверием, я просто наслаждалась тем, чего у меня никогда не было — теплом родственных объятий, беззаботным смехом в кругу близких, которых я влекла к себе, а не отталкивала.

Так шло время, пока очень скоро не настал день моего последнего испытания. Я ждала его, но в то же время боялась и от того, когда под утро одного из дней проснулась от необычайного переполоха на улице перед нашим домом, буквально не находила себе место, пока мадам Кардамон не пришла с разъяснениями.

Пришла не одна, а в сопровождении двух рослых мужчин в красных бархатных камзолах с неизвестным мне гербом — змеей, оплетавшей гору, за которой всходило или садилось солнце. Краснолицые, утомленные они несли огромный, явно крайне тяжелый предмет, скрытый под черным бархатным полотном. Более всего он напоминал картину, но когда мадам стащила с него покрывало, я узнала, что передо мной…

Глава 9. Желанная встреча

Такого богатства во всем Эвеноре не сыскать более десятка штук и при том от того десятка лишь несколько будут работать как прежде, потому что помимо обладания сим зачарованным предметом, им еще и нужно было уметь управлять.

Зеркало Эвандоэле, или "Эльфийское Зерцало" было создано во времена войны между людьми и остроухими обитателями Чернолесья. Это сейчас мы называем их Чернолесскими эльфами, а когда-то, во времена первых людей, эти величавые существа населяли всю территорию Эвенора и лишь потом, усилиями всех людских молодых королевств, были оттеснены за границу необъятного и опасного массива, занимавшего необозримую часть материка.

Эльфийское Зерцало было создано Эвандоэле Мудрым, королем эльфийским от третьей династии дома Амадаэн. С его помощью он молниеносно перебрасывал целые армии к местам сражений и устраивал засады в самых неожиданных для противника местах.

Например, однажды отряд отборных мечников появился в пределах неприступной крепости Беккен, что была некогда столицей королевства Лангардия. За час до рассвета эльфы убили в городе-крепости всех боеспособных мужчин и подняли свои штандарты, вывесив трупы на стенах крепости. И так же незаметно растворились. Говорят, зеркало было найдено в покоях королевы и попало туда, как дар к рождению первенца от торговцев с юга. Сама крепость с тех пор пустует и подвергается постепенному разрушению, ведь по слухам в ней по ночам все еще ходят строем мертвые солдаты и обезглавленный король Родамен взирает на то из высокого окна своего кабинета в северной башне.

Как бы то ни было, часть зеркал Эвандоэле была захвачена, но только к некоторым из них колдунам, знатокам эльфийской магии, удалось подобрать ключи. Об этих артефактах эпохи славных битв, героев и невероятных по своей красоте чистых дев, было сложено немало баллад и написано детских… и не совсем детских сказок. А потому, едва увидев черную гладь в витиеватой раме, имитирующей сплетение ветвей с распустившимися на них дивными позолоченными цветами, я буквально раскрыла рот от удивления, не в силах его захлопнуть самостоятельно.

— Необычайной красоты вещица, так? — Озвучила мои мысли мадам Кардамон и, громко хлопнув в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, замахала руками на мужчин в красном.

Те почтительно склонились перед ней, затем передо мной и спешно скрылись за дверьми, из-за которых в комнату тут же направились двое наших охранников. Они кряхтя тащили медную ванну из покоев хозяйки борделя. Шли следом и наши цветочки — Жасмин, Валериана и Ирис с большими кувшинами в руках. Амарант нес следом мягкие полотенца и ароматические притирания.

"Опять будут тереть щетками" — скривилась я. Пожалуй, такое обращение вовсе не было необходимо идеальной зачарованной коже, но кто же будет спрашивать моего на то разрешения.

Пока я терпела натужные растирания, словно сама не могла справиться с мытьем вполне себе гибкого тела, мадам покинула нас ненадолго и вернулась с огромной коробкой, украшенной атласным синим бантом.

Любопытство не позволило мне оставаться беспристрастной — я обернулась, чтобы следить за действиями мадам и получила по голове щеткой от Жасмин, потерявшей возможность тереть мне левую пятку. Ее взгляд вполне однозначно указывал на то, что она бы и сильнее огрела меня по голове, за то, что ей, невероятной обольстительнице, способной довести мужчину до восторженного обморока не только звучанием своего голоса, но и гибкостью языка, приходится полировать мою жалкую пятку.

И все же я успела краем глаза заметить, как нечто синее и блестящее покинуло коробку… и все внутри меня затрепетало!

Это же он, мой ласковый король обещал мне подарить платье, синее, как гладь простыней, что укрывали наше ложе в мою первую ночь!

Окрыленная, я больше не смела перечить и изо всех сил старалась не выдать трепетного волнения моего сердца. Я загадала, что если на платье будут сапфиры, то оно непременно от Генриха Третьего, а значит совсем скоро я увижу этого потрясающего, галантного и нежного мужчину, а не очередного извращенца, невесть зачем возжелавшего моего зачарованного тела.

Я выступила из ванны на мягкое полотенце и не открывая глаз позволила высушить себя и умаслить чудесными пахучими смесями. Лишь только когда моей кожи коснулся прохладный синий атлас, я с замиранием сердца открыла глаза.

И они были там! Сапфиры на моем платье — украшали ворот, шедший упругой лентой ниже плеч. Платье по современной моде держалось на жестком корсете, плотно обхватившем мою тонкую талию. Сверху был лиф, покрывавший груди прилично, но не более, оставляя явной притягательную ложбинку. Рукава-фонарики держались на предплечьях, но спускались до самых локтей, откуда следовал тесный, гладкий рукав с петелькой для среднего пальца. Мои юбки в этом платье были пышны и требовали дополнительной поддержки с помощью подъюбника из китового уса.

Это было удивительной красоты платье, вручную расшитое синим шелком по атласу, рисунок создавали небольшие цветы о трех больших и двух малых лепестках, видимо то и были Розамундские лобелии…

Ах, король Генрих — это вам не Мильские гости-пустомели!

Когда с нарядом и прической было покончено — волосы мои, как и прежде, оставили распущенными, убрав лишь несколько прядей от лица — мадам Кардамон выгнала всех и взялась за макияж.

— Я бы на твоем месте не сияла так ярко, — сказала она, разводя темный перламутр для теней, — все же большая ответственность. Оцени подготовку — господин твой Зеркало Эвандоэле повелел привезти сюда из самого Геренвальда, а это как-никак два дня пути. Да и кто знает, сколько ему пришлось заплатить Геренвальдскому дожу, чтобы тот согласился отослать свое сокровище так далеко.

Не сиять было в моем положении сложно: в темной глади напротив меня отражалась невероятная красота — стройная девушка с нежными и чувственными чертами лица, облаченная в платье достойное королевы, сдержанно улыбалась, а в глазах ее плескалась синева, ярко подчеркнутая цветом наряда.

Про синеву я конечно додумала, цвета в черном зеркале были едва различимы, но я была уверена, что все выглядело именно так.

— Постарайся вести себя степенно и скромно. В ноги при его появлении не кидайся, но и голову прямо не держи. Эй, ты слушаешь меня?

Но я не сводила глаз с зеркальной глади — черный блеск внезапно померк, словно его подернуло дымкой и легкий, едва уловимый пар и правда заструился над скрывшимся отражением. Ровная поверхность дернулась и разошлась кругами, словно кто-то уронил каплю в спокойную водную гладь и более не успокаивалась, вновь и вновь добавляя круги.

— Ну, вот и все. А теперь ступай. И помни, — напутствовала мадам Кардамон, — от тебя зависит свобода твоих сестер, ты делаешь это все не только для себя, но и для них.

Признаться, честно, я слушала ее в пол-уха… меня манила скорая встреча с чудесным мужчиной, который был так добр со мной, который пожелал увидеться вновь и не пожалел для этого никаких средств.

Его тепло и ничего не обещающая ласка — вот то, что мне требовалось сейчас. И, пожалуй, я желала бы этого даже если бы мой король не внес за то никакой платы — подумала я переступая вибрирующую завезу и почувствовала себя так, словно с разбега нырнула в ледяные воды реки — головокружительно удивленной, парализованной холодом.

Но все это сменил яркий свет и жаркое каминное тепло…

На мгновение свет ослепил меня, ведь в Кардском королевстве только вступил в силу рассвет, а здесь огромное закатное солнце било в большие окна передо мной, высеченные, казалось, прямо в скале. Из-за этих окон, насколько хватало глаз, виднелся океан…

"Неужто я на другом конце Недремлющего моря" — поразилась я на секунду, но тут же отмела эту мысль. Да нет же, это прибрежный Розамунд, просто солнце с этой точки обзора выглядит слишком непривычно, ведь я никогда не забиралась так высоко.

Я огляделась вокруг, давая глазам привыкнуть к новому уровню освещенности. Большая комната с высоким потолком — черные блестящие стены, пол… кое-где все еще оставались сталактиты и сталагмиты… ох, что где? Я всегда их путаю… Похожее на пещеру помещение было уютным и сухим; полы местами были устланы яркими Месканскими коврами, стены украшали красные бархатные штандарты с золотым узором, таким же, как на одеждах мужчин, доставивших бесценное зеркало в "Лиловую Розу". В углу, под огромным алым балдахином расположилась необъятное ложе, сплошь заваленное разноцветными подушками. Люстра со свечами над центром комнаты, подсвечники на тумбах у стен и даже вазы, вмещавшие в себя дивные композиции из сухих цветов, были сплошь сделаны из золота, а в самом центре всего этого великолепия, разглядывая язычки пламени в камине, отделанном розовым мрамором, стоял он.

Каштановые волосы, аккуратно откинутые назад спускались на плечи, едва доставая золотого ворота к которому крепился короткий плащ из красного бархата, отделанный по краю собольими шкурками. От того же ворота на одну из рук перетекал металлический доспех… золотой доспех, скрывавший руку практически до запястья. Метал был украшен гравировкой, изображавшей сплетение кругов и витееватых знаков, и инкрустирован драгоценными камнями — алмазами и рубинами.

"До чего же необычный символ королевской власти в Розамундских землях, нет бы как все — надеть корону поувесистей" — подумала я и замерла, потому что мой король обернулся, окинув меня холодным взором…

И я потеряла дар речи.

Глава 10. В логове зверя

Должно быть, замешательство живо отразилось на моем лице.

Безошибочно узнав мою эмоцию, мужчина возмущенно фыркнул и, кинув какую-то бумагу, что сжимал в руке в жадную до всего горящего пасть камина, отошел к столику между нами, чтобы наполнить бокал.

Красное вино медленно лилось из золотого кувшина в золотой кубок, а мой господин не отрывал от меня холодного взгляда.

Я замерла, не в силах сделать даже вдох — в моем сознании огнем пылали два слова "это не он"!

Теперь я видела, что и рост его был ниже и волосы имели совершенно другой, более темный оттенок… вероятно, мне так хотелось вновь встретиться с королем, что я просто принимала желаемое за действительное! Но кто же этот человек?

Мужчина был несомненно красив: четкий контур лица, прямой нос, острый взгляд стальных серых глаз из-под ярких черных ресниц, чувственные губы со слегка приподнятыми уголками… но не от того, что мой господин улыбался, скорее это выражение его лица говорило о сдержанном возмущении.

Наполненный кубок предназначался вовсе не мне — он задумчиво пригубил его, смакуя вкус и только затем произнес.

— Я вижу ты разочарована? И кого же ты ожидала увидеть на моем месте? — Голос его был тяжелым, бархатным, но в то же время холодным, как взгляд его блестящих серых глаз. И я не подбираю эпитеты к цвету, они действительно будто едва уловимо светились изнутри, как у волка или кота в темной комнате. — Быть может того, кто подарил тебе столь богатое платье? Насколько я знаю, такие как ты предпочитают не тратить много на подобные наряды. Какая разница, ведь вскоре все равно снимать. Дайка подумать, во сколько же оно ему обошлось?

Я вся подобралась и сжалась, когда он приблизился ко мне и провел пальцем по узкой полоске над кожей, которая была расшита сапфирами. Словно наслаждаясь девичьим смущением, он скользнул выше, задев ложбинку на моей груди.

— Чудесная ручная работа. Поверь, я умею отличать дорогие вещи от подделок. Вот твоя нежная кожа, например, и эта энергия, что через край плещется в твоих синих глазах, стоят каждого делария, что я заплатил той напомаженной старухе Кардамон. И угораздило же тебя попасть в бордель.

Я бы, пожалуй, заплатил за тебя не в пример щедро, попади ты ко мне раньше. — С произнесением каждого слова его голос становился тише, а дыхание глубже. Горячие пальцы скользнули по моей шее вверх и слегка сжались на горле — он притянул меня к себе и медленно вдохнул аромат у самой ключицы… провел, едва касаясь губами до подбородка и резко отпустил. Я отшатнулась и едва не упала — внутри меня все превратилось в камень от страха, который внушал этот властный мужчина.

Допив залпом вино, он отшвырнул кубок в сторону и одним движением отстегнул плащ, покорно скользнувший к его ногам.

— Лобелия… — Произнес он, словно пробуя мое имя на вкус. — Мадам сказала, что у тебя было не много мужчин. Сколько? — Жестко потребовал он дать ему однозначный ответ.

Я растерялась — и что же сказать? Нет, серьезно, сколько у меня их было на самом деле? Двое или четверо? Вот ведь демон его побери!

— У меня было двое мужчин… но четверо любовников. — Сказала я сама опешив от туманности получившегося ответа.

Густые брови мужчины скользнули вверх, и он заинтересованно заглянул мне в глаза… я ответила на взгляд похолодев от ужаса — в его стальных очах плескался гнев, готовый выплеснуться наружу от любого моего неосторожного слова или даже движения.

— Интересно. Но, пожалуй, я не хочу о них знать… или хочу? — спросил он сам у себя. — Быть может, мне понадобятся их имена… что молчишь, говори же, как их зовут?

Я прикусила язык. Зачем ему имена тех, с кем у меня была связь? Не знаю почему, но я не хотела ни при каких условиях называть ему имя Генриха…

— Молчишь? — Удивился господин и возмущенно скрестил руки на груди. — Ну, конечно. Ты ожидала увидеть одного из них на моем месте. А может и их всех? Что ты за шлюха, что привязываешься к своим любовникам?

Я потупила взгляд и склонилась в извиняющемся поклоне. Он был такой взбудораженный, злой… мне невозможно было понять, что же на уме у этого странного человека, купившего одну только ночь со мной за тридцать тысяч делариев. Он ревнует? К чему это, ревновать к куртизанке, то же самое, что охранять общественный колодец — из него пили до тебя и будут пить после, и того не изменить.

— С другой стороны, тем лучше. Значит осталась в тебе какая-то гордость. Мне бы сошло и так, но сопротивление духа всегда добавляет приятное послевкусие. — С этими словами он достал из ножен на поясе небольшой кинжал и направился ко мне.

Я почувствовала, как жизнь заранее покидает мое тело, утекая сквозь ставшую мертвенно холодной, каменной кожу. Я бросилась от него к зеркалу, но оно перестало мерцать и переливаться, вновь превратившись в черный кусок стекла. В этой запертой комнате, ему, такому сильному и пугающе решительному, ничего не стоило нагнать меня, путающуюся в многочисленных тяжелых юбках. Мужчина схватил меня за руку и дернул к себе, точно я ничего и не весила, развернул к себе спиной и с усилием сжал свою руку у основания моей шеи, удерживая на месте.

Надрывно треснула ткань… и снова, и снова… он разрезал и рвал подарок Генриха на мне, словно то было символом обладания мной, наложенным другим мужчиной. Я едва сдерживала слезы, глядя на то, как в стороны брызнули сапфиры, как опадали к моим ногам куски искусно расшитого синего атласа. Сбросив остатки ткани с моих рук и срезав подъюбник из китового уса, этот дикарь прижался сзади и прошептал в самое ухо, горячо обжигая его своим тяжелым дыханием.

— Банагор, дракон Варлейских гор, ужас Ильсура — запомни это имя, девчонка. Скоро тебе придется забыть все остальные, хочешь ли ты того или нет!

Он схватил меня грубо, поперек талии и закинул на плечо, скрытое доспехом. Холодный металл до боли обжог нежную кожу на моем животе, а рубины и алмазы впились в меня оставляя царапины.

Банагор властно положил руку на мои ягодицы, прижимая к себе и отнес к ложу, сбросив на ворох подушек. Он стоял надо мной и не сводя глаз, снимал с себя одежду, обнажая сильное тело — его грудь тяжело вздымалась, а глаза горели жаждой, которую я, как мне казалось, не смогла бы утолить. Это было не просто вожделение, с которым на меня смотрел Сомерайт Барджузи Гроуд, дракон, словно голодный зверь, хотел поглотить меня целиком.

О, Боги! Дракон… их осталось в Эвеноре не много, этих непримиримых князей, жадных до власти и битв. Почти все канули в лету, подобно Чернолесским Эльфам вот уже несколько сотен лет не покидавшим своего тенистого убежища. Я не слышала о Банагоре ужасе Ильсура, но и Варлейские горы находились на другой стороне Эвенора. Ближайшего к нам драконьего князя звали Канадар, владетель Асприйских гор, что пересекали границу Кардского королевства и еще десятка других. Последний его военный поход закончился полным разгромом Рурского королевства, король которого опрометчиво отказал жестокому существу, когда тот посватался к его дочери.

О драконах было известно то, что они небыли людьми по своей сути, хотя и выглядели схоже. Что были баснословно богаты и жестоки в стремлении обогатиться еще больше. Вне сомнений Банагор являл собой все то, что я представляла, читая сказания о драконах.

Мужчина наклонился ко мне и потянул на себя за ногу, больно сжав щиколотку, я попыталась вырваться, дернувшись в сторону, но тем лишь раззадорила его. Он сел меж моих ног, грубо раздвинув их и, наклонившись вперед впился своими губами в мои, требовательно проникая меж них языком. Его движения были резкими и грубыми, словно страсть внутри расплескивалась через край, не давая ему остановиться ни на секунду. Он держал меня за шею и вжимал мои бедра в подушки, не давая и дернуться, шелохнуться, даже просто набрать достаточно воздуха в легкие.

Его твердая плоть легла сверху на мою промежность, и он начал медленно водить ей, то ли давая мне оценить его размер и толщину, то ли возбуждая себя этими прикосновениями. Мне совершенно не хотелось его в себе, он был груб и резок, причинял боль словно специально, нарочито усиливая хватку, если слышал мой стон или я начинала сопротивляться увереннее.

— Ну, что же ты не принимаешь меня, как положено любезной обольстительнице из дома утех? Хрипел он от возбуждения, жестко целуя мою шею и ключицы. — А может ты все же хочешь, чтобы я взял тебя как обычную шлюху?!

Сказав это, он зарычал и едва отстранившись, перевернул меня лицом вниз, и навалился сверху, уверенно направив себя во внутрь меня. Он вошел порывисто, больно и сухо, но мое лоно тут же отреагировало на него, наполнившись влагой. Почувствовав это, он сильнее сжал мою шею и задвигался, входя глубже, наполняя собой туже.

Он вбивался снова и снова, наслаждаясь тем, какая я узкая и влажная внутри, а я плакала, пряча лицо в цветастой подушке, закусив ее угол от боли и предательства собственного тела. Оно хотело дракона, но не я! Теплые волны заполонили низ живота и отдались тяжестью во всех членах, там, внизу вновь начал завязываться знакомый тугой узел, и я простонала от томного желания.

Он засмеялся. Банагор расхохотался страшно, раскатисто, зло и потянул меня на себя, ставя на колени. Теперь он двигался еще быстрее и чаще. Его движения стали более плавными, а хватка на моей шее ослабла, но только на миг — с напряжением его плоти во мне, я начала задыхаться. Он душил меня одной рукой, продолжая жестко удерживать на месте и вбиваться, снова и снова, часто больно и глубоко… я почти потеряла сознание, когда он начал изливаться в меня протяжными толчками. А затем, мужчина просто отпустил мое ослабшее тело, и я повалилась на бок, соскользнув с него и надрывно хватая губами воздух.

Его семя покидало мое лоно, сделав бедра с внутренней стороны неприятно влажными и липкими, но я не смела пошевелиться, чтобы что-то сделать с этим, просто смотрела на него снизу-вверх и боялась того, что же будет дальше. Солнце за окнами уже совсем скрылось за водной гладью Недремлющего моря и мощный силуэт моего мучителя подсвечивался только красными сполохами пламени в камине и тусклым светом немногочисленных зажженных свечей. Его глаза пугающе ярко горели в этом сумраке, отдавая сталью… светящемся расплавленным серебром.

— Значит вот, как это работает? Нужно не только получить удовольствие самому, но и доставить его тебе? Что ж, так даже интереснее. — Сказал он странное, словно себе самому, и привлек меня, потянув за подхваченную с подушки ослабевшую руку.

Теперь я была прижата к его жесткому влажному телу и кожей ощущала, как за твердыми мышцами и костями бьется сердце… два сердца, ударявшие в грудь попеременно!

Он провел рукой по моим волосам и влажной спине, но теперь не прилагая усилий, а словно стремясь успокоить. Нежно и едва касаясь. Его губы нашли мои, и он прикрыл глаза, наслаждаясь мягким поцелуем. В один миг дракон Банагор словно стал другим и это сбивало с толку — грубые, жесткие руки оказались способны на нежные прикосновения, движения его теперь были плавными и дразнящими…

Он целовал мою шею, грудь, нежно прикусывая и вызывая мурашки своими легкими касаниями. Я сама не заметила, как подалась вперед и обвила его шею руками, запустив руки в мягкие темные волосы, как коснулась губами его влажной колючей щеки и позволила новому поцелую стать не невинным, а жарким и страстным.

Это все мое тело, мое жалкое зачарованное тело! Оно больше не слушалось меня! В отличии от упрямого, свободного духа, оно жаждало подчинения и мужской плоти внутри, жаждало грубых и нежных ласк, обожания и мгновенного наслаждения!

Он проник в меня снова, посадив к себе на бедра и позволил двигаться, как хочу, лишь едва направляя сильной ладонью. Иногда я чувствовала, как мужчина порывался вновь сжать меня, чтобы втиснуться в мое тело сильно, до боли, но тут же останавливал себя, становясь еще нежнее, податливее. Мы были в объятиях друг друга, словно мед и сахар, я медленно растворялась в нем, теряя форму, но не суть. Он словно расщеплял меня на кусочки, поглощая своей энергией, своим возбуждением и все нарастающим желанием достигнуть пика наслаждения.

Мои бедра начали двигаться чаще, ритмичнее под его настойчивыми руками, я ощущала каждый миллиметр напряженной плоти внутри себя, такой горячей и упругой, что по коже не переставая бежали мурашки от наслаждения. Я пыталась найти в себе силы дышать, но теперь это было невозможно не из-за его рук, сжимавших мою шею, а из-за теплых волн, захватывающих меня снова и снова. И вот он протяжно застонал, не в силах более сдерживать достигшее предела возбуждение, а я захлебнулась от эмоций, почувствовав знакомые толчки внутри. Мы достигли пика вместе и мне показалось странное… будто в этот момент мы изливались друг в друга. Словно какая-то внутренняя энергия, нагнетенная этим напряжением из самой глубины моего сознания, устремилась к нему и наполнила его — так засеяли его глаза, обращенные к потолку в момент наивысшего наслаждения.

Он прижался ко мне и не отпускал, словно все еще не мог насытиться пережитыми эмоциями. Обнимал, целовал… пока вдруг не посмотрел мне пристально прямо в глаза…

Мне сложно сказать, что он увидел там, ведь я изнемогала от наслаждения и нежности, истекая своей влагой и его семенем, желая подобного еще…

Но Банагор вдруг отстранился, жестко столкнув меня с себя на подушки. Лицо его вновь стало бесстрастным, а взгляд злым и тяжелым.

— Уходи. — Сказал он и спешно направился к зеркалу, чтобы провести по нему пальцем и прошептать заклинание. — И забери этот мусор. — Добавил он, пнув остатки моего прекрасного синего платья, по пути к столику с вином в золотом кувшине, стоявшим недалеко от камина.

С тяжелым комом боли и обиды я соскользнула с ложа и бросилась собирать изодранный синий атлас. Его смена настроения уязвила меня, но вернула с небес на землю. Я — шлюха, которую он купил себе на ночь, можно ли было ожидать другого отношения?

И все же я вновь попалась в эту ловушку нежности. Вот же дура! За его прикосновения, за то, как он дарил мне наслаждение, взяв меня второй раз, я уже готова была простить ему и синяки на шее и бедрах, и испорченный драгоценный подарок. А ведь дело в том, что пусть и на миг, все показалось мне таким настоящим, словно он делал это любя.

Должно быть беда моя именно в этом — меня никто в жизни по-настоящему не любил, и я искала тень этого чувства везде, где возможно. Цепляясь за мимолетные ощущения так, будто они готовы были подарить мне что-то настоящее…

Он стоял ко мне спиной, наблюдая, как язычки пламени, совсем уже опустившиеся к прогоревшим углям, бросали блики на чуть закопченный розовый мрамор. Меня для него в этой комнате уже не существовало, и я со слезами досады и злости на себя саму, подобрав остатки королевского подарка, почти вбежала в распахнутое передо мной ледяное чрево зеркала Эвандоэле.

В мансардное окно моей опочивальни глядело вечернее солнце… ведь до чего же странно течет время, когда путешествуешь сквозь пространство!

Я бросила обрывки платья, что держала в руках и кинулась к постели, чтобы позволить себе сбросить, выплакать горечь, впрыснутую этим змеем в мои тонкие вены, но вынуждена была остановиться, стыдливо прикрыв наготу руками.

В кресле напротив моего ложа с недовольным видом восседала мадам Кардамон, по обе стороны от нее, зацепив большие пальцы за пояса с маленькими черными дубинками стояли наши охранники — мой позабывший все былое ухажер Габдал и седой, морщинистый но все такой же устрашающе крупный Бэроз — охранник, который служил здесь столько, сколько я себя помнила.

Женщина неторопливо поставила фарфоровую кофейную чашечку обратно на поднос возле себя и посмотрела на меня так, словно ждала как минимум признания в чьем-то убийстве…

— А вот и Лобелия, цветочек мой. — Сказала она совсем не ласково, как делала это обычно, даже в минуты гнева. — Ну, что же ты. Прикрой свою наготу хоть чем-то, а то я не смогу остановить этих мужчин, даже если пожелаю. А мы же не хотим, чтобы твое драгоценное тело досталось кому-то бесплатно…

Глава 11. Разбиваюсь вдребезги

"Бесплатно?!" — возопила я, едва вникнув в смысл ее слов.

Гневный румянец залил мое лицо, и я порывисто сдернула покрывало с кровати, обмоталась им на манер платья с открытым верхом. Взгляды охранников до того жадно шарившие по моему волнующему телу скользнули в стороны — к их досаде представление было слишком быстро окончено.

От душивших меня слез не осталось и следа — бесплатно?! Да что эта старая шлюха себе позволяет! Я сполна отработала на нее и с того момента, как Банагор велел мне катиться к демонам из его драконьей пещеры, я уже была свободна как ветер. От нее, от этого прогнившего борделя — печальной участи моей матери, от похотливых взглядов охранников и вообще всего, что было мне столь противно!

Нет, это место никогда не было мне домом. Я была здесь заложницей с тех самых пор, как моя глупая родительница взяла с мадам Кардамон слово заботиться о нас с сестрами и отписала ей все имущество… уж лучше бы мы попали в сиротский дом! Глядишь, хоть кого-то бы удочерила приличная семья.

— Пусть ваши громилы выйдут немедленно! Я свободная женщина с этого момента и до тех пор, пока старость и смерть не обглодают мое, как вы заметили, "драгоценное тело"!

— Вы только посмотрите на нее! — Рассмеялась женщина, тыча в меня холеным пальчиком. — Как хорошо ты играешь праведный гнев, моя дорогая, никак научилась у достопочтенного дракона? Что, нынче навыки передаются через семя господ? — Я растерялась от того, с каким жаром она кинулась на меня в ответ… что же случилось? Что изменилось пока меня не было? — Нет, все наверно твоя дурная кровь! Кто же был твоим папочкой, дрянь? Мне вот видится, что ты с сестрами все из одной дурной мошонки, от этого вора и убийцы, Ангельда Черного! Держите чертовку! — скомандовала она своим амбалам, а они только и рады были схватить меня за тонкие белые руки и подвести к мадам, словно и не замечая покинувшего мое тело покрывала.

— Я тебе покажу, "свободная женщина", дрянь! Это ведь ты все устроила, как пить дать ты! Твоим шлюхам-сестрам и в голову бы такое не пришло из вас троих только ты, уродина, ума от матери получила! — Все распалялась мадам Кардамон, снимая со своего пояса широкий кожаный ремень. — Держи ее, Габдал, да так чтобы и не дернулась!

Повинуясь приказу, ишмирец высоко поднял мои руки, и прижал меня к своему пахнущему потом телу, подставив мягкое место прямо на суд мадам.

Я не на шутку испугалась… никогда, чтобы кто не делал, женщина не позволяла себе распускать руки. Нет, она могла быть очень строга в гневе — оставить без еды и питья на несколько дней и даже привязать в подвале без света, если уж кто совсем провинился. Но поднимать руку?

Воздух рассек ее замах и мою правую ягодицу нестерпимо обожгло — она била сильно, зло, выпуская пар, наслаждаясь каждым моим вскриком. Мадам Кардамон хватило всего на шесть ударов, но каких сильных — кожа на попе горела огнем, словно к ней приложили раскаленную сковородку. Я плакала беззвучно, до крови закусив губу.

Габдал отпустил меня только увидев, что мадам опустилась на край кровати и устало отерла подушкой раскрасневшееся лицо. Не в силах держаться на ногах, я сползла к его ногам, отметив до чего напряглась в штанах его мужская суть.

Это было так противно.

Я не могла дышать, не могла плакать, не могла даже сесть на пол, лишь неуклюже развалиться, перенеся вес на одно бедро. За что же мне все это, ведь я исполнила то, что было обговорено в точности. Так что же, вот она моя награда?

— Ладно, идите уже отсюда, а то вон у Габдала сейчас штаны порвутся. А швея-то у нас даже сидеть не может, не то что шить. Заказывай потом вам приличную одежду… — дождавшись, пока охранники уйдут, мадам Кардамон сползла с кровати на пол, сравнявшись со мной взглядом. Даже протянула руку к моему колену, видимо, то был примирительный жест, но я отшатнулась. — Ну, ну. И ты меня пойми, нельзя мне такое просто так спускать — уважать перестанут.

Я непонимающе подняла на нее заплаканные глаза. Да что она вообще несет? С дракона моду взяла настроение, как перчатки менять? Вот она грозная фурия, грозящая смертью, а теперь вновь медовая, все понимающая мадам? Неужели этой женщине самой от себя не тошно?

— Я ведь до последнего думала, что вы все втроем это против меня спланировали. Все с самого начала предусмотрели. А потом ты вернулась, и я по глазам твоим поняла, что ты не при чем. Это все они одни, сестры твои, но тут уже ничего не попишешь. — Сказала она и грустно улыбнулась. Проникновенно так, будто ей и правда было жаль.

— Да о чем вы вообще? Что случилось? Что сделали Амариллис и Валериана такого, что вы позволили себе бить меня голую на глазах у охраны?

Женщина недовольно поморщилась, но ответила:

— Опоили меня и вынесли весь сейф подчистую… все нажитое непосильным трудом…

Внутри меня словно треснуло что-то стеклянное и осколки разлетелись во все стороны, впиваясь в сердце, легкие и желудок, но я при том оказалась парализованной, не способной даже плакать от боли… Сестры обманули меня? Но… но как же…

— Как тебя отправили, пришли ко мне Валериана и Амариллис, поскреблись в дверь и предложили вместе выпить Ишмирского меда за добрую дружбу и легкое расставание. Ведь я вам что вторая мать была, да и отец… мол, "не забудем вас, мадам Кардамон и благодарим за все, что вы для нас сделали. Мол, будем жить теперь новой жизнью, но и вас не позабудем" — ну, как мне было отказать. И знали ведь, что я именно Ишмирский мед люблю, припасли заразы где-то! В это-то время года его разве что в королевском погребе сыскать можно. Я еще заметила, что сами пьют мало и все мне подливают… ну, так ведь то не обычный напиток, его богатый терпкий вкус мало кто прочувствовать в полной мере может… Разомлела я и они давай меня уговаривать камею вашей матери продать, мол, тебе подарок сделают раз ты им денег из своей доли посулила. Сторговались со мной аж на пятьсот делариев. Ну, конечно я купилась и полезла доставать… тут-то они мене на голову вазу и опустили. Да не абы какую, между прочим, а с Мисканского фарфора да вручную расписанную. Двести делариев стоит, не меньше.

Я слушала ее закрыв рот руками, а у самой внутри все дрожало… не от возмущения или обиды, а от страха… того, что вот я снова одна. Что обретенная было семья была для меня очередным миражом, как чувства, которые мерещатся мне в ласках покупающих меня господ.

Лобелия-дибелия… права была Амариллис, придумывая мне прозвища. Я вполне заслужила такое к себе отношение не только внешностью, но также глупостью и бесконечной верой в чудеса.

Подумать только, такая большая — а все еще в сказки верю!

— В общем, не могу я теперь тебя отпустить Либи, даже если не твоя в этом всем вина. Я потеряла по меньшей мере девяносто пять тысяч делариев и это только по грубому счету — в сейфе было много украшений, точную цену которым я никогда не узнавала. Лобелия? Ты слышишь меня? Либи?

Я громко всхлипнула и тенью поднялась со своего места:

— Оставьте меня, пожалуйста. — Прошептала я. В глазах плыла слезная пелена, а тело шаталось так, будто я не ела по меньшей мере неделю или несколько дней шла, не останавливаясь через пустыню. — Мне просто нужно побыть одной, пожалуйста.

— Да, да. — Снова это бесконечное понимание в глазах. Женщина поднялась вместе со мной и приобняла — отпрянуть от нее у меня просто не было сил. Мне было все равно. — Я уже наняла людей и если они поймают беглянок, то ты несомненно будешь свободна. Но если нет… — она выдержала многозначительную паузу и нервно пригладила прическу. — Если нет, то я вынуждена буду принять меры. Понимаешь, в моем деле нельзя ничего и никому прощать, дорогая. Отдыхай, поговорим после.

* * *

Дни потянулись усталой вереницей, один следом за другим. В первое время я и вовсе не покидала постели… мое сердце было разбито, дух сломлен. Мне хотелось умереть, но не страшно, не в мучениях, а просто моментально перестать дышать, думать, чувствовать. Иначе я бы непременно что-то с собой сделала, в комнате не было недостатка в острых предметах.

Драгоценное зеркало унесли из моей опочивальни сразу же, видимо, опасаясь, что разобью в порыве гнева, а может и просто пришел срок возвращать его Геренвальдскому дожу. Мне было все равно.

Мадам больше не подпускала ко мне никого, ухаживала за мной сама и приставила одноглазую старуху Калтею, которая имела обыкновение осыпать меня гадостями, едва пересекала порог комнаты:

— Вот она, неземная красота, валяется опять в потолок наплевывая, ручками глаза свои бесстыдные прикрыла… поглядела бы я, как ты этими белыми рученьками горшки ваших шлюх драишь, да потом ими же им булочки печешь…

"Ах, бабка Калтея, если б ты знала…"

Правду говорят, бойтесь своих желаний. Вот жила бы и дальше горбуньей… а что плохого? Нос по ветру, сестры-язвы рядом, жизнь своим чередом и всего-то переживаний, что страшна, да все вокруг носом воротят. Дык так оно даже и лучше, не страшно в любое время дня и ночи выйти за порог… ночной Миль так прекрасен — фонари освещают набережную, мощеные улочки, красивые фасады домов. Свет луны и звезд, глядящих с бархатного неба, отражается в зеркале обожженной глиняной черепицы… как мне вернуть все назад? Где достать амулет, который снова сделает меня той, кто я есть на самом деле?

Я и не надеялась, право, на то, что сестриц вернут… девяносто пять тысяч… да с такими деньжищами можно себе нанять армию телохранителей, купить замок и окопаться в нем, ни в чем себе притом не отказывая… недолго правда, но на годок такой бессовестно шикарной жизни хватит.

Хотя, кто знает, быть может беглянок все еще не нашли, потому что и нет их уже — гниют в какой-нибудь канаве, а денежки мадам Кардамон прибрал к рукам бессердечный лиходей, который теперь и в ус не дует, проматывая их на право и на лево. В том же Миле, например. Быть может даже в нашем же борделе.

От мстительных мыслей лучше не становилось. Я вообще заметила, что спустя неделю такого "растительного" существования мне стало в общем-то все равно на всех и на все. Не хотелось больше думать о тихой жизни с кошками, в уединении на окраине какого-нибудь леса или деревни. И даже мечтать украдкой о том, что король Генрих не забыл меня и вот, прямо сейчас, мчится на белом коне из Розамундских земель, чтобы влететь как есть в гостиную "Лиловой Розы" и пылко потребовать выдать меня ему немедля, иначе он спалит тут все к демонам и станцует на пепелище.

Но могла ли я тогда знать, что кто-то и правда спешил мне на помощь в тот самый момент, вот только…

Глава 12. Узнаю правду обо всем

В двери моей комнаты скрипнул замок. Снова и еще, как обычно — Калтея не утруждала себя смазыванием механизмов и петель, хотя стоило. Дом-то старый.

Но этим утром вошла не ворчливая бабка с новым ворохом проклятий и брюзг на мою голову, а сама мадам Кардамон. Если бы я знала ее плохо, то наверно подумала бы, что женщина влюбилась, но причина была в ином — что-то сулило ей баснословные выгоды. И этим что-то почти наверняка была я.

— Лобелия, цветочек мой, — ну, точно, как есть большие выгоды, раз так лепечет прямо с порога, — тьма отступила и солнце засияло над нашими головами! Я нашла прекрасный выход для нас обеих, как тебе выплатить мне свой огромный долг и при том самой не остаться в накладе.

Маленькая и склизкая лягушка плохого предчувствия сделала сальто у меня в желудке, предупредительно царапнув лапками.

— Я думала долго над нашей ситуацией, ты знаешь. Мужчин, готовых платить за одну ночь с тобой по тридцать тысяч делариев не так много, к сожалению… да и ценность твоих ночей была в том, что их, как бы между прочим, нельзя было купить. Потому я была в таком отчаянии, когда эти мерзавки, твои сестры, провернули свою аферу. Продавая ночи с тобой, как обычно даже до самой твоей старости, я бы вряд ли смогла бы восстановить утраченное. — Печально и совершенно невинно заметила мадам. — Но сегодня ночью ко мне пришел гонец с неожиданным и просто замечательным предложением — купить тебя на длительный срок!

Лягушка в желудке просто сошла с ума, выполняя всевозможные акробатические трюки… и кто же этот невероятно щедрый человек? Или не человек? Тот одержимый, что является вместилищем для трех демонов сразу или, быть может, мой новый знакомый — дракон? Да мало ли в Эвеноре достаточно мерзких и сластолюбивых существ, которые могли бы пожелать себе такую рабыню как я, обворожительную синеглазую и совершенно бесправную.

— Кто? Кому вы меня продали? — спросила я, плохо скрывая горечь в голосе, подступившую к самому горлу. Нет, пожалуй, мне было вовсе не наплевать на свою судьбу, как я думала все это время! Но женщина махнула на меня рукой, сдерживая улыбку, словно вот-вот собиралась рассказать пошлую шутку, услышанную на привозе от рыбаков.

— Не торопись. Предложенная мне сумма была достаточно щедра, но я владею борделем не первый год! Разумеется, если кто-то один готов заплатить такую цену за товар, то найдется и другой. — Женщина лукаво притихла, видимо, ожидая что я накинусь на нее с расспросами. Но я стояла перед ней не жива не мертва, уже живо представляя себе, что останется от меня спустя год рабской жизни… — Восемь! Восемь предложений поступило мне на тебя, нет, ты представляешь! Вот уж где моей натуре разгуляться!

— Кому? Кому вы меня продали? — обратилась я к ней чуть не плача, у меня просто сил уже больше не было смотреть на ее довольное, чуть не лопающееся от радости лицо. Уж лучше было узнать свою судьбу и смириться с ней или сейчас же пойти и выйти в окно… хотя, пожалуй, с такой высоты я только ноги переломаю, а шею так и не сверну.

— Да никому я тебя еще не продала, ну что ты заладила! Говорю же, гонец только вчера прибыл, я всего-то и успела дела состряпать, да нужных людей напрячь, чтобы подсобили с поиском покупателей. Не сегодня-завтра назначу торги… да не переживай! — По-своему истолковала она мой потерянный вид. — Я все придумала; посмотрим, сколько заплатят, я покрою убытки, а с того, что останется выдам тебе десять процентов. Десять! И будь уверена, я продам тебя, мой цветочек, по самой достойной цене!

Она еще что-то говорила, говорила, взявшись укладывать мои волосы, а потом массировать плечи, но я не слушала. Думала о том, что же еще предстоит мне испытать в жизни и как коварна судьба… вот, вроде бы совсем недавно махнула передо мной своим хвостом счастья, завлекая в беспечное и спокойное будущее, а теперь клацнула зубами у самого носа. И смотрит, как я себя дальше буду вести. Испугаюсь и дам себя съесть с потрохами и косточками или начну выворачиваться ужом и кусаться в ответ. А внутри ширилась пустота… отдававшая могильной сыростью и холодом, совершенным одиночеством и полной беззащитностью перед чужой волей.

* * *

В эту ночь я долго не могла уснуть. Нет, я не планировала побег… ну, куда мне бежать с таким лицом. Разве что в объятия к какому-нибудь портовому грузчику или стражнику на площади, который, разглядев мою ладную фигурку, пожелает и себе такого счастья. Не на совсем, так хоть пощупать в сласть. Ну, чем лучше такая судьба той, что мне сулила мадам Кардамон?

Я думала — а может то мне и правда на роду написано, и нечего роптать. Другие живут и не в таком горе. Да, если подумать… а потом еще подумать, отринуть всякое достоинство, мысли о будущем и вообще какие-либо мысли, можно найти что-то приятное и в неволе… Вот только покинув своего "доброго" господина год спустя, куда я пойду? Вернусь, должно быть, к мадам. Коль буду еще свежа предложу себя в качестве куртизанки за кров, уход и небольшой процент. А если нет — стану вновь мыть-готовить-подшивать. Наверно не откажет по старой дружбе. Но это если живой, конечно останусь… а то, мало ли…

Мои тяжелые размышления нарушил легкий шелест атласного покрывала… оно слегка приподнялось по краю, словно что-то двигалось под ним, направляясь ко мне.

"Крыса!" — оглушила меня первая мысль, но едва я откинула от себя атласную тяжесть и открыла рот, чтобы как следует заорать, на мои едва разомкнутые губы опустились два пальца, запечатав их своим усилием и теплом… а может и чарами, потому что кричать совершенно расхотелось, хотя длинные антрацитово-черные ногти и не вызывали более приятных эмоций, чем возможная крыса, забравшаяся под покрывало.

— Тише-тише, сладкая. — Прошептал он мне в самое ушко, Сомерайт Барджузи Гроуд — триединый демон, собственной персоной. — Хочешь, чтобы нас кто-то услышал? Но тогда я не смогу передать тебе весточку от друзей, моя милая девочка.

Мои глаза буквально округлились от удивления. Друзей? Какие у меня могут быть друзья?

Я сдержанно кивнула, но пальцы он не убрал, продолжив водить ими по моему милому ротику, постепенно проявляясь в пространстве моей темной комнаты. Пришлось шлепнуть наглеца по руке.

— Ах, ты какая! Я помню… мы помним. — Сказал он и непроизвольно облизнулся своим змеиным языком. Едва заметно высунул его за пределы рта и скользнул по чувственным губам одержимого колдуна. Внешность его несколько изменилась… рога, торчавшие ранее небольшими черными загогулинами, теперь закручивались как у ишмирской винторогой антилопы и значительно подросли. Должно быть тяжело было носить на голове эдакую композицию…

— Что за весточка и кто эти друзья? — Перешла я к делу, стараясь говорить на пределе слышимого. Под дверью вполне могла дежурить охрана.

— Могущественные друзья, могущественные враги. Сладкая Лобелия умеет наживать и то и другое. — Туманно ответил мужчина, забираясь с ногами на кровать. — Я пришел рассказать тебе не о них. Мне нужно поведать тебе правду, чтобы ты сама решала, что для тебя будет лучше. Так повелел господин, но и мы считаем, что это было бы справедливо для нашей сладкой принцессы.

Опять эта принцесса… демоны верят в справедливость? Какой-такой у демона может быть господин, если последний, пытавшийся его приручить, теперь не принадлежит себе сам и живет только потому, что нужен трем не в меру похотливым существам из другого мира, для того чтобы коптить небо этого? Неужто тот самый, повелитель демонов — Архидемон?

Но теперь я прежняя, пожалуй, могла бы гордиться собой настоящей — дала себе слово не принимать слова Сомерайт Барджузи как-его-там-еще на веру. Судя по всему, у меня в этом мире друзей все же нет, одни лишь желающие чем-то поживиться за мой счет, как бы невинно или туманно они это не называли. Пора было с этим просто смириться и начать пользоваться ситуацией, не взирая на чьи-то чувства.

Я прижалась к спинке кровати, отдернув ногу, к которой потянулся было рогатый сластолюбец, и сложила руки на груди, заодно прикрыв ими свои холмики и соски, проступавшие под тонкой ночной рубашкой.

Сомерайт разочарованно вздохнул и, наклонившись чуть вперед, начал свой рассказ:

— Знает ли сладкая госпожа, что ее сестры вовсе не бежали из "Лиловой Розы"?

— Что?! — Пожалуй, я сказала это слишком громко… — Что ты только что сказал? — Вот. Так уже приемлемо.

— Так и есть, они вышли через парадные двери на следующий же день после того, как синеокая Лобелия покинула логово Ильсурского ужаса и понесла наказание за то, что даже еще не было совершено. Ваши сестры были веселы и полны надежд, я сам видел, как блестели их улыбки и глаза, а еще чувствовал золото в их кошельках, много золота… никак не меньше пятнадцати тысяч делариев!

Я сидела напротив желтоокого мужчины и смотрела на него во все глаза — что это, еще одна злая шутка судьбы или все так и было на самом деле. Дурочку Лобуэлию изощренно обвели вокруг пальца, а она и не заметила?

— А еще до того мадам Кардамон разослала гонцов куда только можно, предлагая бесценный товар по цене, которую благородные и богатые мужи сочтут нужной заплатить. Мой господин тоже получил от нее приглашение на аукцион, так мы и узнали в какой опасности находится наша сладкая девочка. — Сказал он взволнованно утроившимся голосом. Пожалуй, это было слишком жутко для темной комнаты.

Сейчас он скажет, что мадам Кардамон и есть моя мать или даже отец, Ангельд Черный, магическим путем изменивший свой пол — и я вообще перестану чему бы то ни было удивляться в жизни, хоть крысе под одеялом, хоть летающим свиньям над Мильским дворцом короля Жоржетта Второго.

— Я все время в опасности, Сомерайт. — Попыталась я его успокоить, хотя у самой теперь зуб на зуб не попадал. Но не от страха, от злости. Кипучей ярости, которую хотелось пойти и плеснуть в лицо паршивой Кардамон.

— Сомерайт Барджузи Гроуд. — Поправил меня желтоглазый, видимо, с особым трепетом относившийся к равноправию в рамках одного тела. — Вероятно, вы, госпожа моя, не совсем понимаете о какого рода опасности именно идет речь?

Я настороженно примолкла, мол, просвети, дружище, будь добр.

— Зная особую природу вашей красоты, мадам, эта совершенно беспринципная женщина, — сказал он с особенным, неожиданным жаром, — сразу же нацелилась на главного претендента на вас. Поверьте, попав к нему в лапы, вы уже не увидите более белого света. Он не отпустит вас пока вы не умрете в его душных объятиях от бессилия и предсказуемости конца своей жизни. А все остальные кандидаты на обладание вами, включая моего господина, не более чем инструменты в ее руках для набивания цены. Потому что мадам Кардамон знает, что он вас не отпустит, едва вы попадетесь ему на глаза, а значит отдаст любые сокровища, лишь бы заполучить, что желаемо.

— И кому же я могу быть так нужна? — спросила я уже предполагая ответ, но до конца все же, не веря в него.

Одержимый низко хохотнул и ловко поймал мою руку, чтобы запечатать на ее тыльной стороне свой горячий поцелуй.

— Ну, разумеется, вы уже сами обо всем догадались. Все же не в лесу дремучем родились и сказки в детстве читали.

Глава 13. И вновь мучаюсь выбором

Дракон? На меня позарился дракон? На меня?!

Нет, пожалуй, это уж и правда был какой-то смех… драконы ведь рыщут по землям в поисках "истинных" принцесс, требуя их себе в жены, наживая от них сыновей, во время родов которых жизнь незадачливых красавиц предсказуемо обрывается. Ведь драконы вечны и могут жить сотни, тысячи лет, а век человеческой женщины так непродолжителен, тело так хрупко… что далеко не каждая может выносить для своего избранника здорового потомка.

Банагор, ужас Ильсура… что это за Ильсур то, собственно, такой? Никогда не слышала… а знает ли достопочтенный господин, кто я на самом деле? А то может передумает и заберет свою ставку обратно, позаботится, так сказать, о красоте будущих потомков!

Но, не смотря на всю открывшуюся мне правду, пора было задать действительно важный вопрос — что мне со всем этим делать? Что изменится в моей жизни, если завтра по утру я налечу на мадам с криками "ах, ты ж сука напомаженная!"… ровным счетом ничего. Под моей дверью станет больше охраны, возможно, светлая и уютная мансарда сменится темным подвалом, а на ноге появятся кандалы. И кричи, прекрасная Лобелия, сколько тебе влезет. Все равно никто не поверит, даже если услышит…

Весь ее спектакль, разыгранный передо мной, не более чем попытка провести все, как говорят темные дельцы, "без шума и пыли". Чтобы и денег получить и для всех хорошей остаться.

Ох, и хитра… должно быть, именно так она и выманила у моей матери ее состояние, хотя кто знает, что там в том завещании в самом деле написано. Интересно, когда же у нее родился этот план на счет меня? Не удивлюсь, если сразу, как только стало понятно, что чары слишком сильны и не развеются мгновенно.

— И что же вы… и ваш таинственный покровитель можете мне предложить? — Я решительно "взяла демона за рога".

Сомерайт Барджузи Гроуд сладко улыбнулся и чуть склонился вперед, чтобы я расслышала каждое его слово.

— Мой господин, конечно же может тянуть время, перебивая ставку за вас, но у вашего знакомого дракона слишком много золота в закромах его огромной горы. Он, разумеется, не пожелает сразу выставить сумму столь высокую, чтобы начисто выбить из седел всех конкурентов, ведь он же дракон! Они-то знают цену своим богатствам и никогда небыли замечены в щедрости. Но будет поднимать до тех пор, пока у последнего богача, охочего до ваших сладких прелестей, хотелка не упрется в потолок. Ну, или просто не кончатся средства, как знать. — Развел руками одержимый и задумчиво провел рукой по своим внушительным рогам. — Увы, моя сладкая девочка, выбор у вас не большой. Вы можете бежать и скрываться, но однажды люди Банагора или даже вашей мадам могут настичь вас и уже не позволят скрыться. Можете смириться со своей участью и пойти в невесты к дракону, чтобы потом скончаться родами или не сумев выносить венценосного змееныша. Можете покончить собой, оставив все позади. — Все нагнетал одержимый, явно приготовив наилучший для меня вариант напоследок. — А можете отправиться со мной и спастись милостью моего господина.

"Да кто же он такой, этот твой господин?!" — хотелось мне крикнуть ему в его желтоглазое красивое лицо, но вместо этого я спросила:

— И чего же, хочет твой господин взамен?

Одержимый совершенно неожиданно для меня пожал плечами и беззаботно ответил:

— Не представляю. Мне вообще сложно понять его мысли. Быть может того же, чего и я бы желал для себя — ощутить твою сладость, моя синеглазая госпожа. Или им движут иные мотивы, например, просто хочет досадить дракону. Как знать, они оба живут уже достаточно долго и их пути могли пересекаться самым неожиданным образом. То мне не ведомо и, если честно, не интересно. Я уже сказал тебе, что здесь лишь только для того, чтобы раскрыть твои большие завораживающие глаза и указать на то, что ты давно упускаешь из виду.

Да… большой выбор. Словно между огнем и полымем. А ну, как окажусь в итоге между молотом и наковальней, стану пешкой в борьбе этих древних ужасов?

"Да так-то уже" — грустно подумала я, осознав, что увязла во всей этой истории так, что едва ли кончик носа высовывается над водной гладью моих проблем.

А ведь все же хорошо придумал этот не названный господин — и вовсе ему не придется платить за меня. Пойди все по его плану, я бы сама пришла к нему без всяких аукционов с баснословно богатыми соперниками.

— А где же гарантии, что с твоим господином мне будет лучше, чем с драконом? — Спросила я больше с издевкой, чем и правда надеясь на ответ.

— Господин не поручал мне давать вам гарантии, моя сладкая. Он только сказал, что у вас, как и у любого существа, должно быть право выбора, которое в полной мере возможно, только если вы посвящены в нюансы. Я раскрыл перед вами карты, в которые играют ваши недоброжелатели и даже помог очертить границы возможного выбора. Теперь ваш черед брать в руки судьбу и решать, на что вы готовы пойти. Сомерайт Барджузи Гроуд выполнил свой долг и может удалиться… если конечно вы не решите принять предложение господина.

— А что будет тогда? — спросила я с вызовом.

— Тогда я возьму вас за вашу сладенькую ручку, прижму к себе крепко-крепко и перенесу туда, где вы встретитесь с ним, как того и пожелаете.

Экий ты быстрый — значит предполагается, что я решу все здесь и сейчас? Ну что же…

Следовало идти от неприемлемого. Так, покончить с собой я успею всегда, а уходить в невесты к дракону… это считай то же самое. Только он меня перед удручающе болезненной смертью еще и помучает всласть. Тут очень к стати вспомнилась его рука, почти придушившая меня во время оргазма этого грозного господина.

Оставалось только бежать или встретиться с невесть чего желающим от меня добродетелем.

Да, все определенно может оказаться еще хуже, чем было, но… у меня всегда останется крайний выбор, да и побег не стоит сбрасывать со счетов… а может и так страстно желающего меня в невесты дракона… Как знать, может, если позову, примчится ко мне, используя эльфийское волшебное зеркало и надает подзатыльников, сначала похитившему меня у него из под носа господину, а потом и мне…

До чего же любопытно и волнительно было бы узнать, кто такой посмел назвать себя моим другом. А вдруг он и правда друг мне? Да, судьба — известная злодейка, но должно же мне хоть когда-то повезти по-настоящему.

Признаюсь, мне никогда не было так страшно и интересно одновременно! Но решение уже было принято, вероятно еще до всех размышлений.

Я протянула руку Сомерайту Барджузи Гроуду и в глазах полуколдуна полудемона блеснули задорные огоньки.

— Что ж, давай-ка посмотрим на твоего загадочного господина и моего тайного друга.

Минуя ровную белозубую улыбку, мне вновь явился его подвижный красный язычок, озорно лизнувший губы, свидетельствуя о крайнем возбуждении своего обладателя. Одержимый аккуратно потянул меня на себя и нежно обнял, прижав к горячему твердому телу. Не торопясь вдохнул аромат моих волос и прошептал, уже растворяясь со мной прямо в воздухе, в знакомой сизой дымке:

— На случай, если сладкая госпожа вдруг передумала бы, господин желал знать, понравился ли ей его подарок — красивое синее платье?

Все внутри меня в этот момент замерло и затрепетало от счастья…

Не может этого быть…

Глава 14. Получаю ответы, рождающие еще больше вопросов

Не может этого быть, что я среди ночи отправилась неизвестно куда с одержимым… в одной только ночной рубашке! Даже о тапочках не подумав, что уж там о дорожном платье, смене белья и всех тех штучках, что нужны любой женщине в дороге?

А что если дождь пойдет?

А если проголодаюсь?

А если насморк начнется, что я теперь буду делать в конце-то концов?

Вот и ощутила, едва расступилась перед глазами серая дымная муть, скажем так… всю степень своей недальновидности и бытовой безрассудности.

Вокруг были грубые каменные стены, едва подсвеченные редкими факелами, сырость, запах плесневелой соломы и жуткая, до костей пронизывающая холодрыга, волком завывавшая где-то вдали.

Оглядевшись, я поежилась уже не от холода, а от страха — явственно ощутила, как к сердцу потянулись ледяные коготки плохого предчувствия… вокруг было какое-то подземелье! Кое-где в стенах даже виднелись проржавевшие тюремные решетки. Ну, что же… опять я в своем амплуа — нырнула в омут, толком не прощупав дно!

"И ничему-то меня жизнь не учит" — чуть не плача, подумала я, и передернулась от холода.

На плечи сзади опустился тяжелый и теплый сюртук. Сомерайт подмигнул мне и легонько толкнул в спину, чтобы двигалась вперед. Стало немного легче, по крайней мере не так смущала собственная нагота. Но вот наступать босыми пятками на холодный камень, усыпанный к тому же острым крошевом неизвестного происхождения, было, мягко говоря, не приятно.

— Что это за место? Твой господин и в самом деле живет… тут. — Спросила я, искренне надеясь на то, что этот загадочный добродетель действительно существует.

— Что ты, сладкая! Конечно же нет. Он живет и работает в северной башне, в своем кабинете.

Но туда мы, стало быть, не пойдем, потому что на самом деле ты привел меня сюда для того, чтобы запереть в одной из этих промозглых грязных камер?

Но вслух я конечно же спросила вовсе не это:

— Так почему мы не переместились сразу в ту башню? Ведь мы… все еще идем на встречу с ним, так?

Одержимый добродушно улыбнулся, на сколько это было возможно при его демоническом внешнем виде, и приобнял меня за плечи, заставив идти по коридору еще быстрее.

— Ну, разумеется! Дело в том, моя госпожа, что на замок господина наложены чары, которые не позволяют перемещаться в его пределах магическим путем… но Сомерайт Барджузи Гроуд знает лазейку. Эта часть подземных темниц уходит за пределы замковых стен и на нее не распространяются чары. Об этом секретном ходе знаю только я! — С гордостью добавил он и приосанился. Должно быть одержимому льстила мысль, что он обвел вокруг пальца кого-то столь могущественного, что прежде смог зачаровать целый замок.

От его объяснения мне стало немного спокойнее, тем более, что коридор как-то ощутимо пошел вверх. В самом деле он закручивался спиралью и теперь это было прекрасно видно, потому что чем ближе мы были к поверхности, тем меньше становился диаметр круга. Факелы попадались все чаще, воздух становился теплее и вокруг уже не так сильно воняло сыростью.

Неожиданно из темного однообразия камня вынырнула вполне новая обитая броней дверь, и мы вошли в нее, с легким скрипом отворившуюся нам на встречу, после того, как мой спутник прошептал ей несколько рыкающих слов-заклинаний.

За ней был еще коридор, без факелов и окон, который я прошла, испуганно цепляясь за руку Сомерайта. Но вошла я туда не сразу, одержимому пришлось утянуть меня в темноту — ступать, не видя ничего перед собой, было до жути страшно, словно бы я нырнула в темные воды с обрыва и летела вниз все не встречая перед собой холодной глади. А вот мужчина чувствовал себя уверенно… наверно просто видел в темноте своими желтыми глазищами.

Сразу за этим коридором был еще один, более узкий, но уже имевших хоть маленькие оконца под самым потолком, в них бил яркий белесый свет… должно быть сейчас огромная полная луна сияла над этим странным пустым замком неназванного повелителя одержимых…

Через тот коридор мы вышли на широкую винтовую лестницу, круто устремлявшуюся вверх.

— Потерпи, сладка Лобелия, мы почти пришли.

Это было радостно, ведь ступней я уже просто не чувствовала! Исколотые, онемевшие от холода, они теперь не болели, а ощущались как нечто ватное, чужеродное по случаю приставленное к моим голеням.

Мы быстро поднимались вверх, но я успела мельком разглядеть вид из длинных стрельчатых окон, забранных витражами из толстого стекла медового оттенка.

В желтом цвете ночной мир за ними казался странным, искаженным… но я увидела горы, часть полуразрушенной защитной стены, элементы замковых построек — сумрачных очертаний разномастных башен, донжона и высоких переходов между ними.

Их силуэты казались мне смутно знакомыми, словно я видела нечто подобное на какой-то гравюре или может даже монете. Но это точно был не Базенор, столица королевства Розамунд, ведь тот город стоял на высоком острове, что лишь во время отлива соединялся с материковой частью узким перешейком. Эта же крепость возвышалась в окружении гор и казалась слишком безлюдной, чтобы принадлежать какому бы то ни было монарху.

Но кто сказал, что коронованному наследнику богатого престола должна принадлежать лишь одна крупная крепость? Быть может эту, старую и заброшенную, он использовал для тайных встреч с обращенными в красавиц горбуньями, позволившими ему сорвать свой цветок?

Да, мне самой слабо верилось в такое… Надежда на то, что моим самозваным другом окажется король Генрих Третий, а не какой-нибудь Архидемон, захвативший тело плешивого колдуна, таяла с каждой ступенью, ведущей меня к вершине башни. В которой ждал он… вот только кто он?

Последний пролет и… на лестнице стало ощутимо светлее и теплее. В конце, за приоткрытой деревянной дверью, белым и черным исписанной странными магическими символами и пентаграммами, жарко горел камин и коптили потолок свечи.

Сомерайт Барджузи Гроуд слегка подтолкнул меня вперед, а сам хихикнул, улыбаясь во всю ширь своего белозубого клыкастого рта, и, порывисто поклонившись, вприпрыжку пошел назад. Счастливый до безобразия.

Не люблю демонов. Они все как один не в себе. Впрочем, не удивительно — чего еще можно ожидать от слияния тела и духа колдуна и демона… трех демонов.

Я вдруг ощутила приступ необычайной робости. А все же, вдруг в башне меня ждет король, а я предстану перед ним так… хотя, что еще более худшего он мог обо мне подумать, спустя наше знакомство в борделе "Лиловая Роза". А потому, я с усилием выдохнула страх, мысленно подобралась и, натянув как следует сюртук, решительно запахнув его на груди, вошла в теплую, светлую комнату.

Прямо напротив двери стоял стол… и за ним никто не сидел. На его поверхности в рабочем беспорядке валялись бумаги, книги, острое белое перо… Это был настоящий кабинет — все его стены от пола и до самого потолка были уставлены книжными полками. Даже в пространствах под высокими стрельчатыми окнами умудрялись ютиться низенькие шкафы для свитков. В стороне от рабочего стола стоял большой обитый красным бархатом диван с резными ножками из черного дерева, на нем валялись несколько смятых подушек и стеганное одеяло. Тут же стояла пара кресел и низкий столик с остатками ужина и ополовиненным кувшином вина.

Все выглядело так, словно владелец заброшенного замка обитал здесь безвылазно и удалился куда-то буквально мгновение назад.

В жарко растопленном камине за моей спиной потрескивали бревна, но совсем не такой звук заставил меня обернуться.

Под его неосторожным шагом скрипнула половица, иначе бы владелец замка и дальше имел наглость молча наблюдать за мной. Не сказать, что я удивилась. Скорее догадывалась, но упорно гнала от себя эти мысли, предпочитая мечтать о встрече с Генрихом.

— Я вижу, вы очень торопились. — Кивнул седоволосый на мои босые ноги. — Присаживайтесь в кресло или на диван, я согрею вам воды. Так ведь и простыть не долго — здесь, в горах, по ночам даже летом идет снег.

— Извольте сначала объясниться. — Ответила я холодно. Пожалуй, даже грубее, чем хотелось бы. Не знаю, мне от чего-то казалось, что уж кто-кто, а Луций — точно был не из тех, кто искренне желал мне добра.

Колдун удивился моему тону. Помолчал, задумчиво разглядывая меня с ног до головы, словно искал в моих побледневших от холода лодыжках, скрещенных на груди руках и в поджатых губах какой-то ответ. Затем прошел к столу и налил нам вина из кувшина. Мой кубок поставил на стол, а сам расположился в одном из кресел, пригласительным жестом указав на второе.

Я села. Сдержанно пригубила напиток. В кубке был горячий глинтвейн, согревающий, терпкий, сладкий… я прижалась к теплому металлу ладонями, с облегчением отметив, что по моему телу растекается мягкое сонное тепло.

— Мне приятно, что вы здесь, Лобелия. Так я чувствую себя… спокойнее.

Что? Спокойнее? С чего вдруг?

— Как это понимать? — озвучила я свои мысли и сделала жадный глоток. Кубок был мал и глинтвейн заканчивался… интересно, как лучше — попросить еще или встать и налить самой? Эх, пожалуй, и так и так не прилично…

— Я оставил вас в беде. — Я удивилась его словам и подняла взгляд. Луций смотрел на меня виновато. В какие же игры он играет? — Признаюсь, вся эта ситуация заставила меня поломать голову, пока я не узнал подробности вашего происхождения. Вы ведь знаете, кто была ваша мать?

— Моя мать была известной куртизанкой и искусной чаровницей, а отец, по слухам, пиратом — Ангельд Черный, слышали такое имя?

Колдун нахмурился и отставил кубок с вожделенным мне напитком, наклонился вперед, чтобы поближе заглянуть в глаза.

"Наверно, думает, что я лгу или что-то скрываю" — подумалось мне.

— Пожалуй, придется рассказать вам всю историю от начала и до конца. Хотя, я и не удивлен, что вы не посвящены во все тайны, но все же думал, что владеете хоть крупицей. Сможете раскрыть мне глаза на некоторые темные моменты. Знаете, Лобелия, я потратил изрядно времени восстанавливая картину, но ее не собрать воедино без свидетельств очевидцев, которых почти что и не осталось в живых. Только вы, ваши сестры, да эта женщина, мадам Кардамон.

Пожалуй, этому человеку удалось привлечь мое внимание. Колдун говорил медленно, смотрел серьезно, без тени иронии на лице, а я словно проваливалась в кресло глубже и глубже, под весом его слов и смутно обозримыми выводами, которые еще предстояло сделать…

— Ваша мать никогда не была куртизанкой… чаровницей, женщиной наделенной необычайным даром — да. Но никогда не была той, кем вы и ваши сестры ее считали, и тем более в жизни не встречалась с Ангельдом Черным. А Кардамон была не близкой подругой, как она себя величала, а горничной, при том не из честных и порядочных. — Жестко добавил Луций. — Ваша история началась здесь, в крепости Беккен, бывшей столице государства Лангардия, которой некогда правил ваш далекий предок король Родамунд. Надо честно признать, что он был правителем в духе своего времени — жестоким, беспринципным. Но власть его простиралась отсюда и до южной стороны Недремлющего моря, которая теперь зовется Розамундским королевством. Некогда это были земли эльфийского короля Эвандоэле Мудрого и его дома, славного своими магами и чародеями… он сполна отплатил вашему деду за аннексию и убийство соплеменников — вырезал всех его дядьев, племянников — наследников мужского пола и вообще убил в крепости каждого мужчину, способного держать оружие. Да вы и сами, должно быть, знаете эту историю… Так вот, срубив голову короля Родамунда, Эвандоэле вошел с ней в покои вашей бабки лишь недавно разрешившейся девочкой и сотворил проклятье, легшее на всю вашу семью. Согласно ему, род Родамунда не прервался, но продолжился только по женской линии. В каждом поколении с тех самых пор рождалась девочка с даром, призванным восполнить магию, похищенную у мира вашим дедом, вместе с бесценными жизнями тысяч эльфов. Ту самую силу, что, высвобождаясь, должна была питать Эвенор и всех его существ. Раньше, до прихода первых людей из-за Недремлющего Моря, этот мир выглядел совсем иначе, Лобелия. Его населяло множество существ, которые теперь остались лишь на страницах наших сказках и в отголосках, оставшихся в людской памяти эльфийских легенд. Это проклятье с одной стороны лишившее вашу семью достойной жизни, ведь стоило королю умереть, как его владения тут же разорвали между собой бывшие союзники, с другой является даром Эвенору от Мудрого Эвандоэле. Он сделал все, что было в его силах, чтобы минимизировать потери, пусть и действия эти в итоге были не менее жестоки.

Я сидела не жива, не мертва, все гадая, ущипнет ли он меня сейчас за щеку с радостным "Ха! Поверила, Дибелия!", как это сделала бы Амариллис или подождет моего обморока, к которому я уже была готова, чтобы к тому же еще и иметь удовольствие плеснуть мне в лицо ледяной водой.

— Ваша бабка, ваша мать — все женщины до вас обладавшие этим даром или проклятьем, если угодно, являют собой сосуд, который… черпает магию извне, чтобы рассеять ее вокруг, напитать землю, реки, тела животных и растения. Также и человек, или существо, восприимчивое к магии, находящееся с вами в момент этого… выброса может напитаться от него, распределив энергию по своему усмотрению…

— Вы имеете в виду, — перебила я его болезненно скривившись, — это. В смысле, я хотела сказать…

— Да, высшее наслаждение. На протяжении нескольких веков женщины вашей семьи, наделенные даром, передавали знания друг-другу, давая обещание вернуть долг Эвандоэле, расплатиться с ним за деяния вашего предка, ведь больше не было эльфов его дома, которые рассеивали бы магию иначе. Ваши бабки и тетки до дна хотели вычерпать тот источник, что остался запечатанным по вине Родамунда, а потому не становились женами, отказывались принадлежать одному мужчине. Среди их любовников всегда были короли, демоны, драконы и даже эльфы — все существа этого мира, способные зачерпнуть от источника больше, чем другие. Но такая жизнь сама по себе проклятье и родив вас, Роза отреклась от обещания. Воспитывая двух дочерей, не наделенных магическим даром, она еще спокойно принимала свою судьбу. Потому что знала, что они смогут определять свою по собственному усмотрению, но узрев ваше прекрасное лицо с глазами, в которых плескалась магия, Роза определенно поняла, что не желает для вас своей судьбы… Я не знаю, что произошло дальше, мне известно только, что после смерти вашей бабки, она незамедлительно покинула королевство Розамунд и уединенно поселилась в Миле, взяв с собой одну лишь горничную. Ту самую девицу Кардамон.

— Стойте. — Внутри меня все бурлило — котелок был полон от горячих мыслей и вот-вот норовил выплеснуться через край. — Вы что-то совсем заврались… какое прекрасное лицо увидела моя мать? Вы что же, не знаете, что я родилась… — я осеклась, поймав себя на мысли, что не хочу говорить придворному колдуну короля Генриха, о том, что являюсь зачарованной кривой горбуньей. — Вовсе не такой… какая я сейчас. Вы же колдун, вы должны видеть, что на мне чары!

Луций подозрительно прищурился и прошептал что-то еле слышно, сделав простой пасс рукой, словно отогнал от себя дымку.

— Никаких чар нет, Лобелия. Кроме тех, что вы испускаете сами, благодаря тому, что имеете непрерывную связь с источником первозданной магии.

Его слова, словно ударили меня наотмашь по лицу — от этого взрыва чувств у меня даже зашумело в ушах… он сказал, что чар нет?!

— Но… но как же… — растерянно заверещала я. — Вы явились с королем, мол девственницу подавай. Ага! Девственницу вам в борделе среди ночи, как же… Мадам сказала надеть амулет, который из меня, горбуньи, красавицу… да так и получилось! Это же чары, как есть чары! Проверьте еще раз! Я — горбунья, у меня бровь вот так вот в верх от рождения, — живо изобразила я, — ноздря вывернута и заячья губа вот так, аж рот не закрывается! — Доказывала я ему, отчаянно краснея от напряжения и чувствуя, что еще чуть и точно шлепнусь в обморок!

Колдун на секунду нахмурился, но сразу же следом улыбнулся.

— Теперь мне понятно, о чем вы думали при той нашей встрече в кабинете. О, теперь мне все совершенно ясно! Роза наложила на вас чары, чтобы скрыть дар до поры до времени… ну, конечно! Она же хотела, чтобы вы смогли пожить нормальной жизнью… но ее смерть, и ваша ушлая мадам… пожалуй, здесь имел место магический эффект обратного противодействия. Его применяют для нейтрализации чар, накладывая схожие, но с обратным эффектом — и магическая материя распадается, не найдя другого выхода из этого конфликта энергий.

Со мной происходило нечто невообразимое — руки тряслись, мысли путались… пожалуй, все это… было слишком для меня. Как он сказал? "Конфликт энергий" — вот, именно это и бушевало сейчас в моем сердце, в моих мыслях… вибрировало в каждой клеточке тела.

— Я должен извиниться перед вами, Лобелия. — Колдун поднялся и, аккуратно взяв из моих трясущихся рук опустевший кубок, заглянул прямо в глаза. — Я очень виноват. — Искренне сказал он и на секунду взял мою руку в свою, остановив эту нервную дрожь.

Наполнив кубок ароматным горячим вином, мужчина протянул его мне и погрузился обратно в обитое красным бархатом кресло. Мне показалось, что он сожалеет искренне, хотя я все еще не до конца понимала о чем.

— Еще тогда, на входе в "Лиловую Розу" я почувствовал ваше присутствие. Из темноты на меня взирала прожигающая сила. В начале я решил, что вы амадеум — сущность, нерастраченная энергия, оставшаяся от раньше времени почившего сильного мага или плохо рассеянного мощного заклинания. Таких много здесь, в горах вокруг замка, но встретить столь опасное существо в Миле, таком большом городе, сотни лет населенном множеством людей… Это было так глупо с моей стороны! Ведь любой амадеум в таких условиях рассеялся бы сам, если бы до того не был уничтожен придворными колдунами вашего короля. — Луций на мгновение задумался, вертя перстень с большим ониксом на своем указательном пальце.

Кажется, он нервничал. — Я чувствовал это присутствие, но не мог понять, что вы, пока мадам Кардамон не разлучила нас с Генрихом. Это был настоящий взрыв! Я никогда прежде не чувствовал такой силы, меня словно опоили магией! Я ощущал, как она струится мимо, обтекая меня своими потоками и растворяется в мире вокруг. Признаюсь, меня охватил гнев, когда я, глупец, наконец понял, что произошло. Это было такое расточительство! Генрих… даже несмотря на то, что древняя королевская кровь и его тело питает магией… он всего лишь человек… Такие, как он не в силах понять то, что вы предлагаете и уж тем более не смогут справиться — организм слишком слаб. Для существ не способных усваивать и перенаправлять магию, вы… все равно что яд, который в малых дозах дает небывалый подъем жизненной энергии, а в больших может просто разорвать на части. — Луций как-то странно, криво улыбнулся, сказав это. — Он был так счастлив тогда, покидая вашу спальню. Я коснулся его сознания, чтобы понять каково это, быть с вами — мысли моего друга прояснились, в голове сложились сотни планов, а энергия, бушевавшая внутри, не давала и минуты покоя, заставляла браться и делать. Я знаю короля еще с тех пор, когда он с легкостью помещался под отцовский трон, но таким воодушевленным видел его впервые. За месяц минувший с тех пор он сильно изменился. Столько всего дивного сотворил в своем королевстве…

— Он… — Я открыла рот для себя совершенно неожиданно…

— Он? — Переспросил колдун, глядя на меня растерянно, словно я не перебила его, а ворвалась в сновидение.

— Генрих… он говорил обо мне? Тогда… или… может потом? — Последние слова из себя пришлось почти выдавить. Мое другое отношение к королю было личным, я ведь никогда и ни с кем не обсуждала свои чувства… о, Боги! Да я даже наедине с собой отшучивалась и ерничала, когда речь заходила о чем-то столь откровенном, что начинало щемить в груди.

Луций смотрел на меня внимательно, изучающе и долго молчал. Что в этот момент творилось там, в его седой голове, прямо за ярко-голубыми глазами? Осуждал ли он меня или сочувствовал глупой Лобелии, влюбившейся в не сказочного, а самого настоящего короля… Наконец, мужчина ответил:

— Генрих не говорил о вас с той ночи и… меня просил не распространяться. Видите ли, несколько дней назад он сочетался браком с Келией, Лантийской принцессой и откровенно боялся, что его визит в Миль мог навредить этому союзу.

Видимо, мне не удалось скрыть чувств, потому что колдун вдруг смущенно отвел взгляд и не придумав ничего лучше, для того чтобы сменить тему, спросил:

— Вы голодны?

Голодна? Нет… Я была не голодна, а… разбита, потеряна, ошеломлена всем, что он вывалил на меня за последние полчаса и в особенности тем, что Генрих… мой ласковый, нежный Генрих…

— Нет. — Бросила я, едва сдерживаясь. Мне хотелось расплакаться от усталости, обиды и злости. На себя саму, конечно, и не на короля или колдуна. Ну, что за нелепицу я себе напридумывала! Я и Генрих… да это же просто курам на смех… — Вы кажется за что-то извинялись?

Наши глаза встретились, и я постаралась вложить в свой взгляд всю твердость духа, что еще можно было соскрести с разрушенных стен моего самообладания.

— Да, вы правы, я должен объясниться. — Ровным тоном отозвался Луций. Теперь он смотрел на меня иначе. С какой-то осторожностью, будто я могла ни с того ни с сего кинуться на него… хотя кто знает, может и могла. Кому дано предугадать на что способна брошенная женщина, придумавшая себе отношения с королем в воздушном замке и мысленно уже родившая ему четверых детей. — Тогда, после произошедшего в "Лиловой Розе", я провел утро в раздумьях. Такая, как вы и в борделе — это было что-то невероятное. Немыслимое… Я должен был убедиться, что вы ни в чем не нуждаетесь и то — ваш сознательный выбор… ведь… вы должны понять, для меня, для любого из тех, кто посвящен в истинную суть "алой ночи в крепости Беккен", вы — это нечто бесценное. Эльфы назвали бы вас "филиам", священный источник, и ни за что не отпустили бы за пределы своих владений. Дракон Банагор — он горы свернет, как только поймет, что вы ускользнули от него… да даже наш общий знакомый, Сомерайт Барджузи Гроуд, посули вы ему свою благосклонность, нашел бы способ выйти из моего подчинения. — Неожиданно бесстрастного колдуна захлестнули чувства, он говорил с жаром, подавшись вперед, жестикулируя. Стал не похож на себя! — И тогда, после нашего разговора в кабинете "Лиловой Розы" я просто попрощался с вами. Нет, просто взял — и попрощался! Даже не потрудившись проверить правдивость ваших слов. Вы же просто запутались… вы были в лапах обманщицы и только глубже увязали в ее сети, а я просто отошел в сторону, потому что вы были… были… — он не договорил, порывисто встал и отошел прочь, чтобы справиться с чем-то, что словно разрывало его изнутри… затем так же скоро вернулся и совершенно неожиданно опустился возле меня на колени — я испугалась! Несмотря на то, что былые противоречия были исчерпаны, я все еще боялась его и оттого вжалась в спинку кресла, едва Луций приблизился ко мне.

Словно и не заметив этого, он схватил мою ладонь и прижался к ней слегка колючей щекой. Его дыхание было частым, руки холодными, словно он был болен и только мое прикосновение способно было унять боль.

— Простите меня. — Прошептал он, не отнимая мою руку от своего лица, — Если бы я просто проверил, не случилось бы ничего из того, что вам пришлось пережить. — Колдун поднял на меня взгляд. Чистые голубые глаза, казалось, видели меня насквозь… в этот момент я поняла истинную причину своего страха — я не понимала его, как бы не старалась не могла "прочесть" его эмоции, мысли. Луций весь был соткан из противоречий — молодое лицо и седые волосы, глубокий, низкий голос и мальчишеская улыбка, эльфийская благородная стать и руки человека, не боящегося тяжелой работы. Все, кого я знала и видела до сих пор, были мне понятны… даже Банагор был не такой уж и большой загадкой — им управляла ярость и желание быть властелином всего, до чего могли дотянуться его лапы… но что управляло колдуном?

Я смотрела на него, боясь пошевелиться и не зная, что сказать… Что же он так убивается? Не слишком ли много на себя берет… и вообще все это подобострастие с падением на колени и обниманием моей руки…

Словно прочтя мои мысли, он наконец и поднялся, и задумчиво опустился в кресло. Мне показалось, что ему было стыдно за минувший порыв.

— Вы просто еще не поняли, вот в чем дело. — Сказал он скорее себе, чем мне. — Моя вина в том, что я своим безрассудством привел к вам самого опасного врага. Банагор не отстанет от вас, если мы что-то не придумаем и очень скоро настигнет. Даже здесь. — Добавил он, вернув тону и взгляду былую твердость. — Дракон Варлейских гор живет слишком долго… он все откладывал момент, предпочитая завоевания и кровавые подвиги продолжению рода, и теперь достиг такого могущества, такой силы, что ни одна смертная женщина не сможет выносить ему сына. Он бы мог украсть себе эльфийку, но после того, что этот дракон сотворил с Ильсуром, любая из них скорее предпочтет сгореть заживо, чем ляжет с ним и понесет. — Луций сжал переносицу и зажмурился, словно спасаясь от приступа мигрени. Его голос стал тише, в нем сквозила испепеляющая горечь. — Банагор явился к той крепости за слезами Ашаллы. Это реликвия эльфийского дома Манамат, ожерелье, состоящее из пятидесяти двух чистейших алмазов. Древние чары, наложенные на него, позволяют исцелять даже тяжелые болезни, а здоровый человек с таким украшением на шее, смог бы кубками пить чистый яд и даже не почувствовать слабости. Банагор, разумеется, не получил бы его по требованию… но страшно то, что он даже не потрудился заявить о намерениях. Его войско было слишком велико, словно неповоротливый, обожравшийся хищный зверь, и, думается мне, он пришел к северной границе Чернолесья намереваясь это исправить… город-крепость Ильсур пала на исходе второго дня. Это было настоящее побоище: наступление не прекращалось ни на минуту — его солдаты умирали, сброшенные со стен или поймавшие стрелу и падали к ногам новых — те шли им на замену снова и снова. Эльфы на стенах умирали на своих постах, от истощения, не имея возможности даже смениться, отдохнуть. Думаю, Банагор потерял у Ильсура около трети приведенных людей, но то вовсе его не печалило. Мне рассказывали, как он довольно улыбаясь, поднимался к стенам наступая на трупы своих солдат, как шел по улицам завоеванного города, не требуя, чтобы перед ним расчищали дорогу. Сломив сопротивление, дракон велел брать всех жителей крепости живьем — практически все мужчины к тому времени погибли на стенах, в городе остались женщины, старики и дети, так что это не составило труда… Дракон велел собрать их на центральной площади и устроил игру. — Луций замолчал, оценивающе смерив меня взглядом. Я поняла, что он размышляет над тем, готова ли я услышать, что было дальше. — Банагор… подозвал одного юношу и сказал ему, что позволит выбрать среди всех выживших десять эльфов. Пообещал, что отпустит их вместе с ним самим, снабдив необходимым в дорогу… но только если тот юноша лично вскроет всем оставшимся животы и подаст ему их печени на серебряном блюде, сдобренными лимонным соком… — Мне стало дурно и я откинулась в кресло, прикрыв рот ладонью. Да, это известное лакомство драконов. Но совсем одно — читать об этом традиционном пиру победителя в книге и совсем другое услышать в канве реальной истории… тем более, что я знала, что изымать этот элемент драконьего меню следовало из еще живого тела. — С рассветом в крепости осталось лишь одиннадцать эльфов. — Продолжил Луций. — Банагор, нажравшийся до отвала, как и обещал, пощадил мальчишку, но едва выжившие покинули город, юноша вскрыл себе горло тем самым ножом, что спас остатки его дома… Теперь… теперь вы понимаете, чего я боюсь? Банагор, ужас Ильсура, считает, что вы, благодаря своей силе, единственная сможете подарить ему наследника. И он не остановится ни перед чем чтобы вернуть вас себе.

Я не знала, что сказать ему в ответ. Да и стоило тут что-то говорить? Мой мир в одно мгновение перевернулся и, словно стал еще мрачнее, чем был прежде. Эту новую сторону своей жизни мне еще предстояло обдумать, пережить, принять… но для того требовалось время!

— Мы обязательно найдем выход, Лобелия. Теперь я не оставлю вас. — Сказал он наконец, поднимаясь из кресла.

— Почему? — Спросила я, поднявшись следом.

— Простите?

— Почему вы это… вы все это… — В моих легких не хватало воздуха, а в памяти слов для того чтобы выразить все то, что сейчас творилось во мне, в одном лаконичном и исчерпывающем вопросе. — Вы спасли меня, зачем-то рассказали правду, ведете себя так, будто действительно в чем-то виноваты… Что я буду должна вам за это? Поймите, Луций, сегодня я узнала, что в моей жизни не было ни дня без того, чтобы меня не использовали в каких-то собственных целях… и теперь я по крайней мере желаю знать все как есть! Зачем вы носитесь со мной? Почему даже Банагору готовы перейти дорогу? Судя по всему, он не из тех, с кем можно играть в игры.

Колдун смотрел на меня внимательно и не торопился с ответом. В его бесстрастных красивых чертах нельзя было прочесть ни единой мысли и только в ярко голубых глазах, словно клубилась и перекатывалась неведомая сила. Была ли то ярость или иная эмоция — мне сложно сказать, но вот он подошел ко мне и положил руки на плечи, наклонившись близко… так, что я почувствовала его запах, глубокий и манящий аромат — так могло бы пахнуть в чаще хвойного леса, если бы там зацвел цветок папоротника и распустились белые лилии…

— Ты филиам, Лобелия. Ты — источник магии этого мира. Для меня ты значишь больше, чем, можешь себе представить. Ты — солнце, которое согревает все, что я люблю и дарует жизнь. Смотря на тебя, я вижу, как много утраченного можно вернуть, но для этого ты должна принадлежать только себе. Ты должна любить себя и этот мир. И потому я сделаю все, чтобы ты наконец обрела свободу. Это все, чего я желаю.

* * *

Все чего я желала — это минута безмолвия.

Всего лишь мгновение без тех мыслей, что сейчас разрывали мою голову! Без страха, из-за которого сердце колотилось как бешенное, словно стремилось вырваться из груди. Этой минуты мне бы с лихвой хватило, чтобы наконец заснуть, отпустить все и забыться. Чтобы найти силы все это пережить…

Но только где же ее взять?

После нашего разговора, Луций настоял, чтобы я легла спать в его кабинете. По словам колдуна, это было единственное обустроенное место во всем замке и к тому же самое защищенное. На мой вопрос, где он в таком случае расположится сам, мужчина улыбнулся и сказал странное: что как бы он не старался, не сможет уснуть, пока я буду рядом, а потому потратит время с большей пользой.

Правда, что в его понимании было этой "большей пользой" — умолчал.

Я лежала на жестком диване, укутавшись в теплое одеяло, точно в кокон и почти не моргая смотрела на угли, что догорали в камине. Я дрожала, но нет, мне не было холодно.

Мне было страшно.

Вот, мгновение назад криворожая горбунья Либи, что магическим образом превратилась в невероятную красавицу и успела побыть любовницей короля, триединого демона, могущественного дракона… Та самая простушка, что была жестоко обманута всеми, кому доверяла, но готова смириться с судьбой и строить планы на то, что будет после… Она была здесь, в этом кабинете, сидела в этом кресле, пила глинтвейн из того бокала, но в мгновение ока растаяла, словно мираж…

А на месте ее оказалась синеглазая девушка, что от рождения наделена особым даром, который наложен на весь ее род, как проклятье. Прекрасная, притягательная красавица, девятнадцать лет носившая на себе защитные чары, оберегавшие ее от жестокого мира вокруг… но вот, та магия рассыпалась и вся грязь, что обходила девушку стороной, точно бурный поток огромный камень, хлынула на нее с удвоенной силой. Предательство, жестокость самых близких и в довершение всего, чудовище в обличии человека, жестокое, неудержимое в своих темных стремлениях, внушающее хтонический ужас… желает ее в свои невесты.

Мне хотелось плакать, но на то не было сил. Мне хотелось бежать, но разве можно было убежать от себя? Каково было бы вам узнать, что вся ваша жизнь, оставшаяся позади, всего-то надуманная ложь… она и есть — мираж, магический туман… Но видят Боги, лучше бы он не рассеивался… Лучше бы все было, как прежде!

Моя прежняя жизнь была беззаботной, что не говори, а в ней не было никакой ответственности. Мир должен был мне, а не наоборот! От того можно было плакать в подушку, сетуя на несправедливость и свое уродство. Плевать в кофе непонравившимся гостям, пакостить в ответ язвительным сестрам, без страха выходить ночью в город… самой наводить страх, если на то пошло!

И видеть свое будущее, спокойное, пусть и одинокое. А что же теперь?

Я не умею быть красивой! Я не желаю быть что-то должной этому миру! Рассеивать магию? Что имел ввиду этот колдун?! Что я должна завести кучу любовников и жить, как все мои прародительницы? Он сказал, что моя мать не была куртизанкой, но позвольте, чем же это лучше?

И снова все к одному, пепел и безысходность — куда не глянь. Ради чего жить?

Я задумалась… а выходит было ради чего?

Когда была одинокой уродиной было. Когда заключила с мадам договор было… и даже когда меня предали сестры. Было. Так почему я теперь не могу найти ориентир?

Быть может, нужно себя принять… прекратить наконец эту истерику и попробовать найти светлые стороны…

Да. Что бы не случалось со мной за всю жизнь, именно это помогало видеть в ней смысл, даже когда в небе сгущались самые темные тучи — оптимизм, кажется так это называется. Эта странная не логичная субстанция, которая делает из меня не какой-нибудь там цветочек, а твердый минерал, не раз зажигала свет в конце темного туннеля. Так от чего же сейчас так сложно найти в себе его хоть чайную ложку…

И я заставила себя подумать о том, как далеко я сейчас от "Лиловой Розы" и тем более драконьего логова. О том, что мадам ни за что не догадается, что мне помогли сбежать… ведь она-то думает, что у меня нет друзей. Я и сама так думала… Стоит ли верить Луцию? Как знать… но он, пожалуй, на данный момент из всех мужчин встреченных мной на жизненном пути не сделал ничего такого… Может он и прочит меня себе в любовницы, но, если верить его словам, по крайней мере не собирался заточать меня в какой-нибудь башне или подвале, не хочет чтобы я заработала ему денег, оказывая благосклонность состоятельным извращенцам и даже не требует от меня выносить ему наследника.

Странный тип этот Луций, неужто такие и правда существуют в нашем мире…

Глава 15. Добавляю в правила исключения

Я никак не могла понять, что же меня раздражает. Внутри все аж переворачивалось, и я, не открывая глаз, зло спихнула с себя одеяло, запинав его ногами за подлокотник дивана.

Муха. Жирная и деятельная муха, не переставая кружилась над оставленным с вечера ужином. Ее интересовали плохо обглоданные куриные кости и завявшие листья салата, а меня что-то хлесткое и достаточно длинное, чтобы можно было убить ее, не вставая с места.

Но тщетно. Оглядевшись вокруг в поисках, я ничего не нашла, зато окончательно проснулась.

На мне была все та же тонкая ночная рубашка, но в кабинете было тепло… просто удивительно тепло для башни, по ту сторону стен которой завывал недобрый ветерок.

За большими стрельчатыми окнами, частично украшенными составным витражом из желтого и красного стекла, во всю сияло утреннее солнце. Оно розовым подсвечивало снежные горные пики вдали и открывало все доселе скрытое во мраке — мощные, частично разрушенные замковые укрепления, башни пониже той, в которой мне довелось провести минувшую ночь… Сколько я спала? В ряд ли больше пяти часов… хотя, кто знает, как рано здесь, в Энских горах, встает солнце.

Вам доводилось просыпаться в гостях раньше хозяев? Испытывать это странное чувство неприкаянности, когда не знаешь за что взяться и куда пойти, в ожидании пока хоть кто-то из местных обитателей соблаговолит проснуться и придумать вам совместное занятие.

Но нельзя просто так всю жизнь убирать беспорядок, а потом спокойно смотреть на него, проснувшись не в своей постели. Поборов смущение я взялась за дело — убрала со стола, составив посуду пирамидкой на краешке, собрала объедки в корзину для бумаг, что была у письменного стола, свернула постель и составила все предметы ровной стопкой на кресле. Подумала еще немного и взялась за дело уже основательнее — подняла с пола книги и свитки, вернув их на полки, возле камина нашла небольшой мешок из синего ситца в котором когда-то, судя по запаху, была мята. Порвала его на куски, смочила водой из кувшина со стола и избавилась от пыли на всех поверхностях до которых смогла дотянуться. Не трогала только стол. Мало ли, что там на нем у этого колдуна лежит, а то трону какую бумажку, он милость на гнев-то и сменит. Еще узнаю его тогда настоящего!

Но и после того никто не нарушил мое уединение. Одиночество было оглушительным и действовало угнетающе, потому я, хоть и не без опасений, решила посмотреть — что там за дверью башни. Натянула сюртук, оставленный мне триединым демоном, застегнула его поплотнее и отправилась на встречу приключениям. Было бы веселее, если бы не босиком.

За пределами кабинета было ощутимо холоднее. Ледяные ступени заставили было меня передумать, но возвращаться в унылую тишину и ожидание совершенно не хотелось.

Я насчитала восемь пролетов, прежде чем оказалась внизу, в узком коридоре с маленькими оконцами под самым потолком. Как оказалось, винтовая лестница в башню была не единственным направлением. Из этого перехода ко всему прочему вели еще три двери, и я смело толкнула одну из них — ветер тут же подхватил расклешенные полы сюртука и мои распущенные волосы…

Это был большой зал, с рядами опрокинутых столов. Они лежали, точно баррикады, направленные столешницами в сторону огромных распашных дверей, на которых нынче висел большой засов. Ветер свободно гулял в этом помещении, проникая из больших разбитых окон, наметал под них горки снежных хлопьев, что и не думали таять.

Я сделала несколько шагов вперед, но не рискнула углубляться в комнату далее — на полу валялись осколки стекла, керамики, какая-то ветошь и даже металл — при ближайшем рассмотрении то оказались истлевшие части мечей, ножей… наконечники стрел.

Видимо, когда-то здесь шел бой и те, кто охранял вход в северную башню, устроили в этом месте баррикады. Конечно, это же была та самая башня, в которой Эвандоэле Мудрый срубил королю Родамунду голову. Срубил моему деду голову…

Это было невообразимо странно, находиться на месте событий, о которых я слышала в детстве и знать, что отчасти они имели отношение ко мне. Вот оно, место из легенд, у моих ног! Здесь, за этими столами, прятались оставшиеся в живых люди короля… воины, свита, а может не умеющие держать оружие кухаркины сыновья. Ведь наверняка, первым делом эльфийские мечники направились именно в казармы. Было бы логично перебить тех, кто может дать отпор еще во сне… а не позже в бою на их территории, где у врага было бы преимущество.

Воины или нет, но защитники сражались и умирали здесь, за короля, который прятался в башне… а может и он сражался вместе с ними? Стрелял из лука или держал наизготовку меч. Каким он был, мой внезапно обретенный венценосный пра-пра… много "пра" дед? Неужели и в правду таким жестоким, что не дрогнув уничтожал, сжигал дотла эльфийские города, вместе с жителями. Вместе с женщинами и детьми…

Мне стало не по себе от того, что под этой грудой тряпья впереди все еще могли покоиться чьи-то кости, что вся эта грязь на полу, могла быть землей, смешанной с чьими-то истлевшими телами. Я спешно вернулась назад и захлопнула за собой дверь. Без сквозняка ожидаемо стало теплее. И без призраков прошлого.

Стоило вернуться назад, в теплый кабинет, ведь не ровен час можно было и простудиться, но я решила заглянуть еще в одну дверь. За ней начинался длинный коридор, кончавшийся небольшой дверью, окованной ржавым металлом и растрескавшейся кожей, свисавшей теперь неровными кусками в решетчатых просветах. Неохотно, шумно, но старые ржавые петли все же поддались и из-за двери на меня пахнуло сыростью и тленом.

В самом деле комнату заливали мягкие лучи утреннего солнца, но ее состояние удручало, навевая самые грустные мысли — это была спальня и она была в руинах.

У дальней стены стояла большая кровать, ножки которой истлели и подломились. Один из толстых витых столбиков, что когда-то держал тяжелых балдахин, прогнил и завалился на соседний, чудом еще державшийся ровно. Возле стен, в бесформенных кучах из досок можно было различить мебель — шкафы, тумбы… порывшись в такой древесной трухе возле себя, я извлекла позеленевший от времени подсвечник. Красивый, выкованный в форме витиеватого переплетения стеблей, цветками на которых должны были стать свечи.

"Вот оно, мое наследство" — грустно подумала я.

А что, разве нет? Разве король Родамунд мне не дедушка? Что ж, если почистить подсвечник, он будет как новенький… Пожалуй, наследство было тяжеловато, да и нечем мне его было сейчас чистить, поэтому пришлось положить где было. Но я запомнила, где лежит!

А ведь интересно, спустя столько веков, могу ли я предъявить права на эти внушительные развалины? С какой такой стати ими владеет колдун Луций?

Мне вдруг стало легко и смешно, я представила, как Розамундский суд, не без протекции со стороны Генриха, конечно, присудил мне право на распоряжение крепостью Беккен. И, прослышав о том, неведомо откуда явились мои сестры, желающие отхватить кусок и от этого пирога… а я встречаюсь наконец с ними лицом к лицу и говорю им все, что думаю… а потом зачаровываю их в страшных уродин, какие они и есть по своей сути.

Месть все же сладкая штука, даже если в мыслях.

Вдруг что-то привлекло мое внимание — в углу комнаты на стене висела большая картина, на которую небрежно накинули покрывало. Она, в отличии от всего остального, находившегося в удручающем состоянии, что не мудрено, за столько-то веков, была цела и будто… слабо излучала магию. То определенно были сильные чары, раз уж я их почувствовала даже с такого почтительного расстояния.

Аккуратно двигаясь по холодному каменному полу, заваленному хламом и ветошью, я приблизилась к ней и стянула серую пыльную ткань. Действительно, только чары позволили этому предмету так хорошо сохраниться!

То был семейный портрет короля Родамунда и его супруги. Крупный темнобородый мужчина в богато расшитом камзоле, восседал на троне с тяжелой короной на голове и хмуро глядел прямо на меня, а рядом с ним стояла, положив руку на плечо мужа, прекрасная светловолосая девушка, с фарфоровой кожей, глазами синими, как мои. Она улыбалась робко, едва заметно и держала другую руку на животе, который не могло быть видно из-за платья, собранного под грудь, такого же синего, как ее невероятные глаза… видимо, на портрете все же было трое персонажей. А ведь ни королю, ни королеве неизвестно было то, что должно было произойти после рождения их первенца. Что ужасное должно было произойти.

— Да, у тебя ее глаза. И имя. — Я испуганно обернулась на звук и точно бы упала, если бы Луций вовремя не схватил меня за руку. — Смотри-ка ноги совсем не слушаются. Это же надо какой безрассудной нужно быть, чтобы босяком ходить по камню! Чудо, что ты не заболела после вчерашних приключений… а сегодня решила продолжить? Пойдем. — Сделав шаг навстречу, он легко подхватил меня на руки и понес в сторону двери. Я даже возмутиться не успела!

— И давно ты за мной следил?

— Я видел только как ты стаскивала покрывало. Надо бы, к стати, потом вернуть его на место. Я не хотел отвлекать. Подумал, что это может быть важно для тебя. — Колдун нес меня на чуть отстраненных руках, не прижимая к себе. Интересно, я и правда настолько легка или он просто не хочет касаться меня без особой нужды. Соблюдает почтительную дистанцию? Ну, да. Я же его солнце, чудесный источник… как же с трудом в это верится!

— Куда ты пропадал? Я вся извелась там, в этой твоей башне!

— Я видел, как ты извелась. — Ухмыльнулся он, в голубых глазах блеснули задорные искорки. — Сначала даже не понял, что произошло. Убирать за мной было вовсе не обязательно. Ты ведь не та, что прежде, Лобелия. Такой как ты не пристало брать в руки тряпку или мусорное ведро. — Мужчина шел достаточно быстро, мы миновали коридор, второй и вот уже начали подниматься по широкой винтовой лестнице, а я тем временем размышляла о том, что еще вчера вечером он был со мной на "Вы". А потом я в лоб спросила его о целях моего спасения, и он внезапно легко позволил нам стать ближе… а теперь отстранялся от меня старательно, хоть и нести по лестнице вверх меня уже пятый пролет было не так-то легко.

Но я не стала предлагать отпустить меня. Пусть несет, если я с его слов вся такая неземная и руками работать — это на самом деле не про меня. Пора учиться быть красивой! А что я знала о писаных красавицах, так это то, что они избалованные капризы сплошь и рядом.

В кабинете вновь жарко потрескивал дровами камин, а на маленьком столике возле дивана, теснились тарелки и чаши с различными яствами — фрукты, вафли, маленькие кувшинчики с сиропами, блинчики, тарелка вареных яиц, тарелка бекона и хрустящих булочек — хочешь, маслом мажь, хочешь — джемом… Желудок свело судорогой, пожалуй, я готова была попытаться съесть все это одна.

— И откуда же такое богатство? Я не видела здесь слуг, разве что ты, колдун, приспособил для того каких-нибудь гадов или тараканов?

Луций довольно улыбнулся и, опустив меня на диван, плюхнулся в кресло напротив.

— Слуги есть, да только ты их не увидишь, если они сами того не захотят или я не попрошу. — Сказал он не без доли самолюбования и схватил ближайшую к себе булочку и пару кусочков хрустящего жареного бекона.

— М… воображаемые слуги? Кто еще у тебя здесь воображаемый? Стражники? Скоморохи?

— Кроме тебя, Лобелия, здесь давно никто не скоморошничал. Впрочем, не останавливайся, как знать, может придержу для тебя место.

— Либи. Мне больше нравится, когда меня зовут Либи. А если серьезно, откуда это все?

Луций наклонился вперед, внимательно рассматривая меня своими ледовыми глазами и улыбнувшись каким-то своим мыслям, взялся разливать нам ароматный кофе из серебряного кофейника в маленькие фарфоровые чашечки.

— Я вполне серьезно, Лобелия. — Сказал он настойчиво употребив мое полное имя. — С одним из слуг ты уже имела… удовольствие познакомиться. Они появляются здесь время от времени, выполняя поручения или принося какие-либо новости, о которых я велел докладывать. Это удобно. Демоны могут быстро перемещаться, сами предпочитают лишний раз не попадаться на глаза, да и комнату отдельную для них держать не нужно. Все равно они не спят вовсе.

Я так и не притронулась к еде. За круговоротом невероятных новостей и удивительных открытий, я вовсе забыла об одной немаловажной мысли, которую нужно было додумать раньше — с какой стати колдуну подчиняются демоны?

Прямо так и спросила, а что тянуть-то:

— И почему же, позволь узнать, тебе подчиняются демоны? Что же ты, раскрыл формулу идеального контракта, за которой так гоняются некоторые представители твоего рода-племени?

Колдун неторопливо отпил кофе и задумчиво обвел взглядом стол, видимо, решая, чтобы еще такого съесть — и взял вафлю, бесцеремонно макнув ее прямо в маленький кувшинчик с кленовым сиропом.

— Разумеется нет, такого контракта просто не может существовать и это все еще не ясно только идиотам. Он подчиняются мне по другой причине — для каждого демона есть более древний контракт, который он вынужден принять вместе с телом своего носителя. И вот тут-то уже рогатые ничего не могут сделать.

— Я заинтригована. — "Пожалуй, так следовало бы сказать красивой девушке" — подумала я и закинула ногу на ногу, взяв со столика свою кофейную чашечку. Никогда не понимала, как люди пьют из таких маленьких? В "Лиловой Розе" для бодрящего, ароматного напитка у меня была самая большая чашка.

Глядя на то, как я приосанилась, выпятив грудь и стрельнула в него глазками, колдун слегка подавился, но скорее от удерживаемого смешка, чем от произведенного эффекта.

— Я не удивлен. — Вежливо заметил он.

— Для каждой магии в мире есть свой источник. Эльфы пьют из филиама, он дарует им долгую, почти вечную жизнь и не дюжую магическую силу. Демоны подпитываются прямо с изнанки мира, с которой каждый из них имеет неразрывную связь. Драконы пожирают печень врага, говорят, в дело может пойти еще и сердце, но достаточно редко им удается извлекать сердца из еще живого тела. А вот колдуны черпают магию из разных источников, но прежде всего берут силу из самих себя. Эта внутренняя мощь, как я уже говорил, называется амадэум и она формирует астральное тело, которое так же реально, как и обычное. Это своеобразный сосуд, который колдун может наполнять, создавая запас своей мощи, может тренировать, развивать, чтобы впитывать больше и становиться сильнее. То, насколько амадеум осязаем, то, сколько магии может вместить в себе, определяет положение колдуна в нашем обществе. Формирует своеобразную вертикаль власти где самый сильный… эм… за редким исключением, является фактически единоправным монархом. — Я напряженно замерла, наконец поняв к чему он ведет. — Магистром, которому подчиняются все колдуны, покуда не появится кто-то готовый бросить ему вызов, оспорив лидерство. Ну, а демоны… они со своими контрактами, остаются в некотором роде рабами тел, которые не могут не подчиняться тому, чей амадеум напитан большей мощью.

Это было не хорошо. Точнее это было совсем плохо! О колдовских магистрах, черных баронах, ходили легенды никак не более светлые, чем о драконьих князьях…

— И что же. Ты… самый сильный?

— Нет. — Просто ответил колдун и лукаво улыбнулся. — Я — редкое исключение.

Глава 16. Мой старый новый дом

Редкое исключение с аппетитом ел завтрак, сдобрив яства еще парочкой чашек кофе, а мне кусок в горло не лез. Кое-как запихнула в себя пару виноградин и вафлю, пока украдкой разглядывала его… черного барона.

Колдуны сами по себе весьма темные личности, ведь чего только нет в их ритуалах — призыв демонов, овладение чужим разумом, похищение сущностей существ и убийства… животных, а иногда даже людей. Некроманты и вовсе рука об руку идут со смертью — возвращают мертвых, черпают через умерших силу с изнанки мира, сами погружаются в ту сторону, в мир демонов и Богов.

О черных баронах любили рассказывать самые темные ужасы из тех, что даже при свете дня вызывают дрожь и желание обернуться.

Самой известной историей, была легенда о бароне Маракше из Мисканы, столицы пустынного Мисканского королевства. Он по сути захватил власть, овладев разумом короля Бдиша, насильно женился на его десятилетней дочери и ввел для жителей своих земель страшный налог — те должны были отправлять в королевский дворец своих первенцев, если те рождались мальчиками, не позднее, чем им исполнялось четырнадцать лет от роду. О том, что он делал с детьми, ходили страшные слухи, но ничего не было известно достоверно, потому что в его правление Мискана была закрытым городом, а во дворец и вовсе если и можно было войти, то выходить кому-то удавалось редко.

Черный барон правил вплоть до смерти Бадиша, а после того еще полсотни лет, пока не умер сам. Поговаривали, правда, что его отравили приближенные, ведь как только стало известно, что колдун испустил дух, во дворце произошел переворот — к власти пришел один из советников Маракша, даже близко не стоявший к старшей королевской крови.

Говорят, что во дворце не нашли практически никаких следов детей, которых тысячами отправляли колдуну со всех концов королевства. Лишь десяток напуганных, оголодавших мальчиков в подвале, которых прислали совсем недавно, да ужасный кубок из детского черепа и пястных костей из которого черный барон любил отведать вина.

Эта история так пугала меня потому, что Амариллис утверждала, что барон в самом деле требовал не только мальчиков, но и девочек, причем чем страшнее, тем лучше. Просто эту правду скрывали, чтобы через чур чувствительные плаксы, вроде меня, не закатывали ночью истерики, отказываясь идти спать. Чуть позже она и вовсе затеяла со мной игру — мне было лет двенадцать, мадам незадолго до того продала по баснословной цене ее невинность и сестра ходила такой важной, словно то делало ее королевой, не иначе.

К ней повадился ходить колдун… мрачный, всегда облаченный в черное с глубоким капюшоном, надвинутым на глаза. Он приходил к ней за полночь и уходил за час до рассвета. По большому секрету Амариллис рассказала мне, что то и был черный барон Маракша, могущественный магистр, который вовсе не умер, а инсценировал свою смерть и живет поныне. Каждый раз после его прихода она рассказывала мне, что черный барон спрашивал обо мне, интересовался, не пошла ли у меня уже женская кровь… Однажды, колдун услышал наш разговор, дело было вечером, когда я принесла Амариллис воды для омовения. Выбегая из комнаты в слезах, я услышала оглушительно громкую пощечину.

Больше сестра не говорила со мной о черном бароне.

Я смотрела на Луция и думала, до чего же разным он может быть в зависимости от обстановки и настроения. Например, тогда, при первой встрече в "Лиловой Розе", я бы запросто поверила в то, что передо мной колдун-магистр из "тех самых" кровавых черных баронов и при том, самый главный. Но теперь, передо мной сидел красивый молодой мужчина с удивительными для его возраста длинными серебряными волосами. Он довольно попивал ароматный напиток в прикуску со всякими вкусностями, улыбался, смотрел на меня ласково, несмотря на ледяную сущность собственного взора и болтал о чем-то отвлеченном.

Рассказывал про то, что собирает книги по магии и чародейству. Что таких библиотек как эта, в кабинете, у него набралось уже три, не считая той большой, что он обнаружил в замке. Говорил, неожиданно смущенно, о планах восстановить со временем крепость Беккен, доставшуюся ему от предшественника в еще более запущенном виде, чем та пребывала после убийства моего деда и исчезновения королевства Лангардия. Колдун хотел основать здесь академию, в которой могли бы учиться колдуны, вместо того, чтобы примыкать к наставникам и становиться их рабами на весь период своего обучения. Он мечтал сделать свой орден могущественнее, хотел избавить его от темного прошлого…

— Да ты сама, что думаешь о колдунах?

Я невинно округлила глаза и пожала плечами. Ну, не говорить же ему, в самом деле в лицо, что их всех я считаю людоедами, почище драконов, извращенцами… И вообще истинным злом, которому только дай шанс дорваться до власти, весь Эвенор сделают местом похуже той же изнанки мира. Не зря же у него самого демоны в подчинении!

— Конечно, мы по большей части не отличаемся дружелюбием, но такая у нас судьба. — Обмануть Луция не удалось, он все прекрасно понял о моем отношении к его племени. — Нет совершенно ничего хорошего в жизни с самого момента инициации, когда юноша узнает о своих колдовских способностях, неделю находясь на грани жизни и смерти, пока его дух претерпевает изменения, становясь амадэумом и наполняясь силой. И до того, как став достаточно умелым, он вызывает на поединок своего наставника, чтобы сразить его в бою и занять место или умереть самому. Или еще хуже — если наставник умрет сам раньше времени, дорога такому колдуну остается только в некроманты, потому что найти другого наставника практически невозможно. — Он задумчиво провел пальцем по кольцу с большим черным ониксом, видимо, символом его колдовской власти. — Именно этого я и хочу, уничтожить эту порочную систему, дать возможность колдунам вырасти не травмированными, ненавидящими жизнь во всех ее проявлениях, а деятельными, заинтересованными в том, чтобы мир вокруг процветал.

Мне с трудом виделась такая картина — колдуны в белых одеждах, приходят в город. Светит яркое, теплое солнце, все радуются прибытию сказочных добрых волшебников, дети липнут к их ногам, моля зачаровать какую-нибудь безделушку, а девушки улыбаются, не прочь завести с кем-то из них роман, а то и семью. Сейчас-то все наоборот, стоит какому странствующему чародею забрести в город, все будут шарахаться от него, как от прокаженного и даже в борделях его будут принимать не потому что рады посетителю, а от того, что страшно отказать. Но что же… если он и правда хотел что-то изменить, можно было и на том сказать ему спасибо. Даже несмотря на то, что ничего у него, конечно же, не выйдет — не может один человек, пусть даже черный барон и магистр, сломать систему, которая была принята еще до того, как первые люди ступили на землю Эвенора…

— А что же ты, Лобелия? Твоя мать была искусной чаровницей, наверняка тебе также передался ее дар вместе с прочими способностями?

Я криво улыбнулась — ну, да… передался… расскажи я ему о своих успехах в зачаровывании заколок, игл и помад, этот хлыщ меня, пожалуй, на смех подымет. Все равно что я бы хвасталась какому-нибудь придворному повару в своем исключительном умении варить куриный бульон.

— Мне… не передались ее способности, я даже свечу зажечь почти не в состоянии.

Луций нахмурился и неожиданно резко встал, наклонившись через весь стол, чтобы заключить в свои холодные ладони мое лицо. Как же к стати я вспыхнула от этого прикосновения, но мужчина деликатно этого не заметил — посмотрел мне прямо в глаза и на секунду закрыл свои. Я почувствовала, как мою кожу под его пальцами начало пощипывать, точно ее касались маленькие электрические разряды. Через несколько секунд все прекратилось и он вернулся на место лукаво улыбаясь. Сказал:

— Ты все делаешь не так. Ты словно воду льешь с другого края воронки — для чар нужно обращаться к источнику своей силы, а ты просто тужишься и пыжишься.

Можно ли было покраснеть еще сильнее? Можно. "Тужишься-пыжишься"… умный такой? Череп ему, интересно, не жмет?

— Я покажу тебе. — Луций казался возбужденным, воодушивленным. Он протянул мне руку, предложив проследовать за ним к камину и я нерешительно положила сверху свою ладонь.

— Ты не можешь сама напрямую обращаться к источнику внутри тебя, но рассеивая магию, ты и сама усваиваешь ее, пусть и в малом размере. Женщины редко способны на мощные чары, но ты вовсе не так бездарна, как думаешь — у тебя есть запас магической силы, которую ты можешь применять по своему усмотрению. — Говоря это, колдун развернул меня лицом к камину и встал сзади, положив свои руки на мои запястья и протянув их к пламени, чтобы я почувствовала жар…

Жар я определенно чувствовала, но несколько другого свойства. Меня снова окутал его аромат теплого хвойного леса и свежих сладких цветов. Это несколько сбивало с толку, потому что ко всему прочему, мне было еще и страшно находиться к нему так близко…

— Видишь, чтобы ощутить тепло, тебе не нужно прикасаться к пламени. То же происходит и с магией внутри. Творя чары, ты мысленно пытаешься дотянуться до этого огня внутри, но он не нужен тебе, тебе нужно это тепло. Ты должна научиться собирать его и направлять единым потоком своих мыслей. Для этого нужна концентрация. Тренировать ее помогает медитация, а направлять — магические формулы и чародейские знаки. Я научу тебя самому простому, как зажечь свечу. — Мужчина потянулся вперед, подвинув ко мне витой подсвечник на каминной полке, похожий на тот, что я нашла в королевской опочивальне. Он взял в руку мою ладонь и начертил на ней знак — круг от верхней точки завершавшийся легким росчерком вправо. — Это афламм — один из шести самых простых чародейских знаков. Его можно использовать для того, чтобы воспламенить что-то на расстоянии или зачаровать предмет от огня. А теперь закрой глаза, представь силу внутри себя, она может принять любой образ. Кто-то представляет пламя, кто-то туман, сгущающийся к центру. Я вот, — сказал он с усмешкой в голосе, — вижу грозовое облако, готовое пролиться дождем или разрастись. А что видишь ты?

Я честно пыталась сосредоточиться, но не видела ничего. Пришлось фантазировать… вот, я смотрю внутрь себя и вижу там… цветок. Синий цветок лобелии. Он медленно раскрывает свои лепестки… и рассыпает вокруг пыльцу, которая обступает его плотным золотистым облаком.

— А теперь собери энергию этого предмета и подумай об огне. — Голос колдуна раздался над самым моим ухом, от того мурашки побежали по моей шее, спускаясь ниже, по плечам и рукам. — Придай ей форму огня и начерти афламм.

Я сделала как сказал Луций и затылком почувствовала, как он улыбнулся. Открыла глаза…

Все три свечи на подсвечнике трепетали яркими веселыми огоньками, но хуже того, огонек трепетал еще и на гобелене за каминной полкой. Пролепетав, какое-то ругательство, я подобрала с пола первое, что попалось на глаза — небольшое поленце и принялась стучать по устроенному мной локальному пожару, вызвав у колдуна настоящий приступ смеха.

— Ой, стой! Перестань! — Всхлипывал он, пытаясь вырвать кусок дерева из моих рук, а когда это наконец удалось, сотворил в воздухе еще какой-то росчерк, мелькнувший белой загогулиной — и подгоревший кусок гобелена пшикнув, покрылся тонкой ледяной корочкой, которая тут же впиталась в ткань. — Ну, ты даешь! — хохотал он, — Что испугалась-то? Нашла чего бояться. Мой первый афламм спалил наставнику бороду, вот тогда было действительно страшно.

Я сурово посмотрела на него в ответ. Мне было вовсе не смешно. Но, признаюсь, зажечь три… четыре огонька разом, вместо одного, спустя десять минут мучительных потуг — это завораживало. Мне немедленно захотелось поджечь что-нибудь еще!

* * *

Дни в крепости Беккен пролетали быстро, когда Луций оставался со мной, развлекая обучением простым чарам, а также рассказами о крепости, землях вокруг, незадачливых колдунах и их подмастерьях. И тянулись долго и одиноко, когда он отсутствовал, отлучаясь по каким-то своим делам, о которых никогда не распространялся.

О том, разыскивают ли меня, объявился ли на горизонте дракон Банагор, мне было неизвестно — на все мои вопросы Луций отвечал достаточно однозначно: "нет", "пока нет" или "ничего не слышно". Вытянуть из этого колдуна что-то против его воли было просто невозможно! Может и было ему что-то уже известно, но делиться этим он по какой-то своей причине не считал нужным. Может не хотел волновать меня? Потому что если так, то его план провалился — с каждым днем я нервничала все больше.

Особенно когда он пропадал на день или два. В такие моменты я думала страшное… о том, что колдуна поймали и пытают или что он вообще уже мертв и скоро люди Банагора придут за мной.

Пожалуй, придется признать, что я привыкла к Луцию… и даже скучала. По крайней мере радовалась его возвращению и то всегда вызывало в нем какое-то смущение — оно забавляло меня. Я перестала бояться колдуна, теперь я даже ощущала над ним какую-то еле ощутимую власть. Нет, я не могла приказать или повести себя с ним дерзко… но и он не мог отказать мне в просьбах. Хотя, я и не просила его о многом.

Стоит отметить, что я очень быстро обжила эту часть замка — устроила себе опочивальню в королевских покоях. Теперь здесь стояла новая кровать, поменьше прежней, новая мебель, которой, впрочем, тоже было не много, но зато появился уют, жарко горел огонь в камине, а гардероб был под завязку забит теплыми и красивыми платьями, обувью, парками… да в общем-то всем, что нужно для того, чтобы комфортно чувствовать себя в старинной полуразрушенной крепости в горах.

Крепость Беккен и правда была огромной. Мне удалось посетить большую часть построек, но в некоторые места Луций настоятельно не рекомендовал заходить одной даже при свете дня, а ночью и вовсе не покидать северную башню и комнаты у ее основания.

Пожалуй, для того чтобы восстановить по крайней мере четвертую часть замка потребовались бы огромные средства, но, по собственным словам мужчины, дело было не в деньгах, а в отсутствии свободного времени и плана, для разработки которого также требовалось освободить руки. Я пыталась вызнать, чем же именно он занимается, какие обязанности лежат на плечах магистра, но Луций достаточно строго сказал мне, что есть вещи, которыми он не может делиться не только со мной, но и вообще ни с кем.

После того разговора у меня остался неприятный осадок, а на следующее же утро у порога моей спальни появилась большая коробка синих роз с запиской, написанной витиеватым почерком: "Извини, что был резок. Л."

Но в самом деле было ли ему за что извиняться? С того момента, как я рискнула и отправилась в никуда с одержимым Сомерайтом, моя жизнь, можно сказать, наладилась. Меня больше не хотели продать, я в принципе не была заперта… просто самоубийством было покинуть Беккен в одиночку…

У меня появилась даже медная ванна! По правде, она там и была, в моей королевской опочивальне, просто я извлекла ее из завалов и как следует очистила.

Набирать в нее воду и нагревать ее не составляло труда, благодаря чародейским знакам "аквум" и "афламм", вот только с выносом воды было сложнее, но об этом всегда можно было попросить Луция, который приказывал выполнять сию неблагодарную работу одержимым. А захаживало их в крепость, надо сказать, не мало!

Первое время у меня дух от страха перехватывало, когда я встречалась на лестнице в его кабинет с рогатыми… и сказать по правде не все они были такими демонически привлекательными, как знакомый мне Сомерайт. Пожалуй, здесь можно было говорить даже об исключении из правил — этот одержимый вел себя удивительно прилично в сравнении с остальными, выглядел опрятно и внушал страх, но все же не откровенное отвращение.

На предложения Луция приставить ко мне кого-то я всегда отвечала отказом. А вы бы согласились, чтобы рядом с вами все время ошивался похотливый полудемон? Хотя, признаться, чем больше времени проходило с моего бегства, тем отчетливее я слышала то, чего не было во мне раньше. Все мое естество, отравленное проклятьем, желало близости, хоть я и сопротивлялась тому…

За время, проведенное вместе, Луций и правда стал мне другом… первым в моей жизни настоящим другом, по крайней мере мне так хотелось верить в это! Но в глубине души я все ждала, когда же он проявит ко мне иные чувства. Ведь все было ясно, было озвучено и осмысленно мной. И даже принято, как данность — я источник большой силы… желанной силы, так неужели я не желанна и ему?

Я сопротивлялась, мне было противно осознавать это частью своей натуры, но мое тело порой жило словно отдельно от меня. Оно требовало эмоций, страсти и порывов… должно быть, так себя ощущала Ирис, которую отец за руку привел в бордель, не справившись со страстностью дочери.

Бывало я просыпалась среди ночи от яростного желания, терзавшего меня и почти сражалась с собой, всерьез размышляя над тем, чтобы подняться по винтовой лестнице в кабинет, где Луций спал на жестком диване и лечь рядом… прижаться, ощутить этот его волнующий аромат…

Но хуже этих ночей были только утра в его кабинете, когда мне казалось, что он читает мои мысли… и знает все, что творится в моей дурной голове! Как же иначе объяснить ту загадочную улыбку, что скользила по его губам? Но мужчина хранил молчание и вел себя как обычно. Не выказывал мне особых знаков внимания, не бросал взглядов, намеков. В конце концов именно это он мне и обещал — быть другом.

Но теперь мне внезапно стало этого мало. И все же меня в наших отношениях беспокоило не это, а то — хотела ли я Луция или мне просто нужен был мужчина.

До чего же грязно я чувствовала себя во время таких размышлений.

* * *

Дни становились короче, и колдун появлялся в башне в все реже. Теперь он дольше задерживался в отлучках и иногда разговаривал со мной только во время завтрака обеда или ужина, а то и вовсе запирал кабинет перед моим носом, прося не беспокоить его.

Я обижалась на него, но был ли в том какой-то прок? Этот человек ничего не должен был мне. Наоборот, это я пользовалась его милостью. В какой-то момент я и вовсе перестала появляться в его кабинете.

Так, быстро сблизившись в начале, мы отдалились друг от друга настолько, что стали жить под одной крышей, точно трубочист и фонарщик, которые не пересекаются в общих комнатах и коридорах, потому что один уходит на работу, когда другой уже спит, а второй делает все наоборот.

Белый снег, выпавший за стенами крепости Беккен больше не таял, ночи стали такими холодными, что я перестала гасить камин…

Тогда-то это наконец и произошло.

Глава 17. Лечу в небо, падая в пропасть

— Банагор знает, что ты со мной.

Ранним зимним утром Луций постучался в дверь моей спальни и заставил вылезти из-под теплого пухового одеяла. Попросил подняться к нему, чтобы позавтракать вместе, хотя этот по началу обязательный для нас дружеский ритуал давно канул в лету. Вот и теперь, мы не ели. Просто сидели у накрытого кофейного столика, я на диване, он в кресле. Колдун был напряжен и смотрел на меня пристально, не отводя своих холодных голубых глаз, словно не решался что-то сказать. Принять какое-то важное решение.

Я поняла его взгляд по-своему и решила задать вопрос в лоб.

— Но… ты же знал, что это произойдет? Луций, я не знаю, что между нами не так в последнее время, но я чувствую, что что-то изменилось. Скажи мне честно, ты жалеешь о том, что помог мне?

— Глупости. — Не задумываясь ответил он и прикрыл глаза рукой, словно боролся с сильной усталостью. — Он знает, кто увел тебя у него из-под носа, но никому не известно, что я обитаю здесь. Что до демонов, то они не нарушат молчание, даже если дракон живьем будет снимать кожу с ими одержимых.

— Тогда что не так? — На самом деле этот вопрос мне хотелось сказать не спокойно, а выкрикнуть ему в лицо, потому что именно он мучил меня все это время.

— Мы не можем больше здесь оставаться. Точнее я не могу. — Добавил колдун и мне показалось, что его голос дрогнул. — И не могу оставить тебя здесь одну. Потому что без меня эта крепость больше не будет надежной защитой для тебя.

— Я не понимаю. Почему? — Опешила я.

Седоволосый не торопился с ответом. Все его движения, резкие хаотичные, говорили о крайнем нервном напряжении и мысленной борьбе, что шла внутри его сознания. Луций вертел перстень на пальце, бегал взглядом по комнате, словно ища поддержку или предлог. Чего он боялся? О чем не хотел говорить?

— Я отправляюсь в Чернолесье, в Амадаэн-сур — сердце леса. Это может быть опасно, но взять тебя с собой — все что я могу тебе предложить.

Я замерла. Внутри меня все похолодело.

— Зачем? Я хотела сказать… разве Чернолесье не на востоке Эвенора? Ведь… дракон…

— Да, это совсем рядом с его логовом. — Закончил за меня мужчина и заговорил быстро и ровно. — Но он не будет ждать, что мы появимся там. Это было бы по меньшей мере глупо нам так приближаться к нему.

— Да, глупо… но почему…

Луций не дал договорить:

— Так ты отправишься со мной или нет? Ты можешь остаться здесь, но у нас не будет связи с тобой… долго. Я оставлю нескольких приглядывать, но боюсь, они не составят хорошую компанию.

"Будто ты сам в последнее время был хорошей компанией" — зло продумала я, а в слух сказала:

— Ты не хочешь мне что-либо объяснять, так? Ну, хорошо. Ты мог бы попросить Сомерайта побыть со мной? Я очень давно его не видела и, пожалуй, он единственный из всех твоих одержимых не пугает меня до потери пульса.

Луций дернулся, когда я упомянула имя его слуги, доставившего меня сюда, и долго молчал, то ли взвешивая слова, то ли пытаясь что-то прочесть в моем лице, позе, взгляде которым я старалась буравить его так же холодно. Между нами словно выросла непреодолимая стена. Я чувствовала, как он закрывается от меня, но почему? Из-за чего наша дружба так скоро сошла на нет? Правильно говорил триединый, попробуй разбери что там, в голове у этого колдуна! Какие мотивы им движут, демон его побери?!

— Сомерайта Барджузи Гроуда больше нет. Он был первым до кого добрался Банагор, когда начал поиски.

Его слова, словно ударили меня по лицу. Как это нет? Я бы не стала утверждать, что испытывала к желтоглазому особо трепетные чувства, но нет — в смысле нет?

— Что… — Промолвила я почти беззвучно. Все внутри меня онемело. Несмотря ни на что мне было жалко его… а мысль о том, что он погиб из-за меня, просто разрывала сердце.

— Его агенты ищут тебя всюду. За твою поимку назначено солидное вознаграждение в сто пятьдесят тысяч делариев и сто за сведения, которые приведут к тебе. Люди Банагора успели побывать и в Базеноре, но там они искали не тебя, а меня. Генрих с ними не церемонился, думаю, они поняли, что так просто меня не найти. Я тоже нынче популярная и широко известная персона, но за меня не объявить вознаграждения — никто попросту не станет связываться с колдовским орденом и его магистром. Поэтому дракон повсюду шлет своих шпионов, розамундские земли так и вовсе кишат этими пришельцами.

— Ты говоришь так, словно не был к этому готов. — С горечью отметила я. Так вот оно что — Луций просто испугался того, какую ответственность взвалил на себя, взявшись помогать девушке в беде?

— Отнюдь. Все именно так, как я и предполагал. Вот только я не думал, что мне придется… — Он замолчал, так и не договорив. Дурацкая привычка обрывать предложения! И что же мне должно остаться? Переспросить, о чем он, и вновь не получить никакого ответа? — Ты отправишься со мной или останешься тут, Лобелия?

Я смерила его уничтожающим взглядом. Будто он вообще оставил мне выбор… да он никогда не оставлял мне его! Может в том и был его коварный план, заманить меня в ловушку, создав иллюзию выбора? Ни при каких условиях нельзя забывать, что он черный барон. О них не рассказывали добрых историй. Я встала и начала нервно мерить шагами комнату.

— Вижу, что у меня нет вариантов. — Наконец ответила я. Если мне приходится ждать его ответов, то пусть и он ждет. — Но я хочу знать, что происходит, потому что я чувствую себя овцой, которую ты ведешь на заклание! — Вот теперь я уже выкрикнула ему это в лицо.

Вдруг, что-то произошло с ним, словно маска непоколебимости спала с лица колдуна — мужчина порывисто, резко поднялся с кресла и через какой-то миг преодолев расстояние, уже впился своими губами в мои! Его руки притянули меня к себе, скользнули по спине к шее, к бедрам. Он целовал жадно, настойчиво… как человек пересекший пустыню, вожделел бы каждый глоток воды, так и он скользил по моим губам, словно только они были способны утолить жажду.

Его, мое — наше дыхание сбилось, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног — это он поднял меня на руки, закинув мои ноги себе на бедра. Я обвила руками его шею и запустила пальцы в жесткие серебристые волосы — сколько же раз мне снилось это ночами и как же это было обезоруживающе прекрасно.

Я даже не попыталась сопротивляться. Даже не подумала об этом, когда безошибочно угадала порыв, распознала чувственное возбуждение, едва Луций направился в мою сторону!

— Лобелия… — прошептал он мое имя, на сбившемся от страсти выдохе и сжал руки на бедрах, наслаждаясь округлостью форм. Он задыхался, как и я — желание охватило его, выжигая весь воздух вокруг, требуя немедленного соприкосновения тел. Тут не нужны были слова — мы были словно одурманены друг другом. Я целовала его и вдыхала аромат хвойного леса, сладких цветов… я утопала в нем и не желала, чтобы меня спасали!

Его губы скользнули ниже, от шеи к ключицам и я почти задохнулась от охватившего меня чувства — внутри все сжималось и разжималось от его прикосновений к моей груди, соскам… мешая дышать, в самом низу живота туго стянулся узел желания и там же, через ненужную, лишнюю одежду, я ощутила, что и его страсть столь же велика.

Я хотела его так сильно, как наверно впервые в жизни желала мужчину!

Не в силах и сам удержаться на ногах, он повалил меня на красный бархат дивана, и мы начали буквально срывать друг с друга одежду. Мне было необходимо, просто необходимо коснуться его обнаженного тела своим иначе я бы просто умерла на месте. Прямо сейчас!

Он прильнул ко мне, едва сбросив штаны… Колдун с вечно холодными руками — он был горячим, и была горячей его плоть, что спешно нашла мои заветные складочки. Я была напряжена до предела и ощущала остро — как его большая горячая головка коснулась моих чувственных губ, как он, не сдерживая стон, ввел себя в меня. Я была такой мокрой внизу, что он проник внутрь, едва коснувшись — быстро и беспрепятственно. Я зажмурилась, ощутив, как Луций наполнил меня собой, туго, до самого предела… так что все внутри меня заныло от напряжения и предвкушения будущей разрядки. Замер и он на мгновение, словно, не веря в происходящее. И затем начал двигаться, протяжно, с наслаждением, порождая одну волну возбуждения за другой…

Его сильные руки сжимали меня, губы искали губы, чтобы накрыть страстным поцелуем… наши тела соприкасались, рождая сладкую музыку эмоций — я стонала, когда он погружался в меня, снова и снова заставляя ощущать себя на всю длину, так что едва он достигал конца я хваталась за его плечи, чувствуя, как сознание меркнет, охватываемое вихрем чувственного наслаждения.

Поддавшись порыву, он поднял обе мои ноги вверх и закинул себе на одно плечо — со сжатыми вместе коленями ощущения стали острее, я словно стала еще теснее внутри и Луций низко зарычал от нахлынувшей волны — я почувствовала точно тоже самое и выгнулась, ловя наступивший оргазм. Но он не остановился, безжалостно продолжил двигаться быстрее, прижимая к себе мои бедра и ноги. Вбивался чаще и теперь не щадил меня, входя сильно и мощно. Я думала, что сойду с ума, когда сразу следом меня накрыло второй волной — в этот момент, реагируя на то, как все сжалось внутри меня, кончил и он. Разгоряченной, чувствительной плотью я ощущала, как он горячо изливается в меня и продолжает двигаться, не в силах остановиться.

Наконец, мы замерли вместе на красном влажном бархате дивана. Обессиленные, опустошенные… Глаза Луция сияли. Заметив, что я разглядываю его, колдун обернулся. Он смотрел на меня с задумчивой нежностью, как и я, не решаясь что-то сказать. Нарушить эту волшебную тишину.

— О чем ты думаешь? — Спросила я, все же не выдержав его молчания и этого пронизывающего взгляда. Он словно знал, о чем я думаю, но теперь, после всего и мне необходимо было знать, что творилась там, за его холодными голубыми глазами. — Все еще хочешь получить ответ, поеду ли я с тобой?

— В этом больше нет необходимости. — Прошептал он и нежно коснулся губами моего плеча. — Теперь я ни за что и никогда не отпущу тебя от себя.

Я улыбнулась ему в ответ.

Он был рядом. Такой теплый, такой нежный. Мне ненавистна была сама мысль о том, чтобы покинуть его объятия, этот сладкий плен с ароматом хвойного леса и цветов.

Я прижималась к нему, ощущая под пальцами притягательную твердость мышц, мягкость и упругость его белой кожи. Снова и снова… мне просто необходимо было почувствовать, что он настоящий. Что все это мне не снится.

Я получила ответ на волновавший меня вопрос. Нет. Я хотела не просто близости и страсти, я хотела именно его — и меня мучило то, что не могла получить.

Но почему же, если колдун чувствовал совершенно то же самое, он так долго лишал нас этого единения? Этой теплоты, что сейчас ласковыми потоками растекалась по всему телу. Я ведь знала, что и он сейчас ощущал это мирное упоение, видела это в его глазах!

Луций не сводил с меня взгляда. Гладил кожу, касался мягкими подушечками пальцев ресниц, губ. Должно быть, он тоже не верил, что все на самом деле.

— В Амадаэн-сур меня ждет важное, неотложное дело. — Нарушил он шепотом тишину. Говорил тихо, словно боялся спугнуть ту негу что разлилась между нами. — Ты с ним никак не связана, но я не могу оставить тебя здесь одну, потому что не буду уверен, что с тобой все будет в порядке. При том, я не могу решать за тебя. — Добавил он, став серьезным. Меж его темных бровей пролегла хмурая морщинка. — Ты не принадлежишь мне. Как бы это не было тяжело…

В его взгляде я уловила тоску… зачем он говорит это? Не принадлежу? Сейчас, в этот самый момент я готова была отдать все, лишь бы больше никогда не покидать его объятий! Лишь бы чувствовать это тепло внутри, это единение… я не была одинока впервые в жизни и мне хотелось принадлежать ему. Может то и было только порывом, но сейчас мне не нужна была свобода.

— Ты бы хотел, чтобы я была только твоей?

Луций не ответил, лишь посмотрел прямо в глаза своим серьезным пронзительным взглядом и запечатал мои губы легким поцелуем.

— Надо собираться. Если отправимся прямо сейчас, то к вечеру успеем скрыться в чаще. Нам нельзя останавливаться у всех на виду — проведем ночь в Чернолесье, а к закату завтрашнего дня уже доберемся до Амадаэн-сура. Надень что-то удобное и теплое и не бери ничего лишнего. Нам потребуется лишь пара одеял.

Сказав это, он поднялся, и я осталась одна, покрываясь мурашками от обступившего меня холода — огонь в камине почти потух, мы были слишком заняты, чтобы за ним следить.

Луций быстро оделся и вопросительно посмотрел на меня, все еще обнаженной возлежащую на красном диване. А я просто не могла оторвать глаз, мне хотелось разглядеть каждый сантиметр его стройного поджарого тела, на котором практически не было волос. Волнующие изгибы мышц, глубокую бороздку на прессе устремлявшуюся по сужающемуся к бедрам торсу, где между ног вырисовывалось то, чего мне хотелось коснуться еще раз и немедленно.

Прочитав мои мысли, он подхватил с пола маленькую диванную подушку и ловко швырнул ею в меня.

— Эй, очнись! — Рассмеялся он. — Мы и так протянули время. Если ты не соберешься прямо сейчас, мне придется обернуть тебя вон в то одеяло и тащить так.

Пришлось подняться.

Изображая обиду, я подхватила с пола платье и, лишь слегка прикрывшись им спереди, выскользнула из кабинета, покачивая упругими бедрами… удовлетворенно ощутив его вожделеющий взгляд на своей попе.

И совсем забыла — визуализация дракона Банагора

Глава 18. Незваная гостья

Этот наряд я сшила себе сама.

Использовала одно из платьев, что по приказу Луция купили для меня его одержимые слуги — оно было насыщенного сине-черного цвета, но до обидного мало мне в плечах. Его я взяла за основу, сшив себе штаны на мужской манер, но сужавшиеся к голеням, а также теплый приталенный жилет с запахам на право и пряжками. Кроме того, я перешила под себя черный камзол Сомерайта, который он оставил мне и все не возвращался чтобы забрать… теперь-то я знала почему.

Надев под низ свободную хлопковую рубаху, присборенную у горла и натянув высокие кожаные сапоги поверх связанных мной же шерстяных носок, я поспешила вернуться к колдуну.

Вошла без стука, аккуратно приоткрыв дверь.

Луций был не один. Рядом с ним стоял старый, криворогий одержимый. Он что-то писал, слегка склонившись над папкой, что держал в руке. Чуть поодаль рассматривая корешки книг мимо полок прогуливался совсем юный парнишка, с черными баранками рогов, выросшими среди растрепанных соломенных волос. Когда я вошла, они обернулись, но старый, которого я видела и раньше, сразу же вернулся к записям, в отличии от молодого — тот замер в моем присутствии, казалось, забыв, как моргать.

— Карастр и Наймен. — Представил мне их колдун. — Они перенесут нас к Тавичи, последней людской деревне на окраине Чернолесья. Я бы мог отправить нас и сам, но не стоит рисковать — перемещения демонов менее заметны, чем всплески магической силы.

Оттаяв, Наймен низко поклонился мне и растянулся в острозубой улыбке.

Кошмар! Сколько же ему было? Едва ли больше чем мне, скорее еще и меньше года на три-четыре. Этот одержимый был совсем мальчишкой.

— Не бойся, ты уже делала это раньше.

Я безразлично пожала плечами и подошла к Неймену, тот весь подобрался, приосанился — дурацкая улыбка все не сходила с его мальчишеского веснушчатого лица.

— Хочешь отправиться с ним? — Нахмурился Луций, холодно скользнув взглядом по своему слуге. Улыбка того мгновенно поникла, а в стати поубавилось уверенности. — Я думал отправить тебя с Карастром… он все же опытнее.

— А что же с Найменом не так? — Обиделась я за мальца.

— Ничего… просто он не так давно завладел телом и еще не вполне… приспособился к нашему миру. Я бы не призвал его, если бы поблизости был кто-то из более опытных.

Я вопросительно посмотрела на парня и спросила прямо:

— Наймен, ты перенесешь меня, куда велено, ведь так?

— Да, госпожа моя, — тут же отозвался он сломавшимся юношеским голосом. — Ни минуты не сомневайтесь.

— Ну, вот. — Констатировала я, подбоченясь.

По правде говоря, мне совсем не хотелось прикасаться к Карастру. Он был как раз из тех демонов, которых обычно рисуют на картинках книг — сгорбленный, с кривыми рогами, большими родинками и непонятными наростами на лице и руках, точно у какой-нибудь жабы. А еще от него ужасно воняло чесноком.

— Как знаешь. — Буркнул Луций, но прежде чем отойти от нас, недвусмысленно пригрозил Наймену пальцем, на что тот испуганно поклонился.

Все произошло быстро — колдун накинул на плечи черную шерстяную мантию, что висела на спинке кресла. Длинную, с широким и глубоким капюшоном, и запахнул ее на застежку на плече. Затем закинул на спину небольшой холщовый рюкзак с привязанными к нему дорожными одеялами — толстыми, из грубой неокрашенной шерсти — и протянул руку одержимому. Тот взялся за нее, запечатлев поцелуй на перстне колдуна и подошел ближе, положив вторую руку на плечо своему господину.

Вокруг силуэтов мужчин взвилась мутная серая дымка, она кружилась вверх, пока не поглотила их и так же быстро не растаяла, оставив в воздухе легкий запах грозы.

— Пойдемте, госпожа. — Тихо отозвался за моей спиной Неймен. — Хозяин разозлится, если мы не появимся следом. — Сказал он с какой-то лукавостью в голосе.

Я с готовностью протянула одержимому руку, тот растянулся в улыбке и неуклюже клюнул меня в тыльную сторону ладони. А потом сделал резкий шаг на сближение и порывисто схватил за талию, так, что мы оказались нос к носу, так как были одного роста — вот же наглец!

Испаряясь в клубах дыма из кабинета, я почувствовала, как парнишка притянулся ко мне сильнее и полной грудью вдохнул мой аромат.

Вырываться, пожалуй, не стоило… но до чего же наглая порода! Ничего не боится! Ведь Луций ему сейчас рога обломает, если увидит.

* * *

И обломал бы, если бы увидел. Но ни колдуна, ни пугающе мерзкого одержимого Крастра рядом не оказалось.

Были только деревянные стены, какие-то мешки, да корзинки. Я стояла посреди незнакомой кладовой, сжатая в неумелых объятиях Неймена, который вовсе не торопился меня отпускать.

— Какого демона? Куда ты меня перенес?! — Прошипела я ему прямо в лицо, и дернулась, пытаясь освободиться. Но юнец-то — юнец, а все же одержимый, держал крепко и все так же улыбался.

— Здесь нам никто не помешает, госпожа моя… — Прошептал он, задыхаясь от нахлынувших чувств и потянулся своими губами к моим.

Ошалев от таких новостей, я со всей силы залепила ему пощечину, а потом еще раз другой рукой и пока юный любовник приходил в себя, еще и коленом зарядила прямо в напряженную плоть.

Вот же герой! От горшка два вершка, а все туда же?

— Но вы… — Простонал он, хватаясь за причинное место. — Вы же сами строили мне глазки! Вы же выбрали меня!

Я вся аж подобралась от возмущения. Выбрала? Это он мою человечность так высоко оценил?! Ох, что ж за каша в голове у этих одержимых. Или у меня, раз я решила, что к ним можно относиться, как к людям. И ведь купилась на невинную мордашку, буквально пожалела паренька. Надо было послушать Луция и выбрать чесночного демона — уж он то точно руки не стал бы распускать. А что же теперь?

— Да я пожалела тебя, дурак! Ты же еще мальчишка совсем, куда полез?

Юный герой-любовник поднял на меня жалостливые, еще не совсем изменившиеся от демонического преображения глаза, и ей богу, едва не заплакал.

— Я не ребенок… Просто тело такое досталось!

Ну, что же делать? Вот ведь везучая я, одним словом — проклятая. И этот туда же. Вот что — если хочу жить нормально, надо и вовсе подальше от каких-либо мужчин держаться. И не любезничать ни в каком виде. Хотя, как знать, может и если грубить буду на право и налево, кавалеров-то не убавится. Есть в породе некоторых мужчин склонность к подчинению и мазохизму.

— Давай, перенеси меня куда нужно. Я ничего не скажу. Только руки свои подальше от меня держи, баран ты молочный!

Неймен невесело разогнулся и осторожно подошел ко мне, протянув руку. Я взялась за нее и одержимый вцепился второй в мое предплечье. В глаза мне ему теперь было смотреть стыдно, и он отвернулся, начав растворять нас в пространстве. Наверно сильно я задела его мужские чувства, назвав ребенком.

А что, если ребенок и есть, ведь даже мало какой дурак ослушался бы колдовского магистра, да еще так дерзко.

* * *

Вынырнув из серого тумана, я увидела, как Неймен отшатнулся от меня против воли — Луций поднял его за грудки, оторвав от пола и тихо сказал что-то, наблюдая за реакцией. Одержимый испуганно мотал рогатой головой, вцепившись в руки своего хозяина.

Мы стояли на небольшой опушке у самой кромки леса, в тени большого дуба с пожелтевшей, но еще не до конца опавшей кроной. Вдалеке, там, где к горизонту клонилось вечернее солнце, курился над печными трубами сизый дымок, плыл над десятками разномастных крыш, медленно растворяясь в легком осеннем ветерке. С другой стороны, опасно нависала лесная темень… Чернолесье. Высокие деревья плотным фронтом тянулись во оба края, на сколько только хватало глаз.

Через весь Эвенор шел великий черный лес — неприступное пристанище эльфов, граница меж двумя мирами.

— Что он сделал? — Спросил колдун уже у меня. Взгляд его был тяжелым, а из-за гнева переполнявшего мужчину, воздух вокруг чуть не искрил от напряжения.

— Отпусти его. Ничего он не сделал, просто неудачно пошутил.

— Пошутил, значит. — Недобро повторил Луций и снова перевел взгляд на мальчишку, сжавшегося от недоброго предчувствия. Колдун поднес руку к его лицу и указательным пальцем начертал на лбу размашистый острый символ. Кожа Неймена обугливалась и шипела от прикосновения, но одержимый не кричал, только жмурился сильнее и скалил острые зубы.

Я кинулась было выручать недотепу, но меня остановил Карастр, преградив дорогу и широко раскинув руки.

— Оставьте, госпожа. Лучше не мешайте, только хуже будет. — Пробубнил он.

Покончив с чарами, Луций просто разжал кулак, и мальчишка упал к его ногам — тут же подобрался, встав на колени и поцеловал подол мантии своего господина.

— Спасибо, хозяин… спасибо… — Причитал он, но колдун брезгливо вырвал из его рук край одеяния. Расценив это, как разрешение убраться, юноша поднялся, и не разгибаясь до конца начал таять в воздухе.

Вслед за ним с поклоном растаял и Крастр.

— Он ничего не сделал, за что ты так с ним?

Луций был хмур, как грозовая туча. Он ничего не ответил мне, просто закинул за плечи рюкзак и, настойчиво взяв меня за руку, потянул за собой в сторону темного леса.

Ну и пусть не говорит. Что он себе там надумал такого, интересно? А одержимого совсем не жалко… ну может чуть… вообще, так ему и надо! Только вот интересно, что же мой ревнивый колдун сделал с ним. А ведь это была именно она, ревность. Разве нет?

От такой мысли внутри неожиданно потеплело. Ведь ревнует, значит… что-то чувствует?

Мы шли быстро, я едва поспевала за широкими шагами колдуна. Он словно желал, как можно скорее скрыться под разлапистыми кронами, будто те были укрытием от преследовавшей нас опасности. Как знать, может так оно и было на самом деле.

Перебираясь через овраг на пути, я в который раз порадовалась тому, что не поленилась завести в гардеробе такой удобный костюм. Страшно представить, как бы я намучилась в дорожном платье! Да, мое одеяние было скорее мужским и, как следствие, весьма неприличным для дамы… с другой стороны, мне ли вообще думать о приличиях!

Чем ближе мы подходили к лесу, тем тише вокруг становилось. Здесь не слышно было щебетания птиц, посторонних шорохов… только ветер дышал в кронах высоких темных деревьев, рождая внутри меня чувство тревоги.

Так действовали эльфийские чары, лежащие на черном лесу. Они были призваны отпугивать людей, внушать им страх и трепет перед темным лабиринтом из стволов, разлапистых ветвей и диких кустарников. Боялась и я, но со мной был Луций, который стремился вперед, совершенно не разделяя мои эмоции. Должно быть такому сильному колдуну, как он и вправду нипочем была эта древняя магия.

Вступая под еловые кроны, я боролась с собой. Внутри меня все кричало "беги!" — ощутив это беспокойство, мужчина сильнее сжал мою руку и немного сбавил ход.

— Это пройдет. Дальше, в чаще чары не действует. Только здесь. — Подтвердил он мои предположения.

Кажется, Луций больше не хмурился, отпустил свой гнев. Я решила воспользоваться моментом и разговорить ревнивого колдуна, да к тому же отвлечься беседой, от начарованного чувства тревоги, требовавшего, чтобы я бежала прочь из леса немедленно.

— Мне не дает покоя то, что ты сделал с Нейменом. Почему он благодарил тебя?

Мужчина хмыкнул, криво улыбнувшись, но в этот раз не стал отмалчиваться.

— Потому что остался жив, разумеется. Да ничего я ему не сделал. Ты же говоришь, что он тебя не тронул, верно? — Луций обернулся на меня и испытующе прожег взглядом из-под надвинутого на глаза черного капюшона. Пожалуй, вся эта ситуация его действительно задела. В ответ я только отрицательно мотнула головой. — Ну, может, лишил его кое-каких способностей… — Тяжело вздохнув сдался мужчина. Признался, надо отметить, не без гордости. — Но он о том не сильно будет грустить. Мало ли в жизни удовольствий, которым можно придаться, не покушаясь на чужое.

"Не покушаясь на чужое"? Я навострила ушки и решила развить тему — внутри меня от этих его слов все аж сладко заныло. Неужели он все же испытывает ко мне чувства?

— А чтобы ты сделал, если бы он тронул меня?

Я почувствовала, как мужчина напрягся внутри, его рука, сжимавшая мою, стала точно каменной — холодной и твердой. Помолчав, он, не оборачиваясь, жестко ответил:

— Если бы ты этого хотела — то ничего.

Нет, меня совершенно не устроил такой ответ! Конечно я бы не хотела, чтобы он убил наглеца, посягнувшего на мои прелести, но вот стукнул хорошенько… ох, женская натура…

С Нейменом он поступил все же слишком жестоко, просто взял и лишил мальчишку мужской силы… хотя, какой он мальчишка? Ну, вот, я снова забываю, что одержимые людьми остаются только внешне.

— Давай не будем об этом. — Устало попросил колдун. — Пока не остановимся на привал, лучше не привлекать к себе много внимания. Чернолесье — это не место для легких прогулок и бесед, здесь слишком много ушей и хищных ртов.

* * *

Я росла в городе и никогда в жизни не покидала его пределов. До тех пор, пока все не завертелось в ней так скоро и стремительно. Потому горы и леса я видела только на иллюстрациях к книгам и картинах, и если первые поразили меня своей первозданной мощью и монументальным спокойствием, то лес внушал предвкушение тайны, невероятных встреч.

Чары тревоги, как и обещал Луций, отступили. Плавно, так что я даже не заметила, когда это случилось, а на смену им пришел живой, трепетный интерес и восхищение. В Чернолесье было сумрачно, но не темно, здесь привольно дышалось, а тишина, созданная поглощавшими звуки деревьями, подстилкой валежника и травами под ногами, завораживала.

Здесь верилось в то, что вот-вот из-за угла может выйти единорог. Или пронестись мимо, с ветром в серебристой гриве и длинном хвосте. Блики, которые я краем глаза выхватывала то тут, то там, вполне могли быть порождены крылышками фей… как знать, может здесь в эльфийском лесу все эти сказочные существа все еще обитают и даже мы с Луцием встретим кого-то из них. Главное, чтобы не виверну или тролля — от такой встречи со сказочным я, пожалуй, откажусь.

Время привала настало еще совсем не скоро и до тех пор я не раз и не два пыталась начать разговор, но колдун только напоминал мне о соблюдении тишины. Так и молчали всю дорогу, пока ночь не опустилась на Чернолесье и в плотном сплетении ветвей над нашими головами не стали загораться звезды.

Тогда Луций зачем-то указал наверх и сказал:

— Я знаю это место — заночуем здесь. Хорошо, что успели дойти.

Я непонимающе уставилась на него. Мы стояли у огромных корней кряжистого дуба и мужчина явно указывал на его крону.

— В смысле на дереве?

— Ну, да. — С улыбкой ответил он и обошел его стороной, словно что-то разыскивая.

Спустя мгновение ветвь над моей головой качнулась — на ней на коленях стоял Луций. Он свесился вниз, протянув мне руку.

— Ну же, давай. Что? Высоты боишься?

Высоты я может и боялась, но не очень. И все же, ночевать на дереве? А как же развести костер, чтобы согреться? На самом деле с тех пор как где-то над лесом зашло солнце стало ощутимо холоднее. Я уже протянула к нему руку, как увидела ее… личинку жука-древолаза, ковырявшуюся в коре дуба прямо перед моим носом! А я-то все думала, что же такого важного я забыла…

Похлопав по карманам сюртука, я выудила маленькую бутылочку с зубным порошком и без колебаний вытряхнув его на землю возле себя, принялась пальцем вычищать остатки. Полыни здесь море, нужно будет только вино. А я была уверена, что этот напиток обязательно найдется у Луция в рюкзаке. Измельчить насекомое и траву, залить вином, подождать день и "горькая участь шлюх" готова!

— Ты чего опять задумалась?

Я покраснела, но объяснила причину, продемонстрировав маленькую бутылочку, в которой теперь теснились пятеро жирных червей. Луций в ответ рассмеялся так весело, что я смутилась еще больше и даже разозлилась на него. Что же, моя предосторожность для него ничего не значит? А может я не хочу детей вообще? Или не хочу их конкретно от него?

— Ну, не злись! — Сказал мужчина, посерьезнев и снова протянул мне руку. — Брось ты этих бедолаг. Поверь, со мной та дрянь, которой тебя почивали в "Лиловой Розе" тебе совсем не к чему.

Я едва сдержала вздох сочувствия. Вот тебе на… хотя, чему удивляться. Он же колдун. Мало ли как магия влияет на их тела, к тому же многие из его племени не пренебрегают всякими особыми рецептами для увеличения магической силы, как знать, насколько они ядовиты и какие имеют последствия. Вот, хоть подселение демонов в собственное тело — это же просто ужас!

Я вытряхнула червей из бутылочки и убрала ее обратно в карман, мало ли для чего пригодится. Потянувшись, обеими руками схватилась за его ладонь и запястье, а Луций легко вытянул меня наверх, помог усесться на ветке и поманил за собой.

Это было удивительно! В самом центре дерева, скрытое за ветвями, находилось почти идеально круглое углубление, словно люлька младенца, только в ней запросто могли поместиться и Луций, и я. Это ложе было застелено сухими дубовыми листьями — мужчина расстелил поверх них одно из одеял и предложил мне первой опробовать наше лесное пристанище.

Листья приятно пружинили, похрустывая под тяжестью моего тела. Я не удержалась и откинулась, расставив руки. Сквозь желтую листву и ветви над головой на меня смотрели яркие звезды, небо казалось таким близким, что до него словно можно было дотянуться руками. Да… куда до этого места опочивальне "Полной луны и вдохновленных звезд". В городе такого неба не увидишь.

Лиственная подстилка зашуршала — рядом опустился Луций. Он достал из рюкзака сыр, вяленое мясо и свежий хрустящий хлеб — предложил присоединиться к его пиру. Я была так голодна, что первые несколько минут запихивала в себя все это практически не пережевывая. Колдуну даже пришлось пару раз стучать мне по спине из-за крошек, попавших не в то горло.

Бархатное небо над головой, теплая шуршащая постель и Луций, с которым было не страшно пойти в Чернолесье, да и вообще наверно куда угодно. Насытившись и напившись прихваченного мужчиной вина, я откинулась на одеяло, и сама не заметила, как сон овладел мной.

* * *

Мне снилась женщина в серебристо-белом одеянии… оно ниспадало до самых ее босых ног, также, как и волосы, шелковые, медно-русые. Ее огромные зеленые глаза были распахнуты в молчаливом ужасе, а по нежным румяным щекам бежали слезинки, отставляя на бархатной белой коже влажные дорожки.

Она словно не знала куда ей идти, металась из стороны в сторону в густой Чернолесской чаще, обнимала стволы деревьев, что-то шептала им, словно умоляя о чем-то, настолько важном для нее, что она готова была расстаться с любыми своими сокровищами и даже с чудесными длинными волосами.

— Натаниэль… — Ее крик донесся до меня, словно шепот. — Натаниэль… амани бенаар… Натаниэль!

* * *

Я проснулась и резко села в постели. На небе занимался рассвет и чащобная непроглядная тень вновь сменилась сумерками.

— Ты что-то сказала? — Луций сидел на ветке чуть поодаль от меня и чистил яблоко. Никогда не понимала, зачем люди чистят яблоки? Ведь кожура — это тоже очень вкусно и полезно!

— Мне снился странный сон… — Пробормотала я, потирая глаза. Под одеялом на этом лиственном ложе было удивительно тепло. А вот стоило показать нос наружу… брр… — Женщина в белом бродила где-то там в деревьях и звала какого-то мужчину… кажется, Натаниэля.

Луций перестал жевать и странно уставился на меня.

— Она что-то говорила еще? — Спросил он, жадно впившись в меня своими ледяными глазами.

— Кажется да, но я не понимаю на каком языке… что-то похожее на "помани" и, кажется, "безоар".

— Амани бенаар? И больше ничего?

— Да, именно это, кажется! Нет, только плакала и звала мужчину. А ты знаешь, как это переводится?

— Да. — Луций выглядел хмурым и потерянным. Он с силой отшвырнул от себя яблоко, и оно шмякнулось об соседнее дерево, так и оставшись на его стволе размазанной кляксой пюре. — Это эльфийский, значит "сердце мое". Пойдем, уже рассвело, надо двигаться.

Мы быстро свернули свой не хитрый лагерь и Луций помог мне спуститься вниз. Так же, свесил меня с ветки, а затем, сбросив следом рюкзак, спрыгнул сам.

Сегодня он был еще более хмурым, чем вчера, и я терялась в догадках, неужто то было из-за моего сна? И кто была для него так прекрасная женщина, если он так из-за нее расстроился? Если она действительно существовала? Но я так и не решилась спросить… вдруг бы сделала тем самым все еще хуже. Мужчина и так шел вперед с таким выражением лица, будто только что проглотил "горькую участь шлюх".

Я же предпочла думать о том невероятном, что ждало меня впереди.

Об эльфах, конечно.

Пожалуй, этим приключением я когда-нибудь буду хвастаться, ведь мало кому из людей со времен великих войн с ними, удалось увидеть хоть одного живого остроухого.

"Может, я даже буду рассказывать об этом своим детям…" — подумала я и осеклась, взглянув на Луция. Ох… ну, что же я за дура такая! Стоит какому красивому мужчине обратить на меня внимание, как я вся уже его, и в мыслях родила ему двоих, а то и пятерых детей!

Да с моим проклятьем может вообще не стоит семейную жизнь планировать. А Луций… он еще и ведет себя так странно, будто то лицом ко мне повернется, то спиной. Может и не я интересна ему вовсе, а только мой этот, как он его называет, источник. И на самом деле колдун видит во мне филиам из которого можно черпать и черпать, при том получая удовольствие. А я тут губу раскатала… все пытаюсь его поймать, на особом взгляде, на ревности. Он же мне прямо в лицо говорит, что ничего не имеет против того, чтобы я не только его в свою постель приглашала…

В таких невеселых мыслях прошло мое утро. Мы пообедали остатками сыра и хлеба на ходу, не останавливаясь, потому что нужно было торопиться. Для еще одной ночи у нас не было припасов, да и чаща, по словам колдуна, в глубине была еще опаснее.

Он утверждал, что мы никого не встретили только потому, что идем по безопасной тропе, хотя тропы я никакой и не видела. Как по мне, так мы просто шли через лес куда-то вперед, огибая деревья, холмы и овраги. Для меня было загадкой как он здесь находил какие-то ориентиры! Ведь лес был совершенно одинаков, куда не погляди… Тропа же предполагает что-то ровное, простое и явное, мы же время от времени пробирались через заросли кустарников и густую траву, в которой могло таиться все что угодно, от змей до каких-нибудь сказочных кровососов.

Когда солнце начало клониться к закату, я уже совсем не чувствовала ног. Была готова предложить колдуну остановиться на привал даже без всякой еды. Мне просто нужно было лечь. Прижать к чему-то спину, дать отдых натертым, распухшим ногам… Вдруг Луций остановился, удержав меня, двигавшуюся по инерции — не разбирая дороги, лишь бы черная мантия и сапоги, время от времени выглядывавшие из-под нее, маячили впереди.

Он огляделся и скинул к ногам рюкзак. Я обеспокоенно посмотрела в том же направлении, что и он — неужели пришли? Или безопасная тропа оказалась не такой уж и безопасной, и ему чутье подсказывало, что мы вот-вот станем добычей хищника?

Но мужчина не выглядел обеспокоенно, скорее серьезно. Он откинул капюшон и подался вперед, сотворив перед собой какой-то знак, значения которого я не знала… что-то из кругов и волнистых закорючек засияло перед ним, очерченное обеими руками.

И заговорил. На языке, который я слышала впервые, но стоило ли сомневаться, что то был эльфийский.

Интересно, много ли нужно лет ему пришлось трудиться, чтобы выучить такую красивую речь… она выглядела сложно, витиевато, мне казалось, что ни одно слово не повторялось.

Лишь только Луций замолчал, как мы получили ответ.

Все внутри меня сжалось в каком-то трепетном предвкушении — из-за деревьев, словно там всегда и были, к нам вышли трое статных мужчин в кожаных доспехах зеленого цвета. Двое остались на месте, держа наизготовку луки, пока третий почти поравнялся с нами и слегка склонился, приложив левую руку к сердцу.

Именно такими я и представляла себе эльфов… ну, только повыше. Никогда бы не подумала, что эти грациозные представители древней расы такого невысокого роста! Если человеческие мужчины в основном были выше метра восьмидесяти, то эльфы передо мной едва ли достигали метр семьдесят. Хотя, по трем представителям целого народа, пожалуй, было рано судить.

Тот, что был ближе к нам, едва доставал белобрысой макушкой до глаз Луция, но в целом был весьма привлекателен. Тонкие черты, прямой нос, слегка раскосые глаза и четко очерченный овал гармоничного лица. Пожалуй, в его красоте было что-то неуловимо женственное… пышные ресницы? Чувственные губы? А вот руки — тут я расстроилась — были самые обычные. Наврали мне про лишние фаланги пальцев! Нет, пальцы были длинные, изящные… но на вид самые обычные.

Одет этот эльфийский мужчина был несколько иначе, чем его спутники лучники. Неуловимо богаче… на его куртке, такой же как у них, была золотая вышивка имитировавшая сплетение лоз. Высокие сапоги были сделаны из другой, более светлой и тонкой кожи. Из-под ворота куртки и ее рукавов выглядывала не серая, а кипельно-белая сорочка. На его расшитом золотом поясе висели двое изукрашенных ножен, над которыми возвышались простые рукояти, оплетенные гладким стальным шнуром.

— Лафени ашалл, дитя. Кто с тобой… — Начал свое приветствие эльф и внезапно осекся, да изменился в лице. — Филиам надаран паллад? Манамат анарэн… — Он обернулся на своих спутников, те опустили луки и перемолвились о чем-то удивленно. — Приветствую вас, филиам, в землях дома Амадаэн. — Обратился он ко мне. Подумать только! Со мной разговаривает настоящий эльф! — Для моей семьи вы станете дорогой гостьей, ведь сам Эвандоэле наделил ваш род даром, которому нет цены. Ступайте же за мной, я провожу вас.

Луций поднял рюкзак и ободряюще тронул меня за локоть. Мужчина улыбался, должно быть впервые с сегодняшнего утра.

Мы шли все через тот же густой лес и поблизости не наблюдалось ничего похожего на окрестности большого города — ни шума, ни повозок торговцев, ни людей. Может и нет этого всего, а эльфийские города со времен войн с людьми оскудели, превратившись в малонаселенные деревни?

Так я думала, пока мы не приблизились к обрыву, скрывавшемуся за широкими листьями неизвестного мне куста… или травы в человеческий рост, кто же разберет, как называлась эта зелень, что росла здесь повсюду! Обойти его, было все равно что вынырнуть из мутной реки… прямо перед нашим взором открылась невероятная красота.

Мы стояли на возвышенности, а прямо под нами внизу бежала быстрая серебристая река, через которую от этого обрыва было перекинуто никак не меньше десятка длинных белокаменных мостов. Все они вели к огромному городу-крепости, выраставшему прямо из огромной горы, с высоченными белыми стенами защитных укреплений, скрывавших стони высоких башен и площадок с переходами между ними. С зелеными садами на крышах и зелеными же флагами, реющими над всем этим великолепием. Эльфийский город словно сиял изнутри, отражая рыжеватый свет закатного солнца.

Я смотрела во все глаза, не в силах оторваться от зрелища. И все это великолепие в каком-то дне пути от людей? Наверно, подступы к эльфийскому городу охраняют не только два лучника и этот сладкоречивый.

Иначе я не понимаю, как сюда все еще не вторглись правители окрестных королевств. Да тот же дракон Банагор, чье логово совсем близко к Чернолесью.

Словно прочтя мои мысли, эльф с гордостью сказал:

— Крепости Алдуин не так много лет, как вы могли подумать. Мой дом отстроил ее по образу и подобию той, что стояла высоко в Энских горах, когда мы, эльфы, безраздельно правили Эвенором. Но все течет и утекает, и только наша память живет, храня воспоминания о том. Мы отстроили новую твердыню в черном лесу, сделав ее еще больше и прекраснее, но и надежнее, чем прежде. Теперь нас не взять в осаду из-за реки у подножья Алдуин и непроходимых скал с другой ее стороны. Если кто-то из людских правителей вздумает явиться сюда, мы дадим достойный отпор, а если армия дома Амадаэн все же будет разбита, что не мыслимо для меня, мы взорвем мосты. Запасов провизии в нашем городе-крепости хватит на несколько десятков лет.

Вот интересно, он просто хвалится передо мной, этот эльф, или так деликатно предупреждает, мол: "передай своим, человеческая женщина, что какую бы орду голодных до эльфийской крови головорезов они сюда не притащили, ничего слаще травки под ногами, да уверенного эльфийского пинка под зад — не получат!"

Мы шли по широкому белокаменному мосту, и я с упоением разглядывала мир вокруг. Касалась рукой прохладного белого камня, восторгалась изысканным резным узором на нем и той высотой, на которой был построен этот чудный переход.

Луций не восторгался, но не сводил с меня довольного насмешливого взгляда. Он о чем-то переговаривался с эльфом на его языке и даже передал какой-то свиток, вытащив его откуда-то из складок черной мантии. Лишь последний их диалог был на знакомой мне речи:

— Все готово к Филиамэль Лантишан, ты как всегда вовремя, но мы и не подозревали, что ты будешь не один. Что скажет Шанталь? Ты как всегда не думаешь о близких, Луций, вновь оставляешь самое важное на потом. — Пенял ему эльф, напутственным тоном. — Так нельзя, это бы расстроило Истриль, ты же знаешь.

— Хватит с меня уже этих твоих мудрых речей, Кадарин, оставь их своим дочерям. А что до Истриль, то ты лучше меня знаешь, что ее расстраивает только одно. — Резко ответил ему колдун, на что эльф скривился, точно откусил от лимона и умолк.

Так мы и пришли к огромным белым воротам, распахнутым нам на встречу. В молчании. Мне было как-то неудобно спрашивать, но по всей видимости Луций водил дружбу с эльфами очень давно и только что я стала свидетельницей спора о каких-то давних семейных разборках этого дома. Но эта загадка не долго меня занимала, потому что мы вошли в город-крепость, белокаменный Алдуин… а ведь люди считают, что Алдуин — это драгоценный волшебный камень, который дарует представителям этого народа вечную жизнь. Но вот оно, как на самом-то деле.

Миновав украшенные искусной резьбой и золотом створы, мы ступили на площадку, окруженную зеленым садом. Она располагалась на крыше высокого здания и открывала прекрасный вид на улицы Алдуина. Отсюда можно было дальше двинуться по переходам и крышам или спуститься по широкой лестнице ниже, чтобы пройтись по людным кварталам, устланным блестящей брусчаткой. Там, внизу по тесным уютным улочкам прогуливались красивые люди в светлых свободных одеждах, знакомых мне доспехах из зеленой кожи… Да, они все же не были высоки ростом, но от привычных моему взору горожан их отличала статность и… то, что как не смотрела, я не видела среди них ни одного старика. Видно правду говорят, что эльфы живут вечно?

Громкий крик вырвал меня из пространных мыслей:

— Луциан! Луциан! — Светловолосая девушка с жемчужно-белой кожей и прекрасными, смеющимися карими глазами, бежала нам на встречу. Ее длинное светло-зеленое платье, присобранное под грудью не было создано для того и эльфийка немного приподняла его подол, открыв изящные тонкие ножки.

Я, как сквозь сон или туман наблюдала за тем, как она подбежала к колдуну, как зарумянившаяся от бега, обхватила своими тонкими руками его шею и, поднявшись на носочки своих мягких зеленых туфелек, поцеловала его прямо в губы, прикрыв от удовольствия глаза в опушке длинных темных ресниц.

Это произошло снова. Мое стеклянное сердце разбилось, рассеяв болезненные осколки по всему телу. Меня снова предали, обменяли и не придали тому значения…

Луций… нет, Луциан не отстранился от эльфийки, лишь положил свои руки на ее и свел их к своей груди.

— Лафени ашалл, Шанталь. А мне вот опять не посчастливилось нарваться на патруль твоего отца.

Глава 19. Сдираю кожу до стали

То, что Кадарин не был простым эльфом, стало понятно еще при первой нашей встрече. Но то, насколько непростым, открылось только когда мы пересекли порог его дома.

Огромный — в три этажа, выстроенный из того же неизвестного мне белого минерала, что и стены города, он бы подошел, пожалуй, какому-нибудь вельможе, а не стражнику из лесного караула — фасад его был достаточно просто оформлен снаружи: прямые линии, простые, закругленные к верху окна, красная черепичная крыша, а вот внутри его царил розовый мрамор, натуральное дерево и дорогие ткани.

Вся мебель была необычной, точно ее не вытесали, а вырастили — витые ножки, спинки-лозы, переплетенные подлокотники… Двери заменяли сдвижные ширмы и цветные шелка, бархат и лен, которыми особым образом были оформлены почти все комнаты — ткани крепились над центральным светильником и расходились в стороны на манер шатра, придавая помещениям невероятный уют и изыск. Подставка для головных уборов на входе даже цвела небольшими белыми цветками и издавала дивный аромат. Но спросить о том, кто он, какой же пост занимал этот эльф, мне было не у кого.

Точнее было, но с того самого момента на площади я запретила себе три вещи: думать о Луциане, смотреть на Луциана, говорить с Луцианом. Отныне я даже про себя звала этого… этого… бесчестного слизняка, эту бледную поганку, только так. Потому что мой Луций остался где-то там, в крепости Беккен, а рядом сейчас был совсем другой…

Я понимала прекрасно, как все это глупо звучит, но… так легче. В самом деле, это был единственный способ уговорить себя не расплакаться прямо там, под чужим небом, в чужом городе, окруженной чужими людьми…

И снова я была в ловушке. Вновь мне было некуда бежать, ни от обстоятельств, ни от своих собственных чувств, которые разрывали меня изнутри, когда я слышала рядом его голос. Думаю, он все понял, едва взглянул на меня, когда обо мне спросила Шанталь…

Вот, она, вся такая неземная, свежая, точно цветок жасмина, распустившийся в свое первое утро, отрывает взгляд от своего возлюбленного Луциана и видит меня, с перекошенным лицом глядящую на них с другой стороны площади.

"Кто это?" — спрашивает она, не отнимая ладошек от груди колдуна. Но ей отвечает не Луциан, его опережает ее отец и говорит что-то на их певучем языке. А я в той тарабарщине разбираю лишь два знакомых слова — "филиам" и "амани", кажется второе переводится как "сердце", а может и "мое".

Лицо девушки быстро меняет эмоции, одну за другой — сначала замешательство, потом удивление и затем радость… демон ее побери, искренняя щенячья радость, с которой она подлетает ко мне и восторженно лепечет о том, как счастлива, что милостивая богиня дала ей шанс познакомиться со мной! Как она рада тому, что Луциан привел меня сюда и тому, что я непременно поселюсь с ними, в их гостеприимном доме. А потом легко разворачивается на носочках, взметая свои длинные легкие подолы, да светлые локоны, и обращается уже к отцу. По-детски щебечет, умоляя подтвердить, что я непременно буду гостить у них. И конечно же, Кадарин соглашается… ну, кто же откажет такой милой прелестнице…

А я стою рядом с ней, ни живая, ни мертвая, и почти чувствую ее волосы в своих до боли сжимающихся кулаках, ощущаю, как рот наполняется слюной от желания плюнуть ей в лицо… потому что противно до тошноты смотреть! Потому что возмутительно видеть ее радость от моего присутствия. Словно я диковина какая заморская, которую Луциан ей на потеху привез, а не женщина, которой только что безжалостно разбили сердце. А ведь по-честному не ее в том была вина…

Стоит ли говорить, почему на колдуна я даже взгляд поднять не могла всю дорогу до их дома, и от звука его голоса вздрагивала, как от ударов. А вот Луциан смотрел на меня, я бы даже сказала, не сводил глаз. За то время, что мы были вместе, я научилась с закрытыми глазами ощущать этот цепкий взгляд. Только зачем? Из садистского желания видеть мою боль? То, как я страдаю от… от не разделенной…

Нет. Признаться себе в том, что испытываю к нему чувства, я не могла. Не так глубоко он забрался в мое сердце и к счастью, не успел смертельно отравить мой дух.

Ничего, значит буду жить. Я может и Лобелия, но цветочного во мне только имя и красота, а под этим всем я прочнее кардской стали.

Быть может… за то стоило сказать спасибо моей матери.

* * *

Нас с Луцианом встречали как дорогих гостей — две другие дочери Кадарина словно ждали нашего прихода. Матанис — болезненно хрупкая блондинка с острым, но милым личиком и Нани, очень похожая на отца. Стройная, светлая, с серьезным взглядом чуть раскосых зеленых глаз и милой родинкой в уголке рта. Пожалуй, именно Нани, старшая дочь Кадарина была в их семье самой главной красавицей — этот факт я отметила не без удовольствия.

Едва мы переступили через порог — для нас уже был накрыт стол. Эльфы ели чуднО: сидя на подушках, рассыпанных по ковру, за низким длинным столом. Наливали вино из высоких кувшинов не в чаши, а в пиалы, для еды использовали не четырехзубые, а двузубые вилки и соблюдали свой, особый этикет.

Так, все три дочери эльфа чтобы пригубить вино отворачивались от родителя в противоположную сторону, прикрывая пиалу свободной рукой. Брали еду с тарелок только вслед за ним, за Луцианом или за мной.

Поначалу это немного напугало меня, судите сами — стоило протянуть двузубую вилку к блюду, чтобы подцепить небольшую рыбку в золотистом кляре, как тут же следом за мной к тому блюду устремились еще три руки. Едва я взяла маленькую хрустящую лепешку из красивой плетеной корзинки, как из нее исчезли еще три, моментально переместившиеся на тарелки девушек… они словно дразнили меня, честное слово! Именно так я и думала, пока не поняла, что так же они повторяли за мужчинами, если вдруг хотели отведать те же яства, что и они. А уж от угощений тут разбегались глаза.

Не то чтобы мне в тот момент хотелось есть, но даже мой аппетит разбудили чудесные ароматы, витавшие над столом.

Девушки смеялись, наперебой заваливая Луциана вопросами, а он все больше отвечал односложно или коротко и время от времени поглядывал на меня, угадывая, не захочу ли я рассказать что-то за него. А может и по другой причине.

Когда только рассаживались у стола, Шанталь попыталась усадить нас с ним рядом, чтобы сесть между и быть, так сказать, в центре внимания, но я сделала вид, что крайне увлечена беседой с Матанис. Девушка плохо говорила на общей людской речи, но живо интересовалась тем, что нынче женщины носят в человеческих городах.

В итоге мне удалось сесть между ней и степенной, молчаливой Нани, к вящему неудовольствию их младшей сестры. Но я почти наслаждалась возможностью уязвить ее.

Разговоры за столом были ни о чем — просто приятной беседой в которой мелькали темы погоды, городские сплетни и планы на то, что нужно успеть к Филиамэль Лантишан. Как я поняла, это был какой-то большой праздник, связанный с эльфийской богиней Лантишан, которую все они трепетно почитали.

Когда Луциан и Кадарин углубились в какую-то беседу на эльфийском, а девушки затеяли спор о том, кто из них облачится в зеленое, ведь цвет этот так дивно шел каждой сестре, я начала откровенно зевать. Это заметили и Нани предложила отвести меня в гостевую спальню, потому что я определенно устала с дороги. Девушка даже повинилась в том, что за собственной жаждой провести с нами время, они, все три хозяйки, не подумали даже о том, какой путь мы проделали, прежде чем пересечь порог их дома.

* * *

Вместе со мной из-за стола поднялись и все остальные. То, как неукоснительно здесь следовали этикету обескураживало и даже немного пугало. Судя по всему, эльфы очень серьезно относились к почитанию старших и гостеприимству… гости, должно быть, по статусу были с ними на ровне, а то и выше.

Я смущенно поклонилась и раскраснелась еще пуще того — мне показалось что я сделала это так неловко! Все же, меня не учили изящным манерам, да и были ли они нужны горбунье-кухарке, которой полагалось всю жизнь провести за плитой, не высовывая носа из кухни.

Девушки по очереди подставили лоб для поцелуя отцу… и Луциану… только Шанталь поцеловала колдуна в губы.

Это было выше моих сил!

Я потерла глаза, словно от накатившей усталости, но на самом деле больно вдавила их в глазницы: "лишь бы не расплакаться, лишь бы не расплакаться!" — словно заклинание повторяла я снова и снова. Сердце мучительно ныло в груди — это было так больно, так обидно, смотреть на них, улыбающихся друг другу… будто они смеялись надо мной. По крайней мере Луциан точно — это надо было видеть, как он посмотрел на меня своими ледяными глазами, после того, как Шанталь легко коснулась его своими губами.

Вырывая меня из плена болезненных мыслей, Нани смеясь подхватила мою ладонь и потянула за собой прочь из комнаты, пока сестры еще не закончили прощаться с мужчинами. Неужели она почувствовала это напряжение между мной и Луцианом? Или просто захотела в одиночку проводить дорогую гостью… у этих эльфиек я была нарасхват.

Все время за столом, то одна, то другая, то третья заводили со мной беседу, стремясь завладеть всем вниманием и по-настоящему ревновали, если я уделяла внимание одной, больше чем другой. Брали за руки, трогали волосы… не скажу, что это было так уж и неприятно, но сильно смущало.

Спешно миновав гостиную, девушка повела меня вверх по витой лестнице, что закручивалась в большой прихожей на первом этаже и терялась под потолком. Там, на самом верху, вместо крыши над ней было большое круглое окно, в которое теперь смотрели яркие Чернолесские звезды. Такие же близкие, как те, что я видела, ночуя в кроне старого дуба.

Моя комната располагалась на самом верху. Это было небольшое, но уютное помещение, выполненное в том же стиле, что и все убранство дома. Разница состояла лишь в цвете тканей — если в гостиной, где мы расположились на ужин, господствовали теплые осенние краски, то тут скорее царила яркая весна — голубой бархат сочетался с белым шелком и нежно зеленым, оливковым льном, такую расцветку имел тот шатер, что спускался от центральной люстры во все углы комнаты, покрывало и подушки на небольшой кровати у дальней стены и небольшая софа к которой вплотную был приставлен столик на витых ножках, похожих на крепкое плетение лоз.

Что радовало, так это то, что хоть в спальнях у них были двери, вот только странные — сдвигались в сторону, а не открывались нараспашку.

— Вот тут есть шкаф, — весело сказала девушка, немного отведя в сторону одну из частей шатра. На стене за ней были простые деревянные полки, на которых лежала пара свернутых в рулоны цветастых одеял, стопка какой-то одежды и небольшой керамический таз с кувшином в цвет.

В общем, тоже мне шкаф! — Одеяла, халаты, кувшин с чашей, чтобы умыться. Можешь брать все что нужно, утром я принесу тебе чистое платье и обувь, кажется вы с Шанталь носите один размер, хоть ты и повыше.

Должно быть мне не удалось сдержать эмоцию, перекосившую мое лицо — носить платье Шанталь? Фе… Нет, разумеется, надеть какую-то вещь этой милой чистой девушки не смутило бы меня раньше. Но это же была Шанталь! Что еще мне нужно будет за ней донашивать, кроме мужчины, платья и обуви?

— Начаровать тебе воды для умывания? — неуверенно предложила Нани.

— Нет, благодарю. Я умею сама. — Грустно ответила я, ведь в тот же миг вспомнила, как Луций учил меня аквуму во дворе крепости… Луциан учил. Магический знак долго мне не давался и к тому моменту, как начало выходить что-то путное, мы с колдуном стояли по щиколотку в раскисшей грязи. Измазанные и веселые… а потом он подхватил меня на руки и нес до самой лестницы, ведшей к покоям и северной башне.

В ответ эльфийка вежливо улыбнулась. Но от чего-то не торопилась уходить.

— Лобелия, можно ли задать тебе личный вопрос?

Я напряглась. Сейчас про меня и Луциана будет спрашивать, точно. А потом расскажет сестрицам, тут-то они мне глаза мои бесстыдные и выцарапают. Чтобы знала, как у порядочных эльфиек колдунов седоволосых уводить.

Но что же делать, пришлось кивнуть.

— Каково это… иметь возможность выбирать?

Приготовившая целую речь о том, что на самом деле между нами с Луцианом ничего такого нет, я буквально оторопела.

— Выбирать? Что выбирать?

Внезапно Нани смутилась, ее нежные розовые щечки раскраснелись, но от того зеленоглазая блондинка стала только краше.

— Мужчин… каково это, иметь возможность выбрать любого?

— О чем ты вообще?

Девушка непонимающе уставилась на меня.

— О севори ишааль… ой, законе единения половин. Нет-нет, — она подошла ко мне и порывисто заключила мои руки в свои, — я конечно же знаю, что у людей все иначе, чем у нас! Говорят, у вас дети могут родиться от любого союза, но что же до любви? Я имею ввиду до того, что происходит кода ваши женщины… — в этот момент она почти задохнулась от эмоций — возлежат с мужчинами?

Я немного отстранилась от нее. Девушка говорила что-то совсем мне непонятное… Нет, ясно как белый день, что она имела ввиду соитие, вот только смысл ее вопроса до меня не доходил.

— А что происходит… когда ваши женщины возлежат с мужчинами? — Попыталась я дойти до сути с другой стороны.

Нани округлила глаза и на секунду прикрыла пылающее лицо руками. Потом как-то совсем по-детски хихикнула и утянула меня на софу, воровато оглядываясь на дверь. Неужто думала, что кто-то нас подслушает?

— О, Лантишан, до чего же стыдно! — Прошептала эльфийка, но затем придвинулась ко мне ближе, обдав тонким цветочным ароматом… таким дивным, что я едва сдержалась, чтобы не потянуть носом, чтобы распробовать этот дивный букет. И сказала, прикрывшись ладошкой. — Я и не подумала даже, что ты можешь этого не знать! Прости, что смутила тебя своим вопросом, прости-прости…

— Пожалуй, ты не смутила меня, а заинтересовала. — Призналась я и успокоительно погладила ее по белой ручке, от чего у девушки благодарно засветились глаза. — Пожалуй, если ты поделишься со мной тем, чего я по-твоему не знаю, я все же смогу ответить на твой вопрос.

Нани чуть не подпрыгнула на месте от радости, но потом снова оглянулась на дверь. Что же она такая нервная?

— Спасибо тебе, Лобелия! Я так хочу… так хочу хоть знать… ах! — Она вновь прикрыла лицо руками, собираясь с мыслями. В ее наивности и жестах вовсе не было жеманности или притворства. Мне кажется, она была немного старше, чем я, но рядом с ней, такой воздушной и стыдливой, я чувствовала себя старой, мудреной опытом куртизанкой. И вот это уже раздражало безмерно. Мне же всего девятнадцать лет, в конце-то концов! — Я разумеется все тебе расскажу… хм, дай-ка подумать… Ты точно слышала о том, что мы, эльфы, живем очень долго, милостью луноликой Богини. Старейшины рассказывают, что потеряв свое первое дитя, Лантишан — Богиня-мать нашего мира — плакала тысячи дней и ночей, пока тело ее мертвого сына не превратилось в прах и не осыпалось к ее ногам. Не желая больше знать такой боли, она вырвала часть своего сердца из груди и создала филиамэль, чтобы ее дети, питаясь от этого источника, отныне могли жить вечно, как и она сама. Но мудрейшая, любя нас, своих первых детей, желала, чтобы мы сохранили мир в гармонии — Лантишан не дала нам, как позже вам, людям, возможности выбирать себе мужа или жену, продолжать род от любого мужчины любой женщиной. Для того, чтобы произвести потомство, мы должны соединиться душами! И, кроме того, дабы дети ее… не погрязли в блуде и разврате, Богиня создала севори ишааль — единение половин. Мы, элифийки… — Нани вновь раскраснелась, неловко подбирая слова, — в отличие от ваших девушек, не можем достичь наслаждения, соединяясь с тем, кто… не подходит. Это для нас мучительно — возлежать с мужчиной, союз с которым не был благословлен Лантишан.

— Это как? — Опешила я. — Вы что же… и как это происходит? У вас какой-то специальный обряд бракосочетания или что?

— Бракосочетания?

— Ну, когда девушка и юноша дают обет быть вместе, все это скрепляет жрец или король… потом все долго пьют, празднуя это событие… ну, и они живут потом долго и счастливо, детишек воспитывая.

Нани отрицательно качнула головой.

— Наши союзы благословляет сама Богиня! После десятого празднования Филиамэль Лантишан девушка расцветает и начинает готовиться к встрече со своим избранным. Не узнать его нельзя… все говорят, это так, будто мир уходит у тебя из-под ног, и ты больше не видишь никого вокруг, кроме него.

Я представила себе… наверно это чувство было похоже на то, что я испытывала, когда увидела Генриха на крыльце "Лиловой Розы"… или скорее когда поняла, что среди всех мужчин в мире хочу навсегда остаться в объятиях Луция…

— И что же… у эльфийских мужчин возникает такое же чувство? — Невесело спросила я, думая об очередном шраме на своем сердце.

Девушка погрустнела.

— Все сложнее. Да, чаще всего все случается именно так — она видит его, он ее, и они понимают, что Богиня избрала их друг для друга, и отныне они навсегда будут вместе. Но иногда между ними может не возникнуть ответного чувства, а еще для одной эльфийки в мире может быть несколько половин, а не одна.

Я честно пыталась понять, в чем же тут отличие от человеческих "влюбленностей", но получалось с трудом.

— Так как же так, если Богиня благословляет союзы?!

— В своей мудрости она оставляет своим дочерям возможность найти новую пару, если возлюбленный покинет этот мир. Но не взаимные чувства и единение с двумя или тремя мужчинами настолько редки, что об этом пишут книги, поэмы и ставят пьесы… О, Лобелия, — оживилась Нани, — ты обязательно должна услышать "Горечь жемчужных слез" в исполнении Матанис, она так чудно поет эту песнь! Ты не сдержишь рыданий, когда услышишь историю Амарилль… Эмендиль Лазурный — просто потрясающий поэт и драматург!

Я бы отрицала это даже под пытками… но не могла не подумать о Шанталь и Луциане, могло ли и у них "не получиться пары"… А следом за тем, меня догнала еще одна мысль от которой аж мурашки побежали по спине…

— Нани… я, если честно, не понимаю и не знаю, как спросить. — Пожалуй, волнение в моем голосе с потрохами выдало то, что Луциан мне не безразличен. — Луциан и Шанталь они же вместе… так значит он не человек? В смысле он эльф? Но уши не такие, как у вас, да и вообще…

Девушка лукаво улыбнулась и ответила, задумчиво разглаживая ладошкой складки платья у себя на коленях.

— Не удивлена, что он не рассказал тебе. Луций — половинчик, адан. Для него это обидное прозвище, поверь! Так мы называем тех, кто происходит от союза эльфов и людей. Его мать — двоюродная сестра моего отца, а отец Луциана был человеческим колдуном, как и он сам теперь. Да, случается и такое, но совсем уж редко — если Лантишан благословляет эльфийку и человека, то это определенно многое значит. Вот, например, наш Луциан… ты даже не представляешь, насколько у него необычная судьба. Но не спрашивай, — опередила она мой следующий вопрос, — я не буду тебе рассказывать то, что так важно его сердцу. Я бы не хотела, чтобы и ты открывала кому-то, что так важно моему. — Намекнула девушка на приватность нашего откровенного разговора.

— Нет, я никому не скажу. — Подтвердила я, а сама мыслями была в лесу под тем самым дубом, где вытряхнула из бутылочки пятерых замечательных личинок жука-древолаза. С женской проблемой эльфиек было все понятно, но как так спросить у Нани о мужской особенности заведения потомства… чтобы она чего не заподозрила.

— Ну так что же? — Спросила она шепотом, приблизившись ко мне совсем близко. — Каково это, иметь возможность выбрать совершенно любого?

— Ну… — если честно, я совершенно не знала, что ей ответить, даже теперь, понимая суть вопроса. Как ей объяснить, что выбора-то, как такового у меня тоже никогда не было. И только с Луцианом я была по собственному желанию… — Знаешь, это не то чтобы так, как ты себе это представляешь… — Мда… таким пассом я озадачила не только ее, но и себя. Гению моих ораторских способностей можно было ставить памятник. Вероятно, посмертный. — Да, ты правильно говоришь, у людей все проще в плане создать пару или завести детей, но из-за этого, это часто делается против воли. Ну, знаешь, кого-то выдают замуж за старика из-за того, что тот старик очень богат, а семья невесты, хоть и благородна, но бедна. Кто-то может обмануть неопытную девушку и, сделав ей ребенка, оставить ее одну… — Я вовремя остановилась, потому что в чудесных зеленых глазах Нани уже стояли слезы. — Но бывает и не так. Просто у нас свои проблемы — у вас, эльфов, свои. А в целом, пары создаются так же, как и у вас: она увидела его — он ее и все. Любовь. Они понимают, что никогда не расстанутся впредь.

Понятное дело, о том, что он через десяток лет может превратиться в пьющую по-черному скотину, по чем зря колотящую свою бывшую возлюбленную — я решила умолчать. А то мы, люди, и так варвары дремучие в глазах этих воспитанных и благородных детей Лантишан.

Лицо Нани просветлело от моих слов.

— А что же… севори ишааль? Каково это? Я слышала, это словно коснуться своего источника магии, словно воспарить над облаками или окунуться в объятия Лантишан… неужели это настолько прекрасно?

Теперь пришла моя очередь смущаться. Ну, неужели по моему внешнему виду видно, что я вся такая развратная женщина, у которой это их севори ишааль на завтрак, обед и ужин? Обидно, право слово. Хотя, наверняка все эльфы просто на зубок знают историю о Эвандоэле Мудром, который с особым изяществом расквитался с жестоким человеческим королем и заставил женщин его рода лежа на спине восполнять утраченное этим миром.

Конечно же в ее понимании я должна быть развратнее некуда. Ну так кто я, чтобы разочаровывать?

— Думаю, большая часть твоих сравнений примерно верна… — Ответила я, наблюдая за тем, как озорной блеск наполняет глаза девушки. — Это очень необычное чувство. Прежде, чем достигнуть его, ощущаешь такое необычное здесь внизу, оно словно стягивается, снова и снова. — Ох уж это красноречие! — А потом ты не можешь дышать от того, как тебе хочется, чтобы оно стянулось еще туже… и в этот момент под кожей словно взрывается фейерверк, разливается тепло и блаженство… А что же, тебе больше некому об этом рассказать? — Спросила я и осеклась. Вот дура, ну конечно же, если я не видела в доме мать девушек, значит с ней что-то непременно случилось. Это было ясно и по тени грусти, скользнувшей по лицу Нани.

— К сожалению, некому. — Тут мне вовсе не к стати захотелось спросить о Шанталь, но я вовремя прикусила язычок. Так что же… выходит они с Луцианом ни-ни? — Спасибо тебе Лобелия. Я лишь надеюсь, что однажды все же встречу своего мужчину. С моего десятого празднования Филиамэль Лантишан минуло уже еще пять. Но жизнь длинная и, в конце концов, отец обещал, что с наступлением зимы мы отправимся в Хандашаль. Как знать, может мой суженный все это время просто ходил по улицам другого города. Теперь я буду знать, что ожидание точно стоит того, спасибо тебе еще раз! — Сказала она поднимаясь. — Ох, и прости, что так измучила тебя своими вопросами. О, Лантишан, я плохая хозяйка, ты ведь так устала!

Мы расстались, обнявшись. Надо признать, что этот разговор поднял мне настроение… Теперь, я определенно чувствовала себя лучше, чем там, в гостиной и уж тем более лучше, чем на площади у стены, несколькими часами ранее.

Но поняв, что причиной тому надежда, я расстроилась вновь. Глупая, глупая Лобелия, едва вытащив лапку из капкана, на радостях решила засунуть туда другую. Луциан и Шанталь непременно были парой, он целовал ее у меня на глазах, демонстрируя это всем, не только мне… кроме того, он никогда не обещал мне что-то, кроме своей дружбы. А что до того, что было в северной башне…

Что ж, я сама этого хотела. Так не проще ли отпустить и жить так, как завещано моими пра-пра — свободно, меняя любовников, как перчатки? Разбивая сердца и втаптывая осколки каблучком в землю под своими ногами…

Я дернулась, словно кто-то постучал не в дверь, а мне по голове! Аквум, который я творила в тот самый момент над кувшином, расплескался по всему столику, да к тому же улил мои брюки и сапоги.

Ну, кого еще демоны среди ночи принесли?!

Глава 20. Хвоя и папоротник в цвету

Правильно говорят — не поминай и не увидишь… Долго же жить будет, подлец!

Деревянная дверь с резным орнаментом в форме розовых бутонов и витых стеблей с легким шорохом отъехала в сторону, а прямо за ней я встретилась с ледяным взглядом предателя. Оценив ситуацию мгновенно, я попыталась закрыть ее перед его носом… точнее задвинуть, но Луциан исхитрился поставить ногу.

Вот, что за люди, эти эльфы?! Даже двери делают такие, что ими и не хлопнуть по-человечески!

— Спокойной ночи, Луциан. Нам не о чем с вами разговаривать. — Сказала я, надавливая на дверь с другой стороны. Давая понять, что я просто так сдаваться не собираюсь!

Но что я могла против него — седоволосый, словно и не прилагая усилий, отодвинул створу вместе со мной и безоговорочно шагнул в комнату.

— Я понимаю, что ты устала, но нам есть что обсудить. — Тихо сказал он, изучающе рассматривая меня, раскрасневшуюся от горького негодования. — О чем вы говорили с Нани? Я уж думал, что она останется у тебя…

Да о чем это он вообще?

— Не ваше дело, господин Луциан. Интересно, что скажет прекрасная Шанталь, если узнает, что ночи вы предпочитаете проводить в моей спальне? — Спросила я язвительно и даже уперла руки в боки, инстинктивно желая казаться больше и опаснее.

Хотя, что во мне могло быть опасного, в девушке с большими синими глазами, пухлыми губками и милым румянцем на щеках — со стороны я наверно была похожа на разозленного мохнатого щеночка, звонко верещащего безобидное "тяв!"

По лицу колдуна пробежала тень.

— Что с тобой?

— Со мной? Что со мной?! — Распалялась я. Ох, и зря же он так… — Вы просто… ты просто осел, Луциан! Как ты мог так со мной поступить?! Говорил… делал одно, а на самом деле ты такой же, как все и нужно тебе от меня только одно, да?! — Все, эту повозку было уже не остановить.

Слезы брызнули у меня из глаз, и я со злостью и обидой бросилась к нему, чтобы побольнее ударить, куда дотянусь… Но мужчина поймал меня за руки и, сжав, коротко, сильно тряхнул, приводя в чувства.

— Довольно! Посмотри на меня. Смотри на меня, Лобелия! Что не так?

Поднять на него взгляд мне было почти физически больно. Мне хотелось пинать его, царапать и кусаться, только так, казалось, можно было вывести этот яд, отравлявший мое сердце. Только так унять эту щемящую боль в груди — передать ее ему, чтобы почувствовал, каково это, когда предают твои чувства.

Он смотрел на меня сосредоточенно… и испуганно. Словно бы действительно не понимал, что происходит и переживал из-за этого. Но, демон тебя подери, Луций, как можно быть таким-ослом-то в самом деле? Ну, чего же здесь может быть непонятного! Но вслух я из себя кое-как выдавила другое:

— Почему ты так со мной… поступаешь? — всхлипнула я и обмякла. Вся моя стойкость рассыпалась… потому что была напускной. Потому что я из последних сил держалась, ожидая момента чтобы выплакаться в одиночестве, с головой укрывшись одеялом, как это делают все сильные девушки, а может быть и мужчины. Но потом явился он — причина моих страданий, собственной персоной и… — Неужели тебе все равно на мои чувства к тебе, ведь я же… я же…

Слезы было уже не остановить, я закрыла лицо руками, не имея возможности вырваться и убежать. Не важно куда, лишь бы подальше от него. До чего же это было стыдно вот так, стоять и плакать, словно маленькой девчонке, у которой он, взрослый дядя, забавы ради отнял конфету…

Внезапно Луциан притянул меня к себе и крепко прижал к груди — я вздрогнула от неожиданности и попыталась отстраниться от этого тепла и манящего аромата хвои и сладких цветов, но его объятия стали теснее. Прекратив бессмысленное сопротивление, я ощутила, что сердце мужчины колотится просто как сумасшедшее… Он склонился и сбивчиво прошептал, обжигая мою щеку своим дыханием.

— Генрих… ты всегда так говорила о нем, я думал, что ты его… — Он осекся, точно не мог подобрать слова. "Генрих? При чем тут Генрих?" — ты же не можешь… я же просто дурачу себя, да? Все не так и я просто снова не могу понять тебя. — голос Луциана стал еще тише. Но вдруг что-то изменилось вокруг. Я почувствовала это так, словно воздух между нами стал густым, вязким… и колдун произнес слова, совершенно оглушившие меня. Произнес так просто, словно повторял их уже сотню, тысячу раз до того — Я люблю тебя, Лобелия.

Я замерла в его объятиях, не смея дышать, не смея даже шевельнуться… он что? Что он только что сказал?

— Пожалуйста, не молчи. Мне нужно знать, что я ошибаюсь. Я не достоин тебя, понимаешь? Все, что я могу желать — это возможность быть с тобой мгновение, ведь я не могу… не имею прав на тебя. — В его голосе сквозила горечь. Словно во сне я отстранилась от него, чтобы заглянуть ему в глаза. Я не могла поверить в то, что слышу это на самом деле!

Таким колдуна я еще не видела. В выражении его лица не было усмешки, как ожидалось, нет… он не шутил, мужчину переполняла тревога. Его руки на моих плечах стали ледяными, пальцы впились в кожу и, казалось, дрожали. Что же это… неужто всего лишь игра хорошего актера?

Ну, нет… это уже выше моих сил!

— Ты издеваешься, да? Вот, ты, как ни в чем не бывало, приводишь меня сюда через пол Эвенора и на моих глазах целуешь эту эльфийку, а в следующий момент признаешься в любви? — Гнев… единственное, что может осушить горькие слезы в один миг, и этот недоэльф распалил во мне нешуточное пламя! — К чему это все? Хватит играть со мной Луций… Луциан! Я сказала тебе это в башне и повторю еще раз — я хочу знать всю правду до…

Договорить мне не удалось — его губы завладели моими и почти лишили возможности связно мыслить. Я выставила вперед руки, отгораживаясь от мужчины, протестуя, но седовласый увлек меня дальше в комнату, заставляя тонуть в своих объятьях и терять землю под ногами от нахлынувших чувств. Он отстранился лишь тогда, когда я, совершенно потерявшая способность к сопротивлению, была прижата к кровати его упругим, тяжелым телом.

"Что же я делаю!" — вопили остатки моего разума, а руки стаскивали с него сорочку, расстегивали ремень и пуговицы, снимали с колдуна все, что мешало нам соприкоснуться, слиться воедино…

Его губы обжигали мою кожу, руки нетерпеливо забрались под одежду, чтобы коснуться меня, проскользнуть по талии к груди. Туго обхватив ее, он сжал пальцами мои напряженные соски и это прикосновение электрическим разрядом разнеслось по всему телу. Я выгнулась, устремляясь к нему и Луций покрыл мою грудь нежными поцелуями… Он что-то шептал, снимая с меня одежду и отбрасывая в сторону, а я жадно запустила руки в его жесткие длинные волосы, ловя поцелуи на своем солнечном сплетении, животе, пупке и ниже… пока он не добрался до моего сокровенного места — еще разряд! Я была так напряжена, что от простого прикосновения готова была потерять сознание.

Он скользнул туда губами, затем языком… о, боги, он словно предугадывал мои чувства, словно забрался в мою голову! Я почувствовала, как внутрь меня скользнули его пальцы, усилившие напряжение внутри… он погружал их глубже, не переставая целовать меня и водить языком возле той сокровенной петельки, выписывая быть может, колдовские знаки, потому что я просто забывала дышать, когда он усиливал нажим или начинал двигаться быстрее. Я была такой влажной внутри… а его пальцы погружались все сильнее, настойчивее, затягивая тот самый узел удовольствия. О, он точно знал, где тот находиться, потому что сама того не ожидая, я внезапно оторвалась сознанием от тела и воспарила ввысь с долгим стоном.

Мужчина переместился выше и, не дожидаясь, когда я приду в себя, сел меж моих ног — вошел одним безошибочным движением — медленно, протяжно. И я с готовностью приняла его, ощутив, как легко скользнула внутрь горячая головка его члена, как она продвигалась вперед, туго заполняя меня его толстым стволом. Мне стало волнующе тесно, но хотелось большего, и я подалась вперед, обхватив ногами его бедра, стала двигаться вместе с колдуном, требуя взять меня жестче. В тот момент нам не нужны были слова, все читалось в глазах, нужно было просто посмотреть — и он завел мои руки над головой, вжав запястья в ласковый шелк покрывал, а другой рукой скользнул к бедру, чтобы зафиксировать меня и ускорить темп.

Теперь я едва сдерживалась, чтобы не застонать в голос… мне казалось, что нас непременно услышат и это мешало сосредоточиться… но он выходил не до конца и входил снова, заполняя меня собой и этим сумасшедшим тянущим чувством — это было так мучительно, сдерживаться, что я кусала губы едва ли не до крови.

Луций низко зарычал, ощутив, как я сжалась внутри и стал двигаться порывистее, резче… меня захватило чувство приближающейся разрядки — я выгнулась под ним, едва горячее семя мужчины выплеснулось в мое лоно. Его низкий стон огласил комнату…

"Ну все, теперь нас точно услышали…" — подумала я, обвив освобожденными руками шею колдуна. Я открыла глаза, чувствуя, что он неотрывно смотрит на меня.

Луций глубоко дышал, в его глазах горел сумасшедший огонь, пожиравший все внутри него. Такой же, должно быть, пылал и во мне. Обида, желание во чтобы то не стало причинить ему равноценную боль — все смялось и превратилось в ничто. Сейчас в мыслях были только его руки, жадно сжимавшие меня, его губы, обжигавшие кожу и томительное желание тел, требовавших немедленного продолжения.

— Прошу тебя, скажи мне… скажи, что я не обманываю себя? — Да что же это творится?! От головокружительной скорости перемен в наших отношениях, у меня просто перехватило дыхание! А ведь я еще даже с собой не договорилась о том, что чувствую к нему. Да я уже почти смирилась с тем, что Луциан меня бросил… а потом вот это все.

Мужчина отстранился и теперь смотрел серьезно. Я чувствовала, что ему необходимо было высказаться прямо сейчас.

— С того самого момента, как я увидел тебя… ты была всем, чего я хотел. Еще там, в "Лиловой Розе" я думал забрать тебя с собой, я был готов силой тебя увести, но ты была так холодна… я чувствовал, что противен и просто не смог. Ты, словно видела меня насквозь, видела эту тьму внутри… Но потом… — Луциан приподнялся и сел в постели, увлекая меня за собой. Он сжимал мою руку в своей, словно боялся, что я сейчас же вырвусь и побегу прочь. Ну, конечно. Голой. В эльфийском городе. Среди Чернолесья. — Лобелия, я просто на стену лез, желая еще хоть раз увидеть тебя… просто почувствовать рядом. Думал, что мне будет довольно знать, что у тебя все хорошо, раз уж я так пугаю тебя. Потому и послал к тебе Сомерайта, чтобы проследить… — Пальцы колдуна жестче впились в мою кожу и взгляд его потемнел, — прости… Я и подумать не мог что он воспользуется случаем. О, боги… я осел, ты права! Этот подонок вернулся с докладом только после того, как получил свое. Думал, что убью его, этот слизняк на силу выкрутился… если бы он не протянул время в погоне за… если бы я забрал тебя тогда из "Лиловой Розы", Банагор бы не узнал о тебе… — Я хотела возразить, но он перебил меня. — Прошу, я… мне нужно договорить. Ты сказала, что хочешь знать все и это то, что я могу… что я должен рассказать тебе прямо сейчас. С тех пор, как ты появилась в моей жизни… все больше не имеет смысла без тебя, Лобелия. Я пытался держаться от тебя подальше, потому что я совсем не тот, кто тебе нужен, но это просто выше моих сил. Ты и не представляешь, что было со мной, когда демон привел тебя. Я едва держал себя в руках и день ото дня это становилось все труднее и труднее. И еще Генрих, ты так говорила о нем… в тот момент с меня словно живьем сдирали кожу! Но теперь… я думал, что ты просто играешь со мной, но ведь это не так? — Колдун замолчал, в его глазах я видела борьбу… с чем? Что противостояло его чувствам ко мне? — Я не прошу тебя… просто скажи, кто я на самом деле для тебя? Мне нужно знать, ты любишь Генриха?

Генрих? У меня, признаться, так перехватило дыхание, что я и думать забыла о нем… то теплое, настоящее, что поселилось во мне тем утром в северной башне, теперь вновь разливалось по телу, почти выплескиваясь через край.

Он сказал, что любит меня.

Но что же Шанталь? Что бы не произошло между мной и Луцием здесь и сейчас была еще эта хрупкая кареглазая эльфийка, для которой он стал "тем самым" возлюбленным.

Колдун спросил о моих чувствах к Генриху, а я размышляла о своем, пожалуй, слишком долго — тревога отразилась в его глазах. Прежде чем ответить я высвободилась из его рук и накинула на себя покрывало. Сложно вести серьезный разговор будучи полностью обнаженной в присутствии красивого мужчины.

— Не понимаю, зачем тебе знать ответ, если ты и Шанталь вместе? — Ответила я, стараясь держать себя в руках, хотя внутри вновь начал клокотать и разливаться вулкан моей ревности и обиды.

— Все не совсем так, как ты думаешь… — Сдался Луциан и печально опустил глаза. Помолчал, собираясь с мыслями, а затем зажмурился, точно от усталости и глубоко вдохнув, наконец произнес. — Возможно, ты не поймешь этого, но я постараюсь объяснить. Когда-то давно, когда я был еще мальчишкой, Кадарин приютил меня и по-сути заменил мне отца. Я благодарен ему за то, что несмотря на косые взгляды окружающих, он нашел в своем сердце место для меня и не отвернулся, даже когда моя тьма поглотила меня без остатка. Потому, когда Шанталь увидела во мне своего ишааль, я не сомневался в своих чувствах, я позволил ей думать, что мы и правда пара, хотя это было и не честно. Но я не лгал ей — я обманывал себя. Лишь недавно все стало на свои места; я понял, что казавшееся мне любовью, было не более чем привязанностью. Но тогда мне… мне казалось, что она — моя награда за страдания. Мой шанс на настоящее будущее, и я хотел разделить его с ней. Возможно, мы и были бы с Шанталь вместе сейчас, и я не встретил бы тебя, но меня призвал Орден. Я оказался нужен в мире, в котором для нее просто не было места и все случилось так, как есть теперь. Но несмотря ни на что Шанталь продолжает ждать меня, потому что для эльфов время течет иначе. Она ослеплена и не видит, что я холоден к ней, а я, в свою очередь, не мог поставить точку в наших отношениях… попросту потому что с тех пор, как я стал магистром, был здесь всего один раз. И тогда еще не встретил тебя.

Между нами повисла пауза… которую мне нечем было заполнить — слишком многое требовало осмысления. Сейчас мне было безумно жаль Шанталь — вот так, просто… мы поменялись с ней местами. Но причиной моего молчания было не только это: ответить на чувства Луциана, значило для меня перешагнуть порог, за который я еще никогда не ступала! Стать из горбуньи — красавицей, из дочери куртизанки — чаровницей благородных кровей, почему-то все это оказалось не так сложно, как превратиться из одинокой Лобелии, которую предали даже родные сестры и вообще использовали в своих целях все, кому не лень, в девушку за которую есть кому заступиться.

— Что, если я скажу… — начала я, аккуратно подбирая слова, — что в моем сердце нет Генриха, но есть… кто-то другой, что будет тогда? Что, если этим кем-то окажешься ты, Луций?

Мне показалось, что колдун на миг даже перестал дышать… его глаза стали ярче, но в остальном он оставался непоколебимо решителен.

— Жизнь не стала бы в одно мгновенье проще — ни твоя, ни моя. Но я бы знал, что плачу цену за счастье быть с тобой рядом. Лобелия… — Он взял мою руку в свою и нежно поцеловал кончики пальцев. — Ты не должна что-то решать, я не требую этого от тебя. Ты просто не можешь принять какое-либо решение, пока не узнаешь всей правды. А я еще не могу рассказать тебе всего. Но, если ты просто позволишь мне любить тебя, я сровняю горы с землей ради этого, но найду способ для нас быть счастливыми вместе.

И опять он говорит загадками, этот голубоглазый колдун… но говорит искренне. Слова, идущие от сердца, ты и чувствуешь сердцем. Мне вдруг стало так тепло, рядом с ним… как в то утро в северной башне, когда я внезапно для самой себя поняла, что готова отказаться от целого мира, чтобы остаться в его руках.

И, вместо ответа, я потянулась к нему всем телом — позволила заключить себя в полные чувственной радости объятья и скрепить наш союз нежным, полным желания поцелуем.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ ДИЛОГИИ
Загрузка...