Сказки Пятиречья

Глава 1. Заброшенный храм

Это вторая книга из цикла "Пятиречье". Прежде, чем Вы начнете читать, хочу предупредить, что в первой и второй книгах описываются две относительно самостоятельные истории из одного и того же мира. Главные герои при этом разные (хотя есть персонажи, участвующие во всех событиях). Персонажи первой части появляются в книге постепенно. Не скучайте по ним, они ждут вас в финале :)

Пролог

Ночь. Старенький фонарь едва освещает заснеженную веранду. Из-за косой границы между его светом и темнотой еловых ветвей медленно сыплются искры невесомых, едва заметных снежинок. Похрустывают страницы, замерзшие пальцы медленно перелистывают их:

"Как наверняка известно тебе, дорогой читатель, мир наш представляет собой огромный шар, вращающийся вокруг Солнца. Луна же - всего-навсего большой круглый камень, пустой и безжизненный, призванный Создательницей лишь затем, чтобы отражать свет Солнца и освещать землю по ночам. За пределами пустоты, окружающей эти три тела, есть лишь другая пустота, в которой нет ни воздуха, ни живой энергии, ни мертвой. Попытки осмыслить дальнейшее строение нашей Вселенной приводят к сумасшествию, и потому не следует вникать в суть вещей, подвластных лишь Создателям. Но в пределах этих знаний возможно осмыслить строение других вселенных, входящих в Великое кольцо. Не смотря на то, что в каждой вселенной есть лишь один мир, населенный живыми существами, и лишь одно Солнце, их согревающее, есть и другие небесные тела, как то: луны, кометы, другие планеты и даже другие солнца. Все эти тела находятся на таком отдалении от населенного мира, что кажутся лишь светящимися точками. Их и видят путешественники. Их и называют звездами".

"Звезды. На этом небе нет и не может быть ни одной. Пятиречье - одинокий мир, равноудаленный от всех остальных. Врата его запечатаны, найти их теперь не могут и самые лучшие ученики Лавергена. Благодаря тебе здесь снова установилось хрупкое равновесие. Но это ненадолго: слишком стремительно рассеивается отданная тобой сила. Я не хочу этого видеть: смотреть, как они, будто звери, поглощают остатки твоего тела, твоих мыслей и желаний. Я не хочу видеть мир, в котором нет тебя.

Ночь. Еще одна ночь среди заснеженного леса. Жду ли я чего-нибудь? Нет. Без сомнений: я не увижу тебя больше. Но мне кажется, что ты рядом, что твоя душа осталась здесь: растворилась ли она во мне или в мире вокруг, или даже воплотилась в новом теле. Одно я знаю точно: она не исчезла бесследно. Наверно поэтому мне так светло и спокойно.

Небо сыплет серебристыми искрами, лес застыл в тишине. Кажется, я замерз, но так не хочется шевелиться. Если я усну сейчас, вернется ли моя душа сюда же? Стану ли я частью этого мира, или отправлюсь на нашу родину, которую никогда не видел? Знать бы наверняка. Я так хочу... так хочу... хочу..."

Книга выпала из бледных пальцев, упала на запорошенные доски, и рассыпчатый снег взвился сверкающими вихрями. Морозный воздух унес облачко вздоха и рассеял в темноте. Он ушел тихо. Тело его истаяло в воздухе. Качнулось освободившееся кресло, тяжко вздохнул большой пушистый пес.

"Я не нашел тебе подходящего тела. Неудачно получилось в этот раз, прости", - сказал Ветер.

"Ничего, не последний раз умираю", - ответила Она, опускаясь в кресло и закрывая глаза. Ветер подождал немного, потрепал пса, пошевелил еловые макушки, поиграл поземкой. Прошла лишь пара минут, когда в воздухе начали посверкивать невидимые живым серебристые искры. Сначала они висели бесформенным облачком. Потом подлетели ближе друг к другу, сложившись в высокий мужской силуэт, и замерли. Пару мгновений ничего не происходило. Ветер легонько тронул силуэт, человек вздрогнул и словно бы ожил. Но взгляд его был рассеянным, сознание вернулось лишь отчасти, ведь с этого момента для его памяти время пошло в обратную сторону, стирая все, что он помнил.

"Иди домой, мой хороший, - сказала Она, подходя к душе. – Ты все сделал правильно: чтобы родиться, нужно умереть. А теперь иди – туда, где тебе было хорошо. Когда придет время, мы снова встретимся".

И душа Амаддариэла – невесомая, неразумная – вновь стала облачком искр, и ее унесло на запад.

"Как жаль, что я не могу даже прикоснуться к нему, - вздохнула Она. – Знаешь, как я тоскую?"

Ветер не ответил. Его молчание пугало, но Она знала, что Ветер никогда не был человеком. Не было смысла говорить с ним о своих переживаниях, делиться мечтами. Ветер был просто силой. Чужой, разумной, бесчувственной. Чистый разум. Иногда он исполнял ее просьбы, иногда нет. Иногда он приходил за ней, иногда оставлял ее. Когда-то давно он поделился с ней силой, но она потратила всё без остатка. Беспомощная и одинокая, болталась Она между мирами, не имея возможности вернуться без посторонней помощи. Ветер носил ее туда-сюда, показывал то, что она хотела или не хотела видеть. Время от времени ее затягивало на ненавистную родину, и против воли она получала новую жизнь, в которой ничего не помнила о себе. Но после смерти она оказывалась в Пятиречье и вспоминала всё: свою первую жизнь и создание мира, свои возвращения. Тех, кого любила, тех, кто любил её. Но она была лишь одинокой душой. Живые не видели ее, мертвые – не помнили. И не было страшнее пытки, чем видеть родные души, бездумно блуждающие вокруг в ожидании новой жизни.

"Верни меня, - сказала Она, закрывая глаза. - Я хочу родиться снова".

"Тебе не понравится, как это будет. Кроме того, ты опять все забудешь", - заметил Ветер.

"Ничего", – Она улыбнулась: беспамятство – ничтожная плата за возможность встретить любимых. – Я снова напишу эту историю".

Глава 2. Ученик мага

Фергюс подкручивал винт телескопа до тех пор, пока в устройстве что-то не хрупнуло, возвещая, что дальше труба двигаться не может. Молодой человек ругнулся и принялся толкать ржавую махину плечом. Его так и подмывало воспользоваться магией, но учитель совершенно ясно выразился, когда брал его в обучение: либо Фергюс изучает все, что хочет о магии и больше никогда ею не пользуется, либо остается деревенским дурачком, который умеет петь и кипятить взглядом воду, что абсолютно бесполезно, если ты живешь на дне морском.

В этом вопросе учитель был очень суров, и Фергюс понимал его: однажды незадачливого ученика угораздило вместо уборки в обеденном зале заснуть за горкой дров для камина, и он подслушал разговор старших магов, где они обсуждали катастрофическое истончение магического слоя планеты и увеличение доли «мертвой» магии.

- Ни о каком балансе уже и речи быть не может, - ворчал архимаг. – Такое количество «мертвой» энергии не переработать даже королевскому топазу размером с дом. Если бы сейчас повторилась та история с Томи, я уверен, она смогла бы впитывать силу просто из пространства.

- Томи? Кто это? – спросил один из магов-практиков.

- Томи - это прозвище, которое полуэльвы дали Создательнице в ее второе возвращение, - пояснил ему сосед.

- Третье, - поправил старый кварк.

- Нет. Первый раз считать нельзя, если мы говорим именно о возвращениях. Возвращалась она дважды.

- Демагогия, - вздохнул архимаг, усаживаясь в глубокое кресло. - Какая разница, сколько раз она возвращалась? Без своей силы она ничего не сможет изменить. Важно, вернется ли Хранительница.

- Разве она может не вернуться? Я думал, она всегда возвращается, - изумился маг-практик.

- Все так думают. Потому что никто не хочет верить, что лучше уже не будет. Пора бы взяться за голову и самим заняться восстановлением баланса. Мы больше не можем ждать, все зашло слишком далеко...

Окружающие озадаченно уставились на архимага: раньше он весьма лояльно относился к естественному ходу событий и впервые призвал их к действию.

- Господин, что привело вас к такому решению? - осторожно спросил его маг-практик.

- Ты когда последний раз бывал в людских селениях? - вместо ответа сказал тот.

- Эмм, - маг замялся. - Лет двадцать назад, не больше.

- А родился когда?

- Мне сто сорок пять, а что?

- А то, что в рамках своей короткой жизни ты не можешь заметить сколь-нибудь серьезных изменений. Они происходят медленно, исподволь. Я прожил почти тысячу лет, и вижу, что мы катимся в пропасть все быстрее и быстрее, и ничего не делаем.

- Согласен, господин, - кивнул кварк. - Мой отец рассказывал мне то, что ему передали предки, и я сделал вывод, что в мире многое поменялось со времен его сотворения.

- Что, например? - поинтересовался практик.

- Например, продолжительность жизни. Тебя не пугает тот факт, что некоторые эльвы проявляют признаки старения? - спросил его архимаг.

- А что в этом такого? - удивился практик, который сам от рождения был унагийцем и плохо разбирался в физиологии эльвов. - Некоторые из вас живут сотнями лет, должно же это как-то сказываться на внешности.

- В том-то и дело, что стареют относительно молодые эльвы: те, кто появились на свет в последние пятьсот-семьсот лет. Сначала их было немного: один-два на целый город. А теперь каждый сотый покрывается сетью морщинок. А тысячелетние эльвы тем временем по-прежнему выглядят как тридцатилетние. Посмотри на меня, - архимаг провел ладонью по лицу: его кожа была упругой и гладкой, - вот так должен выглядеть старый эльв: сильным и молодым, а не морщинистым стариком с подагрой и радикулитом.

- Про рождаемость и говорить нечего, - поддержал его кварк. - Если б не полуэльвы с их плодовитостью, северные края давно бы уже опустели.

- А нравы? - с горечью продолжил архимаг. - Во времена моей молодости никто не запирал дверей, не выяснял отношений драками, не мстил соседям из зависти. Даже нищих не было, потому что всякого неприкаянного жалели и помогали ему устроиться в жизни. А теперь в мире происходят невероятные вещи. Унагийцы уже дважды бились с лиссами, а армары и вовсе травят реки, чтобы насолить русалкам: просто так, от злости. Одни кварки заперлись в Тросварде, ибо память предков говорит им, что так не должно быть.

- В каком-то смысле в бесконечных войнах есть своя польза, - осторожно заметил кварк. - Людей становится меньше, магия тратится медленнее.

- Ты еще предложи ввести человеческие жертвоприношения как обязательный обряд, - снисходительно улыбнулся практик.

- Я уже рассматривал это как вариант, - коротко сказал архимаг, и практик подавился новым ироничным предложением. - Но у нас нет достаточно эффективного прибора для переработки настолько мощного выброса мертвой энергии, так что прибережем жертвоприношения на крайний случай.

В тот день Фергюс еще много что услышал про мертвую и живую магию и про деградацию мира. Войны и старение эльвов его не слишком пугали: к войнам он привык, а друзей-эльвов у него не было. Разве что учитель, но тому старение не грозило: шутка ли, прожить на земле полторы тысячи лет? Фергюс любил своего учителя, тот был добрым и понимающим человеком. Возможно, немного не от мира сего, но при его возрасте простительно быть не таким как все.

Сам он был родом с небольшого острова восточнее Русальего залива. Мать его была красивая и бестолковая, и к воспитанию сына отнеслась со свойственным ей безразличием, а отца давно уже сожрали акулы, так что Фергюс целиком и полностью посвятил себя магической науке, и нисколько не жалел, что учитель забрал его в Лаверген. Вот, разве только по морю скучал: уж очень на земле тяжело дышать и ходить.

Зато, за те несколько месяцев, что он уже прожил в Лавергене, Фергюс успел загореть, кожа перестала быть прозрачной, и о его русальем происхождении говорили теперь только синие глаза без белков, перепонки между пальцами да волосы густого фиолетового оттенка. Себя он считал очень симпатичным и не брезговал время от времени покупать красивую одежду и посещать ювелира: благо, денег ему на карманные расходы выдавали немерено (чтобы ни в коем случае не вздумал колдовать за деньги). Учитель только посмеивался, видя своего ученика в очередном щегольском наряде.

Глава 3. Дядюшкина история

- Ну вот, мы и добрались, - пропыхтел Илиган, взобравшись на холм, с которого открывался отличный вид на крепость. Вслед за служителем на вершину выбрался и Атуан, ведя в поводу лошадь, на которой сидела и с любопытством глазела по сторонам Тюлли. Вскоре их тропинка слилась с широкой дорогой, ведущей из Тола-Вилсы, и копыта лошади застучали по подсохшей, утоптанной и прогретой солнцем земле. Рядом с ними двигались туда-сюда другие путешественники: кто-то вез товар на весеннюю ярмарку, кто-то отправлялся в гости, кто-то ехал по делам. Больше всего среди путников было, конечно, полуэльвов: то тут, то там мимо компании проезжали люди с перьями вместо волос, длинными когтями, неестественно вытянутыми ступнями или шипастыми локтями. Но попадались и чистокровные эльвы: голубоглазые, светловолосые, заплетенные по всем правилам.

Тюлли впервые увидела столько людей, но ее это не напугало и не смутило: всякий раз, завидев что-нибудь интересное, она беззастенчиво тыкала пальцем и радостно повизгивала. Люди тоже глазели на нее, но лишь потому, что она чуток смахивала на умалишенную: ее внешность для выходцев Тэллы была весьма заурядной. Вот если б у нее рог изо лба рос или крылья в три ряда, тогда другое дело!

Компания прошла по запруженной дороге, промаялась в воротах, пытаясь обогнуть столкнувшиеся повозки, попетляла по старым улочкам, завешанным мокрыми простынями, и свернула на дорогу к дому старейшин. Квартал был занят в основном мастеровыми редких профессий, вроде переплетчика или часовых дел мастера, и народ сюда захаживал исключительно зажиточный и степенный, отчего здесь было тихо и уютно. Атуан ссадил Тюлли на землю, они прошли мимо нескольких домов и остановились у кованой калитки.

- Я пойду сразу в храм. Забрать твою лошадь? А то ведь у старика конюшни нет, сам знаешь, - сказал Илиган.

- Да, пожалуйста, - кивнул Атуан, подавая повод и сгружая сумки. - Мы тебя вечерком навестим.

- Угу, - невнятно ответил Илиган и двинулся дальше по улице.

Атуан толкнул скрипучую калитку, и они вошли в небольшой палисадник, заросший свежей зеленью - правда, в основном, сорняками. Извилистая тропинка, выложенная битым кирпичом, вела куда-то влево, сквозь густые кусты под яркое солнце.

- А-а, Атуан, - послышался добродушный голос, - давно тебя не видел.

- Здравствуй, дядя Марк, - ответил юноша и обнял сидящего на крыльце полуэльва. Лицо хозяина дома сверкало прозрачными чешуйками, которые рассыпали всюду брызги солнечных зайчиков. Волосы цвета белого серебра укрывали его спину, и их кончики лежали на крыльце, но он не заплетал их, хоть это и раздражало соседей-эльвов.

- Кто это с тобой? - Марк повернул голову в сторону спутницы Атуана и уставился сквозь нее ярко-голубыми глазами с черной каймой. Молодой человек подвел девушку поближе. Тюлли заинтересовалась чешуйками на висках старого полуэльва и поскребла их ногтем. Атуан вжал голову в плечи, ожидая замечания, но дядя Марк лишь ухватил ладонь девушки своей когтистой рукой, методично ощупал ее, потом скользнул до плеча, легонько прикоснулся к ее лицу, ушам, волосам. Тюлли забавно сморщилась, а потом чихнула. Старик рассмеялся.

- Что за чудо! - сказал он с улыбкой.

- Я не чудо, я Тюлли, - уверенно заявила девушка.

- Дядя Марк, мне нужно с тобой поговорить, - обреченно выдохнул Атуан.

- Да я уж понял, - улыбнулся старик. - Ладно, проходи, охламон. Рассказывай, во что ты вляпался на этот раз.

День пролетел незаметно. Они дважды успели отобедать, прежде чем Атуан закончил свое повествование, подробно изложив всю суть своих грехов со времен последнего визита в Тэллу - а их накопилось немало. Дядя Марк кивал, прихлебывая горячий чай, ни о чем особо не спрашивал, ни за что не корил. Тюлли кружила по дому, играя с невиданными ею прежде вещами.

- ... Вот, пришел к тебе за советом, - закончил Атуан свой рассказ.

- Хм, - старик почесал когтем подбородок. - Так какого, говоришь, цвета ее глаза?

- Почти черные.

- Хм, - снова сказал дядя Марк. - Вот и связались веревочки... Только из какого клубка и одного ли цвета - не видать слепцу.

Атуан благоразумно промолчал. Его дядя редко говорил непонятные вещи, и если уж говорил, то касались они обычно не Атуана, а чего-то серьезного.

- Так как мне поступить? За ней нужен присмотр, а я не хочу ее никому доверять, - сказал Атуан.

- На этот вопрос тебе может ответить только Ветер.

Атуан замер с приоткрытым ртом от столь образного и при этом абсолютно бесполезного ответа, но старик продолжил:

- Я не знаю, что за диковину ты отыскал в брошенном храме, но раз уж ты ее разбудил, тебе и заботиться, так что слушай свое сердце, оно верно подсказывает.

- Я не понимаю тебя, дядя, - честно ответил парень.

Марк вздохнул, встал и поманил Атуана пальцем. Затем открыл нижний ящик комода, ощупал его содержимое и достал прямоугольный сверток. Атуан принял его, аккуратно развернул и обнаружил старый-старый рисунок в прямоугольной рамке под стеклом.

- Не рассыпался еще? - спросил Марк.

- Нет. Только пожелтел сильно. Потемнел даже.

Марк закивал, потом по памяти ткнул в левый угол рисунка: там был изображен сидящий на коленях человек.

- Это я. В молодости.

- Ой, правда? - заинтересовался Атуан, поднес рисунок ближе к свету. Дядя Марк почти не изменился. С рисунка со смущенной улыбкой смотрел худощавый полуэльв, на его макушке покоилась рука женщины, сидящей рядом в кресле. Еще правее, на подлокотнике кресла с неестественно прямой спиной сидел другой человек, заплетенный как эльв. Лицо его было плохо видно, так как именно в этом месте бумага была немного помята и начала крошиться. Рисунок был большим, и там были и другие люди, но эти трое были на первом плане. Честно говоря, дядя явно был отнесен художником к массе людей во втором ряду, но женщина держала ладонь на голове Марка, и он казался чем-то вроде дорогой породистой собачки у ног богатой дамы.

Глава 4. Сквозь гору

"Магия какая-то", - подумал Фергюс, тупо глядя на гору, где еще минуту назад разливалось невидимое обычному глазу сияние. Сейчас гора была холодной и безжизненной. Собственно, такой, какой ей и полагалось быть, но куда же делся Источник? Фергюс повращал линзу так и эдак, но не мог найти и следа сияния. Бросив бесплодные попытки, он решил не нервничать раньше времени и заняться приготовлениями к ночлегу: авось, утром само все разрешится.

Как настоящего жителя морей, Фергюса мало интересовал вопрос тепла. Напротив, в студеной воде весеннего озера он бы выспался не в пример лучше, чем в самом уютном шатре. Но лес озерами не баловал, а грязные ямы, заполненные талой водой, молодого человека не прельщали. Воровато оглянувшись, будто ожидая, что сейчас из-за ствола трехсотлетней сосны на него укоризненно глянет учитель, Фергюс промурлыкал пару заклинаний, и небольшой родник послушно зажурчал, поднимаясь по ближайшему дереву, змеей обвил ветку и посыпался сверху градом ледяных капель. Фергюс шустро освободился от пропитавшейся потом одежды и с наслаждением вошел в импровизированный водопад. Волосы потемнели и стали скользкими, как водоросли, кожа зачесалась, желая поскорее обрасти чешуйками, но Фергюсу никак не улыбалось бить хвостом по усыпанной иглами земле, и он сдержал желание обратиться в свою первоначальную форму. Вода была холодной, освежающей, и голова его заработала в новом направлении.

Если подумать, то чего он еще ожидал? Источник, который он так стремился найти, мог оказаться чем угодно: от всеми забытого древнего заклинания до нового королевского камня. Да и место его расположения было то ли в Тэлле, то ли возле нее, а особенности магического излучения полуэльвов почти никто не изучал. К тому же, всем известно, что мощные источники энергии, наподобие Камня Ламнискаты, рассеивают свои запасы настолько непредсказуемо, что, попав в зону их действий, трудно определить, что именно излучает силу, если источник не светится от ее переизбытка. Кроме того, если верить телескопу, живая магия не просто расходилась из одной точки в разные стороны, а загибалась петлями, возвращаясь к точке зарождения. Больше всего это походило на древнее заклинание, вроде того, что заставляло Лаверген делать свои пространственные скачки: город поглощал мертвую магию, частично перерабатывал ее, но не выбрасывал в пространство, а пользовался ею для перемещения на новое место. Таким образом, Лаверген никак не нарушал магический баланс. Но механизм заклинания был так сложен, что до сих пор маги не сумели его понять. А как было бы здорово, если б город был настроен только на переработку мертвой магии. Тогда энергии хватало бы всем его жителям.

Думая в таком направлении, Фергюс практически убедил себя, что разыскивает древнее устройство, работающее на мертвой магии. И если ломать механизмы Лавергена было себе дороже, то разломать всеми забытую магическую развалюху ему никто не мешал. Фергюс взбодрился, встряхнулся, и принялся готовить ужин: что бы там он ни думал о прелестях холодной воды, крупа хороша все-таки в вареном виде.

Илиган уже давно спал подле горячего бока козы Маньки, да и Атуан задремывал, а Тюлли все вертелась, устраиваясь поудобнее, и то и дело будила полуэльва случайными толчками. Наконец, она подобралась в уютный комочек возле его левого плеча. Удовлетворенно заурчав, подняла мордашку к самому его уху и тихонько спросила:

- Ты спишь?

- Да.

- Врешь.

- Да. Что ты хотела?

Тюлли задумалась, подбирая слова, которые давались ей еще с большим трудом:

- А твоя жена тебя не заберет?

- Нет у меня никакой жены, и никто меня не заберет. Спи давай.

- Но за тобой же гонятся!

- Я как-нибудь выкручусь, не бойся.

- Выкрутишься? Как мокрое полотенце?

- Нет. Как живая рыба из неумелых рук.

- Что такое рыба?

- Ой... Давай, я тебе потом покажу. Вот к речке выйдем, поймаем парочку рыбин, и посмотришь.

- Хорошо.

Тюлли умолкла ненадолго, но в голове у нее вертелось еще много вопросов.

- А кто такая Томи? - наконец спросила она.

- Это наша всеобщая мать. Если мы с тобой об одном человеке думаем, конечно, - решил уточнить Атуан.

- Разве их было много?

- Как тебе сказать... Тут все очень запутано. Вообще-то, полуэльвы только одного человека называют этим именем - нашу Создательницу. Но на самом деле это не имя, а прозвище.

- А как ее на самом деле звали? - заинтересовалась Тюлли, укладывая подбородок на плечо Атуана.

- Понятия не имею, - пожал свободным плечом полуэльв. - Сначала у нее было имя - очень давно, когда она еще только создала наш мир. Но с тех пор прошло много тысяч лет, и не осталось никого, кто бы помнил, как ее тогда звали. Потом она умерла, и мы долго не могли ее найти.

- Зачем искать того, кто умер? - нахмурила бровки Тюлли. – Ты говорил, мертвые не шевелятся, значит, их трудно потерять. Они же большие.

- Я говорю о душе. Когда человек умирает, его душа освобождается, очищается и появляется на свет в новом теле. Обычно в теле новорожденного, хотя Создательница иногда появляется на свет сразу взрослой. Но ведь у нее на лбу не прибита табличка "Я - Создательница", поэтому даже если она среди нас, мы можем этого и не знать. Последний раз, когда ее узнали, она носила прозвище "Томи".

Глава 5. В объятьях Навьи

Рассвет еще только-только занимался, когда трое путешественников и коза наконец выбрались из пещеры. Перед ними открылся довольно крутой склон, в некоторых местах прорезанный серыми валунами, словно гребнями акул. Прежде чем отправляться в дальнейший путь, стоило немного передохнуть и привыкнуть к свету, и путники принялись спускать с плеч котомки.

Справа от них журчал ручей. Он едва-едва струился из огромной вертикальной щели. Тюлли с любопытством заглянула туда и гугукнула. Тьма отозвалась жутковатым эхом.

- Подвинься, нечего ерундой страдать. Дай людям умыться, - проворчал Илиган, пристраиваясь к роднику, чтобы умыться.

- Ты бы сам лучше отошел, - посоветовал ему Атуан, получив в ответ только возмущенный «фырк». Полуэльв пожал плечами и сказал:

- Ну, как хочешь. Тюлли!

Атуан поманил девушку пальчиком, та подбежала и встала рядышком.

- Смотри, что сейчас будет, - прошептал он, кивая на Илигана.

Тюлли с интересом уставилась на эльва. Сначала ничего не происходило. Потом коза, стоявшая рядом с Илиганом, нервно вздернула ушки, поводила ими и, недолго думая, решила присоединиться к наблюдающим. Земля под ногами едва ощутимо завибрировала, из темного провала подул ветер, потрепавший макушку эльва.

- Три… два… один… - театрально прошептал Атуан.

В следующее мгновение из щели вырвалась мощная струя воды. Она ударила в Илигана и свалила его с ног. Илиган не только упал, но и закувыркался вниз по склону, с громкими ругательствами прикладываясь ко всем подвернувшимся по пути камням. Наконец, поток иссяк и перестал смывать его вниз. Эльв поднялся и с возмущением посмотрел на друзей: те катались по земле, держась за животы от смеха.

- Я вам это еще припомню! – пригрозил он, потрясая пальцем в воздухе. Из мокрого рукава тут же выпала и забилась на земле тощая и мелкая рыбешка. Глаза Тюлли вспыхнули яростным блеском, она бросилась на сверкающее нечто с энтузиастом оголодавшей кошки. Рыбка билась на камнях, и девушке никак не удавалось ее поймать.

- Помнишь, ты спрашивала, что такое рыба? – сказал Атуан, отсмеявшись. – Вот это и есть рыба. Рыбы живут в реках, озерах и морях. Рыба очень вкусная и… Э-э! Тюлли, погоди, она же… а, блин, ну вот вечно с тобой так.

Атуану оставалось только сокрушенно хлопнуть себя ладонями по бедрам, потому что на словах «рыба вкусная» Тюлли незамедлительно отправила в рот едва пойманное существо. Пожевав его пару мгновений, она скривилась и сморщила носик, а потом принялась старательно выплевывать добычу.

- Пфе-тфе, - старательно высовывала она язык, пытаясь сплюнуть неприятный привкус.

- Тюлли, ее сначала нужно было приготовить, а потом уже есть, - с опозданием попытался вразумить ее полуэльв.

- Рыба такая… рыба, - попыталась выразить свои ощущения девушка. Ее поняли и без слов.

Когда Илиган переоделся, они стали спускаться. Склон был довольно крутым, но тут и там торчащие камни позволяли передвигаться вниз короткими перебежками. Каждый из путешественников делал это по-своему: Илиган – на полусогнутых, коза – прыжками, Тюлли – с веселым визгом, Атуан – со смехом и ругательствами (в те моменты, когда инерция впечатывала его в камень слишком сильно).

Путешествие давалось им на удивление легко, если, конечно, не брать в расчет быстро ухудшающееся состояние обуви, которой не нравилось тесное общение с острыми камнями. Так что они и не заметили, что их возгласы становятся все менее и менее слышны из-за нарастающего шума – это пряталась где-то среди камней Навья.

Наконец, склон стал чуть более пологим, солнце почти добралось до середины своего пути, и троица решила устроить привал. Выбрав для этого приятного дела большой плоский валун, они радостно расселись и принялись уплетать подсыхающий уже хлеб, натерев его долькой чеснока и посыпав солью для вкуса. Солнце светило ярко, дорога казалась легкой и веселой, и настроение путников было хорошим как никогда.

- Ой, я же Маньку не доил, - всплеснул руками Илиган. – Совсем забыл со всеми этими перебежками. Манька!

Эльв поднялся, приложив ладонь ко лбу козырьком, и принялся оглядывать горные просторы в поисках козы. Ее нигде не было видно, даром, что коза была белоснежной. Зато внизу, в той стороне, где должна была пролегать дорога на Тола-Вилсу, виднелись маленькие фигурки всадников. Эльв лишь ненадолго остановил на них свой взгляд, занятый поиском. Но потом вдруг вздрогнул и попытался их рассмотреть. На таком расстоянии это было трудно. Все, что он мог увидеть, это наличие у путников ярких одежд и отсутствие груза. Сложив два и два, Илиган пришел к выводу, что яркую купеческую одежду не будут носить ни крестьяне, ни служивые, а самим купцам без груза в этих местах может быть нужно только одно…

- Атуан, собирай вещи, - негромко, но нервно скомандовал Илиган. – Нам пора уходить.

- Что-то случилось?

- Похоже, не ты один знаешь, что под горой есть ход. Те ребята из купеческой гильдии явно ждут, когда ты спустишься на дорогу, потому что другого пути через Навью, кроме моста у Тола-Вилсы здесь попросту нет. Нам нужно скорее их обогнать.

Глава 6. Черемуховый запах

Окна покоев сэмери выходили на восток, и солнце заглядывало в его обитель едва ли не раньше, чем во все остальные дома Пятиречья. Пожалуй, за право первым увидеть восход с ним могли бы соревноваться разве что работяги-рыбаки, затемно выходящие к морю, или таинственные ведьмы востока. Солнце прогоняло тьму за считанные мгновения, заливая нежным светом белые простыни и одеяла.

Сэмери спал, раскинувшись по широкой постели, как ребенок, и выглядел расслабленным. Его светлые, почти белые волосы, чей редкий цвет достался ему в наследство от отца, хаотично стекали по подушке, напоминая ручьи. Эрвингалар улыбался во сне. Его пальцы время от времени чуть сжимали краешек одеяла, словно обнимая кого-то.

- Господин Эрвингалар, вы просили разбудить вас на рассвете, - позвал его слуга.

Первой с лица сэмери слетела улыбка. Он слегка напрягся, сжал губы, глубоко вздохнул и открыл глаза. Сощурившись от яркого солнца, он сурово глянул на слугу, и тот поспешил скрыться. Сэмери еще раз вздохнул и поднялся, потирая лицо.

Бесконечное строительство во дворце и в городе некоторое время назад наскучило ему, и он решил выйти за пределы белых стен. Сегодня, едва ли не впервые за несколько десятилетий, он планировал проинспектировать приморские селения. Нет, он не собирался наводить там порядок или требовать двойных налогов – приморские жители исправно содержали его дом в достатке. Просто сэмери чувствовал, что он засиделся в пяти стенах родного города. Ему хотелось свежего морского воздуха и движения.

Утро было замечательным. Яркий золотой свет смело заливал высокие залы, путался среди колонн, дробился в зеркалах. Он просовывал свои лучи-пальцы во все щели и высвечивал мельчайшие пылинки, вгоняя горничных в краску. Но сэмери не обращал на них внимания. Освеженный умыванием, в новых белых одеждах, он казался ослепительным божеством, стремительно идущим по коридорам навстречу солнцу. Прозрачные камни на застежках рассеивали вокруг миллиарды радуг, украшения из белого золота яростно блестели, а внимательные глаза сэмери казались двумя странными осколками зеркала, отражающими до боли яркое голубое небо. Он шел по дворцу, и люди падали перед ним на колени. Бесспорно, их повелитель был прекрасен.

Он спустился по мраморной лестнице, помнившей еще шаги Хранительниц, и оказался на Праздничной площади, где его уже ждала карета. Из углов площади вели пять дорог. Между двух из них вольготно расположился дворец, за которым прятался сад. Совсем недавно, лишь пару лет назад, его начали очищать от медей, но сэмери сомневался, что в этом есть хоть какой-то смысл: многие деревья давно погибли, и только плети медей еще хранили их форму. Каменные тропинки, некогда, по-видимому, парившие в воздухе, по мере разрушения заклинаний обрушились, превратившись в обросшие мхом поломанные плиты. По мере очищения, сад не становился лучше. Наоборот, он терял все свое мрачное очарование, которое так привлекало юного сэмери.

Два соседствующих с дворцом строения – школу и палаты лекарей - Эрвингалар также не видел смысла восстанавливать: слишком мало было в его городе людей, чтобы содержать их. Разумеется, при Хранительницах, когда в городе обитала целая армия и огромный штат прислуги, в этом был смысл. Но сейчас население приморья составляло едва ли больше трех тысяч человек. Да и что это были за люди? Жалкие выродки, потомки смешанных браков. Если б не Туманная долина и Двенадцать горных врат, Эрвингалар давно отправил бы этих несчастных на восток, к ведьмам, ибо среди урлангов им самое место. Но Долина, раз открывшись, чтобы пропустить делегацию, с которой сюда явился и его отец, обратно выпустила едва ли половину, и больше никто не рискнул нарушать ее границы. Горные врата также больше не замерзали, а морские водовороты и так никогда не останавливались, уничтожая всех, кто осмеливался приблизиться к Белому городу с моря.

Сэмери еще раз окинул взглядом пустые окна лекарских палат и школы, с удовлетворением оглядел перестроенный дворец, теперь действительно сверкающий белым, и сел в карету. Лошади зацокали копытами, провозя его по восточной дороге мимо домов мастеровых. Когда-то только сектор по правую руку принадлежал ремесленникам, в левом же жили воины, а потому там было больше конюшен и открытых площадок, которые крестьяне приспособили под свои нужды.

Чем больше отдалялась от дворца карета, тем чаще встречались обжитые дома. То тут, то там мелькали деловитые фигуры: люди торопились выпустить коров в общее стадо. Слышались типичные деревенские звуки: крики петухов, гоготанье гусей, мычание и блеяние. Время от времени какофония сдабривалась крепким словечком или визгливым выкриком, падением чего-нибудь тяжелого и звонкого или детским плачем. Сэмери проезжал мимо крестьян быстрее, чем они успевали выйти к дороге и поклониться ему. Но он знал, что они делают это ему вслед: тихо, безропотно, искренне.

За городом было чудо как хорошо. Повсюду зеленела сочная трава, деревья шелестели молодой листвой. Пахло свежестью, цветущей черемухой и еще немного – водорослями. Сэмери даже позволил себе немного высунуться из окна, чтобы насладиться этим сочетанием.

- К морю ехать? – истолковал по-своему это движение кучер.

- Нет. Холодно еще для морских прогулок.

Вообще-то, Эрвингалар любил море, и прохладный ветер его не пугал. Но в такое солнечное утро стоять на берегу моря и не иметь возможности искупаться в нем из-за нестерпимо холодной воды – было пыткой. Вот через месяц, когда прибрежные воды прогреются, он непременно приедет сюда снова, чтобы пробежаться по воде. Да-да, именно пробежаться: у самого берега вода отчего-то была ужасно горькой и соленой и оттого очень плотной, и легкая поступь эльва позволяла ему пробежать по поверхности метра три, прежде чем упасть. А еще морская вода была куда прозрачнее, чем в речушках, озерах или колодцах, и казалась обманчиво неглубокой, в то время как до дна было так далеко, что не хватало ни сил, ни дыхания, чтобы до него доплыть. Правда, русалкам это удавалось, ну так то русалки: они и тяжелее, и с хвостами.

Глава 7. Основы письма

Фергюс проснулся рано. Солнце едва-едва коснулось старых, плоских, как камень, подушек и серых замызганных простыней. Комнатка была маленькая. К тому же, от остального дома их отделяли лишь тонкие дощатые стены со щелями, и магу пришлось вести себя очень тихо, чтобы не разбудить ни хозяев, ни спутников. Последние сегодня планировали хорошенько отдохнуть перед продолжением дороги, и ему, наконец, выпала отличная возможность заняться своими делами, а именно: отправить весточку в Лаверген.

Дело это было непростым, ведь Лаверген не стоял на месте, как бы странно не звучала эта фраза в отношении города. Его перемещения были хаотичными, и единственное, что их связывало - наличие на новом месте мертвой магии, а этого добра теперь повсюду было навалом. Отработанные частицы энергии выделяло в пространство абсолютно все: деревья, насекомые, животные и, разумеется, люди. Без Хранительницы эти частицы некому было перерабатывать, и они век за веком накапливались в воздухе. Когда-то давно задачей Лавергена было отыскивать людей, чьи тела больше других выделяли мертвой магии – то есть, самих магов. Но обилие частиц сбивало Лаверген с толку, и теперь он просто перемещался, куда ему вздумается. Конечно, он по-прежнему появлялся рядом с магами, но уже не так часто, как тем хотелось бы.

И теперь перед Фергюсом стояла трудная задача: связаться с теми, кто остался в городе. Проще всего было бы отправить сообщение через заряженный топаз. Да вот беда: этих славных произведений древнего магического искусства осталось не так уж много, и господин Марен не пожелал расстаться с ними даже ради великой миссии по спасению мира, коей мнил свое задание Фергюс. Еще одним способом было заколдовать голубя, чтобы тот думал, что Лаверген – его дом родной, и летал по свету, пока не найдет его. Правда, голубь мог летать туда-сюда очень долго, вплоть до нескольких недель, но это было даже на руку Фергюсу: пока долетит, пока его наставники доберутся до Туманной долины, да пока он сам туда доберется, у него будет тысяча возможностей исследовать свою диковину, а возможно, и самому добыть из нее магию. Вон, она и сейчас подпитывает его, пусть и весьма слабо, но достаточно, чтобы через пару месяцев сравняться в силе с самим Учителем.

Фергюс непроизвольно потер руки и уже взялся было за ручку двери, как его настиг тихий шепот:

- Ты куда? – спросила Тюлли, ухватив его за штанину.

- Пойду погуляю, - так же шепотом ответил ей маг, пытаясь высвободить ногу.

- Я с тобой, - тут же вскочила Тюлли, быстро натягивая сапожки.

- Нельзя. Ребята тебя потеряют.

- Если нас обоих не будет, то не потеряют.

- Грр, - тихо прорычал Фергюс, но сделать ничего не смог: начни он сейчас спорить с Тюлли, всех перебудили бы. Так что он открыл дверь и дождался девушку.

- Козу подоите, - проворчал им вслед Илиган.

Маг только вздохнул.

- Вот разбудила Илигана, теперь сама доить будешь.

- Хорошо, - подозрительно радостно согласилась Тюлли, и мага посетила запоздалая мысль: а умеет ли она это делать?

Манька встретила их недружелюбно. Расставив пошире все четыре ноги, она выставила рога вперед и угрожающе мемекнула. Тюлли обошла козу справа, весело помахивая пустым кувшинчиком на веревке в одной руке и полупустым ведром в другой. Коза подозрительно проводила ее взглядом, изогнув шею. Тюлли несколько раз видела, как Илиган доит Маньку, и потому уверенно сыпанула в кормушку горсть овса, сполоснула вымя водой, не менее уверенно перевернула ведро и уселась на него, как на трон, подле манькиного бока. Вытянула руки и…

- Мее!! – жалобно взвыла коза и сделала головокружительный прыжок – подальше от горе-доярки. К несчастью, на пути ее скачка оказался Фергюс, и изогнутые, но оттого не менее твердые рога впечатались в его тело – как раз примерно посередине.

- Тебе больно? – тут же подскочила к нему Тюлли, увернувшись от козы, нарезающей круги по сарайчику.

- Нет, - мужественно простонал маг, согнувшись в три погибели. Но Тюлли уже знала, что такое ложь, и жалостливо принялась гладить его по голове.

- Знаешь, Тюлли, подожди-ка ты меня снаружи, - едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на брань, попросил ее Фергюс. Тюлли послушалась и вышла, по пути несколько раз тревожно оглянувшись на мага.

- Мее? – подала голос коза, каким-то чудом взобравшаяся на поленницу в углу.

- Ушла-ушла, - ответил ей Фергюс, с трудом разгибаясь. – Можешь спускаться. Это чудовище с милым личиком тебя больше не побеспокоит.

Вышел он из сарайчика не скоро, все еще немного похрамывая. Поставил кувшин в сени, накрыл тряпкой и со вздохом сел на крыльцо, укоризненно уставившись на виновницу происшествия. На пару минут воцарилась тишина, нарушаемая лишь деревенскими звуками и шуршанием тюллиного сапога, стыдливо ковыряющего носком землю.

- Хочешь, я поглажу, где у тебя болит? – наконец, попыталась пойти на примирение Тюлли.

- Нет, спасибо, - с нажимом ответил Фергюс. – Давай ты лучше мне пообещаешь, что в следующий раз ты сначала спросишь меня, как делать то, что ты не умеешь делать, а потом уже будешь делать.

- Хорошо, я обещаю, - закивала Тюлли. – Так мы пойдем гулять?

Глава 8. Старый лекарь

Когда сэмери обнаружил пропажу, он не сразу вернулся к себе, а занялся поисками: это же Приморье, сюда так просто не попасть и отсюда так легко не выбраться, а значит, тело Создательницы должно быть где-то поблизости. Но два дня безнадежных поисков убедили его, что невероятное все-таки случилось, и кто-то действительно забрал реликвию за пределы Приморья. Конечно, был небольшой шанс, что один из юродивых решил ее похоронить, но тогда бы он и с телом Фиаэла так же поступил. Да и к тому же не так-то легко в одиночестве заниматься захоронением каменной статуи, а в команду сумасшедших сэмери верилось еще меньше. Местные заверили его, что подобных мыслей никому и в голову не приходило и что храм – самое лучшее место для реликвий, ведь он для того и был возведен.

Поломав некоторое время голову над странной проблемой, сэмери пришел к выводу, что это был кто-то извне и почти наверняка – маг: толпу людей сложно не заметить, а одиночка не смог бы управиться с громоздким предметом, не владея магией. Придя в согласие со своими мыслями, Эрвингалар отыскал шкатулку с заряженными топазами и печально их осмотрел. Топазов было мало, ой, как мало для человека, навсегда отрезанного от мира. Их подарили его отцу маги Лавергена во время последнего явления Создательницы, когда Туманная Долина ненадолго ослабила свою хватку под влиянием магических возмущений и пустила в Приморье гору народа. Эрвингалар ревниво пересчитал камни, опасаясь, что и тут что-нибудь могло пропасть. Но камни были на месте. С их помощью можно было связаться с главами всех государств и городом магов, но только по одному разу. Сэмери никогда прежде не пользовался ими, хотя соблазн послать весточку в мир и рассказать, что он, Эрвингалар, сменил своего отца и отныне является Королевским Слугой, был велик.

Эрвингалар перебрал камни и отыскал тот, что был помечен литерой «Л» - Лаверген. Крепко сжав камень в руке, он ощутил, как в пространстве выстроился невидимый магический поток: кто-то на том конце был рядом с камнем и готов был принять сообщение.

«Я – Эрвингалар, Королевский Слуга, - мысленно проговорил сэмери. – Хочу сообщить действующему архимагу, что из приморского храма пропала ценнейшая реликвия – тело Создательницы, хранившееся там веками. Предполагаю, что один из владеющих магией вынес ее за пределы Приморья, и настоятельно рекомендую вернуть. Это возмутительная наглость и пренебрежение нашей культурой. Надеюсь, виновник будет найден и наказан».

Эльв разжал ладонь, связь оборвалась. Но камень тут же нагрелся и засветился, показывая, что кто-то с той стороны желает ответить ему. Не без некоторого волнения Эрвингалар снова стиснул ладонь, принимая сообщение:

«Приветствую Вас, господин Эрвингалар, - услышал он. - Я, архимаг Марен, выражаю Вам свое почтение и сообщаю, что мне неизвестно о местонахождении реликвии. Разумеется, я проведу расследование среди магов Лавергена, но, возможно, вы и сами захотите это сделать: мы планируем один магический эксперимент, для проведения которого рискнем войти в Туманную Долину и посетить Эллерское озеро. Точное время прибытия сообщить не могу, но, думаю, Вам не составит труда нас встретить».

И связь оборвалась. Этот краткий разговор всколыхнул в нем ту тоску, что он так упорно пытался забыть. Велик был соблазн взять еще один камень, связаться с Ламнискатой и попросить отыскать Ее – женщину, что посмела оставить его в одиночестве. Но мгновение слабости миновало, и Эрвингалар решительно закрыл шкатулку. Пора забыть о Ней и жить дальше. Тем более, что впервые за много десятилетий в Приморье прибудут гости. Если, конечно, магам удастся пройти сквозь Долину Туманов.

- Знаете, что мне это напоминает? - заявил Фергюс, разглядывая обнесенное красной шелковой ленточкой дерево. – Туманную Долину. Там такая же дрянь водится.

Тюлли с любопытством потянулась к ветвям, покрытым колышущимися полупрозрачными трубочками-щупальцами, похожими на морские полипы, но Илиган хлестнул ее по руке. Девушка обиженно прижала к груди конечность, отошла за спину к магу и уже оттуда стала разглядывать фантасмагорическую картину. Дерево едва слышно гудело и светилось розовым. Наверняка в темноте это выглядело очень красиво.

- Пакость, - коротко прокомментировал Атуан и сплюнул. – Что это вообще такое?

- Дерево-вырожденец, - пожал плечами Фергюс. – В Туманной Долине таких много, только там они как-то более к месту: все-таки, магическая свалка, защитный барьер для Приморья. И много у вас тут этой дряни произрастает?

- Первый раз вижу, - скривился Илиган. – Но, честно говоря, я не любитель путешествовать. Атуан, ты такое раньше видел?

- Деревья – нет. А вот лося с плесневелыми рогами видел. И всеядных слизней размером с десятилетнего ребенка, - ответил полуэльв.

- Фу, - кратко прокомментировал Илиган.

Они наткнулись на это дерево почти сразу, как только покинули деревню. Местные заботливо обнесли его ленточкой, чтобы предостеречь путников. Впрочем, Атуан ради эксперимента все-таки бросил в гущу полипов кусочек вяленого мяса. Дерево тут же всколыхнулось, затрепетало, задвигало прозрачными конечностями, и от мяса не осталось и следа. Трогать нежные розовые щупальца всем резко расхотелось.

- Куда катится мир, - ворчал Илиган, когда они отошли от «достопримечательности» и углубились в лес: Атуан по-прежнему старался не пользоваться торговыми трактами, опасаясь преследователей. – Какой придурок наколдовал эту пакость и зачем?