Ты не шей, мама, мне подвенечное платье,
Не вплетай в мои косы цветов полевых,
Не устраивай мне ни застолья, ни свадьбы,
А парным молоком ты меня напои.
Остуди мою голову словом приветным,
Мои светлые сны своей лаской укрой,
Я уйду в синий лес по тропинке заветной,
Стану птицей лей летать над родимым окном.
Я взлечу выше гор, породнюсь с облаками,
Буду плыть и теряться в лазурной дали,
Буду петь тебе песни косыми дождями,
Что б цветы под окошком твоим расцвели…
Ты не шей, мама, мне подвенечное платье…
Меж корней высоких деревьев, что вились по земле, как змеи, лежала истомлённая роженица. Она раскинула белые ноги и кряхтела. Ребёнок, как мог, старался появиться на божий свет, а она из последних сил пыталась ему помочь. С первым криком младенца отошла душа матери, никогда его не увидевшей.
Спустились к ней две женщины в, растрёпанных ветром, одеяниях, похожих, как близнецы, только одна была в белом, а вторая — в чёрном.
— Твоя работа, — сказала та, что в чёрном.
Женщина в белом одеянии подошла к младенцу, осторожно провела ладонью, перерезая пуповину, завернула его в разорванную юбку матери и принялась укачивать, ласково улыбаясь.
— Моя работа окончена — твой черёд.
К роженице подошла та, что в чёрном, провела над ней ладонью и сокрыла земля тело молодой женщины, запутав это место корнями. Никто боле не узнает место, где сгибла несчастная мать.
— Что ты с ним собираешься делать? — женщина в чёрном брезгливо поморщилась, глядя на малыша.
— Отнесу в деревню и отдам кому-нибудь на воспитание.
В ближайшей деревеньке жил бобылём старый сапожник. Жил не богато, но и не бедно. К его двору и принесла она младенца, положила у ворот да постучала в окошко. Вышел Куша и услышал, что свёрток перед калиткой запищал. Забрал он его в дом, развернул — там лежал крепкий мальчик, по-взрослому глядя на него серыми глазами…
Легенды волков гласили:
«Появились однажды, многие века назад, удивительные волки. Их шерсть, белее зимнего снега. Их вой протяжней и проникновенней. Они уникальны, потому что редки. Поселялись белоснежные волки среди других волков. Однажды они пришли в огромный бор, стоящий среди горных отрогов, вдалеке от дорог и от людей. Посреди бора имелся силовой контур, позволявший совершать путешествия во времени. Позже там поставили два граничных столба с вырезанными волчьими мордами, но никто не знает, что произнеся особые слова, откроется портал в неведомое… И назван этот бор Святым…»
Много годов прошло с тех пор, как молодой и чернявый мужчина, по всему видно, чужеземец, подавляя своей статью, ступил на землю Бухары.
Шли они до дивного города долго с большим караваном, гружёным соболями сибирскими, рысьими, лисьими да куньими шкурками, огромными покрывалами медвежьих. Шли медленно с большой охраной в две дюжины воинов, вооруженных до зубов. Постоянные разговоры путешественников-купцов о неспокойных путях за Дальние Пески, это ещё мягко сказано.
Мезеня в нынешнем караване был старшим. Странные животные, которых они купили в приграничном городе перед отправлением в Бухарское княжество, шли степенно, неторопясь, обдумывая собственное достоинство и каждое движение. Солнце палило нещадно, но одногорбые звери, покрытые светлой шубой, упрямо не замечали его, неторопливо ставя на горячий песок мозолистое копыто. Чернявому Мезене тяжело было ехать со своим ростом в неудобном седле, приделанном на самом верху верблюжьего горба. Он почти полностью закутался в клетчатый платок, оставив открытыми только глаза. Горячий ветер трепал концы платка, обдавая своим дыханием.
Караванщик все больше молчал, то ли русского говору не ведал, то ли просто разговаривать не желал. Мезеня тоже молчал, молчали и все остальные дружинники. Может, кто да желал бы чего узнать, да раз старшой не молвит, так и они только переглядываются да терпят до привала. Когда-то он будет? В лесу каждый куст волку знаком да отмечен, а здесь, куда ни кинь взор, барханы; ящерицы со змеями греются на песке или на редких камнях.
Не привыкшие к таким погодным условиям, сибиряки маялись от жары, но переносили ее стойко. Без нытья. Качаясь в такт шагу дромадера, некоторые кемарили, опустив голову на грудь, но стоило верблюду сменить шаг, тут же просыпались. Вторая седьмица подходила к концу, как выехали они из родного становища. Не часто отправлялись караваном в дальние страны — раз в год везли сибиряки «лесное золото» в разные концы света.
Яркое небо над пустыней сменилось черной тучей, которой не видно краев. Погонщики и караванщик Али встревоженно замахали руками, как крыльями.
— Что случилось? — тревога передалась и Мезене.
— Черная буря! Слезай с верблюда! — требовал Али.
Погонщики подбегали к каждому зверю, усаживали его на землю, снимали вьюки, складывая у животов дромадеров. Накрывались своими же халатами возле тюков с подветренной стороны и замирали, стараясь не дышать. Перед поездкой в пустыню из граничного города, им объясняли, как надо вести себя при «черной буре». Волки так же накрылись ватными халатами, спрятавшись под животами животных.
Никто не знает, сколько продлится пыльная буря в пустыне. Ветер может слать стену из песка и пыли несколько десятков минут, но может и часами. Главное в таком случае — вода. Дышать приходилось через платки, чтобы не пробрались внутрь мелкие песчинки и не вызвали раздражение. Мезеня потерял счет минутам или часам, пока лежал под теплым брюхом у дромадера. Если ему и суждено сгинуть в этом жарком краю, то останется только пожалеть старуху мать, один он у нее. Его быстро обглодают вараны да хищные птицы, а кости укроют пески. За своими невеселыми размышлениями, он не заметил, что его трясут за плечо, что-то говоря, стряхивают с его тела и с тела верблюда песок. Наконец, он увидел довольное лицо Зуба, улыбающееся ему.
— Ну, так чё? Решил сгинуть тута?
Мезеня потряс головой — вроде живой, а то мысли нехорошие уж полезли в голову. Зуб стоял рядом с ним, помогая подняться. Погонщик поднял дромадера, с которого посыпались пески. Старшой немного отряхнулся, разлепил глаза. Потер их кулаками да песчинки больно растирали кожу век.
— Мезеня, не боись! — Зуб все скалился. — Поднимайся, а то так под этим скаженным зверем и останешься! — протянул старшому руку.
Мезеня схватился за его ладонь, а Зуб резко дернул, быстро поставив его на ноги да так, что чуть эту самую руку не оторвал.
— Осторожней, черт! — рассмеялся Мезеня, принимаясь отряхиваться.
Погонщик помог снова сеть в седло и поднял верблюда. Животное поднимаясь, так сильно накренилось вперед, что Мезеня побоялся слететь с него, но все обошлось, караван продолжил путь в знакомый край.
Плелись еще почти седьмицу, когда перед ними предстали во всей красе Бухарский град. Через разноцветные резные ворота прошел караван, оказавшись на узеньких улочках, которые и улочками-то назвать сложно — немощеные переходы, коих было множество. В бухарских глинобитных домах окон не было, зато на плоских крышах резвились ребятишки, сидели молоденькие девушки удивительной красы.
Как назло пошел дождь, долгий, крупный, вымочивший землю на пол-аршина. Удивлялся мокрый Мезеня такому свойству здешней земли, дома бы такой дождь размесил черную грязь, и она быстро бы впиталась, а здесь — глина с песком только мешала ходу верблюдам. Юрко местные аборигены сновали между всадниками на конях, ишаках или верблюдах, задирая разноцветные халаты, скакали через потоки воды, несущиеся ручьями ближе к середине улицы.
Погонщики привели уставших и вымокших путников в караван-сарай. К ним грузно выбежал, по всей видимости, хозяин заведения и что-то залопотал по-своему.
— Ну и птичий язык, — тихо усмехнулся Зуб, наклоняясь к Мезене.
— Сейчас все узнаем, — так же шепотом произнес Мезеня.
Сооружение они видели не впервые, на протяжении всего пути, заходили пару раз в караван-сараи, чтобы отдохнуть, поменять уставших верблюдов. Они были похожи на маленькие крепости, только стенами были длинные ряды с отдельными входами в низенькие комнаты, где были кровати с валиками вместо подушек и ворохом одеял, низким столом на вышарканном ковре. Во дворе же находились конюшни, в которых можно было поменять уставших верблюдов или лошадей на отдохнувших. Складские помещения никто не охранял, они просто закрывались на батог, вдетый в деревянные скобы на дверях. Несколько человек охраняли сам караван-сарай от набегов. Но это было нечасто. В самой Бухаре караван-сараи были из красного дешевого кирпича. С чистым двором, в комнатах ковры были не новыми, но не вышарканными и кровати имели лучший вид. Хозяин предложил вытопить что-то похожее на баню, отчего уставшие и мокрые путники не отказались.
После мытья и сытного обеда их разморило, путники решили немного отдохнуть. Хоть дождь и закончился, халаты были развешаны просыхать, но бродить по раскисшим улицам желания не было. Мезеня лежал в кровати, вспоминая свои края. Уже, наверное, все цветет. И в полях основные работы прошли. Куда лучше пробежаться росистыми лесами на четырех лапах, чем париться от жары в стеганом шерстяном халате, пропахшим потом собственным и верблюжьим.
Вдруг раздался женский крик. Выскочили все из комнат, а из дома хозяина снова раздается девичий крик и плач. Что делать? Вмешиваться в семейные отношения чужого народа, обычаи которого тебе неизвестны, но бить женщину не в правилах волков даже из глухой Сибири. С третьим вскриком не вытерпел Мезеня, ворвался в дом хозяина караван-сарая с рыком:
— Ты пошто прилюдно девку лупишь?
На корявом русском языке хозяин старался оправдаться перед высоченным путником, глядевшим на него из-под черных бровей. Девчонка с растрепанной косой, в разорванном плетью платье, забилась в угол и мелко всхлипывала.
— Это моя дочь! Она от мужа сбэжала! Нэ послушала его старшую жену!
— А она которая по счету? — Мезеня кивнул в сторону девчонки.
Черные глаза встретились и растворились друг в друге. Все теперь он готов был положить к ножками маленькой крохи, отразившейся в его глазах, а зверь подтвердил свое право.
— Четвертая.
— Это значит, три бабы с общим мужем над ней измывались, а тут еще и ты учить взялся? — свел брови великан.
— Не понять тебе наших обычаев, — старался оправдаться хозяин. — В «Коране» написано…
— На Руси тоже много книжек, уважаемый, да у нас свои законы. Сколько ты хочешь за нее?
На лице хозяина начало прорисовываться удивление, настороженность, сменяясь размышлениями, как бы не прогадать в цене за дочь.
— Так она уже с мужем была! — кинул последнее предупреждение отец.
— Не боись, наши бабки любую козлячью кровь из девки выведут, — мрачно успокоил Мезеня.
— Три собольи шкуры и три лисьи, — быстро проговорил хозяин; цена и так уж больно высока за порченую девку, да еще и плохую жену.
Мезеня точно знал, что верный друг Зуб стоит сзади потому, не оборачиваясь, спросил:
— Слыхал? — Зуб кивнул. — Прикажи принесть за нареченную.
Зуб сделал знак и через некоторое время похотливый до меха отец девчонки уже мял в дрожащих пальцах мягкий мех, потом вскинулся, подбежал к дочери, схватил ее за руку и швырнул в ноги русскому великану. Увидев на полу распластанную девчонку, Мезеня бережно поднял ее за плечи, загораживая мощным телом от отца.
— Сколько лет-то ей?
— Пятнадцать, — скоро ответил тот. — У нас девочки готовы к браку с девяти лет, а ее выдали только два месяца назад.
— Малая совсем, — досадливо покачал головой новоиспеченный муж и вышел из дома хозяина, ведя за руку девчонку к себе в комнату.
— Ты нашто ее забрал-то? — не понимал Зуб.
— Отразился я в ней, — Мезеня задумчиво посмотрел другу в глаза, что тот все понял — встретил один из лучших волков в стае свою нареченную за много верст от родимого дома.
Девчонка в его комнате также попыталась забиться в угол, сверкая черными глазами с пугливой яростью. Мужчина спокойно сел на низкую кровать, с задумчивой лаской глянул на суженую, улегся, рассматривая потолок, разрешая девчонке делать все, что заблагорассудится, если захочет сбежать — все равно найдет. Смежил веки, но волчье ухо слышит гораздо лучше человеческого. Вот и он слышал, как она подошла к нему, остановилась. Сквозь ресницы Мезеня рассматривал хрупкое тельце незнакомки. Что ему с ней делать? Доращивать хоть пару лет, пока в цвет не войдет, а как войдет в пору, посмотрит ли на него? Защемило сердце смелого волка от глупой неизвестности. С тихим стоном он отвернулся к стене.
Девчонка еще несколько минут рассматривала лежащего мужчину с внушительным разворотом плеч, статной фигурой, который дал ей полную свободу выбора. Убежать? Но куда? Остаться с ним? Зачем она ему? Потянувшись к нему, пальцами постучала по плечу. Мезеня повернулся.
— Зачэм? — на ломаном, как у ее отца, русском языке спросила девчонка.
— Что зачем? — не понял мужчина.
— Я тэбе зачэм?
— Женой станешь, коли захочешь, — с внешним спокойствием ответил он.
— Младшей?
— Единственной. Я — Мезеня, — он хлопнул ладонью по груди.
— Зейда, — и повторила его жест.
— Не боись, не трону, пока сама не захочешь, — успокоил Зейду.
— Зачэм жена, если не трогать? — искренне не поняла девчонка.
Немного осмелев, подошла к кровати, встала на колени, принявшись с интересом изучать незнакомца, разглядывая каждую черточку на его лице. Он ей показался красивым, не то что ее бывший муж — толстый и слюнявый. От воспоминаний Зейду передернуло. Она пальцем провела по угольным бровям мужчины.
— Так, зачэм? — повторила свой вопрос.
— Попривыкни, а то вдруг, не люб стану, — старался объяснить он ей, но сам смущался своих ответов.
— Развэ нас надо спрашивать? — искренне удивилась Зейда, отчего брови взлетели на лоб.
Вот странный русский! Кто же женщин спрашивает? Они, как товар — нашелся покупатель — продали, а что дальше с ними, никого не волнует! А этот сам ее боится.
— У нас не как везде, — негромко прозвучали его слова. — Мы находим свою суженую и она одна навсегда, — грустными глазами посмотрел на Зейду.
— Ты красывий, — улыбнулась кроха. — Ты нэ отдашь мэня мужу?
— Нет. Пусть твой отец сам с ним разбирается, а ты теперь… свободна.
Зейда видела в черных глазах мужчины невысказанную боль, задевшую ее душу.
— Я хочу быть с тобой, Мэзеня. Не прогоняй мена, — слеза скатилась из миндалевидных глаз.
Мезеня встал рядом с ней на колени, обнял вздрагивающие плечики сильными руками, поглаживая по худой спине. Через тонкое платье прощупывались ребра.
— Никому я тебя не отдам, Зейда, — шептал горячие слова в макушку. — Никому, — теперь у него получился звериный рык.
Зверю во что бы то ни стало надо было поставить на ней свою отметку.
— Как это? — испуганно раскрыв глаза, смотрела она на мужчину, забыв как дышать. — Кто ты?
— Я не просто человек, Зейда, я — волк. Это надо знать, если ты собираешься жить со мной. Законы у нас тоже нечеловеческие, — решил сразу обрубить все концы, пусть знает, с кем свела судьба. Хоть и страшно, что отвернется или испугается.
— Волк? — едва слышно, и ничего не понимая, спросила девушка.
Мезеня видел, затрясшиеся от страха алые губки. Она поднялась с колен и принялась пятиться в угол, ища спасения. Перед ней мужчина полностью раздевается и превращается в огромное свирепое черное животное, но оно не нападает, а ползком на брюхе двигается к ней и затихает закрывая глаза, отдаваясь на волю мелкой узбечки.
— Ты мена нэ обидишь? — еле слышно прозвучал вопрос.
Как он может обидеть свою половинку, ту без которой ему не жить, чей запах смущает, волнует, заставляет нервничать его зверя? Никогда! И никому не позволит лишний раз глянуть косо. На ее вопрос волк мотнул башкой.
Зейда снова постаралась взять себя в руки, не каждый день мужчины в животных превращаются. А черный волк лежал рядом с ней, никуда не уходя, не делал попыток ее растерзать, просто лежал на животе, положив остроухую голову на лапы.
Во дворе караван-сарая послышался мужской визглявый крик, ему вторил крик хозяина. По всему было понятно, что мужчины крепко ругаются. От этих криков Зейда побледнела еще сильнее, чем от вида волка, к которому попривыкла за несколько минут, что он лежал на полу возле нее. Волк вскинул голову, навострил уши и угрожающе зарычал, скаля зубы. Дверь открылась, в комнате показалась взъерошенная голова Зуба.
— Развалился здеся, а там ейный муж пришел. С отцом ругается, вернуть девку требует! — он кивнул на испуганную девушку.
Волк яростным взглядом огрел друга.
— Ну, как знаешь! Ежели чего, так мы завсегда, — махнул рукой и скрылся, хлопнув дверью.
— Мне слэдует вернутса к мужу, — убитым голосом произнесла Зейда.
Мезеня, ставший уже человеком, почти полностью одетым, завязывал ворот у рубахи. Когда дверь открылась второй раз, на пороге стоял низенький брюхатый узбек в белой чалме и полосатом халате. Он с хозяйским видом направился к жене, не обращая внимания на высокого мужчину.
— Куда понесло? — уперся ему в плечо ладонью Мезеня, мужичонка хотел было что-то сказать, но его опередили: — Я за твою жену ее отцу шкуры дорогие отдал, вот и требуй с него плату. А сейчас, вон! — мужичонка хлопал глазами, стараясь понять, что говорит чужеземец, отец Зейды переводил ему, пока бывший муж не начал требовать с того поделиться барышом. — Вон, я говорю! — прогремел голос хозяина комнаты в этом чертовом постоялом дворе.
Нежданных посетителей, как ветром сдуло от зычного голоса Мезени. Зейда мелко икала от страха, все еще стоя в дальнем углу, побелевшая, словно мел, прижимая кулаки к губам.
— Ты ишшо им свово зверя покажи, так они тебе приплатят, чтоб токо остаться живыми! — загоготал Зуб, затворяя за собой дверь.
— Ну, чего ты там стоишь? — ласково спросил Мезеня девушку. — Садись рядом, — похлопал по кровати.
Зейда маленькими шажгами, чуть боком, двинулась к нему, осторожно присела на самый краешек, но мужчина одним движением сильной руки посадил ее рядом с собой.
— Так и будешь рядом со мной сидеть, Зейда.
Странно ей было все, что говорил этот большой и сильный человек, много народу она повидала, пока жила с отцом в караван-сарае, но такого встретила впервые. Дивно ей было, что усадил ее рядом. Ведь женщины должны жить вообще на другой половине дома, не то что бы сидеть рядом с мужчиной. И мужа прогнал, как обещал. Она хмыкнула, вспоминая глаза Сактарбека, когда Мезеня его остановил, а ведь муж только до плеча и достает ему. Тепло разливалось по всему телу от того, что такой богатырь за нее заступился. Никто никогда, а он заступился. Значит, на самом деле нужна ему.
Раскрылась дверь и двое мальчишек годов по восемь-десять принесли им ужин — вареный рис, жареное мясо, лепешки. Какие-то соусы в маленьких пиалах и поднос с фруктами, специально для него ложки из железа, поставили на низкий стол, что-то пролопотали, убегая из комнаты.
— Что они сказали? — обратился он к Зейде. Это отец прислал вам, за мена, — потупила взор девушка.
— Тогда, давай будем вечерить, — он перенес стол ближе к кровати, принявшись усердно жевать. Заметив, что Зейда ни к чему не притронулась, спросил: — Ты почему не ешь?
— Нам нельзя вместе с мужчинами, — вновь потупилась она.
— А со мной можно, — рассмеялся Мезеня, протягивая ей вторую ложку. — Ешь, вона, одни ребра остались.
Зейда зачерпывала по паре крупинок и незаметно отправляла их в рот, усердно пережовывая. Мезене это не понравилось. Кто так ест? Он забрал у нее ложку, зачерпнул полную желтого риса, положил сверху кусок мяса.
— Вот как надо есть! — и отправил ей в открытый рот.
Девушка едва ворочала челюстями, стараясь справиться с едой, а мужчина, видя ее старания, уже держал наготове следующую полную ложку. Она с веселым наигранным страхом уставилась на нее.
— Я столко сразу нэ магу!
— Могу, не могу, а придется, — смеялся с ней вместе Мезеня. — Сил-то совсем не осталось!
— Ест сил, — смеялась она.
— Откудова? Худа, как щепка! — и снова отправил ей в рот следующую ложку.
Так весело для них давно не проходила трапеза. Мезеня с вечными поездками вообще забыл, что такое веселье. Дома несколько месяцев да и то в тайге на промысле, а потом все полгода в пути. Какое уж тут веселье? А для Зейды веселье закончилось, когда умерла мама. Ей было всего десять лет. Она чем-то болела и в последние месяцы вовсе не поднималась с кровати. Потом ей пришлось учиться у тетки готовить еду, вести дом, а позже к ним пришел Сактарбек и посватал ее. Тут начались вообще черные дни. Сколько раз били ни за что, оставляли без еды…
Мезеня заметил, как его суженая погрустнела, тронул за плечо, заглядывая в глаза, но она упрямо отводила их, чтобы этот замечательный нечеловек не увидел, как собирается влага в уголках глаз.
— Что с тобой, Зейда?
— Вспомнила… — она осеклась, горло сдавила невидимая ладонь.
— Не вспоминай больше никогда, — он обнял ее за плечи, прижимая к теплому боку. — Все закончилось, — она, не веря, заглянула в черные угли, обрамленные пушистыми ресницами, ища подвоха, но волк смотрел на нее прямо и открыто, заставляя поверить в сказанное. — Никто тебя больше не обидит.
Ужин они так и доели вместе, сидя на его кровати рядом, а не где-то за ширмой на женской половине. Ей нравилось смотреть в смеющиеся черные глаза волка. Иногда проводить кончиками пальцев по его руке. Таких высоких мужчин Зейда никогда не видела. Приезжали несколько лет назад арабы, но и они не дотягивались до него. А Мезеня удивлялся ее детской непосредственности, с которой она его разглядывает, совершенно не стесняясь. Гладит большие руки тонкими пальчиками, чему-то хмыкает, удивляется. Те же мальчишки забрали пустую посуду из их комнаты с интересом посматривая на Мезеню, на что он только усмехался. Он остановил их и попросил Зейду перевести.
— Пусть принесут теплой воды и мази, чтобы смазать раны на спине Зейды.
Девушка перевела им, мальчишки кивнули и пропали. Через несколько минут появился ее отец со склянкой, женской одеждой и тазом теплой воды, все подал Мезене.
— Бери. Это хороший маз, — сверкнул глазами на дочь, сидевшую на кровати, потупив взор, ничего больше не говоря, вышел из комнаты.
— Раздевайся, Зейда, будем спину лечить.
Она растерянно-стеснительно посмотрела на него, отвернулась, принимаясь снимать свое тряпье, располосованное отцом. Аккуратно положила на кровать рваное платье, оставшись в одних шароварах, прикрылась руками и через плечо спросила:
— Так хватит?
— Хватит, — серьезно ответил Мезеня.
Тряпицей, смоченной в теплой воде, он смывал с тощего тела девушки присохшую кровь, осторожно обмывал раны, оставленные кнутом, чертыхаясь и кляня папашу. Свою дочь он точно не отдал бы такому мужу ни за какие деньги и отцом таким он точно никогда не будет. Вспоминая, как относятся в стае к волчатам, улыбнулся. Чистую спину принялся так же осторожно намазывать мазью. Она оказалась нежирная, впитываясь почти сразу. Зейда стояла смущенная, опустив голову. Закончив с процедурой, он выбрал из одежды, что принес хозяин, что-то короткое и легкое, протянул ей.
— Можешь одеваться.
Девушка быстро натянула тунику до середины бедер, повернулась к Мезене и… встала перед ним на колени. Опешивший мужчина кинулся поднимать ее.
— Вот, глупая, — ласково ворчал он. — На колени забудь падать. Поняла? — она кивнула, не поднимая головы. — Посмотри на меня, — попросил он, но девушка покачала головой, ведь нельзя женщине прямо в глаза смотреть мужчине. — Посмотри на меня, — вновь произнес он свою просьбу. На этот раз ей пришлось поднять миндалевидные глаза, для чего запрокинула голову. — Молодец. Так и смотри всегда — открыто, ничего не боясь. Ты уже свое отбоялась.
Растерянность сменялась неверием, что прошли ее беды. Что не будет больше Сактарбека и его жен, которые унижали два месяца, показавшиеся ей годами. Что этот русский богатырь защитит от любой напасти. Она подошла к нему, преодолев два шага, крепко обняла за талию, прижалась щекой к широкой груди и зажмурила веки. Мезеня не готов был к такому порыву и немного растерялся, но оказалось приятно — женщина приняла его таким, каков он есть; ласково обнял, стараясь не задеть раны, положил подбородок ей на макушку. Да какая она еще женщина…
Вот так бы и стоять долго-долго, вдыхать запах, чувствовать, как зверь ворочается внутри, требуя своего, но не пришло еще время. Он дождется его и покажет этой крохе, что значит настоящее счастье. Прохладный вечер принес с собой усталость пережитого дня.
— Надо спать укладываться, — негромко проговорил он в макушку.
— Мне негде, — прошептала и невольно вздохнула.
— Со мной спать будешь. У стенки.
— Но, у нас…
Мужчина не дал ей договорить.
— Забудь, что у вас происходит. Отныне у тебя будет другая жизнь, а на кровати нам обоим места хватит. Залезай! — с улыбкой приказа ей.
Делать нечего, пришлось слушаться. Девушка легла к стенке, как он приказал, отвернулась от него, но мужчина бережно повернул ее в себе, уложил на одну руку и обнял другой. Укрывшись одним одеялом, вскоре стало уютно тепло от горячего тела молодого Мезени, она повернулась на бок, уже не отворачиваясь, а устраиваясь у него под мышкой.
— Удобно? — Зейда кивнула. — Так и будем теперь спать, — это было не предложение, это было непреложным фактом, который он не собирается нарушать.
Ранним утром девушка проснулась раньше Мезени. Долго рассматривала его лицо, спустилась изучающим взглядом к, покрытой черными кудрявыми волосами, груди. Вспоминала вчерашний день, не весь — выборочно. Не было желания вспоминать, как отец бил ее, но приятно вспоминалось, как обмывал больные места еще недавно совершенно незнакомый мужчина. Неприятно вспоминался приход Сактарбека, а в памяти всплывало, как остановил его Мезеня. Больше всего грело маленькое сердечко то, что он поставил ее наравне с собой. Это непривычно, только почему-то казалось, к этому можно будет привыкнуть.
Мезеня пошевелился, приоткрыл один глаз, увидев черные глаза девушки, довольно улыбнулся, потянулся и сгреб ее ближе к себе.
— Давно не спишь?
— Нет, — тихо ответила Зейда.
— Успела меня рассмотреть? — на его вопрос она ответила густым румянцем, он же едва слышно рассмеялся. — Чудо мое…
После завтрака в караван-сарай пожаловал турецкий купец, с которым много лет вели торговлю пушным золотом. Чинно поговорили возле товара. Купец перетряхнул все шкуры, пересчитал, оставшись довольный качеством, отсыпал золотом. Мезеня и Зуб так же остались довольными. Решили погостить еще пару дней в городе, прикупить товары, которых нет в Сибири и пора обратно домой. Приедут уже ближе к осени. Значит, надо купить Зейде что-нибудь теплое, а уж дома справим дошку и валенки с шапкой. Будет, как принцесса ходить. Приятны и непривычны для Мезени подобные мысли.
Закупив красивые ткани, украшения и многое другое, деньги еще для стаи остались большие. Взгромоздились на верблюдов, отправились тем же составом обратно, только для Зейды пришлось покупать седло. Не вышел отец провожать в дальнюю дорогу единственную дочь. Не пожелал ей счастливого пути. Окинула девушка последний раз отчий дом, караван-сарай и выехала вместе с караваном из ворот. Никогда она больше сюда не вернется
Дорога домой всем, кроме узбечки, показалась быстрой. Всё летело в родные края — тело, душа, мысли. А вот мысли у Мезени и его нареченной оказались примерно одинаковыми: один размышлял, как мать отнесется к Зейде, а она и сама боялась этой встречи, представляя глаза женщины, когда та увидит с кем приехал ее сын. Зуб, как все остальные, мечтал о встрече с родными.
После граничного города, где они поменяли верблюдов на привычных лошадей, дорога пошла быстрей. Казалось, даже телеги двигались быстрее. Мезеня предложил, было, девушке ехать на телеге, чем трястись в седле, но она отказалась. Ей было интересно рассматривать необычную природу, которая меняется с каждым поворотом дороги.
Иногда мужчина ловил себя на мысли, что наблюдает, как она улыбается каждой вспорхнувшей птице, цветам, росшим у дорог, не жалуется на тяжелые переходы от одной ямской станции до другой. Каждый вечер он растирал ладонями ее спину через тунику, укладывая рядом с собой. Она на самом деле привыкла спать с ним в одной постели, заботиться, готовить на всю артель. Мезеня не приставал к ней, просто был нежен, жалея.
Величественные горы Восточного Саяна покрытые бархатом тайги, ошеломили своим размахом. Что она видела в жизни? Только пески. А здесь возвышались высокие горы, тянущиеся кряжами на многие мили, подпирающие облака белыми шапками среди лета. Вот и последний поворот. Слушали леса бешенный стук волчьих сердец, преодолевающих последнее расстояние до родной стаи. Гнали коней, в надежде, что потом они отдохнут на приволье.
С гомоном и улюлюканьем въехали они в становище, как герои с войны. Мальчишки высыпали горохом на улицу, едва лошадям под ноги не кидаясь. Женщины с радостными лицами встречали своих мужчин. В центре поселения остановились. Поставили телеги рядком, спешились. Кинулись родные друг к другу, обнимаясь, целуясь. Женщины не могли оторваться от своих мужчин — мужей, сыновей, отцов. Мезеня помог девушке спешиться, взял за руку и подвел к немолодой, с едва заметными сединами в черных волосах, женщине.
— Благослови нас, матушка, — преклонил он пред ней колени, опустив голову.
То же самое сделал и Зейда. Смотрела Мара на смуглую маленькую девчонку, склонившую перед ней голову рядом с ее сыном. Знать не просто так столь годов не женился Мезеня? Ждал вот такую маленькую, что из-за него ее и не видно. Судьба распорядилась на свой лад, и не Маре вершить суд над сыном.
— Поднимитесь, дети, — спокойным голосом произнесла она. — Благословляю. Идемте в дом.
Только после слов матери, поднялся Мезеня с колен, поднял Зейду и, взяв за руку, повел к дому. За спиной слышались шушукивания да перешептывания. Каждый из прибывших на свой лад рассказывал историю, происшедшую за Далекими Песками. Только Зуб знал все подробности, но поделился ими лишь с женой дома. Держа на руках годовалого Ольжатку, рассказывал своей Зорюшке все в подробностях, а она едва успевала ахать.
У самого крыльца к Мезене выпорхнула высокая чернявая девушка со светящимися глазами, да так и остановилась, словно вкопанная, завидев, что он держит за руку смуглую иноземку.
— Ме-зе-ня… — прошептала она по слогам. — А это кто? — глаза волчицы стали колючими, отчего Зейда попятилась за спину мужчины.
— Это, Цветана, суженая моя, — спокойно и серьезно ответил мужчина. — Женой мне станет.
Цветана попятилась, в брезгливом ужасе глядя на невзрачную, по ее мнению, чужачку, резко развернулась и убежала с глаз долой. Слезы жгли ей лицо, забежала в дом, чуть не сбив мать, метнулась к себе в комнату.
— Цветочек, да что приключилось? — гладила по спине, распластавшуюся на кровати, дочь.
— Он из-за Песков суженую привез! — с рыданиями возмущалась Цветана. — Мой он должен был быть!
— Если он отразился в ней, ты ничего не сможешь сделать, доченька, — тяжело вздохнув, прошептала мать.
— Сничтожу иноземку! — в сердцах крикнула Цветана, выпрыгивая из окна черной волчицей, только ошметки от одежды полетели по комнате.
Собрала разноцветные куски, что остались от сарафана и белой сорочки, Дора да жалеючи дочь, покачала головой. Не будет ей счастья с Мезеней. Самого красивого да статного мужчину в становище приворожила волоокая смуглянка. Не отступит он от нее теперь. Зная это, жалела непутевые мысли дочери, опасаясь, чтобы та греха не наделала.
Приведя в дом сына с невесткой, Мара выкладывала из погреба да из печи все на стол. Впервые видела Зейда такое изобилие, сидела на табуретке, словно птица на заборе — на самом краешке, смущаясь от любого взгляда Мезени да его матери, но мужчина, и его мать ласково смотрели на нее. Странно ей было, что в доме много окон, светло, чисто, уютно от множества цветастых занавесок, покрывал на лавках да кроватях, накидки на подушках, составленных друг на друга, пирамидками. Стол высокий. Добротный. Все сравнивала с бытом у себя дома… Как сказал ей Мезеня? Забыть все. Что было раньше? Да как же забудешь?
Заметила Мара, что погрустнела невестка, вот-вот слезы покатятся, задышала часто, потупила взор больших черных глаз, пальцы теребят край туники, подошла к ней обняла по-матерински, прижав чернявую голову к теплому животу. Никто так не обнимал Зейду с тех пор, как заболела мать. Никому она была не нужна. Опоясала она незнакомую женщину, что проявила к ней ласку, обеими руками, так и увидел их Мезеня, вернувшись в дом со двора: невесту, прижавшуюся к матери и мать, гладившую ее по чернявой голове.
— Вечерить-то будем, или как? — с широкой улыбкой спросил он женщин.
Мать и Зейда посмотрели на него. Каждая со своего места, обе враз кивнули. Отпустила девушка Мару, а та принялась накладывать в тарелки для нее все самое вкусное. Мезеня сам справился, накладывая себе еду, довольный, что мать нашла в себе силы принять его нареченную, молча поблагодарил ее за это. Еда оказалась вкусной, но непривычной. Зейда ела с удовольствием, потом выпили по кружке сладкого сбитня.
— Спасибо, — уже практически без акцента поблагодарила.
— Спите-то вместе?
— Вместе, матушка, — ответил сын, и с лаской взглянул на суженую. Тогда, сейчас в баню мыться и отдыхать, завтра тебе предстоит серьезное решение принять.
— Какое решение? — насупил брови Мезеня.
— Бежана мы без вас схоронили, Гарко пока за вожака стоит, только это не его дело — слишком слаб. Все выбрали тебя, теперь будут ждать твоего решения.
Ошеломила мать сына таким заявлением. Ладно ли дело будет принять власть над стаей да удержать? Захотят ли соплеменники принять его после того, еще привез невесту издалека. Если не захотят его таким принять, то не велика потеря, будет жить, как раньше — дом и без того полная чаша. Зверя зимой добудет, отправит кого-нибудь с караваном по испытанному пути, а сам уже не поедет, боязно оставлять Зейду одну. Не насладился он ею… да и когда еще?
— Если народ выберет, приму правило над стаей, — решительно произнес сын.
Так и знала Мара. Подала два льняных полотенца и отправила в баню сына с невесткой. Мала она, конечно, да сердцу не прикажешь. Потом все выспросит про нее. Стоя в маленьком предбаннике, Мезеня негромко проговорил сдавленным голосом:
— Иди первая мыться, а то меня стесняться будешь, — сел за небольшой стол, на котором стоял жбан с холодным квасом с глиняными кружками, и отвернулся к оконцу.
Что он там хотел разглядеть? Сумерки сгустились да и разглядывать совершенно нечего и некого. Зейда осторожно кончиками пальцев дотронулась до его плеча, Мезеня резко повернулся к ней, в глазах девушки ожила нерешительность, стыдливость, которую она всеми силами хотела сейчас заглушить.
— Пойдем вместе мыться. Я не стану тебя стесняться, хотя я не такая красавица, как та, что встретила тебя возле дома, но, может быть, не покажусь такой уж уродиной…
Он не дал ей договорить глупости, втемяшившиеся ей в маленькую головку, схватил ее лицо большими ладонями и с болью в глазах, словно ему передалась ее боль. Произнес:
— Ты — красавица, просто не видела себя моими глазами… — он хотел еще что-то сказать, объяснить, доказать, но вместо этого наклонился и крепко прижался губами к губам Зейды.
Чувствовал, как тонкие руки обвивают его талию, проходятся ладонями по спине, заставляя кожу судорожно сжиматься. Как же тяжело сдерживаться рядом с ней! Мучительно тяжело. Он застонал и прервал поцелуй.
— Ладушка, моя, ты ж для меня самая желанная, — выдохнул он ей в макушку, растворяясь в пространстве. — Не обращай внимания ни на кого, одна ты у меня.
— Почему тогда не спишь со мной, как с женой?
— Хочу дать тебе времени подрасти, я же в половину старше тебя.
— Мезеня, я сильная! Я выдержу! Я ребенка от тебя хочу, — едва не плача сошлась на шепот Зейда. — У нас женщины с четырнадцати лет рожают.
— Да у нас тоже… — прерывисто вздохнул Мезеня. — Будет у нас все, Зейда, а сейчас давай ка я тебя попарю. С дороги-то оно полезно. Раздевайся и заходи в баню.
Раздевалась она медленно, переживая всю свою стеснительность, не глядя на мужчину, открыла дверь и вошла в парилку, совмещенную с моечной, села на нижнюю скамью. Следом зашел Мезеня. Зейда отметила, что стесняться такого тела действительно не стоит — мощь чувствовалась от каждой клеточки.
— Укладывайся на верхнюю полку на живот, — весело приказал он.
Зейда повиновалась. Плеснув на камни горячей воды, взял из лохани распаренный веник, легонько прошелся по худому телу несколько раз, потом перевернул ее сам на спину и так же прошелся с этой стороны, отмечая про себя, выпирающие тазовые кости девушки.
— Садись, греться будем, — снова плеснул на камни.
Горячий пар приятно раздражал внутренности, распаривал кожу. Пот уже не собирался каплями, а плотно стекал с тела. Ни разу не была она в банях. Понравилось. После мытья, посидели немного в предбаннике, переоделись в чистое да отправились домой.
Мара к этому времени наладила горячий чай на травах. Выпили со свежими лепешками. Мезеня заметил, как после приезда да после бани у невесты глаза начали слипаться.
— Веди жену в спальню, — по-доброму хмыкнула мать.
Зейда никогда не спала на таких белоснежных простынях, ни дома, ни у Сактарбека. Она потрогала белье — мягкое. Потом глянула на мужчину неверящими глазами.
— Теперь так будет всегда, милая, — успокоил Мезеня, привлекая к себе. — Кроха моя. Ложись спать, я позже приду.
Зейда кивнула, а он вышел в горницу для разговора с матерью. Девушка еще несколько минут постояла у широкой кровати, разглядывая великолепие, и несмело закопалась в пуховое одеяло, укрывшись до подбородка.
Мать уже ждала сына и его рассказа, она ничего не спрашивала, Мезеня сам знал все ее вопросы, потому начал рассказывать то, что знал и до чего дошел догадками. Мара слушала внимательно, глядя на выскобленный стол, живо представляя картины из рассказа сына. Ей было жаль, что с девочкой так поступил собственный отец, но так же поступают в соседних деревнях — выдают девиц по пятнадцати-шестнадцати годов замуж, вместе с ними мужья забирают приданное девиц, а потом родители могут только наблюдать измывания свекровей, старших невесток или сестер мужа над бедняжками. В стае не так. Здесь редко кто женится не на паре. Волчиц сватают в другие стаи.
«Пусть будет, как получилось», — размышляла Мара. — «Раз уж так повелела судьба быть им вместе, перечить она не станет. Будет исподволь воспитывать невестку, учить всему, чтобы стала хорошей хозяйкой для сына. И так уж засиделся…»
— Она сегодня заявила, что не люба, раз не хочу с ней быть, а мне бы желалось, чтобы подросла еще.
— Кости скроет мясо, а так крепкая она, выносливая. Не бойся стать ей настоящим мужем. Нарожает тебе жена сыновей красивых.
Допоздна разговаривали мать и сын, а когда он пришел в спальню, увидел, что его кроха спит, свернувшись калачиком, лег рядом под одеяло, тут же ее голова привычно легла ему на плечо.
Как Зуб с Мезеней были дружны долгие годы с раннего детства, так за последние две недели сдружились Зейда и Зоря. Дома их стояли по соседству, потому молодки частенько бегали друг к дружке за любой ерундой. Нравилась Зоре прямая и бесхитростная узбечка, которая учила ее новым блюдам, играла с их маленьким сынком, ожидая, когда же муж решится на такой поступок, чтобы у них появится вот такой же. Зоря была на три года старше Зейды, в свои восемнадцать уже была матерью семейства. Частенько, оставляя маленького Ольжатку со свекровью Зейды, девушки направлялись в бор за грибами, обучая распознавать из них полезные.
Сам Мезеня, став вожаком большой стаи, все дни проводил в общем доме, где собирались старейшины. Зуба назвал своим помощником. Все, кроме одного человека в стае, согласились видеть Мезеню вожаком. Одна Цветана оказалась против него. Вспомнила, что чужачку привез, но на нее зашикали, дескать, не ее дело с кем жить вожаку.
Сегодня Зоря оставила сынка со своей матерью и прибежала к подруге раскрасневшаяся, веселая. Зейда и Мара о чем-то разговаривали, сидя за столом.
— Здравствуйте, тетка Мара, — с порога затрещала она, — отпустите Зейду со мной по опята. Одной несподручно.
— Что ж, опята — дело нужное, — согласилась Мара. — Будет с чем зиму коротать, — обратилась к невестке: — А ты возьми корзину в сенях.
— Я покажу! — вызвалась Зоря и, вильнув сарафаном, выбегая из дома.
— Вот, егоза! — хмыкнула свекровь. — Ножи возьми, она-то, небось, забыла, выскочив из дома.
Зейда, улыбнувшись, кивнула, взяла два небольших ножа с деревянными рукоятками и вышла следом за подругой, Зоря уже ждала с горящими глазами.
— Отпросилась у матушки ненадолго, а то Зубчика-то не дождешься, — хихикнула молодка. — Все пропадат в общем доме с твоим. Утрудились мужики, а мы им грибочков насолим, — задорно подмигнула.
Зейда кивнула, улыбаясь чему-то своему, поспевая за проворной подругой. От поселения отошли уже на приличное расстояние, как Зоря взвизгнула:
— Вона смотри, сколько их тут на старых пнях насело! На всех хватит!
Зейда впервые увидела наполовину истлевшие пни, усеянные желтыми грибами так, что самого пня не видно. Кинулись они собирать. От одного пня к другому. Аукаются, чтобы не потеряться. Внезапно из-за старой березы выходит Цветана, направляясь прямо к Зейде. Глаза у нее были довольные, что жена вождя попалась одна в чаще, уж теперь она может спокойно с ней расправиться. Много говорили глаза. Зейда давно научилась различать всякие взгляды, но от этого пробирал мороз по коже, ведь если Цветана что плохое задумала, то силы окажутся неравные. Не справиться ей с высокой сильной волчицей.
Искала Цветана испуг в черных глазах узбечки, да там только ярость, с которой она собиралась сопротивляться ей.
— Зря одна ходишь по бору, — недобро сверкнув глазами, прошипела девушка. — Думаешь, что легла под Мезеню, так он твой стал? Ан, нет! Мы с ним были обручены… почти обручены. Мой отец с его матерью уже свадьбу наметили, а тут ты, — последние слова Цветана, словно сплюнула, обошла стоящую жену вожака, осматривая со всех сторон. — И что он в тебе нашел? Мелка. Черна, как галка. Разве такую жену надо такому мужику? Каких волчат ты ему родишь? А если тебя не станет, то я сама рожу ему высоких, сильных… — глаза Цветаны неестественно засветились, меняя цвет из черных в желтые.
Зейда понимала, что это значит — волчица попросту разорвет ее на части, едва ли дав опомниться. Бежать? Нет смысла, она сильнее и быстрее на четырех лапах. Образ мужа всплыл в памяти, отчего Зейда невольно улыбнулась, это разозлило Цветану. Красивое личико девушки перекосило от лютой ненависти.
— Нет. Рвать глотку тебе не стану. Я знаю одно местечко, где тебя не скоро найдут, а найдут, то уже дохлую, — схватив жену вожака за руку, поволокла ее в густые заросли.
Корзинку с грибами Зейда уже бросила, стараясь хоть одной рукой прикрывать глаза от почти голых осенних веток берез да осин. Волчица тащила за собой, не заботясь о сохранности жертвы. Это было абсолютно лишним. Зейда несколько раз упала, запинаясь за пни. Сарафан в нескольких местах был разорван, руки и ноги в ссадинах. Узбечка даже не могла определить, сколько времени это продолжалось, когда ее с размаху бросили в глубокую яму, в которой по середине торчали пять острых кольев. На один из них бедром и напоролась Зейда. Кол прошел насквозь, насадив ногу поперек, как на вертел. Цветана услышала крик боли снизу и злорадно рассмеялась.
— Тебя здесь никто не найдет. Все дохлятиной пропахло! — плюнула в яму. — И ты сдохнешь! — повернулась скрываясь в бору.
Бегала по бору Зоря, искала пропавшую подружку, а нашла только корзинку с просыпанными грибами. Звала она Зейду, кричала, но ей никто не отзывался. Схватила она ее корзину и бежать в стаю. Залетела в дом к вожаку, да как закричит:
— Зейда пропала! Вот только корзинка, — она грохнула на пол корзину, сама оседая рядом уставшая, запыхавшаяся.
— Где ты ее потеряла? — взревел Мезеня.
— У ручья, — отдышавшись, произнесла Зоря.
— Зорюшка, а ты зови мужа, пусть возьмет с собой Шмеля, — уже ласково попросил вожак.
Девушка понятливо кивнула и выбежала.
— У меня нехорошие предчувствия, сынок, — прижала ладони к сердцу Мара.
— Не волнуйтесь, матушка, мы ее найдем, а вы сходите к Цветане.
— Схожу.
У крыльца уже стояли верные друзья Зуб и Шмель.
— В человечьем побежим или как? — спросил взъерошенный Зуб.
— Темные порты возьмем с собой.
Зашли за дом, сложили одежду на завалинку, привязали к ноге темные порты, чтоб не щеголять потом по поселению голышом, обернулись тремя черными волками, убегая в бор по следам жен.
«Здесь они разошлись», — прокомментировал Зуб.
«Зейда пошла на север по ручью», — вставил Шмель.
Они оставили след Зори, убегая по запаху жены вожака. Увидели рассыпанные грибы.
«Видимо, здесь она и встретилась с кем-то, но с кем?» — Мезеня пытливо посмотрел на друзей.
Те принялись обнюхивать территорию, только следы вообще пропали — не осталось запаха ни Зейды, ни того, с кем она могла повстречаться. Волки старались найти хоть малейший запах девушки — тщетно, вокруг пахло лишь осенней прелью, да жухлой травой.
«Чем-то посыпали следы», — догадался Зуб, нюхнул, принимаясь смачно чихать. — «Демоны! Это перец!»
«Как сыскать следы-то, коли нос теперь не дышит?» — старался потереть лапой нос Шмель.
«Не знаю, друг», — чихнул Мезеня. — «Будем искать по любым малым следам. Разбредемся по бору, если кто найдет, скажет».
Волки кивнули, расходясь в разные стороны.
Цветана прибежала домой в поту, как загнанная лошадь, схватила полотенце и шмыгнула в баню смывать с себя следы перца да шатания по бору с женой вожака. Что будет, коли спрознают, она прекрасно знала — не пощадит ее Мезеня. Мать ворвалась к ней и недовольно зашипела, спрашивая:
— Тебя где мотало-то? Мара заходила, тебя спрашивала, да ответила, что у тебя немочь настала, прилегла ты. Не пустила ее.
— Не тревожьтесь, матушка, — наигранно успокаивала дочь, — ничего со мной плохого не приключилось. А Маре здеся делать нечего!
— Да что стряслось! — не выдержала Дора.
— Меня теперича будет любить Мезеня! Не найдет он свою галку! — выпалила Цветана.
Дора так и прикрыла рот концом повязанного платка, вытаращив глаза на дочь от ужаса сотворенного ею зла. Ведь не так воспитывала она. Холила, лелеяла, лишней работы не давала. Все сама да сама, а она вона чего удумала.
— Поди к Маре, поклонись, покайся перед вожаком, может, пожалеет тебя, глупую! — тихо заголосила Дора.
— Нет, матушка, — Цветала облилась теплой водой, смывая щелок с тела, — не пойду. Сказала — сживу ее со свету, знать, сделаю!
Страшно сделалось Доре за дочь, сжалось сердце. Ведь не простит не просто вожак, а сам Мезеня за свою жену. Всем видно было, как он дорожит ею, пылинки сдувает. За все, что раньше было меж дочерью и ним — не простит. Мысли, словно трусливые псы, разбежались, а собрать не получается, найти нужную не выходит. С тяжелыми думами вышла она из бани, села на завалинку дома, никого не видя.
Рыскали по бору волки в поисках Зейды, только нигде не чуялось ни следа, ни запаха. Обежали они плотно большой участок бора, где примерно могла бы быть девушка, но… никого. К вечеру Шмель сунулся в сторону, куда по зиме загоняли выманенного из берлоги медведя, в нос ударил терпкий запах свежей крови. Кинулся к яме и увидел страшную картину: на дне лежала истерзанная, насаженная на кол одной ногой, жена вожака.
«Мезеня, я нашел твою жену в медвежьей яме», — знал Шмель, что летит, стирая лапы, его друг сюда.
Через недолгое время у ямы стояли три рослых чернявых мужчины с ужасом глядя на дно. Осторожно спустились вниз Зуб и Мезеня. Они придерживали с двух сторон бесчувственное тело молодой женщины, снимая ее ногу с кола. Потом Зуб подставил под друга спину, чтобы тот мог встать на нее и передать жену Шмелю. Принял он на руки жену друга, а там и они сами выбрались из ямы.
— Кто ж такое сотворить мог? — тихо произнес ошеломленный Зуб.
— Только тот, кому она перешла дорогу, — прорычал Шмель, — Цветане. На ней ее запах остался.
— Судить будем, — сквозь зубы процедил Мезеня, хотя ему сейчас хотелось разорвать ту, кто стал хуже врага.
Он снова стал волком, Зуб аккуратно привязал портами к его спине еле живую Зейду, быстро трогаясь в становище.
Мара только охнуть успела, как едва ли не с треском отворилась дверь в дом и вбежал сын с женой на спине. Охнула Мара, увидев бесчувственную невестку. Тут же зашли Шмель с Зубом, отвязали ее от волка, положив на лавку.
— В медвежьей яме нашли, — пояснил Шмель.
Мара старалась сдержать жалость при виде невестки, собирая всю силу. Выгнала чужих мужчин, послав их за Купавой, что всегда помогала Маре в тяжелых случаях, а сыну приказала отнесть жену в баню, положить на белую простыню.
— Чем мне помочь вам?
— Найди виноватого, — серьезно ответила Мара.
Мезеня кивнул и вышел, захватив с собой сарафан жены. За дверью его ждали друзья. Они все слышали.
— Если нужно, то я смогу при всех подтвердить, — мрачно проговорил Шмель.
— Спасибо, друг, — Мезеня благодарно положил руку на плечо Шмеля. — Пойдем в дом к Цветане.
Дора издали увидела в окно, что к ним идут гости. Она ждала их, зная, что что-нибудь все равно выдаст дочь. Гости вошли без стука, едва ли не с ноги распахнув дверь. Женщина выпрямилась, удивленно улыбнулась, направившись к мужчинам.
— Какая честь — вожак пришел в наш дом.
— Где муж и дочь, Дора? — хмуро спросил Мезеня.
В этот момент из комнаты выпорхнула сияющая Цветана. Ее глаза горели счастьем, ведь он сам пришел к ней, да еще и с товарищами, не иначе свататься? Но вожак бросил к ее ногам окровавленный сарафан жены.
— На нем твой запах, — словно приговор, произнес он.
Побледнела белее полотна девица, только не увидел он в ее глазах ни капли раскаяния. Не стала она заламывать перед вожаком руки, прося помиловать, злобой горели черные глаза. Задышала она часто, прерывисто, переводя взгляд то на изорванный сарафан, то на вожака стаи.
— Нет во мне стыда за содеянное, Мезеня, — вскинув голову, произнесла Цветана. — Из-за тебя все! Твоя мать сговаривалась еще когда с моими родителями, а ты из-за Песков девку привез! Во мне ты должен был отразиться, а не в ней. Мезенюшка, люб ты мне был всегда, да вот как разошлись наши дороги, — она горько усмехнулась. — Нет у нас будущего, но и у вас его не будет!
Молча слушали все Цветану, каждый со своими мыслями, всем было жаль глупую девчонку, но оставить безнаказанным грех убийства, не важно кого, не из обороны, а из мести, карался строго и оправдывать проступок вожак не собирался.
— Завтра на заре покинешь стаю. Возьмешь с собой, что сможешь унесть. Обратной дороги тебе не будет, Цветана. Ты сама выбрала путь, — Мезеня не повысил голоса, не выразил злобы на лице, просто высказал неоспоримый факт.
Пока по поселению быстрым ветром летела новость про преступление Цветаны, вызывая различные пересуды между волками, Мара с Купавой старались вырвать из лап смерти Зейду. Девушка пока не приходила в сознание, а две немолодые женщины старались промыть ей рану изнутри почище, где был кол. Края раны пришлось обрезать, и она молились богам, чтобы невестка оставалась в бессознательном состоянии.
После сурового приговора Цветане, Зуб и Шмель пошли по домам, а Мезеня же осторожно вошел в баню, где колдовали над женой лекарки. Вид распростертого смуглого тела на залитой алой кровью простыне, болью отозвался в его сердце, что он едва не застонал. Вновь вспомнилась страшная картина на дне медвежьей ямы, ярость охватила его мысли. Невероятными усилиями он постарался успокоиться, иначе, сейчас бы рванул в дом к Цветане и она не ушла бы живой, а нельзя: приговор он ей уже вынес. Пусть по его разумению мягкий, ведь жена, хоть и опасно ранена, но жива… пока жива. Неизвестно, чем обернется для нее эта рана. Пусть останется даже хромой, он все одно будет ее любить и лелеять.
Мара видела горе сына, чувствовала его состояние, только отвлекаться было некогда. Даже говорить с ним не хватало времени. Промыв страшную рану, она наложила мазь на оба выхода сквозного отверстия, и только потом туго перевязали белыми тряпичными бинтами. Обмыли окровавленное тело невестки от грязи, насухо аккуратно протерли, облачили в чистую рубашку. Уставшая Мара тихо произнесла сыну:
— Можешь отнести жену на кровать.
Мезеня бережно поднял почти невесомое тело Зейды и понес в дом. Голова с черными косами запрокинулась назад, тонкие руки едва не разлетелись в стороны, но он крепко держал ее на сильных руках и так же бережно положил на постель. Зейда застонала, но не пошевелилась.
— Когда же она придет в себя, матушка?
— Никто не знает, — вздохнула мать. — Если сильная — выдержит, когда выгорать кровь станет, если нет… — она не договорила, повернулась и ушла из их комнаты.
Мезеня разделся, вытягиваясь рядом с женой, с разорванным сердцем глядя на бледное лицо.
— Вернись ко мне, Заюшка моя, — ткнулся лбом в подушку и крепко заснул.
От солнца едва порозовел небосклон, окрасив верхушки сосен и елей в пастельные тона. Открылась дверь в одном из домов, из него вышла женщина в дорожной одежде с узлом в руках, на ногах не дорогие сапожки, а обыкновенные лапти. Приделала она узел к одному концу крепкой палки, похожей на посох, перекинула его через плечо, отправляясь в неизвестность. Следом за ней выскочила другая женщина, с рыданиями кинулась ей в ноги, принялась причитать, но первая ее остановила, подняла за плечи, ставя на ноги.
— Не надо матушка, — негромко проговорила молодым голосом. — Коли жива буду, подам весточку, ежели нет, то оплакайте меня.
— Дочушка, — провыла Дора.
— Не поминайте лихом, матушка, — негромко произнесла Цветана, повернулась, удаляясь от родительского дома.
Болью горела будущая разлука с единственной дочерью у Доры внутри, вырывалась глухими стонами да причитаниями. Матей смотрел в оконце, как удаляется Цветана, его цветочек, вытирая скупые слезы тылом ладони. Не подойдет она больше к нему, не обовьет руками его шею, чтобы торкнуться носом в щеку.
На ватных ногах забрела Дора в дом, села на табурет, бесцветным взглядом уставилась в пол, свесив руки между колен, как плети, вспоминая дочь еще маленьким волчонком… потом расцвела — кровь с молоком… а теперь… тихие слезы закапали на сарафан… словно сердце вынул вожак, так ведь ладно, что живой оставил. Куда пойдет девка в одиночку? Людей бояться не стоит, а вот если волк попадется? Молилась Дора Велесу, чтобы уберег он ее дочь.
С рассветом проснулся и Мезеня, поглядев на точеный профиль жены, закралась в голову мысль, что она уже не поднимется, до того бледна и холодна лежала рядом Зейда. Тут же представил, как он дальше станет жить без нее, решительно отбросил дурные мысли. Только бы жару не приключилось, воспаление тяжело лечить. Правда, мать что-то говорила про разные миры, но он пока никуда не сбегал, за Пески пешком ходил. Надо бы расспросить матушку. Глядел на жену, ее грудь прерывисто вздрагивала от неровного дыхания.
«Выберемся мы с тобой, Заюшка моя», — он поднялся, не разбудив жену, да и вряд ли ее сейчас можно было бы разбудить.
Мара уже стояла у плиты и что-то готовила. Взглянув на сына, спросила:
— Как Зейда?
— Тяжело дышит, но жара нет, — ответил и отправился на крыльцо умываться.
Долгих четыре дня Мезеня ждал, что его любимая оставит небытие и вернется к нему. Каждый день утром и вечером он помогал делать перевязки. На второй день появился жар и не пропал до сих пор. Она бредила, что-то говоря на своем языке, только мужа ласково поминала по имени, словно звала из своего далека. Мара поменяла холодную мокрую тряпицу у нее на лбу, осторожно маленькой ложечкой влила в рот отвар, который девушка сглатывала, вновь возвращаясь в беспамятство. С тяжелым сердцем Мезеня ушел в общий дом. Зуб со Шмелем ничего не спрашивали, понимая по лицу друга, что его жена плоха.
Разбирая каждодневные дела, Мезеня сделался совсем молчаливым. Те, кто помогал ему в нелегком деле, знали причину, не досаждая вопросами. Прошла седмица, как Зейда то приходила в себя, обводя горячечным невидящим взглядом мужа и свекровь, уходила сознанием куда-то далеко. Каждый день начинался с рассматривания опаленного жаром лица, глядя на него с тоской.
Начался второй день второй седьмицы, когда утром он услышал возле себя еле слышный шепот:
— Пить хочу…
Выскочил Мезеня в одних портах к печке, схватил ковш с водой и быстро принес любимой. Бережно приподнимая, ставшее еще более худым, ее тело, поднес ковш к потрескавшимся губам. Сделав несколько глотков, Зейда устало прикрыла веки, а Мезеня осторожно уложил ее голову обратно на подушки. Надежда на скорое выздоровление отразилась в его глазах. Как же долго он ждал этого момента, а тут растерялся, гладя пальцами изможденное лицо жены.
— Вернулась, Заюшка моя, — с трепетом произнес он, лежа рядом с желанной. — Теперь все пойдет на лад.
Зейда смотрела на него совсем другими глазами, замечая, как он осунулся, сколько счастья принесло с собой то, что она очнулась. Слезинка проложив дорожку, запуталась в черных волосах на виске.
— Что ты, милая! — встревожился муж. — Вернулась ко мне и славно! Теперь быстро поднимем тебя! — он все смотрел, смотрел на любимое лицо своей истинной пары, боясь лишний раз дотронуться, чтобы не сделать больно, но так хотелось крепко обнять ее, прижимая к себе, никогда не отпускать.
Зейда с трудом подкатилась под теплый бок мужа и замерла, закрыв глаза. Оказывается, так приятна его забота, только больно, что он так переживал за нее, но раз муж верит в лучшее, значит, оно обязательно наступит. Мезеня, боясь шелохнуться, обнимал жену, не желая расставаться ни на миг.
— Заюшка, мне идти надо, — извиняясь, произнес он. — Но я к полудню уже вернусь…
— Я буду ждать. Мезеня, — еле шевеля губами, ответила Зейда, чуть улыбнувшись кончиками губ.
Прикоснувшись губами к смуглому лбу, он вышел из комнаты. Мать уже колдовала у печи, мельком глянув на сына, заметила у него приподнятое настроение.
— Очнулась?
— Очнулась, — устало улыбнулся сын. — Пить просила.
— Я сегодня ей бульон наварю — быстро на ноги встанет, — кивнула довольная самочувствием невестки Мара.
Наскоро выпив чаю, Мезеня ушел из дома, а свекровь пошла навестить невестку. Закопаная в подушках, Зейда едва виднелась. Мара улыбнулась, подняла одеяло.
— Давай посмотрим, что у тебя с ногой, — она принялась быстро раскручивать бинты на ноге, сворачивая в рулончик, сегодня уже красные края вокруг раны стали меньше, воспаление сходило на нет. — Да ты молодец, Зейда. У тебя получилось выжить, — искренне радовалась Мара.
Девушка улыбалась, веря ей, что теперь на самом деле она пойдет на поправку. И мужнины глаза лучились радостью. Как же приятно знать, что ты так нужен в этом мире. Зато в общем доме изменение в настроении вожака сразу заметили.
— Никак, очнулась принцесса? — поинтересовался всегда веселый Зуб.
— Очнулась, — широко заулыбался вожак. — Утром.
— Так и оставался бы возле жены!
— Дел много, надо отправлять народ подновлять избы в лесу, надо завозить туда провизию, а то с чем ехать на следующий год в Бухару.
— Сам собрался што ль? — глаза у Зуба были лукавые.
— Сам уже не поеду, — хмыкнул Мезеня. — Ты поведешь караван. Старшим будешь.
— Так ты ж все время…
— Отходил я свое, друже, — покачал головой Мезеня. — На мне теперь стая и семья, а за твоими присмотрю.
— Ладно, ежели так. Благодарствую за доверие, — веселость сошла со светлого лица Зуба, важность предстоящего события затмила все.
В полдень летел домой вожак, зная, что ждет его жена, вбежал по трем ступенькам в дом и сразу в спальню — Зейда улыбнулась, увидев мужа, протянула ему тонкие руки, которые он принял в свои ладони, целуя каждый пальчик. Грудь изнутри наполняло счастье, нежность, любовь, нерастраченные за тридцать лет, и которые он собрался дарить ей всю оставшуюся жизнь.
Цветана прекрасно понимала, что до города ей придется идти верст восемьдесят с гаком. Стараясь не попадаться на глаза путникам и волкам из других стай в бору на охоте, она торопилась выйти на тракт, но Святой бор был слишком велик, чтобы пересечь за пару дней. К вечеру первого дня она добралась до двух странных столбов, что стояли пореседь бора, дотронулась до одного из резных столбов, как над ними аркой зазмеилась голубая арка, чем изрядно удивила вынужденную путницу.
— Что же это такое? — удивленно рассматривала чудо девушка.
— Никак, первый раз видишь дверь во время? — спросил сзади умасленный мужской голос.
Цветана резко повернулась и встретилась испуганными глазами с серыми омутами немолодого высокого мужчины. Кто он? Откуда взялся? Глаза незнакомца из колючих медленно становились ласковыми с проблесками удивления и подчинения.
«Что ж такое творится на земле?» — изумлялся сам себе мужчина, глядя в черноту глаз молодой волчицы.
Все отразилось в них — радость, счастье, боль, утрата, неизвестность…
— Я…
— Ничего не говори, — он на мгновенье прижал пальцы к ее губам, таким манящим. — Кто ты?
— Цветана из клана Черных волков, — не отрывая взгляда, тихо произнесла девушка.
Забылся Мезеня, почти забылась боль от его обиды и, как ей казалось, сурового приговора, хотя он мог бы и растерзать ее при всей стае за жену. Забылась прежняя жизнь, главное лишь серые глаза, что сейчас смотрят на нее в странном ожидании. Словно она должна сейчас решить сложную задачу и все будет зависеть от ответа.
— Цветана… — попробовал на вкус ее имя. — Красивое имя, как и сама. Почему ты в такой одежде? — мужчина оглядел девушку с ног до головы.
— Ушла из поселения, — не хотелось рассказывать о своей мести жене вожака.
— Одна? Без никого? — удивленно взлетели брови.
— Мне сейчас стыдно вспоминать то, из-за чего мне пришлось покинуть стаю… родительский дом… — волчица горестно вздохнула.
Незнакомец не стал расспрашивать о том, придет пора — сама расскажет, только отпустить он ее уже не сможет, да и зверь внутри ворчит в желании поставить свою метку на ней.
— Пойдем со мной. Цветана, — так приятно произносить это веселое имя. — Я не обижу тебя. Женой мне станешь.
— Так, чай, не молодец, чтобы без семьи жить, — девушка недоверчиво покосилась на него.
— Вдовый я, а ты отразилась во мне, — его еще красивое лицо болезненно перекосило. — Что молчишь, Цветана? — но случайная суженая молчала, не в силах произнести то, что она согласна идти с ним на край света и дальше. — Знаю, не молод…
— Как величать-то тебя?
— Замята.
Ойкнула, девушка, прикрыв пальцами рот. Ведь это самый лютый враг ее стаи! И вот он просит стать его женой. Отразился в ней. Как же немыслимо выводит свои дороги судьба: еще вчера она задыхалась от злобы, ревности, а сейчас, глядя в серые глаза, забыла обо всем и всех простила. Если насулила ей судьба такую долю, то это куда лучше, чем мотаться неизвестно где, натыкаясь на ненужные приключения.
— Ежели все так, как ты говоришь, Замята, то согласна стать твоей женой, — она прямо смотрела в его глаза, ожидая реакции.
— Не пожалеешь, цветочек мой, — не веря в происшедшее, горячо прошептал мужчина, прижимая ее к себе. — Все к твоим ножкам положу.
К вечеру этого дня Цветана вошла женой в дом вожака соседней стаи, Замяты.
Через три дня после того, как Зейда пришла в сознание, ей Мара разрешила вставать, выдала выструганный костыль. Зоря забегала по-соседски каждый день, а иногда и с маленьким Ольжаткой. Пока он играл с тряпичными куклами, девушки много разговаривали. Зоря рассказывала, что Цветана на следующее же утро покинула стаю, что после с нею стало, никто не знает.
— А Мезеня ходил потерянный, пока ты в беспамятстве лежала. Совсем с лица сошел… — Зоря все говорила и говорила, рассказывая последние новости для которых не то чтобы дня не хватило, но и луна на убыль бы пошла, а разговорчивая подруга не унималась.
«Переживал, значит», — только теперь до конца поверила в чувства мужа Зейда.
Больно полосонул по душе, рассказ, что муж так волновался за нее. Никому в последние почти шесть лет со дня смерти матери не было до нее никакого дела, а тут появилась настоящая семья и подруга — веселая да разговорчивая. Иногда ее взгляд задерживался на сынишке Зори и Зуба. Синеглазый Ольжатка Зейду совершенно не боялся, а наоборот, часто залезал на коленки и внимательно смотрел ей в глаза. Жаль, что Зоря не может надолго задерживаться у них дома — у себя дел невпроворот. Расстраивалась, что за грибами так и не сходила, провалявшись с горячкой, а Зоря сказала, что скоро зима наступит… В Бухаре она только так называется, такая же температура, как сейчас на дворе, даже теплее. Подружка, сославшись, что скоро зуб придет полудничать, убежала, забрав сынишку. Вскоре в доме появился Мезеня, счастливый.
— Чем кормить станете, хозяюшки?
— Какая я хозяюшка? — закручинилась Зейда. — На трех ногах-то?
— Она меня сегодня новому научила, — встала на защиту невестки Мара. — Вот, испробуй, — принимаясь насыпать в миску ароматный плов.
— Давненько такой роскоши не ел, — нахваливал Мезеня, уплетая рассыпчатый плов.
Для сибирской глубинки рис очень дорогое удовольствие, но сегодня Мара решила сделать сыну с невесткой приятное. Радовалась, некогда пугливая, но непокорная Зейда, доброму отношению к ней свекрови и платила сторицей. А Мезене много не надо — мать с женой поладили — хорошо, ему легче жить.
Иногда он вспоминал про Цветану. Все гадал, как сложилась ее судьба. Нет. Он не корил себя за то, что прогнал ее из стаи, но царапало по душе, никому не показывая эту скорбь.
Через две недели Мара засобиралась к подруге в другую стаю по первому снежку. Зейду уже можно было оставить на хозяйстве, она совсем поправилась. Да надеялась, что у них с сыном что-нибудь сладится. Все верно рассчитала мудрая Мара.
То ли стеснялась Зейда начинать семейную жизнь при свекрови в доме, то ли ждала, когда Мезеня сам перестанет видеть в ней девочку и заметит женщину, не понимала, но в первую же ночь, оставшись одни в доме, он улегся в постель, понимая, что на жене нет ничего из одежды. Потянулась она к нему тонкими руками, положив голову на грудь, осторожно трогая кончиками пальцев упругое и горячее тело волка. Вырвался из его горла не то стон, не то рык, в одно мгновенье навис над женой на локтях.
— Заюшка моя, нет сил боле сдерживаться, — прошептал он у самого уха.
— Так не сдерживайся, — прерывисто прошептали в ответ. — Муж ты мне или кто?
Зарычал внутри зверь, стараясь вырваться на свободу, но над ним мужчина имел свою власть, а над ним властвовала маленькая смуглая человеческая полудевочка-полуженщина. Сейчас она сама решила за них обоих и он сможет сделать так, чтобы она никогда не пожалела о своем решении. Вечный танец наскучавшихся половинок, жар сердец, ласковый шепот…
На рассвете Зейда проснулась с разрывающим грудь счастьем, рядом мерно дышал любимый муж. Смотрела на слегка горбононосый профиль, вспоминая его нежную страсть, улыбалась, мечтая о продолжении его в себе.
Не подвел Замята юную жену, как обещал, все отдал в ее владение — дом, хозяйство, а иногда советовался по поводу правления стаей. Нравилось, что жена хоть и юна, но всегда давала дельные советы. К первому снегу стало известно о тяжести Цветаны. Замята ходил счастливый, приставил к ней помощницу по хозяйству. Все бы ничего, только порой накатывала на нее грусть о родителях. Как-то они там живут? Уже схоронили ее, небось, ведь трудно молодой девке, пусть она и волчица, добраться до города. Хотелось весточку о себе подать, но… не сейчас, пусть все угомонится, а там, как звезды лягут.
Демид, сын от первой жены, давно заглядывается на молодых волчиц, да никого не может выбрать. Девки прятались от него, потому как он был горазд исподтишка тискать их по темну. Темно-рыжий парень поначалу поглядывал на жену отца, делая ей совершенно определенные знаки внимания, но Цветана резко оборвала его приставания, отчего Демид перестал к ней задираться.
Мара, прибыв домой через две седьмицы после поездки, застала дома уже бегающую Зейду. Сияющими глазами глянула она на свекровь, та поняла, что не зря уехала от молодых, а может, им вовсе построить себе новый дом? Пусть будет сама себе хозяйка.
— Не устала, пока меня не было? — с улыбкой спросила невестку.
— Что вы, матушка, — первый раз она вслух назвала свекровь таким именем, но как-то привычно, словно всегда величала.
Мара от неожиданности едва не открыла рот.
— Благодарствуй, милая, что матушкой назвала, — дрогнул голос на последних словах.
— Что вы, что вы, матушка! — воскликнула девушка, кидаясь ей на шею. — Вы же так много для нас значите! — и добавила чуть тише: — А я затяжелела, — на этот раз уже сама Мара обнимала невестку.
— Мезеня-то знает?
— Нет еще, сама только на рассвете поняла, — смуглое лицо невестки лучилось от счастья. — Сегодня скажу.
Вечером она рассказала мужу о своей тяжести. Поднял жену вожак большой стаи на руках, кружил, говоря ей ласковые слова. Мара все остальные месяцы до рождения долгожданного внука старалась во всем помогать не в меру шустрой снохе. Зейда иногда спрашивала у Зори, как у нее все проходило? На что веселушка-соседка подробно рассказывала подруге про тяжесть. Многое она узнавала от свекрови. А вскоре затяжелела и Зоря.
Пока сибирская зима полностью заняла свои права надолго, Мара начала учить Зейду ремеслу лекарки. Рассказывала про травы, приготовления настоек, отваров, мазей, исподволь заставляя помогать ей. Девушка оказалась на редкость легко обучаема, через пару месяцев уже многое могла приготовить сама. Мезеня был доволен, что мать и жена сблизились в этом деле. Да и самой Зейде было интересно заниматься с Марой.
Молодой белый волк из последних сил убегал от погони. Серый старался его нагнать, но ему путь перегородила пятерка черных. Оскалившись, они пошли на серого стеной.
«Замята, уйди с дороги», — оскалился старший, прикрывая белого подростка. — «Если он к вам не желает идти, неволить не смеешь!»
«Давно белые не появлялись, нам тоже нужны святые волки!» — рыкнул Замята.
«Гнать не надо было. Все решается добром!» — вновь оскалился черный, глянув на загнанного белого. — «А сейчас он сам решит, с кем пойдет?»
Белый не раздумывая, согласился идти с черными. Может, там и не сахар, но они заступились за него перед серым.
«Воля уведи белого в стаю к Мезене».
Черный волк кивнул, не отводя ярого взгляда от Замяты, повернулся, вильнув хвостом белому, чтобы следовал за ним, скрылся среди темных стволов деревьев.
«А ты уходи, Замята, с нашей земли», — грозно проговорил старший.
«Моя жена переживает, что не может весточку домой передать, так ты передай сам, черный пес: Цветана — моя жена отраженная, к лету сына мне родит», — нервно дернул хвостом вожак, уводя с собой остальных волков своей стаи.
Привел воля подростка прямо к дому вожака. Поскреб лапой по двери, вышел хозяин, а Воля кивнул ему башкой на изможденного волчонка, отпустил он знаком Волю обратно в лес, а упавшего без сил белого волчонка на руках занес в дом, положив на лавку. Мать с женой ахнули, глядя на него — слишком плачевное состояние было у белого. Зейда, зная природу оборота волкодлаков, споро принесла ему порты мужа, положила рядом и вышла из горницы, следом за ней вышла Мара. Когда они вошли обратно, перед ними предстал худющий мальчишка годов десяти-двенадцати, едва ли не падающий в без памяти от усталости и голода. Мара, наказав невестке налаживать все к полднику, вышла в сени, набрала трав, заварила их, дав настояться и выпоила мальчику. От горького настоя он сморщил прямой нос.
За столом стеснялся есть, но после сурового взгляда вожака. Перестал смущаться, накидываясь на еду. Женщины тихо улыбались, ничуть не удивляясь его аппетиту. После сытного обеда да тепла дома, а не голодом на снегу в лесу, мальчишка разомлел.
— Я — Мезеня — вожак стаи. Расскажешь, кто ты и откуда? — спросил вожак.
— Я — Тур. Мы с родителями перебирались из Огневки в стаю Святого бора. По дороге на нас напали лихие люди. Отец не успел оборотиться, их с мамкой первыми убили, а сестру старшую сначала… — он снова пережил трагедию своей семьи: убийство родителей, видел, как на его глазах сильничали тринадцатилетнюю сестру, вспомнил ее крики, слезы капали на порты, он старался утирать их тылом ладони. — А потом по горлу ножом… — словно с последним словом улетела из его исхудалого тела большая душа.
Тяжелая тишина повисла тучей в доме. Казалось, даже за окном все смолкло, снег перестал идти, ветер не гудел в трубе, все поминало его семью в ужасе от сотворенного злодейства. Мезеня понимал, что такое могут сделать не только люди, но и волки, тут же всплыл образ Замяты, который не гнушался молоденькими волчицами. Сколько в его стае бегает бастардов? Да и сынок его из той же породы. Но убить семью белых волков… кровь их считалась священной, кто прольет ее, навлечет на себя немало бед. Охотились за белыми, чтобы взять их кровь для различных ритуалов. Просто ли убили или так же забрали их кровь. Хорошо, что волчонок сумел избежать участи.
— Давно это было?
— Пять дней прошло. Три дня скитался по лесу.
За три дня молодой волк может потерять почти половину своего веса, потому как охотиться не сумеет. Сгибнет от голоду, что едва не произошло с Туром. Да еще Замята сколько гонял его по тайге. Одно радовало, что мальчишка добрался до стаи и здесь постараются вырастить из него достойного волка. Надо только узнать к чему у него лежит душа.
— Грамоте обучен? — Тур согласно кивнул на вопрос вожака. — Отец-то чем занимался?
— Кузнецом был.
— Тебя учил?
— Учил. Я у него в подмастерьях уже третий год… был.
— Что ж, пока отъедайся седмицу, отдыхай, а потом… есть у нас кузня, только кузнец помер два года назад…
— Так я могу там трудиться? — вскинул голову Тур мгновенно превращаясь из тщедушного мальчика в мужчину с горящими серыми глазами, проникаясь важностью возложенного на него доверия. — За три года меня батька многому научил. Я сильный!
— Седьмицу живи здесь, а потом покажу тебе кузню. Будешь что делать по мелочи — и то хорошо.
— Я коней ковать умею!
— Вот и посмотрим, а теперь, вона пустая лавка, кину тюфяк на нее и спать иди.
За три дня крохи не было во рту, а теперь потяжелевший желудок приятно согревал маленького Тура. Зейда постелила на тюфяке постель, мальчишка тут же забрался в нее, закопался в теплое одеяло и почти мгновенно уснул. То мать, то жена Мезени подходили и с тоской глядели на рассыпавшиеся длинные льняные волосы по подушке. Синева залегла под серыми глазами.
— Не рано ли его к делу приучать? — спросила жена вожака. — Осмотрелся бы немного.
— За седмицу осмотрится, — Мезеня сжал ее плечики своими ладонями. — А там видно будет. Надо теплое ему справить, — на что Зейда с улыбкой кивнула.
Она молилась всем богам, которых знала, за своего мужа, не понимая, за какие заслуги ей достался такой мужчина? Счастьем теплели его черные глаза, когда он гладил ее округлившийся живот, когда обнимал, прижимая к себе. Только бы никогда это не закончилось. А теперь в доме появился еще один ребенок — мальчик — единственный белый волк, оставшийся в Бору. Она думала, что он не помешает им в доме, хоть дом и небольшой. Днями Мезеня пропадал теперь в тайге, выискивая лес для постройки своего дома. Каким он будет, жене не говорил, однажды ответил только, что ей понравится, на том Зейда и успокоилась. Мужчина знает, как сделать любимую женщину счастливой.
Промчалась с ветрами и метелями сибирская зима, весна радовала своими теплыми денечками, в полях и на огородах началась посевная страда. Сибирское лето короткое, а в горах еще короче, с ранними туманами да росистыми рассветами. Большой живот Зейды никак не вязался со щуплым телом. Мара наказывала ей под сарафаном подвязывать его, переживая, как невестка, которую она считала своей дочерью, будет рожать — плод был слишком крупным для девушки.
Тур все так же жил в доме вожака. Поправился, подрос и казался высоким для своих двенадцати годов. Кузню, что отдал Мезеня в его подчинение, он привел в порядок с особой тщательностью. Первые дни вожак заходил к нему, проверяя что умеет маленький кузнец, убедившись в некоторых его навыках, успокоился, давая несложные задания. За зиму Тур поднаторел в своем ремесле, даже старейшины стаи относились к нему с уважением. Зейда и Мара искренне полюбили мальчика, а возле них он сам отогрелся душой.
С первыми лучами летнего солнца в доме Мезени раздался надрывный детский крик — приняла Мара внука-богатыря на руки, передавая верной помощнице Купаве. Как она и подозревала, мальчик родился крупный, роды оказались на редкость тяжелыми, а Зейда лежала без сознания. Приведя роженицу в порядок, лекарки вынесли новорожденного к отцу.
— Береги его пуще глаза, сын, — серьезно напутствовала Мара, — больше твоя жена не сможет зачать младенца — ребенок оказался слишком крупным.
Бережно держал отец на руках единственного сына, из-за которого так люто распорядилась судьба. Все равно он будет любить свою Заюшку, за сына, за всю радость, которую дарит она ему и будет дарить дальше.
Зейда пришла в себя только через день; уставшая и бледная, она попросила принести ей сына. Мара выполнила просьбу молодой матери. Малыш мирно спал, закутанный в пеленки. Смуглое личико с раскосыми глазами и черными длинными ресницами воплотило в себе и отца, и мать. Немного побыв с сыном, отдала его обратно свекрови, за что та не осуждала — больная после родов молодая женщина еще не один день проведет в постели.
— Чем вы его кормили? — едва слышно спросила Зейда.
— Берем у Зори козье молоко. Она за тебя переживает, — вздохнула свекровь.
— Спасибо вам, матушка.
— Как назовете-то?
— Не думала еще. Надо с Мезеней советоваться.
— Тебя мы с Купавой спасли, только детей ты…
Мара не договорила, покачав головой, но Зейда все поняла, она в боли прикрыла веки, две светлые дорожки проложили пути к вискам. За что ее теперь любить мужу? Как она ему в глаза смотреть станет бесплодная? С этими нерадостными мыслями она уснула. На дольше ее сил не хватило, а Мара унесла ребенка к себе. Понимала она невестку, но ничего не могли поделать, они с Купавой и так сделали все, что смогли — спасли ее для ребенка.
Мезеня присел на краешек кровати, с тоской глядя на жену. Как сделать, чтобы она не казнилась из-за детей? Ведь хоть одного сыночка-то подарила. Долгожданного, желанного. Отвлекая от горестных мыслей, увидел, что она проснулась, вскинулась она плакать да причитать слабым голосом:
— Мезенюшка, не смогу я больше тебе детей подарить!
Оторвал он ее плечи от подушки, прижал к себе.
— Есть у нас сынок, хоть и люто он нам достался, но ведь ты жива, а мне боле ничего не надо. Только вы, — шептал он в черную макушку. — Вырасти Лютомира, Заюшка моя.
И снова Зейда вознесла молитву неизвестному богу, что так бережет ее, и сына муж назвал в память о жестокой судьбе, которая на них свалилась.
Лютомир — красивое имя, властное, такое и должно быть у сына вожака большой стаи, как их. Сохранит она сыночка, только за время болезни молоко перестало бежать. Будет он козий выкормыш, так ведь живой. Все эти дни Мара ухаживала за внуком, да и отец нянчился с сыном, пока слабая мать старалась выздороветь.
Изредка забегала Зоря, постоит, печально посмотрит на подружку, поможет Маре с ребенком да домой. Хоть все в становище поздравляло с новорожденным, а Мезеня отвечал благодарностью, только Зуб да Шмель знали переживания друга, стараясь не докучать расспросами. Седмица подходила к концу, а Зейда почти постоянно спала. Лишь к концу второй седмицы Мара разрешила ей первый раз ноги не слушались, дрожали. Как же она сильно ослабла. Мезеня помог ей дойти до люльки с Лютомиром; малыш спокойно спал. Зейде показалось, что он за это время сильно вырос. Она любовалась им — красивый получился.
Еще через неделю отправлялся караван в Бухару. Хотела Зейда отправить отцу весточку, да передумала; она для него все равно что умерла, не стоит бередить прошлые раны, когда новые не заросли. Все это видел и понимал Мезеня, находясь рядом, стараясь поддержать жену во всем. Солнышко помогало забыть молодой матери о своих бедах, когда она сидела около дома с сыном. На днях Зоря разрешилась дочкой. Они всей семьей ходили поздравить ее с рождением. Постепенно все приходило в прежнее русло. Зейда уже помогала свекрови по хозяйству, беря маленького Лютомира с собой. Сам Мезеня занимался делами стаи.
Два огромных волка бежали во весь дух через лес с разных сторон. Что их несло навстречу друг другу? Странный запах, напоминающий ваниль — дурманящий и манящий. Они бежали, не замечая, как нещадно по мордам хлестали ветки кустов. Странный незнакомый аромат манил так, что мысли летели вперёд к нему. Едва не столкнувшись мордами, они остановились возле старой, поросшей мхом, ели.
Её ветки опускались почти до земли, образовывая некое подобие шалаша. В их сени, в полутьме еловых лап, на усыпанной иголками, поросшей зелёным мхом земле, лежала молодая девушка, лет шестнадцати-семнадцати, и спала. Ее грудь мерно поднималась от спокойного дыхания. Она спала, ни о чём не заботясь. Пшеничные длинные волосы рассыпались по плечам и мху. По всему видно было, что девушка не деревенская: джинсы с голубой футболкой, руки ухоженные, кроссовки на ногах совсем новые, только вся одежда была грязной, а на нежном личике прекрасной незнакомки виднелись кровоподтёки, глубокие ссадины. Брюки порваны и сквозь дыры виднелись странные порезы, от чего одежда пропиталась её собственной кровью, на голове, среди волос запеклась бордовая бляшка, слепившая волосы. Тяжёлый запах отпечатался в сознании одного из чёрных.
Волки несколько минут стояли, рассматривая предмет, вызвавший их забег, потом уставились друг на друга. Янтарные глаза сверкали растерянностью и страстью одновременно. Чёрный волк в ярости приподнял губу, глядя на такого же чёрного собрата, обнажая ряд зубов, но чёрный, что был помоложе, не замедлил с реакцией, оскалившись в ответ. Рычать они не спешили, боясь разбудить прекрасное видение. Обошли по кругу, не разрывая визуального контакта. Через минуту, вместо волков, на земле рядом со спящей красавицей, лежали два рослых обнаженных молодых мужчины, лет, эдак, по двадцати пяти, похожих друг на друга, как две капли воды. Отличить их можно было лишь по длине волос — один имел длинные чёрные волосы, а у другого была короткая стрижка на таких же смоляных волосах.
«Яр, откуда она здесь?» — спросил длинноволосый, не отрывая взгляда от незнакомки.
«Понятия не имею», — заломил бровь брат. — «Пока она на нашей территории ей ничего не грозит, а вот за холмом…»
«Город недалеко, может, её отнести поближе к людям?»
«Возможно, ты прав, Даня».
Яр обернулся волком, а Даниил аккуратно положил девушку ему на спину. Она во сне обвила мощную шею животного руками, прижавшись к шерсти щекой. Всё внутри волка сжалось, но он постарался сосредоточиться и быстро потрусил с драгоценной ношей к остановке, брат, снова ставший волком, сопровождал его сзади. Бежали они с полчаса, пока не вышли к обочине дороги. Возле бетонной автобусной остановки притормозили ход, вдыхая, пропитанный выхлопными газами, воздух, зашли вглубь остановки, аккуратно положив девушку на крашеную скамейку, еще раз вдохнули её запах и исчезли в лесу.
Домой они вошли уже в спортивных брюках быстрым шагом, из кухни вышла моложавая женщина с приятными чертами и внимательными серыми глазами. Она стояла, вытирая о кухонное полотенце мокрые руки. Мальчики на себе принесли новый запах, но спрашивать не стала — сами расскажут, уж своих сыновей-то она хорошо знала.
Они почти вбежали в свою комнату, Дан схватил полотенце, скрываясь в ванной комнате. Яр слышал, как включилась вода, как брат фыркал, отмывая чужой запах, пыль дорожную да пот. Как только вышел один юноша, в ванну шмыгнул другой. Яр долго натирался жёсткой мочалкой докрасна, тщательно смывая пену с тела, слушая ворчание брата:
«Чёрт! Какая дура будет спать на территории волкодлаков?!»
«Так я думаю, что она и не имела понятия про нас», — усмехнулся Яр, отвечая на вопрос младшего брата из его комнаты. — «Мда… и нос у людей в разы отличается от нашего!» — Ярослав вышел в полотенце на бёдрах, продолжая уже вслух: — Надеюсь, что она крепко спала и не заметила, что её вывезли на своеобразном транспорте.
— Я полностью уверен! — не сомневался Даня.
Переодевшись в чистую одежду, оба юноши спустились в большую светлую гостиную. Мать спокойно расставляла белоснежные тарелки на скатерти кофейного цвета и старалась не обращать внимание то, как подкрадывались к ней сыновья. Они на цыпочках подошли к ней со спины с двух сторон и поцеловали в обе щеки, за что мать, улыбнувшись, погладила их ладонями по головам.
— Устраивайтесь, сейчас будем обедать, — и ушла на кухню, через некоторое время она вернулась с подносом, уставленным разными тарелками.
Парни сразу наполнили свои тарелки и принялись с аппетитом поглощать вкусную еду. Мать смотрела на них с нежностью во взгляде, ведь они всё для неё. Муж задержался в городе, потому обедали без главы семьи. Сегодня, когда мальчики пришли после прогулки, принеся чужой женский запах, вспомнила, как муж с ними, совсем юными, заходил так же после пробежки домой с улыбками, целовал её в щёку и так же убегал в душ.
Дина не мешала мальчикам есть, но как любая мать, имела право спросить, кого они встретили во время пробежки, раз они сами ничего не рассказывают. Помолчала немного, решая — спрашивать или нет и, всё же, решилась:
— На вас был чужой запах… с кровью…
— Мы встретили девушку на нашей территории у Красного ручья. Она спала под елями, — напряжённо ответил Ярослав.
— Видно, городская, но вся грязная и поцарапанная, — дополнил рассказ Даня.
— Откуда она там взялась? — всполошилась мать.
— Хороший вопрос, мам, — нахмурил брови Яр. — Мне самому интересен ответ, — он остановил свой взгляд на пустой вилке.
— Что тебя тревожит? — забеспокоилась Дина.
— Его зверь странно себя повёл — он чуть не отразился в ней, — хмыкнув, ответил за брата Даня.
— Девушка — человек?
— Не понял… по виду — да, но я едва не растерзал Даньку, когда он к ней приблизился, — Ярослав растерянно посмотрел матери в глаза, ища там ответ.
— Я не знаю, что сказать тебе, сынок, — расстроено ответила она. — Если это твоя пара, то надо было её привести сюда. Здесь бы разобрались.
— Когда мы вынесли девушку на дорогу, то там чувствовалось много крови, — он болезненно поморщился. — Нечеловеческой крови, мам, а волчьей. Понимаешь? Кто знает, сколько там волков? Что произошло? И справились бы мы с Данькой вдвоём, а рисковать не хотел, — он немного помолчал, словно что-то вспоминал. — Мне непонятно: на девушке была кровь кого-то, кто меня так возбудил или это её кровь?
— М-да… ситуация, — Дина потёрла виски. — Отец приедет только завтра. Лучше будет, если вы никуда сегодня не станете выходить.
Сыновья согласно кивнули. расходясь по своим комнатам. Дина ещё долго сидела, раздумывая над происшедшим, прежде чем набрала на мобильном номер мужа и нажала кнопку вызова. Даниил Охотин-старший ответил почти сразу.
— Здравствуй, милая, что-то случилось?
— И тебе здоровья, — в голосе слышалась улыбка. — Сегодня мальчики вернулись с пробежки, где наткнулись на девушку. Зверь Яра разволновался, а когда они вынесли её на трассу, то там чувствовался запах чужой волчьей крови. Он не понял — на девушке её кровь или кого-то? Но ввязываться вдвоём не стали.
— Понятно, — голос мужа издалека выдал волнение. — Я постараюсь узнать побольше о происшествии, а теперь, милая, мне надо работать. Целую вас. Да! Как там Дуся?
— Побежала к Ольге, — улыбнулась Дина и отключила телефон.
Дуся — самый маленький член семьи. Дина всегда хотела дочку, но два раза подряд рождались мальчики. После них она больше не могла зачать ребёнка. Дуся получилась, как говорят, совершенно случайно, когда мальчики были уже взрослыми. Даниил Викторович подумать не смел, что к дочери будет относиться с нескрываемой нежностью. Ярослав и Даня оберегали маленькую сестрёнку от любой беды, играли с ней, как с живой куклой. Когда Дуся подросла, братья, будучи намного лет старше, покупали её красивые платья, баловали, как могли, потому что приезжали редко — помогали отцу и дяде в строительном бизнесе.
Ждан из своих семнадцати лет последние три года думал статься оборотнем-волкодлаком, да только не знал как. Что его сподвигло на такое, сам не ведал. Красивый, высокий, плечистый, с льняными волнистыми волосами до плеч и серыми глазами — все девушки ласково смотрели на него, отчего некоторые парни часто задирали его по всякому поводу. А вот самого Ждана девушки не привлекали — говорил, что рано пока. Молод еще. Дед, единственный оставшийся родственник, ему сказал, что он может сам оборотиться, а вот слова позабыл. Единственное, что оставалось — это идти к волхву, а и тот сказал, что надо самому отправляться в поселение с волчьим родом. Только там ему помогут. Ну, и где их сыщешь?
Он дал Ждану примерное направление поселения, где тотемом был волк. Шёл он почти два дня и к утренней заре третьего дошёл до, почерневших от старости, деревянных идолов с головой волка, затерянных меж молоденьких берёзок. Погладил идола по чёрной морде, присел рядом, прислонившись к нему спиной, прикрыв веки от усталости. Да только ненадолго. Словно огнём, прожгло взглядом спину. Подпрыгнул Ждан на ноги и вмиг оказался лицом к лицу с чернявой девчонкой. Яростно она смотрела угольными очами в его серые омуты, а у него разлился по душе воском её аромат медвяный, что голова пошла кругом.
— Ты кто? — дерзко спросила чернявая.
— Род волков ищу, — не опустил перед ней взора.
— Так, вроде бы, нашёл! — с вызовом произнесла незнакомка, кивнув на тотем. — Могу проводить, коли не страшишься?
— Чего страшиться-то? — Ждан старался не показывать своей робости.
Девчушка пошла от него вперёд, не оглядываясь, а Ждан поспешил следом. Шли они недолго, но она явно специально петляла, как заяц. Тропинка, то и дело, меняла направление.
«Нарочно водит, проказа!» — думал парень, устало шагая за чернявой бестией.
Поплутали они ещё до обеда и, как-то незаметно перед носом, появился высокий частокол из толстых стволов. На мгновение он остановился перед величественным забором. Посмотрел вверх, где он заканчивался высоко над его головой. Постучала девчонка особо, отворились тяжёлые ворота, пропуская их в поселение.
— Чего встал камнем? — хмыкнула девчонка. — Пошли к вождю, — она быстро повела его за руку к высокому терему.
«Хорошо сложён!» — одобрил Ждан, глядя на терем с крыльцом.
Рядом с теремом разговаривали четверо рослых мужчин. Ждан отметил, что чернявая заноза похожа, как две капли воды, на одного из них. К нему-то она и подошла, поздоровавшись с остальными, прильнула к широкой груди мужчины, за что была тут же приласкана ладонью по длинным волосам. Собеседники, раскланявшись, разошлись.
— Кого ты мне привела, Жданка? — приятным голосом спросил мужчина.
«Вот же, пакость! Нас ещё и кличут одинаково!» — в сердцах подумал гость.
— Да вот, встретила сидящим возле нашего рубежного идола. К нам шёл, — выпалила озорница, спрятавшись за широкую спину отца, исподтишка с интересом выглядывая на гостя, которого привела.
И не только она одна. Ждан краем глаза заметил пару стаек из молоденьких девчонок, что стояли хихикая, посматривали на него, теребя разноцветные атласные ленты в пальцах. Только не понравилось это Жданке, хмыкнув, убежала она вверх по лестнице в свою светлицу, но заметил сероглазый, как она выглядывала на него из-за цветастой занавесочки.
— Может, расскажешь, за какой надобностью ты искал нас? Да имя своё назови, — мужчина внимательно смотрел на Ждана.
— Зовут меня…Ждан, — чуть запнулся юноша мельком глянув на окошко, где пряталась чернявая девчонка, — а шёл я к вам, потому что хотел оборотиться, а не сумел сам. Дед раньше помнил обряд, да забыл по старости лет.
— А кроме деда есть ещё родичи?
— Сирота я, — опустил голову парень.
— Все зовут меня Лютомиром. Я — вожак этой стаи. Пойдём в дом, там и поговорим, — вождь приобнял за плечи Ждана, пропуская впереди себя.
В широкой светлой от множества окон горнице было уютно и чисто, сразу видно хозяйскую руку. У стен расставлены широкие скамьи, накрытые самоткаными покрывалами. В окнах не витражи цветные, а настоящее дорогущее стекло. В углу огромная печь, покрытая бело-голубой пеной изразцов. Вся эта красота понравилась молодому гостю. В центре горницы стоял большой прямоугольный стол со скамьями. За этот стол присел вождь рядом с ним. Положив локоть на чисто выскобленный стол, он спросил:
— Так зачем ты нас искал?
— С пяти лет мне начали сниться волки. Они приходят в сон, ласкаются ко мне, а я, превратясь в такого же волка, бегаю с ними по лесам… потому и решил найти вас, чтобы оборотиться. Говорят, что у вас есть ритуал для этого…
Лютомир с интересом наблюдал, как загорелись стальным цветом глаза юноши, с каким вдохновением рассказывал он про свои сны, даже прищурился, словно сам видел его грёзы. Странно всё это, непонятно. Из-за чуть приоткрытой двери за отцом и гостем наблюдала Жданка, стараясь не пропустить ни единого слова.
Ждан, не замечая интереса к себе со стороны Лютомира и его дочери, рассказывал про то, как не зная своих отца-матери, был воспитан старым дедом. Как дразнили его в детстве волчонком, за то, что в драках рычал на них, аки зверёныш, оскалившись на обидчиков. Как дед спасал его от злых мальчишек, что старались постоянно задеть мальчика. Как плакал, убегая в лес.
Лютомир смотрел на юношу уже не просто как на глупого мальчишку, который вдруг решил оборотиться именно в волка, а не в медведя. Волк не может стать никаким другим зверем. Вождь, молча, поднялся со скамьи, Ждан хотел, было, подняться следом — негоже малому сидеть перед вожаком, но тот положил ему на плечо широкую ладонь, усадив обратно, подошёл к окну и что-то там высматривал.
— Сколько тебе годов? — спросил, повернувшись в сторону Ждана.
— Семнадцать в первый день лета исполнилось, — повернув голову к Лютомиру, ответил парень.
— Семнадцать, значит, — снова задумался вождь. — А где родился, знаешь? — в ответ только отрицательно покачали головой. — Жданка! Хватит подслушивать под дверьми! — громко произнес отец. Раскрасневшаяся девушка вышла в горницу. — Сходи-ка к дядьке Шульге да позови сюда.
Стрелой выскочила девчушка из терема и побежала к старому Шульге. По дороге к нему её пытались остановить молодые волчицы, но Жданка отмахивалась от подружек, запыхавшись, забежала к деду в дом:
— Дед Шульга! Дед Шульга! Тебя тятя зовет!
— Пошто? — проскрипел старческим голосом из-за печки старый Шульга.
— Гость у нас!
Дед, покряхтев для порядка, поднялся со скамьи и, ковыляя, направился к двери. До терема Лютомира ему идти надо было через половину немалого поселения; дед, опираясь на палку, старался быстрее пройти это расстояние, но больные ноги не позволяли это сделать. Медленно передвигаясь по становищу, старик приближался к терему. Ну, вот. Дошёл. Шульга устало присел на первые ступеньки, подогнув трясущиеся ноги.
Поговорив с подружками и кое-что рассказав им про Ждана, хотя Жданка и знала-то мало, девушка побежала быстрее ветра обратно к дому. Увидела сидящего на ступеньках деда, запричитала:
— Что ж тебя никто не проводил в горницу-то! Поднимайся деда, я сама помогу тебе по ступенькам подняться, — она ловко подставила старику своё плечо и обхватила рукой под мышки. Открыв дверь, принялась корить отца: — Позвал старого, а помочь ему по крыльцу подняться некому! — зыркнула на него так, что вожаку стало не по себе, усадила старика на скамейку, да сама не вышла вон, присев с краю подальше от мужчин.
— Прости, Шульга, задумался, — оправдался укорённый дочкой вожак, потом перевёл взгляд на гостя. — Тебе никого не напоминает этот отрок?
Дед всматривался в нового человека подслеповатыми глазами: что-то знакомое распознавалось в чертах юноши, неуловимое, да не мог припомнить, где видел. Глаза показались ему знакомыми. Где же он такие видел? Поднялся на слабых ногах, подошёл ближе, заглянул в их серую сталь и отпрянул в страхе, словно видение, увидел молодых Чернаву и Тура.
— Узнал, значит, — выдохнул Лютомир, — а я-то думал, только мне показалось…
— Внучек, — упал с плачем перед отроком на колени старый Шульга, залившись горючими слезами.
Вскочил Ждан со скамьи, как ужаленный, от слов старика, раскрывши очи, в полной растерянности, смотрел он на незнакомого тщедушного дедка. Какой внучек?! Ведь его растил дед Куша, говоря, что родители сгинули не понять где давным-давно. Тихо вскрикнула Жданка, прикрыв рот ладонью от услышанного, с такой же растерянностью, как и Ждан, глядела на отца и Шульгу, стараясь осознать происходящее. Кинулась поднимать деда.
— Дедочка, миленький, поднимайся, — да не под силу ей одной, ослабел старый Шульга, тут подоспел ей на подмогу Ждан, подняли они деда, посадив обратно на скамью.
— Знамо, вы боле меня обо мне ведаете, — сдвинул брови юноша, — теперь и я хочу ведать то.
Поскребши аккуратную бороду, начал Лютомир невесёлый рассказ:
— Как ты понимаешь, давно это случилось. Была у Шульги красавица внучка — Чернава. Все парни за ней бегали, а она выбрала себе одного — статного кузнеца Тура. Высокого, светловолосого, сероглазого, да только не обращал он внимание на маленькую девчушку. Ведь ей на ту пору исполнилось всего двенадцать годков. А Чернава вся извелась, что не видит он её, не замечает. Порой, леденец какой принесет ей с ярмарки, — Ждан удивился на слова вожака. — Да-да. Мы тоже на ярмарки ездим! Больше всего боялась дева, что женится её лада, да не на ней. Год проходит…второй… Расцветать начала Чернава. Коса, как вороново крыло, ниже пояса, брови собольи, глаза чёрные горят огнём. Вот тут-то стал примечать девчонку Тур. И не только он. Из соседней стаи принялись подкарауливать девицу, сколько раз прибегала она вся поту. Однажды хотели силой взять, да она смогла прибежать в свою стаю, только чёрная шерсть в нескольких местах была в крови. Тогда она несколько дней пролежала в постели. В это время каждый день приходил её проведать Тур, за руку держал, ладой своей называл, а через седьмицу пришёл к Шульге, единственному родичу девицы, просить внучкиной руки. Осенью, после уборки сыграли свадьбу. Счастья бы им в дом, да, когда Тур ехал весной с ярмарки, подкараулили его те, кому не досталась Чернава, и жестоко убили, не успел он обернуться волком, может, и справился бы. Рядом с его телом топталось много волков. Тогда мы выследили их и убили, больше разногласий между стаями не было до сих пор. Только перед родами Чернава ушла в Священный бор. Больше мы её не видели. Значит, она тебя родила и отдала тому деду, который тебя вырастил.
Глаза у обоих отроков, что слушали вожака, раскрылись, словно они видели историю многих годов, что минули до их рождения. Ждану тяжело было осознать — он по рождению был и остался волком!.. Так вот почему ему снились волки. Вот почему он рычал, аки зверь, когда его задирали другие юнцы. И особенно часто снился большой белый волк, который подходил к черной волчице, стараясь лизнуть её. Положить ей голову на спину. Значит, мать с отцом никогда его не оставляли! Они всегда были с ним!
— Так вот кто чёрная волчица и белый волк, что снились мне постоянно — мать и отец? — он знал ответ, но желал его услышать от деда или от вожака.
— Чернавушка моя была чёрной, а Тур — белым, — прохрипел сдавленным голосом Шульга, прикрыв морщинистой ладонью слёзы на глазах.
Эмоции захлёстывали Ждана от макушки до пят. Он старался понять и принять услышанное, но как же это тяжело! И Жданка смотрела на него с сочувствием. Сколько сразу на него навалилось, что не осознать за мгновение. Что-то в его душе перевернулось, натянулось струной, из его горла раздался рык страдания, горести, удивление и признание новой сущности в себе — началась трансформация его тела. Спина выгнулась, конечности почти превратились в мощные лапы, лицо вытянулось, становясь звериной мордой. Через не5ккоторое время перед изумленными взглядами присутствующих возник огромный белый волк. Он попытался оглядеть себя и принялся, как маленький щенок крутиться за своим хвостом, пока не упал, чем вызвал звонкий смех Жданки, улыбки Лютомира с Шульгой. Резко повернулся, подошёл к ней, понюхал руки чернявой занозы, положил огромную башку на угловатые коленки, прикрыв янтарные глаза. Несмело она погладила по жесткой шерсти волка. Вдруг он отпрянул от девушки, оказавшись в один момент в центре горницы, раздался громкий вой.
Проснувшись на скамейке, Света сначала не поняла, где находится. Оглянулась: остановка? Она-то точно помнила, что уснула на мягком мху, заблудившись в лесу. Кто же её принес сюда? Поёжилась, всё тело болело, словно танком прошлись, осмотрела себя — вся одежда испачкана в бурыми пятнами крови. Голова звонко отозвалась болью, отчего девочка зажмурила глаза и обхватила виски ладонями.
Помнила, как ехала с родителями в машине, они пели весёлые песни, много смеялись, рассказывали анекдоты, а она лежала на заднем сиденье. Откуда-то выскочила серая иномарка и вильнула на встречную полосу, идя с машиной родителей Светы Рогожиной на таран. Ждана вцепилась пальцами в сиденье так, что побелели костяшки. В глазах всех троих замер ужас от ожидания столкновения. Словно при замедленной съёмке… серая машина долго едет им навстречу… её водитель — женщина — с такими же распахнутыми глазами, в которых застыл страх, не старалась вывернуть руль, хотя на встречной помешал бы грузовик… все понимали, столкновение неизбежно… визг тормозов двух машин… Света видит, как мотор влетает в кабину, вжимая родителей в их кресла… крик шестнадцатилетней девочки не прозвучал, оставшись в пересохшем горле…
Кто-то вызвал «скорую». Мужские крепкие руки вытаскивали её с заднего сиденья через, разрезанную болгаркой, крышу машины, а она всё смотрела на родителей с повисшими головами сидящих на своих сиденьях. Женщина в белом халате поднесла к носу нашатырь, он, как скальпелем, прорезал мозг. Света непонимающим взглядом смотрела на доктора, потом на искарёженные машины, из которых извлекают тела мужчин и женщин, укладывают прямо на асфальт. Ждана и Ждану кладут в чёрные пластиковые мешки и грузят в кареты «скорой помощи». Кто-то перешёптывается за спиной девочки.
— Куда их повезли? — не своим голосом спросила девочка.
— В морг, деточка, — со вздохом произнесла доктор.
Нет! Так не могло случиться! Они только что ехали весёлые и счастливые, в прекрасном настроении. Вспомнился высокий голос матери и чуть глуховатый баритон отца. Больше она их никогда не услышит. Отец — нежный с ней и ласковый — не подойдёт никогда её обнять. И наступила гремящая пустота.
— Есть кому сообщить о родителях? — спросил полицейский, на что Света отрицательно покачала головой. — Тогда, в приёмник-распределитель, а потом в детский дом, — говорил он эти ужасные слова так привычно, обыденно, словно каждый день отправляет детей туда.
Мимолетом прошелестели слова о приёмнике и детском доме. Она как-то не задумалась об этом. Пустота, охватившая все её существо не отпускала. Молча оглядела снующих вокруг людей, на неё никто не обращал внимание. Она только хотела спокойно жить в своей квартире с родителями, что её так любили.
Кто-то увидел Свету удалявшуюся в сторону леса. Ей кричали в след. За ней кто-то бежал, но найти не смогли. Она слышала, сидя в кустах, как кто-то матерился, разыскивая девчонку. Преследователи отошли от неё на приличное расстояние, а она снова побрела в самую чащу. Начал накрапывать дождик и Света залезла под старую ель. Мягкий мох манил прилечь после перенесённых переживаний. Дождь усиливался, а ель была надёжным шалашом. Она легла на мох, тихо заплакав. Было жаль родителей, непонятно, что дальше будет с ней самой. Больше всего не хотела попасть в детский дом. С нерадостными мыслями её сморил сон. Это всё, что она помнила.
Подъехал жёлтый потрёпанный ПАЗик, водитель открыл дверь, Света несмело поднялась в автобус, осмотрелась — у окна осталось одно одиночное место. Молча, села, прислонив голову к стеклу, прикрыла глаза, телом ощущая, с каким нездоровым интересом изучают её пассажиры. Грязная, в царапинах, в порванной одежде чувствовала себя неуютно. Света поёжилась, как от холода. Только теперь заметила, что пальцы на самом деле холодные. Запихала их в карманы, нащупала кошелёк и мобильный телефон. А позвонить некому, не с кем разделить сегодняшнее горе. Слёзы покатились на лёгкую парку, пришлось надвинуть капюшон пониже, чтобы не привлекать к себе ещё больше внимания.
Куда ехать? Домой не хотелось. Вспомнила, как говорили про приемник-распределитель. Ехать в квартиру бабушки — тоже вычислят быстро. Автобус въехал на территорию автовокзала. Нашла в кошельке три сотни рублей. Когда подошла очередь выходить, коротко спросила кондуктора:
— Сколько с меня до города?
— Семьдесят два рубля.
Света подала сто рублей одной купюрой, получила сдачу. Оглянулась по сторонам — дорог много, какую выбрать? Недалеко от автовокзала городской парк. Вспомнила, что с утра ничего не ела. Зашла через ворота в парк. Люди вокруг гуляют, развлекаются. Дети с шариками в руках. Все со счастьем в глазах. У лотошницы купила пирог с картошкой и бутылку лимонада, села на скамейку, принялась жевать, равнодушным взглядом разглядывая проходящих. Улыбаться вместе с ними настроения не было. На какие деньги хоронить родителей? Снова слёзы закапали на куртку, вытерла тыльной стороной ладони, продолжая жевать. Пирог надоел, оставшуюся половину бросила в урну.
Бродила между аттракционами, безразлично потягивала лимонад из бутылки, поглядывая на отдыхающих. Ближе к вечеру народу в парке поубавилось, а она всё сидела на скамеечке. Подошли какие-то парни, начали приставать. Раньше она бы постаралась убежать от них, а сейчас ни на что сил не осталось, только уповать на их порядочность не стоило.
— Девушка, не хотите с нами выпить? — смеялись они визглявыми голосами.
— Девушка хочет сначала ласки, — рыжий схватился за «молнию» на её парке.
Света сжала пальцами замок.
— Отойдите! — слабо уговаривала она парней, но они толкали её от одного к другому.
Голова закружилась и она упала. Попробовала подняться, но силы иссякли.
— Наша девочка уже готова, — заржал лысый.
— Не надо, — еле слышно просила Света.
Её грубо подняли за плечи и толкнули третьему. Она уже не могла сопротивляться. Подступала тошнота, перед глазами поплыло. Вдруг кто-то принялся раскидывать наглецов. Они убегали с истошными воплями. Потом этот кто-то поднял её сильными руками, куда-то понёс, посадил в огромную машину и повёз неизвестность. Сколько ехали — не имела понятия. Снова её несли сильные руки, слышала, как он каким-то образом позвонил в дверной звонок. Дверь открылась и взволнованный женский голос спросил:
— Тоша, это кто?
— Понятия не имею, Нин. К ней в парке приставали мужики, я отбил, а девчонка просто никакая.
— Давай её на диван, — Нина положила незнакомке под голову диванную подушку.
Из комнаты вышел мальчик лет тринадцати, удивлённо уставился на девушку.
— Пап, это кто?
— Потом узнаем, Пашка, а пока пусть отдыхает, — Антон снял с девочки кроссовки и отнёс в коридор.
Прошёл в кухню, вскипятил чайник, заварив себе в заварнике свежий чай. Пока чай напаривался, всмотрелся в чёрный квадрат окна. Нина подошла сзади и прижалась к широкой спине мужа.
— Что дальше с девочкой делать будем?
— К ней приставали трое подонков, а она лежала на газоне, не пытаясь отбиваться, только в глазах слёзы и пустота, — с болью произнёс Антон.
— Ты не прошёл мимо, — тихо сказала Нина, хотя, это было скорее утверждение, на что муж качнул головой. — Завтра поговорим с ней, выяснится, что просто сбежала от родителей. Мать, наверное, с ума сходит.
Антон повернулся к жене и со вздохом сграбастал в охапку.
— Хорошо бы так.
— Чай пить будешь?
— Да ну его, — он отмахнулся и пошёл в спальню.
Утром Света едва разлепила глаза, протёрла их кулаками, огляделась: дом незнакомый. Обвела взглядом чужую комнату. Как она сюда попала? Вспомнила, что вчера поздно вечером к ней приставали незнакомые парни, кто-то за неё заступился. Она не видела его лица, но помнила сильные руки, которые несли её к машине и… провал. Беспощадная память заставила снова пережить аварию и смерть родителей. Горло сжалось от спазма, а из горла вырвался рык вместо рыдания, она зарылась лицом в подушку и съёжилась.
Нина проснулась от странного звука, доносящегося из большой комнаты, где спала гостья. Она тревожно откинула одеяло и быстро подошла к ней и принялась успокаивать.
— Тихо… ш-ш-ш… — она гладила девочку по светлым волосам, а та плакала ей в плечо. — Тихо, моя хорошая… тебя здесь никто не обидит, — Нина обнимала незнакомку. — Попить принести?
Света помотала головой.
— Не надо, — вытерла мокрое лицо ладонями.
— Как тебя зовут?
— Света… Светлана Рогожина.
— Можешь рассказать, что вчера произошло?
— Да, — кивнула. — Вчера у меня погибли родители. Мы ехали из деревни и в нас врезалась машина… родители погибли… меня с заднего сиденья вытащили… а потом я слышала разговор, что меня сначала в какой-то распределитель, а потом в детский дом, — из глаз снова потекли слёзы. — У меня есть квартира, где мы жили. Есть квартира бабушки, дарованная мне, но я побоялась туда поехать, — снова заплакала.
— Думаю нам надо пойти в полицию и всё рассказать.
— Они меня заберут! Я слышала. Как говорили про приемник-распределитель! — с ужасом в глазах вскрикнула Света. — Мне надо уйти и от вас. Спасибо вам за всё, — она поднялась с дивана, но была остановлена и посажена обратно на диван.
— Успокойся! Тебя никто никуда не отдаёт! — Нина обняла её, прижав к себе.
В комнате показался Антон, видя неожиданную сцену, поднял брови в ожидании.
— Антоша, я позже всё расскажу, — чуть слышно произнесла Нина.
Муж понятливо кивнул, отправляясь на кухню, выпил воды и обратно в спальню. Нина проводила его взглядом.
— Это он меня сюда принёс?
— Он. Мой муж — Антон Вед. А я — Нина.
— Мне надо похоронить родителей, — с застилающими глаза слезами, прошептала Света.
— Сегодня найдём их, Света, а пока снова поспи. Давай снимем куртку, укладывайся, отдохни, а позже всё обсудим.
Света позволила себя раздеть, Нина укрыла её пледом и девочка провалилась в тяжёлый сон, изредка постанывая. Нина с сожалением посмотрела на неё, у хозяйки дома, матери подростка, сжималось сердце, когда она проецировала подобную ситуацию на своего сына. Какое было бы у него состояние, если бы они с Тошей погибли, как неведомые родители Светы. Дышать становилось тяжело, аж грудь сдавило. Из комнаты вышел Антон, кивнул, словно спрашивал: что узнала? Нина махнула ему, зовя за собой, направилась в кухню, Антон последовал за женой.
— Вчера у неё при лобовом погибли родители. Она услышала, что её отправят в распределитель, потому что больше нет никаких родственников, сбежала в лес. Плутала, уснула под деревьями. Как попала на остановку, не помнит.
— Вот, чёрт! — потёр подбородок Вед. — Что делать собираешься?
— Надо позвонить нашим и сказать, что девочка у нас в семье.
— Это понятно, а с девочкой, что будем делать?
— Одну её точно нельзя оставлять, а в том заведении она будет со всеми, но совершенно одна. Никому она не нужна.
— А тебе? — Антон уставился на жену.
Нина удивлённо посмотрела на мужа. Что он имеет в виду? Оставить девочку у себя?
— Ты предлагаешь оставить Свету у нас?
— Почему нет? — пожал плечами.
— Если она согласится, пусть остаётся. Может, у нас она отойдёт после потрясения, — Нина приоткрыла кухонную дверь и посмотрела на Свету. — Бедная девочка. Мне и подумать страшно, — она взялась ладонью за горло.
— Звони своим парням, — приказал муж, — пусть девчонку оставят нам.
— Она переживает, что надо хоронить родителей, — Нина вопросительно смотрела на мужа.
— Соберём деньги и похороним, — как само собой разумеющееся, ответил Антон.
Нина набрала на мобильном номер своего отдела полиции. Ей ответил капитан Анохин:
— Кировский отдел полиции… — Вед его тут же перебила:
— Толя, вчера по трассе на Кутурчинском направлении была лобовая?
— Была, — настороженно подтвердил Анохин.
— Девочка пропала?
— Ориентировки разослали. А ты откуда знаешь? Ты же в отпуске! — воскликнул капитан.
— Толя, Светлана Рогожина у меня в доме. Отбой на розыск, позвони в отдел опеки, узнай какие документы нужны на патронаж.
— Сделаем, Нина Алексеевна, — и отключил телефон.
Антон довольно посмотрел на жену.
— Вот и славно, — чмокнул её в макушку, выходя из кухни.
Света проснулась ближе к полудню. Снова огляделась, пытаясь вспомнить, где находится. Разбитость всего тела отзывалась в голове. Нина заметила, что она схватилась за голову, прикрыв глаза.
— Что? Голова кружится? — Нина подскочила к девочке и обеспокоенно осматривала её.
— Тошнит…
— Тоша! — позвала мужа. — Вызывай «скорую»!
— Нет! Меня заберут… — крикнула Света, а в глазах опять появился панический ужас.
— Тебя уже никто не ищет, милая, — успокаивала её Нина. — Я всё уладила. А в больницу надо. Возможно сотрясение мозга.
Света немного успокоилась и опять опустила голову на подушку. На крик прибежал Пашка. Нина послала его принести воды, Пашка метнулся в кухню и подал гостье стакан. Света залпом выпила.
— Спасибо.
— Ещё?
Она помотала головой и легла. Неужели судьба снова дала ей шанс на спокойную жизнь? Чем она заслужила такое право? Лишиться родителей и попасть к хорошим людям. Надо похоронить родителей — больше она ни о чём не могла сейчас думать.
Запах незнакомой девушки манил его, превратившись в зверя, следовал инстинкту. Он разделся за домом, аккуратно сложив одежду на стул, который всегда там стоит, и через несколько минут вместо красавца мужчины стоял чёрный с проседью волк. К нему подошёл Данила, переложил вещи брата на спинку, а сам уселся на сиденье.
— Ты уверен?
«Полностью!»
— Но, возможно, её уже нет на остановке.
«Запах никуда не мог деться. Я найду её».
— С тобой пойти?
«Сегодня я один…извини», — Яр положил на секунду лапу брату на колено и скрылся в чаще бора.
Дан впервые остался один, а брат отправился в одиночку, выслеживая свою пару. Ему впервые стало тоскливо. Он всегда знал, что этот момент когда-нибудь наступит, сегодня наступил, причём радость за брата смешалась со светлой грустью. Молча вошёл в дом, где его встретила мать, её взгляд спрашивал о многом.
— Сегодня мы были с Яром на пробежке, но решили бегать поодиночке, огибая бор с разных сторон. Внезапно почувствовали запах. Такой манящий, такой зовущий… только уткнувшись друг другу в нос, мы поняли, что бежали к нему, тут до меня дошло — запах был чуть-чуть не мой, а вот Яр… он даже обратился в человека и лёг рядом с ней, поправляя пшеничные локоны, разбросанные по мху. Она спала под елью Ждана, как в шалаше. Потом он снова обернулся, а я положил девушку на спину Яра, так мы вынесли её и положили на скамейку в остановке. Сейчас он решил узнать, что с ней стало.
— Яр подумал он ней, как о паре? — настороженно спросила мать.
— Да.
— А почему ты его отпустил одного?
— Он объяснил, что не в этот раз.
— Впервые вы расстались, — она улыбнулась одним уголком губ. — Именно об этом я когда-то говорила: пришло время гона. Только вот, как девочка отреагирует на него? Сколько ей лет?
— Шестнадцать-семнадцать. Не больше.
— Совсем молоденькая, — она чему-то улыбнулась. — Мне было семнадцать, когда Данила сделал отметку и ни у кого не было желания встретиться с ним на узкой тропе из-за меня. У Яра хватит мудрости не напугать девочку, — твёрдо произнесла и направилась в кухню готовить обед.
Прибежав на остановку, волк осторожно, не привлекая к себе внимания, заглянул внутрь — никого. В воздухе разливалась гарь машинных выхлопов.
«Видимо, только что села в автобус», — и побежал по кромке бора в сторону города.
Размашистые скачки быстро нагоняли ПАЗик. Волк уже видел его и даже обогнал. Он выбежал из леса недалеко от остановки, вглядываясь в окна автобуса, вдыхая запах своей пары. Девушка сидела чем-то расстроенная и смотрела в окно. Он всем своим существом почувствовал удивленный взгляд серых глаз на себе. Она, прикрыв веки, покачала головой, стряхивая наваждение, в это время волка уже не увидела и была явно разочарована. Теперь можно возвращаться домой. Он все узнал и для себя, и для неё.
Войдя в дом по взгляду матери сразу понял — объяснять не придётся — брат рассказал подробности, но, как всегда, подошёл к ней. Ужин был уже готов, мать раскладывала еду в блюда, расставляла на подносе, чтобы отнести их в столовую. Яр, молча, взял поднос, отнёс его и поставил на стол. Сзади Данька нёс приборы. В полном молчании проходил обед. Дина много раз хотела вслух или мысленно спросить сына про его пару, но не решалась. Ждала, когда он сам решит ей рассказать о своих чувствах и эмоциях. Братья изредка переглядывались, как заговорщики.
— Не расскажешь мне подробнее, что у вас сегодня случилось? — наконец, не выдержала мать.
— Мне казалось, что Данька уже все рассказал, — ответил Ярослав, отправляя в рот вилку с картофельным пюре.
— Но, он ведь с тобой не убежал из дома, — укорила мать.
— Мне показалось, что эта девушка моя пара.
— Только показалось? — заинтересованно приподняла бровь Дина.
— Сначала да, а потом я понял это так и есть — серьёзно ответил сын.
— Если ты на самом деле встретил свою пару, то я очень рада, сынок, но она совсем молоденькая.
— Ей никто не станет мешать подрасти, просто я буду рядом… когда найду.
— Думаешь, она тебя примет? Хотя, тебя-то она примет! Ты у меня, вон, какой красавец, а вот твою сущность? — горечь промелькнула в глазах матери.
— Постепенно постараюсь её приучить к моему зверю.
— Почему-то мне кажется, что твоего волка она не забудет, — засмеялся Дан. — Такого зверюгу из леса вынесло к дороге.
— Словно твоя зверюга мельче, — с улыбкой скривил губы Яр.
— Взрослые уже, а все равно, как мальчишки, — мать дала шуточные подзатыльники пальцами сыновьям и со смехом отправилась уносить тарелки на кухню.
— А теперь серьёзно, — Дан навалился грудью на стол и подвинулся ближе к брату. — Где девчонку искать станешь?
— Кто теперь знает? — Ярослав встал у окна, что-то там выглядывая. — Самому интересно. Только бы с ней было всё в порядке.
Нина, не смотря на все протесты гостьи, вызвала «скорую помощь». Тошнота и головокружение были явным признаком сотрясения мозга. Она сильно беспокоилась за девочку, сама себе удивляясь, что совсем незнакомый подросток за считанные часы стал ей дорог, как собственный ребёнок. Даже муж поражался этому. Он-то знал. Что жена всегда хотела дочь, но после Пашки Нина так и не смогла больше родить и сын стал для неё центром вселенной. Теперь появилась Светлана и Вед заметил, что глаза жены стали гореть по-другому, словно в них влили жизнь.
«Скорая» приехала через четверть часа. Доктор осмотрела Светлану, выписала какие-то лекарства, объяснила, что сейчас полезен постельный режим дня на три и отбыли. Нина выдала Свете один из своих домашних халатов, снова уложив на диван.
— Мне надо похоронить родителей, — в который раз, завела разговор девочка, едва не рыдая.
— Обязательно, Светочка, — успокаивала Нина. — Антон за этим и поехал. Не переживай.
Антон Вед в прошлом — подполковник полиции, высокий здоровяк — теперь организовал в городе одну из крупных байкерских групп «Волки». В составе числилось больше сотни байкеров и мальчишек, которых он подобрал на улице, приобщая к полезному делу. Они любовно звали его «батей» или Бизоном. Сегодня намечалась сходка группы. Те, кто постоянно приезжали — это Кот — Игорь Котов и Шакал — Иван Тунёв — помощники Антона во всех мероприятиях. Антон подъехал едва ли не последним. Поздоровался со всеми, но Кот заметил напряжённость во взгляде друга.
— Что случилось. Тош?
— Вчера на трассе в полуторастах километрах отсюда произошло лобовое столкновение. Погибли люди. Выжила только девочка шестнадцати лет. Она услышала, что её собираются поместить в приёмник-распределитель, убежала от полиции. К вечеру следующего дня она добралась до города, болталась по Центральному парку. Пока я не отбил девчонку от парней с гнусными намерениями в голове. Она даже сопротивляться не могла. Отнёс в машину и теперь она у меня дома, но родителей надо похоронить. Я прошу собрать, кто сколько может, — после своей речи, он перевернул шлем и положил туда деньги из своего портмоне.
— Да не вопрос, Тоха, — вытащил купюру Кот.
Через полчаса уже собрали достаточную сумму, сложили в полиэтиленовый пакет и отдали Веду.
— Пусть лежат с миром, — напутствовал Шакал.
— Спасибо, мужики. Сегодня я долго засиживаться не могу: там Нина «скорую» Светлане вызвала. Похоже на сотрясение.
— Да мотай уже, мы сами, — хлопнул его по спине Кот.
Вед положил деньги в багажник своего байка и уехал.
Кот проводил его взглядом, пока тот не скрылся.
— Страшно остаться на улице в шестнадцать лет, да ещё и девчонке, — задумчиво произнёс Кот.
— Тоха всегда где-то рядом, — поддакнул Шакал.
— Пацаны! — крикнул Кот молодёжь. — Вопросы есть? — ему в ответ замотали головами. — Тогда. Давайте по домам. В четверг соберёмся.
Кто-то показал ему оттопыренный от кулака большой палец и продолжили разговор.
— Не шалить! — по привычке предупредил Игорь, завёл свой мотоцикл, отъзжая.
Антон открыл дверь своим ключом. Тишина поразила его. Что могло случиться? К нему вышла Нина с заплаканными глазами.
— Что случилось? — встревожился Вед.
— У Светы сотрясение, но оставили дома. Она всё время кричит во сне, — Нина вытерла, сложенными вместе пальцами, слёзы. — Зовёт родителей…
Вед привлёк жену к широкой груди, поглаживая по спине, по голове, сомкнув брови на переносице. Он прекрасно понимал, что жена приняла близко к сердцу горе незнакомой девочки.
— Деньги на похороны собрали.
— Завтра надо будет разыскать родителей Светы и купить необходимое для погребения, — всхлипнула Нина. — Ты сегодня рано.
— Не хотел тебя оставлять одну, Нинок, — он поцеловал каштановые волосы жены.
На диване вновь застонала Света. Нина оставила мужа и подбежала к девочке. В жару, с раскрасневшимся лицом, она металась по подушке.
— Снова «скорую» вызывать? — спросил Антон.
— Сама справляюсь, — смочила вафельное полотенце в воде с разведённым уксусом, отжала и положила на горячий лоб девочки.
Прохладный компресс ненадолго остужал голову Светы и стоны прекращались.
Если бы Веды знали, что снятся ей волки. Они подходят ближе и ближе. Ей становится страшно. Каждый волк чуть меньше лошади. Страшные пасти открыты, обнажая белоснежные зубы. Выходит вперёд белый. Осторожно подходит к ней и кладёт огромную голову на её колени. Ластится. Следом возле её ног легла чёрная волчица, с тоской заглядывая в серые глаза девочки. По тёмной жёсткой шерсти морды катятся слёзы. Света медленно, борясь со страхом, протянула тонкие пальцы и подушечками провела по жёсткой шерсти. Волки не укусили, а наоборот, подставляли навстречу её пальцам свои морды, от неведомого счастья прикрывая веки…
Она распахивает глаза, стараясь понять, сон это или нет? Слишком реалистично. Понюхала пальцы — пахнет псиной. Как такое может быть? Внутренняя дрожь мешала сосредоточиться на странном сне. Если это не сон, то как оказалась в лесу? Кто эти странные волки? Почему они ластились к ней? На долю секунды показалось, что глаза волков кого-то напоминают, но потом свела свои ощущения к бреду после сотрясения головы.
За окном вовсю простиралась ночь. Из-за низких облаков не видно ни единой звезды. Где-то среди темноты, через облака, пробивается жёлтый свет луны. Ночная красавица притягивала Светлану чем-то непонятным. Девочка едва подавляла желание выйти на балкон, воспевая её. Только то, что она разбудит семью Ведов останавливало. Решила вновь постараться уснуть. Вдруг снова приснятся странные волки? Почему же они ей кажутся такими родными? Прикрыла веки, принялась ждать наступления сна.
И вновь волки рядом с диваном в большой комнате Ведов, улеглись на ковер, положив изящные головы на лапы, поглядывая исподлобья по сторонам и изредка на Светлану.
«Почему они меня охраняют?» — удивлялась она во сне. — «Словно кто-то может напасть…»
Даже во сне она понимала, что эти сильные и добрые люди, что так случайно встретились на её пути, не позволят проникнуть в их дом никому подозрительному. Но возле огромных животных ей становилось спокойней. Света любовалась ими, пока не уснула.
Проснулась поздно. В спокойной тишине не слышно ни звука. Они что, оставили её одну дома? Испугавшись, подскочила с дивана, пробежала по квартире и нашла Нину в спальне, сидящую за ноутбуком. Нина удивленно подняла на неё глаза.
— Ты что, Света?
— Тихо, — девочка оперлась спиной на дверной косяк и на секунду устало прикрыла веки. — Показалось, что никого нет.
— Антон поехал разыскивать твоих родителей, Паша на улице, — она похлопала по кровати. — Садись рядом, Света села. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — измученно ответила девочка.
— Есть хочешь? Я подогрею.
— Не хочу. Мне надо домой, Нина.
Вед понятливо кивнула.
— Хорошо. Только переоденусь.
Света вышла из комнаты. Села на диван и принялась ждать, когда Нина переоденется. Она вышла минут через десять, предварительно позвонив мужу и сыну, чтобы те знали, где они и не потеряли, если вернутся раньше их. Сели в кофейный седан и выехали со двора. Света назвала адрес, Нина кивнула.
Всю дорогу молчали, только когда машина остановилась у подъезда, Вед заметила, как Света вся сжалась, прерывисто задышала, заглушая истерику. Женщина понимала, что им сейчас предстоит войти в пустую квартиру, где жила счастливая семья, а по ужасной случайности осталась одна девочка-подросток. Она крепко сжала её холодные пальцы.
— С тобой сходить?
Света кивнула. Девочка боялась зайти в оглушающую тишину знакомой квартиры одна, где её никто не встретит… Они поднимаются на второй этаж, Света открыла своим ключом железную дверь, мозг выхватывает воспоминания, как её встречает всегда улыбчивая мама с перекинутой на грудь нетугой косой чёрных, как вороново крыло, густых волос, целует дочку в щёку и убегает в кухню делать последние приготовления для обеда. Примерно в то же время, когда Света приходила из школы, отец подъезжал на обед, специально пообедать семьёй.
Сейчас она знала, что никто не встретит, никто не поцелует, никто не приготовит обед и отец не приедет… В тихой квартире ни шороха, ни звука. Она не заметила, как прошлась, не разуваясь, по пустым комнатам. Села, съёжившись, в кресло. Засунув кисти рук между коленями, молча оглядывая вокруг. Нина видела, как тяжело девочка пытается осознать потерю, но это вряд ли произойдёт сейчас. Должно пройти немало времени, пока она привыкнет к отсутствию родителей. Женщина присела на подлокотник к ней, обняв за плечи одной рукой.
— Ты не одна, Свет, — тихо произнесла Вед.
— Спасибо, Нина… или тётя Нина?
— Просто, Нина. Тебе помочь собрать вещи?
— Я сама. Спасибо, — ссутулившись, поднялась с кресла и направилась в свою комнату, пробыла там четверть часа и вышла с объёмной сумкой. — Я готова.
— Хорошо. Ты всё собрала?
Девочка огляделась по сторонам. На телевизоре стояла фотография в рамке, где они втроём снялись в Дисней-Ленде в Париже. Такие весёлые… Она горестно вздохнула и забрала фотографию с собой. Закрыла входную дверь.
Дома их ждал Антон. Нина первым делом спросила его про родителей Светланы. Вед растерянно помялся, нервно прошёлся по комнате, иногда изучающе глядя на жену и девочку.
— Да не тяни же ты! — не выдержала Нина.
— Я не знаю, как рассказать, мы объездили все морги, но их нигде не оказалось. В одном нам рассказали любопытную историю, про то, как ночью у них украли два трупа. Кот закатил скандал… — договорить он не успел, так как Света упала в обморок.
Вед едва успел подхватить девочку на руки и положил на диван. Нина принялась хлопать ей по щекам. Закатившиеся глаза Светланы приоткрылись и вновь сомкнулись. Нина расстроенно покачала головой.
— Кому понадобились тела?
— Понятия не имею! — пожал плечами Антон. — Врачи в морге вообще в шоке!
— Да уж… — снова удручённо покачала головой Нина. — И что теперь делать?
— Подавай в розыск. Ты у нас полицейский.
— Хорошо. Сделаю, — тут же набрала номер коллеги по кабинету. Долго не отвечали, но, наконец, раздался приятный баритон:
— Привет, Нина Алексеевна, ты что хотела?
— Толик, надо подать заявление на розыск двух тел из морга.
— Ты перегрелась? — удивился Анохин.
— Нет. Если бы! У Светланы Рогожиной из морга пропали тела её родителей.
— Час от часу нелегче! Нина, ты когда-нибудь посидишь в отпуске спокойно?
— Наверное, нет, — усмехнулась Вед. — Так примешь заявление?
— Придётся, — вздохнул Анохин. — Ты ведь не отстанешь, — прозвучало, как утверждение.
— Тогда пиши… — и Нина принялась диктовать ему заявление.
Ночью с просёлочной дороги на трассу свернул тёмный внедорожник. За рулём сидела приятная брюнетка. Она сосредоточенно вглядывалась в дорогу. Выжимая из тяжёлой машины последние силы. На пустынной трассе можно было разогнаться, не боясь срезаться во встречный автомобиль, а то, что дорога петляла между горами, приходилось выворачивать руль на сто восемьдесят градусов при приличной скорости, это было привычно для неё. Сегодня у женщины особая миссия. Подобное даже поручением назвать сложно, но у неё всё получится. Должно получиться.
Замок на сейфовой двери не поддвался отмычкам. Женщина пыхтела уже минут десять, вернулась в машину, взяла большую «болгарку» на батарее и принялась вскрывать, вгрызаясь в плоть железной двери. Вырезав кусок с замком, обрезала, всё, что только возможно. Кто-то посветил фонариком, едва не выхватив её в кромешной тишине. Женщина притихла, спрятавшись за угол здания, переждала, пока шаги скрылись, принявшись снова за работу.
Когда прехали полицейские, раскуроченная дверь лежала в десяти метрах от порога, когда приехали полицейские. Следователь задумчиво потирал подбородок, находясь в полном недоумении: зачем кому-то красть мертвые тела из морга? Очевидно, что работал не один человек, потому как мертвецы были довольно высокого роста, особенно, мужчина, да и телосложение у него атлетическое, судя по фото с происшествия. Одному перетащить куда-то безвольные тела физически невозможно. Криминалисты дали заключение по двери, что работали одним инструментом, вскрывая её. Но как можно было её так далеко откинуть? Какую силу должен был иметь похититель? Всё это не укладывалось в голове. Он видел, как привезли новую дверь, тяжело разгружая из кузова машины вчетвером, и снова покачал головой в полном непонимании происшедшего. К нему подошёл кто-то из администрации больницы с вопросом: нашли ли они хоть какие-то улики? Следователь неопределённо пожал плечами и мужчина, махнув рукой, отправился в корпус морга.
Следователь что-то долго записывал на листах бумаги, держа папку на весу, всё время чертыхаясь на странность обстоятельств. Криминалисты доложили, что не обнаружили никаких отпечатков пальцев, единственное, площадка перед моргом испещрена следами лап огромной собаки. Такой породы они не знали.
В это время как раз подъехал на внедорожнике Антон Вед с Котом и Шакалом. Их тут же остановили, потребовав документы, после ознакомления, Антон объяснил, что они разыскивают тела мужчины и женщины со вчерашней аварии на трассе.
— А вы, каким боком в этой истории, товарищ подполковник?
— Девочка, что ехала с ними в одной машине — их дочь — сейчас находится у нас дома и очень переживает по поводу похорон.
— Так хоронить некого, — хмыкнул следователь. — Сегодня ночью тела были выкраны из морга, — он кивнул на останки железной двери, — Видите, как нынче морги открывают.
Вед только теперь, как следует, разглядел дверь, валяющуюся на приличном расстоянии от дверного проёма. Кот и Шакал так же размышляли на тему: кому на Руси понадобились покойники?
— А следы?
— Только огромной собаки. Вон там, можете полюбоваться.
Следы по размеру напоминали величину лошадиной подковы. Шакал почесал затылок.
— Бизон, что за фигня?
— Самому интересно, а еще мне интересно, как я это расскажу дома?
Мчался полями молодой волк в первом своём забеге. Куда влекла его нелёгкая? Сам не ведал. Мощные лапы первый раз несли своего хозяина, не заботясь о направлении. Солнце клонилось к вершинам, грозясь каждое мгновенье спрятаться, но что ему до этого? Он видел не человеческими глазами, а зрением зверя, в которого превратился впервые. Первое непонятное впчатление от того, что он стал чуть ниже, прошло сразу после того, как прошёлся на четырёх лапах снечала по горнице вождя, потом по траве, едва не заплетясь лапами. Выбежал за околицу, огляделся вокруг — сумеречная тишина заполнила его слух, ноздри впервые вдохнули ароматы леса. Что-то подтолкнуло его вперёд — инстинкт? — и он начал свой первый забег. Сначала лёгкой рысью, потом припустил быстрее и вот он уже мчится быстрее выпущенной стрелы навстречу своей мечте, своей свободе.
Воздух, наполненный различными ароматами, дурманил голову, мешая думать. Сейчас он был не Жданом-подкидышем, а белым волком из стаи Святого бора. Священным волком. Только не о том были его мысли, а о неожиданном счастье, что поглотила сейчас его разум. Сколько лет он страдал от неизведанной своей судьбы. Сколько пришлось проглотить обид от деревенских мальчишек. Скольким девушкам он молча отказывал в любви. Просто поворачиваясь и уходя домой, оставляя юную прелестницу наедине со своими мыслями и слезами досады, подспудно понимая, что они не для него.
Впервые он чувствовал свою волшебную силу и мощь тела. Вылетев стрелой на мизерную полянку, волк запел победную песню. И вторили ему сотни голосов, совершенно незнакомых. Он огляделся — вокруг древние, как сама земля, ели да кедры. Куда его занесло? Вдруг он вспомнил медовый аромат Жданки. Тонкие, но крепкие руки молодой волчицы и из его глотки вырвалась другая песня! Песнь любви и счастья с той, которая дарована ему самой Судьбой.
Ждана!
Волк оглянулся по сторонам, понюхал ночной воздух и повернул обратно. Теперь его бег имел осознанное направление. Ноздри не обманывали, уверенно направляя по собственному следу к становищу. К нареченной. К единственной. Тёплые волны заливали негой сердце, зная, что когда он прибежит, черноглазая заноза будет ждать его. И только его. Неподалеку ухали филины. Было желание спугнуть их просто так, из озорства. Это раньше они могли его напугать в ночной тайге, а теперь он никого не боялся.
Рыжей стрелой пронеслась тень, незаметной, когда повалила его на бок, перекувыркнула через спину. Белый стремительно поднялся, огляделся — перед ним стоял огромный рыжий матерый волк, скаля пасть. На Ждана еще не нападали волки и он не знал, хватит ли у него сил справится с ними? Вот подходит второй волк, серый. Обходят по кругу и не разрывая взгляда, готовый напасть в любой момент. Ждан не может понять, что им от него нужно? Тут же на него кидается рыжий, вонзая свои зубы в шкуру над ребрами. Красной вспышкой полосонуло в голове от боли. Нападения он, конечно, ожидал, только среагировать не успел. Белый крутанулся, избавляясь от зубов рыжего, вцепляясь тому в глотку, стараясь разорвать, но тут серый заставляет рыжего перестать сопротивляться, подходит к белому с просьбой отпустить его собрата.
«Почему?» — белый обескуражен поведением серого.
«Святой волк», — серый изумленно смотрел на Ждана. — «Откуда он здесь?» — юный белый волк молчал, не зная, можно ли всем подряд рассказывать его тайну. — «Последний был здесь лет восемнадцать назад, но мы с ним… повздорили», — серый как-то нехорошо хмыкнул.
Последние события в жизни Ждана подсказывали, что именно с ними «повздорил» его отец в свой последний день, ведь он так же был белым.
«Ведомо, это они убили моего отца!» — пронзила мысль. — «А теперь примутся за меня. Без боя я не сдамся!» — он повернулся к серому, оскалив пасть, пошёл на него.
«Но-но, малыш! Ты же не собираешься со мной драться?» — серый явно издевался над Жданом.
Они ходили по кругу, не отрывая взгляда, а между ними на земле лежал рыжий, с непониманием глядя на соперников. Ждан заметил, что говор серого заметно отличается от их говора. Странные обороты речи резали слух своей непривычностью. Кто они? Откуда? Словно и вовсе нездешние.
«Почему бы и нет», — Ждан вновь показал клыки.
«Придётся тебя порвать, малыш», — серый стрельнул напоследок жёлтым глазом, прежде чем кинуться на Ждана.
Изумлённая просшедшим Жданка сидела на скамье прикрыв рот ладонью, и распахнутыми глазами смотрела, то на отца, то на старого Шульгу, то на место, где только что пел первую песню белый волк. Никогда она не видала красивее зверя. Хоть по виду можно было сразу определить, что это молодая особь, но он был огромен. Ладони ещё хранили его запах, когда он положил свою голову ей на колени, глядя в бездонные девичьи глаза.
— Тятя, что ж никого с ним не отправили в первый забег! — спохватилась Жданка. — А что, если… — отец заметил, как побледнела дочь.
— Я сейчас отправлю за ним пару волков. Сын Тура и Чернавы не должен сгинуть. Не переживай, дочка, за своего белого, — Лютомир поднялся и быстрым шагом спустился по широкой лестнице вниз.
Не видел отец, как полыхнули румянцем щёки черноокой дочери, когда он назвал Ждана «её белым». Знать, тятя заметил, как запечатлил на ней свой взгляд новый волк, тем самым назвав её невестой. И тятя, видно, не против, раз так молвил. Как бы она хотела, чтобы белый на самом деле был только её волком. Её парой.
Курум и Зыч не просто бежали по следу нового белого собрата, а стелились туманом, стараясь быстрее нагнать его. Вот он остановился — Курум заметил вытоптанное в траве пятно.
«Он побежал дальше!» — мотнул чёрной с проседью башкой Зыч.
И они кинулись дальше по следу Ждана. Промахнули рысью не одну версту по перелескам огромного бора, пока не услышали злобное рычание. Выбежав на небольшой пятачок среди бора, увидели картину: белый, по следу которого их отправил Лютомир, держал за горло Демида из соседней стаи Замяты, а сам Замята ходил кругами на расстоянии трех локтей и что-то говорил белому, едва слышно. Вдруг белый бросил Демида и кинулся на Замяту, нацелившись тому в горло, но старый серый волк был намного изворотливей, да только это ему не помогло. Белый схватил серого за шею сбоку, стараясь прокусить шерсть, забивающую пасть, что у него и получилось. Замята взвыл от боли, закрутившись юлой, пытаясь сбросить с себя белого волка, а Ждан разжал пасть и отошёл от него.
«Вы только что признали, как „не поладили“ с моим отцом, оставив меня сиротой. На это вам моего прощения не дождаться. Старайтесь не перебегать тропу в бору передо мной», — он ещё раз сверкнул на них янтарными глазами, потом перевёл взгляд на двух чёрных, что появились здесь перед самым концом небольшой битвы.
«Нас послал по твоим следам Лютомир, чтобы на тебя никто не напал», — пояснил Курум.
«Сейчас я одолел их, но они сильнее меня. Сила оказалась на нашей стороне, так будет не всегда». - поблагодарив таким образом Зыча и Курума, потрусил в сторону стаи.
Два чёрных повернули обратно к становищу следом за белым. А белоснежный волк припустил ходу, пятном мелькая среди травы на полянах или стволов в сумерках бора. Он точно знал, что даже ночью его заноза будет ждать возвращения в стаю… Его… за неё он готов биться с любым, даже самым матёрым волком, будет рвать глотки, только чтобы она ещё хоть раз, единственный раз, погладила его между ушами, заглянула в его янтарные глаза, наполнила воздух медвяным ароматом.
Ждана…
Несколько дней назад он и думать не мог, что она существует, а сейчас уверенно бежал к той, которая дышит с ним одним воздухом. К той, которую возжелал его зверь, как и он сам. Не волновало юного волка, что сзади за ним едва поспевают собратья из новой стаи — им ли не понять, как стремится сердце к единственной, чей взгляд запечатлился в мозгу зверя на всю жизнь.
Вот и ворота поселения. Ждан поскрёб лапой по знакомым брёвнам частокола, после чего приоткрылись ворота, впуская волков. Снова бегом к терему вождя…
Жданка больше не могла терпеть возвращения белого, ходила по горнице неприкаянная, заглядывала в окошки: луны нет, всё небо покрыто облаками, даже с её острым зрением не разглядеть, что творится за порогом. Трясущиеся от волнения руки, девушка прятала под расшитый передник, только Лютомир всё видел, всё замечал. Выбрала суженого его дочь, а теперь ожидает его после первого забега. Да и ему самому молодой волк пришёлся по душе: не заметил он в нём ни язвы, ни червоточины, которая пронзает многих. Прямо смотрел он в глаза вождю, ничего не боясь. Как же иначе может смотреть сын таких родителей? Старый Шульга прикорнул на широкой лавке, поставив свой костыль рядом. А Жданка то выбежит из дверей, посмотреть сверху не бежит ли её белый? То снова сядет перед окном на лавку, теребя передник в нервных пальцах.
Что её дёрнуло выскочить из дверей, сломя голову спуститься со ступенек и оказаться прямо перед мордой огромного белого волка. Девчонка растерянно смотрела ему в глаза, словно чего-то ожидая от него или от себя. Белый еле слышно подошёл к ней, лёг у самых ног, положив башку на маленькие стопы и прикрыл веки. Он пришёл домой. И она его ждала, как будто зная, что в это самое мгновенье он приближается к её крыльцу.
Лютомир, стоя на верхней ступеньке наблюдал эту картину, понимая, что происходит между его дочерью и сыном Тура — пришла пора принять, что из маленькой егозы, Ждана в течение одного дня превратилась в невесту, случайно найдя свою пару. Он и радовался, и огорчался. Замечал, как она изменилась, стала тревожиться за суженого, за старого Шульгу, за него самого, чтобы не увидал её волнения. И вот свершилось: при всех, кто мог наблюдать, святой белый волк склонил голову к её ногам, отдавая себя без остатка дочери вождя — чернявой занозе, что забрала его сердце.
Жданка присела на корточки, погладила тяжёлую голову между острыми ушами, провела ладошкой по спине, устроилась рядом с ним на траву, обняла за шею, вдыхая его запах. Душа белого готова была вырваться из тела и распластаться ковром. Из горла вырвался нежный негромкий рык. Белый поглядел наверх, где стоял вождь. Лютомир кивнул на его немой вопрос. Свершилось. Теперь, получив согласие отца своей пары, он жизни не пожалеет, защищая её.
Придя в сознание, Света открыла глаза, сфокусировать зрение получилось не сразу. Все вокруг расплывалось, одно было понятно — лежала она всё на том же диване в доме Ведов. Над ней склонилась, с распухшими от слёз веками, Нина.
— Света, Светочка! Ну как же ты так? — встревоженно говорила Нина. — Антон едва успел подхватить тебя.
— Голова болит, — поморщилась Света.
— Не поднимайся! — всполошилась Нина.
— И где теперь их искать? — девочка подняла глаза на Антона.
— Ума не приложу, — мужчина растерянно пожал плечами, — но мы подключили все свои связи.
Девочка устало прикрыла веки, глаза резало от дневного света, а в мыслях крутился только один вопрос: где теперь искать родителей? Нина всё ещё с волнением смотрела на неё. Пашка стоял рядом, переводя испуганные глаза на мать, отца, Свету, что-то хотел спросить, но не решился. Антон отошёл к окну. Что он там высматривал?
— Мне надо подняться, — слабым голосом проговорила девочка.
Нина видела, что та собирается куда-то идти.
— Куда ты?
— Не знаю… — пожала плечами Света. Несчастно-растерянным взглядом обвела семью Ведов. — Но где-то их можно найти? Как же я теперь?
Что они могли ей ответить? Тела родителей пропали и их ищет полиция. Столько вопросов скопилось в связи с этим инцидентом, а ответов нет. Это самое противное. Кот и Шакал по второму разу поехали по моргам. Вдруг найдут? Что в свете последних событий абсолютно необязательно.
Кот летел по улицам города на байке, за ним следовал Шакал, им оставался последний морг. Поставив мотоциклы на стоянку, они отправились в отдельно стоящее небольшое здание больницы Скорой Помощи, вошли в тёмное маленькое помещение, освещаемое тусклой лампочкой без абажура. За огороженной стойкой сидела немолодая женщина и что-то писала.
— Здравствуйте, — прочистил горло Кот. — К вам вчера не поступали мужчина и женщина… эээ… Рогожины?
Женщина внимательно посмотрела поверх очков на двух дюжих мужиков в чёрных мотоциклетных куртках, с хвостами на длинных волосах.
— Вчера вообще никого не привозили. — проскрипела она.
Кот повернулся к Шакалу:
— И что? Тоха ждёт от нас положительного ответа, а его нет.
— Тел нет нигде в городе, — развёл руками Шакал. — Интересно, как там девчонка? Тоха говорил, что она в обморок упала.
— Ты бы тоже грохнулся в подобной ситуации, — махнул рукой Кот, направляясь к выходу.
Женщина за стойкой вздрогнула от хлопка закрывающейся входной двери, к верху которой была прибита стальная пружина. Мужчины вышли из мрачного помещения на улицу. Вечерело. Кот набрал номер Веда.
— Тоха, их нигде нет. Мы у последней больницы стоим. К ним вообще вчера никого не привозили. Что делать?
— А хрен его знает! — в голосе Веда слышалась досада. — Девочка недавно пришла в себя. Мало того, что родителей потеряла в аварии, так они и вовсе пропали. Такого ещё не было в моей практике.
— Мы к тебе или по домам?
— Отбой, Кот. Будем думать, — он отключил сотовый телефон, посмотрел на жену и Свету. — Их нигде нет и где искать не знаю. Для того, чтобы тебе выправить документы, мы уже подали на розыск тел, а ты остаешься у нас. Такой расклад тебя устраивает?
Света смотрела в глаза Веду, она почему-то верила ему. Найдутся ли тела родителей, неизвестно, но одно то, что она не осталась на улице или в детском доме, уже радовало, произнёс он слова «ты остаешься у нас» так серьезно, что она сразу поверила — так и будет.
— Мне в школу скоро. Последний класс. Я отсюда ездить буду?
— Не переживай, — Нина положила ей на пальцы свою ладонь, — я буду возить тебя — мне это по дороге на работу.
— Когда и я могу отвезти, — отозвался Антон, — только я на машине редко езжу. В основном на байке.
— Никогда не ездила на мотоцикле.
— А я умею! — гордо выпятив грудь, проговорил Пашка. — Если захочешь, папа тебя научит. Да, пап?
— Если захочет, — подтвердил Антон.
Нина была рада тому, что разговор про мотоциклы отвлекли мысли девочки от родителей. Мысли вернутся, но сейчас, словно отвлекающий маневр, разговор повернулся к двухколёсным машинам. Она, думая обо всём, замечала, как восторженно сын рассказывает ей о прелестях скорости, заворожённо улыбаясь. Она была благодарна сыну за его разговор со Светой. Стараясь не мешать их беседе, она проскользнула на кухню, достала творог и принялась делать тесто на сырники к ужину. Антон так же неслышно выскользнул из комнаты.
— Спасибо Пашке, отвлёк мотоциклами, — с облегчением произнёс Антон.
— И не говори, — поддержала Нина. — В самом деле, занял бы ты и её своими байками. А?
— Подумаем, — пообещал Вед.
Нина принялась жарить сырники. По квартире разнёсся приятный аромат, в животе у Светы призывно заурчал желудок, на что Пашка тут же рассмеялся.
— Он прав! Сейчас слопаем все мамины сырники и модно укладываться спать. Я, например, не могу голодным уснуть.
— А у моей мамы были пироги вкусные, — тихо произнесла девочка. Готовая вот-вот расплакаться.
Пашка, видя её настроение и расшатанные за последнее время нервы, предложил:
— А ты мою маму научи такие пироги печь, будешь есть их, словно твоя пекла.
Нина слышала разговор детей из комнаты и диву давалась, какой мудрый бывает временами её сын. Как ловко он придумал про пироги. Но умеет ли Света их печь? Ради неё она научилась бы с радостью, до такой степени понравилась ей эта девочка. Антон тоже любит пироги, только у неё это блюдо никогда не получалось, а в последствии и вовсе забросила.
— Я вместе с мамой их пекла и знаю, как замесить тесто, а начинку можно любую, — схватилась за предложение Пашки Света.
— Вот здорово! — он поднял большой палец. — Мама всё равно в отпуске, пусть поучится. Я её попрошу. Он побежал на кухню и быстро заговорил, будто мать собиралась тут же исчезнуть: — Светка обещала тебя научить печь пироги. Ты не против?
Нина видела молебно горящие глаза сына, потрепала его по тёмным коротким волосам:
— Конечно, не против, Паш, наконец, у нас появится новое блюдо, — усмехнулась его находчивости. А сын уже убежал в комнату с радостным ответом:
— Мама согласна!
Грустные глаза девочки мягко засветились счастьем, пусть родители погибли… пропали, но Нина будет печь мамины пирожки, а она станет ей помогать, станет делать всё, что попросит эта замечательная женщина. Если Антон научит ездить на мотоцикле, то они с Пашкой будут ездить вместе, когда вырастут. Нина добрая, чем-то похожа на её маму. Ждана была такая же ласковая, а Ждан такой же высокий и широкоплечий, как Антон, только волосы были пшеничные, но длины такой же — до середины лопаток. Теплом повеяло по душе при воспоминаниях о родителях. Антон заметил, как Света заулыбалась, улетая вдаль прошлого. Нина позвала всех на поздний ужин. Света с Пашкой наперегонки наелись сладких сырников со сметаной. Пока дети уплетали ужин, Нина постелила на диване нормальную постель, заправив свежим бельём.
Наговорившись вволю, Пашка скрылся в своей комнате, Нина и Антон ушли к себе, а Света зажала в кулаках пододеяльник, поднесла к лицу — в нос ударил сильный аромат леса, ягод, свежести. Как дома, когда после стирки мама меняла бельё. Захотелось вырваться из такого тёплого и доброго дома Ведов и убежать туда, где сейчас находятся родители и всё равно, живые они или нет, тогда, хоть посидеть возле их могил. Что-то неведомое заставило её обернуться назад — у окна стояли два огромных волка — белый и чёрный, только чёрный был пониже ростом. Возможно, волчица? Тела их были прозрачны. Света протянула к ним руку, зная, что они не обидят. Волчица подошла и глянула на девочку янтарными глазами, лизнула пальцы, а по шерсти вниз прокатилась прозрачная слеза.
«Не надо плакать», — Света присела рядом с прозрачным зверем. — «Кто вы?»
«Не время…» — ответила волчица.
«Почему у неё такие грустные глаза?»
«Не переживай, милая, всё образуется», — произнесла чёрная и оба волка пропали.
Света смотрела на место, где только что стояли два огромных зверя, но по какой-то неведомой причине казавшиеся ей такими родными, близкими. Словно она их знает много лет. Она разделась, легла на диван, прикрылась одним пододеяльником до самого подбородка и прикрыла веки. Спать не хотелось, не смотря на позднее время. Всё думалось о странных волках с человеческими глазами. С такими думами, она постепенно погружалась в сон. В ту ночь волки больше к ней не приходили, но приснился другой сон, словно она сама, превратясь в белую волчицу, пела победную песню, ей вторили многие голоса со всех сторон, а потом она бежала…
Прошло три дня с того момента, как Ждан превратился в волка. Всё случилось, как он хотел — стал волком. Да ещё каким! Священным! Теперь к нему не приходят в ночных грёзах старые знакомые, отчего стало одиноко. Видимо, они поняли, что их сын обрёл не только стаю, но они сами обрели покой, которого у них не было многие годы. Юные волчицы, что ещё совсем недавно с интересом поглядывали на него, больше не кидают томных взглядов. Достаточно того, как смотрит на него Жданка, а против неё остальные не пойдут, не потому что она дочь вождя, потому, что именно её выбрал священный волк в невесты, отразившись в ее черных глазах, зачем ему другие. Выбрал Ждан и его зверь.
Зейда пришла к Лютомиру не просто так. Старая знахарка, которая и сама позабыла, сколь ей годов, пришла с решением узнать о новом члене стаи. Разговоры-то шли, но ей всё было недосуг добраться до терема вождя, хоть заходить сюда могла в любой момент.
Живя на дальнем краю поселения, Зейда так или иначе, знала все новости, ей приносили их болезные, приходящие за лечением. Потому даже из дома-лечебницы выходить не было нужды. Еду ей так же приносили. Да ещё маленький огородик помогал, а грибы, ягоды и какую травку давал бор.
Она, как никто другой, знала, что Святой бор живое существо, а не просто лес, в который ходят за природным добром. Бор — организм, не терпящий жестокости и лживости, иначе она не покажет и половины своих сокровищ. Зейду бор принимал, как дочь, как почти равное с ним существо, о котором надо заботиться, которое следует поддерживать в трудные минуты, давать ответы на вопросы и советовать в любой ситуации. Бор для неё был домом больше, чем для других. Зейде всегда хотелось построить посередь бора шалашик, хоть на лето, и жить там, а если у кого хворь какая приключится, послали бы за ней. Да только не суждено сбыть ейной мечте — Лютомир постоянно посылает за ней, чтобы ни случилось, да и Мезеня уже не тот, чтобы по лесам мотаться. Много годов они прожили в ладу да милости волчьих богов. Видимо, Велес хранил их нелегкое счастье. Волкодлак прибавил ей многие годы жизни, чему она была несказанно рада, ведь подольше быть рядом с любимыми мужем и сыночком для нее небывалое счастье, отданное судьбой. Страдала она, когда Лютомир остался молодым вдовцом с малюткой дочкой на руках — юная жена не смогла постичь радости материнства и после родовой горячки оставила этот свет. Больше ни в ком не отразился ее сын, о чем она так же страдала.
Сегодня с утра день был особенный — обручение его дочери Жданки. Ждал он этот день и всегда с опаской, кто знает в ком она отразится, а если дрянной волк окажется или человек с гнильцой, но получилось, что Ждан оказался ни тем, ни другим. Открыто и прямо смотрел в глаза вожаку без страха.
Днем раньше он, предупредив Лютомира и Жданку, потрусил в деревню к деду. Хоть он и не оказался ему кровным родственником, но ведь вырастил, как родного, малое образование дал — читать да писать научил. К делу своему сапожному приучал, радуясь, что у мальца получается с годами не хуже, чем у него. Только старый Куша глазами слабеть стал. Все больше и больше отдавая заказы внуку, а к тому сроку, когда Ждану исполнилось семнадцать годов, его ноги-то почти не держали. За всю доброту, что дал приемышу дед, молодой волк не мог расплатиться черной неблагодарностью. Переговорив с вожаком, он решил, что заберет деда в стаю. Старый Шульга предложил им жить вместе в его доме.
В одних портах Ждан подошел к знакомому дому, в волнении задержал ладонь на деревянной ручке калитки, решаясь войти, как услышал насмешливые слова:
— Надо же кто соизволил прийти! И не сгрызли тебя в бору, — зло прищурив маленькие почти бесцветные глазки, съязвил Дока. — И дорогу к старому не забыл.
— Меня всего три дня не было, а ты решил, что я не должен вернуться? С чего бы это? — Ждан не собирался лезть на рожон и дернул на себя калитку.
— А если дед без тебя помер уже? — мерзко захихикал Дока.
В полшага Ждан оказался возле юноши на год старше его самого, глядя на него горящими глазами, прошипел:
— Отойди по добру, Дока. Пока не случилось беды.
Зачинщик заметил, как серые глаза звереныша на миг стали желтыми и опять приняли свой цвет. От злости Ждан едва не оборотился прямо на улице с трудом сдержав порывы растерзать давнего обидчика, но тому хватило одного взгляда янтарных глаз, что мелькнули, как видения. Теперь Ждан никого не боялся из деревни, только они ему не были нужны.
Куша лежал на скамье у печки под ворохом теплых одеял и шкур. Холод проникал в каждую частичку его тщедушного тела. Хоть и лето на дворе, но в доме сырая прохлада не давала дышать юному волку.
— Деда, — тихонько, но взволнованно позвал он Кушу.
Тот разлепил веки и, увидев Ждана, закричал:
— Уходи! Уходи! Ко мне приходили из деревни! Хотя тебя сжечь, как демона! — он вцепился в рубаху внука.
Ждан выглянул в оконце: у дома собиралась толпа с криками:
— Сжечь оборотня!
— На кол его!
Как любой волкодлак, он умел посылать призывы сородичей из своей стаи на многие мили, и сейчас он оборотился и завыл протяжно, неистово, отчего смолкли голоса за оконцами, воздавая молитвы богам, а он кричал, молил о помощи. Услышали его призыв, отзываясь сотней голосов на любой лад, но один голос он не спутал бы ни с каким — то был голос Жданки — тревожащийся, тоскливый.
Не послушав отца, оборотилась она черной волчицей, убегая на помощь суженому, за ней бросились Шмель, Зуб да Курум, жестом вождя посланые следом за дочерью — хватит и этого, чтобы деревня раз и навсегда вымерла, если посмеют тронуть белого волка. Волкам же, как людям, не надо много времени, чтобы преодолеть расстояние в десяток миль.
«Мы уже рядом!» — слышался Ждану голос Жданки.
«Потерпи, браток!» — старался успокоить Зуб.
И белый терпел, отбиваясь от разъярившихся односельчан, огрызался. Подойти-то к нему боязно — слишком большой, а вот рогатиной уколоть до боли исподтишка, это геройство.
— Выходи, Куша! — кричали распаленные борьбой мужики. — А не то мы твоего выкормыша порешим!
— Или поджарим! — гоготнул кто-то из толпы.
Кто-то раскладывал сено и хворост возле стен дома старика. Время тянулось медленно… очень медленно. Ждан, как мог защищал дом и калитку. Чтобы никто не смог подойти или проникнуть внутрь, но одного на все не хватало.
— Так и знали, что ты ублюдок! — кричал, смеющийся Дока.
— Надо было раньше прибить! — вторили ему.
— Только бы в дом заманить, там и спалим обоих!
Дока стал наступать на Ждана с рогатиной.
— Что? Боишься, звереныш? — блестели маленькие глазки парня.
Одним движением мощных челюстей волк перебил правую руку в локте у зачинщика. Обрывок с зажатыми пальцами полетел в сторону, волк зычно рыкнул, оглядывая всех желтыми глазами. Громко орал Дока, зажимая локоть, из которого хлестала кровь. Бабы пытались перетянуть да завязать культю, но он побежал вдоль по улице с криками и рыданиями. Ждан даже не обратил на него внимание, стараясь протянуть время до прихода подмоги.
«Мы рядом!» — шептала черная волчица, стелящаяся по высокой траве, быстрее соколиного крыла.
И он ждал ее. Единственную, кому безоговорочно мог доверять. Ветер донес ее запах, смешанный с запахом самцов. Теперь он мог нагло защищать дом, в котором вырос, где сейчас лежит старый дед, пусть и не родной, но даже больше. С дальнего угла кто-то изловчился подпалить угол и сухое дерево с неохотой затрещало. Сзади толпы раздалось яростное рычание. Людишки с ужасом замерли, увидев огромных черных волков, раздирающих дерн, словно кони копытами. Желтые глаза горели ненавистью, ощерившиеся пасти готовы были порвать любого, кто посмеет воспротивиться.
Ждан метнулся в дом, раскидал по полу одеяла, закинул поперек спины деда и выбежал наружу. Шмель наступал первым, за ним по бокам шли Зуб и Курум, опустив морды, готовые к любой битвы, пусть даже она не будет долгой.
Народ, отходя от оцепенения, с криками и ругательствами разбегался по своим домам. Куша вяло перекинул ноги на спине внука, сев, как в седло, вцепившись в его шерсть, прижался щекой. Курум и Зуб позволили себе забаву, погонять зарвавшихся людишек по деревне и довольные подошли к пылающему дому старика.
«Еще дела есть?» — спросил Щмель у белого, тот мотнул башкой. — «Тогда в стаю».
Торопиться было некуда. Ждан бережно нес деда на своей широкой спине. Рядом бежала, все время оглядываясь, Жданка. Теперь она не была похожа на занозу в пятке, перед ним была молодая прекрасная волчица, что тревожилась за него и бросилась в бой и в огонь пылающей избы.
Тела Рогожиных так и не нашли. Деньги, собранные на их похороны, оставались лежать нетронутым капиталом у Бизона. Нина помогала Свете собираться в школу, покупали одежду, тетради, ручки, вобщем все, что надо было. Боль от потери родителей не забывалась, но постепенно притуплялась. Прошло слишком мало времени. Чтобы все забыть. А получится ли? Глядя на фотографию в рамочке, которую взяла с собой из квартиры, накатывала неимоверная тоска по ним, хотелось выть от одиночества, что ощущалось в эти минуты, но выставлять напоказ свои чувства не собиралась. Это было ее личным и настолько интимным, что Света складывала их в дальние уголки памяти. Как на дно чемодана. Как бы ни были добры к ней Веды, зачем лишний раз показывать им свою слабость?
Первые учебные дни в школе принесли недолгую радость от встречи с одноклассниками. Никто не знал о трагедии, отчего Свете становилось только легче. Не хотелось жалости, сострадательных взглядов, расспросов о жизни вне дома. Она просто ничего не рассказывала никому. С подругам ей не повезло, девочка хоть и была очень общительная, но сторонилась одноклассниц, стараясь поддерживать со всеми ровные отношения. После девятого класса Сережа Топилин пытался за ней ухаживать, ей показалось в нем что-то не то. что-то подозрительное и интуиция не обманула — через пару месяцев после экзаменов его едва не посадили за кражу. В школу он больше не вернулся и к Свете не надоедал.
В классе ничего нового не произошло: не пришли новенькие ученики, не изменился состав учителей, только освежили ремонт. Первые учебные дни почти не задавали на дом и Пашка решил сам привести Свету на сходку байкеров. Вед удивился, когда увидел сына с ней, но и обрадовался одновременно: молодежи много, будет чем отвлечься от горестных дум. А она совершенно ошеломленная таким множеством разнообразных мотоциклов, ходила между ними, увлеченно рассматривая, трогая.
— Нравится? — Света повернулась на незнакомый голос. Перед ней стоял светловолосый парень, чуть выше ее с улыбкой до ушей. — Это мой, — гордо погладил по коже сиденья ладонью. Я — Василий Лунин.
— Да. Очень. А я Света Рогожина.
— Первый раз среди «Волков»?
— Где? — не поняла девушка.
— Наша команда называется «Волки», но есть еще «Хель». Мы с ними дружим.
— Это что-то скандинавское?
— У нас у всех есть свои клички. Вожак Вед — Бизон. Иван Конев — Шакал, Игорь Котов — Кот.
— А ты?
— Сова… — Василий еще что-то хотел добавить, но Пашка его со смехом перебил:
— Что, Вась? Втираешь Свете какой ты замечательный?
— Вовсе нет, рассказываю про команду. Мог бы и сам это сделать, причем, давно, раз она твоя подруга, — ответил уязвленный Лунин.
— Да ладно, Сова, не обижайся, — Пашка дружески хлопнул по плечу друга. — Потому и привел ее сегодня к нам. Пусть обживается, если понравится.
— Мне уже нравится, — хохотнула Света.
Для нее словно началась другая жизнь. Все стало «до» и «после». Что было с ней раньше, при родителях, она знала, а вот сейчас начинается нечто совершенно удивительное. Оглядывая, наверное, около сотни разных байков, стоявших на поляне, колоритных мужиков в косухах, банданах, с длинными волосами и короткими стрижками, молодые и в годах, Света точно решила для себя, что обязательно освоит мотоцикл и купит себе черный байк. Почему черный? Просто она увидела себя — вся в черном костюме на тяжелой черное машине.
— О, как глаза-то разгорелись? — рассмеялся Пашка.
— Я хочу научиться на таком ездить! — она хлопнула ладонью по сиденью мотоцикла Совы.
— Это тогда к Коту. Он молодыми занимается.
— Пойдем, — Василий схватил ее за руку и потащил ко взрослым мужикам. — Кот, вот тебе еще одна ученица, — кивнул на девушку.
— Света? — она кивнула, Игорь перевел взгляд на Веда. — Ты не против?
— Почему я должен быть против? — удивился Бизон. — Еще один человек займется делом. Не завтра же она сядет за руль.
— Сначала вводная часть и теория в купе с практикой, — объяснил Кот. — Будешь полностью изучать машину, чтобы смогла наладить что-то несложное.
— Хорошо, — согласилась Света.
— Тогда, приходите с Пашкой по вторникам и пятницам в бокс. Он знает, где это находится. Форма одежды рабочая. Ее можно оставить там.
— Здорово! — серые глаза сияли от счастья, что она будет учиться и когда-нибудь сядет на мотоцикл, проедет по дороге. — Четверг уже завтра.
— Приезжайте к шести вечера, — напомнил Кот, на что ребята кивнули ему и убежали, абсолютно довольные.
Вед посмотрел им во след.
— Пусть развеется.
Втроем добежали до байка Лунина и завалились на жухлую траву. В голове звучали последние слова Кота. Завтра она впервые начнет учиться ездить на двухколесном звере.
— Класс! — выдохнула Света. — Только мне надо заехать домой и выбрать старую одежду для учебы.
— Заедем, — пожал плечами Сова.
— Я тебе ее не доверю! — ворвался в разговор Пашка. — Отец сегодня на машине и сами заедем к тебе за вещами.
— Не понял! — Василий приподнял бровь от удивления. — Почему это мне нельзя доверять?
— Светку нельзя доверять! — стоял на своем Пашка.
— Ах, ты, Волчонок! Сейчас по шее получишь! — но сбыться угрозе не было дано.
— Сова, ты чего развоевался? — к ним подошел невысокий парень лет двадцати, смуглый с карими глазами.
— Да вот хотел Свету завести к ней домой, а Пашка сказал, что мне ее не доверит!
Смуглый покрутил в пальцах низко завязанный хвост черных колос. Хмыкнул чему-то.
— Ты пойми, Сова, что она живет у него дома, значит, Бизон за нее отвечает. Волчонок просто не смог внятно объяснить, — логично пояснил он. — Кстати, я — Али Усманов — Варан.
— Очень приятно, — протянула ему руку девушка.
— Со всеми сразу ты все равно не познакомишься, — белозубо улыбнулся Али, — если будешь посещать постоянно учебу у Кота, постепенно всех узнаешь.
— Мы уже договорились, — кивнула Света.
— А в выходные все там пропадают; кто чинит машины, кто учится дополнительно, — поддакнул Сова.
— Ты тоже в выходные приходишь? — перевела взгляд на Пашку, тот утвердительно кивнул. — Значит, мы тоже будем приходить.
— Тогда, до завтра, — Варан протянул ей руку, прощаясь; Сова повторил его жест.
— Какие интересные ребята, — восторженно проговорила девушка.
— У Али есть девушка, так что ты на него слишком не заглядывайся, — предупредил Пашка.
— И не собиралась, — пожала плечами Света. — Мне сейчас больше нужны друзья, думаю, здесь я их найду. А девушки у вас есть?
— Ты первая, — подмигнул Пашка. — Надо тебе тоже красивое имя придумать, — он внимательно оглядел девушку с ног до головы и выдал: — Белая волчица.
— Почему?
— Все просто! Белая, потому что блондинка; волчица, потому что мы «Волки», — удивляясь ее несообразительности, объяснил мальчишка. — Белая волчица… красиво…
Они не заметили, как подошли отец и Кот. Вед положил ладонь на плечо сына.
— Кто тут Белая волчица?
— Это я так Светку назвал. Красиво?
— Молодец, только такое имя надо носить с честью, — Вед многозначительно посмотрел на новую дочку.
— Я постараюсь, — старалась заверить девушка.
Она и на самом деле хотела окунуться с головой в изучение этих неизвестных машин. В школе все было приторно привычно, а так как она училась на «отлично», учеба давалась легко. Там все напоминало прошлую жизнь, а здесь можно было бы забыться от боли и горя. От того, что ее встретили так радушно, воспарила душа. Взлетела белой птицей в облака. Обратно домой они ехали в машине Антона. Пашка всю дорогу что-то говорил, а она с блаженной улыбкой думала о своем, ожидая завтрашнего дня.
Домой к Ведам залетели, наперегонки рассказывая о сходке, как ее приняли в стаю байкеров, как Пашка придумал ей имя. Нине тоже понравилась идея на счет учебы. Ее мысли поразительно сходились с мыслями Светы и Антона. После сытого ужина все разошлись по комнатам, занимаясь какими-то делами, Света улеглась на диван в большой комнате, где она теперь жила, но уснуть не могла. Взбудораженный мозг вновь и вновь показывал ей картинки сходки, новых знакомых — Варана, Сову, Кота. Что она раньше знала о байкерах? Да ничего! А теперь, благодаря Пашке и всем остальным ее приняли на обучение. А имя ей какое придумали — Белая волчица. Спасибо Пашке.
«Такой удивительный день…» — потянулась и съежилась под одеялом, закрыв глаза.
Завтра предстоял интересный вечер после школы. Занятия в школе тянулись долго, словно резиновые, еле дождалась окончания. Бежала домой, как на крыльях. Надо было забрать вещи из своей квартиры, несмело открыла дверь, прошла в свою комнату. Сердце больно кольнули воспоминания. В шкафу взяла черный рабочий костюм, кроссовки, старую куртку и бейсболку, сложила все в большой пакет, закрыла дверь, оглянулась на нее с тоской. Пока спускалась по лестнице, на мобильный позвонила Нина, сообщив, что ждет ее у подъезда. Закинув пакет с вещами на заднее сиденье, поехали на первый урок в бокс стаи байкеров.
Нина прекрасно знала дорогу в бокс. По дороге обе молчали каждая о своем. Света, трясущаяся от неизвестности, старалась смотреть в лобовое стекло, а Нина не отвлекала девочку от мыслей. Огромный бокс — это арендуемый цех одного из развалившихся заводов города. Осень в этом году оказалась теплой и солнечной, почти без дождей, потому высокие входные ворота были настежь открыты. В них-то они и въехали. Как радушный хозяин их встретил Игорь Котов — Кот.
— Ниночка, давно тебя не видел, — развел руками мужчина.
— Так я не одна, Кот, — кивнула на Свету с огромным пакетом в руках.
— Все-таки собралась?
— Собралась, — тихо ответила девушка.
Кот поискал глазами кого-то, потом крикнул:
— Варан! — Али с чарующей улыбкой подбежал к ним. — Отведи Свету в раздевалку и найди место, где она сможет переодеваться, не натыкаясь на ваши взгляды.
— Обижаешь, шеф, — Варан скуксился.
— Ладно. Знаю я вас, — подтолкнул в заданном направлении парня.
Али взял из рук девушки пакет и повел за собой. Раздевалка находилась за дверью в центре правой стены. У стен и посередине выставлены рабочие шкафчики.
— А почему они не заперты. — Света не увидела ни одного замка в заключинах.
— У своих не воруем, — серьезно ответил Варан. Для единственной девушки в стае нашлось место в самом дальнем углу. — Переодевайся и присоединяйся к нам, — Али вновь осчастливил белозубой улыбкой и скрылся.
Аккуратно повесив в шкафчик чистую одежду, быстро переоделась в рабочее и вышла в бокс, где Нина все еще разговаривала с Котом. Заметив девушку, мужчина тепло попрощался с Вед и повел ее к подросткам, которые что-то разбирали, аккуратно складывая на замасленный брезент.
— Вот. Ребята, привел вам ученицу. Вы уже многое знаете и сможете рассказывать по ходу работы, — отрапортовался и оставил среди мальчишек.
— Значит, это ты новенькая, про которую Пашка с Вараном все уши прожужжали? — спросил рыжеватый парень примерно одного с ней возраста.
— Наверное, — неопределенно пожала плечами Света.
— Ты что-нибудь в мотоциклах смыслишь?
— Нет. Я раньше на них и внимание не обращала.
— Понятно, — решил взяться по-деловому за обучение рыжий. — Мы сейчас разбираем мотор — это самая главная часть в организме мотоцикла и вообще любой машины…
Он что-то еще говорил, как на вводном занятии, явно копируя кого-то. Рядом сидящие мальчишки хихикнули, но он так важно посмотрел на них, что те сразу замолчали. Дальше шло перечисление деталей мотора, которые Света сразу не запомнила. От обширной информации голова едва не распухла. Рыжий вовремя понял, что перечислять детали глупо, махнул рукой.
— Не переживай, Волчица, по ходу дела сама все поймешь и выучишь.
— А тебя как звать?
— Мотя. Это сокращенное от Бегемота.
— Странно. На бегемота ты не тянешь, — заулыбалась девушка.
— Его надо было Лягушкой назвать — он любит в воде плюхаться, но Квакша — не солидно, вот и выбрал Бегемота, — пояснил мальчик лет двенадцати. — Я — Воробей — Слава Воробьев.
Имена Света так же старалась запомнить, но решила, что все будет запоминать по мере надобности. Сейчас она познакомилась с двумя из многочисленной компании стаи. Бегемот старательно объяснял название и применение каждой детали, прокладки и всего, что должно быть в данном механизме. Это оказалось так интересно, что она не заметила, как пролетели три часа занятий. А варан ей сообщил, что за ней приехал Бизон — Антон Вед. Быстро переодевшись, попрощалась с новыми знакомыми, Бизон протянул ей черный лаковый шлем. Его Света взяла в руки с благоговением, как реликвию, аккуратно надела, устроилась за спиной у Веда. Первый раз было страшно даже сесть на непривычную машину, но поборов все страхи, ухватилась обеими руками за талию Бизона.
Ощущение было двояким. С одной стороны непривычно ехать сзади на тяжелом велосипеде с мощным мотором, с другой стороны она поняла раз и навсегда, что сзади ездить ей не нравится, значит, надо скорее учиться ездить самой, чтобы быть свободной в выборе пути.
В стаю прибежали уставшие, со взъерошенными нервами, с запахом гари на шерсти. Шульга уже давно ушел к себе в избушку. Лютомир встретил всех у своего терема, увидев старого Кушу на спине у Ждана кивнул в сторону избушки матери.
— Неси деда к Зейде, — белый понятливо кивнул и потрусил на край поселения, Жданка побежала сопровождать его до бабушки.
Почти бессознательного Кушу бережно положили на лавку, Зейда осмотрела его — со стариком было все в порядке, только наглотался дыму. Дала ему укрепляющего отвара и позволила увезти к Шульге. В доме новоявленного деда Ждана нашлась кровать для него. Сел он на нее, обвел взглядом дом, хозяина, двух волкодлаков, что так заботливо смотрели и покатились из выцветших глаз крупные слезы по морщинистым щекам. Люди, среди которых он прожил всю жизнь, за приемного внука решили его лишить жизни, а волки, о которых он только догадывался, приняли его и Ждана, как родных. Горько ему было от этого. Белый волк положил тяжелую башку ему на тощие колени, успокаивая, говоря, что он теперь не один. С другой стороны подошла и села возле него черная волчица, с сожалением глядя в глаза.
— Не одни мы с тобой, Куша, в этом мире, — негромко проговорил Шульга, переводя взгляд со Жданки на Ждана. — Теперь это и твой дом. Будем вспоминать своих, я — Тура с Чернавой, а ты станешь мне рассказывать, каким был их сын в детстве.
Махнув на прощанье башкой, выбежал Ждан из дома Шульги в растрепанных чувствах, рванул через высокую ограду, скрываясь среди высоких деревьев. Не ожидая подобного маневра жениха, черная волчица прыгнула следом за ним, догоняя, беспокойно заглядывая в янтарные глаза, словно хотела хотя бы половину его боли и отчаянья забрать себе; лизнула возле белого уха, ткнулась ему в бок лбом.
«Все пройдет, как листопад осенью. Все забудется, как наступит новый день», — вещала помудревшая за последние дни девчонка. — «Я рядом… стая с тобой… вы не одни».
«Спасибо тебе, что пришла на помощь», — лег на траву белый волк, ему на брюхо примостилась черная голова.
Хорошо так лежать и молчать. Счастье, если кто-то может с тобой разделить тишину. Последний месяц лета наступил, ночи в горах стали прохладней, но в теплой шкуре не страшно, особенно, когда рядом лежит надежная подруга, готовая встать за тебя перед всеми, загородить от всего мира, как и ты ее. Сегодня ночью она это доказала с лихвой. Сон морил обоих волков, но чуткое ухо улавливало малейший шорох. Неважно, вспорхнула ли с ветки птица или прошуршала в траве маленькая мышь-полевка.
Лютомиру сообщили, что его дочь с женихом перемахнули через ограду и сейчас где-то в лесу. Курум вызвался поискать молодых, но вожак остановил верного товарища. Сердце отцовское подсказывало, что с ними все в порядке.
— Сами появятся, Курум, спасибо тебе, друг, иди домой, — похлопал по плечу его, а сам пошел в терем.
Понимал вожак, что происходит в душе юного волка, как боль растекается по его венам за деяния односельчан, словно видел их ярость, желание убить оборотня, защищавшего старика. Боль его дочери, успокаивающей белого недалеко от становища. Все пройдет… все вернется на круги своя…
В этот день Цветане было не до повседневной ерунды — готовилась к предстоящей свадьбе внука. Родно недавно встретил свою половинку, когда посещал с дедом его друга. Их стая находилась в неделе пути. Вышел встречать дорогих гостей вожак стаи Гордей со свое дочерью, тут-то и заприметил Родно красавицу синеглазую Угоду. Поняли отцы по их лицам, что пришла пора для их детей начинать взрослую жизнь. С тех пор прошло чуть больше месяца, осень наступила — самое время для свадеб. Родно уж и дождаться не мог. В свои семнадцать лет он вырос выше отца с косой саженью в плечах, черноволосый в мать, да сероглазый в отца.
Замята души не чаял в единственном внуке, как раньше в дочери. Цветана же все, что знала и умела, передала Калине, дабы не явилась бы она в чужой дом неряхой да неумехой. И сыночка Калина выпестовала, да только характером пошел Родно в деда — напористый, не признающий отказа. Девки в стае легко вздохнули, когда было объявлено о свадьбе — устали они от приставаний парня. Угода с родителями приехала до свадьбы за пять дней, поселившись у сестры Замяты. Все-то с ними были добры и ласковы, а сам Родно не сводил масляных глаз с невесты. Что за мысли роились у него в голове? Никому не ведано. Только не верили девки да молодухи в его внезапную любовь. Может, и отразилась угода в нем, да недолго продлится очарование юной женой.
День для гуляния выбрали по осеннему погожий, солнечный. Невесту обрядили в бусы да серебро, сарафан на ней алый, рубашка нижняя белее снега с расшитыми краями рукавов. Щеки румяные, взор смущенно опущен, когда она подходила за благословением сначала к своим родителям, потом к родителям мужа, перед каждыми поклоны били новобрачные. Девки деревенские пели им песни величавные, водили вокруг возведенного костра. Потом был пир на две стаи — ведь не просто так, а дети вожаков женятся! Столы ломились от угощений. Сколько раз призывали целоваться молодых троекратно — не сосчитать.
Пришло время проводить мужа и жену в опочивальню. Шли они, а следом выли девки о доле бабьей, причитая на все лады, пока не закрылась за ними дверь. Стояла, опустив взор, молодая жена перед мужем, все внутри трепыхалось, словно лист на ветру. Разорвал одним движением алый сарафан, зацепив нитки бус, упал он к ногам, рассыпались по полу цветные горошины, следом упала разорванная нижняя рубаха и предстала она перед ним, как луна в полнолуние — чистая, светлая. Не умел быть Родно с бабами нежным, быстро разделся, повалив жену на не расстеленную кровать, врываясь в ее тело, словно насильник. Крик окрестил все уголки спаленки, но не остановил молодого мужа. Двигаясь все быстрее, разрешился он в нее с рыком, перекатился на бок, небрежно заметив:
— Утрись нижней рубахой, неча передо мной своей кровью кичиться! Да спать иди. — сам поднялся с кроати, утерся ее же рубахой, оделся и вышел к гостям.
Ждала свадьбу юная Угода — дождалась. Ждала первой нежной ночи, получив насилие. Одним разом сломал ее молодой супруг, словно гулящую девку взял и бросил в брачную ночь. Тихонько подвывая, сползла она с высокой кровати, внутри все отозвалось болью, вытерлась своей белой рубахой, опустилась на стылый пол, призывая матушку-смерть. Не о такой жизни она грезила, когда увидела Родно, не так представляла его в своих девичьих мыслях. Скорчившись возле кровати.
Лежала она, зажав запачканную рубашку в пальцах. Что сделал Родно с молодой женой? Что порушил в ней? Только нашли ее поутру уже окоченевшую. Видел Гордей, что веселится его зять вместе со всеми. Спрашивал, почему не с женой? Тот отвечал, что ей занеможилось. Свадьба плавно перетекла в похороны. Не простили Замяте и его внуку смерти юной внучки в первую брачную ночь. Не оставили, как положено, жену на погосте в стае мужа, а, завернув в холстину, увезли с собой с проклятиями на весь их род до седьмого колена.
После отъезда печального обоза из восьми повозок, Замята набросился на внука:
— Ты что с ней сделал, щенок?
— А что делают с бабами? — пытался оправдаться Родно, но еще крепкий дет отвесил ему солидную пощечину.
— За что? — взревел новоявленный вдовец.
— С бабами надо, как с детьми в первую ночь, а ты… пакость, — сплюнул он под ноги внуку и ушел в свой дом.
Остался стоять Родно у крыльца родительского дома в недоумении: что сделал-то не так? Все было, как всегда! Ни одна баба не обижалась на его прыть, а эта сразу смёрла. Дура! Всю свадьбу испортила! Ну и ладно, не такая нежная. Окинул он взглядом тех из стаи, кто стоял, наблюдая за перепалкой, злым взглядом и скрылся за дверью. Мать с бабкой кинулись ему навстречу:
— Ты не переживай, мы тебе другую сыщем, — шептала Цветана.
— Я сам себе найду, — стараясь вырваться из их рук, вошел в свою спальню.
Постель уже перестелили, чтобы не были видны следы прошедшей ночи, но из памяти-то куда денешь крик молодой жены. Он ведь думал, что они все так орут в первый раз. Стряхнул с себя воспоминания, разделся и завалился спать.
Весь вечер и ночь проспали рядом Ждан со Жданкой. Скрывая ее от ночной прохлады, белый укрыл ее лапой, хотя в такой шубе погода была нипочем. Конец лета не зима, чтобы замерзнуть, но так приятно было чувствовать ее запах, тело… Он шумно вдохнул аромат ее шерсти, почувствовал, что она проснулась, довольно зевнув.
«Надо в стаю, а то потеряют нас», — потерлась ухом о его шею.
«Не потеряют», — успокоил Ждан. — «Нам давно можно было быть вместе, но согласна ли ты?»
«Мне с тобой ничего не страшно», — она лизнула его. — «Все и так сегодня подумают, что мы не просто так уединились».
«Тревожишься за свою честь?»
«Ко мне все равно никто из волков не подойдет. Все знают, что твоя нареченная».
«Когда же, Жданка?» — он засопел ей между ушами.
«Да хоть завтра, любый» — прижалась спиной к его груди между лап.
«Значит, сегодня надо поговорить с вожаком о свадьбе».
«Зачем она мне? Дом мне тятя выстроил, туда меня и приведешь сегодня».
Жарко стало от простых слов Жданки. Согласится ли Лютомир отдать ее ему без свадьбы? Хотя, за любого эта заноза любого уговорит. А отец на поводу пойдет.
Теперь ей скучать было некогда. Оказывается, не два раза в неделю, а каждый день в бокс кто-нибудь из молодежи приходил. Света, быстро сделав домашнее задание для школы, убегала туда вместе с Пашкой. Нина с Антоном немного успокаивались, глядя на нее. Света выглядела серьезной и увлеченной. Через месяц она уже сносно разбиралась в моторе, так как несколько агрегатов разбирала и собирала вместе с подростками. Кот, наблюдая за ней, удивлялся, как она может разговаривать с на равных, не устраивая «стрельбу глазами», не заигрывая — оставаться для всех «своим парнем».
К Новому году Кот разрешил ей первый раз сесть за руль мотоцикла. С горящими глазами на подкашивающихся ногах Света подошла к старенькому «Минску», провела ладонью от руля по бензобаку, по искусственной коже сиденья, снова посмотрела в глаза Коту, а вдруг она его неправильно поняла? Но в глазах Игоря радовались вместе с ней. Рядом стояли те, с кем она проводила многие часы — Варан, Сова, Бегемот, Воробей и самый главный — Волчонок — Пашка. Все ждали, когда же случится чудо и Белая волчица стронется с места.
Света еще раз оглядела легкую машину, надела шлем, что было обязательным условием, села, отжала сцепление, повернула ручку газа, дернула ногой педаль и раздался треск мотора. Мотоцикл плавно тронулся с места и медленно поехал по боксу, сначала изрядно повилял, потом девушка выровняла машину, крепко держа мотоцикл руками. Дрожь прошла, она старалась уверенно и ровно вести «Минск». Проехав круг по свободному месту большого бокса, Света остановилась, выключила мотор, в полной тишине сняла шлем, повесив его на руль, вытерла пот со лба и оглядела стоящих рядом друзей. Все взгляды были обращены на нее.
— Светка! — первым побежал к подруге Пашка, обхватил ее за плечи обеими руками. — Ты смогла, Волчица!
Следом за ним, едва не сбивая ее вместе с мотоциклом, подбежали все остальные с поздравлениями, парни на руки и сделали маленький круг почета. Последними подошли Кот, Бизон и Нина.
— Теперь тебе надо ездить почаще и изучать правила дорожного движения, чтобы сдать на права, — Бизон обнял ее одной рукой за плечи.
— Я уже начала их изучать, — призналась Света.
— Вот и молодец! — похвалил Кот.
Домой ехали в машине Ведов, сидя с Пашкой на заднем сиденье. Ладони еще чувствовали руль, руки подрагивали от проходящего напряжения, а душа парила над всей этой эйфорией. Главное, в нее поверили. Все внутри ликовало и пело, хотелось всем улыбаться, и она улыбалась. Ее настроение передалось Ведам, и они откровенно смеялись на весь салон машины.
Завтра праздник и она договорилась с Пашкой, что ближе к обеду походят по магазинам, чтобы выбрать подарки для родителей. Нине выбрали картину из янтаря, она такие любила, Бизону — новую бандану красного цвета, Пашка захотел легкие краги, себе Света выбрала черный костюм, полувоенного образца, с теплыми берцами. Дома спрятали все подарки в комнате Пашки, под кроватью. Там Нина уже прибиралась и снова не полезет. Они еще долго шушукаись в его комнате, о чем-то смеялись, когда услышали голос матери:
— Если вы свободны, то помогайте мне!
Два раза просить не пришлось: Света старательно нарезала овощи для какого-то салата, Пашка, высунув кончик языка, кромсал батон копченой колбасы. Пытаясь резать потоньше. Нина что-то тушила, жарила, варила на всех конфорках электроплиты и в духовке.
— Нас всего четверо, зачем столько еды? Это ж батальон накормить можно! — удивилась Света.
— Так мы ведь дома не встречаем Новый год. Завтра к девяти-десяти вечера все соберутся в боксе, а сейчас там ребята все приводят в порядок, — объяснил Пашка.
— Здорово! — идея общего празднования Свете понравилась. — И елка будет?
— Конечно! И подарки для маленьких.
— А мы всегда ездили к деду Лютомиру, бабушке Зейде и деду Мезене… — девушка уставилась в темное окно, словно хотела там что-то увидеть.
— Странные имена, — буркнул подросток. — А где они живут?
— В горах. Мы всегда проходили через ворота в центре огромного бора и оказывались у них. Там большое поселение. Люди добрые, а у деда Лютомира дом высокий, прямо настоящий терем.
— А ты туда не хочешь съездить? — Нина внимательно посмотрела ей в глаза.
— Там такое дело, когда мы ездили с родителями, то ворота сами находились, а однажды поехала со знакомыми и не нашла, словно их не было никогда. Может быть, одной они мне бы показались, а вот чужим не хотят? Странно как-то… — она пожала плечами и продолжила строгать салаты.
— Действительно странно, — недоуменно покачала головой Нина.
— Сейчас там снега высокие, вряд ли можно найти дорогу.
— А бабушка Зейда к вам приезжала?
— Редко. Она уже старенькая, но еще бодрая. И сообщить ей о родителях не смогла, — чтобы никто не увидел, как на глаза навернулись слезы, девушка отвернулась к окну.
— Свет, ну растает снег, мы поедем туда и найдем эти ворота, — пытался успокоить подругу Пашка, вдруг став взрослее своих тринадцати лет.
Перед тем, как выехать из дома в бокс, все обменялись подарками. Нина с Антоном были удивлены, наблюдательности Светы — она точно подметила, что бандана Бизона не нова, а Нине нравятся картины из янтаря. Пашке подарили, кроме краг, которые он выбрал сам, набор ключей для ремонта, чему он был несказанно рад. Свете преподнесли блестящий черный шлем с защитой лица — хомелеоном.
Девушка замолчала, с лица сошла улыбка, появилось неверие, что такое богатство ей досталось — настоящий байкерский шлем. С полными слез глазами она посмотрела семейству Ведов в глаза.
— Спасибо, — сдавленно прошептала.
Больше она ничего не могла сказать, чувства переполняли ее душу.
— Светка, это ж только шлем, а не байк! — рассмеялся Пашка. — Как выучишься, так сразу купишь себе мотик.
— Спасибо вам, — все так же тихо повторила Света.
— Ну, девчонки, хорош мокроту наводить! — решил взбодрить Антон. Обнимая жену и дочку. — Нас уже, небось, заждались!
Подарки оставили дома, красивые и нарядные сели в машину и отправились на празднование Нового года в байкерскую стаю.
Бокс был вычищен и украшен множеством гирлянд, мишуры, разноцветными «дождями». Играла музыка, бегали восторженные и нарядные дети разных возрастов. Мужчины быстро вытаскивали из машин продукты и блюда. Женщины тут же расставляли их на длинном столе, покрытом красивой клеенкой. Света помогала Нине и другим женщинам сервировать стол, мужчины и подростки ставили рядом со столами накрытые тканью скамьи. Между всеми витал дух праздничного волшебства. Все улыбались друг другу, не потому что были знакомы, а потому что Новогодняя ночь на самом деле обладала магическим флером, словно осыпала людей сверху колдовским порошком для исполнения желаний. В одиннадцать все начали усаживаться за стол. Своих друзей Света никак не могла заметить в немалом количестве людей. Многих она не знала.
— С Новым годом, Волчица, — произнес кто-то сзади.
Она резко повернулась на сто восемьдесят градусов и встретилась глазами с Совой, Вараном и Воробьем. Сова держал нарядный пакет.
— Это тебе, — протянул с загадочным лицом.
— Что это?
— Сама глянь, — улыбнулся Али.
В пакете лежала новенькая кожаная косуха. Она только ахнула от дорогого подарка, еще раз провела пальцами по коже куртки.
— Я не уверена, что смогу принять такой дорогой подарок, мальчики.
— Не обижай нас, Волчица. Ты нам как сестра, — принялся объяснять Варан.
— Свет, такую девчонку еще где найдешь, а ты сама нашлась. Разве косуха дорогая? — вставил свое слово воробей.
— Скоро начнешь выезжать в город, она тебе точно пригодится, — уговаривал Сова. — Примерь.
Вытащив куртку из пакета, Света надела ее — все угадали парни — рост, размер. Воробей быстренько застегнул ее на грубый из белого металла замок «молнию».
— Вот так. Красота!
— Спасибо, мальчики, — снова едва не заплакала. — У меня сегодня столько подарков — Антон с Ниной шлем подарили. Я теперь полностью экипирована, — она счастливо засмеялась, обняла каждого, чем немного смутила друзей. — Вы такие сегодня красивые!
— Ты красивей! — парировал Варан.
Тут закричал Пашка:
— Свет, иди ко мне! Я тебе место занял!
— Иди, похвастайся брательнику, — мягко улыбнулся Сова.
Пашка, когда увидел ее в косухе, рот открыл.
— Это пацаны тебе такую шкуру подарили? — Света кивнула в ответ. — Знатная вещь, — оценил мальчишка. — Молодцы! Только зачем тогда надевала красивое платье?
Улыбнувшись, сняла куртку, положив рядом с собой на скамейку. Все принялись дружно накладывать себе в тарелки салаты и закуски, Мужчины разливали по рюмкам и бокалам крепкие напитки и вино. Подросткам закупили в достаточном количестве различные соки. Пашка вовсю ухаживал за Светой. То ли сестра она теперь ему, то ли подруга, подросток не особо заморачивался, ощущая родство душ. Кто-то крепко сзади сжал плечи девушки, шепча на ухо:
— С Новым годом, Волчица! — Света обернулась и увидела довольного Бегемота.
— Мотя, — расплылась в улыбке, — и тебя с Новым годом!
— Вижу, понравился наш подарок, — он кивнул на косуху, лежащую рядом с ней.
— Очень, — она счастливо на секунду прикрыла веки. — Спасибо.
— Носи на здоровье, — похлопал по плечу и отправился к остальной ватаге парней.
Пашка с гордостью вымолвил:
— Уважают тебя наши пацаны!
— Я их тоже уважаю.
Да и как иначе, ведь они вложили в нее столько знаний, а если что-то не получалось, то Кот всегда приходил на помощь. Она принимала стаю, как подарок судьбы, которая не посмеялась над ее горем, а дала новые возможности отвлечься, научила нужности. Своей настойчивостью и упорством она заслужила уважение мужчин от мала до велика.
Цветана, сказав мужу, что собирается к родителям на седьмицу в гости, сама направилась ко временным воротам, где когда-то давно они встретились с Замятой. Она до того времени и знать не знала, что через эти чудные ворота можно уйти в другую жизнь. Как их открыть, не ведала. На ум пришли странные слова, которые она повторяла за кем-то невидимым, засветилась льдисто-голубыли искрами арка над столбами. Увидев такое диво, у волчицы глаза сами раскрылись. И хочется шагнуть, и боязно. Куда-то попадет через эти врата? Постояла перед ними, немного успокоив едва не выскакивающее сердце, закрыла глаза и шагнула в неизвестность.
Оказалась рядом с пятиэтажным домом. Мимо прошла женщина в дубленке и брючках, стараясь ступать осторожней на высоких каблуках. Цветана проводила ее удивленным взглядом, следом пробежал подросток в теплом пуховике. Уго-то она и остановила.
— Скажи, мил человек, в каком городе я нахожусь?
— Это Красноярск, тётенька, — вежливо ответили ей.
— А где улица Бограда?
Мальчишка долго объяснял ей, как туда пройти. Оказалось проще отвести на эту улицу странную тетку, тем более, что спрашиваемая улица находилась через пару кварталов. Цветана еле поспевала за пареньком, а он, видимо, спешил по своим дела. Но его неожиданно отвлекли. Выйдя на оживленную улицу, провожающий показал рукой.
— Вот ваша Бограда.
— А ты мне скажи год-то какой сейчас идет?
Подросток еще больше удивился, но ответил:
— Две тысячи семнадцатый.
— Ох, ты ж! — она прикрыла кончиком платка рот.
Парнишка постоял рядом с ней еще несколько минут, вдруг у нее еще какие вопросы найдутся, а потом ушел не прощаясь. Цветана посмотрела ему в след. Потом на рядом стоящий дом. На табличке было написано: «тридцать семь», а ей надо было «сорок первый» номер. Прошла в одну сторону — номер уменьшился, значит, надо идти в другую. Через два дома обнаружила нужную табличку на доме.
Помнится, как-то Замята говорил, что у него товарищ с семьей живет на этой улице, дом и номер квартиры называл, только ни имени, ни фамилии она не знала. Нашла квартиру, постучалась, дверь открыла миловидная женщина лет сорока, удивленно оглядела ее.
— Вам кого?
— Я жена Замяты… — начала, было, объяснять Цветана, но женщина ее перебила:
— Проходите! — быстро запустила ее в темный коридор, щелкнул выключатель, свет бра прогнал темноту. — Проходите в комнату. Вы же Цветана? — улыбнулась женщина.
— Д-да… — гостья удивилась, что хозяйка знает ее имя.
— Замята рассказывал про вас только хорошее, — улыбалась хозяйка. — Меня зовут Алена. Вы, наверное, голодны? Уже время обеда.
— Я только хотела проверить ворота времени… — замешкалась Цветана. — А домой теперь как?
— Это не сложно, — вновь улыбнулась Алена. — Надо пойти на то же место, где вы появились, закрыть глаза и представить временной портал, назвать место, где вы хотите оказаться и переместитесь. Вы помните, где вас выбросило?
Гостья сосредоточенно нахмурила брови, стараясь смоделировать дорогу от них до места, где она оказалась.
— Вспомнила, — кивнула головой.
— Отлично. Но вам не сегодня же нужно обратно? — Алена пытливо смотрела ей в глаза.
— Я сказала мужу, что поехала к родителям на неделю.
— Отлично! Мужа тоже не будет дней десять, так что нам никто не помешает побегать по магазинам, а то в вашей одежде вы станете заметной для всех, покажу город. Для вас будет много удивительного, да и мне не скучно. Как вам такая программа?
Цветана сначала опешила от такого напора радушной хозяйки, а потом подумала, что ведь Замята сразу не узнает, что она побывала в будущем, потом он простит, а уж она его уважит.
— Согласна! — решилась Цветана.
— Отлично! — обрадовалась Алена. — Тогда сейчас подберем тебе что-нибудь из моей одежды.
Как-то быстро хозяйка перешла на «ты», отчего Цветане стало уютней. Денег у нее с собой было достаточно, только в ходу ли они здесь? А Алена, разом помолодевшая от приятных хлопот, порхала по квартире, что-то мурлыкая под нос. Перебрала все вешалки в шкафу, выбрала теплую юбку, свитер, новые теплые колготки.
Цветана удивлялась, как можно в такой одежде показываться при народе, но вспомнив, свое удивление при виде пуховика на парне.
«Странно они в этом времени одеваются», — удивлялась волчица. — «И как Замята с ними сошелся? Волчью сущность, наверное, запамятовали».
Долго посокрушаться на эту тему ей не позволили, Алена позвала ее в спальню, показала на вещи и велела одеваться. Цветана подняла брови, глядя на предложенное — не может она надеть это! Ноги будут видны — это неприлично! Показать то, что может видеть только муж. Хозяйка заметила ее замешательство.
— Не переживай так! Это же не средние века! — засмеялась Алена. — Сейчас женщины одеваются много смелее. Я, когда сюда переместилась, тоже была шокирована, а теперь для меня это норма. Не бойся — надевай, я мешать не стану, — и вышла из комнаты.
Волчица осмотрела спальню — окна большие — света много, кровать широкая, красивым покрывалом застелена, мебель другая. Что она там говорила? Давно уже оставили наше время? А из какой она стаи? Привыкла уже здесь жить. Хозяйка ей понравилась, хоть и шебутная, но приятная. Сколько ей лет на самом деле? Ведь волки живут много дольше людей. Тут зачем-то ей вспомнилась Зейда, злость новой силой разлилась по ее душе. Мезеня еще должен быть молодым и красивым. Легкая седина ему бы пошла. Хоть и прожила она много лет с Замятой, но первую любовь не забыло волчье сердце. Отогнав ненужные сейчас мысли, сняла свою одежду и надела Аленину. Колготки ей понравились больше всего — чулки-то надо было все время чем-то поддерживать, а тут все на одной резинке.
Когда вышла из спальни, хозяйка ахнула, так она преобразилась.
— Да ты красавица!
— Скажешь, право слово, — смутилась Цветана.
— Нет, правда же! Вот тебе мой пуховик, шапка и сапоги.
Алена вывела гостью в коридор к большому зеркалу — в зеркале отразилась современная, красивая женщина: черные глаза не выцвели, волосы и брови не тронула седина — лет сорок… может, с небольшим хвостиком, хотя на самом деле ей уже за семьдесят. Сзади стояла счастливая хозяйка, в ее взгляде Цветана читала похвалу себе. Она и на самом деле была молодец, так нарядить гостью — жену мужниного друга!
— А теперь на прогулку! — задорно сообщила Алена, надев легкую норковую шубку, вязаную шапочку и черные кожаные сапоги.
Уже не было утреннего морозца, декабрьское солнце старалось согреть город. На дорогах сновали разные машины, автобусы, на перекрестках им в глаза смотрели светофоры, откуда-то гремела задорная музыка, с объявлением о Новогодних базарах, суета множества людей едва не закружила Цветане голову. Она-то жила тихо-мирно далеко от подобной цивилизации, зная только лес да горы. Думала, что у нее жизнь была интересной, а сегодня поняла, что она прошла почти зря. Столько интересного можно увидеть в разном времени! Замята-то видел, а ее не брал с собой. Теперь она не будет столь покорной и заставит его хоть иногда брать с собой. Надо только вернуться и как-то объяснить пребывание здесь. Хотя покорной она никогда не была, терпеливой — да, но покорности в ней не было ни капли.
Тем временем Алена с увлечением рассказывала неожиданной гостье про город. Цветана все рассматривала, ведь в городах она никогда не была, так что ей все в новинку. Сели они в автобус, народу не протолкнуться, все друг друга стараются обойти, но в давке это очень сложно. Сколько проехали, не поняла, наконец, Алена схватила ее за рукав и поспешила на выход. На остановке в лицо ударил морозный воздух, после теплого автобуса Цветана задохнулась от холода.
— Что? Непривычно?
— И не говори, — пыталась отдышаться Цветана. — А это что за повозки такие интересные бегают?
— Это машины, — засмеялась Алена, заметив, как гостья с них глаз не сводит.
— Вот бы научиться такой управлять, — мечтательно протянула волчица.
— Женщины водят машины не хуже мужчин. У нас есть знакомые, кстати, из вашей стаи. Ведь вы из черных в Святом бору? — получив утвердительный кивок, продолжила: — Так жена хорошо водит машину.
— А кто такие? — взгляд вцепился в Алену, но та беззаботно щебетала:.
— Рогожины. Знаешь их?
Как огнем опалило изнутри Цветану — это была фамилия Мезени Неужели, Зейда научилась ездить на машине? Дрожь прокатилась по всему телу. Алена замолчала, увидев, как побледнела приятельница.
— Я что-то не так сказала?
— Нет, Алена, все в порядке. А как звать Рогожину?
— Ждана. Она внучка Мезени, — без задней мысли объясняла та. — Вы, кажется, были знакомы?
Внучка, значит. Теперь точно заставит Замяту разрешить ей научиться на этой демоновой машине научиться ездить.
«Знакомы… еще как знакомы… Вот как довелось встретиться. Хоть не с тобой, так с твоими потомками», — недобро блеснули черные глаза волчицы, но приятельница этого не заметила.
К марту Кот своей подопечной разрешил брать старенький «Минск» каждый день и ездить вокруг бокса. Вместе с тем она постоянно занималась ремонтами мотоциклов вместе с друзьями, полностью выучила «Правила дорожного движения» и поступила на курсы, чтобы получить права для управления мотоциклом и легковым автомобилем. Все оплачивали Веды, но она точно решила для себя, как только вступит в пору совершеннолетия, а до этого оставалось три месяца, не только сразу отдаст эти долги, но е купит себе хороший байк, продав бабушкину квартиру. Цены ей были известны. Так же три месяца оставалось до экзаменов, а куда поступать? Решила, что подумает об этом позже, а сейчас для нее было главным сдать экзамены на курсах вождения.
Вед и Нина ломали голову, куда делись тела родителей Светланы? Искать их уже перестали и полиция, и они сами, только девушка почти каждую ночь общалась с огромными волками. Они так ласково смотрели на нее, рассказывали о том мире, где живут волки-перевертыши. Они поклоняются Велесу, прося у него помощи и благословения в делах. Рассказывали про горы, поросшие густыми лесами, про Великий бор, про врата времени, через которые она могла бы вернуться в становище.
Это были только сны… Почему же Свете казалось, что они не просто так рассказывают ей обо всем? Она когда-то с родителями проходила через эти ворота.
«Летом надо их срочно найти!» — решила во сне.
Или это был уже не сон? Все перемешалось в голове! Открыла глаза и поняла, что вроде бы спала и выспалась, но с другой стороны, все было так реально, что просыпаться не хотелось. От огромных, с лошадь, зверей исходило такое спокойствие, такая надежность, какую она чувствует лишь в стае «Волков», где за это она время достигла большого уважения. А экзамены-то через неделю. Теорию она сдаст легко — ее вдолбили в светлую голову намертво, а вот практику… собственно, по городу она уже ездила на мотоцикле автошколы и вроде бы успешно.
Все дни оставшейся недели после школы Света занималась на территории около бокса. Там, на небольшом клочке оборудовали площадку, на которой можно было бы учиться езде на мотоцикле «змейкой», небольшой трамплин для начинающих любителей попрыгать. Даже перекресток нарисовали. Вот в этом самом замечательном месте она и проводила почти все время, тренируясь изо всех сил. Кот или парни не мешали, зная, как ответственно сдавать экзамены в ГИБДД. Это машина на четырех колесах, а на двух — «средство передвижения повышенной опасности» — так значился мотоцикл. Вместе с ней занимались еще двое парней. Им не надо было проходить тесты из-за малого возраста, просто когда-нибудь придет и их пора. Что-то подсказывал Кот или Бизон, даже Паршка выдал свои «пять копеек».
Быстро пролетела неделя и наступил день сдачи теории. Сидя за компьютером в большом кабинете. В ночь перед экзаменом ей снова приснились волки. Черная подошла к дивану, положив полупрозрачную голову на живот девушки.
«Все будет хорошо. Не переживай» — постояла еще недолго и оба растворились, как призраки.
Света так перенервничала, что все правильные ответы покинули голову, но вспомнились слова волчицы и паника постепенно прекращалась. Спокойствие разливалось по венам теплом. Снова взглянув в манитор — вопросы оказались несложными, особо напрягаться в правильности ответа не составляло труда. Увлекшись этим занятием, похожим на детскую игру, Света сама не поняла, как тесты закончились. Компьютер выдал ее полную победу. Экзамен засчитали, расслабленно выдохнув, вышла из кабинета, где на нее накинулись друзья. Варан схватил подругу за плечи:
— Не томи!
— Сдала! — легко рассмеялась Света. — Надо позвонить Нине и Антону.
— Я уже звоню им! — раздался услужливый голос Пашки. — Мам! Светка сдала! — никто не слышал, что говорила жена Бизона, но мальчишка суфлировал: — Тебе передали, что ты молодец. Они обнимают тебя!
— Пойдем в кафе, — предложил Воробей. — Это надо отметить!
— Обязательно! — поддержал Бегемот.
— Мотьке лишь бы пожрать! — засмеялся Пашка, за что едва не получил подзатыльник от Варана.
— Не скалься — мы все перенервничали, — урезонивал подростка Али. — Здесь рядом есть приличное кафе, можно пообедать и отметить.
Все с ним согласились. Варан в этой маленькой группе был старшим. Не то чтобы его все слушались, просто он никогда не давал дельные советы. Кафе на самом деле оказалось светлым, просторным и уютным. Было занято половина столиков. За самым дальним столиком сидела за чашкой кофе женщина в черном строгом брючном костюме. Она внимательно оглядела вошедшую группу молодежи, зацепившись взглядом черных глаз на Светлане. Надвинув на переносицу солнцезащитные очки, исподтишка рассматривала девушку. Как только Света начинала чувствовать на себе чей-то взгляд, женщина тут же отворачивалась к окну. Несколько раз она видела, что посетительница в упор смотрит на нее. Едва только женщина заметила, что девушка собирается подняться и направиться к ней, встала, бросила на столик купюру и спешно вышла из кафе. Парни о чем-то шутили и балагурили за столом, лишь внимательный Варан заметил переглядывания подруги с незнакомкой.
— Кто это? — тихо спросил он на ухо.
В ответ ему недоуменно пожали плечами. Теперь можно было спокойно доесть обед без прицельного взгляда, от которого еда вставала комом в горле. Она старалась смеяться вместе со всеми, радоваться сдаче теоретического экзамена, но на душе скребли кошки. Кто и зачем за ней следит? Кому она так понадобилась?
Дома ее с Пашкой ждали родители и торт. Объевшись сладкого и поздравив с успешной сдачей, все разбрелись по своим комнатам. Света уткнулась в планшет, читала книгу, а мысли сосредоточились на одном вопросе: кто та женщина из кафе? На экране планшета мелькала одна прочитанная страница за другой, что-то откладывалось в голове, что-то нет, а так чтение было развлекательным, то она не особо напрягалась над запоминанием текста.
… Ночью снова пришли волки. Они смотрели такими тоскливыми глазами, словно хотели что-то сказать, но не могли. Света подошла, села на корточки между ними, гладя грубоватую густую шерсть, прикасаясь щеками то к одной морде, то к другой.
«Кто вы такие? Почему приходите ночами?» — каждый раз одни и те же вопросы и ни одного ответа.
Дни помчались своей чередой. Через неделю надо было сдавать практическое задание — то есть, покатать инструктора по городу без ошибок. Приходилось постоянно тренироваться на проезжей части города в сумерках, когда не было полицейских. Привыкать к дороге не было надобности, она итак в темноте часто выезжала с Вараном в город. Одну Кот не отпускал, а с Али было интересно. Он всегда находил такие перекрестки, где приходилось думать над решением задач. Пока справлялась успешно, хоть у Варана всегда находились мелкие замечания.
За день до сдачи практического экзамена Варан прогнал ее по тестам, которые благодаря Бизону, у них имелись. В некоторых метах она ошиблась, но он тут же поправил подругу.
Дома, лежа в постели, Света размышляла в одиночестве о происходящем и досадовала на обстоятельства, что никому не расскажешь, а держать в себе частый приход ночных гостей просто невыносимо. И бабушка Зейда пропала вместе с воротами. На подушку скатилась слеза, которая была сразу же вытерта ладонью. Не хватало еще разрыдаться! Этого она себе не позволяла, стараясь быть сильной.
«Завтра еще раз с Вараном проедемся по улице и…»
Инструктор ехал сзади девушки, а к рулю был приспособлен авторегистратор, записывающий все ошибки курсантов на дороге. Сзади ехал Варан с Пашкой за спиной. Мысленно он замечал весь путь Волчицы и пока не находил ни одной ошибки. Проехав по самой оживленной улице города, повиляли по дворам, снова выехали на проспект и, наконец, остановились. Инструктор слез с сиденья, а Света осталась сидеть, только сняла шлем. Теперь ей стало страшно, вдруг она что-то не так сделала и экзамен не засчитают. Ведь так старалась, училась! Инструктор внимательно посмотрел ей е глаза, взгляд был удивленный.
— Знаете, Рогожина, не каждый парень так грамотно умеет водить мотоцикл, как вы, — принялся записывать в протокол, расписался, дал ей расписаться. — Вы сдали с первого раза. Поздравляю.
— Ура-а-а! — рядом закричал Пашка, спрыгивая с байка Варана. — Я знал, что Волчица не сможет по-другому! — кинулся ей на шею. — Варан! Светка у нас молодец!
— Интересная у вас группа поддержки, — хмыкнул инструктор, — а я-то думаю, почему у нас мотоцикл на «хвосте»?
— Это мой учитель, — Волчица с гордостью взглянула на Али.
Парнишка, который всего год назад получил права и был на пару лет старше ее, смутился, но плечи расправил.
— Через три дня приходите за правами, — произнес инструктор, складывая бумаги в папку на «молнии».
— А мне еще скоро сдавать практику на категорию «В»… — начала, было, говорить Света.
— Тогда теория вам зачтется, а как практику сдадите, получите права сразу с двумя категориями, — пояснил мужчина, сел на подотчетный мотоцикл и укатил.
Пашка уже всем раззвонил по мобильному о сдаче практики. Хотели в боксе отметить, но Света оказалась решительно против. Сказала, что когда сдаст практику на вторую категорию и получит права на вождение, тогда и можно будет закатить вечеринку, а пока нужно подготовиться к этому экзамену. Варан счел это правильным и начал заниматься с ней вождением машины по тому же принципу, что и с мотоциклом.
Вернувшись домой, Цветана чувствовала себя не уютно. Получалось, что она обманула мужа, а это великий грех! Седьмицу без малого ходила, словно в воду опущенная. Замята заметил перемены в жене, что его не радовало. Мужик — он везде мужик и думает прежде всего о сопернике, коего жена завела на стороне, а теперь сказать боится. День-два наблюдал он терзания супруги, наконец, не выдержал:
— Что с тобой происходит?
Кинулась в ноги мужу волчица, воем воет, головой трясет, а сказать боится. Бить он ее никогда не бил. Но всякое может случиться впервые.
— Прости меня, Замятушка, — обливалась слезами женщина. — Прости меня, неразумную-у-у!
— Да обскажи толком, что случилось! — грозно спросил вожак.
— Поехала я на бричке к родителям, да по дороге снова повстречала те самые врата, у которых мы встретились. Что меня туда потянуло? Провела я пальцами по тотемам, а в голове странные слова начали возникать. Я их повторяла. Над тотемами арка загорелась голубым. я шагнула в нее и оказалась в городе, и время не наше. Помнила, как ты называл одному знакомому адрес Алены, по нему и нашла. Подружились мы с ней, так всю седьмицу у нее и пробыла, — Цветана покаянно опустила веки.
Пусть делает, что хочет. Семь бед — один ответ. Раз так произошло, Алена все рано когда-нибудь проболтается, а так… пусть знает. Замята от ее слов присел на край лавки в раздумьях: ругать жену нет смысла, ворота сами перед ней засветились, значит, она должна была в них пройти. Остается узнать что ей там понравилось и желает ли еще раз туда переместиться? Хотя, скорее всего, желает, ведь у нее там осталась подруга.
— Тебе понравилось в том времени? — голос мужа был спокоен и доброжелателен, он поднял кающуюся жену с колен.
— Очень! — глаза Цветаны засветились, как в молодости, она словно помолодела на вид. — Все чудное! Одежа легкая, но теплая. Мне Алена свой пуховик дала, шапочку вязаную и сапоги на каблучке, — широко улыбнулась, благодарная принявшей ее волчице. — В городе людей много, все куда-то спешат… а машин сколько! Вот бы мне на такой выучиться ездить. Алена говорит, что бабы, по-ихнему женщины, тоже ездят, — она выжидающе глянула на мужа.
Замята понимал, что за неделю жена могла много чего насмотреться, но чтобы хотеть выучиться на водителя, не ожидал. Цветана не глупа, грамотна… может и получиться… Он еще раз пытливо поглядел на нее и в голову закралась шальная мысль, но пока он ее озвучивать не стал, решив поговорить со всей стаей.
— Милая моя, я не собираюсь на тебя сердиться, — он нежно погладил ее по плечу, — более того, я разрешу тебе учиться водить машину, — при его словах у Цветаны расширились и без того большие глаза. — Да-да, ты не ослышалась, я куплю нам квартиру в городе, который тебе так понравился, — теперь в глазах волчицы мелькнула благодарность. — И куплю тебе самую красивую машину, — закончил вожак, — после этих слов она быстрее молнии кинулась ему на шею.
— Замятушка, солнце мое, ты ж не знаешь, как я тебе благодарна!
— Уже вижу, — обнимая и целуя ее в ответ, засмеялся волк.
Давно ее так не целовали, как после показного покаяния, да еще обещали купить квартиру, чтобы не ночевать по знакомым и… машину! Она уже видела себя за рулем этой страной штуковины обязательного красного цвета.
На следующий день Замята собрал стаю на небольшой площади в центре поселения и держал речь:
— Все знают, что в Святом бору стоят врата времени. Через них можно попасть в прошлое или в будущее. Сразу хочу сказать, что в будущем на этом месте так же есть поселение, где живут ваши потомки. Теперь я спрашиваю вас: кто хочет пойти со мной туда?
Тишина от подобного предложения повисла надолго. Каждый рассуждал на свой манер. Первое — что он там станет делать? Здесь-то все понятно и привычно, а в другом времени, каково будет? Да и что там еще за потомки? Может быть, их и видеть не захочется. Кто знает, какие они? Замята терпеливо ждал. Не торопил. Шли минуты, а решения пока никто не принял. Все переглядывались друг с другом, стараясь прочитать мысли в глазах или на лице, только прочитать-то можно, но думать надо самому. Потом принялись негромко совещаться, что заняло тоже немало времени. Скребя небольшую бородку, вперед вышел Лом.
— Наверное, здорово было бы очутиться в новом времени да повидать свое будущее, но мы остаемся здесь. Старикам сложно будет обживаться в незнакомом месте, снова потянет сюда, а если не будет здесь молодежи, то проще вообще распустить стаю.
Слушал эти слова Замята и диву давался, как правильно все растолковал Лом. Теперь он и сам понял, что зря затеял этот разговор. Точно знал, что Цветану он там одну не оставит тогда надо и детей туда перевозить. Нет! Они пока пусть здесь остаются. Зять станет заниматься делами стаи в его отсутствие.
— Что ж, Вы сказали свое слово. В мое отсутствие будет заправлять Ероха, потому что и в будущей стае я так же вождь.
Волки не противились словам вожака — Ероха был хорошим мужиком и почем зря не обидит простого селянина, а вот их сынок… Помнили они ту кровавую свадьбу, когда сгинула его молодая жена. Внука точно решил забрать с собой Замята. Здесь он не найдет себе жену, а продолжение рода этого требует, но ни одна гордая волчица не станет с ним жить, как ни один порядочный волк не отдаст ему свою дочь. Весть о его свадьбе уже разлетелась на своих черных крыльях. Постояв еще немного, переговорив новость на много рядов, стая разошлась по своим домам.
Замята пошел в дом к внуку. Родно, не ведая никакой заботы, валялся в постели. Свел черные брови на переносице дед, только искры не летели от гнева.
— Чего развалился?
— А что делать? — недоуменно отозвался парень. — Никто до сих пор со мной разговаривать в стае не желает, словно меня нет!
— А ты думал, что так просто все забудут твою свадьбу? — взревел Замята. — Щенок паршивый!
— Знаю, что не забыли, — голос у Родно дрожал после рыка деда, он хоть и дед, но еще крепок, как кедр.
— Скрою я тебя от людского гнева, а то греха с тобой не оберещься.
— Куда скроешь-то? — с дрожью в голосе спросил парень.
— Далеко и навсегда, — ответил дед. — Собирайся. Завтра в дорогу, — повернулся и вышел из избы.
Родно еще несколько минут вопросительно смотрел на дверь, которой только что хлопнул Замята, плюхнулся задом на кровать, постарался поразмыслить на тему «куда его хотят спрятать?», только голова болезненно загудела, видимо не была предназначена для дум. Он обвел взглядом свою спальню, заглядывая в каждый уголок, на пол у кровати и привиделась ему синюшное тело Угоды, помотал головой, стряхивая наваждение, и снова завалился в кровать. Собраться он и так успеет — особо нечего собирать. Застонал от приятной прохлады под одеялом, жалея, что его горячее тело очень скоро согреет его.
Цветана налаживала на стол вечерню, когда вошел угрюмый муж. По опыту знала, что сейчас лучше его не тревожить, сделала вид, что не замечает поворота в настроении. Поставила перед ним деревянную миску и рядом положила деревянную ложку. Открыла чугун, оттуда пахнуло наваристой мясной кашей. Положила в обе миски — мужу и себе — рядом поставила жбан со сбитнем, села напротив Замяты и уставилась в него с вопросом во взоре.
— Этот… щенок всеми днями валяется в постели! Жрет и спит! А по ночам девок к себе водит! — он грохнул ладонью по столу так, что все стоящее подпрыгнуло.
— Ну что ты гневаешься так, сокол мой? — Цветана обнимала его плечи. — Возьмем его с собой туда он и переменится.
— Не верю я в него, милая, — глаза потеплели, когда он смотрел на жену, забывая обо всем.
— Велес нам поможет, Замятушка, — ворковала голубицей жена.
— Твоими надеждами, — он посмотрел на миску с остывшей кашей, махнул рукой и отправился в спальню.
Цветана проводила его взглядом, села на его табурет, рукой на локте подперла щеку. Если он не передумает, то завтра они с Родно отправятся в то время, где не надо топить печь, чтобы приготовить еду, она посмотрела на эту самую печь. Ведь всю жизнь жила так и казалось правильным, а пожила седьмицу в новом городе, попривыкла к благам. Не зря же говорят, что к хорошему быстро привыкаешь.
Вот и она успела привыкнуть нажать на кнопочку и чайник начинал закипать, включил газ и быстро приготовится любая пища. Вся еда хранилась в холодильнике, а не в подвальных ларях со льдом. А еще — машины. То что ей они понравились, даже разговоров быть не может, но больше всего глодало самолюбие, что внучка Мезени смогла, а она еще и не пробовала, хуже того она даже не знала, что есть другой мир, в котором столько удивительного. Очень надеялась, что Родно там станет другим. Бедному мальчику итак довелось испытать столько ненастий в своей короткой жизни.
Отъезд наметили на послеобеденное время. Провожать, конечно, вышла большая половина стаи, но многие попросту ненавидели по разным причинам и самого вождя, и его внука. Девки стайкой стояли поодаль, перешептываясь да переглядываясь. Одна радость у них была — Родно в стае не будет, значит, можно будет спокойно жить, не опасаясь, что из-за темного угла дома схватят чьи-то похотливые руки.
Телегу с нагруженным добром вызвался вести сам Ероха. Это был путь в один конец — больше они сюда никогда не вернутся. Ероху в стае уважали и не воспротивились его высокому назначению. Никто же не знал, что в том времени, куда собрался уехать вожак с женой, у него есть своя стая и прибыльное дело.
Перенеслись они сразу на поляну перед въездом в новую стаю. Кругом заснеженные поля, а посреди дороги два столба с перекладиной сверху, словно это ворота. Ни частокола, что обычно обносят вокруг поселения стаи. Зато вдали видны добротные дома.
— Ну что встала столбом, Цветанушка, — обнял ее сзади за плечи Замята, прижимая к себе. — Теперь это твоя вотчина. Дом у тебя здесь есть — сам построил, — гордо добавил он.
— Да неужто? — развернулась она в кольце его рук, не веря заглянула в глаза. — Здесь же стояла наша стая.
— Она и стоит, — только живут потомки тех, кого мы оставили сегодня там.
Ей уже хотелось увидеть новый дом, новое поселение, жителей, которые до сих пор и не знали о ее существовании.
— Пойдем, — она потянула его за руку.
Замята легко рассмеялся, прижав любимую жену к груди.
— Пойдем-пойдем, — взяли легкие узлы, где была их одежда. Ведя жену за собой.
Про Родно они, казалось, казалось забыли.
Сегодня был самый торжественный день за последнее время — Свете вручали права сразу на две категории. Теперь она имела право водить мотоцикл и машину, с единственным «но» — машину можно будет водить только после наступления совершеннолетия, что случится через… чуть больше двух месяцев. Она точно задумала продать бабушкину однокомнатную квартиру и купить хороший дорожный байк, обязательного черного цвета. Закрывая глаза, видела его… мощный, красивый, большой и матовый. Почему-то не блестящий, а именно матовый, на широких колесах.
Получать права пошла, взяв с собой Пашку. Он даже школу пропустил ради этого, впрочем, сегодня они оба оказались прогульщиками. Спокойно, будто ни в чем не бывало, вошли в бокс — странно, что народу было немного. С чем-то сосредоточенно возился Сова, еще несколько парней разбирались с тормозами. Света прошла в раздевалку, переоделась, положив права в нагрудный карман рабочего комбинезона, и вышла в бокс, где ее встретила криками «браво» и овациями вся стая. Опешившая, совершенно не ожидавшая такой встречи, хлопала глазами. К ней тут же подскочил Пашка:
— Светка, покажи всем свои права! — потребовал он.
Уже с улыбкой, она достала небольшой, запаянный в пластик, листочек бумаги, ради которого пришлось три месяца упорно учиться, и подняла руку вверх. Показывая. Снова все зааплодировали. Подошел растроганный Бизон, обнял ее за плечи одной рукой.
— Сегодня единственная девушка нашей стаи получила права на категории «А» и «В», — громко произнес, чтобы все услышали. — Так как ты уже не просто неплохо, а замечательно водишь двухколесную машину, аккуратно, с любовью к мотоциклам. Все считают, что ты заслужила подарок, — он сделал головой знак и на пятачок, где в середине стаи они стояли вдвоем, Варан выкатил… ее мечту! — Мы собрали на него стаей, остальное добавили мы с Ниной. Ты ведь теперь наша дочка.
Света, ошеломленная видом огромного черного байка, матового, как она всегда хотела. Только однажды при мимолетном разговоре с Пашкой она выказала свое желание, и вот это чудо стоит перед ней во всей красе. На руле висит ее черный шлем, что подарили на Новый год.
— Но… я… — она что-то хотела сказать и не знала, как выразить благодарность всем вперемешку с восхищением. — Спасибо, — только и смогла прошептать, — заглядывая каждому в глаза. Единственное желание в данный момент — обнять всех, но обняла, стоящего рядом Антона. — Вы всю мою жизнь перевернули, — на глаза навернулись слезы.
— Волчица! Прокати как меня! — потребовал Пашка, надевая свой шлем.
Теперь ее назвал тем именем, что придумал сам. Она заслуженно носила его. Надела шлем, села на мягкое сиденье, повернув ключ, легко завела мотоцикл. Здесь не надо было ничего дергать или делать лишних движений, а Пашка уже занял место за ее спиной. Под овации мотоцикл плавно выехал за ворота бокса. Волчица проехалась по той площадке, где училась, не задев ни единого предмета в «змейке». И подъехала к стае.
— Всем огромное спасибо! — крикнула она им.
Промчались весенние месяцы и вместе с теплыми денечками начались выпускные экзамены в школе. Снова волнения, заодно думы, куда пойти учиться? В школе Света учила английский и французский, потому решила продолжать обучение по ним. Без проблем сдала ЕГЭ в школе, так же без проблем поступила в университет на филологический факультет в романскую группу. Теперь осталось одно недоделанное дело — надо съездить в тот странный бор, где стояли странные ворота и узнать стоят ли они там еще или нет?
Справив свое совершеннолетие, Нина помогла выставить квартиру на продажу. И ее удивительно быстро купили. Света хотела вернуть Ведам сумму, которую они потратили на ее байк, но те наотрез отказались. С большими усилиями она все-таки уговорила их принять большую часть. Так ей казалось правильным, остальные деньги положила на банковскую карту.
Поехать получилось только в середине июля. Антон ее одну не отпустил, откомандировав с ней старших из молодняка стаи — Варана и Сову, пообещал оторвать им мужские принадлежности, если с Волчицей что-нибудь случится. Пашка успел в последний момент, возмутившись, почему его с собой не берут, устроился у Варана за спиной. Троица байков отчалила от бокса.
Дорога петляла, делая резкие повороты, и огибая одну гору за бругой, с одной стороны уходя в болото, с другой — в гору из песчаника, поросшую кустарниками и невысокими деревьями. Изредка появлялись деревни, но они стояли не у самой трассы, а обычно в паре километров от нее.
Света, ехавшая во главе колонны, остановилась у еле видной развилки — грунтовая дорога уходила куда-то вглубь тайги. Рядом остановились парни, заглушив мотоциклы, приоткрыли на шлемах щитки.
— Долго еще ехать? — поинтересовался Варан.
— Не очень, — отозвалась Волчица. — Просто захотелось немного размять ноги. — дальше будет настоящий слалом! — усмехнулась она.
— В смысле? — не понял Сова.
— А чего тут понимать? Дорога так разбита, что… — она досадно махнула рукой.
— Понятно, — вздохнул Варан. — Не радует.
— Ничего лучше, мальчики, предложить не могу, к сожалению. Сейчас немного отдохнем и будем стараться выжить.
Сова прошелся на несколько метров по дороге вперед и вернулся обратно к компании озадаченным.
— Там колея разбита на половину тракторного колеса! По какой колее поедем? — он ждал реакции на свой невеселый юмор.
— По любой, — отмахнулся Варан, — ехать все равно придется.
Передохнув минут пятнадцать, снова сели на мотоциклы и постарались не убиться на ужасной дороге. Света так крутила рулем, пытаясь удержаться в седле, а все мышцы начали болеть, но остановиться нельзя. Свернуть с этой проклятой дороги — лес стоял такой плотной стеной, что норовишь запутаться колесами в густых кустарниках или врезаться в толстый ствол.
Хорошо, что такой кошмар продолжался около километра. Лес внезапно закончился и раскинулись поля пшеницы, а между ними стелилась аккуратная проселочная дорога. Злой и потный Сова едва не выругался, но сдержался при волчице.
— Такое впечатление, что ее спецом так изнахратили!
— Когда мы сюда ездили, я не помню таких колдобоин, — удивленно покачала головой Света.
Выслушав мнение членов группы, варан спокойно спросил:
— Куда дальше?
— Налево между полей.
— Хорошо, поехали, — скомандовал Али.
Все снова поехали за Волчицей. Населенных пунктов видно не было, но кто-то ездит же здесь и поля засевает? Эти вопросы крутились в головах всех четырех. По грунтовке можно было разогнаться до нормальной скорости, потому приехали на место быстро. Света заглушила байк, повесила шлем на руль. Вот они перед ними — ворота с вырезанными волчьими мордами стояли… и пропали!
— Как же так! — в сердцах воскликнула Волчица. — Так не может быть!
— Действительно, странно… — почесал в затылке Сова. — Как это у них получилось?
Варан ничего не сказал, а Пашка побежал на то место, где только что стояли почерневшие столбы, потоптался на месте, но не нашел ни каких признаков их пребывания. Света стояла и почти плакала от досады, слез еще не было, но Али, чтобы предотвратить их, обнял ее, прижимая к себе.
— Тихо… тихо, Волчица… только не реви… мы же с тобой… Почему-то мне кажется, что они найдутся, именно в тот момент, когда ты будешь в них остро нуждаться. Ведь сейчас у тебя есть Веды… мы…
Света понятливо покачала головой, отошла от него.
— Спасибо тебе, Варан, ты настоящий друг — умеешь девушку успокоить, — она криво усмехнулась. — Поехали обратно, — надела шлем и села в седло байка., разговаривать не было никакого желания, да и не о чем.
Парни повторили ее действия, Пашка, как всегда за спиной у Варана. Обратная дорога была знакома, первым теперь ехал Али. Настроение было паршивое, казалось даже мотоциклы ехали лениво, хотя их скорость до разбитого участка дороги была высокой. Даже по этому участку Волчица проехала, не сбавляя скорости. Сова остановился на перекрестке с трассой, снял шлем и заявил:
— Вы как хотите, а я хочу жрать!
— Фи, как некультурно! — смеясь, заметил Варан.
— Есть я хотел еще час назад, — решил поставить точку Сова.
— Кафешек на трассе точно нет, но в Нарве есть магазины, а рядом прилавок, который вечно пустует. Там можно остановиться и перекусить, — предложила Волчица.
— Это далеко отсюда? — справился Сова.
— На машине час езды.
— Тогда прибавили скорости, господа! — воспрял духом Сова, надевая шлем.
Что за парадокс? Обратно дорога казалась короче, чем к странным воротам! Словно колеса байков несли крылья. Вперед вырвался голодный Сова, решая, что если никуда не надо сворачивать, то ему надо быстрее.
Ярослав ехал на своем внедорожнике к родителям. Он соскучился по маленькой сестренке и младшему брату. У Даньки дома была какая-то работа, а Дуся — маленькая егоза, — всегда ждала старшего брата, потому что он всегда привозил подарки. Ехал злой. Сегодня Родно, черти бы его побрали, снова запорол проект, а Заята ничего ему не сказал. Ведь знает, что этот новый дом из оцилиндрованного бревна намного красивее и практичней того, что предложил внучатый недоумок!
Как он сдержался и не обернулся, не понял, сжал кулаки до белых костяшек и вышел из кабинета. Если он будет нужен, то Замята сам позовет, если нет, откроют свое семейное предприятие. Только он не простит такого тычка в спину. Он никогда ничего не прощает. Заезжая на специально «убитую» проселочную дорогу, волчий нос учуял знакомый запах — лаванды. Неужели? Яр резко остановил машину, выскочил, принюхиваясь, побежал по дороге. Зачем она ездила в бор? Запахи трех мужчин вызвали ответную реакцию — зверь заявлял свои права на самку. Вернулся к машине и проехал на запах той девочки, которую он так бережно нес на своей спине, чуть дальше. Снова остановка посреди полевой дороги, только теперь он смог различить, что они ехали на трех мотоциклах.
«У нее свой байк?» — удивился Ярослав. — «Значит, с ней все в порядке, но как ее найти в городе?» — осмотрелся по сторонам, если его нос не лжет, то они поехали к воротам времени — «Зачем? Что они хотели там увидеть?»
А зверь уже требовал выпустить его на волю, уж он-то найдет беглянку. Он не упустит момента поставить на ней свою метку. Ярославу и самому хотелось обратиться волком, чтобы ее найти. По следам, так они уехали давненько, раз не попались ему по дороге, он бы сразу почуял знакомый аромат. Сел на водительское сиденье, еще раз кинул взгляд в сторону ворот, бессильно положил голову на руль. Он снова упустил ее.
«Прошел год. Чертов год! И снова мимо!» — он застонал, ему вторил его зверь.
Новый дом Цветане понравился — большой, в два этажа, светлый, как она любила. Мебель вроде простая, но красивая, модная. Уж в этом она немного разбиралась — ходили с Аленой по магазинам. Она пошла в магазин, с ней все здоровались, знакомились. Улыбались, но глаза не обещали новой волчице спокойного житья. Чутьем поняла, что ей здесь не рады, а Замяту и вовсе ненавидят, как и в той стае. Чего же он такое натворил? Впрочем, вопрос был праздным, а она еще и Родно привезла.
Старший сын вожака, Демид, скорее всего, тоже тут бывает. Знать, не угомонились два кобеля — отец с сынком! Ну, ничего, теперь она здесь и не позволит им гуливанить по чужим бабам да девок портить. Когда подошла ее очередь в магазине, она купила все, что было по списку, написать который ей посоветовал муж, и отправилась домой. С ней никто не разговаривал ни в магазине, ни по дороге домой, не знакомились — она никому не нужна здесь! Ну и ладно! И в прежней стае приходилось жить одной. Справится!
Приготовив обед, накормила мужа и внука, а из головы не уходила одна единственная мысль: когда же Замята отправит ее учиться ездить на машине? В душе все свербило от этой мысли.
— Цветик, а ты читать умеешь на нынешнем наречии? — Цветана удивленно посмотрела на мужа: Алена рассказывала, чем отличаются, как она говорила — современные слова от прошлых. — Тогда я выправлю тебе документы и пойдешь учиться, раз так желала.
Волчица так и замерла от его слов, немигающим взглядом уставилась на Замяту. Вот оно! Случилось! Не изменил своим словам. А вот про документы-то она вовсе забыла, ведь там их требовали, если только выезжала куда в город, так она дальше родителей не ездила, особо не нужны были, а здесь другое дело — их всегда носят с собой.
— Благодарствую, супруг дорогой, — еле сдерживая себя, чтобы с причитаниями не кинуться ему на шею, промолвила Цветана.
Замята прекрасно видел, как мелко затряслись пальцы, державшие чайник, отчего ей пришлось его поставить на стол. Родно ничего не понял, куда это бабка собралась учиться? И почему дед ей так потакает? На что бабам вообще знать грамоту? Пусть сидят себе дома да волчат рожают! Озвучить свои мысли нерадивый волчонок не решился. Пусть дед сам решает со своей женой, а ему грамотная не нужна.
— Сейчас все грамотные, — словно решил ответить на вопрос внука, — заговорил Замята. — Иначе нельзя. У всех интернет, телевизоры, телефоны и разное другое. Семеро девчонок в этом году в университет поступили.
— Зачем бабам учиться? — все-таки озвучил свой вопрос Родно. — Сейчас век другой, внук, если женщина не работает на предприятии, на нее косо смотрят, а дома ей помогают предметы бытовой техники, инструкции которых она должна сама прочитать и разобраться. Все по-другому.
— Мне грамотная не нужна, — насупился парень. — От нее только проблемы будут.
— У нас в тайге живет одна старушка — Агафья Лыкова — женись на ней. Только вот не знаю, умеет ли она читать или нет, — засмеялся Замята. — А среди современных барышень дуру найти сложно.
— Все одно не понятно, — Родно запил печенье чаем.
— И на машинах многие женщины ездят, вот и бабулю хочу отправить на такую учебу, раз горит желанием.
— Еще раз благодарствую, — с теплой улыбкой произнесла Цветана.
— Девок здесь не портить. К замужним, не приставать! — обрубил дед; Родно хотел что-то возразить, но Замята был непреклонен. — Я сказал, значит, так и будет, иначе отправлю обратно!
На это Родно уже был не согласен. То, что он увидел здесь и с чем столкнулся, ему было намного интересней, чем в прошлой их стае. И на неведомой машине тоже научится. Чай, не глупей бабки!
Две недели Цветана с внуком изучала новый русский язык с учительницей из местной школы. Она приходила к ним через день, задавая задания, заставляя читать и писать. Жена вожака прилежно справлялась с учением, а вот ее внук все время фыркал, когда Валентина Александровна спрашивала его домашнее задание. Старался своим видом показать свою важность, а выходило потешно. Он был похож не на волка, а на фыркающего ежика. Ему претило, что его баба поучает и думает, считая себя умнее. Учительница была молодой, чуть старше Родно, но он пыжился, изображая из себя мужчину. Как же — уже вдовец! Но об этом старался не вспоминать. Валентина Александровна старалась быть с ним вежливой. За внуком еще следила и Цветана, прекращая на корню всяческие намеки на встречи после уроков.
— Ты понять должен, дурья голова, что она замужем! — старалась втемяшить ему бабка. — у нее ребенок — семья! Тебе что дед говорил — к девкам и замужним просто так не приставать!
— Да помню я! — огрызался волчок. — А чего она мне глазки строит?
— Она не глазки тебе строит, а старается вложить тебе в голову грамоту, иначе дурнеем останешься!
— Кто кому глазки строит? — переспросил, только вошедший в дом, Замята.
— Да училка эта! — отмахнулся Родно.
Свел брови на переносице дед, лицо стало суровое, словно льдом покрылось.
— Думать об ней забудь! Понял, змееныш? — прошипел он над его ухом. — Она друга моего дочь. Тронешь — оторву все, что окажется под руками.
Вскинулся волчок со стула, до того надоели ему наказы родственников, Хотелось, как в былые времена, погонять девок по становищу, потискать где-нибудь в темном углу, а здесь ничего нельзя. Зачем тогда он его сюда забрал? Проповеди читать? Понимал, что у Цветаны получается с учебой лучше, чем у него, что тоже злило.
— А я принес тебе, краса моя, документы, что здесь в ходу. Они настоящие, бояться нечего, — он положил на стол две стопки каких-то бумажек. — Теперь можно начинать учебу в автошколе.
— Замятушка! — едва не взвизгнула от радости волчица. — Спасибо, соколик! А когда?
— Да вот завтра и поедем, а дома буду учить тебя водить нашу машину.
Пришла пора удивиться Цветане.
— У нас есть машина?
— Так не пешком же я такие расстояния преодолеваю, — рассмеялся Замята. — Вон она у порога стоит.
Цветана, как девчонка за подарком, побежала смотреть машину. У дома стоял синий седан, переливаясь перламутром на солнце. Следом степенно вышел Родно, всем видом стараясь сказать, что это не особенно интересно, но он сделает милость и посмотрит. У Цветаны же тряслись руки от волнения. Она обошла машину. Замята с довольной улыбкой смотрел на ее изумление. Для нее машина была чем-то вроде божества. Она с надеждой восторженно посмотрела в глаза мужу.
— Завтра поедем в город и подадим заявление на учебу, потом надо будет пройти медицинскую комиссию и три месяца учебы, а потом два экзамена по теории и вождению по городу, — Замята оправдал ее надежды.
— Я не боюсь! — гордо вскинула голову волчица. — Через три месяца я сдам экзамены и получу права!
— Ничуть не сомневаюсь, — тихонько засмеялся Замята, привлекая жену к себе.
— А ничего, что я тоже тут стою? — проворчал недовольный Родно.
Дед с бабкой только рассмеялись.
Сегодня в их семье был настоящий праздник. Они справляли его в своей трехкомнатной квартире в центре города, которую Цветана обставила по своему вкусу. Ей помогала восторженная Алена бегая с подругой по магазинам. За это время Замята помог сделать жене банковскую карту и перевел на нее солидную сумму. Теперь она спокойно могла делать любые покупки для себя и для нового дома. Сегодня волчицы готовили праздничный ужин — Цветана получила права, соединив один праздник с другим — новосельем. Друзей было немного — только Алена с мужем Дмитрием. Родно решил, что эта вечеринка не для него и отправился в ближайший клуб. На самом же деле, он завидовал бабке, которая своим упорством зарабатывает одно очко за другим в их игре на выживаемость в городе. Он проигрывал. Сегодня Замята купил жене давно обещанную машину, только не красную, а серебристую и небольшую, чтобы привыкла водить ее по городу.
Ждан волновался едва ли не больше Лютомира и Мезени, нервно прошагиваясь возле терема Зейда никого не пустила в святая святых — спальню роженицы. Старая лекарка давала Ждане какие-то снадобья, которые та безоговорочно выпивала и боли притуплялись. Только к обеду мужчины через окно услышали детский крик. Теперь Ждана было не удержать, он легко поднялся по ступенькам, врываясь в свою спальню. На кровати лежала бледная и уставшая Жданка, а Зейда подала ему в пеленке еще влажного ребенка. Малыш был не такой, как все, что рождаются — беленький с белыми волосиками.
— Это твоя дочь, Ждан.
— Дочка, — волнующе-нежно прошептал волк, малышка посмотрела на отца серыми, как у него глазами, потом подошел к изголовью жены, поцеловал ее в лоб. — Спасибо, родная.
— Как назовете?
— Она такая светленькая, — не отрывал взгляда от дочери Ждан.
— Светлана, — произнесла Жданка.
— Светочка, — ласково произнес отец. — Светланка…
Зейда забрала у него ребенка и лукаво глянула на него.
— Иди пока. Надо здесь все прибрать.
Молодой отец уже спокойно сошел вниз, где его ждали все родные и друзья, крикнул:
— Дочка! Светланка!
Ту же все кинулись его обнимать, да едва не затоптали; такая радость для всей стаи — у вожака родилась внучка. Ждан, Лютомир и Мезеня принимали поздравления. Ждан не мог дождаться, когда Зейда разрешит ему повидаться с женой. Сердце волка переполняла великая радость — он стал отцом. Теперь у него настоящая семья, то, чего он был лишен в детстве. Приковыляли Шульга и Куша к терему вождя так же поздравить родных. Куша плакал — он Ждана вырастил, как внука, а его дочка, выходит, ему правнучка. Зейда помахала новоявленному отцу, чтобы он поднялся. Дважды просить не пришлось, как птица, взлетел по ступенькам, вбежал в спальню. Ждана с улыбкой лежала на чистой кровати, а рядом посапывала Светланка. Имя-то какое! Светлое, лучистое! Едва сдержав слезы радости, сел на краешек кровати, с великой нежностью, глядя то на жену, то на дочь.
— Не знаю, как и благодарить тебя за такое счастье, Жданушка, — голос белого волка дрогнул.
Ждана только гладила его пальцы и благодарно смотрела на него. Разве бывает столько счастья у одного человека или волка? Их маленькая семья совсем недавно начала свое существование. А уже есть продолжение. Продолжение Мезени с Зейдой… продолжение Тура и Чернавы.
Растревожилась душа у черного волка, разыгралась, да снова залезла в свою раковину — снова учуял ее аромат и снова потерял. Домой залетел раздосадованный, сразу же поднялся в комнату и закрылся, упал ничком на кровать. Почему все так? На работе Замята запарывает один проект за другим, а то что чертов Родно не может ни с кем договориться из партнеров о строительстве домов, это не берется в расчет. Все должны работать, а этот напыщенный индюк будет собирать дивиденды. Если его кто и любил, так только бабка с дедом. Пылинки сдували.
В конторе Родно не просто ненавидели, а тихо презирали. Это замечали Замята и сам Родно, но вожак ничего не собирался предпринимать, еще и Демид примерно так же хорошо устроился — только этот и трудиться не желал, только прожигать отцовы деньги. Сколько раз Замята пытался его привлечь, и добром, и угрозами — ничего не помогает, отчего и махнул на него рукой. Зато в других делах сынок себя показал. Если надо у кого-то выбить долги, так Демид тут как тут. Кулаки выросли, а ума не нажил. Не повезло ни с сыном, ни с внуком, это понимал и сам Замята.
Даниил и Семен Охотины вместе со своими сыновьями работали вместе с ним, но как только появились Родно и Демид, так начались постоянные скандалы. А сегодня Ярослав пообещал уволиться, если все и дальше будет так продолжаться. Лишаться таких ценных работников из своего же клана в планы Замяты не входило, а внук и сын задевали их постоянно.
В комнату кто-то требовательно постучал костяшками пальцев. Рыкнув на дверь, Ярослав поплелся ее открывать: за порогом стояли отец и младший брат Даня. Яр жестом пригласил их в комнату.
— Что случилось сегодня в конторе? — сходу задал вопрос отец.
— Этот придурок решил, что у него проект нового загородного дома лучше, чем у меня, а Замята его принял, вместо моего! Ты понимаешь? Он принял нарисованный от руки дом на листе ватмана, назвав это проектом! — Яр хлопнул себя по бедрам. — Делай что хочешь, но я туда больше ни ногой!
Даня молчал. Он прекрасно знал взрывоопасную обстановку в конторе, а Диниил Викторович понял, что точка кипения пройдена и его замечательные парни будут искать пути для выживания. Что ж… раз все так печально, значит, придется выбирать место для собственного офиса. Будем открываться. Искать вместе с производственными площадями. Придется покупать станки. Перетащим к себе тех, кому проекты Замяты в последнее время пришлись не по душе, да еще есть несколько застройщиков.
— Замята не простит, — почесал переносицу Даня.
— Надо было думать, что делает! — отрезал отец, выходя из комнаты сына.
Даня сел на кровать рядом с братом, положил ему руку на плечо.
— Ну, а теперь рассказывай, ты ее видел?
— Даже не встретил по дороге. Выходит, Они проскочили раньше меня, но запах остался. Я бродил по перекрестку, проехал по их следам — они были у ворот.
— Что им там надо было? — поднял брови Даня.
— Хороший вопрос! А еще хотелось бы мне знать, где она живет в городе?
— Без имени и фамилии не найдем, — покачал головой Даня.
— Не знаю, что делать, — Ярослав сел на кровать, обхватив голову ладонями.
Даня сидел и смотрел на мучения брата из-за его пары, которая всякий раз ускользает от него.
Цветана разыскивала Рогожиных. Оказалось, что таких фамилий очень много, а как звать внучку узбечки, она не имела понятия. Выяснить это можно было только в стае у матери. Оделась по последней моде, сделала множество фотографий, чтобы показать, как они теперь живут — и квартира у них, и дом в поселении, и машины у каждого. Алена помогала делать снимки в разных ракурсах. Замята был не прочь, чтобы жена навестила мать, выдав ей на это разрешение и наказав больше не обманывать его.
Подъехав к воротам, волчица назвала привычные слова и привычно заискрилась арка, шагнула она в нее и оказалась перед поселением черных волков. Давно она здесь не была. Оглядываясь по сторонам, прошла к своему дому. Ей встречались совершенно незнакомые жители. Лет двадцать она не появлялась в родном становище. Мезеня не запрещал навещать мать, но сейчас вождь его сын. Она поморщилась — как ненавистна вся их семья. Ведь так желала им неудачи, а у самой несамостоятельная дочь и внук, прожигающий жизнь, да еще и Демид такой же. Несправедливо! По которому разу прокляла их род.
Возле дома остановилась, еле ступая прошла через двор, без скрипа открыла дверь. Мать сидела у стола и пряла на веретене.
— Мама, — шепотом произнесла Цветана, кинулась ей в ноги. Заплакала, спрятав лицо в ее коленях. — Матушка моя… — целовала ее руки. — Прости меня… матушка…
— Дочушка, чего же плачешь, — скрипучим голосом спрашивала Дора. — Ведь появилась же. Дай мне на тебя посмотреть, — вглядываясь в заплаканное лицо дочери. — Красивая…
— Я на несколько дней приехала тебя повидать. Теперь буду стараться бывать чаще.
— Не обещай ничего, — горько произнесла полуслепая Дора, — приезжай, как сможешь.
Эти простые слова, словно пощечина, ударили по сердцу Цветаны. Да, она не приезжала, не передавала поклоны своей матери. Оказалось, что отец умер три года назад, ей хотели сообщить, да не знали адреса, по которому она живет в городе. Так и схоронили всей стаей. Лютомир помогает старой Доре, отправляя к ней молодок в помощь по хозяйству. И прядет-то она на ощупь, руки помнят то, что глаза почти не видят. Огород Дора уже не садит — овощи ей стая приносит. Стыд затопил душу неразумной дочери, девятым валом она накатывала на ее голову. Хорошо, что мать не видит ее красных щек. А все из-за этой галки! Новое цунами пронеслось по душе — черное, злое, захлестывая почище стыда.
— Мезеня еще жив?
— Жив, только ему охотники ноги охотники перебили и он теперь плохо ходит. Зейда вылечила его, но калеченый волк — желанная мишень для врагов, а у нашей стаи они есть, — Дора замолчала, поджав губы.
Цветана подавила тяжелый вздох. Мать права — у стаи много врагов и первый, это ее муж Замята. Больно… Как больно-то… Захотелось обернуться волчицей, завыть протяжно, выплескивая эту боль. Ведь она знала, возвращаясь в стаю, что услышит это, пыталась оправдать себя и не получалось. Эти несколько дней, которые она решила провести у матери, надо было привести в порядок дом.
— Я приведу отмою дом.
— Девки приходят ко мне. Помогают, — Дора говорила с отдышкой.
Старая волчица ничего не ответила, поднялась и пошла в свою спальню. За многие годы, что прожила в нем, успела изучить его полностью. Здесь ей не нужны были провожающие. Дверь отворилась и в дом вошел незнакомый мужчина. Он был высок, плечист, угольно-черные волосы спадали чуть ниже лопаток, а глаза… где Цветана видела их? Зейда! Наградила своими огромными раскосыми черными глазищами! Ведьма!
— Гости у тебя, тетка Дора, — произнес он приятным низким голосом.
Словно током все тело прошило, этот голос гостья никогда не забудет.
— Вожак пожаловал, — ласково приветствовала Дора гостя. — Вот, дочка приехала погостить.
— Проведать мать — первое дело, — похвалил он блудную дочь. — Я — Лютомир — вожак стаи. Добро пожаловать.
— Спасибо, Лютомир, за заботу о матери, — несмело улыбнулась Цветана.
— Нам не в тягость, — ответил вожак и вышел из избы.
Удивило, что держался он с достоинством, как и его отец. Заныло сердце при воспоминании о Мезене. Пусть больной, пусть едва ходит, но обнять бы его… нет!
— А дети у него есть?
— Есть дочка — Жданка. Так она уже замужем и тоже дочь родила, как назвали, не помню.
Ждана. Имя редкое, найти будет несложно. Это все, что ей надо было узнать, но уехать сразу она не могла. Совесть не до конца оставлена в дальнем углу сундука, немного осталось в карманах. Обещала несколько дней, значит, придется погостить.
За пять дней, что провела в родной стае у матери, Цветана вычистила весь дом, пригласила мужиков наладить калитку, подлатать забор да еще немного по мелочи. Проходя мимо дома Зейды и Мезени, только однажды увидела их вместе. Все такой же — статный, широкоплечий, высокий, а Зейда так и осталась худой черной галкой, прыгающей возле него.
Пришло время прощаться. Тяжело расставаться, но туда мать не забрать. Для себя решила, что теперь будет навещать ее чаще. Хоть раз в месяц, а то так и вовсе отвыкнут друг от друга.
В Красноярске первым делом направилась в адресное бюро, выяснять адрес. Это оказалось проще простого — Рогожина Ждана одна такая в городе, что и ожидалось. Цветане выдали адрес, по которому она тут же выехала. Поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Ей открыла чернявая молодая женщина.
— Вам кого?
— А…а…э… я, кажется, ошиблась… — Цветана быстро спустилась вниз по лестнице и выбежала из подъезда.
— Кто там был? — спросил Ждан из комнаты.
— Сказали, что ошиблись адресом. — пожала плечами жена.
Добежплп до машины, села в нее, постаралась отдышаться, а сердце колотилось от неведомого страха, разрывая грудь. Теперь она знала адрес, видела внучку ненавистной узбечки — можно придумывать план, как сделать их жизнь труднее.
Мезеня со Жданом решили выбраться в лес. Дед давно не разминал ноги. Бежать по майскому лесу очень приятно. Нежная травка радовала своей зеленью, ветер приятно обдавал теплом. Всё радовалось солнышку и наполнялось его энергией.
«Далеко забегать не станем или как? А, дед?» — Ждан смотрела на Мезеню.
«Далеко и мне не забраться», — хмыкнул дед. — «Лапы еще слабые, хоть т почти три года прошло».
«Значит, до ели, где меня Жданка встретила, и домой».
Возле временных ворот стояла огромная ель. Нижние лапы склонились, словно шалаш, прикрывая незадачливого путника от непогоды. К ней и потрусили два волка — старый, матерый черный и молодой, но далеко не подросток — белый. Рядом с поселением им нечего бояться, никто не посмеет покуситься на волка в пределах границ, но не сегодня. Двух чужаков заметили еще за несколько миль от ели Ждана. Они без страха подошли к Мезене и Ждану на опасное расстояние, белый тут же опустил голову и оскалил пасть. Черный тоже старался показаться больше, чем есть на самом деле, хотя он и так был немалых размеров. Два других — пегий и серый — так же воинственно опустили головы, готовые в любой момент.
«Вы нарушили границу!» — прорычал Мезеня.
«Пусть ваш вожак запретит нам проходить!» — замечание звучало издевательски от серого.
«Ты поплатишься за свою дерзость, мальчишка!» — взревел Мезеня, наступая на него.
Серый отступил на пару шагов, а пегий прыгнул на Мезеню, целясь в шею, но Ждан белой стрелой перехватил его за ухом, раздирая зубами щкуру. Задира заскулил. Серый заступил ему дорогу к бывшему вожаку, прошипев:
«Ты не всегда сможешь защитить своих родных, белый. Кажется, у тебя есть прелестная дочка…» — сально посмотрев на белого волка, процедил он, убираясь в глубь тайги.
Дед и внук переглянулись.
«Такую прогулку испортили!» — с досадой рыкнул Мезеня. — «Побежали обратно, Надо сообщить Лютомиру».
Все, что услышали, тут же сообщили вожаку в присутствии Жданы и Зейды. Нахмуренный Лютомир потирал переносицу, думая, что предпринять? Выбора особенного не было. Тяжело вздохнув, он произнес:
— Вам придется вернуться в город. Там вряд ли найдут вас. Это щенки из стаи Замяты. Я и сам не желаю с вами расставаться, но вы снова возвращаетесь в город две тысячи шестнадцатого года.
— Еще и недели не успели погостить, — понурила голову Ждана.
— Мы еще вернемся, Жданочка, — обнял жену одной рукой за плечи Ждан. — Как только успокоим Замяту, так и вернемся.
— Света расстроится, — уткнулась носом в грудь мужу.
Зейда лишь тоскливо смотрела на всех, прижимаясь к Мезене, а тот гладил ее по руке, успокаивая. Все были очень расстроены таким скорым отъездом. Светланка прижалась к бабушке зейде.
— И два дня нельзя потерпеть? — спросила она.
— Нет, Светочка, здесь становится опасно, — проговорил Лютомир.
Разговаривать больше было не о чем. С грустными лицами разбрелись по своим комнатам. Неторопливо собирали в дорожные сумки вещи. Света смотрела в окошко, зная, что сейчас пообедают и дед отвезет их на собственной бричке до ворот, а там они распрощаются.
Выйдя из ворот, сели в машину. Настроение испорчено, как и отдых. Сначала ехали молча, каждый старался помедитировать на тему: «как наказать тех, кто мешает замечательно проводить отпуск?», но потом отказались, так как Ждан включил веселую музыку на всю катушку.
— Девочки! Перестаем хандрить! — как-то легко рассмеялся он.
Ждана и Света подхватили его идею. Сначала смех был немного надрывный, ненастоящий, потом все уже смеялись до слез, горланя на весь салон песни. Что случилось дальше?..
Цветана ехала проведать мать. Она это делала каждый месяц в первых числах. Машина была загружена разными вещами, посудой, что обещала привезти в этот раз матери. Дорога, пустая, день погожий, все замечательно! Вот она увидела знакомую машину — Ждана с семьей! В голове смешалось: месть, Замята… руки сами повернули руль на встречную полосу. Страх заполонил мозг только в последнее мгновенье перед столкновением. Последнее, что видела полные ужаса глаза Жданы и ее мужа…
Когда Ждан увидел, что машина вильнула на их полосу и, не сбавляя скорости несется на них, успел крикнуть жене:
— Трансформируйся!
Обратиться полностью не успели, но в стадии начала обращения, жизнь волка замирает на несколько секунд. В грудь ударили подушки безопасности, крика дочери они не услышали…
Из искареженой машины их вытаскивали спасатели. Света сначала сидела на обочине, не понимая, что произошло? Зачем эта женщина сознательно пошла с ними на таран? Неосмысленный взором глядела, как запаковывают родителей с черные мешки, а потом она просто пошла в лес. Сначала на нее никто не обращал внимание. Потом она просто никого не хотела видеть. Слышала, что ее звали, но зачем-то спряталась. В глубине бора, под высокой елью, про которую ей часто рассказывал отец, она уснула…
Чёрный внедорожник проехал полями мимо селения несколько километров и остановился у Святого бора. Женщина, одетая в чёрную одежду. Уверенно вышла из машины. Открыла заднюю дверь и принялась вытаскивать похолодевшие бесчувственные тела, сначала мужчины, он лежал первый. Взвалила его себе на спину и понесла в сам бор. Примерно в полутора километрах от места остановки, ближе к центру, стояли рядом два рубежных резных столба, подошла к ним, одними губами что-то прошептала. После чего, по столбам прошёл голубоватой молнией разряд, соединив их аркой, и открылся временной портал. Женщина уверенно шагнула в него, оказавшись возле терема Лютомира. Передала на руки волкам бесчувственного Ждана.
— Где дочь?
— Сейчас принесу. Жди, вождь, — ответила женщина и скрылась в портале.
Она вернулась за дочерью вождя. Ждана оказалась лёгкая, по сравнению со своим мужем, её волчица донесла на руках до портала и так же передала на руки Лютомиру.
— Вот твоя дочь, вождь, — на ее лице словно застыла маска безразличия.
Лютомир бережно принял на руки своё сокровище и понёс к домику Зейды, что стоял поодаль всех остальных домов. Занёс, положил на широкую скамью. Знахарка в это время трудилась над Жданом.
— Как он? — горестно спросил вождь.
— Улита успела вовремя, они ещё не успели остыть в леднике. Жить будут, — коротко ответила Зейда, скрываясь в лекарской избушке.
— Если что-то понадобится достать из того мира, говори сразу.
— Так и будет, Лютомир, — ответила знахарка и занялась Жданой.
Возле терема его ждали двое матёрых волков. Они ждали, что скажет Зейда. Когда к ним подошел Лютомир, то све едва не ахнули — вожак был белым, как лунь. Слишком сильно было переживание за семью дочери. Следом за ними он отправил Зуба, проследить их до города, он-то и рассказал, что за рулем была Цветана. Как рассказать Доре, что ее дочери нет в живых? Может, лучше пусть снова думает о ней, как о потерянной? Зуб все время был рядом с сыном друга, которого считал своим сыном и горевал вместе с ним.
Улита вошла в лекарскую избушку, ее лицо не выразило никаких эмоций, но это так казалось. Лишь на мгновенье между бровей возникла тонкая морщинка и тут же пропала.
— Они…
— Выживут, Улита, — успокоила Зейда.
Волчица коротко кивнула и вышла. Ей не нужна благодарность вождя или еще кого-либо, она просто сделала свое дело, которое ей поручили.
Света в первую ночь у Ведов спала неспокойно, а во сне к ней пришли огромные волки. Они легли у постели дочери, наблюдая и оберегая ее. Даже в пограничном состоянии мать и отец были рядом. Она не знала, кем рождена, кем ей придется стать.
Лютомир пришел проведать дочь и зятя. Они лежали на широких лавках, прикрытые одеялами. В избушке топилась печь, чтобы согревать их тела. Вожак долго смотрел на них.
— Даже если ты в них сделаешь дырку, они не очнутся, — хмыкнула мать. — Сейчас они восстанавливаются. Для этого лучше оставаться в пограничном состоянии.
— Без тебя Улита справится?
— Они способная, — кивнула головой Зейда. — А почему без меня?
— Хочу отправить тебя присмотреть за Светланой.
Зейда замешкалась, глаза выдали ее беспокойство.
— А как же отец?
— Он поймет. И потом, ты будешь приезжать, когда захочешь. Мы купим тебе дом в пригороде. Сделаем новые документы, чтобы тебя никто не нашел. Мне горько тебя втягивать во все это…
— Я в это была втянута, как только повстречала твоего отца, — она прямо смотрела в глаза сыну. — А присмотреть за внучкой смогу. Сколько у меня времени?
— Недели две-три.
— К этому времени они могут прийти в себя.
— Им тоже нельзя пока нельзя туда возвращаться.
— Бедная девочка, — Зейда присела на краешек свободной скамьи. — Сколько ей придется пережить.
— Она сильная.
Мезеня, конечно, все понял правильно и отпустил жену, хоть и скребли кошки на сердце, но делать нечего. Дом купили недалеко от города в небольшой деревушке. На время исчезла Зейда Рогожина — появилась Надежда Васильевна Рогожина. Фамилию менять не стали. Рядом с ее домом стоял двухэтажный коттедж. Зейда сразу написала сыну, что по соседству в коттедже живет молодой одинокий волк. Она столько лет прожила в стае, что чуяла их. Парень ей нравился — порядочный, улыбчивый. Они быстро подружились.
Лишь через год Зейда объявилась внучке. Она объяснила ей все, но про родителей говорить не стала. Решили, что не время. Несколько раз Света приезжала к ней. Несколько раз Ярослав ловил знакомый аромат и каждый раз терял.
Цветану Замята забрал из морга в гробу. Она лежала такая красивая, в своем любимом платье, когда он узнал, в кого она врезалась, залило сердце черная злоба. Всю жизнь не давал покоя этот чертов волк! Всю жизнь он чуял его присутствие. Неужели она его так любила? А, может, это была месть? Но, почему сразу так? Слезы не затихали на его глазах, он только успевал их вытирать. Последний раз видит свою Цветану… цветочек… Не простит он ее смерти!